Реферат Сообщество прав человека в контексте российского гражданского общества
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
«Санкт-Петербургский архитектурно-строительный университет»
Реферат на тему:
Сообщество прав человека в контексте российского гражданского общества.
выполнила: студентка группы 4-ЭС-4
проверил:
Никитин В. Ю.
Санкт-Петербург
2009
Содержание
Сообщество прав человека в контексте российского гражданского общества 3
Основные вехи становления правозащитного
движения в России 6
Современное положение правозащитного сообщества
в России 9
Будущее прав человека в России 13
Список использованной литературы 23
Сообщество прав человека в контексте российского гражданского общества.
О сложностях анализа гражданского общества в России написаны целые тома. Существует множество определений того, что понимается под гражданским обществом. Как правило, подразумевается некая сеть некоммерческих негосударственных организаций, обладающих тремя основополагающими характеристиками:
1.Независимость от органов государственной власти.
2.Не претендуют на власть (что отличает их от политических партий).
3.Построены на принципе горизонтальных связей (эти связи отражают добровольный, равный характер отношении).
С каждой из этих характеристик возникают свои сложности и исключения.
Во-первых, с независимостью от государства не все так просто. Сокращение финансирования западными фондами российских гражданских проектов заставляет НКО обращаться за ресурсами к государству, прежде всего к Общественной палате.
Властные структуры часто изъявляют готовность взять на себя координацию всей правозащитной деятельности в регионе, что вызывает естественное несогласие лидеров общественных организаций. С другой стороны, иногда правозащитники - общественники отказывают властным структурам в самом праве занижаться правозащитной деятельностью. По сути, уполномоченный по правам человека Омбудсман выступает неким посредником, модератором в диалоге между государством и обществом.
ГОН ГО — общественные организации, чье рождение инициировано федеральными или региональными структурами государственной власти в форме многочисленных исследовательских институтов, центров, объединений, фондов экс-чиновников или экс-партийцев. ПОНПО - (РONPO –Profit-Oriented-Non-Profit-Organizations — коммерческие некоммерческие организации). Структуры, создаваемые крупными бизнес- корпорациями для продвижения своих интересов в социуме, под видом независимых общественных объединений. Существует еще один феномен — МАЖЮ — общественные организации напрямую созданные мафией. Таким образом, независимость российского гражданского общества от государства (и важно дополнить - от бизнеса) остается под большим знаком вопроса.
Вторая характеристика — отсутствие претензий структур гражданского общества на власть. Любой мало-мальски значимый вопрос в России, автоматически становится «политическим», скатываясь к крылатой фразе: «Да тут всю систему надо менять».
Каждый раз обращаясь за помощью, даже в тех случаях, когда проблему можно было решить силами местного сообщества. Унитарность мышления, ориентация па одного властного моносубъекта — это типичные черты матрицы российской государственности. Государство, приходя однажды на новые площадки по зову гражданских активистов, остается там навсегда.
Если в 1990-е и 2000-е годы гражданские активисты могли оказать поддержку своим требованиям к власти в виде многотысячных митингов и давления международных организаций, то сегодня процесс обмена происходит во время гражданских переговоров, принципиально отличающихся от устаревших круглых столов.
Гражданские переговоры проводятся по предварительно согласованной сторонами повестке и формализованной процедуре. Участники переговоров обладают компетенцией и полномочиями, позволяющими им принимать исчерпывающие решения по предмету переговоров. Переговоры предполагают: протокольное фиксирование всех решений и взаимных обязательств; обязательное подписание итогового документа, вне зависимости от результатов переговоров: создание временных рабочих групп (определение органов), отвечающих за реализацию договоренностей, допустимых в ходе переговоров.
К сожалению, зависимая позиция прослеживается в повседневной практике большинства НКО. Гражданская деятельность в России реактивная в том смысле, что активисты вынуждены выстраивать свою стратегию, реагируя на поступки власти. И мало кто может предложить собственную повестку дня, свои правила игры.
Третья характеристика гражданского общества — принцип горизонтальных связей. НКО действительно формируются на добровольной основе, имеют равный характер отношений.
Важно обратить внимание на существующую территориальную асимметрию. Большинство НКО расположены в крупных городах, в то время как в районах находятся их представительства. Так, по данным Управления федеральной регистрационной службы, в Пермском крае насчитывается 3695 некоммерческих организаций, — 77,5 % из них размещено в Перми, а например, в Коми-Пермяцком округе всего — 1,27 %, которые находятся только в Кудымкаре.
Перечень названных проблем и противоречий, с которыми сталкивается гражданское общество в России сегодня, далеко не полный. Анализ исторических трендов поможет лучше оценить сегодняшнее положение дел.
Одно предварительное замечание. Практически во всей литературе, рассматривающей эволюцию прав человека в России, используется термин «правозащитное движение». Поскольку речь идет о становлении институтов, механизмов, правил игры, то историю правозащитников представляет собой историю «движения». Насколько термин «сообщество» может быть применен к данному феномену, вопрос дискуссионный.
Основные вехи становления правозащитного движения в России.
Как известно, понятие «правозащитник» в России впервые попадает в языковой оборот в конце 1965 года, когда во время судебного процесса над писателями Ю. Даниэлем и А. Синявским состоялась демонстрация протеста на Пушкинской площади в Москве. Её участники развернули плакаты с призывом соблюдать Конституцию, а также обеспечить открытый характер судебного заседания. Инициатором демонстрации был математик и поэт, сын Сергея Есенина Александр Есенин-Вольпин. Он один из первых стал пропагандировать такую непривычную для советского сознания мысль, что законы следует понимать в соответствии с их смыслом, а не так, как их трактует начальство.
В январе 1967 года был арестован Александр Гинзбург за составление машинописного сборника материалов по делу Синявского и Даниэля. Чуть раньше арестовали трех его товарищей — активистов- самоиздатчиков.
Кроме того, в это время в ноле зрения активистов впервые попадают общественные проблемы, отличные от тех, что были связаны с подавлением свободы творчества. Репрессии против них ставили вопрос уже не о творческой независимости, а о свободе мнений, свободе слова, свободе печати. В 1966-1968 годы правозащитники обращаются к проблеме наказанных народов (крымских татар, немцев Поволжья и др.) и проблематике, связанной с подчиненным и зависимым состоянием Православной Церкви.
С 1966 года правозащитниками стала организовываться материальная помощь политзаключенным (деньги, теплые вещи, книги, продукты и т.д.). Первая такая помощь поступила в мордовские лагеря, в которые были отправлены Синявский и Даниэль. В 1969 году был создан специальный фонд помощи детям-заключенным.
1968 год ознаменовался для правозащитников еще одним значимым событием: 30 апреля удалось выпустить первый номер информационного бюллетеня правозащитного движения «Хроника текущих событий», она сообщала об увольнениях, чистках, обысках, допросах, арестах и судебных преследованиях по политическим мотивам, о положении политзаключенных в лагерях, тюрьмах, спецпсихбольницах и т.д.
20 мая 1969 года была создана инициативная группа по защите прав человека в СССР из 15 человек. Ее деятельность началась с петиций в ООН с просьбой защитить попираемые в СССР права человека. Но из-за арестов активистов к 1975 году группа практически прекратила свою деятельность.
Следующей правозащитной организацией, возникшей в ноябре 1970года по инициативе трех московских ученых, В. Н. Чалидзе, А. Д. Сахарова и А. Д. Твердохлебова, стал Комитет прав человека. В него вошли член-корреспондент Академии наук И. Шафаревич, А. Вольпин, Б. Цукермап, А. Солженицын, А. Галич. Комитет не осуществлял практической правозащитной деятельности, а занимался сравнением обязательств СССР по международным пактам о правах человека и советского законодательства, правом на защиту в советском суде, выработкой рекомендаций и т.д.
Комитет был признан на международном уровне, став в июне
1971года филиалом Международной Лиги прав человека при ООН,
Юнеско и МОТ, коллективным членом Международного института права.
В 1976 году, после подписания заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, включающего ряд положений, касающихся соблюдениями странами-участницами прав человека, образовывается группа содействию Хельсинских соглашений, более известная под названием Московская Хельсинская группа (МХГ). В ее состав вошли Ю. Орлов, Л. Алексеева, Е. Боннэр, А. Гинзбург, П. Григоренко.
Начало 1980-х годов ознаменовалось усилением репрессий, которые в отличие от предыдущих стали осуществляться но всем направлениям инакомыслия, в том числе против лидеров правозащитного движения и открытых общественных организаций.
Январь 1980 года. А. Сахаров указом Президиума Верховного Совета СССР выслан из Москвы в Горький.
1980-1982 годы М, многочисленные аресты членов правозащитных ассоциаций.
1982 год. Московская Хельсинская группа вынуждена заявить о самороспуске.
1983 год. Прекращается издание «Хроники текущих событий».
1984 год. Под давлением КГБ прекратил открытое существование
Фонд помощи политзаключенным и их семьям.
Возросла суровость приговоров за правозащитную деятельность, вошли в систему повторные аресты по истечении срока заключения, заметно ужесточился режим в лагерях и т.д. Разгром правозащитных ассоциаций и изданий в 1980-1984 годах стал первой антидиссидентской кампанией, увенчавшейся победой власти.
Перестройка ознаменовала собой новый этап развития в виде появления огромного количества гражданских организации, клубов, движений и т.д. В течение нескольких месяцев по стране появились сотни независимых общественных ассоциаций, через три-четыре года их уже были тысячи. Они возникали вокруг конкретных политических, социальных, экономических, культурно-просветительских вопросов.
Конец 1980-х — начало 1990-х годов для гражданских организаций, в том числе и правозащитных, — это период накопления сил, латентного развития, период профессионализации. Так, в 1989 году возобновляет свою деятельность Московская Хельсинская группа, создается Всесоюзное историко-просветительское и благотворительное общество «Мемориал», которое возникло из идеи поставить памятники жертвам политических репрессий в городах и на местах лагерей. В 1993 году была учреждена должность Уполномоченного по правам человека в РФ.
Всплеск вокруг правозащитного движения произошел с началом первой чеченской войны в 1994-1996 годы. Резкая оппозиция большинства правозащитных организаций политике правительства в Чечне расколола общество на два лагеря: одни поддержали правозащитников, другие — власть. Именно тогда прозвучали первые обвинения правозащитников в «антигосударственных настроениях».
Еще в 1998 году был создан постоянно действующий круглый стол московских правозащитников «Общее действие», в который вошли представители более двух десятков организаций. В 2001 году в Москве собрался чрезвычайный съезд правозащитных организаций России для представителей более 300 организаций из регионов страны. Появляются общероссийские структуры, такие как Сеть НПО против расизма и дискриминации и Сеть по защите и продвижению социальных и экономических прав. Чуть ранее возникло Молодежное правозащитное движение, объединяющее на сегодня более 120 организаций и 1000 активистов из России. СНГ, Восточной Европы и других регионов.
За плечами правозащитного движения на сегодняшний день — путь от неформальных гражданских инициатив, деятельности разрозненных и подвижнических диссидентских групп к стабильно работающим, открытым неправительственным организациям, коалициям, сетям, ассамблеям.
Современное положение правозащитного сообщества в России.
Несмотря на столь длительную эволюцию, в России до сих пор не понятно, что же такое права человека. Иначе, что является предметом деятельности правозащитного сообщества?
Политзаключенный, жертва милицейского произвола, обманутый потребитель, пенсионер с нищенской пенсией, дискриминируемый представитель секс-меньшинств, жилец, жалующийся на соседей, и отчисленный студент — все они ссылаются на права человека, вкладывая собственные смыслы в одно и то же понятие. Более того, правозащита в России начиналась с защиты социальных прав, порой не имеющих никакого отношения к правам человека. Первые правозащитные организации, которые стали возникать уже после принятия новой Конституции, — это бесплатные юридические приемные, куда люди, у которых нет денег на адвокатов, могли обратиться за юридической помощью. Но, как правило, подавляющее большинство этих обращений не было связано с попранием гражданских и политических прав, они были по поводу социальных прав: пенсии, детские пособия, незаконные увольнения с работы, задержки зарплаты, коммунальные платежи».
Наблюдается очевидное расхождение между понятием прав человека, существующим в обществе (извне правозащитного сообщества) и в самом правозащитном движении. Права человека различают на конвенциональные и неконвенциональные. Конвенциональные нрава человека — общепринятые права, общественное благо которых не подвергается сомнению, по поводу которых в обществе достигнуто согласие. Нарушение этих прав всеми осуждается. Например: неприкосновенность жилища, запрет рабства, запрет произвольных арестов, свобода вероисповедания и т.д.
Неконвенциональные права — в отношении которых нет общественного консенсуса, они оцениваются как благо далеко не всеми и далеко не всегда. Общественное мнение не требует их повсеместного и обязательного соблюдения. Например: презумпция невиновности, свобода слова, запрет жестокого обращения в местах лишения свободы, неприкосновенность частной жизни и т.д.
Можно сказать, что нрава человека — это моральные нормы, кодифицированные в праве, защищающие человеческое достоинство и свободу личности от произвола власти.
Выделяют два идеальных типа восприятия современного правозащитника. Это «борец» и «профессионал». «Борец» — модель, сформированная на основе завышенных требований к личностным качествам правозащитника. Модель «профессионал» снижает общественное значение правозащитной работы. Можно сказать, что модель «борца» носит политический характер. Она остается доминирующей.
«Профессионал» — это модель восприятия, которая становится востребованной теми, кто был молодым в начале демократических реформ, то есть нынешними 35-40-летними.
Эксперты, говоря о «правозащитниках-профессионалах», обычно подразумевают людей так называемой «второй волны», тех, кто пришел в сообщество в 1990-е годы.
«Борец» — это образ диссидента, задающего высокие требования к личностным качествам правозащитников.
Как трактует это один из правозащитников, для людей этот образ имеет «некий сакральный смысл, предполагает ореол мученика. Если ты в прямом смысле слова не отдаёшь себя, то, к сожалению, увы, ты этого высокого звания в глазах общества не достоин... И желательно, если бы ещё убили. Убили, вот тогда было бы совсем замечательно! И в музей можно поместить и памятник поставить сразу!».
Между этими двумя моделями существует явный внутренний конфликт, так как чрезвычайно трудно сочетать профессионализм с энтузиазмом.
Существуют несколько типов правозащитных сообществ. Первый тип — это «правозащитная корпорация» — организация, где статусные позиции имеют, как минимум, больше двух ступеней: лидер актив. Речь идет об организациях с развитой структурой управления, разделенными зонами ответственности (региональными филиалами — хотя и необязательно), четким распределением ролей, документооборотом, уставом, должностными инструкциями и т.д.
В качестве примера можно привести Международный «Мемориал», Московскую Хельсинскую Группу и т.д. Такие корпорации отличаются от бизнес-структур лишь некоммерческими целями в уставе.
Второй тип — «организации скорой помощи». В отличие от корпорации, минимум организационных форм. Организация создается для оперативной работы «здесь и сейчас». Устав, членство, как правило, вынужденная мера. Организация — не цель, но средство. Главное — конкретная помощь людям. Они работают с массами и широкими группами, искренне желают оказывать помощь всем пострадавшим от любого произвола: от родственников, соседей, коммерческих структур и т.д. Единственное ограничение - направление деятельности, специализация.
Третий тип — это «правозащитная сеть». В основе — актив, которому принадлежит организационный суверенитет. Сеть может быть как постоянно действующей, так и возникающей стихийно. Может состоять из сторонников как в одном городе, так и по всей планете. Может создаваться только виртуально или под один конкретный проект. В ее основе мобильность, гибкость, размытые границы, личностная коммуникация участников.
Наконец, четвертый тип организации — это «правозащитный клуб». Это союз единомышленников, как правило, друзей, чьи взаимоотношения далеко выходят за рамки сугубо профессиональных. Формализованные процедуры — часть ритуала по выражению симпатий и признанию личных заслуг. Деятельность строится на доверии, межличностной коммуникации, симпатиях и антипатиях, привязанностях, с учетом персональной специфики. В минусе — если работа встанет на пути такой дружбы, значит, это «неправильная» работа. В плюс отнесем — максимум внимания к персоналу, отношение к делу «с душой», следовательно, личная ответственность.
Так или иначе, современные правозащитники — это правопреемники диссидентов.
«Общая религия», которая в далеком прошлом родилась из откровения, снизошедшего на «праотцов», затем подверглась гонениям, в результате чего верования предков стали священными и особо почитаемыми, а сохранение этого наследия священным долгом и обязанностью потомков.
Будущее прав человека в России
Представляется, что будущее прав человека в России не связано с сегодняшним правозащитным сообществом. Права человека как моральные нормы, безусловно, будут занимать определенную нишу в гражданском обществе. Знамя прав человека будет кем-то подхвачено, а символический бренд использован. На наш взгляд, монополия правозащитников на роль медиумов прав человека будет окончательно подорвана. Приметы этого уже видны в условиях все возрастающего общественного дискурса о пересмотре места и роли как правозащитных организаций, так и всей системы прав человека в России. Если сегодня какое-то лицензирование, пусть даже на уровне «нерукопожатия», еще возможно, то через несколько лет правозащитное сообщество может полностью утратить контроль над этим процессом. Эталон все больше размывается.
Складывается впечатление, что современное правозащитное сообщество потеряло способность к инновациям. Оно замерло, остановилось в своем развитии, не способно выдвигать собственную повестку обновления. Правозащитники привыкли к размеренному ритму и не хотят включаться в современную гонку, боясь потерять ореол собственного величия. Необходимо вдохнуть в правозащитное сообщество жизнь, эмоции, страсти, высвободить инновационную энергию.
Почему это так жизненно важно для выживания современных правозащитных организаций? Специфика современной конкуренции заключается в том, что речь идет не просто о создаваемых отдельных преимуществах, а о поколенческих разрывах. И сегодня развитие идет именно такими гигантскими темпами в очень сжатые сроки, поэтому разрыв в одно поколение означает отставание на целую эпоху.
Необходимо развитие общественного капитала правозащитной деятельности. В настоящее время правозащитное сообщество переживает кризис доверия.
Правозащитное сообщество должно научиться вырабатывать и продвигать собственную повестку дня для страны, занять свою нишу в модернизационных процессах.
Пока же у правозащиты нет внятной собственной политики в отношении реализующейся государственной модернизации (государственных реформ), а у государственного реформирования нет осознанной необходимости включить в реформы цели, связанные с формированием и поддержкой гуманитарных правил.
Правозащитники могут выступить посредниками в зонах межгрупповых конфликтов. Одна из задач гражданского общества состоит в сокращении издержек (коррупции, преступности, интолерантности и др.), в создании благоприятной для творчества атмосферы (гражданские свободы, защита прав, участия и др.), поощрении инициатив, ответственности, доверия, разумности, популяризации «контрактного» подхода к решению социальных проблем. Как минимум, правозащитники могут участвовать в продвижении реформ.
Наконец, крайне необходима «демократизация» правозащитного языка. Сегодня правозащитные тексты специализированны, скучны, монотонны и ориентированы вовнутрь сообщества. Они не конкурентоспособны с эмоционально насыщенными потоками внешних медийных сообщений. Правозащитные тексты изобилуют словами: «унижение», «страдание», «вопиющее нарушение» и т.д. Раздражают оценочные эпитеты и вообще формулировки без достаточного основания, неубедительность, газетная лексика. Кроме того, жизненно необходимо расширение меню образов правозащитников в информационном пространстве: показать правозащитную деятельность с человеческим лицом (правозащитник как герой светской, «гламурной», спортивной и т.д. рубрик), как особое жизненное пространство. Важно продвигать «истории успехов прав человека в России».
Нужны новые свежие лица. Сегодняшний кризис молодежного капитала в правозащите просто катастрофичен. Принципиально важный момент — речь идет не о техническом персонале. Профессионалов можно вырастить, речь о будущих «стратегирующих смыслотворцах», гуманитарно-гражданских мыслителях, формирующих и влияющих на «повестку дня». О тех, кто сегодня кипит от юношеского максимализма и носится с миро-потрясательными идеями, путаясь под ногами взрослых. И вот таких молодых «бунтарей» крайне мало в правозащитных организациях, они уходят в другие поля, не видят в сообществе своей взлетной полосы.
В большинстве своем правозащитные лидеры сами не видят смысла инвестировать ресурсы в молодежь. Конечно, это социально одобряемо, под такие проекты дают гранты, это стратегические инвестиции в будущее, по при этом мало какие правозащитные организации могут реально похвастаться многочисленными армиями волонтеров, сочувствующих, поддерживающих.
Правозащитному сообществу, но сути, нечего предложить молодежи, а если есть, то оно не знает, кому именно предлагать, а если знает кому, то не знает, где их искать. Публичные пространства молодежи и правозащитного сообщества расположены в разных плоскостях. Правозащитники до сих пор ищут молодых в студпрофсоюзах, через объявления в вузах и под политическим фонарем. Но даже если находят, не умеют правильно сделать предложение.
Вариант правозащитной карьеры сегодня только горизонтальный, в то время как можно расти «вширь» — распространяя свое влияние на другие организации и сети. «Вверх» расти некуда, особенно в регионах. Членство в правозащитной организации дает скорее издержки, чем выгоды. О серьезных гонениях со стороны власти говорить пока рано, но отдельные неприятности в работе или учебе весьма вероятны.
Главное конкурентное преимущество правозащитников в борьбе за молодежный капитал — это «бесплатный вход» в сообщество. Чтобы начать заниматься правами человека, достаточно просто прийти в правозащитную организацию. Приходят те, кто не смог пройти «бизнес-карантин», у кого пет карьерного трамплина в виде денег, связей родителей, престижного образования и проч. Замечательные исключения, которые иногда встречаются, не меняют этой глобальной тенденции.
Самый важный момент — это выстраивание взаимоотношений «традиционного, постдиссидентского правозащитного сообщества» с новыми «актерами по защите человеческого достоинства и свободы личности от произвола власти». Этот длинный термин специально введен и поддерживается, поскольку новые актеры часто не ассоциируют себя с правами человека, не называют себя правозащитниками, используют нетрадиционные гражданские технологии, расширительно трактуют проблематику «нрав человека» или намеренно позиционируют себя в качестве альтернативы «классической правозащиты».
Именно с этими новыми игроками, вероятно, с вязано будущее прав человека в России, поэтому столь важно остановиться на них подробней.
Сразу следует оговориться, что идентификация этих актеров — крайне сложная задача, поскольку их становление находится на первоначальном этапе, а места обитания еще не достаточно обжиты. Правозащитники все время ищут новых игроков на старых площадках. Новые молодые актеры расположены вне поля зрения правозащитного сообщества. Они просто не идентифицируются правозащитниками в качестве таковых. Молодые гражданские актеры не собираются создавать крупные организации, они чураются юридических статусов, более спонтанны, социально невесомы, порой просто остаются анонимными. Их цели представляются классикам несерьезными, иррациональными, лежащими в плоскостях субкультурных и эстетических, то есть за рамками ООНовской парадигмы прав человека.
Если под традиционным гражданским активизмом подразумевается «публичная, системная, коллективная деятельность по отстаиванию общественных интересов», то в случае с новыми актерами ни одна из данных позиций не является обязательной. Их интересы, скорее, сосредоточены в нейтральной публичной сфере, где не участвует ни государство, ни бизнес, в лакунах формирующихся российских социальных конвенций.
Правозащитное сообщество до сих пор ждет повторения 1960-х годов, которого уже не случится. Новые актеры бегут от любых форм политизации и ответственности за страну. Их ответственности хватает ровно настолько, сколько они могут унести. Их методы подчас далеки от практик правозащитников первой и второй волны, сравнивающих защиту прав человека с академической рутиной в точности и взвешенности решений. Младоактеры не претендуют на изменение мира, системы, они довольствуются в пределах досягаемости их личных интересов. Они идентифицируют новые виды власти, которые оказываются вдали от стен Кремля. Их деятельность эпизодична, носит мерцающий характер.
Кроме того, правозащитники пытаются отыскать этих новых игроков, используя старую систему мониторинга (сканируя газеты, радио и телевидение по ключевым словам, традиционным для словаря гражданских активистов). Их идентификационные маяки находятся в других плоскостях (блоги, форумы, социальные сети вроде «Контакта. ру» и «Одноклассников» и т.д.).
В результате одной из экспертных встреч был составлен открытый перечень известных участникам экспертного совещания социальных конфликтов, в которых, как предполагалось, высока вероятность «правозащитных реакций» и выходов на идеологию прав, свобод и достоинства человека:
• конфликты, связанные с самоорганизацией граждан как квалифицированных и активных потребителей услуг государственных сервисов (движение автомобилистов; движение обманутых дольщиков; движение против уплотнительной застройки; одиночная или групповая борьба за повышение качества услуг конкретного ЖКХ; «потребительские бойкоты»; протесты отдельных групп бюджетников, родительские школьные комитеты, студенческие группы и т.д.);
• конфликт, связанный с не учетом властью общественного мнения ( ветеранские организации, краеведческие группы, жители микрорайонов, движения в защиту архитектурных памятников и т.д.);
• конфликты, связанные с закрытостью для общественности или заинтересованной группы лиц процесса принятия социально важных решений (проблема лоббирования, конкурсов на занятие должностей и др.);
• конфликты, возникающие при нарушении приватного пространства (недобросовестная и навязчивая реклама в общественном транспорте и других публичных пространствах, бунт «звезд» против папарацци. протест против сбора избыточных персональных данных и др.);
• ситуации дискриминации меньшинства со стороны государства или при попустительстве государственных органов (ЛГБТ - сообщество, этнические меньшинства, диаспоры, беженцы, гастарбайтеры, конфессиональные или «этические» (пацифисты, зоозащитники и др.)
меньшинства, научные фракции, не вписывающиеся в дисциплинарную структуру академического сообщества, группы радикальных художников, писателей и т.д.);
• конфликт, связанный с невыполнением государством ранее взятых обязательств или с отказом принимать решения в соответствии с ожиданиями общественных групп (движение в пользу помощи бездомным, движение за приватизацию общежитий, малосемеек и коммуналок; движения потребителей и др.);
• конфликты, связанные с отсутствием или недостаточной ясностью правовых норм в высококонфликтных ситуациях (группы, отстаивающие права студентов, конфликты вокруг регулирования инфраструктуры Интернета или норм взаимоотношений между юзерами, конфликты, связанные с нечетким различением границ виртуального и «реального» миров и др.);
• конфликты, связанные с неизбирательностью (всеобщностью) действия всех или иных институциональных норм (неучет специфических моральных норм, ритуальных практик, особых режимов питания и т.п.): введение курса «Основ православной культуры» в школьную Программу; принуждение к воинской службе пацифистов и представителей конфессий, отрицающих насилие; принуждение к проведению опытов на животных студентов медицинских и биологических факультетов, чья специализация такой практики не требует, и т.д.;
• конфликты, связанные с действием или навязыванием спорных «традиций» или правил (движение против полной бюрократизации системы образования и публичной сферы в целом; движение за легализацию легких наркотиков, движения против ограничений, продиктованных заботой об общественной нравственности, духовности, уровне патриотизма и т.д.);
• конфликты, возникающие при попытке отдельных социальных групп «взять декларированные, но «неконвенцпональные в практике» нрава (учреждение независимых профсоюзов, проведение забастовок и манифестаций, придание гласности — «вынесение сора из избы» каких-либо фактов, имеющих внутриорганизационное значение);
• конфликты, связанные с превышением должностных полномочий государственными служащими (индивидуальные и групповые протесты против произвола и пыток в милиции; движения против расширительной трактовки компентенций тех пли иных госслужб);
• конфликты, связанные с попытками государства взять себе права на регулирование той группы социальных отношений, которые в настоящий момент относятся к сфере саморегулирования общества (наиболее заметно — в отношении к намерениям государства ввести правовое регулирование в сети Интернет, «нравственная» цензура в отношении к массмедиа, концертной и издательской деятельности и т.д.);
• Конфликты, при которых привилегии отдельных социальных групп (для государственных служащих в первую очередь) оборачиваются
унижением человеческого достоинства и дискриминацией все прочих («мигалки» на дорогах, депутатские привилегии и т.д.);
• конфликты, при которых возникает самоидентификация и чувство сострадания с беззащитной жертвой (зоозащитники, эко-защитники и др.). Среди перечисленных социальных категорий (слоев), субкультур,
неформальных объединений, активистских сред, не связанных с правозащитным сообществом, но наиболее чувствительных к правозащитной риторике, где наиболее высока вероятность выкристализования новых гражданских актеров, были названы:
• ЛГТБ - сообщество (организации и группы, защищающие пли организующие взаимопомощь в сообществе лесбиянок, гомосексуалистов, трапе тендерных и бисексуальных людей);
• атеисты и верующие, относящие себя к нетрадиционным религиозным культам ( баптисты и др.), квазирелигиозным духовным практикам («Звенящие Кедры России», трансгуманисты и др.) и «моральным общинам» (кариапцы, коммунарскис педагогические отряды и др.);
• жители общежитии (общежития — зона административного произвола и спонтанных реакций противостояния ему) и «малосемеек» (административный шантаж, вынужденное «закрепление» за предприятием, предоставляющем временное жилье и не допускающего его приватизацию);
• «студенты с переизбытком внутреннего капитала» (интеллектуально-амбициозные, нацеленные на карьеру и признание своего интеллектуального потенциала); люди с нестандартными интеллектуальными потребностями, нуждающиеся в альтернативных образовательных системах, книгоиздании и т.д.;
• социальные объединения, созданные для гуманитарной помощи и обоснованные какой-либо моральной доктриной («Еда вместо бомб», филантропические организации, общества помощи бездомным и лицам, страдающими «социальными заболеваниями»);
• политизированные объединения (не партии, а движения, сети, группы, клубы и др.); группы протеста, сопротивления, продвижения каких-либо «прогрессивных» политических убеждений — антиглобалисты, троцкисты и др., мотивированные на политическое действие вне институциализированной политики, помимо политической системы и традиционных форм политического действия;
• «нелегалы» (люди, прибывшие в страну не на законных основаниях или с непроясненным юридическим статусом — беженцы, трудовые имигранты и др.);
• «социальные хобби» (как меньшинства в отношении других: толкиенисты; когда есть авторитарное внешнее давление);
• сообщества ВИЧ/СПИД (социальные группы, имеющие потребность в сплочении перед лицом каких-либо общих проблем);
• родители детей дошкольного возраста (ущемлены в отдыхе, досуге, работе), семьи с малолетними детьми;
• сетевые коммьюнити, пропагандирующие «открытый софт», криптографию ;
• сторонники экзотических или нелегальных досуговых практик (сторонники «лигалайза» — свободного употребления легких наркотиков, люди, увлекающиеся экстремальными видами спорта, нудисты, свингеры, художники графитти, флеш-мобберы, радикальные художники);
• люди и группы, настаивающие на изменении или введении стандартов профессиональной деятельности, корреспондирующих с идеологией прав, свобод и достоинства человека (клуб региональной журналистики, «Интерньюс», сторонники прогрессивной реформы системы образования и др.);
• бывшие сотрудники правоохранительных органов, медицинских и образовательных учреждений («правдолюбы», то есть ушедшие из профессии, чтобы отстаивать этичные профессиональные стандарты);
Новые свободоориентированные актеры, скорее всего, будут действовать по так называемому принципу «правозащита 2.0» по аналогии с программным обеспечением с открытым кодом, являющимся саморазвивающейся системой, где потребители и производители «новых программ» спаяны в одно сообщество. Это будут возникающие, смешанные проектные команды из разных активистских сред, интегрированных какими-то общими проблемами: связанными с закрытостью информации, или дискриминацией меньшинств, или регулированием и продвижением прав и т.д. То есть каждый раз будут получаться разные структурно-функциональные модификации подвижных коалиций. Можно по-разному оценивать данный прогноз, как его вероятность, так и точность, но представляется, что именно актуализация указанных трендов позволит повысить адаптивность и, в конечном счете, выживаемость нового правозащитного сообщества.
Список использованной литературы.
Сообщества, как политический феномен/Сообщество прав человека в контексте российского гражданского общества/Пономарев С.В.-
М:Российская политическая энциклопедия(РОССПЭН),2009.-248 с.
