Период Московского государства (XVI - XVII век) и в гражданско-правовом отношении проявляет свойственные ему характеристические черты: усилившееся влияние государственной самодержавной власти и начало, вносимое ею в общественные отношения. Княжеские и боярские отчины облагаются обязательством государевой службы и подчиняются ее интересам. Ко времени Ивана IV  эти отчины не могут переходить по наследству без разрешения государя, не могут быть также проданы инородцам или отданы по душе. От государя зависело, отдать ли вотчину брату, племяннику или внуку умершего, или взять вотчину на себя.

В то же время возникает поместье - временное земельное владение, связанное службой. Свободное землевладение (собственность) земского периода превращается в зависимое от государей поземельное владение. Старые вотчинные права отчасти сохранили лишь вотчины купленные, подлежащие свободному обороту и переходившие, после смерти вотчинника, кроме детей, и к жене; но после смерти жены и детей и эти вотчины переходили на государя, с обязательством казны дать часть их денежной стоимости в монастырь по душе и раздать другую часть "ближнему племени" (братьям и сестрам).

Несмотря на обилие незанятой земли и лесов в Московском государстве, ее не хватило на наделение служилых людей поместьями. Судебник 1550 г. узаконяет, поэтому, право выкупа для родственников служилых людей проданных им вотчин, чем значительно сокращаются размеры свободных купленных вотчин и целый класс служилых людей обеспечивается землей, на которую он получает право в силу родства.

Количество родовых отчин таким образом возрастает. Затем следуют запрещения отдавать отчины по душе в богатые монастыри и, наконец, полное запрещение такой отдачи без государева дозволения. С течением времени поместное обладание становится наследственным и отчуждаемым. В XVII веке разрешена была и продажа поместий за долги. К концу века они по праву распоряжения уравниваются с вотчинами, на которых также лежала обязанность службы; что касается до прав пользования, то они были с самого начала одинаковы как для вотчинников, так и для помещиков. Иными словами, из разнообразных форм поземельных отношений в конце XVII века создается одна: зависимое от государства земельное владение, с правами частного пользования и распоряжения, отличающееся от современной собственности лишь обязанностью службы. Зависимые служилые люди с зависимыми земельными владениями оставались только у монастырей и архиереев (архиерейские и монастырские дети боярские); но во второй половине XVII века и эти дети боярские, владевшие вотчинами, записаны в государеву службу и выведены были из зависимых отношений к архиереям и монастырям. Городские дворы получают в этот период, как уже было замечено, тягловую организацию, подобную той, которую имело крестьянское землевладение на черных землях. Обложив эти дворы податью с круговой порукой, правительство сильно стеснило право распоряжение горожан своей, прежде свободной собственностью. Установление более правильного обладания побуждает владельцев озабочиваться приобретением прочных доказательств обладания землей. Грамоты на земли, поэтому, не только составляются от лица продавца, вручаются покупателю и подписываются свидетелями, но пишутся специально площадными подьячими и записываются у воевод в книги. При составлении писцовых книг грамоты предъявляются писцам, которые на основании их делают свои записи, сообщая этим доказательную силу и самым книгам. Раздача поместий и вотчин в интересах службы потребовала правильной регистрации всех земель, находившихся в частном обладании поместного приказа. Запись в книге в XVII века делается основным моментом приобретения (укрепления) обладания землей. Чтобы прочно, без спора и опасения отобрания, владеть землей, необходимо получить приказную справку земли за собой, т. е. записать ее в приказе и получить из него отказные грамоты. Правительство собирало при совершении записи пошлины, заставлявшие владельцев уклоняться от нее. Однако выгоды записи были настолько велики, что огромная масса земель была записана. К записи прибегали и владельцы по давности, потерявшие или вовсе не имевшие в руках грамот, устанавливавших их права владения. В XVII веке правительство признавало силу давностного владения лишь за этой записью; в судебных спорах требовалось непременно доказательство грамотами и записью. Обязанность записи распространялась не только на купчие, сдаточные, меновые и иные грамоты отчуждения, но, по-видимому, и на залоговые; просроченная закладная, обращавшаяся в купчую, во всяком случае должна была быть записана в приказе. Незаписанные имения могли быть объявлены порожними и справлены за искателями поместий в качестве жалования за службу. Публичные формы укрепления имуществ гарантировали земельный кредит, имевший и в это время огромное развитие (см. ниже). Существовавшие с Ивана IV "писцовые межевые" или просто "межевые книги", содержа описание меж, не удовлетворяли своему назначению ввиду несовершенства техники (см. Генеральное межевание). В течение всего XVII века мы встречаемся с царскими указами о межевании земель. В конце XVII века делается, хотя и неудачно, попытка общего межевания (см.). Система сервитутов и соседских прав является совсем неразработанной, хотя частными сделками сервитутные отношения устанавливались еще в XIV - XV веках. Упоминаемые в Уложении сервитуты, - те же, которые вошли и в современное право, - по-видимому, не нормы, выросшие из жизни, а заимствованные постановления. Система раздачи угодий в чужих и казенных имуществах столько же нарушала права и отношения частных землевладельцев, сколько и спутывала отношения частного землевладения к государственному. К концу XVII века неудобство этого положения дела ощущается с достаточной ясностью; законодательство царей Алексея и Феодора  стремится положить ему предел, но в этой сфере не удается создать что-нибудь прочное. Недостаточна была и юридическая организация поземельного кредита. Некоторые законодательные постановления в области залога недвижимых имуществ мы имеем от первой половины рассматриваемого периода. В 1557 г. право заимодавца-залогодержателя пахать землю за рост было ограничено пятилетним сроком, по истечении которого должник мог взять отчину себе, с уплатой вперед одной пятой части долга ежегодно и с ограничением права распоряжения; в случае нарушения этих условий земля снова переходила к кредитору. Ко времени Уложения право владения кредитора заложенной отчиной - но, кажется, не за рост, который был запрещен Уложением, а вместо уплаты должных денег, - остается в силе. При неисправности залогодателя закладная кабала по-прежнему превращалась в купчую без всякой доплаты, и заложенное имущество, после справок о неуплате денег, записывалось в поместном приказе за кредитором. Гражданский оборот. В области обязательственного права московского периода господствующий интерес по-прежнему представляли долговые отношения. Усиленные требования, предъявленные московским государством к служилым людям, еще больше увеличили их задолженность. Указом 25 декабря 1557 г. служилые люди, а вместе с ними и остальное население, были освобождены от уплаты процентов по долговым обязательствам, и погашение долгов заимодавцев из частных лиц было рассрочено на 5 лет. На будущее время установлен был законный рост в 10% с суммы долга, взамен прежних 20%. Вплоть до Уложения возможно было заключение долговых обязательств словесных или облеченных в простую письменную форму "записи" или "памяти". Господствующей формой, наиболее обеспечивающей строгость взыскания, является, однако, старая заемная кабала, получившая дальнейшую законодательную разработку. Она должна быть записана площадными подьячими и скреплена, смотря по сумме, 2 - 6 свидетелями. Написанная собственноручно или своим человеком по приказу господина и подписанная, кабала имела силу одинаковую с написанной площадными подьячими. Для актов ниже 10 рублей были установлены облегченные формы. Результатом неисправности по кабале было принудительное взыскание в виде правежа (см.), по-видимому, неизвестного раннему праву, и "выдача головой до искупа" (см.), обращавшей всех должников, за исключением служилых людей, в кабальных холопов на время уплаты долга. По "кабалам за рост служити" характерно для московского периода прекращение права должников возвращать занятые деньги и тем освобождаться от кабалы или переменить кабалу одного лица на кабалу другого. Кабальный холоп стал крепок лично заимодавцу сперва один, а потом и с детьми. В XVII веке служилая кабала за рост вырождается в фиктивную формальную сделку, не сопровождавшуюся действительным займом и имевшую целью обратить свободного человека в холопа. В конце века такая фиктивная кабала заменяется житейской записью. В том же смысле изменяются отношения личного найма и, в частности, найма в крестьяне. Указ 1597 г. всякое личное услужение, длившееся более полугода, обратил в источник кабального холопства. Царь Василий Шуйский  в 1608 г. без согласия и совета боярской думы отменил постановление 1597 г. и запретил выдавать обязательные кабалы на таких вольных слуг; но в следующем году боярская дума собственной властью отменила этот указ царя и восстановила действие закона 1597 г. Уложение еще более сократило срок свободной службы: давность полугодовая была уменьшена до трех месяцев. Характерной особенностью крестьянских порядных второй половины XVI и XVII веков составляет вещный характер устанавливаемого ими отношения: прежде неисполнение условий договора влекло за собой имущественную ответственность, в виде взыскания неустойки или убытков; теперь практикуется возвращение крестьянина на прежнее место. Крестьянские порядные и ссудные записи постепенно сближаются с служилой кабалой, хотя отношения господина к кабальному (временному и личному) холопу были мягче, чем отношения потомственно-крепким господину человеком. Продажа некоторых предметов, особенно важных в государевой службе и сельском хозяйстве - например, лошадей - была подчинена правительственному надзору. Лошадь подлежит пятнению, при участии особых пятельщиков и с записью в книги у целовальников. Семейные отношения в Московском государстве выясняются с большей определенностью, чем в предыдущем периоде. Малая семья и здесь является господствующей, но в крестьянском быту - вследствие прикрепления к земле, а в служилом - вследствие условий поместного землевладения, она иногда разрастается в большую, с совместным владением землей в определенных долях. Не образуется, однако, союза более широкого в юридическом смысле, чем индивидуальная семья; род получает лишь некоторые права по выкупу и наследованию имуществ, а также по приобретению поместных земель. Бытовые отношения главы семьи к ее членам определены с достаточной ясностью "Домостроем". В юридическом быту на первый план выступает общность имущества мужа и жены, устанавливаемые обыкновенно рядовыми записями, составляемыми при заключении брака. Существование общности видно и из предпочтительного права жены на вотчины, приобретенные во время существования брака. Дети в имущественном отношении подчинены отцу: они не имеют права выкупа имущества, проданного отцом, ибо обязаны уважать его волю; они отвечают своей личностью и имуществом за долги отца. Жена и дети до конца XVII века отдаются головой до искупа вместе с детьми; муж идет в кабалу с женой и детьми. Личные отношения мужа и жены, а также родителей и детей законодательством, кроме церковного, не регулируются. Памятники говорят о праве мужей и отцов на заклад и отдачу в услужение своих жен и детей; наказывается, в конце XVII века, лишь убийство жен и детей, причем убийство детей влечет за собой кару лишь в легкой сравнительно форме. Памятники полны сведениями о жестокости мужей и отцов и говорят лишь об одной форме защиты: в рядных записях и сговорных договорах, а также и особых актах (поручных), родственники выговаривают иногда обязательство мужа: "смирять жена свои повины и полюдски, а не безвечьем". За нарушение этих договоров суд взыскивает на виновном и его поручителях. Есть указания и на вмешательство духовной власти в семейные отношения. Главной заботой последней было принудить население совершать церковный брак. Масса населения долго ограничивалась в установлении брака обручением жены и своими свадебными обрядами, не прибегая к венчанию. Этому способствовала, может быть, сложность требований, установленных русской церковью в московский период для заключения брака, особенно необходимостью получить "венечную память" от архиерея и уплатить много брачных сборов. Правила о разводе свидетельствуют о преобладающем положении мужа сравнительно с женой. Наследованное право московского периода богаче нормами, чем другие отделы. Оно проводит последовательно право дочерей на наследование в случае отсутствия сыновей, предпочтительно перед братьями наследователя. В жалованных отчинах и поместьях прожиточные части дочерей и жен приближаются к наследственным. Однако наследование женщин не делает их собственницами имущества; после них оно идет в род их отца, если они не оставили нисходящих. Круг бокового родства ("ближнего рода") расширяется сперва до четвертей степени, а затем и далее (указ 1560 г.); но из постановлений последней четверти века (новоук. ст. 1676 г.) видно, что и после этого указа боковое наследование было ограничено. Особенно важным является ограничение наследственного права женщин: сестры при братьях не наследуют. При наследниках-мужчинах разных поколений и степеней все имеют одинаковое право наследования. Боковые родственники наследуют в родовых вотчинах. Вотчины, купленные из казны, поступают в собственность жен, как общее приобретение во время замужества. Отчины, пожалованные за службу, даются вдовам в пожизненное владение, во многих случаях уравнивавшееся с собственностью, так как вдовам часто предоставлялось право продажи, залога и отдачи таких вотчин по душе. Указ 1627 г. дал выслуженным вотчинам значение родовых, так что после его издания жены наследовали лишь купли. Значение завещания, в виду определения прав на отчины, за исключением купленных, в интересах службы, сильно сокращается.