Я ЖИВ! СНИМИТЕ ЧЕРНЫЕ ПОВЯЗКИ!..”

То ли мед, то ли горькая чаша,

То ли адский огонь, то ли храм...

Все, что было его – нынче ваше.

Все для вас. Посвящается вам.

Б. Окуджава

После некоторых людей остается только черточка между двумя датами. После него остались песни, спектакли, стихи, его жизнь, память...

Он не вышел ни званьем, ни ростом.

Не за славу, не за плату –

На свой, необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату,

Натянутому, как нерв.

Теперь ему было бы 60. Как бы он жил, как бы он творил в современном мире? Трудно было бы ему, намного труднее, чем в “застойные годы”. Поэт – это очень чувствительный человек, все, что происходит вокруг, сильно влияет на его душевное состояние. Если Высоцкий не мог терпеть авторитарный режим в нашей стране, крича об этом в своих песнях, срывая голос, разбивая в кровь пальцы о струны, не соглашаясь с устоявшимися принципами, то в наше время... Возможно, именно поэтому в России сейчас так мало творческих личностей. Творческие люди-то есть, а вот личностей...

Он не только не соответствовал государственной системе (лучше бы сказать – система не соответствовала размаху его личности), Высоцкий еще и не был признан как поэт. Самими поэтами. И дело не в том, что его не приняли в союз писателей – не хватало необходимого минимума напечатанных строчек, и это при том, что воскресными вечерами из каждого окна звучал его хрипловатый голос – дело в том, что сами слушатели не считали его поэтом. Бардом – да, но не служителем муз, не поэтом в общепринятом понимании. Один только, зато, наверное, самый великий из его современников-поэтов Иосиф Бродский увидел в нем равного себе.

Популярность Высоцкого в 70-е стала почти легендарной. Приведу лишь один пример. На “Мелодии” записывали новый альбом. Тиражный выпуск его не удался – сверху поступило соответствующее указание. Однако уже через неделю именно эти, последние записи Высоцкого звучали в Магадане, в Риге и на всем пространстве между ними – на склеенных обрывках магнитной ленты.

Я скольжу по коричневой пленке...

Или это – красивые сны?

Простыня на постели в сторонке

Смята комом, огни зажжены.

Или просто погашены свечи?

Я проснусь – липкий пот и знобит.

Лишь во сне долгожданные речи,

Лишь во сне яркий факел горит.

Здесь смысл, здесь девиз и способ – способ донесения своей поэзии до слушателя. И только в последние годы выходят его книги и пластинки, только сейчас, в связи с юбилеем, издано полное собрание сочинений Высоцкого. Бродский, да что Бродский – Ахматова, Мандельштам и Набоков еще ждут своей очереди. Они еще не классики, ведь академические собрания как бы автоматически переводят автора в разряд классиков. Кто из больших художников удостоился этого при жизни?

Современник Высоцкого, актер Андрей Миронов, после одного из скандалов в театре, произнес :“Чтобы жить в России вечно, нужно умереть”.

Однако перед тем необходимо здесь родиться и прожить свой век так, чтобы в день твоего шестидесятилетия в каждом доме звучал твой голос, читались книги с твоими стихами, чтобы всюду жила, нет, не память – живая душа. Во всем мире вряд ли найдется такая страна и такой человек, которого бы его родина любила так, как Россия любит Высоцкого. Даже если бы он обладал только одним из своих талантов, он мог бы стать известнейшим человеком. Но разносторонность – это сущность его. Иначе Высоцкий не был бы тем Высоцким, которого мы знаем.

Работая в театре на Таганке под руководством Юрия Любимова, он хоть и ссорился с режиссером, но постоянно получал главные роли.

Их отношения походили на отношения отца и блудного, непослушного сына. Сколько раз Любимову приходилось отменять спектакли только из-за того, что отказывался играть или просто-напросто исчезал Высоцкий! Через некоторое время следовало объяснение, режиссер грозился уволить актера или передать его роли другим.

Но вечером Высоцкий выходил на сцену и... ни о каком увольнении речи уже не было: отработав спектакль, он заставлял публику, приходившую, кстати, часто только “на него”, аплодировать стоя. На сцене Высоцкий выкладывался полностью: в таких больших спектаклях, как, например, “Жизнь Галилея” он терял два-три килограмма веса за вечер. Однако психика страдала сильнее: главные роли, требовавшие высочайшего актерского профессионализма, постоянное новаторство (достаточно вспомнить только Гамлета с гитарой), особый дар взаимодействия с залом, когда каждый зритель ощущает всю гамму чувств, сострадает актеру-персонажу, – все это изнашивает сильнее любых физических перегрузок.

“На сцене неистово кричит и бьётся полураздетый человек. От пояса до плеч он обмотан цепями. Ощущение страшное. Сцена наклонена под углом к полу, и цепи, которые держат четыре человека, не только сковывают пленника, но и не дают ему упасть”, – так вспоминает Марина Влади о первой встрече с Высоцким, которая произошла в 1967 году на спектакле “Пугачев”. Описанный ею монолог Хлопуши известен всем.

Постоянно гастролируя по стране с театром, Высоцкий параллельно выступал сам, один. Точнее, вдвоем – с гитарой. Он пел свои песни везде, где было можно и нельзя. А нельзя было почти везде. Марина Влади в своей известной книге “Владимир, или Прерванный полет” вспоминает: “Темы баллад разнообразны. Война, спорт, сказки...

Здесь есть и песни протеста, но сам автор говорит, что он старается писать об общечеловеческих проблемах. В своих стихах он размышляет о жизни, смерти, о судьбе, о ненависти, о любви, о несправедливости, о героизме, о страдании, о свободе, о дружбе.

Высоцкий не является официальным поэтом, то есть его тексты не печатаются. Но стихи и баллады используются в кино. Он поет перед студентами, рабочими, на заводах, в университетах, в различных организациях. Он поет на сцене и на экране. “Я не пишу для определенной категории зрителей, – говорит он, – я стараюсь затронуть душу людей вне зависимости от их возраста, профессии, национальности. Я не люблю легких песен. Я не люблю, чтобы на моих концертах люди отдыхали. Я хочу, чтобы моя публика работала вместе со мной, чтобы она творила. Наверное, так установилась моя манера. Моя песня – это почти крик”.

Баллады Высоцкого – это монологи разных людей. Но он всегда поет от первого лица и становится, таким образом, участником того, о чем поет. Он старается влезть в шкуру своих героев, жить и умирать вместе с ними”.

Прямая речь Владимира Высоцкого в книге Марины Влади принадлежит самому Высоцкому. Кто еще мог бы так точно и коротко объяснить суть его личности и работы? Он написал это о себе для конферансье, выступая с концертом в Мексике, где Высоцкого до того никто не знал. После концерта и телетрансляции телефон в студии разрывался от многочисленных звонков благодарных и потрясенных слушателей.

Высоколобые критики сочли, что такой успех рассчитан только на массы, оттого, мол, Высоцкого и не принимают профессионалы.

Стоит ли теперь доказывать ошибочность или просто лживость этого мнения? Только пример – решайте сами.

Во время гастролей по Америке, в Лос-Анджелесе Высоцкому довелось встретиться с голливудскими актерами. Они, сами понимаете, люди сложные, избалованные славой, много повидавшие на своем веку. Но послушав Высоцкого всего полтора часа, они плакали, хотя ни слова не поняли. А это ведь не кто-нибудь – такие мастера, как Лайза Минелли и Роберт де Ниро!

В отличие от американских “звезд” или современных воротил отечественной эстрады, Высоцкий не был недоступным кумиром – он везде и всегда, в любом зале и в каждой компании был “своим”. Его просили петь – он пел, поговорить – запросто... Да и сам он никогда не считал себя лучшим: актером, певцом, поэтом. Всегда ставил себе цель – достичь уровня некоего лучшего деятеля в данной области.

Если говорить о планке в литературе – для Высоцкого это был Пушкин. Господь с вами, не о величии и известности речь, – о мастерстве и самоотдаче. Есть некоторое сходство между 60 – 70-ми годами века нынешнего и 20 – 30-ми века минувшего: тогда у читателей был Пушкин, теперь – Высоцкий.

Оба творили время, благодаря тому и другому менялась жизнь, оба влияли на историю, оба не боялись правды сами и не боялись говорить ее другим, в том числе и власть предержащим, каждый из них был своеобразным мерилом, индикатором своего времени, времени, в котором они жили и которое их погубило: Пушкина – “отсутствием воздуха” по Блоку, Высоцкого – убийственной изнанкой маски “светлого будущего”.

Интересная у нас история: каждый раз в самую трудную для России минуту, во время самого тяжелого кризиса, находится человек, который взваливает себе на плечи нацию и тащит ее, как крест, к уже, казалось бы, навсегда утраченному уровню. Нет, это вовсе не политики, не реформаторы, не “вожди” – это поэты, писатели, музыканты, философы, словом, люди культуры и искусства, возрождающие самосознание народа.

Говорят, что Высоцкий родился не вовремя: родись он позже, может быть, прожил бы больше сорока двух. Но ведь жизнь поэта – это жизнь его стихов. Чем дольше мы будем изучать его творчество, слушать песни, смотреть фильмы, записи спектаклей, тем дольше будет жить он сам. А когда человек родился – имеет ли это такое уж важное значение для него? Впрочем, с великим человеком иначе: не будь во второй половине ХХ века в СССР Высоцкого, неизвестно, что было бы сейчас. А сейчас многое уже в наших силах, в том числе – продлить его жизнь: не забыть. Не смогли сохранить его при жизни – умерло тело; не сохраним его теперь мы – умрет и душа...

Неужели через десять-двадцать лет от Высоцкого останется только несколько песен и фраз, ставших афоризмами? А все остальное, то, что криком своим он пытался донести до нас, канет в небытие?

Мы должны передать нашим потомкам не одного только “легкого” Высоцкого. Судьбы всех крупных русских художников, созидателей – трагичны. Высоцкий – не исключение. Поэтому забыть его нельзя, но не забыть – мало: надо не отдать пошлякам, не исковеркать, а это значит – понять и сберечь во всей хрупкости живого, чтобы те, кто будут после нас, таким и узнали его, живым и настоящим, не исправленным, не отредактированным, не глянцевым.

А потом, по прошествии года,

Как венец моего исправленья,

Крепко сбитый, литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье,

Под мое – с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась –

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, –

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

<...>

Саван сдернули – как я обужен! –

Нате, смерьте!

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

“Мы все родом из детства

Первый раз получил я свободу

По Указу от тридцать восьмого

Холодным зимнем днем 25 января 1938 года в Москве родился Владимир Высоцкий. Из роддома на Третьей Мещанской улице мать Нина Максимовна и дядя Алексей Владимирович принесли будущего поэта, артиста и певца на Первую Мещанскую (ныне проспект Мира), 126. Это было старое трехэтажное здание, стоявшее чуть наискось от Рижского вокзала, где до революции размещались шумные номера гостиницы "Наталис", превратившиеся после Октября в большие коммунальные квартиры. В одной из таких коммуналок долгие годы жил Владимир Высоцкий.

Он не мог появиться на свет обычно. Так, как рождались миллионы других, талантливых и простых людей. Не мог приходом в этот мир не вызвать споров и разногласий. Все началось задолго до его рождения. Какое дать ребенку имя?

Этот вопрос бурно обсуждали и подруги Нины Максимовны, и товарищи ее мужа - Семена Владимировича, и соседи. Девочку решили назвать Алисой, а имя мальчика никак не могли выбрать. Называли по алфавиту: Александр, Андрей, Алексей, Борис, Василий, Владимир..., но ко дню его появления так ни на чем и не остановились. В роддоме Нина Максимовна вдруг вспомнила, что уезжая в командировку, Семен Владимирович попросил:

-Назови сына Владимиром: в честь моего отца и твоего брата – моего товарища!... - к тому же в стране как раз отмечались ленинские дни, прибавился еще один повод назвать сына Владимиром, что она и сделала.

Но вдруг Нина Максимовна получает поздравление. Красочную открытку - кошечку, качающую в люльке котенка, - где написано: "Мы, соседи, поздравляем вас с рождением нового гражданина СССР и всем миром решили назвать его Олегом, Олег - предводитель Киевского государства!". Когда Нина Максимовна вернулась домой с Владимиром, многие соседи, особенно дети, были очень недовольны и какое-то время никак его не называли. Потом, правда, привыкли:

Вова, Вовочка, Владимир - "владыка мира". Итак, родился еще один властелин мира, но, как позже оказалось, завладел он не бескрайними просторами, а миром людских сердец!

Первые годы жизни Володи прошли в многоквартирной коммуналке на Первой Мещанской. Родные и знакомые, вспоминая, каким он был в раннем детстве, говорят, что тот был занятным, очень общительным ребенком. Это и понятно: коммунальная квартира для малыша - это микространа, в которой ты всегда свой, где, не выходя из дома, можешь поиграть, побеседовать со множеством взрослых и детей, где тебе всегда рады и могут помочь.

Володя и в раннем детстве проявлял настойчивость в характере. Например, ему было около двух лет, когда отец купил ему клюшку и мячик, Вова ходит по комнате и пристает ко всем взрослым:

- Будем играть в хоккей! - причем произносит это взрослым грубоватым голосом, который с детства был у него хрипловатым.

Его отсылают к спящему на кровати дяде Яше. Володя берет клюшку, что, надо сказать была выше его в полтора раза, и идет к дяде. Снова начинает свое монотонное:

- Дядя Яша! Вова хочет играть в хоккей!..

В ответ никакой реакции. Но невнимание к племяннику заканчивается для дяди плачевно: Володя со всего маху бьет его клюшкой по весьма болезненному месту.

- Что ты делаешь?! - в ярости вскакивает спросонья дядя Яша.

- Вова хочет играть в хоккей...

Нина Максимовна в то время увлекалась театром, и дома, в коридоре или на кухне, где обычно случались общие чаепития, часто устраивались детские концерты и представления. Володя с удовольствием принимал в них участие.

Забирался на табуретку повыше, чтобы его все видели, и читал перед собравшимися наизусть стихи: "Почемучку", "Детки в клетке" Маршака, "Мужичок с ноготок" Некрасова, отбрасывал назад волосы, как настоящий поэт, и громко декламировал.

О доме и обстановке тех лет в квартире на Первой Мещанской, 126, Владимир Высоцкий позднее написал в "Балладе о детстве" (1975):

...Первый раз получил я свободу

По указу от тридцать восьмого!.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил,-

Отыгрался бы на подлеце!

Но родился, и жил я, и выжил -

Дом на Первой Мещанской в конце...

В этой песне-стихе и реальность, и ирония, и злость от сознания нищеты, бедности близких ему людей:

Там за стеной, за стеночкою,

За перегородочкой,

Соседушка с соседочкою

Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так:

Система коридорная,

На тридцать восемь комнаток -

Всего одна уборная.

Здесь зуб на зуб не попадал,

Не грела телогреечка:

Здесь я доподлинно узнал

Почем она, копеечка...

Окончилась Великая Отечественная война. Как уже раньше говорилось, совместная жизнь родителей Владимира Высоцкого не сложилась. Когда Семен Владимирович вернулся из Германии в Москву, у него уже была вторая жена - Евгения Степановна Высоцкая (Лихалатова). Они поселились у нее, в Большом Каретном переулке, д.15, кв.4. Володя виделся с отцом, но до января 1947 жил с Ниной Максимовной. Владимир часто оставался без присмотра, поэтому Нина Максимовна с Семеном Владимировичем решили, что пока он не закончит школу, будет жить с отцом и Евгенией Степановной. В январе 1947 года Семен Владимирович был направлен на службу в немецкий город Эберсвальд, куда вместе с ним отправились сын и Евгения Степановна. Там же проходил службу дядя Володи - Алексей Владимирович и его "военная тетя" Шура. Общение, дружба с военнослужащими во многом определили первую мечту Владимира о будущей профессии - он хотел стать военным. В октябре 1949 г. Высоцкие вернулись в Москву.

Владимир продолжил свое обучение в новой школе N 186, которая находилась там же, где поселилась их семья, на Большом Каретном.

Владимир Высоцкий в школьные годы не отличался крепким телосложением. Школа была мужская и здесь всегда были физически сильные ребята. Случалось, что они поколачивали Высоцкого. Его одноклассник Владимир Акимов вспоминает: "Он привык ценить и уважать физическую силу и крепкие кулаки. Районы Москвы, где он жил, раньше считались не очень респектабельными, так сказать.

Отсюда его интерес к так называемым "блатным" песням. Этот интерес возник по большей части из чувства протеста...

Уже в то время Владимир умел интересно рассказывать, разыгрывать всякие истории. "Пишу я очень давно. С восьми лет писал я всякие вирши, детские стихи про салют, - вспоминал он, - А потом, когда стал немножко постарше, писал всевозможные пародии..." В школе Владимир часто сочинял эпиграммы на своих одноклассников, знакомых.

В школьные годы Владимир Высоцкий увлекался литературой, особенно поэзией "серебряного века". А в детстве, когда отец запрещал ему читать в постели, чтобы не испортить зрение, он забирался под одеяло с книжкой и фонариком.

Отличительной чертой Высоцкого была уверенность в себе, он всегда поступал так, как считал нужным. Мириться с несправедливостью, обидой, причиненной слабым, он не мог с детства.

В 10-м классе Высоцкий переехал жить к матери, Нине Максимовне. В новом доме, на той же Первой Мещанской весной 1955 г. они получили комнату в трехкомнатной квартире, где рядом с ними поселились их соседи по коммунальной квартире, Гися Моисеевна и ее сын Мишка Шифман. У Володи расширился круг знакомых, но он не забыл своих друзей на Большом Каретном, где уже в школьные годы стала формироваться компания, о которой он потом скажет: "... все были интересные люди достаточно высокого уровня, кто бы чем не занимался...". Со многими из них Владимир Высоцкий сохранит прекрасные отношения на всю жизнь. В 10-м классе Владимир стал заниматься в драмкружке при Доме учителя на улице Горького. Руководил кружком артист МХАТа Владимир Николаевич Богомолов. Однажды Нина Максимовна Высоцкая пришла туда на репетицию.

Она так вспоминает о своем впечатлении от игры сына: "Володя изображал крестьянина, который пришел на вокзал и требует у кассирши билет, ему отвечают, что билетов нет, а он добивается своего. Я впервые видела его (Владимира) на сцене и до сих пор помню свое удивление, настолько неожиданными были для меня все его актерские приемы. После репетиции я подошла к Богомолову и спросила (хотя уже знала ответ): "Может ли Володя посвятить свою жизнь сцене?" - "Не только может, но должен! У вашего сына талант", - ответил актерК окончанию школы Владимир решительно заявил родителям: хочу в Театральный, но вся семья была против. Отец, мать, дедушка Владимир Семенович, другие родственники уговаривали его оставить мечту о театральной карьере и, чтобы всегда иметь кусок хлеба, стать "нормальным советским инженером". Под таким давлением Высоцкий решил поступить в технический ВУЗ на механический факультет вместе со своим одноклассником и другом Игорем Кохановским. Выбор института был сделан случайно - по самому красивому пригласительному билету на день открытых дверей.

Это был МИСИ имени Куйбышева. Первое время друзья радовались своему поступлению и достаточно много прогуливали. Высоцкий ходил на занятия, как на каторгу, - ему было невыносимо скучно сидеть там, слушать лекции по начертательной геометрии, высшей математике, физике, начертательной геометрии, а самым ужасным для него предметом оказалось черчение. Только общение с сокурсниками, на которых он с удовольствием писал эпиграммы и пародии, нравилось в МИСИ Высоцкому.

В 1956 году Владимир подал заявления с просьбой об отчисления и не изменил своего решения, несмотря на уговоры, просьбы, требования родных и знакомых. Этот решительный поступок, уход из престижного института, стал первым шагом Владимира Высоцкого на пути к профессии актера. С января по июнь 1956 г. он продолжал заниматься в драмкружке у Богомолова, который помогал ему готовиться у вступительным экзаменам, а летом поступил в школу-студию МХАТ. Первые песни Владимира Высоцкого, как правило, имели конкретный адрес, были вызваны каким-то случаем, поводом..

Высоцкий о его работе в кино и театре:

В кино я начал работать одновременно с театром. И снимался уже довольно много. Часто, приглашая меня сниматься, мне предлагали

что-нибудь в фильме спеть. Я соглашался. Раньше пел чужие песенки и сам себе писал, но в основном все это были вставные номера. Позже стали предлагать писать песни, которые имели самостоятельную ценность в кино. И первый такой фильм - "Я родом из детства", снятый режиссером Виктором Туровым. Это мой близкий друг, он сам весь родом из детства.

Когда ему было восемь лет, на его глазах фашисты расстреляли отца, а потом их с матерью угнали в Германию. А когда их освободили там, в Германии, американцы, он, потеряв мать, полгода возвращался один по европейским дорогам. Домой, в Могилев, он пришел десятилетним мальчишкой. Так что он снимает фильмы взрослыми, но в то же время детскими еще глазами…

Я играл в его фильме роль капитана-танкиста, который горел в танке и вернулся в свои тридцать лет из госпиталя совершенно седым человеком. Песни из этого фильма вошли потом в пластинку.

Я брал гитару и пел: "Мне этот бой не забыть никогда…". А потом, когда мы сидели в одной из сцен с Ниной Ургант, с пластинки вдруг начинала звучать песня, которая по фильму была известна еще до войны. Поэтому я писал ее как стилизацию на довоенные вальсы: "В холода, в холода, от насиженных мест…". А потом вдруг инвалид на рынке моим голосом пел: "Всего лишь час дают на артобстрел". В финале фильма к выщербленной пулями и снарядами стене подходят женщины с высохшими, выплаканными уже глазами и кладут цветы на могилу погибших. В этой сцене Марк Бернес исполнял мою песню. Я с ним дружил - это был удивительнейший человек, действительно ценивший авторскую песню. Песня, которую он пел в картине, называлась "Братские могилы".

Исполнение Бернеса производило удивительный эффект.

Мы, например, получили письмо от одной женщины. Она потеряла память, когда на ее глазах повесили двух ее сыновей. Она смотрела это кино в больнице и вспомнила, где все это случилось с ее детьми. "Вы мне вернули память", - написала она.

Потом я сочинил песни для фильма "Вертикаль" режиссера С.Говорухина. Сначала мы хотели, чтобы они звучали на титрах. Но я противник такого использования песен. Зрители читают, кто гример, кто директор, а в это время за кадром звучат какие-то важные строчки, которые ты вымучивал по ночам. Жалко. Песню, которую мы собирались пустить на титрах - "Здесь вам не равнина, здесь климат иной", я написал после того, как почти на наших глазах потерпела бедствие группа альпинистов из пяти человек - команда ЦСКА. Один из них погиб, а двум его раненым товарищам мы помогали спускаться вниз. И я написал песню, которая имеет продолжение. Жизнь ее продлена, как ни странно, в смертях. Потому что слова этой песни пишут на могилах погибших альпинистов:

Другие придут, сменив уют,

На риск и непомерный труд...

Мне присылают фотографии этих мест, они хранятся у меня дома. И, конечно, жаль, если такая песня будет просто пропадать, идти где-то фоном.

Как мне кажется, один из самых удачных опытов моей работы в кинематографе - это фильм "Вертикаль". Там ничего не мешало песне, и она никому не мешала, потому что в это время показывались горы или альпинисты, уходящие в горы. Я начинал петь, а когда альпинисты уже на вершине, песня заканчивалась. Прошло десять часов, а я пел три минуты. То есть песня может нести и временную нагрузку. Все песни в "Верикали", мне кажется, очень удачно нашли свое место. И даже монтировалась картина в соответствии со смыслом и продолжительностью песни.

Я люблю работать в кино и буду продолжать для него работать, хотя там и случаются странные порой истории. Как, например, было в фильме "Бегство Мистера Мак-Кинли". Я написал для него девять очень разных баллад. И даже должен был играть уличного певца, который ведет все действие картины. Работал очень серьезно. Мы даже сделали оркестровки, и я пел много раз с оркестром. Но баллады мои так и не вошли в фильм. Быть может, они кому-нибудь не понравились… Бывает, однако, что песни "не работают" с отснятым материалом фильма, не монтируются с ним.

Я писал трагичные, неровные, заводные песни, а действие картины получилось задумчивое, серьезное, медленное, на мой взгляд, немножко скучное. И поэтому песни взяли и вырезали - они никак не соответствовали фильму. Кино-то не выбросишь. А песню можно. (Все же часть баллад в фильм вошла )

Так же у меня было и с фильмом "Стрелы Робин Гуда", куда не вошли шесть моих баллад (позднее, уже после смерти Высоцкого, в 1982 году, они вошли в "Балладу о доблестном рыцаре Айвенго" .) Сказали, что они слишком утяжеляют повествование, а это - приключенческий фильм. Я же, дескать, написал баллады, как для фильма серьезного.

Я никогда не отчаиваюсь. Потому что потом все равно запишу эти песни на пластинки или магнитофоны, и вы будете их слушать. Они все равно не пропадут. А кроме того… если получилось удачно, значит, спустилось вдохновение, значит, ты уже и так награду получил. Часто спрашивают, почему я не пишу больше сказок. Нет, пишу. Просто кончился период, когда я сочинял шуточный фольклор, вроде "в заповедных и дремучих, страшных муромских лесах…". Недавно для картины "Иван да Марья" придумал серенаду Соловья-разбойника: Выходи, я тебе посвищу серенаду, Кто тебе серенаду еще посвистит? Сутки кряду могу до упаду, Если Муза меня посетит.

Когда в этом фильме нечистую силу опозорили и отовсюду прогнали, все они сидят на полянке, грустные, промокшие, усохшие. И поют куплеты:

Я Баба Яга, вот и вся недолга.

Я езжу в немазаной ступе.

Я к русскому духу не очень строга,

Люблю его сваренным в супе…

… Я не люблю вспоминать о съемках в кино. Показывать ролики, отрывки из фильмов, а потом рассказывать: "Вот видите, тут меня били по-настоящему. И так девять дублей. Потом рожа вот такая была…".

Артист должен делать что-то сейчас, в данный момент, он должен играть, творить, создавать искусство. Тогда это интересно.

ПАМЯТЬ

Постановление об организации музея принято семь лет назад, но там до сих пор не провели новую безопасную электропроводку. Не подготовлено полное академическое собрание сочинений и "звучащее собрание" на компакт-дисках. Наконец, самое печальное - интерес к творчеству Высоцкого, к сожалению, ослаб; даже те, кто переписывал заезженные низкокачественные кассеты и с боем прорывался на концерты в 70-х, ныне редко включают его записи. Молодежь же, как ни грустно, не интересуется Высоцким практически совсем. Вот и бывшая жена поэта, мать его сыновей Людмила Абрамова недавно сказала, что если бы сегодня Владимир Семенович был жив, то не имел бы такой популярности, как в 70 - 80-е годы. Что же случилось? Почему мы научились обходиться без его песен, еще вчера не смолкавших в каждом доме? Попробуем разобраться.

Во-первых, интерес к Высоцкому снизили, изрядно "перекормив" им в начале перестройки.

Передачи и статьи о нем тогда постоянно сменяли одна другую. В спешке творчество великого барда, как мне кажется, упростили, сделав акцент на гражданственность и социальность его поэзии и оставив в тени образность, лиризм и т. п. Согласитесь - многими Высоцкий воспринимается больше как гражданин, нежели как поэт. А ведь был именно Поэт - только звучащий, как требовало время. Рифмованной публицистики, как у Евгения Евтушенко, у него не найти - только образы, интонации, "второе дно". Это легко обнаружить, прослушав хоть

пару песен. Но, увы, молодое поколение их не слушает, заучив, что Высоцкий - это "социум, трибун, совесть эпохи", а кому это сегодня интересно?! Получилось, как в стихотворении "Памятник":

Саван сдернули - как я обужен,

Нате смерьте! -

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Некоторые считают, что Высоцкий перестал быть современным, оставшись для нынешнего слушателя не более чем хроникером той эпохи - эпохи "товарищей ученых", убирающих картошку, и микрофонов, усиливавших ложь. Отнюдь! Достаточно перелистать страницы любого сборника, дабы понять, что это не так. Девять десятых того, что жгло и беспокоило его тогда, актуально и сейчас. Давайте хотя бы бегло пробежимся по памятным строкам:

Им снова объяснил администратор:

"Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, -

Ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья,

Кто такие?"

Разве не про нас? Или вот:

На судне бунт, над нами чайки реют!

Вчера из-за дублонов золотых

Двух негодяев вздернули на реях,

Но мало - нужно было четверых.

И, наконец, жесткий, трагически предугаданный портрет нашего нынешнего времени:

Пожары над страной

Все выше, жарче, веселей...

... Еще не видел свет

Подобного аллюра -

Копыта били дробь,

Трезвонила капель.

Помешанная на крови

Слепая пуля-дура

Прозрела, поумнела вдруг -

И чаще била в цель.

Кто из нынешних стихотворцев написал что-либо подобное, кто выразил всю боль девяностых посредством художественных образов? Имена на ум не приходят. Да и публицисты, в общем-то, угомонились... Нет Высоцкого для нашего времени.

Впрочем, не только в социальной остроте дело. Песни Высоцкого - отражение нашего менталитета, менталитета русского человека конца столетия. Он мало изменился за последние двадцать лет. Все ведь то же - и зависть к богатому соседу ("У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает"), и привычка двигаться чужой колеей ("И доеду туда, куда все"), и болезненная страсть к слухам. Самые жесткие, беспощадные слова - о нежелании знать о себе правду, нашем вечном конформизме, если хотите: "Я перед сильным лебезил, Пред злобным - гнулся... И сам себе я мерзок был - Но не проснулся". Кто поручится, что все это из себя выдавил и оставил в застойном вчера?

Почему так мало Высоцкого звучит по радио и телевидению? А по той же причине, что и раньше, - правда режет слух, в стране и так трудно и неспокойно, поэтому народ лучше убаюкать сладенькой глупенькой эстрадой. Как тогда. Но мы и сами не желаем раздражаться, вновь и вновь узнавая себя в портретах, написанных Мастером. И так, мол, время тяжелое.

Лучше посмотрим мыльную оперу...

Есть, конечно, и другая причина. Нынешние руководители независимых телеканалов и радиостанций прекрасно образованны, эрудированны, демократичны, но воспитаны на другой культуре - рок-музыке, причем по большей части - западной. Ее образцами они в основном и делятся со зрителем и слушателем. Это неплохо, но хотелось бы пожелать не забывать и про миллионы людей, выросших на песнях Окуджавы, Высоцкого, Галича,

Клячкина, Городницкого... Их умные стихи нужны сегодня не меньше, чем в застойные годы. Словом, если мы стали сегодня меньше слушать Высоцкого, то это уж никак не его вина.

Наша, и только наша. Куда-то мы, знать, заехали не туда. Не скатиться бы снова в дом, который "погружен во мрак", не оказаться обложенными со всех сторон красными флажками, как те волки из легендарной песни.