Министерство образования и науки Российской Федерации
Федеральное агентство по образованию
Смоленский Государственный Университет
РЕФЕРАТ
по истории русской литературы:
"Мифологические образы в «Слове о полку Игореве»"
Смоленск 2007 год

Содержание
Введение
1. Языческие божества в «Слове…»
2. Мифологическое значение плача Ярославны
3. Двоеверие автора
4. Мифологические образы
5. Христианские образы
Заключение
Список использованной литературы

Введение
До нас дошло уникальное произведение древней Руси, в котором соединились языческие и христианские символы. Произведение это – «Слово о полку Игореве». Созданное через два века с момента принятия христианства на Руси, оно отражает два типа мышления: мифологическое и не мифологическое. Это наталкивает на мысль, что автор «Слова» был двоеверцем, т.е. выполнял языческие и христианские обряды, при этом надо отметить, что в «Слове» языческое преобладает над христианским. Темой моего реферата является анализ мифологических образов в «Слове о полку Игореве». Проблема мифологии «Слова» является одной из самых полемичных, спорных, учёные не могут прийти к общему мнению в этом вопросе.
Эта проблема, без всякого сомнения, будет недостаточна, исследована, если её рассматривать отдельно от христианских мотивов «Слова». Надо отметить, что произведение создавалась в такое время, когда христианство сильно утвердилось в народе, поэтому в своей работе я также исследую христианские мотивы, в сравнении с мифологическими. Понимая всю сложность работы по выявлению языческих и христианских основ в системе образов «Слова», я попытался, при помощи исследований разных авторов ХIХ-ХХ веков, изучавших проблему мифологии «Слова», сопоставить их версии, осмыслить ход полемики, систематизировать материал, рассмотреть характер соотношения языческих и христианских начал.
Что же такое мифологическое мышление? Мифологическое мышление – это особый тип человеческого мышления, основанный на вере в мистические свойства предметов и существ, языческих божеств, качественную неоднородность в пространстве и времени. Основной признак мифологического мышления – противопоставление «своего» и «чужого»: все «свое» воспринимается благим, все «чужое» – загадочным и опасным (без различия, лучше оно или хуже, чем «свое»).
Острая полемика разгорелась по проблеме мифологии «Слова» в 30–40-е годы XIX века. Впервые вопрос о мифологии «Слова» был поставлен в труде П.М. Строева «Краткое обозрение мифологии славян российских», где им давалось толкование божеств – Стрибога, Даждьбога и Велеса. По замечанию Ф.М. Головенченко, автор не дал строгого научного объяснения мифологии, но связывал данную проблему с историей, с языческим миросозерцанием. В 1823 году появляется работа Н.Ф. Грамматина «Слово о полку Игореве», в которой ученый отрицал мифологию «Слова», называя имена языческих богов простой риторической фигурой. Ему казалось, что автор «Слова» «почитал чудеса христианской религии слишком святыми» и потому не мог заставить действовать Даждьбога, Стрибога и Велеса. Практически с этих работ и начинается полемика вокруг проблемы. Особое место в ряду исследований занимают труды Ф.И. Буслаева, который говорил о живучести мифических основ русской поэзии и утверждал, что народная мифология в «Слове» является «не риторическим украшением, а действительным верованием; язычество долго оставалось в народе, долго христиане были двоеверными; стихия языческая удержалась в жизни народной даже доселе»[1].
В Смоленской областной библиотеке имени Александра Трифоновича Твардовского, в «редком фонде» находятся около десятка книг с исследованиями разных авторов по «Слову о полку Игореве». В частности работа П. Вяземского «Замечания на слово о полку Игореве», большое исследование Барсова, Миллера и многие другие. Кроме того, в последнее время стало больше появляться публикаций в журналах, газетах, Интернете.
Литература по «Слову о полку Игореве» очень огромна, её первый обзор сделал А. Смирнов, это первое библиографическое исследование «Литература Слова со времени открытия его до 1876 года» Воронеж 1877 год, и «Литература Слова о полку Игореве» – библиографический сборник И.Н. Жданова т. 1 СПб. 1900. Мифологическое направление «Слова» изучали Ф.И. Буслаев (Русская поэзия ХI – начало ХIIвека) и О.Ф. Миллер (Опыт исторического обозрения русской словесности. Т.1 СПб 1865) со стороны заключающихся в нём мифологических элементов, полагая в последних главное значение «Слова».

1. Языческие божества в «Слове»

В «Слове…» неоднократно упоминаются языческие боги, различные мифологические существа, образы. Какую же роль играют эти образы в произведении? Для этого надо коротко рассказать о них, необходимо понять, для какой цели автор «Слова…» в самый разгар христианской веры употреблял языческие божества. По словам Д.С. Лихачёва: «Языческие боги – художественные образы, поэтические понятия. Автор «Слова» называет ветры «Стрибожими внуками», говорит о русском народе как о «Даждьбожем внуке». «Велесовым внуком» он называет Бояна, Перед нами поэтические парафразы. Языческие образы приобрели для автора «Слова» художественное значение. Он пользуется этими языческими понятиями наряду с одушевлением природы – рек, деревьев, ветра, солнца. Вернее, языческие боги для автора «Слова» – это часть одушевлённой природы. Это одухотворение чисто художественное и отнюдь не культовое». Помимо мнения Д.С. Лихачёва существуют и другие. Вряд ли автору эти божества представлялись, как художественные образы.
В древнерусских письменных памятниках наряду с общеславянской формой Велесъ (Veles) встречается также имя «Волосъ». В настоящее время преобладает точка зрения, согласно которой Велес – общеславянский бог, на Руси называвшийся также Волос. Мнение Всеволода Миллера, считавшего форму Велес южнославянской, а Волос – восточнославянской, убедительно опровергли Е.В. Барсов, приведший многочисленные русские топонимические названия от Велес, и А.А. Потебня, напомнивший, вслед за М. Касторским, о существовании параллельных форм типа Волынь – Велынь, волыняне – велыняне, волот – велетень и др. Несостоятельно и мнение, согласно которому Волос – северорусская форма, а Велес – южнорусская. В действительности же оба имени употребительны на Руси повсеместно. Д.О. Шеппинг предполагал, что Волос и Велес – два разных божества языческого пантеона, так как в источниках имя Волос сопровождается определением «скотий бог», а при имени Велес оно отсутствует. С этим определением имя Волос употреблено в ПВЛ под 907 и 971 при сообщении о договорах русских с греками, в Житии князя Владимира и в «Слове некоего христолюбца». 186 Велес был также божеством растительного плодородия, о чем свидетельствует обряд «завивания бороды». В дар ему оставляли на поле несжатыми несколько стеблей хлебных злаков, «завивая» и украшая их[3]. Одну из функций Велеса выводят из текста «Слова», где Боян именуется «Велесовым внуком». Наиболее распространено мнение, что Велес выступает покровителем певцов, источником вдохновения, подобно Аполлону (Н.М. Гальковский, И.И. Срезневский и др.) или скандинавскому Одину, который почитался как хранитель напитка поэтического вдохновения, творческой силы. По мнению И.В. Сребрянского, эпитет Бояна – «вещий» указывает на то, что В. был «обладателем дара ведать жизнь в ее таинственном бытии».
Отождествляя «скотья бога» Волоса с Велесом, исследователи по-разному объясняли то, каким образом «скотий бог» являлся одновременно и богом поэзии. По мнению Гальковского и Н. Квашнина-Самарина, причиной было то, что пастухи, покровителем которых являлся В., были обыкновенно певцами и музыкантами. Аничков полагал, что В., как бог богатства и торговли, оказывался и богом вообще культуры, отчего он представлялся книжником, родоначальником всей древней культуры и всего искусства. С точки зрения Барсова, покровителем сельского хозяйства и скота Велес почитался земледельцами и пастухами. Для дружинников же, точнее дружинных певцов, Велес был подателем вдохновения, источником способности к предсказанию, постижению тайного смысла сущего.
Теперь несколько слов о Стрибоге, играющем не меньшую роль нежели Велес.
Див – бог неба согласно «Слову святого Григория» в поучениях против язычества. Возможно, бог небесных вод – следующего изначального неба, а не того, что ковал божественный кузнец-Сварог. Поскольку Дэв – санскрит «Бог», может быть сопоставлен с Родом, как одно из его имен, значащее абстрактное «Бог».В славянской мифологии Див – одно из воплощений верховного бога Сварога. Облик Дива никто не может удержать в памяти, разные люди даже видели его по разному! Сходятся отзывы о нём в одном: это вихрь-человек, который внезапно проявлялся на пути войска, идущего в поход, на бой и предвещал пророчества то страшные, то благоприятные. Диву была ведома судьба тех, кто обречён на близкую смерть, и он старался предупредить людей об опасности, но его пророчества оставались зачастую не услышанными, непонятными и никому не приносили удачи.
В «Слове о полку Игореве»: «Дивъ, кличеть връху древа», как бы предполагается что «дивъ» – это птица, которая в представлении народа считается зловещей и напоминает как бы филина. Немало споров породила и следующая фраза в «Слове»: «За ним кликну Карна, и Жля поскочи по Русской земли, смагу людем мычючи въ пламенъ розъ…».
Карна. – богиня погребальных обрядов, «Слово о Полку Игореве». Обращает внимание сходство имен Коруны и Карны, вероятно, это имя одной и той же сути: «О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не кресити! За ним кликну Карна, и Жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!»
Желя – богиня печали, плача, «Слово о Полку…» «За ним кликну Карна, и Жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе», из «Слова некоего кристолюбца» узнаем о существании еще в 17‑ом веке языческих парных обрядов «желенья и карания». Такая богиня известна у западных славян, некий чешский хронист середины 14 века Неплах упоминает Zela, которую Рыбаков сопоставляет с Желей из «Слова о Полку Игореве». Желя, жаление – это скорбь по умершим, сакральные погребальные обряды. У вятичей известно, что жены совершали обряд самоубийства путем повешения по смерти мужа
Троян
В «Слове о Полку Игореве» упомянуты тропа Троянова, века Трояновы и земля Троянова:
«О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы!»
«Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга Святославличя».
«Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена».
«На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу».
«Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась».

«Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена».
Согласно «Слову Иоанна Златоуста… како первое погани веровали в идолы и требы им клали…» – бог солнца и живительной силы. Вероятно, Даждьбог мог, как и Свентовит, соотноситься с Аполлоном (Таргелием), как бог света.
Священным животным Даждьбога – Радегаста считался лев, Сварожича изображали либо с львиной головой, либо едущим на колеснице, запряженной львами.

 

2. Мифологическое значение плача Ярославны

Огромную композиционную роль в «Слове о полку Игореве» играет плач Ярославны. Она обращается с мольбою к языческим божествам с просьбой спасти её любимого мужа. Плач Ярославны представляет в «Слове…» такую же самостоятельную картину, созданную творчеством автора, как и сон Святослава с его Золотым Словом. Все события автор поставил в своем произведении под высший порядок сверхъестественных явлений. Наяву, в степи, знамением солнца небо предостерегало Игоря от его безумного предприятия, но он его не послушал и через то навлек столько бед на себя и всю Русскую землю. Далее следует таинственное откровение Святославу в его видениях о несчастной участи Игоря и бесславии Киевской Руси, откровение, заставившее его обратиться ко всем князьям за помощью. Не сила и оружия, но лишь плач или точнее, молитва Ярославны, устроит спасение Игоря и радость Русской земли.
Таково внутреннее отношение плача Ярославны к предыдущим частям «Слова…».
Ярославна изображается здесь в образе зегзицы или кукушки, как и в народном песнетворчестве изображается всякая горюющая женщина.
а) Моление к Ветру.
Ярославна рано плачетъ в Путивле,
На городской стене приговаривая.
Это поправка, которую автор повторяет пред каждым молением.
Ветры называются внуками Стрибога‑и потому не удивительно, если здесь Ярославна, обращаясь к Ветру, называет его Господином.
Моление это имеет характер жалобного к нему воззвания, за что он так к ней не милосерд и за что он так жестоко ее наказывает, подвергал таким опасностям её милого друга, и тем самым он лишал её радости.
О, Ветеръ, Ветрило!
Почто, господине, так упорно воешь
Зачем несешь ты
На своихъ легкихъ крыльяхъ.
Хиновскихъ стрелковъ
На воиновъ лады моей
Или тебе мало веять вверху под облаками, Лелея корабли на синем море
Почто, Господине, развеялъ ты
Мое радование по ковыль травъ?
б) Моление к Днепру.
Ярославна плачетъ в Путивле граде,
На городской стене приговаривая:
О, Днепръ Словутичъ!
Она величает его сыном некоего Словуты, быть может, Великана, от которого народная вера производила рождение Днепра, как объясняет она появление и других рек.
В своем молитвенном к нему обращении Ярославна указывает на его могущество:
Ты пробилъ, говоритъ, каменные горы
Сквозь землю Половецкую.
Нужно видеть каменные утесы, которые торчат в порогах из-под воды, чтобы чувствовать величие силы, разрушившей встретившейся ей на пути каменные горы, остатками которых служат эти утесы. Эти утесы дают понимать, какую страшную борьбу вела некогда река с каменными горами.
Далее, она указывает на его благость:
Ты, говоритъ, лелеял на себя Святослава насады
До полку Кобякова.
Она вспоминает одержанную незадолго перед тем победу над половцами великим князем Святославом Киевским вместе с другими князьями, когда Днепр благоприятствовал своими волнами плаванию их насадов и когда они пять дней, по сказанию летописи, искали варваров за Днепром.
Прилелей же, о Господинъ, мою ладу ко мне,
Чтобы не слала я рано к нему слез на море.
в) Моление к Солнцу.
Ярославна рано плачетъ в Путивле, На стене городской приговаривая:
О, светлое и пресветлое Солнце!
Она называет его, также как и Ветер, Господином и выражает пред ним жалобное воззвание, зачем оно так немилосердно к воинам её, обезоруживая их зноем и безводьем на поле брани.
Ты для всех тепло,
И для всех красно;
Почто же, Господине.
Простерло ты свой знойный лучъ
На воинов лады моей
В безводной степи
От насилья не могут стрелять, отъ натуги и стрелы вынимать,
Нуждою их луки свело,
Истомой их тулы заткнуло!
Р.О. Якобсон признавал единение языческих и христианских элементов в «Слове». Он считал, что «плач Ярославны – иносказательное обращение к христианскому Богу, к Святой Троице; мифологическая триада «небо – воздух – земля» могла получить в «песни» об Игоревом походе христианское осмысление»[10]
В.В. Кусков, признавая, что «плач Ярославны – это прежде всего мольба, заклинание, обращенные к силам природы: ветру, Днепру, тресветлому солнцу», настаивал на библейской основе этого «заклинания»: «При этом в обращениях Ярославны не трудно обнаружить, правда, в преображенном уже виде, ряд поэтических образов, восходящих не к славянскому язычеству, а к Псалтири и учительной литературе. В «Слове» – «мало ли ти бяшеть горе под облакы веяти <…>», «чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крильцю <…>». В псалме 103: «Полагая облакы в нисхождение свое, ходяи на еотлу ветръную…», <…>, «И възыде на херовим и лете на крилу ветьнюю». В «Слове о полку Игореве»: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси! Чему, господине, простре горячую свою лучю на лады вои в поле безводне жаждею им лучи съпряже, тугою им тули затче»[11].

3. Двоеверие автора

К началу XII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с глубокой преданностью православной религии. В нынешнем веке славяноведы узнали о «Велесовой книге», представляющей собой перевод священных текстов новгородских волхвов IX века. В ней рассказана древнейшая история славян и других народов. До нас она дошла в виде деревянных дощечек с непонятными знаками, трудно поддающимися расшифровке. К сожалению, от единственного в мире священного текста славянской религии мало что сохранилось, но ценность «Велесовой книги» несоизмерима. Она разрешает давний спор о происхождении славян, восстанавливает целый ряд прежде неведомых языческих богов, которым поклонялись наши предки. Что такое двоеверие? Простое соединение двух вер вряд ли возможно, к тому же христианство в ХII веке, как и в последующее время активно боролось с язычеством с её проявлениями в народе. Язычество, как система верований существовало наряду с христианством. Обсуждая церковные обличения с ХII по ХVII век мы замечаем, что в них осуждается не вера в языческих богов, а исполнение языческих обрядов. А это далеко не одно и тоже. Языческий обряд не далеко в ХII веке, но и гораздо позже продолжает жить в народе независимо от самого язычества: он приобретает игровую, развлекательную и эстетическую функцию; обрядовая песнь становится фактом эстетического сознания в большей степени, чем религиозного. Именно этим приключениям языческого обряда в сферу народной эстетики и малоосознанного суеверия и объясняется, с одной стороны, его живучесть (в отдельных случаях вплоть до ХХ века), а с другой – легкость, с которой он вступает в связь с обрядовой стороной христианской религии. Такое переключение языческой обрядности не могла совершаться в конце Х – начале ХI века, когда связь между языческим обрядом и языческой религией как религией, противостоящей христианстве, ощущалась слишком сильно. Оно стало реальным фактом начиная с периода феодальной раздробленности, когда христианизация населения сделала большие успехи. На наш взгляд, в таких подходах существует одно бесспорное суждение об авторе «Слова». Он – «отнюдь не язычник» (Д.С. Лихачев). Причем автор, по Е.В. Барсову, был христианин и «упоминает о звоне церковном, о заутрене и храме святой Богородицы Пирогощей в Киеве». Но этот исследователь обоснованно возражал против безоговорочного заявления Всеволода Миллера: «создатель «Слова» христианин, не признающий языческих богов и упоминающий их имена с таким же намерением, как поэты XVII в. говорили об Аполлоне, Диане, Парнасе и т.п.»[12]. Е.В. Барсов подчеркивал, что для автора «поэзия вымысла не совсем потеряла свое значение». На лицо близость его к языческим верованиям, сочувствие к преданиям эпической старины.
Существует предположение, высказанное К.С. Аксаковым, что создатель «Слова» был выходцем из греков, от которых мы приняли христианскую веру. Исключить такую возможность нельзя. И не следует забывать также о том, что ко времени создания поэмы христианство уже существовало на Руси в течение двух веков. Сопоставив различные точки зрения, мы убеждаемся в том, что автор оставался христианином, и всем существом принадлежал язычеству, хотя и не верил в славянских языческих божеств.
Совет Ф.И. Буслаева осмысленно изучать древнюю поэму в контексте исторической эпохи двуеверия помог нам прийти к выводу о первозначности языческих корней в нем, а также о тесной взаимосвязанности их с христианскими мотивами.
Общепризнанным является тот факт, что автор «Слова» настойчиво подчеркивает свое отрицательное отношение к половцам, постоянно прибегая к эпитету «погани». Следует отметить, что первоначальное значение слова было «сквернить, делать нечистым», в то же время в Киевской Руси словом «поганый» обозначали и «иноверного, неправославного, язычника, нехристианина».
Все рассмотренные нами примеры употребления постоянного этикета «поганый» в тексте «Слова» (первая публикация): поганыя плък Половецкыя; поганыи Половчине, поганыя головы Половецкыя; на поганыя погыбе; а погании съ всъхъ странъ прихождаху; а князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами; поганаго Кобяка; поганыхъ тльковинъ; поганыхъ саблями; кровь поганую; поганого кощея; подъ кликомъ поганыхъ; наводити поганыя на землю Рускую, убеждает в том, что в абсолютном большинстве случаев слово «поганый» имеет значение: «нехристианин».

 

4. Мифологические образы

Слово о полку Игореве содержит в себе мифологические образы. Наряду с художественными образами, созданными на языческой основе, в «Слове» широко представлены народнопоэтические. Думается, что опоэтизированные образы птиц (сокол, лебедь, ворон, галка, кукушка,…), животных (волк, лисица, тур,…) связанны с языческими верованиями. Сравнение героев с соколами – излюбленный приём автора, В народном творчестве сокол пользуется большим почетом. Часто герои превращаются в соколов, чтобы мгновенно преодолеть не мысленные расстояния, внезапно ударить врага, незаметно появиться перед красной девицей. Так и в «Слове», например, в сцене «бегство из плена» Игорь уподобляется соколу. Примечательно, что во время побега молчат «враждебные» Игорю пернатые – вороны, сороки, галки, зато стучат дятлы, распевают весёлые песни соловьи. Большое внимание уделено в «Слове» лебедям. Стадо лебедей – это вещие персты Бояна опускаемые на живые струны. После несчастного сражения Игоря мы видим Деву Обиду, символизирующую горе, пришедшее на русскую землю.
Четыре раза в «Слове» упомянут ворон-то с определением «чёрный», то «бусый» (серо-дымчатый). Этих птиц издавна считали зловещими, и автор, говоря о поражении русских, несколько раз упоминает воронов, усиливая настроения печали, а также вводит образ кукушки – символ скорби и тоски. По языческим верованиям, кукушка – вещая птица посвящённая богине весны у славянских племён. Она ведёт о наступлении лета, начале гроз и дождей, определяет долготу человеческой жизни и сроки брачных союзов. Кукушка прилетает горевать над умершими. Она – олицетворение невыносимой сердечной печали. Душу человеческую древние верования рисуют в образе кукушки.
Волк – одно из мифологизированных животных. По народным сказаниям, он является олицетворением чёрной тучи, заслоняющей солнце, и вообще темноты. Волком иногда оборачивался, по слову языческой старины, даже сам Перун, появляясь на земле.[13] Из четвероногих в «Слове» чаще всего (11 раз) упоминается именно «волк», обычно с определениями «серый» и «бусый».
Итак, изучение проблемы языческих корней в «Слове о полку Игореве» позволило совершенно иначе взглянуть на систему поэтических образов в памятнике и увидеть ее неповторимость, ее логическую стройность и завершенность, сообразную той культурной среде Средневековой Руси, которая взрастила автора «Слова».
В структуре поэтических образов «Слова» можно выделить три ряда художественных образов в зависимости от связи с язычеством:


1) наиболее выразительный и колоритный строй образов, явно воссозданный на основе мощного культурного слоя языческой Руси (Стрибожьи внуки, Даждьбожьи внуки, князь-колдун…);
2) опоэтизированные образы животных и птиц (кукушка, сокол, лебедь, ворон, галка, волк, лисица…) – самый представительный ряд образов;
3) таинственные, неразгаданные образы (Боян, Троян, Дева-Обида, Карна и Жля, Див(дивь)).
5. Христианские образы
Помимо языческих образов в слове присутствуют христианские образы. Существует версия об искусственности концовки «Слова», конечно же, не без оснований: впервые мы видим «уповающего на Бога» Игоря, далее – почему-то он обращается именно к Пирогощей, более того – звучит знаменитая «побарая за христьяны на поганые плъки!».
До сих пор остается открытым вопрос: почему князь Игорь идет прикладываться к иконе Пирогощей Богоматери, в то время, как, согласно христианскому обычаю, Игорь мог обращаться с благодарственной молитвой непосредственно к Богу, либо к святому, в честь которого он был назван, либо к св. Георгию, покровителю и защитнику воинов. Возможно, обращение к Пирогощей Богоматери было в пору князя Игоря «знаковым», то есть эта икона как бы несла в себе универсальное значение, совмещающее все три названные достоинства. Как известно, первые издатели отождествили икону Пирогощую с иконой Владимирской Богородицы, находившейся с 1395 года в Москве, а до этого стоявшую во Владимирском соборе, куда ее перенес из Киева Андрей Боголюбский в 1160 г.[14]
Об иконе Пирогощей Богоматери мы узнаем из разных источников. На основании летописных сказаний (Лаврентьевской летописи под 1131 г., Ипатьевской летописи под 1132 г.) И. Малышевский в работе «О церкви и иконе под названием «Пирогощи», упоминаемых в летописях и в «Слове о полку Игореве», устанавливает, что в Киеве была Богородичная церковь Пирогощи, построенная между 1132–1136 г. Она заложена Мстиславом, сыном Владимира Мономаха, и окончена, по всей вероятности, братом Мстислава Ярополком.
Что же касается самой иконы, то И. Малышевский предполагал, что из Греции вывезены, были две иконы Пирогощей: одна осталась в Киеве, а другая вывезена во Владимир. В Никоновской летописи, между прочим, есть указание, что купец Пирогоща привез икону из Греции князю Георгию, то есть Юрию Суздальскому. Но эта запись как более поздняя не внушает доверия.
Интересно размышление И. Малышевского и по поводу названия иконы Пирогощи. Он высказывает несколько догадок и допускает, что Пирогощи произошло от греческого корня, означающего башню. В различных частях Царьграда существовали сооружения, известные под названием пиргов или башен. Но, с другой стороны, всякое имя, хотя бы перенесенное с чужого языка, всегда связывалось с какими-либо национально-бытовыми сторонами жизни. Исследователь считает, что оно произошло от трех корней: пир, пиро, гоща, т.е. пир-пира – рожь, мука, обед, гоща – гость купеческий. Обращаем внимание на то, что приведенные выше рассуждения – это просто догадки, вопрос остается открытым
Ряд исследователей преувеличивал религиозность поэмы «Слова о полку Игореве». П.П. Вяземский считал, что духовное направление всей «Песни» есть чисто христианское. Поражение Игоря он рассматривал как «грехопадение за страсти, губящие русскую жизнь», за увлечение «высокоумием, самонадеянностью и духом соревнования и за непокорность знамению».[15] Е.В. Барсов отмечал, что все исторические события «Слова» определяются воздействием верховных божественных сил.

Заключение
«Слово о полку Игореве» имеет большое значение для истории древнерусской литературы. Это произведение чудом сохранилось от исчезновения. Оно особенно ценно тем, что донесло до нас соединение двух различных вер: язычества и христианства. Именно «Слово…» является тем произведением, которое отразило мировоззрение наших далёких предков, представляющее собой причудливое переплетение мифологии и религии как различных способов интерпретации действительности. В «Слове…» проявляется то трепетное отношение к природе, к миру, которое так характерно для психологии язычника, но мифологические мотивы в этом произведении соседствуют с христианскими.
В своей работе, при помощи различных книг, статей, я сопоставил различные образы: мифологические и христианские, объяснил мифологические мотивы плача Ярославны. Целый ряд мест в «Слове о полку Игореве», несомненно, самым тесным образом соприкасается с народной поэзией, прежде всего в отношении приемов поэтического творчества: здесь мы встречаем и отрицательные сравнения, и типичные повторения, и употребление постоянных эпитетов, обычные в устной поэзии, ряд образов, одинаковых с образами фольклора, – словом, массу признаков, характерных для произведений народной лирики, (знаменитый «плач Ярославны» дает полную аналогию к заплачкам, причитаниям и т.д.).
В биографии «Слова о полку Игореве» выделяют три этапа: период, близкий ко времени его создания, когда конкретное содержание вызывало интерес к недавним событиям и тревожные ощущения; в последующие столетия «Слово» побуждало к литературно­художественному подражанию и в стилистике, и в подходе к историческим явлениям с широким и пространственным, и временным кругозором (ведь «Слово» – памятник глубокой историко­философской мысли!). После издания «Слова» наступил период восприятия и оценки его в контексте развития и художественной литературы (отечественной, а затем и всемирной), и наших представлений об истории и культуре Древней Руси и в то же время в контексте развития и научной мысли, и специальных методик гуманитарных наук, тем более что сразу же раздались голоса скептиков, полагавших, что это имитация более позднего времени. Среди писавших о «Слове» специально, не говоря уже о характеристиках, упоминаниях «Слова» в трудах более широкой тематики, имена едва ли не всех видных филологов­славистов – начиная еще с первой половины XIX в. (А.X. Востокова, С.П. Шевырева, И.И. Срезневского, Ф.И. Буслаева) до фундаментальных трудов по истории «русского литературного языка старшего периода» С.П. Обнорского (в 1930–40­е годы), Л.А. Булаховского и других, – вплоть до наших дней
Таким образом, можно сделать вывод что «Слово о полку Игореве» внесло свой вклад в историю русского народа, в нём уникально отразились особые отличительные признаки древних славян. «Слово о полку Игореве» своеобразный кладезь русской мысли, это стало заметно при выявлении мифологических образов. Надо сказать, что до сих пор многое в «Слове» является спорным, вызывает затруднения даже у известных исследователей и при этом интерес к этому произведению не пропадает, а возрастает с наибольшей силой.

Список использованной литературы
1. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 1 – 1887.
2. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 2 – 1887.
3. Барсов Е.В. «Слово о полку Игореве, как художественный памятник Киевской дружинной Руси / М.: Унив. тип. (М. Катков) Т. 3 – 1889.
4. Вяземский П.П. «Замечания на Слово о полку Игореве» / Статьи из «Временника московского общества истории древностей». За 1851 и 1853 гг. – СПб.: Тип. и хромолит. А. Траншеля. 1877.
5. Вяземский П.П. «Слово о полку Игореве: Исследование о вариантах / – СПб.: Тип. и хромолит. А. Траншаля.
6. Каллаш В.В. «Несколько догадок и соображений по поводу «Слова о полку Игореве»»./ – М.:Типо-лит. А.В. Васильева. 1990.
7. Миллер В.Ф. «Взгляд на Слово о полку Игореве» / М. Тип. Ф.Б. Миллера. 1877.
8. Творогов Л.А. Примерный облик первоначального текста «Слова о полку Игореве». Тезисы докладов в клубе редакции газеты «Советская Сибирь»./ Новосибирск 1944.
9. Потебня А.А. «Слово о полку Игореве». Текст и примечания. Из «Филологических записок» Воронеж, 1878.
10. Мифы народов мира – Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980, 1982. Т. 1–2.
11. Кусков В.В. Связь поэтической образности «Слова о полку Игореве» с памятниками церковной и дидактической письменности XI–XII вв. // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI–XVII вв. 1989 г.
12. Головенченко Ф.М. «Слово о полку Игореве» Историко-литературный и библиографический справочник. М., издательство МГПИ им. В.И. Ленина, 1955 г.
13. Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Л.; М., 1969.
14. Сперанский М.Н. История древней русской литературы. Спб., 2002 г.
15. Хрестоматия по древней русской литературе. // Составил Н.К. Гудзий. – М.: Аспект. Пресс, 2004.
16. Щеглов Г.В. Арчер В. Словарь античности (около 3600 статей). // Москва АСТ*Астрель, 2006.
17. Щеглов Г.В. Арчер В. Мифологический словарь (около 1800 статей) // Москва АСТ*Астрель – Транзиткнига. 2006.
18. Ерёмин И.П. Литература древней Руси. // Издательство «Наука» Москва-Ленинград. 1966.
19. Древнерусская литература ХI – ХVII вв. Учебное пособие. // под редакцией В. И. Коровина. Москва. Владес, 2003.
20. Лихачев Д.С. Великое наследие. // Москва 1975
21. Лихачёв Д.С. Слово о полку Игореве. // Историко-литературный очерк. М., Просвещение 1976.
22. Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» – героический пролог русской литературы. // М. Художественная литература 1967.
23. Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода (XI–XIII вв.) // М. Академия 2003.
24. Кусков В.В. История древнерусской литературы. // М. Высшая школа 1989.
25. Карамзин Н.М. История государства Российского. // М. ЭКСМО, 2002.
26. Афанасьев А.Н. «Поэтические воззрения славян на природу» М.: 1994
27. Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.
28. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: Русская народная поэзия. СПб, 1861. Т. 1

---