Реферат Атлантизм, его характеристика
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
Атлантизм
Атлантистская линия в геополитике развивалась практически без всяких разрывов с классической англо-американской традицией (Мэхэн, Маккиндер, Спикмен). По мере становления США мировой державой послевоенные геополитики-атлантисты лишь уточняют и детализируют частные аспекты теории, развивая прикладные сферы. Основополагающая модель «морской силы» и ее геополитических перспектив превращается из научных разработок отдельных военно-георафических школ в официальную международную политику США.
Вместе с тем американские геополитики порывают с учением Маккиндера о «географической инерции» для того, чтобы определить весь земной шар как сферу безопасности США. Если британские и германские геополитики оправдывали стремление Англии и Германии к господству тезисами о «единстве краевой зоны» или «жизненном пространстве», необходимом для германского народа, то американские последователи геополитической доктрины безоговорочно требовали и требуют господства США над всеми стратегическими районами планеты.
Составной частью американской геополитической доктрины становится учение о всеобщности американских стратегических интересов и о «необходимости» для Соединенных Штатов баз, расположенных на достаточно далеком расстоянии от американских морских и сухопутных границ. Специфической чертой американской геополитики стало главным образом не оправдание тех или иных отдельных захватов США, не только борьба за передел мира, но и борьба за мировое господство. Американские геополитики утверждают, что география стала «глобальной», то есть охватывающей весь земной шар.
Среди многих изданий, отражающих эту тенденцию в американской геополитике и, в частности, в прикладной картографии, отметим уже упомянутый сборник «Компас» под редакцией американских геополитиков Вейгерта и Стефансона, посвященный «глобальной» географии, а также такие издания, как «Атлас глобальной географии» Рейсса и «Атлас мировой стратегии» Гаррисона. Во всех этих изданиях наблюдается общая тенденция — доказать, что интересы «безопасности» и сохранения «американского образа жизни» («жизненного уровня», который у американских геополитиков заменил «жизненное пространство» Хаусхофера) требуют мирового господства США.
В американской политической картографии становится принято изображать карту мира в непривычной для всех форме: Америку помещают в центре, а по обеим сторонам от нее — Тихий и Атлантический океаны. При этом «Западное полушарие» произвольно «растягивается» от Ирана до Шанхая и Нанкина, а сферой американских интересов оказывается и Юго-Восточная Азия («западная окраина Тихого океана»), и восточное Средиземноморье («восточная окраина западного мира»). То обстоятельство, что при таком изображении приходится разрывать Старый Свет надвое, открывая Европу от Азии или Дальний Восток от Ближнего Востока, нисколько не смущает американских геополитиков. С целью обоснования претензии североамериканского империализма на мировое господство американские геополитики, как, например, Вейгерт, Тейлор и Спикмен, учат, что в основе историко-географического развития" лежит изменение средств сообщения.
В связи с этим меняется тематика географических штудий: американские геополитики отказываются рассматривать географию отдельных государств, которые, по их мнению, не являются более самостоятельными географическими единицами. Конечно, в справочных целях полезно знать, что представляет собой каждое государство, действующее как обособленная единица в международных отношениях. Но для американских геополитиков это — пережиток предшествующих веков, когда еще не было средств преодолевать расстояние. Вместо географии отдельных государств американские географы преподносят в своих книгах вариант «страноведения», в котором под «странами» понимаются группы государств, занимающие обширную территорию или область. Американский эконом-географ Баш, автор книги «Цена мира», называет это «интегрированием» связанных между собою областей. В этом «интегрировании» нет ничего нового; германские геополитики, выдвигавшие в свое время так называемую «теорию больших хозяйственных целых», шли по той же линии. Германские геополитики в 30-х гг. пытались доказывать, развивая мысли Челлена и Хаусхофера, что малые страны Европы экономически нежизнеспособны и что единственный выход для «малых народов Европы» заключается в добровольном отказе от «экономического суверенитета» и подчинении их «руководству» со стороны Германии, подобно тому как народы Америки или Азии приняли «руководство» США и Англии (мандаты или доктрину Монро).
Общим местом американской геополитики и политической географии сделалось утверждение, что Соединенным Штатам недостает многих важнейших сырьевых материалов, доступ к которым должен быть обеспечен, если США намерены сохранить безопасность в экономическом и политическом отношениях. В атомном веке, рассуждают американские геополитики из Йельского и других университетов и академий Америки — Вейгерт, Питти, Спикмен и др., — безопасность США может быть обеспечена только закреплением за Америкой важнейших «центров силы», под которыми следует понимать центры сосредоточения важнейших видов стратегического сырья. Показательны в этом отношении труды Исайи Боумена, считающего себя основателем американской политической географии. Боумен — автор многих книг по политической и экономической географии, в прошлом либерал, сторонник доктрины президента Вильсона, директор Американского географического общества, затем президент одного из богатейших высших учебных заведений США — Университета им. Джона Гопкинса. В январе
Хотя в Англии и были долгое время склонны считать Маккиндера основателем «истинной» геополитики и оспаривать у Хаусхофера и Челлена приоритет в этой области, послевоенные британские авторы выражали сожаление по поводу забвения ее уроков британскими исследователями и политиками. Так, профессор Манчестерского университета Вальтер Фицджеральд писал в предисловии к своей книге «Новая Европа», изданной в
Исходя из ряда положений, выдвинутых Маккиндером, британские геополитики особенно заинтересовались проблемой «географических единств». В противоположность американским геополитикам, утверждающим «взаимосвязь» мировых путей и стратегических ресурсов, их британские коллеги возвращаются к исконной «теории больших хозяйственных целых». Англия, по их мнению, принадлежит одновременно к двум таким географическим единствам. Одним из них британские геополитики считают Западную Европу, Англию и Америку, — это единство они называют «атлантическим единством», говоря в этой связи об «атлантических связях», «атлантической культуре», «атлантических путях», в центре которых находится Англия. Историк Уильямсон, автор работы «Океан в английской истории», развил точку зрения, согласно которой Англия имеет законное право претендовать на руководство атлантическими странами, так как связывает их воедино; по отношению к США Англия является страной — носителем европейской культуры и географических судеб Европы; по отношению к Европе Англия является как бы форпостом США и, таким образом, естественным представителем американо-атлантической культуры.
Развитие чисто атлантистской линии в геополитике после
В
1. Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа (включая Пруссию), Прибалтика и Карелия — пространства, органически тяготеющие к хартленду.
2. Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия — геополитически нейтральны.
3. Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд — склонны к талассократическому блоку7.
В
После второй мировой войны, особенно в 70—90-е гг., предпринимались попытки переосмысления методологических основ геополитических трактовок международных отношений. Например, американский исследователь Л. Кристоф утверждал: «Современные геополитики смотрят на карту, чтобы найти здесь не то, что природа навязывает человеку, а то, на что она его ориентирует»9.
Развитие геополитических взглядов применительно к ядерной эпохе мы встречаем у другого представителя той же американской школы Колина С. Грэя, посвятившего этой проблеме несколько работ, выдержанных в ключе обоснования гегемонистских притязаний США на мировой арене. В своей книге «Геополитика ядерной эры» он дает очерк военной стратегии США и НАТО, в котором ставит планетарное месторасположение ядерных объектов в зависимость от географических и геополитических особенностей регионов. В середине 70-х гг. Грэй назвал геополитику наукой о «взаимосвязи между физической средой в том виде, как она воспринимается, изменяется и используется людьми и мировой политикой»10. Как считал Грэй, геополитика касается взаимосвязи международной политической мощи и географического фактора. Под ней подразумевается «высокая политика» безопасности и международного порядка; влияние длительных пространственных отношений на возвышение и упадок силовых центров; то, как технологические, политико-организационные и демографические процессы сказываются на весе и влиянии соответствующих стран11.
При всем сохранившемся влиянии традиционных идей и концепций возникли новые разработки и конструкции, построенные на понимании того, что с появлением авиации и особенно ядерного оружия и средств его доставки традиционные модели, в основе которых лежал географическо-пространственный детерминизм, устарели и нуждаются в серьезной корректировке. Наиболее обоснованные аргументы в пользу этой точки зрения выдвинул А.П. Северски. В его геополитическом построении мир разделен на два огромных круга воздушной мощи, сконцентрированных соответственно на индустриальных центрах США и Советского Союза. Американский круг покрывал большую часть Западного полушария, а советский — большую часть Мирового Острова. Оба они обладали приблизительно равной силой над Северной Америкой и Северной Евразией, которые, по мнению Северски, в совокупности составляют ключ к мировому господству12.
Технологические нововведения в военной области продиктовали необходимость применять глобальный подход к проблемам безопасности. Его использование дало повод ряду ученых по-новому трактовать геополитику. Американский исследователь Д. Дедни, уделяя главное внимание роли технического фактора в отношениях между географической средой и политическими процессами, рассуждает следующим образом: «Геополитическая действительность служит фоном для географии и технологии. Он придает форму, прокладывает русло и предполагает осуществление политической власти во многом тем же самым образом, как горные хребты, мосты и фортификационные сооружения воздействуют на армию во время сражения.
Они не полностью определяют результат, но благоприятствуют различным стратегиям... неодинаково... География планеты, конечно, не изменяется. Но значение естественных особенностей планеты в борьбе за военное превосходство и безопасность изменяется с технологическими изменениями в человеческой возможности разрушать, перевозить и сообщать. Без сильного чувства технологии геополитика вырождается в земной мистицизм»13.
Глобализация геополитики с техницистских позиций характерна для военных стратегов НАТО. Примечательно высказывание одного из них: «В геополитике ядерного сдерживания технология сменила географию по значению, в то время как психологические аспекты основной политики с позиции силы достигли доминирующего влияния в их стратегическом политическом курсе. Технология не может явно заменить географические признаки. При всем этом технология ядерного века оказалась настолько революционной в своем влиянии на географию, что практически сменила ее в качестве основного фактора геополитики»14. Это заявление преследует цель приспособить геополитику к «политике с позиции силы», отдать решительный приоритет роли технологии и, таким образом, допустить, что геополитические отношения возникли «натуралистически», без вмешательства социальных и политических структур и теорий.
Техницистские трактовки геополитики преобладают в работах ученых, стоящих на позициях неолиберализма15. В этих исследованиях антагонистические идеологии «на шахматной доске народов» рассматриваются как экстерриториальные, обладающие способностью свободно преодолевать границы между странами и группами стран, принадлежащими к различным экономическим и военно-политическим группировкам. Причем возводится в абсолют значение технического фактора, в том числе роль средств массовых коммуникаций, в отношениях идеологической борьбы между государствами. «При современных средствах коммуникации трудно избежать борьбы идеологий или изолироваться от нее», — пишет американский географ П. Бакхольтц6.
С именами «либералов» связано становление «бихевиористской» школы геополитики, создающей поведенческие и статистические модели распространения войн и конфликтов17. Среди своих целей «бихевиористская» геополитика называет выявление объективных законов международных отношений с целью вытеснить субъективные модели традиционных реалистов, исходящие из представлений о двухполярности мира, заменить их полицентрическими схемами международных отношений. Эти работы образуют один из главных стержней генеральной тенденции на реанимацию геополитического отражения международной обстановки в западной политической географии после второй мировой войны. Сразу же после второй мировой войны геополитики приняли самое активное участие в конструировании «биполярной» схемы мира18; в ядерно-космическую эру биполярные геополитические схемы типа хартленда Маккиндера утрачивают былую популярность. Одновременно возрастают мультиполярность и взаимозависимость в мировой экономике и политике19. Негибкость геостратегических доктрин типа ядерного сдерживания по отношению к новым региональным проблемам в этих условиях становится явной.
Усложнившаяся «геометрия» сил в мировой политике часто представляется «либералами»20 в виде четырехугольника и описывается по двум диагоналям: «Запад — Восток», «Север — Юг». Первая диагональ трактуется как политический результат раздела мира в Ялте, в результате чего в 1947—1949 гг. в Центральной Европе возник «физический контакт» между «сверхдержавами». Его наличие вкупе с возможностью СССР и США уничтожить друг друга в ядерной войне оценивается как суть первой диагонали. Вторая диагональ — проблема «Север — Юг» — сводится к экономическим противоречиям, к контрастам между «богатым Севером» и «бедным Югом». Такая «геометрия» является по своей сути географической схематизацией (геополитической интерпретацией) державной теории и доктрины неоколониализма.
Для «либералов» характерно отрицание преемственности на уровне политической лексики между скомпрометировавшей себя нацистской геополитикой и современной геополитикой как темой и методом «внешней» политической географии. Если имеют в виду нацистскую геополитику, то пишут по-немецки «Geopolitik»; в любом другом смысле пишут по-английски «Geopolitics» или по-французски «geopolitique».
Нередко «либералы» инкриминировали послевоенному советскому руководству использование одной из разновидностей теории «хартленда», где подчеркивается «исключительность» географического положения Восточной Европы в борьбе держав за мировое господство, которой оно руководствовалось в своей деятельности по организации СЭВ, по укреплению обороноспособности восточноевропейских стран21.
Неоатлантизм
Победа над СССР означала вступление в радикально новую эпоху, которая требовала оригинальных геополитических моделей. Геополитический статус всех традиционных территорий, регионов, государств и союзов резко менялся. Осмысление планетарной реальности после окончания холодной войны привело атлантистских геополитиков к двум принципиальным схемам.
Одна из них может быть названа пессимистической (для атлантизма). Она наследует традиционную для атлантизма линию конфронтации с хартлендом, которая считается не законченной и не снятой с повестки дня вместе с падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков, основанных на цивилизационных традициях и устойчивых этнических архетипах. Этот вариант можно назвать «неоатлантизм», его сущность сводится в конечном итоге к продолжению рассмотрения геополитической картины мира в ракурсе основополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением дополнительных геополитических зон (кроме Евразии), которые также могут стать очагами противостояния с Западом. Наиболее ярким представителем такого неоатлантического подхода является С. Хантингтон.
Вторая схема, основанная на той же изначальной геополитической картине, напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле, что рассматривает ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холодной войне, как окончательную и бесповоротную. На этом строится теория мондиализма, концепция конца истории и единого мира, которая утверждает, что все формы геополитической дифференциации — культурные, национальные, религиозные, идеологические, государственные и т.д. — вот-вот будут окончательно преодолены и наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии. История закончится вместе с геополитическим противостоянием, дававшим изначально главный импульс истории. Этот геополитический проект ассоциируется с именем американского геополитика Фрэнсиса Фукуямы, написавшего программную статью с выразительным названием «Конец истории».
Концепцию Сэмюэла П. Хантингтона — директора Института стратегических исследований им. Джона Олина при Гарвардском университете — можно считать ультрасовременным развитием традиционной для Запада атлантистской геополитики. Важно, что Хантингтон строит свою программную статью «Столкновение цивилизаций» (которая появилась как резюме большого геополитического проекта «Изменения в глобальной безопасности и американские национальные интересы») как ответ на тезис Фукуямы о конце истории. Показательно, что на политическом уровне эта полемика соответствует двум ведущим политическим партиям США: Фукуяма выражает глобальную стратегическую позицию демократов, тогда как Хантингтон является рупором республиканцев. Это достаточно точно выражает сущность двух новейших геополитических проектов — неоатлантизм следует консервативной линии, а мондиализм предпочитает совершенно новый подход, в котором все геополитические реальности подлежат полному пересмотру.
Смысл теории Хантингтона, сформулированный им в статье «Столкновение цивилизаций», сводится к следующему. Видимая геополитическая победа атлантизма на всей планете — с падением СССР исчез последний оплот континентальных сил — на самом деле затрагивает лишь поверхностный срез действительности. Стратегический успех НАТО, сопровождающийся идеологическим оформлением, — отказ от главной конкурентной коммунистической идеологии — не затрагивает глубинных цивилизационных пластов. Хантингтон вопреки Фукуяме утверждает, что стратегическая победа не есть цивилизационная победа; западная идеология — либерал-демократия, рынок и т.д. — стала безальтернативной лишь временно, так как уже скоро у незападных народов начнут проступать цивилизационные и геополитические особенности, аналог «географического индивидуума», о котором говорил Савицкий.
Отказ от идеологии коммунизма и сдвиги в структуре традиционных государств — распад одних образований, появление других и т.д. — не приведут к автоматическому равнению всего человечества на универсальную систему атлантистских ценностей, но, напротив, сделают вновь актуальными более глубокие культурные пласты, освобожденные от поверхностных идеологических клише.
Хантингтон цитирует Джорджа Вейгеля: «десекуляризация является одним из доминирующих социальных факторов в конце XX века». А следовательно, вместо того чтобы отбросить религиозную идентификацию в едином мире, о чем говорит Фукуяма, народы, напротив, будут ощущать религиозную принадлежность еще более живо.
Хантингтон утверждает, что наряду с западной (атлантистской) цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций:
1) славяно-православная,
2) конфуцианская (китайская),
3) японская,
4) исламская,
5) индуистская,
6) латиноамериканская и, возможно,
7) африканская.
Конечно, эти потенциальные цивилизации отнюдь не равнозначны. Но все они едины в том, что вектор их развития и становления будет ориентирован в направлении, отличном от траектории атлантизма и цивилизации Запада. Так, Запад снова окажется в ситуации противостояния. Хантингтон считает, что это практически неизбежно и что уже сейчас, несмотря на эйфорию мондиалистских кругов, надо принять за основу реалистическую формулу: «The West and The Rest» («Запад и все остальные»).
По мнению С. Хантингтона, в нарождающемся мире источником конфликтов станет уже не идеология и не экономика, а важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой.
Означает ли это, что нация-государство перестанет быть главным действующим лицом в международных делах? Нет, Хантингтон так не считает. Но, по его словам, наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. «Линии разлома между цивилизациями,— считает Хантингтон,— это и есть линии будущих фронтов»22.
Действительно ли грядущий конфликт между цивилизациями — завершающая стадия той эволюции, которую претерпели глобальные конфликты в современном мире? На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, который оформил современную международную систему, в западном ареале конфликты разворачивались главным образом между государями — королями, императорами, абсолютными конституционными монархами, стремящимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное — присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породил нации-государства. Начиная с Французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями.
Хантингтон полагает, что данная модель сохранялась в течение всего XIX века. Конец ей положила первая мировая война. А затем в результате русской революции и ответной реакции на нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.
Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении холодной войны, как и в отношении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.
Идентичность на уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все более важной и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций.
Что же из этого следует? Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и обществом, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно предполагает насилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.
Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет.
Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из европейских стран. Взаимодействие между цивилизациями укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образом разногласия и враждебность.
В-третьих, процессы экономической модернизации и политических изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди,
высококвалифицированные специалисты из средних классов, лига свободных профессий, бизнесмены. Как заметил американский религиовед Г. Вейгель: «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальных явлений конца XX в.»23. Возрождение религии, или, говоря словами другого теолога Ж. Кепеля, «реванш Бога»24, создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ, для объединения цивилизаций.
В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой — происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуизации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и «реисламизации» Ближнего Востока. На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик.
В прошлом элита незападных стран обычно состояла из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элиты и возврата к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.
В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого основанные на них противоречия сложнее разрешить или свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе коммунисты могли стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.
Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское сообщество покоится на основаниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (Североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и США. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и уникальная цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки.
Общность культур, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в разных странах мира — с другой. С окончанием холодной войны общность культуры быстро вытесняет идеологические различия.
Своей концепцией «столкновения цивилизаций» Хантингтон бросил вызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих и потенциальных глобальных противостояний, а также предложил новую парадигму для теоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже XX и XXI веков. Это едва ли не самая крупная из представленных за последнее десятилетие научная концепция, в которой дана общая картина мира. Хантингтон — один из наиболее авторитетных политологов мира — и сам понимает, что полемизировать с его концепцией убедительнее всего было бы с помощью иной целостной теории, альтернативной не только его идеям, но и устаревшей парадигме холодной войны, которую, по его мнению, «драматические события последнего пятилетия превратили в достояние интеллектуальной истории».
Отдельные аспекты концепции Хантингтона вызывают критические вопросы. Цивилизации существуют испокон века. Почему же только сейчас они бросают вызов мировому порядку? Хотя их роль и влияние действительно меняются, но оценка этих изменений зависит от позиции исследователя. Поэтому цель цивилизационной модели — прежде всего привлечь внимание западной общественности к тому, как все это воспринимается в мире. Отечественные оппоненты Хантингтона (А.С. Панарин, Е.Б. Рашковский) отмечают, что тезис о грядущем конфликте цивилизаций скорее постулируется, нежели обосновывается. Возникает вопрос: почему же цивилизационные конфронтации не имели места, допустим, пятьдесят или сто лет назад? Речь может идти о возрастающем значении мировых цивилизаций в продолжающемся и чрезвычайно неравномерном всемирном процессе модернизации.
Е.Б. Рашковский критикует концепцию Хантингтона по трем позициям. Первая позиция, сложность внутреннего состава каждой из цивилизаций — какой бы наблюдатель ни очерчивал цивилизацию как понятие или как систему. В каждой из цивилизаций идет внутренняя борьба за господство над природными и людскими ресурсами, напряженная борьба за гегемонию в символической сфере — и не только в идеологических, но и в религиозных категориях.
Вторая позиция относится к внутренней динамике цивилизаций. Они обладают подвижностью, могут видоизменяться. Цивилизации находятся под воздействием западнических и почвеннических импульсов, рационализма и традиционализма.
Третья позиция заключается в зависимости современной трактовки традиционной проблематики от политической конъюнктуры. Можно понять социоэкономические и психологические предпосылки религиозного фундаментализма и в исламском мире, и в православном, и в индуизме, и в иудаизме. Фундаментализм, если к нему присмотреться, чужд не только рационализму, но и традиционализму, ибо он не приемлет традицию в ее исторической изменяемости и данности. Он пытается утвердить традицию как нечто харизматически измышленное, закрепить традицию рациональными средствами.
Геополитические выводы из подхода Хантингтона очевидны: он считает, что атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своей собственной цивилизации, готовиться к противостоянию, консолидировать стратегические усилия, сдерживать антиатлантистские тенденции в других геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Запада континентальный альянс.
Он дает такие рекомендации:
«Западу следует
1) обеспечивать более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной цивилизации, особенно между ее европейской и североамериканской частями;
2) интегрировать в Западную цивилизацию те общества в Восточной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной;
3) обеспечить более тесные взаимоотношения с Японией и Россией;
4) предотвратить перерастание локальных конфликтов между цивилизациями и глобальные войны;
5) ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских государств; \
6) приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить военное превосходство на Дальнем Востоке и в Юго-Западной Азии;
7) использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях исламских и конфуцианских стран;
8) поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и интересы в других цивилизациях;
9) усилить международные институты, отражающие западные интересы и ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение незападных государств в эти институты».
Данные рекомендации являются, по сути, краткой и емкой формулировкой доктрины неоатлантизма. С точки зрения чистой геополитики это означает точное следование принципам Мэхэна и Спикмена, причем акцент, который Хантингтон ставит на культуре и цивилизационных различиях как важнейших геополитических факторах, указывает на его причастность к классической школе геополитики, восходящей к органицистской философии, для которой изначально было свойственно рассматривать социальные структуры и государства не как механические или чисто идеологические образования, но как «формы жизни».
В качестве наиболее вероятных противников Запада Хантингтон указывает Китай и исламские государства (Иран, Ирак, Ливия и т.д.). В этом сказывается прямое влияние доктрин Мейнига и Кирка, считавших, что ориентация стран «береговых зон» — а «конфуцианская» и исламская цивилизации геополитически принадлежат преимущественно именно к этим зонам — важнее, чем позиция хартленда. Поэтому в отличие от других представителей неоатлантизма — в частности, Пола Вольфовица — Хантингтон видит главную угрозу отнюдь не в геополитическом возрождении России-Евразии, хартленда или какого-то нового евразийского континентального образования.
В докладе же американца Пола Вольфовица (советника по делам безопасности) правительству США в марте
Мондиализм
Становление США сверхдержавой и выход на последний этап, предшествующий окончательной «планетарной гегемонии талассократии», заставил американских геополитиков рассматривать совершенно новую геополитическую модель, в которой участвовали не две основные силы, а только одна. Причем в принципе существовало два варианта развития событий — либо окончательный выигрыш Западом геополитической дуэли с Востоком, либо конвергенция двух идеологических лагерей в нечто единое и установление «мирового правительства» (этот проект получил название «мондиализм» — от французского monde — мир). В обоих случаях требовалось новое геополитическое осмысление этого возможного исхода истории. Такая ситуация вызвала к жизни особое направление в геополитике — геополитику мондиализма. Иначе эта теория известна как доктрина «нового мирового порядка». Она разрабатывалась американский геополитиками начиная с 70-х гг., а впервые во всеуслышание о ней было заявлено президентом США Джорджем Бушем во время войны в Персидском заливе в
Концепция мондиализма возникла задолго до окончательной победы Запада в холодной войне. Смысл мондиализма сводится к постулированию неизбежности полной планетарной интеграции, перехода от множественности государств, народов, наций и культур к «униформному миру».
Истоки этой идеи можно разглядеть в некоторых утопических и хилиастических движениях, восходящих к средневековью и далее к глубокой древности. В ее основе лежит представление, что в какой-то кульминационный момент истории все народы земли соберутся в едином Царстве, которое не будет более знать противоречий, трагедий, конфликтов и проблем, свойственных обычной земной истории. Помимо чисто мистической версии мондиалистской утопии существовали и ее рационалистические версии, одной из которых можно считать учение о «Третьей эре» позитивиста Огюста Конта (1798—1857) или гуманистическую эсхатологию Готхольда Эфраима Лессинга (1729—1781).
Мондиалистские идеи были свойственны чаще всего умеренным европейским и особенно английским социалистам (некоторые из них были объединены в «Фабианское общество»), О едином мировом государстве говорили и коммунисты. С другой стороны, аналогичные мондиалистские организации создавались начиная с конца XIX века и крупными фигурами в мировом бизнесе — например, сэром Сесилом Роудсом, организовавшим группу «Круглый Стол», члены которой должны были «способствовать установлению системы беспрепятственной торговли во всем мире и созданию единого Мирового Правительства». «Часто социалистические мотивы переплетались с либерал-капиталистическими, и коммунисты соседствовали в этих организациях с представителями крупнейшего финансового капитала. Всех объединяла вера в утопическую идею объединения планеты».
Показательно, что такие известные организации, как Лига Наций, позже ООН и ЮНЕСКО, были продолжением именно мондиалистских кругов, имевших большое влияние на мировую политику. В течение XX века эти мондиалистские организации, избегавшие излишней рекламы и часто даже носившие секретный характер, переменяли много названий. Существовало «Универсальное движение за мировую конфедерацию» Гарри Дэвиса, «Федеральный Союз» и даже «Крестовый поход за Мировое Правительство» (организованный английским парламентарием Генри Асборном в
По мере сосредоточения всей концептуальной и стратегической власти над Западом в США именно это государство стало главным штабом мондиализма, представители которого образовали параллельную власти структуру, состоящую из советников, аналитиков, центров стратегических исследований.
Так сложились три основные мондиалистские организации, о самом существовании которых общественность Запада узнала лишь относительно недавно. В отличие от официальных структур эти группы пользовались значительно большей свободой проектирования и исследований, так как они были освобождены от фиксированных и формальных процедур, регламентирующих деятельность комиссий ООН и т.д.
Первая структура — «Совет по международным отношениям» (Council on Foreign Relations, C.F.R.). Ее создателем был крупнейший американский банкир Морган. Эта неофициальная организация занималась выработкой американской стратегии в планетарном масштабе, причем конечной целью считалась полная унификация планеты и создание «мирового правительства». Эта организация возникла еще в
В
В
1. Американское пространство, включающее в себя Северную и Южную Америку.
2. Европейское пространство.
3. Тихоокеанское пространство, контролируемое Японией.
Главой важнейших мондиалистских групп — Бильдерберга и Трилатераля — является высокопоставленный член C.F.R., крупнейший банкир Дэвид Рокфеллер, владелец «Чэйз Манхэттен бэнк».
Кроме него в самом центре всех мондиалистских проектов стоят неизменные аналитики, геополитики и стратеги атлантизма Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер. Туда же входит и знаменитый Джордж Болл.
Основная линия всех мондиалистских проектов заключалась в переходе к единой мировой системе, под стратегической доминацией Запада и «прогрессивных», «гуманистических», «демократических» ценностей. Для этого вырабатывались параллельные структуры, состоящие из политиков, журналистов, интеллектуалов, финансистов, аналитиков и т.д., которые должны были подготовить почву для широкого обнародования этого мондиалистского проекта «мирового правительства», так как без подготовки он натолкнулся бы на мощное психологическое сопротивление народов и государств, не желающих растворять свою самобытность в планетарном melting pot.
Мондиалистский и проект, разрабатываемый и проводимый этими организациями, не был однороден. Существовали две его основные версии, которые, различаясь по методам, должны были теоретически привести к одной и той же цели.
Первая, наиболее пацифистская и «примиренческая» версия мондиализма, известна как «теория конвергенции». Разработанная в 70-е гг. в недрах C.F.R. группой «левых» аналитиков под руководством Збигнева Бжезинского, эта теория предполагала возможность преодоления идеологического и геополитического дуализма холодной войны через создание нового культурно-идеологического типа цивилизации, который был бы промежуточным между социализмом и капитализмом, между чистым атлантизмом и чистым континентализмом.
Известнейший социолог, политолог и геополитик, профессор Колумбийского университета, советник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета (Вашингтон) Збигнев Бжезинский, бывший в 1977—1981 гг. помощником президента США по национальной безопасности, в своей книге «План игры. Геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (Нью-Йорк, 1986) доказывает исторически закономерный и глобальный характер противостояния между СССР и США. Однако еще в работе «Кризис мировой системы»26 Бжезинский развивает идею необходимости создания универсальной мировой системы под эгидой США. Советский марксизм рассматривался как преграда, которую можно преодолеть, перейдя к его умеренной, социал-демократической, ревизионистской версии — через отказ от тезисов «диктатуры пролетариата», «классовой борьбы», «национализации средств производства» и «отмены частной собственности». В свою очередь, капиталистический Запад должен был бы ограничить свободу рынка, ввести частичное государственное регулирование экономики и т.д. Общность же культурной ориентации могла бы быть найдена в традициях Просвещения и гуманизма, к которым возводимы и западные демократические режимы, и социальная этика коммунизма (в его смягченных социал-демократических версиях).
«Мировое правительство», которое могло бы появиться на основе теории конвергенции, мыслилось как допущение Москвы до атлантического управления планетой совместно с Вашингтоном. В этом случае начиналась эпоха всеобщего мира, холодная война заканчивалась, народы сбрасывали тяжесть геополитического напряжения.
Здесь важно провести параллель с переходом технологических систем от талассократии к эфирократии: мондиалистские политики начинали смотреть на планету не глазами обитателей западного континента, окруженного морем (как традиционные атлантисты), но глазами «астронавтов на космической орбите». В таком случае их взгляду представал действительно единый мир.
После распада СССР и победы Запада, атлантизма мондиалистские проекты должны были либо отмереть, либо изменить свою логику. Новой версией мондиализма в постсоветскую эпоху стала доктрина Фрэнсиса Фукуямы, опубликовавшего в начале 90-х программную статью — «Конец истории». Ее можно рассматривать как идейную базу неомондиализма. Фукуяма предлагает следующую версию исторического процесса. Человечество от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и «нерационального менеджирования социальной реальности» двигалось к наиболее разумному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длились только за счет нерациональных факторов, которые мало-помалу уступали место законам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т.д. Падение СССР знаменует собой падение последнего бастиона иррационализма. С этим связано окончание истории и начало особого планетарного существования, которое будет проходить под знаком рынка и демократии, которые объединят мир в слаженную рационально функционирующую машину. Такой новый порядок, хотя и основанный на универсализации чисто атлантической системы, выходит за рамки атлантизма, и все регионы мира начинают переорганизовываться по новой модели, вокруг его наиболее экономически развитых центров.
Англо-американская геополитика
Вторая мировая война, развязанная нацистскими приверженцами идеи «жизненного пространства», хотя и развивалась во многом вопреки взглядам и предположениям Хаусхофера и его школы, пробудила на политико-теоретическом уровне пристальный интерес к проблемам геополитики не только в плане критики немецкой школы, но и в плане позитивного развития геополитических идей. В 40-х гг. в Соединенных Штатах появились крупные работы, и в них наряду с критикой геополитики вообще, называемой не иначе как «псевдонаукой», содержались и первые, притом крепкие ростки собственно американских геополитических воззрений. Среди этих работ следует назвать прежде всего два труда Спикмена, книги Страуса-Хюпе и Джиорджи.
После поражения Германии США стали самой сильной экономической державой. Значительное доминирование в мировой экономике (почти 50% мирового ВНП после окончания войны) означало неизбежность выхода США за пределы Западного полушария, которое ей отводилось германскими пан-регионалистами. Эта страна нуждалась в мировой стратегии и модели мира, заложенной в основу данной стратегии.
Еще во время второй мировой войны основные силы были направлены на разработку новой глобальной стратегии США. В связи с этим прежде всего следует назвать имена Г. Уайджерта, Спикмена, Р. Страуса-Хюпе, В. Стефанссона, О. Латимора и др. Некоторые из них претендовали на формирование «гуманизированной версии геополитики». В качестве отправной точки служил тезис о том, что Америке суждено сыграть особую роль в мире. Для реализации этой роли обосновывалась мысль о необходимости разработки особой американской геополитики. Как считал, например, Р. Страус-Хюпе, «геополитика представляет собой тщательно разработанный план, предусматривающий, что и как завоевать, указывая военному стратегу самый легкий путь завоевания». Таким образом, утверждал Страус-Хюпе, «ключом к глобальному мышлению Гитлера является германская геополитика»4. При разработке американской геополитики этими авторами наряду с проблемами взаимоотношений США со странами Западного полушария все более настойчиво на передний план выдвигался вопрос об отношениях со всей Евразией.
Основные концепции новой американской геополитики были подробно изложены еще во время второй мировой войны в трудах — «Американская стратегия в мировой политике» (1942) Спикмена, «Главные движущие силы цивилизации» (1945) С. Хантингтона и др. В
Много внимания американские геополитики уделяли вопросу об относительном географическом положении США и СССР. Так, в сборниках «Компас мира» (1944) и «Новый компас мира» (1949) и других авторы, ссылаясь на географическое положение обеих стран, доказывали неизбежность войны между США и СССР. Наиболее отчетливо эти идеи были выражены в работах профессора политической науки Дж. Киффера. В книгах «Реальность мирового могущества» (1952) и «Стратегия выживания» (1953) он рассуждал об «агрессивных тенденциях СССР», вытекающих из его географического положения в центре Евразии.
В послевоенный период ведущее место в геополитике заняло обоснование предопределенного климатом превосходства западной цивилизации над народами других континентов (Э. Хантингтон), а также географически обусловленного антагонизма между «морскими» и «океаническими» державами Запада и «континентальными» державами Востока, между передовым индустриальным Севером и «отсталым» аграрным Югом. Согласно геополитическим доктринам, «морские» и «океанические» державы, например Афины в античности, Англия в Новое время и США в современную эпоху, всегда ориентировались на коммерцию и были демократическими государствами, тогда как «континентальные» державы, например империя Ахеменидов в древнем Иране, Германия и Россия, олицетворяли агрессивность во внешней политике и авторитарность — во внутренней. Как бы ни менялась политическая и социальная система «континентальных» держав, их географическое положение диктует им одни и те же экспансионистские цели, которые, по мнению ряда представителей геополитики, СССР воспринял от царской России.
Очевидно, что американские геополитики далеко не всегда ошибались в своих практических выкладках и предположениях. Если судить по нынешней внешней политике Соединенных Штатов, то можно сделать вывод, что американские политические и государственные деятели всерьез усвоили геополитические идеи Мэхэна, Спикмена, Реннера и др. Вместе с тем и сами теоретики-геополитики хорошо прочувствовали экспансионистскую суть внешней политики выходящих на мировой простор Соединенных Штатов и, соответственно, будущую их роль в мире, и хотя не всегда точно в деталях, но в целом верно отразили ее в своих работах. «В интересах не только Соединенных Штатов, но и в интересах человечества, чтобы существовал один центр, из которого осуществлялся бы балансирующий и стабилизирующий контроль, сила арбитра, и чтобы этот балансирующий и стабилизирующий контроль находился в руках Соединенных Штатов» — таково убеждение Страуса-Хюпе5.
Мондиализм(Нартов)
Идеи всеединства человечества имеют очень давние исторические корни. Отдали им дань и мыслители, философы, писатели России, частности, гениальный русский писатель Ф.М. Достоевский (1821 — 1881) утверждал, что Россия должна собрать в братском всеединстве все человечество. Его идеологический противник публицист К.Н. Леонтьев (1831 — 1891) предрек России не роль избирательницы человечества в братском всеединстве, а родины Антихриста. Еще один глубокий ум России историк Г.П. Федотов (1886—1951) высказал не только веру в великое будущее России, но и тревогу по поводу ее духовного, политического, экономического перерождения, в частности, тревогу о подмене религиозного начала в духовной жизни России национальным.
Задолго до победы Запада над Востоком возникла геополитическая концепция «мондиализма». Ее сущностью является утверждение полной планетарной интеграции, создание единого мира. Подобные идеи высказывал еще О. Конт. В письме к Тулузу от 26 августа
человечество — это всемирная родина, призванная объединить по крайней мере в будущем всех обитателей планеты. Это совокупность всех способных к ассимиляции, всех как живущих поколений, так и сошедших со сцены, так, наконец, и грядущих; к нему не принадлежат разве Нероны, Робеспьеры и Бонапарты — одним словом те, кто нарушает своими действиями человеческую гармонию; индивид сам по себе не существует, представляя только абстракцию....
Далее в этом-письме О. Конт пишет, что
человечество является всемирной семьею; оно стало бы ею, если бы люди были в достаточной степени братьями, но этого еще нет в действительности; вот почему отечество пока напоминает собой тот громадный интервал между индивидом и семьею9.
Четырьмя годами раньше в «Манифесте» К. Маркс и Энгельс сформулировали похожие идеи, наиболее яркая из них: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Концепции Л.Б.Троцкого и Н. И. Бухарина о перманентной революции, лозунг 50-х годов, рожденный после победы коммунистов в Китае в октябре1949 г . — «русский с китайцем — братья навек» — тоже во многом попытки воплощения этих идей.
Давнюю историю имеют притязания американцев на исключительность. Начало им положили взгляды первых поселенцев — пуритан, прибывших на американский материк еще в XVII в., здесь они пытались реализовать библейскую заповедь «града на холме», где все поселенцы равны и свободны. Отсюда и обоснование концепции экспансии принципов свободы и демократии как проявление логики Божественного Провидения. От этой мысли до идеи — предначертания Америки реформировать весь мир и вести его за собой — один шаг. Уже в середине XIX в, некоторые американские идеологи утверждали, что в ближайшем будущем США станут центром, вокруг которого все нации объединятся в единый народ, что США, подобно Солнцу, окажут «славное влияние на страны Европы, а дальше на азиатские империи». Философ Дж. Фиске в1895 г . говорил, что в ближайшем будущем все страны мира станут английскими по своему языку, религии, своим политическим обычаям и в значительной степени по крови населяющих их народов.
Видно, что идеи, сформулированные в «доктрине Монро» (Внешнеполитическая программа правительства США, сформированная президентом Дж. Монро в послании Конгрессу) в1823 г ., утверждавшие главенствующее и руководящее положение США сначала в Латинской Америке, затем — в Западной Европе, в середине XX в. распространялись уже во всем мире.
Наиболее четко эти установки были провозглашены в лозунге «американского века», сформулированном политологом Г. Льюисом в1941 г . «XX век должен стать в значительной степени американским веком». Американские капиталисты, учителя, врачи, агрономы и инженеры, поддерживаемые американской мощью, утверждал он, должны взять на себя бремя белого человека, неся с собой повсюду «стабильность» и «прогресс» американского образца.
Эти идеи в1945 г . были положены в основу государственной внешней политики США, которые считали, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром.
В завтрашней Америке истинную столицу мира, базу руководства им, видели политики — президент и вице-президент Д. Эйзенхауэр, Г. Хэмфри, немало сделавшие для реализации на рактике во внешнеполитической деятельности «доктрины Трумэна». В наиболее жесткой форме особая миссия США была оплощена во внешней политике во время президентства Рейгана и Буша. Идея о предназначении Америки руководить миром, пасти «больное человечество» от грозящих ему опасностей была идеей фикс» Рональда Рейгана и его администрации.
В XX в. мондиалистские идеи высказывали и многие политические деятели Западной Европы, но они в отличие от американцев не вынашивали эгоцентристские мысли об абсолютном мировом господстве. США стали главным идеологическим и политическим центром мондиализма. Там был создан своего рода шгаб по реализации этой концепции. В нем работали сотни разичных советников, аналитиков, на него замыкались центры стратегических исследований, были созданы параллельные влатные структуры. По замыслу американских геостратегов для реализации идей мондиализма создавались такие надправительственные структуры, как ООН, ЮНЕСКО, их комитеты и комиссии. Под руководством США работали и продолжают функционировать такие мондиалистские организации, как «Совет по Международным отношениям» и «Бильдербергский клуб», или он же «Бильдербергская группа». Ее лидеры в1973 г . сформировали «Трехстороннюю комиссию», которую возглавил семейный клан мультимиллиардеров Рокфеллеров. Эта комиссия насчитывает ориентировочно около 200 членов. Ее рядовыми функционерами были многие ведущие политики США, Европы и Японии. Например, будущий президент США Дж. Картер возглавлял когда-то в «Трехсторонней комиссии» один из подкомитетов.
Мозговой центр «Трехсторонней комиссии» во главе со 3. Бжезинским (р. 1928) разработал несколько вариантов переода к единой мировой системе под руководством США. Один из вариантов (моделей) перехода .к новому мировому порядку и мировому правительству опирался на идеи конвергенции (слияния, сближения). Сама идея конвергенции была впервые озвучена президентом США Л. Джонсоном. Теорию конвергенции создал американский социолог русского происхождения Питирим Сорокин (1889 — 1968). В 70-х годах она была модернизирована под нужды мондиализма группой аналитиков под руководством 3. Бжезинского и Г. Киссинджера. В рамках этой теории разработаны методы создания новой культурно-идеологической цивилизации, промежуточной между социализмом и капитализмом.
По мысли П. Сорокина, эта новая цивилизация должна вобрать лучшие черты от капитализма и социализма, атлантизма и континентализма. В Мировое Правительство после создания новой синтетической культурно-идеологической цивилизации могли войти Вашингтон и Москва. Но управлять таким миром, полагали мондиалисты, можно с переходом на технологические схемы «эфирократии». Мондиалистский центр имел филиалы а Западной Европе, Китае, в СССР, через которые реализовывал свои проекты. Но результаты этих устремлений мондиалистов в Европе, СССР и Китае — разные. Восточно-европейские страны, СССР пошли на уступки США по всем принципиальным вопросам — сокращение вооружений, роспуск Варшавского договора, развал политической и экономической системы СССР, т. е. самоликвидировались, а Запад не пошел ни на политические, ни на идеологические, ни на геополитические уступки СССР. Китай также ни на какие принципиальные уступки Западу не пошел. Таким образом, мондиализм был весьма эффективно использован атлантистами-политиками в «холодной войне» против СССР и стран Восточной Европы.
Новой версией мондиализма после развала блока стран Восточной Европы и СССР стала концепция политолога Френсиса Фукуямы «конец истории», В начале 90-х годов он опубликовал статью под этим же названием. Его концепция стала идейной «основой нового течения — «неомондиализма». Принципиально новых идей в «конце истории» нельзя найти при всем желании. Это повтор идей Т. Гоббса, а также О. Конта (высказанных последним в «Курсе позитивной философии»), Г. Спенсера и других мыслителей-позитивистов. Фукуяма «проводит» читателей от «эпохи закона Силы», «мракобесия», «нерационального менеджирования социальной реальности» к разумному строю — капиталистическому, западной цивилизации конца XX в. с ее рыночной экономикой и либерально-демократическими ценностями.
Фукуяма во многом повторил идеи немецкого социолога и историка Макса Вебера о том, что история развивалась только за счет нерациональных факторов, что рациональность становится превалирующим фактором только на этапе капиталистического развития. Последний оплот «иррационализма» пал, по мнению
Фукуямы, с развалом СССР. С этим фактором представитель современного неомондиализма связывает «конец истории» и начало нового существования человечества — планетарного, где будут существовать Рынок и Демократия. Они интегрируют мир н гармоническую (почти по О. Конту) единую машину. Все части света, т. е. все регионы Земного шара, начнут переструктурироваться, как электроны в атоме, станут менять свои орбиты, ориентируясь на самые мощные (экономически) ядра-центры.
Некоторые европейские ученые высказали идеи, похожие на доктрину Фукуямы. Например, в книге «Линии горизонта» личный советник президента Ф. Миттерана Жак Аттали утверждает, что сейчас в мире наступила «эра денег». Они — универсальный эталон любой ценности. Эра денег — свидетельство наступления мессианской эры иудейско-каббалистического толка. На всей Земле, по Аттали, господствуют рыночные отношения, основанные не только на деньгах, но и на информационных технологиях, доминирует либерально-демократическая идеология, геополитического дуализма нет; есть единый однородный мир, который базируется, формируется на принципах «геоэкономики». Последняя во тлаву угла ставит не географические, этнические, духовные и другие факторы, а прежде всего экономические. Все зтраны, регионы Земли вращаются вокруг тех городов, где есть Центры мировых бирж, информационные центры, крупные производства и полезные ископаемые. Такими ядрами — экономическими пространствами — стали, по мнению Аттали, Амери-Канское пространство, включающее Северную и Южную Америку в одну финансово-промышленную зону; Европейское пространство — вся объединенная Европа; Тихоокеанский регион с Конкурирующими центрами: Токио, Тайвань, Сингапур и т. п.10
Экономический и идеологический тип этих пространств бу-т схожим, следовательно, между тремя пространствами не Кюгут возникнуть какие-либо противоречия. Никакие геополитические факторы не будут оказывать существенного влияния. По своему содержанию «геоэкономический» проект переустройства мира является промежуточным вариантом между атлантизмом и мондиализмом.
Геополитические идеи Аттали более детально представил профессор Института международных политических исследований (Милан) Карло Санторо. Концепции многополярности мира Фукуямы предполагают существование Мирового Правительства. Его ядром могут стать международные институты типа ООН и ее комитетов. По мысли К. Санторо, эти межгосударст венные структуры — наследие устаревшей логики двуполярной геополитики и «холодной войны». Положение в мире чревато цивилизационньши катастрофами. В результате этих катастроф будет ослаблена роль международных структур, возрастут национальное самосознание и национализм в странах Восточной Европы, России, Третьего мира, интенсивно пойдет распад существующих государств (включая и Россию), мир вступит в период войн малой и средней интенсивности, вследствие которых станут возникать новые геополитические пространства, для их управления необходимо формировать Мировое Правительство, под эгидой которого будет создано планетарное государство.
Рассмотренная концепция занимает промежуточные позиции между доктриной Фукуямы и идеями С. Хантингтона.
Как видим, мондиализм, атлантизм и неомондиализм полагают переплавить множество народов, наций и культур в единое общество. Такое общество, в частности, общество западных стран (ЗС) рисует в своей футуристической книге «Глобальный человейник» русский философ и писатель А. Зиновьев (р. 1922). Выше мы назвали наиболее важные интеллектуальные ценности, присущие современному Западу и Востоку. Какие же ценности, полагает А. Зиновьев, будут присущи человеку-западоиду XXI в. и последующих веков? По этому поводу он пишет:
Все исследователи более или менее единодушны, отмечая такие качества западоидости, как высокий интеллектуальный потенциал, практицизм, деловитость, расчетливость, конкурентоспособность, изобретательность, способность рисковать, авантюристичиость, любознательность, эмоциональная черствость, холодность, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости, склонность к добросовестности в деле, чувство превосходства над другими народами, стремление управлять другими и подчинять их своей воле, высокая степень самодисциплины и самоорганизации11.
Многие из перечисленных качеств западоидов уже были названы в начале XX в. (в1905 г .) Максом Вебером в работе «Протестантская этика и дух капитализма». Как показала практика, за истекшее время эти качества приняли на Западе, особенно в США, гипертрофированные размеры. Зиновьев пишет:
Со временем число людей с упомянутыми выше свойствами западоидости росло... Происходил своего рода отбор, подобный искусственному отбору в выведении культурных растений и животных... Людей стали штамповать в массовых масштабах с использованием искусственных средств... с помощью, воспитания, обучения, идеологии, пропаганды, культуры, медицины, психологии12.
То, о чем пишет ученый А. Зиновьев, — утопическое общество будущего, построенное по проектам мондиалистов. Истоки же их идей можно найти в Торе и Талмуде, в Библии (в Старом Завете), в некоторых утопических теориях.
Четырьмя годами раньше в «Манифесте» К. Маркс и Энгельс сформулировали похожие идеи, наиболее яркая из них: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Концепции Л.Б.Троцкого и Н. И. Бухарина о перманентной революции, лозунг 50-х годов, рожденный после победы коммунистов в Китае в октябре
Давнюю историю имеют притязания американцев на исключительность. Начало им положили взгляды первых поселенцев — пуритан, прибывших на американский материк еще в XVII в., здесь они пытались реализовать библейскую заповедь «града на холме», где все поселенцы равны и свободны. Отсюда и обоснование концепции экспансии принципов свободы и демократии как проявление логики Божественного Провидения. От этой мысли до идеи — предначертания Америки реформировать весь мир и вести его за собой — один шаг. Уже в середине XIX в, некоторые американские идеологи утверждали, что в ближайшем будущем США станут центром, вокруг которого все нации объединятся в единый народ, что США, подобно Солнцу, окажут «славное влияние на страны Европы, а дальше на азиатские империи». Философ Дж. Фиске в
Видно, что идеи, сформулированные в «доктрине Монро» (Внешнеполитическая программа правительства США, сформированная президентом Дж. Монро в послании Конгрессу) в
Наиболее четко эти установки были провозглашены в лозунге «американского века», сформулированном политологом Г. Льюисом в
Эти идеи в
В завтрашней Америке истинную столицу мира, базу руководства им, видели политики — президент и вице-президент Д. Эйзенхауэр, Г. Хэмфри, немало сделавшие для реализации на рактике во внешнеполитической деятельности «доктрины Трумэна». В наиболее жесткой форме особая миссия США была оплощена во внешней политике во время президентства Рейгана и Буша. Идея о предназначении Америки руководить миром, пасти «больное человечество» от грозящих ему опасностей была идеей фикс» Рональда Рейгана и его администрации.
В XX в. мондиалистские идеи высказывали и многие политические деятели Западной Европы, но они в отличие от американцев не вынашивали эгоцентристские мысли об абсолютном мировом господстве. США стали главным идеологическим и политическим центром мондиализма. Там был создан своего рода шгаб по реализации этой концепции. В нем работали сотни разичных советников, аналитиков, на него замыкались центры стратегических исследований, были созданы параллельные влатные структуры. По замыслу американских геостратегов для реализации идей мондиализма создавались такие надправительственные структуры, как ООН, ЮНЕСКО, их комитеты и комиссии. Под руководством США работали и продолжают функционировать такие мондиалистские организации, как «Совет по Международным отношениям» и «Бильдербергский клуб», или он же «Бильдербергская группа». Ее лидеры в
Мозговой центр «Трехсторонней комиссии» во главе со 3. Бжезинским (р. 1928) разработал несколько вариантов переода к единой мировой системе под руководством США. Один из вариантов (моделей) перехода .к новому мировому порядку и мировому правительству опирался на идеи конвергенции (слияния, сближения). Сама идея конвергенции была впервые озвучена президентом США Л. Джонсоном. Теорию конвергенции создал американский социолог русского происхождения Питирим Сорокин (1889 — 1968). В 70-х годах она была модернизирована под нужды мондиализма группой аналитиков под руководством 3. Бжезинского и Г. Киссинджера. В рамках этой теории разработаны методы создания новой культурно-идеологической цивилизации, промежуточной между социализмом и капитализмом.
По мысли П. Сорокина, эта новая цивилизация должна вобрать лучшие черты от капитализма и социализма, атлантизма и континентализма. В Мировое Правительство после создания новой синтетической культурно-идеологической цивилизации могли войти Вашингтон и Москва. Но управлять таким миром, полагали мондиалисты, можно с переходом на технологические схемы «эфирократии». Мондиалистский центр имел филиалы а Западной Европе, Китае, в СССР, через которые реализовывал свои проекты. Но результаты этих устремлений мондиалистов в Европе, СССР и Китае — разные. Восточно-европейские страны, СССР пошли на уступки США по всем принципиальным вопросам — сокращение вооружений, роспуск Варшавского договора, развал политической и экономической системы СССР, т. е. самоликвидировались, а Запад не пошел ни на политические, ни на идеологические, ни на геополитические уступки СССР. Китай также ни на какие принципиальные уступки Западу не пошел. Таким образом, мондиализм был весьма эффективно использован атлантистами-политиками в «холодной войне» против СССР и стран Восточной Европы.
Новой версией мондиализма после развала блока стран Восточной Европы и СССР стала концепция политолога Френсиса Фукуямы «конец истории», В начале 90-х годов он опубликовал статью под этим же названием. Его концепция стала идейной «основой нового течения — «неомондиализма». Принципиально новых идей в «конце истории» нельзя найти при всем желании. Это повтор идей Т. Гоббса, а также О. Конта (высказанных последним в «Курсе позитивной философии»), Г. Спенсера и других мыслителей-позитивистов. Фукуяма «проводит» читателей от «эпохи закона Силы», «мракобесия», «нерационального менеджирования социальной реальности» к разумному строю — капиталистическому, западной цивилизации конца XX в. с ее рыночной экономикой и либерально-демократическими ценностями.
Фукуяма во многом повторил идеи немецкого социолога и историка Макса Вебера о том, что история развивалась только за счет нерациональных факторов, что рациональность становится превалирующим фактором только на этапе капиталистического развития. Последний оплот «иррационализма» пал, по мнению
Фукуямы, с развалом СССР. С этим фактором представитель современного неомондиализма связывает «конец истории» и начало нового существования человечества — планетарного, где будут существовать Рынок и Демократия. Они интегрируют мир н гармоническую (почти по О. Конту) единую машину. Все части света, т. е. все регионы Земного шара, начнут переструктурироваться, как электроны в атоме, станут менять свои орбиты, ориентируясь на самые мощные (экономически) ядра-центры.
Некоторые европейские ученые высказали идеи, похожие на доктрину Фукуямы. Например, в книге «Линии горизонта» личный советник президента Ф. Миттерана Жак Аттали утверждает, что сейчас в мире наступила «эра денег». Они — универсальный эталон любой ценности. Эра денег — свидетельство наступления мессианской эры иудейско-каббалистического толка. На всей Земле, по Аттали, господствуют рыночные отношения, основанные не только на деньгах, но и на информационных технологиях, доминирует либерально-демократическая идеология, геополитического дуализма нет; есть единый однородный мир, который базируется, формируется на принципах «геоэкономики». Последняя во тлаву угла ставит не географические, этнические, духовные и другие факторы, а прежде всего экономические. Все зтраны, регионы Земли вращаются вокруг тех городов, где есть Центры мировых бирж, информационные центры, крупные производства и полезные ископаемые. Такими ядрами — экономическими пространствами — стали, по мнению Аттали, Амери-Канское пространство, включающее Северную и Южную Америку в одну финансово-промышленную зону; Европейское пространство — вся объединенная Европа; Тихоокеанский регион с Конкурирующими центрами: Токио, Тайвань, Сингапур и т. п.10
Экономический и идеологический тип этих пространств бу-т схожим, следовательно, между тремя пространствами не Кюгут возникнуть какие-либо противоречия. Никакие геополитические факторы не будут оказывать существенного влияния. По своему содержанию «геоэкономический» проект переустройства мира является промежуточным вариантом между атлантизмом и мондиализмом.
Геополитические идеи Аттали более детально представил профессор Института международных политических исследований (Милан) Карло Санторо. Концепции многополярности мира Фукуямы предполагают существование Мирового Правительства. Его ядром могут стать международные институты типа ООН и ее комитетов. По мысли К. Санторо, эти межгосударст венные структуры — наследие устаревшей логики двуполярной геополитики и «холодной войны». Положение в мире чревато цивилизационньши катастрофами. В результате этих катастроф будет ослаблена роль международных структур, возрастут национальное самосознание и национализм в странах Восточной Европы, России, Третьего мира, интенсивно пойдет распад существующих государств (включая и Россию), мир вступит в период войн малой и средней интенсивности, вследствие которых станут возникать новые геополитические пространства, для их управления необходимо формировать Мировое Правительство, под эгидой которого будет создано планетарное государство.
Рассмотренная концепция занимает промежуточные позиции между доктриной Фукуямы и идеями С. Хантингтона.
Как видим, мондиализм, атлантизм и неомондиализм полагают переплавить множество народов, наций и культур в единое общество. Такое общество, в частности, общество западных стран (ЗС) рисует в своей футуристической книге «Глобальный человейник» русский философ и писатель А. Зиновьев (р. 1922). Выше мы назвали наиболее важные интеллектуальные ценности, присущие современному Западу и Востоку. Какие же ценности, полагает А. Зиновьев, будут присущи человеку-западоиду XXI в. и последующих веков? По этому поводу он пишет:
Все исследователи более или менее единодушны, отмечая такие качества западоидости, как высокий интеллектуальный потенциал, практицизм, деловитость, расчетливость, конкурентоспособность, изобретательность, способность рисковать, авантюристичиость, любознательность, эмоциональная черствость, холодность, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости, склонность к добросовестности в деле, чувство превосходства над другими народами, стремление управлять другими и подчинять их своей воле, высокая степень самодисциплины и самоорганизации11.
Многие из перечисленных качеств западоидов уже были названы в начале XX в. (в
Со временем число людей с упомянутыми выше свойствами западоидости росло... Происходил своего рода отбор, подобный искусственному отбору в выведении культурных растений и животных... Людей стали штамповать в массовых масштабах с использованием искусственных средств... с помощью, воспитания, обучения, идеологии, пропаганды, культуры, медицины, психологии12.
То, о чем пишет ученый А. Зиновьев, — утопическое общество будущего, построенное по проектам мондиалистов. Истоки же их идей можно найти в Торе и Талмуде, в Библии (в Старом Завете), в некоторых утопических теориях.