Средняя общеобразовательная школа  № 352
РЕФЕРАТ

по русской литературе
Поэзия Серебряного Века.

Творчество Велимира Хлебникова.
                                                                               
                                                                           Преподаватель: Гаврилова И.А.

                                                                           Выполнила ученица 11»А» класса

                                                                                              Андриенко Маргарита
                                                     Санкт-Петербург

2007

ХЛЕБНИКОВ Велимир

(настоящее имя Виктор Владимирович)

(1885-1922)

Русский поэт, теоретик  футуризма в литературе, одна из ключевых фигур русского авангарда.
Велимир Хлебников – экпериментатор и первооткрыватель, создавший новую поэтическую вселенную. Одни называют его гением, другие сумасшедшим. Реплика О.Мандельштама: «Он был первооткрыватель, ученый, провидец, а у нас из него сделали полуидиота-шамана», - не утратила свою актуальность. Изыскания Хлебникова в области природы поэтического звука лежат в точке пересечения науки и творческой интуиции. Мир своего творчества поэт создает «из недоступных другим поэтам материалов – невидимых и неосязаемых магнитных полей истории и радиоволн будущего». Велимир Хлебников стремился создать качественно другую литературу. В одном из своих писем он заявлял: «Мы новый род люд-лучей. Пришли озарить вселенную». Эту тему он продолжает в лирике:
Люди изумленно изменяли лица,

Когда я падал у зари.

Одни просили удалиться,

А те молили:озари…
Хлебников родился в семье учёного-естественника, орнитолога и лесовода, возможно, этот факт биографии в дальнейшем повлиял на его творчество. Детские годы прошли в краях «первобытных», природа и ее голоса были для Хлебникова «своими». С помощью своего отца, одного из основателей Астраханского заповедника будущий поэт изучал животный и растительный мир, особенно царство пернатых. Мотивы языческой идиллии, столь отчетливые и красочные в его творчестве, были не надуманной мечтой о «земном рае», а свежей и цепкой, даруемой детством, памятью чувств. Эпичность поэзии Хлебникова интимна, его миф – домашний, добродушный, сказочно-яркий. Каждый образ, созданный им оказывается точным, созданным вновь. Анна Ахматова как-то заметила о стихах Хлебникова: «Это все увидено как бы в первый раз».
Зеленый леший – бух лесиный,

Точил свирель,

Качались дикие осины,

Стенала благостная ель.

Лесным пахучим медом

Помазал кончик дня

И, руку протянув, мне лед дал,

обманывая меня…
В годы студенчества в Петербурге Хлебников посещал литературные “среды” в “башне” Вяч. Иванова и “Академию стиха” при журнале “Аполлон”.

С поздним символизмом Хлебникова сближал интерес к философии, мифологии, русской истории, славянскому фольклору. Однако, не смотря на внешнее ученически-истовое следование “заветам символизма”, Хлебников был внутренне чужд этому течению, равно как и нарождающемуся акмеизму. Расхождение основывалось на коренном различии взглядов на природу Слова (языка) и Времени. Символисты и акмеисты стремились выявить в отвлечённом слове закодированные ”вечные сущности” и перемещали современность в контекст предшествующей культуры, уводили настоящее к ”первозданной ясности прошлого”.

Остро переживая позорное поражение на Востоке и удушение первой русской революции, напряжённо размышляя над ходом истории, поэт предпринял утопическую попытку найти некие универсальные числовые законы Времени, так или иначе влияющие на судьбы России и всего человечества.

Прошлое, настоящее и будущее в его утопической системе представлялись лишь фрагментами единого непрерывного Времени, эластично и циклично повторяющегося в своём круговом развитии. Настоящее, являясь вместе с прошлым частью целокупного времени, получало таким образом возможность перемещения в “научно предсказуемое” будущее. Хлебников подходит к данному вопросу как учёный-исследователь, но, будучи поэтом по своей природной сути,  он постигает Время сквозь мифопоэтическую призму и превращает предмет исследования в свою главную и пожизненную тему наряду с другим его постоянным героем своей поэзии – Словом, языком.
В пору, когда в вырей

Времирей умчались стаи,

Я времушком-камушком игрывало,

И времушек-камушек кинуло,

И времушко-камушко кануло

И врекмыня крылья простерла.

 

                                                  (1908)


 

Слово в его философско-поэтической системе переставало быть только средством передачи его культурной традиции в её смысловых и эстетических значениях, а становилось собственнозначимой и самоценной чувственной данностью, вещью и, следовательно, частью пространства.

Именно таким образом, через Время, зафиксированное Словом и превращённое в пространственный фрагмент, осуществлялось искомое философское единство ”пространства-времени”. Единство, допускающее возможность его переоформления в слове и, значит, поддающееся активному регулированию по воле речетворца.

Создавалась внешне логически-ясная концепция преодоления физического времени как пространства за счет реставрации (в прошлом) и реконструкции (в настоящем и будущем) слов-вещей и пересоздания на этой основе всей застывшей в пространстве и времени системы узаконенных художественных форм и социальных институтов. Открывалась как бы единая "книга бытия", книга Природы – утопическая мечта Хлебникова, поэтическому воплощению которой он посвятил всю свою жизнь.


Искания Хлебникова вполне согласовывались с общим путем устремленного в будущее футуризма, относившего смыслы, в противовес символистским, потусторонним отвлеченностям, к чувственным данностям. Это происходило и в живописи, также искавшей единство «пространства – времени» и насыщавшей пространственную изобразительность «четвертым измерением», т.е. временем. Не случайно поэтому после знакомства с В. Каменским, способствовавшим первой публикации поэта (Искушение грешника // Весна. – 1908. - № 10), и сближения с группой поэтов и художников (Д. Н. Бурлюки, Е. Гуро, М. Матюшин ) Хлебников становится «невидимой», но главной «осью вращения» футуризма.

           В 1910 году вышел совместный сборник группы футуристов – «будетлян» в придуманной Хлебниковым славянской огласке – «Садок судей». Позже к ним присоединились А. Крученых, Б. Лившиц и В. Маяковский. Другой сборник «будетлян» «Пощечина общественному вкусу» (1912) почти наполовину состоял из произведений Хлебникова : поэма «И и Э», «Гонимый – кем, почем я знаю?..», знаменитые «экспериментальные» «Кузнечик» и «Бобэоби пелись губы…».

На последней странице сборника была напечатана исчисленная поэтом таблица с датами великих исторических потрясений. Последней датой был 1917 год…

 Подобные расчеты Хлебникова, называвший себя «художником числа вечной головы вселенной», проводил постоянно, проверяя свою теорию кругового Времени и стараясь «разумно обосновать право на провидение»
Я всматриваюсь в вас, о, числа,

И вы мне видитесь одетыми в звери, в их

                                                                  шкурах,

Рукой опирающимися на вырванные дубы.

Вы даруете единство между змееобразным

                                                           движением

Хребта вселенной и пляской коромысла,

Вы позволяете понимать века, как быстрого

                                                         хохота зубы.

Мои сейчас вещеобразно разверлися зеницы

Узнать, что будет Я, когда делимое его –

                                                             единица.
                                                    «Числа» (1912)
Некоторые идеи Хлебникова о «жизненных ритмах» подтверждаются современной хронобиологией.

            В 1910 гг. выходят книги Х.лебникова «Ряв!», «Творения 1906 – 1908», «Изборник стихов. 1907 – 1914», получают развитие разработанные им ранее «первобытные» славяно-языческие утопии : «Змей поезда», 1910; «Лесная дева», 1911; «И и Э», 1912; «Шаман и Венера», «Вила и леший», 1912; «Дети Выдры», 1913; «Труба марсиан», 1916; «Лебедия будущего», 1918. В них поэтически формулировалась мечта Хлебникова о всесветном единении «творян» и «изобретателей» (их антиподы «дворяне» и «приобретатели») в лоне единой и всевременной матери – Природы, одухотворенной человеческим трудом. Хлебников предлагал : «Исчислить каждый труд ударами сердца – денежной единицей будущего, коей равно богат каждый живущий».

Раскрытие важной для Хлебникова темы труда в стихотворениях «Мы, Труд, Первый и прочее и прочая …», «Ладомир». Верховным представителем «творян», по мысли Хлебникова является поэт, а искусство становится проектом жизни (идея жизнестроительного искусства). Поэтические утопии и жизненное поведение поэта сливаются : начинаются пожизненные странствия Хлебникова по России как выражение особого «внебытового» существования творца.

             К 1917 г. понимание искусства как программы жизни трансформируется в обобщенно анархическую утопию о мессианской роли поэтов – тайновидцев и пророков, которые вместе с другими деятелями культуры должны создать международное общество Председателей Земного Шара из 317 членов (317 – одно из выведенных Хлебниковым «магических» чисел Времени). «Председатели» призваны осуществлять программу мировой гармонии в «надгосударстве звезды» («Воззвание Председателей Земного Шара»,1917).

За осокой грозных лет
Бегут струи любины;
Помнит, помнит человек
Ковы милой старины.
Знает властно-легкий плен.
Знает чары легких мен,
Знает цену вечных цен…

                                    «Него-неголь»
              Одновременно с созданием «первобытных» и космо – мифологических утопий поэт выступает и как мятежный автор антибуржуазных и антитехнократических гротескных пророчеств о «бунте вещей», которых, по мнению поэта, неизбежен в урбанизированном будущем, если его распорядителем станет сообщество «приобретателей» и «дворян» (поэма «Журавль», 1909; пьеса «Маркиза Дэзес», 1909 – 1911, и др.).

            В годы первой мировой войны социалистическая активность Хлебникова значительно возросла, отчетливо выявился его интерес к теме современности (в 1916 – 1917 гг. поэт служил рядовым в армии). Эта тенденция усилилась в годы революции и гражданской войны.. Хлебников, смыкаясь в гуманистическом пафосе с Маяковским, не приемлет империалистическую бойню (поэмы “Война в мышеловке”, 1915 – 1922; “Берег невольников”, 1921), но в дерзком восстании “колодников земли” он, подобно А. Блоку, видит справедливость исторического возмездия и по славянски былинный размах переустройства Вселенной на новых научно – трудовых человеческих основах (“Каменная баба”, 1919; “Ночь в окопе”, “Ладомир”, 1920; “Ночь перед Советами”, “Настоящее”, “Ночной обыск”, “Малиновая шашка”, 1921). Хлебников активно сотрудничает с Советской властью, работает в Бакинском и Пятигорском отделениях РОСТА, во многих газетах, в Политпросвете Волжско – Каспийской флотилии.

              Однако и в эти годы поэт остается утопистом-мечтателем. Главную силу, способную преодолеть “земной хаос” и объединить “творян” всего мира, Хлебников по-прежнему видел (наряду с овладением “числовыми” законами Времени ) в заново созданном, изобретенном  им “звездном” языке, пригодном для всей “звезды”- Земли. Именно этим, а не только однозначно нигилистическим эпатажем футуристов, отвергавших весь комплекс культуры прошлого (в т.ч. и язык), объясняются обширные поэтико-лингвистические эксперименты Хлебникова, сопутствующие всему его творчеству и казавшиеся многим современникам единственной самоцелью и сущностью  хлебниковской поэзии.  

Хлебников предпринял реформу поэтического языка во всем его объеме. Звук в его поэтической системе несет в себе самоценное значение, способное насытить произведения художественным смыслом .Истоки смысла несущих фонем поэт находил в народных заклинаниях и заговорах ( см. поэму “Ночь в Галиции”, 1913), бывших, по определению поэта, “как бы заумным языком в народном слове” (, - отсюда термин «заумь», «заумный язык».

Мара-рома,
Биба-буль!
Укс, кукс, эль!
Редэдиди дидиди!
Пири-пэпи, па-па-пи!
Чоги гуна, гени-ган!
Аль, Эль, Иль!
Али, Эли, Или!
Эк, ак, ук!
Гамч, гэмч, ио!
Рпи! Рпи!

                          «Боги»
Слова, разложенные на «первоначальные» фонетические значения, Хлебников собирает на основе созвучий заново, стремясь сформировать гнезда неологизмов одного корня (этот процесс он называл поначалу «сопряжением» корней, а позднее – «скорнением» ). По такой методике строились «экспериментальные» произведения : «Заклятие смехом», «Любхо» и др. Эксперимент распространялся и на синтаксис (вплоть до отказа от знаков препинания ), порождая особую ассоциативную структуру стиха на внешней основе примитивистской техники и подчеркнутого инфантилизма поэтики: раешник, лубок, анахронизм, «графоманство» и т.п. «Ребенок и дикарь,- писал  Ю.Тынянов о Хлебникове,- были новым поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые «нормы» метра и слова» .

Антиэстетическое “дикарство” и “инфантилизм” Хлебникова действительно были формой футуристического эпатажа по отношению к застывшему в общепринятых “нормах” старому буржуазному миру. Однако  целостная суть поэтико-лингвистических экспериментов была шире и включала в себя не только разрушающий, но и созидающий пофос. С уходом в послеоктябрьском творчестве  нигилистического начала поэт отказывается от многих крайностей своих экспериментов в сфере “заумной” поэтики. В то же время он продолжает поиски методов обновления жанровой структуры лирики, эпоса и драмы на пути создания единого “синтетического” жанрообразования. Сюда следует отнести неудачные хлебниковские попытки создания “сверхповестей” (“Царапина по небу”, 1920; “Зангези”, 1922), замысленных как своеобразная “книга судеб”, содержащая универсальные ключи к овладению “новыми” знаниями и законами жизнетворчества.

            Оставаясь в русле утопических идеалистических концепций, Хлебников в условиях нового времени объективно не мог объединить вокруг своего философско-поэтического учения продолжительно действующее художественное направление. Однако его художественный вклад в теорию и практику  поэзии чрезвычайно значителен (словотворчество и рифмотворчество, разработка интонационного стиха, многоголосие ритмов, философская проблематика, гуманистический пафос, жанровые новообразования и др. ). Маяковский, считавший стихи Хлебникова образцом “инженерной”, “изобретательской” поэзии, понятной “ только семерым товарищам-футуристам», говорил, однако, что стихи эти «заряжали многочисленных поэтов». Действие хлебниковского «заряда», в силовое поле которого попали Маяковский, Н. Асеев, Б. Пастернак, О. Мандельштам, М.Цветаева, Н. Заболоцкий и мн. др., распространяется и на современную советскую поэзию (В. Высоцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, представиели т.н. «рок-поэзии» и др.).