Реферат

Реферат Теория языковых игр

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 26.12.2024





СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. Идея языковых игр Людвига Витгенштейна……................6

Глава II. Языковая игра в свете металингвистики и теории коммуникации………………………………………………………..17

    §1. Определение и виды языковой игры…………………………18

    §2. Языковая игра: единица речи…………………………………21

Глава III. Языковая игра как лексико-стилистический прием.....................................................................................................24

Глава IV. Языковая игра как лингвистический эксперимент…………………………………………………………...27


Глава V. Функции языковой игры …………………………….........30

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Игра – феномен, интерес к которому порождает многочисленные исследования ученых разных направлений со времен античности до наших дней (Платон, Ф.Шиллер, И.Кант, Й.Хейзинга, М.М.Бахтин, З.Фрейд, Р.Барт, Ж.Делез, М.Фуко). Впервые теоретические положения об игре высказал Платон в своем проекте идеального государства. Он предопределил дальнейшее появление и развитие многочисленных трактовок и концепций игры, указав на ее двойственность, восходящую к учению о дуализме вещей и идей.

Феномен языковой игры является частным случаем игры. Впервые сравнение языка с игрой было представлено в работах по зарубежной лингвистики у Ф.де Соссюра, отечественной – А.А.Потебни. Предметом внимания стала шахматная игра, рассматриваемая как “система и правила” и “крайне специализированное мышление”.

Создание теории игрового происхождения и функционирования языка принадлежит Людвигу Витгенштейну. Австрийский философ, логик, лингвист явился основоположником широкого толкования термина “языковая игра”, согласно которому любой вид деятельности, связанной с языком, - игра. Существуют также узкие трактовки (Н.Д.Арутюнова, Т.А.Гридина, Е.А.Земская), по-разному определяющие языковую игру и, соответственно, выделяющие различные ее признаки в качестве основных.

Детерминированные прагматическим подходом, расширившим представление о языковых функциях и обусловившим появление иного взгляда на сущность языка, рассматривавшегося прежде как основное средство коммуникации и информации, исследования языковой игры перешли, как показывает обзор существующей лингвистической литературы, в русло металингвистики и теории коммуникации.В контексте прагматики в качестве главного признака языковой игры ряд ученых называют ориентацию на создание эстетического, (обычно) комического эффекта, достигаемого разными способами.

В работах отечественных лингвистов Лазаревой Э.А., Лихачева Д.С., Панченко В.С., Фоняковой О.И. последних десятилетий все большую значимость приобретает подход, при котором языковая игра понимается как осознанное нарушение нормы. Однако, не всякое целенаправленное нарушение нормы является языковой игрой (игрой слов).Это означает, что языковая игра, нарушая языковую норму, указывает реципиенту на определенные особенности языка.

К видам языковых игр относятся шутка, каламбур, острота и так далее. Нам представляется возможным рассматривать прозвище как один из видов языковой игры, так как в нем проявляются все пять вышеперечисленных игровых признаков.

Игровое начало в речевой деятельности имеет много источников, один из них – нетождественность смысла и содержания. «В игровом текстовом материале выделяются два одновременно существующих признака: референциальность материала с представлениями о действительности и рефлективность материала, его соотносительность с миром смыслов с онтологическими картинами в контексте действия реципиента».

Актуальность темы: необходимость дать четкое определение термина языковая игра, изучить данное явление.

Цель исследования: изучить работы ученых, посвященные языковой игре.

Задачи исследования: найти, систематизировать, проанализировать содержание понятия языковая игра в исследованиях отечественных и зарубежных ученых.


Новизна исследования: впервые предпринимается попытка изучения опыта определения явления языковой игры.

Практическая значимость исследования:  исследование явления языковой игры может быть использовано в курсах стилистики и лексикологии.


Описание структуры работы.

Данная работа состоит из пяти глав. В первой главе описывается идея языковых игр, как она возникла и в чем её суть. Во второй главе языковая игра рассматривается в свете металингвистики и теории коммуникации. В третьей главе языковая игра понимается как лексико-стилистический приём. В четвертой главе языковая игра рассматривается как  лингвистический  эксперимент.  И в пятой главе описываются функции языковой игры.

Глава I. Идея языковых игр Людвига Витгенштейна


Как же возникла идея языковых игр и в чем ее суть? Известно, что Людвига Витгенштейна привел в философию интерес к комплексу проблем символической логики, оснований математики и логического анализа языка. Успехи в этой области (мысли Г.Фреге, Б.Рассела и др.) вдохновили его на поиск предельно ясной логической модели знания-языка, общей матрицы предложения, в которой была бы явлена суть любого высказывания, а, стало быть, - так думалось автору - и мысленного постижения фактов, этой основы основ подлинного знания о мире. Разработанная Витгенштейном в 1912-1914 гг. концепция базировалась на трех принципах: толковании предметных терминов языка как имен объектов; элементарных высказываний - как логических картин простейших ситуаций (или, иначе говоря, конфигураций объектов) и, наконец, сложных высказываний (логических комбинаций элементарных предложений) - как картин соответствующих им комплексных ситуаций - фактов. В результате совокупность истинных высказываний мыслилась как картина мира. Тщательно продуманная логическая модель "язык - логика - реальность" была представлена в "Логико-философском трактате" (ЛФТ), увидевшем свет в 1921 году. Идеи трактата произвели сильное впечатление и вызвали большой резонанс в умах и работах исследователей в области философии языка и логики науки. Пожалуй, наибольшим было его стимулирующее влияние на участников Венского кружка - Р.Карнапа, Ф.Вайсмана и др., да и на всю программу логического позитивизма, изложенную в манифесте "Научное миропонимание" (1929).

Сам же автор Трактата к концу 20-х гг. начал переосмысливать свою концепцию. Преодолевая прежние, ранее казавшиеся ему безупречными, позиции, Витгенштейн приходит к выводу: постижение сути высказываний, значений слов - и не в последнюю очередь важнейших философских положений, понятий - требует не искусства проникать в их скрытую логическую структуру, заключенный в них смысл, а предполагает нечто совсем иное. Что действительно необходимо, - таково теперь его убеждение - так это умение ориентироваться в действии, функциях языка, его практическом использовании в "ткани" самой жизни, поведения, - то есть там, где работа слов, фраз вполне открыта взору. При таком реалистичном (его еще называют прагматическим), земном взгляде на вещи базовыми структурными образованиями языка Витгенштейну представились не искомые прежние некие его предельные элементы в виде элементарных предложений, соотнесенных с простейшими (тоже предельными) ситуациями и якобы составляющими своего рода "субстанцию" языка. В рассуждении, повествовании, чтении, письме и иных формах речевого разумения высвечивались "семейства" более или менее родственных друг другу, подвижных и живых функциональных систем, практик. Витгенштейн назвал их языковыми играми. Идея языковых игр заняла очень важное место в его новой концепции, став не просто одним из понятий, фиксирующих определенные реалии, но постоянно работающим принципом уяснения все новых практик людей вкупе с их речевым, коммуникативным оснащением.

Догадки о том, что важно принимать во внимание "динамику" языка, его работу, функции, употребление прозвучали еще в "Логико-философском трактате": "Вопрос: "Для чего собственно мы используем это слово, это предложение?" - всегда ведет к ценным прозрениям в философии". И это не единственное замечание в таком духе. В Трактате, в целом построенном методом априорного теоретического рассуждения, несколькими штрихами был набросан эскиз, как бы угадана возможность развития иной, еще не оформившейся концепции, тех идей, что вышли на авансцену во второй период творчества философа, когда предметом пристального изучения стало действие языка. И именно новый акцент привел к позициям, существенно отличающимся от первоначальных. Они представлены в "Философских исследованиях" и других работах "позднего" Витгенштейна. Что же подтолкнуло его к радикальному изменению точки зрения?   Не исключено, что первые импульсы к переосмыслению концепции дал Витгенштейну его учительский опыт, обучение детей чтению, счету, письму, составление для них словаря и пр. Неслучайно в работах философа затем будет то и дело прослеживаться связь понятий значение и обучение.

Живой, работающий язык необычайно сложен, включает в себя как бы множество взаимосвязанных "игр". Выявляя их типы в естественном языке (или придумывая их искусственные аналоги), Витгенштейн как бы "сканирует" речевую практику, аналитически разграничивает ее компоненты, аспекты, уровни. Прежде всего он выделяет элементарные функции языка и варьирует их сочетания. Предполагается, что исходные речевые модели абстрагируются из естественного языка за счет его упрощения, возврата слов, фраз на ту реальную жизненную почву, где они обрели свои начальные значения. Над простейшими постепенно надстраиваются все новые, более сложные игры. Так воссоздается "лесенка" усложнений языка, моделируется нарастание его возможностей.

Языковые игры - своеобразный аналитический метод (совокупность приемов) прояснения языка, высвечивания его функций, работы. Он мыслится как поиск выходов из разного рода концептуальных тупиков, которыми изобилует философская традиция. Именно для этого Витгенштейн придумал свой принцип игр и наработал богатую практику его применения.

Идея языковой игры предполагает, что язык - явление в принципе нестатичное, что он - подобно исполнению музыки, сценическому действию, спортивным и иным играм - динамичен по самой своей природе, живет лишь в действии, деянии, в практике коммуникации. Витгенштейн подчеркивал: знаки как нечто "вещественное" - в звуковом, письменном, печатном виде - мертвы, но это не значит, что к ним, дабы вдохнуть в них жизнь, нужно добавить что-то принципиально иное по сравнению с материальным - нечто сугубо духовное. Это старое-престарое затруднение философ разрешает по-своему: жизнь знаку дает его применение! А таковое, понятно, предполагает реальную жизнь языка или языковую игру. Толкование значения знака как способа его употребления и принцип языковых игр - аспекты по сути единой позиции.В основу понятия языковой игры положена аналогия между поведением людей в играх как таковых и в разных системах реального действия, в которые вплетен язык. Их подобие усматривается, в частности, в том, что и там и тут предполагается заранее выработанный комплекс правил, составляющих, скажем так, как бы "устав" игры. Этими правилами задаются возможные для той или иной игры (системы поведения или формы жизни) комбинации "ходов" или действий. Ведь игра без правил - не игра: резкое изменение правил способно парализовать игру. Вместе с тем правила определяют "логику" игры нежестко, предусматриваются вариации, творчество. Система действий, подчиненная жестким правилам, - это уже не игра.

Под языковыми играми понимаются модели (образцы, типы) работы языка, его варьируемых функций. Подобно всяким моделям, предназначенным для прояснения усложненного, непонятного, "языковые игры", выступают в концепции Витгенштейна прежде всего как простейшие или упрощенные способы употребления языка, дающие ключ к пониманию более зрелых и нередко неузнаваемо видоизмененных случаев. "Языковые игры - это более простые способы употребления знаков, чем те, какими мы применяем знаки нашего в высшей степени сложного повседневного языка", - разъяснял Витгенштейн свою идею в лекциях студентам. Понимание языковых игр как "простейших форм языка" сохранено в "Философских исследованиях" и последующих работах философа. Причем постоянно подчеркивается, что корневым формам языка присуща неразрывная связь с жизнедеятельностью: "Языковой игрой я буду называть также целое, состоящее из языка и действий, в которые он вплетен". "Игры представляют собой образцы речевой практики, единства мысли-слова-дела, а также обстоятельств, при которых все это вместе взятое осуществляется, "срабатывает". Для пояснения идеи языковой игры Витгенштейн иногда сравнивал ее с театральным спектаклем, где в одно целое объединены "сценическая площадка", "акты", "действия", "роли", конкретные "сцены", "слова", "жесты" ("ходы" в игре). Со временем философ все чаще стал характеризовать языковые игры как "формы жизни".

Понятие языковой игры, подобно всем прочим в концепции позднего Витгенштейна, не принадлежит к числу четко очерченных, теоретически определенных. Его границы "размыты", однако это не поставишь философу в вину, - хотя бы потому, что в его задачу и не входило - это подчеркивалось многократно - создание какой бы то ни было теории - будь то теория языка, значений знаков или что-то еще. Теории вообще не представлялись теперь Витгенштейну сколько-нибудь эффективными для прояснения механизмов языка и овладения ими. В отличие от первого периода творчества он больше не руководствуется идеалом точности, так как постиг, что в практике языка альтернатива "точное-неточное" делается весьма подвижной и относительной. Иначе говоря, в разных видах практики, в разных ситуациях (контекстах) эти понятия обретают разный смысл - с ними играются как бы разные "деловые игры", а стало быть, и игры языковые. И при этом обнаруживается множество случаев, для которых особая точность (математическая, логическая, техническая, лингвистическая и пр.) не требуется вовсе и потому ее поиск становится неоправданным и смешным. К понятиям, не предполагающим и не допускающим "точного определения", философ относит и понятие игры. Дело в том, что игры вообще, подобно множеству иных реалий, не обладают набором устойчивых типовых признаков, присущих каждой из них в отдельности, а стало быть, и всем играм, вместе взятым. Сходство между ними носит тот особый характер, который Витгенштейн называл "семейным сходством".

С точки зрения соответствия речевым реалиям языковые игры можно толковать как локальные области или аспекты языка, как целостные языки более простого типа, чем сложный современный язык, или же как практики обучения детей родному языку. Будучи упрощенными речевыми формами, языковые игры реально лежат в основе форм усложненных и потому служат удобной абстракцией, дающей ключ к их пониманию. Кроме того, вчитываясь в тексты Витгенштейна, подмечаешь, что языковые игры нередко изобретаются искусственно, в порядке мысленного эксперимента. В этом случае они могут не иметь прямого реального аналога и служат лишь средством выявления и уяснения того, что в обычном языке присутствует в скрытом виде, невнятно. Впрочем, таково же по сути и назначение "игр", имеющих вполне реальные речевые аналоги.

Языковые игры, в понимании Витгенштейна, бесконечно многообразны, причем это относится не только к возможным вариациям конкретных игр, но и к их видам и разновидностям. А это значит, что концептуально-речевые практики не подвластны сколько-нибудь четким классификациям, разграничениям. Для постижения идеи игры в философии позднего Витгенштейна важно не упускать это из вида. Так в "Философских исследованиях" читаем: "Сколько же существует видов предложения? Скажем, утверждение, вопрос, повеление? - Имеется бесчисленное множество таких видов: бесконечное многообразие способов употребления всего того, что мы называем "знаками", "словами", "предложениями". И это многообразие не представляет собой чего-то устойчивого, раз и навсегда данного, наоборот, возникают новые типы языка, или, можно сказать, новые языковые игры, а другие устаревают и забываются. Приблизительную картину этого процесса способны дать нам изменения в математике".

Языковые игры мыслятся как компоненты деятельности или формы жизни, притом не менее многообразные, чем сами жизненные практики. В разных ситуациях люди делают то или это, как правило, сочетая предметные и др. действия с речевыми. Им приходится "отдавать приказы или выполнять их, оценивать внешний вид объекта или его размеры, изготавливать предмет по его размерам, информировать о событии, выдвигать и проверять гипотезу, представлять результаты эксперимента в таблицах и диаграммах, сочинять рассказ и читать его, играть в театре, распевать хороводные песни, разгадывать загадки, острить, рассказывать забавные истории, решать арифметические задачи, переводить с одного языка на другой, просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить". Таков один из перечней возможных языковых игр, постоянно дополняемый в текстах Витгенштейна все новыми и новыми примерами.

Витгенштейн проявлял бесконечную изобретательность в варьировании языковых игр. Скажем, человек во время прогулки рассказывает нам о каких-то случаях своей жизни. Это - определенная языковая игра. Но характер ее совершенно меняется, если к этому добавить, что все произошедшее с этим человеком было во сне. Ведь рассказ о сновидении - совсем иная языковая игра. Используется и такое изменение контекста: представляется, что фразы, произносимые в реальных ситуациях, звучат на театральной сцене, в спектакле. Понятно, что они приобретают совсем иной характер. А вот еще один из многочисленных примеров: языковая игра доклада, сообщения. В обычных случаях она предполагает повествование о чем-то, передачу какой-то информации о тех или иных реалиях. Но игре можно дать и иной поворот, изменить ее смысл, при этом ничего не меняя порой в "фактуре" игры. Так одно и то же (вроде бы) сообщение способно служить информацией не только о предмете повествования, но и о повествующем человеке. Такое бывает, например, на экзамене, когда учитель выясняет прежде всего знания ученика. Тут иначе акцентированы цель и средство. Целью такой игры становится добывание информации о человеке, рассказывающем или пишущем о чем-то. Сообщение же о предмете его повествования становится вторичным, подчинено основной задаче. Ведь вопрос, на который отвечает ученик, более или менее случаен и вполне может быть заменен другим вопросом. Важен уровень его знаний. В жизни, замечу, подобные повороты игры - дело довольно частое. Нетрудно представить себе разные ситуации, в которых важно не столько содержание сообщений, сколько способ их построения, эмоциональная выразительность, доходчивость рассказа (случаи показательного урока, пробной лекции, актерского мастерства и др.).

В языковых играх как мысленном экспериментировании, проигрывании речевых вариаций, отчетливо выступает та особенность рассматриваемого метода, что он позволяет искусственно придумывать неограниченное многообразие случаев, оттеняя любую нужную для исследователя сторону дела, в том числе улавливать нюансы ("тонкие оттенки поведения", как их называет Витгенштейн). Возможности свободных вариаций здесь столь же неограничены, как и при изобретении игр в собственном смысле слова. В этом еще одна черта сходства предлагаемых приемов речевого прояснения с играми. Далее, не только в играх как таковых, но и в играх языковых применяется множество условных "подстановок" - принятие одного за другое, приписывание людям или предметам самых разных ролей по условным правилам, изменение смысловой нагрузки форм поведения, жестов, фраз и т.д.

Ясное понимание дотоле смутного, запутанного, непонятного достигается многими способами. При этом проясняющие процедуры нередко довольно сложны. Степень их сложности определяется тем, насколько запутано понимание, как много нагромождено помех к ясному соотнесению вербального и реального в том или ином конкретном случае.

Умение различать, усматривать многообразие значений (функций) понятий дается нелегко, требует навыка, тренировки. Языковые игры выступают как метод концептуального прояснения: скрытое в статике языка выявляется в его действии, динамике. Игровыми приемами за внешне неподвижными "масками" слов, фраз открываются как бы живые лица с множеством выражений, гримас.

Естественно, при этом не отрицалась важная роль функции обозначения (именования) вещей в процессе формирования и действия языка. "...Можно сказать, что именование вкупе с его коррелятом - указательным определением - является реальной языковой игрой. Это по сути означает: мы воспитаны, приучены спрашивать: "Как это называется?" - после чего следует название. Существует и такая языковая игра: изобретать имя для чего-нибудь. А стало быть, и говорить: "Это называется..." - и затем употреблять это новое имя. (Так, например, дети дают имена своим куклам и потом говорят о них и с ними, подумай в этой связи, насколько своеобразно применение собственного имени человека, с помощью которого мы обращаемся к нему!". Одним словом, поясняется, что именование - вполне правомерная языковая игра, и даже не просто игра, а набор разных игр, неустранимых из языка. Отрицается другое - что это единственно возможная, базовая (исходная, предельная) и, более того, универсальная игра. Не один, а множество раз проговаривается, иллюстрируется, внушается та истина, что именование уже предполагает владение языком, что оно может быть осуществлено лишь на базе уже имеющегося языка. Вот как это, к примеру, звучит у Витгенштейна: "...Указательное определение объясняет употребление - значение - слова, когда роль, которую это слово призвано играть в языке, в общем уже достаточно ясна... Можно сказать: о названии осмысленно спрашивает лишь тот, кто уже так или иначе знает, как к нему подступиться.                                                                                                                  ...Человек уже должен владеть языковой игрой, чтобы понять указательное определение...". Да и при этом возможно недопонимание, поскольку указательные определения довольно неопределенны: пояснение "Это - ..." может указывать на форму предмета, на его цвет, давать его собственное имя или обобщенное название и пр. Вот почему могут потребоваться уточняющие вопросы ("Ты имеешь в виду...?") - то есть уже предполагается владение языком, навыки языковых игр.

Витгенштейн взял на себя мучительную и почти непосильную задачу: если не искоренить, то основательно расшатать именную модель языка и, судя по мировой философской, логической и лингвистической литературе наших дней, немало преуспел в этом. По крайней мере большая часть специалистов постепенно приняла его довольно сложную и богатую функционально-игровую модель. Однако философа всерьез беспокоила не просто переориентация профессионалов. Он пояснял, что пишет не для тех, кто публикуется в философских журналах. Его вела, насколько можно судить, и некая сверхзадача, замысел своего рода "культурной революции". Ему хотелось освободить от призраков языка не только философских экспертов, но и обычных здравомыслящих людей, приучить их обходить "капканы" языка или выпутываться из них. Кроме прочего он вынашивал и формировал новый образ дидактической философии, чем-то напоминающей античную софистику или беседы Сократа.

Еще предстоит, мне думается, вчитаться в тексты философа тем особым, непривычным для большинства читателей образом, какой предполагает их стилистика. Как уже отмечалось, Витгенштейн не стремился получить какие-то оригинальные философские утверждения, которые можно сгруппировать в некое подобие теории. Смысл своих усилий он видел в другом - в демонстрации некоего "know how" - того, как выпутываться из концептуальных тупиков. Таковые рождаются, по его представлениям, вследствие подмен реального, конкретного мышления особым ирреальным рассуждением на философский (идеологический и т.п.) манер, в ходе которого фразы не совершают нормальной работы (подобно колесам, отвинтившимся от машины и вращающимся вхолостую)[36]. Всевозможные "призраки языка" издавна привлекли внимание философов, стимулировали их работу "очищения" разума, переросшую в XX столетии, притом во многом усилиями Витгенштейна, в "критику" - "прояснение" - языка или речевого разумения. Впрочем, и сами философы разных веков внесли немалую лепту в порождение концептуальных "химер", вынуждая своих собратьев по ремеслу, в том числе Витгенштейна, тратить затем неимоверные усилия на их преодоление.

Разнообразные упражнения, примеры, пояснения Витгенштейна, на мой взгляд, предусматривают особую тренировку концептуального рассуждения, формирование своего рода иммунитета против "заморочек" языка. Уверена, что этим идеям (методикам, играм, головоломкам) суждено в недалеком будущем сыграть - через педагогику, дидактику - немалую роль в формировании мышления, значительно более ясного и свободного от всевозможных пут языка, чем нынешнее, наше.


Глава
II
. Языковая игра в свете металингвистики и теории коммуникации


Языковая игра в силу особенностей русского менталитета всегда имела место в русской речи, в публицистическом и художественном стилях, в языке отдельных писателей или героев их произведений. Отмечена тенденция, ведущая к распространению языковой игры в русской речевой действительности. Об этом свидетельствуют как очевидные языковые факты, так и растущее внимание к ним исследователей. Если исходить из наблюдений, собранных по поводу языковой игры в лингвистической литературе, то наиболее актуальным представляется в настоящее время рассмотрение языковая игра в свете металингвистики [Ахманова,1966,230] и теории коммуникации.

Феномен языковой игры объясняется, как известно, стремлением к экспрессии речи. Экстралингвистическая причина "эскалации экспрессии" (В.Г. Костомаров) в конце ХХ в. - в демократизации общества, инралингвистическая - в замеченной М.Ю. Федосюком тенденции "коммуникативного равенства адресанта и адресата речи", основывающегося на "достаточно сходном фонде общих знаний" и вследствие этого на "понятливости" адресата.

Распространение языковой игры в речи привело к ее активному изучению в когнитологии и в лингвистике.

"Философы и психологи считают игру одним из фундаментальных свойств человеческой натуры. Это вид деятельности, который не преследует каких-то конкретных практических целей. Цель игры - доставить удовольствие людям, которые принимают в ней участие:"[Горелов, Седов, 1997,138].

В современной литературе представление о языковой игре относится к области речевого общения, а сама языковая игра рассматривается как "украшательство" речи, которое "обычно носит характер остроты, балагурства, каламбура, шутки и т.д."[ Санников,1999].

Ученые отмечают "возросший за последнее время интерес к феномену языковой игры" [Гридина,1998,239].

Одной из причин распространения языковой игры в речевой действительности конца ХХ в., служит, по мнению исследователей, имеющее место "коммуникативное равенство адресанта и адресата", при котором адресант имеет возможность рассчитывать на понимание его речевого творчества в виде языковой игры:"В разговорном стиле презумпция коммуникативного равенства адресанта, в частности, установка на высокую осведомленность (и, если можно выразиться, "понятливость") адресата получила проявление: в широком распространении языковой игры" [Федосюк, 1998, 4].

§1. Определение и виды языковой игры


Языковая игра - это особый вид речетворческой семиотической деятельности. Как и всякая игра, она осуществляется по правилам, к которым относится :

1) наличие участников игры - производителя и получателя речи,

2) наличие игрового материала - языковых средств, используемых производителем и воспринимаемых получателем речи,

3) наличие условий игры,

4) знакомство участников с условиями игры,

5) поведение участников, соответсвующее условиям и правилам игры.

Под условием языковой игры, касающемся поведения ее участников, понимается обязательное использование в процессе языкоыой игры такого вида ментальной деятельности, при котором производитель речи апеллирует к презумптивным знаниям получателя и "подталкивает" его к установлению умозаключения [ср.: Ришар,1998, 125; Кривоносов, 1996], в качестве посылок которого выступает вербализованный текст и невербализованные пресуппозиции - фонд общих знаний производителя и получателя речи.

В речевой деятельности говорящий сознательно может переходить на позиции "Home ludens" ("человека играющего") [Хейзинга,1992, цит. по: Гридина, 1998, 239]. В зависимости от того, когда говорящий переходит на позиции "человека играющего" и как он это делает, можно различать виды языковой игры.

Факты говорят о том, что переход говорящего на позиции "человека играющего" наблюдается в следующих случаях.

В коммуникативных играх, используемых в методике изучения иностранных языков, при искусственном, с целью обучения, создании коммуникантами игровых ситуаций "В театре", "В магазине", "В парикмахерской" и др. под.

При сознательном нарушении языковой нормы, имеющем ту же цель - выражение дополнительного денотативного или коннотативного смысла. "Если образованный человек говорит "ну побегли" или "а куды мне вещи девать?", он знает, что "побегли" и "куды" - это отступление от нормы. Но именно осознание такого отступления, нарочитое смешивание литературной нормы и областных элементов делает игру игрой" [Горелов, Седов,1997,139].

Такая языковая игра строится на отклонении от стереотипов при осознании незыблемости этих стереотипов [Горелов, Седов, 1997, 138]. Ср.: "Реализуясь именно в конфликте со стандартом, экспрессема легче всего образуется в результате нарушения общеязыковой литературной нормы словоупотребления" [Костомаров, 1971, 160]. В таком понимании языковая игра определяют " как вид адогматического речевого полведения, основанный на преднамеренном нарушении языкового канона и обнаруживающий творческий потенциал личности в реализации системно заданных возможностей" [Гридина, 1998, 239], другими словами, как отклонение от стандарта, как речетворчество в области "соотношения языкового стереотипа (стандарта, узуса, нормы)" и "заданных системным механизмом возможностей отклонения от этого стереотипа в речевой деятельности".

При создании аллюзии - использовании в речи известных носителям языка, прецедентных, текстов - явлении, имеющем название текстовых реминисценций [см., например: Караулов, 1987; Супрун, 1995; Земская, 1983; Гридина,1998, 240-241]. Исследователи отмечают "широкое распространение в публицистических текстах последнего времени всевозможных аллюзий и реминисценций" [Федосюк,1998,4].

Таким образом, если исключить из ситуаций, в которых говорящий переходит на позиции "человека играющего", дидактическую ситуацию, имеющую место при изучении иностранного языка, то феномен языковой игры в речетворческой деятельности говорящего имеет место

1) при некоем нарочитом, преднамеренном использовании языковых средств без нарушения языковой нормы,

2) при сознательном отступлении от языковой нормы,

3) при обращении к прецедентным текстам, которое сопровождается апелляцией к литературным и культурологическим знаниям реципиента. Целью языковой игры во все трех случаях является выражение денотативного или коннотативного смысла, добавочного к непосредственно, то есть без помощи ЯИ, выраженному смыслу.

§2. Языковая игра: единица речи


Единицу речи, в которой воплощается результат ментальной игровой деятельности, имеющей целью выразить некий денотативный или коннотативный смысл опосредованно, с помощью приема языковой игры, логично было бы назвать перифразой. Учитывая вторую цель языковой игры - стремление к экспрессии, такую перифразу можно было бы назвать экспрессивной перифразой, или перифразой - экспрессемой (экспрессема - термин, используемый В.Г.Костомаровым). Результатом языковой игры является создание так называемой перифразы - экспрессемы.

Такое условие языковой игры, как обязательное знание правил порождения и восприятия смысла, выраженного в процессе языковой игры производителем речи и воспринятого ее получателем, переводит решение проблемы семиозиса языковой игры в когнитивную плоскость, где она может быть решена с позиций когнитологии как науки о знаниях.

Так как феномен языковой игры прежде всего имеет место в речевом обращении, где осуществляется речевая деятельность говорящего по порождению, а слушающего - по восприятию речи, то одним из наиболее адекватных подходов к исследованию языковой игры, существование феномена которой обусловлено особенностями речетворческой и перцептивной деятельности, будет подход, объектом изучения при котором является ""человеко - язык" [Баранов,1997,4]. На мысль об адекватности именно такого подхода к феномену языковой игры наводит высказывание А.Г. Баранова: "Центральным объектом исследования в такой динамической лингвистике выступают творящие "ЭГО" автора и реципиента, а основной проблематикой - семиозис: порождение и понимание текста (и их предпосылки - когнитивные, лингвистические, мотивационно-психологические).

Под когнитивным углом зрения проблема семиозиса языковой игры может рассматриваться в свете понятий о декларативных и процедурных знаниях [Солсо, 1996, 546; Залевская, 1999, 71-79], известных в когнитологии под названием статичных и динамичных фреймов, или скриптов, или сценариев, [Моль, 1975, 147-148; Величковский, 1982, 262; Минский, 1978 - цит. по: Каменская, 1990, 26-27], под названием знаний общих (реляционных, процедурных) и специфических (знания событий, ситуаций, следствий действия) [Ришар, 1998, 7, 63-85, 124-129] и др.

Перифраза - экспрессема как результат языковой игры строится пишущим путем апелляции к пресуппозиции читающего. К пресуппозициям лингвистической или экзистенциальной и одновременно к логической, или операциональной.

В терминах когнитивной лингвистики, апелляция к лингвистической и экзистенциальной пресуппозициям читающего - это апелляция к статичным, декларативным знаниям, или фреймам, а апелляция к логической (оперциональной) пресуппозиции, то есть подведение читающего к необходимости установления логических, причинных, связей - это апелляция к динамичным, процедурным знаниям, или скриптам (сценариям).

Разновидностью культурологических знаний являются филологические ("литературные") знания - филологические фреймы. Филологические фреймы - это знания прецедентных текстов, послуживших созданию текстовых реминисценций [Супрун, 1995, 17-29; Горелов, Седов, 1997, 139-150]. Текстовые реминисценции могут быть типизированы в зависимости от видов культурологических и филологических знаний, обусловливающих механизм порождения и понимания перифразы-экспрессемы. Экспрессемы, представляющие собой результат включения в речь прецедентных текстов, могут далее изучаться с точки зрения выявления источников текстовых реминисценций [Супрун, 1995; Фрэзер, 1987], способов включения прецедентных текстов в создаваемый текст, степени трансформации прецедентного текста, его соотношения с создаваемым текстом в информативном и коннотативном планах и т.д.

Когнитивная и прагматическая сущность языковой игры воплощается в единицах плана содержания, организуемых правилами, или условиями, языковой игры которые заключаются в том, что языковая игра представляет собой оперирование декларативными и процедурными знаниями - фреймами и скриптами - языковой личности, под которыми нами понимаются неоперациональные (экзистенциальная, прагматическая, культурологическая, филологическая, а также лингвистическая) и операциональные (логические) пресуппозиции. Оперирование знаниями сопровождается апелляцией к декларативным (экстралингвистическим и языковым) знаниям (статичным фреймам), содержащимся в "индивидуальной когнитивной системе" адресата, и в вовлечении адресатом в процесс понимания речи - вывода нового знания - процедурных знаний (динамичных фреймов, скриптов), связывающих тем или иным видом логических отношений "видимый и слышимый текст с невидимым и неслышимым подтекстом" (Звегинцев).
Глава
III
. Языковая игра как лексико-стилистический прием

Термин «языковая игра» впервые был употреблен Л. Витгенштейном в работе «Философские исследования». Ему же принадлежит широкая трактовка языковой игры как "одной из тех игр, посредством которой дети овладевают родным языком". В исследованиях последних лет термин «языковая игра» получил несколько иную (более узкую) трактовку: под языковой игрой понимается осознанное нарушение нормы. При таком подходе языковая игра противопоставляется языковой ошибке, которая возникает как следствие непреднамеренного нарушения нормы.

Понятие языковой игры подразумевает плюрализм смыслов. Концепция языковой игры приходит на смену концепции метаязыка. В отечественном языкознании термин вошел в широкий научный обиход после публикации одноимённой работы Е.А. Земской, М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой, хотя сами лингвистические явления, обозначаемые данным термином, имеют достаточно длительную историю изучения. Как указывается в данной работе, это «те явления, когда говорящий «играет» с формой речи, когда свободное отношение к форме речи получает эстетическое задание, пусть даже самое скромное. Это может быть и незатейливая шутка, и более или менее удачная острота, и каламбур, и разные виды тропов (сравнения, метафоры, перифразы и т.д.)».

Языковая игра – это некоторая языковая неправильность (или необычность), и, что очень важно, неправильность осознаваемая автором и намеренно допускаемая. При этом читатель должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он оценит соответствующее выражение как неправильность или неточность. Особенно, если читателем является ребенок, т.е. читатель не обладающий запасом знаний и эрудицией взрослого читателя. Языковая игра, обращенная на такого читателя должна быть упрощена и построена на ярких, запоминающихся примерах и несложных ассоциациях.

При кажущейся очевидности и логичности такого противопоставления в современной языковой ситуации не всегда легко провести грань между ошибкой и игрой. Так, в лингвистических исследованиях последних десятилетий ХХ в. все настойчивее звучала мысль о том, что на смену отношению «норма-ошибка» приходит отношение «норма-другая норма». «Другая норма» - это стилистическая и контекстная, или ситуативная, т.е. то, что традиционно квалифицировалось как ошибка, например, неоправданное употребление прописной буквы в современных рекламных текстах, в аббревиатурах, воспринимается при таком подходе не как нарушение орфографической нормы, а как реализация коммуникативной нормы, определяющейся задачами рекламного текста.

Крупный вклад в выделении и исследовании языковых игр принадлежит именно Людвигу Витгенштейну, который показывает, что языковая игра опирается на неявные допущения, определяющие внутри нее как вопросы, так и возможные ответы, истинность и ложность которых недоказуема в рамках прежнего мышления. Предложение, раскрывая состояние предметов и явлений, с ними связано как образ, но оно же является  самостоятельным знаком особого рода, выражающий целостную мысль.

Чтобы привлечь внимание собеседника человек при использовании языка прибегает к каким-то элементам игры, но понять их может только тот, кто владеет языковой нормой, особенно важно уметь пользоваться элементами языковой игры авторам текстов, предназначенных для детской аудитории.

Для создания комического эффекта можно использовать словообразовательные возможности русского языка.

Результатом творческого словообразования являются окказионализмы, которые создаются в речи в какой-то определенной ситуации (одноразовые) и не принадлежат языку. «Окказионализмы показывают, на что способен язык при порождении новых слов, каковы его творческие потенции, глубинные силы». Они производятся намеренно с нарушением законов словообразования, с «установкой на творчество».

Существует графическое выделение в контаминированных образованиях. Контаминация, согласно общепринятой точке зрения, - один из самостоятельных типов языковой игры, результатом которой является создание инноваций контаминированной структуры и семантики.

Структурные особенности контаминаций изучены достаточно хорошо, семантика же их еще освещена недостаточно.

Будем придерживаться широкого понимания контаминации, которое основывается на следующих положениях:

1) формально в новообразовании представлены, хотя бы одной буквой (точнее, фонемой), оба исходных слова;

2) в значении новообразования сложным образом переплетаются значения обоих исходных слов.

Принципиально новым, отличающим данный тип от предыдущего, является нарушение орфографических норм (или, скорее, привычного облика слова).
Строго говоря, контаминированное образование - это новое слово со своей графикой и орфографией, но созданное на базе обычных слов и поэтому ассоциирующееся с их внешним обликом. Говоря другими словами, нарушение нормы возможно только при условии существования нормы.

Глава IV. Языковая игра как лингвистический эксперимент


Известно, что в XX в. в различных областях науки и искусства (в математике, биологии, философии, филологии, живописи, архитектуре и т.д.) многие ценные идеи и начинания российских ученых и деятелей культуры заглохли в душной атмосфере советского тоталитаризма, но получили признание и развитие на Западе и через десятилетия снова возвращаются в Россию. Это в значительной степени относится и к методу лингвистического эксперимента, громадную роль которого настойчиво подчеркивали в 20-х годах А.М. Пешковский и особенно Л.В. Щерба. «Сделав какое-либо предположение о смысле того или иного слова, той или иной формы, о том или ином правиле словообразования или формообразования и т.п., следует пробовать, можно ли сказать ряд разнообразных фраз (который можно бесконечно множить), применяя это правило.В возможности применения эксперимента и кроется громадное преимущество – с теоретической точки зрения – изучения живых языков» (Щерба 1974: 32).

На словах необходимость экспериментирования в синхронических исследованиях признается, по-видимому, всеми российскими лингвистами, на деле, однако, возможности этого метода до сих пор используются недостаточно. Зарубежные исследования по грамматике, семантике, прагматике – это, как правило, серия экспериментов над несколькими тщательно подобранными примерами и интерпретация полученных результатов. В России работы по современному языку в рассматриваемом отношении мало отличаются от работ по истории языка: и в тех, и в других приводятся большие списки примеров из обследованных текстов и сама величина списка расценивается как доказательство правильности развиваемого положения. При этом игнорируется то обстоятельство, что в реальных текстах анализируемое явление нередко искажено воздействием добавочных факторов. Мы забываем предостережение А.М. Пешковского, который отмечал, что было бы ошибкой видеть, например, в союзе и выразителя распространительных, причинно-следственных, условно-следственных, противительных и т.п. отношений; это означало бы, что «в значение союза просто сваливается все, что можно извлечь из вещественного содержания соединяемых им предложений» (Пешковский 1956: 142). Исследователь языка попадает при этом в положение химика, который для химического анализа какого-то металла брал бы куски его руды разного минерального состава и приписывал наблюдаемые различия самому металлу. Очевидно, химик возьмет для своего опыта чистый металл, лишенный примесей. Мы также должны оперировать тщательно подобранными примерами, по возможности исключающими воздействие добавочных факторов, и экспериментировать с этими примерами (например, заменять слово его синонимом, изменять тип речевого акта, расширять фразу за счет диагностирующего контекста и т.п.).

Эксперимент должен стать для лингвиста, исследующего современный язык, столь же обычным рабочим приемом, каким он является, например, для химика. Впрочем, то, что он занимает скромное место в лингвистических исследованиях, отнюдь не случайно. Эксперимент требует определенных навыков и немалых усилий. Поэтому, нам кажется, особенно важно использовать экспериментальный материал, который уже имеется, «лежит под ногами». Мы имеем в виду языковую игру.
Парадоксальный факт: лингвистический эксперимент гораздо шире, чем лингвисты, применяют сами говорящие – когда они играют с формой речи.
В качестве примера можно привести серию экспериментов О.Мандельштама с местоимением такой, указывающим на высокую степень качества (напр., он такой сильный).


Вот строки из юношеского стихотворения 1909 г.:

Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим.


Здесь несколько необычно сочетание местоимения такой с прилагательным единый и особенно с местоимением мой. Сочетание таким моим представляется допустимым, поскольку по смыслу оно близко к «вполне нормальным» сочетаниям типа таким родным. Однако Мандельштам сам отчетливо ощущал необычность этого сочетания и неоднократно использовал его в юмористических стихах, в своего рода автопародиях:

Мне дан желудок, что мне делать с ним,
Таким голодным и таким моим? (1917 г.)


(Комический эффект создается за счет сужения и снижения самой темы, сведения ее к проблемам желудка.)

Или:

Не унывай,
Садись в трамвай,
Такой пустой,
Такой восьмой. (Ок. 1915 г.)


Комический эффект вызван сочетанием местоимения такой с числительным восьмой, которое трудно осмыслить как качественное прилагательное. Словосочетание такой восьмой аномально, но не бессмысленно: в результате игры возникает новый смысл. Дело в том, что в отличие от первых, «престижных», выделенных числительных (ср. первая красавица, первый парень на деревне, первым делом) числительное восьмой – невыделенное, «заурядное», и тем самым сочетание такой восьмой приобретает смысл ‘такой обычный, заурядный’.

Глава
V
. Функции языковой игры

1. Обычно говорят о разрушающей силе смеха, о дискредитации описываемого как непременной принадлежности шутки, отличающей ее от языковой игры (которая может иногда даже возвеличивать свой объект). «Без сомнения, смех – одно из самых мощных орудий разрушения; смех Вольтера бил и жег, как молния» (А.Герцен. Very dangerous!!! по карт. БАС); «...смех – самое страшное оружие: смехом можно убить все – даже убийство» (Е.Замятин. Мы). И все-таки правильнее говорить не о дискредитации, а о снижении, поскольку понятие шутки, бесспорно, включает и случаи дружеского подтрунивания, любовного подшучивания.

2. Там, где дискредитация конкретного описываемого лица или объекта не является основной задачей шутки, на первый план выступают другие функции языковой шутки и языковой игры. Об одной из основных функций языковой игры хорошо сказал Н.И. Хмельницкий в «Невском альманахе» за 1846 г. (цит. по статье В.В. Виноградова «Натуралистический гротеск»): «напав на какое-нибудь слово, играю им, как мячиком... Поверьте, если бы мы почаще играли таким мячиком, то скорей бы приучились владеть языком, который не довольно еще гибок для языка разговорного».

3. Мне кажется, следует выделить еще одну чрезвычайно важную функцию языковой игры – языкотворческую. В этой связи представляет интерес следующее недоуменное высказывание З.Фрейда: «Какую экономию выгадывает остроумие благодаря своей технике? Произнесение нескольких новых слов, которые можно было в большинстве случаев найти без труда. Вместо этого острота из кожи лезет вон, чтобы найти одно слово, сразу покрывающее смысл обеих мыслей. Не проще ли, легче и, собственно, экономнее было бы выразить обе мысли так, как это именно нужно? Не будет ли больше чем уничтожена экономия, добытая выраженными словами, излишней тратой интеллектуальной энергии?» (Фрейд 1925: 58–59). Фрейд не учитывает одно важное обстоятельство: интеллектуальные затраты не пропадают бесследно: найденное в акте индивидуального творчества нередко закрепляется в языке как новый, более яркий  способ выражения мысли. Языковая игра – один из путей обогащения языка. Имеется много явлений, которые можно квалифицировать как игру, переставшую быть игрой. Ср. «формульные выражения» – сравнения (злой, как собака), метафоры (свежий ветер, железная воля), генитивные конструкции (реки крови), сочинительные конструкции (золото, а не человек) и т.д., которые стали уже общеязыковыми. Долго не осознавалось (и не полностью осознается до сих пор), что языковая игра, может быть бессознательно, преследует не только сиюминутные интересы (заинтриговать, заставить слушать), но она призвана выполнять и другую цель – развивать мышление и язык. Полностью освоено мышлением то, что освоено языком. Мысль, для которой язык нашел краткое и четкое выражение, становится достоянием народа и народного мышления, и это мышление может подниматься на следующую, высшую ступень. Язык закрепляет достижения мышления.

4. Среди других функций языковой игры указывают обычно стремление развлечь себя и собеседника, а также стремление к самоутверждению – «триумф из-за исправности собственного интеллекта или же обнаружение у других отрицательной черты, от которой сам наблюдатель свободен, что пробуждает в нем фарисейское довольство собой» (Buttler 1968: 12).

Самоутверждение путем осмеивания окружающего становится оправданной необходимостью в некоторых особых условиях общественной жизни, например, в условиях советского тоталитаризма, когда мы остро чувствовали, что «все в бедной отчизне преступно иль глупо», и ничего не могли изменить, когда смех оставался единственным общедоступным способом борьбы с окружающим злом. Не случайно анекдот, занимающий весьма скромное место в нашей современной бурной общественной жизни, был любимым, чуть ли не единственным способом «отвести душу» в предшествующий семидесятилетний период нашей истории. «Юмор – это убежище, в которое прячутся умные люди от мрачности и грязи», – писал А.Вампилов в записных книжках. «Новая острота обладает таким же действием, как событие, к которому проявляют величайший интерес; она передается от одного к другому, как только что полученное известие о победе» (Фрейд 1925: 18–19). Не правда ли, эти слова сказаны как будто о нас, о нашей недавней жизни?

Итак, языковая игра – это и замечательный учитель словесности, и забавный собеседник, и великий утешитель-психотерапевт.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Языковая игра исследовалась в работах Л. Витгенштейна, В. В. Виноградова, Е. А. Земской, Н. Д. Арутюновой, Т. А. Гридиной, В. З. Санникова, Б. Ю. Нормана, Н. Д. Голева, Н. А. Янко – Триницкой и это не случайно, поскольку «Языковая игра (в максимально широком понимании термина) – это нетрадиционное, неканоническое использование языка, это творчество в языке, это ориентация на скрытые эстетические возможности языкового знака».

“Языковая игра активизирует внимание носителей языка к языковой форме, к ее структурным элементам”, она связана с ситуацией неожиданности, ”обусловленной нарушением в игровом тексте каких-либо норм и стереотипов и осознанием этого нарушения”.

Например Л. Витгенштейн определяет языковую игру как одновременно и контекст, и определенная исторически сложившаяся форма деятельности. Указывая на то, что в языковой игре действия и слова тесно взаимосвязаны, Витгенштейн выступает против сугубо теоретического рассмотрения языка как формальной структуры, картины, набора значений. Целью Витгенштейна является показ того, что все формы опыта и деятельности представляют собой проявления языка и невозможны вне его. Языковая игра - это особый вид речетворческой семиотической деятельности.

В свете металингвистики языковая игра определяется как и всякая игра, она осуществляется по правилам, к которым относится: 1) наличие участников игры - производителя и получателя речи, 2) наличие игрового материала - языковых средств, используемых производителем и воспри-нимаемых получателем речи, 3) наличие условий игры, 4) знакомство участников с условиями игры, 5) поведение участников, соответсвующее условиям и правилам игры.

Как лексико-стилистический прием, языковая игра – это некоторая языковая неправильность (или необычность), и, что очень важно, неправиль-ность осознаваемая автором и намеренно допускаемая. При этом читатель должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он оценит соответствующее выражение как неправильность или неточность.

Функциями языковой игры являются и случаи дружеского подтрунива-ния, любовного подшучивания, стремление развлечь себя и собеседника,   а также стремление к самоутверждению. Можно выделить ещё одну чрезвычайно важную функцию языковой игры – языкотворческую.



Список использованной литературы

1.                     Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1996.

2.                     Баранов А.Г. Когниотипичность текста. К проблеме уровней абстракции текстовой деятельности // Жанры речи. Саратов : Изд-во ГосУНЦ "Колледж", 1997.

3.                     Бертякова А.Н. Семантика и структура заголовков - текстовых реминисценций на функционально-коммуникативном и синтасическом уровнях // Язык писателя. Текст. Смысл : Сб. науч. тр. / Таганрогский гос. пед. ин-т. Таганрог, 1999.

4.                     Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М.,1982.

5.                     Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М.: Лабиринт,1997.

6.                     Гридина Т.А. Принципы языковой игры и ассоциативный контекст слова в художественном тексте // Семантика языковых единиц : Докл. VI

7.                     Междунар. конф. Т. М., 1998 ; Она же. Языковая игра : стереотип и творчество. Екатеринбург, 1996.

8.                     Залевская А.А. Введение в психолингвистику..М.,1999.

9.                     Земская Е.А. Языковая игра // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика.Жест. М., 1983.

10.                 Каменская О.Л. Текст и коммуникация. М.: Высшая школа,1990.

11.                 Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987 ; Он же. Текстовые преобразования в ассоциативных экспериментах // Языковая система и ее функционирование. М., 1998.

12.                 Костомаров Е.Г. Русский язык на газетной полосе. Изд-во Московского ун-та,1971.

13.                 Кривоносов А.Т. Язык. Логика. Мышление : Умозаключение в естественном языке. Москва - Нью-Йорк,1996.

14.                 Лисоченко Л.В. Высказывания с имплицитной семантикой. Ростов-на Дону : Изд-во Ростовского ун-та,1992.

15.                 Минский М. Структура для представления знаний // Психология машинного зрения. М.,1978.

16.                 Моль А. Искусство и ЭВМ. М., 1975 ; Он же. Социодинамика культуры. М.,1973.

17.                 Панина Н.А. Имплицитность языкового выражения и ее типы // Значение и смысл речевых образований. Калинин, 1979.

18.                 Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений. М.: Изд-во "Институт психологии РАН",1998.

19.                 Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской культуры,1999.

20.                 Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М.,1996.

21.                 Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания,1995, № 6.

22.                 Федосюк М.Ю. В каком направлении развивались стили русской речи ХХ века // Филология и журналистика в контексте культуры (Лиманчик - 98): Материалы Всерос. науч. конф. Вып. 4. Ростов-на Дону,1998.

23.                 Хейзинга Й. Homo ludens. Человек играющий. Перев. c нидерл. М.,1992.



1. Реферат Распределение прибыли. Формирование дивидендной политики
2. Статья на тему Медный всадник А С Пушкина на английском К проблеме перевода тропов
3. Реферат на тему Life And Death Struggles Essay Research Paper
4. Реферат Назначение и функции НСА к документам АФ РФ
5. Реферат на тему Heart Of Darkness Essay Research Paper I
6. Реферат Государственное регулирование рынка труда 5
7. Реферат на тему Malaria Essay Research Paper Malaria is regarded
8. Реферат Происхождение и общая характеристика Псковской судной грамоты
9. Курсовая на тему Учет производственных затрат на предприятии
10. Реферат Historical measurement of the science of governing