Реферат Деятельность А.А.Дельвига как публициста
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Содержание
Введение
1. Становление поэтической личности. Лицейские годы А.А. Дельвига
2. Участие А.А. Дельвига в литературных кружках.
3. Альманах «Северные цветы». Редакторская деятельность А.А. Дельвига.
4. «Литературная газета» Дельвига и Пушкина
5. Репрессии против «Литературной газеты». Кризис в творчестве А.А. Дельвига
6. Заключение
7. Список использованной литературы
Введение
В своей статье о творчестве А.А. Дельвига исследователь В.Н. Орлов пишет, что в истории русской литературы Дельвиг известен, прежде всего, как лицейский товарищ, задушевный друг и литературный спутник Пушкина, всецело находившийся под его влиянием. Но, познакомившись с творчеством этого поэта и публициста, с высказыванием исследователя хочется не согласиться. В своей работе мы попытались доказать, что такое представление о Дельвиге следует признать недостаточным: он был хотя и не очень крупным, но талантливым и самобытным поэтом и старался идти самостоятельным творческим путем.
«Творчество Дельвига нелегко для понимания. Оно нуждается в исторической перспективе, в которой только и могут быть оценены его литературные открытия. Но понять его, осмыслить его внутреннюю логику и закономерности, почувствовать особенности его поэтического языка - значит во многом приблизиться к пониманию эпохи, давшей человечеству Пушкина», так писал о А.А. Дельвиге исследователь В.Э. Вацуро. В своей работе мы постарались раскрыть разные стороны этой личности, изучив различные сферы влияния на характер и становление А.А. Дельвига, как поэта и публициста.
В своем реферате я попытаюсь отразить все многообразие личности Антона Антоновича Дельвига.
Задачи нашей работы:
- Наиболее полно осветить биографию А.А.Дельвига, определив основные этапы, на которых происходило становление личности поэта;
- Определить влияние людей и общественных направлений XIX века на публицистическую деятельность А.А. Дельвига;
- Оценить редакторскую деятельность А.А. Дельвига.
1. Становление поэтической личности. Лицейские годы А.А. Дельвига.
Родился Антон Антонович Дельвиг 6 августа 1798 года в Москве. Он происходил по отцу из старинного, но сильно обедневшего рода прибалтийских баронов. К концу XVIII века семья Дельвигов настолько обрусела, что сам поэт даже не знал немецкого языка.
Начальное образование он получил в частном пансионе. Родители добивались определения его в только что организованный Царскосельский лицей и пригласили учителя. Им стал литератор А. Д. Боровков, который отвез мальчика в Петербург. 19 октября
О лицейском периоде Дельвиге исследователи располагают довольно обширными сведениями. Учился он очень плохо, и его несколько нарочитая лень служила в кругу лицеистов вечным предметом добродушных шуток и дружеских эпиграмм. Пушкин, ближайший и любимый его друг, вспоминал, что способности Дельвига развивались медленно, и что до четырнадцати лет "он не знал ни одного иностранного языка и не оказывал склонности ни к какой науке".
При всем том юный Дельвиг был очень начитан в русской литературе, рано проявил свои поэтические способности. Он превосходно знал немецкую поэзию, наизусть цитировал Шиллера и Гете. Вместе с Кюхельбекером и Пушкиным она заучивали наизусть оды и стихотворения Державина, Жуковского и древнего Горация, которого Антон тщательно разбирал в классе под руководством профессора Н. Кошанского.
Он читает - жадно и бессистемно, большей частью во время занятий, преимущественно русские книги, - и за четыре года приобретает репутацию едва ли не лучшего знатока русской литературы среди лицеистов. В
"Первыми его опытами в стихотворстве,- писал А. Пушкин,- были подражания Горацию. Оды "К Диону", "К Лилете", "К Дориде" были написаны им на пятнадцатом году и напечатаны в собрании его сочинений без всякого изменения. В них уже заметно необыкновенное чувство гармонии и той классической стройности, которой никогда он не изменял." В числе его первых стихов была его патриотическая стилизация народной песни по случаю занятия Москвы Наполеоном (1812) и оды. Война
Литературная жизнь Лицея развивалась под знаком новых веяний. Юный Дельвиг был непосредственным и ближайшим ее участником. Он постоянный сотрудник рукописных лицейских журналов, а с
Дельвиг, по совету Жуковского, упорно занимается немецким языком. Кюхельбекер пишет по-немецки не дошедшую до нас книгу о древней русской поэзии, стремясь познакомить Европу со "Словом о полку Игореве", сборником Кирши Данилова и народными песнями.
В
И отсюда же удивительное сходство стихов Дельвига и Кюхельбекера в первые послелицейские годы, - сходство жанровое, образное, метрическое. Оба пишут "горацианские оды", элегии античным элегическим дистихом, гекзаметрические послания, дифирамбы; оба насыщают свои стихи античными мифологическими и историческими ассоциациями. И даже избирают сходные темы. Так, Дельвиг пишет "Видение", где имитирует античную метрику, и посвящает его Кюхельбекеру, у которого тоже есть "Видение" и "Призрак". Последнее стихотворение варьирует те же мотивы, что и "Видение" Дельвига. Многое приходит к обоим поэтам от их образцов; так тема исчезающего призрака возлюбленной была популярна V "геттингенцев" (ср. "Die Erscheinung", 1781, или "Die Traume", 1774, гр. Фридриха Леопольда Штольберга). Но заимствованные образы и темы порой изменяются до неузнаваемости. Так происходит с сюжетом идиллии Гельти "Костер в лесу", на основе которой выросла впоследствии одна из лучших русских идиллий Дельвига "Отставной солдат".
Новая русская поэзия осваивала опыт европейского преромантизма, включая его в культурный фонд национальной русской литературы.
2. Участие А.А. Дельвига в литературных кружках.
Конец 1810-х гг. - период литературных кружков и обществ. Лицейские поэты также сформировали кружок, оказавший затем мощное влияние на всю литературную жизнь. В него входили Дельвиг, Кюхельбекер и Пушкин.
Дельвиг окончил Лицей в
Дельвиг был первым, кто гласно предсказал Пушкину блестящую будущность. Его стихи "Пушкину" ("Кто, как лебедь цветущей Авзонии...", 1815) и в особенности "На смерть Державина" (1816) декларативно указывали на Пушкина как на преемника Державина, - то есть на главу современной поэзии. Подобно "арзамасцам", участники кружка адресуют друг другу послания; культ дружбы, составлявший в эти годы своего рода литературную тему, здесь приобретает специфические черты: поэтизируется именно лицейская дружба, союз поэтов-единомышленников. Эти формулы - "союз поэтов", "любимцы вечных муз", "святое братство" - возникают в лицейских посланиях и становятся своеобразным знаком связи, за которым реакционерам чудилось нечто вроде масонской ложи. Адресаты посланий, носящие реальные имена, вместе с тем обобщены. Это не "поэты", а "Поэты" с прописной буквы, пророки, страдальцы, противопоставленные "безумной толпе" и презираемые ею, бросающие свой вызов року и судьбе. Самая поэзия рассматривается как жертвенное служение. Поэтому приобщение к ней есть своего рода акт посвящения. О нем постоянно упоминают в стихах: так, Дельвиг называет Кюхельбекера своим "вожатым" в поэтический мир ("К Кюхельбекеру", 1817) и гордится тем, что "первый (...) услышал пенье" Пушкина ("К Языкову", 1822), - но это отнюдь не только литературный мотив. Когда в Петербург приезжает Баратынский, за мальчишескую шалость исключенный из Пажеского корпуса с запрещением служить иначе как солдатом, Дельвиг берет его под свое покровительство. Они поселяются вместе (это происходит в
"Союз поэтов" был очень характерным явлением в кружковом литературном быту 1810-х гг. Он не был оформленным объединением и включал очень разных поэтов, тем не менее ощущавших свой кружок как некую общность - личностную, психологическую, литературную, социальную. В последнем отношении этот кружок составлял как бы периферию будущего декабризма. И Дельвиг, и Баратынский (не говоря уже о Кюхельбекере) находятся почти в открытой оппозиции к режиму последних лет александровского царствования - к аракчеевщине, официальному мистицизму, цензурной политике. Дух религиозного и политического вольномыслия пронизывает стихи Дельвига начала 1820-х гг. - от "Подражания Беранже" до послания "Петербургским цензорам". О "глупых" и "очень опасных (...) разговорах" Дельвига с беспокойством упоминал Энгельгардт; по некоторым косвенным признакам можно предположить, что Дельвиг склонялся иной раз к весьма радикальным взглядам. Имя его мы находим в числе участников целого ряда преддекабристских и связанных с будущим декабризмом обществ: еще в Лицее он посещает вместе с В. Д. Вольховским и Кюхельбекером "Священную артель"; он участвует в "Зеленой лампе"; наконец, он заседает в масонской ложе "Избранного Михаила", через которую прошли многие из будущих декабристских деятелей.
Все это определило его позицию в двух больших петербургских литературных обществах: "Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств" ("Михайловское" или "Измайловское") и "Вольном обществе любителей российской словесности", называемом иногда "ученой республикой".
В первое из них Дельвиг был принят в
Не довольствуясь публичными выступлениями, они несли свою эстетику и психологию за кулисы общества, в домашний кружок Софьи Дмитриевны Пономаревой, где безраздельно царили А. Е. Измайлов, платонически влюбленный в хозяйку, идиллик В. И. Панаев, Орест Сомов, впоследствии автор трактата "О романтической поэзии" и ближайший сотрудник Дельвига, а в те годы - защитник просветительского нормативизма. Назревавшее литературное столкновение осложнялось личным.
Салон Пономаревой был одним из самых значительных и самых демократических дружеских литературных объединений 1820-х гг. Здесь бывали почти все знаменитости петербургского литературного мира, привлекаемые более всего любезностью, образованностью и неотразимым обаянием хозяйки. Появление молодежи - Дельвига, Баратынского и других было встречено старшим поколением весьма неодобрительно, тем более что бесцеремонные пришельцы явно завладевали вниманием капризной и непостоянной Софьи Дмитриевны. Дельвиг, несомненно, пережил сильное увлечение и, по некоторым сведениям, пользовался какое-то время взаимностью. След этого чувства остался в ряде его стихов, в том числе в нескольких сонетах, посвященных Пономаревой. Выбор этой формы характерен: в начале 1820-х гг. сонет (не вполне законно) воспринимался как жанр романтической поэзии.
Все это - и личное, и литературное поведение "Союза поэтов" - подготовило "журнальную войну", начавшуюся в
Все это было свойственно и поэзии Дельвига, развивавшейся под воздействием Жуковского и питавшейся теми же истоками. Поэтому "Видение" Дельвига сразу же становится мишенью критических нападок; его обвиняли в "мистицизме". Мистицизму Дельвиг был решительно чужд, и речь шла не о мировоззрении, а о поэтике. Подобным же образом Воейков критиковал "Руслана и Людмилу" Пушкина.
Второй не менее важный упрек касался горацианского и батюшковского гедонизма. "Союз поэтов" обвиняли в посягательстве на нравственность, воспевании оргий и сладострастия. Этот упрек, как известно, адресовали и Пушкину. Возникла даже полемическая кличка "вакхические поэты".
Культ земных радостей, эротические мотивы действительно были свойственны и раннему Баратынскому, и Дельвигу. Это было литературным выражением преромантического, - а затем и романтического мироощущения, где жизненная полнота, почти языческое переживание жизни было едва ли не непременным свойством поэта. Отсюда и обращение Дельвига к таким напряженно лирическим формам, как дифирамб. Все это воспринималось антагонистами как бунт - литературный, моральный и даже социальный.
Полемика, породившая множество пародий, литературных памфлетов, эпиграмм, сыграла значительную роль в становлении русской романтической поэзии. В литературе определялись линии размежевания. В быту эта борьба не всегда разводила полемистов окончательно: так, благодушный Измайлов сохранял и к Дельвигу, и к Кюхельбекеру некоторое доброжелательство.
Тем не менее "союз поэтов" мало-помалу покидает "Михайловскосз общество и охотнее посещает второе, "ученую республику", где председателем был Ф. Н. Глинка, и где концентрировались более значительные литературные силы. Уже в
Так! Не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый...
"Каразинская история" происходит накануне высылки Пушкина из Петербурга - первой политической репрессии, постигшей "союз поэтов". Левая группа "ученой республики" выступает в защиту Пушкина. Дельвиг, Ф. Глинка, А. Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер оказываются в одном лагере.
Из этого лагеря выходят потом самые крупные литераторы декабризма. Дельвиг связан с ними и лично, и литературно. Рылеева он сам же и предложил в члены Общества. В 1823-1824 гг. он участвует в "Полярной звезде".
Связи не означали, однако, единомыслия. Дельвигу были чужды и революционные программы общественного переустройства, и открыто публицистическая гражданская литература. Когда из "левого крыла" Общества выделилась радикальная декабристская группа, Дельвиг к ней не примкнул.
R
Это размежевание объяснялось не столько политическими причинами, сколько тем, что в
3. Альманах «Северные цветы». Редакторская деятельность А.А. Дельвига.
3 марта 1824 годы в «Литературных листках» Фаддея Булгарина вышло объявление о «Северных цветах». «На русском парнасе носятся слухи, - писал Булгарин, - что несколько литераторов и один книгопродавец вознамерились к будущему 1825 году издать альманах в роде Полярной звезды, под заглавием Северные цветы».
В сентябре 1824 года Дельвиг начал печатать «Северные цветы» и попутно собирать авторов для своего альманаха. 1 ноября 1824 года А. Тургенев, повидавшись с Дельвигом, писал Вяземскому: «В «Северных цветах» будет много прекрасного и любопытного».
«Полярная звезда на 1825 год будет последней: ровно через год издатели ее выйдут на Сенатскую площадь. Пока что они публикуют объявления. Альманах замедлялся изданием и должен был выйти к святой неделе. Тем временем «Северные цветы выходят в свет».
В отличие от «Полярной звезды» и по примеру некоторых западных альманахов здесь были разделены стихи и проза. Книжку открывало обширное «Письмо к графине С. И. С. о русских поэтах» - написанный Плетневым обзор современной поэзии; далее шла собственно проза. Почти весь отдел состоял из путевых писем и очерков – и каковы бы ни были достоинства каждого из них, они не искупали однообразия целого. Зато отдел «Стихотворения» едва ли не брал верх над «Полярной звездой». Он открывался «Песнью о вещем Олеге», стихами Жуковского и баснями Крылова. Стихов Жуковского в «Звезде» не будет, Крылова – три басни против пяти в «Цветах», Пушкина – отрывки из «Цыган», «Братья разбойники» и послание к Алексееву против фрагмента «Онегина», «Олега», «Прозерпины», «Демона». В «Полярной звезде» не будет и Дельвига – в «Цветах» же он поместил едва ли не лучшее из написанного до сих пор. Правда, в «Звезде» будут Рылеев, Языков, Грибоедов. Остальные делили свои приношения. Вяземский, Дашков, Козлов, Баратынский сотрудничали в обоих альманахах почти одновременно. Также и для «Звезды» и для «Цветов» трудились Ф. Глинка, Плетнев, А. Измайлов, Н. Остолопов (басня «Кот и белка»), М. Даргомыжская (басня «Два червяка»), В. Туманский, В. Григорьев, М. Загорский и др.
«Северные цветы» вышли в свет во второй половине декабря – а в начале января А.Е. Измайлов сообщал П.Л. Яковлеву, что среди словесников наступил «всеобщий мир». Бестужев рассказывал Вяземскому, как на вечере у А.А. Никитина, секретаря общества «соревнователей», пьяный Булгарин «лобызался» с Дельвигом».
Через несколько дней, 6 января, в только что основанной Гречем и Булгариным «Северной пчеле» появился первый печатный отклик на «Северные цветы», подписанный Гречем – «Н. Гр.». Опытный журналист хвалил альманах. Лучшей прозаической статьей он считал путешествие по Греции (Дашкова), худшими – «Историю кокетства» Баратынского «Прогулку» Воейкова. Лучшими стихами он объявлял песни самого Дельвига. О статье Плетнева он замечал, что это антипод обзоров Бестужева в «Полярной звезде» и должен вызвать споры. В заключении Греч громко заявлял о своих симпатиях к «Полярной звезде», которую ждал с особенным нетерпением. 12 января Бестужев пишет Вяземскому о своих впечатлениях. Он рассказывал, что альманах покупают, но не хвалят. Ему, как и Гречу, больше всего нравились стихи Дельвига. Жуковским и Крыловым он остался недоволен: один «на излете», другой «строчит уже, а не пишет». «Пушкин не в своей колее, - продолжал он, - а главный недостаток книжки есть совершенное отсутствие веселости – не на чем улыбнуться». Впрочем, оговаривался он, новая «Звезда» немногим будет лучше, ибо у издателей не хватило «ни ловкости, ни время». Он вновь просит у Вяземского «подмоги»: альманах уже начали печатать.
В то время, как он писал письмо уже набирался обширный разбор «Цветов» в «Сыне отечества». Здесь выступали журнальные маски: некий «Ж, К.», некий «Д. Р. К.», спорящие друг с другом и с «Северной пчелой». Споры были нехитрой журнальной тактикой: суждения «Пчелы» и Бестужева повторялись почти буквально. В «Ж. К» и «Д. Р. К.» узнавали Греча и Булгарина; оба отрекались и ссылались на какие –то доказательства, которых никто не требовал.
«Д. Р. К.» писал, что «Северные цветы» не дурны, но и не так хороши, как объявлено в «Северной пчеле». Он осуждал обзор Плетнева, «Историю кокетства» и Воейкова. Вслед за Гречем «Д. Р. К.» вознес хвалу Дашкову и благосклонно отозвался о Глинке и о Перовском, а затем, подобно Бестужеву, осудил новые басни Крылова. Он дополнил Бестужева только снисходительно – пренебрежительным отзывом о стихах его адресата – Вяземского.
Свою кисло – сладкую рецензию «Д. Р. К.» заключал похвалами песням Дельвига. Он пересказывал, таким образом, то, что думал о «Цветах» Бестужев, делая это достоянием печати. Его статья отражала мнение петербургского декабристского кружка, но оно было соединено с собственными симпатиями и антипатиями критика и с соображениями тактики и даже рекламы, потому что он то и дело упоминал о «Полярной звезде».
Ему отвечал Николай Полевой со страниц «Московского телеграфа». Он заметил, что «Цветам» не хватает альманашной прозы, - и это было для него важно: в преобладании стихов он видел знак литературного младенчества и потому решительно не верил в плетневский «золотой век».
21 марта 1825 года издается новый выпуск «Полярной звезды». «Взгляд на русскую словесность» в течение 1824 и начале 1825 годов» Бестужева, открывавший книжку, был эстетическим манифестом декабризма. Бестужев провозгласил идею национальной литературы и литературы гражданственной. Среди новинок 1825 года он сказал и о «Северных цветах». Отзыв Бестужева был весьма благожелателен. «Северные цветы… блистают всею яркостью красок поэтической радуги…» Он отметил – как Полевой – преобладание стихов над прозой, но и в последней выделил «статью г. Дашкова «Афонская гора» и некоторые места «Писем из Италии»…».
После
В
К этому времени "Северные цветы" уже настолько обеспечены литературным материалом, что возникают предпосылки для издания газеты.
4. «Литературная газета» Дельвига и Пушкина
1 января
«Цель сей газеты – знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы европейской и, в особенности, российской.
Статьи, входящие в литературную газету, суть следующие:
1. Проза. В это отделение будут входить статьи исторические, повести оригинальные и переводные, отрывки из романов и т.п.
2. Стихотворения. Здесь будут помещаться произведения полные и отрывки из больших поэтических сочинений.
3. Библиография русская и иностранная. К известиям о книгах будут присовокупляться замечания, более или менее обширные, смотря по важности предмета и по достоинству сочинения.
4. Ученые известия. Об открытиях, изобретениях по части наук и искусств, о новых теориях, о важнейших путешествиях и т.п.
5. Смесь. В этом отделении будут помещаться разные известия, не относящиеся до учености и политики; новейшие анекдоты, объявления, статьи о театре, короткие замечания и проч.»
Уже с первого номера "Литературная газета" приобрела вынужденно полемический характер. Еще в "Северных цветах" была начата полемика, с одной стороны, против Булгарина, с другой - против литературно-эстетических концепций «Московского вестника». «Литературная газета» не могла остаться в стороне от уже начавшейся борьбы. Когда в первом номере в анонимной заметке, принадлежавшей Пушкину, газета декларировала свой кружковый характер, объявив, что она издается «не столько для публики, сколько для некоторого числа писателей, не могущих по разным отношениям являться под своим именем ни в одном из петербургских или московских журналов», возражения посыпались как из рога изобилия. Собственно, эта статья своим вызывающим максимализмом дала мощный толчок обвинениям в "литературном аристократизме", элитарности, пренебрежении читателем. Такого рода упреки исходили от «Северной пчелы» Булгарина и Греча и от «Московского телеграфа» Н. Полевого.
Почти все статьи Дельвига в "Литературной газете" так или иначе связаны с начавшейся вслед за тем полемикой, имевшей как общественный, так и эстетический смысл. Сущность этой полемики, проясненная, в частности, в исследованиях о Пушкине, для современного читателя во многом уже ускользает: в ней важно улавливать не только акценты и детали, ушедшие вместе с эпохой, но и исторические оттенки понятий, которыми пользовались полемисты, и социальные и эстетические концепции, стоявшие за этими понятиями.
И Булгарин, и Полевой - каждый по своим особым причинам - нападали на "аристократизм" пушкинского круга и апеллировали к "публике", то есть к широкому демократическому читателю. Это была буржуазно-демократическая литературная программа, которой принадлежало, казалось бы, историческое будущее. Сложность ситуации заключалась том, что Полевой в отличие от Булгарина тяготел к буржуазному радикализму и искал в России "третьего сословия", на которое он мог бы опереться в борьбе с дворянством, утратившим, как ему казалось, свою ведущую роль в социальной и культурной сфере.
Буржуазный радикал Полевой и буржуазный конформист Булгарин вступили в тактический союз против общего врага - "литературной аристократии": Пушкина, Жуковского, Вяземского, Дельвига, Баратынского и их идейных предшественников, к которым Полевой причислял, в частности, Карамзина.
Отсюда - нападки на развращенность и социальное бесплодие "высшего света", которому противопоставлялись энергичные, нравственно устойчивые и талантливые люди "среднего класса"; отсюда и полемический пафос "Истории русского народа" Полевого, создававшейся в противовес "Истории Государства Российского".
В этой критике дворянства были несомненные позитивные черты. Но в целом в конкретных условиях Российской империи 1830-х гг. эта, на первый взгляд, столь прогрессивная литературно-общественная позиция приобретала - не только у Булгарина, но и у Полевого - ярко выраженный консервативный смысл.
В тридцатые годы в России продолжался период дворянской революционности. Дворяне вышли на Сенатскую площадь 14 декабря
Пушкин улавливал особенности социальной жизни России, когда утверждал (с нашей точки зрения, не вполне справедливо), что именно дворяне, лишенные своих поместий, и "составляют у нас род третьего состояния, состояния почтенного, трудолюбивого и просвещенного". Он думал при этом о себе, о князе Вяземском с его номинальным княжеством, и о нищем бароне Дельвиге.
Реальное же "третье сословие" в 1820-1830-е гг. в России было как раз хранителем косных, патриархальных, консервативных устоев и в политической, и в моральной, и в интеллектуальной сфере. На него опиралось и правительство в своей борьбе с политическим вольнодумством и религиозным скептицизмом. "Самодержавие, православие, народность" - эта официальная правительственная формула была понятна и близка не культурной элите, а именно среднему грамотному читателю, который составлял основную массу подписчиков "Северной пчелы" и "Московского телеграфа" и к литературным исканиям Пушкина и Баратынского был невосприимчив.
Чтобы воспитать читателя с необходимым для этого философским, социальным, эстетическим кругозором, нужна была журнальная трибуна и литературная критика. Но к
Газета Дельвига начинает борьбу за читателя с разрушения "коммерческой эстетики".
Если читать подряд критические статьи Дельвига, вероятно, может показаться странным экзотический выбор книг для рецензирования. "Берлинские привидения" псевдо-Радклиф, "Послание Выпивалина к водке и бутылке..." Ф. Улегова, "Новейшее собрание романсов и песень" и подобный же песенник под названием "Северный певец...". Но этот выбор целенаправлен. Все это - "массовая культура" (пользуясь современным термином), "мелкотравчатая" литература для малообразованного читателя, нижний пласт "коммерческой словесности". Его популярность - показатель, с одной стороны, культурного уровня общества и, с другой - уровня самой "литературной промышленности". Это первые и уродливые проявления буржуазного предпринимательства в литературе. Издатель "Северных цветов" Дельвиг не мог возражать против того, чтобы книга становилась товаром, но он был против экспансии коммерции в область духовной культуры.
С этой точки зрения он оценивает и творчество Булгарина. И "нравственно-сатирический", и исторический роман Булгарина был обращен как раз к "средним классам" и ориентирован на их социальные и моральные представления и на их литературные вкусы. Булгарин модернизировал ту область литературы, на которой они были воспитаны: авантюрный роман и "роман тайн", где центр тяжести лежит на фабуле, а не на характере; где бытовая сфера понимается не как форма исторического бытия народа, а как иллюстрация общей моралистической идеи; где воспитательная роль произведения достигается не логикой характеров и событий, а прямым публицистическим комментарием автора - и где поэтому происходит четкое разделение на персонажей положительных и отрицательных.
В эпоху формирования романтической прозы и зарождения реалистической эстетики Булгарин воскрешал просветительский и преромантическии роман XVIII в. в его наиболее эпигонских образцах. Но именно этот роман был понятен и популярен, ибо был эстетически привычен и не содержал никаких открытий, отпугивающих обывателя.
Анализ этого типа литературы, где социальный и эстетический консерватизм шли рука об руку, Дельвиг дал в статьях о "Димитрии Самозванце" Булгарина, комедии "Классик и романтик" К. Масальского и в полемических заметках об "Иване Выжигине". Вероятно, более всего его занимает то, что мы назвали бы сейчас идеей историзма. Он требует от литературы исторических характеров, изображения исторического быта и вскрытия движущих пружин исторического процесса. Этим пафосом литературно-исторического исследования проникнуты и статьи о трагедии "Василий Шуйский" Николая Станкевича и о переводе "Карла Смелого" В. Скотта - писателя, которого Дельвиг противопоставляет Булгарину. И в самом подходе к теме, и в частных суждениях Дельвиг иной раз оказывается удивительно близок к Пушкину; когда он начинает говорить о Борисе Годунове и в особенности о характере Шуйского, его рассуждения почти буквально совпадают с пушкинскими черновыми набросками. Это общность точки зрения, по-видимому возникавшей в устном общении; многие суждения и даже фразеологические обороты дельвиговских статей были повторены в статьях Пушкина.
Другим направлением критической деятельности Дельвига стала борьба с эпигонством внутри собственного литературного лагеря.
Дельвиг был сторонником конструктивной, "научающей" критики. Когда дело касалось молодых поэтов и их первых произведений, его суд был обычно мягок, но всегда нелицеприятен, как вспоминал Н. М. Коншин. Эта определенность критического приговора заставила сначала А. И. Подолинского, а потом и Е. Ф. Розена прервать связи с кружком; первый считал даже, что Дельвиг увидел в нем своего рода конкурента Пушкина и попытался уничтожить его литературно. Но дело было в ином.
Романтическая поэзия, и в особенности поэма 1830-х гг., испытывала воздействие "неистовой словесности". Она все более порывала с теми принципами стихотворного лиро-зпического рассказа, которые установились в поэме Пушкина и Баратынского, где сюжет и характер развивались по закону необходимости и имели ясно прочерченную логику движения. В 1830-е гг. поэтов меньше интересует развитие характера: он лишь раскрывается в кульминационные моменты страсти и страдания. Внешняя событийная сторона произведения теряет автономность; она предопределяет не характер, а именно эти кульминационные сцены. При такой концепции поэмы основная роль в фабуле принадлежит случаю. Случайное убийство брата, любимой жены; случайный повод к ревности - все эти элементы "неистовой поэтики" были решительно отвергнуты Дельвигом в рецензиях на "Нищего" Подолинского, на "Рождение Иоанна Грозного" Е. Розена, на "Разбойника" М. Покровского. И здесь Дельвиг тоже выступал единомышленником Пушкина.
Он предостерегал молодых поэтов против "поспешности" и требовал уважения к литературному цеху. Пренебрежение к традиции, установка на читательскую популярность, на немедленный, хотя бы и скоропреходящий успех, а в области художественного творчества - мелодраматизм и стилистическая "языковая небрежность" - все это было для него прямым следствием "коммерческого века", когда "публика" навязывает писателю свои этические и эстетические нормы. Во всех этих грехах он упрекал и Полевого, хотя тот, не в пример Булгарину, ориентировался не на устаревшие, а, напротив, на новейшие литературные образцы, порожденные, в частности, новой романтической волной во французской литературе.
5. Репрессии против «Литературной газеты». Кризис в творчестве А.А. Дельвига
Власти уже давно присматривались к выступлениям «Литературной газеты». В августе
Это был этически не безукоризненный, а тактически - самоубийственный полемический ход.
Бенкендорф вызвал к себе Дельвига. Издатель "Литературной газеты" держался невозмутимо и ссылался на законодательство, запрещающее преследовать редактора за пропущенные цензурой статьи. Формально он был прав, но шеф III отделения прямо заявил ему, что законы существуют не для начальства, а для подчиненных.
В конце октября за помещение четверостишия, посвященного жертвам Июльской революции (1830), Дельвиг снова был вызван в кабинет шефа жандармов. Бенкендорф был разъярен. Он был убежден, что кружок Дельвига собирает людей, настроенных против правительства, и что руководят им сам Дельвиг, Пушкин и Вяземский, которых он пообещал "упрятать в Сибирь".
Бенкендорф прямо ссылался на Булгарина как на источник своей информации. Но дело было не только в тайных доносах. Конечно, ни Дельвиг, ни Пушкин не были главами противоправительственных кружков, - но их газета решительно не хотела, а точнее, не могла идти в фарватере николаевской идеологической политики. Весь дух дельвиговского кружка, сформировавшегося в период общественного и литературного оживления 1810-х гг., противостоял требованиям «усердия и служения», всеобщему конформизму и официальной эстетике. Пережив эпоху декабризма, он сохранил воспоминания о ней, он остался оазисом "вольнодумства" в обществе, искоренявшем вольнодумство, и поэтому каждую минуту оказывался чреват крамолой.
Репрессии против «Литературной газеты» вызвали, однако, в обществе нежелательную для правительства реакцию. Дельвигу сочувствовали и влиятельные лица, - например управлявший Министерством юстиции Д. Н. Блудов. Бенкендорф вынужден был принести извинения за резкость и разрешить газету, но уже с другим формальным редактором. Им стал О. М. Сомов.
Нервное потрясение, испытанное Дельвигом, было велико, и долгое время держался слух, что выговоры Бенкендорфа приблизили его раннюю кончину. Слух, вероятно, был не лишен основания. Дельвиг был болен давно; каждый год легкая простуда надолго укладывала его в постель, и выздоравливал он все труднее. Душевные травмы были непосильным испытанием для ослабленного и изнуренного организма.
Случайная простуда, которой Дельвиг не придавал значения, после нескольких дней болезни свела его в могилу 14 (26) января
Смерть Дельвига была воспринята его многочисленными друзьями как очень тяжелая утрата. Особенно глубоко переживал ее Пушкин. "Никто на свете не был мне ближе Дельвига,- писал он под свежим впечатлением понесенной потери.- Изо всех связей детства он один оставался на виду - около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели".
Заключение
Со смертью Дельвига распался его кружок и ушел в прошлое "союз поэтов". Наступала новая эпоха - "гоголевский период русской литературы", где ведущей стала проза, а не поэзия, и альманахи сменились журналами.
По – моему мнению, в данном реферате я в полной мере отразила всю глубину поэтической личности Антона Антоновича Дельвига.
Опираясь на изученный нами материал, можно утверждать, что и творчество, и литературная жизнь Дельвига остались памятником эстетических идей и литературного быта предшествующей, пушкинской эпохи - золотого века русской поэзии.
Список использованной литературы
1. Вацуро В.Э. Северные цветы. История альманаха Дельвига – Пушкина. М., 1978.
2. Гербель Н.В. Русские поэты в биографиях и образцах. Изд. 3, испр. и доп. Под ред. П. Полевого. СПб. 1888.
3. Есин Б.И. История русской журналистики XIX века: Учебник для студентов вузов. – 3-е изд., испр. – М.: Изд-во МГУ, 2008.
4. «Литературная газета» А.С. Пушкина и А.А. Дельвига 1830 года (№1 – 13)/ Послесл. и общая ред. В.Н. Касаткиной. М., 1988.
5. Орлов В.Н. Антон Дельвиг. Русские поэты. Изд. 2, испр. и доп. СПб. 1868.
6. Руденская М.П, Руденская С.Д. Они учились с Пушкиным. "Лениздат" 1976.
