Философские мотивы в лирике А.С.Пушкина

В историю России Александр Сергеевич Пушкин вошёл как явление необычайное. Это не только величайший поэт, но и основоположник русского литературного языка, родоначальник новой русской литературы.

Лирика Пушкина органически сочетает в себе высокую человечность; гуманность; богатство, глубину и ясность мысли; гармонию формы и, если воспользоваться словами самого поэта, образует в своей слитности союз «волшебных звуков, чувств и дум». Богатство художественного содержания пушкинской лирики неохватно, непостижимо, неисчерпаемо.

В философской лирике Пушкин ставит вечные проблемы бытия: смысл человеческой жизни, смерть и вечность, добро и зло, правда и справедливость. Свобода, любовь, дружба, искусство, природа – высшие философские ценности для поэта.

Стихотворение «К морю» написано в 1824 году в переломный для творчества Пушкина период перехода от романтизма к реализму. В сознании поэта слились воедино мятежная стихия моря и свобода. Он прощается не только со «свободной стихией», но и с романтическим мироощущением.

Начинается стихотворение элегически-величаво, торжественно:

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Море для Пушкина – всегда символ абсолютной свободы, мощи стихийных сил природы, не зависящей от воли человека. Человек бессилен перед этой величественной, мощной и своевольной стихией:

Смиренный парус рыбарей,

Твоею прихотью хранимый,

Скользит отважно средь зыбей;

Но ты взыграл, неодолимый,

И стая тонет кораблей.

Созерцание моря, его бескрайних просторов приводит Пушкина к раздумью о своей судьбе, о тех надеждах и мечтах, которые владели поэтом в период южной ссылки. Это были мечты о побеге в неведомые страны, романтический порыв к другим небесам, к иным, свободным стихиям. Но эти замыслы потерпели крушение, романтическому путешествию не суждено было состояться: поэт остался «у берегов», очарованный «могучей страстью» (имеется в виду чувство, вызванное Е.К.Воронцовой). Чары любви лишают героя возможности ответить на «зов» моря:

Ты ждал, ты звал… я был окован;

Вотще рвалась душа моя:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я…

Поэтическое изображение моря сочетается с философскими размышлениями поэта о своей личной судьбе, о судьбах «властителей дум» – Наполеона и Байрона. Звучит мотив одиночества поэта в мире, из которого ушли гениальные современники Пушкина.
В последних строфах поэт вновь, теперь уже навсегда, прощается с морем, в последний раз обозревает его необозримые бескрайние просторы, в последний раз любуется его «торжественной красой»:

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы.

В лирике Пушкина тема любви неразрывно сочетается с философскими раздумьями поэта о своей жизни, о радости бытия, о приливе творческих сил в чудные мгновения встречи с чарующей красотой.

Даже среди шедевров любовной лирики Пушкина, где говорит «язык сердца», стихотворение «К***» («Я помню чудное мгновенье…», 1825г.) – одно из самых проникновенных, трепетных, гармонических. Здесь чувства без остатка растворены в словах, а слова как бы сами ложатся на музыку. С тех пор как Михаил Иванович Глинка в 1840 году написал свой знаменитый романс, эти пленительные стихи навсегда соединились с музыкой.

Считается, что стихотворение «К***…» посвящено Анне Петровне Керн. Впервые Пушкин познакомился с Керн в Петербурге, в начале 1819 года. Уже тогда поэт был очарован её красотой и обаянием. После этой встречи прошло шесть лет, и Пушкин вновь увидел Керн летом 1825 года, когда она гостила у своей тётки П.А.Осиповой в Тригорском, где часто бывал Пушкин. Неожиданный приезд Анны Петровны всколыхнул в поэте почти угаснувшее и забытое чувство. В обстановке однообразной и тягостной, хотя и насыщенной творческой работой, Михайловской ссылки появление Керн вызвало «пробуждение» в душе поэта. Он вновь ощутил полноту жизни, радость творческого вдохновения, волнение любви.

Стихотворение начинается с воспоминания о дорогом и прекрасном образе, на всю жизнь вошедшем в сознание поэта. У Пушкина это облик земной женщины, явившейся перед поэтом во всём блеске и очаровании своей красоты. Глубоко сокровенное, затаённое воспоминание согрето трепетным и горячим чувством:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

Последующие строфы стихотворения автобиографичны, но эмоциональная тональность не снижается. Пушкин вспоминает годы петербургской жизни, прошедшие «В томленьях грусти безнадежной, / В тревогах шумной суеты»; воссоздаёт иной настрой чувств в период южной ссылки, («Бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты»); говорит о «мраке заточенья» Михайловской ссылки, о тягостных днях, проведённых «в глуши»:

Без божества, без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви.

В душе поэта вновь возрождается чувство, вновь прилив жизненных сил, вновь приход творческого вдохновения:

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь.

Упоение всепоглощающей любовью, упоение красотой любимой женщины приносит ни с чем не сравнимое счастье, блаженство. Без любви нет жизни, нет «божества», нет «вдохновенья».

Отношение к поэтическому дару как дару свыше и к поэту как к пророку раскрывается в стихотворении А.С. Пушкина «Пророк».

Согласно древним верованиям, кудесники и пророки возвещали людям волю богов – им было доступно проникновение в грядущее. Вместе с тем в стихотворениях Пушкина и поэтов пушкинского круга пророк обычно выступает не только как прорицатель, провидец, но и как неподкупный судья, глашатай истины, смелый обличитель общественного зла.

В своём стихотворении Пушкин использует библейскую символику, библейские мотивы, но придаёт им ярко выраженное политическое содержание. Стихотворение было написано в тяжёлую для Пушкина пору духовного кризиса, вызванного известием о казни декабристов, о трагической участи его друзей и товарищей.

Явление «шестикрылого серафима» помогает поэту обрести дар прозрения, способствует чудесному превращению поэта в пророка:

Духовной жаждою томим,

В пустыне жалкой я влачился,

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился.

Всё, чего касается серафим, связано с чувствами человека. Поэт наделяется способностью видеть и слышать то, что ранее ему было недоступно, постичь сокровенные тайны бытия, обрести дар мудрого всеведенья. В минуту творческого вдохновения поэт обретает нечеловеческую зоркость, обострённость видения и слуха. Он отрешается от своего обычного состояния и может постичь внутренним взором недосягаемые «горние» высоты и подводные глубины; слышать, как бесшумно плывут диковинные морские чудовища; внимать тихому, едва заметному росту, «прозябанью» лозы:

Перстами лёгкими как сон

Моих зениц коснулся он.

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он, –

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полёт,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И, наконец, наступает момент наивысшего духовного подъёма: через ряд мучительных превращений происходит обретение мудрости, обретение истины. Взамен «грешного» языка в уста поэта вложено «жало мудрыя змеи», вместо сердца в его груди – «угль, пылающий огнём» Поэт которому стало подвластно всё, слышит голос, повелевающий ему:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Это суровое, торжественное воззванье, побуждает поэта стать глашатаем правды, проповедником истины.

Композиционно многие стихотворения поэта основаны на пересечении света и тьмы, жизни и смерти, отчаяния и оптимизма.

В стихотворении «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье…», 1830г.) трагическая тональность первой части: «Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе / Грядущего волнуемое море» сменяется мажорным аккордом»:

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

Тревожное звучание элегии – отражение того, что в жизни человека есть страдания, заботы, «закат печальный», но всё же главным становится то, что составляет высший смысл существования, – чувство прекрасного, радость творчества, способность «мыслить и страдать», вера в чудные мгновения любви. Лирический герой принимает жизнь, несмотря на все её испытания.

Тема бесконечности бытия и преемственности поколений, нерасторжимой связи прошлого, настоящего и будущего звучит в стихотворении «Вновь я посетил…» (1835), которое Пушкин написал во время своего последнего приезда в Михайловское. Созерцание родных мест, русской природы рождает в нём воспоминания и настраивает на философские размышления. Знакомый пейзаж напоминает о днях молодости и в то же время указывает на неумолимое движение жизни. Поэт едет по знакомой дороге из Михайловского в Тригорское и «На границе владений дедовских» снова видит три сосны, которые приветствовали его прежде шорохом своих вершин:

Всё тот же их, знакомый уху шорох –

Но около корней их устарелых

(Где некогда всё было пусто, голо)

Теперь младая роща разрослась...

Настроение поэта сменяется чувством веры в грядущее. Вид трёх сосен, стоящих теперь в окружении «молодой семьи», навеял Пушкину мысли о вечности бытия. Это не только радость вечного обновления жизни, но и уверенность в том, что человеку дано возрождение в следующих поколениях, что рано или поздно на его место придёт новое поколение, которое поэт приветствует:

Здравствуй, племя

Младое, незнакомое! не я

Увижу твой могучий поздний возраст,

Когда перерастёшь моих знакомцев

И старую главу их заслонишь

От глаз прохожего. Но пусть мой внук

Услышит ваш приветный шум…

И обо мне вспомянет.

Стихотворение «Вновь я посетил…» – о вечной смене поколений, о неумолимом движении жизни, в котором надо занять своё место, исполнить своё предназначение и уйти без обиды, ощущая себя важным, незаменимым звеном той бесконечной цепи, которая тянется из Прошлого в Будущее.