Реферат Красная смута
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Содержание:
1.
Красная смута-(анализ событий В России 20 века).
2.
Россия в поисках союзника.
3.
Современный взгляд на Русско-Японскую войну.
4.
Заключение.
5.
Список литературы.
1. Красная смута-(анализ событий В России 20 века).
Если проводить аналогии с прошлым, то "красную смуту" начала ХХ века надо бы сопоставить со Смутным временем начала XVII века. Эта мысль не нова, она принадлежит вовсе не мне, но мне она представляется плодотворной. И в том, и в другом случае речь идет не только о внутриимперском системном кризисе, но и о взаимодействии, о наложении кризисных ритмов российской и мировой истории. Правда, следует признать, что в XVII веке те импульсы, которые исходили из Европы, ощущались намного слабее.
Как разворачивается системный кризис империи? Если говорить о кризисе начала ХХ века, который представляется классическим - по крайней мере применительно к настоящему и будущему. Он достаточно легко разложим на определенные составные элементы и даже этапы развития. При этом можно говорить об их переплетении и взаимодействии. При этом надо учитывать, что те семь элементов, которые выделяются, достаточно условно и стыкуются с другими, менее различимыми. В любом случае они происходят в империи, которую можно охарактеризовать как сложноорганизованную этносоциальную систему идеократическо-патерналистского типа. Это система, выстроенная на архаичных принципах "большой семьи" и в силу этого претендующая на универсализм.
Итак, можно выделить следующие элементы системного кризиса идеократическо-патерналистской империи. Во-первых, этический. Это связано прежде всего с моментом десакрализации высшей власти. Этот компонент то присутствует, то вроде бы исчезает, но, в конечном счете, обнаруживается в чрезвычайно острых формах. Можно вслед за тем особо выделить идеологический элемент. Если обратиться к истории России, то ясно, что идеологические основы самодержавия под влиянием западного либерализма, а затем социализма подтачивались на протяжении всего XIX века. Можно говорить о политическом компоненте, который, безусловно, играл провоцирующую роль. Связано это было не только с образованием системы политических партий, которая объективно выполняла задачу антисистемы по отношению к имперству. Оппозиция самодержавию в значительной степени носила непартийные организационные формы. К их числу можно отнести и органы самоуправления, и всевозможные самодеятельные общества, вроде "императорского" ВЭО.
На организационном компоненте кризиса системы стоит остановиться более подробно. У нас принято считать, что после Февральской революции возникло "губительное" для страны двоевластие. Но призрак двоевластия завис над Россией куда раньше. Это связано не просто с ослаблением самодержавного диктата в силу персональных слабостей Николая II. Стоит обратить внимание на другое. В ходе революции 1905 - 1907 годов в системе высшего управления империей появился интересный пост: председатель совета министров. Ранее все министерства замыкались на фигуре самодержца, не могло и речи быть о том, что бюрократия составляет нечто самостоятельное. И вот именно это произошло. Когда пост председателя совета министров занял такой человек как Столыпин, административная система приобрела клановый характер, дело доходило теперь и до "забастовок" министров, когда высшие чины отстаивали те или иные решения, угрожая коллективной отставкой. Но и это мелочи. С начала первой мировой войны можно вести речь не только об элементах двоевластия, но и о феномене многовластия. Власть по существу разделилась на гражданскую и военную, появились к тому же "общественно-государственные", как я их называю, организации типа Земского и Городского союзов, деятельность которых самодержавие пыталось подчинить определенным министерствам. Появились особые совещания - по обороне, топливу, перевозкам, продовольствию, которые также весьма странно смотрелись в самодержавной "вертикали". То есть призрак организационного разброда был налицо, преодолеть его Николай II пытался с помощью известной "министерской чехарды". Таким образом, говорить, что пресловутое двоевластие, сложившееся после Февральской революции, довело страну до ужаса большевистского Октября, на мой взгляд, не корректно. В известной степени послефевральское двоевластие восстанавливало старую парадигму властвования в России: народу мнение, царю власть. В низах, если говорить о массовом сознании того времени, двоевластие, к тому же, воспринималось по старинной формуле: царь сказал, бояре приговорили. По телеграммам и письмам во власть видно, что все люди упорно желали плодотворного взаимодействия Совета и Временного правительства, все были уверены, что это не только возможно, но и естественно. То есть в 1917 году под покровом утопий и всевозможных доктрин, как либеральных, так и социалистических, царили вполне традиционалистские, порой даже более архаичные, чем в XIX - XX веках, представления о власти. Объективно Февральскую революцию уместно рассматривать как попытку сохранения имперства на реликтовых его основаниях.
Далее надо выделить социальный компонент. Массы уже начинают ощущать себя как нечто оформившееся помимо власти (в известной степени под влиянием различных доктринеров), то есть рабочие начинают думать о себе как о пролетариате, крестьяне как о "людях земли" и в этом качестве постепенно противопоставляют себя городу в целом. Даже городское мещанство ощущает себя какой-то компактной массой. Идет процесс социальной самоидентификации, который принимает вовсе не парламентские, а часто откровенно насильственные формы. Народ заявляет о себе языком бунта. И здесь уместно еще одно замечание. Бунт в России - это не способ достижения вполне практических целей. Бунт - это указание на то, что низы определенных действий власти не принимают (часто в силу чисто моральных сдержек, а то и суеверий). Бунт - это и демонстрация, и апелляция к верхам, которые другого языка уже не различают. Подлинная причина "стихийного" бунтарства в том, что система обратной связи перестает действовать: патерналистская власть не различает "гласа народа".
Следующая, предпоследняя стадия кризиса, - охлократическая. На авансцену истории выходят не классы, а скорее новообразовавшиеся социумы - толпы. Не следует думать, что везде и во все времена толпа одна и та же. По социологии и психологии толпы написано и пишется до сих пор громадное количество литературы. Сегодня известные идеи (обычно Лебона) сочетаются с неофрейдистскими наработками. Уязвимое место в этих теориях - противопоставление непременно сознательного индивидуума бессознательной по определению толпе. В России эта антитеза не проходит. Дело в том, что Россия знала более чем своеобразную форму самоорганизации в виде общины. Что такое община в психосоциальном смысле? В иных ситуациях - это как раз нечто среднее между личностью и толпой. К тому же по поводу личности в России можно только прослезиться, и не только применительно к прошлому. Проблема личностной самоидентификации остро стоит до сих пор. Мы все еще мыслим категориями "своего" социума и воображаем всю страну в виде некоего коллективного социума. Это, кстати сказать, одно из последствий революции начала ХХ века. Личность как таковая нам до сих пор представляется ценностью более чем сомнительной. Как бы то ни было, на охлократической стадии личность может реализовать себя лишь в качестве вожака толпы.
Последняя стадия кризиса - рекреационная. Происходит возрождение имперской системы в соответствии с культурно-антропоморфными кодами. Этот момент для изучения наиболее сложен. Я подозреваю даже, что этот процесс идет преимущественно на довербальном уровне, так как по текстам уловить его течение сложно. Это то, что происходит в душах людей. Рекреационный компонент прослеживается по источникам иного рода. Здесь нужно говорить о процессе своеобразной эстетизации возникновения порядка из хаоса, который проходит несколько стадий. Он наиболее зримо воплощается в монументалистской пропаганде, этом специфически имперском жанре. Пример чрезвычайно простой. Уже в 1917 году большевики задумали все крупные города уставить памятниками - и Карлу Марксу, и Стеньке Разину, и даже Бруту. Но первые гипсовые памятники были уродливыми и со временем просто рассыпались. Время истинно имперским монументам пришло в тридцатые годы. Здесь напрашиваются аналогии с современностью, если вспомнить об уродствах творений Церетели.
Возвращусь к проблеме насилия. Каков механизм его распространения по этажам социальной пирамиды, каковы способы его проникновения в те или иные, достаточно изолированные социумы, каковы внутрисоциумные особенности?
Начнем с Первой мировой войны. Макросоциологические причины ее возникновения многократно описаны, нет смысла к ним возвращаться. Хотелось бы обратить внимание на другое.
Причины возникновения Первой мировой войны можно вынести в совершенно иную плоскость. Представим себе простую вещь. Начиная со второй половины XIX века во всей Европе, а затем и в России наблюдается колоссальный, неожиданный скачкообразный рост народонаселения. По переписи 1897 года люди до 30 лет составляли до 65% населения Российской империи. То есть произошло омоложение населения. Элементы так называемой юношеской деструктивности стали глобальным фактором. Но просто констатировать это, на мой взгляд, значит не сказать почти ничего. Всякая система социально стратифицирована, насилию поставлены определенные пределы. Оно, следовательно, может идти только по определенным руслам. География распространения насилия оказывается, к тому же, чрезвычайно своеобразной. Для России важнейшее значение имело то, что юношеская деструктивность сомкнулась с аграрным перенаселением. Это, вне всякого сомнения, страшное явление. Факторы патерналистского сдерживания перестали действовать. По губернаторским отчетам начала века мы уже можем заключить, что если поколение людей, которым за 60 лет, вело себя по старинке спокойно, а те, которым за 40 оставались работящим слоем, то молодежь оказалась лишена каких-либо авторитетов в среде, к которой она принадлежала. Во время Первой мировой войны эта часть населения в значительной степени (хотя и не в столь значительной, как принято думать) переместилась в армию. Поначалу напряжение внутри общины спало. Но думать, что эта молодежь сразу стала дебоширить в армии, не стоит. Бунты во время призыва были, но это был феномен обычного русского "озорства" - в частности из-за водки, то есть несоблюдения властью известного ритуала. Оказавшись в армии, рекруты быстро успокоились. Они получили неплохое обмундирование, довольствие, нормы которые их изумили. И всё было бы хорошо, если бы можно было без излишних потерь наступать, прихватывать трофеи, не копать окопы, не заниматься строевой службой, не зубрить уставы и т.п. Но к сожалению армейская действительность была иной. В армии, можно сказать, сохранялись худшие элементы крепостничества. Реформа в армии не была проведена.
Источником социального насилия невиданного масштаба стала война. Но думать, что всякий солдат, не умевший ранее зарезать курицу, а теперь вынужденный всадить штык в противника, навсегда стал террористом, не стоит. Всё гораздо сложнее. Обычно сознание блокирует память о военном убийстве - последнее выносится в "иное" измерение сознания. В принципе насилие становится доминантой социального поведения, если его "функциональность" ритуализирована или приобретает новый сакральный смысл. Разумеется, надо учитывать и послевоенное учащение связи между аффектом и убийством - в России последнее обычно связано с пьяной "бытовухой". Несомненно также, что вакханалию внутрисоциального насилия стимулируют представления об инфернальной тождественности "внешнего" и "внутреннего" врага. Если говорить о насилии военного времени, то самое опасное здесь идет не от убийства в ходе боевого действия, а от акций погромного характера, и прежде всего - по отношению к мирному населению. И здесь колоссальное деморализующее воздействие на бывших русских крестьян оказали казаки. Это профессиональное сословие, прекрасные военные, но это те люди, которые издавна привыкли "ходить за зипунами", то есть вести себя на войне как разбойники. Описание казачьего насилия у М.Шолохова в "Тихом Доне", у Б.Пастернака в "Докторе Живаго" - лишь бледная тень того, что имело место в действительности. Для казака всякий чужой, кроме "вышестоящего", был не человеком, а странным, нелепым и ненужным существом. Худшей разновидностью последнего был еврей. Антисемитизм у казаков был связан с тем, что еврей для казака - крайнее выражение чужака, совсем уже "лишнее" существо. И здесь надо прямо поставить вопрос о том, что исторически русский крестьянин знал только два стереотипа поведения - казачий и холопский. Без казачества крестьянские войны в России были бы невозможны.
"Вспомнив" с помощью войны об определенных образцах поведения, солдаты понесли насилие в мирную среду. Разумеется, оно распределялось своеобразно. Говорить о том, что в "эпоху пролетарских революций" насилие было передано рабочему классу, как раз менее всего приходится. Российский пролетариат - маргиналы, обладающие своими формами социального протеста, причем достаточно умеренными. В первую очередь солдаты, как бывшие крестьяне, основательно заразили насилием сельскую среду. Это началось в конце 1917 года, когда произошла стихийная демобилизация армии. Пик аграрного бунтарства не случайно пришелся на конец осени 1917 - весну 1918 года.
Колоссальное влияние привнесенное из армии насилие оказало на так называемые национальные революции. Здесь под покровом "освободительных" идей происходили дикие вещи: проснулись настоящие племенные инстинкты. Хотя формально национальными движениями в подавляющем большинстве руководили умеренные социалисты, степень внутренней их агрессивности была непомерно велика. И если петлюровцы на Украине по части еврейских погромов превзошли деяния времен Богдана Хмельницкого - то это как раз от этнофобской агрессивности. Об этнонациональном насилии эпохи "красной смуты" мы далеко не всё еще знаем. Человеческая память блокирует воспоминания об известного рода событиях. До какой глубины грехопадения может дойти человек в эпоху кризиса империи, мы даже и представить себе не можем.
Как всё это преломляется в массовом сознании? Все революции начинаются с прекраснодушных утопистов, которые выдвигают те или иные доктрины, указывающие, что движение к "светлому будущему" может идти только в строго заданном направлении, что иного не дано. Они исходят из должного, а не сущего. Утопии начинают взаимодействовать с коллективным бессознательным после того, как происходит десакрализация власти. В России этот фактор приобретает особо взрывоопасный характер: десакрализация оборачивается сакрализацией насилия. Путь к будущему, все хилиастические упования теперь мыслятся как движение через насилие. "Старая" нормативная этика отбрасывается в первую очередь. Вся сфера общественных отношений вульгаризуется. Место "высокой культуры" заступают наиболее активные (и агрессивные) субкультурные элементы. Фактически происходит сакрализация самых архаичных форм человеческого естества. В этих условиях происходит своеобразный цикл "смерти-возрождения" империи (одному англичанину это удалось легко проследить по художественной литературе двадцатых годов).
Трагизм смутных времен в России заключается в том, что в них утопии - как доктринерски атрибутированные, так и народные - начинают взаимодействовать с коллективным бессознательным через насилие. Чем это оборачивается, известно. В начале XX века произошел не прорыв в будущее, а напротив - архаизация всей общественной структуры. Но думать о том, что это самоубийственный акт, не следует. Налицо лишь форма исторической саморегуляции системы, имманентно подверженной кризисам. Если говорить о кризисном ритме российской истории, то надо прямо сказать, что это катастрофический способ самоидентификации России и русских в мире, реализация "культуры взрыва". Причем парадоксальность последней связана и с тем, что кризис может быть спровоцирован невинным реформаторством. Всё дело в том, что российская патерналистская система не знала устойчивого "дисциплинирующего насилия".
Если говорить о том, как же нам лучше двигаться, то очевидно, что в России всякие реформы должны быть направлены на человека. Строго говоря, единственный способ избежать смуты - с помощью образования пробудить и заставить устойчиво работать творческое начало в человеке. Насколько далеки мы сегодня от этого, говорить не приходится.
2.Россия в поисках союзника.
К началу XX века Российское государство представлялось иностранным наблюдателям как мощная, но слишком изолированная от международных военно-политических интересов сила. На протяжении царствования императора Александра III (1881 — 1894) Россия не вела войн. Такую же политику публично обещал продолжить и император Николай П. Российская дипломатия стала инициатором проведения в
В 80-х гг. продолжилось ухудшение отношений между Россией и Германией. Российская общественность обвиняла Бисмарка в антироссийской позиции на Берлинском конгрессе. К тому же Германия повысила ввозные пошлины на русский хлеб. Тем не менее, в
Однако этот договор оказался недолговечен. Коренные интересы России и Австрии на Балканах противоречили друг другу. Между тем, во внешней политике Германии определяющую роль играл Тройственный союз (Германия. Австро-Венгрия, Италия), созданный в
Российское государство искало союзников. Еще с начала 90-х гг. XIX века начинается русско-французское сближение, которое явилось политическим ответом на усиление в Европе позиций Германии. Это сближение было взаимовыгодным, так как Россия к этому времени находилась с Германией в состоянии «таможенной войны», подрывавшей российский хлебный экспорт в эту страну. Франция же, заключив союз с Россией, выходила из изоляции, в которой оказалась после поражения во франко-прусской войне 1870—1871 гг.
Россия, опасавшаяся чрезмерного усиления Германии, все более решительно поддерживала Францию. С
В
Сближение России с Францией увенчалось подписанием в
Таким образом, как бы исподволь в Европе начали складываться два военно-политических блока: Германии и Австро-Венгрии, ставшего в будущем Тройственным союзом, и России и Франции, превратившемся в Сердечное согласие (Антанту). Европейская роль России в начале XX века усиливалась также и потому, что Российская империя традиционно считала своей обязанностью выступать в защиту народов, относившихся к числу православных: сербов и македонцев, черногорцев и болгар. Более того, во многих странах, населенных славянскими народами, усиливались панславистские настроения. Центром славянского мира идеологи панславизма считали Россию, что давало российской дипломатии возможность активного проведения своей политики в Восточной и Центральной Европе.
Традиционным политическим и военным оппонентом России считалась Османская империя, которая в начале XX века находилась в глубоком кризисе. Ее слабость побуждала многих российских политиков и общественных деятелей ставить вопрос о решении важнейшей, по их мнению, политической задачи: овладения Константинополем (Стамбулом) и превращения черноморских проливов Босфор и Дарданеллы в российскую принадлежность. Закрепить свое влияние в Турции стремились также Великобритания и Германия, что создавало почву для их постоянных трений с Российской империей.
3.Современный взгляд на Русско-Японскую войну.
8 февраля 1904 — 27 июля 1905) — война между Россией и Японией за контроль над Маньчжурией и Кореей. Стала — после перерыва в несколько десятков лет — первой большой войной с применением новейшего оружия: дальнобойной артиллерии, броненосцев, миноносцев.
На первом месте во всей русской политике первой половины царствования Императора Николая II стояли вопросы |Дальнего Востока — «большая азиатская программа»: во время своей встречи в Ревеле с Императором Вильгельмом II русский император прямо сказал, что рассматривает укрепление и усиление влияния России в Восточной Азии как задачу именно Своего правления. Основным препятствием к русскому преобладанию на Дальнем Востоке была Япония[1][2], неизбежное столкновение с которой Николай II предвидел и готовился к нему как в дипломатическом, так и в военном отношении (сделано было немало: соглашение с Австрией и улучшение отношений с Германией обеспечивало русский тыл; постройка Сибирской дороги и усиление флота обеспечивали материальную возможность борьбы), однако в русских правительственных кругах была сильна и надежда на то, что страх перед силой России удержит Японию от прямого нападения[2].
После Реставрации Мэйдзи в 1868 году, проведя масштабную модернизацию экономики страны, Япония к середине 1890-х годов перешла к политике внешней экспансии, в первую очередь в географически близкой Корее. Натолкнувшись на сопротивление Китая, Япония в ходе японо-китайской войны (1894—1895) нанесла Китаю сокрушительное поражение. Симоносекский договор, подписанный по итогам войны, зафиксировал отказ Китая от всех прав на Корею и передачу Японии ряда территорий, включая Ляодунский полуостров в Маньчжурии. Эти достижения Японии резко увеличивали её мощь и влияние, что не отвечало интересам европейских держав[3], поэтому Германия, Россия и Франция добились изменения этих условий: предпринятая с участием России Тройственная интервенция привела к отказу Японии от Ляодунского полуострова, а затем и к передаче его в 1898 году России в арендное пользование. Осознание того, что Россия фактически отобрала у Японии захваченный в ходе войны Ляодунский полуостров, привело к новой волне милитаризации Японии, на этот раз направленной против России.
В 1903 году спор из-за русских лесных концессий в Корее и продолжающейся русской оккупации Маньчжурии привёл к резкому обострению русско-японских отношений. Несмотря на слабость российского военного присутствия на Дальнем Востоке, Николай II не пошёл на уступки, так как для России ситуация, по его мнению, была принципиальна — решался вопрос о выходе к незамерзающим морям, о русском преобладании на огромной территории, о почти незаселённых земельных просторах Маньчжурии. Япония стремилась к полному своему господству в Корее и требовала, чтобы Россия очистила Маньчжурию, на что Россия пойти не могла ни по каким соображениям[1]. По мнению исследователя царствования Императора Николая II профессора С. С. Ольденбурга, избежать борьбы с Японией Россия могла лишь ценой капитуляции и своего самоустранения с Дальнего Востока, и никакие частичные уступки[1], которых было сделано немало (в том числе задержка отправления подкреплений в Маньчжурию), не смогли не только предотвратить, но даже отсрочить решение Японии начать войну с Россией, в которой Япония и по существу, и по форме стала нападающей стороной.
Внезапное, без официального объявления войны, нападение японского флота на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 привело к выводу из строя нескольких сильнейших кораблей русской эскадры и обеспечило беспрепятственную высадку японских войск в Корее в феврале 1904 года. В мае 1904 года, использовав бездействие русского командования, японцы провели высадку своих войск на Квантунский полуостров и перерезали железнодорожное сообщение Порт-Артура с Россией. Осада Порт-Артура была начата японскими войсками уже к началу августа 1904 года, а 2 января 1905 года гарнизон крепости был принуждён к сдаче. Остатки русской эскадры в Порт-Артуре были потоплены осадной артиллерией японцев либо взорваны собственным экипажем.
В феврале 1905 года японцы заставили отступить русскую армию в генеральном сражении при Мукдене, а 14 (27) мая — 15 (28) мая 1905 в Цусимском сражении нанесли поражение русской эскадре, переброшенной на Дальний Восток с Балтики. Причины неудач русских армий и флота и их конкретных поражений были обусловлены многими факторами, но главными среди них явились незавершённость военно-стратегической подготовки, колоссальная удалённость театра военных действий от главных центров страны и армии, чрезвычайная ограниченность сетей коммуникаций[1]. Кроме того, начиная с января 1905 года в России возникла и развивалась революционная ситуация.
Война завершилась Портсмутским миром, подписанным 23 августа (5 сентября) 1905 года и зафиксировавшим уступку Россией Японии южной части Сахалина и своих арендных прав на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу.
4.Заключение
Период второй половины ХIX – начале XX вв. развития России характеризуется как период ломки феодального строя и бурного развития капиталистических отношений. После 1861 г. социально-экономическое развитие России пошло с такой быстротой, что она вышла на первое место в мире по темпам роста промышленности и проделала за десятилетия путь, которые другие державы Европы прошли за века. Уже примерно через 40 лет страна вступила в высшую стадию капитализма — империализм. Быстрота экономического движения способствовала не только экономическому росту, но и возникновению огромной пропасти между классом буржуазии и беднейшими слоями крестьянства и пролетариата. Отмена крепостного права способствовала углублению этой пропасти. Такая ситуация не могла не вызвать ответной реакции среди прогрессивно настроенных слоев общества и пролетариата. Это привело к возникновению революционного движения в России.
XX век в мировой истории – время великих свершений и великих трагедий человечества.
Российская империя оставалась самым крупным государством мира. В новое столетие она вступила как аграрно-индустриальная держава. К концу XIX в. преимущества индустриальной цивилизации, утвердившейся в ряде стран Европы и в США, становились все более очевидными. Этот тип цивилизации гарантировал обществу не только относительно стабильный уровень жизни, но и широкий комплекс прав, в том числе право владеть и свободно распоряжаться частной собственностью. Это право укрепляло веру человека в себя, в свои возможности. Политика социальных реформ, все активнее проводившаяся в ведущих странах (Англии, Германии, США и др.), способствовала смягчению напряженности в обществе. Государство и общество все крепче связывали взаимные интересы, что обеспечивало эволюционный путь развития ведущих индустриальных стран и сводило к минимуму опасность возникновения внутренних конфликтов. Общество постепенно становилось гражданским, то есть создавало независимую от государственного аппарата систему организаций и массовых движений, отстаивавших права и интересы граждан. Но гражданское общество не было альтернативой государственным институтам, а как бы дополняло их, порой даже предопределяя их развитие. Так, борьба профсоюзов за расширение прав рабочих нередко вынуждала власти вносить изменения в официальное рабочее законодательство, а движение за эмансипацию женщин (то есть их равноправие в политической и общественной жизни) - учитывать требования этого движения.
Выйдя на высокий уровень экономического развития, государства индустриального «центра» по-прежнему стремились использовать для укрепления своей экономики новейшие достижения науки и техники. Но страны, позже вступившие на путь индустриального развития, спешившие попасть в состав «центра», порой оказывались в более выгодном положении: начиная развивать новые для себя отрасли экономики, они сразу же оснащали их согласно передовым технологиям. Так, немецкие и американские коммерсанты внимательно изучали местный спрос, потребности рынка, предоставляли оптовым покупателям льготные и долгосрочные кредиты, а старым странам «центра» приходилось многое перестраивать в десятилетиями складывавшихся структурах. Поэтому на рубеже XIX-XX вв. Япония, Россия, Австро-Венгрия и другие страны стремившиеся догнать «центр», добились крупных успехов в развитии промышленности. А Германия, начавшая этот рывок вперед еще раньше, сумела выйти на второе место в мире по валовому объему промышленной продукции.
Капитализм перешел в монополистическую стадию развития. Государство по форме являлось абсолютной монархией. Стана превратилась в настоящий узел противоречий: между самодержавием и гражданским обществом, между буржуазией и рабочим классом, между помещиками и крестьянами.
Россия начала XX век революций. Большую часть столетия прожила плодотворно, выдержав великое испытание мировыми войнами. Николаевская Россия начала XX в. дала трещины почти по всем направлениям общественной жизни. Первая мировая война их усугубила. К 1917 г. страна стояла перед грандиозной задачей собрать из осколков новое государство и общество. Большевики из всех политических партий оказались наибольшими реалистами. Они нашли новый ключ национальной и государственной консолидации.
5.Список используемой литературы
1. Гайда Ф.А. Механизм власти Временного правительства (март-апрель 1917 г.) // Отечественная история. - 2001. - № 2.
2. Гражданская война в России: причины, сущность, последствия // Вопросы истории. - 2003. - № 10.
3. Дайнес В.О. Гражданская война в России: события, мнения, оценки // Вопросы истории. - 2003. - № I.
4. Дорожкин А.Г. Столыпинская аграрная реформа в оценках современной германоязычной историографии // Отечественная история. – 2006. - № 1.
5. Искандеров А.А. Первые шаги Советской власти // Вопросы истории. - 2003. - № 2.
6. История России. Россия в мировой цивилизации. - М.,1998.
7. История России: учебник / А.С. Орлов, В.А. Георгиев, Н.Г. Георгиева, Т.А. Сивохина. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Проспект, 2004.
8. Михайлова Н.В. Отечественная история: Учебное пособие / Н. В. Михайлова. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: ИМЦ ГУК МВД России, 2002.
9. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Учебное пособие для вузов. - Брянск, 1999.
10. Федоров О.А. История России. ХХ век: учебник для вузов МВД России / О. А. Федоров. - Орел: ОЮИ МВД России, 1999.
11. Владимир Булдаков. Революционное насилие в истории России ХХ века.
