Реферат Социология политики Макса Вебера
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
Социология политики Макса Вебера
1.Введение
В начале 90-х годов в России резко возрос интерес к социологии. Однако и на Западе, давно построившем рыночное общество и намного раньше обозначившем свою осведомленность в сфере политической социологии, интерес к ней не только не угасает, но в последние годы заметно усиливается.
Макс Вебер (1864-1920) является одним из наиболее крупных социологов конца XIX - начала XX в., оказавшим большое влияние на развитие этой науки. Он принадлежал к числу тех универсально образованных умов, которых становится все меньше по мере роста специализации в области общественных наук; он одинаково хорошо ориентировался в области политэкономии, права, социологии и философии, выступал как историк хозяйства, политических инструментов и политических теорий, религии и науки, наконец, как логик и методолог, разработавший принципы познания социальных наук. Однако все Вебер изучал в историческом аспекте. Все его многотомное наследие, включающее работы по социологии и политологии, религии и экономике, методологии науки, пропитано сравнительно-историческим подходом.
2. Макс Вебер - классик мировой социологии.
Макса Вебера считают бесспорным классиком мировой социологии, энциклопедически образованным ученным, политическим и общественным деятелем. Он происходил из состоятельной и очень интеллигентной семьи. Наверное, под влиянием отца с ранних лет приобрел вкус к политике и гуманитарным наукам.
Среди его работ есть и такие, которые посвящены проблемам социологии политики, труда и экономики. Для немецких ученых 20-х годов, сообщает Р.Бендикс в своей рецензии, "Экономика и общество" Вебера являла неуклюжий документ исторической социологии, обязанный своим существованием традициям немецкого историцизма и пережиткам классического обучения конца XIX в., никак не связанного с потребностями текущего дня. Однако после второй мировой войны ситуация серьезно меняется. В центре внимания оказались политические идеи. Тогда же молодое поколение немецких социологов было занято ассимиляцией некоторых идей американской социологии. Естественно в подобном контексте веберовские работы могли быть восприняты совершенно не адекватно, так как в них содержалась критика того самого функционализма и интеракционистских моделей, которыми увлекалось молодое поколение немецких социологов. В то время как внимание немцев к социологии М.Вебера ослабевало, интерес американских социологов к веберовским сочинениям возрастал. С тех пор учения М.Вебера легли в основу американской социологии.
Формирование социально-политических воззрений теоретической позиции Макса Вебера во многом определялось общественно-политической ситуацией в Германии последней четверти XIX в, :а также состоянием науки того времени, прежде всего политической экономики, истории и социальной философии. Для общественно-политической ситуации в Германии конца прошлого века характерна борьба двух социальных сил: сходящего с исторической сцены немецкого юнкерства, связанного с крупным землевладением, и крепнущей буржуазии, стремящейся к политической самостоятельности. Формирование самосознания немецкой буржуазии происходило в эпоху, когда на исторической арене появился новый класс- пролетариат. Это определило двойственный характер немецкой буржуазии, ее политическую нерешительность и противоречивость позиции ее теоретиков. К последним принадлежал и Макс Вебер. По своей политической ориентации.
Вебер был буржуазным либералом, и его взгляды имели характерный для немецкого либерализма националистический оттенок.
Из наиболее важных последних работ Вебера следует отметить его доклады "Политика как призвание и профессия" (1919) и "Наука как призвание и профессия" (1920). В них нашли отражение умонастроения Вебера после войны, его недовольства политикой Германии в Веймарский период.
Вебер считается крупнейшим представителем немецкой исторической школы политэкономии. Правовед по образованию, он начинал свою деятельность с исследований в области экономической истории. Занимаясь экономической историей, Вебер не мог обойти Общество социальной политики и его представителей.
Сочинения Макса Вебера поражают энциклопедическим охватом социальной действительности, и не так просто оценить, в какую сферу знаний он внес больший вклад.
3. Общество социальной политики и эмпирические исследования Вебера.
В 80-90-е гг. XIX в. эмпирическая социология в Германии зарождалась как паллиативная наука - через заимствование и подражание французским и английским образцам. Созданное в 1872 г. Общество социальной политики стало основной организацией, где создавались научные каноны эмпирической социологии и проводились практические исследования. До прихода сюда Вебера Общество значительными успехами не отличалось. Главная причина таилась в отсутствии у социальных политиков глубокого интереса к методологии. Впервые серьезное внимание на методологию исследования, правильную формулировку вопросов обратил М.Вебер. Благодаря его усилиям эмпирическая деятельность Общества поднялась на качественно новый уровень. Вебер в Обществе был не только аналитиком и сравнивал свой материал с результатами более ранних исследований, чтобы обеспечить сравнительно-историческую перспективу.
Характерной чертой являлись ежегодные собрания Общества, где профессура с приглашенными министерскими работниками, промышленниками и представителями профсоюзов детально обсуждала итоги исследований и содержание отчетов. Вместо традиционного сообщения о выводах исследования Вебер в 1893 г. поставил на повестку дня политические вопросы. Он вызвал всеобщее удивление , заявив, что в силу экономических причин землевладельцы восточной Пруссии импортируют польских крестьян, а страдают интересы самой Германии. В связи с этим оказывалось весьма сомнительным использование землевладельцев в качестве респондентов, способных беспристрастно и не заинтересованно оценить ситуацию. В таком убеждение его поддержали многие члены Общества.
Таким образом, Вебер, привлеченный к анализу собранной по старым методикам информации, подверг эти методики серьезной критике.
4. Политика как призвание и профессия.
От разговора о политике как призвание непроизвольно можно ожидать высказываний и оценок по злободневным вопросам. Из данной работы я бы хотела исключить все вопросы, относящиеся к тому, какую политику следует проводить, какое , таким образом содержание следует придавать своей политической деятельности. Они не имеют никакого отношения к общему вопросу: что может означать политика как призвание и профессия. Далее, я бы хотела рассмотреть как смотрел на этот вопрос Макс Вебер.
Итак, что он понимал под политикой? Это понятие имеет чрезвычайно широкий смысл и охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству. Говорят о валютной политики банков, о дисконтной политике Имперского банка, о политике профсоюза во время забастовки, можно говорить о политике правления, руководящего корпорацией, наконец, даже о политике умной женщины, которая стремиться управлять своим мужем. Конечно, сейчас я не буду рассматривать это понятие столь широко.
Итак, политика, судя по всему, означает стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает. В сущности, такое понимание соответствует и словоупотреблению. Кто занимается политикой, тот стремиться к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям, либо к власти ради нее самой, чтобы наслаждаться чувством престижа, которое она дает.
Правовое государство Вебер предпочитает называть нетрадиционным: оно выступает у него как легальное господство. Прежде чем выяснить, почему это так, посмотрим внимательнее, что представляет собой этот тип господства. Вебер, кладет в основу легального господства целерациональные действия, то есть соображение интереса. В своем чистом виде, стало быть, легальное господство ценностного фундамента не имеет. Не случайно и осуществляющая этот тип господства бюрократическая машина должна служить исключительно интересам дела. Важно отметить, что отношения господства в " рациональном" государстве рассматриваются Вебером по аналогии с отношением в сфере частного предпринимательства.
Политическая позиция Вебера так же как и его теория господства, представляла собой существенный отход от позиций классического либерализма, теоретически представленного в Германии, в частности, неокантианцами. Теоретически это отход, как нам представляется, наиболее ярко выявился в рассмотрение им правового буржуазного государства как образования чисто функционального, нуждающегося в легитимировании со стороны внешних по отношению к нему "ценностей".
С одной стороны, Вебер выступает как представитель рационалистической традиции. Это сказывается как на его методологии, ориентирующийся на сознательное, субъективно мотивированное индивидуальное действие, так и на его политических взглядах: политические статьи и выступления Вебера с 90-х годов прошлого века направленный против аграрного консерватизма и идеологии немецкого юнкерства, которой Вебер противопоставляет буржуазно- либеральную позицию.
Сам Вебер не двусмысленно указал на связь понятия рациональности с важнейшей для него ценностью- свободой - в своей полемике с Рошером, Книсом и Майером. Человек тем свободнее, чем рациональнее его действие, т.е. чем яснее он сознает преследуемую цель и чем сознательнее избирает адекватные ей средства.
В политическом плане это сказывается в отходе немецкого социолога от классического либерализма. Этот своей отход Вебер наметил прежде всего при рассмотрении проблем политической экономии. Политэкономия, по его мнению, не может ориентироваться ни на этические, ни на производственно-технические идеалы- она может и должна ориентироваться на идеалы национальные. Нация выступает у Вебера и как важнейшая политическая ценность. Правда, нужно сказать, что его " национализм" не носил такого характера, как у немецких консерваторов. Его идеалом было сочетание политической свободы и национального могущества. Кстати, соединение политического либерализма с националистическими мотвами вообще характерно для Германии, и здесь Вебер, пожалуй, не составляет исключения; однако он дает идеям "национализма" несколько иное обоснование, чем немецкий либерализм XIX в.
Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное насилие как средство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся по господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь господствует. Какие внутренние основания для оправдания господства и какие внешние средства служат ему опорой?
В принципе имеется три вида внутренних оправданий, т.е. оснований легитимности. Во-первых, это авторитет "вечно вчерашнего": авторитет нравов, освещенных значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение. Далее, авторитет необыденного личного дара, полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого то человека. Наконец, господство в силу "легальности", в силу веры в обязательность легального установления и деловой компетентности, обоснованной рационально созданными правилами. Правда, чистые типы редко встречаются в действительности.
В данном случае я бы хотела рассмотреть прежде всего второй из них: господство, основанное на преданности тех, кто подчиняется чисто личной харизме вождя, так как здесь корениться мысль о призвании в его высшем выражении. Преданность харизме пророка или вождя на войне, или выдающегося демагога в народном собрании или а парламенте как раз и означает, что человек подобного типа считается внутренне призванным руководителем людей, что последние подчиняются ему не в силу обычая или установления, но и потому что верят в него. Правда сам вождь живет своим делом.
Конечно, главными фигурами в механизме политической борьбы не были одни только политики в силу их "призвания" в собственном смысле этого слова. Но решающую роль здесь играет тот род вспомогательных средств, которые находятся в их распоряжении. Как политически господствующие силы начинают утверждаться в своем государстве? Данный вопрос относится ко всякого роду господства во всех его формах: к традиционному, равно как и к легальному, и к харизматическому.
Штаб управления, представляющий во внешнем проявление предприятие политического господства, как и всякое другое предприятие, прикован к властелину, конечно, не одним лишь представлением о легитимности. Его подчинение связано двумя средствами, апеллирующими к личному интересу: материальным вознаграждением и социальным почетом. Политический союз, в котором материальные средства управления полностью или частично подчинены произволу зависимого штаба управления, мы будем называть расчлененным союзом.
Можно заниматься политикой - то есть стремиться влиять на распределение власти между политическими образованьями и внутри них - как в качестве политика "по случаю", так и в качестве политика для которого эта побочная или основная профессия, точно так же, и при экономическом ремесле. Политиками "по случаю" являемся все мы, когда отпускаем свой избирательный бюллетень и т.д. у многих людей подобными действиями и ограничивается их отношение к политике. Политиками "по совместительству" являются в наши дни, например, все те доверенные лица и правления партийно-политических союзов, которые - по общему правилу - занимаются этой деятельностью лишь в случае необходимости, и она не становится для них первоочередным "делом жизни" ни в материальном, ни в идеальном отношение. Точно так же занимаются политикой члены государственных советов и подобных совещательных органов, начинающих функционировать лишь по требованию. Но равным же образом ею занимаются и довольно широкие слои наших парламентариев, которые "работают " на не
Есть два способа сделать из политики свою профессию: либо жить для политики, либо жить за счет политики и политикой. Кто живет для политики, в каком-то внутреннем смысле творит свою жизнь из этого - либо он открыто наслаждается обладанием властью, которую осуществляет, либо черпает свое внутреннее равновесие и чувство собственного достоинства из сознания того, что служит делу, и тем самым придает смысл своей жизни. Именно в таком смысле всякий серьезный человек, живущий для какого то дела, живет также и этим делом. За счет политики как профессии живет тот, кто стремиться сделать из нее постоянный источник дохода; для политики - тот, у кого иная цель.
Если государством или партией руководят люди, которые живут исключительно для политики, а не за счет политики, то это означает "плутократическое" рекрутирование политических руководящих слоев. Несомненно, профессиональные политики непосредственно не вынуждены искать вознаграждения за свою политическую деятельность, на что должен претендовать всякий неимущий политик.
Руководить политикой можно либо в порядке "почетной деятельности" и тогда ее занимаются "независимые", то есть состоятельные люди. Или же к политическому руководству допускаются неимущие и тогда они должны иметь вознаграждение. Профессиональный политик, живущий за счет политики, может быть чистым чиновником на жалованье.
Подлинной профессией настоящего чиновника - это имеет решающее значение для оценки нашего прежнего режима - не должна быть политика. Он должен управлять прежде всего беспристрастно - данное требование применимо даже к так называемым политическим управленческим чиновникам по меньшей мере официально, пока под вопрос не поставлены государственные интересы господствующего порядка.
Так какие же внутренние радости может предложить карьера политика и какие личные предпосылки она предполагает в том, кто ступает на данный путь? Этот вопрос задает себе Вебер и вот, что он считает по данному поводу. Прежде всего, она дает чувство власти. Даже на формально скромных должностях сознание влияния на людей, участия во власти над ними, но в первую очередь - чувство того, что и ты держишь в руках нерв исторически важного процесса. Также необходимо отметить, что в основном три качества являются для политика решающими: страсть, чувство ответственности, глазомер.
Политика есть мощное медленное бурение твердых пластов, проводимое одновременно со страстью и холодным глазомером.
И закончить данный пункт своей работы я бы хотела словами Вебера:" Лишь тот, кто уверен что он не дрогнет, если, с его точки зрения, мир окажется слишком глуп или слишком подл для того, что он хочет ему предложить; лишь тот, кто вопреки всему способен сказать " и все- таки! ",-лишь тот имеет профессиональное призвание к политике".
5. Заключение.
Подводя итоги небольшому экскурсу в социологию М.Вебера, хочу отметить, что далеко не все рассмотренные немецким социологом проблемы политики получили здесь освещение. Свою задачу я видела не в том, чтобы дать анализ всей совокупности вопросов, так как мне это не по силам. Подобное мероприятие не по силам и ученному и даже целому научному коллективу. Оно не по силам и поколению социологов. Потому что с каждым десятилетием, с каждым витком в развитии современных обществ, принадлежащих к самым разным кладам, открываются новые возможности осмысления и интерпретации веберовского учения.
Некоторые из веберовских тем, перекликающихся со "злобой" нашего дня были затронуты в данной работе, а некоторых я даже не коснулась в своем докладе.
Властители наших дум долгое время считали, что для нравственного преображения общества достаточно экономических, политических, ну в лучшем случае также и " общекультурных" преобразований. Но, как мы видим, ни одной из этих революций в отдельности, ни всех их вместе не было достаточно для решения этой задачи.
Как добросовестный ученый, Вебер не оставлял не раскрытой ни одной иллюзии - и при принятии любого решения он просчитывал слишком много "ходов вперед", больше, чем это допустимо для политика. В этом была и его проницательность, но и его просчет: он слишком переоценивал возможности рациональной раскладки, не оставляя места для не предусмотренных, случайных моментов, которые в данном случае позволяют реально действующему человеку быть увереннее и решительнее в своих действиях.
Возможно, что более глубокое почтение текстов по социологии Макса Вебера поможет лучше разобраться во многих практических вопросах, которые ныне стоят перед Россией, несомненно, переживающей этап модернизации. Возможно учения Макса Вебера никогда не утеряют своей познавательной ценности.
Макс Вебер
и социалистическая традиция
Одним из истоков "веберовского ренессанса", возникшего в Западной Европе несколько десятилетий назад, стал интерес к той чрезвычайно глубокой по своему содержанию трактовке феномена социализма, которая проходит через многие труды и политическую публицистику выдающегося немецкого социолога. Многие ее аспекты до сих пор актуальны и вызывают многочисленные споры.
В принципе такая ситуация вполне объяснима и не может вызывать особого удивления, поскольку веберовская концепция социализма складывалась в ходе дискуссии, развернувшейся в конце XIX в. в интеллектуальных кругах Германии под влиянием быстрых и неоспоримых успехов социал-демократов, тогда еще прочно стоявших на платформе классического марксизма. В известном смысле веберовская "Речь о социализме", прочитанная летом I918 г. австрийским офицерам в Вене, является итогом этой чрезвычайно поучительной дискуссии.
До начала 1990-х гг. в отечественной научной литературе, как и в литературе других бывших социалистических стран, работы М. Вебера, посвященные этому вопросу, или обходились молчанием, или же подвергались разгромной критике [1, с. 5; 2; 3]. Например, насколько мне известно, российский массовый читатель смог впервые частично познакомиться с веберовской "Речью о социализме" только из появившегося в 1981 г. русского перевода книги британского марксиста Д. Льюиса, посвященной марксистской критике взглядов М. Вебера, которой было предпослано столь же критическое предисловие А. Г. Здравомыслова [2, с. 7, 146].
Такое отношение к веберовскому наследию, помимо известной традиции идеологического противопоставления "буржуазного" и "марксистского" мировоззрений, имело также вполне прагматическую психологическую основу: разработанная немецким ученым методология почти мгновенно позволяла выявить ахиллесову пяту "реального социализма" - резкое усиление под влиянием внутренних и внешних обстоятельств иррациональных моментов в развитии бюрократического управления, не говоря уже о том, что она могла составить опасную конкуренцию рассмотрению проблемы бюрократии в рамках классических марксистских текстов - от марксовой "Критики гегелевской философии права" до последних ленинских писем. Чтобы этого избежать, естественно, было необходимо усиливать противопоставление Маркса Веберу, изображая последнего как "буржуазного Маркса", "анти-Маркса" и т.п.
По-видимому, такого рода стереотипы были причиной того, что "Речь о социализме", при всей ее актуальности, не была включена в первый крупный, изданный по-русски, сборник веберовских работ, появившийся в 1990 г.
Инерция такой критики сказалась и при выходе первого русского ее перевода в начале 1991 г. в "Вестнике Московского университета". Тогдашняя редакция этого журнала не только снабдила предисловие переводчика собственными "критическими пояснениями", сводящимися к тому, что "далеко не все можно принять в веберовской оценке социализма" [5, с. 40], но и сочла возможным, не обращая внимания на оригинал, внести "критические поправки" в сам текст перевода, вычеркивая отдельные слова и "смягчая" некоторые веберовские выражения. Именно последнее обстоятельство делает необходимым переиздание перевода в его первоначальном виде, хотя следует признать, что его выход в свет в начале 1990-х гг. уже не мог тогда повлиять на характер дискуссии о перспективах социализма в СССР, развернувшейся с началом "перестройки". Новая политическая элита выбрала совсем другой путь, сделав, на первый взгляд, неактуальными все прежние споры.
Самому М. Веберу этот небольшой доклад о социализме, по трагической случайности оказавшийся последним текстом, посвященным теоретическому анализу данной проблемы, представлялся только началом новой серии теоретических разработок в рамках большого семестрового курса о социализме, который он намеревался прочесть в Мюнхенском университете, вернувшись после долгого перерыва к преподавательской деятельности. Характер этой работы позволяет с большой степенью уверенности утверждать, что в конце жизни у него не только сложилась вполне определенная концепция современного социализма, но и ясное представление о том какую роль играло марксистское учение в его формировании.
При всем многообразии и постоянстве обсуждения проблемы отношения Вебера к марксистской традиции [6; 7], она, по всей вероятности, никогда не сможет быть разрешена окончательно. В этом смысле обсуждение любой из веберовских гипотез, так или иначе связанных с трактовкой работ Маркса, ждет судьба бесконечного спора, продолжающегося вокруг вопроса о научной и идейной направленности знаменитой "Протестантской этики". Например, Т. Парсонсу она представлялась "опровержением Маркса" [8, p. 40; 9]. Напротив, один из друзей Вебера Г. фон Шульце-Геверниц имел не меньшее право полагать, что в этой работе "Макс Вебер развивает дальше центральные идеи марксистской теоретической конструкции(Lehrgebaude). Он присоединяется к Марксу там, где он описывает дух капитализма, но он отвергает односторонность марксовой теории, являющейся наследницей гегелевской диалектики" [10, S. XV].
В настоящее время многие ученые разделяют точку зрения, согласно которой отношение Вебера к Марксу и его учению было самым что ни на есть серьезным, и большинство его выводов, особенно сделанных в связи с обсуждением проблемы происхождения капитализма и западной цивилизации, могут свидетельствовать не о противоположности их взглядов, но, скорее, об их взаимодополнительности [11,
S. 102]. На примере "Речи о социализме" мы предоставляем читателю самому судить о том - насколько справедливыми являются столь распространенные в недавнем прошлом в марксистской литературе утверждения о том, что "Вебер изучал марксизм главным образом по работам Каутского..., а позднее по книге "Современный капитализм" (основательному изложению "Капитала") В.Зомбарта" и поэтому "оказался не в состоянии постичь концепцию развития общества через его последовательные фазы из-за ошибочной философской позиции" [1, с.181; 4, с. 144, 146].
Анализ веберовских работ, посвященных проблеме социализма, напротив, свидетельствует не только о хорошем знакомстве с классическими марксистскими текстами, но и о научном характере и направленности их критики. Например, как и Маркс, Вебер признавал всю важность и необходимость духовной и социальной эмансипации рабочего класса, понимая ее, однако, иначе, чем руководители современной ему германской социал-демократии, которые, по его замечанию, "не терпят свободы мысли, продолжая штемпелевать в головах массы раздробленную систему Маркса в качестве догмы" и "свободы совести, являющейся для них только фразой, о чем может сообщить любой берлинский городской миссионер" [12, S. 26].
Вебер был убежден в том, что предпосылки такого подхода к основополагающим ценностям европейской культуры коренятся в профетических, эсхатологических элементах марксистской мысли, ядром которых является утопия "пролетарской диктатуры", сформировавшаяся в ранних работах Маркса и Энгельса, начиная с "Коммунистического манифеста".
Вместе с тем, отвергая любую форму революционного утопизма, неизбежно связанного с идеей классового и группового насилия, Вебер никогда не утверждал, что социализм как тенденция экономического и политического развития является утопичным и поэтому неосуществимым. Об этом наглядно свидетельствует и его венская лекция. Ее своеобразный итоговый характер проявляется в многообразии затронутых в ней сюжетов и нюансов аргументации. Их анализ, естественно, выходит за рамки данного краткого предисловия. Представляется принципиально важным выделить лишь те ее моменты, которые, будучи теснейшим образом связанными с общей веберовской методологией социального анализа, не выделяются, однако, автором специально.
Фундаментальной является сама мысль Вебера о том, что "социализм самых различных типов существовал повсюду на земле в любой период и в любой стране" [13]. В этом положении весьма отчетливо отразился специфический характер дискуссии о формах социализма в немецкой научной литературе. Ее своеобразным итогом было опубликование в 1893 г. книги Р. Пёльмана об античном социализме, в которой тема параллелизма в развитии социалистических идей в классической древности и в современной Западной Европе была центральной [14]. При всех допущенных Пёльманом преувеличениях, представленный им материал позволил в дальнейшем сопоставить два явления, возникшие в античный период и уже тогда вступившие в соприкосновение. Речь идет о тенденции к формированию административно-бюрократической системы, основанной на огосударствлении экономики. Основные элементы такой системы сложились еще в древней Месопотамии, где шумерские цари III династии Ура сконцентрировали большую часть всей экономической деятельности в рамках единого бюрократического хозяйственного комплекса [15, с. 267-280; 16, с. 24-28]. Но еще дальше в этом направлении пошли македонские цари Египта из династии Птолемеев, создавшие экономическую систему, в некоторых своих чертах напоминавшую систему, созданную в СССР Сталиным [16, с. 27-28]. На основе идеализации древневосточных монархий в античный период формировались разноообразные утопические концепции общественного устройства, в основе которых лежал принцип строжайшей иерархии и руководства обществом со стороны просвещенной элиты [17]. Во многом под влиянием античной утопической литературы мыслителями эпохи Возрождения и нового времени создавались коммунистические проекты, формировавшие своеобразный интеллектуальный климат и литературную традицию, которые оказывали воздействие на идеологию европейского рабочего движения, а в дальнейшем и на марксистскую концепцию социализма.
В работах М. Вебера мы не находим, однако, отчетливо выраженного стремления сформулировать "идеальный тип" социализма на основе синтеза древних и новейших его версий, хотя, на первый взгляд, такое стремление должно было непосредственно определяться исходными принципами веберовской методологии. Тем не менее, в качестве предпосылки создания такого "идеального типа" можно рассматривать веберовский комплекс идей, сконцентрированный на проблемах происхождения, эволюции и исторических перспектив современной бюрократии.
В этом плане особенно замечательным представляется анализ Вебером тех изменений, которые произошли в США с того времени, когда А. де Токвиль в книге "О демократии в Америке" описывал политическую систему и образ жизни этой страны именно в качестве эпохальных альтернатив централизованным бюрократическим формам господства, сложившимся в Западной Европе в результате эволюции и трансформации раннефеодальных структур. Рост американской бюрократии как на федеральном уровне, так и на уровне отдельных штатов, безусловно, превращал в глазах Вебера сделанные Токвилем выводы в достояние истории, подтверждая его собственную гипотезу, согласно которой всеобщая бюрократизация, основанная на усиливающемся развитии рационального характера производства и социальной жизни, является исторической судьбой современной цивилизации, независимо от тех социально-политических форм, которыми она представлена.
Такого рода пессимистический вывод был одновременно направлен и против основного марксистского положения, в соответствии с которым социалистические производственные отношения не могут возникнуть внутри капиталистического строя. В его глазах социализм как общественная практика и тенденция политической мысли был лишь полным завершением той тенденции к всеобщей бюрократизации, которая складывается именно внутри современного капитализма. Победа социализма, следовательно, означала бы только победу иррациональной государственной бюрократии над более рациональной частнокапиталистической.
Речь таким образом идет о двух тенденциях в рамках современного индустриального общества. По мысли Вебера, победа социалистически ориентированной государственной бюрократии в политическом плане означала бы установление авторитарной диктатуры, что и подтвердил опыт Октябрьской революции в России. "Всякая борьба с государственной бюрократией бесперспективна потому, - отмечал он,- что нельзя призвать на помощь ни одной принципиально направленной против нее и ее власти инстанции... Государственная бюрократия, если уничтожить частный капитализм, господствовала бы одна. Действующие в настоящее время наряду друг с другом и в меру своих возможностей друг против друга, следовательно, постоянно держащие друг друга под угрозой частная и общественная бюрократия слились бы тогда в единую иерархию. Подобно тому, как было это в Египте древних времен, только в несравненно более рациональной, а потому неотвратимой форме" [цит. по: 1. С. 163; 18, S. 151].
Эти выводы были полностью подтверждены опытом всех тоталитарных диктатур ХХ в. Можем ли мы, однако, считать, что распад тоталитарных систем в конце этого столетия также превратил веберовский анализ феномена социализма в достояние истории? Очевидно, нет. Социализм как политическое движение и форма социальной критики, независимо от его экономического содержания и политических последствий, возник и в дальнейшем определялся поисками исторических альтернатив тем эксцессам, которые были характерны как для эпохи "первоначального накопления", столь ярко описанной Марксом в "Капитале", так и для более поздних этапов рационализации капиталистического производства и форм социальной жизни.
Происшедшая недавно трансформация социалистической системы на территории бывшего СССР и в странах Центральной и Восточной Европы, возврат этих стран на капиталистический путь развития выявили, наряду с развитием политической демократии, новые формы бюрократизации, не имевшие аналогов в прошлом и породившие новый феномен, который был назван современными учеными "бюрократической антиполитикой" [19; 20].Новое экономическое и политическое пространство, поспешно названное "постсоциалистическим", возможно, еще даст рождение новым социальным экспериментам, в которых социалистическая составляющая будет играть далеко не традиционную роль.
Теория М. Вебера, в рамках которой социализм всегда рассматривался в качестве постоянного фактора развития современной цивилизации, во всяком случае, не дает никаких оснований для вывода о том, что этот фактор станет менее значимым в будущем.
Макс Вебер
Выдающуюся роль в развитии социологии в конце прошлого н начале нынешнего века сыграл немецкий мыслитель Макс Вебер (1864-1920). В настоящее время социология Макса Вебера переживает настоящее возрождение. Вновь осмысливаются и переосмысливаются многие стороны его философско-социологических взглядов. Берутся на вооружение разработанная им методология социального познания, концепции понимания, идеальных типов, его учение о культуре, этике, социологии религии. Сегодня западные социологи рассматривают Вебера «в качестве одной из тех ключевых фигур, обращение к которым открывает перспективу плодотворного обсуждения фундаментальных вопросов социологической теории».
На философско-социологические взгляды Вебера оказали влияние выдающиеся мыслители разных направлений. В их числе неокантианец Г. Риккерт, основоположник диалектико-материалистической философии К. Маркс, такие мыслители, как Н. Макиавелли, Т. Гоббс, Ф. Ницще и др. Сам Вебер создал много научных трудов, в том числе «Протестантская этика и дух капитализма», «Хозяйство и общество», «Объективность социально-научного и социально-политического познания», «Критические исследования в области логики наук о культуре», «О некоторых категориях понимающей социологии», «Основные социологические понятия».
С точки зрения М. Вебера, социология должна изучать прежде всего поведение и социальную деятельность человека или группы людей. Однако не всякие их поведение и деятельность являются предметами изучения социологии, а только такие, которые, во-первых, осмыслены ими с точки зрения целей и средств их достижений, во-вторых, ориентированы на других субъектов, т. е. учитывают влияние на них своих действий и их ответную реакцию на это. Если действие рассчитано на ответную реакцию не со стороны других людей, а скажем, со стороны машин или природы, оно не считается Вебером социальным. Не являются таковыми и подражательные действия. Социальные действия составляют, по Веберу, систему их сознательного, осмысленного взаимодействия. В таком качестве они образуют предмет внимания так называемой понимающей социологии.
Суть дела в следующем: если действия человека осмыслены и внутренне ориентированы на что-то, то социолог должен разобраться не только в содержании этих действий и в их возможных последствиях для других людей, но прежде всего в субъективных мотивах этой деятельности, в смысле тех духовных ценностей, которыми руководствуется действующий субъект. Другими словами, надо осмыслить, понять содержание духовного мира субъекта социального действия. В данной роли социология выступает как понимающая.
М. Вебер создал и развил концепцию понимающей социологии, задачи которой, по его мнению, заключаются в том, чтобы понять и объяснить, во-первых, посредством каких осмысленных действий люди пытаются осуществить свои стремления, в какой степени и по каким причинам им это удавалось или не удавалось; во-вторых, какие понятные социологу последствия имели их стремления для «осмысленно-соотнесенного поведения других людей".
В своей понимающей социологии Вебер исходит из того, что понимание социальных действий и внутреннего мира их субъектов может быть как логическим, т. е. осмысленным с помощью понятий, так и чисто эмоциональным. В этом случае оно достигается посредством «вчувствования», «вживания» социолога во внутренний мир субъекта социального действия. Он называет этот процесс сопереживанием. Тот и другой уровни понимания социальных действий, из которых складывается общественная жизнь людей, играют свою роль. Однако более важно, по Веберу, логическое понимание социальных процессов, их осмысление на уровне науки. Их постижение на уровне «вчувствования» он характеризовал как подсобный метод исследования.
В своей социологии понимания Вебер не мог обойти проблему ценностей, в том числе моральных, политических, эстетических, религиозных. Речь идет прежде всего о понимании сознательных установок субъекта на указанные ценности, которые определяют содержание и направленность его поведения и деятельности. В то же время социолог сам исходит из определенной системы ценностей, что неизбежно сказывается на ходе и результатах его исследований.
М. Вебер предложил свое решение проблемы ценностей. В отличие от Риккерта и других неокантианцев, рассматривающих указанные выше ценности как нечто надысторическое, Вебер трактует ценность как «установку той или иной исторической эпохи», как «свойственное эпохе направление интереса». Тем самым ценности из области надысторический переносятся в историю. Эта трактовка ценностей имеет важное значение для реалистического объяснения сознания людей, их социального поведения и деятельности. Она сыграла важную роль в развитии Вебером теории социального действия.
Важнейшей составляющей данной теории является концепция идеальных типов. Вебер трактовал идеальный тип как «интерес эпохи, выраженный в виде теоретической конструкции» . Это некая идеальная модель того, что наиболее полезно человеку, что объективно отвечает его интересам в современной ему эпохе. В этом отношении в качестве идеальных типов могут выступать моральные, политические, религиозные и другие ценности и вытекающие из них установки поведения и деятельности людей, правила и нормы их поведения, а также традиции социального общения.
Идеальные типы Вебера характеризуют как бы сущность оптимальных общественных состояний - состояний власти, межличностного общения, индивидуального и группового сознания и т. д. В силу этого они выступают как своеобразные критерии, исходя из которых необходимо вносить изменения в духовную, политическую и материальную жизнь людей. Поскольку идеальный тип не совпадает полностью с тем, что есть в обществе, и нередко противоречит действительному положению вещей (или же последнее ему противоречит), он, по словам Вебера, в той или иной мере несет в себе черты утопии.
И все-таки идеальные типы, выражая в своей взаимосвязи систему духовных и иных ценностей, выступают как социально значимые явления. Они способствуют внесению целесообразности в мышление и поведение людей и организованности в общественную жизнь.
Учение М. Вебера об идеальных типах не потеряло своей актуальности. Оно служит для его последователей своеобразной методологической установкой социального познания и решения практических проблем, связанных, в частности, с упорядоченностью и организованностью элементов духовной, материальной и политической жизни.
М. Вебер выделял следующие типы социального действия: целерациональный, ценностно-рацнональный, аффективный и традиционный.
Целерациональное действие - это когда человек ясно представляет себе цель действия и средства ее достижения, а также учитывает возможную реакцию других людей на свои действия. Критерием рациональности является успех. Ценностно-рациональное действие совершается через сознательную веру в этическую, эстетическую, религиозную ценность определенного поведения. Аффективное действие происходит через аффекты, т. е. бессознательные психологические импульсы и чувства. Традиционное действие осуществляется через привычку .
В этой классификации степень осознанности наращивается от аффективных и традиционных социальных действий к ценностно-рациональным и целерациональным. В реальном поведении людей чаще всего присутствуют все указанные типы или виды действий. Каждый из них отличается своей мотивацией, а нередко содержанием и механизмом осуществления социального действия. Необходимы научные представления о них, чтобы учитывать все это. Вебер отмечает, что эти четыре идеальных типа, т. е. теоретически смоделированные им виды социальных действий, не исчерпывают всего их многообразия. Но поскольку их можно считать самыми характерными, то знания о них могут быть весьма полезными для теоретиков и практиков не только из области социологии.
Вебер исходил из того, что в историческом процессе растет степень рациональности социальных действий. Особенно это видно в развитии капитализма. «Рационализируется способ ведения хозяйства, рационализируется управление как в области экономики, так и в области политики, науки, культуры - во всех сферах социальной жизни; рационализируется образ мышления людей, так же как и способ их чувствования и образ жизни в целом. Все это сопровождается колоссальным усилием социальной роли науки, представляющей собой, по мнению Вебера, наиболее чистое воплощение принципа рациональности» .
Воплощением рациональности Вебер считает правовое государство, функционирование которого целиком базируется на рациональном взаимодействии интересов граждан, подчинении их закону, а также общезначимым политическим и моральным ценностям. Правовое государство развивается на основе целерациональных и ценностно-рациональных действий управляющих и управляемых. Похоже, что и в этом случае речь идет о теоретической конструкции идеального типа государства, не всегда и не во всем совпадающей с социальной действительностью. И все же идея правового государства как рационального сочетания интересов субъектов гражданского общества весьма плодотворна и заслуживает внимания как теоретиков, так и практиков.
Как видно, Макс Вебер касался в своих трудах широкого круга проблем из области теории и методологии социологии, оставив в их разработке заметный след. Возрождение его учения происходит именно потому, что он высказал глубокие суждения о решении сложных проблем, которые стоят перед нами сегодня. Нельзя не согласиться с Вебером в том, что «признаком научного познания является объективная значимость его выводов, т. е. истина» .
С позиции истины, пишет Вебер, приходится признать, что мировоззрение каждого человека связано с «интересами своего класса» .
Не будучи сторонником материалистического понимания истории, Вебер в то же время высоко ценил учение Маркса о роли экономических отношений в жизни общества, никогда не искажал и не упрощал это учение. Он писал, что «анализ социальных явлений и культурных процессов под углом зрения их экономической обусловленности и их влияния был и - при осторожном, свободном от догматизма, применении - останется на все обозримое время творческим и плодотворным научным принципом» . Таков вывод этого глубоко мыслящего философа и социолога, который он сделал в работе под примечательным названием «Объективность» социально-научного и социально-политического познания».
Можно сказать, что научность и объективность у Вебера не расходятся между собой. Ему присущ трезвый и уважительный подход к взглядам и теориям своих оппонентов. Все это заставляет говорить о нем как о выдающемся мыслителе. В свете сказанного современный ренессанс учения Вебера выглядит вполне оправданным. Многие высказанные им идеи получают свое дальнейшее развитие не только в странах Запада.
Анализ веберовских работ, посвященных проблеме социализма, напротив, свидетельствует не только о хорошем знакомстве с классическими марксистскими текстами, но и о научном характере и направленности их критики. Например, как и Маркс, Вебер признавал всю важность и необходимость духовной и социальной эмансипации рабочего класса, понимая ее, однако, иначе, чем руководители современной ему германской социал-демократии, которые, по его замечанию, "не терпят свободы мысли, продолжая штемпелевать в головах массы раздробленную систему Маркса в качестве догмы" и "свободы совести, являющейся для них только фразой, о чем может сообщить любой берлинский городской миссионер" [12, S. 26].
Вебер был убежден в том, что предпосылки такого подхода к основополагающим ценностям европейской культуры коренятся в профетических, эсхатологических элементах марксистской мысли, ядром которых является утопия "пролетарской диктатуры", сформировавшаяся в ранних работах Маркса и Энгельса, начиная с "Коммунистического манифеста".
Вместе с тем, отвергая любую форму революционного утопизма, неизбежно связанного с идеей классового и группового насилия, Вебер никогда не утверждал, что социализм как тенденция экономического и политического развития является утопичным и поэтому неосуществимым. Об этом наглядно свидетельствует и его венская лекция. Ее своеобразный итоговый характер проявляется в многообразии затронутых в ней сюжетов и нюансов аргументации. Их анализ, естественно, выходит за рамки данного краткого предисловия. Представляется принципиально важным выделить лишь те ее моменты, которые, будучи теснейшим образом связанными с общей веберовской методологией социального анализа, не выделяются, однако, автором специально.
Фундаментальной является сама мысль Вебера о том, что "социализм самых различных типов существовал повсюду на земле в любой период и в любой стране" [13]. В этом положении весьма отчетливо отразился специфический характер дискуссии о формах социализма в немецкой научной литературе. Ее своеобразным итогом было опубликование в 1893 г. книги Р. Пёльмана об античном социализме, в которой тема параллелизма в развитии социалистических идей в классической древности и в современной Западной Европе была центральной [14]. При всех допущенных Пёльманом преувеличениях, представленный им материал позволил в дальнейшем сопоставить два явления, возникшие в античный период и уже тогда вступившие в соприкосновение. Речь идет о тенденции к формированию административно-бюрократической системы, основанной на огосударствлении экономики. Основные элементы такой системы сложились еще в древней Месопотамии, где шумерские цари III династии Ура сконцентрировали большую часть всей экономической деятельности в рамках единого бюрократического хозяйственного комплекса [15, с. 267-280; 16, с. 24-28]. Но еще дальше в этом направлении пошли македонские цари Египта из династии Птолемеев, создавшие экономическую систему, в некоторых своих чертах напоминавшую систему, созданную в СССР Сталиным [16, с. 27-28]. На основе идеализации древневосточных монархий в античный период формировались разноообразные утопические концепции общественного устройства, в основе которых лежал принцип строжайшей иерархии и руководства обществом со стороны просвещенной элиты [17]. Во многом под влиянием античной утопической литературы мыслителями эпохи Возрождения и нового времени создавались коммунистические проекты, формировавшие своеобразный интеллектуальный климат и литературную традицию, которые оказывали воздействие на идеологию европейского рабочего движения, а в дальнейшем и на марксистскую концепцию социализма.
В работах М. Вебера мы не находим, однако, отчетливо выраженного стремления сформулировать "идеальный тип" социализма на основе синтеза древних и новейших его версий, хотя, на первый взгляд, такое стремление должно было непосредственно определяться исходными принципами веберовской методологии. Тем не менее, в качестве предпосылки создания такого "идеального типа" можно рассматривать веберовский комплекс идей, сконцентрированный на проблемах происхождения, эволюции и исторических перспектив современной бюрократии.
В этом плане особенно замечательным представляется анализ Вебером тех изменений, которые произошли в США с того времени, когда А. де Токвиль в книге "О демократии в Америке" описывал политическую систему и образ жизни этой страны именно в качестве эпохальных альтернатив централизованным бюрократическим формам господства, сложившимся в Западной Европе в результате эволюции и трансформации раннефеодальных структур. Рост американской бюрократии как на федеральном уровне, так и на уровне отдельных штатов, безусловно, превращал в глазах Вебера сделанные Токвилем выводы в достояние истории, подтверждая его собственную гипотезу, согласно которой всеобщая бюрократизация, основанная на усиливающемся развитии рационального характера производства и социальной жизни, является исторической судьбой современной цивилизации, независимо от тех социально-политических форм, которыми она представлена.
Такого рода пессимистический вывод был одновременно направлен и против основного марксистского положения, в соответствии с которым социалистические производственные отношения не могут возникнуть внутри капиталистического строя. В его глазах социализм как общественная практика и тенденция политической мысли был лишь полным завершением той тенденции к всеобщей бюрократизации, которая складывается именно внутри современного капитализма. Победа социализма, следовательно, означала бы только победу иррациональной государственной бюрократии над более рациональной частнокапиталистической.
Речь таким образом идет о двух тенденциях в рамках современного индустриального общества. По мысли Вебера, победа социалистически ориентированной государственной бюрократии в политическом плане означала бы установление авторитарной диктатуры, что и подтвердил опыт Октябрьской революции в России. "Всякая борьба с государственной бюрократией бесперспективна потому, - отмечал он,- что нельзя призвать на помощь ни одной принципиально направленной против нее и ее власти инстанции... Государственная бюрократия, если уничтожить частный капитализм, господствовала бы одна. Действующие в настоящее время наряду друг с другом и в меру своих возможностей друг против друга, следовательно, постоянно держащие друг друга под угрозой частная и общественная бюрократия слились бы тогда в единую иерархию. Подобно тому, как было это в Египте древних времен, только в несравненно более рациональной, а потому неотвратимой форме" [цит. по: 1. С. 163; 18, S. 151].
Эти выводы были полностью подтверждены опытом всех тоталитарных диктатур ХХ в. Можем ли мы, однако, считать, что распад тоталитарных систем в конце этого столетия также превратил веберовский анализ феномена социализма в достояние истории? Очевидно, нет. Социализм как политическое движение и форма социальной критики, независимо от его экономического содержания и политических последствий, возник и в дальнейшем определялся поисками исторических альтернатив тем эксцессам, которые были характерны как для эпохи "первоначального накопления", столь ярко описанной Марксом в "Капитале", так и для более поздних этапов рационализации капиталистического производства и форм социальной жизни.
Происшедшая недавно трансформация социалистической системы на территории бывшего СССР и в странах Центральной и Восточной Европы, возврат этих стран на капиталистический путь развития выявили, наряду с развитием политической демократии, новые формы бюрократизации, не имевшие аналогов в прошлом и породившие новый феномен, который был назван современными учеными "бюрократической антиполитикой" [19; 20].Новое экономическое и политическое пространство, поспешно названное "постсоциалистическим", возможно, еще даст рождение новым социальным экспериментам, в которых социалистическая составляющая будет играть далеко не традиционную роль.
Теория М. Вебера, в рамках которой социализм всегда рассматривался в качестве постоянного фактора развития современной цивилизации, во всяком случае, не дает никаких оснований для вывода о том, что этот фактор станет менее значимым в будущем.
Макс Вебер
Выдающуюся роль в развитии социологии в конце прошлого н начале нынешнего века сыграл немецкий мыслитель Макс Вебер (1864-1920). В настоящее время социология Макса Вебера переживает настоящее возрождение. Вновь осмысливаются и переосмысливаются многие стороны его философско-социологических взглядов. Берутся на вооружение разработанная им методология социального познания, концепции понимания, идеальных типов, его учение о культуре, этике, социологии религии. Сегодня западные социологи рассматривают Вебера «в качестве одной из тех ключевых фигур, обращение к которым открывает перспективу плодотворного обсуждения фундаментальных вопросов социологической теории».
На философско-социологические взгляды Вебера оказали влияние выдающиеся мыслители разных направлений. В их числе неокантианец Г. Риккерт, основоположник диалектико-материалистической философии К. Маркс, такие мыслители, как Н. Макиавелли, Т. Гоббс, Ф. Ницще и др. Сам Вебер создал много научных трудов, в том числе «Протестантская этика и дух капитализма», «Хозяйство и общество», «Объективность социально-научного и социально-политического познания», «Критические исследования в области логики наук о культуре», «О некоторых категориях понимающей социологии», «Основные социологические понятия».
С точки зрения М. Вебера, социология должна изучать прежде всего поведение и социальную деятельность человека или группы людей. Однако не всякие их поведение и деятельность являются предметами изучения социологии, а только такие, которые, во-первых, осмыслены ими с точки зрения целей и средств их достижений, во-вторых, ориентированы на других субъектов, т. е. учитывают влияние на них своих действий и их ответную реакцию на это. Если действие рассчитано на ответную реакцию не со стороны других людей, а скажем, со стороны машин или природы, оно не считается Вебером социальным. Не являются таковыми и подражательные действия. Социальные действия составляют, по Веберу, систему их сознательного, осмысленного взаимодействия. В таком качестве они образуют предмет внимания так называемой понимающей социологии.
Суть дела в следующем: если действия человека осмыслены и внутренне ориентированы на что-то, то социолог должен разобраться не только в содержании этих действий и в их возможных последствиях для других людей, но прежде всего в субъективных мотивах этой деятельности, в смысле тех духовных ценностей, которыми руководствуется действующий субъект. Другими словами, надо осмыслить, понять содержание духовного мира субъекта социального действия. В данной роли социология выступает как понимающая.
М. Вебер создал и развил концепцию понимающей социологии, задачи которой, по его мнению, заключаются в том, чтобы понять и объяснить, во-первых, посредством каких осмысленных действий люди пытаются осуществить свои стремления, в какой степени и по каким причинам им это удавалось или не удавалось; во-вторых, какие понятные социологу последствия имели их стремления для «осмысленно-соотнесенного поведения других людей".
В своей понимающей социологии Вебер исходит из того, что понимание социальных действий и внутреннего мира их субъектов может быть как логическим, т. е. осмысленным с помощью понятий, так и чисто эмоциональным. В этом случае оно достигается посредством «вчувствования», «вживания» социолога во внутренний мир субъекта социального действия. Он называет этот процесс сопереживанием. Тот и другой уровни понимания социальных действий, из которых складывается общественная жизнь людей, играют свою роль. Однако более важно, по Веберу, логическое понимание социальных процессов, их осмысление на уровне науки. Их постижение на уровне «вчувствования» он характеризовал как подсобный метод исследования.
В своей социологии понимания Вебер не мог обойти проблему ценностей, в том числе моральных, политических, эстетических, религиозных. Речь идет прежде всего о понимании сознательных установок субъекта на указанные ценности, которые определяют содержание и направленность его поведения и деятельности. В то же время социолог сам исходит из определенной системы ценностей, что неизбежно сказывается на ходе и результатах его исследований.
М. Вебер предложил свое решение проблемы ценностей. В отличие от Риккерта и других неокантианцев, рассматривающих указанные выше ценности как нечто надысторическое, Вебер трактует ценность как «установку той или иной исторической эпохи», как «свойственное эпохе направление интереса». Тем самым ценности из области надысторический переносятся в историю. Эта трактовка ценностей имеет важное значение для реалистического объяснения сознания людей, их социального поведения и деятельности. Она сыграла важную роль в развитии Вебером теории социального действия.
Важнейшей составляющей данной теории является концепция идеальных типов. Вебер трактовал идеальный тип как «интерес эпохи, выраженный в виде теоретической конструкции» . Это некая идеальная модель того, что наиболее полезно человеку, что объективно отвечает его интересам в современной ему эпохе. В этом отношении в качестве идеальных типов могут выступать моральные, политические, религиозные и другие ценности и вытекающие из них установки поведения и деятельности людей, правила и нормы их поведения, а также традиции социального общения.
Идеальные типы Вебера характеризуют как бы сущность оптимальных общественных состояний - состояний власти, межличностного общения, индивидуального и группового сознания и т. д. В силу этого они выступают как своеобразные критерии, исходя из которых необходимо вносить изменения в духовную, политическую и материальную жизнь людей. Поскольку идеальный тип не совпадает полностью с тем, что есть в обществе, и нередко противоречит действительному положению вещей (или же последнее ему противоречит), он, по словам Вебера, в той или иной мере несет в себе черты утопии.
И все-таки идеальные типы, выражая в своей взаимосвязи систему духовных и иных ценностей, выступают как социально значимые явления. Они способствуют внесению целесообразности в мышление и поведение людей и организованности в общественную жизнь.
Учение М. Вебера об идеальных типах не потеряло своей актуальности. Оно служит для его последователей своеобразной методологической установкой социального познания и решения практических проблем, связанных, в частности, с упорядоченностью и организованностью элементов духовной, материальной и политической жизни.
М. Вебер выделял следующие типы социального действия: целерациональный, ценностно-рацнональный, аффективный и традиционный.
Целерациональное действие - это когда человек ясно представляет себе цель действия и средства ее достижения, а также учитывает возможную реакцию других людей на свои действия. Критерием рациональности является успех. Ценностно-рациональное действие совершается через сознательную веру в этическую, эстетическую, религиозную ценность определенного поведения. Аффективное действие происходит через аффекты, т. е. бессознательные психологические импульсы и чувства. Традиционное действие осуществляется через привычку .
В этой классификации степень осознанности наращивается от аффективных и традиционных социальных действий к ценностно-рациональным и целерациональным. В реальном поведении людей чаще всего присутствуют все указанные типы или виды действий. Каждый из них отличается своей мотивацией, а нередко содержанием и механизмом осуществления социального действия. Необходимы научные представления о них, чтобы учитывать все это. Вебер отмечает, что эти четыре идеальных типа, т. е. теоретически смоделированные им виды социальных действий, не исчерпывают всего их многообразия. Но поскольку их можно считать самыми характерными, то знания о них могут быть весьма полезными для теоретиков и практиков не только из области социологии.
Вебер исходил из того, что в историческом процессе растет степень рациональности социальных действий. Особенно это видно в развитии капитализма. «Рационализируется способ ведения хозяйства, рационализируется управление как в области экономики, так и в области политики, науки, культуры - во всех сферах социальной жизни; рационализируется образ мышления людей, так же как и способ их чувствования и образ жизни в целом. Все это сопровождается колоссальным усилием социальной роли науки, представляющей собой, по мнению Вебера, наиболее чистое воплощение принципа рациональности» .
Воплощением рациональности Вебер считает правовое государство, функционирование которого целиком базируется на рациональном взаимодействии интересов граждан, подчинении их закону, а также общезначимым политическим и моральным ценностям. Правовое государство развивается на основе целерациональных и ценностно-рациональных действий управляющих и управляемых. Похоже, что и в этом случае речь идет о теоретической конструкции идеального типа государства, не всегда и не во всем совпадающей с социальной действительностью. И все же идея правового государства как рационального сочетания интересов субъектов гражданского общества весьма плодотворна и заслуживает внимания как теоретиков, так и практиков.
Как видно, Макс Вебер касался в своих трудах широкого круга проблем из области теории и методологии социологии, оставив в их разработке заметный след. Возрождение его учения происходит именно потому, что он высказал глубокие суждения о решении сложных проблем, которые стоят перед нами сегодня. Нельзя не согласиться с Вебером в том, что «признаком научного познания является объективная значимость его выводов, т. е. истина» .
С позиции истины, пишет Вебер, приходится признать, что мировоззрение каждого человека связано с «интересами своего класса» .
Не будучи сторонником материалистического понимания истории, Вебер в то же время высоко ценил учение Маркса о роли экономических отношений в жизни общества, никогда не искажал и не упрощал это учение. Он писал, что «анализ социальных явлений и культурных процессов под углом зрения их экономической обусловленности и их влияния был и - при осторожном, свободном от догматизма, применении - останется на все обозримое время творческим и плодотворным научным принципом» . Таков вывод этого глубоко мыслящего философа и социолога, который он сделал в работе под примечательным названием «Объективность» социально-научного и социально-политического познания».
Можно сказать, что научность и объективность у Вебера не расходятся между собой. Ему присущ трезвый и уважительный подход к взглядам и теориям своих оппонентов. Все это заставляет говорить о нем как о выдающемся мыслителе. В свете сказанного современный ренессанс учения Вебера выглядит вполне оправданным. Многие высказанные им идеи получают свое дальнейшее развитие не только в странах Запада.