Средства выражения пространственного континуума в сказке В.Ф. Одоевского «Игоша»

Огородникова Л.А.

Анализ пространственно-временной организации текста – важнейший этап его филологического анализа. Выявить, какими средствами выражен пространственный континуум в сказке В.Ф. Одоевского «Игоша», - цель данной статьи.

Обращение к творчеству В.Ф. Одоевского не случайно. Литературное дарование писателя своеобразно. По словам литературоведа Е.А. Маймина, «историко-литературное значение его творчества, быть может, не до конца осознано и определено, но в целом оно неоспоримо» [Маймин].

Сказка В.Ф. Одоевского «Игоша» включена в школьную программу. Наши материалы могут оказать существенную помощь учителю-словеснику при работе над анализом текста данного произведения.

М.А. Турьян, исследователь творчества В.Ф. Одоевского, отметил особенность поэтики сказки «Игоша»: «Сосуществование параллельных планов – фантастического и реального – воспроизведено здесь как неуловимое, легко переливающееся одно в другое чередование детской грёзы и действительной жизни, как состояние полусна-полуяви, когда факты сиюминутного бытия продолжают свою жизнь, своё развитие в иной, «ирреальной» ипостаси – и вновь возвращаются в действительность» [Турьян 1991: 23]. Три основные пространственные точки зрения (повествователя, мифического существа Игоши, точка зрения взрослых персонажей – батюшки и няни), которые выделяются в структуре повествования, соответствуют разным ракурсам в описании и изображении событий. Мифопоэтическое представление о пространстве возникает уже после заглавия. Игоша – существо в славянской мифологии. Уже в самом начале сказки формируется семантическая оппозиция: фантастическое – реальное. Пространство сказки представляет детская. Игрушки, ковёр, нянюшка - это особого рода номинации, локальные указатели [Чернухина 1984: 42]. Они не имеют пространственного значения, но относят изображаемое к определённому пространству, в частности к детской: «Я сидел с нянюшкой в детской; на полу разостлан был ковёр, на ковре игрушки» (здесь и в дальнейшем цитаты приводятся по факсимильному воспроизведению издания 1833 В.Ф. Одоевский «Сказки Иринея Модестовича Гомозейки» с учётом норм современной русской орфографии и пунктуации). Лексема игрушки – центральная в соответствующей тематической группе. Она объединяет слова с периферийной семой локальности, такие, как моська, барабан, барабанщик, колясочка. Реалии действительной жизни заполняют пространство мифического существа: «маленький человек прямо к столу, где у меня стояли рядком игрушки, вцепился зубами в салфетку и потянул её, как собачонка; посыпались мои игрушки: и фарфоровая моська вдребезги, барабан у барабанщика выскочил, у колясочки слетели колёса...» Мифопоэтическое пространство, столь существенное для В.Ф.Одоевского, воплотилось в таких значимых пространственных объектах, как дверь, окно (рама): «Вдруг дверь отворилась...»; «и я, бывало, как дверь, окно ли отворится – тотчас забегу посмотреть».; «рама выскочила, и Игоша с ботинкой на голове запрыгал у меня по комнате». Известно, что образ двери в древности интерпретировался как тот «горизонт», та «межа», которые смотрели в противоположные стороны света и мрака и образно выражали точку «предела» [Фрейденберг 1978: 563]. Окно как взгляд на мир также устойчивый образ, используемый в литературе.

Пространство сказки одновременно является и открытым, и замкнутым. В сказке, с одной стороны, упоминаются город, дорога, изба, конюшня, церковь. С другой – пространство ограничено детской комнатой с няней и игрушками. Это пространство постепенно сужается для повествователя, меняется окружение ребёнка. Он оказывается в пустой комнате: «батюшка ...посадил меня в пустую комнату, такую пустую, что в ней не было ни стола, ни стула, ни даже скамейки». Пространство сужается ещё больше: «В слезах я побрёл к углу»; «батюшка увидит, я опять в угол».

При помощи повторяющихся лексических средств подчёркивается сосуществование параллельных планов повествования: «игрушки, а между игрушками я»; «..и я очутюсь на ковре с игрушками посредине комнаты»; «и я снова очутился на ковре между игрушек»; «Смотрю, маленький человечек прямо к столу, где у меня стояли рядком игрушки... посыпались мои игрушки»; «зачем ты сронил мои игрушки, едакой злыдень!». Герой-повествователь живёт одновременно в реальном и фантастическом пространстве. Предлог между с творительным падежом существительного и устаревшее его сочетание с родительным падежом означает «положение предмета, лица посредине, среди кого-чего-н.» [Ожегов, Шведова 1999: 348]. Юному созданию близок любой мир. Его окружают предметы реального пространства, они же существуют с ним и в мире грёз. Повтор слов с конкретно-предметным значением придаёт достоверность повествованию: «и Игоша стал повёртываться со стороны в сторону и опять к столу, на котором нянюшка поставила свой заветный чайник, очки, чашку без ручки, и два кусочка сахару...», «Игоша потянул за салфетку и полетели на пол и заветный нянюшкин чайник, и очки выскочили из очешника, и чашка без ручки расшиблась, и кусочек сахарца укатился...» Реально видимое пространство дополняется воображаемым.

Степень заполненности пространства важна для образной системы произведения. Как уже было сказано, пространство повествователя характеризуется заполненностью предметами его, детского, мира. Взрослым этот мир чужд. Там, где появляется Игоша, взрослых нет. Это подчёркивается специальными лексическими средствами: «Едва я остался один, как Игоша явился ко мне».

Важным средством выражения пространственного дейксиса в данном тексте являются конструкции предложно-падежных форм имени в сочетании с предлогом с пространственным значением: под бильярд, на столе, на ковре, на полу. В тексте встречаются подобные конструкции со словами, включающими в свою семантику пространственную сему: на дворе, со двора, на дороге, на завражке, в комнату, посредине комнаты, в церкви, в столовую. Пространство воплощается и с помощью наречий (там, тут, здесь), которые служат распространителями простых предложений: «Смотрю: там стоит Игоша...»; «...не тут ли безрукий...»; «Посмотрим... что здесь разобьёт Игоша!».

Ярким выражением пространственных точек зрения персонажей являются глагольные формы. Пространственная позиция повествователя и персонажей то динамическая, то статическая.

Конструкции с предикатами движения («няня на минутку вышла»; «Игоша не успел окончить, как нянюшка вошла ко мне в комнату; Игоша не прост молодец, разом лыжи навострил...») отражают перемещение в пространстве персонажей. «Вошла» - «лыжи навострил» контекстуальная антонимия, характеризующая отсутствие пространственной близости персонажей.

В соответствии с развитием действия меняется положение героя-повествователя. Глаголы движения и статики вместе с сочетающимися с ними предложно-падежными формами с локальным значением, наречиями со значением места создают пластичное представление пространства: «В слезах я побрёл к углу. Смотрю: там стоит Игоша; только батюшка отвернётся, а он меня головой толк да толк в спину, и я очутюсь на ковре с игрушками посредине комнаты; батюшка увидит, я опять в угол; отворотится, а Игоша снова меня толкнёт». Глагол очутиться дважды повторяется в тексте. Он означает «неожиданно оказаться в каком-н. месте» [Ожегов, Шведова 1999: 487]. Конструкции с данной лексемой воплощают «причудливое и свободное смешение необыкновенного и повседневного, бытового» [Маймин]. Для взрослых закрыт доступ к пространству мифического существа. Глагольная приставка от (отвернётся, отворотится) означает удаление, движение в сторону. «Игоша для батюшки был невидим» - нейтральная глагольная форма «невидим» приобретает контекстуальную оценочность.

Глагольные лексемы являются единицами различных семантических полей, которые входят в категорию пространства. Они составляют, к примеру, такие группировки, как «нахождение в пространстве» - сидеть, остановиться, остаться, стоять; «изменение положения» - вертеться, прыгать, повёртываться; «направление» (по нашим наблюдениям, эта группировка представлена в анализируемом тексте наибольшим количеством лексем) – посмотреть, прибежать, отъехать, пойти, являться, полететь, побрести, укатиться, оттолкнуть.

Таким образом, отмеченная исследователями двуплановость сказки В.Ф. Одоевского «Игоша» представлена в структуре произведения двумя типами пространства – реального и фантастического. Реалии объективно существующего мира (их воплощением является конкретно-предметная лексика) накладываются на фабулу фольклорной былички. Сигналами мифологического плана текста является, помимо заглавия, указание на существование таких важных пространственных точек, как дверь, окно. Пространственный мир грёз доступен лишь маленькому герою повествования. Ярким выражением пространственной точки зрения взрослых персонажей является глагольная лексика, отдельные единицы которой создают эстетический эффект невозможности проникновения в мир фантастики. Средства выражения пространственного континуума в сказке В.Ф. Одоевского «Игоша» - слова разных частей речи с локальной семантикой, предлоги пространственного значения, слова с периферийными семами локальности.

Итак, категория пространства – важнейшая часть логической организации текста, его структуры. Мы обращались в основном к анализу таких фрагментов текста, в которых изображение пространства не совмещено с изображением времени. В перспективе остаётся исследование художественного времени сказки, которое неразрывно связано с художественным пространством.

Список литературы

Маймин – Маймин Е.А. Владимир Одоевский и его роман «Русские ночи». - http://www.iqrate.com/friends/prog.cfm

Ожегов, Шведова 1999 – Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – 4-е изд., дополненное.- М.: Азбуковник, 1999.

Турьян 1991 – Турьян М.А. Сказки Иринея Модестовича Гомозейки. Приложение к факсимильному изданию. М.: Книга, 1991.

Чернухина 1984 – Чернухина И.Я. Элементы организации художественного прозаического текста. Воронеж: Изд –во Воронежского университета, 1984.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru