2.1. Библия о статусе женщины
В книге Бытия (1:27) говорится: «И сотворил (bara) Бог человека по образу своему, по образу своему сотворил (bara) его; мужчину и женщину сотворил (bara) их». Почему Святой дух говорит «его», а затем говорит «их»? Потому что внутри него были они.
Но это не говорит о том, что внутри него было два тела. В 27-м стихе слово «сотворил» соответствует еврейскому слову bara – «создавать что-то из ничего». В этом стихе идет речь о сотворении их духов, а не тел. Бог создал тело человека из праха земли, а затем «вдунул в лицо его дыхание жизни», то есть, он вдохнул в человеческое тело сотворенные духи мужчины и женщины.
Это не было два человека, заключенные в одно тело. Это было одно мужское тело, которое заключало в себе духовную сущность мужчины и женщины. Бог сотворил его целостным и завершенным (Бытие, 5:2, см. приложение 2). Тело Адама и Евы не были сотворены в один и тот же день. Бог сотворил тело Адама на шестой день, а на седьмой день отдыхал. Затем, спустя какое-то время после того, как Адам дал имена всем творениям в Эдемском саду, произошло событие, о котором говорит Библия (Бытие, 2:21, 22, см. приложение 2). Бог взял у Адама не только ребро; он вынул дух и душу Евы. Он использовал ребро, чтобы сделать ее тело, но ее дух уже существовал с того момента, как он сотворил дух Адама. Женщине предназначалось стать великолепной. Чтобы увидеть, каким особенным творением является женщина, мы должны снова взглянуть на то, как Бог сотворил тело человека. В книге Бытие (2:7) говорится, что Бог «создал» человека из земного праха. Итак, тело мужчины было asah – сформировано из чего-то, что уже существовало (Бытие, 1:26), а также jatsar – сформировано и слеплено, как из куска глины.
 В животном мире самка каждого вида была в отдельности сформирована из праха точно так же, как самец. Но женщину Бог сотворил способом, совершенно отличным от способа, которым он сотворил мужчину или какое-либо другое существо. Женщина была извлечена из мужчины, что символизирует то, что она получает жизнь от мужчины. Потом ее вернули мужчине, что является символом того, что она отдает свою жизнь ему (Бытие, 2:23, см. приложение 2)
То, что Бог взял именно ребро Адама, чтобы сделать женщину, имеет очень большое значение. Без ребер тело потеряет форму, и сердце станет очень уязвимым. Ребро символизирует эмоциональную поддержку, невидимую, внешнюю силу и ободрение, без которого вы бы потерпели поражение. Ребро находится под рукой, что символизирует защиту и обеспечение, которое муж дает жене. Бог не взял кость из пятки Адама, потому что Еве не предназначалось быть рабыней; Бог не взял также кость из головы Адама, потому что ей не дано властвовать над мужем. Она должна быть рядом с ним как равная перед Богом, трудиться вместе с ним, обсуждать общие проблемы и выражать свое мнение, почитать его как самого близкого друга и возлюбленного. Бог предопределил женщине быть особенным творением, которое должен обеспечивать и оберегать мужчина.
Библия ясно говорит, что муж является главой семьи и жена должна подчиняться ему, но как это действует на практике? Подчинение принято толковать так – подчиняться мужу значит принять второстепенное положение. Когда жена подчиняется, она как бы соглашается с тем, что она ниже своего мужа, что она менее разумна и менее способна, чем он. В результате вся ее жизнь и ее собственная уникальность как бы растворяется в жизни ее мужа.
Другое общепринятое толкование власти мужа подразумевает, что муж в доме является полным диктатором, что исключает любое проявление благоразумия и сострадания. Но эти общепринятые понятия не основаны на Божьем Слове.
 Мы уже видели, что Божье Слово повелевает мужу настойчиво и самоотверженно любить свою жену. Имея высшую власть в доме, он в то же время служит, тем, кем он руководит. Иисус показал мужьям пример для подражания, умыв ноги ученикам, и этим провозгласил: кто из вас выше, пусть больше служит.
То, что муж является главой дома, не означает, что он в чем-то превосходит жену. И то, что жена подчиняется решениям, которое принимает муж, не означает, что она ниже или хуже его. Они равны. (1 Коринфянам, 11:8,9, см. приложение 2)
Учение Иисуса заставило мужчин посмотреть на женщин другими глазами и соответственно относиться к ним как к равным перед Богом, что было предметом многих споров во время Его земного служения. Как в Ветхом, так и в Новом Завете Бог четко установил духовное равенство мужчины и женщины. Одно из самых ярких примеров этому мы находим в послании к Галатам, 3:28 (см. приложение 2). Рассматривая вопросы брака в Библии видно, что о женщине сказано больше, чем о мужчине. Для этого есть причины. В любом обществе, в основании которого не лежат христианские принципы, к женщинам не относятся с тем уважением, которого они заслуживают. Ее роль в семье, в Церкви и в обществе в большинстве случаев воспринимается ошибочно. Библейское воззрение на сущность и роль женщины является одним из самых важных аспектов влияния христианства на мировое общество. Начиная с Бытия и заканчивая Откровением Библия недвусмысленно провозглашает духовное и вечное равенство мужчины и женщины.
Каждые несколько лет в Церкви снова набирает силу лжеучение, которое за основу берет стих из послания к Ефесянам (5:22): «Жены, повинуйтесь своим мужьям». Приверженцы этого учения утверждают, что жена должна повиноваться своему мужу, даже если это потребует нарушение заповедей Божьего Слова. Если муж хочет, чтобы его жена совершила прелюбодеяние с другим мужчиной, она должна это делать. И предполагается, что такое ее повиновение приведет мужа к Господу. Но это мнение ошибочно.
Зная и понимая то, что в Писании четко выделено различие между повиновением и послушанием, можно опровергнуть любое ложное определение. Повиновение или подчинение – это отношение к кому-то; послушание – это действие или поступок. «Вы должны всегда повиноваться тем, кто имеет власть над вами, однако не всегда вы должны выполнять их требования. Если кто-то, кто стоит у власти, будет просить вас сделать что-то противоречащее Божьему Слову, вы должны отказаться, сохраняя при этом отношение повиновения» (Деяния, 5:29, см. приложение 2). По сути своей, повиновение – это смирение, это искреннее стремление ставить интересы других выше собственных. Если бы Ева смиренно посоветовалась с Адамом и Господом, прежде чем вкушать от запрещенного плода, она не стала бы жертвой обмана в Эдемском саду. Но так как она решила действовать самостоятельно, она поверила лжи, утверждавшей, что она может стать, «как Бог» (Бытие, 3:5)
Истина состоит в том, что Бог и Адам уже сделали ее их королевой. Своей властью они поставили ее на это почетное и высокое место. Адам не выполнил свою обязанность – рассказать Еве о том, что Бог поведал ему об их положении на земле (Бытие, 2:16,17). Не имея достаточного понимания Божьего Слова, она поверила в ложь змеи и, вкусив от запретного плода, сделала себя рабой сатаны.[1]
2.2. Отношение русской православной церкви к женщине
В обществе, где женскую специфику без всяких отговорок воспринимают как подчиненность, мужчины, пусть на разных уровнях и в разных сферах, всегда пребывают в верхней части той пирамиды власти и ответственности, в образе которой многие представляют себе церковь. Что же касается места женщин, то оно находится в основании – не вне церкви, но внизу; во всяком случае ниже того, которое занимают мужчины.
Эта пирамидальная патриархальная концепции церкви, являющаяся калькой со структур, которые в античном обществе обеспечивали поддержание мира в семье и в государстве, дурно влияла на образ мыслей и психологию христиан на протяжении целых столетий. В их сознании она существовала с иным миросозерцанием и иным опытом – опытом церкви, укорененным в новозаветной почве: церковь как единение во Христе через Святого Духа отдельных людей и самостоятельных местных церквей. Единение – в слиянии единосущной Троицы – мужчин и женщин, непреодолимо разных, но равных в своем достоинстве; не устраняя, но превосходя различия пола и культуры, Святой Дух властно изливает на них многообразные дары ради устроения общего «дома духовного» (1 Петр 2:5).
С одной стороны, церковный дискурс, двигаясь в русле учения Иисуса, утверждает духовное равенство мужчин и женщин. С другой стороны, на участие женщин в церковном служении, в апостольстве церкви – особенно публичном – накладываются всякого рода ограничения и запреты; в разные исторические эпохи и в разных культурах они модифицировались. Для их обоснования ссылаются на авторитет Священного Писания, и в особенности раввинской экзегезы второго рассказа о сотворении мира (Бытие 2:18–24). Сотворенная второй, из части тела Адама, Ева подчинена ему; она часть Адама. Взаимозависимость просто немыслима. Она станет мыслимой только под воздействием Духа, разбивающего культурные стереотипы. Помимо этого к ним добавляются всякого рода страхи и вымыслы, осознанные и неосознанные: боязнь «нечистой» – из-за менструальной крови – женщины, одновременно и слабой, и опасной. В духовной сфере, где добровольное безбрачие представляется христианину вернейшим путем к совершенству, женщина для мужчины – воплощение соблазна. Так вопрос о месте и положении женщин пронизывает всю историю церкви, начиная с истоков. Из непростого и напряженного сосуществования в христианском сообществе этих двух концепций и рождается вопрос о месте женщин в церкви. Неоднозначность церковного дискурса о женщинах, которую сегодня вполне справедливо разоблачают историки христианского антифеминизма, следует рассматривать именно в перспективе этого диалектического напряжения
В обществах патриархально-земледельческого уклада, которые в результате византийской миссионерской экспансии и особенно после падения Византии становятся в Средиземноморье и восточной части Европы земным уделом православия, антропология Евангелия и святых отцов продолжает жить в глубинах церковного сознания. Церковь канонизировала новомучениц, великих монахинь, княгинь – таких, как Ольга Киевская, которая почитается вместе с ее сыном Владимиром как «равноапостольная», но также и простых мирянок – таких, как на заре нового времени Иулиания Лазаревская, чье «житие», изложенное ее сыном, является примером милосердия и самопожертвования. [2]

ГЛАВА 3. РУССКАЯ ЖЕНЩИНА В СРЕДНЕВЕКОВОМ ОБЩЕСТВЕ
3.1. Положение женщины в языческой среде
Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в «Повести временных лет» сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем «мужских». Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети). Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеря, а после вступления в брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу).
Едва ли не единственным исключением из правила стало упоминание жены князя Игоря Новгород-Северского в «Слове о полку Игореве» - Ярославна. Кстати, это послужило А.А. Зимину одним из аргументов для обоснования поздней датировки «Слова». Весьма красноречиво говорит о положении женщины в семье цитата из «мирских притч», приведенная Даниилом Заточником (XII в.): «Ни птица во птицах сычь; ни в зверез зверь еж; ни рыба в рыбах рак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни муж в мужех, кто жены слушает».
Точно так же, как и везде, на равной ступени общественного развития, русское общество определяло нравственные и общественные права женской личности ветхим и по преимуществу восточным сознанием, что лицо женщины, каково бы ни было ее положение, не есть половина, а есть величина меньшая: что женщина сравнительно с мужчиною есть малолеток, недоросль, член общества несовершеннолетний. Сама женская природа способствовала развитию такого убеждения.
В первую эпоху человеческой жизни в понятиях и представлениях человека господствовала и управлял всею его деятельностью идеал богатыря, т.е. идеал собственно физической силы человека. В то время физическая сила была первой необходимостью для человека, а, следовательно, первым, высшим, почти исключительным достоинством. В то время по естественным причинам человек везде в своей деятельности должен был завоевывать себе положение и побеждать природу больше силою плеча, чем силою ума. «Богатырство» было исходным началом его жизни, оно же стало и высшим его идеалом.
Понятно, что по физиологическим особенностям своей природы женская личность не могла приравняться к этой первозданной и тогда естественной мере человеческого достоинства. Призванная к рождению детей и ко всем тяжким последствиям этого действия природы, каково воспитание или собственно вскармливание ребенка и т.д., женщина одним эти действием природы обрекалась уже на страдательную, вполне зависимую роль пред личностью мужчины, не говоря уже о том, что самый организм ее, сравнительной слабый и нежный, никогда не мог равнять ее физические силы с мужскими. Вот естественная причина, по которой богатырские воззрения первобытного человека очень легко могли воспитать в его сознании мысль о великом различии женского существа от мужского. Различие в физических силах обоих полов было слишком очевидно, а между тем эта сила была единою мерой человеческого достоинства, единою оценкою достоинства каждой личности. Таким образом сама природа женщины, вовсе неспособная отвечать своею деятельностью первозданным идеалам человека, указывала женской личности место, которое в отношении ее самостоятельности до сих пор колеблется между мужчиной и его детьми.
Если же мужество, вообще храброе и отважное дело, составляло высший идеал жизни для мужчины, то это убеждение не могло оставаться без влияния на положение женщины. Обыкновенно, чего требует основная мысль века, на то отвечает и жизнь людей, их поступки и дела; только то и господствует в жизни, что убеждение века почитает своим идеалом. Не могло быть, чтобы рядом с мужественным, сильным и отважным мужчиной, каким он был в первый век нашей истории, стояла женщина слабая или ослабленная нравственно, умственно и даже физически, как это было впоследствии, при господстве других идей и положений жизни. Не могло быть, чтобы женщина, находясь в сфере, где мужественное дело и отвага составляют стихию жизни, не воспитывалась под сильным влиянием этой стихии, чтобы свобода действий, которая сама собой разумеется в представлении о мужественном деле и отваге, не распространялась и на женщину, несмотря даже на физиологические условия ее пола.
Дело жизни прямо выдвигало женщину на подвиги. О мужестве русских женщин в языческую эпоху засвидетельствовали византийские летописцы, которые рассказывают, что во время войны Святослава с греками после одной весьма жестокой битвы, когда греки стали раздевать убитых скифов, то нашли между трупами и убитых женщин, которые в мужеском одеянии мужескою храбростью с римлянами (греками) сражалися. Таким образом, народные идеалы рисовали в сущности народную действительность. Так понимал древний век общественное положение женщины, так идеализировал он и личность Ольги. Но в Ольге древний век идеализировал также и вообще женское существо, как оно ему тогда представлялось. Он идеализирует Ольгу мудрою – хитрою; она хитростью победила не только древлян, но перехитрила и самого царя греческого, который вздумал было взять ее себе в жены. Таково в глазах язычества свойство женской личности вообще. Хитрость в том веке являлась не только положительным свойством ума, но и вещею силою, приближавшею человека к богам. Оттого все женские типы из мифической эпохи обладают, прежде всего, именно этим свойством их существа. Вообще языческий идеал присваивает женской личности существо мифическое. Она обладает даром гаданий, чарований, даром пророчества; она знает тайны естества и потому в ее руках по преимуществу хранится врачеванье от болезней, а следовательно, и колдовство, ведовство, заговоры, заклинания. Она в близких связях с мифическими силами; в ее руках и добро, и зло этих сил. Мифический змей становится спутником ее личности. На особенную высоту вещего значения ставит языческий идеал вещую деву. Языческие идеализации коренились конечно на почве действительности, а действительность здесь заключалась уже в самой природе женского пола, в действиях этой природы на другой пол. Эту-то природу язычество и олицетворяло в поэтических образцах и мифах, которые как ни были многообразны, но все выговаривали одно, что в женском существе кроются непостижимые демонические силы. Чары красоты и любви были очень достаточны, чтобы возвысить идеал женщины до мифического существа и вырастить на этой почве целый культ очарований во всяких смыслах.
Все это должно было ставить женскую личность в самостоятельное отношение к языческому обществу, давать ей самостоятельное общественное значение. Но помимо вероятных соображений есть весьма положительные свидетельства о том, что идеальный характер русской женщины-язычницы, как он рисуется в эпической народной поэзии, песнях, обрядах, преданиях, вполне соответствовал тогдашней действительности, т.е. что женщина пользовалась самостоятельным положением в обществе, что ее общественная доля уравновешивалась с долею мужчины.
Укажем важнейшее, именно языческие браки, где свобода и самостоятельность женской личности уже в том обстоятельстве, что мужчины «умыкаху жены себе, с нею же кто свещашеся». Брак, следовательно, зависел не столько от воли родителей, сколько от согласия самой невесты, хотя вследствие родовых отношений общества необходимо было похищать невесту, ибо род даром ее не уступал. Общее свидетельство летописи утверждается еще более некоторыми частными случаями; например, полоцкая Рогнеда отказывается идти замуж за робичича – Владимира, когда отец предложил ей, за кого она хочет: за Ярополка или Владимира.
Свобода совещания о браке, свобода выбора свидетельствует вообще, что в языческое время положение женщины было вольнее, независимее, чем в последующие века.
В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в «пошибании» (изнасиловании) и оскорблении женщин «срамными словами». Рабыня, жившая с господином, как жена, становилась свободной после смерти господина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц[3].
3.2. Статус женщины после принятия христианства
Принятие Христовой веры должно было изменить положение вещей в древней Руси, изменить характер ее жизненной деятельности, характер ее представителей и героев. И умственный, и нравственный образ русского человека начинает мало-помалу изменяться. Святая вера смягчает языческие нравы и обычаи.
Но, естественно, что вместе с благовестием евангельского учения приносится к нам нашими учителями греками и их литературная образованность, их умственная и нравственная культура в многочисленных произведениях их литературы, приносится и известный, собственно византийский склад понятий о многих предметах жизни. И именно тот склад понятий, какой в ту эпоху господствовала в умах византийского духовенства, находившегося в отношении своей проповеди в исключительном положении вследствие особенного воспитания и развития византийского общества.
Действие такого отношения этой учительной литературы к нашему обществу не замедлило обнаружиться. Сильнее, чем на мужчину, литературные учительные идеи стали действовать на женщину, т.е. вообще на домашний быт народа, и тою собственно стороной, которая изображала этот мир миром погибели и прославляла удаление от него.
Отрицание житейского мира выразило свои идеалы главным образом в аскетизме. В том обществе на самом деле иного пути для спасения не было. В том обществе потребен был аскетизм беспощадный и всесторонний.
В Византии особенное внимание нравственных умов обращало на себя поведение женщины; ее публичная роль, которую она легко присваивала в обществе, преданном сластолюбию и роскоши; ее, можно сказать, господство над этим обществом, чего, конечно, никак не могли выносить аскетические и особенно восточные умы. В самом деле, византийская женщина прославляла себя даже на императорском престоле такими делами и деяниями, которые требовали самого беспощадного, сурового осуждения. Поэтому в литературе она становится предметом самых жестоких и сильных обличений, рисовавших ее пластически во всех чертах ее греховной жизни. Вырастает образ злой, греховной жены, тип всякого нравственного безобразия, или вернее тип аскетического омерзения вообще к женскому существу как к существу великого, неисчерпаемого соблазна для аскетической мысли.
Основная идея, в которой главным образом таилось начало всяких обвинений, обличений, даже поношений женской личности в образе злой жены, а вместе с тем таился религиозный страх перед женским существом, а стало быть, и неугасимая вражда против него, основная идея всего этого заключалась в убеждении, что «от жены начало греху и тою все умираем». Словом сказать, и по библейскому, и по аскетическому воззрению женская личность сама по себе уже являла образ соблазнительного греха.
Принесенные к нам литературные, аскетические и вообще восточные, азиатские представления, совсем чуждые, ни мало не свойственные нашей северной природе, и физической, и нравственной, в духе своем клонились к тому, чтобы поставить женскую личность в самое невидное место общественной организации, чтобы вовсе отдалить от общества как великую помеху для нравственных дел и деяний мужчины, как воплощенную человеческую слабость и шаткость нрава.
Летописцы ни о каких других женских подвигах не рассказывают, как о пострижении, о построении монастырей и церквей, потому что в их глазах эти-то подвиги одни только и заслуживали и памяти, и подражания.
С особенной приверженностью устремлялось к иноческому идеалу честное вдовство, так что из вдов – княгинь и особенно бездетных, почти каждая оканчивала свою жизнь инокинею, а часто и схимницей. Это становилось как бы законом для устройства вдовьей жизни.
Еще по уставу Ярослава Великого, взятому с византийского номоканона, женская личность, наравне с церковными людьми, по особому смыслу своей житейской доли, выделенными от мира-общества, отдается в покровительство церковного суда, который является исключительным, привилегированным ее защитником, охранителем и оберегателем ее чести и личного достоинства. С того времени, как начал действовать такой номоканон, женская личность по самому смыслу закона уже отстранялась от мира-общества, являлась членом не светского, общественного, а домашнего только мира, который вдобавок усиленно и неутомимо строился оп монастырскому идеалу.
Женщина постепенно удалялась от общества и являлась в нем уже только в силу некоторых жизненных обстоятельств, требовавших неминуемо ее присутствия или же давших ей самостоятельное вотчинное значение. Так только матерая вдова пользовалась правом стоять в известных случаях наравне с мужчиной и занимать соответственное своему назначению положение. По крайней мере, общество не смущалось присутствием женщины, приобретавшей мужские черты вследствие своего хотя и вдовьего, но тем не менее отеческого, или вернее сказать, вотчиннического значения. Так, например, в истории встречается боярыня Марфа Борецкая (Посадница)[4], пирующая в обществе мужчин, новгородских бояр.
Женщина получала больше уважение, когда оставалось вдовою и притом была матерью. Тогда как замужняя не имела вовсе личности сама по себе, вдова была полная госпожа и глава семейства. Личность вдовицы охранялось религиозным уважением. Оскорбить вдовицу считалось величайшим грехом. «Горе обидевшему вдовицу – говорит одно старое нравоучение– лучше ему в дом свой ввергнуть огонь, чем за воздыхания вдовиц быть ввержену в геенну огненную». Впрочем, как существу слабому, приученному с детства к унижению и неволе, и тут не всегда приходилось ей отдохнуть. Примеры непочтения детей к матерям были нередки. Бывало, что сыновья, получив в наследство после родителя, выгоняли мать свою, и та должна была просить подаяния. Это не всегда преследовалось, как видно из одного примера XVI века, где выгнанной матери помещиков царь приказал уделить на содержание часть из поместий ее мужа, но сыновьям, как видно, не было никакого наказания. Иногда, же напротив, овдовевшая, поступала безжалостно с детьми, выдавала дочерей насильно замуж, бросала детей на произвол судьбы и т. п.
3.3. Русская женщина допетровского времени глазами иностранцев
Все иностранцы поражались избытком домашнего деспотизма мужа над женой. В Москве, замечает один путешественник, никто не унизится, чтоб преклонить колено перед женщиной и воскурить перед ней фимиам. По законам приличия, порожденным византийским аскетизмом и глубокою татарской ревностью, считалось предосудительным даже вести с женщиной разговор. Вообще женщина считалась существом ниже мужчины и в некоторых отношениях нечистым; таким образом, женщине не дозволялось резать животное: полагали, что мясо его не будет тогда вкусно. Печь просфоры позволялось только старухам. В известные дни женщина считалось не достойною, чтоб с ней вместе есть.
В одном старинном поучении так отзываются о прекрасном поле: «Что есть жена? Сеть утворена прельщающее человека во властех, светлым лицеем убо и высокими очами намизающи, ногами играющи, делы убивающее, многы бы уязвивши низложи, тепмже в доброти женстей мнози прельщаются и от того любы яко огнь возгорается…Что есть жена? Святым обложница, покоище змеино, диавол увет, без увета болезнь, поднечающая сковрада, спасаемым соблазн, безисцельная злоба, купница бесовская».
Русская женщина была постоянною невольницей с детства до гроба. В крестьянском быту, хотя она находилась под гнетом тяжелых работ, хотя на нее, как на рабочую лошадь, взваливали все, что было потруднее, но по крайней мере не держали взаперти. У казаков женщины пользовались сравнительно большею свободой: жены казаков были их помощницами и даже ходили с ними в походы. У знатных и зажиточных людей Московского государства женский пол находился взаперти, как в мусульманских гаремах. Девиц содержали в уединении, укрывая от человеческих взоров; до замужества мужчина должен быть им совершенно неизвестен; не в нравах народа было, чтоб юноша высказал девушке свои чувства или спрашивал лично ее согласие на брак. Самые благочестивые люди были того мнения, что родителям следует бить почаще девиц, чтобы они не утратили своего детства. Чем знатнее был род, к которому принадлежала девица, тем более строгости ожидало ее: царевны были самыми несчастными из русских девиц; погребенные в своих теремах, не смея показываться на свет, без надежды когда-нибудь иметь право любить и выйти замуж, они, по выражению, Г.П. Котошихина[5], день и ночь всегда в молитве пребывали и лица свои всегда умывали слезами. При отдаче замуж девицу не спрашивали о желании; она сама не знала за кого идет, не видела своего жениха до замужества, когда ее передавали в новое рабство. Сделавшись женой, они не смела никуда выйти из дома без позволения мужа, даже если шла в церковь, и тогда обязана была спрашиваться. Ей не предоставлялось право свободного знакомства по сердцу и нраву, а если позволялось некоторого рода обращения с теми, с кем мужу было угодно позволить это, то и тогда ее связывали наставления и замечания: что говорить, о чем умолчать, что спросить, чего не слышать. В домашнем быту ей не давали права хозяйства, как уже сказано. Ревнивый муж приставлял к ней служанок и холопов, а те, желая подделаться в милость господину, нередко перетолковывали ему все в другую сторону каждый шаг своей госпожи. Выезжала ли она в церковь или в гости, неотступные стражи следили за каждым ее движением и обо всем передавали мужу. Очень часто случалось, что муж по наговору любимого холопа или женщины бил свою жену из одного только подозрения. Даже и тогда, когда муж поручал жене смотреть за хозяйством, она была не более, как ключница: ни смела ни послать чего-нибудь в подарок другим, ни принять от другого, не смела даже сама без дозволения мужа съесть или выпить. Редко дозволялось ей иметь влияние на детей своих, начиная с того, что знатной женщине считалось не приличным кормить грудью детей, которых поэтому отдавали кормилицам; мать впоследствии имела над ними менее надзора, чем няньки и дядьки, которые воспитывали господских детей под властью отца семейства. Обращение мужей с женами было таково: по обыкновению у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая дураком; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и сек дураком до крови – это называлось учить жену; у иных мужей вместо плети играли ту же роль розги, и жену секли, как маленького ребенка, а у других, напротив, дубина – и жену били как скотину. Такого рода обращения не только не казались предосудительными, но еще вменялось мужу в нравственную обязанность. Кто не бил жены, о том благочестивые люди говорили, что он дом свой не строит и о своей душе не радеет и сам погублен будет и в сем веке, и в будущем, и дом свой погубит. «Домострой»[6] человеколюбиво советует не бить жены кулаком по лицу, по глазам, не бить ее вообще железным или деревянным орудием, чтобы не изувечить или не допустить до выкидыша ребенка, если она беременна; он находит, что бить жену плетью и разумно, и больно, и страшно, и здорово. Это нравственное правило проповедовалось православной церковью и самим царем при венчании митрополиты и патриархи читали нравоучения о безусловной покорности жены мужу. Привыкшие к рабству, которое влачить суждено было им от пеленок до могилы, женщины не имели понятия о возможности иметь другие права, и верили, что они рождены для того, чтоб мужья их били, и даже самые побои считали признаками любви.
Женщины говорили: «Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьет, значит, не любит»; пословицы эти и до сих пор существуют в народе, так же, как и следующая: «Не верь коню в поле, а жене на воле», показывающая, что неволя считалась принадлежностью женского существа. Иногда родители жены при отдаче ее замуж заключали письменный договор с зятем, чтобы он не бил жены. Разумеется, это исполнялось неточно. Положение жены всегда было хуже, когда у нее не было детей, но оно делалось в высшей степени ужасно, когда муж, наскучив ею, заводил себе на стороне любезную. Тут не было конца придиркам, потасовкам, побоям; нередко в таком случае муж заколачивал жену до смерти и оставался без наказания, потому что жена умирала медленно и, следовательно, нельзя было сказать, что убил ее он, а бить ее, по десяти раз в день, не считалось дурным делом. Случалось, что муж, таким образом, приневоливал ее вступить в монастырь, как свидетельствует народная песня, где изображается такого рода насилие. Несчастная, чтобы избежать побоев, решалась на добровольное заключение, тем более, что в монастыре у нее было больше свободы, чем у дурного мужа. Если бы жена заупрямилась, муж, чтоб разлучиться с немилою - постылою, нанимал двух-трех негодяев-лжесвидетелей, которые обвиняли ее в прелюбодеянии; находился за деньги и такой, что брал на себя роль прелюбодея: тогда жена насильно запирали в монастырь.
Не всегда, однако, жены безропотно и безответно сносили суровое обращение межей, и не всегда оно оставалось без наказания. Иная жена, бойкая от природы, возражали мужу на его побои бранью, часто неприличного содержания. Были примеры, что жены отравляли своих мужей, и за это их закапывали живых в землю, оставляя снаружи голову, и держали в таком положении до смерти; им не давали, есть и пить, и сторожа стояли при них, не допуская, чтобы кто-нибудь из сострадания покормил такую преступницу. Прохожим позволялось бросать деньги, но эти деньги употреблялись на гроб для осужденной или на свечи для умилостивления Божьего гнева к ее грешной душе. Впрочем, случалось, что им оставляли жизнь, но заменяли смерть вечным жестоким заточением. Двух таких преступниц за отравление мужей держали трое суток по шее в земле, но так как они попросились в монастырь, то их откопали и отдали в монастырь, приказав держать их порознь в уединении и в кандалах. Другие жены мстили за себя доносами. Как не безгласна была жена перед мужем, но точно так же были мужья безгласны перед царем. Голос жены, как и голос всякого, и в том числе холопа, принимали в уважение, когда дело шло о злоумышлении на особу царского дома или о краже царской казны.[7]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проанализировав изученные материалы по теме, выбранной для нашего исследования, мы пришли к следующим выводам:
Во-первых, в результате работы над данной темой мы убедились, что на положение женщины в истории Руси постоянно оказывали влияние различные факторы: социально-экономические, антропологические, духовные.
Во-вторых, во время разложения первобытного общества мужчине стала отводиться преобладающая роль в хозяйстве, обществе и семье, т.к. развитие скотоводства, плужного земледелия, металлообработки требовало мужской силы. В условиях первобытнообщинного строя, будучи слабее, женщина вынуждена была подчиниться мужчине. В период перехода от матриархата к патриархату на статус женщины повлияли также антропологические изменения в человеческом сознании, т.е. пришло понимание причастности мужчины к продолжению рода.