Критерии допустимости психологического воздействия при производстве следственных действий и надзор прокурора

Одной из болевых в российском уголовном процессе была и остается проблема пределов допустимого психологического воздействия при производстве допросов и других следственных действий.

Следует отметить, что хотя нормы международного права, Конституция РФ и действующий уголовно-процессуальный закон ограничивают пределы такого рода воздействия, далеко не все вопросы, связанные с правовой регламентацией подобных ограничений, нашли свое однозначное разрешение. Так, вопрос о допустимости мер воздействия при расследований преступлений был и остается одним из наиболее сложных, острых и дискуссионных как в сфере международного права, так и в отечественной юриспруденции.

На состоявшейся в декабре 1975 года XXX сессии ООН была принята резолюция 3452 “О правилах по защите всех лиц, подвергшихся любой форме задержания и тюремного заключения”. В ст.24 резолюции провозглашается: "Ни один арестованный или содержащийся под стражей не должен подвергаться физическому или психическому принуждению, пыткам, насилию, угрозам или влияниям какого бы-то не было рода, обману, хитростям, обманчивым внушениям, продолжительным допросам, гипнозу, воздействию наркотиков или любых других средств, способных нарушить или ослабить свободу его действий или решений, его память или его способность суждения, любое заявление его, вызванное применением какого-либо из упомянутых выше запрещенных методов, а также полученное таким образом доказательство не должно допускаться в качестве доказательств против него на любой стадии производства по делу".

В утвержденном Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1988г. Своде принципов защиты всех лиц, подвергшихся задержанию или заключению в какой бы то ни было форме также содержится запрет на применение в отношении задержанного в ходе его допроса насилия, угроз, или таких методов дознания, которые нарушают его способность принимать решения или выносить суждения.

Статья 5 Всеобщей декларации прав человека (от 10 декабря 1948г.) провозглашает, что никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию.

Аналогичные нормы содержат ст.7 "Международного пакта о гражданских и политических правах" (от 16 декабря 1966г.) и ст.3 "Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод" (от 4 ноября 1950 г.).

10 декабря 1984 года Генеральной Ассамблеей ООН была принята и открыта для подписания, ратификации и присоединения “Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания”. Эта Конвенция, одной из участниц которой является и Российская Федерация, определяет понятие пытки как любого действия, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или третьего лица сведения или признания, наказать его за действия, которые совершило оно или третье лицо, или в совершении которых оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль и страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций или вызываются ими случайно.

Европейская конвенция по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания от 28 ноября 1987г., подтверждающая основные положения одноименной Конвенции ООН ратифицирована Федеральным законом N 44-ФЗ 28 марта 1998 года.

Несмотря на огромное значение указанных международных актов в решении проблемы предупреждения пыток и других видов физического и психического насилия, многие сформулированные в них положения предполагают расширительное толкование, что создает трудности в оценке и квалификации тех или иных действий. В этой связи Комитет по правам человека ООН в замечании общего порядка № 2О к ст. 7 “Международного пакта о гражданских и политических правах" (44 сессия. 1992 год) подчеркнул, что не считает необходимым разрабатывать перечень запрещенных действий или устанавливать четкие разграничения между различными формами наказания и обращения.

Норма, текстуально почти совпадающая со ст.7 "Пакта о правах человека", содержится в ст.21 Конституции Российской Федерации, предусматривающей, что никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Статья 20 действующего УПК говорит о запрещении применения к обвиняемому, другим участвующим в деле лицам угроз и других незаконных мер воздействия с целью получения показаний.

Очевидно, что вопрос о критериях допустимости использования тех или иных способов психологического воздействия остается одним из наиболее важных в теории уголовного процесса и криминалистики.

Еще в 1964г. А.Р.Ратиновым были сформулированы условия допустимости и правомерности использования психологического воздействия на допрашиваемого. Несколько позже, в 1967 году, эти условия были конкретизированы и развиты им в монографии "Судебная психология для следователей". По мысли А.Р.Ратинова, такими условиями являются: законность, познавательная эффективность (направленность приема на установление истины), избирательность воздействия (прием должен давать эффект лишь в отношении виновных лиц и быть нейтральным по отношению к другим допрашиваемым), соответствие профессиональной этике и нормам морали.

Предложенные А.Р.Ратиновым критерии правомерности и допустимости психологических приемов актуальны по сей день, вместе стем, учитывая всю сложность рассматриваемой проблемы, надо отметить, что они носят во многом обобщенный характер, а необходимость их конкретизации и уточнения ни в коей мере не утратила своего значения.

Мы считаем, что, поскольку действующее законодательство не раскрывает понятия насилия и угроз, отграничение их от правомерных тактических приемов только на основании критериев, предложенных А.Р.Ратиновым представляет собой довольно трудную задачу. Ведь существующая редакция ст.20 УПК, как и соответствующая норма проекта УПК, содержат лишь общий запрет на получение показаний с помощью насилия, угроз и иных незаконных мер, не раскрывая сути таковых. Поэтому мы предлагаем дополнительно выделять в качестве важного условия правомерности тактических приемов общепризнанный международным правом принцип обеспечения следователем свободы выбора поведения допрашиваемого, что необходимо для беспрепятственного осуществления участниками процесса своих прав и законных интересов, включая возможность самому избрать ту или иную позицию на допросе. Предлагается указанный критерий допустимости психологического воздействия зафиксировать в УПК.

Попробуем проиллюстрировать сказанное на конкретных примерах:

В первом примере следователь, в производстве которого находилось дело о хищении, сообщил подозреваемому, что в его распоряжении находится специальный прибор для отыскания металлических предметов, включая изделия из золота. Поднеся несколько металлических предметов к поисковому элементу, он дал возможность подозреваемому непосредственно воспринять сигналы прибора и убедиться в его высокой чувствительности. После непродолжительного колебания подозреваемый показал следователю тщательно замаскированный тайник, обнаружение которого без соответствующего психологического воздействия на подозреваемого было бы затруднительно и даже проблематично. Во втором примере следователь в присутствии женщины, подозреваемой в убийстве своего мужа, заявил оперативным работникам, что поиски трупа должны быть приостановлены до следующего дня. Подозреваемая сама выдала себя, пытаясь ночью перепрятать труп.

Из приведенных примеров видно, что как в первом, так и во втором случаях, свобода выбора поведения подозреваемых не ограничивалась. При соответствующем критическом анализе, препятствий которому не было, действий и поведения следователя, ситуации в целом подозреваемые могли бы избрать и другую линию поведения. Описанные тактические приемы целиком основаны на правилах рефлексивных игр и связаны с использованием следователем мыслительных процессов и действий соперника. Однако, во всех случаях важно, чтобы при оказании психологического воздействия у допрашиваемого сохранялась свобода выбора поведения, а действия следователя соответствовали не только действующему законодательству, но и нормам морали.

По уголовному делу об изнасиловании фигурировали два подозреваемых, отрицавшие, однако, свое участие в совершении преступления. С целью изобличения виновных следователь сфальсифицировал протокол допроса одного из соучастников, занеся в него показания, в которых тот, якобы, признавался в совершении преступления, и вшил в материалы дела. Во время допроса второго соучастника следователь вышел из кабинета, ”забыв” убрать со стола дело. Допрашиваемый же сразу воспользовался “оплошностью” следователя и прежде всего стал читать показания своего соучастника и, увидев уличающие его показания, по возвращении следователя сознался ему в совершении преступления. Следователь же впоследствии уничтожил сфальсифицированный протокол .

В данном примере налицо ограничение свободы выбора поведения обвиняемого в результате оказания на него неправомерного психологического воздействия. Кроме того следователь действовал вне установленного УПК правового поля, регламентирующего производство следствия (фальсификация материалов дела, неотражение в протоколе фактического хода проведения допроса, обман допрашиваемого).

По делу об исчезновении малолетней девочки у следователя были основания предполагать ее убийство и подозревать в совершении преступления отчима потерпевшей. В процессе допроса подозреваемый увидел в кабинете следователя детские ботинки (следователь специально подобрал точно такие, в каких была девочка в день исчезновения) и, решив, что найден труп убитой, и о его роли в совершении преступления все известно, сознался в содеянном.

В данном случае свободы действий и решений обвиняемого не была нарушена или ослаблена. При условии критической оценки происходящего допрашиваемый мог избрать и иную линию поведения. Кроме того, невиновный человек был бы абсолютно нейтрален к увиденному в кабинете следователя ,т.е. сработал критерий избирательности воздействия тактического приема.

Приведенные примеры иллюстрируют изложенный ранее тезис о необходимости изменения УПК, с тем, чтобы закон подробно определял круг недопустимых методов воздействия при производстве следственных действий, но до тех пор в надзорной практике следует руководствоваться наряду со ст. 21 Конституции и действующей редакцией ч.3 ст.20 УПК общепризнанными нормами международного права.

Вместе с тем, необходимо различать психологическое принуждение как противоправную форму воздействия на граждан, попавших в орбиту уголовного судопроизводства, и меры процессуального принуждения, строго регламентированные уголовно-процессуальным законом. Очевидно, что провод, задержание, арест и др. способны оказать сильное эмоциональное воздействие на психику человека, поэтому недопустимо их использовать в целях средства подавления воли с целью получения от подследственных “признательных показаний”.

Зачастую прокурорам приходится сталкиваться с проверкой жалоб и заявлений граждан о применении к ним недозволенных методов воздействия со стороны следователя.

В Методических рекомендациях Генеральной прокуратуры “Участие прокурора в исследовании доказательств в судебном разбирательстве” от 12 марта 1993 г. N 12/13-93 подчеркивается необходимость тщательной проверки доводов заявителя уже в ходе следствия, так как проверка заявлений подсудимого о применении к нему следователем недопустимых методов воздействия в ходе судебного разбирательства часто бывает невозможной, что влечет возвращение уголовных дел на дополнительное расследование. Генеральная прокуратура, в частности, отмечает, что для подлинной, а не формальной проверки заявления подсудимого необходимо, по крайней мере, следующее: подробный его допрос по поводу сообщаемых сведений; допросы и очные ставки с лицами, на незаконные действия которых он ссылается; выяснение обстоятельств, которые могут объективно подтвердить или, напротив, опровергнуть заявление подсудимого, прежде всего допросы лиц, которым от него могло быть известно о причинах признания, в частности - содержавшихся вместе с обвиняемым под стражей; истребование данных из медицинских учреждений, где проверялось его состояние или куда он мог обращаться; истребование сведений о том, поступали ли от обвиняемого аналогичные жалобы в ходе следствия, и т.п.

В указанном документе, в частности, признается порочной практика допроса в суде в качестве свидетелей следователя и оперативных работников милиции, на нарушение закона которыми ссылается подсудимый, причем показания их потом приводятся в обвинительной речи прокурора и в приговоре в подтверждение того, что признание на следствии было достоверным. Генеральная прокуратура, подчеркивает что допрос указанных лиц в качестве свидетелей не основан на законе и отрицательный их ответ на вопрос о том, допускали ли они незаконное давление на обвиняемого, не имеет доказательственного значения.