«Читательское здоровье нации»

школьники России занимают 28-е место по "качеству чтения" среди 32 обследованных стран и т.п. Построение конкурентоспособной страны на таком фоне начинает казаться целью столь же призрачной, как и построение коммунизма. Конкурентоспособность уже давно обеспечивают не стратегические запасы нефти, а удачно мобилизованные стратегические ресурсы ума и культуры. Если 40 процентов издаваемых в большинстве своем частными издательствами книг не доходят до читателя, это разве рынок? Негативные тенденции нашего книжного рынка не исчерпываются сокращением чтения. Те, кто читает, уже давно читают по-другому. Исследователи подчеркивают, что чтение перестает быть человеко- и культурообразующим ресурсом, книги читают либо строго функционально ("по работе нужно", "сессию надо сдавать"), либо рутинно, примерно так же, как смотрят случайно попавший во внимание блокбастер. Преобладать в чтении начинает откровенное чтиво. Женский детектив и женская проза сегодня лидеры жанра. Первый звонок прозвенел во второй половине 90-х: когда народившийся российский "средний класс" в лице упаханных на службе менеджеров стал честно признаваться в преобладании легкого чтения с целью отдохнуть, переключиться, прочистить мозги. Быстро выяснилось, что Маринина по прочистке мозгов выигрывает у Достоевского.

За прошедшее время эволюция шла в двух направлениях. Чтивная часть ветвилась и дифференцировалась, произведя на свет божий своего рода рафинированное чтиво в лице Коэльо, Мураками, Акунина. Но при этом хорошо одетые женщины иногда стали стесняться читать в метро побившие все рекорды популярности "женские романы" необернутыми. Такое ханжество даже радует: читатель догадывается, что подобные книги в руках подрывают его вид.

Есть, правда, третье направление - детское. Появились редкие экземпляры выученных лучшими гуманитариями современности детей высших слоев среднего класса. Возможно, когда-нибудь они скажут свое просвещенное слово, но когда и какое? Будет ли оно услышано зачитавшейся чтивом массой и повлияет ли на состояние умов в России?

Чтение создает реальность возможностей. Поступить в университет, получить образование, но в первую очередь добиться внутреннего личностного развития и роста. С этой точки зрения книга - один из способов уравнивания материальных и социальных разниц, которые у нас пока стремительно разрастаются.

Недаром почти во всех странах мира существуют национальные программы поддержки чтения, у нас - нет. Если давно записанная в культурные образцы Англия ведет телевизионный "пиар" чтения, чтобы поправить его качество, почему нас это не заботит?

Почему интеллигенция покинула культурную авансцену и отказалась от традиционных для себя идеалов просвещения? Ведь именно она еще два десятилетия назад размечала литературный процесс и выступала своеобразным навигатором чтения. Можно ли вернуть ей эту миссию? Хочет ли она этого?

Россия - литературоцентричная страна. Это сказывалось не только в ожиданиях публикой нового романа Тургенева, Толстого или Достоевского полтора века назад, но и в появлении в реальной жизни, в том числе и социальной, персонажей, похожих на их героев. И это быстро не исчезает. Мы продолжаем соотносить реальные события своей жизни и реальных ее персонажей то с Онегиным, то с Коробочкой. Нам кто-нибудь в жизни обязательно встречался, похожий на них. Если через двадцать лет в стране вырастет поколение без всякой литературной кодировки, каким оно будет? Узнаем ли мы сами себя и в зеркале культуры и жизни?

Ниже представлен своеобразный мониторинг современного чтения, дискуссию по поводу него и приглашаем к участию в нем всех желающих.

В настоящее время не покупают книг 52 процента россиян. Не читают их 37 процентов. Журналы не покупают 59 процентов (не читают 39).


Катастрофа чтения в России

Библиотеки

Библиотеками не пользуются 79 процентов россиян. Библиотека перестала быть главным институтом организации чтения и представлять "национальную" культуру в связи с обеднением, плохой комплектацией фондов.

Книгоиздание. Свыше 68 процентов названий книг и брошюр, вышедших в России в 2004 году, были опубликованы частными издательствами. Тираж негосударственной книжной продукции превышает 91 процент. Многие работают по формуле "максимум прибыли в минимум времени", предпочитая издавать "спрашиваемые" книги, не требующие особых затрат.

Книгораспространение. Более 40 процентов издаваемых в стране книг не доходит до читателей.Жителям сел и городов с населением меньше 100 тысяч человек книжно-журнальная продукция стала недоступна. В РСФСР работало свыше 4 с половиной тысяч книжных магазинов, теперь - почти вдвое меньше - 500 сетевых, 2 тысячи независимых и 10-20 тысяч книжных лотков с ограниченным и стереотипным набором.

В сегодняшней России один книжный магазин приходится в среднем на 60 тысяч потенциальных покупателей. В Европе - на 10-15 тысяч.

Кто, как и когда читает. В районных (городских) библиотеках берут книги 18 процентов россиян, покупают в книжных магазинах - 35, берут почитать у знакомых и друзей - 63 процента.

Книги и журналы сегодня активнее читают россияне моложе 40 лет, чаще - молодые женщины.

Книги дома. не имеют дома книг 34 процента опрошенных, библиотеки до 100 книг имели 36 процентов, от 100 до 300 книг - 20 процентов, от 300 до 500 - 6, от 500 до 1000 - 3, свыше 1000 - 1.

Интернет. В Интернете читают книги 12 процентов опрошенных. Основная часть - справочные материалы, чуть меньшее число - литературу по специальности и лишь 1 процент - художественную литературу.

Лидеры. Лидерами жанра являются сегодня "женский детектив" и "женская проза". Мужчины предпочитают российский боевик.

Массовым интересом среди нехудожественной литературы пользуются книги о здоровье и лечении (22 процента), книги по кулинарии (18) и книги по специальности (18).

Покупка книг. Около трети тех, кто вообще покупает книги, купили за последний год 1-2 книги, чуть более трети - 3-5, а одна пятая - 6-10. Более 11 книг (примерно 1 книгу в месяц) покупают не более 15 процентов активных читателей. 33 процента активных покупателей готовы выделить на покупку книг 100 рублей в месяц, около 25 процентов - от 100 до 200 рублей, 24 процента - от 200 до 500. Каждый десятый готов потратить больше 500 рублей. В итоге, 84 процента готовы купить раз в месяц не менее одной книги средней стоимости. Но эти показатели превышают цифры реальных трат.

Модное. Из тех, кто ответил, что читает книги, художественную литературу вообще не читают 17 процентов. Для мужчин этот показатель выше: 21 процент, но хуже всего художественная литература идет у молодых читателей до 24 лет: 26 процентов.

Несмотря на это, самыми активными читателями на данный момент являются образованные и молодые люди, проживающие в Москве и Санкт-Петербурге. По оценкам исследователей, это связано с активной фазой социализации - учебой, началом работы, выстраиванием отношений с культурной средой. Интересно, что среди жанров, популярных у молодежи, упорно лидируют фэнтэзи, мистические и "готические" романы.

Ниже всего показатели активности чтения в селах и малых городах, среди пожилых людей, в особенности мужчин, с образованием ниже среднего.

Москва и Санкт-Петербург по-прежнему остаются "культурными столицами": здесь самые высокие показатели покупки. В массе читатели отдают свои предпочтения зарубежной классике, современной зарубежной прозе и отечественной современной литературе.
«Читательское здоровье нации»
Люди, не умеющие читать, не способны к интеллектуальной деятельности, а чтению у нас не учат ни в школе, ни в вузах. Чтение – по крайней мере в нашей части современного мира – одно из самых традиционных и массовых занятий, но, как ни странно, знаем мы о нем, наверное, меньше, чем о молодом телевидении или совсем юном интернете. И внимания ему уделяется много меньше. Если еще вопрос о том, что читать, в особенности школьникам, периодически всплывает в общественном сознании, то вопрос о том, как мы читаем, интересует, да и то не слишком, только узких специалистов. Вместе с тем говорят (и мы это чувствуем), что с чтением в России, а кажется, что и в мире, далеко не все в порядке.

Субъективный взгляд на ситуацию

Похоже, что в обществе преобладает, хотя и не осознается, точка зрения, согласно которой чтение – занятие почти естественное (вроде как еда или питье), и в силу этого не предполагающее развития и совершенствования. Детей, конечно, надо учить читать – и школа с этим худо-бедно справляется, – ну а дальше чтение – личное, почти интимное дело каждого: так или иначе, все мы этот вопрос решаем (хотя и не ставим…). Читать вообще-то надо больше, и об этом следует заботиться…

С нашей точки зрения, все это не так, и наша исходная позиция противоположна сказанному по всем пунктам:

– чтение – занятие, хотя и ставшее для многих давно привычным, но совершенно искусственным, наряду с любой другой техникой вполне допускающее развитие и совершенствование. При этом больше или меньше надо читать – зависит от ситуации (Ортега-и-Гассет видел корень зла как раз в том, что люди слишком много читали), суть дела не в количестве, а в качестве: главное – КАК и только в связи с этим ЧТО читать;

– дело это отнюдь не только личное (хотя в некотором смысле действительно интимное), а имеющее колоссальное общественное значение: с тем, как мы читаем, связаны наши способности выполнять другие, самые разнообразные, общественно важные и необходимые дела. В том числе, кстати, и решать «горящие» проблемы в экономике и политике;

– УЧИТЬ ЧИТАТЬ (складывать буквы в слова) в школе необходимо, но недостаточно: нужно еще УЧИТЬ ЧТЕНИЮ, которое, между прочим, достаточно многообразно. Есть большое количество самых разных техник и приемов чтения. В силу этого чтение требует управления, а управлять собственным чтением много сложнее, чем переключать кнопки телевизионного пульта или даже управлять автомобилем. Из этого следует, что чтению нужно специально учить и учиться.

Возникает традиционный вопрос «Что делать?».

Чтение само по себе

Существует «Национальная программа поддержки и развития чтения», разработанная Роспечатью и Российским книжным союзом еще в 2003 году. Разработчики программы смотрят на дело трезво: «Россия, – пишут они, – подошла к критическому пределу пренебрежения чтением, и на данном этапе можно говорить о начале необратимых процессов разрушения ядра национальной культуры». Специфично для России то, что «возникли и усиливаются факторы, снижающие читательскую активность в массовом масштабе. Эти факторы обусловлены тем, что прежние институциональные структуры, обеспечивавшие массовую распространенность и престиж чтения в советское время, перестали отвечать изменившимся требованиям, а новые находятся в стадии становления».

В силу этого программа нацеливается преимущественно на «инфраструктуры поддержки и развития чтения»: библиотеки, систему образования, книжную индустрию и т.п. Все это – вещи необходимые, и мы не склонны преуменьшать их значение; именно ими и должно заниматься государство. Но, как бы странно это ни звучало для бывших советских граждан, в нашей жизни есть множество вещей, к которым нормальное государство не имеет и не должно иметь ни малейшего отношения.

Похоже, что разработчики программы понимают и это. Они пишут: «В настоящее время в РФ отсутствует четкое распределение задач по развитию инфраструктуры чтения между государством, общественными организациями и бизнесом». В частности, к делам личным и общественным относятся вопросы о том, как (и что) читать и как относиться к чтению.

На мой взгляд, в этом заключается особенность нашей позиции, – что от ответов именно на эти вопросы зависит все остальное, а состояние отдельно взятой инфраструктуры поддержки и развития чтения само по себе ничего не решает. Так и должно быть: государство в делах подобного рода, как народное чтение, по идее, призвано играть не более чем вспомогательную роль. Другое дело, что по факту в России пока без государства ничего не делается. И из этого тоже нужно искать выход.

А пока для начала несколько самых общих соображений о чтении. Пожалуй, их удобно изложить, отталкиваясь от богатого советского опыта: он сам по себе нагляден, да и читателям старшего поколения отчасти еще памятен.

Чтение как диалог

Уже далекой историей стали 1920–1930-е годы – годы культурной революции и приобщения советских людей к сокровищам мировой культуры. Как обычно бывало при советской власти, сами по себе задачи были прекрасными, только решались они на основе «единственно верного учения», а потому результаты получались во многом противоположными задуманному.

Применительно к чтению указанная коллизия состояла в следующем. По идее, к каждому рекомендованному для чтения тексту (а было множество не рекомендованных, в том числе формально запрещенных, чтение которых преследовалось в «судебном» порядке) прилагался рецепт его правильного понимания. Не подлежало обсуждению то, что «Евгений Онегин» – это энциклопедия русской жизни, а «Девушка и смерть» Горького – посильнее, чем «Фауст» Гете.

Такие рецепты прилагались непосредственно к книгам – в виде соответствующих предисловий и послесловий; сопровождали их дистанционно – в учебниках, словарях и энциклопедиях, либо «творились» ситуативно: это входило в должностные обязанности критиков, учителей, библиотекарей, других работников культуры. Конечно, про себя каждый читатель волен был думать что угодно, но публичное выступление с альтернативными прочтениями не поощрялось, а бывало, грозило и неприятностями.

Естественным результатом такой своеобразной культуры было знаменитое двоемыслие. Другой, и не менее фундаментальный результат состоял в том, что для большинства людей, которым не удавалось понять и оценить эту систему, а тем самым «вынуться» из нее, чтение (да и любая когнитивная деятельность) превращалось в очень странное занятие по соотнесению текста произведения с его единственно правильным пониманием. Подобное занятие, вообще говоря, противоположно чтению, смысл которого – за пределами тоталитарной культуры – состоит в выработке собственного отношения к прочитанному и соотнесению своего понимания с множеством других.

Вот этот последний тезис и есть, собственно говоря, наше позитивное утверждение по поводу чтения. Иными словами, чтение – это занятие принципиально диалогическое, даже полилогическое, а читательское самоопределение по поводу прочитанного – важнейшая и для молодежи вряд ли чем заменимая школа самоопределения.

Чтение как практика

Было бы глубокой ошибкой не видеть того положительного начала, которое, по крайней мере в указанные годы, несла в себе молодая советская культура. (Глубокая внутренняя противоречивость была определяющей чертой советской идеологии и культуры: не учитывая этого факта, в них вообще трудно что-либо понять.) Советских людей не без успеха воспитывали в понимании того обстоятельства, что «коммунистом может стать только тот, кто усвоит все лучшее, что выработало человечество». Такое, нередко становившееся сознательным и целенаправленным, приобщение к культуре имело глубокие корни, прослеживающиеся еще от традиции религиозных культов, по крайней мере в их иудео-христианской модификации; от традиции интенсивного чтения: постоянного чтения и перечитывания единственной, но Святой книги – Библии.

Мы в данном случае не имеем в виду тогдашнего «четвероевангелия» (текстов Маркса–Энгельса и Ленина–Сталина): речь идет о чтении вообще не как о (вынужденном) труде или отдыхе (от него), а как об очень важной и целесообразной практической деятельности. При том современном понимании практики, которое эмоционально сформулировал Александр Пятигорский: «Как философское понятие практика – это никак не применение теории к жизни или к какому угодно виду социального действия, экономике, политике, культуре. Считать так будет не только методологической ошибкой, но и непростительной пошлостью, потому что практика – не сумма действий». И далее: для нее характерен «прежде всего способ осознания образов действия, которые следуют или, точнее, могли бы следовать из данной теории или вообще из любого полученного знания, не обязательно теоретически сформулированного».

Фундаментальное понятие практики, именно как оппозиции паре труда/отдыха, можно развивать дальше, но мы полагаем, что сказанного достаточно для понимания нашего второго тезиса о чтении: в культурном (а не только цивилизованном) обществе чтение является одной из основополагающих (согласно первому тезису – коммуникативных) практик, конституирующих такое общество. Ибо чтение на порядок расширяет круг нашей коммуникации, вводя в него множество «отобранных культурой» собеседников, представляющих разные эпохи и страны. (Между прочим, вряд ли мы найдем замену этому делу в свете так недостающей нам толерантности.)
Чтение и книга

Имея в виду реализационные аспекты в сложившейся ситуации, нужно подчеркнуть еще одно важное обстоятельство: существенную зависимость чтения и его результатов от формы подачи материала. Имеется в виду не только упоминавшиеся выше вспомогательные тексты типа предисловий, критических статей и т.п., но также роль носителя и особенностей экспозиции материала: его оформления, книжного дизайна, верстки. Здесь достаточно сослаться на книгу Р.Шартье «Письменная культура и общество» (М., 2006), которая в значительной мере строится на постулате «о влиянии материальных характеристик письменных текстов на их смысл»: «тот же самый текст, воспринимаемый в сильно отличающихся друг от друга условиях репрезентации, перестает быть тем же самым».

Вероятно, можно не тратить место на ставшие уже банальностью рассуждения о роли визуализации и мультимедиа, о различиях бумажной полосы и компьютерного экрана, об электронных книгах и влиянии всего этого на перспективы чтения. В данном случае важнее подчеркнуть роль редакционно-издательской культуры в деле народного чтения – культуры, стоявшей на относительно высоком уровне в СССР и во многом утерянной в современной России. Это, впрочем, относится уже к той инфраструктуре, которой посвящена «Национальная программа поддержки и развития чтения». Заметим еще, что аналогичные вопросы возникают как при чтении бумажной периодики, так и при чтении с экрана, но там у них, естественно, своя специфика.

Самоуправление читателя

Обозначив только многообразные рамки культурного чтения: как писал Ролан Барт, признавая свою неудачу в попытках построить понятие чтения, «чтение по самой своей сути есть поле множественных, рассеянных практик, не сводимых друг к другу эффектов». Можно и нужно говорить о чтении, разном по глубине взаимодействия читателя с книгой; о чтении целевом и свободном, текстуальном и контекстуальном и т.д. Все подобные различения группируются и переплетаются нередко причудливым образом, выстраивая многомерное пространство выбора, пространство свободы читателя. Дело за малым – вооружить его навигатором для ориентации в этом пространстве, а очередная проблема в том, что пространство это мало изучено.

Чтобы что-то менять в сложившейся ситуации и чтобы учить чтению, нужны знания о самом предмете – чтении, но взять их негде: как отмечается в «Национальной программе...», «в России сегодня не выстроена целостная система организации научной и методической работы в области чтения и грамотности». Вспомним еще историю: в годы культурной революции в СССР произошел взрыв книговедческих публикаций, появились новые работы о книге и чтении известного библиографа и библиофила Николая Рубакина, была опубликована, как мы теперь стали понимать, классическая «Книга в системе общения» историка и философа книги Михаила Куфаева, был создан Институт книги, документа и письма.

Сейчас ситуация во многом очень сходная, но во многом и отличная: социальный заказ вроде бы есть, но науки пока не видно. Тогда проработки в области чтения быстро захлебнулись в половодье единственно верного учения, но что нам мешает сейчас?

Обучение чтению

Люди, не умеющие читать, не способны к интеллектуальной деятельности, а чтению у нас не учат ни в школе, ни в вузах, так уж сложилось исторически: литература, русский язык и чтение – это все разные предметы. На этот счет можно особенно не распространяться: все, что надо, сказано в многократно цитированной «Национальной программе поддержки и развития чтения». Один, но достаточно радикальный тезис: искусство и наука чтения должны найти свое место в школьной программе наряду с родным языком, литературой и математикой. Без этого вряд ли нам удастся что-либо сильно изменить в этой сфере. Дело за малым: разработать соответствующее содержание.

Итак, говорим о чтении как о своеобразной практике, то есть как о рефлектируемой и управляемой – прежде всего самим читателем – интеллектуальной деятельности. При этом уроки советской истории вполне актуальны и в современной России.

Более или менее успешная попытка нормировать и унифицировать «понимание» – не только текстов, но и всего происходящего – убивает не только понимание и чтение: она приводит к деградации интеллектуальной жизни страны и народа, а в пределе уничтожает ее «как класс», в принципе. Чтение и понимание по природе своей диалогичны. Только в условиях господства «эстетики противопоставления», а не «эстетики отождествления» (Ю.Лотман) как нормативное чтение может быть практикой свободных граждан. Может быть, но отнюдь не всегда становится, и нерефлектируемое чтение не лучше чтения с нормативно предписанным пониманием: оно лишает читателя свободы, делает с ним что-то, не зависящее от его воли и сознания.

Движению вперед мешает прежде всего недостаток инициативы и ответственности. Есть Российская коммуникативная ассоциация, есть даже Русская ассоциация чтения, есть Российский книжный союз – один из разработчиков «Национальной программы...». Можно надеяться и на сотрудничество с государственными структурами: интерес-то у нас общий. Есть целый ряд учреждений, прямо связанных с обсуждаемой проблематикой (Книжная палата, вузы, крупные библиотеки). Может быть, общими усилиями попробуем?!