О расправе над Южной Осетией войсками Н Жордания документов сохранилось немного. Один из наиболее  характерных документов – книга командующего карателями («народной гвардией») Валико Джугели «Тяжелый крест» (21). Её раздел, посвящённый этнической чистке южных осетин, так и называется - «Южноосетинская Вандея». «Осетинские националисты, - пишет В. Джугели, - наши злейшие и неусыпные враги» (21, с. 227), и далее красочно описывается беспощадное избиение южных осетин.
Всё ещё надеясь на помощь из России, Юго-Осетинский Окружком 18 июня послал телеграмму Ленину, Чичерину и ЦК РКП(б) о зверских репрессиях меньшевиков в Юго-Осетии, в которой напоминал, что «согласно приказа Кавказского Краевого Комитета РКП(б) от 23 марта, подтверждённого особыми курьерами того же Комитета, прибывшими на повстанческий фронт шестого мая, восьмого июня в Южной Осетии провозглашена Советская власть. Краевой Комитет через курьеров обещал немедленную поддержку (далее о том, что патронов нет, - К. Д.). В состав меньшевистской Грузии Южная Осетия никогда не входила и не входит, считая себя неотъемлемой частью Советской России (…). Южная Осетия, вконец истекая кровью в неравной тяжёлой борьбе, ждёт решающей помощи» (13, с. 113 – 114). Это – единственное упоминание о роли Крайкома в июньском восстании, и сделано оно председателем Окружкома Владимиром Санакоевым, надо полагать, перед лицом гибели родины и преступного, предательского бездействия большевистских властей России, расчётливо пожертвовавших Южной Осетией в целях военно-политической интриги вокруг Грузии. Полномочный представитель РСФСР в Грузии С. Киров в ноте на имя Е. Гегечкори писал 14 июля: «Мною уже было указано Вам на то, что Российская коммунистическая партия в лице ее Центрального Комитета и Бюро Центрального Комитета РКП на Кавказе решительно никакого отношения к восстанию в Южной Осетии не имела и не могла иметь (…). По дополнительно наведенным мною справкам оказалось, что Центральный Комитет РКП никакого Южно-Осетинского окружного комитета не знает (! – К. Д.) и, понятно, что такой организации, коль скоро она не существовала, не давал прав действовать и выступать от имени РКП» (22, с. 271).
Обращает на себя внимание исключительно значимая роль в политической и организационной подготовке и проведении указанных событий грузинских большевиков – С. Орджоникидзе, Ф. Махарадзе, М. Цхакая, А. Гегечкори, С. Буачидзе, В. Квирквелия, И. Орахелашвили, Г. Чхеидзе, Г. Девдариани, Г. Моцонелидзе и др. Националистические позиции грузинских меньшевиков известны, но насколько свободна была от мощной традиции грузинского национализма группа высокопоставленных большевиков-грузин, при всём декларируемом ими интернационализме? Мы вправе констатировать, что в конечном счёте результат их деятельности совпал с планируемым результатом грузинских меньшевиков-националистов: Южная Осетия была уничтожена. То, что впоследствии было принято решение о её восстановлении, отнюдь не было их заслугой – там сыграли роль соображения более высокого политического порядка.
На месте, в Южной Осетии, карателями было убито 4812 человек, около 50 селений сожжено, поголовно угнан крупный и мелкий скот, разграблен урожай за два года; всего убытков причинено на сумму 3317500 рублей в ценах 1925 г. (13, с. 261). Через перевалы бежало до 50 000 человек, из них много тысяч погибло по дороге от холода и голода, а также на севере Осетии от эпидемических болезней. Остатки населения, проявившего лояльность к грузинским властям, тем не менее выселялись в приграничные районы Грузии. Память об этом геноциде в народе жива, и получила новый резонанс в начале нынешнего грузино-осетинского конфликта.
После установления коммунистического контроля над Грузией в ходе сложной политической борьбы (23)  в конечном итоге высшим руководством РКП(б) было принято решение о вхождении Южной Осетии в состав заново создаваемого грузинского государства – Грузинской Советской Социалистической Республики. Политико-правовой уровень для Южной Осетии был определён в виде автономной области, что и было закреплено 20 апреля 1922 г. Декретом Всегрузинского Центрального Исполнительного комитета и Совета Народных Комиссаров Грузинской ССР - образована Юго-Осетинская автономная область в составе Грузинской ССР с административным центром в г. Цхинвал, и подробно описана её граница (24).
За годы социалистического развития Юго-Осетинская автономная область добилась немалых успехов. В то же время на всём протяжении советского периода в отношении Южной Осетии имели место непрекращающиеся усилия грузинских властей по искусственному торможению роста социально-экономических показателей. Исследователь вопроса К. П. Пухаев в подтверждение отстаиваемого им тезиса о «мягком геноциде» южных осетин со стороны националистической части грузинского руководства приводит длинный ряд  убедительных примеров из социально-экономической политики республиканских властей в сфере промышленности, сельского хозяйства, жилищного строительства, культурных планов (алфавит менялся трижды: так, наш отец, писатель Г. Х. Дзугаев, вынужден был писать свои произведения с использованием латинской, грузинской и русской графики), демографических показателей и т. д. (25).
Националистическая политика грузинских республиканских властей в отношении национальных меньшинств Грузии, в том числе и южных осетин, вызывала обоснованную тревогу в Москве. На серьёзные недостатки в работе партийных органов Грузии указал июльский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС, а Президиум ЦК КПСС 10 июля 1956 г. принял специальное Постановление «Об ошибках и недостатках в работе ЦК Компартии Грузии». В 1972 г. было принято аналогичное постановление по Тбилисскому горкому партии, и поставленный на руководство Э. А. Шеварднадзе принял определённые меры по выправлению националистического крена в грузинском руководстве. Разумеется, полные данные о дискриминационной политике грузинских властей в советский период скрывались от общественности и были известны лишь узкому кругу высших должностных лиц в Москве. Без огласки старались действовать и организаторы этой политики в грузинском руководстве, чему способствовала практика засекречивания служебной документации и цензурирование публикуемых статистических данных.
Отдельно необходимо указать и на проблему репрессий 1930-х гг. в Южной Осетии, а также и на волну послевоенных репрессий. Тема эта весьма болезненна. Литературы по данному вопросу крайне мало, что объясняется прежде всего закрытостью архивов, а также сопротивлением публикациям  определённой части общества исследованиям по теме, так как в таком случае неизбежно предаются огласке имена лиц, участвовавших в репрессиях – старших родственников ныне живущего поколения. На это обстоятельство указывает В. Д. Ванеев в своём исследовании: «В процессе работы над книгой некоторые товарищи говорили: «Незачем копаться в прошлом, очернять историю». Это неверно – история не должна нравиться. Историю не надо любить. Историю надо иметь» (26, с. 173).
Репрессировались в Южной Осетии, разумеется, не только осетины. По национальному составу, тем не менее, осетины составляли 90% репрессированных при том, что в населении автономии они составляли не более двух третей. Обращает на себя внимание и то, что среди репрессированных со средним и высшим образованием (таковых было около 30%) подавляющую часть составляли осетины. Оба эти факта уже позволяют сделать вывод о целенаправленном подавлении южных осетин по национальному признаку. «Знакомясь с собранными документами репрессированных, - пишет исследователь вопроса Ю. В. Цховребов, - диву даёшься, как после такого смертельного удара нация смогла выстоять, как она поднялась на ноги и выжила» (26, с. 6). Поимённый анализ репрессированных осетин также подтверждает вывод о действительно избирательном  характере значительной части репрессий, а именно направленных на физическое либо социальное уничтожение носителей национальной активности южных осетин. Удар наносился в первую очередь по наиболее одаренным, высокообразованным южным осетинам, причём зачастую репрессиям подвергались семьи и близкий круг родственников арестованного. Никакими иными реальными причинами эту часть репрессий объяснить невозможно, так как биографии репрессированных являются лучшими доказательствами их преданности идеям коммунизма, социальной справедливости, активного социалистического строительства, честности, общественного признания и уважения. По мнению В. Д. Ванеева и ряда других историков, а также живых свидетелей репрессий, особому преследованию подверглись те осетины, кто ставил вопрос об объединении Южной и Северной Осетии, участвовал в различных общих мероприятиях. Репрессировались также те из партийных и советских работников, которые осмеливались протестовать против арестов ничем не запятнанных людей. Репрессировались судьи, прокуроры, милицейские работники, работники НКВД, которые пытались по мере своих возможностей бороться против чинимого произвола, пытались так или иначе помочь преследуемым согражданам.
Таким образом, анализ репрессивной политики грузинских республиканских карательных органов в Южной Осетии однозначно указывает на одно из самых кровавых проявлений грузинского национал-экстремизма в отношении южных осетин.
Проявления эти имели место и после Великой Отечественной войны. Так, в августе 1951 г. за «осетинский национализм» была осуждена группа молодёжи во главе с Владимиром Ванеевым: созданная им подпольная молодёжно-патриотическая организация «Растдзинад» («Справедливость») ставила своей задачей борьбу против национал-шовинистической политики грузинских властей в отношении осетинского народа (27).
Великая Отечественная война 1941 – 1945 гг. нанесла Южной Осетии тяжёлый урон. Было мобилизовано около 22% населения; население ЮОАО в 1940 г. составляло 108500 человек (наивысшая численность за всё время существования автономии), из них две трети составляли осетины, т. е. на войну ушло практически всё взрослое осетинское население. Как ни странно, цифра погибших южных осетин до сих пор не опубликована. Произведённый нами поимённый подсчёт по единственной публикации писателя-фронтовика Р. Асаева  (28) дал следующий результат: количество погибших осетин из Южной Осетии составило 5146 человек, грузин 1950 человек, русских 132 человека, армян 74 человека, евреев 46 человека, других национальностей 4 человека. Из общего количества погибших 7352 человек осетины, таким образом, составили 70,0%, грузины 26,5%, что в первом приближении соответствует национальному составу населения Южной Осетии перед Великой Отечественной войне. Однако национальный состав призыва из Южной Осетии в литературе по вопросу отсутствует. Примем, однако, допущение, что национальная пропорция по призыву отражает пропорцию по населению: в таком случае осетин из 22000 должно быть 15400, и тогда процент погибших из осетинского призыва составляет 33,4% (а из общего количества южных осетин – 7,35%), что является чрезвычайно большой величиной. Во время войны осетины показали высокие боевые качества: 8 уроженцев Южной Осетии были удостоены звания Героя Советского Союза (всего в Осетии – 59). В целом осетины дали 35 Героя Советского Союза (29), что при численности осетин в 417000 человек составляет одного Героя на 12000 человек: по этому показателю осетины занимают первое место среди народов СССР. Это обстоятельство известно каждому осетину и оказывает вплоть до сегодняшнего дня глубокое воздействие на национальную психологию.
После смерти И. В. Сталина и начала реформ Н. С. Хрущёва в Грузии националистические силы посчитали, что появилась возможность более открытого образа действий. Первым проявлением намерений выйти на политическую авансцену стали известные события в Тбилиси после XX съезда КПСС, на котором Н. С. Хрущёв прочитал свой разоблачительный доклад о культе личности И. В. Сталина. «В Грузии доклад Хрущёва, - пишут об этом Медведев Ж. А. и Медведев Р. А., -  был прочитан 6 марта 1956 года только для самых высших партийных и государственных руководителей, однако слухи о таком докладе широко распространились в республике, особенно среди молодёжи, вызвав волнение, возбуждение и недовольство среди части грузинского общества. Ещё 5 марта в центре Тбилиси и на набережной Куры у монумента Сталина начались манифестации в связи с 3-й годовщиной смерти Сталина. 6 и 7 марта эти манифестации продолжались, и общее напряжение нарастало, число манифестантов достигало 70 тысяч человек. (…) Многие предприятия и учреждения 8 марта не работали, а 9 марта город оказался во власти стихии, и лозунги в честь Ленина и Сталина соседствовали с самыми грубыми националистическими призывами (курсив наш, - К. Д.).   (…) По неофициальным данным, число убитых достигало 250-300 человек, число раненых было не менее тысячи. Несколько сот участников манифестаций и беспорядков были арестованы. Проверить эти данные почти невозможно, так как многих раненых, а возможно и убитых, укрывали их родные, проводя лечение и похороны почти тайно» (30, с. 133). Ушедшая при коммунистическом режиме в подполье традиция грузинского национал-экстремизма, таким образом, так и не была выкорчевана, репрессивная система СССР сумела лишь подавить её, карая её общественно опасные проявления.
Начало открытого периода нынешнего грузино-осетинского конфликта в осетинской политологии принято отсчитывать с 23 ноября 1989 г. (31): в этот день к Цхинвалу подошла колонна грузинских националистов, собравшихся по призыву З. Гамсахурдиа со всей Грузии, для проведения в Цхинвале митинга устрашения. Численность колонны оценивалась от 40 до 50 тысяч человек (население Цхинвала на то время 42 тысячи человек). Вместе с З. Гамсахурдиа колонну возглавлял первый секретарь ЦК КП Грузии Г. Гумбаридзе, что было воспринято югоосетинским населением как доказательство полного единства мнений в грузинском официальном и неформальном руководстве в отношении южных осетин. Колонна была остановлена у въезда в город 13-15 молодыми мужчинами, оказавшимися там непредвиденно – но, поняв угрозу городу, решившими рискнуть жизнями и попытаться выиграть время для того, чтобы цхинвальцы успели собраться. Они были безоружны, но руководители колонны подумали, что эти безумцы вооружены огнестрельным и, возможно, даже автоматическим оружием – и остановились. К месту противостояния в течение считанных минут стали подтягиваться группы из Цхинвала, и через полчаса на пути колонны стоял уже физически непреодолимый заслон, а ещё через полчаса подошло подразделение внутренних войск и встало между сторонами. После полуторасуточного противостояния и напряжённых переговоров колонна повернула обратно, что вызвало в националистическом движении Грузии очень острую реакцию.
Феномен моментальной самоорганизации народа в течение 23 – 25 ноября 1989 года, когда буквально на ровном месте в считанные часы образовались достаточно эффективные структуры противодействия нажиму грузинской колонны, заслуживает самого пристального внимания. Закрепиться организационно эти структуры тогда не сумели, но совершился своего рода прорыв в новое качество общественно-политического действия, и по крайней мере на уровне ментальном это качество утрачено не было. Импульс национальной политической самоорганизации не угас и в ходе внутренней эволюции, стимулируемый растущей угрозой грузинского национал-экстремизма, привёл к провозглашению Республики 20 сентября 1990 года.
Второе яркое проявление феноменальной способности южных осетин к самоорганизации состоялось 6 – 26 января 1991 года, когда грузинскими формированиями был захвачен центр Цхинвала, и дороги были перерезаны блок-постами националистов: на попытку оккупации народ (горожане Цхинвала в первую очередь) ответил практически мгновенным созданием отрядов самообороны, и в ходе упорных двадцатидневных боёв вытеснил, выбил противника из города. Это было проявление уже не просто этнической мобилизации, не просто осознания конкретных военно-политических реалий, но и проявление несгибаемой национальной воли к творению своего, собственного исторического бытия: провозглашённая Республика начала стремительно, на ходу, на марше воплощаться в жизнь. Ныне уже известно, каким образом союзное руководство способствовало грузинским националистам: командующий контингентом внутренних войск генерал Генрих Малюшкин обнародовал информацию о том, что «5 января я получил шифротелеграмму из Москвы, в которой отдавался приказ пропустить грузинскую милицию в Цхинвал и Джавский район, никаких препятствий ей не чинить, службу выполнять лишь в режиме охраны военных городков. Это ошибочное и во многом близорукое решение (генерал так и не решился назвать его предательским, - К.Д.) было принято тогдашним министром МВД Б. Пуго по согласованию с Горбачёвым. (…) На рассвете 6 января около 4 тысяч вооружённых боевиков на автобусах, в сопровождении бронетехники, появились в Цхинвале. (…) В ответ на эти действия местные жители стали возводить баррикады из подручных материалов» (32).
Третьим и, пожалуй, самым тяжёлым, трагичным испытанием процесса политической самоорганизаци на прочность и необратимость явился период с 25 апреля по 14 июля 1992 года – время, когда  ельцинская Россия оставила южных осетин один на один с многократно превосходящим по силе врагом. Тогда в ночь на 25 апреля контингент внутренних войск скрытно и внезапно покинул место дислокации в Цхинвале и вышел из Южной Осетии, отправившись в Грузию (!). Рано или поздно выяснится и будет обнародована подоплёка и механизм принятия и этого решения, однако сейчас уже можно с уверенностью сделать вывод о том, что по всем расчётам организаторов этой ситуации Республика южных осетин не должна была выстоять. Это было невозможно. И действительно, при обсуждении ситуации на следующий день первоначально высказывались трезвые, рациональные оценки, основанные на элементарном здравом смысле, и предлагалось оставить Цхинвал во избежание истребления наиболее боеспособной части народа, закрепиться в горном селении Рук, обороняя тоннель под Главным Кавказским хребтом, и дождаться помощи из Северной Осетии. Однако затем возобладало и было принято иррациональное решение остаться в Цхинвале и защищать город, невзирая ни на что. В последовавшей эскалации боевых действий, особенно в ходе ракетно-артиллерийских обстрелов Цхинвала в июне – июле, ежедневно погибали и калечились десятки людей, но город выстоял, что имело решающее политическое (и историческое) значение для судеб провозглашённой Республики. Именно во время массированных обстрелов тяжёлым оружием, повлёкшими за собой многочисленные жертвы, окончательно и необратимо укрепилось мнение о том, что в грузинском государстве южным осетинам жизни нет, и 29 мая 1992 г. был принят Акт о государственной независимости Республики Южная Осетия (33, с. 1).
В политической самоорганизации южных осетин в начальной стадии конфликта следует отметить молодёжный клуб «Фарн», созданный в ЮОГПИ комсомольским лидером Э. Кокоевым (в то время первый секретарь Цхинвальского горкома комсомола, ныне президент Республики Южная Осетия); его собрания проходили при переполненном актовом зале, обсуждались самые насущные вопросы национального бытия и межнациональных отношений. Параллельно обозначилась инициатива создания новой, внепартийной организации среди сотрудников кафедры осетинского языка и литературы ЮОГПИ, с привлечением активных сторонников из других кафедр (в первую очередь кафедры философии и научного коммунизма). После консультативных встреч состоялось первое общее собрание в конце ноября 1988 г., под председательством преподавателя научного коммунизма, многократного чемпиона Грузии по боксу в тяжёлом весе, Р. С. Кочиева (ныне покойный). На собраниях оформилось широкое народное движение «Адамон ныхас» («Народное вече»). Первоначально оно объединяло подлинных патриотов Южной Осетии и возглавлялось авторитетными в обществе деятелями науки, культуры; затем, однако, к руководству движением прорвалась группа людей, ставивших перед собой не задачи действительного развития и обеспечения безопасности югоосетинского общества, а задачи захвата власти в личных интересах с использованием грузино-осетинского конфликта. Деятельность этих людей (закономерно провалившихся после начала вооружённой фазы конфликта в январе 1991 г.) впоследствии получила весьма жёсткие оценки в публицистике Осетии. В ходе инспирированных ими пертурбаций власти один за другим в Южной Осетии сменилось три первых секретаря обкома (Ф. Санакоев, А. Чехоев, В. Цховребашвили), а после январского 1991 г. разгрома властных структур Южной Осетии процесс создания национальной власти начался практически с чистого листа.
Состоялась вполне содержательная «война законов». 10 ноября 1989 г. сессия областного совета народных депутатов ЮОАО приняла решение о преобразовании области в Юго-Осетинскую автономную республику в составе Грузии. На следующий день Верховный Совет ГССР отменил это решение, что вызвало взрыв недовольства в автономии. События 23 – 24 ноября 1989 г. резко ускорили внутриполитический процесс в автономии, а намеченные на октябрь 1990 г. выборы в Верховный Совет Грузии стали для Южной Осетии очевидным предупреждением о неотвратимой политической угрозе со стороны грузинских националистов, готовящихся во второй раз в ХХ веке получить в свои руки грузинское государство. В этих условиях Решением XIV сессии Юго-Осетинского оластного совета народных депутатов двадцатого созыва от 20 сентября 1990 г. Юго-Осетинская автономная область была преобразована в Юго-Осетинскую Советскую Демократическую Республики (впоследствии название изменено на «Республика Южная Осетия»), и сессия обратилась в Верховный Совет СССР с просьбой «о включении в состав СССР в качестве самостоятельного субъекта федерации» провозглашённой Республики (34, с. 8). На следующий день ВС Грузии отменяет и это решение. 9 декабря 1990 г. в Юго-Осетинской Республике проводятся выборы в Верховный Совет – высший орган государственной власти провозглашённой Республики. И наконец, 11 декабря 1990 г. ВС Грузии под председательством теперь уже З. Гамсахурдиа принимает Закон Республики Грузия «Об упразднении Юго-Осетинской Автономной Области» (35, с. 241).  Здесь обращает на себя внимание юридически безупречная позиция РЮО: в ходе контактов с различными международными организациями представителями РЮО (в том числе автором данной работы) предлагалось провести независимую экспертизу принятых РЮО документов на предмет их юридической состоятельности. Однако от проведения такой экспертизы все эти организации, включая ОБСЕ, по сей день уклоняются.
Волеизъявление народа Южной Осетии выражено предельно ясно. 17 марта 1991 г. на референдуме по вопросу сохранения СССР Южная Осетия проголосовала за сохранение Союза подавляющим большинством голосов, включая часть грузин, не покинувших Цхинвал. В Грузии референдум не проводился, а грузинские формирования вокруг Цхинвали предприняли попытку штурма города, которая была отбита. 19 января 1992 г. в Южной Осетии был проведён референдум по вопросам образования независимой Республики и воссоединения с Россией, «за» проголосовали почти 100% из 72% принявших участие в голосовании. 8 апреля 2001 г. был проведён референдум о принятии новой Конституции РЮО, на котором также подавляющее большинство высказалось за суверенное демократическое правовое государство (36, с. 3). Наконец, 12 ноября 2006 г. проведён четвертый референдум с вопросом: «Согласны ли Вы с тем, чтобы Республика Южная Осетия сохранила свой нынешний статус независимого государства и была признана международным сообществом»? Ответ народа – практически единогласное «за».
Четырежды проводились выборы в Верховный Совет и Парламент РЮО; дважды – выборы Президента. Переход к президентской власти в РЮО был осуществлён в 1996 г., и на 12 ноября 2006 г. назначены третьи по счёту президентские выборы. За эти годы в Республике имела место острая внутриполитическая борьба, политический процесс проходил через серьёзные кризисы, но всегда удерживался в цивилизованных рамках, все основные вопросы о власти решались только политическим путём.
Кровопролитие в Южной Осетии было остановлено 14 июля 1992 г. вводом трёхсторонних миротворческих сил, в соответствии с Сочинскими соглашениями 24 июня 1992 г. К тому времени вернувшийся в Грузии к власти Э. А. Шеварднадзе сумел взять под контроль ситуацию в стране и повёл политику постепенно урегулирования конфликта. Огромный политический опыт и хорошее знание истории грузино-осетинских взаимоотношений позволили новому-старому руководителю взять правильный политический и нравственный тон. Так, выступая 11 апреля по грузинскому гостелевидению, Э. А. Шеварднадзе заявил о трагедии Южной Осетии следующее: «Мне кажется, что грузинский народ не сможет смыть с себя это пятно кровопролития в течение многих веков (…). И лично мне бывает не по себе, когда мои зарубежные коллеги в беседах со мной выражают недоумение тем, что такой цивилизованный народ, каким является грузинский, мог устроить геноцид осетин (…). Хотим мы того или не хотим, но в мире узнали правду о событиях в Цхинвальском регионе» (37, с. 75). Позже, на совещании управляющих и представителей общественности Шида Картли в г. Гори, он сказал о кровопролитии в Южной Осетии, что «это была самая бессмысленная и бесцельная война в истории Грузии. (…) Осетины не дали нам никакого повода для их выселения в массовом порядке из Тбилиси, Гори и других городов и сёл, выгонять с работы. Может, с их стороны тоже были виновные, но мы большой народ, государство, и мы обязаны раскаяться перед ними. (…) Как на ладони вижу, какое преступление было совершено против этого народа» (37, с. 76).
В РЮО после отставки Т. Г. Кулумбегова (по инициативе которого была провозглашена Республика 20 сентября 1990 г.) Председателем Верховного Совета 23 сентября 1993 г. был избран Л. А. Чибиров (работавший ректором Юго-Осетинского госуниверситета). На выборах в ВС РЮО в марте 1994 г. он и его сторонники убедительно победили, после чего начался фундаментальный процесс отстраивания югоосетинского государства и продвижения урегулирования грузино-осетинского конфликта. Состоялись три встречи руководителей сторон – во Владикавказе, в Дзау (РЮО) и в Боржоми (Грузия); 16 мая 1996 г. в Москве, в Кремле в присутствии Б. Н. Ельцина был подписан Меморандум о мерах по обеспечению безопасности и укреплению взаимного доверия между сторонами в грузино-осетинском конфликте – уникальный для конфликтных зон документ, высоко оцененный всеми без исключения участниками процесса урегулирования. В 2000 г., оценивая ситуацию в конфликте, председатель парламента РСО-А Т. Д. Мамсуров констатировал, что «конфликт Грузия – Южная Осетия находится в состоянии затухания: фактически нормализованы отношения людей на бытовом уровне, обе стороны возглавляют лидеры, не участвовавшие в вооружённом конфликте и поддерживающие между собой постоянные контакты, включая обмен визитами» (38, с.75).
«Революция роз» в Грузии перечеркнула все достижения урегулирования, отбросила процесс на исходные позиции, а летняя агрессия 2004 г. против РЮО доказала, что грузинский национал-экстремизм вернулся к полной политической власти в грузинском государстве. В эти годы возобновился и нарастает процесс, приостановленный было после 1992 г. – процесс этнического отчуждения между грузинами и осетинами. Поколение, социализировавшееся за прошедшие 16 лет, в решающем своём большинстве уже относится к грузинами с отчётливой, часто ярко выраженной неприязнью. Это принципиально новое явление, и мы с сожалением констатируем быстрое сокращение последнего реального ресурса урегулирования (православие как религиозный ресурс сближения так и не было задействовано по причине сильного филитизма грузинской автокефальной церкви).
На всём протяжении урегулирования, а также и на сегодняшней стадии конфликтного рецидива, всегда ощущалась недостаточность научного, прежде всего политологического, сопровождения и поддержки усилий сторон. В этой связи считаем необходимым привлечь внимание к некоторым обстоятельствам, без ясного понимания которых невозможно принятие адекватным организационно-управленческих и иных решений в грузино-осетинских отношениях.
Во-первых, сущность югоосетинского национального движения не является сепаратистской. Мифологема об осетинском агрессивном сепаратизме имеет сугубо пропагандистское содержание, и используется, как правило, для решения грузинскими режимами текущих политических задач, прежде всего в выигрышном позиционировании в общественном мнении Запада. В реальности югоосетинское национальное движение является ирредентистским. Мы неоднократное привлекали внимание экспертного сообщества к этому обстоятельству, но осознание этой реалии с трудом пробивало себе дорогу. Между тем даже в резолюции Сената США по проблеме урегулирования грузино-осетинского конфликта констатируется, что «на территории Грузии в Южной Осетии существует сепаратистский режим (…) ставящий под угрозу мир и безопасность в регионе» (39). Безусловно, следует поблагодарить Сенат США за признание факта существования Южной Осетии (вопреки официальной позиции Грузии), но очевидно и серьёзное недопонимание природы конфликта. Можно предположить, что это связано не только и не столько с политическими установками сенаторов, сколько с политологическим пониманием ирредентизма как «политики, направленной на отделение части территории от какого-либо государства в пользу другого суверенного государства» (40, р. 270). Здесь, однако, упускается другой сущностно необходимый элемент понятия, а именно разделённость народа как причину подобного сецессионистского устремления. Более полным в этом отношении является определение ирредентизма, исходящее из самого происхождения термина: «Ирредентизм (итал. «неосвобождённая земля») – политическое и общественное движение в конце XIX – начале ХХ вв. за присоединение к Италии пограничных земель Австро-Венгрии, Франции, Швейцарии, Великобритании с итальянским населением (Триеста, Трентино, Ниццы, о. Мальта и др.)» (41, с. 392). Осетины – разделённый народ, которой стремится к воссоединению.
Прорывным стало в этом отношении стало интервью В. В. Путина германской газете «Зюддойче цайтунг» 10 октября 2006 г., в котором он заявил, что конфликт в Южной Осетии напрямую затрагивает Россию, так как осетинский народ «был разделён на две части (…) сейчас часть осетинского народа проживает в России. (…) В случае с осетинами в советское время эту республику просто разделили надвое: часть народа осталась на Северном Кавказе, и сегодня эта часть – российский регион, это Республика Северная Осетия – Алания, а часть была передана в Грузию и сегодня называется Южной Осетией. Сегодня этот единый народ оказался разделённым. То же самое, что было между Федеративной Республикой Германия и бывшей ГДР. Тогда это было результатом Второй мировой войны, а сегодня здесь, у нас это – результат распада Советского Союза. И сегодня осетинский народ оказался точно в таком же положении, как немецкий народ после Второй мировой войны» (42). Ясно, что тем самым дефинируется кардинально иное содержание грузино-югоосетинской проблематики, ставится иная политическая задача, для решения которой должны быть применены соответствующие именно ей политические и правовые технологии.
Во-вторых, существует необходимое рамочное условие урегулирования, также мало осознаваемое как сторонами в конфликте, так и сторонами – участницами урегулирования, хотя по смыслу не является сложным; оно выводится из теоретического рассмотрения процесса урегулирования. Состоит оно в том, что урегулирование конфликта неразрывно связано и достаточно жёстко коррелируется в каждом своём содержательном продвижении с аналогичными, соответствующими по политической значимости подвижками в югоосетино-североосетинском сближении (его принято именовать «осетино-осетинскими отношениями»). Другими словами, взаимоприемлемая политико-правовая конструкция урегулирования достижима лишь при обязательном её «балансировании» соответствующим оформлением особых отношений сторон в осетинском интеграционном процессе.
Видимо, и времени для осмысления этого обстоятельства было не вполне достаточно – менее пятнадцати лет. Тем не менее мы можем привести не менее двух доказательных примеров:
1. содержательное начало процесса урегулирования в конце 1993 г. стало возможным при (после) принятии в марте 1993 г. Концепции социально-экономической и культурной интеграции Республики Северная Осетия – Алания и Республики Южная Осетия; расстояние во времени между этими событиями 6 – 7 месяцев, и по нашему мнению, это взаимосвязанные и по своей сути одновременные события, одно полагает другое, одно недостижимо без другого;
2. подписание базового документа урегулирования – Меморандума о мерах по обеспечению безопасности и укреплению взаимного доверия между сторонами в грузино-осетинском конфликте – состоялось политически одновременно с подписанием важнейшего межправительственного Договора о сотрудничестве между РЮО и РСО-А, при этом календарный разнос дат здесь ещё уже – 16 мая и 9 ноября 1996 г.
Мы настаиваем на неслучайности этих кажущихся «совпадений». Лишь при соблюдении изложенного условия возможно реальное продвижение в решении проблемы Южной Осетии, и экстраполируя эту зависимость на предстоящий период урегулирования, становится ясно, что финал урегулирования с необходимостью должен быть политически равномощным «итоговому» оформлению осетино-осетинских отношений. Дисбаланс в этой связке будет вызывать тем большее напряжение вокруг Южной Осетии, чем более явно он будет выражен.
Наконец, в третьих, мы подчёркиваем то в общем-то очевидное обстоятельство, что возврата к прежней политической конструкции грузино-югоосетинских отношений быть не может, так как это означало бы упразднение республики южных осетин, что на практике возможно лишь при физической ликвидации Южной Осетии (по образцу геноцида 1920 года). Кроме всего прочего, объективно в таком возврате не заинтересованы обе стороны в конфликте, так как она со всей очевидностью выявила свою политическую несостоятельность, нецелесообразность, ибо не смогла предотвратить братоубийственное кровопролитие между грузинскими и осетинским народами. «Вхождение Южной Осетии в состав независимой Грузии, - пишут исследователи вопроса Д. Н. Медоев и С. А. Хубаева, - можно было обеспечить до 23 ноября 1989 года предоставлением статуса автономной республики в составе Грузии, или до 6 января 1991 года на федеративных условиях, или до осетино-ингушского конфликта 1992 г. на условиях конфедерации. Но события пошли таким образом, что череда кровопролитий (…) поставила осетинский народ перед неизбежностью восстановления этнического единства как единственного способа национального самосохранения осетинского народа» (43, с.148). В самом деле, сейчас редко кто вспоминает, что провозглашением республики южные осетины отнюдь не нарушали территориальной целостности Грузии.