Н.Д. Конаков

В традиционном мировоззрении к.-з. и к.-п., как и у других народов, наиболее мифологизированы были три события из цикла человеческой жизни: рождение, свадьба и смерть. Рождение и смерть воспринимались как переходные моменты в биологическом смысле, а свадьба - в социальном. Особенно значим этот переход был для невесты, поскольку она не только меняла свой статус, но и, отторгаясь от одного социального и пространственного локуса (своей семьи и своего дома), приобщалась к другому - семье и дому мужа.

Аналогичным образом мифологизировались и переходные периоды из-за боязни нарушить космический порядок, под которым подразумевалась прежде всего цикличность природных явлений. Именно желанием оказать помощь необходимо совершающимся изменениям в природе можно объяснить моделирование в календарной обрядности так называемого мифического времени. Мифическое время, когда преобразования были как бы сутью состояния мира, воссоздавалось в календарных обрядах с помощью маркёров-персонажей космогонических мифов, либо инсценировкой мифических сюжетов. Перенос идеи о цикличности времени и в социальную сферу человека обуславливал восприятие событий жизненного цикла на уровне сопоставимом с событиями космического порядка. Поэтому семейные обряды у к.-з. и к.-п. имели некоторые общие черты с календарной обрядностью.

Как и у других православных народов, у к.-з. и к.-п. после христианизации календарная обрядность была приурочена к церковному юлианскому календарю. Главными, наиболее яркими и обрядово насыщенными стали церковные праздники, которые воспринимались как рубежные в годовом календарном цикле: Рождество и Святки (зимний солнцеворот), Масленица и Пасха (наступление весны), Иванов день (летний солнцеворот и наступление лета), Ильин день (наступление осени). Как и у русских, к церковному календарю оказался приуроченным календарь хозяйственный: начало сева, сенокоса, жатвы, охоты и т.д. В основном, календарная обрядность у к.-з. и к.-п. соответствовала русской, хотя наблюдалась и некоторая специфика. Так, у них в обрядности менее доминировала земледельческая тематика, большее внимание уделялось животноводству: масштаб жертвоприношений скота в церковные праздники, связываемые с его благополучием, нередко достигал уровня древнегреческих гекатомб. Значительно большее внимание уделялось удаче в добывающих промыслах, вплоть до того, что на Пасху промысловики после произнесения священником слов "Христос воскрес" не произносили полагающееся: "Воистину воскрес", а называли наименования наиболее ценных зверей и рыб в надежде обеспечить их удачный промысел. Из народных праздников, не связанных с церковным календарём, можно отметить "Праздник проводов льда", празднования начала и окончания охоты, праздник по случаю окончания жатвы.

В семейной обрядности к.-з. и к.-п. рождение ребёнка обрядово и празднично оформлялось крайне редко. У южных к.-з. и к.-п. наблюдалось некоторое подобие кувады: отцу новорожденного у прилузских к.-з. полагалось съесть кусок хлеба с горчицей и солью, как бы приобщаясь к мукам роженицы. У к.-п. кусок густопосоленного хлеба посыпался ещё песком. В то же время, в народном мировоззрении акт рождения воспринимался далеко не как ординарное событие. Общепринятым местом для родов была баня, если же они происходили в другом месте, мать с новорожденным немедленно отправлялась в неё. Баня была самым сакрализованным объектом крестьянской усадьбы. Сама по себе родильная обрядность заключалась преимущественно в магических действиях по обеспечению благоприятного исхода родов. Новорожденный считался ещё находящимся на рубеже мира бытия и небытия, поэтому он был подвержен большой опасности оказаться перемещённым либо опять в небытие или мир мёртвых, т.е. умереть, или же в мир духов, будучи ими подмененным. С целью воспрепятствовать этому ребёнка не полагалось оставлять одного, в колыбель клались различные обереги. Особенно опасным считалось оставить ребёнка одного в бане, где его мог подменить банник. Окончательно причисленными к миру людей дети становились лишь после появления у них зубов и осмысленного восприятия окружающего мира.

Регламент и структура свадебного обряда у к.-з. и к.-п. мало отличались от русских. В свадебной обрядности наблюдались интересные параллели с обрядностью календарной. Повсеместно усиленной стрельбой сопровождалось мытьё в бане невесты, выезд за ней в день свадьбы и возвращение свадебного поезда после венчания в дом молодых. Ср. стрельбу из ружей холостыми зарядами для отпугивания злых духов в ночь на Пасху. На Сысоле при отпевании невесты накануне свадьбы одна из частей обряда носила название "чипсалöм" (букв. "свистение"). Кто-нибудь из подруг невесты играл на свистульке "чипсан", а остальные девушки в это время плясали. Ср. к.-з. название Ильина дня - "чипсасян, пöлясян лун" ("день свистения, дудения") и обычай массовой игры в этот праздник на духовых народных инструментах. На Вычегде во время девичников в доме невесты молодёжь разыгрывала различные инсценировки, играющие надевали маски, наряжались нищими, цыганами и т.д. Ср. святочные игры и ряжения. Поезду жениха, приехавшему за невестой, прежде чем открыть дверь, было принято загадывать загадки типа: "Сколько звёзд на небе? Сколько волос в хвосте у коня? Сколько песчинок на берегу моря? На бору чего больше, стоячих или лежачих деревьев?" Ср. существовавший в прошлом у удмуртов запрет на загадывание загадок после Крещения и, напротив, отнесение их к обязательному досуговому занятию в Святки.

В свадебной обрядности у к.-з. и к.-п. фиксируется и космическая символика. Так, у прилузских к.-з. после посещения невестой перед свадьбой бани возле её дома стелили скатерти, на них невеста становилась на колени и кланялась солнцу, месяцу, звёздам и лишь потом - "батюшке и матушке". У верхневычегодских к.-з. невеста в своих причитаниях говорила, что свадьба поднялась с юга куницей и бобром, с запада утиной и лебединой стаей, с севера оленем и лосем. На Вычегде участники свадьбы, выходя из дома невесты, крестились на все четыре стороны света. Накануне свадьбы жених и дружки при посещении невесты, прежде чем сесть за стол, трижды обходили вокруг стола против движения солнца. В день же свадьбы поезжане, приехав за невестой, обходили стол уже по ходу солнца. К чётким маркёрам мифического времени в свадебной обрядности принадлежала обязательность приношения в качестве свадебного дара жениха жареной водоплавующей дичи; включение её в свадебные блюда с имитацией того, что птица ещё живая; солонка-утка как обязательный атрибут свадебной обрядности. Обычай пользоваться взвозом для выхода участников свадьбы из дома невесты, а после венчания вход молодых в свой дом через сарай, а не через крыльцо можно понимать как переход в результате инверсии из одного социального и территориального микрокосма в другой. Отметим, что через взвоз у к.-з. и к.-п. выносили также покойников при похоронах, но в других случаях пользовались только дверью. Во время свадьбы обязательно присутствие колдуна не только для оберега от "порчи" брачующихся, но и всех гостей. Иначе весь свадебный поезд мог, например, быть превращённым другим колдуном в волков.

Погребальный обряд, сопровождающий заключительный этап человеческого жизненного цикла, в первую очередь, имел своей целью обеспечить беспрепятственный переход умершего (или же его души) из мира земного в инобытие - мир умерших. При этом подразумевалось, что только при строгом соблюдении традиционного регламента похоронно-поминальной обрядности между миром живых и умерших сородичей сохранялась в дальнейшем тесная, благожелательная и обоюдовыгодная взаимосвязь. Напротив, если этот контакт между миром живых и миром мёртвых был нежелателен (например, в случае смерти зловредного колдуна), похороны рекомендовалось производить с нарушением ряда общепринятых норм, чтобы отправленный в мир мёртвых потенционально опасный для живых покойник утратил какую-либо связь с миром земным. В целом, и у к.-з., и у к.-п. пережитки культа предков и вера в сохранение, необходимость и желательность взаимоконтакта между мирами живых и мёртвых доминировали над христианскими представлениями о трансцендентном пребывании душ умерших либо в раю, либо в аду.