почвой для спекуляций по поводу существования всякого рода духовных субстанций и внемировых, мистических, сверхъестественных сил. Примечательно, что вера в религии определяется как уверенность в существовании невидимого.
 Главная же ограниченность тезиса о том, что единство мира состоит в его бытии, заключается в абстрактном отождествлении материи и сознания. Общее для всех неодушевленных и одушевленных предметов «утверждение, что все они существуют,— отмечает Энгельс,— не только не может придать им никаких иных, общих или необщих, свойств, но на первых порах исключает из рассмотрения все такие свойства» .
Если единство мира состоит не в бытии, а в его материальности, то как это следует понимать? У Энгельса на этот счет, к сожалению, нет соответствующих конкретных пояснений, но есть общая логика рассуждений по проблеме материи и материального единства мира, которая и помогает адекватно понять приведенную выше его мысль. С первого взгляда кажется правильным трактовать эту мысль так: единство мира состоит в материальности, поскольку последняя есть некое свойство, присущее всякой реальности. Однако здесь сразу же возникает вопрос: почему материальность мира доказывается (т. е. выявляется опосредованным путем) в результате длинного и трудного развития философии и естествознания, а не фиксируется непосредственно в опыте как всякое другое свойство? Главная же трудность при понимании материальности в качестве всеобщего свойства, лежащего в основе единства мира, и прежде всего единства бытия и мышления, заключается в необходимости признания материальности сознания. В. И. Ленин, как известно, такого рода признание считал путаницей и грубой философской ошибкой. Все это вынуждает искать иную трактовку проблемы материального единства мира.
Утверждая, что «действительное единство мира состоит в его материальности», а не в его существовании, Энгельс этим подчеркивает необходимость осмысления материи как внутренней природы всего многообразного бытия и одновременно фиксирует методологическое значение такого понимания материи для решения проблемы единства мира. (2) Философия: теория и методология: Учебное пособие
5. Материя как субстрат: субстратное основание единства мира.
Характерной чертой античной эпохи познания является первоначальное исследование качественной и количественной определённостей бытия. Не случайно основными структурными элементами мышления древних философов выступили представления о качестве и количестве. На первом этапе научного познания иначе и не могло быть. В. И. Ленин отмечал: «Сначала мелькают впечатления, затем выделяется нечто, – потом развиваются понятия качества (определения вещи или явления) и количества» .
Будучи основной характеристикой вещей, качество стало исходным пунктом и вместе с тем определяющей логической формой, использовавшейся философами античности при рассмотрении ими реальной действительности. Изучение качества как стабильно данной характеристики конкретного бытия, стремление объяснить многообразие качества приводило мыслителей к поиску его причины, скрытой за внешностью вещей основы их существования.
Такой причиной и основой считались некоторые первоначала (вода, воздух, огонь, земля и т.п.), заключавшие в себе, по мнению древних, источник порождения качественно различающихся вещей. Примечательно то, что сами первоначала античных натурфилософов являлись также некими вещами. Процедура объяснения многообразия качества сводилась в конечном итоге к мысленной редукции многого к единому, но в пределах одной и той же всеобщей формы – качественной определённости. Вещи объяснялись через вещи.
Выдвинутые мыслителями античности такие первоначала, как вода, воздух, огонь, земля, по отношению ко всем другим предметам природы имеют то же самое особенное существование. Они в своём бытии не отличаются от бытия всего остального, что имеется в природе. Этот факт лучше всего свидетельствует о том, что сущность мира, материя, осмысливалась натурфилософами в форме вещи.
В поисках первосущности древних мыслителей выразилась не только взятая ими из обыденного опыта первая форма предметности в осмыслении материи (т.е. понимание материи как наглядно данной вещи), но и стремление найти единство в самом же многообразии вещей. Для последнего же требовалась способность, позволяющая в определённой мере оторваться от всего непосредственно сущего, противопоставить содержанию чувственных восприятий в мысли схваченную и так или иначе в ней выраженную сущность бытия.
Соотношение мышления и объективной реальности в античной философии рассматривалось в плоскости выявления различий между рациональным и чувственным. Иного анализа основного вопроса философии в то время не могло и быть, поскольку в центре внимания философов стоял вопрос о создании целостных картин мира, а отношение человека к последнему исследовалось лишь как отношение созерцания. Мир относительно человека брался в форме взятого из мифологии тождества объекта с субъектом познания. Древние, ведя речь о чувственном, не сомневались в достоверности и реальности ощущений и восприятий, поэтому рассматривали их больше не как образы, а как сами явления внешней действительности.
Понимание материи как вещи – ведущий способ осмысления реальной действительности – в эпоху античности у разных философов имело свои оттенки и особенности. Так, представление атомистов о материи существенно отличалось от представления о ней милетцев. Это отличие выявляется в двух отношениях: в понимании качественной определенности первоначала и в мере противопоставления чувственного и рационального в осмыслении этого первоначала.
Атомы Левкиппа и Демокрита уже не обладают даже такой качественной данностью, какой обладала вода Фалеса, выступавшая неким качественно-бескачественным субстратом. Они есть своеобразные бескачественные единицы бытия, отличающиеся друг от друга формой, порядком и положением («строем», «соприкосновением», «поворотом»), что и служит источником разнообразия материального мира.
Границы каждого атома, таким образом, определяются не тем, что он есть сам по себе, по своим внутренним характеристикам, а некоторым внешним для него соотношением. Атомы, будучи основой всякого конкретного бытия, источником порождения бесконечного качественного многообразия, между тем сами по себе не имеют никакого качества. «Атомы, – согласно Демокриту, – суть всевозможные маленькие тела, не имеющие качеств». Они есть некие пространственно-геометрические сущности, пределы которых задаются их количественными соотношениями, которые определяются внутренней природой атома как абсолютно неделимого. Если бы ему были присущи качества (свойства), он перестал бы быть однородной единицей бытия, т.е. утратил бы свою неделимость.
Различие в способах отрицания качества при рассмотрении первоначала милетцами и атомистами выражало собой степень противопоставления у тех и других чувственного и рационального. Если первоначала милетцев чувственно даны человеку, то атомы не могли быть предметами опыта. Атом как первоначало есть прежде всего продукт мысли, рационального познания. У атомистов при осмыслении первоначала обнаруживается более абстрактный подход, теоретическое у них превалирует над эмпирическим. Это был новый шаг вперед в понимании  первоначала. Мысль философов при рассмотрении первоначала стала все больше опираться на абстрактно-логические средства.
Однако и у атомистов рациональное сопряжено с чувственным. Эта связь у них, правда, не столь явная, как у милетцев. Идея атомов зарождалась как обобщение фактов реальной действительности, как вывод, следовавший из признания эмпирически констатируемой делимости и множественности предметов материального мира.(3)
У милетцев в понимании первоначала рациональное выражалось в форме чувственного, наглядно данного. У атомистов в понимании первоначала рациональное, не утрачивая связь с чувственным, находит новую форму своего выражения, форму своеобразного идеализированного объекта, в определенной мере находившуюся в соответствии с природой рационального, теоретического познания. Милетцы и атомисты в решении вопроса о соотношении рационального и чувственного в понимании первоначала были стихийными диалектиками. Разделение и даже противопоставление того и другого они осуществляли на основе изначально принятого единства чувственного опыта и разума.
Раскрытие сущности бытия представляло собой главную задачу, которая сразу же встала перед зарождавшейся философией как теоретическим мышлением. В античности эта задача посредством поиска первоначал. Такой способ мысленного освоения сущности бытия определялся уровнем развития общественной практики и логикой познания мира.
Всеобщей формой предметности в осмыслении внешней действительности в то время выступила непосредственно данная в ощущениях познающего человека вещь с ее качественными и количественными характеристиками. Вырастая из чувственного опыта, теоретическая мысль осуществлялась на первых порах в формах эмпирического знания, в структуре тех представлений о внешнем мире, которые
(3) Кучевский В. Б. Анализ категории “материя”.
приобрели прочность проверенных и как бы извечно заданных способов духовного освоения реального мира. Первоначала рассматривались в виде конкретно данных вещей. Общее отождествлялось с единичным. В связи с этим представления античных натурфилософов о первоначалах следует рассматривать в качестве зародыша, эмбриона понятия материи.
В дальнейшем развитии философии вещь как форма предметности в осмыслении сущности бытия стала уступать место другому пониманию сущности бытия. Начало этому процессу было положено в античности (в частности, атомистами). Однако в полной мере он осуществился в философии Нового времени, когда материя стала пониматься как совокупность свойств. Реизм как универсальный стиль теоретического мышления, согласно которому исходным способом предметной реализации мира является вещь, уступил место атрибутивизму.
В развитии научного познания Нового времени наступил, образно говоря, период «инвентаризации» существующих в мире вещей и явлений. Основное внимание в научном исследовании обращалось на фиксацию свойств и признаков анализируемых единичных объектов. Поскольку же объекты рассматривались в аспекте самой простой и самой абстрактной формы движения – механической, постольку особое место в характеристике предметов занимали их пространственно-геометрические свойства. Вещи стали представляться как тела, находящиеся в определенном месте, обладающие величиной (или фигурой) и делимостью на части, они стали изучаться в одном из элементарных способов их бытия – в механическом движении. Такой сдвиг в познании вещей позволил выявить ряд их существенных свойств.
Мир вещей в глазах познающего субъекта в эпоху Нового времени превратился в мир главным образом пространственно-геометрических свойств. При этом свойство становится ведущей формой предметности при осмыслении объективной реальности. Здесь представляет интерес свидетельство Гегеля, который, обобщая результаты развития наук в XVIII в., сумел выявить общие специфические черты познания той эпохи в целом.
Рассматривая в «Науке логики» диалектику понятий вещи и свойства, Гегель показал, что поскольку свойства служат средством взаимоотношений вещей, то их можно в общем составе бытия представлять в виде некоей находящейся между вещами непрерывной среды, в которую они как бы погружены и растворены. В связи с этим обычное отношение между вещью и свойством может быть перевернуто: «…свойство – это то, что составляет устойчивость вещи, оно самостоятельная материя» . Вещь же образуется из суммы свойств, т.е. разного рода материй. Далее Гегель показывает, что упомянутое перевертывание было характерно для науки XVIII в., когда такие свойства, как тепло, свет, электричество, магнетизм, приобрели статус отдельных материй – теплорода, светорода, электрической и магнитной материй. При этом он отмечает, то все эти виды материи ученые тем не менее остерегались называть вещами.
Не вдаваясь в подробности гегелевской трактовки соотношения вещи и свойства, отметим, что он верно схватил ведущую тенденцию в предметном осмыслении бытия в научном познании  XVIII в. Раскрывая гносеологическую причину такой тенденции, Гегель пишет: «Необходимость переходить от свойств к материям или признать, что свойства – поистине материи, следовала из того, что они существенное и тем самым истинно самостоятельное в вещах». Иначе говоря, свойства в процессе познания приобрели статус исходной предметной формы бытия, неких «истинных материй», лежащих в основе всех других реальностей.
Это в полной мере относится и к развитию философской мысли в Новое время, и в частности к исследованию проблемы материи. При этом понимание материи как конкретно взятой вещи окончательно не теряет свою роль в философском объяснении реальной действительности, но заметно приглушается, как бы снимается с первого плана философских рассуждений о природе бытия. Не случайно у материалистов этой эпохи можно встретить высказывания, направленные против признания существования неких исходных начал бытия. Ф. Бэкон, например, критикует прежних философов за то, что они «направляют усилия на исследование начал вещей и последних оснований природы», за сведение природы к «потенциальной, бесформенной материи». Идея атома ему представлялась недостаточно плодотворной при объяснении внутренней природы вещей. Согласно Гоббсу, «первая материя есть лишь… имя, имеющее полезное употребление, а именно обозначающее представление тела независимо от любой его формы и любых акциденций». Гольбах, осознавая ограниченность понимания материи как первоначала вещей, писал: «Найти присущий материи принцип действия и начала вещей – это значит лишь отодвигать трудность и абсолютно отказаться от исследования ее нашими чувствами» .
В рамках метафизического материализма непосредственным предметным аналогом понятия материи все больше утверждалась определенная совокупность свойств, вне которых не представлялось возможным вести речь о каком-либо существовании. Осмысление материи осуществлялось посредством процедуры возведения в форму всеобщего воспринимаемых органами чувств свойств единичного объекта.
Такой способ понимания сущности бытия выявился уже у родоначальника материализма Нового времени – Ф. Бэкона. В его философии материя предстала как бесконечное многообразие чувственно воспринимаемых свойств. Объяснение сущности и превращения единичных тел, помимо которых, согласно Бэкону, в природе нет ничего действительного, он строит не на основе выдвижения неких вещественных субстратных начал (огня, воздуха, воды, земли, атомов), а на признании «простых природ», т. е. свойств, которые и есть то, «что постоянно, вечно, и всеобще в природе» . Каждая вещь, согласно Бэкону, состоит из определенного количества неделимых и простых свойств – твердости, проницаемости, тяжести, легкости. Чтобы превратить одну вещь в другую, вполне достаточно придать первой свойства второй. Например, серебро можно превратить в золото, если выявить меру соединения и способы «наведения» на серебро таких свойств золота, как желтизна, тяжесть, ковкость, растворимость и т.п. Свойства, таким образом, рассматриваются в качестве исходной и фундаментальной реальности («простых природ»), из которой выводится все многообразие единичных тел. Вот почему исследование истинного положения вещей может быть достигнуто лишь на основе знания этих свойств.
Определенные свойства веществ – вот что, с точки зрения французских материалистов, надо иметь в виду, когда дается характеристика материи. Признание ее существования непосредственно сопряжено с признанием наличия у нее определенных качеств. «Под словом материя, – пишет Гельвеций, – следует понимать лишь совокупность свойств, присущих всем телам» . Без таких первоначальных, существенных, основополагающих свойств, как протяжение, вес, непроницаемость, фигура, «невозможно составить себе представление» о материи . С материей человек имеет дело лишь тогда, когда наталкивается на соответствующие свойства. Так, железо может рассматриваться как материя вообще, поскольку оно обладает свойствами протяжения, делимости, способностью принимать фигуру, двигаться и т.д.
Отсюда становится более понятным следующее определение материи, сформулированное Гольбахом: «По отношению к нам материя есть все то, что воздействует каким-нибудь образом на наши чувства, а качества, приписываемые нами различным веществам, основываются на различных изменениях, производимых ими в нас» .
Материя понималась лишь как осязаемая и весомая физическая реальность, что не позволяло материалистически решить, в частности, вопрос о соотношении общественного бытия и общественного сознания. Общественное бытие оказывалось за пределами определения материи как совокупности отдельных качеств, и этим закрывался путь к его научному анализу. А без этого, в свою очередь, невозможно научно решить основанной вопрос философии и тем самым определить материю как сущность бытия.
Определение материи в рамках метафизического материализма осуществлялось не столько по линии ее соотнесения с сознанием, сколько в плане констатации и раскрытия свойств, присущих материи самой по себе, и ее соотношения с конкретным многообразием бытия. Нашим чувствам материя потому и дана, что она обладает некоторыми свойствами. О последних мы судим по различным впечатлениям и изменениям, производимым в наших органах чувств воздействием природных веществ.
Иначе говоря, в определении материи, данном Гольбахом, акцент ставится на том, что она есть некое многообразие присущих природному веществу свойств. Не обладая этими свойствами, материя не могла бы воздействовать на наши органы чувств. «Предмет, качеств которых мы совсем не знаем, – писал Гольбах, – являются ничем или не существуют для нас».
Поскольку материя понималась как совокупность свойств, то единство бытия могло заключаться лишь в единстве этих свойств. Материальный мир един в силу того, что все существующее обладает одними и теми же всеобщими свойствами. Отсюда вполне логично следовало, что единство материи и сознания базируется на том, что свойства материи оказываются данными нашим чувствам посредством воздействия материи, т.е. основой единства материи и сознания в конечном итоге является не внутренняя природа материи, а ее свойства, познанные человеком на данном этапе исследования внешнего мира. В этой связи характерно следующее высказывание Локка: «Если я говорю иногда об идеях, как бы находящихся в самих вещах, я понимаю под ними те качества в предметах, которые вызывают в нас идеи»
В отличие от субъективных идеалистов, материалисты XVII-XVIII вв. при рассмотрении материи ее свойства связывали с существованием определенного субстрата, вещественного их носителя. Атрибутивный подход в рамках метафизического материализма, являвшийся ведущим в осмыслении материи как сущности бытия, дополнялся рассмотрением последней как вещи. Было бы существенной ошибкой упускать из виду данный аспект их учения о материи. Другой важный момент их учения о материи заключался в проблеме соотношения вещи и свойства. Рассматривая материю как совокупность свойств, материалисты Нового времени, как правило, полностью не сводили ее к ним. У свойств не мог не быть соответствующий носитель. Материя поэтому бралась в этих двух моментах: свойствах и их носителе, субстрате.
У французских материалистов таким неизвестным носителем свойств выступает вещество тел, которое состоит из элементов или первичных веществ, обладающих свойствами протяженности, делимости, твердости, тяжести и т.д. как пишет Гольбах: «из этих общих и первичных свойств вытекают все другие свойства материальных тел» .Иначе говоря, исходным и всеобщим субстратом всех свойств в конечном итоге являются элементы или первичные вещества, которые Гольбах называет ещё «элементарными веществами», «началами», «молекулами вещества», «первоначальными частями материи».
Что собой представляют эти элементы сами по себе, какова их природа? На это Гольбах отвечает так: хотя человеку известны некоторые свойства элементов, тем не менее «мы не знаем элементов тел» .Не знаем потому, что последние отличны от своих свойств. Как носители свойств, элементы, или первичные вещества, у Гольбаха предстают предполагаемым неизвестным носителем качеств, без признания существования которого материалисты Нового времени никак не могли обойтись при составлении соответствующего понятия о материи, т.е. не могли при осмыслении природы последней не обращаться в той или иной форме к категории вещи.
Первичное вещество как всеобщий субстрат оказывается весьма похожим на апейрон Анаксимандра. Оно является носителем всех качеств бытия и в силу этого его собственная природа не может быть связана ни с одним из них. Именно поэтому природа вещества самого по себе остается неизвестной. Линия отрицания качества, выявившаяся у античных философов в ходе исследования первоначал, закрепилась у материалистов Нового времени, что выразилось в признании последними в той или иной форме неопределенного субстрата, бескачественного носителя соответствующих свойств, лежащих в основе бытия конкретных вещей.
Проблема соотношения вещи и свойства была одной из основных в философии Нового времени. Ее не мог обойти ни один философ. Если в античности различение и противопоставление свойств вещи самой вещи только намечалось, то в эпоху Нового времени в познании приобрели самостоятельное значение такие вопросы, как: тождественно ли изучение свойств познанию вещей? Может ли существовать вещь в себе, полностью свободная от всяких определений и свойств? Что более существенно для реализации бытия – вещь или свойство?
Попытки решения проблемы соотношения вещи и свойства можно обнаружить и в теории первичных и вторичных качеств (свойств), в которой рассматривался вопрос о том, все ли свойства принадлежат самим вещам; и у Беркли, который, отдав предпочтение свойствам, в рамках гносеологии свел вещи к свойствам.
Проблема соотношения вещи и свойства наиболее остро была поставлена Кантом. Главный недостаток кантовского понимания вещи в себе состоял в том, что в нем вещь в себе рассматривалась в качестве последнего и исходного начала, которому было противопоставлено все многообразие свойств.
Для метафизических материалистов единство мира заключается во всеобщности присущих материи свойств. Но этим, однако, снимался вопрос о возникновении качеств. Последние фиксировались мыслью, словно фотоаппаратом, в одном и том же количественном составе, в раз и навсегда заданном состоянии, поскольку только при таком условии можно выставлять соответствующие универсальные свойства в качестве основы единства многообразия форм внешнего мира.
Единство материи , таким образом, было куплено дорогой ценой , а именно ценой отказа от идеи развития, от признания качественных преобразований. Не следует это понимать в прямом смысле, т.е. так, будто материалисты Нового времени сознательно отрицали идею развития. При рассмотрении природы материи они исходили из тех представлений об объективной реальности, до которых дошло научное познание современной им эпохи. Поскольку в то время в центре научного познания находилось механическое движение, при анализе которого необходимо было отвлекаться от качественных изменений объектов, постольку качество вещей представало некоей неизменной, раз и навсегда данной сущностью последних. Поэтому единство мира понималось как простое тождество вещей по их общим свойствам, отражающимся в понятии материи. В этом, собственно, и заключался шаг вперед в развитии философского учения о материи. [4]
7. Материя как субстанция: субстанциональное, т.е. сущностное основание материального единства мира.
Рассматривая представления о материи материалистов Нового времени, следует отдельно сказать об одной важной особенности понимания субстанции Спинозой. В целом его концепция о субстанции как природе не вышла за пределы метафизического, механистического материализма. Вместе с тем спинозовское понимание субстанции по способу осмысления сущности последней принципиально отличается от представлений о материи других домарксовских материалистов.
Это отличие заключается в том, что в своем исходном определении субстанции Спиноза, по существу, осмысливает последнюю не в аспекте вещи и свойства, а как определенное отношение (связь). Под субстанцией он разумеет «то, что существует само в себе и представляется само через себя, т.е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которой оно должно было бы образоваться» .Субстанцию Спинозы невозможно наглядно представить. В рамках приведенного определения она есть абстракция, выражающая в самом общем виде не что иное, как причинно-следственную связь. Спинозовская субстанция есть
(4) . И.Н. Смирнов, В.Ф. Титов. Философия.
то, что в себе самом содержит собственную причину и для себя самого является следствием. В этом и заключена ее сущностная определенность.
В философии Спинозы впервые была предпринята весьма плодотворная попытка теоретического понимания материи как субстанции. Его определение субстанции можно рассматривать в качестве философского положения, по своему характеру и научному статусу (но не по содержимому) родственного диалектико-материалистическому пониманию материи. [5]
Категория материи, понимаемая как субстанция, не тождественна по содержанию тому понятию материи, которое используется в гносеологическом плане при решении основного вопроса философии. Если в рамках гносеологии материя выступает в качестве первичного потому, что она не есть сознание, то материя, рассматриваемая как субстанция, включает в себя и сознание в форме одного из своих определений. Не случайно Маркс писал, что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» .
В этой мысли Маркса примечательно то, что идеальное относительно материального есть не что-то другое, а именно материальное, но взятое в особой форме. Однако эта специфическая форма и составляет особую природу идеального, так что противопоставление материи и сознания и в рамках содержания категории «субстанция» остаётся, но уже в снятом виде. Иначе говоря, при субстанциальном подходе акцент делается на моменте единства материального и идеального, в целом – на материальном единстве существующего мира.
В этом как раз и заключается принципиальное различие категории материи, фигурирующей в решении основного вопроса философии, и категории материи, взятой в качестве субстанции. Понятие субстанции является конкретизацией онтологического аспекта категории «материя», фиксирующего её внутреннюю связь с движением. Там же, где движение становится отправным пунктом философского анализа, выделенные мыслью противоположности материи и сознания не могут больше рассматриваться в качестве застывших и не имеющих связи полярностей. Категория субстанции по самой своей сути есть категория диалектики, но такая, через которую осуществляется теоретический синтез диалектики и материализма.
(5) Кучевский В. Б. Анализ категории “материя”.
Выражая собой в области философской теории переход сущности в существование, категория субстанции может быть адекватно своему содержанию проанализирована посредством целого ряда абстракций, среди которых особое место занимают понятия общего и единичного и бытия и небытия, о чем свидетельствует и философская традиция.
Посредством категории «субстанция» философская мысль схватывает и удерживает всеобщее в единстве его сущности и существования. Именно поэтому материя, начиная со Спинозы, в философии рассматривается в качестве причины самой себя, т. е. того, сущность чего заключает в себе собственное существование. Субстанция – это то, что не только обладает существованием, но и содержит в самом себе все необходимые основания для этого. Иначе говоря, это то, что для себя самого является и сущностью, и существованием одновременно. «Причина самого себя, – писал Гегель, – есть такая причина, которая, действуя и определяя некое другое, порождает лишь само себя».
Материя как причина самой себя предстаёт подлинно абсолютной, т. е. ни от чего не зависимой реальностью. Поскольку все конкретно взятое бытие, бесконечное в своих многообразных формах, не имеет в самом себе оснований для собственного существования, постольку оно выступает преходящим состоянием субстанции, тем, что порождается последней и поэтому по своей природе является модусом субстанции. Признание же того, что материя заключает в себе основание для собственного существования и существования всех налично данных реальностей, исключает возможность признания существования двух и более субстанций. Охватывая собой все сущее в форме единого, материя выступает как то, за пределы чего невозможно выйти. Определению субстанции противоречит идея о множественности субстанций. Из него следует, что при наличии двух субстанций ни одна из них не является на самом деле таковой. Несостоятельность дуализма в философии изначально коренится именно в данном логическом пункте понимания материи как субстанции.
Рассматривая материю как субстанцию, мы тем самым осмысливаем её не только как сущность, но и как существование, не только как объект, но и как «субъект всех своих изменений» . Поэтому в рамках субстанциального подхода к реальному миру противоположность материи и сознания предстаёт в форме соотношения материального и идеального, которые на уровне субстанции имеют один и тот же онтологический статус, ибо каждое из них выражает бытие материи.
Поскольку субстанция для самой себя выступает и как сущность, и как существование, то её самореализация происходит в двух типах определения – в атрибутах и модусах. Первые представляют собой определения её как сущности, которые поэтому обладают характером всеобщности и необходимости. Вторые представляют собой определения её как существования, связанного с единичным и случайным проявлением её всеобщей сущности.
Объективная логика развёртывания атрибутов субстанции в процессе её самореализации должна быть положена в основу построения целостной системы категорий философии. При этом надо учитывать, что на уровне философской теории эта логика непосредственно отражается в содержании и строе соответствующих философских принципов. Поэтому для того, чтобы иметь необходимую ясность по вопросу о структурных связях философских категорий, надо прежде всего разобраться в исходных принципах философии и их соотношении.
Категория субстанции по сравнению с категорией «материя» - это конкретное понятие, так как его содержание сформировано посредством синтеза ряда определений, а именно абстракций материи и движения. На уровне категории «субстанция» материя раскрывается в аспекте тождества различенного, как единство многообразного. Поэтому в логике концептуального развертывания теории философского материализма категория субстанции появляется после того, как происходит фиксация и раскрытие содержания категорий «материя» и «движение» .
Чтобы быть субстанцией, материя должна обладать следующими особенностями: материя должна вести «независимое» существование, быть «причиной самой себя»; материя должна объяснить существование мира – вещей, человека, общества, природы, явлений культуры; материя должна ответить на вопрос о причинах изменений, происходящих в мире (возникновение, исчезновение, трансформация в процессе взаимодействия); материя обязана решить вопрос о единстве существующего, о возможности познания этого существующего; должна быть сама как-то связана с этим миром, должна быть «родственна ему».
8. Формы движения материи.
Многообразные конкретные проявления движе­ния могут быть соотнесены с определенными мате­риальными носителями. Это дает возможность по­строения разных классификаций форм движения ма­терии. Форма движения материи связана с опреде­ленным материальным носителем, имеет определенную область распространения и свои определенные законы.
Ф. Энгельс отмечал наличие 5-ти основных форм движения материи.
                        Механическое движение, связанное с переме­щением тел в пространстве.
                        Физическое (по существу тепловое) движение, как движение молекул.
                        Химическое движение – движение атомов внутри молекул.
                        Органическое или биологическое движение, связанное с развитием белковой формы жизни.
                        Социальное движение (все изменения в обще­стве).
Эта классификация к настоящему времени устарела. В частности, сейчас неправомерно физическое движение сводить только к тепловому. Поэтому со­временная классификация форм движения материи включает:
·     пространственное перемещение;
*                    электромагнитное движение, определяемое как взаимодействие заряженных частиц;
*                    гравитационную форму движения;