Московский государственный университет

им. М. В. Ломоносова

Географический факультет


Расширение территории России в XVI в.


Выполнила:

Федорова Татьяна

I курс, 106 группа


Москва – 2003

Оглавление

Московское государство XVI в. глазами иностранца

Как только западный путешественник XV или XVI в. Направляясь из Германии к востоку, заезжал за Одер и вступал в Польские владения, он уже начинал чувствовать переход в другой мир, отличный от того, который он оставлял позади себя. Вместо красивых селений, каменных городов и замков с удобными гостиницами, он, чем далее, тем реже встречал маленькие деревянные города и села с плохими постоялыми дворами. Этот переход чувствовался все резче по мере приближения к восточным пределам польских владений. Количество вод и лесов увеличивалось; жилые места встречались реже, а вместе с тем увеличивалась глушь и неизвестность страны. Если, перешедши Вислу в среднем ее течении, путешественник еще имел перед собой, по направлению к юго-востоку и по юго-восточным берегам Балтийского моря страны, несколько известные по связям их с Польшей и Ливонским орденом, то далее к востоку слабели и исторические, и географические связи. С какого бы пункта, в котором северо-восточная Европа соприкасалась с западною, ни двинулся путешест­венник, чтобы пробраться в эти страны, он встречал обширные лесные или степные пустынные пространст­ва, где ему часто приходилось ночевать под открытым небом. Литва, по выражению де-Ланнуа, большею частью пустынная страна, наполненная озерами и леса­ми. Пробираясь через владения Ливонских рыцарей в Новгород Великий, он должен был проехать значи­тельное пустынное пространство «без всяких следов человеческого жилья»; такие же пустыни встретили его на верховьях Днестра и не оставляли потом до самой Кафы.
При таких условиях северо-восточная Европа не могла иметь живых сношений с западною; потому и на западе не могло быть точных и подробных сведений о ней. Писатель первой четверти XVI века, приступая к описанию Московии, должен был сознать­ся, что западные космографы и географы его времени без стыда и совести рассказывают о северо-восточной Европе всякие небылицы, показывающие, что их све­дения о ней недалеко ушли от сказаний древних гре­ческих и римских географов. Но и самому Кампензе не много верных сведений могли сообщить его соо­течественники купцы, долго жившие в этих странах: тем менее можно ожидать таких сведений от путе­шественников XV века. Сводя иностранные известия за XV и первую четверть XVI века, мы находим в них следующие географические представления о севе­ро-восточной Европе.
За Польшей на восток и северо-восток лежит обширная страна, ровная, обильная лесами, озерами и реками, во многих местах пустынная и вообще менее веселенная, нежели Польша. Более известную часть этой страны, ближайшую к Польше и Литве и подвластную им, составляют Красная и Нижняя Рос­сия; далее на северо-восток, до самых границ Азии, простирается также Россия, называемая Белой Россией или Московией, но независимая, вовсе неизвест­ная западным космографам и историографам и составляющая как бы другую часть света; в первой чет­верти XVI века можно было ещё сказать, что имя этой страны недавно стало известно Западной Европе. На западе Московия соприкасается с Литвой и Ливо­нией, от которой отделяется рекой Нарвой и Чудским озером. На юг от Московии, тотчас за Рязанью, тя­нутся обширные степи, по которым кочуют татары. К востоку, выходя своими владениями за пределы Европы, Московия соприкасается с Скифией, или Ази­атской Сарматией, которая за Доном, или Танаисом, древней границей Европы и Азии, тянется длинною и широкою полосой по Волге на север до самого океана и населена также татарами. На севере не указывается определенной границы; говорится только, что с этой стороны Московия простирается до Ледовитого океана под самый север; на этих пространствах живут бесчис­ленные племена в безграничных лесах, которые, не прерываясь, тянутся, на северо-восток до Гиперборей­ской Скифии и никому не известного Скифского океа­на, на расстоянии трёх месяцев пути, по показанию русских, от которых заимствовал сведения о Московии П. Иовий. В Московии живут московитяне и многие другие племена, недавно покоренные ими. На окраи­нах северо-восточной Европы наших географов остав­ляют всякие достоверные сведения; по их представ­лениям, эти страны покрыты не только мраком не­известности, но и действительным мраком, в котором живут дикие лапландцы и щебечущие по-птичьему пигмеи, неизвестные даже самим москвитянам. Запад­ные космографы знают, что москвитяне говорят тем же языком и исповедуют ту же веру, как и русские, подвластные Польше; но историческая связь между ни­ми представляется им уже смутно. Кампензе остается даже в каком-то недоумении, говоря, что весьма мно­гие и доселе считают русских, или рутенов, подвласт­ных польскому королю, за одно с москвитянами, осно­вываясь на одинаковости их языка и вероисповеда­ния. Имя москвитян сближается с разными имена­ми у Плиния, Птоломея и других древних географов, а татары и другие племена, окружающие Московию с севера и северо-востока, отождествляются со скифами. Любопытно это постоянное, заимствование географических названий у древних писателей. Во многих случаях к этому заставляла, прибегать необходимость: не знали современных местных названий. Но даже там, где известны были современные туземные названия, видим старания поставить рядом с ними классические, или из последних вывести и объяснить первые. Видно, что исторические вспоминания о северо-восточной Европе, основанные на сказаниях древних, прерыва­лись для западного географа XV или начала XVI в. там, где оставляли его эти руководители, и, описывая современную Россию, он ничем лучше не надеялся уяснить своим читателям собственные известия, как сближая их с классическими сказаниями. Действи­тельно, у известных нам иностранных писателей о России до второй четверти XVI века мы находим самые скудные и смутные исторические сведения об этой стране. Они помнят, что между Борисфеном, Танаисом и Меотийскими болотами было когда-то царст­во россов, столице которого был Киев: это царство со своей столицей было завоевано татарским героем Батыем; они помнят и другого татарского героя-: завоевателя Тамерлана, которого называют сыном Ба­тыя. Этим почти и ограничиваются их сведения по истории России до XV века.
Герберштейн первый делает довольно точное опреде­ление главного народа, живущего в северо-восточной Европе за Польшей, и довольно подробно обозначает пределы занимаемой им области. Русскими, говорит он, называются вообще все народы, говорящие по-славян­ски и исповедующие христианскую веру по обряду греческому; они так размножились, что вытеснили все жившие между ними чуждые племена или распростра­нили между ними свои обычаи. Область этих русских простирается от Сарматских гор, недалеко от Крако­ва, по Днестру до Днепра и Понта Эвксинскаго; только с недавнего времени на низовьях Днестра и Днепра утвердились турки и татары и, благодаря их нападениям на Днепровскую область, христианско-русское население не идет вниз по Днепру далее города Черкас. От городка Черкас граница русского племени идет вверх по Днепру до Киева, потом за Днепр по Северной области и оттуда прямо на восток к верховьям Дона, лотом к впадению Оки в Волгу, где можно положить границу распространения христианства с этой стороны, ибо за этим пунктом на восток и юг живут дикие племена магометанской веры, между которыми еще много язычников. Определяя точнее гра­ницу государства в этом пункте, Герберштейн пола­гает ее на р. Суре, отделяющей владения Московские от Казанских; но при этом надо разуметь только ниж­нее течение Суры, при впадении которой в Волгу великий, князь Василий Иванович построил Васильсурск (Basilgorod). От Нижнего вверх по Волге граница идет прямой чертой до Северного океана, оттуда через северные племена, подвластные королю шведскому и государю московскому, по пределам Финляндии, чрез Финский залив (Sinus Livonicus), по восточным краям Ливонии, Самогитии, Мазовии и, наконец, Польши, где пограничная черта возвращается к Сарматским горам (по р. Сану). В Самогитии и Литве русские переме­шаны с чуждыми иноязычными и иноверными племе­нами; однако ж первые и здесь преобладают. Поли­тически эта область русского племени принадлежит двум государствам: большая часть ее составляет Московское государство, меньшая принадлежит Литве с Польшей. Пограничная черта. Литвы и Московии шла в первой половине XVI века по Днепру; правый берег принадлежал Литве, левый Москве, кроме городов Дубровны и Мстиславля, входивших также в состав Польско-Литовских владений. Определяя точнее эту границу, Герберштейн говорит, что она начиналась в 12 милях от Смоленска со стороны Дубровны, от которой считалось до нее 8 миль. На северо-западе граница Московского государства шла по пустынным болотистым пространствам, лежавшим по течению реки Великой; потому Герберштейн, проезжая этой стороной в Москву, не мог с точностью рассмотреть и определить здесь пограничную черту; он говорит только, что эта черта проходит западнее Корсулы, не доезжая Опочки. Дале на север пограничная черта с Швецией шла по р. Польне, в Корельской стране. О Корелах Герберштейн говорит, что они, находясь между Шведским и Московским государствами, платят дань и тому и другому. В конце века то же говорит Флетчер о лопарях, живших севернее Корелы; они подвластны русскому царю и королям датскому и шведскому, которые всё берут с них подать; но рус­ский царь имеет здесь самое значительное влияние и получает гораздо более доходов, нежели прочие. На северо-востоке граница не могла быть точно определена вследствие постоянного движения завоеваний и ко­лонизации в этой стране. В русском описании пути к Оби Герберштейн прочитал, что князья тюменские и югорские, племена по Оби и даже далее в глубь Сибири подчинены московскому государю и платят ему дань; но и сам Герберштейн усомнился в вероятности этого, соображая, что эти данники не так еще давно нанесли много вреда Московскому государству своими набегами на его восточные области. В первой половине XVI века это показание действительно было неверно, но зато верно выражало постоянное стремле­ние государства, которого исторические условия принуждали двигать свое население все далее на северо-восток, занимая и колонизуя пустынные пространства северо-восточного угла Европы и северной Азии. Такой же неопределенностью должна была отличаться граница государства и на юго-востоке, потому что эти страны носили отчасти тот же характер и представляли государству ту - же задачу, как и страны на северо-восток от него, и если к концу XVI в. северо-восточное движение терялось в беспредельных пустынях Сибири, то на юго-востоке оно несколько раньше достигло, на­конец, по крайней мере в одном пункте, своего естественного предела.
Прочнее и быстрее распространялись пределы го­сударства на востоке. Страна на восток от Волги обозначается у иностранцев общим, неопределенным именем Татарии или Азиатской Сарматии. Часть ее к югу от бывшего Казанского царства, от Камы до Каспийского моря, между Волгой и Яиком, составляла степную страну ногаев или мангат¹. Главным пунктом этой страны была Астрахань. Любопытно, что не­которые иностранцы в XVI веке при описании этого края удерживают одно географическое название, хотя предмета, им обозначавшегося, давно уже не существовало: на левой стороне Волги они указывают место древнего Болгарского царства и довольно обстоя­тельно определяют границы его области: по их словам, это царство находилось между царством Казанским и Астраханским, простираясь между р. Камой и Сама­рой, от Волги до Яика. Столицей его был большой город Болгары на левом берегу Волги, в XVII веке он был уже селом и имел смешанное население, состо­явшее из калмыков, мордвы и русских². В северной полосе Ногайской страны обитали черемисы; южная, большая, половина ее была местом кочеванья ногай­ских орд. Сюда же, в прикаспийские степи на восток от Астрахани, по временам приходили из-за Яика калмыки, тревожа своими разбоями черемис и ногаев.
Весь при­морский край от Урала до границ Норвегии, с находя­щимися к северу островами Ледовитого океана, сделал­ся достоянием географии только со второй половины XVI века благодаря экспедициям, предпринятым ком­панией английских купцов для открытия новых стран и рынков³. К западу от Белого моря, по Мурман­скому берегу лежит Лапландия, крайние пункты ко­торой суть Нордкап, Святой Hoc (Cape Greace) и Кандалакса. Обитающие на этом пространстве лопари охотно давали дань чиновникам, посылавшимся сюда из соседних государств Датского, Шведского и Москов­ского: этим средством лопари надеялись приобрести себе право оставаться в покое от нападений этих го­сударств: так прост и миролюбив этот народ, заме­чает один из агентов английской компании, описы­вая лопарей⁴. В области мурманских лапландцев главным пунктом служил Вардгуз, далее которого к западу запрещено было ходить русским. В Лапландии, принадлежавшей московскому государю, важными в торговом отношении пунктами были Кола и Кегор⁵. К югу от Лапландии до пределов Новгородской области простирается Карелия, несколько раз делив­шаяся и переходившая из рук в руки между двумя государствами. Граница с Ливонией шла по р. Нарве, Чудскому озеру и Пейпусу, далее к югу пролегала по полям недалеко от Печорского монастыря (в Псковской губернии).

Расширение территории России

Присоединение Пскова

«Младший брат» Новгорода – Псков – находился на северо-западной окраине русских земель и твердо придерживался промосковской ориентации ввиду литовской и немецкой военной опасности. Предпочитая иметь за своей спиной сильного защитника в лице великого князя московского, псковичи почти всегда принимали от него наместников. В начале 16 в. псковское вече утрачивает свою былую политическую самостоятельность и становится органом местного самоуправления под верховной властью Москвы.

Долгое время устойчивая и размеренная жизнь Пскова не предоставляла предлога для вмешательства в его внутренние дела, поскольку серьезных усобиц наподобие новгородских здесь не было. Но Василий III был намерен окончательно подчинить Псков Москве. К тому же лояльность псковичей по отношению к московскому государю не устраняла их трений с его наместником и представителями вечевой администрации стали поводом для присоединения Псковской земли к Московскому государству.Псковичам, решившим подать жалобу на очередного наместника, было приказано собраться не в Пскове, а в Новгороде, где псковские бояре и купцы были арестованы. Это произошло в январе 1510 г. Известие об этом как громом поразило псковичей. На собравшемся вече великокняжеский дьяк передал поклон от государя, а вместе с тем и требование, «чтобы у вас веча не было, да и колокол бы вечевой сняли, а здесь быти двум наместникам, а по пригородам наместнику же быти». Сроку для размышления посланец дал до утра. Псковичи приняли все условия, а после приезда самого Василия III были произведены новые аресты среди бояр и купцов. На сборы им дали ни много ни мало – ночь, и в одночасье три сотни знатнейших псковских семейств были высланы в Москву, вслед за вывезенным туда вечевым колоколом. Горько оплакивали псковичи потерю своей вековой вольности; жаловались, что они « бедные не ведали правды московские», а город их поруган и разорен.

Присоединение Рязани

Покорение Рязани доставило меньше хлопот, поскольку это был уже акт формальный и никакого реального сопротивления Москве оказано быть не могло. Пока последний великий князь рязанский Иван Иванович был малолетним, его двоюродный дед, «государь всея Руси» Иван 3, управлял Рязанью «на полной своей воле». При Василии III опека над Рязанью усилилась, и тогда рязанское боярство во главе с возмужавшим князем Иваном решило бороться за сохранение остатков политической независимости. В этих целях рязанцы начали тайно поддерживать отношения с крымским ханом, о чем незамедлительно стало известно в Москве. В 1521 г. князя Ивана под благовидным предлогом позвали к великому государю и без лишнего шума упрятали в темницу. И хотя позднее ему удалось бежать, былой поддержки в собственном княжестве он не получил и дни свои закончил эмигрантом в Литве. Как и после присоединения Пскова, множество знатных рязанцев «вывели» в московские волости, а в принадлежавших им земельных владениях были поселены московские служилые люди. Делалось это в целях предотвращения восстаний, смуты и «отпадания» от Москвы покоренных земель.

Внешняя политика Василия III

Василий III продолжил политику отца, направленную на укрепление России на западе и возврат русских земель, находившихся под властью Великого княжества Литовского и Ливонского ордена. Дважды вспыхивали военные действия между Литвой и Московским государством. Во время войны 1507 – 1508 гг. великий князь литовский и король польский Сигизмунд I тщетно пытался объединить всех противников Москвы, и после мятежа Михаила Глинского, поддержанного Московским государством, Литва пошла на «вечный мир» с Москвой. Мира со столь многообещающим названием обеим сторонам хватило лишь на четыре года: в 1512 г. военные действия возобновились. На этот раз война с переменным успехом продолжалась почти десятилетие. Но все же 1514 год был отмечен крупным успехом русских: смоленские жители открыли ворота города перед московской ратью.

Что касается южного направления внешней политики Москвы, то после падения Большой Орды в 1502 г. военная опасность со стороны татар не уменьшилась. При Иване 3 союзником московского правительства был крымский хан Менгли-Гирей, но при Василии III дружба с крымским ханством прекратилась. Жители восточных и южных окраин государства пребывали в постоянном страхе перед набегами крымских и казанских татар. Более того, если неприятелю удавалось обойти на границе русские сторожевые рати, то татары устремлялись в центр страны и временами угрожали самой Москве. Особенно изнурительной и затяжной была борьба с Крымом. Чтобы добиться мира с крымцами, Василий III ввел практику посылок «поминков» (подарков) ханам. Вместе с тем ежегодно с ранней весны до поздней осени на «берегу» (южная граница государства проходила по берегу Оки в ее среднем течении) ставились войска – охранять рубеж от непрошеных гостей. На Оке и за Окой на особо опасных направлениях, в узловых пунктах оборонительной линии, строили каменные крепости (Коломна. Зарайск, Калуга, Тула).

Борьба за Смоленск

В первые годы войны особое значение приобрели походы московских войск на Смоленск. В 1513 г. Смоленск осаждали дважды, и оба раза — безуспешно. Наконец, летом 1514 г. Смоленск был осаждён в третий раз. На крепостные укрепления обрушились залпы полутора сотен московских пушек, «и весь град в пламени и курении дыма мнешеся воздыматися, и страх велик нападе на гражданы». Смоляне вынуждены были начать переговоры, в ходе которых князь Михаил Глинский, находившийся в стане осаждающих, убедил горожан перейти на сторону Василия Ш, угрожая в противном случае долгой и жестокой блокадой. Тот же Глинский имел среди осаждённых своих тайных сторонников и через них пустил в ход подкуп. В итоге Смоленск сопротивлялся очень недолго и открыл ворота всего лишь после месяца осады - 30 июля 1514 г. Михаил Глинский, оказавший под Смоленском «особые» услуги Василию III, рассчитывал получить от него этот город, но не получил ничего, кроме обещаний милосей в отдалённом будущем. В ответ на это он попытался бежать, но был схвачен московской погоней, которую возглавлял князь Михаил Булгаков. Судьба вновь сыграла с Глинским недобрую шутку: вместо почестей он был награждён кандалами и заточением в темнице более чем на десятилетие.

Вскоре воинская удача оставила московских воевод. Два больших войска во главе с воеводами Челядниным и Булгаковым в сентябре 1514 г., несмотря на численное превосходство, были разбиты литовцами под городом Оршей. Их победителем был гетман Константин Острожский, уже успевший к тому времени бежать из плена. Литовскому полководцу помогли раздоры между московскими военачальниками: Челяднин из зависти к Булгакову не оказал ему поддержки в решающий момент боя, а потом позорно бежал, бросив свои полки. Потери были так велики, что телами московских ратников была запружена протекавшая в тех местах речка Кропивна…
Война продлилась еще пять лет, до 1522 г. Москва и Литва напоминали двух бойцов, уставших до такой степени, что вместо настоящего боя обменивались всего лишь легкими «пощечинами». Совершенно обессилившие противники наносили друг другу слабые удары, неспособные переломить ход боевых действий в пользу той или иной стороны, тщетно осаждали крепости и, не сумев взять их, выжигали посады, грабили и разоряли волости. В течение долгих лет войн московские рати неоднократно подходили к стенам Полоцка, но всякий раз откатывались, будучи не в силах сломить упорство осажденных.

Города Литовской Руси

Города Литовской Руси сдавались воеводам Василия III неохотно: в конце XV — начале XVI вв. великие князья литовские раздавали крупнейшим городам «привилеи» (жалованные грамоты) на так называемое Магдебургское право, которое позволяло горожанам иметь самоуправление по западноевропейскому образцу, в пределах Московского государства совершенно немыслимое. Некоторые древнейшие города Литовской Руси столетия назад пользовались значительно большими правами и привилегиями по сравнению с дарованным им Магдебургским правом, но впоследствии постепенно; утратили их. «Магдебургия» была важна для них в другом отношении: она чётко выделяла сферы деятельности городских магистратов (органов самоуправления), в которые наместник великого князя не имел права вмешиваться.

Опасаясь утратить Магдебургское право в случае перехода в состав Московского государства, горожане нередко оказывали упорное сопротивление ратям Василия III. Так было и в случае с Полоцком, да и Смоленск сдался лишь после того, как городу была выдана грамота, подтверждающая все его старинные права и вольности. И всё-таки, несмотря на стойкость защитников городов, Литва уже не могла собственными силами оборонять себя от ударов Москвы, если Польша не оказывала eй помощи. Поэтому окончание войны было успешным для Московского государства: Василий III удержал в своих руках Смоленск, взятый ценой невероятных усилий.

В результате нескольких лет войны (1534 – 1537) почти сохранился статус – кво. Москва потеряла один – единственный город Гомель, но приобрела на литовском рубеже сильнейшую крепость Себеж. Оба государства примирились с тем, что сил, необходимых для решительной победы, у них явно не хватало.

Москва получила за 45 лет войн громадные территории, но отодвигать свои границы дальше на запад была пока не в состоянии. Литва тем более не могла вернуть утерянное. Нельзя сказать, чтобы стороны оставили надежду на победу, просто решение великого спора было отложено еще на несколько десятилетий. Москва и Литва собирались с силами для будущих битв. На этом и окончился первый этап московско-литовских войн.

Войны эти были одной большой трагедией двух сильнейших держав Восточной Европы. Граница между ними стала Зыбкой, вечно полыхала огнем войн и приграничных конфликтов. Москва и Литва тратили едва ли не половину своих жизненных сил на долгую и безжалостную борьбу друг с другом. Это великое противостояние не давало ни Московскому государству, ни Великому княжеству Литовскому нормально развиваться, коверкало все социальное устройство обеих стран; гибли тысячи людей, горели города и деревни, опустошались целые области.

Падение Казанского и Астраханского ханств

В 15 в. русским княжествам противостояла Большая Орда – сильнейший преемник Золотой Орды. В 16 столетии ни того, ни другого государства уже не существовало, и на восточных и южных рубежах соседями государей московских были так называемые осколки Золотой Орды: Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. Не располагая колоссальной военной мощью своих предшественников, каждое из них, тем не менее, было весьма серьезным противником.

При Иване 3 отношения со всеми этими государствами были урегулированы наилучшим образом: Крым считался союзником Москвы, Казань была взята, и все Казанское ханство управлялось из Москвы, сажавшей на казанский трон своих ставленников. Но Василий III не сумел удержать политических завоеваний отца: Крым из союзника превратился в неприятеля, Казань вышла из-под московского контроля. Зато между Крымом и Казанью установились самые дружественные отношения, и казанскими ханами один за другим становились крымские царевичи. Эта крымско-казанская коалиция очень дорого стоила Московскому государству, и в первой половине 16 в. между обеими сторонами неоднократно вспыхивали войны.

Московские войска то и дело вторгались в пределы Казанского ханства, осаждали и штурмовали саму Казань. В первой половине16 в. только крупных походов на Казанское ханство было совершено семь: в 1506, 1523, 1524, 1530, 1545, 1548. и 1550 гг. Но каждый раз столица ханства оставалась неприступной твердыней. Особенно тяжело пришлось русским отрядам под ее стенами в 1506 г.: московские рати дважды были разбиты наголову и понесли громадные потери.

Впрочем, военная «игра» между Москвой и Казанью шла, как говорится, «не в одни ворота». Казанцы также часто нападали на русские земли, но в большинстве случаев неудачно. В 1521 г. казанский хан Сагиб-Гирей с сильным войском неожиданно появился под Москвой. Великий князь Василий III бежал и даже прятался некоторое время в стоге сена. У Сагиб-Гирея не хватило сил для взятия Москвы, но, отходя, он разорил окрестности столицы и увел с собой великое множество пленников.

Московское правительство пыталось противопоставить Казани не одну лишь военную силу: у самих казанцев существовала влиятельная партия, ориентировавшаяся на поддержку Москвы. С ее помощью московским государям несколько раз удавалось на короткий срок сажать на ханский престол своих сторонников. Деятельнейшим союзником Москвы был касимовский царевич Шах-Али (Щигалей). Именно его московское правительство упорно старалось утвердить казанским государем, но сами казанцы с не меньшим упорством изгоняли Шах-Али после недолгих периодов его правления.

Условия, в которых действовали наступающие войска обеих сторон, были далеко не равными. Татары, вторгаясь на московские земли, шли от города к городу, от деревни к деревне, повсюду находя продовольствие и фураж. Продвигаясь по почти голой степи казанского ханства, русские войска страдали от голода, жажды и отсутствия корма для лошадей. Поэтому московское правительство разработало стратегию строительства опорных пунктов, чтобы закрепить продвижение своих войск в глубь Казанской земли. После похода 1523 г. на пограничных землях казанской территории поставлен был городок Васильсурск. В 1550 г. началось строительство более глубоко вдававшегося в казанские владения русского форпоста – Свияжска.

Напрасно Казанское ханство считали перезревшим плодом, готовым упасть в ладони русских при незначительных усилиях. На самом деле это было молодое и крепкое государственное образование, богатевшее на волжской торговле. Поэтому борьба между Казанью и Москвой завязалась не менее беспощадная и бескомпромиссная, чем шедшие в то время московско-литовские войны. Московские земли интересовали казанских ханов во многих отношениях: каждый набег на территории, подвластные государям московским, обещал множество пленников–рабов; каждый ограбленный город приносил богатую добычу; ослабление или разгром Московского государства сняли бы угрозу его ответных ударов по Казани. В свою очередь Москва давно засматривалась на тучные земли Казанского ханства. Немалые доходы принесла бы московской казне и волжская торговля, контролируемая Казанью. Разгром ханства дал бы освобождение всем находившимся там русским пленникам. Наконец, венчание Ивана IV на царство в 1547 г. получило бы дополнительное обоснование: ведь казанские ханы считались в России особами царского происхождения, и этот титул вместе с самой Казанью перешел бы к государю московскому. Таким образом, обе стороны имели достаточно причин избегать добрососедских отношений. Победить должен был сильнейший.

В августе 1552 г. московское войско во главе с Ивансм IV выступило из Свияжска на Казань. Численность его достигала 150 тыс. воинов при полутора сотнях пушек. Силы казанцев, предводительствуемых ханом Ядыгаром (Едигером), были в несколько раз меньше но защитники города проявляли невиданные упорство и отвагу. К тому же в тылу у русских полков, обступивших стены Казани, действовали крупные отряды летучей конницы неприятеля, досаждавшие быстрыми набегами. Поэтому прежде всего московские воеводы разбили «внешние» базы противника, захватив так называемые острожки и городки (небольшие крепости). Обезопасив тылы, русские ратники сделали несколько попыток взять штурмом казанские стены, но тщетно: казанцы каждый раз сбрасывали их.

В осажденном городе оказались тысячи иноземных купцов: бухарцев, турок, армян, и др. Казанцы, считая турок и армян искусными артиллеристами, приковывали их к своим пушкам цепями и под страхом смерти вынуждали вести огонь по атакующим московским войскам. Подневольные пушкари умышленно били мимо, не нанося полкам Ивана Грозного большого урона. Тем не менее, усилия осаждающих долго не могли увенчаться успехом. Наконец с помощью иноземных военных инженеров русским удалось сделать подкоп и заложить под стены крепости 48 бочек с порохом. На рассвете 2 октября грянул ужасающей силы взрыв, открывший в стенах огромные проломы. Две трети царского войска ринулись на штурм. Их встретил шквал стрел и камней, защитники города лили им на головы кипящую смолу и сбрасывали тяжелые бревна. Некоторым удалось добежать до стены и схватиться с неприятелем, другие вернулись в лагерь; нашлись и такие, которые притворялись убитыми, в то время как в стенных проломах шла отчаянная рубка. Когда казанцев оттеснили в глубь города, трусы предались грабежу за спинами своих товарищей. Татары с боем уступали улицу за улицей, временами начиная теснить уставших московских ратников. Битва в центре города шла с переменным успехом. Через четыре часа после начала атаки на подмогу русским устремилась половина отборного царского полка, еще не участвовавшего в деле. Прибытие свежих сил решило исход схватки: дольше и яростнее всех сопротивлялись защитники городских мечетий, покуда и они не пали все до единого.

Сдался хан Ядыгар. Небольшая группа казанских воинов попыталась пробиться из города, но была отброшена ударами с флангов – лишь немногие смельчаки сумели ускользнуть.

Война продолжалась еще несколько лет: она то затухала, то вспыхивала вновь, нередко разгораясь до пламени больших сражений. В конце концов сопротивление казанских воинов было окончательно сломлено. В качестве крайней меры военного времени казанцев высылали за пределы городской черты. В городе был поставлен крупный гарнизон и учреждена православная архиепископия, все мечети приказано было уничтожить. Для управления присоединенной областью в Москве в конце 50-х - начале 60-х гг. 16 в. был сформирован приказ Казанского дворца, ставший одним из крупнейших государственных учреждений того времени.

Казанское ханство – опаснейший противник Московского государства – навсегда прекратило свое существование. Земли его оказались весьма быстро поделенными между государем московским, архиепископом Казанским, служилыми людьми, участвовавшими в походах, и некоторыми представителями местной знати.
К югу от казанских земель, в низовьях Волги, располагалось Астраханское ханство. Захват его столицы позволил бы московскому государю держать в своих руках весь богатый торговый волжский путь, а также присоединить к своему титулу славное звание «царя астраханского». Сами астраханцы колебались: они то изъявляли Москве покорность, то грабили московских послов. Наконец при поддержке 30-тысячного русского войска в Астрахани утвердился сторонник Москвы – хан Дервиш-Али (Дербыш-Алей). Однако он оказался в сложной ситуации: слишком много врагов приобретал астраханский хан из-за союза с Москвой, и среди них такие, как крымский хан, турецкий султан и могущественные ногайские князья – соседи Астрахани. Не полагаясь на поддержку Ивана IV, Дервиш-Али очень скоро перешел в стан недругов Москвы.

Чтобы разобраться в запутанных астраханских делах, туда в 1556 г. был направлен сравнительно небольшой отряд стрельцов и казаков, возглавляемый Иваном Черемисиновым. На его долю выпала такая невероятная удача, какой более не случалось за все время многочисленных войн в период правления Ивана Грозного. Как только под стенами Астрахани появился передовой казачий отряд, Дервиш-Али со всеми воинами и подданными бежал, приняв его за авангард сильной царской армии. Черемисинов со своими людьми вошел в пустой город. Вскоре астраханцы, поняв свою ошибку, попытались организовать сопротивление, но было уже поздно. Русские укрепились в столице ханства, и выбить их оттуда было уже невозможно. Малыми трудами и почти без потерь досталась им Астрахань. Возможно, удержать ее было бы непросто, но командиры московских стрельцов сумели договориться о добрым союзе с местными нагайскими князьями. Те сами напали на бывшего своего союзника, хана Дервиша-Али, отобрали у него пушки и отправили их к Черемисинову. Дервиш-Али бежал, на астраханской земле воцарился мир.
Приобретение Москвой Казани и Астрахани сделало Крым ее непримиримым врагом. Крымские ханы претендовали на старшинство среди всех государей – наследников Золотой Орды, ведь за их спиной стоял турецкий султан. Москва ограничила крымскую «сферу влияния», после чего старинная вражда между соперниками вспыхнула с новой силой. Иван IV попытался первым начать наступление в южном направлении, но войско его воеводы Ивана Шереметева было разбито крымцами в жестокой двухдневной битве. Через несколько лет в Крыму случилась страшная засуха, пали боевые кони, и вся грозная сила быстрой татарской кавалерии обратилась в прах. Русские ратники бились у Перекопа и даже высаживались на побережье Крыма, нанося неприятелю удары на его же территории. Приближенные московского государя уговаривали послать против крымцев большую армию, чтобы, воспользовавшись благоприятным случаем, навсегда покончить со злейшим врагом. Но государь уже был занят делами Ливонской войны, и для нее пришлось стягивать силы из южных русских областей. Хотя на южных рубежах, проходивших в то время по реке Оке, и была оставлена многочисленная охрана, о наступательных действиях на юге речь уже не шла.

Между тем война в Ливонии постепенно истощала военный потенциал страны. Понемногу Иван IV отзывал полки, оборонявшие степную границу, бросал их, как в топку гигантской печи, на западный театр военных действий, и там они сгорали без остатка. Тогда-то и возобновились набеги с юга. В 1569 г. турки попытались отбить Астрахань, но этот поход не принес им удачи. В 1571 г. крымский хан прорвался к самой Москве, сжег столичный посад и учинил невиданный разгром. Царь московский уже готов был пожертвовать Астраханью в обмен на союз с Крымом. Но хан Девлет-Гирей желал большего – захвата Казани и Москвы, восстановления былой зависимости Руси от татар. Поэтому на следующий год татарские полчища, снабженные турецкой артиллерией, попытались осуществить этот замысел, но были отброшены московскими воеводами в кровопролитном сражении у деревни Молодь.

Рассказывая о внешней политике того или иного государства, историки нередко выделяют несколько внешнеполитических направлений. Во внешней политике Московского государства 16 в. направлений выделить невозможно. Их не было. Были фронты. Единый огромный юго-восточный фронт шел по степной границе. К концу царствования Ивана IV на нем ценой величайших жертв был достигнут и закреплен стратегический успех: присоединенными оказались обширные владения Казанского и Астраханского ханств; хотя и с большим трудом, напор крымских орд был остановлен.

Ливонская война

При Иване Грозном Московское государство на всех рубежах имело сильных соседей. Ис­ключение составляла одна-единственная грани­ца — ливонская (Ливония — территория современной Прибалтики). Бывший некогда грозной силой, ливонский орден доставлял немало беспокойства ещё деду Ивана Грозного, Ивану III. Но то был уже последний рык дряхлеющего льва. Орден слабел, и обширные его владения всё более приковывали к себе жадные взоры соседних государей: кому них достанется богатое ливонское наследство, когда орденское государство окончательно рухнет?

Первым вступил в борьбу за Ливонию Иван IV. А уже вслед за ним в опасный делёж прибалтий­ского «пирога» ввязались Корона Польская, Швеция и Дания. Грозный царь, опередив всех, захватил стратегическую инициативу. У него были все основания для спешки. Однако «Ливонскую вдйну начала отнюдь не Россия: она была развязана в результате междуусобных столкновений самих ливонских немцев за несколько лет до вторжения московских ратей. Их внутренние распри лишь подготовили почву для удара извне, и Иван IV решил не упускать удобного случая. Ливонский орден давно был бельмом на глазу у московского государя: ливонцы не пропускали в Москву нанятых царём в Европе военных специалистов и искусных ремесленников, чинили Препятствия русским «гостям» - купцам, занимавшимся внешней торговлей. Многие из «гостей» были приказчиками московского правительства в торговых делах, и убытки, понесённые ими в Ливонии, оборачивались убытками для государевой казны.

Иван IV предъявил магистру Ливонского ордена и ливонским городским епископам весьма жёсткие требования, грозя войной в случае их невыполне­ния. Главные из них касались выплаты солидной дани, а также серьёзных уступок в торговых делах. И. всё-таки дань не была чрезмерной. По сви­детельству современника, любой из крупных ливонских городов мог предоставить всю требуе­мую сумму, но никто из них не пожелал взять на себя это бремя.

В конце 1557 г. в Москву прибыло ливонское посольство. До наших дней дошёл дневник посольства, который вёл ливонец Хёрнер. Более всего эти записи напоминают отчёт о торгах на .аукционе. Послы доказывали, что никто в Ливо­нии знать не знает ни о какой дани, раньше и разговора о ней не было; что если и была договорённость, то не о дани, а о незначительной пошлине за пользование русскими пасеками. Напротив, русская сторона в лице царского любимца, члена «Избранной рады» Алексея Адашева, и думного дьяка Ивана Висковатого твердила, что размер дани и её законность совершенно ; очевидны. В конце концов ливонцы стали попросту торговаться, не соглашаясь заплатить всю дань, но понемногу делали всё больше уступок. Тогда Адашев и Висковатый пустили в ход самый сильный аргумент, поставив вопрос ребром: «Го­сударя царя и повелителя всех русских рать и сила готова вступить в вашу землю, а потому сознай­тесь, дабы не пролилась невинная христианская кровь: с вами деньги или нет?»

Денег не оказалось.

Послам приказано было отправляться восвояси. Перед отъездом их пригласили на царский обед и посадили перед пустыми блюдами. Оскорблённые и униженные, послы молчали. Иван IV недобро усмехался…

В январе 1558 г. русские отряды стремительно ворвались в Ливонию. В течение двух лет московские воеводы шли от победы к победе.

Орденские немцы пытались выставлять против русских наёмное войско, мужественно и со званием дела обороняли свои крепости, но — сила солому ломит. Всё больше ливонских городов сдавалось на милость государевых воевод: Нарва, Дерпт (Юрьев), Мариенбург, Феллин (Вильян)... Особо важное значение имело взятие Нарвы. Город Нарва и русская крепость Ивангород стояли друг против друга на противоположных берегах реки. Однажды, во время перемирия, нарвские жители принялись обстреливать Ивангород. Ивангородские пушкари ответили залпами изо всех орудий. В результате неприятель выслал своих депутатов, объявляя, что покоряется московскому царю. Но позднее, получив помощь от ливонского магистра, Нарва отказалась от своего слова. 11 мая 1558 г. в городе вспыхнул пожар, и охрана покинула укрепления. Тогда русские ратники форсировали реку, разломали железные ворота крепости и заняли её. Захватив стоявшие там орудия, они развернули их в сторону города и открыли огонь. Жители Нарвы вынуждены были сдаться. Гарнизону и горожанам с их семьями было дано право свободно покинуть крепость, а воины даже получили разрешение сохранить часть своего оружия.

Нарва была крупным балтийским портом, и в Россию хлынул поток стратегических товаров: пopox, свинец, огнестрельное оружие, серебро для монетной чеканки; прибывали военные специалис­ты и наёмники-солдаты. «Нарвское плавание» причиняло такое беспокойство недругам Ивана IV, что они даже нанимали каперов (пиратов) для нападения на караваны судов, шедших в Нарву из Англии, Голландии, Дании и других стран. В ответ на это московский государь также нанял каперов, успешно защищавших русские интересы на Балти­ке почти за полтора века до появления в России собственного флота.

В первые годы Ливонской войны дела Москов­ского государства на западном Фронтешли великолепно. Ливонский орден разваливался на глазах, его магистр Фюрстенберг в конце концов оказался в русском плену.

Но в 1560—1561 гг. в Дании, Швеции и Польше почти одновременно решили, что оставлять всю Ливонию в руках русских было бы слишком убыточно. Датчане и шведы закрепились на сравнительно небольших участках ливонской тер­ритории, а новый ливонский магистр Готгард Кеттлер обратился за помощью к королю поль­скому и великому князю литовскому Сигизмунду Августу. В ноябре 1561 г. в Вильно был заключён договор между Ливонским орденом и Польско-Литовским государством. Согласно его условиям, Ливонский орден прекращал своё существование, a все его земли переходили в совместное владение Польши и Литвы.

Этот пункт договора привёл Прибалтику к двум десятилетиям войн и бедствий, поскольку в действительности все орденские земли состояли из двух частей: те, которые уже были завоёваны Московским государством, и те, где московских войск ещё не было. Следовательно, Россия и Польша с Литвой должны были либо разделить Ливонию между собой, либо начать борьбу за захват всей её территории в одни руки.

Делиться никто не пожелал.

Начавшиеся вскоре московско-литовские боевые действия шли с переменным успехом. Наконец Иван IV собрался с силами для нанесения решающего удара по неприятелю и захвата инициативы в свои руки. Целью похода стал город Полоцк на территории Великого княжества Литов­ского. Этот выбор не был случайным: Полоцк, представлял собой богатый торговый центр, захват которого сулил огромную добычу; кроме того, в время он был стратегически важным пунктом на ливонском театре военных действий. Помимо всего прочего в Полоцке обосновались литовские протестанты, а русские православные, равно как польско-литовские католики, считали протестантизм новой опасной ересью. В борьбе с ним старые противники едва ли не были готовы стать союзниками. В Полоцке, у самого московского рубежа, протестантизм представлялся русскому духовенству вдвойне опасным: ведь влияние протестантов могло перешагнуть и эту границу. Некоторые русские вольнодумцы уже связали с протестантизмом свою судьбу. Как раз среди полочан развернул свою деятельность бывший русский еретик Фома, ставший протестантским проповедникоя. Таким образом, в глазах митрополита Московского Макария и самого царя Полоцк был наиболее подхо­дящим объектом для новой военной кампании.

В начале января 1563 г. русские полки из полутора десятков городов сошлись в Великие Луки для похода на Полоцк. Сформированная армия насчитывала по самым скромным подсчётам не менее 130 тыс. человек и около 200 орудий разных типов и калибров. Возглавил войска сам Иван IV, и до конца своих дней царь гордился этим походом.

В начале февраля московские рати обложили Полоцк со всех сторон. Современники считали по­лоцкий замок первоклассной крепостью, но мощь царской осадной артиллерии была такова, что ядра прошивали крепостную стену снаружи и, пере­летев двор замка, били в неё с противоположной стороны изнутри. Пятая часть стены была уничт­ожена под действием московских пушек.

15 февраля город сдался. Захваченные богатства и артиллерийский арсенал были отправлены в Москву, а население депортировано во внутренние районы России. Полоцкие евреи вынуждены были принять крещение, а двое или трое упрямцев, не пожелавших креститься, отправились на дно реки Двины. Их судьбу разделил и протестантский проповедник Фома, к которому Иван IV испытывал особую неприязнь.

Взятие Полоцка стало величайшим триумфом московского оружия не только в Ливонской, но и во всех предыдущих московско-литовских войнах. Казалось, Ивану IV теперь открыта дорога на Вильно - столицу Великого княжества Литовского - и для окончательной победы требуется лишь какое-то небольшое усилие... Но недолгими были радости «полоцкого взятия». Без малого через год на реке Уле, невдалеке от того же Полоцка, армия князя Петра Шуйского потерпела в открытом полевом сражении сокрушительное поражение от литовских войск. Через несколько месяцев ещё одна московская рать была разбита под Оршей. 1564 год ознаменовал собой тот рубеж, когда московский натиск на Великое княжество Литовское был приостановлен почти на столетие.

В лагере врагов Ивана IV оказалась Швеция. В 1569 г. Польша и Литва в результате заключения так называемой Люблинской унии образовали прочное государственное объединение - Речь Посполитую, основная часть военного потенциала которой была мобилизована для борьбы за Ливонию. Московское государство испытывало большие внешнеполитические трудности, а на ливонском театре военных действий перешло от наступления к обороне. Дела Ивана IV были бы совсем плохи, если бы не кончина в 1572 г. польского короля Сигизмунда Августа, открывшая долгий период «бескоролевья» в Речи Посполитой, поскольку старый король не оставил наследников и с его смертью пресеклась старинная династия Ягеллонов. Бескоролевье означало полное без­властие и неспособность активно вести боевые действия. На короткий период польским королём стал Генрих Валуа - будущий король Франции Генрих III, вскоре, однако, оставивший Польшу для борьбы за корону у себя на родине. И тогда одним из главных претендентов на польский трон выступил сам Иван IV. Его избрание под­держивали сильные политические группировки как в Великом княжестве Литовском, так и в самой Польше.

Шанс закончить тяжёлую войну наилучшим для России образом был упущен Иваном IV: в своей безмерной гордыне московский государь требовал от поляков и литовцев слишком многого и с трудом шёл на уступки. В 1575 г. он был готов в случае своего избрания взять под защиту католическое духовенство со всеми его имениями и доходами и даже давал понять, что, возможно, и сам перейдёт в католичество. Более того, царь сообщал полякам: «...Все вольности, права, честь и благородство, чины и обычаи, то всё, что перед тем имели и что себе теперь без короля постановили... я соблюдать и сохранять обещаю...» - и это при властном характере царя, ни в чём и никогда не желавшего поступаться своими политическими интересами! Но в одном Иван IV был твёрже алмаза: он требовал уступить Московскому государству Ливонию и Киев, которые не мог до сих пор взять силой. Естественно, никто в Речи Посполитой добро­вольно делать подобных уступок не собирался. И польский трон в итоге занял Стефан Баторий, семиградский воевода, пользовавшийся поддержкой турецкого султана.

В Ливонии Иван IV нашёл для себя неплохого союзника против шведов и поляков в лице датского принца Магнуса. Царь отдал ему некоторые ливонские города, создав тем самым зависимое от Москвы государство — королевство Ливонское, во главе которого и встал Магнус. Вновь оживились боевые действия, русские вместе с Магнусом перешли в наступление, один за другим занимая города и замки. Наступление продолжалось не­сколько лет, вплоть до 1577 г. Взяты были Пернов (Пярну), Венден (Кёсь), была покорена значитель­ная часть Ливонии. Но своей жестокостью русские войска восстанавливали против себя население присоединённых областей. Что касается Магнуса, то царь довольно скоро поссорился с ним, оскорбив его по своему обыкновению, и это вызвало переход «ливонского короля» в неприятельский стан. Как только царская армия покинула Ливонию, захва­ченные города и земли немедленно начали отпа­дать от Московского государства.

Последний этап Ливонской войны был для Московского государства крайне неудачным. Стефан Баторий объявил войну Ивану IV и вторгся на российскую территорию с многочис­ленной, дисциплинированной и превосходно вооружённой армией. Русские крепости оказывали ему отчаянное сопротивление, но сам государь московский не решался бросать свои последние резервы на помощь осаждённым городам: со времён Казани и первых ливонских походов силы России исто­щились, а опричнина выбила лучших воевод. В 1579 г. пал Полоцк, взятый московскими войсками 16 лет назад. В 1580 г. Стефан Баторий захватил -крепость Великие Луки. Взбешённые сопротивлением русских, его солдаты устроили в крепости страшную резню. Убивали всех и вся и даже погибшим не давали покоя, вспарывая животы.

В 1581 г. был осаждён Псков. Поляки несли под его стенами колоссальные потери, обе стороны буквально изощрялись в выдумках, стремясь нанести урон неприятелю. Но русские, столь неудачливые в полевых сражениях, при защите своих городов в большинстве случаев оказывались хитроумнее поляков и безнаказанно уничтожали лучших воинов Батория. Псковичи отбили 31 приступ противника и сами совершили 46 вылазок. Тем временем царь безуспешно пытался собрать армию, способную дать отпор Стефану Баторию. Псков по сути дела спас Россию: осаждающие не могли вечно стоять под его стенами, и польский король, видя истощение сил и боевого духа своих воинов, решился на переговоры.

В 1582 г. в Запольском Яме было заключено перемирие между Московским государством и Речью Посполитой сроком на десять лет. Россия

теряла Полоцк, Велиж и всю завоёванную ею территорию Ливонии. В 1583 г. Швеция и Московское государство заключили так называемое Плюсское перемирие, завершившее Ливонскую войну. Иван IV отдал шведам Нарву, Ивангород и ещё несколько русских городов. Главной причиной столь неблагоприятных для русской стороны условий Плюсского перемирия историк С.М. Соловьёв считал «потерю в Иоанне надежды получить какой-либо успех в войне с европейскими народами до тех пор, пока русские не сравняются с ними в искусстве ратном».

Итак, Ливонская война, с которой было связано столько надежд, усилий и потерь Московского государства, окончилась для него полным поражением, если не крахом.

Поход Ермака Тимофеевича и его гибель

Покровитель Сибирского царства именовался, вероятно, Ермолаем, в историю же вошел он под именем Ермак.

В 1581 г., летом в походе на Могилев среди многих полков принимала участие и казацкая дружина атамана Ермака. После заключения перемирия (начало 1582 г.) по велению Ивана IY его отряд передислоцировался на восток, в государевы крепости Чердынь, расположенную близ реки Колвы, притока Вишеры, и Соль-Камскую, на реке Каме. Туда же прорвались казаки атамана Ивана Юрьевича Кольцо. В августе 1581 г. близ реки Самары они почти полностью уничтожили эскорт ногайской миссии, направлявшейся в Москву в сопровождении царского посла, а затем погромили Сарайчик, столицу Ногайской орды. За это Иван Кольцо и его соратники были объявлены “ворами”, т.е. государственными преступниками, и приговорены к смертной казни.

Вероятно, летом 1582 г. М. Строганов заключил окончательное соглашение с атаманом о походе против “сибирского салтана”. К 540 казакам он присоединил своих людей с “вожами” (проводниками), знавшими “тот сибирский путь”. Казаки построили большие суда, поднимавшие по 20 чел. с припасами.Флотилия состояла более 30 судов. Речной поход отряда около 600 чел. Ермак начал 1 сентября 1582 г. Проводники быстро провели струги вверх по Чусовой, затем по ее притоку Серебрянке (у 57 50 с.ш.), судоходные верфи которой начинались от сплавной р. Баранчи (система Тобола). Казаки спешили. Перетащив через короткий и ровный (10 верст) волок все запасы и малые суда, Ермак спустился по Баранче, Тагибу и Туре примерно 58 с.ш. Здесь, близ Туринска они впервые столкнулись с передовым отрядок Кучума и рассеяли его.

К декабрю 1582 г. Ермаку подчинилась обширная область по Тоболу и нижнему Иртышу. Но казаков было мало. Ермак, минуя Строгановых, решил снестись с Москвой. Несомненно, Ермак и его советчики-казаки правильно рассчитывали, что победителей не судят и что царь пришлет им помощь, и прощение за прежнее “воровство”.

Ермак и его атаманы и казаки чеплом били великому государю Ивану Васильевичу завоеванным ими сибирским царством и просили прощение за прежние преступления. 22 декабря 1582 г. И. Черкас с отрядом двинулся вверх по Тавде, Лозьве и одному из ее притоков р. “Камню”. По долине Вишеры казаки спустились до Чердыни, а оттуда вниз по Каме - в Пермь и явились в Москву еще до весны 1583 г.

Дата гибели Ермака была спорной: по одной, традиционной версии - он погиб в 1584 г, по другой - в 1585 г.

Весной 1584 г. Москва намеревалась послать в помощь Ермаку три сотни ратных людей, смерть Ивана Грозного (18 марта 1584 г.) нарушила все планы. В ноябре 1584 г. в Сибири разгорелось массовое восстание татар. К Ермаку подсылались люди с ложными донесениями, чтобы где-то напасть на Ермака. Так случилось 5 августа 1585 г. отряд Ермака остановился на ночлег. Была темная ночь, лил проливной дождь, тогда Кучум в полночь напал на стан Ермака. Проснувшись Ермак прыгнул через толпу врагов к берегу. Он прыгнул в стоящий у берега струг, за ним устремился один из воинов Кучума. В схватке атаман одолевал татарина, но получил удар в горло и погиб.

Заключение

Таким образом, в течение XVI в. к территории Московского государства был присоединен Псков (1510), в 1521 прекратило свое существование последнее удельное княжество – Рязанское. В 1552 г. Иван Грозный покорил Казанское ханство. В 1556 году войска Ивана Грозного завоевали Астраханское ханство. Таким образом, все Поволжье вошло в состав Русского государства. Волжский торговый путь, по которому можно было доплыть до Каспийского моря, а оттуда в Персию, Турцию и двинуться дальше на Восток, принадлежал России. В 1581 году отряд казаков под предводительством Ермака покорил Сибирское ханство. Часть населения Сибири подчинилась России добровольно. Теперь Русское государство заняло всю Восточную Европу и продвинуло свою границу далеко за Урал.

Освобождение от иноземного ига наряду с созданием государства способствовало подъему национального самосознания. Русское население государства осознавало свое этническое единство. В стране все больше утверждалось понятие "Россия" и производное от него "российский", которые употреблялись для определения всей страны и ее населения. Слово "русский" стало применяться для обозначения принадлежности к русской народности, а слово "российский" употреблялось для обозначения к принадлежности к Российскому государству. Окончательно это утвердилось в начале XVII века.

XVI в. поставил перед Московским государством новые задачи: нужно было бороться за западные и юго-западные земли, вошедшие в состав Великого Княжества Литовского; получить широкий и надежный доступ к Балтийскому морю, преодолев сопротивление Польши, Литвы и Ливонского Ордена; укрепить южные и восточные рубежи государства.

Расширение территорий способствовало подъему экономики страны, повышению мирового статуса Московии, которая становится самым большим государством Европы и одним из самых больших государств мира.

Литература

1. 
   В.О. Ключевский «Сказания иностранцев о Московском государстве», М., Прометей, 1991
   
2. 
   Б.А. Рыбаков «Русские карты Московии», М., Наука, 1974
   
3. 
   Н.М. Карамзин, «Предания веков», М., Правда, 1980
   
4. 
   А.Г. Бахтин «Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России», «Вопросы Истории», №5, 2001 г.
   
5. 
   В.Д. Королюк «Ливонская война. Из истории внешней политики Русского централизованного государства во второй половине XVI в.», М., 1959
   
6. 
   Б.Г. Верховень «Россия в царствование Ивана Грозного», 1939
   
7. 
   Н.И. Костомаров, «История России в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», М., Феникс, 1997г.