Статья

Статья на тему Евангельские мотивы в песенной поэзии иеромонаха Романа Матюшина

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-06-27

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 23.11.2024


Ничипоров И. Б.

Возможные пути художнического восприятия реалий Библии весьма разнообразны. Это могут быть и нейтральное осмысление Библейских образов в качестве общекультурного фонда, становящегося источником метафор, аллегорий и т.д.; и страстно-религиозное проникновение в содержание и стилистику Библейского повествования, воспринимаемого как откровение о духовном бытии мира и самого художника. В песенном творчестве иеромонаха Романа (Матюшина), утвердившего "поэзию как моление" [1] , сквозные Евангельские образы, мотивы многофункциональны и являются органичной составляющей духовно-нравственного пространства, в котором осмысляет себя его лирический герой.

Широкое распространение получили в произведениях о.Романа Евангельские ассоциации, притчевые образы, помещенные в контекст лирической исповеди, напряженного самопознания героя.

В стихотворениях "Не сохранила Божье, не сумела…" (1994), "И за что мне сие?.." (2001) актуализация данного образного ряда происходит в процессе покаянного углубления лирического "я" в собственную душу. Внутренний "сюжет" первого выстраивается как путь к Божественному просветлению души – "потерянной драхмы" (Лук. XV, 8-10) и воплощается в проникновенных обращениях героя как к самой душе ("Душе моя, воспомяни о Боге"), так и ко Творцу: "Поругана Тобою темнота, // Ты осветил потерянную драхму…" [2] . Во втором же стихотворении, построенном как негромкий молитвенный разговор с Богом, притчевый образ человека, пришедшего на Пир в "небрачной одежде", спроецирован на судьбу героя – странника, взыскующего Бога. Сам образ небрачной одежды получает здесь художественное истолкование, несколько отличное от Евангельского источника (Мф. XXII, 12,13), воплощая не столько отчуждение от Бога, сколько многотрудный путь к Свету, тяжесть которого передана в замедленных анапестических строках, произносимых героем на пределе душевных и физических сил:

Ах, какие дороги-пути перевыстрадал за день!

Диво то, что дошел, хоть и места небитого нет.

Что не спросишь меня, почему я не в брачном наряде?

Видно, знаешь, что мне просто нечего молвить в ответ…

Христова притча о сеятеле в стихах-песнях о.Романа соотносится как с перепутьями исканий самого героя, так и с тревожным взглядом на судьбы современников. В отрыви-стых, чеканно-афористичных фразах в стихотворении "Видать, до гробового вздоха…" (1995), где каждая строфа увенчана укороченными, предельно энергичными строками, за-ключающими концентрат духовного содержания, композиционная форма горько-обличающего обращения героя к себе ("Не сам ли сеял у дороги? // Что ж от кручины из-дыхать?") получает расширительное значение, делая адресатом этого обращения удалив-шихся от духовных ориентиров сограждан. В стихотворении "А жатвы много. Делателей мало…" (1993) поэтическое преломление притчевого сюжета о сеятеле и Царствии Не-бесном осуществлено в ракурсе гражданско-патриотической лирики. У о.Романа невозде-ланная жатва "рифмуется" с образом родной земли и отчуждением от нее русского чело-века – "делателя" с "нравом неверного раба". К нему поэт-пастырь обращается с друже-ским увещеванием, в котором данные образы обретают художественное развитие:

А жатвы много. Делателей мало.

Но кто же ты, стоящий у межи?

Иль своего душа не принимала,

Что ищешь зерна в терниях чужих?..

Столь же многомерное творческое осмысление получают в произведениях о.Романа и Библейская история городов Содома и Гоморры и связанная с ней судьба Лотовой жены. В гражданской, сатирически звучащей, подобно лермонтовской "Думе", элегии "Верши-ны в наше время не для всех…" (2001) кульминацией лирического монолога становится ассоциация современной России с проклятыми Богом городами ("Откуда же Гоморра и Содом? // Откуда направление ко дну?"). Противоречивое переплетение в современной душе привязанности к греховной страсти и жажды избавления от нее запечатлевается в произведениях о.Романа в образе Лотовой жены, которой в молитвенном самоуничижении уподобляет себя герой стихотворений "Изнемогая от потерь…" и "Я пойду, где стоят ко-рабли…" (1995). Пронзительность обращения к Богу в процессе исповеди о пройденном жизненном пути подчеркивается здесь сплошными мужскими рифмами (всюду с ударени-ем на последнем слоге в строке), создающими повышенное интонационное напряжение, эффект отрывистости сокрушенной речи. Поскольку в Евангельских словах Христа напо-минание о "жене Лотовой" звучит в связи с разговором о Судном дне, когда "сын Челове-ческий явится" (Лук.ХVII, 30-32), – в подтексте стихотворений о.Романа видится внут-реннее приготовление осознающего свой грех человека к предстоянию на Страшном Су-де:

Подобно Лотовой жене

Пытаюсь кары избежать.

Спешу к желанной стороне,

Взирая, окаянный, вспять.

Прости меня, когда, молясь,

В земных поклонах бью челом,

Перебираю четок вязь,

И стыну соляным столпом.

Ярким явлением притчевой поэзии о.Романа стало и стихотворение "Блудный сын" (2001). Поэтическое переложение известной Евангельской притчи, заостряющее драма-тичные перипетии ее сюжета, существенно обогащается "вкраплениями", где звучит го-лос лирического "я", поначалу кратко комментирующего события, а в завершении соеди-няющего свой голос с обращением раскаявшегося сына к Отцу. "Внутренняя драматур-гия" произведения основана на живом звучании голосов героев притчи и самого повест-вователя, который уже в первых строках определяет свой эмоциональный настрой в от-ношении к происходящему ("Одно из мест Евангельского чтенья // Волнует сердце скор-бью без конца"), затем пристально наблюдает за очистительным порывом блудного сына, давая свои "ремарки" ("Надежда укрепляет"); за психологическими деталями его речи: "А в горле комом – грешен пред Тобою. // И называться сыном нету сил…". Далее, внут-ренне противясь всяческому безжалостному благочестию, герой проводит глубокое со-поставление "Праведности" старшего сына и милующей Любви Отца – сопоставление, в котором ощутимо знание о нелегком опыте не только мирской, но и внутрицерковной жизни:

Одна Любовь приемлет и спасает.

Она уже – Награда без наград.

А Праведность без Оной обрекает

Стоять столпом у растворенных Врат.

Повышенная стилевая экспрессия заключительного покаянного обращения блудного сына и одновременно самого лирического "я" к Отцу сопряжена с контрастом возвышен-ного слога и намеренно сниженной самохарактеристики, с расширительной интерпрета-цией притчевых образов. Сущностное качество поэтической притчи о.Романа – свобода от сухого дидактизма и лирическое отражение индивидуального духовного опыта про-тиводействия "блудным стремнинам":

Я жрал рожцы мечтаний и деяний,

И был рабом у общего врага.

Изведал горе горькое скитаний,

И не дерзаю пасть к твоим ногам.

И, все-таки, когда приду с Надеждой,

Убогости моей не отвратись.

Я обойдусь без дорогой одежды –

Мне без тебя уже не обойтись.

Причастность поэзии иеромонаха Романа древнейшей традиции молитвенного псалмо-пения обусловила значимый диалог его лирического слова с Псалтирью – как в песне "Что ты спишь, восстань, душе моя…" (1987). Детально воспроизведенный конкретный эпизод сосредоточенной монашеской молитвы ("Открываю книгу старую, // Покрываю плечи мантией") перерастает в изображение внутренней драмы Давида, "скорбь" и "покаяние" которого попадают в орбиту лирического переживания. Благодаря цитатной насыщенно-сти песни исповедальное слово автора, с болью "вспомнившего жизнь свою прошедшую", и Священный текст предстают в диалогическом взаимопроникновении:

Велика ты, скорбь Давидова,

Велико и утешение.

Ты покаялся пред Господом,

И тебя Господь простил.

– "Сердце чисто сотвори во мне,

Боже моего спасения,

Отврати лице от грех моих,

От мене не отврати".

Уединенный от мира, герой песенной поэзии о.Романа в то же время проявляет духов-ную открытость, художественно "перевоплощаясь" в Евангельских персонажей, что на-сыщает тексты произведений множеством перекличек со Священным Писанием. Так, в стихотворении "Все моя молитва превозможет…" (1982) он ощущает сопричастность "мытарю, разбойнику, блуднице", ради которых принесена Крестная жертва, и, достигая покаянной высоты, дерзновенно взывает ко Христу: "Дай испить мне за Тебя мученья, // Только укрепи и призови…". В покаянно звучащих стихотворениях "Это знают все на-верняка…" (1987), "И коснется меня боль обмана…" (1990) он видит свою немощную душу подобной проклятой Христом смоковнице ("О, душе, в смоковнице сухой // Нашу наготу я узнаю") и вместе с тем, памятуя о Евангельской сцене молитвы фарисея и мыта-ря, с просветляющей надеждой стремится разглядеть в себе искренний порыв последнего: "С этой болью пред Господом встану, // Мытаревы слова прошепчу…". В стихотворении же "Прибит на крест моей неправдой…" лирическое "я" мистическим образом достигает "свидетельской" сопричастности Распятию, покаянным слезам сомневающегося, отре-кающегося и вместе с тем глубоко кающегося апостола Петра:

О, Боже мой, я весь проказа!

Целуя Твой кровавый пот,

Гвоздиные целуя язвы,

Рыдаю горько, аки Петр.

Поэтическое прочтение и глубокое символическое осмысление получили в стихотворе-ниях-песнях иеромонаха Романа многие ключевые образы, сцены, эпизоды Библейского и собственно Евангельского повествования.

Предметом художественного осмысления становится здесь судьба уже первого челове-ка, запутавшегося, подобно "птице обреченной", в "сетях" греха ("Что, Адам, сидишь ты против Рая…", 1985). Бытийная драма Адама раскрывается в песне в горестном обраще-нии к нему лирического героя, причем голоса обоих сливаются в покаянном, наполнен-ным жаждой утраченного райского блаженства плаче, близком к народнопоэтической форме: "Раю, мой Раю…". Расширение пространственно-временной перспективы произ-ведения происходит благодаря проекции ветхозаветных событий как на надысторический масштаб судеб всего тварного мира ("Все живое, тем словам внимая, // Плакало, Адам, вместе с тобой"), так и на закономерности духовного бытия лирического "я": "Слезы, струясь потоком, // Смойте всю скверну с меня! // Не был в аду потопа, // Видно, рожден для огня!..".

Возникшая здесь ассоциация с потопом получает развитие в стихотворении "Пожалей, дорогой, пожалей…" (1991), где события Библейского повествования о потопе и пророче-ства о Страшном Суде, органично растворяясь в ткани философского пейзажа, выводят на аксиологию современной греховной цивилизации:

И грустит под Полярной звездой

Дольний мир и в погибель несется…

"Первый мир был потоплен водой,

А второй для огня бережется"…

Мистическая причастность Библейских событий вечности, жизни сегодняшнего чело-вечества нередко запечатлевается о.Романом в пейзажных образах, где чувственно-обыденное сплавляется со сферой, доступной лишь духовному зрению, – как в стихотво-рении "Благовещение" (2001):

И на заре, под радужным сияньем,

Без звонаря заколоколил Храм.

И все слилось в Архангельском лобзаньи:

Господь с Тобою, Дево Мариам!

Сочетание символической глубины и лирической проникновенности существенно у о.Романа и в произведениях, посвященных периоду земной жизни Христа. В стихотворе-нии "Иерусалим" (1992) лирический портрет столь значимого для Евангельского текста "города моего Христа" через контрастный эмоциональный фон ("светлая моя мечта" – "горькая моя мечта") передает антиномию Иерусалима земного, обрекшего Спасителя на Крестные страдания, – и Иерусалима Небесного, образ которого не раз возникает в Биб-лии как воплощение Царства Небесного "и вообще Церкви Божией – Христианской, вет-хозаветной и новозаветной" [3] . Стихотворение же "Евангелист Божественной рукой…" (1989), выдержанное в духе и стиле размеренного старославянского эпического сказания о Христовом милосердии к покаявшейся блуднице, соединяет в своей речевой ткани драма-тические элементы – в притчевом ответе Христа на слова фарисея и Симона – и звучание лирического монолога, который являет глубину авторского вчувствования в Евангельский текст:

Целую пожелтелые листы,

Святые покаянные страницы.

Душе моя, блудница – это ты.

Да даст тебе Господь любовь блудницы!

Содержательным центром "Евангельской" поэзии иеромонаха Романа является Гол-гофско-Пасхальная тема. Примечателен в этой связи обращенный к ключевым вехам Страстной недели поэтический цикл 2001 г. Здесь и глубинное проникновение в трагиче-ский парадокс в умонастроении толпы, приветствовавшей Вход Господень в Иерусалим ("Когда нелицемерное Осанна // Сметет нелицемерное Распни!"), и благодарные автобио-графичные воспоминания о материнских рассказах о голгофских эпизодах в детские годы ("Матушке Зосиме"), и онтологический смысл "Страстного Четвертка", когда "творенью ноги омывает сам Бог", "Великого Пятка" и самого Воскресения, ставшего, как писал по-эт в стихотворении еще 1999 г., озарением "тридневного гроба любой души" ("Христос Воскрес! Но с Ним ли мы?..").

Подробные картины голгофской драмы запечатлелись в песнях "Гора Голгофа" и "По-ят Пилат Христа…". В центре первой – развертывание Евангельской антитезы двух раз-бойников, пригвожденных вместе со Христом – антитезы, получившей расширительный смысл в мотиве вечного испытания человечества Крестом: "Своим Крестом Ты разделил людей // На тех, кто слева, и на тех, кто справа…". Драматизированная речевая ткань пес-ни в сюжетно заостренном мгновении "последнего крестного мига", "смертного часа" яв-ляет онтологический в своих глубинах спор богоборческого слова разбойника, "что сле-ва", и покаянного воззвания "того, что справа", которое сопровождается лирическим комментарием:

И в этот миг, последний крестный миг

Ты оправдал поруганного Бога,

И капля правды, перевесив мир,

Ввела под своды райского чертога…

Описание решающего момента "крестного мига" размыкается в Пасхальную перспек-тиву Евангельского текста ("Гора Голгофа, Пасхи Колыбель"), а также в сферу молитвен-ного размышления поэта об обретении достойного венца собственного земного пути: "Да оживет во мне хоть в смертный час // Разбойничья спасительная правда".

Всечеловеческий характер голгофских событий явлен и через противоречивое много-голосие беззаконного суда над Христом в песне "Поят Пилат Христа…", где лирическое слово становится художественным итогом подробного воссоздания внутренней "драма-тургии" известных Евангельских эпизодов. Эта ключевая для Евангелия тема соотносится о.Романом с процессом покаянно-исповедального самоосмысления лирического "я", как, например, в стихотворении "Русский куколь" (2001), где герой "перевоплощается" в "припавшего ко Кресту разбойника", или в стихотворении "Прискорбна заповедная доро-га…" (2001), в котором обуздание человеком собственной греховности уподобляется лич-ной Пасхе, невозможной "без тернового венца", и передается таким образным паралле-лизмом: "Рыдай, душа, Иосифом Прекрасным, // Святись слезою Самого Христа". Гол-гофские мотивы составляют сердцевину и гражданско-партиотической лирики о.Романа, окрашивая в скорбные тона образ России – в стихотворениях "Столько боли кругом…" (1992), "Еще не все объезжены места…" (1993), "Христос Воскрес!.." (1999):

Еще не все объезжены места,

Не до последней выплаканы строфы.

И всюду – Лик Распятого Христа,

И всюду – продолжение Голгофы.

Таким образом, грани соприкосновения поэзии иеромонаха Романа (Матюшина) с тек-стами Священных Книг обнаружились в сферах и лирической исповеди, и драматизиро-ванного "эпического" повествования, и в сквозных ассоциациях. Сознательное регуляр-ное обращение к пласту Евангельских образов, мотивов, сюжетов не может интерпрети-роваться здесь лишь в качестве пути к обогащению и расширению образного ряда. Глав-ная сверхзадача этого глубинного диалога – в постижении поэтом-певцом мистического преломления Библейского, Евангельского хронотопа как на сокровенное пространство внутренней жизни лирического "я", так и на исторические судьбы родной земли и челове-ческой цивилизации в целом.

Список литературы

1. О духовном содержании, жанровой системе, основных мотивах поэзии иеромонаха Ро-мана (Матюшина) см.: Ничипоров И.Б. Песенно-поэтическое творчество иеромонаха Ро-мана (Матюшина): духовное содержание и образный строй // Духовные начала русского искусства и образования: Материалы III Всероссийской научной конференции. Великий Новгород, НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2003. С. 218-235.

2. Ссылки на тексты произведений иеромонаха Романа даны по изданиям: Иеромонах Ро-ман Благословен молитвословья час. Избранные стихи и песнопения 1990-1997. СПб., Но-вый город,1997; Иеромонах Роман Русский куколь. Минск, Изд-во Белорусского Экзар-хата, 2002, а также по странице в Интернете: http://www.voskres.ru/pesni/

3. Библейская энциклопедия в 2-х книгах. М., 1990 (репринтное воспроизведение издания 1891 г.). Кн.1. С.334-335.


1. Реферат Декларация ООН о сексуальной ориентации и гендерной принадлежности
2. Реферат на тему SplitBrain Psychology Essay Research Paper SplitBrain Psychology
3. Реферат Индикатор уровня заряда батареи
4. Реферат на тему Определение перемещения методом Мора Правило Верещагина
5. Биография Модест Петрович Мусоргский 2
6. Реферат Роль и развитие туризма в России
7. Реферат на тему John Hale And John Proctor Essay Research
8. Сочинение на тему Облучок О лексике и фразеологии Евгения Онегина
9. Реферат Издержки обращения
10. Реферат на тему Huck Finn Essay Research Paper The conflict