Мельников Г.П.

Как известно, понимание смыслов - это всегда овладение смыслами. Поэтому необходимость четких дефиниций, в особенности в отношении столь молодой науки, как культурология, представляется почти что категорическим императивом, неизбежным в ситуации сопоставления со столь старой областью знания, как история. Проблема взаимоотношения культурологии и истории, казалось бы, состоит в выяснении контактных зон и взаимообусловливающего влияния двух научных дисциплин. Это, безусловно, так, но, как представляется, данной констатации недостаточно. Прежде всего необходимо определить сами понятия культурология и история - являются ли они отдельными дисциплинами, изучающими конкретное, имеющее свои границы явление, или же они по своей природе сложносоставны, т.е. мы имеем дело не с сингулярной дисциплиной, но с метадисциплиной. Второе понимание кажется нам более ёмким, хотя в этом случае трудно определить границы предмета.

Начнем с истории. В принципе, она как наука тотальна, поскольку имеет дело с категорией времени, абсолютной для земного существования. Тетроrа mutantur, следовательно, все течет, все изменяется. Поскольку есть изменения, есть прошлое, а значит, и история, поскольку история - это наука о прошлом. В понятие прошлого, в сущности, входит вся совокупность человеческой деятельности в ее временной протяженности, а также условия, включая природные, этой деятельности и трансформация самого субъекта истории - человека. Поэтому существуют понятия геологической истории Земли (до появления человека), история климата и т.д. Любое событие исторично, степень его значимости зависит от многих факторов и их совокупности. Допустим, факт падения яблока на голову Ньютона, конечно, менее значим, чем открытие закона тяготения, но, тем не менее, при наличии двух факторов: яблока и гениальной головы. Ценность исторического факта падения первого на второе уже бесконечно далека от нуля. Собственно говоря, все научные открытия, т.е. осознание человеком физических, химических, астрономических и т.п. реалии глубоко историчны, так как произошли в конкретный момент исторического развития человечества. Таким образом, открытие, допустим, распада элементарных частиц, явления константного, не зависящего от хода человеческой истории, становится в конкретный момент этого хода событием историческим, влияющим на историю. Другими словами, развитие всей природы, неживой и живой, включая человека как единственного носителя сознания, способного осознавать это развитие, и составляет предмет этой истории. История человечества - лишь ее часть. История человечества, далее, дробится на многочисленный ряд областей специального знания, от политической и социально-экономической истории (то, что люди договорились именовать собственно историей) до, скажем, истории культивирования злаков. Вероятностные аспекты термина история настолько широки, что охватывают все явления, изменяющиеся во времени. К тому же история иерархична (как область знания): история костюма, допустим, не может иметь столько же ценностного смысла, сколько история музыки. С другой стороны, история плюралистична и демократична: каждый феномен имеет свою историю и поэтому может претендовать на ее фиксацию и изучение. История культуры, следовательно, одна из вспомогательных исторических дисциплин, которая, в свою очередь, многосоставна.

Вопрос, нас интересующий, состоит в том, охватывает ли история в ее тотальном понимании также и культурологию. Чтобы на него ответить, попытаемся дать определение культурологии, т.е. выяснить, всецело ли она исторична. Прежде всего необходимо констатировать, что она несводима к истории культуры. Это не сумма истории литературы, живописи, музыки и т.д., это даже не синтетическая междисциплинарная наука, обобщающая в гомогенное целое различные области культурной активности человечества. Культурология также не является синонимом философской эстетики, хотя для нее первостепенно важно теоретическое осмысление культурного развития человечества, выражаемое в философских терминах. Эссеистика и беллетристика на темы культуры, конечно, может быть формой реализации культурологических штудий конкретного автора, однако она слишком публицистична и популяризационна, чтобы претендовать на научность. С другой стороны, она сама служит прекрасным материалом для культурологического исследования как пограничный жанр, где взаимодействуют научный, художественный и обыденный типы культурного самосознания.

Чтобы дать определение культурологии, следовало бы сначала определить, что такое культура. Поскольку уже существует, кажется, свыше 300 определений культуры, предлагать еще одно было бы по меньшей мере наивным. Более важно установить сущностную характеристику культуры как явления исторического или антропологического (о чем не утихают дискуссии), а не только разделять существующие определения культуры на технологические, деятельные и ценностные , поскольку эта дефиниция представляется уже понятием второго ряда. Если культура исторична, то она преходяща, всецело обусловлена историческим развитием в данное время, в данном месте и в данном социуме. Из-за значительности исторических трансформаций и межнациональных различий культура прошлого и культуры чужих народов обречены на герметичность. Дистанцию между феноменом культуры и его реципиентом может покрыть только трактовка и адаптация этого феномена. В этой системе соотношений колоссальное значение приобретает фигура историка-толкователя, т.е. герменевта.

Он выполняет как бы священнические функции посредника между современными людьми - паствой - и феноменом культуры прошлого (чужого) как явления высшего порядка. Отсюда проистекает монополизация специфических знаний литература-, искусство-, кино- и прочим ведением. Представители этих дисциплин считают культурологию крайне неконкретной, расплывчатой и неопределенной в противовес своему конкретному анализу явлений культуры, даваемому в их понятиях и на языке данной дисциплины.

Если же культура в основе своей антропологична то, несмотря на свои различные исторические ипостаси, она сохраняет некую константность, позволяющую осуществить культурный трансцензус сквозь феноменологический ряд ее исторических форм. Именно таким образом формируются "вечные культурные ценности", "золотой фонд мировой культуры" и другие аналогичные понятия. Вне категории культурно-антропологической константности явления культуры представляли бы собой лишь исторический интерес. Наличие же в них эстетических ценностей, в которых вневременное ценнее временного, подразумевает антропологическую детерминированность культурных проявлений, включая эстетический канал восприятия.

С другой стороны, социальные проявления антропологической специфики неотделимы от культуры данной цивилизации. Собственно говоря, антропологическое реализуется через культурное. Так, многие исследователи склоняются к тому, что ряд человеческих физиологических отправлений, таких, как прием пищи, сексуальная жизнь, а также модели поведения, испытывают на себе столь сильное влияние культуры, что трудно понять их особенности, не будучи знакомым со спецификой данной культуры. Таким образом, культура обусловливает форму проявления физиологии. Вообще не известно ни одного исторического периода, когда человеческой деятельности не была бы присуща культурная функция. Не случайно археология использует термин культура применительно к орудиям труда первобытного человека (например, древнейшая в мире культура чопперов - отбитой с одного конца гальки).

При антропологическом понимании культуры культурология представляется как метадисциплина, не только синтезирующая и обобщающая изучение различных сфер культурной деятельности, но и обозначающая парадигму развития человечества. Культурологический дискурс включает в себя понятийные системы философии, антропологии, истории и истории культуры и всех ее отдельных видов. Поэтому он должен стремиться к универсальности. Предлагаемая панкультурологическая концепция, конечно, не объясняет особенностей разных типов культур, их генезиса и исторической и религиональной трансформации. Она, быть может, в акцентированной форме лишь призвана подчеркнуть важность хорошо известного принципа "мир через культуру", когда миропознание мыслится неотъемлемым от взгляда через призму культуры. Следовательно, познание абсолюта (Бога, природы, вечности, времени и пространства, строения материи и т.п.) детерминировано типом данной культуры, в системе которой находится познающий, поэтому столь разнообразны пути познания истины и формы толкования абсолютных категорий. Эти пути и формы, находясь в социуме, неизбежно подвергаются историческим изменениям, история как бы поглощает абсолют в силу своей тотальности. Напротив, "прорыв к абсолюту", стремление к универсальности имеет целью прорваться через историю к вневременным константам. Этим взаимообусловленным противоречием, в частности, можно объяснить антагонизм религиозного и исторического типов мировоззрения.

Таким образом, проблема взаимоотношения культурологии и истории сводится к соотношению универсального и тотального. Для культурологии необходимо знание истории, чтобы понять условия существования и исторические причины появления конкретного явления культуры. Но для понимания генезиса этого явления одной истории недостаточно. Так, ни один историк искусства не сможет полностью объяснить, почему именно в XIII в. в европейском искусстве стали удлиняться пропорции зданий и фигур, т.е. не сможет объяснить генезис готических форм, сменивших романские. Попытки найти объяснение в изменении материальной базы общества, предпринятые некоторыми советскими исследователями в 1950-е годы, выглядели столь вульгарно социологичными, что не были всерьез приняты отечественной наукой.

Фактический материал истории необходим культурологии как координаты в пространстве. Вне их получается эссеистика, похожая на доморощенное любомудрие. Оторванность от конкретики создает абстрактные схемы, может быть, и убедительные внутри замкнутого поля теоретизирования, но рассыпающиеся при проверке их конкретными историческими данными. Как пример можно привести культурологическую концепцию развития Евразии Л.Н. Гумилева, оригинальную в целом, но не выдерживающую аргументированной критики по отдельным пунктам. Если теоретическая схема игнорирует противоречащие ей факты, представляемые историей, то она не может претендовать на научность. В этом кроется некоторая опасность, подстерегающая философию культуры, когда она абстрагируется от социально-исторического, основывая свои построения только на философских, культурных и антропологических категориях. Собственно говоря, философия культуры, как и философия истории, интересны не только тем, о чем они говорят, но и тем, кто именно говорит. Исследователь в данном случае является репрезентантом конкретного типа культуры, познающего другие типы культуры и истории. Таким образом, философия культуры и истории становятся, в сущности, факультативными культурологическими дисциплинами.

История для культурологии служит как бы тестом на объективность и фактическую точность. Субъективная культурология, исходящая из чисто авторского представления о культурном процессе, ближе к художественному творчеству на темы культуры, чем к науке, т.е. это культура о культуре. В этом смысле культурология есть постмодернизм, главная черта которого - художественное претворение культурологом и игра с ними. Культурология, если она хочет быть наукой, должна быть предельно исторична, но несводима к принципу историзма. Антропологичность культуры позволяет ей выявлять такие субстанции, заложенные в культуре, которые находятся вне компетенции истории, т.е. вне времени. А вне категории времени тотальность истории теряет смысл. Культурология здесь становится подобной физике, открывающей вечно существовавшую частицу, которая лишь сейчас становится достоянием человеческого знания. Перевод из вечного во временное историзирует феномен, вводя его в контекст развития.

Культурология, собственно говоря, должна изучать вневременное и временное, универсальное и преходящее в человеческой культуре. Тем самым культурология соприкасается с философией. Однако она не тождественна философии культуры, когда философскому анализу подвергается понятие, феномен и исторические формы культуры. Культурологический дискурс отличен от философского тем, что его предметом является не вся совокупность бытия реального и трансцендентного, а лишь специфическая форма человеческой деятельности, которую мы условились называть культурной.

Поле культурологии - это весь корпус явлений мировой культуры, изучаемых в их сопоставлении и историческом континууме с целью идентификации тех черт, которые определяют универсалии культуры в их конкретном, следовательно, историческом бытии. Таким образом, история становится условием и формой реализации культурологических схем и идей, фактором временного существования универсалии. Поскольку история тотальна, когда речь идет о времени, она втягивает в себя культурологию, которая, однако, должна сопротивляться полному поглощению, грозящему ей превращением в традиционную "сводку данных" по истории культуры.

Следовательно, взаимоотношение двух мета-дисциплин - культурологии и истории - невозможно без взаимной интеграции, без исторического тестирования и сохранения специфики культурологии как науки, объединяющей субстанциональное и трансформируемой в ландшафте культуры человечества.

Культурология как самостоятельная дисциплина призвана объяснять культурные процессы и феномены, исходя из понятий и универсалий, присущих культуре, находясь над историческими координатами, но постоянно сверяясь с ними.