РЕФЕРАТ

На тему:
«Рыцарская культура эпохи Средневековья»

П л а н    р е ф е р а т а .

Стр.
1.     Вступление.---------------------------------------------------------------------------  3
2.     Средневековье…--------------------------------------------------------------------  6
          а) Периодизация Средневековой культуры.-------------------------------   6
          б) Особенности средневекового искусства Западной Европы. -------  10
3. Рыцарство…-------------------------------------------------------------------------  20
          а) Проблема становления человека как личности в эпоху

              Средневековья. Святость и героизм. ------------------------------------  20
          б) Социальная культура Средневековья. Возникновение

               рыцарства как господствующего военного сословия.---------------- 28
          в) Рыцарь – человек – воин …------------------------------------------------ 30
          г) Образ “идеального рыцаря” в средневековой литературе. ---------- 35
          д) Дворянство и рыцарство в ракурсе героизма. “Служение”

              и “верность” для дворян и рыцарей. ------------------------------------- 39
          е) Вопросы чести, безупречности и совести в рыцарстве. ------------- 45
         ж) Рыцарские формирования: общества, ордена – как

              отражение тенденций рыцарской культуры. --------------------------- 48
          з) Рыцарские ордена Средневековой Европы. ---------------------------- 49

 
4. Заключение. ------------------------------------------------------------------------- 56
5. Литература. -------------------------------------------------------------------------- 59
ВСТУПЛЕНИЕ.
В обыденном сознании “культура” выступает как собирательный образ, объединяющий искусство, религию, науку и т.д. Именно культура отличает человека от всех остальных существ.

Конечно, здесь надо различать, во-первых, свободу как неотъемлемую духовную потенцию и, во-вторых, осознание, и осознанную социальную реализацию свободы. Без первого культура просто не может  появиться, но второе достигается лишь на сравнительно поздних стадиях развития. Далее, когда речь идет о культуре, имеется в виду не какой-то отдельный творческий акт человека, но творчество как универсальное отношение человека к миру.

Понятие культуры обозначает универсальное отношение человека к миру, через которое человек создает мир и самого себя. Каждая культура – это неповторимая Вселенная, созданная определенным отношением человека к миру и к самому себе. Иными словами, изучая различные культуры, мы изучаем не просто книги, соборы и археологические находки, - мы открываем для себя иные человеческие миры, в которых люди и жили и чувствовали себя иначе. Чем мы. Каждая культура есть способ творческой самореализации человека. Поэтому постижение иных культур обогащает нас не только новыми знаниями, но и новым творческим опытом.

Культура – это универсальный способ творческой самореализации человека через полагание смысла, стремление вскрыть и утвердить смысл человеческой жизни в соотнесенности его со смыслом сущего. Культура предстает перед человеком  как смысловой мир, который вдохновляет людей и сплачивает их в некоторое сообщество (нацию, религиозную или профессиональную группу и т.д.). Этот смысловой мир передается из поколения в поколение и определяет способ бытия и мироощущения людей.

Существует множество культур (типов культуры), реализовавшихся в человеческой истории. Освальд Шпенглер выделяет в мировой истории восемь культур (египетскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, греко-римскую, византийско-арабскую, западноевропейскую, культуру майя). Каждая культура имеет свои формы – народ, язык, эпоху, государство, искусство, науку, право, религию, мировоззрение, хозяйство и пр. Каждая из них порождает свою специфическую рациональность, свою нравственность, свое искусство и выражается в соответствующих себе символических формах.

Важнейшим достижением средневековой культуры явился поворот к осмыслению проблемы становления человека как личности. Человек становится сословной личностью, отождествляемой со своей профессией. Социальная культура средневековья представляется, прежде всего, господствующей ролью военного сословия – рыцарства. В данной работе речь пойдет о западноевропейской культуре средневековья, в частности о рыцарской культуре, как об одном из важнейшем явлении средневековой жизни.

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ…

Периодизация Средневековой культуры.
Средними веками назывался длительный период в истории Западной Европы между Античностью и Новым Временем. Этот период  охватывает более  тысячелетия с V по XV вв.

Внутри тысячелетнего периода Средних веков принято выделять, по меньшей мере, три периода. Это:

-         Раннее Средневековье, от начала эпохи до 900 или 1000 годов (до X – XI веков);

-         Высокое (Классическое) Средневековье. От X – XI веков до примерно XIV века;

-         Позднее Средневековье, XIV и XV века.

Раннее Средневековье – время, когда в Европе происходили бурные и очень важные процессы. Прежде всего, это – вторжения так называемых варваров (от латинского barda – борода), которые уже со второго века нашей эры постоянно нападали на Римскую империю и селились на землях ее провинций. Это вторжение закончилось падением Рима.

Новые западноевропейцы при этом, как правило, принимали христианство, которое в Риме к концу его существования было государственной религией. Христианство в различных его формах постепенно вытесняло языческие верования на всей территории Римской империи, и этот процесс после падения империи отнюдь не прекратился. Это второй важнейший исторический процесс, определивший лицо раннего Средневековья в Западной Европе.

Третьим существенным процессом было формирование на территории бывшей Римской  империи новых государственных формирований, создававшихся теми же «варварами». Многочисленные франкские, германские, готские и прочие племена были на деле не такими уж дикими. Большинство из них уже имели зачатки государственности, владели ремеслами, включая земледелие и металлургию, были организованы на принципах военной демократии. Племенные вожди стали провозглашать себя королями, герцогами и т.д., постоянно воюя друг с другом и подчиняя себе более слабых соседей. На Рождество 800 года король франков Карл Великий был коронован в Риме католическим папой как император всего европейского запада. Позднее (900 год) Священная Римская империя распалась на бесчисленное множество герцогств, графств, маркграфств, епископств, аббатств и прочих уделов. Их властители вели себя как вполне суверенные хозяева, не считая нужным подчиняться никаким императорам и королям. Однако процессы формирования государственных формирований продолжались и в последующие периоды. Характерной особенностью жизни в раннее Средневековье были постоянные грабежи и опустошения, которым подвергались жители Священной Римской империи. И эти грабежи, и набеги существенно замедляли экономическое и культурное развитие.

В период классического, или высокого Средневековья Западная Европа начала преодолевать эти затруднения и возрождаться. С X века сотрудничество по законам феодализма позволило создать более крупные  государственные структуры и собирать достаточно сильные армии. Благодаря этому удалось остановить вторжения, существенно ограничить грабежи, а затем перейти постепенно в наступление. В 1024 году крестоносцы отняли у византийцев Восточную Римскую империю, а в 1099 году захватили у мусульман Святую землю. Правда, в 1291 году и то и другое были опять потеряны. Однако из Испании мавры были изгнаны навсегда. В конце концов, западные христиане завоевали господство над Средиземным морем и его островами. Многочисленные миссионеры принесли христианство в королевства Скандинавии, Польши, Богемии, Венгрии, так что эти государства вошли в орбиту западной культуры.

Наступившая относительная стабильность обеспечила возможность быстрого подъема городов и европейской экономики. Жизнь в Западной Европе сильно изменилась, общество быстро утрачивало черты варварства, в городах расцветала духовная жизнь. В целом европейское общество стало намного более богатым и цивилизованным, чем во времена античной Римской империи. Выдающуюся роль в этом играла христианская церковь, которая тоже развивалась, совершенствовала свое учение и организацию. На базе художественных традиций древнего Рима и прежних варварских племен возникло романское, а затем блестящее готическое искусство, причем наряду с архитектурой и литературой развивались все другие его виды – театр, музыка, скульптура, живопись, литература. Именно в эту эпоху были созданы, например, такие шедевры литературы как «Песнь о Роланде» и «Роман о Розе». Особенно большое значение имело то, что в этот период западноевропейские ученые получили возможность читать сочинения античных греческих и эллинистических философов, прежде всего Аристотеля. На этой основе зародилась и выросла великая философская система Средневековья – схоластика.

Позднее Средневековье продолжило процессы формирования европейской культуры, начавшиеся в период классики. Однако ход их был далеко не гладким. В XIV - XV веках Западная Европа неоднократно переживала великий голод. Многочисленные эпидемии, особенно бубонной чумы («Черная смерть»), тоже принесли неисчерпаемые человеческие жертвы. Очень сильно замедлила развитие культуры Столетняя война. Однако, в конце концов, города возрождались, налаживалось ремесло, сельское хозяйство и торговля. Люди, уцелевшие от мора и войны, получали возможность устраивать свою жизнь лучше, чем в предыдущие эпохи. Феодальная знать, аристократы, стали вместо замков строить для себя  великолепные дворцы как в своих поместьях, так и в городах. Новые богачи из «низких» сословий подражали им в этом, создавая бытовой комфорт и соответствующий стиль жизни. Возникли условия для нового подъема духовной жизни, науки, философии, искусства, особенно в Северной Италии. Этот подъем с необходимостью вел к так называемому Возрождению или Ренессансу.
Особенности средневекового искусства Западной Европы.
В духовной культуре средневековой Европы достаточно сложным и противоречивым были положение и роль искусства. Это вызвано его взаимоотношениями с христианской идеологией, которая отвергала идеалы, воодушевляющие античных художников (радость бытия, чувственность, телесность, правдивость, воспевание человека, осознающего себя как прекрасный элемент Космоса), разрушала античную гармонию мира и духа, человека и земного мира. Главное внимание художники средневековья уделяли миру потустороннему, Божественному, их искусство рассматривалось как средство приобщения человека к Богу, постижения его сущности.

Переход из пространства внешнего мира во внутреннее «пространство» человеческого духа – вот главная цель искусства. Она выражена знаменитой фразой Августина: «не блуждай вне, но войди во внутрь себя». Этот переход нагляден в храмовом зодчестве. Если античный храм был местом для бога, а грек молился рядом, то средневековый собор принимал в себя верующего, воздействовал на него не столько внешним обликом, сколько внутренним убранством.

В начале второго тысячелетия происходит синтез романского художественного наследия и христианских основ европейского искусства. Его основным видом до 15 столетия стало зодчество, вершиной которого был католический собор, воплощающий идею римской базилики. По словам французского ваятеля Родена, романская архитектура «ставит человека на колени», воспринимается как тяжелое, давящее, великое молчание, олицетворяющее устойчивость мировоззрение человека, его «горизонтальность».

Термин «романский стиль» условен и возник в первой половине XII века, когда была обнаружена связь средневековой архитектуры с римской. В XI – XII веках церковь достигла вершины могущества. Ее влияние на духовную жизнь того времени было безгранично. Церковь была главным заказчиком произведений искусства. И в проповедях церкви и в сознании народа жила идея греховности мира, исполненного зла соблазнов, подвластного воздействию страшных и таинственных сил. На этой основе в романском искусстве Западной Европы возник этический и эстетический идеал, противоположный античному искусству. Превосходство духовного над телесным выражалось в контрасте неистовой духовной экспрессии и внешнего уродства облика. Сцены страшного суда и апокалипсиса -–ведущий сюжет в оформлении церквей, скульптуры и рельефов. Ведущим видом искусства в средние века была архитектура. Церковная романская архитектура опиралась на достижения каролинского периода и развивалась под сильным воздействием (в зависимости от местных условий) от античного или византийского или арабского искусства. Основной архитектурной задачей было создание каменного, по большей части монастырского храма, отвечающего требованиям церковной службы. Главным его типом является тип базилики. Суровость и мощь романских храмов были порождены заботами об их прочности. Строители ограничивались простыми массивными формами из камня, оконные и дверные проемы очень узкие. В очертаниях форм преобладают простые вертикальные или горизонтальные линии, а также полуциркульные арки. Храм романского стиля чаще всего развивает унаследованную от римлян древнехристианскую базилику. Наружный вид романских храмов суров, прост и ясен. Формы романской культовой архитектуры в частности обилие плоскостей способствовали распространению монументальной скульптуры, которая существует в форме рельефа. Распластанного на плоскости стены или покрывающая поверхность капителей. В композициях преобладает плоскостное начало. Фигуры располагаются в пределах вертикальных поверхностей, причем композиция не дает ощущения глубины. Обращают на себя внимание разные масштабы фигур. Размер их зависит от иерархической значимости того, кто изображен: Христос всегда больше ангелов и апостолов, которые в свою очередь больше простых смертных. Но это только одна зависимость. Фигуры находятся в определенном соотношении и с архитектурными формами. Изображения в середине – крупнее, чем те которые находятся по углам. На фризах помещаются фигуры приземистых пропорций. А на несущих частях – удлиненные. Такое соответствие изображения архитектурных очертаний одна из характернейших черт романского стиля. Для искусства этого времени характерна также любовь ко всему фантастическому, это заметно и в выборе сюжета – Апокалипсис. Часто встречаются в орнаментах фантастические существа, – возможно, это пережитки языческих верований. Памятники романского искусства рассеяны по всей Западной Европе. Больше всего их во Франции, которая в XI – XII веках была не только центром философского и теологического движения, но и широкого распространения еретических учений. В архитектуре и скульптуре встречаются наибольшее разнообразие форм и решенных конструктивных проблем. В грандиозных храмах Бургундии, занявших первое место среди французских школ, были сделаны первые шаги к изменению конструкции сводчатых перекрытий в типе базиликального храма. Классический образец такого сложного типа пятинефная монастырская церковь в Клюни. Это был самый большой храм из всех построек  того времени. Своими размерами он значительно превосходил даже главный храм католического христианства – базилику Святого Петра в Риме (187 метров против 120 метров в длину).

Самым замечательным творением романской монументальной пластики являются гигантские рельефные композиции над порталами храмов. Сюжетами чаще всего служили грозные пророчества Апокалипсиса и страшного суда. Композиция строго подчинена принципу иерархии  - центром является расположенная по главной оси и занимающая всю высоту фигура Христа, причем если фигура Христа симметрична и неподвижна, то вокруг него все исполнено бурного движения. Длинные, почти бесполые тела апостолов служат как бы воплощением теологической идеи о преодолении духовным началом «косной» материи. В романской пластике встречаются сочетания возвышенного и повседневного, грубо-телесного и отвлеченно-умозрительного, героического и комически-гротескного.   Изображения страшного суда наглядно представляют богословскую схему иерархической структуры мира. Центром композиции всегда служит фигура Христа. Верхнюю часть занимает небо, нижнюю – грешная земля, по правую руку Христа находится рай и праведники (добро), по левую – осужденные на вечные муки грешники, черти и ад (зло). По всей обязательности этой схемы реализация ее чрезвычайно разнообразна. Например, в тимане собора Сент – Лозар в Отене (1130 – 1140) в сцене Страшного суда рядом с грозным величественным образом Христа изображен почти гротескно – комедийный эпизод взвешивания добрых и злых дел умерших, сопровождающийся плутовством дьявола и ангела, причем дьявол дан одновременно страшным и смешным. Путь развития немецкого романского искусства был менее последовательным. В период наивысшего обострения борьбы между империей и папством церковное искусство приобрело в Германии черты сурового аскетизма. Более чем когда – либо враждебного миру, более чем когда – либо направленного на воплощение сверхчувственного начала. Развитие «строгого стиля» можно проследить на примере многочисленных деревянных распятий XII века. Ровные, параллельные линии складок одежд, такими же параллелями намечены волосы, борода, фигура аскетична и неподвижна, Христос не страдающий человек, а суровый и беспристрастный судья победивший смерть.

С конца XIII века ведущим становится рожденный городской европейской жизнью готический стиль (итал. Gotico – готский, от названия германского племени готов). Название это тоже условно. Оно было синонимом варварства в представлении историков Возрождения, которые впервые применили этот термин, характеризуя средневековое искусство. Повышенная одухотворенность, нарастающий интерес к человеческим чувствам, к индивидуальному, к красоте реального мира – отличают его от романского искусства. За легкость и ажурность его называли застывшей или безмолвной музыкой, «симфонией в камне». В отличие от суровых, монолитных, внушительных романских храмов, готические соборы изукрашены резьбой и декором, множеством скульптур, они полны света, устремлены в небо, их башни возвышались до 150 метров. Шедевры этого стиля – соборы Парижской богоматери, Реймсский, Кельнский.

Готическое искусство – искусство цветущих торговых и ремесленных городов коммун, добившихся известности и самостоятельности внутри феодального мира. Между романским и готическим стилем трудно провести хронологическую границу. XII век – расцвет романского стиля, вместе с тем, с 1130 года, появляются новые формы. Готический стиль в Западной Европе достиг вершин (высокая готика) в XIII веке. Угасание приходится на XIV – XV века (пламенеющая готика). Строительство осуществляется не только церковью, но и общиной (организованными в цехе профессиональными ремесленниками и архитекторами). Между строительными артелями, странствовавшими из города в город, существовали связи, обмен опытом и знаниями. Самые значительные сооружения, и, прежде всего соборы, возводились на средства горожан. Часто над созданием одного памятника трудились многие поколения. Грандиозные готические соборы резко отличались от монастырских церквей романского стиля. Они были вместительны, высоки, нарядны, зрелищно декорированы.

Динамичность, легкость и живописность соборов определяет характер городского пейзажа. Вслед за собором устремлялись вверх и городские постройки. В замысле городского, а не монастырского собора появились и новые идеи католической церкви, возросшее самосознание горожан, новые представления о мире. Динамическая устремленность ввысь всех форм храма была порождена идеалистическим устремлением души к небу. Готический собор по сравнению с романским новая ступень в развитии базиликального типа постройки, в которой все элементы стали подчиняться единообразной системе.

 Классическое выражение готический стиль получил во Франции. Величайшее сооружение – собор Парижской богоматери (заложен в 1163 году, достраивался до середины XIII века). Зрелая готика отмечена дальнейшим нарастанием вертикализма линий, динамической устремленностью ввысь. Реймский собор – место коронования французских королей одно из самых цельных произведений готики, замечательный синтез архитектуры и скульптуры. Главные черты, характеризующие готическую скульптуру, могут быть сведены к следующему: во-первых, на смену господству в художественных концепциях абстрактного начала приходит интерес к явлениям реального мира, религиозная тематика сохраняет свое доминирующее положение, но ее образы меняются, наделяются чертами глубокой человечности. Одновременно усиливается роль светских сюжетов, и важное место, хотя не сразу, начинает занимать сюжет. Во-вторых, появляется и играет доминирующую роль круглая пластика, хотя рельеф существует также. Одним из самых распространенных сюжетов в готике остался «Страшный суд», однако иконографическая программа расширяется. Интерес к человеку и влечение к анекдотичности рассказа нашли выражение в изображении сцен из жизни святых. Выдающийся пример изображения легенд о святых является датируемый последней четвертью XIII века тимпан «История святого Стефана» на портале собора Парижской богоматери. Включение реальных мотивов характерно и для множества небольших рельефов. Как и в романских храмах, большое место занимают в готических соборах изображения чудовищ и фантастических существ (так называемых химер).

Собор – высший образец синтеза архитектуры, скульптуры и живописи. Несоизмеримое с человеком пространство собора, вертикальная устремленность его башен и сводов, подчинение скульптуры динамичным архитектурным ритмам, многоцветное сияние витражей оказывали сильное эмоциональное воздействие на верующих.

Развитие искусства готики отражало и кардинальные изменения в структуре средневекового общества: начало формирования централизованного государства. Рост и укрепление городов, выдвижение светских сил – городских, торговых и ремесленных, а также придворно-рыцарских кругов.
В его лице я рыцарству верна,

Всем вам, кто жил и умирал без страха.

Такие - в роковые времена

Слагают стансы – и идут на плаху.
                              М.Цветаева
РЫЦАРСТВО. . .
Проблема становления человека как личности в эпоху Средневековья. Святость и героизм.
Средневековый тип отношения человека к миру складывался на основе феодальной собственности, сословной замкнутости, духовного господства христианства, преобладания универсального, целого, вечного над индивидуальным, преходящим. В этих условиях важнейшим достижением средневековой культуры стал поворот к осмыслению проблемы становления человека как личности. До XIII века преобладала тяга к общему, принципиальный отказ от индивидуального, главным для человека была типичность. Европеец жил в обществе, не знающем развитого отчуждения, в котором человек стремился быть «как все», что являлось воплощением христианской добродетели. Средневековый человек выступал как каноническая личность, олицетворяющая обособление личного начала от всеобщего и подчинение личного всеобщему, надындивидуальному, священному религиозными формами сознания. После XIII века наметился мировоззренческий поворот, все более осознавались притязания отдельной личности на признание. Этот процесс шел постепенно, поэтапно, начавшись с осознания принадлежности человека не только к христианскому миру, но и к своему сословию, цеховому коллективу, где личные характеристики были возможны постольку, поскольку они приняты и одобрены своим коллективом. Человек становится сословной личностью (в отличие от родовой личности античного мира).

 Собственно говоря в зрелом средневековье человек выступал не столько как личность сколько как ее социальная роль (купец рыцарь ремесленник) когда жизнь человека есть выполнение своей социальной роли которая воплощается в профессии. Человек отождествлялся с профессией, а не занимался той или иной профессиональной деятельностью.

Канонический тип личности начал испытывать социальное напряжение под давлением развития форм общения людей в процессе становления буржуазных отношений. Чувствующая свою растущую самостоятельность в экономической сфере личность все более стала осознавать свое противопоставление социальному коллективу. Это предъявляло новые требования и к духовному миру человека.

Главной чертой духовной культуры средневековья является доминирование христианской религии. Она выступала как новая мировоззренческая опора сознания выражение запроса на святую, чистую жизнь, возникающую у человека, утомленного плотским активизмом поздней, римской античности. Языческие религии были не готовы к этому, но и большие массы людей тоже не были способны стать аскетами манихейского типа. Христианство явилось своего рода «золотой серединой», компромиссом духа и плоти, ибо, при всей своей спиритуалистичности, Христос воскресает как телесное существо, имеющее плоть и кровь, которое можно пощупать. Кроме того, один Бог лучше понятен человеку, имеющему одного хозяина (сеньора).

Всегда ли имело христианство в средние века абсолютно господствующее положение или ему противостояло какое – либо другое явление? В период раннего средневековья, вплоть до Х века в христианских странах наряду с христианством сохраняли большое влияние языческие верования варваров, для различных социальных слоев наблюдается своя особая религиозность. Так, для знати более характерно формальное исповедование христианства и менее выражено сохранение язычества. Для простонародья – наоборот.

Святость и героизм по самому своему существу противоположны и несовместимы. Нельзя быть одновременно святым и героем, совершать подвиг святости, совпадающий с героическим деянием. Если начала святости и героизма сосуществуют в одном человеке, то они борются в нем, стремятся одно другое вытеснить или растворить в себе. И все же неточно и даже неверно было бы утверждать, что святой – это антигерой и, соответственно, герой – антисвятой. При всей их несовместимости святость и героизм, точнее же. Пути святости и героизма пересекаются, в каких-то своих частях совпадают, прежде чем окончательно и бесповоротно разойтись. Иначе и не может быть там, где христианизируется героическая в своих основаниях культура, где идеалу героизма приходит на смену идеал святости, как это и имело место в средневековом Западе. Когда крестились германские конунги со своей дружиной и далее всем своим племенем, происходило это не потому, что исконное германское язычество уже исчерпало свои возможности и наступил период его самоизживания. Скорее, происходило вытеснение еще обладавшего не реализованными потенциями язычества христианством. Последнее имело огромные преимущества перед язычеством, его победа была предопределена. Однако как это очень часто бывает, победа обернулась не только подавлением и унижением противника, неизбежной стала и зависимость от него. В эпоху раннего Средневековья на Западе возник феномен христианизированного германского язычества. У основной массы германцев их родное язычество медленно, трудно, иногда причудливо трансформировалось в христианство. Возникали промежуточные сочетания в одной и той же душе язычества и христианства. Первоначально победившее христианство ассимилировалось или почти ассимилировалось язычеством, героизм растворял в себе святость. Можно сказать, что он душил ее в объятиях. Так оно, наверняка, и было. В целом, же имел место процесс возникновения феномена «слоеного пирога». Вначале побеждает христианство, затем оно стремительно оязычивается, но не до полного возвращения к исходному состоянию. Побежденный победитель в свою очередь подавляет и оттесняет язычество и опять не целиком и окончательно и т.д. и т.п. В результате же становится реальным немыслимое – святой, не чуждый героического пафоса, или герой, в котором вдруг проглядывают черты святости. То, что ясно и определенно на доктринальном уровне, в душе германца теряет всякую однозначность и антиномическую разведенность. Во всяком случае, если попытаться приложить к тому, что происходит в средневековой Европе, критерии святости и героизма, очень часто они оказываются равно приложимы и совместимы, не позволяя развести в феномене сущностно несовместимое.

В чем несопоставимы героизм и святость достаточно очевидно: героизму в любой его разновидности и на любой стадии осуществления неизменно присуща обращенность индивида на себя. Он является исходной и конечной точкой собственных действий. По своей сути, героизм тождественен бесконечному самоутверждению временного в вечном. Он вовсе не чужд в этом утверждении самоопределению, аскезе, отказу индивида от  самого себя. Но всегда и обязательно отказ завершается возвращением к самому себе. Герой отказывается от человеческого в себе во имя божественного не в меньшей степени, чем святой. Различие между ними состоит в том,  что для героя божеством является он сам и  обожение достигается им собственными усилиями, тогда как для святого Бог бесконечно его превосходит, как Творец свое творение. Соответственно и речи не может идти о самообожении сотворенного существа. Святой обоживается по благодати, реальности, вполне чуждой героизму. Всякий пафос само обожествления, всякий шаг в его сторону оборачивается ересью. В частности, пелагианство было еретическим учением потому именно, что в нем явно выражена героическая устремленность к самообожествлению. Однако на германской почве неопределенность и непресуществленность героизма вовсе не носила характер ереси. Хотя бы потому, что героическое у  обращенных в христианство германцев не оформлялась доктриально, и уж тем более не противопоставлялось церковной доктрине. Героизм подразумевался и выражался наивно, как нечто естественное и само собой разумеющееся. Когда вчерашние герои или те, кто, не будь христианства, неизбежно устремились бы по героическому пути, совершали подвиги святости, они не до конца, а иногда и вовсе смутно, различали святость и героизм. Их простота была от варварства и детскости и ничего общего не имела с тем неприятием Христа и христианства, которое имело место в позднюю Античность. Античный язычник был по своему зорок и проницателен, когда видел в Христе и его апостолах нечто несовместимое с героическим идеалом. Такой проницательности раннее Средневековье было чуждо. В результате имело место как будто немыслимое. В душе просвещенных светом Евангелия германцев возникал образ Христа-героя, точнее божества с выраженными чертами героизма. Если во Христе обнаруживает себя недосягаемая остальным вершина героизма, то и следующие его путем святые – это тоже герои. Их героизм отличен от традиционного воинского пути не так уж существенно, как это может показаться. Святых можно уподобить дружине, окружающей конунга. Их конунг самый доблестный и могущественный. Уже в силу одного этого святые должны проявлять доселе невиданные чудеса веры-верности на службе у конунга-Христа. Они не участвуют в битвах и поединках, где скрещиваются мечи и ломаются копья. И все же вся жизнь того, кто идет путем святости – непрерывный поединок и испытание стойкости и верности Богу.

Святой может творить чудеса, чего совсем не дано традиционному герою, если он не прибегает к внутренне чуждой ему магии. Однако чудо происходит не вне и помимо собственных усилий святого. Сам на чудо святой не способен и все же он делает его возможным, если его способность и верность оказываются вровень с тем, что творит через святого Бог. Когда датский конунг Гарольд «велел бросить в огонь большой кусок железа, а затем приказал клирику во имя католической веры нести раскаленное железо. Исповедник Христов, не колеблясь, взял железо и нес его столько времени, сколько угодно было королю; он показал всем свою руку, оказавшуюся неповрежденной; тем самым он доказал, что католическая вера заслуживает одобрения». Доказательство клирика при этом базируется на безусловной верности и доверии Христу. Верность заставляет исповедника Христова решиться на непомерное – не колеблясь взять в руку раскаленное железо. Уверенность в своем Боге приводит к чуду, рука остается неповрежденной. Чудо здесь является продолжением героического по своей природе усилия. Можно это определить как героизм клирика и того, кому верен клирик, то есть Христа. Он поддержал и выручил своего верного дружинника тогда, когда мера собственных возможностей того была уже исчерпана. Взять не дрогнувшей рукой раскаленный металл – по возможностям клирика, оставить же его руку неповрежденной – это уже возможность Христа. В первом случае самоутверждается исповедник Христов, во втором – сам Христос. Связывает же их самоутверждение через взаимную верность. Она размыкает чистое самодовление героического индивида. Но сам героизм здесь не преодолен. Точнее же будет сказать, он сливается до неразличимости со святостью. Святой и герой совпадают ввиду того, что их подвиги одновременно могут быть истолкованы и как святость, и как героизм.

Социальная культура Средневековья.

Возникновение рыцарства как господствующего

военного сословия.
Социальная культура Средневековья выступает, прежде всего, как политическое господство военного сословия – рыцарства, основанное на сочетании прав на землю с политической властью. Эту сферу культуры отличает иерархическая вертикаль, где социальные отношения сеньора и вассала строились на основе договоров, семейных связей, личной верности, преданности и покровительства, скрепляющих «раздробленное» общество. С образованием централизованных государств формировались сословия, составляющие структуру средневекового общества – духовенство, дворянство и остальные жители, позднее названные «третьим сословием», «народом». Духовенство заботилось о душе человека, дворянство (рыцарство) занималось государственными делами, народ – трудился. Тем самым христианский образец человека трансформировался в сословные идеалы человеческой жизни. Интересной особенностью этого процесса явилось формирование монашества, которое олицетворяло переход от общинного ожидания царства Божия на земле к достижению индивидуального спасения путем аскетического «сораспятия» Христа при жизни, совместной святой жизнедеятельности. Одним из первых орденов Западной церкви является Бенедиктинский (VI век). Он представлял собой объединение монастырей с единым Уставом. Характерной особенностью бенедиктинцев было практическое милосердие, высокая оценка труда, активное участие в экономической жизни общества. Главной целью Доминиканского ордена (XII век) являлась борьба с еретиками (инквизиция). Монахи Францисканского ордена (XIII век) стремились подражать нищенской жизни Христа на земле.

Для второй сословной группы – дворянства – характерны иные представления о человеке и его месте в мире. Рыцарский идеал человека предполагал знатность происхождения, храбрость, заботу о славе, чести, стремление к подвигам, благородство, верность Богу, своему сеньору, прекрасной даме, слову, что, впрочем, касалось только отношений с благородными людьми, но не с народом. В этих условиях личная свобода человека не продвинулась дальше свободы выбора господина. Если в античном мире гражданин полиса ощущал свое единство с социальным целым в повседневной жизни, то средневековая целостность резко отличалась от полисной своей иерархичностью. Средневековый человек эту связь с целым ощущал лишь духовно, через Бога. Тем самым, в средние века начался переход от рабовладельческого сообщества равных, свободных граждан – к феодальной иерархии сеньоров и вассалов, от этики государственности – к этике личного служения.
Рыцарь – человек – воин…
Вокруг рыцарей, которых одни называют неустрашимыми воинами, преданными вассалами, защитниками слабых, благородными слугами прекрасных дам, галантными кавалерами, а другие – неустойчивыми в бою, нарушающими свое слово, алчными грабителями, жестокими угнетателями, дикими насильниками, кичливыми невеждами, вертелась, в сущности, история европейского средневековья, потому что они в те времена были единственной реальной силой. Силой которая нужна была всем: королям против соседей и непокорных вассалов, крестьян, церкви; церкви – против иноверцев, королей, крестьян, горожан; владыкам помельче – против соседей, короля, крестьян; крестьянам – против рыцарей соседних владык. Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их военный опыт. Ведь рыцарь – это, прежде всего профессиональный воин. Но не просто воин. Рыцарь, рейтер, шевалье и т.д. на всех языках значит всадник. Но не просто всадник, а всадник в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом.

Но мало взять в руки оружие – им надо уметь отлично пользоваться. Для этого необходимы бесперестанные утомительные тренировки с самого юного возраста. Недаром мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить доспехи. Известны полные комплекты для 6-8 летних детей.

Дворянское дитя, как только оно подрастало, служило пажем. После выхода из опеки матери ребенок прислуживал своему рыцарю-сеньору, подавая ему во время пира бокал вина, веселивший душу, воду для омовения, а также старательно помогая во время охоты. Для обучения молодого пажа культу верности и чести его обязывали коленопреклонно читать вслух перед дамами. В 14 лет паж становился оруженосцем, и начиналась его активная военная жизнь. Для поступления в славный орден рыцарей паж должен был ждать своего совершеннолетия.

Снаряжение всадника было весьма дорогим: еще в конце X в., когда расчет велся не на деньги, а на скот, комплект вооружения, тогда еще не столь обильного и сложного, вместе с конем стоил 45 коров или 15 кобылиц. А это величина стада или табуна целой деревни. Следовательно. Тяжеловооруженный всадник должен быть богатым человеком, располагающим временем. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое число таких воинов. А где взять остальных? Выход нашелся: король обязал мелких землевладельцев работать определенное время на крупного, снабжать его нужным количеством продуктов и ремесленных изделий, а тот должен был быть готов определенное количество дней в году служить королю в качестве тяжеловооруженного всадника.

К XI – XII вв. тяжеловооруженные всадники превратились в касту рыцарей. Доступ в это привилегированное сословие становился все более трудным, основанном уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами.

В эпоху Средневековья высшее достоинство рыцаря проявляется в служении и верности какому-то лицу (королю, сюзерену, сеньору и т.д.). Вассалом (слугой) было быть почетнее, чем господином, где верность проявляется в полной мере. Служение здесь идет от свободы, так как рыцарь сам выбирает своего господина. Верность – это служение от свободы, свободы человеком выбирать себе господина для служения ему. Возможно было служение одному господину (лицу), а возможно служение и двум лицам.

Вассал на верность которого «против всех живущих на свете людей» притязают несколько сеньоров, тем самым, не может соблюдать верность ни одному из них. Отсюда резкий контраст между вассалитетом. Как он изображен в рыцарском эпосе, и вассалитетом, каким его представляет себе начинающее слагаться в эпоху поэм героического цикла феодальное право. Между тем как эпос не знает между сеньором и вассалом никаких формальных обязательств, живописует отношения между ними как основанные на неограниченном доверии, как вполне интимные, почти родственные, – причем для вопроса о границах «верности» не может быть и места, - феодальное право мелочно разбирает казусы, возникающие на почве притязаний сеньоров на «службу» вассалов, старается определить со скурпулезной точностью и с полным бесстрастием меру прав и обязанностей каждой из договаривающихся сторон, проявляя на каждом шагу черты крючкотворства и бездушного формализма. Жуанвиль[1] сердечно привязан к доброму королю Людовику IX[2], но, пока король не сделал его своим “человеком” за приличное жалованье, нисколько не считает себя обязанным выполнять королевские желания. Уже одно то, что можно было числиться вассалом двух или даже более сеньоров, имело своим следствием значительное ограничение вассальной зависимости; эпос, дающий идеализированную картину отношений прошлой поры, не заключает в себе и намека на такую возможность: в период выработки вассалитета не приходило и в голову, что можно служить кому-нибудь, кроме своего прямого «естественного» сеньора.

Как средневековый космос, средневековое государство имеет центр гравитации, лежащий некоторым образом вне его, - особу короля. Это обнаруживается при всех случаях смены на престоле. Король (конунг), император не является вассалом какого-либо государя. Король – первый рыцарь королевства. Он представлял себя, прежде всего рыцарем, а затем государем, его слава шла преимущественно от рыцарских подвигов.

Вследствии слабости абстрактного мышления средневековая монархия существует только тогда, когда налицо имеется носитель монархической власти; со смертью короля все узы, связующие элементы государства в одно целое, порываются, все обязательства утрачивают силу. Отсюда широко распространенный обычай требовать при каждой перемене на престоле возобновление льготных грамот, хотя они обязательно выдаются «за себя и своих преемников, на вечные времена и для вечного пользования», - вспомним, сколько раз возобновлялась и подтверждалась, каждый раз «окончательно» и «навсегда», Великая хартия вольностей; отсюда обычай, в силу которого каждый монарх требовал по вступлении на престол возобновления оммажей[3] от своих вассалов.

Первая ступень ритуальной клятвы (договора) заключаемой между вассалом и сеньором (королем) состоит в соприкосновении рук, так мистическим образом они влияют друг на друга. Вторая – поцелуй, который подчеркивает равноправие сторон. Видимо, здесь не забыта древнеафриканская символика: обмен дыханием и слюной, кровное побратимство. Третья – отдаривание, вместе с даримым переходит частица сущности дарителя.

За клятву верности сеньору рыцарь получал землю с работавшими на него крестьянами, право суда над ними, право сбора и присвоения налогов, право охоты, право первой ночи и т.д.
Образ «идеального рыцаря» в средневековой

литературе.
Средневековая литература носит религиозный характер, преобладают произведения, построенные на библейских мифах, посвященные Богу. Жития святых, их пишут на латинском языке. Светская литература выступает не отражением действительности, а воплощением идеальных представлений о человеке, типизацией его жизни. Основная черта – героический эпос, лирика, романы. Поэты создавали поэмы о военных подвигах и делах феодалов. В немецкой эпической поэме «Песнь о Нибелунгах» герой Зигфрид побеждает темные силы, ценой великих жертв свет торжествует над мраком.

Особым явлением была рыцарская литература, воспевающая дух войны, вассального служения, поклонения прекрасной даме. Трубадуры говорили о приключениях, любви, победах, эти произведения использовали разговорный живой язык.

Говоря об образе «идеального рыцаря», можно установить целый ряд нравственно-психологических категорий образующих этот образ. Среди них первое место занимает доблесть. Это качество рыцаря определяется его социальным бытием профессионального воина. Получает в первую очередь этическое оправдание и непосредственно увязывается с идеей нравственного совершенства. Доблесть мотивирует поступки рыцаря, заставляет его искать приключений – «авантюр».

В «Романе о Тристане» доблесть выполняет важную функцию: защищая героя от посягательств других, делает его фактически независимым, свободным от вынужденного подчинения другим, подчеркивает тем самым его избранничество. Идеализация рыцарства происходила, очевидно, не только потому, что оно воплощало в себе высокие нравственные качества, какие ему приписывали романы, но также и потому, что рыцарь воспринимался по сути дела как человек по-настоящему свободный, не занятый подневольным трудом. Однако отношение к рыцарской доблести не было однозначным. В одних случаях она упоминается как качество, безусловно, положительное и даже полезное, в других – доблесть временами граничит с безумием и оттесняется на второй план мудростью.

Доблестный рыцарь, воплощавший в себе идею добра и блага, непременно наделялся в средневековом сознании красотой, которая облагораживает героя, придает визуально-притягательный характер его доблести, в основе которой лежит физическая сила. Вместе с тем грубое проявление физической силы чуждо положительному герою и относится к сфере неэстетического.

Важнейшее качество идеального рыцаря – верность и преданность характеризует человека как нравственную личность и в этом плане имеет самое непосредственное отношение, как и доблесть, к понятию чести.

Верность Тристана и Изольды раскрывается в двух аспектах: как верность рыцаря сеньору, которому он служит, и как преданность влюбленных друг другу. Эти два плана или аспекта выраженные при помощи одного и того же слова, выявляются в сюжете романа как абсолютно не совместимые, порождая и коллизии сюжета, и трагическую расторженность сознания Тристана, короля Марка, особенно в «Романе о Тристане».

Существенной чертой рыцарского идеала является щедрость, подразумевающая определенное отношение к богатству и его накоплению. Рыцарь не стремится стяжать богатства для себя и своих близких. Вместе с тем за свою службу он требует награды, и сам, в свою очередь, должен награждать тех, кто, верно, ему служит.

Важное место в мире ценностей героев романа о Тристане занимает любовь, которая определяет сюжетные коллизии, трагическую развязку всей истории. Анализ этого момента нравственного идеала показал, что любовь в романе преломляется через призму социального, а не индивидуального начала в человеке.

Любовь рыцаря к даме проявляется в беззаветной и безответной его верности. Той верности, которая обретает свою цель в самой себе и не требует награды. Но рыцарь может быть, и очень часто бывает любим. Это ничуть не противоречит и не препятствует его служению. Правда, в этом случае самоотречение и самовозвышение завершаются вовсе не исполнением желаний. Результат оказывается неадекватен затраченным усилиям. Частично избегнуть его позволяют огромные и непомерные требования к любви. Она не завершается моментом обладания рыцарем своей дамой. Чтобы оставаться достойным своей любви, рыцарю постоянно нужно быть начеку, преодолевать внешние и внутренние препятствия, создавать достигнутое в любви как частичное и не окончательное, себя – не вполне достойным блаженства и т.д. и т.п. Короче, рыцарская любовь не завершима. В этом может быть ее главное сходство со служением дружинника вождю, вассала сеньору, чья верность подвергается непрерывным испытаниям. Если и любовь существует под знаком верности, а такова именно рыцарская любовь, в ней всегда сохранится дистанция между достигнутым и должным. Самое должное абсолютно и бесконечно. К нему нужно стремиться в сознании его недостижимости. Рыцарь верен даме и своей любви. Как это далеко от обладания дамой и наслаждения любовью. Всякое обладание и наслаждение здесь не самоцельны и самоценны. Они награда, которая только знак того, что служение-верность принимаются. Награда привязывает рыцаря к даме, а не просто удовлетворяет и тем завершает его томление и страсть. Страсть остается, только направлена она на служение и верность, а не одно наслаждение и обладание.
Дворянство и рыцарство в ракурсе героизма.

«Служение» и «верность» для дворян и рыцарей.
Между рыцарем и дворянином нет сколь-нибудь внятной и ощутимой границы, когда можно было бы сказать, что по одну ее сторону находится рыцарь, по другую – дворянин. Еще и сегодня королева Великобритании возводит в рыцарское достоинство подданных короны. Или, скажем, знатные дворянские фамилии по возможности начинают свои генеалогии с предков-рыцарей. Характерно, однако, что даже самые родовитые аристократы очень редко рискуют углубляться далее XII-XIII веков в поисках основателя рода. Им, как правило, является рыцарь, а вовсе не полуварвар дружинник. Последнего могло и не быть или сведения о нем отсутствуют. Так что есть все основания для утверждения о том, что рыцарство и дворянство не просто связаны самым тесным преемством. Дворянин – прямой и ближайший потомок рыцаря, получивший от предка богатое наследство, очень многое в нем сохранивший и дорожащий им. Пожалуй, только в XVII веке, да и то в «образцовой» Франции становится вполне внятно, что рыцарству пришло на смену дворянство. То сословие, которое еще долго могло называть себя рыцарским, но у которого возникло ощущение дистанции по отношению к своим предшественникам и предкам. Дворянину рыцарственность вменяется в долг, за этим стоит и ощущение преемственной связи с прошлым, и очищенное мифологическое восприятие бывшего когда-то полнокровной реальностью. Дворянин может быть или не быть рыцарем. Стало быть, рыцарство от свободы, у него уже нет природы, данности, быта, каковые наличествуют у дворянства. Дворянин должен быть сопоставлен с рыцарем, прежде всего по таким ключевым критериям, каковыми являются служение и верность. Они изначально присущи германскому героизму, но в отличии, скажем, от неколебимой устремленности к триумфу-катастрофе, довершающим героизм, служение и верность сохранили свои господствующие позиции в рыцарском героизме. Рыцарь служит сюзерену, Церкви, даме, униженным и оскорбленным, своему роду через эти реалии он утверждает самого себя, а значит, служит и себе.

  Служение себе наиболее проявлено в рыцарском авантюризме, здесь оно выступает исходным импульсом героического деяния, но и в приключениях служение самому себе обязательно опосредовано всеми перечисленными его разновидностями. Кому же служит дворянин и есть ли в его служении существенное отличие от рыцарского служения?

Можно привести сколько угодно примеров, когда служение дворянина распространяется и на Церковь, и на малых сих, и на даму, и на свой род, и на государя. Весь вопрос только в том, насколько внутренне обязательны все эти разновидности служения для дворянина. Если применить этот критерий к дворянскому служению, то окажется, что Церкви он может служить, а может – и не служить. Ни в том, ни в другом случае его дворянское достоинство не будет превознесено или потерпит ущерб.

Точно так же с простолюдином, будет ли дворянин с ним изысканно вежлив, пренебрежительно равнодушен или груб, жесток, снисходителен, справедлив, милосерден, защитит он его или бросит на произвол судьбы, в любом случае к дворянскому достоинству то, как он относится к простолюдину, прямого отношения не имеет. В отличие от служения Церкви и самым тесным образом с ним связанным служением униженным и оскорбленным, по-прежнему очень значимо для дворянина служение своему роду. Он аристократ в ничуть не меньшей степени, чем рыцарь. Так что именно здесь менее всего проявлены различия между служением дворянина и рыцаря. Однако оно явно обозначается при обращении к сохраняющему свою власть и над дворянином служению государю.

Для рыцаря служение государю – это только одна из его разновидностей, часто оно опосредовано служением своему непосредственному сюзерену. Во Франции XVII века еще во времена Фронды дворяне, во всяком случае, значительная их часть, не были свободны от служения своим сюзеренам, прежде всего пэрам королевства. Впрочем, и тогда такое служение было остаточным, быстро уходящим в прошлое. В принципе, дворянин, освободившийся от пережитков рыцарства, знает над собою долг служения одному только государю. Этот долг не так непреложен, как служение рыцаря сюзерену. Последний вне такого служения вообще не мыслим, если он только не вступил в духовно-рыцарский орден. Дворянин, вообще говоря, мог своему государю не служить. От этого он не терял ни дворянства, ни своих поместий. Но и нельзя сказать, чтобы его «дворянскость» при этом не терпела никакого ущерба. Все-таки нормальный «настоящий» дворянин должен служить. Как минимум, его служение очень желательно в глазах государя и дворянского сословия. Между тем служение дворянина государю, рыцаря сюзерену, пускай им будет даже король, далеко не одно и тоже. Рыцарь служит практически исключительно лицу, не французскому королевству, а французскому королю. Служение дворянина также соотнесено с лицом, но для него оно не самодавлеет. За лицом стоит государство и страна. Государь же, которому служит дворянин, персонифицирует их собой.

Между тем, право рыцаря на отъезд от одного государя (сюзерена) к другому для средних веков было чем-то само собой разумеющимся. Рыцарь устанавливал с государем личную связь на определенных условиях. Он мог ее расторгать, не нарушая верности. Рыцари и государи сходились и расходились как бы поверх государств и государственной жизни. Такое было возможным потому, что король, к примеру, Франции был королем французов и, прежде всего французского рыцарства. Последнее же становилось таковым не изначально, не от природы, а от свободы принятия вассальной присяги. При определенных условиях присяга была обратима и отменима. Совсем другая ситуация складывается в отношениях дворянина и государства. Пока сохраняется государство, присягающий государю дворянин обязан сохранять связь с ним. Для него государь в какой-то мере посредник в служении государству и стране. Оба они и дворянин, и монарх служат, только у одного служение – подчиненность, у другого – служение-властвование. Впрочем, разница между служениями не абсолютна, т.к. государь обязан править государством, дворянин – помогать ему в этом.

С различием в дворянском и рыцарском служении связан различный же характер дворянского и рыцарского самоутверждения. Рыцарское самоутверждение исходно разомкнуто во вне. Через служение другому рыцарь служит себе, обретает себя в своей заданности, самоутверждается. Дворянин же, напротив, прежде всего, служит себе, его самоутверждение имеет своим следствием служение другому. Другой – это в первую очередь государь. Но отношения между дворянином и государем не довершенно личностные. В конечном итоге и дворянин, и государь обращены к третьему – государству. На фоне государства человек, если он не растворен в нем, должен вначале свести счеты с самим собой, самоопределиться и только затем вступать в связи с ним. По крайней мере, для дворянина, как носителя героического начала, служение государю в качестве чего-то первичного немыслимо. Оно может сколь угодно блестяще проявить себя на государственном поприще, но настоящих государственных добродетелей у него не будет. Дворянину в той мере, в какой он претендовал на продолжение героической традиции, действительно не оставалось ничего другого, чем самоутверждение и служение самому себе. Оно не было и не могло быть простым возвратом к исконному германскому героизму.
Вопросы чести, безупречности и совести

в рыцарстве.
Кодекс рыцарства требовал от человека много достоинств, ибо рыцарь - это тот, кто благородно поступает и ведет благородный образ жизни. Странствующий рыцарь должен был подчиняться четырем законам: никогда не отказываться от поединка; в турнире выступать на стороне слабых; помогать каждому, дело которого справедливо; в случае войны поддерживать справедливое дело. Но подчинение этим законам должно было выражать более глубокие добродетели рыцаря. Если дворянин, вступивший в рыцарский орден, не имеет чистоты девушки, он не вправе называться рыцарем, как бы храбр он ни был. Ибо, если о нем говорят, что «он горд и заносчив и презирает бедняков и низших по положению, притворщик и лжец на словах, развратный и порочный в действиях, то таков человек не достоин быть рыцарем».

Для рыцарства очень важна была внешняя сторона его проявления. Ритуалы, символика, этикет, словом, все выставлено у него на показ. Его атрибутами становился цвет одежды, перьев на шлеме, соответствующий цвету нарядов его дамы сердца, которой он поклоняется, любовь к которой он воспевает.

Рыцарь обладал эффектным генеалогическим древом и был наделен красотой (его наряд украшала бижутерия). Славу приносила не победа, но поведение рыцаря в бою. Гибель считалась хорошим завершением судьбы, ибо избавляла от роли немощного старика. Рыцарь хранил верность обязательствам по отношению к равным себе, плывущим в одной «ладье жизни». Известен обычай принесения странных обетов, которые следовало исполнять вопреки здравому смыслу (рыцари поклялись не отходить с поля боя дальше определенного расстояния, 90 из них заплатили за это жизнью).

В знаменитой французской поэме XII века «Песнь о Роланде» прославляются подвиги рыцаря, благородного и отважного, отдавшего жизнь за христианскую веру и своего короля. ЕЕ главный герой – граф Роланд действительно безупречный рыцарь. Как это и положено для героя-германца в нем совмещается не знающее преград и ограничений самоутверждение с верностью Карлу Великому. Наиболее красноречиво это демонстрирует эпизод в Ронсевальском ущелье, предшествующий битве с маврами. Силы Роландова арьергарда и мавров не равны. Одному ему не выстоять перед натиском противника. Соратник Роланда граф Оливье обращается к нему с призывом, проникнутым здравомыслием и практической целесообразностью:
«Трубите в рог скорей, о друг Роланд!

Король услышит зов, придет назад,

Баронов приведет на помощь нам».
Но здравый смысл и практическая целесообразность не для Роланда, когда речь идет о рыцарской чести и репутации. И граф Роланд предпочитает почетную гибель-самоутверждение, поддержке соратников и союзников. В ответ на призыв Оливье он восклицает:
«Не стану Карла я обратно звать

Себе и милой Франции на срам».
Как видно мотив родины и совести Роланду не вовсе чужд. Хотя он явно не доминирует в мотивировке действий Роланда.
«Пускай не скажет обо мне никто,

Что от испуга позабыл я долг.

Не посрамлю я никогда свой род».
Итак, это не что иное, как утверждение родины и рода.
«Не дай Господь и ангелы святые

Чтоб обесчестил я наш край родимый

Позор и срам мне не страшны – не кончина,

Отвагою – вот чем мы Карлу милы».
Стало быть, и Карлу, с которым Роланд связан обетом верности дружинника вождю, важна не победа, не практическая целесообразность, а героическая безупречность действий графа. Дружинник должен быть достоин вождя. Его верность состоит вовсе не только в стремлении добиваться пользы, преимуществ для того, кому он служит. Есть вещи, которые и император Карл и граф Роланд ставят выше. На самой высоте их совместного бытия тождество самоутверждения и утверждения другого.
Рыцарские формирования: общества, ордена – как

отражение тенденции рыцарской культуры.
Характерной особенностью средних веков было слияние церкви, как носительницы миропорядка, и государства. Феодальная государственность представляла собой «отдельные мирки», напоминающие военное государство, в силу междоусобных войн, даже в строении замков – опорных пунктов обороны. В замках графов, епископов, аббатов, баронов, кастелланов весь быт и все воспитание пропитано духом войны. Отсюда появился и главный носитель этого миропорядка – рыцарь. В XII веке создаются рыцарские общества, рыцарские ордена, отражающие тенденции рыцарской культуры. Своими корнями рыцарские ордена уходят, с одной стороны, в глубины самосознания варварских народов с их культом вождя, личной верности и военной доблести, а с другой, в развитую христианскую концепцию служения. Верность своему конунгу, кодексу, даме.

Рыцарские формирования были не просто социальными, формальными организациями средневекового времени. Это была целостная социосистема с четко выстроенной иерархической лестницей подчинения отдельного рыцаря групповым интересам ордена. Она цементировала феодальный строй, придавала ему характер государственного устройства.

С точки зрения культуры, рыцарские ордена были не простым отражением культурных тенденций средневековья, они были проявлением самой сущности культуры, поскольку в их «недрах» рождались законы, по которым они существовали, переходящие в дальнейшем в культурные традиции различных эпох.

В своей деятельности рыцарские общества стремились не просто к обособляемости, для более четкого отделения себя как военно-феодального сословия в окружающем их средневековом мире, но эта обособляемость создавала условия для более жесткого управленческого механизма внутри своей группы. Как было выше сказано, идея служения своему конунгу переходила также в служение своему ордену, где кодекс чести рыцаря «повязывал» его служить общей идее, подчиняться правилам и нормам ордена.
Рыцарские ордена Средневековой

Европы.
С 1100 по 1300 гг. в Европе образовалось 12 рыцарских духовных орденов. Наиболее мощными и жизнеспособными оказались три: орден тамплиеров, орден госпитальеров и тевтонский орден.






Т а м п л и е р ы.




Официально этот орден назывался «Тайное рыцарство Христово и Храма Соломона», но в Европе был более известен как Орден рыцарей Храма (его резиденция находилась в Иерусалиме, на месте, где, по преданиям был расположен храм царя Соломона (tample – храм (франц.))). Самих же рыцарей называли храмовниками. Создание ордена было провозглашено в 1118 -–1119 гг. девятью французскими рыцарями во главе с Хуго де Пейнсом из Шампани. Девять лет эти девять рыцарей хранили молчание, о них не упоминает ни один хронист того времени. Но в 1127 г. они возвратились во Францию и заявили о себе. А в 1128 г. церковный собор в Труа (Шампань) официально признал орден.

На печати тамплиеров были изображены два рыцаря, скачущих на одной лошади, что должно было говорить о бедности и о братстве. Символом ордена стал белый плащ с красным восьмиконечным крестом.

Целью его членов было «по возможности заботиться о дорогах и путях, а особенно об охране паломников». Устав запрещал любые светские развлечения, смех, пение и т.д. Рыцари должны были дать три обета: целомудрия, бедности и послушания. Дисциплина была жесткой: «Каждый совершенно не следует своей воле, но более заботится о том, чтобы повиноваться приказывающему». Орден становится самостоятельной боевой единицей, подчиняющийся только Великому магистру (им сразу был провозглашен да Пейнс) и Папе римскому.

Тамплиеры к XII в. стали обладателями неслыханных богатств и владели не только землями, но и верфями, портами имели мощный флот. Они ссужали деньги обедневшим монархам и тем самым могли влиять на государственные дела. Кстати, именно тамплиеры первыми ввели бухгалтерские документы и банковские чеки.

Рыцари Храма поощряли развитие науки, и немудрено, что многие технические достижения (например, компас) оказывались в первую очередь у них в руках.

Искусные рыцари-хирурги врачевали раненных – это была одна из обязанностей ордена.

В XI в. тамплиерам как «храбрейшим и опытнейшим в ратном деле людям» была дарована крепость Газа в Святой земле. Но заносчивость принесла немало вреда «воином Христовым» и явилась одной из причин поражения Христиан в Палестине. В 1191г. рухнувшие стены последней обороняемой тамплиерами крепости Сен-Жан-д`Акр погребли не только храмовников и их Великого магистра, но и славу ордена как непобедимого воинства.






Г о с п и т а л ь е р ы.



Официальное название – «Орден всадников госпиталя святого Иоанна Иерусалимского». В 1070 г. в Палестине купцом Мауро из Амальфи был основан госпиталь для паломников к святым местам. Постепенно там организовалось братство для ухода за больными и раненными. Оно крепло, увеличивалось, начало оказывать очень сильное влияние и в 1113 г. было официально признано Папой в качестве духовно-рыцарского ордена.

Рыцари принимали три обета: бедности, целомудрия и послушания. Символом ордена стал восьмиконечный белый крест. Первоначально он находился на левом плече черной мантии. У мантии были очень узкие рукава, что символизировало отсутствие свободы у инока. Позднее рыцари стали носить красные одеяния с нашитым на груди крестом. В ордене были три категории: рыцари, капелланы и служащая братия. С 1155 г. во главе ордена становится Великий магистр, которым был провозглашен Раймонд де Пюи. Для принятия важнейших решений собирался генеральный капитул. Члены капитула отдавали Великому магистру кошель с восемью динариями, что должно было символизировать отказ рыцаря от богатства.

Первоначально главной задачей ордена был уход за больными и раненными. В главном госпитале в Палестине размещалось около 2 тысяч коек. Рыцари раздавали безвозмездную помощь беднякам, устраивали для них три раза в неделю бесплатные обеды. Госпитальеры располагали приютом для подкидышей и грудных младенцев. Для всех больных и раненных были одинаковые условия: одежда и пища одного качества вне зависимости от происхождения. С середины XII в. главной обязанностью рыцарей становится война с неверными и охрана паломников. Орден уже располагает владениями в Палестине и Южной Франции. Иоанниты начинают так же, как и тамплиеры приобретать большое влияние в Европе.

В конце XII в. когда христиан выбили из Палестины, иоанниты обосновались на Кипре. В 1309 г. госпитальеры стали форпостом христиан на Востоке. В 1453г. пал Константинополь – Малая Азия и Греция полностью оказались в руках турок.

У иоаннитов почти не было земель в Европе. И вот защитники христианства прибыли к берегам Европы. Император Священной Римской империи Карл V предложил госпитальерам для проживания Мальтийский архипелаг. Отныне рыцари-госпитальеры стали называться Орденом мальтийских рыцарей.

Уже 1262 г. чтобы вступить в орден госпитальеров, необходимо было иметь благородное происхождение. Впоследствии существовали две категории вступающих в орден – рыцари по праву рождения и по призванию. В последнюю категорию попадают люди, которые не должны представлять доказательств благородного происхождения. Им достаточно было доказать, что их отец и дед не были рабами и ремесленниками. Также  в орден принимались монархи, доказавшие свою верность христианству. В Мальтийском ордене могли состоять и женщины.

Рыцари имели определенные обязанности перед орденом – они не могли покинуть казармы без разрешения Великого магистра, проводили в общей сложности пять лет в конвенте (казарме рыцарей) на острове Мальта. Рыцари должны были проплавать на кораблях ордена не менее 2,5 лет – эта обязанность называлась «караван».

В середине XIX в. Мальтийский орден превращается из военной в духовно-благотворительную корпорацию, коей остается и поныне. Резиденция мальтийских рыцарей сейчас находится в Риме.
Т е в т о н с к и й    о р д е н.




Образован в 1199 г., однако лишь в 1221 г. на тевтонцев распространились все привилегии, которые имели и другие, старшие ордена тамплиеров и иоаннитов. Рыцари ордена давали обеты целомудрия, послушания и бедности. В отличие от других орденов, рыцари которых были разных национальностей, Тевтонский орден в основном состоял из немецких рыцарей. Тевтонский орден существует в Германии и по сей день.

Замкнутость, как характерная черта рыцарских формирований, в процессе своей эволюции переходила в кастовость, которая ревниво охраняла привилегии рыцарского «микромира» и где избранность своего круга становилась сущностью данных формирований.
       

 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Говоря об основных чертах культуры европейского средневековья, следует, прежде всего, принять во внимание сословный характер общества. Понятие сословия в средние века имеет особый смысл, поскольку совокупность сословий понимается в качестве земной реализации того порядка, который был установлен Богом. Но ангельские существа, как считалось, образовывали у Небесного Престола иерархию, состоявшую из девяти ангельских чинов, которые, в свою очередь, были объединены в триаду. Поэтому в средневековой культуре считались главными три сословия -  духовенство-рыцарство-народ.

Вся история средневековой культуры – это история борьбы церкви и государства, их слияние, уподобление церкви государству и реализации его божественных целей. Возвышение государственности было необходимым не только для светской власти, но и для церкви как доказательства реальной мощи христианства по строительству Града Божьего на Земле. Главным орудием возвышения церкви стало рыцарство, что позволяет выделить рыцарскую культуру как явление средневековой жизни.

По своим формам и идеологической направленности эта культура оставалась, конечно, феодально-церковной, но это не значит, что ее производителем потребителем были лишь «церковь» и «замок». Класс феодалов, рыцарство, самоопределился, умножился и заметно усилился. Но, как и в общественной жизни, как и в области экономики, на сцене появляется новая сила, появляется как раз теперь, и преобразует всю структуру средневекового общества, и его миросозерцание, и его быт. Этой новой силой стал город. Город был не только резиденцией епископа, но и довольно часто – местом пребывания сеньора и его двора. Именно развитие города как экономического фактора обеспечило относительно высокий уровень материальной культуры, без которого вряд ли был возможен тот пышный декор, та изнеженная роскошь, характерная для придворной жизни эпохи, о которой столь часто – то с резким осуждением, то с нескрываемым воодушевлением – пишут средневековые хронисты.

В городах и замках сложилась своеобразная светская культура, отделившаяся от культуры церковной. Эта светская культура не стала, естественно, культурой антицерковной. В некоторых пунктах она с идеологией церкви соприкасалась, но секуляризация, обмирщение стали ведущей тенденцией эпохи.

Подводя итоги краткого рассмотрения особенностей западноевропейской средневековой культуры, необходимо признать, что многие интересные проблемы остались за его пределами. Тем не менее, абсолютно ясно, насколько велика была цивилизирующая роль рыцарства. Образование двух центров власти – Государства (и, как его составляющих, рыцарства и дворянства) и Церкви – оставило неизгладимый отпечаток на облике западноевропейской культуры и в конечном итоге привело к появлению уникального феномена личной свободы. В недрах этой культуры вызревал и сам феномен личности.

Благодаря рыцарству в средние века появляются неизвестные доселе знания и навыки, создаются первые университеты, закладываются основы дальнейшего развития западной (и не только западной) цивилизации.

Рыцарская культура передала следующим эпохам высокое представление о человеческом долге, о чести и благородстве, о бескорыстии и подвижничестве, о непоколебимой верности и любви, о доброте и сострадании. Передала представление о том, что затем стало называться трудноопределимым, но всем понятным словом «рыцарственность».

Таким образом, эти столетия отнюдь не были бесплодными. Они составляют неотъемлемое звено развития мировой культуры.
ЛИТЕРАТУРА:
1.     Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., Мифрил,1995,с.111.

2.     Васильева Г.М. Культура средних веков и эпохи Возрождения/научно-методические рекомендации, Новосибирск,1992.

3.     Гуревич А.Я. Категория средневековой литературы. Л.,1992.

4.     Гуревич А.Я. Средневековый мир: культ безмолвствующего большинства. М.,1990.

5.     Дюби Ж. Европа в средние века. См.,1994.

6.     История Европы. т.2.- М., 1992, с.674.

7.     История Франции. Т.1., с.89.

8.     Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.

9.     Карсавин Л.П. Культура средних веков. М., 1995, с.38.

10. Комиссаренко С.С. Клуб как социально-культурное явление. Исторические аспекты развития. СПб., Академия культуры,1997, с.26-28.

11. КемПо – традиция воинских искусств (А.А.Долин/Г.В.Попов, М., «Наука», 1992).

12. Культура и искусство западного средневековья. М.,1980.

13. Культура и искусство средневекового города. М.,1984.

14. Легенда о Тристане и Изольде /под ред. А.Д.Михайлова, М., 1976.

15. Мелетинский Е.М. Средневековый роман. М.,1984.

16. Правоторова А.А., Штуден Л.Л. Исторический мир и отечественная культура. Учебное пособие, Новосибирск., 1995, с.106.

17. Прокопович С.С. Куртуазно-рыцарская традиция в творчестве Боккаччо/Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. – М.,1990, с.4-6,8.

18. Сапронов П.А. Феномен героизма. СПб., 1997.

19. Советский энциклопедический словарь. М., «Советская энциклопедия»,1984.

20. Средневековый роман и повесть/под ред. А.Д.Михайлова. М., 1974.

21. Шпенглер О. Закат Европы. ВО «Наука» Новосибирск, 1993.

Энциклопедия по всемирной истории. т.1.

---