Реферат Психология социальных меньшинств
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОУ ВПО
САРАТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСИКЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНОГО И ПРОИЗВОДСТВЕННОГО МЕНЕДЖМЕНТА
ФАКУЛЬТЕТ УПРАВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫМИ СИСТЕМАМИ
КАФЕДРА МТБ
КУРСОВАЯ РАБОТА
ПО ДИСЦИПЛИНЕ: социальная психология
НА ТЕМУ: «Психология социальных меньшинств»
Студентки СКС – 23
Шумариной А.А.
Преподаватель – ассистент
Кафедры психологии
Фомина Ю.Ю.
Саратов 2006
Содержание
| Введение | 3 |
| Глава I. Влияние меньшинства | 6 |
| Глава II. Проблема социального влияния | 11 |
| Глава III. Факторы влияния меньшинства | 15 |
| Глава IV. Механизмы социального влияния | 23 |
| Заключение | 31 |
| Список использованной литературы | 32 |
Введение
Для своей курсовой работы я взяла тему «Психология меньшинства». По моему мнению, эта тема очень актуальна в наше время. Проблеме социального меньшинства посвящено значительное количество европейских экспериментальных исследований, свидетельствующих, что относительно не многочисленная часть общности, отстаивающая противоречие общепринятые взгляды, может изменить, и изменяет позицию большинства. Она (проблема социального влияния меньшинства) по праву может быть названа одной из центральных в социальной психологии: прошлое и настоящее этой дисциплины нераздельно связаны с изучением способов и последствий воздействия непосредственного социального окружения на жизнедеятельность человека. По-разному интерпретируя феномен такого влияния, авторы единодушны в одном: не обладая ни властью, ни априорным авторитетом, меньшинство прямо и косвенно воздействует на умонастроение и поведение большинства, а итоги этого воздействия, в конечном счете, сопоставимы с глубиной влияния самого большинства на меньшинство.
Вообще я считаю, что если посмотреть на проблему со стороны человеческого фактора, то положение меньшинств, как бы оно ни было защищено законом и властью, всегда непрочно. У меньшинства, старающегося сохранить свое групповое лицо, неудовлетворительность, порождаемая неизбежным ощущением непрочности положения, не так велика, как у меньшинства, которое стремится раствориться и слиться с большинством. Меньшинство, сохраняющее свое лицо, неизбежно остается единым целым, а это защищает каждого отдельного члена меньшинства, дает ему ощущение принадлежности к чему-то, охраняет его от неудовлетворенности. В случае же с меньшинством, стремящимся к ассимиляции, личность одна противостоит окружающим предрассудкам и дискриминации. Кроме того, такого человека угнетает чувство вины отступника — чувство иногда яркое, иногда смутное. Ортодоксальный еврей чувствует себя меньше неудовлетворенным, чем эмансипированный еврей. Негр на Юге в атмосфере сегрегации чувствует себя менее неудовлетворенным, чем негр на Севере, где нет сегрегации.
И опять же внутри меньшинства, стремящегося к ассимиляции, самые преуспевающие и самые неудачливые члены его (в экономике или культурной деятельности) обычно более не удовлетворены, чем остальные члены этого меньшинства. Неудачник и так чувствует себя одиноким, но когда член меньшинства хочет слиться с большинством, то неудача у него усиливает ощущение, что он всем и всему чужой. То же самое относится к членам меньшинства на противоположном конце экономической или культурной шкалы. Эти члены меньшинства обладают и славой, и богатством, но им часто трудно попасть в малодоступные круги, представляющие большинство. Это и отравляет их сознание тем, что они чужие. К тому же, имея доказательство собственной незаурядности, они уже не желают ассимилироваться, ибо ассимиляция для них становится вроде признания собственной неполноценности. Таким образом, надо думать, самые удачливые и самые неудачливые члены меньшинства, стремящегося к ассимиляции, и бывают самыми восприимчивыми к соблазнам массового движения. Среди американцев итальянского происхождения самые большие удачники и самые большие неудачники и были самыми ярыми поклонниками революции Муссолини. Те же круги среди американцев ирландского происхождения горячо отозвались на призыв Де Валера; то же и среди евреев — в отношении сионизма; самые удачливые и самые неудачливые негры в Америке — самые «расово сознательные».
В своей работе я использовала книгу Донцова А.И. и Токаревой М.Ю. Она называлась «Социальный контекст как фактор взаимодействия меньшинства и большинства». В этой книге проводится экспериментальное исследование этой проблемы на основе интеракционистской модели, которую предложил С. Московичи. Так же я использовала книгу Журавлевой А.Л. под названием «Социальная психология», в ней рассматривались вопросы положения меньшинств в обществе. Также, много информации по своей теме я нашла на сайте www.myword.ru. Там освещались разные вопросы: проблемы социального влияния меньшинства, факторы влияния меньшинства, динамика меньшинства. Так же мне понравились работы Шихарева Л.Н «Современная социальная психология», Ядов В.А. «Социологические исследования», Московичи С. « Влияние меньшинства» и многие другие.
.
Влияние меньшинства
«Исследования показали, что внушаемость и конформизм в той или иной степени присущи каждому человеку с детства и до конца жизни, но на степень их выраженности влияют возраст, пол, профессия, состав группы и пр. Под влиянием, каких факторов человек уступает группе? 1. Прежде всего, влияют характеристики самого человека: в подростковом, юношеском возрастах конформизм самый высокий, потом снижается, после 25 лет остается у каждого человека на постоянном индивидуальном уровне: причем у женщин конформизм выше, чем у мужчин, но впрочем, не всегда: если обсуждаемая проблема относится к разряду преимущественно женских видов деятельности, то женщины не уступают, а мужчины становятся более конформны. Уровень конформности зависит и от профессиональной деятельности человека. Так, высокий уровень конформности у участников оркестра (70%), а у военных выше, чем у инженеров. 2. Влияют характеристики самой проблемы, характеристики стимульного материала: чем сложнее, амбивалентнее стимульный материал, тем чаще проявляется конформность. Категориальные, качественные стимулы (а не количественные характеристики стимулов) увеличивают способность к сопротивлению групповому давлению. 3. Влияет и размер группы. Вначале предполагали, что увеличение размера группы приводит к росту конформности, но оказалось, что зависимость носит не прямолинейный, а экспоненциальный характер: когда к большинству присоединяется еще один человек, у «наивного» испытуемого конформность увеличивается, но в меньшей степени, нежели когда к большинству присоединялся предыдущий человек. Конформность возрастает с увеличением группы лишь до определенного предела (3—5—7 человек), после чего не растет, но и то лишь в случае, когда все члены группы воспринимаются человеком как независимые друг от друга, т. е. на конформность действует, прежде всего, количество воспринимаемых независимых источников информации. Влияет и степень согласия большинства. Так, при разрушении единства группового мнения, человек более смело сопротивляется групповому давлению. 4. Влияют взаимоотношения человека и группы на уровень конформности (так, когда люди работали за совместное вознаграждение и надо было принять общее решение, конформность возрастала). Чем выше степень приверженности человека группе, тем чаще проявляется конформность. Но из этого правила есть исключение: вопрос в том, ищет ли человек принятия со стороны группы? Если человек хочет, ищет принятия себя группой, он чаще уступает группе, и наоборот, если не дорожит своей группой, то более смело сопротивляется групповому давлению. Индивиды с более высоким статусом в группе (лидеры) способны довольно сильно сопротивляться мнению группы, ведь лидерство связано с некоторыми отклонениями от групповых шаблонов. Наиболее подвержены групповому давлению индивиды со средним статусом, лица полярных категорий более способны сопротивляться групповому давлению.
В чем причина конформности? С точки зрения информационного подхода (Фестингер), современный человек не может проверить всю информацию, которая к нему поступает, и поэтому полагается на мнения других людей, когда оно разделяется многими. Человек поддается групповому давлению потому, что он хочет обладать более точным образом реальности (большинство не может ошибаться). С точки зрения гипотезы «нормативного влияния», человек поддается групповому давлению потому, что он хочет обладать некоторыми преимуществами, даваемыми членством в группе, хочет избежать конфликтов, избежать санкций при отклонении от принятой нормы, хочет поддержать свое дальнейшее взаимодействие с группой.»[1]
Таким образом, я считаю, что чрезмерно выраженный конформизм — явление психологически пагубное, человек, как «флюгер», следует за групповым мнением, не имея собственных взглядов, выступая марионеткой в чужих руках, либо человек реализует себя в качестве лицемерного приспособленца, способного многократно менять поведение и внешне высказываемые убеждения в соответствии с тем, «откуда ветер дует» в данный момент, в угоду «сильным мира сего». По мнению западных психологов, многие советские люди сформированы в направлении такого повышенного конформизма. Положительное значение конформизма состоит в том, что он выступает 1) как механизм сплочения человеческих групп, человеческого общества, 2) механизм передачи социального наследства, культуры, традиций, социальных образцов поведения, социальных установок.
«Нонконформизм выступает как опровержение человеком мнения большинства, как протест подчинения, как кажущаяся независимость личности от мнения группы, хотя на самом деле и здесь точка зрения большинства является основой для поведения человека. Конформизм и нонконформизм — это родственные свойства личности, это свойства положительной или отрицательной подчиненности влияниям на личность группы, но именно подчиненности. Поэтому поведением нонконформиста так же легко управлять, как и поведением конформиста. Противоположностью конформизму и нонконформизму является самоопределение — избирательное отношение человека к любым влияниям собственной группы, которые принимаются или отторгаются в зависимости от того, соответствуют ли они убеждениям человека, соответствуют ли они целям и задачам содержания деятельности группы, т. е. решение принимается человеком самостоятельно со всей личной ответственностью за его последствия. Чем определяются взаимоотношения человека и группы? При каких условиях меньшинство может преобразовать позицию большинства? Сами по себе меньшинства могут быть разными: 1) меньшинство, чья позиция не отличается по существу от большинства, а лишь является более радикальной; 2) позиция меньшинства противостоит позиции большинства. Для того чтобы меньшинство преобразовало мнение большинства, необходимо, чтобы меньшинство было принято в группе, входило в состав группы, а не отторгнуто, не изгнано из нее; 2) чтобы меньшинство имело возможность достаточно открыто высказать свою позицию. В этом случае происходит следующая динамика внутригрупповых влияний: а) вначале у большинства складывается ощущение, что «они» (меньшинство) — «ненормальные», б) позже возникают сомнения, которые адресуются самой проблеме, самому стимулу. Может, существуют причины, внешние объективные причины, которые заставляют «их» говорить «не то»? в) позже этап сомнений в собственной позиции, т. е. пересмотр своих, способностей адекватно определить правильный ответ. Вот этот социокогнитивный, конфликт и порождает пересмотр мнения большинства в случае, если не поступает реальное жизненное подтверждение правоты позиций большинства. Если же в данный момент поступает дополнительная информация о частичной неправильности позиции большинства, процесс пересмотра мнений с уклоном к позиции меньшинства происходит быстрее, причем даже не обязательно, чтобы правота позиции меньшинства была подтверждена вескими реальными аргументами. Если «меньшинство» получает официальную власть или возможность широкой пропаганды своих мнений, процесс трансформации, изменения, пересмотра позиции большинства происходит интенсивнее. В случае, если меньшинство изгнано из группы или лишена возможности высказывать свою позицию, групповое мнение большинства долго лидирует в группе. Распространенная форма социального влияния — повиновение, подчинение авторитету, подверженность человека влиянию лица с более высоким социальным статусом. Если исключить фактор опасности для человека получить неприятности, социальное наказание в случае неподчинения лицу с более высоким статусом».[2]
Таким образом, можно сделать вывод, что с одной стороны, стабильность группового существования влечет за собой унификацию, уподобление, схожесть индивидов, входящих в группу, т. е. группе присуще стремление к гомеостазису, к уравновешиванию своих компонентов членов. С другой стороны, каждый член группы может рассматриваться как источник преобразования мнений других членов группы, т. е. и меньшинство способно повлиять на большинство в группе, т. к. не только люди адаптируются к социальной среде, но и индивиды адаптируют социальную среду к своим взглядам.
II
. Проблема социального влияния
«С начала 50-х гг. благодаря блестящим экспериментам С. Аша лидирующим по числу исследований феноменом влияния становится конформность — податливость человека реальному или воображаемому давлению группы, проявляющаяся в сближении его оценок и установок с первоначально не разделявшейся позицией большинства.
Традиционно различают внешнюю (публичную) и внутреннюю (личную) конформность. Первая представляет собой демонстративное подчинение навязываемому мнению группы с целью заслужить одобрение или избежать порицания входящих в группу лиц, вторая — действительное преобразование индивидуальных установок в результате принятия позиции окружающих либо идентификации с ними»[3].
Таким образом, можно сказать, что в отличие от внутренней внешняя конформность отнюдь не предполагает личностного принятия норм большинства: публично повинуясь при невозможности избежать давления и санкций ближайшего окружения, человек сохраняет неизменным собственное мнение. При существенных различиях оба вида конформности близки в том, что служат специфическим способом разрешения конфликта между личным и доминирующим в группе мнением в пользу последнего: зависимость человека от группы вынуждает искать подлинного или мнимого согласия с ней, подстраивать поведение под кажущиеся непривычными или ложными эталоны. Особой разновидностью той же зависимости является негативизм — стремление во что бы то ни стало поступать вопреки господствующему большинству, любой ценой утверждая противоположную точку зрения.
«Свойственные современной общественной морали романтизация независимости и отвержение послушания не должны обесценить важность конформности в жизни индивида и группы.
Солидарность с группой позволяет человеку воспользоваться весомыми преимуществами принадлежности к ней — функциональной и эмоциональной поддержкой, психологической защитой, иными значимыми для комфортного самочувствия видами групповой благодарности за верность. В то же время и группа не может сколько-нибудь устойчиво существовать, не сохраняя свои единство и целостность, не навязывая общих правил и норм поведения. Конформность, способствующая униформизации позиций образующих группу лиц, является необходимым компонентом коллективной жизнедеятельности, обеспечивающим ее упорядоченность, преемственность, стабильность.
Вопрос, следовательно, не в том, плох или хорош диктат большинства: как механизм социального контроля, он неизбежен. Проблематично другое: является ли «давление к единообразию», используя терминологию Л. Фестингера, единственным вектором «локомоции» группы? Может ли социальная общность полноценно функционировать и развиваться, подавляя и нивелируя отклоняющиеся от общепринятых точки зрения либо изгоняя их носителей? Является ли численность приверженцев некоей позиции критерием ее законности и истинности? Если да, то, как в таком случае происходит процесс нововведений? Исключают ли информационная, нормативная, статусная и прочие виды зависимости индивида от группы возможность его воздействия на нее? Могут ли, каким образом, и при каких условиях инакомыслящие индивид или меньшинство изменить взгляды членов большинства?
Именно эти вопросы определили проблемное поле серии экспериментальных исследований, начатых четверть века назад под руководством одного из лидеров европейской социальной психологии С. Московиси, выступившего «крестным отцом» концепции социального влияния активного меньшинства. Меньшинство в этих исследованиях операционально определялось как относительно небольшая (меньше половины) часть группы или отдельный индивид, разделяющие иные, чем представители большинства, нормы и ценности и не обладающие авторитетом, властью, престижем, которые позволили бы им распространить свои взгляды. В лабораторном эксперименте, являющемся главным методом изучения влияния меньшинства, роль последнего, как правило, исполняют один-два сообщника экспериментатора, якобы спонтанно демонстрирующие специфический, контрастирующий с изначальной позицией «наивного большинства» стиль поведения.
Представьте, что Вы в группе из шести человек принимаете участие в эксперименте на восприятие цвета. Поначалу все проходят стандартный тест на цветоразличение, и Вы констатируете, что все члены группы хорошо различают цвета. Экспериментатор объявляет, что сейчас он предъявит серию диапозитивов, а Вы должны громко назвать цвет (причем лишь простой, а не составной) и определить его интенсивность по шестибалльной шкале. Следует серия из 36 предъявлении диапозитива голубого, как Вы отчетливо видите, цвета, что подтверждается ответами трех других испытуемых. К Вашему удивлению, два человека на протяжении всего эксперимента настойчиво утверждают, что проецируемый диапозитив зеленого цвета.
Что происходит с Вами в подобной ситуации, смоделированной С. Московиси и его коллегами в одном из наиболее известных экспериментов? Вы не можете предположить, что у этих двух человек дефекты цветового зрения: не позволяют результаты предварительного тестирования. Их настойчивость исключает гипотезу о случайной ошибке. Казалось бы, Вам ничто не мешает проигнорировать эти «странные» ответы: не только Вы сказали «голубой», а группу никто не обязывал прийти к согласию. И тем не менее позиция этого непонятного меньшинства, столь радикально отличающаяся от взглядов остальных, не была бесследной. Более трети «нормальных» испытуемых минимум четыре раза назвали проецируемый цвет зеленым; 8,42% всех ответов большинства составили ответы «зеленый», тогда как в контрольной ситуации было лишь 0,25% ошибок. Когда после эксперимента испытуемые вновь проходили тест на цветоразличение (нужно было назвать цвет каждого из серии диапозитивов, постепенно изменяющихся от голубого до зеленого), даже те, кто ни разу явно не поддался на «провокацию» меньшинства, с излишней поспешностью — по сравнению с результатами выполнения того же задания людьми, не испытавшими воздействия меньшинства, — определяли проецируемый цвет как зеленый. По воспоминаниям одного из сообщников экспериментатора, испытуемые узнавали и останавливали его в университетских коридорах много времени спустя, делились пережитыми сомнениями, иронизировали по поводу специфичности его цветового восприятия, словом, демонстрировали типичную амбивалентную реакцию на «инакомыслящего», который, как давно известно, эмоционально отторгается и даже подвергается остракизму, но в то же время привлекает внимание, вызывает интерес, запоминается».[4]
Таким образом, результаты эксперимента позволяют сделать два вывода: 1) меньшинство способно повлиять на позицию членов группового большинства, причем это влияние имеет как явную, так и латентную формы; 2) предпосылкой воздействия меньшинства являются последовательность и настойчивость отстаивания им оппозиционных большинству взглядов. Важные сами по себе, эти выводы позволяют обозначить две главные проблемные области исследования влияния меньшинства: 1) изучение спектра факторов, определяющих возможность влияния и его масштаб; 2) анализ внутренних механизмов воздействия, в частности процесса трансформации мнений представителей большинства. Рассмотрим основные итоги эмпирического изучения этих проблем.
III
. Факторы влияния меньшинства
«Решающим фактором влияния меньшинства чаще всего называют устойчивость его поведения, проявляющуюся в жесткой фиксированности исходной позиции и последовательности ее отстаивания во взаимодействии с большинством. Так, в одном из первых посвященных этой теме экспериментов К. Фоше и С. Московиси устойчивость операционально задавалась как повтор во времени ответов определенного типа. Группе испытуемых объясняли, что они будут участниками эксперимента, в упрощенном виде воспроизводящего ситуацию перцептивного выбора при контроле воздушной навигации. Им предъявлялась серия рисунков, различающихся по четырем параметрам: размеру (большому или маленькому), цвету (красному или зеленому), форме (овальной или угловатой), контуру (непрерывному или пунктирному). Необходимо было выбрать и назвать вслух тот параметр, который был бы наиболее значим в условиях быстрого реагирования. В контрольной ситуации, где участвовали только «наивные» субъекты, четыре возможных ответа были равновероятными. В экспериментальной ситуации, где сообщник экспериментатора постоянно давал ответ, ориентируясь на один и тот же параметр «цвет», существенно возросло число аналогичных ответов «нормальных» членов группы.
В другом эксперименте тех же авторов устойчивость также была определена посредством повторов ответов одного типа. Но в этот раз от испытуемых требовалось ассоциировать каждое из предъявленного списка существительных либо с конкретным качеством (апельсин — круглый), либо с общим понятием (апельсин — фрукт). Сообщник экспериментатора, постоянно ассоциируя существительные с общим понятием, добивался заметного сдвига в пользу подобных ответов».[5]
Итак, устойчивость собственной позиции — эффективное средство изменения позиции окружающих. По данным С. Московиси, Е. Лаж и М. Наффрешу, социальное влияние в большей степени определяется устойчивостью, с которой участники дискуссии защищают свою точку зрения, чем принадлежностью их к меньшинству или к большинству.
« В эксперименте была организована дискуссия между индивидами, которые оценивали уровень демократичности общества, опираясь на два различных признака: свобода выборов; контроль со стороны государства. Одни испытуемые большее значение в оценке степени демократии придавали первому признаку, кроме того, их убедили, что связь между «свободой выборов» и «уровнем демократии» является линейной: чем большее количество выборов в данном обществе были свободными, тем выше уровень его демократии. Этих испытуемых условно обозначили как обладающих «линейным когнитивным стилем». Благодаря прочности усвоения прямой зависимости между полученной информацией и суждением их система ответов характеризовалась высокой внутренней устойчивостью.
Вторая группа испытуемых, оценивая уровень демократии, опиралась на второй признак — степень государственного контроля, причем им было показано, что слишком высокая или слишком низкая степень контроля ведет к понижению уровня демократичности общества. Таким образом, эти испытуемые приобретали «нелинейный когнитивный стиль», который заключался в установлении непрямой связи между информацией о степени контроля и суждением о демократии. Их модель ответа характеризовалась большей изменчивостью, а, следовательно, и внутренней непрочностью.
Затем испытуемым с различными стилями ответов поручалось построить общий критерий уровня демократичности общества. Тем самым создавалась конфликтная ситуация, где «линейные» и «нелинейные» ответы служат исключительно для определения объекта спора, но не достаточны для выяснения правильности суждений сторон. Чтобы добиться консенсуса, необходим не только обмен информацией, но и убеждение партнерами друг друга. Были сформированы группы из трех человек. В одних к двум «устойчивым» (с «линейным когнитивным стилем») был присоединен один «неустойчивый» (с «нелинейным когнитивным стилем»), в других группах к двум «неустойчивым» присоединялся один «устойчивый»».[6]
Таким образом, в позиции меньшинства оказывался в первом случае «неустойчивый», а во втором — «устойчивый». Результаты эксперимента показали, что «линейные» испытуемые, были ли они в позиции меньшинства или большинства, оказывали большее влияние на других членов группы, чем «нелинейные». Таким образом, в ситуации социального влияния когнитивный стиль более значим, чем численность источника и объекта воздействия: «более устойчивые» индивиды влияют на «менее устойчивых» независимо от того, принадлежат они меньшинству или большинству.
«Почему человек или подгруппа, демонстрирующие последовательный стиль поведения, исключающий двойственность и внутренние противоречия, более влиятельны? Отвечая на этот вопрос, большинство авторов подчеркивают, что социальное влияние — это процесс, осуществляющийся в ситуации конфликтного взаимодействия и посредством него. А «возникновение конфликта, — по мнению Ж. Пешлер, автора одной из наиболее интересных монографий по проблеме социального влияния, — предполагает демонстрацию специфического стиля поведения, который выражает желание повлиять на другого и в то же время — воспротивиться влиянию с его стороны». Стабильность и жесткость позиции, с одной стороны, позволяют «увидеть», «различить» его носителя и тем самым способствуют дифференциации и поляризации взаимодействующих сторон. С другой стороны, «последовательность, выступает ли она во внутренней, интраиндивидуальной или в интериндивидуальной формах, играет решающую роль в приобретении и организации информации об окружающем». Демонстративная последовательность поведения заставляет окружающих задуматься о его причинах и — особенно если оно проявляется не одним, а подгруппой из двух человек — приписать эти причины не только личности, но и объекту. Соприсутствие интра- и интериндивидуальной форм консистентности поведения позволяет предположить, что оно обусловлено внутренними свойствами и подгруппы, и самого объекта оценки. Иными словами, фактором влияния выступает не столько само по себе повторение одного и того же «отклоняющегося» ответа, сколько образ стоящего за ним источника и самого предмета воздействия. Зависимость степени влияния меньшинства от его образа в глазах большинства убедительно показана С. Папастаму. Для обозначения свойств, которыми окружающие наделяют представителей активного меньшинства, автор пользуется термином «психологизация». «Психологизация» — личностная интерпретация людей, отстаивающих не принятую в группе позицию, — может распространяться на всех либо на часть членов меньшинства, но в любом случае выступает своеобразной «селективной сеткой» восприятия его поведения. Способствует или препятствует влиянию меньшинства его «психологизация»? Сходно или различно это влияние, когда «психологизации» подвергаются все члены меньшинства или только его лидер? Для ответа на эти вопросы С. Папастаму распределил испытуемых — школьников старших классов, обсуждавших проблему загрязнения окружающей среды, — на четыре подгруппы, полученные из пересечения двух независимых переменных: наличие/отсутствие «психологизации» меньшинства и присутствие/отсутствие лидера в нем. Исследование проводилось в два этапа, с недельным интервалом. На первом испытуемые заполняли опросник,
затрагивающий проблему ответственности за загрязнение окружающей среды. Как выяснилось, подавляющее большинство школьников ответственность за нарушение экологии возлагали на промышленные предприятия и лишь некоторые — на каждого отдельного человека. На втором этапе испытуемым предъявлялась позиция меньшинства в виде письменного сообщения о виновности каждого члена общества в загрязнении среды. При этом в одном случае сообщалось, что текст составлен официальным представителем (лидером) меньшинства, в другом — совместно выработан всеми, кто разделяет эту точку зрения. В действительности в обоих случаях текст был идентичен и написан экспериментатором. Основываясь на прослушанном тексте, испытуемые должны были «угадать» наиболее вероятные психологические характеристики авторов, а затем вновь заполнить опросник, предъявлявшийся на первом этапе».[7]
«Результаты в целом соответствовали гипотезе: «психологизация» усиливает влияние меньшинства, обладающего лидером, и блокирует его, если меньшинство воспринимается как деперсонифицированная общность. Лидеру как автору текста приписывались уверенность, компетентность, настойчивость, меньшинству — догматичность и упрямство. Таким образом, девиантная позиция лидера интерпретировалась как обусловленная знанием дела и стремлением действовать согласно своим принципам, что, по-видимому, и порождало когнитивный конфликт у представителей большинства, вынуждавший пересмотреть справедливость собственных суждений. Аргументация же меньшинства как коллективного автора текста воспринималась как продиктованная личностными особенностями, которые можно не брать в расчет».[8]
Итак, «сила» меньшинства как источника социального влияния во многом предопределена тем, как оно воспринимается окружающими. Результаты ряда исследований позволяют предположить, что эта «сила» возрастает, если поведение меньшинства расценивается как автономное и независимое. В одном из. этих исследований пять человек, один из которых был сообщником экспериментатора, приглашались обсудить за столом размер денежной компенсации работнику за полученную им производственную травму. Средняя сумма компенсации, называвшаяся испытуемыми до дискуссии, — 14,5 тыс. долларов из 25 тыс. максимально возможной компенсации. В ходе дискуссии сообщник неизменно называл сумму в 3 тыс. долларов, руководствуясь заранее заготовленным перечнем аргументов. Таким образом, поведение сообщника было явно отклоняющимся и последовательным. Независимыми переменными были место сообщника за столом (во главе или сбоку) и способ выбора этого места (самостоятельный или по указанию экспериментатора). Оказалось, что сообщник влиял на позицию окружающих только в том случае, когда самостоятельно занимал место во главе стола; если же ему указывали это место или он сам садился сбоку, трансформации мнений других членов группы не происходило. Независимость поведения меньшинства, использующего некоторые атрибуты власти, — например, свободный выбор главенствующего места за столом, существенно усиливает его влияние на представителей большинства.
«Эффективность влияния меньшинства зависит не только от устойчивости и последовательности отстаивания им своей позиции и его образа, но и от того, принадлежит ли нет девиантное
меньшинство самой группе. Меньшинство может выступать как внутригрупповой и как внегрупповой источник влияния. В каком случае эффективность влияния выше? Ряд авторов, отвечая на этот вопрос, опираются на модель социальной идентификации, основанную на результатах исследований межгрупповых отношений, согласно которым испытуемые, как правило, позитивно оценивают группу, к которой принадлежат. С этих позиций резонно предположить, что люди заведомо более благосклонны к точке зрения того, кто принадлежит к их группе, чем к мнению постороннего. Идентифицироваться с внутригрупповым источником влияния, усвоив его манеру говорить и действовать, легче, чем с подверженным дискриминации внегрупповым. Исследования показали, что влияние есть функция подобия (сходства) Данные М.С. Малешиной подтвердили гипотезу М.К. Кабардова о том, что «инертные» лица достигают достаточного успеха при традиционном обучении. Однако во всех случаях коммуникативная активность оказывается теснее связанной с реакцией правого полушария, будь то ЭЭГ-индикаторы или показатели межполушарной асимметрии (КПУ). между субъектами и источником влияния: чем меньше различия между ними, тем легче присваивается позиция источника. Согласно полученным данным, влияние меньшинства успешнее, когда оно принадлежит группе, чем находится вне нее.
Многочисленные исследования факторов динамики установок свидетельствуют, что внутригрупповое меньшинство более существенно влияет на высказываемые суждения, чем внегрупповое. Однако авторы, различающие прямое и латентное воздействие, подчеркивают при этом, что внегрупповой источник также оказывает влияние, но непрямое. Результаты ряда экспериментов показали, что источник влияния, принадлежащий той же группе, что и испытуемые, продуцирует прямое, извне наблюдаемое воздействие, тогда как внегрупповое меньшинство оказывает главным образом латентное влияние. Эти результаты согласуются с общепринятой идеей о том, что итоги социального влияния могут быть обнаружены по меньшей мере на двух уровнях: непосредственного восприятия объекта и/или публичного суждения о нем, причем чаще всего эффект влияния проявляется лишь на одном из этих двух уровней. Наиболее известный методический прием сопоставления названных модальностей влияния позволяет зафиксировать перцептивные изменения независимо от высказанного суждения об объекте. Диапозитив голубого цвета проецировали на белый экран. В момент, когда проекцию прерывали, у испытуемых возникал послеобраз, который, как известно, в обычном случае окрашен в цвет, дополнительный голубому. Меньшинство (сообщники экспериментатора) с устойчивостью определяли цвет предъявляемого диапозитива как «зеленый», но при этом не давали никакой информации относительно цвета послеобраза. Оказалось, что испытуемые, не подвергаясь влиянию меньшинства на уровне публичного суждения о цвете диапозитива и определяя его как «голубой», значительно сдвигали свои оценки цвета послеобраза в направлении пурпурного цвета, т.е. цвета, дополнительного зеленому. Иными словами, давление меньшинства может не сказываться на публичных оценках цвета предъявляемого диапозитива, но в то же время оказывать подспудное влияние на процесс восприятия цвета.В рамках изучения межгруппового контекста социального влияния особый интерес представляет эксперимент Б. и М. Персоназ с использованием изложенной методики «послеобраза». В этой работе внутри- и внегрупповая принадлежность источника влияния определялась совпадением пола сообщника экспериментатора с полом испытуемых. В эксперименте участвовали 40 человек: 20 женщин и 20 мужчин. Сообщник экспериментатора был либо противоположного, либо одного пола с группой испытуемых. Кроме того, экспериментатор, давая инструкции, подчеркивал, что целью исследования является изучение различий цветового восприятия мужчин и женщин (в действительности по итогам предварительного тестирования такие различия не были зафиксированы). Задача испытуемых состояла в определении цвета предъявляемого диапозитива.
На каждое предъявление стимульного материала испытуемые и сообщник должны были: а) на шкале от 100% зеленого до 100% голубого указать свое суждение о цвете диапозитива; б) на шкале из девяти пунктов от желтого до фиолетового указать цвет послеобраза. Первая фаза эксперимента проводилась письменно. Во второй фазе испытуемые устно давали ответы исключительно о цвете диапозитива. При этом сообщник отвечал первым и говорил, что цвет — «зеленый» на протяжении всех проб. Третья фаза была идентична первой: испытуемые письменно оценивали цвет диапозитива и цвет послеобраза. После этого сообщник, ссылаясь на важные дела, покидал комнату. Четвертая, заключительная фаза эксперимента была идентична первой и третьей фазам, но проводилась в отсутствие источника влияния».[9]
Таким образом, результаты эксперимента показали, что внутригрупповой источник влияния вызывает изменения только публичных суждений о цвете диапозитива и только в присутствии меньшинства, тогда как внегрупповой оказывает воздействие как на публичные суждения, так и на сам процесс восприятия. Для объяснения полученных данных необходимо обратиться к более детальному анализу внутренних механизмов влияния, так как модель социальной идентификации здесь не срабатывает.
IV
.
Механизмы социального влияния
«Влияние меньшинства и большинства осуществляется, если верить утвердившимся интерпретациям, посредством разных механизмов. Большинство актуализирует у инакомыслящих процесс сравнения с собственной позицией, которая оценивается как обусловленная нормами согласия и законности. Отклонение от доминантной позиции ставит под сомнение социальный статус «девианта», но не требует от него глубокой переоценки и когнитивной перестройки объекта своего мнения. Возможная трансформация этого мнения осуществляется за счет концентрации внимания на взаимоотношениях «отклонившегося» и других участников данной ситуации. Если сложившиеся взаимоотношения требуют от «девианта» немедленного и публичного ответа, это препятствует когнитивной перестройке, релевантной стимулу».[10]
Таким образом, давление большинства, защищающего доминантную норму, вызывает модификацию публичного поведения в момент воздействия, но не латентные изменения. Напротив, позиция, отстаиваемая меньшинством, расценивается чаще всего как незаконная, ошибочная, противоречащая общепринятым представлениям, а, следовательно, и самой действительности. Социальное сравнение в этом случае протекает без затруднений: меньшинство как источник влияния воспринимается как девиантное, находящееся вне нормы и не вызывает стремления походить на него. Более того, в этой ситуации каждый сомневается в истинности позиции меньшинства и отрицает ее. Вместе с тем, если меньшинство выглядит согласованным, уверенно настаивает на своей позиции, оно создает межличностный и когнитивный конфликт, которого трудно избежать.
«Люди, испытывающие давление меньшинства, включаются в процесс валидизации — соотносят полученную информацию с источником этой информации. Если межличностный конфликт интенсивен, забота о «сохранении лица» посредством предъявления собственного мнения может воспрепятствовать публичному изменению позиции в присутствии других.
В результате, с одной стороны, происходят латентные изменения мнения, а с другой, — на явном, декларируемом уровне сохраняется прежняя позиция. Это рассогласование С. Московиси назвал «конверсией», или переворачиванием. Если же межличностный конфликт угас — например, в отсутствие меньшинства как источника влияния, — вполне возможны содержательные изменения позиции за счет «включения» когнитивного конфликта. Таким образом, динамика влияния меньшинства предполагает переход от конфликта публично заявленных ответов к пересмотру личной, внутренней позиции, что может привести к модификации восприятия, представлений, установок к объекту, порой не осознаваемых субъектом. Трансформация установок обусловливает, по мнению сторонников концепции, последующее проявление конфликта вовне. Когнитивный конфликт, изменив содержание восприятия, может породить внешний: между собственной позицией субъекта и оставшимися неизменными мнениями других членов большинства, что может вынудить человека публично изменить суждение. Таким образом, влияние меньшинства основано на когнитивной центрации на стимуле, приводящей к реинтерпретации информации о нем, а в силу этого — к перцептивной модификации, валидизация которой приводит к преобразованию внешнего поведения.
Сравнив механизмы влияния большинства и меньшинства, можно понять, почему диктат первого приводит к повтору, воспроизводству его позиции, а давление второго — к появлению новых ответов, связанных с позицией меньшинства, но и отличающихся от нее и соответствующих характеру задачи. Сила большинства основана на процессе социального сравнения со всеми вытекающими последствиями, сила меньшинства — на процессе валидизации стимула посредством его когнитивной реконструкции. В свете сказанного вполне объяснимы результаты эксперимента супругов Персоназ, в котором сопоставлялись влияния вне- и внутригруппового меньшинства.
Напомним: по данным этих авторов, внутригрупповое меньшинство способствовало явным изменениям суждений в своем присутствии, но не продуцировало латентных модификаций, к которым приводил внегрупповой источник влияния наряду со стойкими, наблюдавшимися и в его отсутствие изменениями декларируемых позиций. Другими словами, внегрупповой источник влияния, расценивающийся как чужой и чуждый, как бы абстрагировался от позиции, носителем которой он является. Вызывая ориентировочную реакцию, эта позиция порождала поначалу внутренний конфликт, а затем и устойчивую модификацию внешних суждений, рассматривающихся как самостоятельно принятые. Когда пропаганда нового, отличного от принятого в группе мнения исходит от внутри группового меньшинства, она воспринимается как угроза единству группы, что препятствует беспристрастному анализу содержания сообщения. Фиксация на социальных отношениях в группе усиливает процессы социального сравнения и уменьшает процессы валидизации.
При конфронтации с источником, принадлежащим собственной группе, велик риск быть идентифицированным с ним, здесь нет четкой границы между «мы» и «они». Близкая социальная дистанция затрудняет переход от межличностного конфликта к когнитивному. Подрывающие групповую сплоченность носители девиантного мнения отторгаются как таковые вместе с отстаиваемой имипозицией. Предложенная С. Московиси «конфликтная модель» механизмов социального влияния была подвергнута специальной проверке в одном из относительно недавних экспериментов, выполненных совместно с Б. Персо-назом.
В этом эксперименте, где также использовалась методика «послеобраза», предметом влияния было определение некоторой фигуры (яблоко, образ Ленина и т.д.), символически связанной с определенным цветом (соответственно зеленый, красный и т.д.). По мнению авторов, если влияние оказывается на восприятие одной из составляющих образа, то изменения будут зарегистрированы и в восприятии других составляющих. Материалом изучения ассоциации фигура — цвет была избрана ассоциация «образ Ленина — красный».
В каждой из четырех экспериментальных фаз испытуемым были последовательно предъявлены четыре диапозитива. Первый диапозитив содержал единственную черную черту на красном фоне, а на четвертом — совокупность этих черт складывалась в стилизованный контур изображения Ленина на красном фоне. При предъявлении каждого из диапозитивов испытуемые, студенты Парижского университета, должны были: 1) дать свое суждение о предъявленном изображении, 2) определить цвет диапозитива с помощью шкалы из 11 точек от 100% оранжевого и 0% пурпурного до 0% оранжевого и 100% пурпурного, 3) определить цвет послеобраза (шкала из 11 точек от 100% голубого и 0% зеленого к 0%' голубого и 100% зеленого).
На первой фазе испытуемые письменно идентифицировали фигуру, цвет диапозитива и цвет послеобраза; на второй — давали устные ответы о предъявленной фигуре. Сообщники экспериментатора отвечали первыми и определяли изображение четвертого диапозитива как «Ленин». Третья фаза идентична первой: письменные ответы о фигуре, цвете и послеобразе. Перед четвертой фазой сообщники под благовидным предлогом покидали экспериментальную комнату, поэтому здесь испытуемые давали письменные ответы в отсутствие источника влияния. В одной экспериментальной ситуации сообщники экспериментатора, являющиеся источником влияния, занимали в группе позицию меньшинства, в другой — позицию большинства.
Согласно полученным результатам, на публично высказываемые суждения влияют и меньшинство, и большинство: давление и того, и другого вынудило многих испытуемых определить изображение четвертого диапозитива как образ Ленина. Однако на восприятие цвета меньшинство и большинство повлияли по-разному. Позиция большинства привела к изменению публичных суждений о цвете диапозитива, но не повлекла модификации цвета послеобраза.
Авторы пришли к выводу, что большинство
Влияет на перцептивные ассоциации, но на поверхностном уровне декларируемых ответов. При этом испытуемые сохраняют собственное мнение, но скрывают его во время взаимодействия с большинством. Отсутствие воздействия большинства на сам процесс восприятия свидетельствует о наличии механизмов когнитивного сопротивления интериоризации позиции большинства.
Влияние меньшинства оказалось более глубоким и проявлялось в том числе и при отсутствии меньшинства. Интересна последовательность вызванных его воздействием трансформаций: сначала изменения проявляются в определении цвета диапозитива, а затем — цвета послеобраза. Происходит своего рода интериоризация изменений, обусловленных позицией меньшинства. Другое исследование тех же авторов было посвящено роли эмоциональных факторов «перцептивного» воздействия. Иными словами, наряду с традиционной для европейских исследований идеей о когнитивном конфликте как внутреннем механизме влияния здесь была предпринята попытка подключить к анализу, казалось бы, вполне естественное, но редко операционализируемое убеждение о существовании эмоциональных детерминантов динамики восприятия. Основная идея эксперимента заключалась в том, что изменения восприятия и нормативной оценки образа зависят от эмоциональных состояний, интенсивность которых превышает обычные. Предполагалось, что приятный эмоциональный контекст будет смягчать когнитивный конфликт, а следовательно, препятствовать когнитивной реконструкции образа. Стрессовый эмоциональный контекст, напротив, обострит конфликт, и повлечет за собой хотя и медленную, но глубокую когнитивную реконструкцию образа.
Для создания эмоционального фона были предварительно отобраны восемь музыкальных произведений, одни из которых были оценены испытуемыми как спокойные, а другие — как тревожные. Испытуемые, студентки Парижского университета, располагались в экспериментальном зале и должны были определить цвет изображения и цвет послеобраза голубого диапозитива. Экспериментатор сообщал, что проводится эксперимент на цветовое восприятие, включал музыкальную аппаратуру, а затем просил у испытуемых пять минут на приведение в порядок протоколов предыдущего эксперимента. На протяжении этого времени музыкальное сопровождение не прекращалось. По истечении пяти минут экспериментатор объявлял начало эксперимента. На каждое предъявление стимульного материала испытуемый и сообщники должны были: 1) на шкале от 100% зеленого до 100% голубого указать свое суждение о цвете диапозитива; 2) на шкале из девяти пунктов от желтого до фиолетового указать свое суждение о цвете послеобраза.
Первая фаза проводилась письменно. Во второй фазе испытуемые давали устные ответы исключительно о цвете диапозитива. При этом сообщник отвечал первым и устойчиво говорил «зеленый» на протяжении всех проб. Третья фаза была идентична первой: испытуемые письменно оценивали цвет диапозитива и цвет послеобраза. После этого сообщник, ссылаясь на важные дела, покидал комнату. Четвертая, заключительная фаза эксперимента была идентична первой и третьей, но проводилась в отсутствие источника влияния. Результаты исследования показали, что эмоциональный фон влияет на развитие когнитивного конфликта, причем характер этого влияния соответствовал гипотезам.
Эмоционально тревожный контекст способствовал влиянию меньшинства, тогда как при эмоционально спокойном контексте не только не обнаружено никакого эффекта на уровне послеобраза, но и установлена поляризация ответов большинства и меньшинства при отсутствии источника влияния. Можно предложить и другую интерпретацию роли эмоционального контекста в процессе социального влияния меньшинства — большинства. Большинство чаще выступает источником влияния в группе, и поэтому такая ситуация является привычной для ее членов, отвечающих на это воздействие стандартным, часто повторяющимся поведением, устойчивым по отношению к поведенческим инновациям. Влияние меньшинства менее привычно, такая ситуация является необычной, требует более интенсивной эмоциональной реакции. В этом случае с большей вероятностью можно ожидать непривычные поведенческие акты, гибкость ответов или даже новую оценку информации. Конечно, эта трактовка связи эмоционального контекста с влиянием меньшинства — большинства остается гипотезой, требующей экспериментальной проверки».[11]
В целом, как я считаю, предложенная С. Московиси концепция влияния активного меньшинства — продуктивный шаг вперед в понимании механизмов социального взаимодействия. Социальное влияние перестало рассматриваться как однонаправленный процесс давления группового большинства и было интерпретировано как обоюдоактивный процесс взаимодействия большинства и меньшинства в социальной группе. Конечно, эта концепция содержит значительный потенциал развития. Впрочем, как говорил К. Прутков: «Новые сапоги всегда жмут». Важно, что в них можно ходить дольше и пройти дальше.
Заключение
Исследования феномена влияния меньшинства, по некоторым оценкам, позволяют не только увидеть традиционные объекты и процессы в новом свете. Так, подводя итоги этому новому направлению за более чем десятилетний период, С. Московичи пишет: «Они складываются во все более связную и полную систему. Результатом, как минимум, является то, что из них вырастает все более стройное теоретическое знание».
Пока еще рано говорить о том, насколько продуктивной окажется интеракционистская модель влияния. Я могу подчеркнуть лишь одно бесспорное ее преимущество: она лишена односторонности функционалистской модели, поскольку включает широкий социальный контекст, в котором находится группа. Анализ внутригрупповой динамики с учетом межгрупповых отношений открывает перед социальной психологией новые перспективы. Во-первых, появилась возможность анализа группы не как замкнутой единицы социальной системы, а как образования, включенного в систему более высокого уровня. Во-вторых, взаимодействие индивидов в группе предстало в двух аспектах: как взаимодействие членов одной этой группы и, одновременно, как взаимодействие представителей разных групп, в которые члены данной группы также объективно включены.
Список использованной литературы
1. Андреева Г.М. Социальная психология. – М., 2001.
2. Битянова М.Р. Социальная психология. – М., 1994.
3. Донцов А. И. Психологическое количество. – М., 1994.
4. Журавлева А.Л. Социальная психология. – М., 2002.
5. Зимбардо Ф. Социальное влияние. – С - П., 2000.
6. Московичи С. Влияние меньшинства//иностранная психология, 1994.
7. Узнадзе Д.Н. Психологическое исследование. – М., 1996.
8. Чалдини Р. Психологическое влияние. – С – П., 2000.
9. Шихарев Л.Н. Современная социальная психология. – М., 1999.
10. Ядов В. А. Социологическое исследование. – М., 1972.
11. www.myword.ru
[1] www.bolshe.ru: Формы социального контакта, влияния и восприятия.
[2] www.bolshe.ru: Формы социального контакта, влияния и восприятия.
[3] А.И.Донцов, М.Ю. Токарева. Социальный контекст как фактор взаимодействия меньшинства и большинства. – М., 2001.
[4] Ф. Зимбардо. Социальное влияние. – С – П., 2000
[5] Л. Н. Шихарев. Современная социологическая психология. – М., 1999, с.125 – 145.
[6] В.А. Ядов. Социологическое исследование. – М., 1972, с. 30 – 92.
[7] А. И. Донцов, М.Ю. Токарева. Социальный контекст как фактор взаимодействия меньшинства и большинства. – М., 2000, с. 10 – 37.
[8] Л.П. Шихарев. Современная социальная психология. – М., 1999, с. 125 - 145
[9] А. И. Донцов, М.Ю. Токарева. Социальный контекст как фактор взаимодействия меньшинства и большинства. – М., 2000, с. 10 – 37.
[10] С. Московичи. Влияние меньшинства//иностранная психология, 1994, т.2 №2(4), с. 307 – 400.
[11] Г.М. Андреева. Социальная психология. – М., 2001, с.44 – 68.
