Реферат Современная философия 2
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
******************************
Кафедра Философии
Реферат на тему:
«Современная философия»
Выполнил Принял
Москва –
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ. - 3 -
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ. - 6 -
ГЕРМЕНЕВТИКА. - 11 -
АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. - 16 -
ПОСТМОДЕРНИЗМ... - 30 -
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.. - 36 -
ЛИТЕРАТУРА.. - 38 -
ВВЕДЕНИЕ.
Современная философия[1] чрезвычайно многообразна и разнородна. На эти качества указывает наличие четырех главных философских школ, течений, направлений нашего времени. Сейчас я их только назову, а обстоятельно они будут рассмотрены чуть ниже. В Англии, США, скандинавских странах доминирует аналитическая философия, в которой первостепенное значение придают анализу языка, логики, науки. В ФРГ, стране, где очень сильны философские традиции, доминируют феноменология и герменевтика. Во Франции и США больше чем в других странах сторонников постмодернизма. Итак, в наши дни можно выделить четыре главных направления философии интернационального содержания – это аналитическая философия, феноменология, герменевтика и постмодернизм.
Но нельзя ограничивать современную философию одними, пусть и основополагающими, направлениями. Так как в ней можно выявить еще и философские учения, образованные в результате этнической эволюции, накопления многовекового опыта предков, исторического развития нации и многого другого. Я говорю о разделении современной философии по этническому основанию: русская философия со своей широтой человеческой души, китайская философия, которая ставит во главу всего отношения между подчиненным и правителем, индийская – единство между человеком и миром. В этом и заключается актуальность рассматриваемого мною вопроса для философии в целом – современная философия многогранна. Ее существование – это следствие всестороннего, многовекового развития человеческого сознания.
Только что, говоря об актуальности, мы взглянули на значение темы, так сказать, с глобальной точки зрения. Но мы же живем во вполне определенной стране под названием Россия, в которой существуют свои, вполне конкретизированные проблемы, такие как нищета, коррупция, менталитет граждан, и так далее. Я не буду рассматривать их детально, а только обозначу их для того, что бы подчеркнуть актуальность современной философии для современного российского общества. Я действительно считаю, что она способна если не решить, то хотя бы облегчить нахождение решения данных проблем.
Нельзя не затронуть и ту структуру, в которой я работаю. МВД – Министерство Внутренних Дел. Если вдуматься в эти три слова, возникает мысль, что данное ведомство является самым важным для нашей страны. Ведь что может быть важнее порядка в собственном доме? Не будет его, не будет порядка ни в чем. Здесь как раз обозначается важность моего вопроса. Я не хочу сказать, что современная философия является панацеей, нет. По моему мнению, она лишь способна помочь, повернуть в правильном направлении мысли тех, кто стоит, так сказать, у руля. Ведь в современной философии собрано, переработано и систематизировано достояние веков, а так же добавлены новые философские течения.
Говоря об актуальности данной тематики в отношении личности, я хочу высказать свое личное мнение. Современный человек, постоянно чем-нибудь загружен, причем практически на протяжении всей жизни. В такой яркий и счастливый период как детство, на него льется огромный поток информации, в разы, в десятки, или может даже в сотни раз, превышающий те сведения, которые получал какой-нибудь средневековый простолюдин. В этом хаосе информации из подростка может вырасти человек с таким же хаосом в сознании, который для себя не сможет ответить на главные вопросы в жизни, а, прежде всего, не сможет даже сформулировать их. По моему мнению, это такие вопросы, как: “Что есть любовь?” и “Что значит быть Человеком?”. Вот тут и всплывает актуальность философии в современном мире. С ее помощью человек сможет систематизировать и упорядочить тот хаос, который твориться у него в голове. И конечно, стоит добавить, что нет единой формулы. Для каждого человека своя философия, которая даст ему путеводную нить.
Хочу отметить, что не только философия играет такую роль в жизни современного человека. Я глубоко убежден, что и многие другие науки, тоже помогают, и очень сильно помогают, привести разум и сознание в порядок.
Цель моего исследования заключается в раскрытии и определении основных направлений в современной философии и их систематизация. Для этого необходимо детально рассмотреть следующие направления современной философской мысли: феноменология, герменевтика, аналитическая философия, постмодернизм. А так же мне бы хотелось более подробно изучить взаимосвязь данных направлений.
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ.
Само слово «феноменология» образовано от греческого «феномен» – в переводе то, что является. Заметьте, феномен и явление это не тождественные понятия. Если явление – это проявление чего-то иного, какого-то объекта, явление (в смысле – обнаружение) предмета нашему сознанию. То феномен есть то, что само себя обнаруживает, предмет, непосредственно явленный сознанию. Не объект, как он отражается в сознании, а как он дан и непосредственно существует в сознании – сам факт явленности, само явленное. Так понимал смысл слова феномен философ феноменолог Эдмунд Гуссерль[2] (1859–1938). Для его Девиз феноменологии как метода – назад к вещам. Может показаться, что это реализм и поиск здравого смысла, но вещи здесь особенные – как раз те самые существующие в сознании феномены.
Для феноменолога важно найти описание тому, что действительно было явлено сознанию человека, и где пределы такой явленности и существуют ли они. Феномен, по-другому, – это идеальная сущность, идеальный смысл, обладающий непосредственной достоверностью, неопровержимой данностью, стабильной очевидностью. Таким образом, феноменология работает со смысловыми эквивалентами вещей, предстающими в сознании человека после того, как он с этими вещами контактировал, а так же с их содержательно-познавательными сущностями.
Прежде чем предстать перед нашим сознанием, феномены проходят через решето схем и автоматизмов, сито предубеждений и банальностей нашего повседневного существования, через наши привычные воззрения и убеждения, а также через нашу естественную веру в существование внешнего мира. При этом феномены – не фантомы, они чужды произволу, кажимости, фантазийному манипулированию. Они интенциональны, т. е. являются всегда знанием о чем-то, отсылают к некоему другому. Но под этим другим понимается здесь не психологически привычный нам предмет, не естественнонаучная направленность на объект, а то, благодаря чему появляется и раскрывается предметный смысл. Обратимся за помощью к конкретному примеру: мы ведь воспринимаем не то, как музыка звучит, т. е. не сами по себе звуки, из которых она физически состоит, а мы воспринимаем, или слышим, саму музыку, т. е. сущность, заключенную в факте звучания. Ну а восприятие сущности – дело интуиции, вернее эйдетической интуиции, в которой Гуссерль видел начало всех начал. "Всякая интуиция, изначально конкретизированная, – писал он, – по праву является источником познания. Все, что предлагается нам в интуиции первичным образом (так сказать, во плоти и крови), должно принять таким, как есть, даже если только в границах предлагаемого". Интуиции следует доверять больше, чем дискурсам философов и свидетельствам ученых.
Поиск изначальных и самоочевидных смыслов привели Гуссерля к открытию "жизненного мира" – области исконно человеческих "смысловых формаций", предшествующих рождению науки и не исчезающих с ее развитием. Ни одна наука, а тем более философия, не должна отрываться от смысловых очевидностей этого мира, в них человек как он есть – как предпосылка и одновременно конечная цель всякого познания. Забвение "жизненного мира" грозит технократической фетишизацией истории и науки.
Феноменологическая методология оказала и продолжает оказывать существенное влияние на развитие психологии, антропологии, психиатрии, гуманитарное знание в целом. И это понятно. Социально-гуманитарная реальность непременно включает в себя значения, смыслы. Возьмем конкретный пример. Мужчина открывает перед женщиной дверь, пропуская ее вперед, уступая ей дорогу. Физически тут все очень просто: открывается дверь, хорошо, если без скрипа, меняется порядок или очередность прохождения дверного проема. Но за этим мы видим нечто другое – уважение господина к даме, целый рыцарский ритуал. Последнее, если быть точным, мы в этой ситуации только и видим: двери – не более чем ее "материя", субстрат-носитель. Как физическую реальность мы их просто не замечаем. Любое общественное явление, как уверяют, и совершенно справедливо, феноменологи, необходимо рассматривать с учетом того, как люди его воспринимают, какие значения в него вкладывают, каким смыслом наделяют. Вне и без этих символических значений оно повисает каким-то отчужденно-ребристым каркасом, непонятным и пугающим одновременно.
Итак, мы разобрались с тем, что феноменологи стремятся избегать забвения жизненного мира. Теперь необходимо более конкретно рассмотреть применяемый с этой целью феноменологический метод.
Соотносительность субъекта и объекта. Гуссерль недоволен жестким (как, например, у Канта) противопоставлением субъекта объекту. При таком противопоставлении преувеличивают либо значение субъекта (что приводит к субъективизму), либо объекта (что приводит к натурализму). Субъективизм приводит к психологизму, полагают, что содержание науки берется исключительно из сознания. Натурализм понимает сознание как пассивное отражение реальности, а между тем оно активно. Правильная точка зрения состоит в том, что в явлениях сознания субъект и объект даны в их соотносительности.
Эпохе, феноменологическая редукция, интенция. Внешний для человека предмет дается ему в ощущениях, восприятиях, созерцаниях. Но этим познание не закончено, а только начинается. Теперь наступает черед специальной работы сознания. Не навсегда, а на время надо внешний мир "заключить в скобки", воздержаться от поспешных суждений о нем (такое воздержание со времен древних греков называется эпохе). На время анализа внешний мир "замкнут", сведен (редуцирован) к явлениям сознания. При этом нельзя забывать, что в стратегическом смысле сознание всегда ориентировано, направлено на предмет. Это и означает, что сознание интенционально, т.е. направлено на предмет.
Идентирование. Эйдос. Интуиция. Рассмотрим феноменологический метод на конкретном примере. Как воспринять и осмыслить, что такое яблоня? Человек рассматривает конкретную яблоню и синтезирует получаемые от нее восприятия. Человек имеет дело с восприятиями от одной и той же яблони, поэтому синтезирование выступает как Идентирование, т.е. "схватывание" одинакового. Так субъект формирует представление "об этой яблоне".
Но как составить себе идею (по Гуссерлю, эйдос) о яблоне вообще? Кстати Гуссерль не случайно использует слово эйдос. Эйдос – это идея, не потерявшая своей конкретности, образности. На пути к эйдосу "яблоня" субъект воображает (фантазирует), представляет себе различные яблони, в том числе и такие ее свойства, которые присущи всякой яблоне. В результате достигается эйдетическое описание. Оно формируется в сознании, без какого-либо вмешательства предмета.
Акту переживания соответствует высказывание. Динамике переживаний соответствует динамика высказываний. Все дело в том, чтобы высказывание обладало подлинным значением. Есть слова и выражения, которые всего лишь указывают на нечто, это бедные знаки. И есть высказывания подлинные, полновесные знаки, в которых человек выражает свое отношение к происходящему, делает себя ответственным за происходящее.
Феноменолог стремится сохранить и приумножить полноту бытия, которая реализуется в динамике созерцаний, переживаний, их смыслов (эйдосов), высказываний. Но благодаря чему удается совершить переход от созерцания отдельных предметов к их смыслу? Благодаря интуиции.
Существенное обстоятельство состоит в следующем: едва ли не во всяком высказывании содержится больше того, на что указывает содержание. Допустим, я, указывая пальцем на книгу, утверждаю: "На этом столе лежит книга". Я вижу два предмета – стол и книгу. Я никогда не увижу в словах "на", "этом", "лежит" тот смысл, который вкладываю в слово "книга". Человек образует смысл не на пустом месте, а благодаря исходным созерцаниям. Но в смыслах заключено больше, чем в созерцаниях.
Итак, феноменолог берет предмет созерцания "в скобки", затем он обогащает созерцание смыслами и только после этого полученный эйдос возвращается предмету, что и означает сохранить полноту жизненного мира. В этом смысле очень показательно, что Алексей Лосев, высоко оценивая гегелевскую диалектику идей, настаивал на замене идей эйдосами. Эйдосы, по сравнению с идеями, более конкретны, более жизненны, более смыслоемки. Позже я более подробно остановлюсь на философии А. Ф. Лосева.
Подводя итог, можно вычленить квинтэссенцию философской деятельности феноменолога. Начиная философствовать, он на время анализа самого сознания абстрагируется от внешнего мира, “заключает его в скобки”. После этого философ обогащает материал созерцания своим воображением (представляет то, что он анализирует в различных формах). Это самое воображение приводит к эйдосу, который обозначается высказыванием. На основе полученных результатов, феноменолог интерпретирует содержание предмета анализа. И последнее, что нужно сказать, это то, что феноменолог не должен допускать всякого обеднения жизненного мира человека.
ГЕРМЕНЕВТИКА.
По древнегреческому преданию бог Гермес – вестник Зевса, владыки богов и людей. Гермес должен был разъяснять людям послания Зевса, обеспечивать их понимание.
Средневековая евангелия, в переводе с греческого – это весть (благая весть). Вначале было слово, но его смысл надо разъяснить (в этом состоит первоочередная задача посланников Бога, апостолов). Христианские проповеди, методика которых была разработана весьма детально еще в средние века, есть уяснение смысла божественного слова, но не столько рациональными, сколько иррациональными средствами.
Исходя из изложенного, герменевтику часто определяют как способ философствования, центром которого является интерпретация, понимание текстов. Это соответствует тому обстоятельству, что в герменевтике языку уделяется огромное внимание. Тем не менее, содержание герменевтики много шире приведенного определения. В связи с последним утверждением обратимся к истории становления герменевтики как философского направления.
Выше при определении герменевтики я использовал центральный для нее термин "понимание". Что такое понимание? Как понимает человек, бытийствующий в мире? Когда человек может с полным основанием утверждать, что он понимает? Если человек задает вопросы, то это свидетельствует о том, что он недопонимает. Вопрошание запускает процесс понимания. Но как в нем добиться успеха? Как достичь истины – вот вопрос вопросов.
В науке понимание часто интерпретируют как подведение под понятие. Так делают, когда решают задачи по математике, физике, другим учебным дисциплинам. Герменевтик считает, что здесь нет подлинного понимания, а присутствует всего лишь объяснение. Понимание должно быть по-настоящему жизненным, оно должно иметь дело с сущим, а наука от многого просто-напросто абстрагируется. В критике "бескровных" идеалов науки герменевтик согласен с феноменологом. Однако по принципиальным вопросам они расходятся.
Феноменолог в основном ориентируется на созерцание, он стремится к миру посредством конструкции сознания. Но почему же не вступить в прямой контакт с внешним миром? Надо, считает убежденный герменевтик, твердо держаться вещи, не убегать от нее в сознание, не довольствоваться всего лишь созерцанием и его обработкой в сознании.
Человек изначально находится в мире сущего, испытывает интерес к нему (на латинском "среди сущего" – интер-ессе, иначе говоря, быть среди сущего значит интересоваться им). Однако вещи закрыты от человека, у них есть свои границы. С другой стороны, свои границы есть и у каждого человека. Понимание будет достигнуто и истина откроется, если удастся добиться слияния границ вещи и человека. Несколько примеров пояснят нам ситуацию.
Допустим, у меня есть автомобиль. Как открыть его тайну? Дать ему возможность показать себя всесторонне, в совершенстве. А для этого им надо пользоваться. Но не любым образом, иначе он просто придет в негодность.
Другой пример. На вопрос учителя, сколько будет 5 умножить на 4, ученик дает неправильный ответ "22". Герменевтически настроенный учитель не расценит такой ответ как торжество глупости, а увидит за ним потаенную сущность. Он постарается ее выяснить, ибо без этого он не в состоянии помочь ученику. Всякий предрассудок имеет свой, иногда глубокий, смысл.
Еще пример (немецкого философа Хайдеггера): "Картина Ван Гога есть раскрытие того, чем вещь, пара крестьянских ботинок, является в истине. Это сущее выступает в непотаенность своего бытия... В произведении искусства действенно произведена истина сущего". Перед картиной Ван Гога остановится тот, для которого изображение двух истоптанных башмаков есть подлинный зов сущего. Ему-то и открывается истина. Истина есть, по Хайдеггеру[3][4], открывшаяся потаенность вещи. Не случайно мы говорим "истинный друг", "истинная любовь" и т.п.
Согласно Хайдеггеру, человек заброшен в мир, он изначально находится среди сущего, он заинтересован им и вместе с тем озабочен, испытывает чувство неопределенности, страха перед неведомым, и, прежде всего в силу своей конечности, смертности. Понимание предполагает практическое действие, но оно с той же необходимостью есть выражение субъекта, его выкладка, интерпретация. Но всякая интерпретация имеет языковую, текстуальную форму. В силу чего герменевтика и есть интерпретация текста.
Понять текст – это значит найти в нем ответы на ряд вопросов, определяемых границами вопрошаемого, его образованием, вкусом (эстетическим, например), талантом, традиционностью. Согласно немецкому философу Гадамеру[5], которого считают основателем современной герменевтики, тщетны попытки видеть смысл текста в сознании его творца (ибо создатель текста сам есть часть мира, к тому же мы хотим познать непосредственно данное, точнее: заданное для нахождения ответа), у текста нет собственного смысла вне его интерпретации, а в рамках этой интерпретации неуместен субъективный произвол, ибо сам текст не произволен. Итак, понимание достигается в обеспечении слияния горизонтов текста и человека. При этом надо иметь в виду так называемый герменевтический круг. Человек должен понять то, внутри чего он с самого начала находится, круговая зависимость связывает целое и его часть. Мы можем понять текст только как часть целого, о котором у нас есть некоторое предпонимание до начала интерпретации текста. Наконец, следует учесть, что понимание исторично, преходяще, временно, а это означает изменчивость самих горизонтов понимания. Каждое новое поколение интерпретирует по-своему. Для герменевтика самое главное – это познать суть дела.
Рассматривая процесс понимания текста, нельзя не затронуть такое понятие как герменевтический круг. Оно введено философом и протестантским богословом Фридрихом Шлейермахером. Герменевтический круг — это принцип понимания текста, основанный на диалектике части и целого. Шлейермахер считал, что процесс понимания принципиально не может быть завершён, и мысль бесконечно движется по расширяющемуся кругу. Повторное возвращение от целого к части и от частей к целому меняет и углубляет понимание смысла части, подчиняя целое постоянному развитию. Но Хайдеггер считал, что неразрешимость герменевтического круга мнимая. В своих трудах он разъяснил, как постичь всеобщее, когда читатель каждый данный момент имеет дело только с отдельным: «Мы не должны низводить круг до circulum vitiosum[6] — пусть бы его даже стали после этого «терпеть». Круг заключает в себе позитивную возможность наиболее изначального познания. Впрочем, подлинным образом мы используем такую возможность лишь тогда, когда в своем истолковании начинаем понимать, что его первая, постоянная и последняя задача состоит не в том, чтобы предзадавать себе предимение, предусмотрение и предвосхищение случайными наитиями или обыденными понятиями, но в том, чтобы разрабатывать их изнутри самого существа дела, обеспечивая тем научность темы». Хайдеггер считал, что герменевтический круг нельзя трактовать как порочный или как неустранимое неудобство. В нем заключена позитивная возможность постижения изначального, возможность, улавливаемая лишь тогда, когда первая и последняя задачи интерпретации естественным образом поняты: не допускать привнесения того, что проистекает из предрасположенности, предвидения, предзнания случайного или общепринятого свойства.
Ганс Гадамер попытался выйти за рамки «мыслящего самого себя мышления». Гадамер оттолкнулся от мнения Хайдеггера о герменевтическом круге: «… понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предположениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсолютно загадочное. То обстоятельство, что антиципации могут оказаться источником ошибок в толковании и что предрассудки, способствующие пониманию, могут вести и к непониманию, лишь указание на конечность такого существа, как человек, и проявление этой его конечности. Неизбежное движение по кругу именно в том и состоит, что за попыткой прочесть и намерением понять нечто «вот тут написанное» «стоят» собственные наши глаза (и собственные наши мысли), коими мы это «вот» видим» Гадамер считал, что, постигая традицию, интерпретатор сам находится внутри нее. По Гадамеру, задача состоит не в том, как выйти из герменевтического круга, а в том, как в него «правильно» войти.
Подытожить данный раздел я хочу, выделив основные положения и термины герменевтики. Ими являются: бытие человека-в-мире; соотносительность человека и мира (вещей); заброшенность человека в мир, его забота, страх, временность; потаенность вещи, ее сокрытость; философия как вопрошание; преодоление потаенности вещи и ее самораскрытие как истинность; горизонты человека и вещи; Понимание как слияние границ человека и вещи; герменевтический круг; понимание как интерпритация на основе образования, вкуса, таланта, вовлеченности в традиции интерпретатора; историчность интерпретации; сближение герменевтики с поэтикой.
АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ[7].
Грандиозные успехи науки, особенно логики, лингвистики (языковедения), математики и физики не могли не изменить содержание философствования. Более того, эти изменения оказались впечатляющими, к их рассмотрению мы как раз и переходим. Но прежде необходимо определиться с тем, что понимается под аналитической философией.
Аналитическая философия – это философствование посредством детального анализа используемой логики и языка. Логика и язык выдвигаются на самый передний план, но почему, в силу каких оснований? Таких оснований много, укажем два главных.
Во-первых, это трудности, с которыми имели дело математики в начале ХХ в. (равно как и в его конце). В науке образцом строгости всегда считалась математика. Но довольно неожиданно математики стали все чаще встречаться с различного рода парадоксами, противоречиями. Простыми средствами с этими затруднениями не удавалось справиться. В силу этого крепло убеждение, что корни затруднений скрыты в основаниях математики. Но что входит в основания математики? Логика и некоторый искусственный язык, а также философия. Глубокие специалисты в области математики и логики, такие как немец Готтлоб Фреге и англичанин Бертран Рассел, пришли к выводу (особенно резко высказывался на этот счет Рассел), что прежняя философия устарела, в ней не меньше путаницы, чем в математике.
Во-вторых, аналитизм возник как реакция на засилье идеализма в английских университетах начала ХХ века. Для английских философов, вспомните Локка, всегда был характерен эмпиризм и сенсуализм, конкретность, антисхоластичность. Можно даже сказать так: англичане меньшие идеалисты, чем немцы и французы. Лишь временно, в конце XIX века, в Англии возобладал идеализм. Реакция не заставила себя долго ждать. Было признано, что идеализм несостоятелен, он затуманивает ясное положение дел. В философии надо брать за основу не абстрактные впечатления и слова, которые необходимы для отображения всего этого. Итак, в очередной раз мы встречаемся со стремлением к ясной философии. Ясность философии связывалась, прежде всего, с языком, а не с тем, что творится в голове, что сугубо индивидуально и непроверяемо. В отличие от мыслей и чувств в истинности языковых описаний внешних для человека фактов может убедиться каждый. А это означает, что ясная философия должна сводиться к высказываниям о внешних для человека фактах. Сравните выражения: "У меня острая зубная боль" и "На улице идет дождь". Только второе выражение является общезначимым. Отметим также, что англичанин Джон Мур и австриец Людвиг Витгенштейн были теми, кто поставили в центр философского анализа не искусственные языки математики и логики, а естественный язык. Итак, аналитизм в философии возник не случайно, а в силу вполне определенных оснований.
Укажем на основные идеи основателей аналитического движения в философии.
· Фреге и Рассел считали, что здравая философия является логикой, ибо она начинается с объяснения предложений, того, что может быть истинным или ложным, а это – задача логики.
· Логика занимается высказываниями, предложениями, состоящими из слов, т.е. она имеет языковой характер. Первые философские вопросы: что есть слово? что есть предложение?
· По Фреге, собственное имя обладает значением и смыслом. Два выражения могут иметь одно и то же значение, но разный смысл. Уже древние вавилонские астрономы знали, что "утренняя звезда" и "вечерняя звезда" – это планета Венера. Два рассматриваемых выражения имеют одинаковое значение (планета Венера), но разные смыслы, ибо они представляют различную информацию. Часть логической путаницы заключается в отождествлении значения имени и его смысла.
· Редукция, сведение к предельным элементам реальности позволяет избежать, считает Рассел, ложных представлений. Предметное содержание следует сводить к изначальным сущностям, неопределимым в терминах еще чего-либо (это, по Расселу, есть его вариант "бритвы Оккама"; британский философ Оккам выступал против преумножения сущностей).
· Мур выступал в "защиту здравого смысла" в философии.
· Мур предлагал неясные, спорные суждения переформулировать в более ясные.
Ранний этап развития аналитической философии получил свое завершение в небольшой книжке Витгенштейна[8] "Логико-философский трактат". Основные положения этой первой хрестоматии аналитической философии следующие.
· Язык есть граница мышления (язык и мышление совпадают; лучше вообще говорить не о мышлении, а просто о языке, мышление "за" языком – это химера).
· Есть только один мир – мир фактов, событий (сосуществование фактов), которые описываются совокупностью естественных наук.
· Предложение – картина мира, оно имеет с последним одну и ту же логическую форму (если бы мир был нелогичным, то его нельзя было бы представить в форме предложений).
· Смысл предложения выражает событие.
· Сложные предложения состоят из элементарных предложений, которые соотносятся непосредственно с фактами.
· Высшее невыразимо. Имеется в виду, что предложения этики, эстетики, религии нельзя обосновать фактами. Сравним два предложения: "Сергей любит Лену" и "Сергей ненавидит Лену". В фактуальном мире мы обнаруживаем Сергея и Лену, но не их любовь и ненависть. "В мире, – пишет Витгенштейн, – все есть, как оно есть, а все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности...". Высшее себя показывает, оно мистично, о нем нельзя говорить языком истины.
· "То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно". Обо всем остальном, например мистическом, лучше молчать.
· Философия не может состоять из научных предложений, ибо философские предложения нельзя проверить на истинность и ложность, они бессмысленны.
· Цель философии – не особые философские предложения, а логическое прояснение языка. Потому философия – это не особое учение, а деятельность по прояснению языка.
Перед нами философия, которая вплоть до середины ХХ века считалась образцом ясности. Казалось, на горизонте никогда не появятся облака – предвестники новых бурь.
Если местом становления аналитического направления в философии по праву можно считать Англию (Кембридж), где работали Мур, Рассел и Витгенштейн, то позднее центр движения переместился в Вену и Берлин (М.Шлик, Ф. Франк, О. Нейрат, Р. Карнап, К. Гедель, Г. Рейхенбах, К. Гемпель). Всех упомянутых философов объединял интерес к научному постижению мира, прежде всего на основе данных математики, логики и физики. Много внимания уделялось "Логико-философскому трактату" Витгенштейна. Вторая мировая война вынудила абсолютное большинство философов эмигрировать в США, где они продолжали работать весьма продуктивно. Эмиграция способствовала тому, что аналитическая философия стала популярной в США, а в Англии она доминировала и до упомянутой эмиграции. Аналитическая философия стала философией англоязычных стран. Потребовались годы для возвращения ее на европейский континент.
Рассмотрим основные идеи логического позитивизма, т.е. положительного учения, ясного, научного. Его еще называют неопозитивизмом (дело в том, что в XIX веке тоже был позитивизм, его представителями являлись О. Конт и Э. Мах).
· Отрицание философии как учения о первых принципах. По мнению Карнапа, истинность философских предложений невозможно обосновать. От философии следует отказаться в пользу науки, лишь она представляет собой обоснованное знание.
· Аналитические и синтетические предложения. Это различение имело важное значение в неопозитивистском понимании предложения, истинность которого определяется его собственным содержанием, чего нет в случае синтетического предложения. Примеры аналитических предложений: "В квадрате все углы прямые", "Тела протяженны". По определению в квадрате все углы прямые, а тела представляют собой нечто протяженное. Примеры синтетических предложений: "На столе лежит книга", "Студенты смеются чаще, чем их преподаватели". По определению стол не является чем-то таким, на чем непременно лежит книга. Истинность синтетических предложений устанавливается эмпирическим путем.
Неопозитивисты считали, что все предложения науки являются либо аналитическими, либо синтетическими. Аналитические предложения логически необходимы (если я утверждаю, что существуют тела, то я должен также утверждать, что эти тела обладают протяженностью), синтетические предложения эмпиричны, они отражают экспериментальные данные. В соответствии с этим можно разделить все науки на экспериментальные (физика, химия, психология, история, социология) и неэкспериментальные (логика и математика). А предложения философии не аналитичны и не синтетичны, они бессмысленны. Это ясно уже из того, что философия толкует о реальных явлениях, но не имеет собственной экспериментальной базы.
Пройдут годы, прежде чем рассматриваемое воззрение будет подвергнуто аргументированной критике. Современный американский философ Уильям Куайн обвинит неопозитивистов в том, что они слишком жестко отделили друг от друга аналитические и синтетические предложения. Следует учитывать их взаимосвязь. А это означает, что в эксперименте проявляется теория в целом, в том числе и правомерность аналитических, равно как и философских предложений. Философские предложения не являются бессмысленными, они тоже научны.
Верификация (проверяемость). Согласно принципу верификации, достоверность синтетических предложений выявляется в эксперименте. Проще говоря: не доверяй, а проверяй; проверяй каждое суждение. С этой целью сложный текст надо разложить на элементарные предложения (их также называли протокольными предложениями, или предложениями наблюдения). Элементарное предложение проверяется фактами. Допустим, мне надо удостовериться в истинности утверждения: "Все студенты группы "Экономика" ростом выше 160см". Это утверждение будет сведено к предложениям: "Рост студента Х группы "Экономика" выше
Казалось, что найдена суть истины. Все просто, все ясно. Но вдруг гром среди ясного неба: самый главный призыв "Все проверяй фактами" нельзя проверить фактами. Что делать? Не отказываться же от главного принципа, ибо ему не видно замены. Выход один – согласиться с тем, что в основе научного понимания лежат философские принципы ("Все проверяй фактами" – типичный философский принцип, ибо он обладает универсальным содержанием), которые невозможно проверить фактами непосредственно. Нельзя поставить эксперимент, который бы явился обоснованием философского принципа. Как уже не раз подчеркивалось, философские принципы являются обобщениями всего массива экспериментов.
История с принципом проверяемости показывает, что при всем желании от философии не избавиться. Стремление к ясности и простоте должно включать философские положения. Без философии так называемое простое и ясное объяснение сродни простоватости, научной поверхностности.
Физикализм. Физикализм – это убеждение, что в эмпирических науках все предложения должны, в конечном счете, сводиться к предложениям физики. В основе физикализма лежит все то же стремление к ясности. Что такое биологическое, жизнь, социальное, политическое? В конечном счете, физическое утверждали неопозитивисты.
На первый взгляд физикализм вполне состоятелен. Но последовательно проводить этот принцип за пределами физики, например в биологии, или политологии, еще никому не удавалось. Почему? Потому что физическое – это не само биологическое и социальное, а лишь его фундамент. Известно, например, что демократия – это вполне реальное политическое состояние общества. Но в свойствах элементарных частиц политическую демократию не разглядеть. Либо потому, что само развитие материи включает необъяснимые переходы (например, от неживого к живому), либо в силу недостаточно высокого уровня современной науки. Пока у нас нет достаточных данных для выбора между двумя этими "либо".
Добро – это эмоциональные реакции, их нельзя обосновать фактами, считали неопозитивисты, особенно четко защищал эту позицию англичанин А. Айер. Моральные предложения, считал он, не могут быть истинными или ложными, они являются выражениями эмоций. Этика, как и все гуманитарные дисциплины, чужда идеалам науки.
Итак, неопозитивизм, или логический позитивизм, существенно прояснил содержание научного знания, вызвал к жизни многие новые проблемы, в том числе и философского порядка. Что касается философского знания, то оно было реабилитировано уже в работах постпозитивистов (после неопозитивистов), являющихся, как и неопозитивисты, сторонниками научного построения знания.
Часть философов сохранили свою приверженность неопозитивизму по настоящее время. Тем не менее, начиная с середины ХХ, века все большее число философских экспертов стали отдавать предпочтение постпозитивизму. Виднейшие из постпозитивистов: англичане Поппер и Лакатос (приехал в Англию из Венгрии), американцы Фейерабенд и Кун.
Постпозитивисты согласны со своими предшественниками неопозитивистами, прежде всего в стремлении четко уяснить себе и другим содержание научного знания. При этом нео- и постпозитивисты критически относятся к феноменологическим и герменевтическим установкам. Вместе с тем постпозитивисты достаточно резко отличаются от неопозитивистов.
Неопозитивисты считали, что человек способен на ясное, истинное на века знание. Постпозитивисты же придают принципиальное значение тому факту, что человек существо ошибающееся. Это означает, что ясное, вечное знание не может быть достигнуто: одна теория неминуемо сменяет другую. Надо обеспечить рост научного знания.
Неопозитивисты полагали, что достижение знания имеет определенный конечный пункт ("все ясно, дальше идти некуда"). Постпозитивисты настаивают на развитии знания, причем посредством коренных преобразований, научных революций.
Неопозитивисты упорствовали в непризнании философии наукой, постпозитивисты ставят проблему по-другому: между наукой и философией нет жесткой границы, но философствовать надо научно.
А теперь более детально о постпозитивизме.
Теорию нельзя проверить на окончательную истинность, но ее можно опровергнуть, фальсифицировать, доказывал Карл Поппер. В этом состоит защищаемый им принцип фальсификации. По Попперу, мы не можем сказать, что теория верна, ибо, как свидетельствует история, признававшиеся истинными теории рано или поздно проявляли свою недостаточность. Почти триста лет механику Ньютона считали истинной во всех отношениях, а потом на смену ей пришли новые теории. Так обстоит дело с любой теорией, она появляется, достигает стадии расцвета, а затем опровергается. Поппер считал, что в мире теорий идет "борьба за существование", схожая с известными представлениями Дарвина о естественном отборе среди живых особей. Отсюда главные выводы Поппера: 1) в основании теории находятся гипотезы (т.е. предположения); научные гипотезы навсегда остаются гипотезами, ибо, как уже отмечалось, их истинность нельзя доказать; 2) из гипотез по законам дедукции выводят предложения, которые можно сопоставить с фактами; 3) сопоставление с фактами дает два результата: либо предложения не противоречат фактам, в таком случае теория продолжает жить, она признается работоспособной и правдоподобной, либо предложения теории опровергаются, фальсифицируются фактами, в таком случае теория считается ложной, она отвергается и интенсифицируется поиск новой теории. Итак, по Попперу, теория имеет гипотетико-дедуктивную структуру. Гипотезы выступают попытками разрешить проблемы, дедукция позволяет провести очную ставку содержания гипотез с экспериментальными фактами. Факты экзаменуют теорию на прочность (годится – не годится).
Научно-исследовательская программа имеет свое "твердое ядро". Имре Лакатос обратил внимание на то, что обычно ученый имеет дело не с одной, а с целым семейством теорий, образующих научно-исследовательскую программу. У теорий данной программы есть "твердое ядро" и "защитный пояс". Теории сопоставляют друг с другом. Рост научного знания совершается так: сначала разрушается защитный слой твердого ядра, а затем наступает черед и самого твердого ядра. Только тогда, когда будет разрушено твердое ядро программы, необходимым окажется переход от старой научно-исследовательской программы к новой.
Твердым ядром научно-исследовательской программы Ньютона являются три закона механики и закон тяготения. На этой базе было развито множество теорий, относящихся к астрономии, учению о свете, сопромату, технике. Все они имели свои особенности, противоречия, недостатки, часть из которых не удавалось устранить, а раз так, защитный слой начинал трещать. Понадобились годы и десятилетия, прежде чем разрушению подверглось твердое ядро. К тому же ньютоновская научная программа жива и по настоящее время ее изучают, ею пользуются.
В каждой науке есть свои научно-исследовательские программы: программа дарвинизма или генетики в биологии, марксизма и неоклассики в экономике, позитивизма в философии и т.д.
Научный образец (парадигму) создает и преобразует, особенно на стадии научных революций, научное сообщество. Так считает Томас Кун. Парадигма – это совокупность убеждений, ценностей, технических средств, принятых научным сообществом и обеспечивающих научную традицию. У Куна наука понимается столь широко, что впору утверждать о выходе за пределы всякого позитивизма. Позитивизм, по определению, борется за чистоту науки. Кун же фактически имеет в виду всю совокупность ценностей и убеждений научного сообщества.
Добро – это принцип. В неопозитивизме добро считалось чувством, эмоцией, оно выводилось за пределы науки. Англичанин Ричард Хэар, философ наших дней, считает по-другому. Этика начинается с предписаний ("делай так, это добро", "не делай этого, ибо оно есть зло"). Когда предписания даны, в силу вступают законы логики: руководствуясь правилами логики, можно из одних предложений выводить другие. По последствиям действий судят о правомерности исходных положений.
Критикуй, а то проиграешь. В этом абзаце мы отдадим должное критической силе постпозитивизма. Рост знания, считал Поппер, достигается в процессе рациональной дискуссии, которая неизменно выступает критикой (спокойной, обстоятельной, научнооправданной, уважительной) существующего знания. В этой связи Поппер критиковал врагов открытого, демократического общества, которых он увидел в сторонниках марксизма, прежде всего в самом Марксе. Поппер считал, что Маркс справедливо критиковал капитализм, справедливо считал, что то или иное воззрение определяется историческими условиями, но напрасно абсолютизировал пролетарские науку и мораль. Он должен был их активнее критиковать, не устанавливать перспективы на вечные времена, больше творить. Только в этом случае можно избежать тоталитаризма. Ни одно учение, считает Поппер, нельзя признать всесильным и верным, тем более на необозримое будущее.
В аналитической философии есть два интереса к языку. В одном случае речь идет об искусственных языках, т.е. в основном о науке, ибо именно в ней используются искусственные языки. Во втором случае речь идет о естественных языках, т.е. о жизни в целом. Ясно, что во втором случае значение и смысл не являются столь четко определенными, как считал Витгенштейн[9] в своем "Логико-философском трактате".
В течение первого периода своего творчества Витгенштейн был настроен весьма позитивистски: все должно быть ясным, четким, понятным. Ему казалось, что он решил эту задачу применительно к естественному языку. Вскоре, однако, позиция Витгенштейна изменилась радикально. Теперь он недоволен своими прежними изысканиями и ищет новые подходы к пониманию языка.
Значение слова есть его употребление. Напомним, что ранний Витгенштейн считал, что слова и предложения обладают значением, этими значениями являются либо отдельные предметы ("этот стол" обозначает стол, на который обращается внимание), либо их расположение, событие ("на столе лежит карандаш" обозначает, что взаиморасположение стола и карандаша именно такое, как сказано: карандаш лежит "на столе", а не где-то в другом месте). Витгенштейн пишет: "Когда мы говорим: "Каждое слово в языке что-то означает", то этим еще совсем ничего не сказано...". Витгенштейн имеет в виду, что в прежних его работах слово и значение слова увязывались уж очень формально, по формуле "слово есть метка предмета". А между тем язык – это сама наша жизнь, в ней одно и то же слово может обладать многими сотнями значений. Приведем пример на этот счет.
"Кирпич!" – говорит строитель своему помощнику; тот приносит кирпич. "Написал кирпич?" – спрашивает Иванова Сидоров. "Да нет еще,- отвечает Иванов,- не было времени сесть за диплом". "Ты видел Кирпича?" (имеется в виду Алексей Кирпичников, которого друзья называют Кирпичом). Слово не имеет раз и навсегда данного значения. Значение слова есть его употребление в языке и действии. Язык есть деятельность, форма жизненной игры. Как во всякой игре, здесь есть много возможностей.
"Семейное сходство" слов. Язык состоит из многих слов, а у слов много значений, но это не означает, что язык – это сплошной хаос. При характеристике спорных, равно как и не спорных, вопросов имеет смысл использовать слова, обладающие "семейным сходством", похожие друг на друга. Одним словом суть дела не исчерпать. Значение слова во многом становится понятным в рамках группы слов. Рассмотрим, например, семейное сходство слов, поясняющих и проясняющих слово "любовь". (см. прил. 1)
Надеюсь, молодым людям из числа читателей этой книги стало яснее, почему их подруги жаждут не односложного ("Ты любишь меня? – Угу. – И я угу"), а более пространного объяснения в любви: они интуитивно чувствуют достоинства концепции семейного сходства слов. Витгенштейн выразил концепцией семейного сходства слов одну из сторон нашей языковой практики.
Речевые акты. В аналитической философии, как правило, все богатство жизни хотят увидеть в языке. Возможно ли это? Ранний Витгенштейн видел в языке границу мышления. Поздний Витгенштейн переносит ударение на действия человека, его практическую жизнь. Можно ли считать язык, речь границей наших поступков, действий? На этот вопрос утвердительно ответил своими изысканиями англичанин Джон Остин.
Остин утверждал, что речь состоит из речевых актов, действий. Всякая речь – это не просто слова, а принятие решения и само действие, точнее, его смысл. На первый взгляд кажется, что некто обещает сделать нечто, назовем это нечто А, но делает В. Однако при более детальном рассмотрении, с учетом того, как, в каких условиях, в каком контексте было обещано сделать А, мы разгадываем подлинный смысл обещания, а именно исполнить В.
Итак, пожалуй, аналитики правы в том, что язык позволяет выразить все богатство нашей жизни. Но оно содержится в языке в форме высказываний, а не как таковое. Язык – это богатейший символ нашей жизни, а не сама жизнь как таковая во всем ее многообразии.
Что такое философия? Согласно как ранним, так и поздним аналитикам, философия есть способ избавления человечества от характерных для него недугов посредством анализа языка и содержащейся в ней логики. Витгенштейн выразил это образно: цель философии – показать способ, "каким муха вылетает из мухоловки". Без философии человек остается в западне своих кажущихся неразрешимыми проблем.
Таким образом, выделим основные положения аналитической философии. Для аналитика язык – это граница мышления и действия. Язык дает полнейшую информацию о мышлении и действии. Он имеет логическую форму. Значение слова есть факт, который оно обозначает, а так же его употребление в языковой игре и практической деятельности. Истинность синтетических предложений проверяется их сопоставлением с фактами (тезис неопозитивизма). Принцип фальсификации – истинность синтетических предложений нельзя подтвердить окончательно, но можно проверить неистинность синтетических предложений. Теория в аналитической философии имеет гипотетико-дедуктивную структуру. В процессе роста научного знания происходят научные революции. Что такое добро? Для неопозитивистов – это эмоция, для постпозитивистов – это предложение, жизненность которого определяется последствиями его применения. Неопозитивисты считают философию ненаучной, постпозитивисты напротив, считают, что философия – это наука. Философия – это прояснение содержания языковой деятельности человека.
ПОСТМОДЕРНИЗМ
Мой обзор современной философии был бы весьма неполным, если мы прошли мимо постмодернизма. Постмодернизм считается многими экстравагантной философией. Но число его сторонников неуклонно возрастает. Крупнейшими постмодернистами являются французские философы Жак Деррида, Жан Лиотар, много сторонников постмодернизма также в США.
Постмодернизм – явление многоликое. И понимают его по-разному. Одни – как общую характеристику современной исторической ситуации; другие – как самое шумное, эпатирующее литературное течение наших дней; третьи – как мандат, пропуск в XXI век; четвертые, напротив, – как консервативное возвращение к декадансу и нигилизму конца XIX – начала XX века. Для кого-то постмодернизм – это апология современных информационных технологий, электронных средств коммуникации, потребительства и гедонизма технически обустроенного бытия, а для кого-то, наоборот, – резко негативное отношение к техногенным характеристикам современного общественного развития, непреклонная солидарность с воззрениями и целями экологистов, амармистов, натуропатов и прочих альтернативников. Одни авторы связывают с постмодернизмом раскрепощение сознания, другие не устают сетовать на то, что он это сознание разрушает. Все это в постмодернизме действительно можно найти. Он неоднороден, во многом противоречив, что говорит о его продолжающемся становлении, так сказать, трудностях роста, а возможно и о каком-то временном, переходном характере. И, добавим, о том, что в любом явлении-течении следует отделять пену от глубинного, сущностного тока.
Сбивает с толку и русская калька "постмодернизма" – "постсовременность". На самом деле постмодернизм очень, в высшей степени современен, всегда "здесь и сейчас". Приставкой "пост" он противостоит не нынешнему, а модерному (modern), переведем окончательно на русский язык, – Новому времени. Тому, значит, что исторически было заложено в парадигмальных характеристиках новоевропейской культуры и перешло от нее в культуру действительно современную (contemporary). Иными словами, постмодернизм борется с "современностью", созданной Новым временем. Он с ней фронтально и радикально рвет. Современность же, как модерн включает в себя рационалистический универсализм и эпистемологический фундаментализм, веру в единство истории и линейный прогресс, в объективную истину, освободительную миссию научного знания, в торжество разума и справедливости. Постмодернизм, напротив, выдвигает на первый план гетерогенность (разнородность), различия, прерывность (разрывы и бреши в реальности), фрагментарность, маргинальность, децентрацию, непрерывное изменение, безудержную тягу к новому. Он не просто "пост", а антимодернизм.
В этом своем "анти" качестве он противостоит всей предшествующей культуре. Если античность настаивала "Ничего слишком", то постмодернизм провозглашает прямо противоположное – "Ничто не слишком!". "Все дозволено", "Ничто не гарантировано" и "Да здравствует множественность!". В противоположность Лютеру, заявившему: "Я здесь стою и не могу иначе", постмодернист говорит: "Я здесь стою, но могу как угодно". Прежние эпохи были кумулятивными, старались все помнить. Постмодернистская установка иная – забыть. Забыть многое из того, что было когда-то естественным и нормальным, а теперь тормозит, торчит анахронизмом, чтобы прорваться к новым горизонтам бытия, к совершенно новой, не отягощенной прошлым реальности. Безусловно, постмодернистским был лозунг восставших (
Постмодернизм отбрасывает прежнюю интеллектуальную традицию и тем, что отказывается от глубины, предельной реальности, сущностной трансценденции, вызывающе демонстрируя полное доверие к поверхности и поверхностному (в т. ч. повседневному). Мысль эта, как ни странно, очень глубокая. Чтобы убедиться в этом, достаточно задуматься над таким вот обобщением-наблюдением: "самое глубокое – это кожа" (П. Валери). И над тем, что именно почва – верхний (поверхностный) слой земли является производительным, плодоносным. Для его понимания вовсе нет нужды обращаться к земной магме.
Постмодернистское "после" ("пост" – "после") констатирует смерть или закат многих стержневых реалий прошлой культуры. Бога – как у Ницше, человека – как у Фуко, истории – как у Фукуямы, автора – как у Барта, и так далее.
Постмодернизм возник как рефлексия на новые явления в сфере искусства, и эту связь с художественным, прежде всего литературным творчеством он трогательно оберегает и методологически обосновывает. Нарратив (повествование) стал его эпистемологической парадигмой. В соответствии с ней, мир доступен нам лишь в виде историй, сказаний, рассказов о нем. Мы всегда накладываем на опыт какие-то нарративные структуры или сюжеты, чтобы упорядочить разрозненные данные, собранный материал. Даже физик у них не объясняет или доказывает, а повествует, рассказывает.
Связь с искусством, литературой объясняет и особую роль языка, вернее текста в постмодернистских дискурсах. Для Дерриды, например, "ничего не существует вне текста", человек находится всегда внутри текста и выйти за него в принципе не может. Любая попытка найти референт, т. е. соотнести язык с объективной реальностью, ведет лишь к рождению новых текстов, к перерастанию текста в интертекст, к открытию, в пределе, "первотекста" или "архиписьма". В реальности интертекста легко убедиться, если задаться целью дать исчерпывающее, до конца прозрачное определение какого-нибудь понятия. Раскрывая каждое входящее в дефиницию, ее правую часть, слово, мы вынуждены будем лезть все в новые и новые словари, справочники, энциклопедии. Процесс практически бесконечный, пресечь его можно только одним способом – остановиться на какой-то интуитивной самоочевидности, но ее ведь всегда можно подвергнуть сомнению, что и делает постмодернизм.
Как социальная теория постмодернизм представляет собой радикальный плюрализм, плюрализм, идущий на смену коллективизму и индивидуализму прежних исторических эпох. В отличие от индивидуалистической атомарности индустриального общества плюрализм (а это уже постиндустриальное общество) характеризуется тем, что можно было бы назвать социальной молекулярностью – микродеятельным (реальным, в пределах сил и возможностей отдельного человека) и коммуникативным (общение на личностном уровне) способом бытия или образом жизни. Основным ресурсом так понятой молекулярности является диалог, направленный на взаимопонимание, по меньшей мере, двух индивидов. Ну, а если "меру", как того требует сама жизнь, увеличить, то разговор уже должен идти о полилоге – диалоге и взаимопонимании как можно большего числа людей. Плюрализм не претендует на истину социального бытия, но он эффективен, в нем много игры, творчества, свободы, радости индивидуального самоутверждения.
Как реализовать призыв постмодернистов? Этого можно достичь, считают постмодернисты, в определенном варианте лингвистической философии. Снова в центр философствования ставится язык, но не столько речь, сколько письмо, письменный текст. Имеется в виду, что в речи человек уже определил свою позицию, от него теперь труднее дождаться желаемого плюрализма. Письмо же открыто для самых различных его интерпретаций. С этой целью Деррида[10] как раз и настаивает на деконструкции.
Речь идет о том, чтобы разобрать, разложить на части структуры – философские, политические, культурные. Для каждого слова надо искать его заменители (с этим мы отчасти уже знакомы по семейному сходству слов). Нужно показать, что именно ты усмотрел в данном слове или высказывании, при этом широко используются метафоры, символы, описания слов в словарных статьях. То есть деконструкция бросает вызов реалистическому анализу, она разлагает текст на исходные элементы, а затем их собирает, но уже по новой программе – не автора, а того, кто текст читает. По отношению к тексту они – автор и читатель – равны, ни у кого нет преимущества. Главное внимание при этом уделяется тому, что не высказано, более того – вытеснено, загнано на периферию. Деконструкция – это анализ разломов, несовпадений, скрытых алогизмов, неясностей и двусмысленностей, анализ по краям. Важно не то, что автор сказал, а то, что не сказал и почему.
Суть философствования Деррида состоит в высказывании той же самой вещи, но и другой, в переписывании ее. Переписывать следует "в слове, которое оказалось бы и более красивым. Когда я говорю об этом написании другого, которое окажется более красивым, я, очевидно, понимаю перевод как риск и шанс поэмы". Другими словами, рискуй в поисках красоты. К этой точке зрения близок другой французский философ, Ролан Барт, который понимал текст как "никакой власти, немного знания, толика мудрости и как можно больше ароматной сочности". Короче, текст должен доставлять удовлетворение, наслаждение.
Новейшие постмодернисты сближают этику с эстетикой. Их философия ориентирована эстетически. Лиотар[11], один из лидеров постмодернизма, развивает в этой связи своеобразно понятую эстетику возвышенного. Возвышенное понимается как единство удовольствия и боли, сотворение непредставимого. Эстетика возвышенного состоит, по Лиотару, в том, чтобы "зримыми представлениями намекнуть на непредставимое". Увидеть можно красивое и прекрасное, но не возвышенное. Квадрат Малевича не является иллюстрацией к геометрии, он намекает на то неуловимое, которое как раз и вызывает чувство возвышенного.
Постмодернизм давно завоевал себе право на существование, особенно в мире искусства. Постепенно он проникает и в мир науки и техники, прежде всего туда, где имеют дело с многозначимостью (в этой связи я предлагаю фанатам виртуальной среды поразмыслить над тем, что представляет собой гипертекст, гиперсреда, гиперпространство и так называемая виртуальная реальность: все больше нелинейных связей, все больше мнимого).
Подводя итог данному разделу, следует выделить основные положения постмодернизма. Для этого направления характерно, что язык – это главная среда человеческого существования. Слова, текст надо деконструировать (Деррида), рассеивать (Фуко). Назначение текста в постмодернизме – доставлять удовольствие (Барт), чувство возвышенного (Лиотар). «Девиз» постмодернистов – меньше единообразия, власти, тоталитаризма, лицемерного согласия; больше чувственности, иронии и нестабильности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, мы проделали большую работу по изучению составляющих современной философии. Подводя итог, хочется кратко обозначить то, чего мы добились, рассматривая данный вопрос.
Одной из задач моего исследования было детальное рассмотрение уже известных вам четырех направлений современной философской мысли. Основополагающими тезисами для них являются:
1. Феноменология рассматривает специфику "работы" сознания человека.
2. Герменевтика озабочена пониманием бытия человека в мире.
3. Философы-аналитики интерпретируют мир на основе анализа языка.
4. Постмодернисты деконструируют устойчивые структуры, тексты в том числе.
Хотелось бы отметить, что направления современной философии, безусловно, переплетаются между собой. Эта взаимосвязь заключается в следующем:
1. В современном мире невозможно придерживаться четко заданной «программы». Каждый человек в своей жизни сталкивается с проблемами сознания, понимания, интерпретации, несогласия. Поэтому вся многогранная современная философия находит отклик в еще более многогранном сознании человека.
2. Само существование, по моему мнению, одного современного философского направления без другого бессмысленно и невозможно. Как, например, можно пытаться понять что-либо (герменевтика), если свое собственное сознание еще не изучено (феноменология). И, наоборот, на основе чего мы будем анализировать «работу» своего сознания, если мир вокруг нас остается для нас полнейшей загадкой.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1. (стр. 25)
| Любовь сродни | благосклонности, преклонению, привязанности, сердечному чувству, симпатии, внутреннему влечению, страстности, потребности любви, эротике, сексуальности, сексу, половому влечению, верности, пламенности, сердечности, уважению, жертвенности, любовному огню, доказательству любви, душевности, нежности, восхищению, влюбленности, обожествлению, страданию, супружескому чувству, отцовскому чувству, материнскому чувству, заинтересованности и т.д. |
ЛИТЕРАТУРА
· Аналитическая философия: Избранные тексты. М.: Изд-во МГУ, 1993.
· Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М.: Книга, 1991.
· Витгенштейн Л. О достоверности// Вопросы философии. 1991. № 2. С.67-120.
· Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч.1.
· Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988.
· Гуссерль Э. Кризис европейский наук и трансцендентальная феноменология// Вопросы философии. 1992. № 7. С.136-176.
· Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998.
· Деррида Ж. Письмо японскому другу//Вопросы философии. 1992. № 4. С.53-57.
· Западная философия ХХ века. М.: Интерпракс, 1994.
· Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996.
· Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. Итоги ХХ столетия. М.: Логос, 2000.
· Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977.
· Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998.
· Лосев А.Ф. Имя. СПб.: Алетейя, 1997.
· Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991.
· Маркс К. Тезисы о Фейербахе// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. С.1-4.
· Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т.1. Т.2.
· Открытие Индии. Философские и эстетические воззрения в Индии ХХ века. М.: Художественная литература, 1987. С.455-522.
· Пассмор Д. Сто лет философии. М.: Прогресс-Традиция, 1999.
· Печенкин А. А. Современная философия науки: знание, реальность, ценности в трудах мыслителей Запада: Хрестоматия.// М.: Логос, 1996.
· Поппер К. Логика и рост научного знания. М.: Прогресс, 1983.
· Прогресс-Традиция Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. М.: Дом интеллектуальной книги;, 1998.
· Сартр Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм// Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С.319-344.
· Философы ХХ века. М.: Искусство, 1999.
· Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997.
· Хайдеггер М. Что это такое - философия?// Вопросы философии. 1993. № 8. С.113-123.
· Шлейермахер Ф. Академические речи 1829 года. — М.: Науч. изд., 1987. — 218 с.
· Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991.
[1] Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. Итоги ХХ столетия. М.: Логос, 2000.
[2] Гуссерль Э. Кризис европейский наук и трансцендентальная феноменология// Вопросы философии. 1992. № 7. С.136-176.
[3] Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997.
[4] Хайдеггер М. Что это такое - философия?// Вопросы философии. 1993. № 8. С.113-123.
[5] Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988.
[6] Порочный круг (лат.)
[7] Аналитическая философия: Избранные тексты. М.: Изд-во МГУ, 1993.
[8] Витгенштейн Л. О достоверности// Вопросы философии. 1991. № 2. С.67-120
[9] Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч.1.
[10] Деррида Ж. Письмо японскому другу//Вопросы философии. 1992. № 4. С.53-57.
[11] Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. //Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998.
