Тимур Гагин
Станислав Козакевич

МОДЕЛИ НЛП В РАБОТЕ ПСИХОЛОГА

Предисловие

Эта книга предназначена в первую очередь для коллег. Когда мы говорим "коллеги", мы имеем в виду людей, так или иначе связанных с психологическим воздействием на окружающих людей.
· Потому что и психологическая помощь, и обучение навыку, и руководство людьми не обходятся без психологического воздействия.
Мы предприняли попытку описать практику психологической работы - как все это делается в ежедневной профессиональной деятельности. Поэтому мы не смущаясь откладывали в сторону теоретические обоснования и попытки охватить всю нашу работу одним-единственным подходом. Мы поставили себе задачу написать книгу, которая будет полезна практикам, которая даст один из возможных ответов на вопрос "как это делается", инструменты, нужные для работы.
· Если коллегам будет интересно, откуда что взялось - на это есть множество других книг. По теории.
Во вторую очередь эта книга предназначается всем тем замечательным людям, которым интересно, как с ними делают то, что с ними делают наши коллеги. Мы надеемся, что это развеет некоторые мифы, страхи и предрассудки с одной стороны, а с другой стороны позволит читателю отличать работу профессиональную от заклинаний.
· Даже если эти заклинания состоят из вполне "научных" слов.
Мы хотели - и для коллег, и для тех людей, которые обращаются к нам с вами, приподнять покрывало таинственности и "поверить алгеброй гармонию" при всей самонадеянности такого подхода. На наш взгляд, о психологии много написано, как о науке, еще больше, как об искусстве, еще больше, как о "фокусах на каждый день", и не так много - как о серьезной практике. Если хотите, как о ремесле. О технике. О навыках и их применении. Именно этому и посвящено все, что вы прочтете дальше.
Прежде чем приступить к описанию схем, техник и приемов работы психолога, мы хотим выразить благодарность Н.И. Козлову, М.Н. Гордееву, М.Р. Гинзбургу, А.В. Ливневой, А.Р. Шарипову, А.Н. Авдонину, И.М. Орешникову, В.В. Пугачеву, Т.В. Семенович, И.Р. Ахметшиной, С.В. Мазуриной, В.Б. Стрелкову, А. Ласкину, Ф. Пьюслику, Д. Гордону, Д. Делозье, которые нас научили.
А еще Е.Б. Мошкович, И.О. Дементьеву, А.В. Кириличеву, Г.А. Новиковой, Е.В. Самсоновой, Д.А. Ялилову, А.В. Губскому, Д.И. Чернову, А.Г. Бикбулатову, Д.Р. Салимовой, С.А. Городенко, М.С. Селивоненко, М.Р. Рафальсону, Р.Р. Дашкину, Л.С. Медведевой, А.Ф. Балчуговой, Г.А. Фешкиной, А.А. Кельину, Р.З.Сальниковой, А.Р. Гафарову, Т.А. Султановой, Р.К. Тимергазиной, Т.А. Рукиной, О.В. Петрановой, сотрудничество с которыми обогатило и научило нас ничуть не меньше.
И, конечно же, мы очень благодарны друзьям: Е.Н. Вайман, М.А. Вайману и А.М. Вайману, А.М. Каракуцу, Л.Т. Каракуц и Л.А. Каракуц-Бородиной с супругом, Э.Е. Лякишевой, Е.Л. Марсовой, Г.А. Шебаеву, Г.З. Ахметшиной, С.Р. Юсуповой, Е.В. Ложкиной, А.Н. Белогрудову, А.Е. Клименко, Р.Д. Гиндуллину с супругой, Д.Н. Валеевой с супругом, К.Б. Беляеву, А.Х. Курамшиной, М.В. Мустакимовой, Н.Г. Самсоновой, Г.В. Кушманцеву, А.В. Карпову, И.А. Кривошееву, А.Ф. Идрисовой, И.С. Черновой (Михайловой) и ее замечательным бабушке Нине Ивановне и дедушке Борису Александровичу, И.Е. Немировской, С.С. Уколову, Е.В. Бушуевой - у них мы учились и продолжаем учиться по сей день.
"Итак, дамы и господа, мы начинаем…"

Т.В. Гагин, С.С. Козакевич.

Часть 1 Наедине с клиентом: Индивидуальное консультирование

В нашей работе есть два вопроса, которые то и дело всплывают или явно или где-то в глубине души.

• Ну очень в глубине…

Вопросы эти: «Что делать?» и «Как это делается?». Применительно к практике индивидуального консультированию эти вопросы означают: «Теперь, когда человек пришел и чего-то от меня хочет, что мне с ним делать?» И, соответственно, «как я это буду делать?».

Обрадуем сразу, первый вопрос поставлен неверно. Нам с ним — с человеком — ничего делать не надо. Надо ему — делать, менять себя и свою жизнь, а нам ему в этом нужно помогать.

• Правда, уже легче?

Для верности повторим эту мысль еще раз: если мы будем считать себя обязанными «что-то сделать с клиентом», то мы, скорее всего, напортачим. «Что-то сделать» нужно самому клиенту. А к нам он пришел за помощью. Очевидно? Отлично! Тогда отсюда вывод: если мы слышим жалобу и никоим образом не наблюдаем желания работать с этим самому, то нам здесь делать нечего. Заставить мы не только не можем, но и не должны: мы не милиция. И не принудительная медицина. Во взаимоотношениях психолога и клиента все добровольно. Все! И его приход, и его измения, и наша в этом деле помощь. И как только мы начинаем чего-то делать «за» клиента (например, хотеть «как лучше») — мы автоматически делаем что-то не то.

• Даже если нам виднее.

Помните, есть старая история про лошадь и Милтона Эриксона?

• Или Карла Роджерса?

Говорят, однажды деревенский мальчишка (будущий классик психологии и психотерапии) увидел забредшую к ним на ферму незнакомую лошадь. И — отвел ее к хозяину. Хозяин удивился: откуда мальчик знал, куда надо вести лошадь? «Я не знал, — будто бы ответил Эриксон (или Роджерс), — лошадь знала. А я только не давал ей сбиться с пути». Так возник многократно повторенный призыв к нашему брату: «Ходи за лошадью!»

• Не беги впереди паровоза…

Человек сам знает, куда ему нужно измениться прямо сейчас и вообще. Может быть, он не понимает своего знания, но знание это у него есть. А у психолога есть опыт и квалификация, которые нужны человеку. Чтобы использовать, как инструмент. Клиент может и хочет, чтобы мы сделали «его человека» (очень не всегда), но не человека, как хотим мы, а — как хочет он. Даже если сначала он и не знает, как он хочет.

Такова одна точка зрения. Есть и другая.

• Вообще-то та же самая, только акцент смещается.

Посмотрите еще раз на ответ Эриксона-Роджерса: «Я не давал ей сбиться с пути». То есть не давал пощипать траву, отойти к деревьям, остановиться и т.д. Иначе говоря, в этой метафоре поводырь все-таки отличал, где дорога есть, а где нет. Он предоставлял лошади выбор, но — выбор из увиденных им путей-дорог.

И тут глубокий гуманизм и недирективность подхода, свобода выбора и полное уважение к самостоятельности человека как теоретический и идейный подход, начинает входить в противоречие с реальностью. С практикой.

• А практика, как известно, всегда дает пинка теории.

В чем тут дело?

Дело в том, что коллега наш — психолог — мастером своего дела становится далеко не сразу. И пути-тропинки, заметные Роджерсу с Эриксоном, совершенно не очевидны для большинства вчерашних студентов. Поэтому, соблюдая принцип «Не навреди», преподаватели стараются приучить начинающих коллег к осторожности (!). Лучше уж ничего не сделать, тогда хоть ничего не изменится к худшему, чем сделать неправильно, и все испортить.

• На везение никто не рассчитывает, рассматриваем обычно плохие варианты: таланта нет, образование плохое, практики никакой, опыта мало. Тут уж действительно важно «не навредить». Про «помочь» никто и не говорит…

А что делать тем, кто все-таки работать — реально, результативно — хочет? «Ходить за лошадью»? «Не давать сбиться с пути»? Суть, не в выборе между вариантами, а в их разумном совмещении. То есть: чем у коллег опыта и квалификации меньше, чем более смутно они видят варианты, тем меньше надо опережать события и мешать клиенту идти своим путем. Поначалу максимум, что коллега может сделать — это приложить силы для облегчения и безопасности этого своего пути, помочь в дороге.

Однако идут годы, знаний и опыта все больше. Часто уже можно предсказывать, на что человек будет жаловаться, какие способы он уже пробовал, и где пробуксовывает.

• Впрочем, и тогда надо сохранять способность быстро отойти назад, не настаивая на своем.

И вот теперь, когда мы видим возможные пути намного лучше и дальше клиента, мы можем аккуратно показывать человеку варианты. Мы можем предлагать выбор из заведомо (для нас, «опытных и квалифицированных») удачных, успешных решений.

Заведомость эта, естественно, относительна. Просто с годами и опытом вероятность точного попадания все больше. И если поначалу, чтобы хоть как-то «попасть», нам нужно работать мягко и ненавязчиво по огромному полю возможностей (которые смутно видны и нам самим), то со временем мы можем сосредоточивать усилия в нужное время и в нужном месте, работая четче, быстрее, сильнее.

• И директивнее. Что не всегда приветствуется.

Вот и первый практический вывод: сочетание принципов «не навреди» и «помоги» достигается постепенным сужением круга возможных вариантов решения. Опираться при этом мы можем на очевидные предпочтения клиента и свои опыт и квалификацию. Очевидно, что чем меньше опыта и квалификации, тем шире будет первоначальный круг возможностей и тем больше опоры на предпочтения клиента. И наоборот.

• Но всегда остается сочетание: мы не можем опираться только на клиента или только на себя. Работаем-то вместе. И на практике ведет то один, то другой. Просто надо помнить, что в конечном счете мы работаем именно для него — для клиента. И если доволен он, то и наша работа сделана.

Итак, вопрос о том, «что» делать, мы решаем вместе с клиентом и опираемся на его желания. А вот «как»? Как это сделать, когда уже более или менее понятно — что? И тут мы обращаемся — к технологии.

Потому что если не знаешь, как делать, надо делать как учили.

Вся схема по шагам

Подходы и традиции бывают разные.

• Точнее, в большинстве случаев разными они кажутся. Или их так описывают отцы-основатели.

Объединяет их одно: эти подходы работают. А раз так, значит, есть в них что-то общее. Оно должно быть, если мы считаем, что качественные профессионалы-психологи разных школ по итогам своей работы с человеком приходят к примерно сходным результатам.

А вот это как раз не очевидно. Желаемый результат с точки зрения психоанализа и с точки зрения НЛП, к примеру, часто очень не одно и то же. Теоретические построения разных школ часто провозглашают в качестве нормы и цели очень разные состояния человека на выходе — когда работа психолога окончена. Чтобы объяснить-оправдать такую разницу, придумана и успешно существует даже и классификация: проблемно-ориентированные, симптом-ориентированные, клиент-центрированные и прочие варианты работы. С разными, соответственно, результатами. И если специалист относится к своей школе, как к ЕДИНСТВЕННО ВЕРНОМУ ЗНАНИЮ, то результат своему клиенту он и будет делать в рамках своего учения. Потому что он теоретик. В душе. А вот если он практик и помнит, что построения теорий относительны, а человек реален, то он будет использовать все, что он знает, увидит, подсмотрит у коллег, все, что умеет и чему может научиться в школах разных, чтобы сделать результат, нужный — клиенту. А не теории. И тогда, в рамках какой бы школы психолог ни работал (как он сам про себя думает), конечный результат будет совпадать: клиенту станет жить — лучше.

Мы как-то даже экспериментировали: проводили одну консультацию в одной традиции, другую — в другой, третью — в третьей. Разница была: в скорости, в стоимости (не только денежной) для клиента, в том, как все это выглядело (форма). Но содержание за всем этим оставалось неизменным: мы работали вместе с клиентом и на его, нужный ему результат.

Словом, если теория и практика работает, то, какими бы теориями это ни объяснялось, что-то общее во всех подходах есть. И при ближайшем рассмотрении работы разных эффективных специалистов из разных школ это общее обнаруживается легко. Это — структура. Если хотите, схема. Где, какими бы словами это ни описывалось, есть последовательные этапы. С четко обозначенным результатом на каждом этапе.

• И мы не переходим к следующему этапу — осознанно или интуитивно — пока не получим результат на предыдущем.

В разных книгах (в соответствии с традицией, которой придерживается автор) количество этапов разное. Кто-то объединяет, кто-то подразделяет. Кто-то добавляет свои. Называются они тоже по-разному. Мы сосредоточимся на такой схеме, которая позволяет проследить этапы в реальной практике. При минимуме сторонних умозрительных построений.

• То есть без лишних выдумок. Потому что рассуждения о «когнитивных конструктах» и «Родителе, Взрослом и Ребенке» как о реальности, не более обоснованы, чем рассуждения о «черных мыслях», которые «облучают ауру». И то, и другое — метафоры, описывающие реальность в своей традиции.

Вся схема целиком выглядит так:

• Установление контакта;

• Выявление сути запроса;

• Формирование образа желаемого результата;

• Коррекционная работа;

• Завершение. Адаптация результата к реальности.

Называть эти этапы можно по-разному. А вот проходить их надо обязательно. И мы с вами в своей работе их проходим. Или, по крайней мере, должны. Потому что, если какой-то этап выпадает, то и работа получается уже не очень качественная. Потому что в ней чего-то важного — не хватает.

Установление контакта

Без контакта не бывает взаимодействия. Пожалуй, это самый важный этап работы консультанта. Сам по себе контакт с клиентом — это даже не этап, а постоянная среда работы. Если что-то не ладится, первым делом надо проверить наличие полноценного контакта.

• В импортных инструкциях по устранению неисправностей бытовой техники обычно самой первой стоит рекомендация: «Убедитесь, что шнур питания подключен к электрической сети». Контакт?.. Есть контакт!

То есть, какого бы результата мы не планировали достигнуть, куда бы мы не стремились — вместе с клиентом, сначала нужно обеспечить именно это самое «вместе».

• А не «мухи отдельно, котлеты отдельно».

Повторим еще раз и настоятельно рекомендуем обращаться к этому на каждом этапе своей работы: Контакт должен быть! Убедитесь в наличии контакта с человеком! Проверьте наличие контакта!

Кстати, а что это такое — контакт?

• Еще это называют эмпатическим контактом, психологическим контактом, раппортом, мы-пространством, разделяемым пространством, клиент-ориентированным трансом и т.д.

Контакт — это состояние. Среда. Атмосфера (рабочая). Это такие взаимоотношения между вами и клиентом, в которых он:

Во-первых вас воспринимает.

Во-вторых, воспринимает не как врага, а как человека на своей стороне.

• Мы с тобой одной крови. Чук и Гек.

В-третьих, как источник достоверной информации.

В-четвертых, как специалиста достаточно компетентного и сильного, чтобы реально помочь.

Ну и вообще, желательно, чтобы вы были ему симпатичны, похожи на того, кого он ожидает увидеть на вашем месте.

Что будет, если этого не будет? Если клиент в прямом и переносном смысле в упор вас не видит, то говорить о взаимодействии и воздействии вообще не приходится.

• Если только вы не передаете мысли на расстоянии.

Тому примером — начинающий школьный психолог, к которому привели трудного подростка «на исправление». Мы, наверное, можем себе представить это жуткое чувство полного бессилия и невозможности «достучаться». Подростку такая вот «нотация» даром не нужна, соответственно и к ее источнику относится он в лучшем случае… терпеливо. До поры до времени.

Чтобы человек вас выслушал, он должен для начала иметь возможность вас слышать. И — желание услышать. Тогда можно идти дальше.

Кроме этого, человек может очень даже вас воспринимать, но если вы «возьмете быка за рога» или попросту ненароком выскажетесь или поведете себя в осуждающем духе, то вместо помощи окажетесь — еще одной проблемой.

• Кстати, справиться с вами клиенту будет гораздо легче, чем со своими неурядицами, поэтому именно на вас он с удовольствием «оторвется».

Милтон Эриксон утверждал, что не существует сопротивляющихся клиентов, есть плохой раппорт. То есть нарушенный контакт. Или вовсе неустановленный.

Давайте определим, что мы уже знаем (или хотя бы предполагаем) о человеке, который вот-вот войдет к нам в кабинет?

• Наши аксиомы… Или предрассудки.

Наверное, он чем-то озабочен: у него проблемы. Либо он это осознает, либо чувствует, либо и то, и другое.

Проблема — это то, что переживается как проблема. Не обязательно осознается, но обязательно — переживается. А если что-то проблемой считаем мы, а человеку живется весело и счастливо, то психологу здесь делать нечего. Ну, почти. Потому что если у человека все хорошо, то в кабинет к психологу просто так, за здорово живешь, он не пойдет. А если его пригнали, то это отдельная, очень грустная с точки зрения перспектив работы психолога тема. Если человек сам не хочет, лучше оставить его в покое.

А что делать, если он явно обратился не за тем? И счастливо доволен чем-то, что портит жизнь ему и окружающим? Тут два пути: можно честно схалтурить и нечестно сработать. Если мы профессионально работаем по первому пути, то мы добросовестно помогаем решить поставленную задачу. Человек жалуется на плохой сон, мы обучаем приемам саморегуляции. Жить он лучше не стал, но спит как убитый. Работа сделана, гонорар отработан. Честно? Честно. А вот вся ли работа? Не вся.

Можно путем долгих и целенаправленных расспросов-разговоров подвести человека к тому, чтобы он сформулировал свою ситуацию более глубоко, увидел не только следствия, но и причины, корни. И, соответственно, переформулировал задачу. То есть опять-таки сам высказал определенную озабоченность, взял на себя ответственность за будущие изменения. Тогда сюда можно уже подключаться и нам. И опять сделать свою работу уже на другом, более глубоком уровне. В результате депрессивный муж улучшил отношения в семье и автоматически стал лучше спать: решена и первоначальная проблема и другая, более глубокая. Но: вообще-то человек приходил к нам не за этим…

Какой из путей лучше? Признаться, трудно ответить. На практике приходится использовать и тот, и другой. Потому что если продолжить второй путь до самого его окончательного воплощения, то придется посвящать всего себя одному человеку и влезать в его жизнь с головой, начиная с самых глубоких начал его личности, судьбы и развития. И дело это не только грандиозное по масштабу, но и неимоверное по своей сложности и по размаху трудностей, которые нужно преодолевать. И еще — это бесконечная задача, поскольку бесконечна сама личность человека. Чтобы работать так — ТАК — надо уже и не работать. Надо так же бесконечно любить того, чью жизнь вы захотели изменить. К лучшему, естественно. Или, по крайней мере, из самых лучших чувств и побуждений.

Очевидно, что до таких глубин в своей работе мы доходим, скажем так — редко. На каком-то уровне сложности задачи мы останавливаемся, соразмеряя ее как со своими способностями и компетенцией, так и с теми затратами, которые могут предстоять. И значит, в каком-то смысле мы всегда щадим себя, всегда недорабатываем до абсолюта. Но мы же всегда прыгаем выше головы. Потому что могли и вообще не заниматься этим человеком, а заниматься, например, собой. Наверное, внутренее соотношение между ремеслом и любовью к человеку каждый находит для себя сам в каждом случае. И заявленное желание клиента — большое подспорье в решении этой, вообще-то нравственной проблемы. В конце концов, мы работаем для него. Значит, надо сработать так, чтобы был доволен он. Надо вместе с ним сделать его результат. И — еще чуть-чуть подарить сверх. От себя. Вдруг ему пригодится?

Но вот если он пришел к психологу сам, и пришел по делу, а не просто поблагодарить за уже сделанную хорошую работу (такое бывает!), то мы смело можем предполагать, что в его жизни, по его собственному рассуждению или чувству — что-то не так. И не просто не так, а он хочет это изменить.

Чем отличается заявленное и истинное намерение мы еще разберемся, пока мы можем лишь предположить, что «что-то» человек изменить хочет. Хотя бы и отвязаться от назойливых родственников, которые требуют, чтобы он сходил к психологу. Значит, для установления контакта мы должны быть готовы принять участие в его ситуации, быть готовыми посочувствовать и понять.

• По крайней мере, мы должны так выглядеть.

Итак, человек думает или ощущает (или и то, и другое) себя в затруднении. Это первое предположение.

А вот второе: он рассчитывает или хотя бы надеется, что ключ к решению находится или может находиться здесь. У нас. Отсюда целых два вывода. Первый — он хочет на нас надеяться и нам доверять. Второй — он склонен нам не доверять (можем обмануть и не оправдать надежды, мало ли недоучек) и нас опасается (если мы можем что-то сделать с ним, чего не может он сам, получается, мы имеем над ним власть? Это человеку неприятно).

Общий практический вывод: для установления контакта нужно соответствовать ожиданиям и вести себя подчеркнуто мягко, дружелюбно и безопасно, чтобы развеять опасения. Хотя бы первоначальные. Дальше уже будет работа.

Повторим кратко: клиент входит к нам со своими неприятностями, с надеждой, с недоверием, опасениями и желанием доверять. Мы сочувствуем, поддерживаем надежду, ведем себя так, чтобы доверять нам было легко, а опасения рассеялись. Все это и называется установлением контакта.

Ну и как это делается?

Как выглядеть

Однажды в кабинет одного из авторов зашел человек. Постоял, вышел, снова зашел, постоял, вышел, зашел еще раз и, наконец решившись, сел. Первая реплика его очень здорово иллюстрирует то, что мы собираемся здесь разобрать. Он сказал:

— Да, Вы психолог. И похожи…

Это очень важно — быть похожим на того, кого клиент хочет видеть. Тут несколько вариантов…

Образы

Психологами работают самые разные люди. Они различаются и внешне, и внутренне. Одни более талантливы, другие менее, одни работают с большим интересом и энтузиазмом, другие подходят к своей работе скорее формально, одних клиенты любят, других уважают, третьих боятся (иногда все это соединяется), словом, одни больше подходят к своей работе, другие — меньше. Однако, два совершенно увлеченных, талантливых и добросовестных человека могут по-разному восприниматься, и это не случайно. Потому что при прочих равных есть образы (имиджи, типы, виды поведения) более подходящие в сознании людей к представлению о хорошем психологе, а есть подходящие менее. И тогда ваше несоответствие ожиданиям будет уже не просто вашим человеческим недостатком, а несоответствием, потому что вы — не тот. А вот если ваше собственное внутреннее содержание, ваше мироощущение в его наиболее частых проявлениях близко к одному из описанных ниже образов, тогда вы, вероятно, будете более успешным специалистом.

Оговоримся, что полное попадание в роль важно лишь в конкретной ситуации, ограниченной временем, единым содержанием и единой формой проведения. Вот в такой ситуации и ваш образ должен быть единым. В ситуации, четко отграниченной от предыдущей, и вы можете воспользоваться образом другим. Одно дело, как вы выглядите и ведете себя в кабинете, другое — в театре, третье — на дружеской вечеринке.

• Будьте, впрочем, готовы, что люди воспримут вас разного не сразу.

Важно, чтобы вы были одним и тем же во всех ситуациях одного и того же вида, и чтобы люди четко отслеживали (не обязательно осознанно), где и как меняется ситуация и, соответственно, ваш образ.

• Как бы то ни было, содержание и форма образа должны быть позитивны. “Злодей” или “Вредный тип” здесь не годятся.

Наиболее часто встречаются (с внутренними вариантами) такие образы:

“Мудрый и старший” — это непростая роль, поскольку человек в наших глазах попадает в нее не только и не столько благодаря формальной принадлежности к определенной специальности или должности, сколько в силу внутреннего соответствия ожиданию спокойного, доброго, справедливого душевного состояния и поведения. Претензии на “Мудрого и старшего”, которые не подкрепляются таким соответствием, легко и надолго могут дискредитировать вас в глазах клиентов, вызвать недоброжелательное отношение вплоть до презрительного.

• Люди не всегда полны сочувствия к человеческим слабостям. Вы можете быть и добры, и мудры, но если вы любите потрепаться на “кухонные” темы или всерьез озабочены поиском импортных полусапожек (что вполне может представлять собой реальную проблему), то лучше не претендовать на роль “Мудрого и старшего”.

Влияние “Мудрого и старшего” опирается на естественно признаваемый авторитет и уважение к нему со стороны окружающих. Советы и оценки “Мудрого и старшего” должны быть (если уж этого не избежать) некатегоричны и минимально “приземлены”. “Мудрому и старшему” важно не столько “правильно” ли сделано, сколько “по-доброму” ли, “по-хорошему” ли.

“Добрая мама” — как и в предыдущем случае, эта роль не обязательно требует соответствовать ей по полу. “Доброй мамой” может быть и мужчина-психолог. Отличие от предыдущего образа в том, что влияние за счет уважения здесь заменяется влиянием за счет любви и доброго расположения. “Добрая мама” действует с позиции старшего, но ее область в большей степени — забота и опека, хлопотливое “доброделание”. Ее действия, советы и оценки воспринимаются скорее как просьбы и мнения, и в этом смысле менее авторитетны. Но они часто принимаются и выполняются именно из любви и благодарности к “маме”.

• Этот образ очень близок роджерианскому консультированию. Он очень эмпатичен.

“Наш герой, свой парень” — это название приблизительное: суть в том, что психолог тут стоит ближе к своим клиентам, чем в первых двух случаях, представляет как бы наилучший вариант, пример и образец для подражания, своего рода “зону ближайшего развития”, но непременно в соответствии с критерием доброты и внутренней порядочности в своих действиях. Влияние “нашего героя” — это влияние неформального (в смысле отсутствия формальности в отношении клиента) лидера, “лучшего из нас”. И выполнение его рекомендаций, следование его советам опирается на внутреннее нежелание “ударить в грязь”, на грамотном использовании сориентированной на психолога групповой нормы.

• Потому что этот образ чаще эксплуатируется в работе с группой.

Это не все существующие, но наиболее предпочтительные роли. Даже при хорошем раскладе вы, вероятно, внутренне соответствуете и, как следствие, воспроизводите внешне, чаще всего лишь одну какую-то роль.

• Какую? Вспомните себя.

Конечно, хорошо бы уметь быть разным: разным клиентам ближе разные образы. Но хотя бы один-два желательно не только иметь в запасе, но и качественно использовать.

• То есть держать в себе, соответственно одеваться, вести себя, подгонять мелкие детали имиджа и, главное, уметь жить «из образа». Понятно, что лучше всего будет работать все-таки тот, который вам внутренне ближе.

На всякий случай упомянем, что роли из цикла «Стерва», «Шоумен», «Ефрейтор» и т.д. — не улучшают нашего взаимопонимания с клиентами. Хотя коллегами, увы часто используются.

• И обычно даже не столько по безграмотности, сколько из-за внутриличностной потребности получить внимание, поглаживание, повиновение… Но об этом — гораздо позже.

Подстройка

Рассмотрим техники установления контакта. Сразу о главном: это «мы-пространство» нельзя просто технично изобразить. В него надо войти. Его надо пережить. Но вот сам процесс входа может быть технологизирован.

• Потому что входить не всегда хочется, и вообще устал… а надо.

Техники «подстройки» наилучшим образом описанные в традиции НЛП, позволяют не «изобразить» качественно, как многие думают (неправильно), а именно вжиться-пережить нужное состояние. Обратим внимание на то, что это именно техники, что есть их надо не столько знать, сколько — выполнять.

• Лучше всего автоматически. Бессознательно: потратив однажды время на хорошее обучение-тренировку и закрепив в практике. Вот как у водителя — есть навык переключения скоростей. Хороший водитель всю эту процедуру не осмысливает. Он ее делает. А мы так же подстраиваемся и устанавливаем контакт.

Поэтому прочесть обо всем этом — дело нужное, но собственно навык вы получите все-таки на тренинге. Соответствующее обучение в наше время вполне доступно.

Итак, подстройки. Они работают на разных уровнях. Самый простой и понятный способ — подстройки по телу. А среди подстроек по телу в первую очередь надо вспомнить подстройку по позе. Вообще-то их тоже две: прямая и зеркальная.

Прямая заключается в том, чтобы внимательно присмотревшись и оценив положение тела клиента, принять позу максимально приближенную.

• И сделать это не нарочито, а потихоньку. А то люди подумают, что вы передразниваете.

Вы когда-нибудь видели, как пять человек сидят в ряд на лавочке, положив ногу на ногу (одну и ту же на одну и ту же, например, правую на левую)? И — как они практически одновременно меняют ноги, не очень об этом задумываясь? Вот, это про то самое. Или ваш клиент облокотился локтем на стол и подпер кулаком щеку. И вскоре вы обнаруживаете себя едва ли не в такой же позе — бывало такое? Вот-вот.

Зеркальная же подстройка предполагает, что ваша поза будет симметрична позе клиента, как бы отражать ее.

• Как в зеркале.

А в остальном все то же самое. Вот две подружки сидят на диванчике, развернувшись друг к другу. Одну руку, согнутую в локте они кладут на спинку дивана, другую — на бедро. И так разговаривают. Увлеченно. И даже волосы поправляют практически одновременно. Вспоминаете?

Сразу скажем, что описанные варианты — это подстройка грубая. Так работают уж совсем начинающие. Но и тут есть свои нюансы. Подстройка (кстати, любая) должна выполняться с меньшей интенсивностью, чем оригинальные действия клиента. Он рассмеялся — вы улыбнулись, он закинул ногу на ногу, вы скрестили щиколотки, он сложил руки на груди, вы положили одну ладонь на другую. Ну и так далее. И, самое главное, цель не в том, чтобы максимально точно изобразить тело клиента. Суть в том, чтобы почувствовать его внутреннее состояние. Физическое состояние. Поэтому важно не то, насколько точно вы копируете позу, а напряжены ли те же мышцы, так же ли распределен вес тела, комфортно ли вам в вашей позе. Потому что клиенту в его — комфортно. Эта его поза лично ему в данный момент времени — органична. И если, опираясь на подстройку по позе, вы поймаете похожее внутреннее состояние — контакт установится. Потому что появится со-чувствие. Что и требовалось.

• Сочувствие и жалость — не одно и то же. Если вы жалеете человека, вы, вероятно, находитесь в другом состоянии, нежели он. Разве что он жалеет себя.

Может быть, вам будет интересно выполнить —

Упражнение на подстройку

Выполнять его лучше в тройках. Двое сидят друг напротив друга, а третий — перпендикулярно к ним. Задача первого — просто быть, второго — беседовать с первым и подстраиваться, а третьего — наблюдать и помогать второму. Именно наблюдатель напоминает, что требуется не просто копирование, а своего рода «согласие тела». Правила: собственный комфорт подстраивающегося, логичность (поведение второго должно соответствовать логике разговора). Пусть наблюдатель напомнит про прямую-зеркальную, перекрестную подстройки.

Понятно, что первый человек работает вместе с вами и понимает, что вы делаете. Но если у вас получится создать (подстраиваясь) настолько внутренне комфортные условия, что «клиент» разговорится, увлечется беседой и отвлечется от процедуры подстройки хотя бы на минуту-другую — у вас начало получаться. А настоящий клиент будет занят собой. Так что получится еще лучше.

• Первый, второй и третий могут два раза сменить роли, чтобы получить опыт со всех трех сторон.

Среди подстроек по телу есть и более тонкие. Следующий уровень — это подстройки по дыханию и внутреннему ритму.

Мы уже говорили, как важно поймать именно внутреннее состояние. Напрямую оно выражается в том, как человек дышит.

• «И думая, что дышат просто так, они внезапно попадают в такт такого же неровного дыханья».

При качественной подстройке по дыханию вы можете совсем не помнить о подстройке по позе. Вы просто не сможете находиться не в нужном внутреннем состоянии, если будете дышать так же, как и клиент. В том же ритме, животом или грудью.

• Обычно достаточно того же ритма. Или даже похожего ритма — через раз на третий. А то и в противофазе — он вдыхает, вы выдыхаете. По сути, подстройка по дыханию — наиболее яркий способ подстройки по ритму.

Правильное дыхание само выправит вашу позу. И, кстати, даст нужный голос и ритм речи.

Как это делается? Вы располагаетесь относительно человека так, чтобы можно было видеть (или слышать, или чувствовать) его ритм дыхания. Вдох-выдох. Может быть, это будет игра света и тени на блузке или лацканах пиджака, может быть, равномерное сопение, может быть вы можете положить руку ему на спину.

• Или, держа клиента за руку, как принято, например, в переоценочном соконсультировании, вы почувствуете равномерные колебания.

И постепенно вы устанавливаете свое дыхание в такт с тем, которое наблюдаете у клиента. Причем, еще раз подчеркнем, именно в такт, не обязательно один в один. Потому что клиент может оказаться глубинным ныряльщиком и делать один вдох в две минуты. Вам это может быть… некомфортно.

• Техника безопасности: хорошая подстройка по дыханию действительно приводит вас в очень сходное физиологическое состояние с клиентом. И если он болен, то у вас будут те же неприятности. По крайней мере подцепить изжогу, расстройство желудка или кашель можно легко.

Другие подстройки по ритму относятся обычно к перекрестным. Кроме ритма дыхания человеку свойственны еще и сердечный ритм, ритм кивания головой, ритм равномерного малозаметного покачивания телом, ритм покачивания носком туфли, другие ритмы.

Перекрестными подстройки называются тогда, когда один ритм или рисунок мы отражаем похоже, но по-другому. Человек скрещивает руки, с мы ноги. Он кивает, мы покачиваем рукой. Он дышит, мы киваем. Он приглушает голос, мы наклоняемся вперед. И т.д.

• Мы наблюдаем пульсацию жилки на шее у нервной девушки и в такт моргаем. Это тоже перекрестная подстройка.

Упражнение на подстройку по дыханию

Так же в тройках. Первый сидит спокойно и дышит как он дышит всегда. Второй подстраивает свое дыхание к ритму дыхания первого. А третий за спиной первого, откуда лучше видно, «дирижирует» — показывает дыхание из-за спины первого рукой, покачивая ее вверх-вниз. Но так, чтобы первый этой руки не видел.

• Понятно, почему?

Если кажется, что дыхания совсем не видно, вспомните об особенностях полов. У мужчин чаще наблюдается брюшное дыхание: вперед-назад подается живот. У женщин грудь устремляется вперед-вверх и потом опадает. Часто видно, как колеблются плечи (вверх-вниз), раздуваются и опадают крылышки носа. Иногда человек незаметно для самого себя слегка покачивает головой.

• Правда, говорят, что тренированные мастера восточных единоборств обучены скрывать дыхание. Но такие вряд ли придут на прием.

Еще более высокоуровневая подстройка — подстройка по голосу и речи. Тут вы будете отвечать «в тон» клиенту, приблизительно совпадая по тембру и попадая в интонацию (это надо отрабатывать, специально обращая внимание — если только вы и так этого уже не делаете). А еще вы будете говорить на выдохе клиента и вдыхать на его вдохе.

• Что автоматически даст вам подстройку по дыханию.

Тогда, как говорят гипнотизеры эриксонианского толка, высока вероятность, что на глубоко бессознательном уровне человек будет воспринимать вашу речь, как свою — внутреннюю.

• То ли психолог говорит, то ли я сам, что называется, «про себя».

И — будет больше вам доверять. Контакт усиливается.

Упражнения на голосо-речевую подстройку

Работа идет в парах: первый учится говорить на выдохе второго. Второй дышит и слушает первого. А превый говорит (о чем угодно, хоть о погоде, если больше не о чем), но так, чтобы свой выдох (на котором и произносит слова), особенно в ударных местах, приходился на выдох слушающего.

• Поначалу на вдохе можно и вовсе делать паузы. Но постепенно вы научитесь говорить достаточно плавно. И тут важно, чтобы на выдох клиента приходилось наиболее важное из того, что вы хотите сказать — те слова, на которых вы делаете акцент, ударение.

Другое упражнение помогает научиться говорить в ритм: первый отбивает рукой ритм, произвольно меняя рисунок раза три-четыре за пять минут (только рисунок пусть будет не слишком сложный), а второй укладывает свою речь в предложенный ритм: рисунок ударений должен попадать в предложенный ритмический рисунок.

• Говорить поначалу можно тоже на отвлеченные темы. А можно коснуться уже и чего-то личного. Психологу приходится работать именно с этим.

Наконец, существует подстройка по ценностям. Большинство классных специалистов, которых мы знаем, не тратят время на низкоуровневые подстройки по телу-дыханию, опираясь в основном на голос и — эту самую подстройку по ценностям.

• Потому что если вы подстроены по ценностям, то и разговариваете вы в тон, и настроение у вас примерно одинаковое, а значит, схож внутренний ритм, а значит, вы попадаете голосом и дыханием, а значит — и соответствие в теле у вас есть. Такая вот иерархия подстроек.

Кстати, вышеописанное попадание в образ «настоящего психолога» — натуральная подстройка по ценностям. Как и грамотная речь и общая культура.

На этом уровне все еще можно говорить о технологичности. Но тут в технологию уже включаются требования к личности психолога: широта взглядов и терпимость в оценках и мнениях.

• Еще это называется безоценочность.

Не обязательно разделять взгляды клиента. Важно допускать их возможность. И не только на разумно-логическом уровне, но и от души: он так думает — и хорошо. А еще очень хорошо быть хотя бы поверхностно знакомым с большим количеством разных систем ценностей, мировоззрений и взглядов. Начиная с бытовых суеверий и заканчивая технократическими мыслительными построениями хакеров. Это важно, потому что в большинстве случаев вместо того, чтобы менять картину мира клиента, ее можно качественно и с удовольствием использовать. И чем сильнее вера человека в Бога или научно-технический прогресс, тем легче воспримет он наши рекомендации, переведенные на соответствующий язык.

• Одна из клиенток сообщила на консультации: «У Вас от макушки в космос уходит столб фиолетовой ауры». По выражению лица было понятно, что это — хорошо. Ну и отлично. Значит — фиолетовый столб. Клиентке это подходит. Есть контакт.

И если, объясняя простые основы бесконфликтности глубоко верующему христианину, вы, хорошо зная Новый завет, сошлетесь непосредственно на Иисуса Христа с его «не судите», это будет убедительно. А если вы начнете проповедь научного атеизма и логического начала, потому что сами привыкли думать именно так, то… догадайтесь, чей авторитет выше — Христа или ваш?

Итак, важно расширять и делать максимально гибкой собственную картину мира.

• И здесь часто не обойдешься одними профессиональными обучающими тренингами. Здесь весьма уместно хорошее гуманитарное образование.

А что такое — ценности? И как по ним подстраиваться?

По сути, ценности — это то, в безусловную важность чего человек верит. То, что он считает главным в жизни, определяющим, что такое хорошо и что такое плохо. Это то, ради чего человек живет, основные ориентиры, которые влияют на всю жизнь.

• Нашу с вами. Мы тоже люди.

Если наша жизнь соответствует нашим ценностям, мы спокойны и чувствуем себя — «хорошими». Если нет — испытываем душевный дискомфорт.

Ценности складываются и видоизменяются (с годами труднее) практически всю жизнь. На их формирование влияют ценности родителей, реальные и декларируемые, школьные ценности, ценности друзей и любимых, ценности писателей и режиссеров телесериалов, случайные эпизоды детства и глубокие жизненные переживания.

• Поэтому мы вряд ли встретим клиента с ценностями «точно как у нас». Да и клиент немного видел людей, которые бы разделяли именно его ценности. А тут психолог — со всем уважением. Приятно? «Счастье — это когда тебя понимают»…

Делается все это так:

Сначала, когда клиент только начал говорить, мы еще не очень представляем себе его ценности, поэтому и свои особенно не декларируем, высказываемся осторожно и обобщенно, больше слушаем. Конечно, по манере себя вести, говорить и одеваться мы можем предположить и социальный статус, и уровень образования, и, как следствие, обычные для такого круга ценности, но это — только предположения.

• От которых надо быть готовым быстро отказаться, если все окажется не так.

Представьте, в вашем кабинете кряхтя расположилась на потрескивающем стуле расплывшаяся бабуля в пахнущей борщом кофточке и резиновых калошах. На лице озабоченно-трагическое выражение, а губы поджаты в вечном осуждении. Можете себе представить, что она думает о современной экономической политике, молодежи вообще и своих детях в частности, о врачах, правительстве и т.д? А вот другая пожилая женщина в деловом костюме, следящая за фигурой, в золоченых очках и с использованием научной терминологии в описании разногласий среди близких родственников. Как вы думаете, ее мнение по всем тем же вопросам будет отличаться?

• Скорее всего будет. Но не обязательно. Это можно предположить, но это надо проверить. А иначе мы, в надежде попасть «в струю», жестко выскажемся о современном разгуле астрологического шарлатанства и услышим в ответ: «А мне казалось, что Вы образованный человек и должны понимать…»

Итак, поначалу мы не торопимся с декларациями. Мы внимательно слушаем, выуживая из рассказа клиента не только суть проблемы, но и ценности, к которым клиент апеллирует. Обвинения в нечестности, несправедливости, непорядочности — указывают на важность честности, справедливости и порядочности в картине мира клиента. Разговоры об уважении к старшим тоже дают нам необходимый ценностный ориентир. Жалобы на отсутствие чуткости и любви позволяют взывать к этим чувствам. Ну и так далее. Обычно основные свои ценности клиент предъявляет нам сам в рассказе под общим заголовком «Такой уж я человек». Но иногда этого не происходит. Или мы слушаем-слушаем, а человек все скачет по верхам и глубин не касается. Тогда пора задавать вопросы.

• Не сакраментальное «и чё?», к которому, говорят, часто можно свести весь разговор двух сибиряков по душам, а другие вопросы — технологические.

Вопросы разные: «зачем?», «для чего?», «что будет, если это уже есть?», «с какой целью?», «что тогда?», «что дальше?» и т.д. Суть одна: это вопросы о более высокой цели, о мотивах, о глубинных желаниях. Чего клиент на самом деле хочет, когда он хочет именно этого?

• Зачем тебе деньги? — Чтобы жена была довольна. — А это зачем? — Чтобы в доме был мир. — А это зачем? — Чтобы можно было спокойно отдохнуть. — Отдохнешь, и что тогда? — Будет легче работать. — И что тебе в этом? — Буду лучше работать. — И что тогда? — Пойду на повышение. — А зачем? — Чтобы люди уважали. — Для чего? — Как для чего? Чтоб уважали и все. — Понятно. Ты хочешь, чтобы тебя ценили и уважали? — Да…

Реальный разговор идет дольше и куда меньше похож на допрос. В нем могут быть и истории-ответвления, и петли. Важно, чтобы мы сами держали нить и плавно возвращались к ней до тех пор, пока не доберемся до действительно важных ценностей.

• Ошибкой будет задавать вопросы из серии «почему?» и «из-за чего?». Эти вопросы погружают в мелкую конкретику и уводят от высоких целей: приходится давать круг, чтобы вернуться к тому, с чего начали. Нам важны именно вопросы «зачем?».

А как мы узнаем, что добрались до самых ценностей? Отвечая на вопрос «зачем?», человек делает большие паузы, взгляд его расфокусируется, взор направлен как бы внутрь себя. Голос уходит вниз, ответы звучат всерьез. И — готовых ответов у человека уже нет. Он их ищет и находит прямо здесь, у нас на глазах. Если у нас перед глазами такая картина — можно быть практически уверенным: человек говорит о чем-то глубоком и важном для него.

• Бывает, что и слезы на глаза наворачиваются.

Тут очень важно проявлять полную лояльность к любым высказываемым ценностям. К любым. Даже если мы глубоко не согласны. Потому что наши возражения «прямо сразу» ничего не изменят в ценностях клиента, но поставят нас по разные стороны баррикад. Потому что человек нам — открылся, а мы его — осудили. Предали. А этого люди не любят.

• Если что-то нас уж совсем возмущает, вспоминаем: «Ничего личного, мы на работе». И спокойно слушаем дальше. Исключение составляют ситуации, когда мы слышим о противозаконных намерениях. Выражать сочувствие в этой ситуации, наверное, неправильно. Впрочем, еще можно выразить сочувствие самому человеку, дошедшему до таких мыслей.

Так или иначе: в обычном разговоре или в разговоре с вкраплениями вопросов «зачем?» и «с какой целью?» — мы знакомимся с ценностями человека, сочувствуем им, автоматически подстраиваясь по тону и голосу, используем те же слова, которые человек в своей речи выделял интонацией, говорим на выдохе, совпадаем по ритму и позе и — устанавливаем контакт. Теперь важно его поддержать.

Поддерживающее слушание

Это очень простая техника. Она незамысловата до безобразия. Но она работает! Она не просто работает, она работает так здорово, что часто возникает сомнение в необходимости других техник. Она стара как мир.

• И все-таки многие коллеги ухитряются ей пренебрегать.

Если опустить теоретическое обоснование, то суть техники — гениальна. То есть очень проста. Нужно… кивать.

• Говорят, любой телефонный разговор можно поддерживать сочетанием трех высказываний: «да», «угу» и «Да что Вы говорите?!». При личном общении эту роль выполняет кивание.

На одном кивании можно провести целую продуктивную консультацию: клиенту станет легче! Киванием можно устанавливать и держать контакт, тянуть время, демонстрировать понимание и поддержку, побуждать продолжать, соглашаться и сочувствовать. Кивание может передать любовь и уважение. Кивание в нужном месте может помочь подтолкнуть к нужному решению и закрепить его. Давайте кивать!

А как? Тут есть небольшие тонкости. Кивать надо в такт — в ответ на ударения-нажимы в речи клиента. Кивать надо постоянно, едва ли не покачивая головой, и в особо эмоционально-значимые моменты кивать надо интенсивнее. Отвечая, тоже надо кивать в прежнем темпе, усиленным киванием отмечая особо важные моменты уже в своей речи. А вот если вы слышите что-то, по-вашему, неверное, кивание можно ненадолго прервать. И тут же возобновить его, когда разговор вернется в нужное русло.

На обучающих семинарах, когда заходит разговор о кивании (и уж тем более, когда людям приходится это отрабатывать), возникает вопрос: «А не буду ли я выглядеть идиотом?» Успокоим: будете, но не в большей степени, чем лучшие в нашей профессии. Да и не только в нашей. Посмотрите на разговор, в котором собеседники увлечены друг другом. Если у них все в порядке с шеей, они — кивают.

• Правда?

Поддерживающее слушание иногда называют техникой для ленивых. На одной этой технике можно консультировать часами.

• Находясь в легком полусне.

В дополнение к киванию хорошо бы говорить что-то вроде: «Продолжайте, да, понимаю, хорошо, так, ага, м-мм, очень хорошо».

• Еще это называется поддакиванием.

Активное слушание

Если поддерживающее слушание позволяет клиенту постоянно чувствовать, что вы его одобряете и поддерживате,

• Как минимум, что слушаете. Хотя вполне можно кивать и думать о своем,

то активное слушание убедительно сообщает клиенту, что вы его — понимаете. Понимаете, что он говорит и что он при этом имеет в виду. Обратите внимание, эта техника не обеспечивает действительного понимания (на это есть другие), она лишь демонстрирует наличие такого понимания клиенту.

• Чем мы с вами отличаемся от клиента? Мы знаем как и что тут работает.

Впрочем, если мы действительно хотим понять клиента, начать тоже можно с этой техники. Но вряд ли ее одной будет достаточно.

• Здесь есть интересный парадокс: как только мы действительно начинаем углубляться в запутанный мир проблем клиента, вытаскивая и осмысливая глупости и несуразности, именно тогда клиенту начинает казаться, что мы его перестали понимать. Что мы занудствуем и вообще изрядно поглупели. Настоящее понимание может разрушить контакт. Поэтому переходить к этому надо постепенно.

Схема активного слушания кратко выглядит так:

Клиент высказывается.

Мы берем слово и говорим что-то вроде: «Правильно ли я понял, что…» после чего своими словами повторяем суть высказывания клиента.

Если клиент согласен с нашим пересказом, мы просим его продолжать, если нет — просим пояснить.

А потом еще раз «Верно ли я услышал, что…». И если опять не так, то снова просим пояснить.

• Либо клиент, наконец, объяснит себе и нам понятно, либо он начнет раздражаться и мы просто кивнем, но больше пока переспрашивать не будем — контакт дороже. В первом случае мы уже оказываем помощь, во втором — поддерживаем драгоценный контакт.

Что тут важно:

нужно брать небольшой смысловой отрезок (а не пересказывать получасовой разговор),

нужно передавать его основную суть (как мы ее поняли),

передавать основную суть нужно другими словами (потому что со своими словами клиент может согласиться, даже если вы их перемешали) и

передавать нужно именно суть того, что сказал клиент, без добавлений от себя (добавления в нужном нам русле уже называются интерпретацией, а это коррекционная техника).

Итак, что мы делаем? Клиент рассказывает о своем, делает многозначительную паузу, ожидая реакции (одобрения или совета) и получает от нас сообщение о том, что мы его внимательно слушаем и изо всех сил стараемся понять наилучшим образом.

•        Она меня бросила, бросила! Это невыносимо! — Правильно я понимаю, что Вы больше не встречаетесь? — Да! Я этого не переживу! — Можно ли сказать, что Вы очень тяжело переносите то, что больше не встречаетесь? — Да! Я хочу ее видеть! — Так я понял, что вы надеетесь на новую встречу? — Нет, я уже не надеюсь. — Но хотели бы? — Да…

В активном слушании есть понимание, но нет — сочувствия. Сочувствия с точки зрения клиента нам прибавляет —

Отражение чувств

— Мне очень плохо. — Вам очень плохо… — У меня горе. — У Вас горе… — Я хочу покончить жизнь самоубийством! — Вы близки к самоубийству... — Я сейчас выброшусь из окна. — Вы хотите выброситься из окна… Клиент встает и выбрасывается из окна. Психолог провожает его взглядом и честно отражает: «Плюх!».

Так пародируют роджерианский подход.

Активное слушание сообщает человеку, что мы понимаем, о чем он говорит. Отражение чувств демонстрирует наше понимание того, что он чувствует.

• Есть психотерапевтические подходы, в которых одна лишь эта техника считается основной сутью всего процесса консультирования.

Тут возможны варианты. Либо мы делаем отражение чувств технично, либо — эмпатично. В чем разница?

Техника предполагает, что мы наблюдаем эмоциональные состояния клиента и о результатах этих наблюдений клиенту же и сообщаем. Клиент всхлипывает, рассказывая о том, как его несправедливо уволили — мы отражаем: «Вам это было тяжело». Клиент гневно клеймит пьющего соседа — мы отражаем: «Вас это сердит».

• И кивать!

Клиент смеется над своими неурядицами, а мы опять отражаем: «Да, вы находите это забавным…»

Обратите внимание: мы не говорим о том, что мы разделяем чувства клиента, мы лишь показываем, что мы эти чувства — понимаем. Мы можем не одобрять чувства, но мы — здесь и сейчас — одобряем клиента. И подбадриваем.

Это был подход техничный. Эмпатический подход предполагает реальное сочувствие и сопереживание. Вы (хорошо подстроившись на уровнях физиологии и ценностей), со-чувствуете то же самое, что переживает клиент, пока рассказывает свою историю. Вы так же морщитесь, вздыхаете, у вас та же грусть на лице и те же опущенные уголки губ — не потому, что вы специально это сделали. Вы, пусть и в меньшей степени, чувствуете внутри себя, представляете себе переживания собеседника. Вам и грустно за него, и радостно, и раздражаетесь вместе с ним, и торжествуете…

• И одновременно наблюдаете как бы со стороны. Ведь вы — на работе.

Вот тут мы действительно разделяем чувства клиента. Потому что прямо сейчас тоже живем ими.

Эмпатический подход сложнее дважды: во-первых, он требует большего профессионального мастерства. Нужно не уйти с головой в переживания и сохранить способность анализировать происходящее, но и быть в переживаниях настолько глубоко, чтобы реально отражать происходящее в душе клиента. Во-вторых, эмпатический подход требует большей человеческой глубины от психолога: большого и разнообразного собственного жизненного опыта, такта, воспитания, искреннего желания помочь и собственного душевного благополучия.

Именно поэтому в действительно эмпатической манере работают немногие наши коллеги. И не всегда. Потому что и они не всегда могут.

Резюме

Сначала нужно установить контакт. Нет работы без контакта! Для этого нужно:

Правильно выглядеть, быть «похожим на психолога».

Подстраиваться под клиента по позе, дыханию, ритму, голосу, речи, ценностям.

Сохранять контакт, используя поддерживающее слушание, активное слушание и отражение чувств.

И еще нужно постоянно спрашивать себя: «Есть ли контакт?» И если в какой-то момент мы в этом не уверены, то все нужно начать с начала до тех пор, пока контакт не восстановится. Иначе все остальное, о чем пойдет речь дальше, не будет иметь никакого смысла. Ничто не работает без контакта. Зато уже один контакт может оказаться для человека наилучшей помощью и поддержкой.

• По сути, именно так, одним контактом, работают психологи по Роджерсу. Ну, если забыть о толстой теории. И это работает! Любовь и сочувствие спасают тех, кому не хватает именно тепла.

Выявление сути

Мы уже упоминали о том, что первый высказанный запрос (жалоба) — обычно не только не суть проблемы, но даже и не первое ее приближение. Жалоба и есть — жалоба.

• «На что жалуетесь?.. кхе, кхе…»

Если человек может сам разобраться в сути своих неприятностей, обычно он не приходит к психологу. Разве что у него хватило ума разобраться что к чему, но не достало мудрости понять, что с этим делать.

• Обычная человеческая логика тут помогает мало. Милтон Эриксон, один из лучших психотерапевтов нашего времени, говорил, что проблема изначально нелогична. Поэтому не надо тратить на проблему хорошую логику. Это не помогает.

Так с чем же мы будем работать?

Для начала надо выяснить, с чем мы работать точно не будем.

Во-первых, это любая медицинская проблематика. Если есть предположения о психической патологии, единственное добросовестное действие психолога — отправить человека к врачу. (Психиатру или психотерапевту. Или хотя бы просто к врачу.) Потому что предлагая больному человеку психологическую помощь, то есть помощь, рассчитанную на людей здоровых, мы можем изрядно ухудшить положение вещей.

• Хотя бы и тем, что тянем время, а медицинской помощи все нет. Представьте, что у человека сломана нога, а мы хотим попытаться обойтись своими средствами. Когда мы наконец доставим пострадавшего в больницу, может быть уже поздно.

Коллеги! Давайте делать свою работу. И не делать чужую. Врачи же (в основном) не занимаются работой нашей.

Во-вторых, мы не будем выполнять работу правоохранительных органов. Мы не будем никого ловить, держать силой, заставлять против воли, осуждать и наказывать. Это не наше дело.

• Есть радикальная точка зрения о том, что психология вообще не занимается морально-нравственными вопросами. Дело психолога (в таком подходе) наилучшим образом адаптировать человека к жизни — чтобы ему жилось лучше и радостнее. Конечно на практике от моментов воспитания нам не уйти, но — это уже скорее педагогика и философия.

В-третьих, и это уже не так ясно осознается многими психологами, мы не будем работать с проблемами окружающих клиента людей. Мы будем работать с тем человеком, который к нам пришел. Конкретно, если муж приходит с требованием: «Пусть моя жена изменится», нормальная реакция профессионального психолога заключается в том, чтобы уточнить, насколько для этого готов меняться сам муж. Если «дело не во мне, а в ней», то пусть она и приходит. А если «ей это не надо», то «за глаза и против ее воли я, извините, ничего не могу сделать».

• «Так что Вы тогда за психолог!» — «Наверное, не тот, кто Вам нужен».

Не надо браться за работу, которую, не будучи экстрасенсами, колдунами или святыми угодниками, мы не сможем выполнить. Разве что мы планируем пообещать, втянуть человека в работу, а там под шумок поменять все-таки его самого. То есть пошаманить: сделать что-то для клиента, но без его ведома.

• Мол, потом сам спасибо скажет.

При прочих равных на это идти вряд ли стоит. Как только клиент поймет, что мы не жену изменяем, а его, он выдаст и сопротивление, и агрессию, и прочие претензии.

• А это нам надо?

Ну и, что еще более важно, мотивации на работу с собой у клиента нет. А если такая работа не нужна клиенту, то зачем все это нужно нам? «Психолог не обязан обслужить всех: его профессия для этого недостаточно древняя».

Итак, первое, что мы решаем прежде, чем будем работать дальше — наш ли это клиент. И если это клиент не наш, а медиков, милиции или своей жены, то работу можно смело закруглять. Потому что результата мы здесь не достигнем.

• Если не считать результатом несколько гонораров за бесплодные консультации.

Хорошо, а с чем мы все-таки работать будем?

Первое, на чем можно останавливать внимание, это запрос, сформулированный так, что активным действующим лицом в нем становится сам клиент.

«Я хочу, чтобы Вы меня изменили», — это не годится.

«Я хочу измениться», — это уже интересно.

Но к этому еще надо подойти. Потому что обычно клиент с самого начала излагает все-таки претензию к миру, а не план своих действий.

Потому что прежде чем заняться деловым планированием, надо разобраться в сути этих самых претензий. Выяснить, что именно надо менять. Потому что можно сколько угодно менять фигуру или работу, или друзей, или что-то еще, но если это не относится к причинам (низкая квалификация, например), то ситуация не изменится.

• «Меня не берут на высокооплачиваемую работу». — «А что вы уже делали, чтобы получить работу?» — «Похудела, подстриглась.» — «Помогло?» — «Нет.» — «Что еще делали?» — «Искала в другом месте. Без толку». — «А еще?» — «Просила устроить по знакомству. Устроили, потом все равно уволили. Не получается» — «Почему не получается?» — «Не умею». Вот с этого и надо было начать…

Иначе говоря, нужно добраться до сути проблемы. И именно к ней прилагать усилия. Усилия клиента, разумеется.

Разберемся, что такое проблема. Коллеги, внимание, это многое объясняет. Проблема — это то, что клиент ПЕРЕЖИВАЕТ как проблему. Именно эмоциональная вовлеченность, душевный отклик человека, его внутренний дискомфорт указывает на то, что проблема действительно есть: раздражение, агрессия, гнев, печаль, горе, стресс, уныние, беспокойство, тревога, подавленность, злость и прочая фрустрация.

• Отсюда еще одно ограничение: мы не будем работать с проблемой, которой нет. Потому что ее нет.

Что это значит в реальной практике? Если девушка (истероидного типа) сообщает, что ее изнасиловали и с интересом ожидает нашей реакции, предполагая, что мы немедленно оценим по достоинству весь масштаб ТАКОЙ проблемы и уделим ей максимум внимания, наверное, мы так делать не будем. По крайней мере, не сразу. Потому что в таком варианте изнасилование для нее психологической проблемой — не является.

• Не переживается.

Возможно, это будет проблемой медицинской: в наше время много всевозможной заразы. И мы смело можем порекомендовать отправиться к врачу. А особой психологии здесь пока не нужно.

Если молодой человек (примерно из тех же соображений) воодушевленно рассказывает, что у него «даже были мысли о самоубийстве» — это еще не повод нам беспокоиться. Мы не видим переживания. Но мы видим рисовку.

•        Думаю, многие из нас встречали таких вот демонстративных «самоубийц». Ничего, они до сих пор живы-здоровы.

Нас не интересует традиционная эмоциональная нагрузка заявленной темы. Нас не волнует, как «это» полагается переживать. Мы смотрим, как действительно переживает клиент то, о чем он рассказывает. И если это «всего лишь» неудачная подростковая любовь или потерянная брошка (подарок на память), но мы видим, что человеку — плохо, вот тогда нам есть с чем работать.

• Потому что именно для этого человека эта брошка и эта первая любовь — действительно События. По крайней мере, сейчас. Это его ценности. Это его главное. И это он переживает. Потому что проблема — это то, что переживают. А не то, что принято считать проблемой.

Вот тогда мы действительно нужны. Не надо помогать клиенту придумывать проблемы. Надо помогать в настоящих.

Здесь есть и еще одна ловушка для психолога. В рассказе клиента мы можем пропустить переживание его, но зато отозваться на что-то свое. И начать помогать именно в этом. Своем. Это — ошибка в работе.

• А не только нарушение этики.

Человек эмоционально рассказывает о проблемах на работе, рассказывает в деталях, с подробностями. И в этих подробностях всплывают (вскользь, как фон) имена женщин-сотрудниц. Ухватившись за это,

• Что-то мне знакомое, так-так!..

психолог может пуститься в близкие ему темы сексуальных проблем. (Близкие либо в силу собственной озабоченности, либо излюбленной теоретической традиции. Либо потому, что ничего другого просто не умеет). Клиент может даже поверить, что в этом суть. И долго решать уже эти, психологом сформулированные проблемы. И даже решить, отвлекшись от проблем на работе. Но называется ли это качественной работой?

• «У меня сексуальная проблема: я не могу ездить в метро.» — «???» — «Ну как же: тоннель, в него входит состав…» — «А-а, вы были у психоаналитика?!». У женщины сексуальная проблема. Теперь сексуальная.

Итак, помощь в том, что интересно и близко нам (а не клиенту) или сведение проблемы к той, с которой нам будет удобно работать — это ошибки в работе. Одна молодая коллега как-то делилась восторженно: «Так интересно, как у меня какие проблемы, так у всех моих клиентов — точно такие же!» Вот-вот, это о том самом.

• Кстати, психологам очень желательно время от времени бывать на приеме у других классных и уважаемых своих коллег. Для профилактики.

Словом, то, что клиент сказал нам в самом начале, может обычно быть лишь точкой отсчета, кончиком нити. А то и вовсе обычной психологической защитой. Но даже и защищающийся клиент ожидает от нас — специалистов — точного попадания. А шансов промахнуться, как выяснилось, много.

Для чего мы все это рассказываем? Чтобы подчеркнуть важность нижеследующего текста — о технологии. Если опыта и квалификации мало и в своих эмоциях и проекциях легко запутаться, то на помощь приходит, как обычно, профессиональный инструмент, рабочая техника. Она опирается на две составляющих: правильные вопросы и точность наблюдений. И одно неразрывно связано с другим.

Вопросы

Отталкиваясь от того, что клиент уже сказал, мы начинаем «прощупывать прилегающее пространство», задавая вопросы. Поскольку мы еще не знаем точно, чего ищем,

• Мы не знаем!

то нужно задавать открытые вопросы, предполагающие развернутые ответы. (А не ответы «да — нет».) Нам нужны широкие ответы, с ответвлениями в соседние области или даже в области, кажется, никак не связанные между собой. Нам нужно, чтобы клиент говорил много и о разном. Есть четыре основных сферы, где могут лежать проблемы:

• Работа и социальные связи (друзья, признание и т.д.);

• Интимно-личные отношения (включая секс);

• Детско-родительские отношения;

• «Я» сам: самооценка, эго-синтонность, эго-идентичность, чувство значимости и пр.

•        Есть и пятая область: конкретные посттравматические переживания: последствия избиений, стихийных бедствий, смерти близких и т.д. Но это обычно всплывает практически сразу. Если есть.

Полезным может оказаться знание основных эмоционально-отзывчивых тем:

Детско-родительские отношения: от любви до… как получается;

Переживание близости (разной) с другими людьми;

Переживание отторгнутости, отвергнутости, одиночества, ненужности;

Переживание утраты, расставания;

Переживание победы;

Переживание поражения;

Межполовые отношения: любовь, привязанность, эротика, нежность, ревность и пр.;

Борьба за свободу и независимость (личную или своей группы);

Борьба за выгоду;

Борьба за справедливость или с несправедливостью;

Защита себя и близких, столкновение с угрозой;

Агрессивные переживания: гнев, злость, ярость, обвинение кого-то в чем-то;

Стыд, вина;

Страх (в том числе смерти);

Азарт-соревнование;

Обида, горечь утраты;

Ощущение принадлежности к чему-то великому, чувство собственной правоты;

«Трансцедентальные» переживания вроде «просветления» или «личного общения» с Буддой, к примеру. То есть религиозный экстаз. (Бывает и у неверующих).

• Если кратко, то: Любовь (нежность, восторг, радость жизни, экстаз и т.д.), Злость (агрессия, страх, обида и т.д.), Правое дело и Добро (разные варианты) и Беда (разного рода грустные и потерянные переживания).

В эти сферы и нужно направлять свои открытые вопросы. Задавать их нужно общо, избегая конкретики, лобовых вопросов («так ты лесбиянка?») и интерпретаций.

• Мы же еще и контакт поддерживаем! Нужна спокойная доброжелательность в ответ на любые откровения. Психологу все должно быть «нормально».

Например: «Может ли то, о чем вы говорите, как-то влиять на другие ваши отношения? В семье? На работе? Кстати, как там обстоят дела?» и т.д. Здесь нам нужны даже не сами ответы, а — отчетливая реакция на наши вопросы.

Потому что опираясь именно на эту, невербальную, реакцию, мы решаем о чем будем говорить еще, а какие темы можно пока оставить.

По сути, мы работаем в три этапа:

— Сначала от заявленной конкретики мы как бы распространяемся по ассоциативный паутине, задевая нити возможных тем, делая все более широкие круги, стараясь зацепить эмоционально отзывчивую область.

— Затем, обраружив отклик, мы все сужаем область расспросов, пока не обнаружится само больное место.

— И делаем еще два контрольных «прикосновения» с разных сторон, чтобы убедиться, что дело не в наших галлюцинациях. То есть уходим от болезненной темы в нейтральную и возвращаемся снова. Если реакция повторяется — порядок. Здесь и работаем.

Все проще, если первоначальная заявка уже сопровождается выраженной эмоциональной реакцией. Нам не надо далеко отходить. Просто участливо расспрашиваем о подробностях и сопутствующих обстоятельствах, и нужное всплывет само. Сопровождаясь взрывным усилением эмоциональной реакции.

• «Вы как будто заранее знали!»… а никакой мистики. Хорошее наблюдение и профессиональная техника.

К примеру, девушка жалуется на пустоту в жизни и отсутствие друзей, и мы приходим к заниженной самооценке и отвержению своего сексуального начала:

— Я в депрессии...

— У меня все плохо...

— Ну, у меня нет друзей...

— В смысле, молодых людей. Они мной не интересуются...

— Нет, я сама тоже ничего такого не делаю. Все равно без толку...

— И вообще меня интересует карьера.

С этим и работаем.

• То есть не с карьерой, конечно.

Наблюдение

Чтобы описанная выше схема работала, нужна точность наблюдения. Нужно отчетливо выделять во всем потоке внешних проявлени человека именно те, которые свидетельствуют об изменении эмоционального состояния.

Каждое внутренние состояние уникальным образом преломляется во внешнем поведении. Ему свойственны определенная мимика и жестикуляция (экстравербальные признаки), тон голоса и темп речи (паравербальные признаки). Нам необходимо замечать и запоминать невербальные проявления разных состояний клиента.

Очень важна соотнесенность, созвучность невербальной информации от клиента с той, которую он выражает осознанно — это информация о конгруэнтности (соответствии разных внешних проявлений между собой: того, что человек говорит и того, как он говорит: слов, тона его голоса, мимики и жестов). Несогласованность-несоответствие поведения и слов клиента (неконгруэнтность) уже само по себе — сигнал о необходимости нашего внимания к затронутой теме. А по контексту беседы можно разобраться и в том, куда копать дальше.

Итак, на что обращаем внимание:

Нас интересует лицо (верхняя, средняя и нижняя треть), плечевой пояс, грудь и живот (информация о дыхании), положение тела и его движение, характеристики голоса, употребляемая лексика и конгруэнтность.

Во всех случаях нас интересует именно изменение по всем этим характеристикам. Большая ошибка заключается в том, чтобы приписывать стандартное объяснение статическим признакам. Если у человека красное лицо, это может свидетельствовать и о легком подпитии, и о повышенном давлении, не обязательно об эмоциональном фоне.

• Хотя может — и об этом.

Зажатая поза может говорить и о напряжении, но и о том, что человек хочет в туалет или ему холодно. А может, он всегда так сидит. Нас не интересуют признаки, которые присутствуют постоянно или бОльшую часть времени. Они много могут нам сказать о человеке, но практически ничего — о его сиюминутной реакции на то, что происходит здесь и сейчас.

• А мы интересуемся именно этим.

Нам важны именно моменты перехода из одного состояния — в другое. Не краснота, а момент начала покраснения (или накатывающей бледности), не качания ногой, а момент начало этого покачивания, не хриплый голос, а слово, на котором или после которого он охрип, не постоянные паузы, а та из них, которая явно больше остальных, не само кивание, а момент его начала или прекращения, не сама поза, а ее изменение: не как сидит, а когда пересел.

И, второе, нам важно, в какую сторону эти изменения: в сторону облегчения или усиления дискомфорта.

• Потому что мы ищем место, для клиента трудное и неприятное. А там, где клиенту хорошо, нам делать нечего.

Он расслабился или напрягся, глаза высохли или покраснели и увлажнились, руки легли на колени или вцепились в них (или судорожно задвигались у лица) и т.д. — вот что нас интересует.

Теперь о конкретном.

Лицо:

В верхней трети лица нас интересуют лоб, брови и переносица. Именно эта часть лица наиболее правдиво отражает эмоции. Труднее всего осознанно управлять положением бровей (кроме выражения удивления). Но и напряжения-морщинки на лбу и переносице, особенно сиюминутные, собранные и тут же распущенные могут прямо говорить об эмоциональном отклике.

• Кстати говоря, наиболее честной, несыгранной реакцией считается именно такая, промелькнувшая. Особенно это относится к удивлению. Брови, взвившиеся в удивлении и застрявшие там, в вышине — обычно свидетельствуют о наигранности. А вот дрогнувшие вверх-вниз — обычно об удивлении настоящем.

В средней трети лица мы наблюдаем глаза и нос. Точнее, крылышки носа и его кончик. Крылышки могут раздуваться и опадать. Кончик может подрагивать, подаваться вверх (задрал нос) и опускаться вниз (нос повесил).

Труднее с глазами. Тут целых две больших области. Первая — мелкие реакции мышц вокруг глаз и век (которые, собственно и придают глазам то или иное выражение). То, как закладываются и пропадают морщинки у глаз, как человек щурится или широко открывает глаза, с какой частотой моргает и как все это изменяется — тоже богатая информация о чувствах сидящего (обычно) перед нами человека.

Вторая область — движения зрачков, которые, по свидетельству Д. Гриндера и Р. Бэндлера, свидетельствуют об особенностях обработки информации и обращения к памяти.

Суть кратко: скольжение зрачков к верхним векам говорит о формировании или воспоминании зрительных образов, движения в средней области — о слуховых ассоциациях, воспоминаниях или фантазиях, а глаза, опущенные вниз (направо и прямо), свидетельствует об обращении к чувственному опыту, к ощущениям. Обращение глаз вниз влево подсказывает наблюдателю, что человек проговаривает что-то про себя.

Вот грузный, с мягкими чертами лица человек (пикник) то и дело смотрит вправо вниз, рассказывая о трудностях во взаимоотношениях. Получается, что опирается на ощущения. Так что о чувствах-ощущениях и будем сочувственно спрашивать.

А вот к женщине с богатыми модуляциями голоса и плавными движениями глаз вправо-влево по средней линии мы будем скорее — прислушиваться.

Ну и, соответственно, вместе рассмотрим ситуацию с тем, кто по любому поводу рассматривает потолок и внимательно относится к тому, как выглядит (одевается и ведет себя) сам, а равно придирчив к порядку и красотам вашего кабинета.

В нижней части лица нам интересен не столько рот (губы), потому что именно этой областью люди владеют обычно неплохо и могут изобразить губы практически какие угодно, сколько соотношение сиюминутного выражения этих губ с другими показателями владеющего клиентом настроения.

• Конгруэнтность. Помните?

Но особенно важны напряжения мышц челюсти. Вот зубы сжались — четче очерчена линия подбородка, резче легли тени, заиграли желваки. А вот мышцы челюсти расслабились, низ лица слегка расплылся, стал мягче.

• Обычно напрягаются-расслабляются еще и мышцы шеи.

Естественно, наиболее богатую информацию об изменениях в эмоциях пришедшего к нам человека дает сравнение и сопоставление изменений на всех трех лицевых уровнях. Эти уровни показывают одно и то же? В одной и той же степени?

• И если нет, то нас интересует в первую очередь то, что трудно сыграть-изобразить.

Женщина строгого вида пытается смеяться над своими неурядицами, но глаза красные и подбородок дрожит. Или, наоборот, мама рассказывает о своей озабоченности похождениями дочери, а лицо спокойное и улыбчиво-кокетливое. Человек хмурит брови, а челюсть расслаблена и губы сложены в усмешку.

• О чем, интересно?

Нам важны те мелкие изменения, которые не отслеживаются самим человеком — непроизвольные движения. Обычно они менее выражены и мелькают быстрее. Но нам важны именно они.

Тело:

Плечи могут опуститься безвольно, напрячься и подтянуться вверх (голова втягивается в плечи), они могут податься вперед или назад (или одно вперед, другое — назад), могут начать покачиваться из стороны в сторону или вперед-назад, увлекая за собой все тело, могут развернуться или съежиться, вызывая сгорбленность-сутулость.

• Естественно, что это не только плечи, а все туловище, но наблюдается легче всего все это именно в районе плеч. Кстати, мерное покачивание плеч выдает и дыхание.

Грудь и живот больше всего говорят о дыхании: здесь нас интересуют его изменения. Человек дышал ровно, но вдруг ритм сбился, задержался, участился. Пошли вздохи. Что-то напрягло? Задело? Расстроило? Или он хотел рассмеяться?

А вот ритм замедлился, выровнялся, углубился (грудь и живот колышатся реже, но увеличиваются на вдохе больше) — человек успокаивается? Или успокаивает себя? А если при ровном мерном дыхании колебаний живота и груди почти незаметно? Может быть, клиент входит в транс?

• А мы это планировали? Если нет, что мы будем делать?

Мы наблюдаем и изменение положения тела в пространстве. Человек подался вперед или откинулся? Развернулся к нам или отвернул голову, как бы рассматривая интерьер? Начал жестикулировать (и как — у лица, у груди, на уровне живота, одной рукой или обеими, от плеча, от локтя, от кисти… или просто дрогнули пальцы) или прекратил? Резко или плавно? Встал или сел? Или растекся на стуле? Подобрался? Поджал ноги? Вытянул? Расставил? Скрестил?

• Еще раз о главном: нас волнует не само положение тела, а когда (реагируя на какие слова, на какую тему) и как оно изменилось. Нам важны — изменения. Не будем уподобляться тем, кто твердо знает, что «сложенные на груди руки означают закрытость, а покачивание туфлей — сексуальный интерес».

Голос:

Какие изменения мы можем услышать в голосе клиента? Основных характеристик четыре: скорость, громкость, тембр и интонирование. Человек заговорил быстрее или замедлил темп речи? Стал говорить сбивчиво?

• Вообще замолчал? Нас интересует не молчание, а то, в каком месте оно вдруг возникло. А если человек только и делает, что молчит, то о чем он все-таки стал разговаривать?

Громче или тише, выше или ниже заговорил клиент? Может быть усилилась амплитуда и частота смены высоты и громкости речи? Как сильно? Где, на какой теме обнаружилось богатство интонационного рисунка, усилилась выразительность речи?

• А в каком месте наступила подчеркнутая монотонность и сдержанность? Нам это особенно важно, потому что явный уход от темы, демонстративное отсутствие интереса к ней — такой же явный сигнал о «попадании», как и слезы клиента.

Понятно, что здесь нужен особый навык наблюдательности — нам придется тренировать не столько внимание к видимым проявлениям, сколько чувствительность к изменению — звука. Сложность здесь заключается в том, что обычно мы не слушаем специально КАК именно говорит собеседник. Мы слушаем — содержание его речи. Слова. А здесь нам нужно, не упуская смысла слов, специально концентрироваться на своей собственной рекции на звучание. Вот нам что-то резануло слух. Что? Вот нас потянуло в сон. Почему? Вот что-то откликнулось в душе. Ага! А как это было сказано?

• И здесь уже можно говорить о собственной чувствительности на уровне ощущений, как еще об одном средстве наблюдения за происходящими изменениями.

Важно отметить: все это недостаточно знать. Это нужно специально тренировать. Отрабатывать — либо на специальных семинарах-тренингах, либо во время собственной работы.

За изменениями во внешности помогает следить такой прием: если смотреть не прямо на человека, а чуть мимо (например, мимо правого уха), то движение — то есть момент изменения — отслеживается быстрее и четче. Это связано с особенностью бокового зрения. Оно не различает цвета, но гораздо чутче реагирует на движущийся объект.

• Это можно потренировать. Если летним днем сидеть на лугу и смотреть расфокусированным взором в траву, в ней неожиданно обнаруживатся богатая и весьма переменчивая жизнь. Жуки и кузнечики, колыхание травинок, трепет лепестков — все это вдруг становится заметно. А если посмотреть в упор — все движение пропадет. Остается «фотография». На память.

Упражнение:

Его тоже можно делать в тройках. Тогда один человек наблюдает, второй — тот, кого наблюдают и третий — тот, кто наблюдает тоже и подсказывает первому упущенное. Работа проста и сложна одновременно. Первый отслеживает тонкие изменения в состоянии «подопытного», описывая детали изменения его внешности. Надо заметить как можно больше непроизвольных, мелких реакций. А третий подсказывает упущенное.

• Поначалу эта работа кажется нудной. Но это только до тех пор, пока не окажутся очевидными незаметные с первого взгляда (и часто весьма интересные) подробности. Куда он смотрит, когда погружается в воспоминания? Как он реагирует на вас? На ваши слова? Как часто вздыхает? Дрожат ли пальцы? Напряжены ли мышцы челюсти? Во время такого упражнения, чтобы убедиться, можно даже потрогать…

На всякий случай: мы не можем заметить все. Сознание человека воспринимает и обрабатывает одновременно семь плюс-минус два объекта. А ведь обычно мы еще и слушаем, что говорит клиент. Конечно, сознательно отследить все не удастся. Но — тренируясь в осознанном внимании к одному, другому, третьему нюансу поведения, мы приучаем себя делать это уже неосознанно, автоматически.

• Это называется по-разному: интериоризация, актуализация бессознательных ресурсов, неосознанная компетентность, но суть одна: знание становится навыком. И начинает работать.

Ну и, естественно, надо знать меру. Важно следить не за всеми внешними проявлениями, а только за теми, которые имеют для вас значение. Чем дольше вы работаете, тем все больше таких проявлений будет для вас «говорящими», будет связываться с другими, объяснять чувства и переживания клиента. Это дается опытом. Здесь нет четких интерпретаций «покраснел — значит стыдно» или «отводит глаза — значит врет». Любая информация, получаемая таким образом — предположительна. То есть указывает на область, которой нужно глубже заинтересоваться. Более или менее точные суждения получаются тогда, когда вы человека видите уже не первый раз и имеете опыт распознавания именно его реакций.

• Все люди — разные! Одни и те же переживания могут проявляться очень по-разному.

Сенсорная очевидность

Если мы с вами не парапсихологи, а просто психологи, то мысли мы не читаем.

• И не просто не читаем, а еще и помним о том, что не читаем.

Достоверным при наших наблюдениях мы можем считать только то, что можем увидеть-услышать-почувствовать.

• Слезы видим, раздувшиеся крылышки носа, желваки, кулаки сжатые, дыхание слышим шумное…

А все остальное — предположения. Мы не можем знать, что чувствует клиент (и тем более, что он думает). Мы можем предполагать. Если наши предположения и предпринятые на их основе действия срабатывают — все хорошо. Если нет — предположения не верны. Или недостаточны. И значит, надо делать не еще раз то же самое, а что-то другое.

Желательно, чтобы мы все-таки видели-слышали-чувствовали свои наблюдения: понимали, откуда взялись наши предположения. Тогда нам будет легче их пересмотреть.

• А чтобы на место отсутствующей (просмотренной и прослушанной) информации реальной не подставлять домыслы, чтобы получать достоверные сведения, нужна тренировка своих навыков восприятия.

Нам нужен навык отличать факты от своей интерпретации этих фактов. Нужна внутренняя дисциплина. И скромность. Мы — увы — можем ошибаться. Да, при хорошей квалификации и богатом опыте мы ошибаемся реже. Но мы ошибаемся все равно. И исправить ошибки позволяет постоянный критический взгляд на происходящее:

• Откуда я знаю, что я прав?

• На что я опираюсь?

• Откуда я взял это?

• Откуда я взял, что из этого следует именно то?

• А что еще может?

• А как бы это тогда выглядело?

• А как дело обстоит в реальности? Ну и т.д.

Достоверным мы можем считать лишь непосредственно наблюдаемый (не обязательно нами, но хоть кем-то) результат. Остальное — домыслы. Экстрасенсы думают, что вправляют ауру, целители — что улучшают энергетику, гипнотизеры — что погружают в транс, психологи — что закрывают гештальты, работают с «Родителем, Взрослым и Ребенком», улучшают эго-синтонность или нагружают работой коллективное бессознательное. Верить во все это можно, но критерием качества сделанной работы являются изменения в жизни клиента. Он стал жить (или воспринимать жизнь) так, чтобы ситуация изменилась к лучшему? Ну и хорошо. А наша теория — это НАША теория. И это — теория. Критерий истины — практика.

 

Прежде чем мы с Вами, уважаемый Читатель, пойдем дальше, давайте остановимся на том, что еще можно наблюдать, что еще помогает нам сделать верные предположения и сузить зону поиска сути проблемы.

Поговорим о том —

Что еще мы знаем о клиенте

Да простят нас ревнители бланковых опросников, но большинство известных нам неплохих психологов вполне обходится без них. Во-первых, потому что информация, предлагаемая этими опросниками, не очень… обязательна.

• То есть не прямо связана с действительностью.

Во-вторых, потому что любая (в психологии, а не в психиатрии) информация, полученная с помощью диагностических средств может рассматриваться только как предположительная — как ориентир-догадка о том, на что психологу нужно обратить внимание.

• То есть все равно посмотреть-порасспрашивать и оценить полученную информацию.

В-третьих, потому что то немногое, что могут сообщить опросники (даже профессиональные, о популярных речи вовсе не идет), обычно видно и так.

Оговоримся еще раз. Есть процедуры патодиагностические, то есть фиксирующие отклонения уже околомедицинского характера. Эти процедуры достаточно точны именно потому, что призваны отделять норму от патологии.

• А если и не точны, то это забота врачей.

Да, бывают случаи, когда клиент ведет себя уж очень неадекватно, теряет логическую нить беседы, скачет с темы на тему и не может восстановить последовательность разговора. Он путает нас с кем-то и вообще бредит, рассказывает подозрительные вещи

• О том, что он может летать, потому что он и есть Бог, но ему мешают зараженные червями родственники, например.

Он подоходит в упор, нарушая наше личностное пространство и норовит потрогать, его зрачки уж очень расширены, координация нарушена и вялость прямо на глазах сменяется возбуждением (и наоборот). Словом, клиент уж очень похож на не нашего клиента — тогда мы, конечно можем предложить ему диагностический материал, чтобы убедиться, что ему нужно к врачу. Но лучше будет просто отправить его к врачу.

• И если врач наших подозрений не подтвердит, можно работать с чистой совестью.

Один из клиентов упорно требовал научить его, как наказать соседей, которые желают ему зла. Откуда он это знает? Все просто: они слушают ту же музыку, что и он, выходят на улицу тогда же, когда и он, смотрят из окна и — тут голос таинственно понижается — играют в бадминтон, как только увидят, что играть в бадминтон вышел он. Что-то еще? А разве этого недостаточно? Разве человек может безнаказанно доводить другого?

• Словом, «поставьте мне красные щиты».

От темы клиент никуда не отклонялся, говорил таинственно и с дрожью в голосе и, обнаружив, что трагическая история о бадминтоне не впечатляет, явно начал подозревать в сговоре с коварными соседями уже и психолога.

В таких случаях мы сами не беремся ничего утверждать. Мы вежливо просим обратиться к психотерапевту. Дескать, этот специалист в вопросах «красных щитов» гораздо компетентнее.

• Плюс куда больше нас знает о паранояльных проявлениях.

Но если ничего такого мы не заподозрили, и интересуют нас вовсе не медицинские, а психологические особенности, легче и результативнее положиться на наблюдение.

Вот мы установили контакт и еще не начали выявлять суть, а клиент-то уже разговаривает. И смотрим себе. На тело его смотрим, на пластику, на глаза, на жестикуляцию. Речь, голос его слушаем. И первые выводы делать уже можно. Они тоже будут предположительными (и это надо постоянно помнить), но не менее, а часто и более близкими к правде, чем результаты опросников. А времени мы потратим меньше.

• Правда, есть несколько маленьких профессиональных секретов. Опросники-тесты используются часто. Но обычно — не по назначению. Тесты помогают установить контакт (соответствие ожиданиям), создать видимость работы (для начальства), иногда — проводить и саму коррекционную работу (вот мы вроде результаты теста объясняем, а сами, опираясь на эту «научную» базу, даем внушения, предлагаем рекомендации или стимулируем размышления). Много в чем помогают тесты. И лишь формальные их результаты нас обычно интересуют мало.

Есть и еще один интересный момент.

Множество известных нам классификаций и типологий личности так или иначе описывают одну и ту же реальность

• Людей

с какой-то своей одной (или нескольких) точек зрения. Они все об одном и том же! Нет единой типологии и единственно правильного теста. А значит, нам не так важно, оральный перед нами тип, дистрактор, визуал, пикник или психастеник. Нам не важно как мы его назовем. Для работы нам важно предположить, чего от человека можно ожидать и в какой приблизительно области могут находиться его жизненные трудности.

Итак, что нас интересует? Сначала вещи совсем банальные: возраст, как человек одет, какую культуру выдает его речь. Потому что возраст дает возможность предположить протекающий фоном возрастной кризис, как основу проблематики, одежда выдает социальный слой (и часто семейный статус), а также позволяет сделать предположения в других, описанных ниже областях, а культура (вместе с возрастом и социальным слоем) укажет как на возможные ценности, так и на характерные заморочки.

• Разумеется, все это предположительно.

Возраст и кризисы

Вот, например, схема возрастных кризисов по Эрику Эриксону. Естественно, она не абсолютна, но в нашей практике часто попадает в точку. Ее достоинство в том, что она не только называет периоды, но и указывает на основную проблематику возраста, внутреннюю силу развития и источник возможных неприятностей.

В возрасте около года у ребенка (в зависимости от окружающих обстоятельств, в частности от доброты и заботливости матери) формируется либо базовое доверие, либо базовое недоверие к миру.

• Так что техники возрастной регрессии, доступные в разных школах, могут оказаться полезными для исправления ситуации, если наш клиент — базово недоверчив.

К трем годам уже появляется различение хорошего и плохого. (Ребенок связывает свои действия и похвалу-наказание. Это его новое знание о мире, которое распространится на весь доступный ему космос). Появляется основа для чувства вины и самоконтроля.

• А раз это «знание», то пригодятся когнитивные техники.

Между тремя и шестью годами происходит внутренний выбор между стремлением к цели и избеганием неприятностей, как основными мотивирующими силами.

• И то, что будет выбрано тогда, окажет влияние на весь строй выборов в будущем.

Влияет на это характер и содержание игр ребенка и то, хвалят или ругают его за поиск нового и интерес к неизведанному.

К двенадцати годам, в основном благодаря школе, ребено узнает о себе «может» он или «не может». Он успешен или неудачник, иначе говоря, стоит или не стоит трудиться для достижения результата. Это определяется и школьными оценками, и отношением учителей, сверстников, родителей к способностям и достижениям ребенка.

• И мы можем работать с самооценкой любым доступным нам способом.

В подростковом возрасте человек мечется между различными ролевыми стереотипами и требованиями (ребенок — взрослый, безнаказанность — ответственность, свобода — обязательства и т.д.) Если увязать в единое и гармоническое целое весь набор знаний о себе удается, формирутеся эго-идентичность — адекватное и стабильное представление о самом себе. Если этого не происходит, человек попадает в ситуацию «ролевого смешения», когда четкого отнесения себя к миру взрослых-ответственных и обязательных не происходит. Возникающие трудности очевидны. Но к психологу сами подростки приходят редко.

• Здесь бывает уместна поддерживающая работа консультанта.

В юности — 18-20 лет — основным содержанием возрастного кризиса считается проблема интимности. Человек ищет глубоких близких отношений, заново, после подростковой войны, находит примирение с миром, доверие к нему в отношениях любви, нежности, привязанностях. При неудачном стечении обстоятельств приходит одиночество и изоляция. Обычно в этом возрасте люди уже сами могут прийти к психологу. И приходят, если что-то не так в близких отношениях.

• Молодым людям нужен личностный рост и работа в группе — речь идет об отношениях.

В 24-27 лет молодого человека настигает кризис продуктивности — время оправдывать надежды, время свершать, приносить плоды, достигать успеха, расти в смысле своей общественной значимости. И если этого нет, человек (чаще все-таки мужчина) испытывает весьма неприятные чувства, даже если в личных отношениях у него все хорошо, и все прочие кризисы пройдены успешно. Психолог обычно слышит рассуждения о том, что «вроде все хорошо, но что-то не так». Друзья не в радость, любимые не понимают и т.д. Человек в этом возрасте хочет если еще и не состояться (такие итоги подводят к 30-33 годам), то хотя бы — обнаружить себя на пути наверх.

• Плюс на этот же возраст приходится пик более или менее удачных семейных экспериментов и рождения первенцев. Со всеми вытекающими: нервы у жены, мало секса у мужа, денег не хватает, живем с родителями и т.д. Всех этих и других трудностей может и не быть. Но тогда и к психологу идти незачем.

Эриксон продляет возраст, когда актуальна продуктивность, до 64 лет. По сути, до того времени, когда здоровье дает уже первые ощутимые намеки, что «выше головы не прыгнешь». В нашей стране этот возраст наступает раньше. Помимо 30-летнего рубежа очень значим возраст 40-45 лет. Обычно в это время дети выросли, и если представление о собственном месте в жизни было целиком сконцентрировано на них, то в это время идет очень тяжелый процесс отделения ребенка от родителей в свою жизнь. А родители остаются — с чем?

• Плюс у женщин климакс. То есть очень растянутая и очень нервная беременность, если судить по внешним проявлениям.

Мужчины тут либо полностью складывают руки (безделье, отупение, алкоголь) и доживают что осталось, либо начинают судорожно «наверстывать» — разводятся и женятся на молодых, ударяются в «высший свет», пускаются в рискованные авантюры и т.д. Судорожность здесь объясняется тем, что на постепенное и планомерное развитие времени уже нет, старость и немощь кажется ужасающе близкой, но так хочется верить, что «мы еще повоюем», что «есть еще порох»!

• «Не бойтесь все на карту бросить и прожитое зачеркнуть»…

С этим к психологу и приходят. Либо сами мужчины, либо их брошеные жены.

Ближе к старости (64 у Эриксона, у нас раньше), наступает кризис подведения итогов. Кризис мудрости, как его называет Эриксон. Оглядываясь назад, человек либо с удовольствием подытоживает богатую и плодотворную жизнь, осмысляя себя настоящего, как ее венец (и это «эго-интеграция» по Эриксону), либо не находит себе в прошлом ни опоры, ни цены, ни оправдания. И тогда — отчаяние.

• Обычно это уже депрессия или что похуже, и работают тут уже врачи.

В добавление к своей системе возрастных проблематик Эриксон провозглашает одно интересное правило: неразрешенная в свой срок возрастная проблема продолжает быть проблемой и дальше, мешая или искажая адекватное разрешение кризисов последующих. Если, к примеру, в десять лет ребенок чурается и взрослых, и сверстников, то он либо болен, либо у него были и остаются трудности с доверием к миру. Или, возможно, гипертрофированное чувство вины. Если подростковый возраст позади, но человек все еще в стадии ролевого смешения, то у него и в 30 лет будут проблемы и с близкими отношениями, и с продуктивностью. И так далее.

• Так что задержки психического развития возможны не только в школьном возрасте.

Поэтому если мы обнаруживаем характерную возрастную проблематику в поведении человека, явно этот возраст переросшего, мы можем предполагать, о чем пойдет разговор. Если же перекосов не видно, мы имеем в виду, что трудности либо на фоне стандартных для этого возраста, либо в них, стандартных, и заключаются.

Но! Все это предположения — и только.

• Хотя и полезные.

Социальный статус

Если вы помните пирамиду потребностей по Маслоу, вы легко можете себе представить, какие проблемы с каким уровнем достатка могут быть связаны.

• Предположительно…

Давайте вспоминать вместе:

• Первый этаж пирамиды — физиологические потребности. Тут важно утолить голод, жажду и вообще обеспечить сиюминутное выживание. Обычно с такими вопросами к психологу не обращаются.

• Второй этаж — долгосрочное выживание, стабильность и безопасность. На этом уровне к психологу обращаются плохо устроенные в жизни люди. Их интересуют конкретные бытовые результаты: хорошая работа, заработок, достаток, дом и семья в бытовом ее смысле. Психолог здесь может помочь двояко: разобрать то, что достичь такого результата мешает, и подсказать-научить конкретным техникам: как привлекать внимание, улучшать отношения, планировать время, поднять самодисциплину, а равно подсказать «куда пойти учиться».

• Третий этаж пирамиды — потребности принадлежности и любви. А вот это уже впрямую к нам. Потому что принадлежать человек хочет к группам и кругам общения, а еще любить и быть любимым. Соответственно, если мы обнаруживаем, что человек не голодает, но и не настолько богат, чтобы свое окружение покупать, при этом зажат и общается с трудом, то, видимо, среди прочего его будут интересовать возможности развить навыки общения, расширить круг и, вероятно, найти свою половину.

• Четвертый этаж. Здесь располагается потребность в самоуважении, утверждении чувства собственной значимости, вера в свою компетентность. Человек хочет знать и чувствовать себя хорошим, достойным, уважаемым, значительным, авторитетным. Ему нужны свидетельства того, что он признан обществом, справляется с жизнью, имеет успех. Если это есть, человек уверен в себе и спокоен. Если нет — развивается чувство неполноценности со всеми вытекающими последствиями. Мы с вами можем и не догадаться, с каким из этих последствий придет к нам человек. Но если перед нами клиент среднего достатка, бойкий в общении, но беспокойный и тревожный — может быть, речь пойдет о поребностях с четвертого этажа пирамиды Маслоу.

• А может быть, и нет. Мало ли чего мы предполагаем!

• Пятый этаж посвящен у Маслоу самоактуализации. Применительно к нашему описанию это может быть кандидат на разного рода личностный рост. Проблем в привычном смысле этого слова у него нет, но — хочется в жизни большего. Хочется отдавать, творить добро и вообще жить не зря.

• Чтобы не было мучительно больно.

Так что если человек к нам пришел, а никаких конкретных трудностей у него нет (или мы не можем обнаружить), а хочет человек приобщиться к высокому, наверное, это житель пятого этажа. Или просто зашедший к нам от скуки гражданин. И тогда суть его запроса проста: подтвердите, мил человек психолог, что со мной все в порядке, и живу я правильно. Впрочем, такие люди редко приходят на прием к психологу. Обычно мы встречаем их на тренингах и курсах того самого личностного роста.

• Со всем к таким курсам уважением.

Так что и манера одеваться, и примерный возраст и цена одежды может натолкнуть на разные мысли. А если совместить их с предположениями, основанными на возрасте, то какие-то идеи могут начать подтверждаться.

 

В сложности этнической психологии мы, наверное, вдаваться не будем. Скажем лишь, что если вы живете в многонациональном регионе, и на приеме у вас могут оказаться представители разных культур, желательно хотя бы в общем иметь представление об этих культурах.

• Что в одной культуре норма, в другой — вопиющее безобразие.

С учетом информации о культуре и традициях, предположения, основанные на возрасте и внешности, можно будет отредактировать с точки зрения пола, женатости-замужества, наличия-отсутствия детей, других родственников. Полезно будет узнать, с кем живет ваш клиент, что считает доблестью, а что — позором. И так далее.

• Кстати, не помешает и информация об уровне образования. Вместе с культурными стереотипами это подскажет вам возможные ценности клиента.

О чем говорит тело

Но еще до начала разговора, еще до того, как мы поинтересуемся образованием и женой (мужем) пришедшего к нам человека, мы видим его тело. Если дело происходит летом, то видим лучше, но и зимой одежда скрывает лишь подробности. Но не сам тип.

• Соматотип.

Если не вдаваться в тонкую разницу между подходами Кречмера, Шелдона и других, то используются обычно три (плюс один) типа телосложения — как основание для предположений о типе психики. Это астеники, атлетики и пикники (или эктоморфы, мезоморфы и эндоморфы. Или еще церебротоники, соматотоники и висцеротоники. Существуют и другие названия. В теории различия есть, но на практике это практически об одном и том же).

• Плюс люди диспластичные. То есть негармонические, сочетающие черты разных типов.

Астеники обычно худощавы (до выраженной худобы), тонкокостны, жира у них мало, кости вытянуты, так что впечатление, независимо от роста, они производят «длинное». Часто угловаты и нескладны.

• Кожа да кости. В том смысле, что мышцы тоже, хоть и есть и бывают крепкими, но не бугрятся, а прилегают к костям. Про таких говорят — «жилистый». Или «доходяга» — разные бывают астеники.

Атлетики, что называется, «хорошо сложены». Мышцы и жировая прослойка у них развиты достаточно. Люди это обычно сильные, и кости у них хорошо развиты. Выраженный атлетический тип ассоциируется с пловцом-чемпионом. В жизни обычно все проще, но тоже хорошо.

• Что называется, «все при нем».

Пикники — обычно округлы и независимо от роста кажутся приземистыми. Еще и потому, что предпочитают сидеть, растекшись в кресле. У пикников большие голова, грудь, живот, вообще большое тело. Жира у них обычно больше, да и величина в основном достигается не за счет великих мышц, а за счет общей дородности. У пикников обычно относительно короткая шея и большая попа.

• Все тело пикника производит впечатление мягкости и этакой плюшевости.

К диспластическому типу обычно относят людей с выраженной непропорциональностью в теле, сочетающих в себе часть тела от одного типа, а часть — от другого.

• Впечатление обычно явно дисгармоническое, чтобы не сказать — «уродливое».

О чем всё это должно говорить нам? Телосложение может подсказать типические черты поведения и мировосприятия. Подсказать, естественно, в качестве версии, гипотезы.

Если мы видим астеника, вероятны сдержанность, замкнутость, педантичность и скрытность, особенно в чувствах. У астеника весьма возможны трудности с общением. По крайней мере, с общением близким. В том числе и потому, что в своих отношениях они малопредсказуемы и могут обидеть или оттолкнуть «ни за что, ни про что». Так выглядит со стороны.

Не сильны астеники и в эмпатии-сопереживании. Считается, что люди такого склада склонны больше опираться на правила, схемы, структуры, логику и анализ. Но они быстро реагируют, имеют подвижную психику, быстро сватывают рациональные построения. Одновременно плохо приспосабливаются к скуке, повседневной неизменности и рутине.

Атлетики (логично) любят энергичные действия, мышечную активность, риск и приключения. В общении обычно прямолинейны.

• Или прямодушны. Вам как больше нравится? Атлетик не очень поймет разницу, он нечувствителен к нюансам. Поэтому бывает бестактен. А то и просто груб.

Могут быть агрессивны, склонны опираться на силу (не только физическую, но и на нее тоже), плохо понимают чувства других, но скорее потому, что к ним невнимательны. Считается, что атлетики любят доминировать и озабочены проблемами власти. Может, поэтому они храбрее других.

• И от них много шума. В разных смыслах. И говорят они громко, и вообще…

Пикники любят комфорт и доброжелательное общение. Они чувствительны к ласке, вниманию, «поглаживаниям», благодушны и терпимы к людям. Эмоционально уравновешены. Особое значение для них имеют проблемы близости, душевного тепла, дружбы, любви. Они легко привязываются, хорошо и с удовольствием поддерживают контакты.

• Обычно много кушают.

Пикник выглядит расслабленно, даже вяло, он медлителен, уравновешен и терпим. Стремится к благополучию и «чтоб его любили».

Диспластическую внешность некогда связывали с отклонениями в психике. Сейчас, пожалуй, трудно сказть что-то определенное. Видимо, это тот случай, когда связать тело и характер затруднительно.

• Впрочем, если человек так выглядел не от рождения, а был покалечен, то можно предположить, каков его оригинальный тип и от этого отталкиваться. Ну и, естественно, помнить об относительности всех типологий.

Как быть, если люди, которых вы вспомнили, под эти описания подходят не очень? Во-первых, вспоминайте, что все люди разные. А во-вторых, есть один момент. Все эти описания относятся к природным (конституциональным) типам телосложения. А мало ли что с человеком за жизнь произойдет? Атлетик растолстеет, пикник заболеет и исхудает…

• У молодых людей все определяется легче: еще не так сильны следы жизни. Но зато молодые девушки вовсю стремятся переделать свое тело под требования моды. Так что тоже непросто разглядеть данное «от природы».

Глаза, голос, жесты, слова

Сейчас речь не о «зеркале души», а об очередной типологии. Точнее, о совмещении двух типологий: НэЛПерской и Вирджинии Сатир.

Если помните, мы говорили о том, что при воспоминаниях или фантазировании глаза людей устремляются то вправо-влево — вверх (доступ к картинкам и образам), то вправо-влево — по средней линии (доступ к звукам и голосам), то вправо-влево — вниз (вправо — доступ к чувствам, влево — к логическим конструкциям и словам). Сейчас нам интересно не только то, что это можно наблюдать практически сразу, как только клиент вошел в кабинет. Нам интересно, что у большинства людей есть свой предпочтительный способ вспоминать и фантазировать.

Да, реальность охватывает и визуальные (видимиые), и аудиальные (слышимые) и кинестетические (чувствуемые) переживания. Но, как выяснилось, запоминают и воспроизводят эту реальность с преимущественной опорой на одно из трех основных чувств. Кто-то запоминает (не специально, так получается) картинку, а уже из нее восстанавливает все остальное (и то не всегда), кто-то сохраняет память о звучании, у кого-то откладывается ощущение.

• И тогда человек помнит именно чувство и плохо ориентируется в деталях.

Соответственно этому и людей делят на визуалов, аудиалов и кинестетиков. То есть чувствительных ко внешности, к звучанию и к ощущению.

Есть и четвертая категория — те, кто склонен опираться на логические построения, рациональные доводы, абстракции и символы. Их называют дижиталами или дискретами.

• Впрочем, это обычно приобретенное, потому что в непосредственном переживании абстракции и символы нам не даны. Некоторые коллеги саму принадлежность человека к дискретам считают проблемой, требующей коррекции.

Правда, это уже что-то напоминает? Три типа, плюс один какой-то неладный…

Идем дальше. Как нам узнать, кто перед нами?

• Тут есть нюанс: вероятно, стоит говорить «как нам узнать, кто перед нами в этот момент времени?». Потому что есть данные о том, что преимущество визуального, аудиального, кинестетического или дискретного мировосприятия у человека — не навсегда. А лишь — на относительно долгий промежуток времени. Это могут быть годы, но могут — и недели. Впрочем, нам и надо знать именно «кто перед нами сейчас», так что все в порядке.

И мы смотрим — на глаза. Понятно, что если речь идет о том, какого цвета нос у Деда Мороза, подымет глаза кверху и закоренелый аудиал, и кинестетик. Но вот если мы говорим о чем-то, что прямо ни к одному чувству не относится, то по движениям глаз можно уже предположить, с кем мы сейчас разговариваем. И если описывая скандал с мужем, женщина то и дело отводит глаза влево,

• И в речи ее слышны в основном ссылки на «громкость, шум, грохот», если ей недостает «тишины» и «гармонии»,

то можно предположить, что перед нами — аудиал. Хотя их и немного. Говорят, от силы каждый пятый.

Если мужчина, потупившись, гудит о «чувстве неуюта», о «холодности» и «жесткости» своей супруги, если ему «давит грудь» и дома «трудно дышать», если он поднимает глаза только чтобы убедиться, что вы его слушаете, то — либо ему очень неловко, либо он все-таки кинестетик.

Если же глаза то и дело взлетают к потолку, и «вы только посмотрите, это же просто уродство», если возмущенной девушке «не ясно», и она не в состоянии «увидеть суть», то, возможно, мы столкнулись с аудиалом.

А если глаза то и дело опускаются влево вниз, если мы видим едва ли не движения челюсти, когда посетитель нашего кабинета проговаривает что-то про себя и слышим что-то вроде: «Предполагалось, что в сложившейся ситуации при все разности ее восприятия, все-таки будут изысканы пути для оптимизации взаимоотношений», если предложения в основном безличны, а обороты казенны — то это или чиновник, или дискрет.

• Или и то, и другое.

Кроме уже описанных признаков, можно опираться и на звучание голоса и на характер жестикуляции. Предполагается, что визуально ориентированный человек говорит относительно высоким голосом и склонен жестикулировать на уровне лица и даже выше. Аудиал говорит в среднем тембре с богатыми модуляциями, и жесты его — на уровне груди. Голос кинестетика отдает в нижний регистр, басовит и бархатист. И там же, внизу, у живота движутся его руки.

Их проблемы

Ну и что? Что мы из этого должны вынести? Польза от таких наблюдений в том, что по описанию визуал, аудиал, кинестетик и дискрет практически идентичны блеймеру-обвинителю, дистрактору-отвлекателю, плакатору-умиротворителю и компьютеру-логику. Откуда взялось такое сходство, и как это связано с особенностями работы нервной системы, мы с вами разбираться не будем, оставив это теоретикам и физиологам. Нам интересно, какую информацию мы можем получить, понаблюдав за движениями глаз.

• И заодно сравнить с разделением на астеников, атлетиков, пикников и диспластиков…

Итак что с того, что человек — визуал (и, возможно, «обвинитель»)?

Как видно из названия, эти люди любят быть в претензии и находить виноватых. «Вы всегда…», — можем мы слышать от них. Они принципиальны, любят права и правоту и вообще за справедливость и порядок. Основные проблемы обвинителя — в одиночестве.

• Кто бы удивлялся.

Умиротворители-кинестетики, напротив, склонны обвинять себя и вообще хотят мира. Поэтому настроены мириться и мирить других. «Простите меня…», — часто начинаются их фразы. Они терпимы и покладисты, допускают сосуществование разных вариантов и порядку предпочитают дружбу и любовь. Умиротворитель в проблемах — это кинестетик, чувствующий себя нелюбимым.

• Ребята, давайте жить дружно.

Дискреты-компьютеры ни в какую любовь не верят, склонны разлагать все «на атомы», объяснять все логически и на своем, непонятном другим, абстрактном языке. Дискреты требуют упорядоченности, доказуемости, последовательности и причинно-следственной связи. Дискрет спокоен, если может объяснить. Делать что-то при этом уже не обязательно. Все же «понятно». Проблемы дискрета в его страхе реального мира. По сути, за своими конструкциями он от реальности, ее чувств и переживаний — прячется. Поэтому сух и холоден.

• Догадайтесь, каково ему на душе.

Аудиалы-отвлекатели склонны к поиску парадокса, неожиданного (пусть и более трудоемкого и дорогостоящего) решения. Они часто раздражают окружающих (особенно дискретов) своей алогичностью, вычурной спонтанностью и «неправильностью», возведенной в приницип жизни. Если речь дискрета суха и логична, то речь отвлекателя наоборот, какая-то несуразная, обрывочная. Как будто куски некогда стройной последовательности теперь рассыпаны и вылетают в беспорядке. Вечно неуместный отвлекатель может бояться, что он никому не важен. Его беспокоит неустроенное чувство собственной значимости.

• У Сатир есть и положительный герой — левелинг, то есть человек равно развитый во всех областях. Правда, как нам кажется, это скорее умозрительная конструкция, образ идеала.

Зачем мы так задержались на разного рода неоднозначных типологиях? Причин две.

Во-первых, много типологий знать полезно. Потому что при всей часто бездоказательности своих построений их авторы описывают — реальность. То есть людей, которые живут среди нас. И чем больше типологий нам знакомо, тем глубже в нас совершенно необходимое знание, что люди вокруг — разные.

• Описывают-то их по-разному.

И если одна типология — это грубая схема и глупая догма, то много типологий — это уже картина мира в ее многообразии.

А во-вторых, вы, наверное, уже заметили, что по разным признакам описываются во многом сходные люди. Если же вы еще помните и типы темперамента, и шкалу интроверсии-экстраверсии, и факторы по Кеттелу, и акцентуации по Леонгарду (и так далее), то знакомого вы встретили еще больше. И, значит, если много разных типологий говорят нам о вот этом, именно этом вошедшем в наш кабинет человеке — одно и то же, то и предположения наши усиливаются. И вероятность их подтверждения растет.

Мало узнать, что человек — дискрет. Но вот если он еще и астеник по типу… И высказывается наукообразно. И держится холодно и зажато. И застегнут на все пуговицы. И одет как в мундир затянут. И лет ему около восемнадцати (самые проблемы в близком общении). И голос монотонный и относительно высокий. И жесты редуцированные. Нужен ли нам опросник Леонгарда, чтобы предположить, что это — шизоидный тип и зачем он к нам пришел?

• Может быть — да, а может, и нет. Точного ответа и опросник не даст. А предположение у нас уже и так есть.

Итого мы за первые пять минут имеем достаточную информацию для того, чтобы строить версии. Но решится все потом, в непосредственной работе. Подозрения либо подтвердятся, либо отпадут. Гипотезы обрастут новыми фактами. Словом, сама жизнь либо подтвердит нашу правоту, либо покажет, как все обстоит на самом деле.

Так что, коллеги, давайте изучать типологии и классификации. И давайте относиться к ним с юмором. Потому что пройдет еще несколько лет работы, и вы легко сочините студентам типологию свою. И она тоже будет правильной.

Второй план

Когда мы говорим о выявлении сути запроса (или сути проблемы), давайте помнить главное: сутью личной проблемы не бывает что-то глобальное или абстрактное.

• Голод в мире.

Может, это и проблема, но не психологическая. Психологической она становится тогда, когда расстраивает человека лично. Суть психологической проблемы всегда касается ЛИЧНОЙ СФЕРЫ.

• Деньги, власть, гордость, самоутверждение, секс, голод, месть, словом, блага и потребности, которые касаются человека лично. Голод в мире может человека расстроить, если в силу своих особенных убеждений человек считает мировые проблемы — непорядком в своем личном хозяйстве.

И чем больше «болит»-беспокоит, тем глубже суть лежит. Потому что есть психологические защиты (замещение, сублимация, вытеснение, перенос, проекция, регрессия, отрицание, рационализация, интеллектуализация и т.д.), которые для того и существуют, чтобы избавить нас от нарастающего беспокойства. Так что сутью проблемы может быть одно, а выглядеть это «одно» может очень и очень по-разному. Ну и заявляться будет, соответственно, какое-то внешнее проявление.

• Переживаю за голодающих в Анголе! Помогите. Вся на нервах.

Критерием нашего попадания в суть является дискомфортное состояние клиента. Которое мы отслеживаем так, как описано выше.

Выявление сути тесно связано с понятием о Втором плане. Если первым планом мы называем все внешние, видимые-наблюдаемые проявления (поведение, слова, собственные объяснения, первоначальные жалобы), то вторым планом как раз и называется внутреннее, относящееся к личности человека намерение-желание, которое обычно полностью или частично скрыто первым планом. Нелогичность речи или поведения на первом плане зачастую имеет вполне логическое объяснение с точки зрения плана второго (осознаваемого или нет самим клиентом).

Поскольку работа у нас ведется с проблемными (дискомфортными) ситуациями, исходить из предъявляемого клиентом первого плана зачастую лишено рабочего смысла: видимым поведением клиент старается

• Еще раз: это не всегда происходит осознанно.

увести нас от действительно болезненных переживаний и моментов осознания. То есть нужно быстро и точно распознать план второй, приложить усилия по осознанию его клиентом и работать уже с ним.

• Желательно, чтобы это был второй план именно клиента, а не наш.

Итак, к нам приходит клиент. Мы устанавливаем контакт, клиент заявляет о причине прихода. Мы начинаем расспросы, одновременно отслеживая изменения в эмоциональном фоне в ответ на затрагиваемые нами темы. Нас, напомним, интересуют:

— Неконгруэнтность (то есть несоответствие: интонации, и содержания, микрожестов и осознанных жестов, контекста и поведения, “пробрасывание” тех мест, на которых отмечается эмоциональное включение);

— Моменты непроизвольного эмоционального включения: резкая смена настроения, позы, перемены в темпе и размахе жестикуляции, вздрагивание, неожиданное молчание (затыкание), агрессия, защитный смех (неадекватный ситуации и контексту), уход из разговора вглубь себя, демонстративное желание прекратить расспросы, прервать происходящее. Могут быть срывы в крик, уход в слезы.

• Это последнее направлено на прекращение работы, поэтому прекращать не стоит. Иначе потом придется начинать все снова.

— Рационализация и интеллектуализация (повествовательность или обволакивающая болтовня), которой укутывается обозначенная тема. Или подробные объяснения, почему это не так. (С возвратами через некоторое время, примерами и уж очень подробным логическим обоснованием).

Если мы сталкиваемся с неконгруэнтностью, эмоциональным включением, ситуативной рационализацией и интеллектуализацией, значит — мы близки к сути.

Много говорят о втором плане случайные, проброшенные реплики, нелогичные воспоминания («кстати!..», «между прочим…» — и идет текст ну совершенно не «кстати» и не по поводу «прочего»). И мы с вами хитро не будем указывать на эту нелогичность. Мы предположим, что за ход размышлений промелькнул в голове у клиента, при котором то, что он говорит теперь как раз «кстати» и «между прочим».

Но! Количество тем в мире бесконечно, и мы можем проговорить до утра. Поэтому в своих расспросах мы придерживаемся упомянутых четырех областей (я сам, общение и социальные связи, интимно-личностные отношения, детско-родительские отношения) и — внутри них — таких тем, которые касаются человека лично. То есть проявляются в его втором плане.

• Кроме второго плана существуют и более глубокие пласты, своего рода третий, четвертый и т.д. планы: глубинные, но осознаваемые потребности и бессознательные или неосознанные потребности.

Второй план появляется и проявляется — в ситуации общения, во взаимодействии. Именно общаясь, мы с вами что-то демонстрируем (первый план) и что-то при этом имеем в виду (второй план). Второй план тоже может быть осознаваемым или неосознаваемым, и он — ситуативен.

• Я чего-то хочу не вообще (вообще я тоже хочу, но это другое дело), а прямо сейчас и непосредственно от тебя. В отличие от глубоких бессознательных мотивов, когда я хочу вообще. По большому счету.

Второй план становится виден в конкретной ситуации общения. Кроме логичных для первого плана поведенческих проявлений, есть еще своего рода «фон» — те мелкие внешние мелочи, которые не нужны, излишни, если считать демонстрацию на первом плане — истинным содержанием общения. Но они же становятся логичными, если мы верно предположим содержание второго плана. Человек кричит бранные слова, но лицо его спокойно. Значит он не разгневан, он лишь находит нужным показать гнев. Зачем?

• Может, он хочет наказать собеседника, а может, репетирует роль. Для драмкружка.

«Зачем?» — основной вопрос, выводящий нас на второй план. «Зачем он делает то, что он делает? Зачем это нужно ему лично? Чем это ему полезно-выгодно?» Ответ на эти вопросы — прямое указание на второй план.

• И второй план — не обязательно лицемерие и неискренность. Вторым планом может быть и желание поддержать (комплимент), предложить помощь (указание на недостаток заботливым тоном), и — просьба о помощи (жалобы на что-то), и выплеснуть напряжение (резкая критика правительства) и т.д.

Для самого человека намерение второго плана важнее, чем демонстрируемое открыто, поэтому если мы не даем удовлетворения потребности второго плана, то становятся ненужными усилия на первом плане: может произойти резкий и внешне немотивированный отказ от предыдущего поведения.

Помня о том, что второй план относится к себе лично, можно выделить некоторые области, в которых обычно лежит истинное намерение:

Месть и агрессия (обидные замечания, критика личности, а не поступков, «борьба за справедливость», обвинения);

Привлечение внимания (многоговорение, перебивание, сведение ситуации, разговора, действия к себе);

Борьба за власть, контроль (через оценочные высказывания и распределение своего одобрения и неодобрения. Отказ от сотрудничества, предложение своих вариантов, критика лидера);

Сексуальный интерес или соответсвующая проблематика;

Самолюбование, самоутверждение, забота о чувстве собственной значимости (все, что делается, делается для сравнения и доказательства себе и/или окружающим своей “крутизны”);

Самопрезентация: вот какой я (глубокий, красивый, умный, серьезный, профессиональный и т.д.);

Желание нравиться, получать “поглаживания” (“Любите меня”, “Пожалейте меня: я маленький и несчастный” ).

Защита — желание так или иначе скрыться от травмирующей ситуации (уход, демонстрация бессилия);

Отстаивание своей позиции (и своего «Я», той же самооценки) путем “опускания” окружающих (“сам дурак” и “на себя посмотри”);

Страх, стыд и недоверие (умиротворяющее, холодное или немотивированно агрессивное поведение);

Деньги и материальный интерес.

Несмотря на все многообразие заявляемых на первом плане целей и намерений, именно из-за отнесенности на себя лично вариантов второго плана существенно меньше, чем декларируемых планов первых, но выражаются эти варианты весьма разнообразно.

• И во всем этот разнообразии нужно разглядеть знакомое. Почему он не торопится согласиться и предлагает еще раз все обдумать? Его не устраивает цена? Он боится? Ему стыдно? Он хочет продлить разговор, потому что ему приятно внимание? Мы ему сексуально интересны? Он самоутверждается за счет сопротивления нам?

Обычно поиск второго плана начинается с внутреннего (иногда и заданного вслух) вопроса: «Зачем ты это делаешь или сделал?» При этом предлагаемое самим клиентом объяснение рассматривается критически. Впрочем, возможен вариант, когда уровень осознавания у человека настолько высок, а открытость велика, что он сам объясняет свой второй план.

Это может происходить в результате своместной с психологом работы, когда мы помогаем клиенту выработать привычку отслеживать свой второй план. (Объяснив сначала, разумеется, что это такое и как выглядит). Здесь помогает

 

Саморефлексия

 

Рефлексия делается в три плюс два шага. Нужно остановиться и задать себе эти вопросы.

• И получить от себя на них ответы.

1. Что я чувствую? Что (со мной, здесь, сейчас) происходит?

2. Что я хочу, чтобы происходило?

3. Что я для этого буду делать?

И потом:

4. Все ли возможное я сделал, чтобы происходило то, чего я хочу?

5. Это именно то, чего я хочу?

• В привычку практикующего психолога должна войти саморефлексия на ходу. Чтобы он знал, занимается он сейчас клиентом или собой.

Есть одна ловушка при определении второго плана поведения клиента. Вообще-то вторых планов бывает два. Один относится к ситуации «здесь и сейчас», а другой — это обычный поведенческий стиль, постоянный второй план. Если один относится прямо и непосредственно к нашему общению с клиентом, то другой существует практически в любой ситуации общения с людьми.

• Иногда мы его называем планом «два с половиной».

И тут важно понять (то есть не делать выводы сразу, а понаблюдать подольше) — человека тревожит именно обсуждаемая тема, сама ситуация общения с нами или большинство подобных ситуаций общения? Человек привлекает именно наше внимание или привлечение внимания — постоянная добавка к любому поведению? Клиент соблазняет именно нас (и тогда зачем) или «все, что движется», и это другая тема?

Эта информация — прямое указание на то, что нам делать дальше.

 

Когда на обучающих семинарах коллеги воспринимают саму идею, что второй план есть всегда

• Исключая просветленных подвижников,

наступает время всеобщего веселья. Потому что читать-расшифровывать второй план на практике очень не сложно. Обычно он сам бросается в глаза. Сложнее — помнить о том, что он есть. Но уж если помнить… Вы удивитесь, насколько много нового и интересного вы узнаете о сиюминутных (а при длительном наблюдении и долговременных) мотивах окружающих, если привыкните задавать простой вопрос: «Зачем на самом деле они делают то, что они делают?», «В чем их истинные намерения?»

• Кстати, хорошей школой оказывается и постоянное отслеживание второго плана у себя самого. Потому что у нас он есть тоже — мы же люди.

К сути

Итак, что мы делаем на втором шаге индивидуального консультирования? Мы отталкиваемся от запроса и наблюдаемого второго плана и начинаем поиск эмоционально отзывчивой темы.

• Нужно отметить, что суть проблемы — не то же самое, что второй план. Обычно суть глубже. Но второй план может указать направление.

Найдя тему (или темы), мы ищем области эмоциональной отзывчивости уже в ней. Мы отходим от темы, проверяя изменения в эмоциях, и подходим с другой стороны, прощупываем близлежащие области — и так до тех пор (для любителей точности — три раза), пока (наблюдая усиление эмоциональной реакции) не выйдем на четкое описание сути тревоги.

• Тут женщины-клиентки обычно плачут, а мужчины говорят глухим голосом и задыхаясь. Естественно, если речь не идет о банальностях вроде развития памяти.

Часто (но не всегда) мы можем наблюдать взрывообразное усиление чувств, что прямо говорит нам: мы попали в цель. И если это произошло раньше и не там, где вы ожидали, не стоит «гнуть свою линию». Следите за реакцией! Мы нужны там, где клиенту плохо.

• А не там, где хочется нам.

Работать можно по-разному. Можно усиливать и усиливать давление, провоцируя взрыв, можно мягко прикасаться снова и снова, пока обилие прикосновений не даст нужную реакцию. Можно, в традициях суггестивных подходов, загрузить бессознательное и ждать результата.

• Кстати, в этих традициях само осознание не обязательно.

Важно прийти к моменту, когда проявится и будет понята самим клиентом основная проблема, проблема-причина.

Тогда, когда суть окажется высказана вслух и прочувствована, нам нужно будет помочь клиенту подробно, в деталях проговорить всю проблему. Важно, чтобы мы поняли ее суть (то есть что именно вызывает переживание), но еще важнее, чтобы это понял сам клиент. То есть, чтобы он не только проговорил, но и понял

• осознал,

с чем же он на самом деле пришел к психологу. Что его — привело. Что его толкнуло. Заставило.

Уже само осознание может помочь. Как сам факт хорошего контакта может оказаться достаточным для оказания помощи, так и качественно проведенное выявление сути может и быть тем самым, за чем человек пришел к психологу.

• Разобраться в себе.

И если так, если клиент дальше может справиться и сам, то мы уточняем, что он собирается предпринять, и — отпускаем восвояси. Не нужно стремиться переходить к следующему шагу, если человеку уже достаточно того, что он получил. Когда ему понадобится продолжение, он придет снова. А если не понадобится — значит мы хорошо поработали.

Впрочем, в большинстве случаев человек ждет продолжения: «И что мне теперь делать?». Поэтому обычно мы с ним переходим к следующему шагу консультирования.

К этому моменту мы продолжаем поддерживать контакт и вместе с клиентом уже более или менее разобрались, зачем он к нам пришел.

• По ходу дальнейшей работы это понимание может и углубляться, и трансформироваться. И мы будем изменять свои подходы и приемы в соответствии с этим. Большая ошибка заключается в том, чтобы представив себе схему будущей работы, придерживаться ее «до последнего», перестав обращать внимание на клиента и его переживания. В большинстве случаев мы не знаем точно, что будем делать дальше. Мы будем опираться на того клиента и те его потребности, которые предстанут перед нами в сам момент решения что делать дальше.

Но прямо сейчас перед нами клиент либо в расстроенных чувствах, либо в инсайте.

• Либо в расстроенных чувствах и инсайте одновременно.

В любом случае он хочет об этом поговорить. (Обычно). И здесь перед нами открываются благоприятные возможности для того, чтобы обнаружить ту самую «ошибку мировоззрения», которая называется

Дезадаптивная установка

• Еще это называют верованиями, «заморочками», «глупостями», а равно «принципами», которыми «нелья поступаться» и прочими «убеждениями».

В чем суть? Есть вещи, которые человек переживает непосредственно: отсутствие пищи, тепла, секса и прочая неудовлетворенная физиология. Есть потребности социальные: в общении, одобрении, принятии и т.д.

• И прочие потребности: см. А. Маслоу и К. Левина.

А есть своего рода надуманные потребности. То есть не действительные потребности, а этакие претензии к миру, относящиеся к реальным потребностям косвенно. Но на нашу жизнь, отношения и переживания эти «приобретенные» потребности влияют не хуже настоящих.

Чем они от настоящих отличаются? Тем, что их необходимость мы не столько чувствуем, сколько — знаем. Нас так учили. Например, научила жизнь.

• Кушать нам — хочется. И любить тоже. (Обычно). А вот то, что надо чистить зубы или быть вежливым к старшим — это уже установка. Хорошая установка.

Пожалуй в этом суть: в основе настоящей потребности изначально лежит «хочу». А установка покоится на некогда усвоенном или придуманном «надо».

Впрочем, с годами это «надо» становится нам родным и тоже начинает восприниматься как «хочу». Мы перестаем разбираться, где желания, где установки. Это все — наше.

Если усвоенное нам жить помогает, то все замечательно. Мне надо быть доброжелательным к людям (если я хочу, чтобы они меня любили), и я этого — быть доброжелательным — искренне хочу. Мне надо работать, чтобы зарабатывать, чтобы кушать и еще что-нибудь, и я работать — хочу. (А если нет, то и кушать буду меньше и хуже). Словом, если мои представления о том, что и как в мире «быть должно», меня к этой жизни наилучшим образом адаптирует, то установка называется адаптивной. И пусть она будет.

• Не надо портить то, что работает.

А что делать, если установка жить — мешает? Если выявленная суть проблемы прямо упирается в негибкое, железобетонное представление о том, что «надо так», а кто «не так», тот или не наш человек, или вообще мерзавец?

• Или «я не могу иначе»…

Девушка не должна знакомиться первой!

Так порядочные люди не поступают!

Думать о деньгах — это свинство!

Он должен был предупредить!

Она была обязана быть рядом в такую минуту (а иначе это предательство, а с предателями никаких отношений быть не может)!

Мир должен быть добр!

Люди должны быть справедливы!

«Ничего не просите, гордая женщина, сами все предложат и сами все дадут!»

• Тут вообще характерен внутренний упор на «должен». И я — «должен», и мир, и люди в нем — «должны». И не кому-то что-то конкретное по договоренности, а в принципе. Должны и все тут.

Важно помнить, что сила установки — в опоре на лежащую под ней настоящую потребность. И в простой теории (а не в трудной практике) наше дело в том, чтобы показать человеку другой, более удобный ему и окружающим способ удовлетворять эту потребность. А потом его на этот «путь» наставить. Перевести. И подтолкнуть, чтобы человек ходить иначе (менее криво) привык. И чтобы это ему понравилось.

Это важно — чтобы понравилось. Человек может понять нас умом. Но у него есть привычка, от которой он просто так не откажется, у него есть страх перед новым и вообще нормальное желание поменьше трудиться и побольше получить.

• То есть меняться не самому, а чтобы «изменилось само».

Поэтому легкое на практике (изменить образ жизни к лучшему) оказывается весьма непростым в теории. Еще и потому, что просто так люди своим принципам — не изменяют. Даже если они серьезно портят им жизнь. Точнее, люди обычно не связывают свои принципы и свои беды.

• Вот мы и поможем обнаружить связь.

Однако прежде чем помочь человеку связать его гнев, слезы, раздражение и отчаяние с его же собственными претензиями к миру, надо в этим претензиях разобраться. Люди редко делают глупости, оценивая их именно как глупости. Обычно они думают, что поступают наилучшим способом из всех, что предлагает мир, «так сложились обстоятельства», «лучше — я не могу».

И обнаружение дезадаптивной установки в этой ситуации — это поиск и осознание идейной подоплеки проблемного поведения: «Почему я считаю нужным вести себя, думать и переживать именно так? Почему я уверен, что это правильно? Почему я упорствую во мнении, что этот способ жить — самый лучший из возможных?»

Казалось бы — все просто. У тебя проблемы — делай все иначе. Откажись от этих желаний, смени этот круг общения, эту работу, эти претензии, принципы, смени мысли… Словом, поменяй все, что заставляет тебя переживать, причиняет тебе боль. Просто потому, что оно — причиняет боль.

• Собственно, это мы обычно клиенту и предлагаем. И наталкиваемся на стену: НЕТ. ТАК измениться я не могу. А почему, собственно? И тут клиент выкладывает свою — картину мира. Точнее, тот ее кусок, который проблему и питает.

От изменения удерживает очень простая и очень сильная вещь. Человек (осознанно или нет) жестко уверен в том, что если придется что-то менять глубоко, то будет — еще хуже. Вспомните, что обычно просят клиент поначалу: меньше нервничать, лучше спать, выйти замуж, улучшить память, испытывать меньше отвращения к своей работе или учебе и т.д. То есть — просят изменить на поверхности.

• Изменить — симптом.

И это тоже можно, если глубокие изменения окажутся более дорогостоящими, чем искомый результат.

А вот если человек приходит (или доходит во время выявления сути проблемы) с тем, что «так жить нельзя», если его и впрямь «достало» — тут уже надо добираться до истоков. И истоком обычно оказывается искаженное «знание о мире».

• Дезадаптивная установка.

Как правило большинство таких установок касается не бытовой конкретики, а вещей и отношений, что называется, «по большому счету». И конкретное поведение оказывается уже — проекцией установки на реальность.

В человеческом мировоззрении важное место занимают такие установки:

Я — это...

Мир — это...

Жизнь — это...

Люди — это...

Мужчины — это...

Женщины — это...

Семья — это...

Дети — это...

Родители — это...

Деньги — это...

Счастье — это...

И другие того же уровня. У каждого человека есть продолжение-ответ, который отражает и отношение человека к этой теме, и его отношение к самому себе.

Как опознать установку

Поиск таких установок от процесса выявления сути не отграничен четко.

• Для клиента все это вообще один разговор «за жизнь».

Мы начинаем специальный поиск во-первых, если в предыдущем разговоре искомые установки еще не обнаружились сами (и тогда можно просто к этом вернуться: «вот Вы говорили…»), а во-вторых тогда, когда считаем что болезненное место — суть проблемы — уже обнаружено, и пора искать его “идеологическое обоснование”.

Итак, мы продолжаем разговаривать, но теперь основное внимание уделяем расспросам о том, «почему?», «из-за чего?» клиент принужден поступать именно так.

• А если мы думаем, что «это и так понятно», то это работает наша установка. Может быть, она похожа на установку клиента. А может быть, и нет.

Мы вежливо выслушиваем ссылки на других людей и обстоятельства, но раз за разом сворачиваем разговор на внутренние основания: «Хорошо, именно в этих обстоятельствах, почему Вам нужно было вести себя именно так?»

• Кругов может быть много, клиент не торопится принять мысль о том, что он тоже одно из обстоятельств и один из тех нехороших людей, которые ему жизнь — портят.

В репликах клиента мы ищем ссылку на то внутреннее решение-установку, которое лежит в основе нынешнего положения вещей, мешая обнаружить иной вариант поведения, который бы изменил ситуацию к лучшему.

Таких установок может быть много, не нужно хвататься за все. Во-первых не любая установка — это плохо. Во-вторых, нас интересует именно та, которая относится к области заявленной проблемы.

Как только мы слышим или хотя бы можем предположить в объяснениях человека мировоззренческие аксиомы из серии «должен», «надо», «всегда», «все», «никогда», «никто» и прочую безапелляционность — мы у цели:

• Все так поступают (должны так поступать).

• Мне никогда не повезет. (Установка из серии «Я — это…»).

• Все мужчины — сами знаете.

• Я должна сделать для него всё.

• Или наоборот.

• Успех — это деньги (в смысле — только деньги и всегда деньги).

• Счастье — это когда тебя понимают (значит, я могу быть счастлив только при условии, что меня будут понимать. И не кто-то вообще, а именно она.)

• Мир устроен так, что (тут можно сразу опознать установку) стесняться нечего.

• Я не могу так поступить… (Почему? — Так нельзя. — Почему нельзя? — Это нечестно. — И что в этом такого? — Ну, надо же быть честным...)

• Вы понимаете, он меня бросил! (И что? — Как что?! Так не поступают! — А как надо? — Надо предупреждать! — Кто кого должен предупреждать? — Мужчина женщину должен предупреждать. — Прежде чем бросить? — Ну, да…).

• Мне не следует ссориться с тещей.

• И в том же духе.

Когда на уровень установки мы уже вышли, остается помочь клиенту сформулировать ее в общем виде (установка — классический пример обобщения) и — дело сделано. По итогам этой процедуры мы должны получить четкое суждение о том, что «должно» или «не должно» быть, что «надо» или «не надо» делать, что «хорошо», «плохо» или «правильно» и т.д. Нам нужна управляющая идея, из которой проблемное поведение вытекает логически, становится очевидным и единственно приемлемым:

«Настоящие мужчины поступают только так».

«Нельзя жаловаться женщинам на жизнь».

«Этим мужчинам вообще нельзя доверять».

«Кошки вредны».

Словом, нам нужно понять почему человек ведет себя именно так, как он себя ведет.

• А еще нужно, чтобы установку эту сформулировал и проговорил в ответ на наши вопросы человек сам. Во-первых, высказав все это вслух, он уже может слегка усомниться, что немаловажно. А во-вторых, сделав утверждение, он готов теперь развивать эту мысль, отвечая на наши невинные и благожелательные вопросы. А мы можем эти вопросы ему — задавать.

Влезать в идеологические дебри и начинать «разрушать» или корректировать установку прямо сразу не надо. А вот дать повод начать хотя бы немного сомневаться — уже пора. Поэтому мы не высказываем встречных лобовых суждений. Мы — спрашиваем. Мы просим уточнить, помочь нам понять (и проявляем редкую непонятливость), помогаем (!) клиенту понять себя самого. Но — и только. Мы не нападаем на мировоззрение клиента даже в этой мелочи. Мы только немного расшатываем его, подталкиваем к осмыслению сказанного, рассмотрению других возможностей.

• Если клиент воспримет наши вопросы как желание переделать его мысли — как агрессивное, по сути, действие — следующие минуты или часы мы проведем за восстановлением контакта.

Так что осторожность, сочувствие, наивные глаза и позиция «Вы, наверное, правы и меня почти убедили, осталось только несколько вопросов, на которые хочется получить ответы» — такая позиция окажется в самый раз.

Неоконченные предложения

 

При всей внешней легкости выделения дезадаптивных установок в разговоре, для этого нужен навык.

• Лучше, конечно, если вы приобретете его не из книги, а на хорошем семинаре по психологической практике. Или в собственной практике. Но это как повезет.

Этот навык можно потренировать на пару с коллегой, взяв обычный тест неоконченных предложений. Вы предлагаете человеку продолжить предложения, то есть высказать суждение, опираясь на его собственное мировоззрение. Иногда такое высказывание сразу дает нам установку.

• «Если все против меня, то надо дать в лоб».

Иногда (и чаще) это высказвание служит отправной точкой: мы начинаем разворачивать установку от ее частного проявления к — обобщению: «Когда я был ребенком, мне не хватало тепла. Мне всегда хотелось иметь сестру. — Сестра давала бы больше тепла? — Да, папе с мамой часто было не до меня. — Вы бы хотели, чтобы родители относились к вам теплее? — Да, ведь людям нужно, чтобы их кто-то любил…» Вот и установка.

• Не факт, что она дезадаптивна сама по себе. Но в конкретной ситуации стать основой проблемного поведения или переживаний — может. Если мы просто тренируемся, то дальше идти не стоит. А если работаем с клиентом, отталкиваясь от своих вопросов или вопросов теста, то можно продолжать разбираться.

В качестве упражнения тест неоконченных предложений можно использовать так:

Работаем в парах, тройках или четверках. Берем список неоконченных предложений и предлагаем одному из участников продолжить тему. (Недолго, в одном-двух предложениях). Во-первых, отслеживаем, вызвала ли тема эмоциональную реакцию. А во-вторых, если вызвала, то либо сразу, либо через уточняющие расспросы выделяем установки.

• А если человек к теме равнодушен, то лучше дать другую.

Список неоконченных предложений:

1. Думаю, что мой отец редко...

2. Если все против меня, то...

3. Я всегда хотел...

4. Если бы я занимал руководящий пост...

5. Будущее кажется мне...

6. Мое начальство...

7. Знаю, что глупо, но боюсь...

8. Думаю, что настоящий друг...

9. Когда я был ребенком...

10. Идеалом женщины для меня является...

11. Идеалом мужчины для меня является...

12. Когда я вижу женщину вместе с мужчиной...

13. По сравнению с другими семьями, моя семья...

14. Лучше всего мне работается с...

15. Моя мать и я...

16. Сделал бы все, чтобы забыть...

17. Если бы мой отец только захотел...

18. Думаю, я достаточно способен, чтобы...

19. Если кто-нибудь работает под моим руководством...

20. Я бы мог быть очень счастливым, если бы...

21. Надеюсь на ...

22. В школе мои учителя...

23. Большинство моих знакомых не знает, что я боюсь...

24. Не люблю людей, которые...

25. Считаю, что большинство юношей и девушек...

26. Супружеская жизнь кажется мне...

27. Моя семья обращается со мной как...

28. Люди, с которыми я работаю...

29. Моя мать...

30. Моей самой большой ошибкой было...

31. Я хотел бы, чтобы мой отец...

32. Моя наибольшая слабость в том, что...

33. Моим скрытным желанием в жизни...

34. Мои подчиненные...

35. Когда ко мне приближается мой начальник...

36. Наступит тот день, когда...

37. Хотелось бы мне перестать бояться...

38. Больше всего люблю тех людей, которые...

39. Считаю, что большинство женщин...

40. Считаю, что большинство мужчин...

41. Если бы у меня была нормальная половая жизнь...

42. Большинство известных мне семей...

43. Люблю работать с людьми, которые...

44. Считаю, что большинство матерей...

45. Считаю, что хороший отец...

46. Раньше я чувствовал себя виноватым, если...

47. Когда мне начинает не везти, я...

48. Больше всего я хотел бы в жизни...

49. Когда я даю другим поручение...

50. Когда я буду старым...

51. Люди, превосходство которых над собой я признаю...

52. Мои опасения не раз заставляли меня...

53. Когда меня нет, мои друзья...

54. Моим самым живым воспоминанием детства является...

55. Мне очень не нравится, когда женщины...

56. Мне очень не нравится, когда мужчины...

57. Моя сексуальная жизнь...

58. Люди, которые работают со мной...

59. Я люблю свою мать, но...

60. Я люблю своего отца, но...

61. Когда я был ребенком, моя семья...

62. Самое худшее, что мне случалось совершить...

Очень важно, чтобы участники работы не старались подделаться под “правильное” мировоззрение, а высказывали то, что у них есть на сегодня.

• Об этом нужно договориться заранее.

Поначалу может получаться несколько путано, установки могут ускользать, особенно если то, что человек говорит, совпадает с нашим родным мнением. Но постепенно мы приучаемся выделять установку по формальным признакам:

Это высказываение общего характера (вообще, все, никто…)

Это категорическое высказывание (всегда и только так…)

Это высказывание относится к области мировоззрения (не «все скамейки деревянные», а, к примеру, «все люди»… «мир устроен так, что в нем…») и соответственно претендует на характер аксиомы или закона — основополагающего знания о мире человеческих отношений.

• И тогда «все люди изначально добры и стремятся к самоактуализации» — это установка, как бы согласны мы с нею ни были. И для того, кто ее разделяет, она может (не обязана, но может) быть неадаптивной, мешать жить: если жизнь упорно в эту установку укладываться не хочет, а человек — переживает.

И, последнее:

Для результативной работы с установками у психолога должно быть свое осознанное успешное, широкое и адаптивное мировоззрение, чтобы работа с клиентом не превратилась в навязывание своих «заморочек».

Резюме

Итак, на втором шаге консультирования мы:

• Все время поддерживая контакт!

• Затрагиваем четыре основные проблемные области («Я сам», «Отношения с окружающими плюс работа», «Близкие отношения плюс секс», «Дети-родители») а также выясняем, не было ли непосредственного травматического опыта.

• Опираясь на наблюдение за внешними проявлениями клиента, знание о типологиях и «втором плане», ищем наиболее эмоционально дискомфортные области и, постепенно уточняя, подходим к наиболее болезненной проблематике.

• Помогаем клиенту осознать и проговорить, что это за проблематика.

• Выясняем дезадаптивную установку, питающую проблемное поведение и переживание.

И затем переходим к следующему этапу.

Формирование образа результата

В результате всех описанных выше шагов человек обычно знает, чего он не хочет. От чего хочет отказаться, чего хочет, чтобы не было.

• Иногда наряду с этим есть туманное представление о лучшей жизни, но и то не всегда. Часто клиент так зацикливается на проблеме, что «избавиться» от нее — предел мечтаний. И одновременно ошибка. Потому что «природа не терпит пустоты», и пока человек не решит, что будет ВМЕСТО ушедшей проблемы, она — останется.

Клиент знает, от чего ему плохо. Но прежде, чем мы пойдем дальше, нам нужно знать, что он хочет как свое «хорошо». Пока же клиент не знает, чего хочет или не знает, хочет ли он того, чего хочет.

• После «разобраться в себе» логично «понять, чего хочешь». Правда, знакомо?

Причем, разобраться в том, чего теперь, после выявления сути проблемы хочет клиент — важно не только ему, но и нам. Потому что желание его может совсем не совпадать с нашими ожиданиями. И если мы потащим его в результат свой, то результат этот человек в конце концов нам и оставит.

• Или честно сделает, а с ним получит еще проблемы.

Да, мы предполагаем про себя возможные варианты: чего клиент может хотеть. Но во-первых, нашей фантазии может не хватить, а во-вторых, даже если и хватило, мы вряд ли можем точно предположить, чего именно из всего этого хочет клиент прямо сейчас.

• То есть ради чего он согласен напрягаться и работать над собой.

Наконец, даже если мы угадали цель в общем, клиенту важны именно его в этой цели особенности.

• «Рюшечки» обязательно розовые.

Да, клиент проплакался о недостатке тепла и близости и теперь хочет — секса. Он говорил о недостатке самоуважения, и теперь его интересует — заработок. Или поступить в институт. Или подсидеть начальника. Или он хочет семью, но не вообще, а с такими-то конкретными особенностями.

• И именно в достижении своего собственного результата он просит у нас помощи.

Коллеги, внимание! Даже разобравшись, что его гнетет, клиент может хотеть себе (точнее, «на свою голову») по сути, еще больших неприятностей. Разумеется, не специально. То есть мы будем работать не на любой результат клиента.

• Если только мы не хотим потом разгребать последствия своей собственной работы.

Но мы будем работать и не на свой результат у клиента. Потому что последствия могут оказаться еще хлеще.

Так на какой результат мы будем работать? На тот, который клиент с нашей помощью сформирует, опираясь на определенные правила и технику безопасности.

Вот эти правила:

Так чего же он хочет

Во-первых, и это надо постоянно помнить, мы с вами должны добиться, чтобы человек высказывался именно о том, чего он хочет, а не чего он не хочет.

• Уже здесь многие клиенты сильно задумываются. И возникает соблазн подсказать. А не надо. Надо еще спросить. Вопросы делу не повредят, как масло — каше.

И следить за этим — за позитивностью формулировок — мы будем на протяжении всего разговора о будущем результате. Пусть клиент привыкает к тому, что у него — будет. В идеале нужно, чтобы он не просто этого захотел, а захотел сильно. Чтобы у него появилась — перспектива.

• И опять-таки для многих клиентов этого достаточно. Дальше они справятся сами. Многие «проблемы» решаются еще до того, как мы готовы приступить к собственно коррекции. Кому-то нужно душевное тепло и поддержка, кому-то разобраться в причинах своих трудностей, кому-то — понять, «что дальше?».

Словом, мы не идем дальше, пока клиент не расскажет нам, что у него «будет», «станет», «появится», «получится» и т.д. Мы отсекаем все попытки вернуться к противопоставлению из разряда «чтобы не было проблемы».

• «Все, что угодно, лишь бы не как сейчас» — «Не как сейчас, а как?»… «Чтобы голова не болела об этом больше» — «А о чем Вы хотите тогда думать?»… «Бросить эту работу» — «И чем Вы тогда займетесь»… И т.д.

И вот, наконец, человек, рассказывая нам, сам увидел (услышал и почувствовал) свое «хорошо», то, что он хочет. И не в варианте «хотя бы» или «и так сойдет», а именно так, как действительно хочется. Пусть он полюбуется на то, что получилось, привыкнет, погордится своим будущим результатом. И мы порадуемся вместе с ним. И разделим его энтузиазм.

• Потому что будущий результат — это награда, за которую человек еще должен заплатить силами, нервами, временем и зачастую болезненными переменами. Так пусть награда того стоит.

Идем дальше. Поскольку мы не волшебники (в прямом смысле этого слова), сотворить чудо из ничего мы обычно не можем. Клиент обычно не волшебник тем более. Поэтому нам очень важно, чтобы в формулировке результата отчетливо прослеживалась — активная позиция. То есть это должен быть результат, который клиент сделает сам. Сделает, а не просто получит. Заработает.

• Есть зарплата, а есть получка. У нас получек не будет.

Клиент может видеть весьма радужные картины, но игнорировать необходимость приложения собственных усилий. И в этом надо помочь. Результат должен относиться к клиенту лично и зависеть от него.

• Я не люблю, когда пасмурно и сыро. — Хорошо, а чего ты хочешь? — Чтобы всегда светило солнце. — А что тебе это даст? — Хорошее настроение. — Ты хочешь быть в хорошем настроении? — Да. — Ты хочешь научиться создавать и поддерживать в себе хорошее настроение? — Ну, да. — А как это будет? Что ты для этого сделаешь?.. И если клиент спрашивает у нас, что для этого ему делать, мы уточняем: «Я могу подсказать «что», но ты — будешь это делать?».

Результат должен зависеть от инициативы самого клиента. И весь путь к его достижению должен опираться на действия самого клиента. Случайности и везение мы не закладываем. Важно, чтобы уже самый первый шаг на пути к результату зависел лично от нашего клиента.

• Не «как только, так сразу», а «знаю с чего начать, и только от меня зависит когда и как я начну».

Здесь для многих клиентов наступает «момент истины»: не будет мановения волшебной палочки. Будет работа. Хотел результат? Подтвердил, что готов для этого напрягаться? Вот и пришла пора.

• «Работаем, страус, машем крыльями…»

С четкого описания самых первых шагов к цели начинается разговор о конкретике. Мы, занудно спрашивая о подробностях, помогаем клиенту четко, в деталях и подробностях, в красках и звуках (и прочих ощущениях) представить себе каждый последующий шаг, все промежуточные цели, точные сроки и, наконец, весь результат целиком. И, кстати, это единственный способ или есть и другие? А какие?

Здесь результат — уже не яркое пятно на горизонте, не сияющее нечто, что манит к себе неотвязно. Это отчетливый образ будущего: кто, где, как, с кем, в каком настроении, какого цвета и т.д.

• Не вообще «возможность отдыха на природе», а «Ока» светло-бежевая (можно белая) со стереосистемой «Pioneer», двумя запасными колесами и «ракушкой» под окнами. Денег нужно столько-то (скопить, к примеру, за год, экономя здесь, здесь и здесь), продается там-то. Заправляться на автостанции в двух километрах от дома, масло такое-то и продается там-то, а жена будет ездить на заднем сидении, чтобы не указывала, куда рулить.

Наконец, когда клиент описывает все это уже довольно бойко, мы просим дать четкие критерии, которые послужат подтверждением: да, результат получен.

• Машина под окном? Или «мы сженой едем на реку»? Или положить руку на капот и ощутить дрожь мотора? Что-то еще? Как ты узнаешь, что уже счастлив?

Отлично. Теперь самое время поговорить о своем потенциале: «Кто, что и как именно мне поможет?» Еще это называют ресурсами человека. Учитываем все: свои способности и нынешний социальный статус, возможности друзей и близких, доступность образовательных учреждений и возможность консультироваться у психолога, хорошее здоровье и свободный график, денежные сбережения и будущие поступления, богатую эрудицию и артистические способности, наличие-отсутствие детей и супруга, время года и вообще время, материальную базу и варианты разной экономии, силу воли и хорошую репутацию — все, что может хоть как-то помочь.

• Потому что часто проблема лишь в том, что человек не учитывает своих возможностей. «Я некрасив, и тут ничего не поделаешь…» Поделаешь! Есть еще обаяние и прочая психотехника, хороший голос, тренированное тело и чарующие стихи…

Все? Не все.

Теперь нам вместе с клиентом надо уяснить границы его будущего счастья. Размеры. И дело даже не в том, что «все время хорошо — тоже нехорошо». А в том, что безграничное счастье требует безграничных же ресурсов, то есть может показаться совсем недостижимым.

• И снизить общую мотивацию к работе.

А вот на понятный и определенный размер ресурсы набрать вполне можно. Где и как — это, конечно, придется попотеть, но — это возможно. Так что вопрос о границах: «где, когда, с кем» — это вопрос о достижимости. Если цель глобальна, давайте поможем клиенту разбить ее на последовательность более мелких, поставим временные и прочие рамки, чтобы весь поход к цели состоял из пусть и маленьких, но успехов, достижений и удач.

• Фридрих II учил кусать столько, сколько можешь прожевать за раз.

Успехи усиливают веру в себя. И наоборот. Зачем нам вести клиента к большой фрустрации, если можно организовать череду успехов. Пусть и рангом поменьше? Есть такое правило: ближайшую цель надо ставить близко к пределу возможностей, но все-таки в этих пределах. А потом — следующую. И каждое достижение увеличивает возможности, и граница возможного — раздвигается. Вот уже цели можно ставить поглобальнее. Потому что они — достижимы.

И, наконец, когда результат обрисован «весомо, грубо, зримо», когда клиент знает про него все, нам еще нужно проверить долгосрочную приемлемость такого результата для самого клиента. И мы просим его максимально подробно представить свою жизнь тогда, когда описанный результат в его жизни — уже есть. Представить разные области, а не только те, на которые результат влияет прямо. (Окружающие? Близкие? Сексуальная жизнь? Работа? Карьера? Самооценка? Отношения с детьми и родителями?) Что тут изменится? Если изменится, то эти изменения — устраивают?

• Если не устраивают, уточняем на предыдущих шагах, исправляем, добавляем.

Все в порядке? Это — именно то, что нужно? Уверен? Точно? А если подумать?

Часто в своей практике мы здесь консультацию заканчиваем и предлагаем подумать до следующего раза: может, что-то придет в голову, что сейчас упускается. Здесь важна пауза. Фактически, клиент именно сейчас начинает основную работу, пускается в путь. Важно, чтобы маршрут был максимально точен.

• Все равно будут поправки на ходу, но не хотелось бы разворачиваться на 180 градусов, когда «казалось, мы у цели».

По сути, именно сейчас звучит едва ли не окончательный запрос. Клиент отвлекается от своего «плохо» и начинает ориентироваться на «хорошо». Если, случись такое, он все сделает, а в итоге получит что-то не свое или неприемлемое, то все его «плохо» может накрыть человека снова.

• А в психологов он верить уже не будет.

Резюме

Поддерживая контакт и опираясь на выявленную суть, на третьем этапе мы помогаем клиенту сформировать цель — тот результат, который он хочет получить по итогам своей работы с психологом.

На этом этапе нужно:

Сформулировать цель позитивно: «чего хочу», а не «чего не хочу».

Убедиться, что на достижение цели влияет прямо и непосредственно сам клиент.

Выяснить всю конкретику: шаги, этапы плана реализации, детали, подробности.

Узнать, как клиент собирается убедиться, что цель достигнута.

Помочь очертить круг тех личных качеств, людей и материальных ресурсов, которые помогут достичь цели.

Установить границы (минимальные и оптимальные), в которых результат уже будет приемлемым. Если нужно, разукрупнить «громадье планов» до уровня реально достижимых.

Проверить, не испортит ли предстоящий результат жизнь клиента в других областях.

Кроме того, перед переходом к следующему этапу часто заключают так называемый «контракт»: клиент получает обязательства, которые берется выполнять, чтобы психолог помогал ему достигнуть желаемого результата. В контракте обычно указывается, как часто должны проходить встречи, должен ли клиент делать домашние задания и выполнять другие указания психолога и другие условия.

• Например, финансовые.

Контракт не обязательно записывать, хотя если клиенту так «ответственнее», то можно и оформить красивую бумагу. Важно в любом случае, чтобы человек четко и ясно представлял себе, по сути — цену, которую он должен заплатить (себе, миру, специалисту) за свой результат.

Сделано? Тогда идем дальше.

Коррекционная работа

Для начала повторим: все может быть закончено еще до того, как мы подойдем к коррекционной работе. Клиенту может быть достаточно того, что он получил на этапах предыдущих.

• Или нам все никак не удается установить контакт, выявить суть и сформировать результат.

По сути, коррекционная работа — это инструментальная стадия, этап, когда мы разобрались «что делать?» и теперь просто делаем. И если клиент разбирающийся, он часто может сделать все сам, опираясь на наши подсказки и/или свой жизненный опыт. Словом, не обязательно стремиться провести коррекционную работу «во что бы то ни стало». Это — не главное. Тут, что называется, «дело техники». И, кстати, тут все в эту самую технику упирается. Поэтому, коллеги, мы тем спокойнее и свободнее на этой стадии себя чувствуем, чем большим арсеналом техник владеем.

• Для опытного профессионала на этом этапе все уже просто и предсказуемо. А вот для новичка все еще только начинается.

Вся суть практически любой коррекционной работы сводится к одному: клиент получает собственный значимый успешный опыт. Это своего рода концентрат опыта, опираясь на который клиент изменяет свою жизнь. Соответственно, техники и подходы, сориентированные на формирование у клиента такого опыта, срабатывают.

• А нет — так нет.

Опыт бывает разный. Разноуровневый. И на разных уровнях работают техники разные. Поэтому не стоит удивляться, если хорошая и рабочая техника начала давать сбой: видимо ее применили не по назначению. Видимо, она придумана для другой разновидности опыта, для другого его уровня.

• Человеку нужен опыт позитивного мышления, а ему предлагают переживание близости. Человеку нужен опыт доверия, а его учат правильно двигаться. Клиенту нужен опыт принятия себя и любви к себе, а ему объясняют основы безопасного секса. Неувязочки!

Поэтому прежде, чем выбрать технику, надо разобраться с тем, на каком уровне находятся проблема и желаемый результат. Работать мы будем, вероятно, на том же уровне или — на уровень выше. Тут возможны исключения, но все-таки общее правило заключается в том, что уровень коррекционного вмешательства должен совпадать с уровнем задачи или располагаться выше.

И тут возникает вопрос: если есть уровни «выше» и «ниже», значит, существует их иерархия? Да, существует. И сейчас мы вместе подымемся от уровня к уровню, а потом рассмотрим их по отдельности.

Схема уровней работы

Все начинается с уровня «мира вокруг», с Других. Это и близкие, и друзья, и знакомые, и коллеги по работе и вовсе незнакомые люди. Это вообще весь мир, точнее, те его проявления, которые нашего клиента непосредственно затрагивают.

• Кстати, и мы с вами в этот уровень опыта клиента входим.

Это — все то, что вне и вокруг. В НэЛПе так и говорят: «уровень окружения». Мир вокруг влияет на человека, человек влияет на мир. В конечном счете огромное большинство проблем проявляются именно на этом уровне, во взаимодействии человека с миром. Но в качестве проблем «на уровне окружения» мы рассматриваем только те, которые порождаются этим окружением практически независимо от личных усилий одного человека. Это культура, традиции, быт, правила приличия, порядки, законы, ритуалы, ожидания других людей, их воспитание, их собственный, не связанный с нами личный жизненный опыт.

• Понятно, что взаимодействие одного и того же человека с миром театральной богемы, с миром чиновников и с уголовным миром, к примеру, вызовет разную реакцию у человека и разные результаты на практике.

Если говорить о нашей работе — работе психолога, то на этом уровне мы можем повлиять постольку-поскольку. И если можем, то преимущественно в рамках социальной психологии. Включая социально-психологический тренинг.

• Отправить клиента на тренинг — тоже коррекционный подход.

Потому что для разрешения проблем на этом уровне человек может либо изменить мир вокруг себя (что вряд ли, хотя история знает такие примеры), либо сменить свое окружение на другое. Либо совместить оба подхода.

Впрочем, там, где в расчет начинает приниматься собственная активность клиента, мы говорим уже об уровне поведения.

• И работают здесь — логично! — техники поведенческие. Научение. Бихевиоризм.

На уровне поведения (именно поведения) проблемы-трудности связаны обычно с тем, что человек буквально «плохо себя ведет». Зажимается, стесняется, сутулится, неопрятен, развязан, хамит, грубит (грубо работает), не умеет знакомиться, не знает, как подойти, что делать с девушкой, когда «уже пора целоваться» или как вести себя с родителями или с хулиганами на улице и т.д. По сути, это вопросы — технические. И наша задача (если дело действительно только в этом) — дать знание, оттренировать навык, добиться устойчивого использования нужного шаблона поведения. Тогда –результат — достигнут.

• Часто вся глубина психологии здесь сводится к тому, чтобы отправить человека на танцы и/или у-шу, подсказать хороший драмкружок для развития артистизма и раскованности или порекомендовать нужный курс у коллег-групповиков.

А вот дальше идут уже уровни, что называется, внутриличностные. Своего рода водоразделом служит так называемый уровень представлений о своих способностях и возможностях. Проблемой здесь может являться несоответствие того, что человек думает о своих возможностях и — реальности. Человек может не знать того, что он может. Или, напротив, «слишком хорошо о себе думать». Или — и то, и другое одновременно.

• Он думает, что он хорошо поет и плохо выглядит. А на деле — наоборот.

Соответственно человек либо отказывается от своих желаний, считая их недостижимыми, либо имеет завышенные претензии и, как следствие, фрустрацию.

• Или облом. После чего оценка своих возможностей падает, и все сводится к первому варианту.

На деле такие проблемы — это проблемы из серии «Я боюсь делать то-то и то-то». Потому что «не умею», «не получится», «а что подумают?» и «а вдруг она откажет?». Ну и, как следствие, человек — не делает. И того, что хочет — не получает. И мировоззрение его постепенно сводится к старому-доброму «знать, судьба такая».

• Или не судьба.

От чисто поведенческих проблем все это отличается тем, что там человек говорит: «Вы скажите как, а уж я сделаю». А здесь: «Я знаю как, но делать не буду, потому что все равно ничего хорошего из этого не выйдет». Обычно в таких случаях срабатывает комбинированный эмотивно-бихевиоральный подход.

• И плохо работает подход рациональный. Убеждение то есть.

Зато рациональный подход хорошо работает на следующем уровне: на уровне убеждений и ценностей. Возможная проблематика этого уровня охватывает и то, что мы говорили про дезадаптивные установки, и то, что описывали, когда касались ценностей. Если обобщить, то проблемные переживания на этом уровне порождает несоответствие реальности окружающего мира (как он воспринимается, а не какой он есть на самом деле) своим к этому миру претензиям-ожиданиям.

• Верованиям.

Я знаю, что должно быть так, ан нет — оно оборачивается иначе. Это расстраивает. Я верю, что ко мне отнесутся хорошо, а получается не совсем так. (То есть отнеслись по факту все равно хорошо, но не так хорошо, как я ожидал. Отнеслись вежливо, а я, например, надеялся на бурные проявления любви и благодарности. Отсюда — тяжесть на душе.) Или — еще хуже — кто-то посягнул на мои ценности. Напал. Я, конечно, отреагировал, отстрелялся прямой наводкой. Но опять-таки неприятно. А чего он — на мои Ценности?

• Совсем плохо, если на ценности нападает не какой-то враг, а сама жизнь. Ну разрушает она мои Ценности — и все тут. Это уже не просто проблема. Это — трагедия. Рушится мир. Этого можно и не пережить. В прямом смысле слова.

Там, где речь идет об убеждениях (это поменьше, чем Ценности, и поддерживает их Знание, а не Вера), проблемы искрят обычно при обнаружении несоответствия убеждений друг другу, логике или фактам внешнего мира.

• «Я труп». — «Но трупы не живут». — «Я живой труп». — «Скажи, у трупов течет кровь?» — «Конечно, нет». — «Посмотри, у тебя течет кровь!» — (пауза) — «Да, я ошибался. У трупов течет кровь».

То есть картина мира нестройная, убеждения навалены-нахватаны вразнобой, и от столкновения их спасает только то, что человек хронически не задумывается над ними всерьез. Но вот он задумался… И пришел к психологу.

• А куда деваться: жизнь заставила.

Сложнее с ценностями. Если убеждения — это «как правильно», то ценности — это внутренние ответы человека на извечный вопрос «зачем?»: зачем он делает то, что он делает и именно так, как он делает. Зачем он терпит неприятности, зачем работает, любит близких, растит детей. Зачем он вообще — живет именно так.

Бывают, конечно, ценности игрушечные, невсерьез, для фасада. Вот, вроде и стоит «честность» у человека в ценностях, но как-то так, все больше для посетителей. И если и рухнет под давлением обстоятельств, то — фасад, конечно, щербатый, но дом-то цел и невредим. А вот если та же «честность» — несущая стена, то и дрогнет она вместе со всем домом. И если рухнет, то и остальному — не стоять.

• И либо останутся развалины, либо несущую стену в другой раз человек выберет понадежнее — со своей уже «битой жизнью» точки зрения. Например — пользу. Выгоду. «Эта не обманет».

Если ценности оказываются случайно задеты — это проблема. Нужно ликвидировать последствия и успокоить. Привести жизнь в порядок. Мало ли какие случаи бывают. А вот если ценности начинают разваливаться (или доводят человека до такой жизни, что лучше бы они развалились), то это уже — беда. И косметическим ремонтом здесь не обойтись.

Убеждениями занимаются все больше конгнитивный и рационально-эмотивный подходы. А вот ценности — область экзистенциальная. И подход к ним соответствующий. (Включая сюда «терапию смыслом жизни» В. Франкла).

Но и для убеждений-ценностей есть «уровень выше». Называют его по-разному: уровень «Я», уровень самоидентефикации, уровень эго-идентичности, уровень самости, уровень сущности и т.д. Суть одна. Здесь на глубинном, в обычной жизни практически неосознаваемом уровне отложено самое основное, самое главное знание-представление человека о себе самом.

• И серьезные изменения на этом уровне меняют человека настолько, что можно говорить о смерти одного и рождении другого.

Уровень «Я» можно, наверное, сравнить с генотипом в биологии. Множество конкретных проявлений зависит от факторов более низкого уровня. Но границы развития задаются именно здесь — в ядре психики человека. Здесь свиваются клубками самые мощные мотивы, самые потаенные страхи, самые заветные желания, самые масштабные цели, самые сокровенные ожидания, здесь зарождается самооценка, сюда уходит корнями гордость и чувство собственного достоинства, здесь кроется любовь или нелюбовь к себе, здесь начинается и заканчивается самоуважение. Человек начинается здесь.

• Именно об этом говорит человек, когда утверждает: «Я такой, какой я есть».

Сюда обращаются люди в поисках ответа на вопрос «Кто я?», «Какой я?», здесь начинается знание о том, «как мне — быть». Наконец, уровень «Я» характеризуется тем, что здесь отступает разум и сознание, и чувствуется океанское дыхание бессознательного.

Соответственно, и работают здесь техники суггестивные: трансовые или околотрансовые. Не обязательно это клинический гипноз. Измененное состояние сознание используют многие подходы.

• Начиная с психоанализа с его затемненной кушеткой и свободным полетом ассоциаций.

Используете вы техники расслабления, направленной визуализации, аутотренинг по Шульцу, ведете человека «по линии времени» в НЛП или предлагаете «увидеть» своего обидчика «на втором стуле» в гештальттерапии, погрузиться в роль в психодраме или — конечно — используете рассеивание в эриксоновском гипнозе, даже если вы просто установили хороший контакт «с погружением» в проблему — наши поздравления, коллеги, вы используете измененные состояния сознания.

• Транс.

Разговоры о допустимости-недопустимости мы оставим теоретикам. Хорошие практики, даже относящие себя к сугубо рационально ориентированным, внушением занимаются и хотя бы в легкий транс клиента погружают.

• Если это хорошие практики. Потому что легкий транс — это сама атмосфера работы в кабинете психолога.

Сейчас речь о том, что на уровне «Я» именно суггестивные техники (или суггестивная составляющая других техник) имеют наибольшие шансы на успех. Если, конечно, мы вообще имеем дерзость затрагивать этот уровень — «влезать в душу».

Наконец, есть (точнее, о нем говорят) и самый высокий уровень. Иногда его называют уровнем «сверх-Я», или еще — «трансцедентного Я», «транс-Миссии», уровнем духовности или уровнем Идеала. С этим уровнем далеко не все ясно. Разве что то, что психология в обычном ее понимании этого уровня практически не касается.

• Или смыкается здесь с философией и теологией.

Если уровень ценностей отвечает человеку «зачем он делает то, что он делает и живет так, как живет», то уровень духовности берет еще выше — здесь кроется ответ на вопрос «зачем он вообще живет?». И не только он сам — зачем этот мир, зачем вообще — все?

• А сам человек — лишь как частное проявление этой вселенской истины, закона, порядка, Бога, наконец.

Те из нас, коллеги, кто начинает работать на этом уровне всерьез, становятся либо мыслителями, либо Учителями жизни, либо — священниками.

• Или «просветленными отшельниками» и «духовными гуру». И священники разной направленности единодушно начинают на них гонения. Потому мало кто любит лишних конкурентов.

Честно говоря, на наш взгляд, у психологов хватает работы и без претензий на уровень «транс-Миссии». Хотя бывают случаи, когда для конкретного клиента приходится быть и «гуру».

• Правда, идти на это лучше очень и очень неохотно. И сворачивать свое «мессианство» так быстро, как только позволяет ситуация. А то и вовсе обойтись возможностями уровней предыдущих.

Итого структура уровней:

• Окружение

• Поведение

• Представления о возможностях

• Убеждения и Ценности

• «Я»

• Духовность (выше, чем «Я»)

 

Надо сказать, что при всей «крутизне» работы на трех последних уровнях, больше половины заявляемых проблем решается на трех первых. И вряд ли можно считать профессиональной удачей, если мы беремся за рычаг уровня «Я» там, где можно было обойтись простым бихевиоризмом. В нашей работе, как и в любой другой, имеет смысл придерживаться принципа разумной достаточности.

• Ничего сверх меры.

Наше вмешательство практически в любой из уровней организации жизненного опыта человека — это все-таки вмешательство. То есть, занимаясь сложностями клиента, мы и сами можем оказаться травмирующим фактором. И чем глубже мы лезем, тем такая сопутствующая травма — сильнее.

• И дольше будет заживать.

Отсюда два вывода: при прочих равных надо пользоваться наименее сильнодействующими средствами из применимых — это раз. И нужно выбирать наиболее щадящее средство из всех одинаковой мощности — это два. Да, все решают конкретные обстоятельства. Но часто ныне встречающаяся привычка встряхивать (вытряхивать?) всю душу в надежде, что «само наладится, а нет — так появятся другие проблемы» — вряд ли может считаться качественной работой.

• От перетряхивания бардака порядка не прибавляется — первый закон Мишина.

 

Прежде чем перейти к разбору техник на каждом из уровней, обратим внимание еще на один нюанс: важно правильно выбрать уровень работы. При внешней одинаковости заявки, относиться затруднения клиента могут к уровням разным.

«Меня никто не любит» — что это? Представление о мире (в нем не может быть любви)? Знание о себе (меня и нельзя полюбить, такой уж уродился)? Убеждение-ценности (Любят только добрых, а я злой, злых никто не любит, поэтому и меня никто не любит)? Способности-возможности (я в принципе не могу вести себя так, чтобы меня любили)? Поведение (я не умею быть таким, каким хотят меня видеть окружающие)? Окружение (вокруг крайне агрессивные и забитые жизнью люди, им не до любви, им лишь бы урвать свой кусок)?

Каждый раз это бывает по-разному. И прежде чем сказать себе: «А! Я знаю, откуда ноги растут!», надо — хорошо выявить суть.

• Тише едешь…

Работа на уровне окружения

Итак, основных подходов здесь три.

Первый прямого отношения к психологии не имеет: если окружение создает проблемы, его надо сменить. Переехать. Поменять школу, вуз, работу, круг друзей, клуб, хобби, кружок и т.д.

• Или развестись. Нет человека — нет проблемы?

Второй подход используется в психологии организаций. Если в первом случае речь идет о замене окружения, то тут мы занимаемся его формированием. Мы проводим тренинги для руководства, для персонала, решаем кадровые проблемы, добиваясь наилучшего взаимодействия сотрудников между собой, обучаем работать в команде и т.д. То есть — формируем ту самую среду, которая будет влиять на каждого из составляющих ее людей.

• Иногда это называют объединяющей идеей, иногда — командным духом. Суть в том, чтобы сподвигнуть людей работать и напрягать силы за что-то большее, чем просто деньги. Потому что для действительно эффективной, динамичной работы организации нужно общее для всех ее сотрудников устремление. Общая цель. А деньги — это как раз то, что в конечном счете разъединяет.

Годится второй подход не только для коммерческих структур, а и вообще для организаций, то есть групп людей, занятых решением какой-либо задачей или достижением цели (разово или на постоянной основе): для политический партий и туристических клубов, для образовательных учреждений и исследовательских лабораторий, для фабрик-заводов и военных гарнизонов, для церковных общин и научных обществ.

• Потому что все это — организации. И закономерности их функционирования в своей сути — одни. Просто проявления разные.

Третий подход ближе всего к традиционной групповой работе (включая тренинговую) — будь то психологической или, скажем, социально-педагогической. Он, по сути, объединяет на частном уровне два предыдущих подхода. Клуб, кружок, тренинговая среда — все это дает не только интересное времяпровождение и новые знания и навыки, но и — новую среду, новый круг общения, где доброжелательность и безопасность обычно повышены, а условия для завязывания благоприятных контактов — облегчены. Здесь и смена окружения и — организационное на него влияние. Это не просто другая среда, это среда осознанно формируемая.

• Обо всем этом подробнее — в главе о работе с группой.

Допустим, мы с вами убеждены, что у человека проблемы именно на уровне окружения (только окружения: может быть, оно предельно деструктивно и препятствует любым изменениям в самом человеке — будь то криминальная группа или — не дай Бог — такая семья). Тогда мы или настоятельно порекомендуем сменить это окружение, или предложим (и поможем) войти в круг другой, обеспечивающий альтернативный круг общения, дополнительное окружение. Обычно психологи рекомендуют тренинговые или коррекционные группы. Но это могут быть и спортивные секции, и кружки танцев и — кстати — рекомендация устроиться на работу (другую или дополнительную).

• Когда человек занят делом, он на все смотрит иначе.

Работа на уровне поведения

Напомним, что речь идет именно об уровне поведения (как мы это оценили в результате всех предыдущих шагов). Либо на этом уровне лежит сама проблема, либо ее решение (а проблема ниже — на уровне окружения).

• Человек хочет нравиться людям, но не может — не умеет. Можно менять людей, пока не найдутся такие, которым он все-таки понравятся (и которые при этом еще и устроят его самого). Это решение на уровне окружения. Или (а может, «и») можно развивать навык «нравиться»: быть подвижным, энергичным, жизнерадостным, доброжелательным, обаятельным, синтонным-неконфликтным, заботливым и дружелюбным и т.д. И это уже поведенческий уровень.

Основная суть бихевиоризма в идее научения. Есть поведение правильное-адаптивное, которое жить помогает — и неправильное-деструктивное, которое все портит и вообще наперекосяк. И тому, и другому человек как-то научился.

• Жизнь научила.

И если научился он чему-то не тому или не научился тому, что нужно, то мы в этом ему поможем. По сути, мы берем на себя роль этакого дрессировщика. Мы объясняем, какое поведение — не приводит к нужному результату. И «наказываем», когда такое поведение проявляется.

• Наказываем, естественно не сами. Поскольку все это нужно клиенту, то и наказывает он себя сам, а мы — контролируем. Съел булочку — пробежка три километра. Или штраф 100 рублей. Или прочесть «Очарованную душу» Ромена Роллана. Всю.

Сразу нужно четко признаться самим себе: мы не можем клиента заставить. Желание должно быть — его. Если он сам результата — хочет, то на наши условия согласится. А если результат нужен маме или инспектору по делам несовершеннолетних, то все наши «наказания» и упреки — …

• Что в лоб, что по лбу.

Обычно, впрочем, вопрос о желании-мотивации в бихевиоризме решается просто. Есть два основных стимула — кнут и пряник. Разные люди ориентируются в большей степени на то или на другое, и в поведенческой психологии для надежности обычно используются оба: будешь делать, тебе будет хорошо. (Лучше). Не будешь — ой, плохо тебе будет. (Так же, как было и еще хуже).

• Пистолет и доброе слово могут больше, чем доброе слово. — говорят, так высказывался Аль Капоне.

И мы, помимо «наказаний»-штрафов, объясняем, какое поведение адаптивно, и за его проявления — награждаем. Ну и жизнь, естественно, награждает, преподнося ожидаемый результат.

• Клиент сдал экзамен, воспользовавшись мнемотехникой, и мы «разрешаем» ему прочесть любимую им «Очарованную душу» Ромена Роллана. Но главное наше поощрение в том, что мы — рады. Мы в восторге от успеха клиента. Мы переживаем триумф вместе с ним! Клиент делится с нами радостью, и мы его — понимаем! И это — очень много.

Именно к уровню поведения относится большинство наших домашних заданий из цикла «до следующей консультации нужно сделать следующее…» Именно на этом уровне происходит обучение техникам по принципу «делай раз, делай два, делай три». Уровень поведения предлагает нам навык — навык что-то делать, будь то вовремя улыбаться, задерживать эякуляцию, вести переговоры или регулировать свой собственный эмоциональный фон.

И при всей простоте и примитивности такого подхода, он срабатывает очень и очень часто.

• И именно пренебрежение к уровню поведения зачастуют вызывает у наших посетителей разочарование: ну, поговорили, а что делать-то? Что делать, решает клиент. И то с нашей помощью. А вот «натаскать» его на то, «как» это делается — зачастую наша забота.

В литературе о Милтоне Эриксоне есть описание замечательного случая об излечении бессонницы. Клиенту — хозяину большого дома — Эриксон, не вдаваясь в глубокую психотерапию, велел всякий раз, когда полчаса спустя после укладывания в кровать клиент еще не спал, вставать и мыть полы во всем доме. Во всем! Каждый раз! Независимо от того, мыл ли он их полчаса назад. Бессонница прошла в считанные дни.

В своей практике мы пользуемся таким подходом сплошь и рядом. Девушка боится звонить нравящимся ей молодым людям? «Хорошо. Ты можешь продолжать, пока сама не захочешь чувствовать себя свободнее. Но: всякий раз, когда ты поймаешь себя на уклонении от звонка молодому человеку, ты откроешь… что тебе нужно сдавать в эту сессию? Экономику? Ага, ты откроешь «Экономикс» и прочтешь два параграфа. Пока не прочтешь, ничего другого делать нельзя. Договорились? Ну и хорошо».

• Как вы думаете, сколько дней понадобилось девушке, чтобы испытывать искреннюю радость при мысли о телефонном звонке симпатичному парню?

Совсем просто с осанкой. Помогает стянуть лопатки клиента пластырем. Тогда сутулиться станет болезненно. А там и восхищенные взгляды окружающих начнут сказываться. Привычка привьется, и пластырь станет уже не нужен.

• Самая восхитительная осанка, которую мы когда-либо встречали, была у женщины, год прожившей в корсете после травмы позвоночника. Корсет давно сняли, но привычка «держать спину» осталась.

А вот случай посложнее: «Я неуверен в себе». Тут нам (если речь об уровне поведения) важно знать, как это проявляется. К примеру, юноша сутулистся, прячет глаза, у него перехватывает дыхание и начинают дрожать руки. Это в теле. А на деле он молчит, когда от него ожидают слова, не протестует, когда испытывает неудобство и вообще старается уйти от любой ситуации общения с не очень знакомыми людьми.

• Мало ли что?

Что делаем мы? Мы внятно описываем, что именно клиент делает не так и что надо делать вместо этого (это даже важнее). Надо ходить прямо, поднять голову, смотреть на людей, а не по углам, желательно выйти на контакт глаз, надо выполнять упражнения по стабилизации дыхания всякий раз, когда появляются сбои, нормализовать тонус мышц рук, если они подрагивают, высказываться именно тогда, когда не хочется и трудно и раз за разом оставаться в ситуации и вступать в общение, когда хочется уйти.

• Естественно, чем увереннее ведет себя клиент, тем больше внимания мы уделяем тому, чтобы не переборщить и не устроить себе и людям агрессивного нахала.

При необходимости мы либо сами показываем как все это делается (по частям), либо «ставим» соответствующий навык на самом клиенте: разворачиваем его плечи, «вправляем» живот, подымаем голову, показываем, куда смотреть, учим обращаться адресно, по имени, глядя в глаза, обучаем навыку установления контакта и вообще самому проявлять инициативу. И так далее.

• Подходишь с развернутыми плечами. Подбородок поднят. Смотришь в переносицу. Улыбка. Останавливаешься в полутора метрах. Это вот столько, понятно? Говоришь текст: «Здравствуйте… (пауза, посмотреть в глаза, улыбнуться шире, убедиться, что человек остановился и смотрит на тебя). Подскажите, пожалуйста, который час? (выслушать ответ) Спасибо». Киваешь, поворачиваешься и идешь дальше. К следующему прохожему. Так 20 раз в день. Все ясно?

Когда клиент говорит, что понял, мы должны убедиться, что он все главное понял правильно. Поэтому мы просим — повторить. Показать все, что можно показать прямо сейчас, остальное проговорить в подробностях.

• А мы поможем все это хорошо и детально себе представить.

Поскольку с самого начала не все будет получаться как надо, мы тут же, на основе его «показа-рассказа» исправляем явные ошибки. А потом раз за разом, когда клиент будет отчитываться о результатах, станем подгонять уже мелочи. То есть отшлифуем навык, когда вчерне уже будет получаться.

• «Который час?» он уже спрашивает, но уходит слишком поспешно. Или подходит только к тем, чье лицо ему нравится. А вот теперь подходи к тем, к кому труднее всего. День, улица, народу много — выбирай.

И, кстати, постепенно усложняем задание: расширяем круг ситуаций, делаем общение все более длительными и т.д.

Всякий раз, когда клиент хотя бы приближается к тому, что нужно (ближе, чем раньше), мы активно хвалим и поддерживаем. Сначала сами, потом подключаем внешнюю информацию: «Вот видишь, тебе улыбнулись 15 раз из 20 и не разу не обругали. Значит, у тебя получается».

• То есть мы еще и прививаем клиенту навык фиксировать поощрения и улучшать свой результат самому с опорой на реакцию извне.

А еще какое-то время спустя мы уже просто выслушиваем рассказ клиента о его удачах и радуемся вместе с ним. Это важно: сначала, пока нет другой поддержки, хвалим клиента мы. Потом мы учим его находить и усваивать поддержку и похвалу, которые выражает его окружение в ответ на его изменения. И, наконец, клиент привыкает трезво (а не только уничижительно) оценивать себя сам и — сам себя хвалить. Знать себе цену. И вести себя соответственно.

• Ну вот вам и уверенность в себе.

Чтобы весь этот эффект еще и усилить, мы просим клиента ежедневно отмечать в блокноте свои действия и результаты, описывать все случаи избегания, тревоги и своего поведения в этих ситуациях, отмечать, насколько он собой доволен и фиксировать все значимые для него проявления успеха: «Мне улыбнулось столько-то девушек. Особенно Маша и Наташа. Начальник подал мне руку. Я сходил в кино.»

• И прочие домашние задания.

Во всех этих примерах можно четко проследить общую схему работы. Где-то мы применяем ее развернуто и по шагам. Где-то свернуто и быстро. Но схема остается одинаковой:

1. Выясняем, что именно клиент делает не так.

2. Объясняем, что делать в этом случае.

3. Убеждаемся, что клиент правильно понял наши инструкции.

4. Даем обратную связь, исправляем ошибки, поощряем достижения. Если нужно, уточняем инструкции или даем новые (то есть возвращаемся к шагу № 2).

5. Формируем навык верной самооценки и самоодобрения, учим видеть одобрение со стороны других людей или обстоятельств, ориентируем клиента на активное применение приобретенного навыка в своей жизни.

По сути, наиболее важным является пятый шаг. Если его недоделать, то клиент или потеряется без вашей поддержки, разочаруется в собственной возможности что-то изменить, или будет нуждаться в помощи психолога для каждого последующего изменения.

Прежде чем двигаться дальше, давайте заметим, что приведенной схемой (не всегда явно) пользуется не только нескрываемый бихевиоризм, но и другие психологические традиции. Поведенческий результат формируют так или иначе и гештальт, и психодрама, и НЛП, и суггестивные направления работы, включая гипноз, и ролевые игры (!) и уж точно разного рода тренинговые подходы.

• Тренинг — это «тренировка», «упражнение».

Не так важно, отдаете ли вы должное бихевиоральной психологии, важно — достигаете ли нужного клиенту результата в ситуации, когда дело касается изменений поведения.

Работа на уровне способностей и возможностей

Если вся наша работа на уровне поведения успеха не приносит (или мы и так догадались), весьма вероятно, что дело не в навыке, а — в вере. Или неверии. Клиент может честно выполнять наши инструкции с твердой уверенностью: «У меня все равно не получится». И тогда нам уровень поведения уже мал. Нас интересует уровень способностей и возможностей. Человеку необходимо (а бывает так, что и достаточно) поверить в саму возможность изменения к лучшему. То есть — изменить свое априорное знание (веру) о том, что для него — возможно.

• У меня, со мной, в моей жизни такое — быть МОЖЕТ.

По сути, это уровень мелких повседневных установок-верований. Тут дело не в том, как все обстоит в жизни. Дело в том, как это представляется в душе и в мозгу человека.

Вот у него все на месте: и голова, и руки, и сложен хорошо, и на гитаре играет, и зарабатывает неплохо. Но — «я не могу общаться с женщинами. У меня все равно ничего не получится». И мы понимаем, что человек видит себя этаким недотепой-неудачником (или сгорбленным уродцем — мало ли картинок?), который женщине всерьез понравиться не может в принципе, поэтому не стоит и пытаться. Ну, научим мы такого навыкам, ну объясним, как и куда класть руки, но он-то все равно себя не принцем сказочным видит, а неуклюжим чудищем.

• Поэтому все наши рекомендации будет выполнять именно чудище. И даже если у него все получится, оно этому — не поверит. И будет жить и действовать, как будто ничего не получилось. И опять все испортит.

Конечно, можно работать все-таки на уровне поведения, раз за разом все больше и больше выправляя внешние проявления. И даже есть вероятность, что человек поверит, что получается именно у него. Но поверит — головой. И когда настанет момент «расслабиться и получить удовольствие», довериться человеку рядом, ослабленный самоконтроль позволит проявиться той глубокой вере, которая в душе. И — фольга принца слезет. Проснется чудище. Неуклюжее, несчастное и не знающее, куда себя девать.

Впрочем, частный и временный результат поведенческий подход дает и здесь. И если нам нужен результат именно временный, то зачем углубляться?

• Помните, принцип достаточности?

Например, у человека «потом» обычно все получается, а вот знакомиться он «не в состоянии». Ладно, при хорошей дрессировке (в бихевиоризме это называется «репетицией поведения») он у нас познакомится, а там — все пойдет хорошо как обычно.

Соответственно, что психолог на этом уровне может сделать?

• Как пошаманить?

Задача заключается в том, чтобы:

• поставить под сомнение веру в «невозможность» чего-то;

• предложить принять некое условие, при котором это что-то станет не только возможным, а — обязательно возможным, возможным наверняка. То есть — создать предпосылки для веры новой;

• организовать выполнение описанного условия;

• помочь принять вывод о том, что выполнение условия значит, что и «что-то» возможно наверняка.

И затем нам останется только предусмотреть задания, в которых новая вера в себя закрепится «от простого к сложному». То есть доделать работу уже на уровне поведенческом.

Вроде бы все понятно, но: как это на практике? Давайте разбираться.

«Поставить под сомнение»:

Тут есть (и подробнее будут рассмотрены, когда пойдет разговор об уровне убеждений) три варианта подходов: столкновение с реальностью, столкновение с формальной логикой и столкновение с другим убеждением (желательно, более высокого порядка).

Столкновение с реальностью: «Это действительно всегда так? И всегда было так? А были такие случаи, чтобы это срабатывало не так?». И если покопаться, то в прошлом или даже настоящем клиента обычно можно найти эпизоды, которые он сам не рассматривал (а может, и рассматривал) как аналогичные своей проблеме, но где его «не могу» и прочее «всегда боюсь» не проявлялось.

• «Всегда теряюсь, когда надо принять решение, тяну до последнего…» — «В самом деле? А вот вы рассказывали, что играете в теннис. Там надо быстро решить, что делать с мячиком, как и куда двигаться. Как вам это удается?» — «А ведь и правда…»

Тут важно не столько то, что приведенная нами аналогия «выдерживает критику» вообще, сколько то, чтобы она оказалась приемлемой для клиента. Заставила — задуматься. Засомневаться, всегда ли все так плохо, как он говорит и думает. Чем больше разных, не связанных между собой эпизодов из собственной жизни клиента мы приведем — тем больше сомнение. Нам важно даже не доказательство «противного», а доброжелательный вопрос, желание разобраться вместе: «Вот вы говорите, что не получается, а сами же описываете, как это получается, как же так?» Клиент начал сомневаться — хорошо. Начал сам по нарастающей приводить примеры уже в пользу того, что «не все и не всегда так плохо» — отлично!!!

Столкновение с логикой: «Как из факта А вытекает факт В?» — и выявляем вопросами все сомнительные с точки зрения формальной логики места. Мы указываем на нарушения закона достаточного основания: «Откуда точно известно, что это вытекает из того? Если это предположение, то почему вы выбираете именно его?» Мы показываем места, где верные частные суждения становятся в репликах клиента уже необязательными обобщениями (а то и вовсе неверными). Мы замечаем, как одно понятие в разных рассуждениях изменяет свой смысл (подмена тезиса) и т.д. Но! Все это мы делаем не для того, чтобы клиента «поймать» и сделать из него дурака. Нет. Мы (продолжая поддерживать контакт) спрашиваем недоуменно, как человек, готовый согласиться, но столкнувшийся с некоторым противоречием.

• Мы как бы говорим своим видом: «Да, может быть и так. Просто мне не все понятно. Меня смущают некоторые неувязки. Давайте вместе разберемся».

И так, пока клиент не запутается в собственных неувязках. В принципе, нам достаточно уже и этого: породить сомнение. Но если клиент начнет уже разбираться и подключит к наведению порядка нас, задача облегчается.

Столкновение с другим убеждением: «Вот вы говорите, что правильно так и одновременно, что хорошо — так. Как же на самом деле?»

• «Вы говорите, что отношения превыше всего и тут же — что в этой ситуации партнера надо было наказать, потому что он — подвел, а подводить — нехорошо. Так как же быть?»

Нетрудно заметить, что, по сути, вся работа по созданию сомнения связана именно со столкновением с другим убеждением: с убеждением о том, как мысли не должны противоречить реальности, с убеждением о том, что думать надо логично и о том, что одно убеждение не должно противоречить другому.

• Есть вариант, что нам попадется клиент, для которого все это будет необязательно. Противоречит реальности — ну и что? (Или с чистыми глазами: «тут нет никакого противоречия».) Нелогично — а при чем тут логика? Не стыкуется с высшими убеждениями и ценностями (самого клиента, а не нашими) — тут же появляются как грибы убеждения и ценности новые. Честно говоря, этот вариант, скорее всего уже не к нам. А к врачу. Или — клиент над нами издевается, что говорит об отсутствии контакта.

Усомнившись в своем «не могу», клиент дает пробудиться надежде, что, может, все-таки «могу», что все может получиться. Тут-то, пока человек привыкает к этой мысли, нам важно дать ему —

«Принять условие»:

Это, пожалуй, самый сложный и ответственный момент.

• По сути, это момент внушения.

Нам надо оформить в голове клиента связь как можно более жесткую, по типу «если — то». Варианты нам сейчас не нужны. «Если ты сможешь это, то тем более сможешь и то. Если ты сделаешь это — сделать то тебе будет раз плюнуть. Если ты позволишь себе это — то получится и то».

• Произносится убедительно и с ударением.

Поскольку проблема (то) представляет субъективную трудность, «это» тоже должно быть (точнее, казаться) неимоверно сложным, лучше даже, если героическим. Оно должно вызывать те же чувства, что и изначальное «не могу», «не уверен», «боюсь», но в обостренном варианте, концентрированно. «Это» должно быть преувеличенным символическим отражением проблемы.

• Преувеличенным, чтобы страшнее было, а символическим — чтобы реальное его выполнение особых трудностей не вызвало и много времени не заняло. «Глаза боятся, а руки делают» — эта поговорка лучше всего описывает наилучший выбор для символического выражения проблемы. Должно быть страшно, но — возможно.

Само действие может (и часто бывает) банальным. Крикнуть из окна на всю улицу, по-дурацки или просто нестандартно повести себя в обществе, «оторваться» под бурную музыку, взойти на высокую гору на рассвете…

• Найти цветущий папоротник, четырехлепестковый цветок сирени, увидеть северное сияние, пройти над пропастью, в безлунную ночь на кладбище в полночь зарыть монетку… — вам, читатель этот старый добрый способ ничего не напоминает?

Но тут важен настрой: Если мы с клиентом к этому времени уже и выстрадал суть, и сформировали результат (и контакт есть, нам доверяют), если клиент настроен работать, если мы его предупредили, что работа будет сложной, трудной и, возможно, болезненной, если сказано все это суровым понижающимся тоном,

• Словом, «шутки кончились»,

то к моменту конкретных указаний клиент уже готов к «подвигу». И нам нужно теперь, чтобы клиент это подвиг пережил. И осознал себя свершившим, героем, победителем, созидателем и вообще молодцом.

• Рыцарем в сверкающих доспехах или прекрасной принцессой, победительницей дракона.

Поэтому мы многократно, все усиливая давление, повторяем на разные лады главное: «И если ты это сможешь сделать, то ты… (сможешь, сумеешь, выдержишь и вообще все получится)». И так до тех пор, пока не обнаружим отчетливой борьбы страха с желанием поскорее начать.

Вот тут-то нам и становится важно обеспечить

«Выполнение»:

В отличие от заданий на дом выполнение тут должно следовать сразу за настроем. И, в идеале, под наблюдением психолога. Издалека.

• Во-первых, человек все-таки накручен. Вдруг ему захочется еще больше «усилить» эффект? Так что мы рядом для техники безопасности. А во-вторых нам важно встретить человека сразу после подвига. И сказать ему нужные слова. Одновременно, именно в момент свершения человек должен чувствовать, что он — сам. То есть мы провожаем и встречаем. Но мы не сопровождаем.

Поэтому, придумывая и предлагая задание, мы должны заранее подумать и о технике безопасности, и о доступности всего необходимого антуража: окна с видом на центральную площадь города, музыкального сопровождения, многолюдного общественного места, подходящей горы…

• Не у всех есть Пик Скво.

И если вы отправляете клиента в его «комнату страха», будьте готовы ждать у выхода. В крайнем случае четко проинструктируйте: «Вы выйдете из кабинета, пойдете туда-то и туда-то, сделаете в точности то, о чем мы договорились и — прямиком назад!».

Еще раз напомним: действие в нашем случае полезно не само по себе, а как символическое воплощение класса подобных действий, как концентрированный жизненный опыт, который подтвердит именно силой полученного переживания новое знание о себе — новую веру, новую установку.

• Так что переживание нам нужно сильное. Помните, рассказывая о выявлении сути, мы описывали основные темы, порождающие переживание? Используйте их.

«Итоговый вывод»:

Клиент сделал это! И он весь в чувствах по этому поводу. (А если не в чувствах, то мы или плохо настроили, или задание выбрали не то, или и то, и другое вместе). Клиент готов то ли рассмеяться, то ли расплакаться (второе чаще). Какая бы ни была эмоциональная реакция, нам надо ее поддержать и усилить. И тут же, пока клиент погружен в свои переживания, пока он заново переживает, как он решился и пошел и — победил, пока он еще не начал осмысливать происшедшее (обычно у нас есть минут 5), мы должны четко, внятно, со-чувственно — то есть адекватно его чувствам — сформулировать еще раз: ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ для клиента — то, что он выполнил задание. Что это значит в его жизни, что он теперь сможет, что у него получится, как он теперь будет жить.

• Ну да, это внушение. Поэтому следите за словами. Сказать надо ТОЛЬКО то, что вы хотите вложить клиенту и ничего больше. Никаких «бэ-э-э», «мнэ-э-э» и «я бы сказал». Четко, ясно, как ребенку: «Ты это сделал, и значит ты можешь это делать. Ты знаешь как. И всякий раз, когда тебе понадобится, ты сможешь вспомнить этот миг, и ты будешь знать — все получится. Ты можешь. Ты это доказал. Ты — победил. И ты молодец».

Все затевалось, чтобы неадаптивное знание о себе (а оно базировалось на прошлом переживании) клиент заменил на другое. Так дайте человеку это знание. А вот начинать что-то осмысливать в этот момент или просто сказать «ну вот и все» и отправить восвояси — значит недоделать работу.

Приведем пример.

Вместе с клиентом (молодой человек лет 19-20) мы уже выяснили, что он и хочет испытывать теплоту отношений, любовь, нежность и вообще яркие и глубокие чувства, хочет вернуть спонтанность и радость жизни. Но — не может.

• И вообще дискрет.

Поэтому и отношения у него не ладятся, и люди недолюбливают, и жить холодно. Он и вправду хочет жить иначе, и когда он говорит о себе и о том, что «не может», губы у парня сжимаются и кровь отливает от лица. Но осознает он себя — спокойным. Отрезанным от чувств. Он воспринимает только мысли. А что творится внутри — нет.

• Это важно. Человек на самом деле всегда что-то чувствует-переживает. Но он может погрузиться в это, может понимать свои чувства, а может даже и не знать о них. Обычно последнее — вариант защиты от каких-то прошлых тяжелых переживаний.

Итак, он хочет, но не может. (Он еще не ушел в убеждение, что «сопли и слюни — это ерунда», он еще не успел погрузиться в «Я такой, и все тут», он еще понимает, что изменить все надо. По сути, он уже испытывает эмоции — дискомфорт. Но еще этого не понимает. Так что достаточной может оказаться работа на уровне способностей-возможностей). Хорошо. Мы молодого человека понимаем и радуемся вместе с ним, что он спохватился — вовремя. Мы, не кривя душой, говорим, что дело плохо, но поправить его можно. Правда, мы можем только предложить способ. А вот сделать работу может лишь сам парень. Мы не сможем помочь сделать. Но мы можем дать такую работу, которая окажется и трудной, и (мало ли) страшной (вот мы уже заговорили об эмоциях!), и горькой, но — когда он ее сделает — он получит то, что хотел. Он снова обретет свои чувства, и сможет плакать и смеяться, грустить и радоваться, он сможет любить, и его будут любить и, главное, он сможет быть счастлив.

И самым суровым образом спрашиваем, будет ли наш молодой человек эту работу делать. Хочет ли? Потому что результат он получит только тогда, когда сделает все до конца. До самого конца.

• Узнает читатель элементы схемы нашей работы? А состояние молодого человека себе представляет?

Сами мы сохраняем выражение лица человека, которому предстоит тяжелое время и трудное зрелище, который ни в коем случае не рад предстоящему, но — вынужден идти на такое, потому что иначе помочь человеку в его беде нельзя.

• А это беда!

Словом, мы поддерживаем парня в соответствующем состоянии духа еще и тем, что в похожем состоянии находимся сами.

И вот, когда он говорит твердым голосом (и напрягшись телом), что он — «готов!», тогда и только тогда мы объясняем суть задания. Мы сядем на стул. В задачу молодого человека входит проползать под стулом справа налево и наоборот

• Говорим очень серьезным тоном. Нам не до смеха.

со словами «Я — луноход один».

• «Это ОЧЕНЬ важно!» И ни тени улыбки на лице. Только сострадание: «Да, довел ты себя, парень».

Если он интересуется, а зачем, собственно, или сколько раз это делать (то есть продолжает демонстрировать остатки рационального контроля), мы объясняем, что ползать он будет, пока ему не придет озарение.

• “Ползи, это для тебя важно.” — произносится с глубокой убежденностью, состраданием и суровой любовью.

Дополнительных объяснений желательно избежать. Аргументы заменяем убежденностью. И вообще, он обещал работать. Парень ползет, мы сидим достаточно безучастно.

Вот он начинает уставать или прекращает ползти, думая, что на него не обращают внимания. Однако мы следим бдительно, пресекая такие попытки: “Ползи, это тебе поможет. Продолжай, это для тебя важно”. В любые дискуссии и препирательства с ним вступать нельзя: “Это для важно... Продолжай, не останавливайся, ползи”. Не должно быть рациональных объяснений кроме этих — все остальное делаем глубокой убежденностью и сострадательным требованием в голосе.

Парень пытается смеяться, но чем дольше он ползает, тем больше устает, это становится физически тяжело (в этом, кстати, суть: зажимать свои эмоции — на это нужны силы, а их все меньше), он уже не улыбается, начинает злиться, ползет дальше («ползи, ты можешь, это важно, продолжай, не останавливайся, ползи»). Тут мы делаем добавку в текст: “Я Луноход - один. Динь-динь”. Не останавливаемся на выходе агрессии, добиваемся близости к перелому — состоянию, даже не близкому к отчаянию, а уже после — когда рациональный контроль наконец отказывает сдерживать переживания.

• А к этому времени уже есть что переживать. И если мы не останавливаемся на раздражении-злости, то здесь уже человек начинает себя — жалеть. Ему плохо и тяжело.

Тут мы внезапно останавливаем переползание и от показной суровости переходим к явному состраданию: тебе сейчас как? Что ты чувствуешь? Если плохо — почему не плачешь? (Не надо ждать ответов на эти вопросы — это просто эмоциональное давление.)

И — главное — “плачь!” И если уже видим слезы или хотя бы характерные изменения (подрагивания) в лице — то можно поднять и обнять (своим лицом тоже подходим близко к плачу) и даем выплакаться, поддерживаем: «Плачь. Тебе есть о чем плакать, Плачь, не останавливайся, тебе это нужно».

И пока наш молодой человек плачет или хоть хлюпает и подрагивает плечами (уткнувшись в наши колени), наговариваем главное: «Да, тебе было плохо. Тебе было трудно. Но ты смог. Ты заслужил эти слезы. Это хорошо. Ты можешь плакать. Значит, ты так же можешь радоваться, ты можешь переживать, понимать — себя и других людей. Люди любят тех, кто сам может любить. Теперь ты — можешь. Ты сделал главное. Ты прорвался. Теперь — и всегда — твои чувства будут с тобой. Теперь ты обязательно будешь счастлив».

• Ну и так далее. И логика тут не причем. Да, нелогично. Зато работает.

Возможно, что под наши слова клиент будет плакать все сильнее. И все то время, пока он — в эмоциях, мы будем говорить и говорить, баюкая голосом, о том, какой светлой, доброй и радостной теперь будет его жизнь. Как он будет относиться к людям, и как люди — навстречу ему. Мы предупредим, что будет и тяжело, и плохо, и грустно — но это тоже то, что нужно, потому что «если умеешь грустить, значит, будет и радость, если можешь плакать, значит, можешь любить и быть любимым». И все в этом духе.

А потом, когда сквозь слезы уже проявится улыбка и надежда, мы человека успокоим и дадим домашнее задание: ловить и усиливать каждый момент радости, радостно «казаться придурком с такой-то улыбкой» и, если горюется, то уж горевать, а не давить это в себе, позволять себе быть и жить — тем, что есть на душе. И об успехах рассказать нам через неделю.

• Вопросы есть?

Тут давайте вспомним, что это рекомендации именно ему, такому вот «замороженному», а не вообще любому человеку. Кому-то можно и поменьше отдаваться эмоциям. Но именно этому парню, такому, каким мы его описали — нужно побольше.

Хорошо. Это был случай тяжелый. А вот попроще:

«Я очень неупорядоченный человек. У меня не может выйти ничего путного, потому что я неспособен сосредоточиться на одном предмете дольше пятнадцати минут».

После всей необходимой идеологической подготовки (здесь трагизма уже поменьше, это не беда всей жизни, это — трудность), мы предлагаем клиенту ровно (РОВНО! Мелочи и прочие знаковые подробности тут важны) час — секунда в секунду просидеть вот в этом кресле, глядя только (ТОЛЬКО!) на вот эту статуэтку на полке. Моргать можно. Глаза закрывать — можно. Нельзя смотреть на что-то, кроме статуэтки. Пока мы не скажем, что час истек, обращать внимание на что-то (в том числе и на наши слова) не надо.

• И тут два варианта: либо он так и просмотрит целый час на статуэтку (пусть и не с первого раза), находясь волей-неволей в легком, а то и среднем трансе и будучи доступен внушению (мы же просили не обращать внимание на наши слова). Либо он закроет глаза и погрузится в транс совсем, и мы нужные переживания ему — создадим.

В любом случае в конце мы заявим ему, что он: либо проявил потрясающую возможность к сосредоточению на статуэтке (и значит, умеет сосредоточиваться и теперь знает, как это делать), либо он сосредоточился — на своем внутреннем мире, в себе (и, опять-таки, значит, что он МОЖЕТ сосредоточиться больше пятнадцати минут на одном и том же. Далее по тексту).

• А читатель опять отследил знакомую схему.

Работа на уровне убеждений

— Сидит, плачет… Горюет, значит.

Л. Филатов. «Сказка про Федота-стрельца».

На стадии выявления сути мы уже затронули и отметили для себя, какая дезадаптивная установка клиента (искаженное верование о себе, людях, мире) может питать проблему, делать ее логичной и неизбежной. Сейчас настало время разобраться, что с ней можно сделать.

Впрочем, сначала нам надо убедиться, что сделать что-то нужно именно с ней. Когда мы говорили о дезадаптивной установке, мы уже обращали внимание на то, что «весить» такая установка может по-разному. Это может быть вполне ситуативное верование. То есть верование, которое питает конкретную ситуацию.

• «Федя все равно опоздает».

Может быть руководство к действию (Федя опоздает, значит и мне вполне можно опоздать). Или это установка относительно своих способностей и возможностей (Федя опоздает, а я как всегда ничего не смогу ему сказать). Но, что нам важно сейчас, такой установкой может быть и большое убеждение, которое лежит в основе оценки своей жизни и окружающей реальности. И если что не так, то вызывает всяческие переживания. А проблема, напомним, это то, что переживается как проблема.

• Кстати, и на более высоких уровнях дезадаптивная установка тоже возможна (как осознание своего глубинного отношения к самому себе или к миру). Но сейчас речь не об этом.

Напомним, что установка действует по схеме: «Если — значит…». И если это «значит» ведет к неприяностям, значит установка неадаптивна. Вредна.

• Читатель разглядел в последнем предложении — установку?

На предыдущих уровнях это «значит» касалось окружения («значит, они плохие или хорошие»), своего поведения («значит, надо делать то-то и то-то»), способностей («значит, я могу или не могу то и сё»).

На уровне убеждений и ценностей после «значит» следует — оценка. «Хорошо или плохо». «Правильно или нет». «Полезно или вредно».

И уже на основании этой оценки задействуются установки о том, как в этой ситуации надо действовать.

• Плохо — значит мне нужно ругаться. Или плакать. Или больше работать. Что именно «значит» для человека его плохо или хорошо — тоже зависит от установки.

Установка становится убеждением тогда, когда приобретает универсальный характер. Когда появляется «вообще».

• Вот не прямо сейчас, не в этой ситуации, а «вообще все в таких случаях должны».

Понятно, что и внутри системы убеждений есть своя иерархия, но пока это не важно. Пусть более тонкие отличия убеждений, верований, когнитивных нарушений, иррациональных суждений и прочих «загонов» и «заморочек» исследуют теоретики, а нам хватит этого краткого напоминания о дезадаптивных установках, чтобы вернуться к практике.

Помните, на этапе выявления сути проблемы мы говорили о том, что корректировать установку еще рано? Настало время выяснить почему. Все дело в принципе разумной достаточности. Если нам с клиентом проще и дешевле (в разных смыслах этих слов) обойтись уровнями окружения, поведения и способностей, то на уровень убеждений лезть — зачем?

Но вот мы выяснили, что проблема не в окружении, не в отсутствии навыка и не в неверии в себя. Дело в том, что мир вокруг — не такой.

• Не такой, как надо. Не такой, какой должен быть. Непорядок, словом.

И даже не просто «не такой», а это клиента лично расстраивает. Потому что в таком вот «не таком» мире ему жить — плохо. А заставить соответствовать своим убеждениям либо не получилось, либо все-таки хватило мудрости «на смертный бой» пока не вставать. Или хватило не мудрости, а трусости. Или лени. Так или иначе дело в том, что клиент с миром вокруг затрудняется мирно сосуществовать.

• Не взаимодействовать, как на предыдущих уровнях, а терпеть. Ну, «терпеть не может».

А мешает клиенту — убеждение. «Это — должно быть так». «Так — хорошо, а не так — плохо». «Так порядочные люди не поступают». «Нельзя позволять, чтобы тебя безнаказанно оскорбляли». «Все люди давно купили дубленку, а я — что?». «Только тупицы могут заниматься тем, чем ты». «Ошибаться стыдно. И опасно». Не все убеждения ведут к неприятностям. Но те, которые ведут, делают это весьма настоятельно и упорно. На то и убеждения.

• Принципы. А принципы, как говорит честнейший и порядочнейший человек А.М. Вайман, — «это всегда неприятно».

Вот схема появления проблемы на уровне убеждений:

• Мир (люди, я) должен быть — хорошим, правильным (и дальше перечисление — конкретно, каким именно).

• Однако факты показывают, что мир — не такой.

• Мне от этого — плохо.

Сама проблема возникает только на третьем шаге. Если вместо «и мне от этого плохо» легко и непринужденно следует «значит, надо пересмотреть взгляды на мир» или «еще раз проверить факты», то все в порядке. Человек занят делом и воспринимает мир адекватно. Реалистично. Разумно, если хотите. А вот если человек на мир — обижается, сердится, гневается или из-за него горюет, печалится и тревожится… и ничего полезного в этой связи не делает — тут не все в порядке.

• С точки зрения психологии. Литература, религия и философия имеют зачастую другие взгляды. «Страданием душа возвышается», — помните?

Нас вместе с клиентом его тревоги и беспокойства (по поводу мироздания вообще и отвратительного качества котлет в столовой в частности) могут вполне устраивать. Если это сподвигает человека на активные продуктивные действия по изменению ситуации.

• Тогда мы и убеждение трогать не будем. Оно нам тогда вполне подходит — для работы уровнями ниже.

А вот если изменять ничего не надо или невозможно… тогда надо изменять убеждения. Как это было сказано? «Дай нам Бог терпения смириться с тем, чего мы не можем изменить»? Вот-вот. Во-первых, терпения, а во-вторых радости. Потому что если мы не можем изменить факт, мы можем его — иначе истолковать. И новому знанию о мире — радоваться.

• У мудрого человека все приметы — к добру. Черная кошка — к счастью. Соль просыпать — к деньгам. Зеркало разбилось — к новой любви. Споткнуться левой ногой — опять-таки к счастью. Правой — к большому счастью. И т.д.

Ура!!! Теперь мир — такой, какой должен быть. Все спокойно в королевстве Датском. Можно жить дальше. Мир снова понятен и предсказуем.

• Факты не укладываются в теорию? Меняем теорию и теоретизируем дальше.

Прежде чем пойти дальше, еще раз предупредим: не надо торопиться выходить на уровень убеждений. Если работу можно сделать на уровне окружения, поведения, веры в способности, давайте сделаем ее там. Не надо трогать убеждения без особой на то причины. Но вот если эти убеждения систематически входят в противоречия с окружающим миром, порождая конфликты внешние и внутренние, тогда — делать нечего. Тогда мы займемся изменением убеждений.

Основатель рационально-эмотивной терапии А. Эллис считал, что все дело в разумности или неразумности (рациональности-иррациональности) убеждений. Разумные убеждения хороши и адаптивны, неразумные же — наоборот.

Разумное убеждение (суждение) по Эллису обладает четырьмя особенностями: оно истинно (то есть доказуемо и проверяемо), оно условно и относительно (а не абсолютно-безапелляционно), ведет к умеренным эмоциям и оно работает — то есть помогает достигнуть результата. Убеждение неразумное, соответственно, недоказуемо. Это своего рода упрямое верование либо прямо вопреки фактам, либо вне зависимости от их наличия-отсутствия. Если разумное убеждение ведет к пожеланиям или предпочтениям (хорошо бы, хотелось бы), то неразумное — это категорическое заявление. (Тут и появляется «вообще все всегда должны»). Это — требование к себе, людям и миру. А иначе — осуждение, брань и наказания. Неразумные убеждения вызывают не просто сильные эмоции, а неприятные сильные эмоции (например, истерику или депрессию) и, ко всему, подталкивают к поступкам, которые — не работают, то есть достижению желаемой цели не способствуют.

Если все так плохо, то откуда берутся «неразумные убеждения»? Эллис и его последователи полагают, что дело в некритически усвоенных культурных стереотипах. И что для решения проблемы надо заменить неразумное убеждение на разумное. Переубедить клиента.

Мы склонны считать, что это интересный и продуктивный подход. При — условии. Условие в том, что неразумное убеждение должно быть еще и неадаптивно (помните, «не работает»), а предлагаемое взамен — адаптивно. Потому что корень, на наш взгляд, заключается именно в этом: помогает убеждение жить или мешает. И иррациональное убеждение тоже может помогать жить. А разумное (особенно слишком разумное) — может мешать. Словом, уважая и с удовольствием применяя подход Эллиса, мы далеки от того, чтобы отождествлять разумное-рациональное — с хорошим. И вам, читатель, не очень советуем.

В свою очередь, основатель когнитивной терапии А. Бек считал, что в основе «неадаптивных мыслей» лежит —глубинное неверное знание о мире. Неправильные ожидания. Суть отличия от Эллиса (если не вдаваться в теоретические тонкости) — в том, что человек использует это знание — неосознанно. Эти неадаптивные мысли рождаются автоматически, человек не отслеживает их источник. Соответственно, еще до того, как помочь разобраться с их иррациональностью-неразумностью, надо помочь клиенту осознать свое знание о мире. Точнее, ту часть этого знания, которая порождает проблемную ситуацию. А это не так просто. Глубинное, аксиоматическое знание о мире как бы присутствует во всем поведении человека, оно человеку — органично («эго-синтонно» по Беку), поэтому посмотреть на него со стороны, осознать его — не так-то просто. Обычно человек затрудняется осознать, движение каких мышц удерживает его в равновесии и помогает переставлять ноги при ходьбе. «Как это, какие? Да я просто всегда так хожу!». Аналогично он затрудняется сказать, почему именно он думает так, как он думает. «Да я всегда так думаю!». Словом, суть проблемы по Беку — не ЧТО именно клиент думает, а КАК он вообще привык думать и поэтому думает в данном конкретном случае. Не только «Все всегда вообще плохо», но и — как клиент до такой мысли дошел. Или докатился. Когнитивных психологов интересуют ошибки стандартного для человека образа мыслей.

А вот когда клиент уже осознал, высказал вслух свою установку, свою мысль, свое убеждение — тогда он, поскольку не дурак, сам найдет в ней ошибки и сам сформулирует мысль правильную. Если же нет — ему поможет психолог когнитивного направления.

В остальном (по крайней мере, на практике), эти подходы очень сходны, недаром подход Эллиса называют еще когнитивно-бихевиоральным. И мы будем описывать, как все делается на практике — непосредственно применимые шаги и идеи. Теоретические подробности заинтересованный читатель, наверное, найдет сам в литературе по рационально-эмотивной и когнитивной психологии и психотерапии.

В основе проблемных переживаний обычно лежит убеждение одного из трех типов:

• Я плохой.

• Люди вокруг (и мир) плохие.

• Мне плохо, и это непереносимо.

• Деление грубое. Но работает.

В любом случае все это автоматически означает, что «мне должно быть плохо». Или «очень плохо».

Что это могут быть за проблемные убеждения? Часто можно встретить такие:

• Важные или хотя бы просто небезразличные мне люди должны меня любить, относиться хорошо, одобрять и всячески поддерживать. (А если не так — то мне, разумеется, плохо.) В основе таких переживаний лежит страх отверженности. (Часто это связано с недостатком безусловной родительской любви и принятия в детстве, но не всегда). Человек хочет быть принятым и любимым. Но вместо того, чтобы — быть, он — боится.

• «Меня никто не любит». «Я не перенесу, если меня осудят». «Это кошмар, если она так скажет». «Я не могу при людях делать то-то и то-то». «Я должен сделать все ради этого человека». И т.д.

• Если кто-то (включая меня) поступает неправильно, не так, как ему следует (нечестно, непорядочно, эгоистично, предательски, трусливо, вообще врет и не краснеет), это гнусно, подло, мерзко, гадко, скверно, отвратительно… плохо, словом. А поэтому такой человек не заслуживает добрых чувств, а заслуживает презрения, осуждения, и, как следствие, наказания. И вообще мир должен быть хорошим, добрым, честным и справедливым. А если нет, то этот мир — плох. И «я не собираюсь в нем жить». Клиент здесь занят не тем, как оградить себя и других от возможных неприятностей. Он — мстит. Хотя бы и в мыслях. Часто — себе.

• «Ты во всем виноват». «Нельзя так себя вести». «Ты не можешь так поступить!». «Он мерзавец и заслужил такое отношение». «Я не должен был этого делать. Я подлец!» Здесь же высказывания из серии «Свинья», «Скотина», «Иуда», «Мразь» и прочее в том же духе.

• Если мои дела идут не так, как я хочу, если мои замыслы терпят неудачу, а намерения не реализуются, если «все не так», то это — кошмар! То есть тут обязательно надо переживать. Сильно. (Вместо того, чтобы обдумать ситуацию и делать дело).

• «Если я не сдам этот экзамен, это просто ужас!», «Уж меня-то сокращение не коснется». «Что будет, если она мне откажет?!», «Все дети имеют… а я? (Пора плакать)». «Еще одно слово, и ты меня доведешь». Словом, если что-то идет не так, как я ожидаю, то мне будет очень плохо, поэтому я «разберусь как следует и накажу кого попало».

• Жизнь должна быть определенной, управляемой и предсказуемой. А если это не так, это опасно. Нужно держаться настороже и вообще тревожиться. (Вместо того, чтобы выяснить то, что можно выяснить, принять меры и/или смириться с неизбежным. Словом, сформировать хоть какую-то определенность. Интересно, что «терпимость к ситуации неопределенности» называют одним из основных качеств людей, способных к творчеству и неординарной мысли). Должно существовать совершенно правильное решение, абсолютно верный способ, стопроцентно наилучший выход. И я должен его найти. Я должен иметь все гарантии и держать в руках все нити. Я должен быть полностью уверен в себе и во всем. А если все неопределенно, если я не найду правильного ответа, то — все. То есть опять-таки ужас и кошмар.

• «Что будет, что будет?! Как я могу думать о чем-то другом, когда все так размыто! Ты только представь, что может случиться!!!», «Все это не выходит у меня из головы. Тут такое может случиться, вы себе и не представляете. Этого нельзя допустить!». «Поменять работу? Да ты что? Разве я могу быть уверен, что все не станет еще хуже?».

• Я должен быть успешным, я должен быть лидером, я должен добиваться своего, я должен быть впереди всех. И вообще — соответствовать. А если нет — я неудачник, никчемный человек, меня все будут презирать, я ничего не стою. И это — ужасно. (Человек ставит перед собой стену из исключительных и безграничных претензий к самому себе. Однажды он сорвется… А ведь стоит ему ограничить область и конкретизировать свои ожидания, стоит трезво оценить силы и варианты последствий — и вот уже полоса успехов и достижений).

• «Мне не следовало тогда менять работу». «Как я мог выбрать неверный ответ?!», «Какой я идиот, что сразу не понял!», «Я теперь ни на что не буду годен!», «Я отстаю. У меня так вообще ничего не выйдет».

• Мне никогда не должно быть плохо (больно, тоскливо, грустно), в моей жизни не может быть горя, беды, краж, оскорблений. Меня не могут обмануть, обидеть, унизить. (Ну, вы помните, «мир должен быть хорош и добр ко мне»). А если мне все-таки плохо, то мне… плохо. Мне ПЛОХО!!! И так по нарастающей. Можно, конечно, вспомнить, что за все нужно платить, можно принять меры, начать исправлять ситуацию... А можно погрузиться в свое «плохо».

• «Но я же не хочу! Мне будет слишком трудно!», «Я терпеть не могу стоять в очереди!», «Стирка — это не для меня. Это слишком нудно», «Я этого не перенесу», «Ты что, это же больно!». Возможность неприятного переживания здесь — абсолютно недопустимая перспектива. Трагедия. Катастрофа. Поэтому напряжение и прочая борьба не рассматриваются вообще. Нужно уйти. Избежать. Сбежать. Сдаться.

• Все мои проблемы порождены моим прошлым. Я ничего не могу с ними сделать, и они продолжают отравлять мне жизнь. Я ничего не могу изменить. Моя жизнь пущена под откос. (И в этом «уже поздно» и «все кончено» читатель легко усмотрит скрытое продолжение: «поэтому можно и не пытаться». Раз все равно ничего не поможет, чего зря напрягаться?)

• «Так уж, видно мне на роду написано». «Все дело в моей семье». «В детстве мне внушили, что…», «Что теперь делать, все из-за моей национальности». «Все люди моего склада таковы, ничего не попишешь». И, наконец, монументальное: «Так сложилось».

Все описанные случаи объединяет одно очень важное обстоятельство: человек уверен, что не переживать в таких случаях нельзя, и все это — ужас по определению.

• А не по трезвой оценке реальных обстоятельств и последствий.

И еще переживание «ужаса» мало связано с непосредственной целенаправленной деятельностью по наведению порядка хотя бы в доступных масштабах. Потому что уже «ужас». Что тут поделаешь?

 

Сделаем паузу и отметим еще раз одну необходимую деталь. Все эти вышеописанные убеждения в каких-то обстоятельствах могут очень даже портить жизнь. И тогда они дезадаптивны. Но они же могут жить помогать и даже эту жизнь поддерживать, улучшать и облагораживать. (Особенно если все главное в жизни этим убеждениям соответствует.) И тогда, столкнувшись с таким убеждением у какого-то человека, не надо немедленно заботиться об изменении. Во-первых, не надо портить то, что работает. Во-вторых, убеждения — штука крепкая, и если сама жизнь не вынудит человека задуматься о чрезмерной плате за роскошь думать именно так и не иначе, то наши потуги будут либо смешны, либо восприняты как агрессия и — наказаны.

• То есть мы можем задавать вопросы и предлагать варианты. Но настаивать мы не можем. Да и вряд ли стоит. Опять же и контакт целее будет.

За коррекцию убеждений мы беремся только тогда, когда уверены, что портят жизнь (и чувствительно портят) клиенту — именно они. И что клиент это понимает или, по крайней мере, готов понять с нашей помощью.

• Кстати, бывают случаи, когда, поняв, что все дело в убеждении, клиент уже осознанно выбирает продолжать жить как жил. С проблемой. Потому что убеждение дороже. Давайте будем уважать и такой выбор. Особенно если он не затрагивает других людей.

А вот если мы с ходу начнем «учить жить», то можем все сильно испортить:

Когда нас учит жизни кто-то

Я враз немею:

Житейский опыт идиота

Я сам имею.

Игорь Губерман.

 

Идем дальше.

Возможны два основных варианта. Либо мы услышали провозглашенное клиентом убеждение, но и клиент его услышал-осознал тоже, либо — мы-то услышали, а клиент по-прежнему ни сном, ни духом.

• Или только начал смутно что-то подозревать.

В первом случае мы сразу переходим к собственно изменению (если все еще надо), во втором — прилагаем усилия, чтобы все-таки вывести убеждение в область сознания. Чтобы клиент понял, что значит то, что он говорит. И понял не по принципу «Вам виднее» и «Раз вы так говорите, может оно и так». Нам важно, чтобы клиент понял не нас, а — себя.

• Обычно в этот момент люди выглядят озадаченно. Или вдохновленно. Смотря что поняли.

Для этого нам нужно:

• Опознать ту самую когнитивную ошибку — ошибку мышления;

• Убедительно продемонстрировать ее работу клиенту на примере его собственных суждений и действий.

• Чтоб наглядно и конкретно.

• Предложить проследить действие этой ошибки на примере других своих рассуждений и мелькающих в голове мыслей.

• Это когда клиент уже проникся и начал нам помогать.

• Помочь клиенту предположить, какую мысль, идею, убеждение могла породить эта ошибка в проблемной ситуации.

• Помочь осмыслить результат.

• А если клиент догадался раньше, то остальные шаги можно опустить и сразу осмысливать полученное.

Вот такая схема. Но как это делается? Давайте разбираться.

Ошибки мышления:

В самом общем смысле ошибок всего три: необоснованное обобщение, произвольное искажение реальности и игнорирование этой реальности в угоду своим установкам. Но и среди частных случаев есть наиболее часто встречающиеся:

1. Ни на чем не основанные убеждения. Человек утверждает нечто настойчиво (навязчиво) и с нажимом, но не хочет приводить сколько-нибудь убедительные доказательства. «У меня все не получается!» Очевидно, что если мы займемся сосредоточенной проверкой доказательности этого утверждения, то обнаружим, что не «все». И — ограничим область, в которой «не получается». Попутно мы уточним, а что, собственно, значит это «не получается». И, возможно, выйдем на убеждения из разряда «мир должен соответствовать моим лучшим ожиданиям» или «я все должен делать совершенно».

2. Преувеличение или преуменьшение. Человек мыслит крайностями: он или раздувает возможные отрицательные последствия своего поведения или ситуации до масштаба катастрофы, либо, наоборот, старательно закрывает на все глаза. Для кого-то и четверка на экзамене равноценна гибели мира. А кто-то и угрозу отчисления не принимает всерьез. (А потом, после отчисления, говорит себе, мол, ничего страшного, и оставшись без работы, с чистыми глазами объясняет себе, что, в общем, ничего особенного и так далее). Обе оценки нереалистичны, а значит, и действия, предпринятые на их основе, и убеждения, рожденные такими мыслями — будут неадаптивны и попросту вредны.

3. Обобщение на основе случайного факта. Одного осознанного факта жизни (или даже возможности его) для человека достаточно, чтобы сделать вывод в масштабах «вообще всё». Моя девушка не сразу сказала мне, где она была. Сказала. Но не сразу. Значит, могла соврать. Значит, раз она могла соврать сейчас, наверное, ей вообще нельзя верить. А раз нет доверия, нет и любви. Все, у меня трагедия. Причем множество фактов, свидетельствующих об обратном, здесь в расчет никто не берет.

4. Однако, есть и более крупномасштабное обобщение. Если в предыдущем примере все выводы делаются о конкретных отношениях, то в ситуации обобщения на уровне мироздания есть возможность сделать вывод о том, что вообще девушкам, вообще любимым, да что там — вообще людям — доверять нельзя. И любить тоже. И все — на основе одного случая. Ну, двух.

• Кстати, такая ошибка мышления нам очень помогает, если мы хотим убедить клиента, что у него «все получится», раз получилось на этот раз. Так что ошибки мышления тоже бывают полезны. И сам факт, что мы нашли такую ошибку еще не требует ее немедленно корректировать. За коррекцию способов думать и результатов такого способа – убеждений - мы беремся, когда другие методы не помогли.

5. Мышление по типу «или — или». И третьего не дано. Если все не так хорошо, как я хочу, значит — все очень плохо. Если не все получается, значит — ничего не получается. Если я нравлюсь не всем — значит, я всем не нравлюсь. «Кто не с нами, тот против нас».

6. «Это все из-за меня». Человек с таким стилем мышления искренне считает, что в мире людей все происходит по его поводу. Он скорее сочтет себя виноватым в плохом настроении собеседника, чем допустит, что собеседник вообще не обратил на него внимания. Он будет думать, что все дело в его непривлекательности, когда у сослуживца напряженное лицо из-за расстройства желудка. Он просто не поверит, что жена пришла злая не потому, что разлюбила, а потому что устала, и вообще месячные.

7. «После этого, значит вследствие этого». Клиент не рассматривает альтернативы. Если одно действие следует после другого, значит — первое было причиной. Если я заболел сразу после свадьбы, это значит, что именно свадьба привела к болезни. Или жена. Или — теща. Если начальник пришел на работу после меня, и я получил выговор, все дело в том, что начальник пришел — после меня. А не во мне и моей работе. Если дочь «залетела» и теперь собирается замуж, дело именно в том, что она — залетела. (А не наоборот: залетела она потому, допустим, что иначе мама ее замуж не пускала ни в какую). И т.д.

8. «Я знаю, в чем тут дело». В жизни происходит много того, о чем мы не знаем: недостаточно информации. Люди трезвомыслящие с этим мирятся. И об этом — помнят. Люди нормальные склонны (неосознанно) подставлять в «белые пятна» недостающих данных — свои предположения. И исходить из них уже как из достоверного знания. Так, к примеру, возникает ревность. И прочие подозрения. (Мне не повезло, и я не знаю, почему. Но: я могу предположить, что это Сидоров мне подгадил. Да! Это точно он! А как же иначе? И я теперь уже не просто предполагаю — я знаю. Я «знаю» из-за чего Вася сказал именно это и именно так. Я «знаю», что нравится женщинам. Или мужчинам.) Так можно себе заработать и убеждение: я-то хороший, но заметил, что меня недолюбливают. Или просто не любят. И мне — плохо. Но! У меня есть и предположения: да, я хороший, а вот люди — … редиски. Нехорошие люди. А! Теперь я все «понял»: Меня не любят, потому что они — нехорошие. То есть не любить меня могут только плохие, скверные люди. Вот! Теперь мир прост и понятен.

• Наверное, можно выделить и другие ошибки. Правда, в большинстве своем они будут вариантами вышеперечисленных.

Выделять такие ошибки, одновременно роняя в душу клиента сомнение в незыблемости его представлений о мире помогает сводная из разных рациональных направлений психологии

Мета-модель

Если вас интересует теория, обратитесь к авторам книг по НЛП. Нас интересует, как всегда, практика: практика применения мета-модели для поиска и извлечения на свет Божий ошибок мышления клиента. Идея заключается в том, чтобы не только разобраться самим, но и помочь клиенту восстановить пропущенные, неосознаваемые эпизоды его хода мыслей.

• Исправить мета-модельные нарушения. По сути, мы тут ищем ограничивающие убеждения.

Пропущенная и неосознаваемая информация в Мета-модели делится на три группы: недостаток информации, сужение границ возможного, семантические нарушения.

Недостаток информации:

Отсутствие указательного индекса, Сравнение, Суждение, Неконкретные глаголы, Номинализации.

1. Отсутствие указательного индекса

Отсутствие указательного индекса — это такая ошибка мышления, при котором наш клиент избирательно обращает внимание на одни стороны мира вокруг и пропускает другие. Клиент видит те факты, которые подтверждают его точку зрения, а остальные — игнорирует. Не замечает. Исключает из своей «картины мира».

Чтобы помочь восстановить пробелы мировосприятия, мы задаем вопросы.

• Вся Мета-модель — это вопросы. «Правильные вопросы». Задавать их надо не из желания «поймать» и «уличить» клиента, с интонациями вредного следователя, а доброжелательно и с искренней заинтересованностью: «Как Вам удается думать именно так?». Едкое ехидство — не просто ошибка. Это разрушает контакт! Свежевыучившие Мета-модель коллеги часто начинают радостно издеваться над «глупыми» окружающими. Это проходит со временем. А расхлебывать плоды такой демонстрации своего ума приходится еще долго.

В применении мета-модельных вопросов надо тренироваться. Иначе можно нарушение — пропустить. Просто потому, что нам показалось, что мы все поняли. Даже если мы все поняли, нужно еще помочь клиенту понять. А там выяснится, что и мы поняли далеко не все.

В поиске исключенных фактов мы спрашиваем о ком (именно), о чем (именно) идет речь? «Именно» — вообще ключевое слово Мета-модели, которую еще называют «учебником для зануд».

• «Не, все понятно. Но что конкретно?..»

— Я не понимаю.

• Чего именно вы не понимаете?

— Я боюсь.

• Кого именно или чего именно?

— Я тормоз.

• В чем именно вы тормоз?

Меня никто не любит.

• Кто именно вас не любит?

— Они упрямы.

• Кто именно упрям?

• У меня нет того, что нужно.

• Что именно Вам нужно?

2. Сравнение

О нарушении Мета-модели по типу сравнения мы говорим, когда сравнение есть, а с чем сравнивали — не упоминается. Тогда мы спрашиваем: «в сравнении с чем?», «с чем сравнивали?». Сравнение может быть явным, с использованием сравнительной или превосходной степени прилагательного:

• Будет лучше, если вы об этом подумаете.

• Лучше, чем что?

• Это наихудшее, что может произойти.

• В сравнении с чем?

Сравнение может оказаться и скрытым. Тогда мы просто видим оценку:

• Это очень хороший план.

• В сравнении с каким планом?

• Это замечательное решение.

• На основании какой системы или шкалы оценки? Как измеряли?

3. Суждение (Потеря исполнителя)

Мета-модельная ошибка по типу суждения получается тогда, когда человек опускает автора той или иной мысли. Получается, что мысль правильна как бы сама по себе, а не только применительно к реальности того, кто ее высказал. Именно об авторе мы и спрашиваем: Для кого это так? Кому именно это так? Кто именно?

• Мне обязательно нужно придерживаться этой диеты.

• Кто это сказал?

• У меня уже никогда ничего не получится.

• Кто автор этой мысли?

— Оральный секс неприличен.

• Для кого именно?

— У нас все воруют.

• Кто именно ворует в вашей организации? (кстати, можно выделить и другое нарушение, спросив: «все-все?» Часто бывает несколько нарушений в одном высказывании).

— Стыдно жениться.

• Кому именно?

4. Неконкретные глаголы

Неконкретные глаголы — это такие глаголы в речи человека, которые не дают ясного понимания описываемого опыта.

• Все глаголы неконкретны, но “поцеловать” — это конкретнее, чем “прикоснуться”.

И мы, естественно, задаем вопросы: Как именно это было сделано?

— Он меня наказал.

• Как именно наказал? Что именно он сделал?

— Он мне помог.

• Как именно? Чем конкретно?

— Она меня обидела.

• Как именно? Что обидного она сделала?

5. Номинализации

Номинализации — «неправильные» существительные. (То есть существительные, обозначающие действие, процесс: действовать — действие, любить — любовь, дружить — дружба, уважать — уважение и т.д.) Оп-ля! Всего лишь изменился суффикс, да окончание, и вот уже вместо динамичной, развивающейся ситуации, которая меняется ежесекундно, вместо процесса мы имеем — вещь. Данность. Которую вроде бы и не изменишь.

• Для определения «неправильного существительного» можно использовать “тест тачки”: если то, о чем идет речь, можно положить в тачку (стул), то это предмет, а если нет (дружба, неудача, любовь и т.д.) — номинализация.

Для выделения смысла номинализации необходимо вернуть ей глагольную форму:

— Какая неудача!

• Что именно вам не удалось?

— У нас такая любовь!

• Что именно вы любите?

— У меня плохая память.

• Что именно вы запоминаете с трудом?

Сужение границ возможного:

Универсальные количественные, Модальные операторы долженствования.

1. Универсальные количественные

Универсальные количественные — это слова и выражения-категоричности вроде: “все, всегда, никогда, никто, вообще, по жизни, всякий, каждый, любой” и т.д.

Наши вопросы, соответственно: Все-все? Никто-никто? А есть ли хоть один случай, когда это не так?

— Все мужики сволочи.

• Все-все?

• А есть хоть один не совсем сволочь?

2. Модальные операторы долженствования и невозможности

Модальные операторы — глаголы и наречия, указывающие на отсутствие выбора: “должен, не могу, необходимо, обязан, нельзя, обязательно, это мой долг” и т.д.

Наши вопросы: А что будет, если вы этого не сделаете? Что именно вам мешает? Кому должен?

— Я должен ходить в институт.

• Кому именно вы должны?

— Я не могу этого сделать.

• Что именно вам мешает?

— Я должен заботиться о других.

• Что с ними будет, если вы не будете этого делать?

Семантические нарушения:

Нарушение причинно-следственных связей, Комплексное равенство, Чтение мыслей, Пресуппозиция.

1. Причина — следствие

Нарушение по типу “причина-следствия” (еще это называется «бред воздействия» — вера в то, что действия или бездействие одного человека впрямую влияет на наше поведение или эмоциональное состояние). Основывается это нарушение Мета-модели на убеждении, что некоторые действия или совокупность обстоятельств с неизбежностью вызывают определенные последствия.

Вопросы: Как именно это влияет на то? Что именно он(а) делает, чтобы вызвать у вас именно это состояние? Как из одного следует другое?

— Мои ученики меня раздражают.

• Что именно они делают, что вызывает у вас раздражение?

— Когда его нет, я всегда нервничаю.

• Как именно его отсутствие заставляет вас нервничать?

2. Комплексное равенство

Если мы прямо или косвенно предполагаем, что «одно означает другое» само по себе, то мы, конечно же, не совсем правы. Одно может означать другое, но не само по себе. Связку «значит», этот мысленный знак равенства, добавляем мы сами. Поэтому вопросы, которые предлагает мета-модель, звучат так: Как одно означает другое? Каким образом вы приравниваете одно к другому?

• Он всегда опаздывает, значит совсем меня не любит.

• Как опоздание само по себе может означать любовь или нелюбовь?

• Он приличный человек — у него была золотая визитная карточка!

• Как наличие визитной карточки может указывать на моральные качества человека?

• Он просто псих: каждый день требует мыть посуду!

• Как вы приравниваете требование мыть посуду к психическим расстройствам?

3. Чтение мыслей

«Чтение мыслей» — это вера говорящего в то, что мысли и чувства других людей он понимает без прямого сообщения с их стороны.

• Страдают не только экстрасенсы и маги, не только наш брат психолог, но и вполне нормальные люди.

Если клиент сообщает нам, что он «просто знает», что думают и чувствуют люди в тех или иных ситуациях — это «чтение мыслей».

• Зачастую это — нормальная проекция, то есть приписывание окружающим того, что есть внутри себя. Вот пацаны-подростки искренне бывают уверены, что их сверстницы так же озабочены сексом, как и они сами: «Да ведь у нее то же на уме, просто ломается!». Ну и ведут себя соответственно.

Вопросы: Откуда вы это знаете? Откуда у вас такая информация? Докажите, словом.

— Я знаю, что вы сейчас скажете.

• Откуда ты это знаешь?

— Я знаю, они считают меня дурой.

• Откуда такая информация? Кто именно и как часто Вам это говорил?

4. Допущение (пресуппозиция)

Пресуппозиция — это неявное предположение, которое содержится в высказывании и ограничивает выбор: “Мы пойдем гулять в семь или в девять?”

• «Ты перестала пить коньяк по утрам?»

Вопросы: Откуда известно что?.. Что заставило вас подумать, что?..

— Когда вы заболеете, вы меня вспомните.

• Откуда известно, что я заболею?

— Ты так же глуп, как твой друг.

• Откуда достоверно известно, что он глуп?

И так далее. Основная суть Мета-модели заключается в том, чтобы отследить где именно пропала информация, которая влияет на ход мыслей, и тут же задать соответствующий вопрос.

Чтобы было легче вспомнить в работе и нарушения Мета-модели, и соответствующие вопросы, предлагаем такую табличку:

 

Группа нарушений	Вид нарушения	Пример	Мета-модельные вопросы
Исключения			Сбор информации
	Отсутствие указательного индекса	«Меня унизили...» «Отношения были нарушены...»	«Кто / что именно...?» «Кто / что конкретно...?»
	Неконкретный глагол	«Он меня отвергает...» «Они меня унизили...» «Она меня презирает...»	«Как именно это происходит?»
	Сравнение	«Новая «Dosya» значительно экономичнее...»	«В сравнении с чем ?»
	Суждение (Потеря исполнителя)	«Давно известно, что...» «Очевидно, что...» «Все знают, что...» «Каждому дураку понятно, что...»	«Кто [именно] сказал, что ...?» «Для кого [именно] очевидно, что...?» «Кто высказал это суждение и на чем он основывался, делая его ?»
	Номинализация	«Он потерял ко мне уважение...» «Ей не хватает терпения...» «У меня плохая память...»	Трансформируйте существительное в глагол. «Как [именно] это делается?»
Обобщения			Устранение ограничений
	Модальный оператор возможности	«Я не могу рассказать ей об этом...»	«Что мешает / препятствует вам...?»
	Модальный оператор необходимости	«Я должен помогать своим родителям...» «Перед сном всегда нужно чистить зубы»	«Что случится, если вы все-таки сделаете / не сделаете...?»
	Универсальный квантификатор	«Мне всегда не везет...» «Все мужики - сволочи !»	«Всегда? Никогда? Каждый?» «Бывало ли иначе...?»
Искажения			Исправление семантических нарушений
	Комплексное равенство	Если ...(Х), значит ...(У).	«Каким образом одно означает другое?»
	Пресуппозиции	«Ты такой же ...(Х), как и А.» «Марсиане - зеленые или красные?» «Мы пойдем гулять в 7 или в 9 ?»	«Что [именно] заставляет вас думать, что...?»
	Причина и следствие	«Ты меня раздражаешь.»	«Каким образом одно вызывает другое?» «Что [именно] заставляет Вас реагировать [именно] таким образом ?»
	Чтение мыслей	«Он совершенно не обращает на меня внимания». «Она меня терпеть не может».	«Как [именно] Вы узнаете, что..?»

 

Теперь, когда мы в рассуждениях клиента выделили или хотя бы предположили ошибку, нужно ее клиенту

Продемонстрировать на примере:

Путей два: можно открыто изложить всю эту теорию и предложить вместе поискать возможные ошибки. Пока вместе ищем, вместе же кучу примеров и найдем. Заодно сформируем навык такие ошибки искать, отслеживать и — что важно — тут же формулировать мысль правильно.

• Адаптивно. Чтобы жить помогало.

Второй путь — в том, чтобы заинтересоваться, почему клиент думает именно так и высказать предположение о возможном ходе размышлений, опираясь на примеры из предыдущих высказываний самого клиента.

• «Вот вы раз за разом утверждаете, что ваш муж ни на что не способен, что он желает вам зла, плохой отец и постоянно думает только о своей машине. Я правильно услышал, что вы все это — предполагаете?» Если «да», то спрашиваем, почему предположение рассматривается как объективная реальность. «Вы в самом деле думаете, что все, что вы предполагаете — святая истина?» Если «нет, это не предположение, это так оно и есть», осторожно выспрашиваем доказательства — основания, ставим под сомнения доказательства, помогаем понять, что всего лишь — предположение и вновь интересуемся, часто ли так бывает, что всего лишь предположения становятся — уверенным знанием?

И, когда клиент задумался, просим поискать и привести

Другие примеры

из разных областей своей жизни, где такая ошибка мышления может привести к неумным мыслям и поведению. Здесь надо остановиться подробнее, порасспрашивать настойчиво. Сначала клиент будет говорить неуверенно и невпопад: он еще только учится опознавать в своих родных мыслях — ошибку. Потом дело пойдет все бойчее, появится самоирония и радость узнавания.

• А мы помогаем, одобряем и радуемся успехам.

«А! Когда я на соседку разозлилась, что она воду на площадку выплеснула — я ведь тоже не знала точно, что это она. Просто так подумалось сразу. А еще когда зимой дочь пришла злая, я решила, что это из-за того, что мы не смогли ей купить шубу. И обиделась, что дочь неблагодарная. А потом уже выяснилось, что ее в школе отругали. Зазря, кстати. Прямо как я…»

Теперь, когда навык уже более или менее сформирован, мы просим клиента еще раз пересказать нам свои размышления о проблемной ситуации. По сути, мы просим его

Найти свою ошибку:

Пока клиент рассказывает, он сам (или немного с нашей помощью) уже в своей речи, а иногда и не успев высказаться, обнаруживает в своем собственном описании ситуации ту самую ошибку, о которой столько говорили вот только что. Обычно клиент к этому уже готов. Но случается и растерянность, и «я уже вообще ничего не понимаю». И тут нам нужно

Помочь осмыслить результат:

То есть все сформулировать четко и понятно: Ошибка мышления — такая. Она порождает мысль — такую и Ваше поведение — такое. Вы делаете то-то, получаете то-то и чувствуете себя так-то.

• Гадко Вы себя чувствуете.

Если кратко, то вы думаете так-то и чувствуете себя гадко. Соответственно, как бы так подумать иначе, чтобы по итогам чувствовать себя хорошо?

Тут и начинается

Коррекция убеждения

То ли клиент провозгласил свое убеждение и тут же его услышал, то ли мы через анализ ошибки мышления помогли клиенту проговорить вслух, как звучит то, что он в глубине себя думает, но до этого не очень осознавал

• Примерное описание таких глубинных убеждений смотри выше,

так или иначе мы имеем сформулированное убеждение и понимание клиента, что с его проблемой, с его переживанием «мне плохо» это убеждение связано.

Тут два пути:

• Это твое убеждение? Твое. Ты настаиваешь на нем? Настаиваешь. То есть ты понимаешь, что получил то, чего хотел, ты просто расплатился за свое право думать именно так? Понимаешь. Ну и отлично. Ты имеешь то, что хочешь.

• И клиент либо соглашается, либо мы переходим ко второму пути.

• Ты не хочешь иметь то, что ты хочешь? Ты понимаешь, что для этого придется взглянуть на мир несколько иначе? Отлично.

И вот мы уже занимаемся коррекцией убеждения, то есть формируем возможные убеждения новые, предполагаем, как они скажутся на ситуации проблемы и на жизни в целом, выбираем наиболее подходящее, закрепляем и отправляем клиента домой.

• С домашним заданием на частое применение в жизни нового убеждения и «ловлю себя на ошибке» — чтобы помешать вернуться к старому.

Сказанное выше уложим в схему. Нам надо:

• Сформировать как предположения возможные иные взгляды на ситуацию и соответствующие им установки-убеждения.

• Рассмотреть, как изменится ситуация в ее развитии, если принять тот или иной взгляд.

• Закрепить наиболее адаптивный взгляд в качестве «верного».

• Дать домашнее задание, которое подтвердит истинность нового взгляда и довершит работу по нейтрализации старого.

• Кстати, мы не говорим о разрушении. Мы говорим об изменении или смягчении. Зачем разрушать, вдруг еще понадобится?

Говорят, каждая новая идея проходит три фазы: «Какой бред! — В этом что-то есть… и — Кто же этого не знает?!» Нам надо довести новые взгляды клиента хотя бы до второй стадии. А третья будет достигнута в повседневной жизни и в ходе выполнения домашних заданий.

• То есть не надо давить и настаивать, чтобы клиент немедленно принял как истину все наши новости прямо здесь и сейчас. «Под давлением все портится», — это из законов Мерфи. Насильно вставленное сейчас включит механизмы сопротивления агрессии (нашей), и всю блестящую работу придется делать заново. Вероятно, уже не нам. Мягче, коллеги, мягче.

Новый взгляд:

Старое убеждение основывалось на старом, привычном видении мира. Соответственно, чтобы найти новое (не обязательно полностью новое, может быть, это будет исправленное старое), нам нужно и мир (ситуацию) увидеть по-новому. Нужна другая точка зрения.

Мы в своей практике используем чаще всего одну из трех (или вместе) техник: творческий поиск, трехпозиционное описание и рефрейминг.

Суть творческого поиска заключается в том, чтобы спровоцировать клиента на поток идей в ответ на вопрос: «А как еще можно на это посмотреть? Что еще есть в этой ситуации? Как иначе можно ее воспринять?» И мы объясняем технику: высказывается все подряд, каким бы глупым или абсурдным ни казалось. Оценки недопустимы, критику останавливаем сразу. Нам не важно (пока), к чему идея приведет или как выглядит. Мы просто радуемся каждой новой идее. Смешная? Да! Глупая? Отлично! Абсурдная? Великолепно!

• А психолог активно радуется каждому новому всплеску, расталкивает, вытаскивает клиента — не на «серьезную работу», а на — игру. Но игру важную. Поэтому мы добросовестно записываем все изыски клиента. Объясняя, что все это потом пригодится.

Если просто творческий поиск по разным причинам не идет (или не очень уместен), обращаемся к трехпозиционному описанию:

Особенно уместно трехпозиционное описание в ситуации конфликта, когда сторон — две и больше.

• Бывает и внутренний конфликт. Тогда все происходит похоже, только сторонами считаются разные состояния «Я».

Откуда три позиции? Первой называется «моя собственная» позиция. Если я, Петя, никак не поделюсь (или не помирюсь) с Васей, то моя — Петина — позиция, мое видение мира, мои аргументы, чувства и желания и будут позицией первой. А второй будет все то же самое — но Васино — другой стороны конфликта-противостояния. Он тоже видит мир, имеет чувства, желания и аргументы. Он мне противостоит — зачем-то и почему-то. И если я могу «влезть в его шкуру» и посмотреть на себя-Петю глазами Васи (вторая позиция!), то все наши разногласия будут по-прежнему разногласиями, но выглядеть они будут уже по-другому. Третья позиция — это позиция девушки Оли — стороннего наблюдателя. Оля в конфликте не участвует даже косвенно, а вот в его разрешении заинтересована. У нее нет желаний (мотивов) ни Пети, ни Васи, она понимает шаткость аргументов того и другого, она не переживает ни оскорбленности, ни чувства вины, ни желания врезать. Она — человек объективный. (Насколько это возможно: «объективный — человек».) И взгляд на ситуацию ее глазами и будет точкой зрения «из третьей позиции».

Соответственно, что мы делаем? В пространстве кабинета мы обозначаем «места»: для клиента как он есть (первая позиция), для того (тех), кто ему противостоит (вторая позиция) и — для наблюдателя.

• Обозначаем четко, чтобы клиент не путался, где он, а где вроде и не он.

И предлагаем высказать прямо и без обиняков из первой позиции — «в лицо второму», как он видит ситуацию, чего хочет и что тут делать.

• Чтобы клиент в такую игру вошел всерьез, его надо соотвествующим образом настроить: настроить на работу, в которой ничего не делается просто так, и которая принесет ему нужную мысль.

«Спасибо». Теперь, сделав паузу, чтобы выйти из состояния «себя», клиент переходит в позицию «второго». (А мы снова настраиваем, предлагаем обустроиться, описать как все видится-слышится-чувствуется отсюда, следим за тем, чтобы клиент говорил «он» про себя в первой позиции, а о своем «втором», как о «себе»: «Я, Вася, вижу ситуацию так: он, Петя, постоянно мне…»). И, когда нужное настроение удалось поймать, выслушиваем мнение, эмоции и аргументы второй стороны.

• А клиент заодно немного учится понимать «иного-другого». И, с новым видением ситуации уже способен на новые идеи.

Но главное после всего этого — посмотреть со стороны на обоих. «Оба хороши». Именно отсюда, из третьей позиции, лучше всего видно и понятно: как все это воспринимать-то? И — что делать.

• Помимо идей о возможной новой редакции убеждения можно получить и идею о том, как все это исправить. А потом, объясняя себе, почему это правильно, выбраться уже и к новому убеждению.

Когда клиент находится в третьей позиции, мы удерживаем его в состоянии именно «стороннего» наблюдателя — останавливаем, если видим эмоциональную вовлеченность в конфликт, подталкиваем к разумным рассуждениям (а не «оба придурки!»), интересуемся, какой совет он может дать обоим.

В результате такого рассмотрения всей проблемы с разных сторон много чего может меняться.

• Потому что техника многогранная и предназначена не только для формирования новых убеждений.

Клиент здесь и учится понимать другую сторону, и видеть со стороны — себя и всю ситуацию целиком. Он приучается искать приемлемый выход, а не выход своим эмоциям. И, что нам интересно сейчас, в процессе трехпозиционного описания он может усомниться в том, в чем, казалось, был уверен, и приобрести представление о мире — измененное. Что и требовалось.

• Нам все равно предстоит его закрепить. Но уже будет с чем работать!

Очень изящной техникой первоначальной коррекции убеждений является — рефрейминг. Звучит грозно, но суть очень житейская и полностью укладывается в пословицу «нет худа без добра».

• Помните анекдот: «Энурез вылечил?» — «Нет. Но теперь я им горжусь!» Это рефрейминг: изменение восприятия. Другая интерпретация. Или, в нашем случае, изменение трактовки той же самой ситуации через смену убеждения о том, что это значит.

Если вы помните, убеждение способно порождать проблемы именно потому, что оно тому или иному факту жизни приписывает определенное значение. «Если происходит то-то и то-то — ЗНАЧИТ, это… (и это плохо)». После «значит» как раз и следует убеждение, которое заставляет человека терзаться, дергаться и чувствовать себя плохо. Быть недовольным. Рефрейминг позволяет, не изменяя констатируемого факта (что есть, то есть), изменить то, что стоит после «значит».

• Как минимум, обратить внимание на то, что после «значит» много чего стоять может. И нет обязательного вывода. Есть предпочтительный.

Тогда и переживание меняется. Если «он рассердился» — это просто рассердился и означает у меня в голове «мало ли что бывает» вместо «значит, не любит, значит, ужас» — то идеологическое обоснование тяжелых переживаний уже не то, не то…

Различают два вида рефрейминга: контекста и содержания. В рефрейминге содержания переоцениватеся смысл, а контекст остается тот же (не упрямый, а целеустремленный; не агрессивный, а энергичный).

• Та же лысина, но теперь она означает не то, что «плешивый», а то, что «умный и сексуальный»…

Рефрейминг контекста имеет место тогда, когда содержательная сторона остается без изменения, просто предлагается взглянуть и оценить ее в другом контексте (Я педантичный? Это просто классно при детальном планировании и проверке! Я медленно соображаю? С моей вспыльчивой женой это очень помогает. Я гордый? Мне больше всех надо? Зато я из-за этого много работаю и хорошо зарабатываю.)

Применительно к убеждениям рефрейминг контекста позволяет ограничить власть убеждения конкретными рамками: «Он же должен! Да, он должен — если была четкая предварительная договоренность». Убеждение не сдается, но — отступает. А если мы еще продемонстрируем контекст, где убеждение может привести к печальным результатам, то идея об ограничении абсолютного требования к миру будет развита самим клиентом.

• Вот если бы он съездил в сад, как обещал, и попал в грозу: ведь мог и заболеть. Хорошо бы это было? А кто бы был виноват? Кто его заставил? Может, вы вспомните и другие свои требования, которые могли обернуться бедой?

Появляется «если». Убеждение становится — условным. Да, это не новое убеждение в прямом смысле слова. Это — хорошее убеждение, которое перестало быть неадаптивным, с которого сняли воинственный слой категоричности.

Рефрейминг содержания убеждения начинает работать тогда, когда мы предлагаем клиенту подумать и вместе разобрать варианты: что еще все это может — значить.

• Что еще он, другие люди, мудрецы, литературные герои, сказочные персонажи или, к примеру, вот этот сидящий перед ним психолог — могут представить себе как альтернативное значение-истолкование той самой ситуации?

«Опоздал — наплевал — не любит». Или «опоздал — что-то случилось — пропал — беда». Или «опоздал — задержался на работе — больше заработает — поедем на юг в отпуск». Или «опоздал — встретился с друзьями — наконец-то, а то все в работе и в работе — будет хорошее настроение — это здорово». Ну и так далее.

• Он не стал лезть в конфликт: трус или мудр? Что еще? Он полез в конфликт: дурак или чист душой? Что еще? Он бросил денежную работу, семья впроголодь: безответственный? Святой? Что еще?

Вот, например, простой (игровой) способ представить себе в чем суть рефрейминга, как можно простой сменой контекста изменить отношение к ситуации, как следствие, ее истолкование.

Пусть клиент высказал жесткое и нерушимое убеждение, но уже высказал пожелание его видоизменить.

• К примеру, «один, совсем один», «я никому не нужен», «у меня большие уши, и меня никто не любит» и т.д.

А теперь пусть он подставит свое высказывание как окончание придуманных фраз (нескольких). Что получается?

• «Как выглядит кусок хлеба, зависит от того, голодны вы или сыты».

Вот возможные контексты, которые придуманы на разного рода семинарах и в реальной практике консультирования:

«Падая в озеро, старушка успела сказать...(убеждение дословно)»

«Лучший способ испортить себе жизнь - это утверждать, что...(и т.д.)»

«Собака посмотрела на еду голодными глазами и подумала...»

«Хор ветеранов поет...»

«На дверях банка было написано...»

«Красная Шапочка выпрыгнула у волка из брюха и сказала...»

«На демонстрации рабочий нес плакат...»

«Сожги записку, в которой написано...»

«... - сказал сумасшедший соседу по палате»

«... - сказал слон, глядя на мышь»

«Чапаев приподнялся в седле и выкрикнул...»

«А теперь Майя Плисецкая исполнит танец...»

«Буратино открыл глаза и произнес первые слова...»

«Сегодня в театре опера «Юнона и Авось» заменяется спектаклем...»

«Вызвав к себе Штирлица, Мюллер сказал...»

«Взяв микрофон, Пол Маккартни запел...»

«Вылезая из сгоревшего автомобиля, сенатор заметил...»

«Гамлет выхватил шпагу и сказал Лаэрту...»

«Взявшись за провод под током, электрик воскликнул...»

«Оживили статую фараона, и она сказала...»

«Глядя в дуло автомата, заложник подумал...»

«На стене в женском туалете было написано...»

«Одна проститутка жаловалась другой...»

«Проходя перед строем заключенных, комендант лагеря думал...»

«Когда в стиральную машину засыпают порошок, она думает...»

«Увернувшись от тапочка, таракан подумал...»

«Чак Норрис каждый раз ломал лыжи со словами...»

И так далее…

 

Так или иначе, по итогам всего описанного мы имеем несколько вариантов возможной иной оценки ситуации и, соответственно, измененного убеждения.

• Измененного хотя бы в этой частности: да, в целом нельзя, но сейчас, в особых обстоятельствах, в виде исключения, ради мира на земле… можно.

Теперь надо от предположений перейти к уверенности. Надо, чтобы один из этих вариантов убеждений набрал силу, пока проблемное убеждение ослаблено и поставлено под сомнение. Помните, он согласился, что надо что-то менять, что «как есть» его не устраивает. Вот и меняем, пока клиент на нашей стороне.

• Точнее, это мы — на его.

Итак,

Выбор:

Тщательно зафиксированные варианты теперь надо разобрать с точки зрения конкретной реальности. Чего хочется-то? Возможности — вот они, и настала пора выбирать. Выбор нужно сделать правильно. И выбор этот должен сделать клиент. А не мы.

• Потому что приятное нам убеждение может быть нежизнеспособным в душе другого человека. А клиент — другой человек, помните?

Тут можно разговаривать, можно просить представить себе будущие изменения и суггестивной настройкой (внушением) усилить эффект, можно разыграть прямо тут, в кабинете. Главное, чтобы клиент не только поговорил с нами о разных вероятных будущих, а прикоснулся к переживанию их. Чтобы он оценил — не саму идею, а свое ощущение от такой жизни, где эта идея — работает.

Сформулируем варианты четко:

• Первый вариант: детальный проговор-описание каждого будущего («Что будет, что изменится, как будут себя вести окружающие, как Вы будете себя чувствовать в этой и других ситуациях, что Вы будете об этом думать и т.д.»)

• Второй вариант: погружение клиента в транс и размытый рассказ о возможном будущем, в котором он сам подставит в наши неопределенные слова нужные ему смысл и переживания.

• Третий вариант: ролевая игра — репетиция будущего поведения.

В любом случае клиент либо выберет то, что ему понравится, либо на ходу «родит» комбинацию из идей разных (выкристаллизуется интегрированное новое убеждение), которая клиента и устроит. Устроит потому, что обещает хорошую жизнь.

• Лучше, чем сейчас.

И уже в ходе выбора, когда предпочтения клиента определились, мы плавно переходим к закреплению нового, адаптивного убеждения.

Закрепление:

Убеждения опираются (по степени возрастания надежности фундамента) на: формальную логику, факты реальности, эмоциональную привлекательность и — на соответствие другим, более значимым убеждениям.

• Ценностям.

Соответственно теперь, когда эмоциональную привлекательность мы более или менее обеспечили, нарисовав картины светлого будущего, нам надо окончательно запечатлеть наши совместные достижения в мировоззрении клиента. Да так, чтоб от старых отличалось с трудом.

• Чтобы уже это убеждение стало неявным, и работало — неосознанно.

Сразу так не получится. Сразу ничего не приживается. Но запустить процесс нам под силу. И мы увязываем то, что у нас получилось, с логикой, фактами и, главное, удостовериваемся вместе с клиентом, что старшие ценности благосклонно взирают на нашу реконструкцию и модернизацию.

Теперь, когда клиент готов поверить, мы сыплем логическими аргументами, примерами из жизни (прямыми и образными, по аналогии), приглашая клиента присоединяться и поддакивая ему, а потом приглашаем его утвердить глубинную правильность, истинность, «хорошесть» того, что получилось, с точки зрения тех самых ценностей, с которыми мы познакомились еще тогда, когда устанавливали контакт.

«И, главное, это будет — честно!» Или — «выгодно». Или — «мама одобрила бы». Или — «отец будет меня за это уважать». Или — «друзья поймут и оценят». Или — «я буду чувствовать себя Человеком». Ну и так далее.

И вот, когда все встало на места, мы, запустив процесс, заботимся о его поддержании. Потому что клиент вернется в привычный ему мир, в свою инерцию. А нас это не устраивает. И мы задаем

Домашнее задание:

Мы задаем на дом изменения в собственном поведении клиента, просим отслеживать мысли, контролировать привычные реакции и заменять новыми. Привыкать, в общем.

• То есть доделываем работу на уровнях способностей, поведения и окружения.

Мы просим записывать случаи успеха и переделывать в новом духе все, что возможно, словом, мы настаиваем, чтобы клиент сам приложил максимум усилий для вживления нового убеждения в жизнь.

• Можно порепетировать поведение, в котором выразится действенность нового убеждения.

А еще мы всячески хвалим клиента и помогаем ему гордиться всей грандиозностью работы над собой, на которую он оказался способен.

Потому что это правда.

Работа на уровне «Я»

А куда делись ценности? Всё убеждения и убеждения, а тут сразу «уровень «Я». Где ценности?

• Ценности где?!!

Ряд ценностей, так сказать, частного характера, можно рассматривать как убеждение о ценности чего-либо.

• Любовь — это хорошо. Дети — важно. Воспитание — тоже.

Такие убеждения-ценности в английском называют еще словом «criteria» - критерии. Они позволяют нам ориентироваться в «хорошо-плохо, важно-мелочи, высоко-низко, благородно-подло» нашего клиента.

Ценности же более высокие, неотъемлемые от самой сути человека, затрагиваются на двух старших уровнях — уровне «Я» и уровне духовности. Сейчас речь — об уровне «Я».

«Я» здесь — это не только лишь осознаваемое представление о себе (хотя и оно тоже). Скорее, можно говорить о внутреннем «Я», опоре, стержне, основе всех внешних проявлений. Включая личность.

В разных психологических традициях говорят о «самости», «аутентичной личности», «я-концепции», «эго-идентичности», «эго-синтонности», «сущности» (противопоставляемой личности) — и так далее. Подробности, как обычно, отличаются в зависимости от школы и конкретного теоретика, но суть опять-таки одна — речь идет о глубоком чувстве соответствия самому себе. «Кто я, какой я?» Естественный, «само собой разумеющийся» ответ на эти вопросы, даже не появляющийся в голове, а просто существующий во всех поступках, поведении, рассуждениях, образе мыслей, критериях выбора человека — вот это и есть «Я». Или этого «Я» «голос».

Благополучие «Я» по большому счету основывается на трех гигантских опорах: любви, уважении и цели. Любви к себе, любимому, в продолжение безусловной любви родителей в детстве, любви близких потом. Уважении к себе, основанному на уважении родителей, других значимых и важных людей, сравнении с «эталонами». Цели — как своему пути в жизни, ее смыслу, самому главному «зачем».

• Здесь близко гуманистическое представление о самоактуализации.

Если человек с самого младенчества (и еще до того, как отделил себя от мира, до трех лет) воспринимал мир и себя в нем — как мир любящий, как маму с папой, как мир, которому можно доверять, в котором тепло, хорошо и уютно, то, не отделяя себя от мира, он так же научился принимать и себя.

• Потом все это может еще много раз нарушиться. Но если нарушено с самого начала… придется создавать эту основу задним числом. А это тяжелая работа. Хотя и возможная.

В три года (приблизительно) малыш выделил свое «Я» из мира, получил (часто через попу) знание о том, что бывает «хорошо и плохо». А решают это — сильные и всемогущие родители и взрослые. И их оценка становилась собственной оценкой ребенка. Если потом — друзья и сверстники, если позже — близкие, учителя жизни и, опять-таки, друзья и просто значимые люди относились к человеку с уважением, признавали его права, оценивали «хорошо» и «отлично» — по заслугам, поощряли инициативу, помогали разобрать трудности, а когда критиковали — то не его, а его действия, тогда человек привыкает уважать — себя.

• Уважение (или неуважение) к себе, самооценка — это интериоризованная оценка значимых Других, помните? Человек хочет знать, что он — хороший. А если этого знания в жизни нет, получается что-то вроде комплексов неполноценности или превосходства. Человек — неспокоен. Либо он считает себя плохим (а не хочется), либо начинает доказывать, что хороший — он.

Самоуважение, уверенность в себе, внутренний покой опираются именно на такое, глубоко усвоенное, отношение к себе тех, кому можно полностью доверять. Таких людей еще называют референтным кругом.

• А начало все равно в детстве. И если «Я — любимый» — это больше от мамы, то «Я — хороший» — больше от папы. Хотя, разумеется, деление это условно. И, кстати, если человеку не хватает любви, то его тяга к уважению тоже будет несколько… судорожной.

И вот, когда человек знает себя — любимым, любящим, уважаемым и уважающим (себя и других), перед ним встает вопрос о смысле жизни.

• Знакомо?

Тут важно, что вопрос этот раньше, чем стабилизируются любовь и уважение — не встает толком. Цель тогда ясна: нужны любовь и уважение. И смыслом-целью станет то, что эти любовь и уважение дать может. А вот если фундамент уже стоит прочно, можно строить — свою жизнь и этот мир. Именно тогда человек оглядывается на мир как творец, созидатель и делает миру — подарки.

• А много вы знаете людей, которым повезло с детством? Которые с детства жили в безусловной любви и заслуженном уважении? Какая уж тут самоактуализация?! Сытый голодного — …

При всей разнице целей жизни, объединяет их одно: действие. Цель, какой разной она бы не была — что-то сделать. Миру. В мире. Людям. Близким. Всем. Помочь или помешать. Подарить или свергнуть. Создать или разрушить.

• Делать добро или бороться со злом. Или и то, и другое.

Сделать, а не получить.

Потому что если все нужное мне — в масштабах мироздания, а не сиюминутности — у меня есть, то цели мои будут уже не из разряда «мне». По крайней мере, очень не прямо. А вот если мои цели (большие цели, в масштабах смысла жизни) все-таки из серии «хочу мне» — удовольствия, признания, славы, денег, обожания, преданности — то не все в порядке с любовью и уважением.

• И это не обвинение. Это не «хорошо» или «плохо». Это конкретная жизненная ситуация конкретного человека. И требовать «сознательности» — не работа психолога. Но в добро можно заманить — любовью и уважением. Что педагоги и общество, да и мы с вами сплошь и рядом делаем.

Для благополучного «Я» нужна цель (в масштабах этого «Я») — стоящая, достойная. Потому что «Я» принимает эту цель в себя как свою часть. Тут уже трудно понять, заботится человек о мире (семье, своем театре, своем круге, своем саде, своей стране, своем деле, своих детях) как о части себя — или ощущает себя частью более важного — цели и смысла.

• Пути.

И если у человека «все есть», но сам свое присутствие в этой жизни он оценивает как «фигней страдаю» — не будет благополучия в его «Я». А будет тревога, тоска, метания, доказывание кому-то чего-то и прочая выпивка.

• Забыться. Не думать. А иначе — мучительно больно. За бесцельно прожитое.

Еще раз: мы пишем о «Я» уж совсем благополучном. Огромное множество ходящих вокруг людей — недолюбленные и обделенные самоуважением. Все эти разговоры о цели — не про них. У них свои заботы.

Но. Получив любовь, а потом уважение (нужные!), человек еще — внутренне — не благополучен. И не будем удивляться, что ему от сытой обустроенной жизни неймется и хочется чего-то еще. Это нормально.

Внимательному читателю все это может весьма напомнить пирамиду Маслоу. Да, раньше чем любовь, уважение и цель жизни, человека искренне волнует: а в безопасности ли «Я».

• Это важно: чем дальше человек от биологического момента рождения, тем больше он защищает и стремится к безопасности именно этого «Я» — не впрямую биологического, а того, которое он считает — собой. Этим объясняется то, что люди могут идти на страдания и смерть, но — «не изменить себе». Не убить себя. Такого, каким «я себя знаю». Биологический инстинкт самосохранения становится психологическим.

«Я»-неблагополучие

Благополучное «Я» имеет и своего антипода — неблагополучное «Я». Такое «Я» мучительно ищет и не находит ни любви (в себе, в родителях, в любимых-привязанных, в людях вокруг), ни уважения (среди значимых людей и среди людей вообще), ни смысла своего существования. На всех уровнях предыдущих — внешне — может даже быть вроде бы все в порядке. Только такое сосуществование «Я» с миром— не устраивает. Никак. Человек изнутри не хочет так жить. И чем сильнее это несоответствие, тем ближе — медицинская помощь. Потому что из мира, в котором нельзя жить, человек — уходит. Уходит в безумие, алкоголь, пустоту-доживание, погоню за развлечениями, деньгами, в самоубийство — прямое или психологическое, когда распадается одна сущность человека и формируется другая.

• И поведение такого человека часто со стороны окружающих нелогично, непонятно, кажется саморазрушительным. Все верно, оно и есть саморазрушительное. И здесь саморазрушение для «Я» — имеет смысл. В крайних случаях говорят о психотических проявлениях.

Впрочем, большинство людей, как обычно, помещается где-то между благополучным и уж совсем неблагополучным «Я». И мерилом нарастания напряжения-несоответствия между реальностью и требованиями «Я» служит — нарастание тревоги. Нарастание переживания.

• Помните же: проблема — это то, что переживается как проблема.

Тревога, переживание — это боль «Я». То есть сигнал организму, что во внешней среде нужно что-то поменять. Так боль от ожога настойчиво требует убрать руку от огня, а натертые мозоли рекомендуют сменить обувь.

Правда, к боли можно привыкнуть. Или систематически применять обезболивающее: не замечать тревоги, «выбросить из головы» переживания и вообще делать перед собой вид, что «все отлично» или хоть «все как обычно».

• Просто такой вот я, проблемный и несчастный. Знать, судьба такая. Или «нет проблем!»

Однако, и рука с обезболиванием догорит в огне, и игнорирование тревоги-переживания не предотвратит нарастания напряжения. Однажды все равно рванет. Или убьет. Одно из двух.

• Если, конечно, вовремя собой все-таки не заняться.

К примеру, часто встречающимися проявлениями неблагополучия «Я» бывают такие варианты поведения:

Человеку постоянно, в любых количествах требуется внимание. Лучше, если непосредственно любовь или хотя бы приязнь. Но на худой конец сойдет и просто внимание. Лишь бы люди не забыли, не оставили ни на минуту. В ход идет актерство и шутовство, демонстративное поведение, скандалы и конфликты.

• И вообще, «лучше жить в мире, где все хотят мне напакостить, чем в мире, где до меня нет никакого дела».

Такой человек плохо переживает каждую минуту, когда что-то происходит «не по его поводу». И если прямой связи нет, он ее отыщет и предъявит. И неважно, что мешает и раздражает. Неважно, что обиды надуманы, а предлоги несущественны. Пока мы все это ему объясняем — он не забыт. Все снова вертится вокруг него.

Обратной стороной обделенности любовью оказывается часто изрядное недоверие к миру. Ну и неверие ни в какую любовь. «Нет ее! Не у меня нет, а вообще нет». Так и беспокоиться не о чем. И, раз любви нет, раз миру доверять нельзя…

• Вера в любовь и доверие к миру очень связаны. Изначально, в детстве, это вообще одно и то же,

… то человек отходит в сторону ото всех, становится «отдельным». Он избегает близости, избегает любых отношений, предполагающих глубину, взаимное погружение, раскрытие навстречу другому, избегает того, что называет «ответственностью и обязательствами». Обесценивание того, чего у меня нет — частая стратегия психологической защиты. Однако в случае, когда отрицание затрагивает уже опору «Я», оно оказывается весьма и весьма разрушительным. Для самого человека, его отношений, его будущего.

 

Безудержная, голодная потребность в уважении проявляется по-разному. Иногда человек ищет (и находит) безусловный авторитет и ему служит — за авторитетное подтверждение своей значимости. Авторитетом может быть другой человек, а может быть и система правил и установлений. В любом случае неблагополучное «Я» стремится найти подтверждения своей «правильности», стремится соответствовать выдвигаемым требованиям. Будь то требования «гуру и учителя» или общественной морали, правил приличия или установлений своего круга, группы, клана, коллектива, нации.

• Словом, мы имеем ханжу или фанатика. Или фанатичного ханжу. В более или менее ярко выраженном варианте. Характерно, что здесь речь не идет о приязни. Такие люди могут бравировать тем, что не ищут симпатий. Они — за правое дело. Помните сутягу Френкленда из «Собаки Баскервиллей»?

Другой способ: стремление к власти, как самоцели, потребность доминировать и контролировать. Здесь на первый план выходит демонстрация силы (не обязательно физической — это может быть звание, должность, статус — служба закону или принадлежность к сильной организации и т.д.). И, соответственно, презрение к слабости. Такой человек в более или менее приемлемой форме желает захватить рычаги управления. Ему, в отличие от стяжателя внимания, важны все знаки того, что он и только он влияет на ситуацию. Что все вокруг подчиняется ему.

• Получается агрессивный манипулятор. Агрессивность эта не всегда груба. Категоричность, авторитарность, солдафонство — это одна сторона. Но и опутывание уговорами, подначками, претензиями, обвинениями, уламывание, улещивание — все это здесь. Манипулятору в поисках чувства собственной значимости не важно, как добиться своего. Главное — в очередной раз добиться именно своего. Именно своего. Договоренность — это уже уступка. Иделогическим обоснованием властолюбец может выбрать любой принцип. Хотя бы и мораль. И вот мы уже имеем не просто ханжу и фанатика, а воинствующих ханжу и фанатика.

Дело не в том, что такие стереотипы поведения свойственны только глубоко неблагополучным людям. Нет. Многие средне благополучные люди время от времени ими пользуются, компенсируя сиюминутный недостаток любви, веры в себя и свою значимость, осмысленности жизни. Большое же неблагополучие, которое и приводит к психологу, появляется тогда, когда человек ведет себя — так — постоянно, когда поведение воспроизводится практически во всех ситуациях, как самостоятельная цель, как способ жить.

• Так и только так.

Если молодой человек начинает ухаживать за девушкой и в то же время привычно борется за власть, то с высокой степенью вероятности он получит — борьбу. Войну. Если вновь назначенный руководитель начинает с поиска любви, стремится в первую очередь понравиться — он получит неуправляемый коллектив и несделанную работу.

• Психологи, начинающие вести группу, часто сталкиваются с такой проблемой, ищут у своей группы оценки себе. Хорошей оценки. Группа это быстро понимает. Ведущих со стажем уже группа рассматривает как источник оценки.

Есть один момент, к котором уважаемый читатель пусть будет внимателен. Сам клиент обычно не отдает себе отчет, какую именно глубокую потребность он реализует или пытается реализовать тем или иным поведением.

• Помните: «понять, чего хочешь»?

Но — и для нас не все однозначно. Казалось бы: явная борьба за власть. Значит, у клиента страдает самоуважение? Может быть. Но может быть и то, что избытком уважения человек старается заткнуть большую дыру — отсутствие любви к себе и близких отношений. Может быть, требуя подчинения, манипулируя, человек надеется вытребовать себе — любовь.

• Из уважения.

Понятно, что попытка не самая перспективная, но так бывает. Как бывает и поиск любви, чтобы скрыть нехватку уважения и самоуважения (шутовство и поклонение), как бывает и поиск Пути и Смысла — не потому, что хочется что-то людям и миру дать, а потому что именно эти Путь и Смысл обеспечат уважение, а, возможно, и любовь.

• Тут суть именно в преувеличенном, избыточном, ненасытном стяжании уважения, любви или сурово-непреклонном, неотступном следовании свой цели. Преувеличение такое еще называют гиперкомпенсацией. То есть чрезмерным возмещением.

Пусть читатель помнит о такой возможности, и тогда ему будет легче распознать в рассказе и поведении клиента его действительное страдание, будь то «меня никто не любит», «я ничего не стою» или «мне незачем жить».

И что теперь делать? Внушение и метафора

И любовь к себе, и самоуважение, и смысл жизни — все это связано с верой. Они недоказуемы логически (и в одиночку), часто даже неосознаваемы, сколько бы человек ни упражнялся в рациональных построениях.

Такое знание о себе приобретается либо из глубины детства, когда еще и себя-то человек толком не осознавал, либо из мощных переживаний более позднего возраста, когда вера, минуя сознательные фильтры — впечатывается в «Я».

• Либо еще длительным погружением в соответствующую среду. Поэтому и работают на этом уровне в основном в группе. Собственно, и нужные мощные переживания легче создаются в группе.

Прямо здесь, в кабинете психолога, работать на таком уровне мы можем, полагаясь главным образом на суггестивные техники. На внушение. Именно благодаря таким техникам мы можем, минуя сознательный контроль, прикоснуться к тому уровню изначального знания о себе, который лежит, что называется, до сознания или, точнее, в основе сознательных мыслей, убеждений, ценностей, поступков — в основе личности как таковой.

Вера такого уровня закладывается преимущественно — родителями. Или теми, кто их заменял — в детстве. Поэтому коллега, берущийся работать с уровнем «Я» должен быть в глазах клиента человеком, чей авторитет хотя бы близок к родительскому. Дело не в том, чтобы подставлять себя на место родителей (хотя это тоже бывает), а в том, чтобы источник веры новой (хотя бы косвенный) пользовался очень и очень большим доверием. И — даже — в какие-то моменты воспринимался некритично. Оно и понятно — нам же внушать предстоит.

Когда мы говорим о техниках внушения, речь идет о директивнм гипнозе, гипнозе эриксоновском и о разных техниках НЛП (связанных, в основном, с понятием «линии времени»).

• Вообще-то сюда же направлены многие мистические, эзотерические и просто популярные формы воздействия (вроде аффирмаций по Луизе Хей), но мы говорим о работе профессиональной.

Сразу скажем, что все эти техники можно и нужно для качественного их применения изучать на специальных обучающих тренинговых семинарах, потому что техника — это в первую очередь практика, и научиться ей «из книги» не просто трудно, а еще и чревато изобретением велосипеда и весьма неприятными ошибками.

• Для клиента неприятными. Ну и для нас, соответственно.

Поэтому мы предложим простую рабочую схему, для выполнения которой достаточно большого собственного опыта психологической работы, и настоятельно порекомендуем — учиться. В нашем опыте общения с коллегами, увы, часты ситуации, когда за уровень «Я» люди хватаются именно от неумения, от незнания техник работы на более простых уровнях. Поэтому большинство консультаций похожи или на прямые «советы» — делай так и так (а если нет, то ты дурак) — или на попытки лобового изменения «Я» человека: живи не так (а если настаиваешь, то ты опять-таки дурак). Прямые призывы «быть другим» не только цели не достигают (если не подкреплены профессиональной работой), а и откровенно вредят, угнетая самооценку клиента или разрушая контакт.

• Мы искренне предполагаем, что без «большого опыта» и навыка работы на других уровнях коллега не возьмется за изменения на уровне «Я». Поэтому описываемая рабочая схема предполагает уже изрядный уровень профессионализма. При всей ее внешней простоте.

Итак, клиента интересует следующая перспектива:

• полюбить себя (и других) спокойно, безусловно, глубоко;

• убедиться в собственной значимости, «хорошести», уважать себя;

• удостовериться в осмысленности своего существования, своей жизни, свериться с достойной целью.

Именно это мы и будем внушать.

• Внушать будем по ходу разговора, без формальностей вроде «сядьте удобно, закройте глаза и притворитесь, что вы в глубоком трансе». Хотя на практике человек в трансе и человек, притворяющийся, что он в трансе, внушение воспринимают оба, мы сейчас говорим о неявном внушении, которое клиентом осмысливается как «просто разговор о жизни».

Поскольку мы будем внушать, желательно к этому времени в разговоре плавно съехать голосом вниз, говорить медленнее обычного и негромко. К тому же мы помним, что контакт (или раппорт) — это уже состояние легкого транса. Так что все подстройки мы усиливаем, чем еще больше повышаем к себе доверие и — говорим. Это или реплики, или — чаще — монолог.

• Обычно монолог бывает, когда мы, с точки зрения клиента, его выслушали, в проблеме разобрались и теперь — даем рекомендации. Советы. А мы советов не даем, мы даем — внушение. Еще интереснее, если с точки зрения клиента мы уже всю работу сделали (или еще не начали), а сейчас просто «треплемся». В этой ситуации клиент меньше осмысливает то, что мы говорим, а это нам и нужно.

Основой для внушения мы с вами, читатель, выбираем — рассказывание историй. Сказок. Притч. Случаев из практики. Баек. Анекдотов.

• Ну и просто привираем профессионально, то есть так, как нужно именно здесь и сейчас.

Речь идет — о метафоре.

Если отвлечься от филологии, то для нас метафора — это иносказательное изложение ситуации клиента. Иносказательное настолько, чтобы исключить уж совсем прямые аналогии. «Вот у меня тоже муж алкоголик, так я его выгнала» — это не метафора. Это совет. Да еще прямой. Да еще из личного опыта, что, мягко говоря, не всегда применимо в практике чужой. И не всегда приемлемо.

Основная прелесть метафоры в том, что она не только описывает ситуацию, но так же иносказательно утверждает, что выход есть. И даже обрисовывает примерное направление. Но (на то и внушение) оставляет достаточный простор для домысливания-додумывания, чтобы собственное озарение клиента опиралось именно на доступный ему опыт и именно ему же и подходило.

Метафора глубоко символична. Причем символы расшифровываем-наполняем смыслом не мы, а сам клиент. И не надо подталкивать его наводящими вопросами. Клиент найдет смысл свой. И не обязательно такой, о котором мы хотя бы догадывались раньше. Главное, если метафора построена правильно, клиент обязательно отыщет (не всегда осознанно) нужный — ему — смысл.

• Сказка-метафра, которую вы еще прочтете, отличается именно тем, что каждый, кого мы после прочтения спрашивали: «О чем она?», отвечал что-то очень свое и всякий раз — разное.

При всей волшебной красоте или, наоборот, бытовой простоте метафоры — все-таки это техника. И выполнять ее надо правильно. Пусть лучше будут хромать красоты стиля и языка, чем сломается стройная схема профессиональной работы.

• Кстати, метафорой может быть и рисунок, и музыка. И — их обсуждение.

Итак в метафоре должно быть:

1. Символическое описание основной сути проблемы;

2. Символическое представление основных действующих сил (в качестве персонажей);

3. Неопределенный символ решения проблемы;

4. Символическое применение неопределенно описанного символа решения проблемы;

5. Отражение конфликта-столкновения, как центральное событие;

6. Разрешение: сильное, эмоционально значимое описание того, как «все будет хорошо»; когда ситуация разрешится для всех основных действующих сил;

7. Общий праздник.

 

Что все это значит? Сейчас разберемся.

Суть проблемы:

От проблемы к ее метафорическому описанию мы проходим за три шага: формулирование проблемы, формулирование класса проблем, формулирование символа проблемы. То есть, к примеру, человек — недолюблен. И к миру недоверчив. Класс проблем: недостаток ценного, важного для жизни. Символ: окруженный горной грядой мир холода и снега, где мало тепла и солнца.

Персонажи:

В качестве героев в метафору можно вводить не только символические описания людей, но и сил, чувств, качеств и возможностей. В нашем случае, когда дело касается внутреннего «Я» человека, на таких героях-олицетворениях все и будет держаться. Это может быть и сама горная цепь — как персонаж, препятствующий проникновению тепла и света. Мы можем встретиться с заколдованной феей лета, грустно наблюдающей охлаждение ее родного мира, который она когда-то согревала, и героическую птицу, которая, преодолев препятствия донесла до жителей холодной страны весть о том, что там, за горами есть тепло… И так далее.

Решение:

Это должно быть «нечто». То есть не конкретная программа действий, а что-то туманное, но тоже олицетворенное в герое или предмете. Ключ ли к дому заколдованной феи, таинственный флакон с напитком, волшебный свиток или неведомая дорога, другой, мало доступный волшебник или та же героическая птица, которая покажет путь…

• Кстати, перечтите «Волшебника изумрудного города»: тут и Гудвин, «великий и ужасный», тут и мозги из опилок, и шелковое сердце, и напиток смелости — символы, символы, символы…

Применение:

Это очень тонкая часть метафоры. По сути, она бегло упоминается одним-двумя размытыми предложениями. Герой «просто» получает информацию о том, как символ решения применять. Но это центральная часть внушения: выход есть, решение возможно, и вот вероятное направление. В нашей истории с горной страной можно говорить о выходе за пределы гор, о расколдовывании феи, о долгом пути к сильному волшебнику, о необходимости что-то чем-то окропить из флакона, чтобы — произошло чудо.

Событие-конфликт:

Обычно для клиента все это трудно и тяжело. Так же должно достаться и главное чудо. Да, чудо произойдет. Но — как только… Как только герой достанет флакон, пройдет путь, уговорит волшебника, вспашет поле, найдет проход в горах или сдвинет их.

• А вот если суть не в том, чтобы настроить на тяжелую работу по изменению, а подтолкнуть к очевидному и нетрудному изменению, то и событие должно быть парадоксальным: такая, дескать, мелочь, а такие последствия.

И еще одна важная вещь, которая отличает метафору от детской сказки и «взрослого» рыцарского романа с «хорошим» и «плохим» парнем. У нас не должно быть побежденных. Не должно быть окончательно «плохих парней». Во-первых, мы не знаем точно (хотя и старались) с кем из персонажей свяжет себя наш клиент (и, кстати, может связать не с одним, а с несколькими). Во-вторых, по ходу сюжета обязательно должно выясниться, что все «плохие» — не такие уж и плохие, только у них свои трудности и свое понимание того, как будет «лучше». И чем парадоксальнее, непредсказуемей это выяснится, чем неожиданней окажется выход — для всех персонажей — тем действенней окажется метафора.

Поэтому уничтожения, поражения и унижения персонажей в нашей метафоре не будет. А будет — Чудо. После того, как герой произведет необходимые (и часто неочевидные) действия. Например, не войной на темный лес пойдет, а овраг вычистит.

• «Не стреляй, Иван-царевич, я тебе еще пригожусь!»

Разрешение ситуации:

Помните у Карлсона: «Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга!» Вот-вот, такое настроение и должно царить в нашей метафоре, когда мы подробно, ярко, в красках и деталях, во всей радости и полноте описываем — как стало.

Мы не описываем механизм действия чуда: в механизме клиент может усомниться. Что и как сработало, мы вообще пробрасываем. Нам не логика важна, а — вера. Вера в то, что чудо — возможно. И надежда есть. Мы красочно упираем на то, что — сработало. Получилось.

• «И так произошло»… «И сразу стало»… «И в тот же миг»… «И когда последняя капля упала»… произошло что-то. ЧТО-ТО. И это значит, что… словом, «все теперь будет хорошо». Подробно и со слезами счастья на глазах у всех героев. И у рассказчика.

И клиенту пусть наша радость передастся.

Праздник:

Теперь нам нужно завершить метафору, подкрепив веру в чудо авторитетным утверждением того, что все это героям не показалось, а все так и было на самом деле. Что эффект сохранился.

• «И они жили долго и счастливо».

Обычно это описание праздника, на котором присутствуют все персонажи, которые теперь подружились и помирились. У каждого есть свое дело, и все вместе они все делают как надо. А вокруг продолжается все то хорошее, что началось с Чуда.

Наверное, теперь читателю будет интересно составить метафору свою. И, прежде чем вы это сделаете, давайте отметим: метафора — это не обязательно волшебная сказка. Это и бытовая история о соседе или другом клиенте, и «воспоминание» из «недавно прочитанной книги», и притча из Евангелия или Корана, и предположения из серии «как было бы, если бы», и, иногда всего два-три предложения в качестве сравнения.

• «Один мой знакомый как-то все вату под плечи подкладывал, чтобы солиднее казаться, а потом взял и пошел в спортзал. Теперь свои плечи — ого-го. Так в зал и ходит уже два года». Рассказывается к слову, когда речь идет о навязчивых усилиях клиента по поиску внешних доказательств своей значимости: машина, должность, галстук… Однако и в этом коротеньком кусочке — все на месте. Разберите по шагам, если хотите.

Как рассказывать. Вложение и речевые шаблоны

Однако, не только «что» мы рассказываем имеет смысл. Важно и — как мы это делаем.

Внушение можно усилить, если рассказывание метафоры усложнить. Сделать трехслойным. То есть, по сути, рассказать несколько метафор, вставленных одна в другую. Схематически это можно представить так:

• Начало первой метафоры;

• Начало второй метафоры (обычно через «кстати» или вкладывается в уста одного из героев первой истории);

• Треться метафора (обычно коротенький кусочек, где зачастую внушение идет прямым текстом: «Тот мой знакомый еще все любил повторять: «Давайте жить дружно!», так вот он и попал как раз…»);

• Окончание второй метафоры;

• Окончание первой метафоры.

Работа этих сложностей в том, чтобы по итогам рассказа сознание лучше всего зафиксировало сюжет первой метафоры, что-то помнило из второй и практически забыло третью. Что нам и нужно, потому что внушение тогда — усиливается.

Например, если взять уже разобранные образы, мы начинаем рассказ о зимней стране, упоминаем о заколдованной фее, начинаем рассказывать ее историю, в середину вставляем «заветное слово», которое и должно ее расколдовать, завершаем ее историю, продолжаем и завершаем историю о зимней стране.

• Кстати, в одну большу метафору по ходу можно вплетать куда больше двух вставных. Было бы желание. И навык. И хорошо, если все метафоры будут иметь общую направленность.

И еще. Кроме последовательности рассказа, большую важность имеют и сами слова, которые мы используем, и то, как мы их произносим.

Одним из важнейших навыков рассказывания чего бы то ни было, если мы имеем в виду внушение, является выделение отдельных слов голосом. Выделяем мы, естественно, не просто для большей выразительности, а с умыслом. Умысел здесь в том, чтобы выделенные в рассказе слова сами по себе составляли словосочетание-внушение. Поскольку клиент следит за рассказом, да и выделяем мы не грубо, а еле заметно (паузой до и после, легким понижением голоса, наклоном головы и т.д.), то такого вот «встроенного» внушения он не замечает. Ну и хорошо.

 

Приятным отличием от профессионального рассказчика для нас служит возможность рассказывать — скучно. Потому что когда клиенту скучно, его сознание отвлекается. И поэтому мы многословны, мы используем повторы, как бы ненужные разъяснения, отступления в сторону (а это все метафоры и встроенные внушения), мы говорим банальности и очевидные вещи, и через некоторое время весь наш текст кажется клиенту уже банальным и до зевоты очевидным.

• Что и требовалось: клиент воспринимает текст некритично, а текст-то внушающий.

А еще нам не нужно останавливаться на подробностях. Наоборот, мы можем себе позволить разговаривать очень и очень неопределенно.

• «Как-то так (как? неважно) получилось, что у героя оказалась именно такая (какая?) лошадь, которая была ему нужна (по каким признакам?). Она помогла герою выбрать нужную тропу (как помогла? что она сделала? каковы признаки нужной тропы?) и, используя свои волшебные способности (чего такого магического она могла?), быстро прискакала к симпатичному домику (как выглядел домик?)…» и т.д.

Очень помогают нам правильные переходные слова. Мы не говорим «но», мы говорим «и». Несвязанные между собой предложения и высказывания мы объединяем оборотами «когда — тогда, если — то, потому что, поэтому, и это вызывает» и т.д. А поскольку клиент слегка в трансе, да еще скучает, то есть слушает не очень внимательно, он такую вот «логику» — пропустит.

• Плюс из уважения к нам не станет придираться. Все правильно, мы же для него стараемся.

А вот слово «не» надо употреблять осторожно. Вы можете себе представить «не красный» цвет? Вот и клиент, прежде чем понять, что такое «не беспокойтесь», вспомнит что такое «беспокоиться», а в сочетании «не страшно» сконцентрируется на «страшно». Гораздо спокойнее употреблять слова в положительной формулировке: «расслабьтесь, это очень мило».

Однако, если вы хотите заставить работать эту особенность на себя, вы можете вполне специально употреблять «не»: «Ему не хотелось радоваться прямо сейчас. Он все никак не мог достаточно расслабиться для этого».

 Вот так и рассказываем. Понятно, что немедленный результатов на уровне «Я» мы не ожидаем. Напротив, мы их боимся, и стараемся все сгладить и смягчить. Пройдет время, и то, как «Я» использует все эти наши подсказки, проявится само собой.

• Трудно предсказать конкретные поведенческие подробности, как именно.

Человеку станет лучше. Лучше — в его понимании. Может быть, он найдет любовь и любимых, а может, оценит то, что есть. Может быть, он примет и зауважает себя нынешнего, а может, соберется наконец воплотить в жизнь то, что давно откладывал. Может, он осмыслит жизнь нынешнюю, может, откроет смысл новый. Мы не знаем. Известно лишь, что если мы все сделаем правильно, «Я» клиента станет — благополучней.

• И мы сможем заняться работой на нижележащих уровнях. Поведение ему подправим, веры в свои возможности привнесем. Будет любо-дорого!

Уровень «Я» — большой и сложный. И трудно работать только с любовью, только с уважением или со смыслом, не затрагивая остального. Поэтому и истории наши — обо всем сразу.

Кстати, их можно не только рассказывать на ходу, но и писать. Прежде чем мы перейдем к уровню духовности, предлагаем вам, Читатель, сказку. Как вы думаете, о чем она?

Откуда летит время

— Ваше Величество...

Королева-мать медленно отвернулась от окна, как бы не желая отрывать от него взгляд, и, наконец, посмотрела на говорящего.

— Да?

— Его Высочество вернулся.

— Хорошо. — королева вновь повернулась к окну. — Где он сейчас?

— Занимается с фехтовальщиком, что гостит в замке.

— Не с фехтовальщиком, а с учителем фехтования. — Королева говорила ровно, не повышая тона и не оборачиваясь. — С фехтовальщиками развлекаются, лоботрясничают, а у учителя учатся. Ты ведь не хочешь, чтобы про принца говорили, что убивает время в развлечениях?

— Его Высочество занимается сейчас с учителем фехтования, — послушно исправился собеседник.

— Хорошо.

Повисла пауза и тот, кто говорил с королевой, человек невысокого роста в придворной одежде и слегка сутулый от многолетней привычки кланяться, понял, что беседа окончена. Королева полностью погрузилась в созерцание вида за окном. Человек в придворной одежде давно уже не пытался понять, что такого видит в окне королева, что может занимать ее целыми днями. Он просто привык, что если нет никакой настоятельной государственной необходимости, ее величество целыми днями глядит в окно. Всегда в одно и то же: высокое стрельчатое окно в покоях бывшего короля — ее мужа. А государственная необходимость стараниями человека в придворной одежде случалась здесь не часто.

***

Шпага в руках юного принца мелькала быстро, точно, словом, правильно. Чувствовалась хорошая школа. О шпаге в руках его напарника этого сказать было нельзя. Сказать можно было другое: эта шпага летала легко и изящно, непредсказуемо и вдохновенно. Тут уже роль играла не школа, тут ощущалось мастерство. Ощущалось исподволь, на уровне внутреннего подрагивания тех струн или жилок, что неравнодушны в человеке к встрече чем-то необыкновенным, недоступным простому смертному. Впрочем, на этот раз исподволь ощущать было некому: никого в обеденной зале кроме принца и его соперника не было, так что никто не мог оценить ни сосредоточенную работу его высочества, ни легкую расслабленность и озорные блестки в глазах владельца изящной шпаги. Бой был очевидно не всамделишный, острые наконечники были заботливо укрыты пробковыми наконечниками, да и в движениях участников сквозило скорее стремление к созданию уникального и неповторимого рисунка, чем азарт разрушения. Вот принц поморщился: в стройных его движениях промелькнуло что-то неуверенное, что смазало всю картину. Принц взмахнул шпагой в салюте, отмечая окончание боя, поклонился и, сняв пробковый наконечник, аккуратно вложил шпагу в ножны, висевшие на стене обеденной залы. В зал тут же неслышно вошел человек в придворной одежде.

— Его высочеству будет угодно повидать ее величество? — спросил он, не подымая глаз.

— А где мама?

— Как обычно, Ваше высочество.

— Тогда попозже.

— Вам напомнить, Ваше высочество?

— Спасибо, не стоит.

Человек поклонился и вышел, чуть скрипнув дверью.

— А ты не очень любишь его, принц, — заметил второй фехтовальщик. — Кто это?

— Наш первый министр. Правду сказать, и единственный.

— А что, больше не нужно?

— Да нет, — принц пожал плечами, — ему всего заботы: управлять замком. Раньше их было больше, но когда умер старый король — это мой папа — мама всех поблагодарила и отпустила в город. А этот остался.

— Почему?

— Должен же кто-то остаться. Вот он и остался.

— А... — собеседник принца пожал плечами, — ну это конечно.

— Ты здесь не живешь, фехтовальщик, потому не очень понимаешь, да? — принц поднял глаза и серьезно посмотрел на того, кого назвал фехтовальщиком.

— Признаться, не очень.

— Ну, конечно, министры уходят в город — это тот, что внизу у реки — всем королевством управляет вместо короля один министр, наследник скачет верхом в одиночестве по окрестностям в поисках интересных людей — вроде тебя — а королева весь день смотрит в окно, тут что-то не так, верно?

— Не обязательно, — фехтовальщик улыбнулся, — жизнь очень разная. В моих краях одна — у вас другая.

— Это верно, — принц вздохнул. — Что ты знаешь о волшебниках?

***

— Они говорят о волшебниках, Ваше величество, — министр приблизился к неподвижно стоящей королеве.

— О волшебниках? Хорошо. Пусть говорят.

— Его высочество собирался зайти к Вам.

— Хорошо.

— Может быть, его высочеству не стоит уж очень интересоваться темой волшебников?

— Может быть.

— Ваше величество не хочет поговорить с сыном об этом?

— Я посмотрю.

***

— Понимаешь, волшебников в нашем краю немало. Вообще-то они есть почти в каждом городе, который не принадлежит стране магов.

— Стране магов?

— Ты и про это не знаешь. Страна магов лежит на востоке. Впрочем, это раньше так было. Теперь, как кажется, она лежит почти везде вокруг.

— Они хорошо воюют?

— Нет, они вовсе не воюют. Города сами присоединяются к ним.

— Зачем?

— Так лучше. У магов все получается. У них всегда мир, а люди живут, как хотят. Ну и сыты, естественно.

— У вас тут, как я видел, дела идут не хуже.

— Так ведь и у нас тут тоже страна магов. Ну, не совсем еще, но по сути — так.

— «Так» — это как?

Принц нахмурился, подыскивая слова для объяснения, понятного чужеземцу.

— Вот живет себе город, управляет им король. Ну или герцог какой или князь — это неважно. Понятно?

Фехтовальщик улыбнулся добродушно, но немного насмешливо: «Понятно».

— Ну вот, а потом в город приходит городской волшебник. И живет в городе, пока город не захочет войти в страну магов.

— А что король?

— Король обычно не против: он все равно остается королем. Его никто не трогает. Бывает, что король не желает видеть в своем городе волшебника, но, во-первых, волшебник приходит не к нему, а к горожанам, а во-вторых, кто же тронет волшебника!

— И что, ни один король не захотел схватить волшебника?

— Говорят, когда-то захотел.

— И что?

— Новый король оставил его в покое.

— Как же, города вот так просто, потому что волшебник попросил, присоединяются к магам?

— Не к магам, а к стране магов. Как стать магом у нас никто не знает.

— А что, кто-то хочет?

— Еще бы! Ну вот, города, конечно, присоединяются не просто так. Волшебники часто живут в городах десятки лет. В соседнем с нашим городе никто уже и не помнит, когда тамошний волшебник появился. Тут все просто: город присоединяется к стране магов, когда кто-то, любой человек, придет к волшебнику и попросит о чуде. Ну, желание загадает. Волшебник выполнит желание, и город станет городом страны магов.

— Ты хочешь сказать, что десятилетиями не находится никого, кто бы захотел попросить волшебника сделать ему чудо? Что, никому ничего не надо?

— Нет, дело не в этом. Конечно, желания у всех есть. Но никто не хочет, чтобы волшебник ушел. Подожди, дай объяснить. Когда волшебник исполнит желание, и город станет еще одним городом страны магов, волшебник покидает его. Навсегда. А людям жаль. Волшебник ведь не просто живет. Он все равно чудеса делает. Без просьбы. С ним и надежно, и весело. Да и маги город защищают если что.

— Даже если он не вошел в их страну?

— Понимаешь, по сути, как все уже поняли, город становится частью их страны, как только в нем появляется волшебник. Так что просьба о чуде — это формальность. А так... Они ведь ничего не просят. Ты входишь в страну магов — и ничего. Ты не платишь, ты не служишь, ты не воюешь, ты просто живешь своей жизнью, как раньше.

— А что меняется?

— Просто, ну, как объяснить, тебе как бы больше везет. То есть, знаешь же, бывает, делаешь что-нибудь, а ерунда какая-то мешает, или обстоятельства не так сложатся, или люди не так поймут, или еще что. А как волшебники появляются, так все то же, только все мелочи — за тебя. Людям нравится.

— Ага, а как чудо попросили, волшебник уходит, и вся эта красота заканчивается?

— Не заканчивается. Но волшебник уходит. А это жаль. Он ведь еще и человек, говорят, хороший. Добрый, что ли. Помогает, если видит, что надо кому-нибудь. Наш, по крайней мере такой. Люди говорят.

— Ты что ж, рядом живешь, а своего волшебника не видел?

— К нему не принято ходить. Скажешь ненароком в разговоре просьбу, не подумав. А он исполнит. И уйдет.

— Что же, ваш волшебник так и живет отшельником?

— Ну, не отшельником. Он ходит по городу, с ним все здороваются. Улыбаются. Помогают поднести с рынка что-нибудь, дорогу показывают. Просто трудно это — все время думать, что говоришь. Поэтому и стараются все обойтись без слов. А он понимает и не настаивает.

— А ты что же, ни разу ради интереса не ездил в город на него посмотреть?

— Ездил. С мамой, когда был маленький. Только он в плаще с капюшоном ходит. Его не особенно разглядишь.

— А ты сам, о чем бы ты попросил волшебника, если бы было можно?

— Не знаю.

***

Королева отвернулась от окна и подошла к вошедшему принцу.

— Сынок, как тебе твой новый учитель фехтования?

— Он интересный. Я ему много рассказывал про наш город.

— Что ты рассказывал? — Королева склонила голову с заинтересованной улыбкой.

— О волшебнике, откуда он и зачем.

— О волшебнике... Конечно, о волшебнике.

— Мама, ты не думай. Я помню, что волшебника просить нельзя. Я и не собирался. Я помню предсказание.

— Ты хочешь обойти предсказание, сын? — Королева смотрела на сына печально, и улыбки уже не было в ее глазах.

— Ну, не обойти, так хоть оттянуть.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Хотя...

— Ты так говоришь, как будто хочешь, чтобы предсказание сбылось.

— Какая разница, чего я хочу. Важнее, чего ты хочешь, сынок.

— Я пока не скажу.

— Конечно, не скажешь. Спокойной тебе ночи.

***

Министр подошел по своему обыкновению почти неслышно. Королева на сей раз не стояла у окна, а сидела в кресле, где разговаривала с принцем.

— Вы рассчитываете отменить пророчество, Ваше величество?

— Нет, — королева обернулась к нему. — Но хотя бы оттянуть.

— Ваше величество...

— Я знаю. Знаю, что пророчество не обманешь. Но я не знаю, что будет после. Я не знаю даже, нужно ли мне бояться пророчества или радоваться ему. Я знаю лишь, что сейчас мы живем неплохо. Может быть, немного одиноко, но неплохо. А что будет потом, когда пророчество исполнится — это мне не известно. Я не могу отменить пророчества, тут ты прав. Но я могу не хотеть его.

Королева встала и двинулась к окну. Тяжелое платье заструилось по полу, так что казалось, что королева проплывает от кресла к стене, разгоняя в стороны маленькие волны шелка и бархата. Сутулый министр торопливо отшагнул в сторону и тихо вышел. Королева осталась одна.

— Я могу не хотеть, — снова прошептала она, останавливаясь у окна. — Но, быть может, мне нужно именно хотеть?

И она обратила взгляд в окно, туда, где внизу, у подножия замка лежал, окруженный старой стеной, ее родной город. Там были люди, почти все, с кем прошла ее жизнь. И просто люди, которых она даже не знала, но которых не было в ее замке. Там, возможно, были друзья или даже подруги, там были рынок и площадь у ратуши, где заезжие комедианты давали представления, много чего было там, много чего такого, что в последние годы обходило стороной замок и устремлялось прямо туда, где жил теперь волшебник, и где не было ее, королевы и матери.

***

— Пойдем со мной, фехтовальщик.

— Куда? — разбуженный полусонный фехтовальщик смотрел на принца из полумрака балдахина несколько недоуменно.

— В город.

— Прямо сейчас?

— Ну, — принц выглядел уже немного смущенным, — утром. Или днем. Пойдем, я покажу тебе город.

— Самое подходящее время ты выбрал для того, чтобы предложить экскурсию, принц. — Фехтовальщик улыбался одними глазами, лицо у него было серьезное. — Почему бы тебе не сообщить мне об этом завтра, а?

— Пойдем мы завтра, — не сдавался принц, — но предупредить лучше сейчас. Мы пойдем пешком.

— Ну вот еще, — моментально проснулся фехтовальщик. — Верховую езду уже изобрели.

— Нет, — терпеливо пояснил принц, — мы пойдем пешком, чтобы нас не хватились.

— Мы что, бежим?

— Нет, нет. Просто мы хотим посмотреть на волшебника, а маме эта идея не нравится.

— А, — кивнул фехтовальщик, — этот ваш местный фольклор, понятно.

— Не знаю, что такое фольклор, — признался принц, но маму лучше не беспокоить.

— Она запретит ехать?

— Нет. Она даже не будет уговаривать остаться. Но беспокоиться она будет. А так мы, быть может, вернемся до того, как нас хватятся.

— Поэтому ты предлагаешь выйти теперь же.

— Ну... да.

— Ладно, спускайся к воротам. Я сейчас.

***

— Они идут в город, Ваше величество.

— Да.

***

Пока принц с фехтовальщиком спускались по дороге из замка к городу, уже слегка рассвело. Солнце, конечно, еще не взошло, но лица стекающихся к городу окрестных торговцев уже можно было разглядеть, и цвета вполне различались. Принц одет был буднично, фехтовальщик и вовсе шел в своей дорожной одежде, так что излишнего внимания они не привлекли. Да и некому было обращать на них особенное внимание. Стражники у ворот больше заботились о том, чтобы произвести надлежащее впечатление на торговцев, а те, в свою очередь, пеклись о сохранности товара и о том, чтобы раньше других поспеть на рыночную площадь. В общей суете принц с фехтовальщиком прошли в городские ворота практически беспрепятственно, если не считать телег, лошадей, ослов, мулов и опять-таки торговцев, сцепившихся между собой: ослы и мулы — упряжью, а торговцы — просто так, на словах.

— Ну, и куда теперь? — поинтересовался фехтовальщик, когда они выбрались из привратной толпы.

Принц задумчиво огляделся по сторонам.

— Волшебник живет где-то у других ворот, на отшибе. Туда обычно мало кто ходит, я рассказывал почему. В общем, я туда тоже не ходил. Так что давай искать вместе.

— Ну да, это у тебя называется «показать город».

Принц улыбнулся немного виновато и пожал плечами, но глаза его улыбались с хитринкой. Мол, ты ведь знал, что дело не в достопримечательностях.

— Ладно хоть насчет волшебника не провел, — усмехнулся фехтовальщик. — Или, — тут он настороженно посмотрел на принца, — здесь тоже что-то не так?

— Ну... — принц нагнул голову, так что взгляд его пришелся теперь как-то исподлобья, — да.

— Ага, — фехтовальщик посмотрел на принца внимательно. — И что именно?

— В общем, — принц посмотрел себе под ноги, потом выдохнул и расправил плечи, — в общем, было пророчество. Еще до моего рождения. О том, что волшебник уйдет из-за меня. Что однажды, когда я вырасту, я приду к нему и попрошу. Вот я и вырос.

— А кто напророчил?

— Не знаю. Может, сам волшебник, может другой волшебник, не наш, а может еще кто-нибудь. Только пророчества у нас обычно сбываются. Так что ты не сомневайся, пророчество настоящее, не сплетня какая-то.

— Да я не сомневаюсь, у вас тут всё... может быть. Поэтому и мама не хотела, чтобы ты ездил в город?

— Да. Она все говорила, что там есть слова «когда вырастет». Ну и что, наверное, еще рано.

— Понятно. — фехтовальщик посмотрел на принца, как будто вновь знакомился: испытующе и как бы оценивая. — Что просить-то будешь?

— Ну, — принц нахмурился, — я пока не буду говорить, ладно? Вот волшебника найдем.

— Давай хоть спросим, где его искать.

— Может быть, лучше не надо?

— Почему?

— Это не очень принято.

— Мало ли что не принято. А как мы его тогда найдем?

— Ну, я не знаю.

***

Шумно на рынке. На рынке всегда шумно, и это не значит, что где-то беда. На рынке должно быть шумно, это значит, что на рынке все идет хорошо, рынок живет обычной нормальной жизнью. Тихо должно быть дома, — это начальник караула знал по себе. Если бы это знала и его жена... Ох. Вот о чем бы попросить волшебника. Но нет. Нельзя так обращаться со старым уважаемым человеком. Он, начальник охраны, будет доволен, а седой человек — покидай насиженное место и отправляйся в путь? Нет, такие дела ложатся на совесть — это начальник караула тоже знал. А на свою совесть лишнего бремени он не хотел. Пусть уж будет как будет, да живет богато наш город и да хранит его волшебник. Вон, кстати, его работник у лавки зеленщика стоит, покупки в тележку укладывает. Спиной к тележке стоит, не оглядывается. Правильно. Кто ж из тележки волшебника станет тащить?

Это, впрочем, начальник караула подумал больше по старой привычке — еще с юности осталась. С приходом в город волшебника на рынке стало куда спокойнее. Волшебник уже тогда был сед, хотя выглядел крепким. Сколько же ему сейчас, интересно?

***

Три пучка лука, вон ту связку баранок и дыню. Хозяин просил дыню. И еще, пожалуй, яблок. Вот эти из корзины, слева от тебя. Спелые они?

— Конечно! — дородный добродушный торговец засмеялся, — как будто в первый раз. Как здоровье твоего хозяина?

— Да, да, как его здоровье? — поддержал вывернувшийся из окружающей толчеи городской начальник караула.

— А что ему будет? Волшебники не болеют.

— Всем бы так.

— Ага.

Широкоплечий мужчина в добротной одежде уложил в тележку последний куль с покупками, попрощавшись, подтолкнул своего осла и зашагал вслед за ним, держа путь туда, где толпа редела на краю рыночной площади. Занятый прокладыванием себе дороги, он, похоже, совсем не обращал внимания на двух людей в запыленной одежде, которые усердно работали локтями, чтобы не отстать от него. Однако, выбравшись из толчеи рынка, он остановился и, подождав, пока идущие следом выберутся тоже, обернулся к ним.

— У вас, вероятно, есть ко мне дело?

— Да. — тот, что помоложе посмотрел прямо и сосредоточенно, — нам нужно попасть к твоему хозяину.

— Вы хотите видеть Чародея?

— Волшебника, — уточнил тот, что выглядел старше.

— Конечно, тут его зовут волшебником, — согласился человек с тележкой.

— А где его зовут Чародеем? — заинтересовался старший.

— Там, откуда он пришел сюда.

— Ты пришел вместе с ним? — удивился принц. Но ведь это было очень давно!

Для тебя, юноша — давно. — Человек с тележкой смотрел на принца изучающе, почти так, как недавно смотрел на него фехтовальщик. — Для меня — не очень. Вы хотите видеть Чародея? Тогда идите за мной.

***

Дом чародея не впечатлял. То есть не то, чтобы он был мал или несолидно выглядел. Выглядел он просто старым. Не ветхим, не разваливающимся, не обшарпанным, а просто старым, хотя хозяин его, видимо, и заботился о том, чтобы стены были покрашены, а дверные петли не скрипели. Когда-то, наверное, прежний хозяин дома очень им гордился: дом был высокий и массивный, с каменными украшениями над входом и большими светлыми окнами. Черепичная крыша то тут то там бугрилась островерхими башенками, а на одной из них даже помещались часы. Принц присмотрелся: часы шли.

Разгрузив тележку, человек с рынка пригласил принца с фехтовальщиком пройти внутрь. Изнутри жилище чародея оказалось просторным, и хотя и не содержалось в образцовом порядке, по-своему уютным. Едва гости вместе с провожатым вошли, из приоткрытой двери, ведущей куда-то вглубь дома, раздался приглушенный расстоянием голос:

— Сколько тебя не было? — голос звучал резко и потому был слышен отчетливо. Принц с фехтовальщиком переглянулись: казалось странным, чтобы у волшебника или даже чародея голос звучал так... непривлекательно.

— Не знаю, — откликнулся меж тем вернувшийся с рынка человек. — Я не следил за временем.

— А надо бы, — наставительно проскрипел голос, — время летит быстро.

— Куда? — это прозвучало немного насмешливо. «Похоже, волшебник панибратствует со слугами», — подумал принц.

— «Куда?» — это не вопрос. — ответил обладатель скрипучего голоса, — «Куда» — это вовсе не интересно. Интересней, откуда. Скажи мне, откуда летит время?

— Похоже, — прошептал фехтовальщик, склоняясь к уху принца, — от безлюдья ваш волшебник немного, ну, сбрендил.

— Вряд ли, — так же шепотом ответил принц, — с волшебниками такого не бывает. Вот только голос у него...

— Это да, — согласился фехтовальщик, — голосок у него еще тот. А насчет «не бывает» — кто это проверял? Вы тут, как я смотрю, привыкли все принимать на веру.

Тем временем их попутчик и проводник закончил добродушно переругиваться со скрипучим голосом и, усевшись в кресло, обратил внимание на гостей:

— Так что вам нужно?

— Нам нужен волшебник, — напомнил принц.

Повисла пауза. Человек в кресле смотрел на гостей дома заинтересованно и, пожалуй, где-то в глубине глаз озорно. Гости смотрели на него выжидающе. Молчание затягивалось.

— А-а! — вдруг понял фехтовальщик, внимательно разглядывая того, кто сидел в кресле. — Похоже, Вы волшебник и есть. То есть, как Вам, наверное, больше нравится, Чародей.

Чародей улыбнулся, точнее чуть дрогнул губами так, что получилась улыбка — не просто улыбка, а улыбка Волшебника, и склонил голову.

— Да. Располагайтесь. Теперь вам нужно решить, ко мне ли вы пришли?

— А другого волшебника тут нет? — с некоторой надеждой в голосе спросил принц.

— Нет, я живу один. — Чародей пожал плечами, как бы извиняясь за то, что другого волшебника он предоставить не может.

— Но вы же с кем-то разговаривали?

— А! — Чародей улыбнулся на сей раз широко, совсем не по-волшебному, — это попугай. Птица такая. Мажек, — это было обращено в сторону приоткрытой двери, -присоединяйся к нам.

Из двери вылетел довольно большой, темно-лиловый с прозеленью попугай и, хлопнув крыльями, сел на высокий напольный подсвечник тусклого металла.

— Добрый день, — прозвучал знакомый неласковый голос. — Чего это вы к нам?

— А почему его зовут Мажек? — спросил принц.

— А потому, — немедленно отозвался Мажек, — что птица мага — тоже почти маг. Только маленький. То есть мажек. Заметь, я хоть и птица, а на твой вопрос отвечаю. Будь и ты вежлив: ответь на мой.

— А какой твой?

— Я спросил, — в голосе Мажека явно звучал сарказм, — что вам тут нужно?

— Мы хотели видеть волшебника... ну, чародея.

— Ну, вот вы его видели, — Мажек смотрел сурово, — что дальше?

— Ну... — принц посмотрел на того, кого они повстречали на рынке и кто сидел теперь перед ними в кресле, — ну...

— Словом, — обернулся тот к птице, — не похожи мы с тобой на волшебников. Ни ты, ни я. Ну, ладно.

Кроме них с фехтовальщиком в комнате вдруг никого не осталось. Это было бы ясно, даже если бы принцу завязали глаза и заткнули уши. Рядом оглядывался фехтовальщик. На комнату как-то уж очень быстро опустились сумерки, и стены комнаты не вдруг, а незаметно, но ощутимо, сделались зыбкими, не прозрачными, но почти призрачными. В глубине зыбких сумерек, там, куда, должно быть, вела некогда замеченная гостями дверь, которой сейчас и не было вовсе, там, где сумрак казался уж очень вязким и не трепетал, а скорее переваливался и клубился, принц и фехтовальщик в облаке расплывающегося света сначала не увидели, а просто угадали появление Чародея.

***

Да, это был он, их рыночный знакомец. Черты лица были те же, и глаза смотрели так же: чуть насмешливо и немного грустно. Только это лицо было гораздо старше, бледнее, и волосы были не слегка, а совсем седые. Тот, кого видели сейчас перед собой гости волшебника, уже не казался пышущим жизненной силой здоровяком, он был стар и не слишком крепок. Это ощущалось явственно, хотя тело чародея и было скрыто под мягкими складками просторного одеяния — то ли плаща, то ли балахона. Видны был лишь лицо и руки — бледные, тоже точеные временем, с отчетливыми прожилками и костяшками. И лицо и руки казались как бы подсвеченными изнутри и, должно быть, от этого выглядели еще старше.

— Ну, что, так и будем молчать? — из состояния созерцания вывел визитеров слышанный прежде скрипучий голос. Раздавался он на сей раз из клюва золотисто-лилового грифона внушительных размеров, что лежал у ног чародея, охлестывая неторопливо вздымающиеся бока хвостом с пушистой кистью на конце. от неожиданности принц моргнул.

***

Все вернулось на свое место: и комната, и попугай, и кресло, и кряжистый в нем человек средних лет и изрядного здоровья.

— Довольны? — спросил он. — Да вы садитесь, наконец.

Гости опустились в кресла, что оказались сзади.

— Пожалуй, в настоящем виде Вы все-таки... словом, так с Вами легче разговаривать. — Проговорил наконец фехтовальщик.

— В настоящем? — поднял бровь чародей. — А какой из них, по-твоему, настоящий?

— Вот этот, нынешний.

— Нет, — чародей вздохнул, — этот как раз не настоящий. Но ты прав. В нем удобней разговаривать, да и вообще жить среди других. А так... Вообще-то это больше видимость.

— А зачем?

— Ты же сам сказал: легче разговаривать. Вам со мной. Ну и как следствие — мне с вами: вы меньше отвлекаетесь от сути, когда собеседник выглядит привычно.

— Сколько же Вам лет? — спросил принц. Чародей усмехнулся:

— Много.

— Но ведь Вы волшебник. В смысле — чародей. Сделайте себя молодым.

— Пожалуй, — чародей вздохнул, — это единственное, чего я не могу.

— Почему? — удивился принц. — Мне рассказывали, что волшебники из страны магов могут все.

— Все, — задумчиво сказал чародей, — все не может, наверное, никто. Можно мочь многое. Можно — очень много. Можно — почти все. Это как я. Но все — вряд ли. Ты не думал, принц, откуда берется волшебство магов?

— Наверное, у вас особые знания. Или талант. От природы.

— Да, — улыбнулся чародей, — это тоже. Но почему наши чудеса сбываются? Чем мы платим за это?

— Нет, — честно ответил принц, — этого я не знаю. Да и вряд ли могу знать. Говорят, вы это скрываете, чтобы другие не смогли быть магами.

— Есть те, кто сам догадался... Как ты сказал? Чтобы другие не смогли быть магами? А ты — лично ты — хочешь быть магом?

Принц подумал и ответил:

— Я хочу быть королем. И — магом.

— Ишь ты, — скрипнул попугай неодобрительно. Но продолжать не стал.

— А зачем? — чародей смотрел на принца внимательно, и тот вдруг побледнел.

— Ну вот, — вздохнул принц. — Пророчество — оно исполнилось.

— Пророчество? — чародей поднял брови. — Какое?

Тут уже принц посмотрел на него удивленно:

— Ну... я все-таки не удержался и — попросил.

— И не в первый раз за сегодня, — не преминул заметить попугай-грифон.

— А что за пророчество? — чародей казался искренне заинтересованным.

— Говорят, — стал объяснять принц, — что если кто-то, неважно кто, обратится к волшебнику с просьбой, тот исполнит ее, а потом уйдет из города, который станет тогда одним из городов страны магов. Потому что это будет Город, Который Видел Чудо. Из таких городов и состоит ваша страна. Так?

— В целом, — кивнул чародей, — так.

— Ну вот, — продолжил принц, — было пророчество, что в нашем городе к волшебнику, то есть к Вам, с просьбой приду я. И мама не хотела, чтобы я бывал в городе.

— Но ты пришел.

— Понимаете, — принц повел плечами и даже слегка покраснел, — в пророчестве сказано, что я приду, когда вырасту. И королем я стану тоже, когда вырасту. Так что, пока я не пришел к Вам, я не мог стать королем.

— А парень с амбицией, — каркнул Мажек и покачал головой то ли одобрительно, то ли насмешливо. Имея некоторый опыт общения с попугаем, фехтовальщик решил, что скорее насмешливо.

— И теперь ты будешь королем, — заключил чародей. Так в чем же просьба? И причем тут пророчество?

— Ну, пророчество! — принц посмотрел на чародея исподлобья, как недавно смотрел на фехтовальщика. — Пророчество есть пророчество. Хотя мне и не хочется, чтобы оно сбылось. Жители города меня невзлюбят.

— Почему?

— Потому что Вы уйдете из-за меня.

— И что с того?

— Как что? Они ведь любят Вас.

— Вот как? — тон чародея был изумленным, и с таким же видом он смотрел на попугая. — Ты слышал, Мажек, жители меня любят. Никогда не замечал.

Неизвестно как Мажеку удалось хмыкнуть, хотя клюв его не был к этому приспособлен никоим образом.

— Что же, — чародей вновь обернулся к принцу. — Я уйду, а тебя будут за это не любить. Я правильно понял?

— Ну... да.

***

Королева смотрела в окно на город, над которым уже встало солнце. Отсюда не было видно уличной суеты и толкотни на рыночной площади, зато отчетливо виднелись верткие флюгеры на остроконечных башнях и черепичных крышах. И скопление телег у ворот, медленно втягиваемое городом, тоже было видно.

— Он уже там, Ваше величество, — министр стоял за плечом королевы и тоже смотрел в окно.

— Может быть, — королева вздохнула, — это и к лучшему.

***

— Ты хочешь быть королем, и чтобы люди тебя любили?

— Да.

— А еще, — напомнил ехидно попугай, — он хочет быть магом.

— Да, — чародей улыбнулся грустно, — я помню. Но это вряд ли стоит принимать всерьез. Это он по молодости. И — глупости.

— Ну да, я понимаю, что в маги вы чужих не пускаете, это я уж так просто сказал, — серьезно кивнул чародею принц.

— Не пускаем? — улыбка чародея стала веселее. — это поклеп. От нас это просто не зависит.

— Не зависит? — это удивился уже фехтовальщик.

— Да, — чародей закивал головой и посмотрел на гостей уже совсем весело. — Вам это не приходило в голову? Но ведь это так просто: учеником мага — и, естественно, магом — может стать только тот, кто уже сотворил одно чудо. Любое. Но — чудо. Нечто волшебное. Сам.

— Сам? — во взгляде принца сквозило недоверие. — Один? А! То есть он должен быть сыном или дочерью другого мага? Это передается по наследству?

— Нет. — Чародей уже не смеялся, и взгляд его был обращен куда-то сквозь собеседников. — Нет, по наследству это как раз не передается.

— Тогда откуда берутся маги?

— Да, — поддержал фехтовальщик, — Вы начали было говорить о том, за счет чего происходят чудеса, но отвлеклись.

— Обрати внимание, это ты отвлекся, — вставил свое слово Мажек.

— За счет чего происходят чудеса? — чародей приподнял бровь, — разумеется, за счет мага.

— Как это? — фехтовальщик подался вперед, а принц не отрывал от чародея взгляда.

— Маг может собирать свою жизнь, скажем, в пучок. И расходовать его сразу, одновременно. Большое чудо — большая часть жизни. Фокус — маленькая. Маг творит чудеса, и его время уходит. Все просто.

— Но ведь маги живут долго! — принц не мог поверить.

— Да. Маги живут долго. — Чародей вздохнул. — Чудеса имеют и обратное действие: люди, которым помог маг, что-то думают о нас, восхищаются, иногда любят, иногда благодарят в душе — не платить же магу в самом деле! Они не умеют собирать жизнь в один миг, но их много, и часть их тепла затрагивает нас. Это поддерживает и дает силы. То есть волшебство. Отсюда и чудеса. Кстати, потому маги и не любят творить волшебство злое: страх людей приближает нашу смерть.

— Но, — задумчиво спросил фехтовальщик, — разве не может один маг сделать чудо для другого? Скажем, омолодить его?

— К тому времени, как маг становится способен на это, у него остаются силы лишь на Последнее Чудо. Мелкие фокусы — не в счет. Одна жизнь за другую — что это меняет? — чародей, казалось, говорил сам с собой, будто решая что-то. — Чудо омоложения не имеет смысла. А так... Маги живут долго. Но стареют очень скоро. Ты молод, принц. Ты не захочешь стать магом.

***

На первый взгляд, радости горожан не было предела. Впрочем, на второй взгляд впечатление сохранялось. Казалось, в той толчее и тесноте, которая царила на всех близлежащих улицах, в окнах, на балконах и крышах, невозможно чему-то радоваться, но горожане не только радовались, но и делали это бурно, шумно и даже кое-где пытались танцевать. Трудно было поверить, что здесь может уместиться столько народу, но поверить приходилось: было похоже, что не только все жители города, но и все население окрестностей, а может, и соседних городов, собрались в один час в одном месте. Едва принц вышел из дома чародея, чьи-то руки подхватили его, подняли на плечи, понесли. Мимо: справа, слева, снизу, в окнах и на крышах мелькали счастливые лица, машущие руки, флаги и гирлянды, в воздухе мелькали шляпы и воздушные шары, глаза сотен людей были устремлены к нему, и принц видел, как на эти глаза — детские, юные, по-взрослому серьезные или по-стариковски мудрые, добрые, озорные или лукавые, яркие, широко открытые и глубоко посаженые, большие, раскосые, зеленые, голубые, карие, синие, словом — разные — как на глаза эти, когда принц отражался в них, наворачивались слезы.

Передавая с рук на руки, люди несли его над собой, а навстречу ему несся, стремительно нарастая, заполняя собой тесное пространство улиц и выплескиваясь на крыши и дальше — в небо — приближался и подхватывал могучими волнами восторженный крик города: «Да здравствует король!»

***

— Ваше величество...

Это обращение было еще совсем непривычным, и он не сразу откликнулся, так что бургомистру пришлось повторить еще раз:

— Ваше величество.

— Да. — Это да прозвучало не только как ответ бургомистру, но и как согласие. Дескать, «да, величество. А ты думал?»

— Ваше величество, — в третий раз повторил бургомистр, — желает ознакомиться с отчетом о расходах на вчерашнее празднество и положении дел в городе?

— А разве, — удивился новый король, — мы не входим в страну магов?

— Конечно, входим, — пояснил бургомистр. — Но править-то все равно будете Вы, Ваше величество.

Ну да, величество это про него. Значит, править будет он. Понятно. Наверное.

— А мама? — вопрос прозвучал не совсем по-королевски, но что теперь делать?

— Ее величество сможет теперь отойти от дел, — серьезно сказал бургомистр, — и жить частной жизнью. Вчера она прибыла в город и поселилась в своем доме.

— У мамы есть дом в городе?

— Да. Уже много лет. Нам пришлось спешно его ремонтировать.

— Но почему мама жила там, в замке? Ведь это было... скучно. Ей.

— Ее величество считала, что царствующим королям это больше подобает. Конечно, вы можете решить иначе.

— Я хочу жить здесь, в городе, — быстро ответил бывший принц, уже начавший привыкать к титулу «величество».

— Как Вам будет угодно, — бургомистр склонился перед королем, но даже по его обычно невозмутимому лицу королевского чиновника было видно, что эта новость ему по душе. — Так Ваше величество желает ознакомиться с отчетом?

— Потом, наверное.

— Как Вам будет угодно, — бургомистр передал помощнику одну пухлую папку и взял взамен другую, куда тоньше. — Тогда, быть может, вы захотите отдать распоряжения о похоронах?

***

Королева стояла у окна. Правда окно это было другое, из него была видна рыночная площадь, соседние дома, пестро наряженные в честь вчерашнего праздника, доносился разноголосый шум, в котором изредка угадывались слова «Да здравствует король!» Город все еще праздновал и веселился. Уже не так бурно и тесно, как вчера вечером, когда королева въехала в свой городской дом, уже более камерно и семейно, отдельными компаниями, но гул праздника еще стоял над городом и не хотел угасать. Впрочем, королева не испытывала неудобства. Город принял ее сына, и праздник этих людей шумел в его честь. Королева была благодарна им.

Было и еще одно отличие. Королева стояла не одна. Нет, за ее спиной не было министра. Рядом с нею, обняв за плечи стоял тот, кого могли узнать разве что молодой король, старый министр, да, пожалуй, еще городской волшебник, вздумай они вдруг здесь появиться. Но и они знали его как заезжего учителя фехтования. Только сам он да еще королева во всем городе знали, кто он на самом деле. Ученикам магов не полагается афишировать род своих занятий. Это нескромно.

***

Молодой король почувствовал себя неуютно и как-то зябко.

— О похоронах? О чьих?

— Городской волшебник умирает, — объяснил бургомистр. Мы хотели проститься. Мы надеялись, что Ваше величество не будет возражать.

— Конечно... — недавний принц и нынешний король почувствовал себя как-то нереально и даже голос свой услышал будто со стороны, — но... как? Почему умирает? Совершив чудо, волшебник — он уходит. Он уходит, разве не так?

Он искал ответ в глазах бургомистра, он пытался понять, что же изменилось в этом мире, который еще пару минут назад был таким теплым и дружелюбным.

— Все верно, — бургомистр кивнул королю, как бы поняв его состояние и желая ободрить, — Ваше величество правы. Так он и уходит. Это было его Последнее чудо. Разве вы не знали? Волшебники всегда так уходят. Вы ведь не думаете, что волшебники бросают свои города. Они творят чудо и умирают. Поэтому жители как можно дольше не просят их о чуде. Неужели Вам этого не говорили? — бургомистр казался удивленным. И вдруг в его глазах мелькнуло понимание, — Пророчество! Да? Вам просто не сказали?

— Да, — голова короля опустилась вниз, и осанка его в этот миг была совсем не королевской, — мне не говорили. Этого мне не говорили.

Король молчал, и бургомистр не прерывал молчания. Ему казалось, он понимает, что творится сейчас в королевской душе. Старый бургомистр очень хотел помочь, но он не знал, как. И молчал. И смотрел в пол. Королевские слезы — не для подданных. Во всяком случае, так считалось раньше.

***

Грифон-попугай лежал рядом на полу и лишь изредка поднимал голову. Бока птицы-льва опадали тяжелыми вздохами, а хвост был неподвижен. Мажек молчал и, казалось, ни на кого не обращал внимания.

Над ним, на высокой резной кровати под приопущенным балдахином лежал чародей. Он выглядел по-настоящему: седая голова лежала на подушке неподвижно, бледное лицо еще немного светилось изнутри, но руки уже почти полностью были скрыты в тонком зыбком сумраке, густевшем у ног, но пока еще отступавшем у изголовья. Глаза чародея были открыты, и молодого короля он узнал. Губами чародей не шевелил, но слова его прошелестели в голове короля:

— Здравствуй, принц. Прости. Ты ведь уже король. Здравствуй, король.

— Здравствуй, чародей.

— Я выполнил твою просьбу.

— Да. Но ты обманул меня, чародей.

— Я?

— Ты не сказал мне, что умрешь.

— Разве ты не знал этого, король?

Король не ответил сразу. Он вспомнил вчерашний день, весь, с раннего утра и до вечера. Он вспомнил встречу с чародеем и их разговор. Он вспомнил свои вопросы и его ответы. Он вспомнил то, что знал раньше. И ответил:

— Я знал это.

— Тогда не сердись на меня, мой мальчик.

— Я не сержусь, — король усмехнулся, и усмешка вышла хриплой. Быть может, потому, что вместе с королем вздохнул и грифон-попугай.

— Скажи мне, чародей... Ты ведь не умрешь прямо сейчас, мы успеем поговорить?

— Хорошо.

— Скажи мне, чародей, ты можешь не уходить?

— Нет, не могу, король.

— Не называй меня королем.

— Хорошо.

— Постой, я спрошу не так. Ты можешь не уйти, остаться с нами, с городом,.. со мной?

— Я не знаю.

— А! — искра надежды, опасливой и потому торопливо спрятанной, мелькнула в глазах молодого короля. — значит, можешь. Скажи, как? Скажи, что делать? Скажи, я сделаю.

— Я не сказал, что могу. Я сказал, что не знаю. Такого еще не случалось.

— Ну подумай, подумай, — король не отрывал глаз от гаснущего лица чародея, — подскажи, ты только подскажи, дальше я сам.

— Чего ты хочешь? — эти слова прошелестели совсем тихо, и серая зыбь придвинулась к лицу чародея.

— Я хочу, — король подхватил легкое тело чародея за плечи и, придерживая голову, приблизил его лицо к своему, как бы стараясь вытащить его из обступающего колышущегося сумрака, — я хочу, чтобы ты остался, чтобы ты жил!

***

Люди собрались у дома волшебника. Их было не меньше, чем вчера, только теперь они стояли молча, напряженно вглядываясь в окна дома. Головы их, несмотря на вечерний час, были непокрыты. Люди ждали. Они пришли проводить волшебника, но вовсе не хотели его торопить. То тут, то там в руках мелькали корзинки с провизией: жители города были готовы прождать всю ночь, и следующий день, и следующий. Они не торопили смерть волшебника, который прожил в их городе всю их жизнь, но хотели проводить его, когда он уйдет. Город ждал. Ждал тихо и спокойно.

***

Мгла отступила разом. Не пропали ни седина, ни бледность, но кожа засветилась изнутри ровным мягким светом, и серая зыбучая темнота пропала вовсе. Чародей лежал на кровати, прикрытый домашним балахоном. А над ним, ничего не стесняясь, плакал взахлеб молодой король. И усевшийся на резную спинку кровати лилово-зеленый попугай не спешил смеяться над ним.

***

Шепот волной прошел по стоящим плотной стеной горожанам и оборвался разом. Все взгляды устремились на ворота дома волшебника, на которые поднялся их новый король. Как вчера, он вновь видел сотни устремленных к нему глаз. В них не было вопроса. Просто ожидание. Люди ждали слов короля. Король постоял на воротах, будто не решаясь начать, а потом сказал:

— Волшебник остается...

На последних звуках голос его сорвался, но сказанное им уже покатилось дальше по улицам, по лицам и головам, по губам и глазам. И оттуда, издали, где в сумерках уже было не разглядеть конца улиц покатилось навстречу размеренно, приближаясь и набирая силу уверенно и торжественно совсем иначе звучавшее вчера:

— Да здравствует король!

Стоявший на воротах ожидал, похоже, чего угодно, только не этого. Но звук ширился, разрастался в глубину, усиливался, отражался от стен домов и, вбирая в себя голоса все новых и новых людей, двигался вперед, к воротам чародея со всех сторон:

— Да здравствует король!

Губы молодого короля дрогнули, но вдруг на лицо его рухнул страх. Резко обернувшись, юноша спрыгнул с ворот и побежал к дому. А вдогонку ему все гремело, подхватывая на бегу: «Да здравствует король!» Только сейчас это молодого короля не радовало. Не переводя духа он вбежал в комнату чародея, обхватил его за плечи и взглянул ему в лицо напряженно и испытующе.

***

Первым в королевских чувствах разобрался попугай. Прокашлявшись долго и обстоятельно, чтобы привлечь внимание людей, он поглядел на короля и, кивнув на чародея, объяснил:

— Это не он.

— Не он? — король перевел взгляд на чародея и переспросил, — не ты?

Тут понимание пришло и к чародею.

— Не я, — он улыбнулся. — На этот раз они сами.

— Ух. — Напряжение покинуло короля, и он сел прямо на пол, у изголовья кровати. — Ты все-таки остался. А говорил: «не могу».

Чародей поднял брови и переглянулся с попугаем.

— Я и не мог. Ты мне не поможешь сесть? Спасибо. Я и не мог.

— Но тогда... Ты ведь останешься?

— Ну, когда-то все уходят, и я тоже, но не теперь. Только это твоя работа. — Чародей внимательно посмотрел на молодого короля, и голос его прозвучал неожиданно глубоко. — Спасибо.

Король не ответил.

— Усваивает, — прокомментировал Мажек.

— Что же, — юноша говорил медленно, как бы вслушиваясь в собственные слова, — я тоже волшебник?

— Нет, — чародей улыбнулся, — еще нет. Но ты сделал свое Первое Чудо. А теперь решай сам: ты стал королем. Хочешь ты стать учеником мага?

Молодой король поднял глаза на чародея, потом отвел их, посмотрел вниз и вдруг поднял руки к глазам. Кожа его рук почти незаметно, но все-таки в вечерних сумерках вполне отчетливо светилась изнутри мягким, теплым светом.

И лишь где-то на краю сознания промелькнул восхищенный скрип грифонистого попугая:

— Нет, ну ты подумай, он только что заметил!

…

Вот такая сказка. И мы возвращаемся к своей работе — работе психолога.

Работа на уровне духовности

Чем глубже работа, тем все менее четкими становятся межуровневые границы. Можно ли затронуть ценности, оставив в стороне «Я»? Можно ли прикоснуться к «Я» и не всколыхнуть уровень духовности? Можно ли при этом оставить в неприкосновенности убеждения? Наверное, это сложно.

• Остается надеяться, что мы отадаем себе отчет, на каком уровне мы сейчас работаем — в основном. И предусматриваем возможные изменения на уровнях остальных. Потому что небольшое изменение на старшем уровне ведет к изменениям на всех нижележещих уровнях. И изменения эти тем значительнее, чем ниже уровень. Новое понимание своих возможностей даст новое поведение и изменения в отношении окружающих. А поправки на уровне «Я» неминуемо изменят убеждения, расширят или сузят рамки возможного, повлияют на поведение и, уж конечно, на реакцию окружения.

Итак, уровень духовности. Или «лучшего «Я». Или того, что «больше, чем я». По сути, когда мы говорили об осмысленности жизни, как об одном из трех условий благополучия «Я», мы говорили именно об этом — о чувстве принадлежности человека к чему-то большему, чем он сам. Когда на уровне «Я» мы затрагиваем проблему смысла и цели жизни, когда мы говорим уже не просто о благополучии человека, а о благополучии для чего-то или кого-то — вот тогда мы и входим в границы уровня духовности.

• Сам уровень, как мы уже писали, гораздо шире и, в основном, относится не только к психологии. Но вот эта его часть — наша. Психологическая.

Итак, для ощущения осмысленности и достоинства своей жизни, человеку нужно его собственное «зачем». Зачем я живу? Зачем я в этом мире. Зачем весь этот мир, и каково мое место в нем?

• И если ответа нет, человек живет — в лучшем случае нормально. А не «хорошо». В тяжелом случае отсутствие такого ответа приводит к депрессии и суицидальным настроениям. В случае обычном — дает чувство пустоты жизни.

Вряд ли мы, психологи, найдем глобально приемлемый ответ на этот вопрос. Но вот помочь человеку найти свое личное «зачем» — это мы можем. Но — найти лично его, клиента, а не наше, психолога. Мы можем подвести-подсказать, что такой вопрос — не праздный, и от своего ответа на него в жизни клиента много чего зависит. Мы можем подтолкнуть к размышлениям на эту тему, если клиент до нас не задумывался или просто раз за разом отбрасывал эту мысль, как непродуктивную: «Жив-здоров, зарплата хорошая, чего еще надо?». А вот подсказать ответ мы — не можем.

• Хотя можем задавать углубляющие размышления вопросы, если варианты ответа откровенно глупые, то есть — не с этого уровня. «Живу, чтобы машину купить» — это, конечно ответ. А что потом, когда машина будет? Можно перестать жить?

Мы можем подвести клиента (если дело до этого дошло), что лично для него вопрос «зачем» — имеет исключительно практическое значение, и уже будучи всерьез заданным, может изрядно изменить жизнь. А может быть, окажется (с нашей помощью), что человек уже давно знает ответ на этот вопрос. Про себя. В глубине души. Но живет — не так.

• А в другую сторону. Или просто «абы как».

А от этого «не так» страдают и самоуважение, и самопринятие. И, уже дальше, ценности, убеждения, вера в свои возможности, поведение и окружение. Словом, «не так» оказывается — все. Или почти все.

• Когда понимание того, что жизнь идет «не так» по большому счету, приходит к человеку само, и ответа на вопросы «что делать?» и «зачем?» никак найти не удается, основатель логотерапии — терапии смыслом жизни — Виктор Франкл говорит о наступлении «экзистенциального кризиса».

Наша работа — работа психолога — в этой ситуации не заключается в поиске конкретного улучшения здесь и сейчас (это можно делать в поддерживающих целях, когда изменения уже начались, и делается это обычно в группе). Мы работаем на то, чтобы наличие и остроту своего «зачем я живу» человек — осознал, соприкоснулся с вариантами ответов — разными вариантами, научился различать мелочи и смыслообразующие моменты жизни и задумался над, быть может, главным содержанием идеи смысла жизни: если есть «зачем», можно вынести любое «как». И начал свою жизнь менять: либо в поисках осмысленности (что само по себе задает смысл и цель на некоторое время), либо уже в сторону осмысленности найденной.

• Дети, дело, вера, добро, построить дом, посадить дерево, оставить добрую память, принести кому-то пользу, радость, любовь, позаботиться, передать знание и мастерство… чтобы жизнь не прошла зря, в общем.

Если мы вспомним возрастные кризисы по Эриксону, то последний кризис — кризис отчаяния или эго-интеграции как раз связан с обращением человека к прошедшей жизни. И если она прошла со смыслом, человек спокоен и радостен. А если нет… Пожалуй, отчаяние по Эриксону и «экзистенциальный кризис» по Франклу — это об одном и том же.

• Только наступить он может гораздо раньше, чем старость. Первые «звонки» раздаются уже в 24-27 лет. А потом в 30-33, 40-45 и т.д.

Итак, схема. (Если можно говорить о схеме в этом случае).

• Выясняем, что работа предстоит именно на границе «Я» и духовности.

• Создаем почву для неслучайных, глубоких размышлений о «зачем» и смысле жизни, как о практически (а не только философско-теоретически) важном деле. Демонстрируем значимость таких размышлений с практической точки зрения — для реальной жизни. (Особую роль здесь играют вопросы. Те самые вопросы из серии: зачем, для чего, если это есть — то что дальше, с какой целью и т.д. Предлагаем задуматься над тем, что в жизни клиента имеет смысл помимо него самого: если убрать все то, что направлено на обслуживание самого себя, то что остается?)

• Рассказываем о неслучайно живущих или проживших людях, стараясь давать разные примеры. Метафоры, притчи, рассказы, истории — здесь все годится.

• Если клиент погружен в размышления, то, возможно, пока и достаточно.

• Если клиент соприкоснулся с чем-то важным для себя, нашел в своей собственной жизни то, что важно именно для него — помогаем понять, как именно такая, так осмысленная жизнь будет выглядеть на практике. То есть от глобального «зачем» помогаем перейти к конструктивному «что делать?».

• Переходим к работе на нижележащих уровнях. Потому что одной работы на уровне духовности не достаточно. Каким бы ни было озарение, его надо еще «привязать» к объективной реальности. Потому что иначе следующий кризис будет еще тяжелее, а резервных уровней для работы у нас уже не останется.

Технически все это может делаться по-разному. На этот уровень работы сориентированы и логотерапия, и экзистенциальная терапия (в том числе гипнотерапия), и (как обычно) ряд техник НЛП.

• Есть и другие.

Техникам этим можно (и нужно) учиться профессионально. И при этом хорошо помнить, что браться за работу на уровне духовности стоит в крайнем случае.

• Особенно в начале профессиональной карьеры.

Изменения на этом уровне могут поменять очень и очень многое. И поменять не всегда предсказуемо. (То есть неумелые изменения могут создать человеку куда большие проблемы, чем до этого были. Особенно если проблемы были на других уровнях). Изменения на этом уровне требуют очень высокой компетентности и опыта от психолога. Изменения на этом уровне очень и очень трудоемки, то есть — в разных смыслах слова — дорогостоящи. И, наконец, это последний наш оплот, к которому мы обращаемся, отсюда отступать уже некуда. Вряд ли стоит разменивать его на мелочи.

Поэтому браться за такую работу стоит тогда, когда все усилия на уровнях других не принесли качественного результата.

• Принцип достаточности! Чем ниже уровень, на котором нужен результат, тем легче он достигается. То есть приемлемый результат не должен обойтись клиенту заметно дороже, чем он стоит на самом деле. И речь не о деньгах.

Кстати, этот принцип относится ко всей схеме коррекционной работы. Если мы не знаем точно, на каком уровне нам работать («они плохие», «у меня нет необходимого навыка поведения», «я не смогу», «так нельзя и плохо», «нет благополучия» или «в чем смысл жизни»), если точно распознать уровень не удается — беремся с низшего и, если результат недостаточен, подключаем все более высокие. До тех пор, пока результат не окажется приемлемым. Клиенту.

• И еще чуть-чуть.

«Делать из клиента человека» по полной программе, если он обратился за помощью в развитии, скажем, навыка знакомиться с девушками (или юношами), вряд ли стоит.

• Да и не получится: где нет собственной мотивации клиента, там и нам делать нечего. Работа на каждом последующем уровне все более затратна для клиента, поэтому нужна все более сильная его собственноая мотивация. Клиент получит только то, что хочет. Что хочет сам. Глубокое понимание этой мысли убережет нас от ошибок и, что немаловажно, от самообвинений.

Клиент живет сам. К нам он пришел за помощью в том месте своей жизни, с которым по разным причинам самостоятельно не справился. Мы помогаем справиться и — предоставляем человеку жить дальше. Мы не учим жить. Мы жить — помогаем.

Резюме

Коррекционная работа (если очевидна ее необходимость после прохождения предыдущих шагов консультирования) строится по уровням. Это уровни окружения, поведения, способностей, убеждений, «Я» и духовности.

Работа на уровне окружения связана с воздействием на окружение, сменой окружения, предоставлением окружения альтернативного.

Работа на уровне поведения помогает овладеть необходимым для достижения результата навыком.

Работа на уровне способностей позволяет человеку поверить в возможность овладеть и использовать то или иное поведение.

Работа на уровне убеждений изменяет дезадаптивные установки на более реалистические и помогает согласовать эти изменения с жизнью.

Работа на уровне «Я» ориентирована на возвращение человеку утраченного ощущения собственного благополучия в масштабе жизни и связана с любовью к себе, самоуважением и осмысленностью.

Психологическая работа на уровне духовности рассматривает именно особенности «смысла жизни» для конкретного человека (клиента) и позволяет согласовать его жизнь на всех остальных уровнях с этими высшими приоритетами.

Коррекционная работа ориентирована на достижение согласованного с клиентом результата и может проводиться на том же уровне, на каком заявлен результат плюс-минус один уровень (как правило).

Принцип достаточности при этом заключается в том, чтобы не затрагивать вышестоящие уровни без непосредственной необходимости.

Завершение

По завершении коррекционной работы нам нужно еще кое-что сделать.

Во-первых, мы убеждаемся, что заявленный и скорректированный по ходу работы результат действительно достигнут.

• И это не только наше «видение», а переживается, ощущается и осознается самим клиентом — в его жизни произошли реальные изменения. Которые можно увидеть-услышать-почувствовать.

Во-вторых, мы убеждаемся, что клиент отдает себе отчет в том, что ему делать дальше. Мы можем вместе сформировать следующий результат и путь к нему, дать «последнее домашнее задание», подробно расспросить клиента, что он собирается делать, как строить отношения и вообще жизнь в ближайшее время.

• А еще мы убеждаемся, что клиент понимает, что он — будет что-то делать. Что наша работа закончена, но его — продолжается.

В-третьих, нам надо напоследок сообщить клиенту уверенность в том, что «все будет хорошо». И пообещать, что мы всегда будем рады его видеть, если он зайдет поделиться радостью время от времени, решить какие-то мелкие вопросы, попить чаю.

• Уже не как проблемный человек со специалистом, а как «нормальный человек» с «нормальным человеком».

По сути, мы подчеркиваем свое уважение к клиенту именно как к человеку и доказываем, что он нам по-прежнему интересен. И что он — не одинок. Мы его не бросили. При необходимости мы — подстрахуем.

• Впрочем, если свою работу мы сделали хорошо, особые усилия вряд ли понадобятся.

И вот только теперь мы поздравляем человека с его достижениями и успехами (можно их подробно вспомнить и перечислить) и — прощаемся.

Резюме по первой части

Реалистический подход к индивидуальному консультированию строится на предположениях, что:

• Клиент действительно переживает проблему, как проблему;

• Хочет достигнуть результата;

• Может это сделать с нашей помощью;

• Наша помощь должна быть достаточной.

Для достижения этих целей мы предложили пятишаговую схему работы.

• Дело не в том, что она единственно верная, а в том, что она работает. То есть результата достигает.

1. Установление контакта;

2. Выявление сути запроса;

3. Формирование образа желаемого результата;

4. Коррекционная работа;

5. Завершение.

Мы предполагаем, что до получения нужного результата на очередном шаге не нужно переходить к следующему, так как шаг сам по себе может оказаться достаточной помощью. Кроме того, работа на следующем шаге не может быть качественно сделана без опоры на предыдущие шаги.

• Если вы считаете иначе и знаете, что делать — делайте, как знаете. Если не знаете или не достигаете результата — делайте как учили.

Первым и обязательным условием качественной работы является установление и постоянное поддержание контакта.

Тут мы опираемся на:

• Имидж;

• Техники подстройки (по позе и дыханию, голосу и ритму и — по ценностям);

• Поддерживающее слушание;

• Активное слушание;

• Отражение чувств.

На следующем шаге мы выявляем суть переживаемой проблемы.

При этом мы:

• Задаем правильные вопросы, сначала расширяя круг поисков, а затем сужая его вокруг эмоционально значимой темы;

• Опираемся на навыки наблюдения и характерные внешние признаки;

• Используем знание о втором плане;

• Выявляем «идеологическую базу» проблемы: дезадаптивную установку.

Прежде чем приступать к работе по изменению ситуации, мы качественно формируем образ результата, желаемого клиентом.

На этом этапе нужно:

• Сформулировать цель позитивно;

• Убедиться, что позиция клиента активна;

• Узнать все подробности о результате;

• Выяснить критерии достижения результата;

• Определить доступные ресурсы;

• Установить желаемые границы результата;

• Проверить приемлемость последствий достижения результата.

Приступая к коррекционной работе, мы имеем в виду деление проблематик по уровням:

• Окружения;

• Поведения;

• Способностей и возможностей;

• Убеждений, ценностей и критериев;

• «Я»;

• Духовности.

При этом работа на уровне окружения подразумевает три возможных подхода:

• воздействие на окружение,

• смену окружение,

• создание альтернативного окружения.

Работа на уровне поведения опирается на такую схему:

• Нужно узнать, какое поведение ошибочно или неполноценно;

• Предложить другой вариант поведения;

• Обучить другому варианту;

• Исправить ошибки, поощрять достижения;

• Сформировать навык верной самооценки.

При коррекции представлений о способностях и возможностях задача заключается в том, чтобы:

• поставить под сомнение веру в «невозможность» чего-то;

• предложить принять некое условие, при котором это что-то станет не только возможным, а — обязательно возможным;

• организовать выполнение оговоренного условия;

• помочь клиенту принять внушение о возможности нужного поведения.

Чтобы добиться изменений на уровне убеждений нам нужно:

• Распознать ошибку мышления;

• Продемонстрировать клиенту ее последствия в его жизни;

• Предложить привести другие примеры;

• Помочь осмыслить порожденное ошибкой убеждение;

• Помочь осмыслить результат.

Работа с неблагополучием на уровне «Я» опирается на предположение о том, что клиенту нужно:

• полюбить себя и других;

• убедиться в собственной значимости;

• удостовериться в осмысленности своего существования.

В последнем случае мы уже можем говорить о работе на границе «Я» и уровня духовности. В этом случае мы:

• Помогаем всерьез рассмотреть свою жизнь с точки зрения вопроса «зачем?».

• Приводим примеры возможных социально приемлемых «смыслов жизни».

• Предоставляем время для осмысления и поиска.

• Предлагаем привнести найденные духовные ценности в повседневную жизнь.

Наконец, нам нужно завершить консультирование. Мы делаем это, убедившись, что цели работы достигнуты: с точки зрения клиента и нашей. Затем мы убеждаемся, что клиент знает, что ему делать дальше.

Напоследок необходимо передать клиенту уверенность в том, «он смог» сделать работу и может впредь полагаться на свою способность справиться с подобными трудностями сам. Одновременно мы демонстрируем готовность общаться и, в случае настоятельной необходимости помочь.

После чего желаем успехов и консультирование — завершаем.

Часть 2 Такие разные люди: Работа с группой

При всей нашей любви и уважении к индивидуальной психологической работе, мы легко и радостно признаемся, что сами отдаем предпочтение все-таки работе групповой.

• Отдаем предпочтение — не значит, что работаем только так. Но так работаем — с большим удовольствием.

Потому что психология, на наш взгляд, все-таки в огромной степени относится к области взаимоотношений — отношений со многими и разными людьми, которых целиком и полностью один психолог не заменит.

Отношения — это люди. Много и разные!

Да, и в групповой работе от нас требуется умелое и профессиональное вмешательство. Но вот поддержка, среда и атмосфера (а еще и ежесекундная мгновенная проверка личных изменений участника среди других нормальных людей: «работает это или не работает») — это дело группы.

• Потому что есть вещи, в которых клиент нам не поверит: «Вам положено так говорить». А просто людям, не психологам — не положено, они говорят, что хотят. И веры им — больше.

Почему группа?

Группа вообще-то сама по себе очень полезна, зачастую независимо от глубокомысленной работы ее ведущего. Тут участник узнает (и доказательно) весьма важные вещи: что он не один с такими чувствами, мыслями и переживаниями, что есть очень широкое понятие нормы, в которое он, в основном укладывается…

• У него все «как у людей». То есть ничего катастрофического с ним не происходит: с этим живут, это проходит или, на худой конец, «лечится».

Здесь, в группе, человек естественно и непринужденно приобретает много полезных знаний (и не только научного характера: участники просто делятся опытом из серии «у меня такое было, и вот как я это пережил»). Здесь приобретается и углубляется опыт доверия к людям, опыт обращения за помощью и оказания ее другим.

Обычно группа — это уменьшенная модель мира отношений, в которых человек живет. Здесь он воссоздает и воспроизводит свое поведение и свои отношения. И здесь же, изменив первое и второе, он получает навык иного поведения и осмысления своих отношений, который вернется с ним в «большую жизнь» и будет работать уже там. Часто для участника группы прямая рекомендация соседа: «Вынь голову из задницы и займись делом» оказывается куда более «терапевтичной», чем отточенная техника психолога-консультанта.

• Это не теория, это раз за разом и годами подтверждающаяся практика!

Кроме того, группа оказывается часто более тактичной и великодушной к ее участнику, чем специалист-профессионал. Сколько проблем решается у человека в группе, когда их высказывает и берется решать кто-то другой! Сколько людей, просто сидя на своем месте и, кажется, совсем не участвующих «в процессе», потом со слезами радости и гордости признаются в глубоких собственных изменениях и успехах в жизни! Да, сами бы они не стали говорить об этом, скрывали бы ото всех и от себя, изо всех сил сопротивляясь психологу, но раз уж Иван или Даша смогли, заговорили, то вместе с ними (пусть и про себя) говорили и искали выход все остальные. И — нашли.

В группе важна едва ли не в первую очередь сама атмосфера группы. Она поддерживает, дает силы что-то принять в себе или что-то изменить, она выступает в роли того самого референтного круга (круга значимых людей), который помогает найти и утвердить свое «Я». Наконец, группа часто попросту дает друзей, общение и контакты, отсутствие или нехватка которых может быть корнем всех других проблем человека.

Словом, группа гораздо эффективнее, чем один человек (пусть и профессионал) способствует раскрытию, изменению своего участника и его поддержку в сохранении этих изменений.

• Кстати, это справедливо не только в отношении позитивных изменений. Группа — инструмент очень мощный, и пользоваться им можно по-разному. Группа может сохранить для общества отрезвевшего алкоголика или сподвигнуть к труду лодыря, а может и утащить из семьи в очередное просветление. Группа — это форма, где много зависит от содержания. Надеюсь, наше с вами содержание будет профессиональным и пристойным.

Итак, группа помогает раскрыться и измениться, перенять опыт и получить информацию, группа дает поддержку и опору, позволяет экспериментировать и переносить в жизнь наиболее удачные «разработки».

И, что немаловажно, работа в группе происходит быстрее. По крайней мере, может происходить, если ведущий реагирует на происходящее достаточно оперативно. Потому что одна и та же работа (по теме и затраченному времени) касается многих людей, и нет нужды из раза в раз повторяться.

• Если мы хотим сделать добрых дел больше, группа — очень удачный и простой (как все гениальное) возможный выбор .

Словом, группа — это хорошо.

Разные группы

Группы делятся очень по-разному в зависимости от предпочтений того, кто делил, от внешних факторов, от задач, от количества и качества участников и т.д.

• И книг на эту тему, к счастью, очень много.

Скажем о главном. Если терапевтические и коррекционные группы выводят человека из провала к относительному личностному благополучию, то группы роста и развития к этому благополучию уже что-то добавляют.

• Последние традиционно называются у нас в стране тренинговыми группами, хотя это не всегда верно.

Разделение это не очень жесткое, и одна и та же группа для одних своих участников или на определенном этапе развития может быть коррекционной, а для других или в другое время — развивающей.

Кроме того по форме своей группы делятся на открытые (допускаются новые участники) и закрытые (не допускаются); гомогенные (состав одинаков по какому-то признаку: все женщины, банкиры, разведенные) и гетерогенные (люди очень разные); краткосрочные (интенсивные, когда работа идет день или несколько дней подряд) и долгосрочные или пролонгированные (серия встреч, скажем, раз в неделю). Группы бывают маленькие (8-12 человек) и большие (25-150), структурированные (сценарий и четкая руководящая роль ведущего) и неструктурированные (едва ли не все, включая тему работы, рождается на ходу и поддерживается самими участниками) и т.д.

И бывают группы обучающие. Иногда это лишь название, а по сути те же коррекция или рост, иногда смесь, а иногда именно обучающий тренинг-семинар или попросту лекции. К психологическим обучающие группы относятся тогда, когда для передачи знания и навыка ведущий (тренер) использует особые приемы психологического воздействия, когда кроме «рассказать и показать» ставится еще и задача «научить до уровня владения».

• Собственно, с точки зрения техники группы обучающие и группы развития очень сходны: и тут, и там стоит задача — научить. Научить поведению, навыку, образу мыслей, способу адаптации… Различие здесь скорее внешнее: отличаются частности.

Группы бывают разные. В том числе и — совсем не психологические. Мода называть «тренингом» обычные поигралки, когда в кучу-малу свалены игры и упражнения из разных книг, хороша для непрофессионалов, но к реальному тренингу особого отношения не имеет.

• Правда, есть еще игротехника — вполне солидная работа, когда игровыми методами тренер группы достигает профессиональных задач. Сюда, например, относятся деловые игры.

 

Откуда и куда

Если говорить о психологии в узком личностном смысле, а о работе психолога, как о помощи в личных же обстоятельствах, то у нас есть два направления, в которых мы можем приложить свои силы, знания и навыки.

• И душу.

Точнее, направление одно, но смотреть можно в разные стороны. Направление это, условно, от «совсем человеку плохо» (в разном смысле этого слова) к «очень ему хорошо». Где-то в середине будет «нормально».

 

Коррекция Норма Личностный рост

 

Плохо Жить можно Хорошо

 

Условность здесь в том, что в «хорошо и плохо» мы вкладываем не только внутреннее состояние, но и взаимоотношения с окружающими. Помните, в предыдущей части мы говорили о том, что «нормально» для нас, психологов — это когда нет переживания проблемы (душа не болит), и человек адаптирован к обществу. «Плохо», соответственно, когда и больно, и окружающим неприемлемо. «Хорошо», в таком случае, когда человеку не просто нормально, а когда он счастлив и радостен, и с ним рядом радостно и счастливо.

• Хорошо — если вспомнить то — о чем уже говорили, еще и когда человек любит себя, других и любим, уважает себя, других и уважаем, когда жизнь его осмысленна и продуктивна.

Все эти «хорошо» и «плохо», естественно, не абсолютны, а ориентировочны. То есть для нашей психологической работы это — ориентиры.

И коррекцию, то есть выправление душевной беды, и рост и развитие, как движение в направлении от «нормально» к «замечательно», можно вести на тех же уровнях, о которых уже шла речь: окружение, поведение, способности, убеждения, «Я» и духовность. Можно окружение менять и улучшать, можно менять и улучшать поведение, можно увеличивать и развивать способности, можно приобретать удачные и полезные убеждения, можно расширять и облагораживать свое «Я». Можно, наконец, обретать духовный рост, приобщаясь к великому.

Таким образом, глубинной принципиальной разницы между коррекционной и развивающей психологической работой нет, и коррекция на своем завершающем этапе часто хоть чуть-чуть переходит в рост.

• Однако, ближе к поверхности разница есть. Если мотивация для коррекции обеспечивается тем, что клиенту «больно и нехорошо» плюс обещание светлого будущего, то в ситуации роста нет выбора «из двух зол»: жить плохо дальше или напрячься. Поэтому усилий для роста и развития люди склонны прилагать меньше и в большинстве предпочитают довольствоваться уровнем «мне и так хорошо». Ну и хорошо.

Нынешняя наша жизнь предлагает все более жесткую мотивацию для роста и развития профессионального. Давно работающие коллеги знают, что тренинг навыка и обучение современным психологическим технологиям сегодня легче предложить и продать, чем «тренинг личностного роста».

• Кстати, немалую роль здесь играет и весьма низкое качество тех малопрофессиональных поделок, которые начинающие коллеги так любят называть «тренингом личностного роста». Термин не вызывает доверия.

«Личностным ростом» в наше время (в основном) склонна заниматься молодежь, ростом профессиональным и проблемой заработка еще не очень обремененная. (Плюс особенности возраста, о которых мы говорили). Раз за разом на таких группах встречаются студенты и, что тоже характерно, уже преуспевающие люди, которым теперь хочется чего-то и для души.

• Ну и озабоченные и самоуглубленные искатели «высших истин» или просто проблемные люди, которым, на самом деле, не сюда, а на коррекцию. Может быть, из-за этого коррекционные по сути программы тоже часто называют тренингами личностного роста.

Тем не менее, на работу групп по «личностному росту» авторы смотрят очень оптимистично. То ли в надежде, что преуспевающих людей становится все больше, то ли из особой любви к студенческой молодежи.

Коррекция в группе

Схема коррекционной работы очень подробно была описана в предыдущей части. Теперь можно сказать, что схема эта касается не только индивидуальной, но так же и групповой коррекционной работы. Впрочем, есть и свои особенности, которых мы сейчас коснемся.

Коррекционная работа в группе складывается из индивидуальной (точнее, индивидуально-групповой) и собственно групповой работы.

В зависимости от степени структурированности группы тему очередного коррекционного эпизода задает либо ведущий (и кто-то подхватывает и описывает свой опыт), либо тот участник, который взял слово. Именно с этим участником, который выдвинулся на центральное место (в гештальт-терапии — «горячий стул») ведущий и начинает работу по знакомой схеме: «контакт — суть — результат — коррекция — завершение». Однако на каждом из этих этапов в работу может быть вовлечена (и обычно вовлекается) вся группа или другие участники, так что просто «зрителей» не остается. В силу этой вовлеченности коррекционная работа с одним участником становится коррекционной работой со всей группой.

Кроме того, есть и собственно групповые упражнения, направленные на достижение результата на одном из этапов схемы всеми или большинством участников группы. Это игры, обсуждения, групповые трансы, отработка поведенческого или когнитивного навыка в парах, тройках или четверках, общегрупповые эмоциональные действа, танцы, рисование, пение хором, постановка сцен и т.д.

• Словом, все, что ведущий знает, умеет или на ходу придумает для достижения уже знакомых нам целей: установления контакта в группе и с группой, анализа проблемы (проблем) и выявления сути, поиска вариантов нужного и мотивирующего результата, выхода из положения и решения проблемы, работы над достижением результата или запуска процесса, который к результату приведет и — плавного завершения работы, интеграции полученного.

Но что конкретно?..

Как все это происходит на практике?

Установление контакта в непосредственной работе с одним из участников в группе сильно облегчено. Потому что к тому моменту, когда ведущий касается чьих-то личных проблем, уже проделана большая работа по созданию соответствующей групповой атмосферы, которая и обеспечивает установление и поддержание контакта между ведущим и участниками, а равно и среди самих участников. Так что в большинстве случаев ведущему достаточно сказать несколько доброжелательных слов или просто поддерживающе слушать, и уже можно будет двигаться к сути проблемы.

Работая в русле выявления сути с использованием описанной схемы, ведущему группы полезно использовать обратную связь от группы. Пусть от других участников человек узнает, на что похоже его поведение и то, что он говорит, какие чувства это вызывает у других людей, какое у них складывается представление о говорящем. За всем этим можно обращаться с прямыми вопросами к группе: «Что, как вам кажется, Федя сейчас делает? У кого какие чувства по поводу того, что Федя рассказывает? К самому Феде?»

• По ходу разговора бывает интересно поинтересоваться чувствами самого человека от такой обратной связи.

Той же цели служат разнообразные техники группового рисунка, а также драматизации (ролевого разыгрывания) проблемной ситуации, позволяющие бросить взгляд извне и неожиданно услышать проговоренное вслух или увидеть нарисованным одним из участников что-то, что вдруг откликается в душе.

Формирование образа результата в группе отталкивается обычно от вопроса «чего ты хочешь?» или подобного и в большинстве случаев относится на чувству или пониманию — тому, что можно изменить прямо здесь и сейчас. И уже это ведущий увязывает с будущими изменениями:

• Что бы ты хотел получить прямо сейчас? (Что бы тебе хотелось? Что бы ты хотел чувствовать вместо? Каким бы ты хотел быть? Чего тебе не хватает для этого? Если бы ты знал, что бы это было?)

• Когда у тебя будет это чувство (уверенность в себе, жизнерадостность, внутренняя сила, искренность, любовь) или понимание (кто я, что мне делать, как жить дальше, откуда что берется, зачем учиться дальше, отчего ко мне так относятся), что ты сможешь сделать?

• Если все получится именно так, то когда и как это начнет происходить? Что изменится? Это то, что ты хочешь?

• И так далее, проверяя по всем позициям образа результата, описанным в предыдущей части.

Коррекционная групповая работа опирается на предположения о том, что человек именно сам может изменить свою картину мира, которую он себе создал, что изменение (а не бесконечные повторы одного и того же сценария) — путь к улучшению ситуации или состояния, и что у человека есть все, что нужно, для того чтобы измениться так, как он хочет.

Уровни коррекционной групповой работы соответствуют уровням работы индивидуальной. Группа позволяет производить серьезные изменения на уровне окружения уже самим фактом своего существования в жизни клиента. Обратная связь от группы (спонтанная или смоделированная ведущим, словесная или проявленная в эмоциональном отношении) позволяет всерьез влиять и на поведение, и на представления о способностях и возможностях, и на убеждения, и на образ «Я» и на глобальную картину мира человека.

Репетиция поведения также гораздо успешнее и сильнее работает в группе, где есть разнообразные образцы и варианты поведения и взаимодействия. Все та же обратная связь от участников группы позволяет быстро и достаточно объективно оценить достоинства и недостатки нынешнего поведения и того, которое еще предстоит изучить.

• И речь не только о коррекции. Обучение навыку, например, в большинстве случаев активно эксплуатирует именно этот уровень.

Вера в свои силы и способности успешно укрепляется в групповом опыте непосредственного переживания, которое не так легко воссоздать в обстановке индивидуальной работы. Эмоции, которые лежат в основе едва ли не всего мировоззрения человка, зарождаются и направляются в коррекционное русло именно силами все группы. Здесь пробы и ошибки ведут не к замыканию и отказу от вариантов поведения, а к отбору успешных его деталей и к поощряемой ведущим и участниками группы отработке того, что пока не получается.

Работа на уровне убеждений настолько активно использует возможности групповой обратной связи как для зарождения сомнения, так и для укрепления измененного или нового адаптивного убеждения, что, кажется, именно для этого группа часто и приспособлена в первую очередь. Сопротивление изменению, зачастую изматывающее ведущего-психолога, преодолевается группой с гораздо большими простотой и изяществом.

• Общественное мнение!

Уровень «Я» преобразуется в интенсивной групповой работе достаточно трудно, поскольку требует времени для интеграции. Однако изменения на предыдущих уровнях зачастую обеспечивают необходимые для такого глубинного преобразования условия. Здесь важно помнить, что изменения такого уровня не стоит требовать немедленно, «здесь и сейчас». Достаточно отследить, что «процесс пошел» и внутренняя переработка началась. Лучшие условия для такой работы предоставляют долгосрочные группы, где возможны неспешные постепенные изменения и поддержка этих изменений длительное время.

Уровень духовности в прямом смысле затрагивают, пожалуй, не вполне психологические групповые практики. Однако, мы можем говорить об этом уровне, имея в виду экзистенциальные группы, которые затрагивают глубокие пласты смысла жизни и места в ней человека.

Словом, с точки зрения схемы, в группе ведущий проводит коррекцию так же, как и в индивидуальном консультировании, но вот внешние проявления изменяются. Нужно вовлекать всю группу: тогда она помогает и усиливает процесс. Группа, как рабочая среда, способна многократно увеличить эффект воздействия. И нужно опираться на обратную связь от группы — часто одного этого хватает для серьезного изменения. Богатая, оперативная, глубокая и многогранная обратная связь от группы (направляемая ведущим) при целенаправленном ее использовании и становится тем мощным инструментом воздействия, который серьезно повышает эффективность применяемых техник.

• Даже если группа просто наблюдает с сочувствием за работой на «горячем стуле», она уже создает более благоприятную обстановку для изменения, чем если бы все происходило один на один. Интересно, что перед лицом группы человек часто ощущает ответственность за то, чтобы у него все получилось и все было хорошо: важно «не обмануть ожиданий, оправдать надежды».

Завершение коррекционной работы в группе также не окончательно: завершена работа с Федей, но работа в группе продолжается. И, решив или начав решать свои задачи, участник скоро обнаруживает себя уже помогающим другим людям решать их задачи, оказывается в обстановке где все поддерживают всех (или многие многих). Возникает взаимная ответственность, что усиливает мотивацию к развитию и сохранению результата. Так что завершение отдельного эпизода работы и завершение работы всей группы оказываются разнесены по времени, и сама специфика групповой работы обеспечивает «протяжку в будущее» полученного результата.

• Как раз на этот эффект расчитана идея «терапевтического сообщества» в разных ее вариантах, где люди, уже достигшие или достигающие своих результатов, поддерживают и помогают тем, кто еще только начинает это делать.

Так или иначе, такой подход к групповой коррекционной работе используют и бихевиористы, и гештальтисты, и сторонники трансперсональной психологии, и экзистенциалисты и т.д.

В заключение повторим: коррекционная групповая психологическая работа строится по индивидуально-групповому принципу. Работая с одним, ведущий работает со всей группой (на эту тему), а предлагая работу общегрупповую, ориентируется не столько на группу в целом, сколько на нужды каждого — на проблематику ее участников.

В большинстве случаев результат у разных людей в группе разный: каждый выносит то и столько, сколько на данный момент важно и нужно именно ему.

• В этом смысле сила и качество групповой работы сильно зависят от качественного состава участников.

В этом, кстати, еще одно преимущество группового подхода: каждый получает свое.

Резюме

Группа помогает:

• Почувствовать себя «нормальным» среди других;

• Раскрыться и измениться;

• Приобрести информацию, знания, навыки, перенять опыт;

• Получить опыт доверия и успешного общения с другими;

• Получить поддержку и опору;

• Опробовать новые модели и образцы поведения, образ мыслей и подготовить их к переносу в повседневную жизнь;

• Косвенно решить свои проблемы, наблюдая за другими;

• Получить помощь и поддержку от многих людей;

• Подружиться, завязать контакты;

• Добиться результатов быстрее, чем в индивидуальной работе.

Группы можно разделить на:

• Коррекционные (психотерапевтические),

• Личностного роста и развития,

• Обучающие.

Причем психокоррекция и личностный рост — это движение в одном и том же направлении. Психокоррекция однажды становится личностным ростом, а личностный рост часто начинается с решения проблем.

Схема коррекционной работы в группе аналогична схеме индивидуальной коррекционной работы. В группе также есть установление контакта, выявление сути, формирование образа результата, коррекционная фаза и завершение. Выполняется все это с учетом особенностей групповой работы.

Ведущий в группе

К тому моменту, когда вы входите в зал и представляетесь участникам вашей группы, позади уже осталась большая, чтобы не сказать «грандиозная» работа: разработка идеи и программы (или сценария), поиск и подготовка помещения, реклама и набор людей (в широком смысле этих слов). Уже найдено и доставлено оборудование, уже заполнены анкеты и договоры, словом, когда вы входите в зал, вы — продолжаете работу, а не начинаете ее.

• Даже, если все предыдущее делали не вы. Кто-то ведь это делал.

Так что расслабьтесь и скажите себе: «группа уже есть, и это уже большая удача». Особенно это помогает тем, кто собирается вести группу в первый раз — или в первый раз именно такую группу.

• Бывший баскетбольный тренер может изрядно робеть, собираясь проводить простенький тренинг общения.

Те, кто ведет группу не в первый раз, давно это знают и именно поэтому уже с первых слов представления ведут себя и группу с этих самых позиций: «все идет хорошо, мы продолжаем нашу работу».

Вхождение в группу

Вхождение в группу, то есть предложение группе себя в качестве ведущего — организатора работы осуществляется уже в момент формирования группы. С самого зарождения группы именно ведущий становится группообразующим центром, вокруг которого все и происходит.

Мотивация на работу конкретной группы именно с этим ведущим достигается несколькими возможными способами:

— Первый способ: представление собравшимся на первое занятие нескольких ведущих. И по итогам занятия люди подходят к тому ведущему (обычно к разным), которые наилучшим образом отвечают именно их представлениям о «своем ведущем».

• Потом, в первые полтора-два месяца занятий, если группа «долгоиграющая», пока происходит утряска составов вновь набранных групп, многие все равно побывают на занятиях у ведущих разных и, в результате, выберут ту группу (и того ведущего), где им будет наиболее комфортно. Демократия и свобода выбора!

В этом смысле важно, чтобы ведущие были не разновидностями одного и того же варианта (отличие тогда будет на уровне «хуже — лучше», и люди попросту соберутся у одного), а — личностно — разные, что обеспечит творческое разнообразие в стилистике ведения, тонкостях подходов к одним и тем же темам и занятиям и — в способах подачи мысли. Это особенно важно, если содержательная сторона у всех ведущих так или иначе сходна. К примеру, все предлагают личностный рост. Или медитативные практики. Или обучение красивой походке. Тогда если ведущий один или «все как один», то все те славные люди, которым предлагаемая работа над собой близка, но исполнение одного-единственного ведущего — не подходит, уйдут. А если ведущих несколько: один повеселее, один поглубже, один поспокойней, один поэнергичней, то человек получает свое в наиболее удобном для него исполнении.

Пусть будут ведущие разные!

— Второй способ мотивировать участников работать именно с этим ведущим, это отождествление ведущего с темой работы будущей группы (еще в предварительной рекламе готовится будущий эффект ореола: почему этот уникальный человек компетентен и силен в этой области). Тогда собравшиеся в группу воспринимают ведущего как своего рода монополиста: если мы, участники группы, хотим получить результат, за которым пришли, то мы должны ориентироваться как раз вот на этого, стоящего или сидящего перед нами человека. (Потому что других или вовсе нет, или они хуже качеством).

• И, соответственно, мы ожидаем внятного руководства: что и как мы будем делать, чтобы целей наших — достичь?

Одним словом, если участник осознает работу с вами, своим ведущим, как свой собственный выбор, и осознает это в первые же мгновения работы группы, то все в порядке. Вы — ведете, участники — участвуют. Вопросов нет.

• А вот если участник думает, что у него были (или остаются) лучшие варианты — провести время вообще или найти другого ведущего в частности — то у вас с таким участником могут быть сложности.

Хорошо. А если человек пришел к нам, еще не очень понимая, надо ли ему это, и о нас, как о ведущем он не знает практически ничего, что же теперь, не работать? Можно, конечно, и не работать.

• И тогда зачем вы все это читаете?

А если работать, то что делать дальше? Делать дальше.

Пространство

Еще до того, как вы начнете говорить, что называется, «официально», позаботьтесь об организации пространства.

Существует пять «вертикальных» уровней работы с группой и четыре основных типа расположения участников во время работы.

Уровни:

— лежа на полу (ковре, туристическом коврике, газоне);

— сидя на полу (ковре, туристическом коврике, газоне);

— сидя на стульях или другой мебели (скамейки, пеньки, бревнышки);

— стоя;

— стоя на стульях или другой мебели.

Типы:

— в общем кругу;

— аудиторией, лицом к ведущему, импровизированной сцене, экрану и т.д.;

— в микрогруппах: участники распределяются в пространстве по командам, «семьям», кружкам для обсуждения, соревнования, упражнений и т.д.;

— аморфно, в беспорядочном рассредоточении или в движении: каждый участник сам по себе. Обычно используется как состояние переходное, либо для выполнения индивидуальных заданий.

Зачем это нужно нам? В зависимости от размера группы мы выбираем, чтобы представиться, либо тот же уровень, что и у участников (группа небольшая), либо на один уровень выше (группа большая).

• Обычно ведущий во время работы находится на том же плюс-минус один уровень, что и большинство участников группы. Стоя разговаривать с сидящими или лежащими на полу участниками не очень удобно. И наоборот.

Далее, в небольшой группе нам удобнее находиться для представления в общем кругу (и представляться наряду со всеми, первым или последним), а в группе большой логично предложить людям расположиться аудиторией и занять место на «сцене».

Расположение в микрогруппах мы обычно используем уже в последующей работе: когда предлагаем упражнения или темы для обсуждения. Представляться, когда участники объединены в микрогруппы, и ведущий оказывается как бы вне всех групп, вряд ли удобно.

• В маленьких группах микрогруппы не нужны. А в больших такое распределение на отдельные эпизоды работы позволяет пользоваться преимуществами небольшой группы, когда это нужно ведущему, и затем возвращаться к работе в атмосфере группы большой.

По этим же причинам для разговора с группой неудобно аморфное состояние. Слишком легко рассеивается внимание участников.

Если группа достаточно большая, и мы выбираем для представления положение перед аудиторией, дополнительно нужно решить, на каком расстоянии от участников мы будем находиться. Обычно нам нужно встать или сесть так, чтобы хотя бы периферийным зрением видеть тех, кто сидит или стоит по краям (иначе они могут «выпасть» из общения). Вместе с тем, важно полагаться и на собственное «чутье»: если требование видеть крайних заставляет вас отойти слишком далеко, лучше пересадите крайних. Или смиритесь с их «недосягаемостью». Еще важнее, чем охватить всех взглядом, сохранять личный контакт с аудиторией, то есть находиться настолько близко, чтобы сидящие перед вами могли понять, на кого именно вы смотрите и к кому обращаетесь.

• Да и голос повышать сверх меры не придется.

Итак, мы стоим или сидим на возвышении перед большой аудиторией на удобном расстоянии или находимся в общем кругу с группой маленькой.

• Для представления себя, наверное, неразумно использовать вариант «ведущий в постоянном движении». Даже если обычный ваш стиль — частые перемещения, для начала все-таки дайте людям вас «засечь». В известном смысле происходит импринтинг — первоначальное запечатление. Позвольте группе запечатлеть именно вас, а не смазанное пятно.

Представление

Следующее, что нужно сделать — установить личный контакт. То есть представиться и получить первую обратную связь. На это у вас есть примерно 90 секунд, и здесь свои правила:

Все то время, которое вы будете говорить вы — одновременно — будете устанавливать контакт глаз, что обеспечит вам и личный характер общения, и постоянную сиюминутную обратную связь. При всей простоте приема, он обеспечивает быстрое вхождение в психологическое пространство группы. Суть приема в том, чтобы, говоря с группой, смотреть не в пол, потолок или прямо перед собой, а переводить взгляд с одного участника на другого, задерживаясь на каждом столько, сколько нужно, чтобы человек ваш взгляд заметил и отреагировал. Обычно на это нужно 3-5 секунд. Важно поймать встречный взгляд человека, что и выстроит нужный контакт глаз. Одновременно, напоминаем, вы говорите. Чтобы и говорить, и устанавливать контакт глаз в одно и то же время было для вас легко и естественно, нужна тренировка. Поэтому тренируйтесь.

• Если, разумеется, вы и без того не владеете этой техникой.

Далее, за эти полторы минуты надо успеть сказать о себе главное (и именно в таком порядке):

• Здравствуйте (любой подходящий вариант приветствия);

• Меня зовут (тот вариант своего имени, который будет воспринят этой аудиторией — называться, например, Васёк, перед коллегами-психологами или сотрудниками солидных учреждений вряд ли уместно. Здесь больше подойдет суровое «Василий Ахметбурханович».);

• Далее от вас ожидается краткий ответ на вопрос «кто я?». Не делайте старой-доброй ошибки, перечисляя все, что вы вообще можете о себе сказать. Помните, что у вас немного времени. Скажите главное: кто вы такой, что это позволяет вам стоять перед людьми и претендовать на место ведущего именно этой группы.

• Если группа посвящена проблемам семьи и брака, не распространяйтесь о своей уникальной коллекции марок и опыте в лечении бронхитов. Аудиторию интересует, что вы из себя представляете именно в контексте семьи и брака. Вы двадцать лет состоите в счастливом браке, у вас трое детей, вы психолог с десятилетним опытом успешного консультирования именно в этой области, и наибольшие ваши удачи связаны с групповой работой — этой информации более чем достаточно.

Даже если Вы очень честный человек, рассказывать в этом месте, почему Вы НЕ самый лучший ведущий для этой группы — не просто глупо, но еще и не тактично. Эти люди уже пришли к вам. Им хочется, чтобы у них было лучшее.

• Хотя бы из того, что они могут себе позволить.

Да, в мире есть специалисты лучше вас. (Они всегда есть, хоть в чем-то). Оставьте эту информацию на потом, если Вас кто-то специально спросит. Представьте себя перед началом работы с группой в максимально привлекательном свете — это не только помощь вам, но и долг вежливости по отношению к группе, которую вы беретесь вести.

• Если вы уже в автобусе, и он набирает скорость, нужна ли Вам внезапная откровенность водителя о том, что он нечасто сидит за рулем и вообще-то побаивается предстоящего путешествия? Ведите смело, и уверенность группы в Вас придаст Вам сил оправдать это доверие. Или не ведите вовсе.

Итак, Вы поздоровались, сказали как Вас зовут и кто Вы такой, чтобы с группой с этого места разговаривать. Все это примиряет аудиторию с вами, но пока не мотивирует на сотрудничество.

• Для сотрудничества нужно прямо здесь (коротко!) сказать самое важное: чем вы можете быть в контексте этой группы людям ПОЛЕЗНЫ. Зачем вы здесь. Это самое основное место в представлении. Именно тут вы декларируете свою готовность «оправдать доверие», обслужить тот интерес, ради которого ваша группа собралась. Здесь вы, по сути, обещаете. Обещаете, что будет интересно. Или полезно. Или трудно. Или все сразу. Обещаете показать и рассказать. Или помочь найти в себе. Или в других. Или раскрыть возможности. Или что-то еще. Вы провозглашаете цели группы и обещаете обслуживать группу в деле их достижения.

• И если это место вашей «тронной речи» не встречает выраженного сопротивления, а напротив, понимание и поддержку, то, поддерживая цели, группа будет поддерживать и Вас. Как ведущего.

Вот первые полторы минуты прошли. Что, в результате, вы уже сказали группе? Вы сказали:

— «Здравствуйте» и вообще проявили дружелюбие;

— Как Вас называть (косвенно указав предлагаемый характер общения: Маша, Мария Семеновна и доктор Степанидина — эти разные обращения предполагают и разную дистанцию общения).

— Кто Вы, какова Ваша потенциальная ценность для группы.

— Что Вы здесь делаете, чем можете быть полезны, каковы цели вашей общей работы.

• Здравствуйте, меня зовут Альберт Сидорович, в нашей группе меня можно называть Альбертом. Я музыковед с пятидесятилетним стажем, автор книг по музыкотерапии. В течение ближайших дней мы с вами разберемся, каким образом возможности такой терапии применимы к вашим повседневным проблемам, и как музыку можно использовать для саморегуляции и просто счастливой жизни…

И вот теперь, когда все это группе уже ясно, вы переходите к — руководству. Вы говорите волшебные слова: «Для этого нужно сделать…» и дальше отдаете первые осмысленные указания.

Первые указания

Так как же начинать работу группы?

Со временем это уже не вопрос: для ведущих со стажем нет проблем вести первые минуты или первое занятие как не первое.

• Вы, как всегда пришли, мы, как всегда работаем, все традиции, правила, образ действий ведущего и то, что группа работает стабильно — это нормально и естественно. Странно, если не так.

Задача с первых же шагов перейти, минуя взаимное оценивание, к обычной работе (вы, как всегда ведете, управляете процессом, и для группы это естественно и обычно). Такая обычность и естественность с первых шагов достигается соответствием происходящего ожиданиям группы и — формированием у участников привычного восприятия вас, как ведущего и руководителя работы.

• Не духовного вождя и гуру, а того, кто налаживает и обеспечивает процесс. То есть работает — НА группу, обслуживает ее работу и результат. В том числе и хитрыми вопросами и мудрыми комментариями.

Вряд ли стоит напрягаться, чтобы понравиться всем. Большинство ждет от вас именно той работы, которую вы заявляли. Вот ее и делайте.

• И — вспоминайте: «Психолог не обязан обслужить всех. Его профессия для этого недостаточно древняя».

Что же касается привычки строить работу под вашим руководством, то это делается так. Поскольку люди пришли работать, но еще не знают, что и как нужно делать в обстановке психологической группы, ваши первые указания будут настолько само собой разумеющимися, что так же, как само собой, люди их и выполнят. И чем чаще поначалу так будет, тем скорее они привыкнут, что вы говорите и предлагаете именно то, что нужно.

• Это именно предложения и просьбы — доброжелательные и спокойные. Вряд ли стоит «отдавать приказы» или «давать указания» — сама форма вызовет сопротивление. «Учить жить», наверное, тоже не стоит.

Пусть первые просьбы касаются организации работы: «давайте сядем (встанем) в круг». Действительно, почему бы и не встать? «Внимательно посмотрите друг на друга». Мы бы это и сами сделали украдкой, а тут — прямое разрешение. Ну и хорошо. Смотрим.

• А вы уже — тот, кто может разрешать.

«Чтобы нам было удобнее работать...» — порядок, мы, участники, хотим, чтобы нам было удобнее работать (и попутно утверждается, что мы тут именно работаемы, а не влегкую развлекаемся) — «я бы предложил вам взять вот эти листочки с вопросами-подсказками». Отлично, дают — бери. Да и подсказки в ситуации, где еще не все ясно, вещь хорошая.

Словом, все наши действия ведушего мы объясняем пользой, удобством и целесообразностью с точки зрения работы и результата (что совершенная правда, просто потом нам уже не придется это лишний раз проговаривать), и предложения-просьбы наши не требуют титанических усилий для выполнения. Разве что чуть большей, чем обычно, сосредоточенности и внимания. Но и понятно, мы же работаем — с первых минут — и уж совсем легкие задания нам будут просто скучны.

Так проходит 15-20 минут, и группа уже — работает. То есть она занята делом, и это лучшее для всех участников доказательство вашей состоятельности как ведущего.

• Точнее, вопрос о вашей состоятельности вообще не встает. Все идет, как должно быть: вы руководите, участники работают, вы делаете свое дело — они свое.

Здесь можно сделать небольшое пояснение. Есть такая теория о когнитивном диссонансе. Согласно ей, новая информация воспринимается легко и непринужденно, если она составляет не более одной пятой от того, что уже известно и принято человеком.

• Среди моделей работы Милтона Эриксона есть техника «5-4-3-2-1», суть которой (очень грубо!) заключается в том, что команда-внушение легко усваивается, если идет пятым предложением после четырех совершенно очевидных: «вы сидите в кресле, ваши ноги стоят на полу, руки лежат на коленях, глаза закрыты и, возможно, вам захочется сесть поудобнее...» Ну и так далее. Группе мы тоже предлагаем — команды.

В нашем случае, группа достаточно легко выполняет инструкцию ведущего относительно сложного действия или упражнения, если до этого она уже минимум четырежды спокойно и без напряжения согласилась с его предложениями.

• Давайте встанем в круг... У нас принято стоять «как настоящие мужчины», то есть так, чтобы справа и слева от юношей стояли девушки (если состав позволяет), юноши, кому будет приятно стоять рядом с девушкой, поднимите, пожалуйста руки! Спасибо. Тогда встаньте, «как настоящие мужчины»! Кстати, улыбнитесь друг другу. И — давайте внимательно приглядимся к тем, с кем вместе мы волею судьбы оказались прямо здесь и прямо сейчас. Что это за люди?

Аналогично работают и утверждения о целях и задачах работы: «Мы с вами собрались здесь, чтобы заняться психологической практикой: научиться лучше понимать себя и людей — что нами движет, что и зачем мы делаем, разобраться, как работают и не работают человеческие отношения и как их строить и поддерживать, познакомиться с психологическими техниками и границами их применения» и т.д.

Итак, представившись, вы следующим шагом предлагаете участникам три-четыре организационных инструкции. Инструкции эти просты, а цели предлагаемых действий очевидны: «чтобы нам было удобнее работать»… «чтобы понять, что это такое»… «чтобы перейти к основному упражнению»…

Затем, по мере установления привычки следовать вашим указаниям, можно переходить к более сложным и содержательным инструкциям.

• Потому что задача вхождения в группу уже выполнена.

Какие инструкции можно считать простыми и пригодными для начала? Простота здесь должна быть двоякая: в понимании и в исполнении. Слушатели должны с первого раза понимать, чего вы от них хотите. А когда они задачу поймут, важно, чтобы выполнить ее было действительно легко. Здесь годятся любые мелочи: «отложите тетради», «возьмите ручки», «посмотрите в окно», «давайте сформируем красивый круг», «закройте глаза», «посмотрите на соседа», «вспомните, пожалуйста…», «представьте, как вы…».

Не слишком годятся задания, подразумевающие физическое напряжение без явной того стоящей цели. «Встаньте на стулья, поднимите на руки соседа, бегите навстречу тому, на кого я покажу» — эти указания не подходят для начала.

Так же не подходят сложные инструкции, которые требуют осмысления: «начинайте вспоминать свой последний удачный шаг сразу, как только вы вспомните то, что предшествовало этому шагу, но после того, как предыдущий шаг был неудачен. И когда это произойдет, поднимайтесь с места и идите искать себе в пару того, чье первое воспоминание структурно совпадает с вашим вторым…»

• Вы бы стали выполнять такую инструкцию с самого начала работы в группе?

Пусть группа с самого начала привыкает: понять вас легко, предлагаете вы вещи осмысленные и несложные в исполнении.

• И вообще, знаете, что делаете.

Тогда, когда группа уже вас узнала и привыкла использовать вас для руководства, можно позаботиться об управлении группой. Вхождение завершено.

Подстройка к группе

Прежде чем продолжить, давайте представим все сказанное с точки зрения установления контакта — подстройки. Если рассматривать взаимоотношения «ведущий — группа» как вариант отношений «психолог — клиент», где клиентом является как раз группа, то должна быть и подстройка, установление контакта.

Подстройка к группе осуществляется на трех уровнях:

— Подстройка по целям и ценностям;

— Подстройка по ритму;

— Подстройка по эмоциональному фону.

Это и обеспечивает описанная техника вхождения в группу. Объявленная готовность обслуживать цели и ценности группы дает соответствующую подстройку. Эмоциональный фон воспринимается по ходу контакта глаз и так же возвращается группе. Ритм группы, изначально хаотичный, устанавливается, как правило, в соответствии с сильным ритмом внешним. Обычно это ритм речи ведущего.

Однако, если вы хотите подстраховаться, то можно сначала выровнять ритм с помощью музыки. Включите ее до начала занятия. Или воспользуйтесь другими, казалось бы посторонними звуками и действиями (хлопки, голосовые упражнения, вдохи-выдохи, постукивание по столу и так далее).

Важно, если в группе уже есть доминирующий ритм, чтобы ваш собственный ритмический рисунок сначала совпал с ритмом группы (подстройка), и уже потом начал лидировать (ведение).

Контакт с группой, так же как и контакт с клиентом, нужно удерживать постоянно. И восстанавливать, если что-то пошло не так. Поэтому, если вас что-то начинает беспокоить, привычно проверьте, соответствует ли ваш эмоциональный фон фону группы, совпадает ли ритм группы и ритм вашего голоса и движений. И обязательно спросите себя, очевидно ли для группы, как предлагаемая вами работа связана с групповыми целями и ценностями.

Чуть позже мы рассмотрим, как ведущий может управлять эмоциональным состоянием группы и своим собственным.

Управление группой

Управление группой не имеет практически ничего общего с командованием (хотя так называемый авторитарный стиль управления внешне это самое командование и напоминает). Управлять — не значит командовать. Или, по крайней мере, отнюдь не только командовать. Это предварительное замечание объясняет, зачем после удачного вхождения в группу нужно по-прежнему обращать пристальное внимание на происходящие в ней процессы. (А не отдаваться целиком выполнения своего плана или не углубляться полностью в индивидуальную коррекционную работу). В группе, как в живом организме, постоянно происходят внутренние системные процессы. Мы даже не назовем их скрытыми: они доступны наблюдению. Скрытыми же они зачастую являются для руководителей групп: постольку, поскольку те не обращают на эти процессы своего внимания.

Групповая динамика

Закономерности развития отношений внутри группы называют Групповой Динамикой. Как формируются цели и нормы группы, как образуются внутригрупповые отношения, каковы стадии группового процесса, и как это использовать — ответы на эти вопросы и определяются групповой динамикой. В чем тут суть?

Люди, собравшиеся в одном месте, группой не являются. Пассажиры автобуса или электрички, посетители музея или зрители в театре — все это примеры подобных ситуаций. Максимум, на что способно большое количество людей без сформированных внутригрупповых связей — это стать толпой.

Группа же становится группой настолько, насколько сформированы связи между ее участниками. Как образуются эти связи? Как из собрания малознакомых друг с другом людей получается своего рода организм с — это для нас самое интересное — предсказуемым и управляемым поведением?

Все начинается со знакомства. Когда мы с вами (как и другие люди) попадаем в новое сообщество — новую группу, мы заново начинаем обустраивать себя: свои знакомства, свои связи. И так же все остальные участники. Групповой процесс запускается. В этот первый период жизни группы участники осознанно или неосознанно стараются показать себя так, чтобы закрепить за собой привычный по участию в других группах статус.

• Если, разумеется, статус этот они не хотят изменить.

Человек на отшибе, или «в каждой бочке затычка», всеобщий любимец или первая красавица, третейский судья, жилетка для плача, массовик-затейник или генерал — у каждого из нас есть ролевые ниши, которые мы занимаем в разных группах. Иногда мы полностью довольны своими ролями, иногда нет. И в новой группе мы будем либо привычно «столбить» за собой знакомый участок, свою роль, демонстрируя себя в обычной манере, либо активно займемся формированием нового имиджа.

Поэтому первая стадия работы группы — это не просто знакомство друг с другом. Это знакомство с претензиями друг друга на то или иное место в группе.

Пока спрос не превышает предложения, на каждую роль свой претендент, и претензии не пересекаются, все хорошо. Каждый получает свое и знакомит с этим окружающих. Однако легкодоступны обычно средние места. А вот места престижные, лидерские, обычно доступны ограниченно. И тогда претенденты на эти места разворачивают конфликт. В группах примитивных — подростковых или уголовных — конфликт этот открыто демонстрирует борьбу за власть. Драки, демонстрация силы, стрельба и поножовщина, «разборки» и так далее — служат делу выяснения: кто тут самый сильный и будет командовать. В более привычных нам психологических группах борьба за власть редко бывает неприкрытой. Обычно конфликт разворачивается на иную тему. При этом не стоит обманываться, содержанием конфликта остается именно борьба за власть. А вот внешне это может быть и морально-нравственный конфликт, и ценностный, и просто сиюминутные мелкие взаимные упреки.

Важной характеристикой такого конфликта является то, что разворачивается он не между личностями, не между, скажем, конкретно Ваней и Аленой, а между претендентами на то или иное место в группе. Претенденты в этом конфликте — это групповые роли, и качества характеров хороших людей Вани и Алены влияют на положение дел в группе ограниченно. Если не Ваня, так Саша, не Алена, так Боря или Камилла в этот конфликт вступят. И в конфликт именно в группе — перед зрителями, которые должны права претендентов — подтвердить и удостоверить.

Претенденты, если они не знают истинной подоплеки своих разногласий, могут о чем угодно договариваться наедине, но в группе, перед зрителями их противостояние имеет один смысл: место. И если место не поделено, конфликт вспыхнет вновь.

• А нет группы, нет и конфликта за место в ней. И некогда непримиримые противники вдруг легко находят точки соприкосновения.

Процесс распределения ролей в группе не всегда легкий и приятный, но необходимый для существования группы: благодаря ему как раз и формируется структура группы, ее внутренние связи, которые будут известны всем участникам группы. Появляются неписаные законы и правила игры.

Итак, стадия конфликта в группе посвящена распределению ролей и установлению иерархических связей. Это суть процесса, его движущая сила. Но есть и внешняя сторона.

Суть группового конфликта и цели группы

Как мы уже говорили, неприкрытая борьба за власть не встречает сочувствия и понимания в большинстве психологических групп. Их участники достаточно цивилизованные люди, чтобы откровенных властолюбцев просто-напросто опасаться и недолюбливать. Даже в примитивных группах, там, где власть лидера держится на страхе в первую очередь, одного страха обычно недостаточно. Недостаточно, если у членов группы есть возможность из группы уйти. (В тюрьме, армии и подобных структурах такой возможности нет. Поэтому на страхе там основано очень многое). Там, где есть свобода уйти, откровенная тирания лидера ускорит такой уход и, как следствие, распад группы. А распад группы означает и окончание лидерства. Чего лидеру обычно не хочется.

• Отсюда два попутных вывода: руководство может пытаться сохранить группу, когда в ней уже нет никакой нужды — это во-первых. Противники могут стараться развалить группу лишь для того, чтобы сместить ее лидера — это во-вторых.

Так или иначе, внешний рисунок конфликта в большинстве групп формируется вокруг благ, которые группа обещает своим участникам: вокруг целей, которые и делают группу — группой. Если подчинение тирану спасает от голодной смерти, то кроме страха есть и понимание: без него — хуже. Если наш лидер не просто сильнее всех, но и один знает дорогу за сокровищами — он нам нужен. Если наш руководитель раз за разом демонстрирует способность лучше других организовывать нам занятость и зарплату, то подчиняемся мы ему не только за тяжелый нрав, но и за выгоду…

• Кнут и пряник…

И именно своей способностью наилучшим образом обеспечить достижение групповых целей аргументируют тогда претенденты на власть свои претензии. Собственно, вы не часто услышите что-то вроде: «Я лучше тебя знаю, как проводить психологическую коррекцию, поэтому я буду здесь командовать». Чаще это будет звучать: «Чтобы Васе было лучше, надо сделать так-то и так-то. Ты, Аня, скажи то-то, а вы, ребята, пока лучше помолчите…» Претензия на лидерство обычно не проговаривается вслух. Участники демонстрируют лидерское поведение, пытаясь провозглашать цели группы в своей редакции, обосновывая их благом группы, ее участников. Они справедливо полагают, что если группа согласится с их целями и поведением, то она примет и их претензии. Поэтому идеологической основой борьбы за власть и вообще всей стадии группового конфликта являются цели группы. Тот, кто контролирует цели, тот и руководит.

• А значит, еще одним способом сместить или заместить лидера является смещение или замещение прежних целей группы новыми, которые старый лидер обслуживает не так хорошо. Идейные схватки перед участниками группы, споры о ценностях и целях с уже существующими лидерами, столкновения вокруг наилучшего варианта текущей работы на благо все тех же целей — все это борьба за власть.

Зачем группе лидер

Стадия конфликта однажды заканчивается потому, что группе лидер как таковой — ради лидера — даром не нужен, пусть он и исключительно хороший человек. Группе нужен тот, кто лучше других обслужит ее цели. (Даже если это человек достоинств куда более сомнительных). Группе нужен слуга. И слуге этому группа готова его черную работу оплачивать — почетом и полномочиями. (А если лидер профессиональный, то и деньгами). Поэтому если один человек уже зарекомендовал себя как тот, чьими усилиями мы, группа, своих целей устойчиво достигаем, то — от добра добра не ищут — даже если лидер этот нам не слишком симпатичен, ситуация в целом нас устраивает. Пусть не все, пусть через пень-колоду, но жить же можно! И шансы новых претендентов невысоки. Невысоки до тех пор, пока:

— старый лидер совсем не перестанет справляться и устраивать группу,

• Причем тут важно не то, насколько старый лидер действительно справляется или, а как это оценивается группой. А значит, возможны «идеологические диверсии» — попытки повлиять на эту самую оценку.

— не поменяются цели (так, чтобы старый лидер им не соответствовал),

— старый лидер не откажется сам,

— его человеческая неприемлемость не проявится настолько явно, что этого уже нельзя будет не заметить или, наконец,

— пока не распадется группа.

Во всех остальных случаях группе все равно, кто именно ее лидер, лишь бы ситуация в целом группу устраивала. Вялые бунты неудачливых претендентов не будут поддержаны до тех пор, пока все идет по-старому хорошо. Собственно, мы можем заявить, что смена лидера возможна только при перезапуске группового процесса, когда на смену устойчивости приходит нестабильность начальных стадий.

Устойчивость присуща третьей стадии развития группы — стадии работоспособности, когда все уже поделено, и все роли распределены. Один из претендентов стал лидером, другой сместился на место лояльного лидеру «эксперта» — умного и относительно независимого человека (своего рода «старейшина» в отличие от «вождя»), который не принимает решений сам, но к советам которого лидер прислушивается. Если группа большая, то кто-то из бывших претендентов в лидеры может сместиться в роль «лидера оппозиции» или «альтернативного лидера», возглавляющего формальное меньшинство. Если этот второй лидер лоялен, как «Оппозиция Ее Величества Королевы», то он вполне вписывается в групповую структуру. Если же его борьба не ограничивается внешними проявлениями и оказывается группе помехой, то лидер главный такого оппозиционера будет из группы активно изгонять, требуя поддержки от группы, потому что «он мешает всем нам».

• Тут самое время вспомнить термин «антилидер». Антилидер в отличие от альтернативного лидера не претендует на лучшее обслуживание целей группы, а ставит под сомнение сами цели, то есть угрожает целостности группы как таковой. Альтернативный лидер предлагает другой план наступления, антилидер говорит, что никакого наступления не нужно вообще, что все мы тут зря собрались и лучше бы нам разойтись по домам и отсидеться там.

Еще одно место, куда может в группе попасть неудавшийся или свергнутый лидер, это место «отверженного» — внутригруппового «козла отпущения», на которого лидер действующий может отводить конфликтные посылы и прочее недовольство группы. Группе «козел» обычно не нужен, но — он нужен лидеру.

Остальные члены группы распределяются в неравной пропорции на:

— «группу поддержки основного лидера» — полностью лояльные к лидеру люди. Обычно их немного.

— «группу поддержки альтернативного лидера» — это оппозиция, членов которой что-то на данный момент в группе не устраивает. Обычно этих еще меньше.

— «нормальных участников», которые участвуют в группе постольку, поскольку групповая цель соответствует их личным целям и ценностям, то есть поскольку группа их обслуживает.

Когда такое распределение завершено, лидер и провозглашенные им цели утверждены, а повседневные нормы работы группы исходя из этих целей лидером установлены, мы можем считать, что группа вступила в фазу устойчивой работоспособности. И лидеру пора оправдывать возложенное на него доверие: обслуживать группу и всячески руководить.

А что дальше? Дальше группа работает, привычно следуя целям, нормам и сложившейся иерархии. Потому что все это нужно не само по себе, а как инструмент для достижения целей. И однажды эти цели оказываются достигнутыми.

• Или все больше людей в группе считает их недостижимыми в рамках этой группы.

Группа начинает распадаться. Этот период часто приводит начинающих ведущих в панику. Что я сделал не так? Фокус тут в том, что чем лучше, чем более «так» сработал коллега, тем скорее у группы уже нет иного смысла быть вместе, как просто потусоваться. То, зачем люди пришли в группу, они получили.

• Приходилось сталкиваться? Пик эмоций, полное счастье, победа… И это начало конца. Группы.

Вот почему уходят из коррекционных групп люди, которым стало лучше: у них теперь есть более насущные заботы. А те, прежние, насущными быть перестали. Спасибо за хорошую работу.

Вот почему уходят люди из групп личностного роста: они достигают своего представления о том уровне, который им пока «достаточен». Смутное представление, что в жизни есть еще что-то, в поисках чего они шли за «личностным ростом» преобразовалось в (тоже наивную) уверенность, что «нашли». А раз так, пора заняться делом во вновь открывшейся перспективе.

Сохранить группу (если это зачем-то надо) поможет лишь перезапуск групповой динамики: смена целей, новая стадия конфликта, переформирование группы и т.д.

Циклическая групповая динамика и перезапускающее событие

Мы описали процесс групповой динамики:

— Стадия знакомства;

— Стадия внутригруппового конфликта, основанная на борьбе за власть на фоне определения групповых целей, ценностей и норм;

— Стадия устойчивой работоспособности, достижения целей;

— Стадия завершения работы («умирания» или «распада» группы).

А теперь скажем, что эта классическая групповая динамика в таком виде в нашей работе практически не встречается. Точнее, она встречается в классических же условиях:

— группа из 9-12 человек;

— соблюдается единство состава, места и времени (группа замкнутая, собирается в одном и том же составе в одном и том же месте и работает либо какое-то время подряд, либо собирается регулярно и часто).

Это описание в психологической работе подходит к небольшим коррекционным группам, но все-таки чаще встречается в практике групп психотерапевтических в медицинском смысле этого слова. Все остальные групповые контексты в работе психолога или психотехнолога предполагают отклонения от «канонического» стандарта.

Кстати, а почему именно такой стандарт? Откуда эти 9-12? Почему единство?

9-12 опирается на старую добрую закономерность «семь плюс-минус два». Помните? Человеческое сознание обрабатывает одновременно семь плюс-минус две единицы информации. То есть больше девяти (в среднем) одновременно — не получается. Поэтому восемь-девять человек еще можно воспринимать по отдельности (на самом деле меньше, в окружающем мире есть и другие раздражители: содержание чьей-то речи, наглядные пособия, съестное…). А вот девять-десять человек воспринять одновременно уже труднее. Поэтому сознание проделывает свой обычный фокус. Оно укрупняет единицы. И вот уже мы воспринимаем десять человек как одну единицу. Как целое. Как группу. Начинается групповая динамика.

Все хорошо, а почему 12? Потому 12, что когда людей становится больше, сознание уже готово воспринимать эту группу как не одно, а несколько (два и больше) целых. Как несколько групп. И в каждой возможны свои групповые процессы. Групповых динамик становится несколько, процессы усложняются и перестают быть полностью «классическими».

Что о единстве состава, места и времени?

— Появление новых людей (и уход старых) влияет на ролевое распределение, возвращая группу к стадиям знакомства и конфликта. При этом, если вновь пришедших немного, одновременно продолжается и стадия работоспособности, то есть в группе протекают одновременно две-три стадии. И это тоже искажает классические закономерности.

— Смена места и, шире, обстоятельств, в которых действует группа, может изменить или сместить цели и, опять-таки, состав группы, отбросив динамику назад к стадии конфликта.

— Большие временные разрывы между встречами и неясность относительно сроков следующей встречи размывают установленные связи и, значит, не позволяют группе продвинуться к стадии работоспособности.

Так что «чистая» групповая динамика — явление нечастое. Но от этого знание о ней не становится менее полезным. Потому что эти закономерности дают нам четкое представление, куда стремится процесс развития группы, и какие факторы на него влияют. А значит, мы можем формировать эту динамику и влиять на нее сознательно!

Мы можем приостанавливать одни процессы и стимулировать другие не уговорами, а прямым воздействием на объективную ситуацию в группе. И мы используем все те инструменты, которые описали как искажающие факторы. Можно:

— Вводить в группу новых людей и исключать лидеров;

— Собирать большие группы человек по 15-150 и произвольно делить их на микрогруппы, запуская процессы групповой динамики внутри этих подгрупп, а затем смешивая подгруппы и формируя новые — в рамках все той же единой большой группы;

— Делать перерывы в деятельности группы или устраивать «марафоны» и «интенсивы» по несколько часов;

— Менять обстановку деятельности группы;

— Вводить новые обстоятельства, переопределять цели, ставить под сомнения ценности и т.д.

Классическая групповая динамика развивается сама по себе. Если же мы с группой работаем, то есть воздействуем на нее, используя знание о групповой динамике, то эта динамика становится управляемой. И мы говорим тогда об управляемой групповой динамике.

Такая динамика имеет циклическую структуру. Вместо фазы умирания группы мы имеем здесь фазу перезапуска. Мы привносим в группу новое: событие, обстоятельство, условие, которое вынуждает участников приспосабливаться заново, когда готовые шаблоны не срабатывают.

• Это событие или обстоятельство еще называют инкаунтером или энкаунтером от английского encounter — лобовое столкновение, встреча в лоб.

Это обстоятельство может быть очевидным потрясением для группы (слезы и горе одного из участников на фоне общего фасадного благополучия — если до этого такая степень искренности не была принята). Но это может быть и тихое изменение, которое скажется не сразу: введение нового участника, предложение новой, до сих пор не встречавшейся формы деятельности (в которой нынешний лидер не очень компетентен) и так далее.

Так или иначе целью такого события, которое организовывает ведущий, является перезапуск групповой динамики и изменение ее качественного состояния. И когда группа вновь оказывается в ситуации неопределенности целей, норм и ролевого распределения, ведущий своим дополнительным влиянием помогает формироваться такой групповой структуре, которая в данный момент отвечает истинным, то есть психологическим целям группы.

• Потому что настоящим руководителем психологической группы является конечено же тот профессионал, который с ней работает. По крайней мере, так должно быть.

Что может стать инкаунтером (перезапускающим событием):

— Смена формы групповой деятельности (для того, чтобы организовать обсуждение, нужны одни способности, а для коллективного преодоления препятствия — другие);

— Введение новых значимых людей;

— Введение большого числа новых людей (треть и более);

— Выведение значимых людей;

— Смена ритма занятий: чаще-реже, дольше-короче;

— «Официальная» смена целей (личностный рост или обучение вместо работы с проблемами);

— Смена ведущего;

— Открытый конфликт в группе, где было «все тихо»;

— Сильный выплеск эмоций;

— Больший уровень откровенности, прикосновение к чему-то очень личному одного из участников, предложение деятельности, где это неизбежно и необходимо;

— Регулярные неудовлетворительные достижения группы в достижении ее целей;

— Яркая победа, мощный успех (возникает вопрос «что дальше?»);

— Появление «внешнего агрессора»;

— Появление внешней «беды»;

— Появление внешнего «конкурента».

Организация этих событий (или использование спонтанно возникающих) помогает ведущему держать под контролем динамику развития своей группы и заниматься делом, а не «преодолевать препятствия».

Управление групповой динамикой

Групповая динамика есть везде, где есть группа, но не везде она представлена ярко. И это не случайно. Если для классической терапевтической группы динамика не просто нужна, а активно используется ведущим-терапевтом, то в группе личностного роста нужны лишь отдельные стадии, а для обучающейся группы излишне выраженная динамика может стать откровенно тормозящим обстоятельством.

Терапевтическая (коррекционная) группа и терапевтическая динамика

Классическая терапевтическая (коррекционная) группа предназначенная для решения психологических проблем, опирается на групповую динамику всерьез.

• И ведущий эту динамику стимулирует, старается обострить.

Стадия знакомства позволяет ведущему работать с теми проблемами общения, установления контакта, которые могут быть у участников. Застенчивость, робость, замкнутость, страх аудитории — все эти трудности всплывают на первой стадии. И здесь же разрешаются.

Стадия конфликта заставляет проявиться проблемы неуверенности в себе, способности отстаивать себя и свое мнение. Здесь ведущий и группа работают с излишней агрессивностью и заниженной самооценкой участников, здесь проявляется желание доминировать, конфликтность и демонстративная истероидность. Здесь же мы работаем с затруднениями предъявить окружающим свою уникальность, свое подлинное «Я», с трудностями принятия себя.

Стадия сотрудничества (работоспособности) помогает раскрывать проблемы глубоких, интимно-личностных отношений, разобраться в том, «почему мои отношения» не работают, прикоснуться к детско-родительской проблематике и семейным сложностям. Сама групповая атмосфера на этой стадии способствует возникновению опыта доверия окружающим людям. Часто всплывает тема любви.

Стадия завершения работы группы обычно связана в терапевтической динамике с возникновением экзистенциальных, ориентированных внутрь себя вопросов. Начинающееся в группе разобщение помогает сконцентрироваться на себе и своем внутреннем мире. Глубинное «зачем я?», «кто я на самом деле?» заставляет задуматься о себе и отвлекает от окружающих. Обычно с этими вопросами участники группы уходят в дальнейшую жизнь.

Таким образом в классической коррекционной группе ведущему не нужно прилагать особых усилий для управления динамикой. Скорее, от него требуется внимание к этой динамике и ее использование.

Групповая динамика в группах личностного роста

А вот в группах личностного роста стадию знакомства ведущему желательно пройти как можно быстрее. Для этого вводятся специальные упражнения, которые ускоряют завязывание знакомств и контактов.

• И искажают естественную динамику. Вообще, как только возникает целенаправленное воздействие ведущего на групповые процессы, о чистоте динамики можно забыть.

И вот уже группа организует общие танцы, бродит в режиме свободных встреч и обсуждает предложенные ведущим темы (такие темы, которые в естественном разговоре всплыли бы совсем не скоро, которые приняты между хорошо знакомыми людьми), участники учат имена друг друга, представляют новых знакомых другим участникам и так далее. Процесс пошел.

И конечно, скорость и техничность лишает такое знакомство естественности и неспешной глубины. Но этого ведущему сейчас и не надо. А нужна ему стадия конфликта для проявления обычных человеческих реакций участников и стадия работоспособности для поиска и отработки новых, более удачных решений. Поэтому в творческом смешении стадий конфликта и сотрудничества ведущий и будет поддерживать свою группу личностного роста. Он будет перемешивать микрогруппы и готовить провокации, он будет опровергать предыдущие выводы и вновь ставить свою группу в трудную ситуацию, он будет сталкивать лидеров и помогать им договориться и, главное, он будет держать весь процесс под контролем. Он будет группу — вести.

Групповая динамика для обучения

В тренинговых группах, основное содержание которых — обучить участников навыку и передать информацию, ведущего (обычно тут он называется тренером) интересует стадия устойчивой работоспособности. Сгодится и стадия знакомства. А вот конфликты ни к чему. Поэтому весь регламент работы группы устанавливается с самого начала, а кто тут главный и так понятно. Цели группы тоже вопросов не вызывают: обещали научить, вот и учите. Таким образом, основное поле для конфликта — цели, нормы и власть — оформлено и разделено изначально, и несогласные просто мешают работе группы, то есть сразу ставятся в невыгодную для борьбы позицию.

• Учеба идет, и если тренер хорош, и дает группе обещанное, то любое посягательство на него и его руководящую роль сама группа будет пресекать как «ненужную трату общего времени». Ну и хорошо.

Конфликтные ситуации предупреждаются и подавляются. Так что группе остается организованно работать. И по ходу этой работы знакомиться, если тренер не счел нужным всех перезнакомить вначале.

 

Обратите внимание, что во всех описанных группах ведущий сознательно отслеживает и использует групповую динамику. А вот если он ее будет игнорировать, то неизбежны ошибки. И тогда проблемы, поднимаемые терапевтом, не будут созвучны настроению группы, личностный рост завязнет в скуке предварительного фасадного общения, а обучение будет раз за разом наталкиваться на схватки тренера с «агрессивной» группой. Наверное, большинство хлопот с «трудной» группой возникает у ведущих из-за невнимания к внутригрупповым процессам — к групповой динамике. Используйте ее. Наблюдайте и используйте. И группа ваша будет гордиться своей способностью работать устойчиво и продуктивно.

Групповые сопротивления

Когда участник группы говорит: «Давайте перестанем тратить время и займемся делом», он скорее всего имеет в виду: «Давайте, наконец, поговорим обо мне»…

Как знает любой ведущий со стажем.

Кроме неудачного обращения с групповой динамикой забот ведущему могут добавить так называемые «групповые сопротивления» или, точнее, осознанное или неосознанное поведение участников группы, которое идет вразрез с планами ведущего и всем ходом работы группы.

Обычно выделяют четыре типа такого поведения (названия встречаются разные):

— Привлечение внимания;

— Борьба за власть;

— Личные нападки;

— Беспомощность.

Внешне это бывает по-разному: споры, эмоциональные излияния, предложения «по существу» и «по регламенту», жалобы и вопросы. Все эти варианты объединены одним-единственным: они препятствуют продолжению работы, они отвлекают от темы и дезорганизуют группу.

• Очевидно, что в классической терапевтической группе, где все «идет как идет», это не будет сопротивлениями. Это будет «материалом», с которым группа и терапевт смогут работать, который можно анализировать. Но уже в чуть менее «классической» терапевтической группе, и уж тем более в любой другой, есть планы. И есть те, кто им мешает.

Так что, когда вы будете выделять в своем групповом процессе «сопротивления», помните, пожалуйста: важны не формальные признаки, а уместность или неуместность поведения для того, что вы делаете.

Привлечение внимания

Вот, вроде бы человек активно вам помогает, вставляет исключительно одобрительные комментарии, всячески демонстрирует вам свое расположение…

А вот дама средних лет залилась слезами и начала без видимых на то причин сползать со стула на пол в середине вашего объяснения будушего упражнения…

Вот юноша бледный со взором горящим оспаривает каждое ваше слово и предлагает обильные цитаты из трудов классиков психологии (или эзотерики)…

Вот девушка напротив вас изо всех сил старается не шуметь, разыскивая что-то в пакете у себя на коленях и шуршит все громче, отвлекается, чтобы громко извиниться, продолжает поиски, извиняется снова…

Ситуации разные, но что-то их все-таки объединяет. Что? Ну, во-первых, они раздражают. Они мешают продвигаться дальше. А во-вторых? Во-вторых, они устойчиво держат внимание на «раздражителе». Не только внимание ведущего, но и всей группы. Отвлекая это внимание от того, что по идее должно происходить.

И что делать? Возможных путей четыре:

— Игнорировать. Путь неудачный, потому что ничего не исправляет. Поскольку задача «раздражителя» — привлечь внимание, ваше невнимание заставит его удвоить усилия.

• Вступить в беседу, поинтересоваться целями и вообще удовлетворить потребность. Тоже не самый удачный вариант, потому что никак не страхует от повторения во-первых, и отнимает много времени (вплоть до всего времени) во-вторых.

• Плюс, пока мы активно ублажаем привлекающего внимание, без внимания остается все группа.

— Объяснить группе, что это такое — «привлечение внимания» — и предложить оценить, похоже ли происходящее на такое сопротивление. После чего предоставить группе самой справиться с «раздражителем». Вариант вполне рабочий. Минусов два: тоже занимает время, и группа может решить, что ведущий с участником «расправился». Что вам популярности не прибавит.

— Дать внимание в иной форме, продолжая двигаться вместе с группой в нужном направлении. Можно кивнуть, можно подойти и встать за спиной, можно назвать по имени и предложить подтвердить, можно в качестве примера к своим словам взять историю из жизни привлекающего внимания и самому (самому!!!) кратко ее рассказать. Словом, годится любое действие, которое косвенно удовлетворяет потребность во внимании и, таким образом, снимает раздражающее вас поведение.

Борьба за власть

Если вы не можете сказать пары слов, чтобы не услышать противоречия, если вы обнаружили, что втянуты в спор о том, что делать дальше и как лучше это сделать, если вы начинаете оправдывать свои предложения под натиском сурового участника из первого ряда, если все ваши объяснения встречаются все новыми возражениями — задайте себе вопрос, не вступили ли вы в борьбу за власть? Причем внешне эта борьба может и не выглядеть агрессивно. Мелкие предложения «по существу», постоянные поправки «чтобы было понятнее», манера делать по-своему и подбивать к этому же остальных, — все это в глазах участника и группы может казаться попытками «просто улучшить» тренинг.

• И, кстати, полезные предложения от участников тоже бывают.

Однако, мы-то знаем (помните стадию конфликта?), что за попыткой обслужить группу лучше вас стоит явная претензия на власть. За попыткой сделать по-своему — намерение изменить групповую норму и создать свою. То есть опять-таки претензия на власть. Нам кажется, что человек просто не понял задания, мы объясняем раз за разом, но он попросту не хочет понять, а главное, сделать, что нужно. Мы чувствуем недовольство им и собой, раздражаемся и усиливаем давление. Начинается эскалация конфликта, групповой процесс остановлен, вместо этого участники наблюдают бой быков, привыкая попутно к мысли, что вы и ваш оппонент — равны по силам.

• И зачем вам это нужно?

Что тут можно сделать?

— Проигнорировать. Если человек на этом успокоился и один не выполнил вашего задания, то, пожалуй, и ладно. Хуже, если это становится руководством к действию для остальных. Работоспособность группы падает.

— Задавить. И наказать. Тоже рабочий вариант, хотя и предполагает вспыхивание все новых конфликтов: на страхе долго не продержишься. А если наказали вы «обидчика» не страшно, а весело, то поток новых желающих потягаться обеспечен. И группа будет это поддерживать, потому что это же шоу!

• И, между прочим, когда кто-то поймет, что время потрачено зря, то виноваты будете в глазах группы вы. Правильно, а кто брался организовать процесс?

— Можно просто изгнать из группы. Иногда так приходится делать. Но если в глазах группы для этого не было уж совсем крайней необходимости, то вы окажетесь уже против всей группы, сочувствующей несправедливо «обиженному».

— Можно предложить группе высказать предположения о том, что и с какими целями на самом деле делает конфликтный участник и предоставить группе самой воспитать нарушителя.

• Вариант хорош, если суть конфликта группе не интересна.

— Наиболее мягкий и действенный вариант заключается в том, чтобы предложить выбор. Ты хотел власти? Пожалуйста, у тебя есть власть выбирать. Только оба твоих выбора меня устроят: ты выполнишь сейчас или ближе к концу? Ты сам разберешься или подготовишь письменный анализ и принесешь его к следующему занятию? Ты систематизируешь аргументы «за» и «против», отпечатаешь и раздашь всем участникам или признаешь, что не собирался обсуждать это всерьез? Наконец, даже изгнание можно оформить как выбор: «Я не настаиваю, чтобы ты работал здесь со мной, но если ты выбираешь работать со мной, ты будешь делать это на моих условиях».

Личные нападки

Обычно вы понимаете, что имеют место личные нападки, когда вдруг ни с того ни с сего чувствуете, что вас задели за живое. Вроде бы всего-то задали вопрос о вашем образовании или опыте, но вот форма, но интонация… Вроде бы это был просто комментарий о способностях предыдущего тренера, но взгляд… Вроде бы вас просто спросили о ваших лично привычках, но подразумеваемый ответ…

Обидно в общем. И вы понимаете, что вас хотели обидеть. Ударить. И вам неприятно. По сути, на вас напали. Что делать?

— Можно ввязаться в драку. Неудачный вариант по нескольким причинам. Во-первых, вы можете проиграть. Во-вторых, вы можете выиграть, продемонстрировав группе свою агрессивность. В-третьих, ото всех нападок не отобьетесь, да и группа обычно на стороне слабого и обиженного.

— Можно терпеливо отвечать на вопросы, игнорируя подоплеку, пока группа сама не станет на вашу защиту. Минус в том, что защиты можно и не дождаться, а группа научится думать, что у нее слабый ведущий.

— Можно, как уже говорили, объяснить группе, что происходит. Или спросить участников, что, по их мнению, на самом деле хочет «обидчик». После чего предоставить группе самой воспитать агрессора.

— Можно, наконец, открыто и спокойно проговорить в ответ свои чувства и предположения о целях задевшего вас участника и предложить сосредоточиться на целях группы.

• Да, меня задело то, что ты сказал. Я не знаю, хотел ли ты именно этого, но мне это было неприятно. А теперь, с твоего позволения, мы пойдем дальше.

Этот вариант показывает группе, что вы не пропускаете, а держите удар и можете себе позволить не отвечать сразу. Одновременно, это привлекает симпатии группы на вашу сторону: обижали-то вас.

Беспомощность

Наиболее неприятный вид сопротивления. Человек не спорит, не возражает, не выступает против. Он «честно старается», «пытается», «пробует» (а то и не пытается), а затем опускает руки и говорит: «не могу». Ну не получается у него!

Правда, мы-то видим, что особых усилий товарищ не прикладывал, что слегка создавал видимость. Но с другой стороны, формально он все выполнял, и наказывать его — это позволить себе неспровоцированный агрессивный выпад. Он же пытался! Он же просто не смог! Ему же и так плохо!

И понятно, что вранье, а что делать-то?

— Оставить как есть? И получить упрек: «Вы не смогли мне помочь! Я все делал, а вы со мной не поработали!»

— Продолжать попытки, раздражаясь все больше, бросив остальную группу, чтобы наконец услышать торжествующее (про себя): «я же говорил(а), что у меня не получится»?

— Предложить группе комментировать происходящее? Тут может не сработать даже этот обычно беспроигрышный вариант: наш «нытик» не сопротивляется. Он не отказывается попытаться, утверждая лишь, что «все равно не получится». И если мы говорим: «плохо», он покорно кивает: «я же говорил…».

— Что же остается? С чистыми глазами и глубокой уверенностью говорить: «Врешь, у тебя получается» и приводить доказательства. Давать задания, которые невозможно не выполнить в принципе, и успех приписывать «нытику», приводить примеры из прошлого или из других ситуаций, приравнивать их по сложности к настоящему заданию и гнуть свое: «Врешь, ты можешь. А не делаешь, потому что не хочешь. Захоти». Штука заключается в том, что истинная беспомощность от привлечения внимания или борьбы за власть (при сходном поведении) отличается тем, что человек честно не верит в свои возможности. Он иррационально убежден. И мы демонстрируем встречное иррациональное убеждение. А на его убеждение навешиваем ярлык: «ЛОЖЬ!» И привлекаем группу в поддержку.

• Обычно это работает. И все-таки беспомощность — одно из самых муторных сопротивлений. Радость в том, что обычно на поверку это оборачивается банальным привлечением внимания или борьбой за власть.

Теперь, когда мы разобрали виды сопротивлений, хочется еще раз сказать: сопротивления не неизбежны в группе. Скорее, они могут сопутствовать нашей работе, как побочные шероховатости. И не бороться с ними надо, не преодолевать героически, а — работать.

• Ничего личного, мы на работе.

Чем больше группа увлечена процессом, чем лучше ваша подстройка к ней, чем интереснее работа для участников, чем удачнее используете вы групповую динамику, тем меньше будет сопротивлений. И тем больше самой работы.

Место ведущего в группе

Для того, чтобы лучше понять дальнейшее, нам сейчас нужно разобраться с одной любопытной идеей. Суть ее в том, что группа, продолжая группой называться, в то же время не всегда существует — как именно группа — даже в течение небольшого отрезка времени.

• Это относится ко всем группам, но мы сейчас говорим о психологических.

Вот только что шел общегрупповой процесс, и группа была. А сейчас участники работают по микрогруппам, и существуют только эти микрогруппы. А большой группы — нет. И не будет до тех пор, пока не восстановятся связи между людьми из разных микрогрупп на основе следующей, хоть и маленькой цели. А когда каждый работает сам по себе, например, с закрытыми глазами, то групп нет вообще. А есть каждый участник сам по себе.

Так что не только в течение всего цикла занятий или встреч группа исчезает и возникает вновь. Группа может исчезнуть и появиться несколько раз в течение часа.

А что такое группа?

Тут бы определиться, что мы называем группой, верно? Группой в этих рассуждениях мы называем людей, объединенных для совместного достижения одной цели. Есть общая цель — есть группа. Есть совместная деятельность для ее достижения (хотя бы и по принципу разделения труда) — есть группа. А цели нет — и группы нет.

Как только вами был объявлен перерыв, и люди в большинстве своем сменили цель (хотя бы и сиюминутно) — на весь период смены цели старой группы нет. А есть новая, из тех же людей. И она есть те несколько минут, пока участникам нужно действовать совместно для перехода к обеду. А если обедать все собираются в разных местах, то распадется и эта новая группа, но зато возникают другие, маленькие, объединенные, чтобы совместно пообедать. Затем обед завершается, и все собираются вновь, чтобы стать группой, готовой продолжить работу. И если эта работа подразумевает объединение в пары для выполнения нового задания, то группа снова распадается на эти самые пары. И как группа в это время не существует. Не существует до тех пор, пока не объединится старой или новой общей целью. Например, часть пар закончит упражнение и захочет, чтобы все перешли к другому. Если им удастся скоординировать усилия, то эти объединившиеся пары будут группой, пока не достигнут своего (или не обнаружат бесплодность такого объединения). А потом — новая цель. И новая группа. Хоть и из тех же людей.

• А если во время работы вдруг начнет рушится потолок, то цели группы изменятся быстро и очевидно, причем даже не в рамках цели основной, а совсем. Поэтому и руководителем группы вы в этот момент быть перестанете. А станет тот, кто быстро предложит свои услуги и организует эвакуацию.

Так в рамках долгосрочной групповой работы группы рождаются и прекращают свое существование едва ли не в считанные минуты. И только основная цель заставляет группу вновь и вновь вос­станавливаться после перерывов в своем существовании. Цель — и работа руководителя. То есть наша с вами. Именно в нашу задачу и входит возвращение группы к ее целям. Именно мы ставим группе цели промежуточные, объясняем явно или косвенно даем понять их связь с целями основными. Именно мы руководим перерывами и разобщением группы на микрогруппы, а затем вновь собираем ее для общей работы.

Место ведущего

И вот теперь, исходя из этого, мы и обсудим место ведущего в группе. Потому что теперь уже очевидно, что это не одно и то же постоянное место. Это постоянная смена места (роли) в зависимости от группового процесса, от того, что происходит сейчас в групповом пространстве, какая (или какие) группы сейчас существуют реально, а какие — потенциально (или уже в прошлом).

Какие есть варианты:

— Группа находится «здесь и сейчас» и включена в совместный процесс (коррекция, общее упражнение или обсуждение, обучение). И процесс этот либо прямо обслуживает основные цели группы либо имеет свои цели, непосредственно подчиненные основным. В этой ситуации есть два варианта. Первый: ведущий — лидер группы и организовывает работу непосредственно: указаниями, просьбами, комментариями, поддержкой, передачей слова, демонстрируя или рассказывая и так далее. Второй: группа вовлечена в заданный ведущим процесс, все инструкции уже даны, и действие развивается по своим законам (игра, например). Ведущий здесь отходит на второй план, как бы выпадая из группы. Там идет своя вновь перезапущенная с началом игры динамика. Он же лишь следит за правилами и временем. Чтобы подхватить бразды, когда игра закончится.

— Группа находится в «здесь и сейчас» и включена в сиюминутный процесс, не прямо относящийся к основным целям (спор, конфликт между участниками, интересная посторонняя тема, анекдот, обсуждение как и когда окончить работу и т.д.) Поскольку ведущий признан лидером применительно к основным целям, то и вмешиваться в такой процесс он может только тогда, когда это вмешательство будет оправдано основными целями: предложение вернуться к основной работе, навести порядок, использовать происходящее для анализа. В рамках же самой посторонней темы ведущий — такой же «человек толпы», как и остальные. И его голос — не звучит.

• Отсюда, кстати, правило: если в группе начался какой-то процесс, пусть ведущий не препятствует ему «на взлете», когда потенциал силен. Пусть ведущий дождется «излета» процесса, когда бОльшая часть группы уже начнет «выпадать» и тогда вернет участников к основной работе. Вставать грудью на пути у группы не стоит. Группа не приветствует тех, кто стоит грудью на ее пути к цели. Пока она считает эту цель — своей.

— Следующий вариант: участники разделены на микрогруппы, и работа идет там. (Или вовсе каждый что-то пишет или ищет самостоятельно.) Ведущий в это время не является участником ни одной из групп (хотя и может быть наблюдателем в одной или в нескольких по очереди). Основная работа ведущего в это время — связывать микрогруппы и участников в единое целое, координируя их работу: отслеживать время, отвечать на вопросы по ходу, следить за правильностью выполнения задания и по окончании вновь собрать группу.

— Перерыв. Участники отключились от основного процесса. Ведущий сам по себе, люди — сами по себе. Идет вольное общение, каждый делает свои дела. Кто-то подходит с вопросами, кто-то идет покурить или в туалет. Даже вновь собрать людей — задача обычно не ведущего, а его ассистентов или кого-то из самих участников.

— Группа прервалась до следующего раза или попросту завершена. Ведущий более — не ведущий, и все свои ролевые поведенческие признаки ведущего пусть он отложит до другой группы.

Это варианты происходящего в группе. Есть еще варианты роли ведущего в зависимости от характера группы.

— В группе коррекционной ведущий — добрый и заботливый (хотя временами назойливый и «достающий») даже не руководитель, а заботник, тот, кто поможет.

— В группе личностного роста ведущий — координатор и организатор работы, комментатор и источник информации. Естественно, все-таки с примесью доброй заботы.

— В обучающей группе ведущий (тренер) — источник информации. Не только словесной, но и непосредственно переживаемой. Ведущий объясняет, показывает и создает ситуации для отработки.

Большинство психологических групп хотя бы косвенно включают в себя характеристики каждой из этих трех. Поэтому к основной роли ведущего обычно примешивается хоть немного от остальных. И в коррекционной группе ведущий иногда рассказывает «теорию». И в группе личностного роста решаются проблемы. И в обучении есть немного от роста и даже терапии. Люди есть люди, их трудно загнать в рамки. Каждый старается получить то, что ему больше всего нужно.

Стили руководства

Можно часто встретить описание трех стилей руководства группой:

— Авторитарный стиль предполагает четкие указания ведущего и выполнение их группой. Ведущий «командует», участники «подчиняются».

• Есть вопросы? Нет вопросов. Тогда выполняйте.

— Либеральный (еще его называют либерально-попустительским) стиль присутствует в группе, где ведущий позволяет группе делать то, что она хочет, отстраняясь или «подлаживаясь» под группу.

• Чего изволите?

— Демократическим обычно называют стиль, когда решения принимаются вместе, а потом группа их выполняет под руководством ведущего. Есть спорный вопрос — будет обсуждение.

К сожалению, часто можно встретить рассуждения из цикла «какой стиль лучше». (Обычно таким называют демократический). Исходя из всего, что мы уже описали, очевидно, что нет наилучшего, правильного стиля. И нет неправильных. Есть подходящий для работы здесь и сейчас — и неподходящий. Есть обеспечивающий выполнение задач и достижение целей в каждом конкретном эпизоде групповой работы — и есть неудачный. И это не какой-то один, а каждый раз такой стиль (или их сочетание), который обеспечивает группе — результат.

• Демократический ведущий так же плох, как и либеральный или авторитарный, если этот демократизм — неуместен. Гибкий ведущий — это разный ведущий. Такой, какой нужен группе «прямо сейчас».

Ведущий как он есть

Помимо хорошего представления о структуре групповых процессов и владения технологией ведущему группы нужно владеть навыками человека публичного. Потому что работа с группой — публичная работа. И даже если вы все делаете правильно, но неинтересно, скучно, то группа выберет ведущего другого.

• Или будет вяло тащиться у вас, снижая самооценку всем.

Поэтому для работы с группой еще в большей степени, чем для индивидуального консультирования, необходимо быть (или хотя бы убедительно казаться) интересным, глубоким и психологически благополучным человеком. А еще обаятельным и артистичным. А еще…

И все-таки лучше «быть». Неубедительная игра вдесятеро ухудшит ситуацию. Явная фальшь обесценит все, даже самые лучшие ваши действия и намерения.

Человеческие навыки ведущего

Итак, быть для группы глубоким, ярким и благополучным человеком — профессиональное требование для ведущего группы. И если лично для себя мы можем позволить известную душевную неприбранность, то для работы с группой все это нужно приводить в порядок. То есть работать над собой…

Какие навыки мы считаем желательными вплоть до необходимости?

— Внутреннее спокойствие;

— Хорошая техника общения;

— Яркость и артистизм.

Внутреннее спокойствие

Памятная максима «ничего личного — ты на работе» помогает понять суть этого состояния. Что бы ни произошло, как бы ни вела себя группа, что бы ни делали участники, какие бы вопросы они ни задавали, с какими бы трудностями или сопротивлением ни столкнулся ведущий — все это штатная рабочая ситуация. И, поскольку мы на работе, все это не относится к нам лично, а требует оценить положение и применить соответствующий навык. Спокойствие внутри и фоновая доброжелательность снаружи — это рабочее состояние ведущего группы.

Да, иногда надо найти в себе наглость и агрессивность (и спокойно их использовать для нужного результата), да, иногда надо вести себя наступательно, да, иногда нужно войти в глубокие эмоции — для дела. И для дела, как профессиональный навык — мы это делаем. А в своей личной душе должно быть — спокойно и рассудительно. Благодаря этому мы группой — руководим. То есть делаем то, за что нам платят деньги. Оказываем ту помощь, за которой к нам обратились. Мы делаем свое дело. Мы на работе.

Это на словах. А на деле мы живые люди, и не застрахованы от того, чтобы провалиться в ситуацию «здесь и сейчас» полностью. И что тогда делать?

Приемов здесь несколько. Привычка к систематическому использованию делает их навыками. Поэтому недостаточно понять, что и как делать. Нужен опыт. Нужна практика.

• Собственно, большая и разнообразная практика сама по себе достаточный фундамент для того, чтобы на работе — работать.

Итак, приемы:

— Саморефлексия;

— Саморегуляция;

— Якорение нужного состояния;

— Пауза.

Саморефлексия

Есть четыре основных вопроса, которые полезно задавать себе во время работы с группой. Можно задавать их про себя с определенной периодичностью и про себя же на них отвечать. И делать это имеет смысл до тех пор, пока такие вопросы и ответы на них не станут своего рода фоном вашей работы. Вот эти вопросы:

— Что сейчас происходит в группе? (В каком состоянии группа? Как идут групповые процессы?)

— Что я по этому поводу чувствую-переживаю? (Мое физическое, эмоциональное, интеллектуальное состояние — что со мной?)

— Как я хочу, чтобы ситуация изменилась? (Что я хочу изменить в происходящем с группой? В своих переживаниях?)

— Что я для этого сделаю? (Какое воздействие нужно осуществить? На группу? На себя?)

По сути мы предлагаем постоянно обращать внимание на обратную связь от себя и от группы.

• «Постоянно» здесь означает как минимум «чем чаще, тем лучше», а в идеале именно «постоянно».

Затем, если нужно, мы делаем что-то с собой и с группой и — снова (или еще лучше прямо по ходу) спрашиваем себя: «Что происходит теперь, после нашего воздействия? Что переживаю я? Что еще можно и нужно изменить? Что я буду для этого делать?» И так далее.

Вот ведущий втянулся в бесполезный, но задевающий его лично спор. Время тратится впустую. Группа… ждет. Ведущий осознает, что что-то идет не так (или не осознает, а просто привычно спрашивает себя, что происходит, и уже потом осознает). Тогда он задает себе вопросы саморефлексии и получает такие результаты: «Я столкнулся с сопротивлением по типу личных нападок и, возможно, борьбой за власть. Группа постепенно раздражается. Я включился в спор, похоже, начал злиться и как-то уж очень запальчиво отвечаю. Чего я хочу? Свернуть эту ситуацию и продолжать работу. Что я должен делать? Снять сопротивление, признать свои чувства и предложить заняться делом. Так? Отлично. Приступаем».

• Поначалу саморефлексия приходит на помощь, когда уже «вляпался». Со временем она становится источником постоянной фоновой информации, так что отклонения от задуманного можно исправлять еще на стадии зарождения. И группе кажется, что все идет «гладко». Или «так, как надо».

Саморефлексия, как навык, полезна не только в работе с группой, а вовсе в любой работе. Она полезна и для того, чтобы действия наши были обдуманны и целесообразны, и для общей результативности работы, и — что нам сейчас важно — для поддержания внутреннего спокойствия. Потому что когда мы начинаем думать, паниковать нам уже некогда.

Саморегуляция

Помимо интеллектуального способа поддерживать в себе спокойно рабочее состояние, существуют и бессознательные техники. Их еще называют трансовыми.

• А еще аутотренингом, самогипнозом, самовнушением и т.д.

Техник этих много, и их полезно не только изучать, но и постоянно практиковать. Один из простейших таких приемов — обездвиживание части тела (обычно руки).

Если вы сидите, вы можете положить одну руку на колено ладонью вверх и перестать ею шевелить. Полностью. От самого плеча. И вы обратите внимание, как быстро вам удастся успокоиться и расслабиться. Продолжая при этом работать: говорить или что-то показывать. Или наблюдать.

Если вы стоите, руку можно согнуть в локте и держать ее на весу, как это делал И.В. Сталин.

• Правда, у него в руке была трубка. А у вас может быть маркер. Или книжка. Или ручка.

Фокус в том, чтобы как бы «подвесить» руку и оставить ее в покое. Забыть о ней. И действовать только другой рукой.

• Еще сильнее действует обездвиживание половины тела. Но это обычно не нужно.

Если теперь, из этого промежуточного состояния вы хотите перейти в другое, просто свяжите два процесса. Дайте себе инструкцию: «пусть одновременно с тем, как рука зашевелится, я почувствую (к примеру) бодрость или веселье». А затем возвратите руке подвижность и активно приступайте к делу, как если бы нужное состояние уже было с вами. И оно с вами будет.

Есть и другие приемы, так или иначе связанные с трансовыми состояниями, и мы надеемся, что читатель всерьез озаботится техникой быстрой саморегуляции — в качестве профессионального навыка.

Якорение состояний

Нейро-лингвистическое программирование предлагает интересный способ самоконтроля: постановку самому себе «якорей».

Что такое якорь? Обычно его связывают с павловской идеей условного рефлекса. Помните? Собаку кормят, звонок звенит. И так раз за разом. Однажды звонок звенит, а корма нет. Но у собаки начинается слюноотделение: она привыкла считать звук неотъемлемой частью обеда.

Поскольку человек (в этом смысле) тоже животное, условные рефлексы есть и у нас с вами. И время от времени возникают новые. Но есть и отличие. Такого рода рефлекс (якорь) у человека может возникнуть с первого же раза.

• Вы всего только раз слышали эту музыку во время приятного свидания, а теперь она всякий раз навевает на вас романтическое настроение.

Для того, чтобы все сработало именно так, нужны три условия:

— Якорь должен быть поставлен на подходе к пику состояния, которое вы хотите вызывать в дальнейшем. (Можно раньше, но никак не на излете: иначе это будет якорь на выход из состояния). И это должно быть именно то самое состояние, а не просто похожее или вавсе смесь из разных состояний. Чтобы научиться ловить этот пик нужного состояния, придется, естественно, тренироваться.

— Якорь должен быть простым и легко воспроизводимым. Нужно выбрать что-то такое, что вам будет легко повторить. И повторить в точности так же, как вы это сделали впервые, когда устанавливали якорь. Если это надавливание, то потом вам нужно будет надавить именно так и именно туда. (Обычно мы пользуемся местами, где кости близко подходит к поверхности тела или костяшками пальцев — так легче потом найти). Если это образ — картинка или календарик, воспоминание или представление — то в следующий раз это должна быть именно эта картинка. Если звук — то услышать его потом нужно именно так, как он звучал впервые.

• Где предел этой точности? Обычно это непредсказуемо. Суть в том, что сопоставление производит бессознательное, и именно для него второй раз должен совпасть с первым.

— Якорь должен быть уникальным. То есть то, что вы возьмете себе как якорь, не должно быть «замылено», связано с чем-то еще или быть просто привычкой. Если вы обычно поправляете волосы одним движением, то это движение якорем быть уже не может. Если вы слышите губную гармошку в разное время в разных обстоятельствах, то она уже не будет уникальным якорем. Если вы натыкаетесь на фотографию Брюса Уиллиса то тут, то там, то и его образ уже не будет особенным для вашего бессознательного. И как якорь не сработает. Нам нужно сопоставить особое состояние с особым же состоянием, вот тогда якорь можно считать установленным.

Затем, когда вы поставили якорь, подождите немного, пока ваше состояние изменится, а затем — проверьте якорь. То есть воспроизведите его и оцените, как изменилось ваше состояние. Если вы непроизвольно вернулись к переживаниям, которые якорили — все в порядке. Если нет — сделайте еще раз.

Процедура:

— Выберите будущий якорь.

— Войдите в переживание.

— На подступе к пику установите якорь (воспроизведите выбранный стимул).

— Выйдите из состояния, выдержите паузу.

— Воспроизведите якорь и оцените результаты.

— При необходимости воспроизведите процедуру.

Если все сделано верно, якорь устанавливается за один раз. А если нет, то кто мешает воспользоваться наследием Ивана Павлова и повторять до тех пор, пока нужное состояние не будет прочно ассоциировано с вашим стимулом-якорем?

Подкрепление:

Если установленным якорем пользоваться часто, он будет «затираться» — действовать все хуже. Чтобы этого избежать, нужно время от времени «подкреплять» якорь. То есть как бы заново его устанавливать в ситуациях, когда нужное переживание возникает само по себе.

Есть у вас, к примеру, якорь на бодрую жизнерадостность (или спокойную собранность). И, поскольку это нужно вам часто, вы понимаете, что ваше магическое надавливание на ноготь левого мизинца уже не так хорошо работает. Тогда вы ловите первый же момент бодрой жизнерадостности (или спокойной собранности) и вновь надавливаете на мизинец. И так до тех пор, пока якорь не восстановится.

Пауза

Еще одним весьма эффективным способом приводить себя в порядок является обычная пауза.

• Все гениальное просто!

Почувствовав себя неважно, вы держите паузу. И за это время разбираетесь в происходящем и возвращаетесь в рабочее состояние. Так что пока все вышеописанные техники у вас еще только в стадии отработки — держите паузу!

Техника общения

Во-первых, к навыкам общения (коммуникативным) относятся:

— наблюдение за изменениями;

— подстройка и установление контакта;

— активное слушание;

— поддерживающее слушание;

— эмоциональное отражение;

— навык точных вопросов…

И все это подробно описано в предыдущей части, касающейся индивидуального консультирования. Нужные консультанту, эти навыки вдвойне нужны ведущему группы. Даже больше, чем вдвойне: в группе не вдвое, а во много раз больше людей, и со всеми надо находить общий язык.

В дополнение к уже описанным рассмотрим сейчас речевые техники, которые могут пригодиться и просто для общения с группой и ее участниками, и для рассказывания притч, метафор, и для проведения групповых трансов (явных или неявных), речь о которых зайдет позже.

• Да и в обычной непсихологической беседе вовсе не помешают.

Суть всех этих техник — суггестивное воздействие. Внушение. Это нужно всякий раз, когда приходится кого-нибудь уговаривать. Группу ли, одного ли человека — все равно.

Выделение голосом и телом

Обычно в психологии разделяют вербальные (словесные) и невербальные сообщения, и об этом написано много. Невербальные в свою очередь делятся на паравербальные и экстравербальные. Что это значит?

Кроме самих слов, смысл нашей речи окрашивают характеристики голоса (паравербальные: высота, скорость, громкость, интонация) и внешнее сопровождение (экстравербальное: пластикой тела, жестами и мимикой). Обычно мы с вами слушаем слова и обращаем меньше внимания на сопутствующую «шелуху». Однако (и именно поэтому) эта «шелуха» весьма серьезно влияет на нас. В повседневном общении мы называем это «впечатлением».

• «Он произвел странное впечатление…»

Помните, как мы получаем информацию в общении? 55% приходится на долю того, что мы видим. 38% — на характеристики звука. И только 7% — на сами слова. 93% — это впечатление!

И если ведущий в группе осознанно добавляет к некоторым словам своей речи дополнительное значение голосом и телом, то он способен управлять впечатлением. И от себя лично, и от своей речи, и от своих предложений группе. Сравните:

— Чем мы сейчас займемся: поговорим с Денисом или пойдем на перерыв?

— Подумайте, насколько для вас будет важно поговорить с Денисом или мы пойдем на перерыв?

А ведь эффект при написании меньше: потому что выделение заметнее. В речи легкое изменение голоса и небольшой жест не привлекут к себе внимания. Сознательного внимания. Тем скорее внушение достигнет бессознательного, и тем эффективнее оно будет.

Использование отрицания (негативные команды)

Как вы отреагируете, если услышите такое предложение: «Вам не обязательно перечитывать этот пример дважды. Тем более не стоит специально задерживаться на нем, чтобы оценить его преимущества»?

Попробуйте, кстати, не думать про желтую хромую обезьяну. Ну? Правда, все понятно?

Чтобы понять, чего не нужно делать, нам нужно мысленно это сделать. Что и требуется в большинстве случаев. Прелесть приема заключается в том, что формально мы ничего не просим и никакого воздействия не оказываем. А значит, и сопротивляться нечему.

Если же мы соединим оба приема, то получится что-то вроде:

— И вам совсем не обязательно сразу соглашаться, вы можете еще поразмыслить над этим, и уже потом высказать свое мнение — будь то согласие или нет. Впрочем, можно даже и не размышлять специально, а предоставить это своей интуиции…

Вопросы

Вопросы хороши тем же, что и использование отрицания. В них нет формальной просьбы или указания. Это только вопрос. Просто вопрос.

Одни вопросы помогают вспомнить: «А было ли у вас?.. Можете вспомнить, как?..»

Другие вопросы снимают возражение: «Вы хотите сейчас пойти на перерыв… или нет?», «Вы хотите поговорить об этом сейчас… или нет?»

Третьи вопросы скрывают прямую команду: «Можешь ты закрыть окно?», «Это ведро всегда тут стоит?», «Насколько тебе нормально позволить сначала высказаться Владу?».

Четвертые вопросы — это и не вопросы вовсе. Это как бы вопросы. Мы их используем, когда хотим что-то спросить и получить ответ. И не получить при этом сопротивления. Например: «Интересно, когда ты собираешься говорить». «Любопытно, что будет, когда очередь дойдет до Маши». Это ведь и не вопросы. Формально. Это просто утверждения о том, что есть что-то интересное или любопытное.

Пятые вопросы — риторические — это еще один способ высказаться так, чтобы любое возражение было не возражением, а ответом на вопрос: «Стоит ли нам прерываться, когда Игорь только начал свой рассказ?», «Будем ли мы делать перерыв, если демонстрация еще не завершена?».

• Обычно в этих ситуациях молчание воспринимается как знак согласия. С тем, что нужно нам.

Неопределенности

С конкретными заявлениями можно поспорить. Если вы скажете, что привычка перебивать окружающих неминуемо приведет к разводу, это может быть оспорено. Если же вы выскажетесь: «Мне кажется, такая манера вступать в разговор может привести к определенным неприятностям во взаимоотношениях с близкими», то с этим спорить гораздо труднее. И если вы продолжите потом: «И поэтому я бы предложил потренироваться прерывать себя и передавать слово партнеру», такое предложение смотрится более обоснованным: перед «поэтому» стояло неоспоренное утверждение. Люди в группе согласились с первым, и вот уже выполнить упражнение становится для них вполне логичным и вытекающим из предыдущего.

Как формируются неопределенности?

— Заменой действующего лица или предмета обсуждения неопределенным местоимением (кто-то, кое-что) или просто пропуском этой информации («Нас вынуждают». Кто — неясно. «Так будет лучше». Для кого? Лучше, чем что? Кто это сказал?).

— Использованием неконкретного глагола. «Дать пощечину» — это одно, «ударить» — другое, «оскорбить» — третье, «напроситься на неприятности» — четвертое. И так далее. Чем более неопределенный глагол, тем меньше конкретного смысла, и больше поля для домыслов.

• А зачем нужны домыслы слушателей? Для того, чтобы они легче согласились. Со своими домыслами всегда легче согласиться.

— С помощью номинализации. Помните? Это перевод действия, процесса, в вещь, в существительное. Если я говорю, что испытываю сейчас сильное вдохновение, то как-то сами собой отпадают вопросы, кто меня вдохновил, на что, и как он это сделал?

Чем больше наша неопределенная речь похожа на осмысленную, тем большее влияние она имеет на слушателей в качестве аргумента, руководства к действию или совета.

• «Мне кажется, тебе нужно с большим вниманием подойти к своим трудностям. И тогда ты сможешь увидеть ответ именно в той области, которую ты до сих пор не рассматривал, как источник помощи. Возможно, тебе будет нужно какое-то время, чтобы разобраться, но совершенно очевидно, что ты сможешь это сделать. Когда знаешь, где искать, найти не так уж и сложно, верно?».

Банальности (трюизмы)

К банальностям относятся такие высказывания, с которыми очень трудно не согласиться. Обычно они получаются с применением неопределенностей. Если мы скажем человеку, что ему нужно заниматься спортом, он может нам высказать дюжину дюжин аргументов, почему это не так. Если же мы предложим ему рассмотреть такую фразу: «Многим людям помогают занятия разными видами спорта наряду с другими…», вероятнее всего, собеседник не найдет здесь не то, что повода для спора, но и просто для реакции. Он будет ждать от нас продолжения! То есть он так просто пропустит нашу основную мысль, считая ее проходной, вводной.

В банальности можно прятать практически что угодно. Как только мы вводим слова о «возможности», размываем четкие формулировки оборотами из серии «в известной степени, определенным образом, в каком-то смысле, некоторым образом, как-то так и т.д.», говорим «часто» или «иногда» или «бывает», мы получаем фразу, которая для сознания звучит пусто, как треп и переливание из пустого в порожнее. Но стоит нам выделить нужное голосом, и банальность становится — внушением. Многие люди используют банальности, даже и не подозревая об этом. Возможно, в какой-то степени это окажется интересным и вам.

Цитирование

Цитирование предлагает замечательный способ сказать людям все, что вы хотите сказать, и сделать это так, чтобы спорить было не с чем. И не с кем. Если это ведущий предлагает группе расслабиться и получить удовольствие, тут еще могут быть вопросы: зачем, как? Совсем другое дело, если ведущий говорит что-то вроде: «Однажды я ехал в электричке и познакомился с человеком, который поразил меня своим искрене спокойным и веселым отношением к жизни. Он рассказывал о своем товарище, работавшем в посольстве в Соединенных Штатах, который рассказывал ему, что у американцев есть поговорка: «если изнасилование неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие, правда, интересно»?

• А главное, непонятно, кто кому что говорил. Хотя на самом деле сказал это ведущий и сказал он это — группе.

Цитирование (или «кавычки») — весьма полезный способ для предложения едва ли не прямых внушений так, чтобы для слушателей это было всего лишь частью рассказа о событиях, произошедших где-то, когда-то и с кем-то.

Допущения (они же пресуппозиции или импликации)

Допущения присутствуют в нашей речи постоянно. Вот это предыдущее предложение нельзя понять, если не допустить, что существует речь, что она бывает наша или не наша, что в ней нечто может присутствовать или не присутствовать, и делать это временно или постоянно.

• А ведь это все не слишком объективно, верно?

В каждой нашей фразе есть допущения. Они опираются на так называемую «разделяемую реальность» — на то, что у собеседников и слушателей есть точно такое же представление о мире, который мы сейчас обсуждаем. Допущения должны быть истинными, чтобы истинной была сама фраза. Если вас спросят, какой вариант фитуления вы предпочитаете, вам будет трудно ответить, не зная, что это такое — фитуление.

• Балтрушайтис! Спасибо, я уже балтрушался…

Допущения в речи настолько неотъемлемы, что мы привычно пропускаем их, анализируя лишь ту часть высказывания, которую нам и предлагают для обсуждения. И что же? Дело в том, что предлагая «для обсуждения» ту или иную мысль, мы можем основную мысль вставить как допущение. И слушателям ее принять будет — легче.

«Поскольку мы собрались здесь работать над собой, давайте сначала обсудим наши намерения…», — начиная курс или занятие таким образом, вы предлагаете сосредоточиться на намерениях, вводя как бы между прочим не что-нибудь, а норму группы. И никаких споров и «демократических процедур». Внимание привлечено к другому: что сказать о своих намерениях.

Есть несколько стандартных способов осознанно вводить в речь допущения:

— Предложение порядка: «сначала — потом, во-первых, во-вторых, в-третьих, затем, после того как» и так далее.

«После того, как ты найдешь выход из этой трудности, мы поработаем над твоим эмоциональным состоянием», «Во-первых, мы будем учиться управлять своим эмоциональным состоянием, во-вторых, разбираться в своих трудностях и в-третьих, изменим свою жизнь к лучшему». Логично? А вот и нет. Но похоже на «логично».

— Предложение осознания: «знаете, понимаете, отслеживаете, представляете, осознаете, проникаетесь, наблюдаете» и так далее.

Сравните: «Ваша привычка меняется?» и «Интересно, вы осознаете, что меняется ваша привычка?»

— Вопросы о деталях (тогда основная тема полагается истинной): «кто именно, как, где, сколько, насколько, каким образом, что, почему» и так далее.

Сравните: «Вы осознаете, что ваша привычка меняется?» и «Вы осознаете, в чем в первую очередь ваша привычка меняется? А как именно вы это понимаете?»

— Выбор без выбора. Обычно используется «или». Суть в том, чтобы предложить выбирать внутри рамок, которые нас устраивают.

«Ты бы хотел рассказать сейчас или после Лизы?», «Тебе будет проще выполнить упражнение одному или вместе со всеми?»

— Сюда же примыкает так называемый «открытый выбор», когда выбор есть, но, предположительно, неравноценный. Допущением здесь является то, что «третьего не дано».

«Ты можешь ежедневно выполнять это упражнение и выправить ситуацию, а можешь оставить все как есть и продолжать оставаться в ж…»

— Оценки: «к счастью, к несчастью, полезно, странно, отрадно, досадно, глупо, умно, мудро» и так далее.

«Славно, что ты принял это решение», «Странно, что ты начал думать именно об этом».

— Подчиненные предложения. Обычно в подчиненной части содержится допущение: «Когда мы разведемся, ты поймешь, чего ты лишился!» и наоборот «Лишь поженившись, вы оцените насколько вы друг другу подходите!»

• Кстати, здесь есть еще допущение о том, что вы друг другу подходите, вопрос только в том, насколько.

— Связывающие слова: «то есть, таким образом, потому, поэтому, вызывает, в связи с, и, если-то» и подобные. Эти слова вводят допущение, что одно с другим каким-то образом связано.

«Если ты решил всерьез заняться работой над собой, то тебе нужно в первую очередь заняться техникой общения. В общении проходит большая часть нашей жизни, поэтому нужно использовать все доступные техники. Хорошая техника дает хорошие результаты, и это приводит к общему улучшению положения. То есть приносят радость жизни».

• А если все это говорить спокойно и авторитетно, с серьезным видом знающего человека — эффект удваивается.

— Связывающие слова позволяют формировать последовательности, которые соединяют реальность более или менее объективную с внушаемой.

«Мы с вами уже долго разговариваем и обсудили многое, и поэтому можем теперь перейти к теме…»

«Задумались ли вы сейчас о своих родителях, о каких-то недавних событиях, просто отпустили мысли без особой цели, представляете себе свой завтрашний день или слушаете меня, вы так или иначе получаете внутреннюю возможность найти в своем внутреннем опыте что-то важное».

Похоже, без допущений не обходится ни один человек. Мы с вами отличаемся лишь тем, что можем использовать их осознанно и целенаправленно. То есть профессионально.

Другое значение (рефрейминг)

Лучше всего суть этой техники отражает поговорка «нет худа без добра». Когда мы приписываем ситуации другое значение, мы не изменяем саму ситуацию.

• Энурез прошел? Нет, но теперь я им горжусь! — это классика рефрейминга.

В простейшем варианте, чтобы приписать другое значение мы используем два приема:

— изменение смысла,

— изменение контекста.

При изменении смысла мы говорим: «Да, ситуация именно такова, и она означает совсем не то, что ты думаешь. В ней явно видны вот такие положительные стороны». И обосновываем сказанное. Если кратко: «Да, все так, и это хорошо, потому что…»

При изменении контекста мы и вовсе соглашаемся, что здесь и сейчас все не совсем гладко, но вот в других обстоятельствах то же самое было бы очень кстати.

• «Да, ты не стал рисковать, и случись тебе работать с крупными суммами денег, это бы тебя сберегло от неприятностей».

Это своего рода фокус, отвлечение: ведь в нынешнем, реальном контексте ничего не меняется. Но — помогает людям иначе отнестись к своим неприятностям в более широкой перспективе.

• Обычно эта техника используется, чтобы улучшить отношение к чему-то или кому-то. Однако с тем же успехом можно ее использовать, чтобы отношение испортить. Если это зачем-то надо.

 

Наконец, к теме техники общения относится и то же самое

Якорение

Все те же самые правила установки якорей можно применять и к окружающим. Вы можете устанавливать якори другим: отдельным участникам и группе в целом. Если всякий раз с чувством успеха в группе сочетается одна и та же музыка, то она же и будет якорем к этому чувству. Если в напряженные моменты ведущий всегда становится слева от окна (к примеру), то само появление там ведущего будет настраивать группу на напряженную работу.

У якорей есть дополнительные позможности в применении к другим людям:

— Цепочки якорей;

— Сложение якорей;

— Коллапсирование якорей;

— Интеграция якорей.

Цепочки формируются тогда, когда мы выстраиваем с помощью последовательного якорения череду из состояний. Так, чтобы первое состояние через несколько промежуточных приводило к нужному. Например, «страх—растерянность—любопытство—интерес—творческое решение».

Для того, чтобы это получилось, нужно:

— сначала поставить якори на все промежуточные состояния;

— задействовать первый якорь, достичь состояния и на его пике задействовать второй якорь;

— далее по той же схеме до финального состояния.

Можно сразу проверить, запустив вновь первый якорь и отслеживая непроизвольную смену состояний. Можно для верности повторить несколько раз.

Сложение якорей обычно применяется, когда нужно усилить или разнообразить якорь. Тогда на несколько однотипных состояний или состояний, которые желательно вызывать вместе, устанавливается один и тот же якорь. Якорь этот таким образом становится запускающим механизмом для суммы состояний.

К коллапсу якорей прибегают, если нужно разрушить якорь, то есть разорвать связь между якорем и состоянием. Для этого:

— определяют якорь, который нужно «стереть»;

— устанавливают якорь на диаметрально противоположное состояние;

— воспроизводят оба якоря одновременно;

— наблюдают замешательство в просцессе формирования нового нейтрального состояния;

— для проверки воспроизводят каждый из якорей по отдельности — если не срабатывают, то все в порядке.

Сходная идея используется для интеграции якорей. Тут речь не о «стирании», а о получении третьего состояния, объединяющего черты предшественников. Например, если одновременно воспроизвести якори для веселья и творческого состояния, получится веселое творчество.

• Которое нужно заякорить отдельно. Можно любым из двух первоначальных якорей. Впрочем, иногда они оба автоматически становятся якорями нового состояния.

При работе в группе якори используются для перевода участников из состояния в состояния и для настройки их на тот или иной тип работы.

• Обычно это характерные изменения голоса ведущего, музыка, традиционные пространственные перестановки и временные интервалы. Например, каждый день после обеда все собираются аудиторией, и ведущий рассказывает притчу.

Однако и в индивидуальной работе с человеком (перед лицом группы или в перерыве) устанавливать и использовать даже сиюминутные якори обычно можно и нужно.

Яркость и артистизм

Давайте сразу определимся — ни яркости, на артистизма, как неизменной данности у человека (в том числе и ведущего) нет. Человек не может быть просто ярок сам по себе. (Если, конечно, мы не говорим о внешности, а о ней мы сейчас не говорим).

• Трудно, к примеру, ярко спать или артистично читать. Особенно если нет зрителей.

Как нет, к примеру, харизмы, шарма и обаяния. Самих по себе.

Тогда о чем мы говорим? Мы говорим о поведении. И о том эффекте, который это поведение оказывает на окружающих. На группу. На аудиторию. На слушателей и зрителей. Нам нужна не яркость, не артистизм и не обаяние. Нам нужен эффект. Результат. А вот достигаться он может по-разному, с использованием артистических и других приемов. Хорошо, а какой нам нужен результат?

Во-первых, в разное время разный. Одно из правил, которое мы регулярно повторяем начинающим ведущим, гласит: «Это не ваше шоу!» Задача ведущего — обслуживать работу группы, а не показывать ей себя.

• Если, разумеется, мы группу ведем, а не реализуем рекламный проект под предлогом ведения группы.

Поэтому, когда мы говорим о яркости и артистизме, мы имеем в виду навык такого — яркого — поведения. И еще: мы настаиваем, что применять этот навык нужно не всегда (по принципу «весь вечер на арене»), а лишь в тех ситуациях, когда это нужно для целенаправленного воздействия на группу.

• «Целенаправленно» значит, что когда ведущий принялся «звездить», он знает, зачем, с какой целью для группы он сейчас это делает.

Вот это и есть нужный нам результат: целевое воздействие на группу. Какие воздействия на группу помогает осуществить артистизм ведущего:

— Изменение эмоционального фона группы или отдельных участников (и в плюс, и в минус);

— Аргументация от эмоций (группе нравится как говорит ведущий, поэтому она благожелательно воспринимает что он говорит);

— Формирование мотивации (побуждение, чтобы группе, ее участникам хотелось делать то, что предлагает ведущий). Группа увязывает свои эмоции с сутью предлагаемой работы;

— Обучение (когда нужна захватывающая, понятная и доходчивая демонстрация, что обычно связано с преувеличением).

Для выполнения всех этих задач нужен один и тот же навык: нужно уметь передавать эмоции группе.

• Харизма с этой точки зрения — ни что иное, как умение передать слушателям свое эмоциональное состояние, заразить их. То есть — подстроиться и повести.

Один неплохой тренер и ведущий (Джон Гриндер) на вопрос о том, на что тренер должен обращать внимание в первую очередь, ответил примерно так: «Во-первых, обращай внимание на собственное эмоциональное состояние, во-вторых, обращай внимание на собственное эмоциональное состояние, в-третьих, обращай внимание на эмоциональное состояние аудитории!».

Как можно сообщить группе те или иные эмоции? Здесь несколько путей:

— Подстройка и ведение. Эмоциональное состояние группы воплощается в ее едином ритме, о котором речь уже шла. Поэтому ведущий может встроиться в ритм группы сам и возглавить его (обычно берет слово и начинает говорить, но может и предложить фоновую музыку или ритмические движения, если говорить с группой сейчас неуместно). И, возглавив ритмический рисунок группы, ведущий может начать смещать его в ту сторону, которую считает нужным. Изменяется и эмоциональное состояние группы.

• Как минимум, интенсивность. Так можно и «накрутить» группу, и «сбить накал» страстей.

— Если в дополнение к предыдущему ведущий на изменение ритма накладывает изменение содержание переживания у себя (например, от возбужденной радости к спокойной грусти), то следом и группа изменит это содержание у себя. Это и называется эмоциональным заражением. И именно для этого ведущему нужен навык вызывать у себя разные эмоции и выражать их.

• Именно вызывать и выражать, а не просто изображать. Подлинный артистизм — это не игра, а сиюминутное настоящее переживание и искренняя демонстрация этого переживания окружающим.

Ведущий как бы проецирует свои эмоции на группу:

а) Сначала он отражает то чувство, которое преобладает у участников, совпадая по ритму.

б) Затем он начинает внутренне переходить в иное состояние и постоянно отслеживает, идет ли за ним группа.

в) Если да — скорость можно увеличить. Если нет, вернуться к отражению чувств.

г) Наконец, ведущий поощряет группу, демонстрирует ей одобрение, когда эмоции смещаются в нужную сторону.

• Радуйся сам и обрадуешь других.

Обычно мы совмещаем оба процесса. Мы подстраиваемся и ведем и по ритму-интенсивности, и по содержанию эмоций группы. Таким образом, чтобы изменить содержание группового эмоционального фона, нужно:

а) снизить интенсивность предыдущей эмоции (работая с ритмом группы),

б) сменить эмоцию у себя, продемонстрировать это группе и невербально предложить участникам сделать то же самое,

в) усилить (если нужно) интенсивность новой эмоции.

— Еще один способ изменять эмоциональное состояние группы — вызвать нужное изменение своим поведением. Можно не демонстрировать, к примеру, интерес самому. Можно вести себя загадочно и тем самым вызвать тот самый интерес. Радость можно вызвать, сообщив группе радостную новость, порыв творчества создать, рассказав историю об удачном творческом начинании (и вставив в нее соответствующие внушения) т.д.

Этот способ требует от ведущего уже актерства, и мы полагаем, что коллегам будет очень полезно поучаствовать в работе театральных студий, драматических кружков или попросту поучиться на распространенных ныне тренингах актерского мастерства. В качестве простых самостоятельных упражнений мы можем предложить:

а) Внимательный просмотр видеозаписей и подражание замечательным российским актерам (почему российским — нас очень интересует их работа с голосом. Если вы можете использовать оригинальные, не дублированные записи актеров зарубежных — очень славно.) Вас будут интересовать те актеры, которые убедительны в своей игре. Наверное, достаточно назвать Евгения Евстигнеева, Иннокентия Смоктуновского, Олега Табакова и Олега Борисова, чтобы дать представление о тех, кого мы имеем в виду. Подражать нужно подолгу, раз за разом разыгрывая один и тот же эпизод, внимательно прислушиваясь к словам, интонациям, вглядываясь в мимику и жесты. Играют именно мелочи, тонкости, нюансы. Их и выбирайте.

б) Посещайте курсы, тренинги, семинары ведущих других и перенимайте, перенимайте, перенимайте. И снова: будьте внимательны к мелочам, изучайте как они это делают!

в) Точно так же изучайте всех ярких, убедительных людей вокруг. Подмечайте мелочи, перенимайте гримаски, жесты, интонации и тембр, запоминайте истории и манеру их рассказывать, ищите тех, кто производит нужное вам впечатление, а потом отыскивайте, что именно в их подаче себя и своих мыслей производит это впечатление.

Помните главное: яркость, артистизм, харизма — не внутреннее качество человека. Это что-то, что люди делают. А значит, можно узнать, увидеть, услышать, почувствовать — КАК они это делают. Ищите мелочи, которые отличают. И упражняйтесь.

— Наконец, самый, что ли, техничный способ менять эмоциональное состояние группы — это изменение формы работы. Нужно дать задание. Такое задание, выполнение которого само по себе создало бы в группе нужные ритм и эмоцию. Упражнение, групповой транс, обсуждение, игру, творческий поиск, мозговой штурм, соревнование и т.д.

Конечно же, на задание надо настроить, что делает возможным предварительное внушение и позволяет еще точнее формировать переживания группы.

 

Так что, когда мы говорим о яркости и артистизме, о харизме ведущего, на деле мы говорим о его способности вполне «технично» создавать в группе те или иные эмоции в нужный момент.

• И мы еще вернемся к этой теме, когда будем говорить о содержании вашей групповой работы.

Если говорить лишь о технике, то все необходимое можно сделать с группой, работая методично и сухо, включая переживания только там и тогда, где это нужно «по проекту». И участники получат качественный результат. Однако дополнительный эмоциональный шарм ведущего заметно облегчает его работу, делает ее приятной для самого ведушего и для участников группы. Эмоции позволяют нам получать удовольствие от того, что мы делаем.

Только давайте помнить: ничего сверх меры. И работа с группой — не наше шоу. Мы делаем эту работу для участников. А для себя мы можем пойти участником в группу кого-то другого. Кстати, кроме очевидного удовольствия, этом будет еще и полезно.

Резюме

Начинать вести группу стоит так, как если бы вы продолжали это делать.

Мотивировать на работу с вами как с ведущим можно:

• Предоставив участникам возможность выбирать ведущего,

• Отождествляя ведущего с темой работы группы.

Представляясь, важно:

• Учитывать пять уровней и четыре типа пространственного расположения участников,

• Поддерживать личный контакт, контакт глаз.

В первые полторы минуты нужно сказать:

• Приветствие группе,

• Свое имя,

• Что вы из себя представляете применительно к теме работы группы,

• Чем вы можете помочь, быть полезным группе.

Первые указания должны быть:

• Простыми и легкими для исполнения,

• Понятными,

• Иметь отношение к организации работы группы.

Подстройка к группе осуществляется:

• По целям и ценностям;

• По ритму;

• По эмоциональному фону.

Групповая динамика включает в себя представление о стадиях развития группы, ролевом распределении, формировании целей и норм группы. При этом:

• Роли распределяются на стадии конфликта,

• Конфликт происходит вокруг установления целей и норм группы,

• Динамика группы может быть перезапущена при возниконовении события, изменяющего любой из факторов, формирующих эту динамику: состав группы, цели группы, время и место работы группы.

Ведущий может не только учитывать, но и управлять ходом групповой динамики, исходя из целей группы.

В ходе работы ведущий может столкнуться с групповыми сопротивлениями по типу:

• Привлечения внимания,

• Борьбы за власть,

• Личных нападок,

• Демонстрации беспомощности.

Место и роль ведущего в группе изменяется в зависимости от содержания групповой работы и ситуации в групповой динамике.

Принято выделять стили руководства группой:

• Авторитарный,

• Либеральный,

• Демократический.

При этом не существует «лучшего» стиля, а есть наиболее подходящий для сиюминутных задач группы.

К навыкам, желательным для работы ведущим, мы относим:

• Внутреннее спокойствие,

• Владение техникой общения,

• Артистизм.

Внутреннее спокойствие при этом достигается с помощью:

• Саморефлексии;

• Саморегуляции;

• Якорения нужного состояния;

• Паузы.

Техника общения включает:

• наблюдение за изменениями;

• подстройку и установление контакта;

• активное слушаение;

• поддерживающее слушание;

• эмоциональное отражение;

• навык точных вопросов,

• речевые техники,

• якорение.

Артистизм служит для передачи группе того или иного эмоционального состояния. Это может быть достигнуто с помощью:

• подстройки и ведения,

• эмоционального заражения,

• специального поведения ведущего,

• создания ситуации, которая способствовала бы возникновению нужных эмоций.

Важно помнить, что эмоции в группе вызываются не ради самих эмоций, а с целями:

• Изменения эмоционального фона группы или отдельных участников;

• Аргументации от эмоций;

• Формирования мотивации;

Содержание групповой работы

Итак, вы вошли в группу, заняли свое место ведущего, вы легко выделяете и используете групповые процессы, поддерживаете внутренний покой, блестяще владеете техникой общения и с удовольствием плывете по эмоциональным волнам. И что? Ради чего все это? Каким содержанием наполните вы часы, проведенные вместе со своей группой?

Конечно, для кого-то это не проблема. Есть множество замечательных разработок, сценариев, методичек, где содержание групповой работы описывается вплоть до каждого слова ведущего. Кто-то может почерпнуть свое содержание на одном из многочисленных тренинговых курсов и семинаров, попросту скопировав его «один в один». Если ваши дела обстоят именно так, то, пожалуй, вам достаточно уже прочитанного. Потому что дальше мы будем говорить о том, как строить, создавать содержание групповой работы. Как пройти путь от замысла к воплощению. Как сделать именно работу, а не посиделки, тусовку. Или, того хлеще, «чего изволите» для группы, желающей развлекаться.

Конечно, начинать лучше с готовых программ, постепенно перерабатывая их «под себя». И все-таки однажды, мы хотим надеяться, вы захотите сами наполнить содержанием свою работу.

• Хотя, конечно же, в этом «своем» содержании будет девять десятых «чужого» — взятого у учителей, коллег, из книг и просто из окружающей жизни. Психология — это про жизнь. В ее практике трудно выдумать что-то радикально новое. Своим, новым будет подход, взгляд, способ…

Хорошо, и с чего начать?

Начинаем с идеи­­

То есть начинаем с конца. Нелогично? Тогда сформулируем иначе: начинаем с результата. С предвидения результата. Сначала, прежде чем сделать новую группу, нужно знать — зачем? «Зачем» — это основной вопрос групповой работы (да и вообще работы). Если в каждом нашем действии содержится внятное и убедительное «зачем» — мы делаем работу качественно и профессионально. Если мы знаем, зачем мы собрали эту группу, зачем именно в такое время и в таком месте, зачем (а не почему) начинаем именно с этого упражнения, что мы хотим получить из последующего обсуждения, и зачем нам это нужно — если мы все это знаем, то мы работаем — хорошо. Если едва ли не каждое наше слово — не случайно, если в нем есть свое «зачем» — все в порядке.

• А если мы вставляем упражнение, потому что «видели у коллеги и понравилось» или потому что «это сильно», или «все так делают» или вовсе «просто так» — мы делаем что-то очень не то.

«Зачем?»

Начинайте с ответов на вопросы «зачем?». И самый первый из них — зачем вы вообще собираете группу?

Вообще-то здесь два ответа. Один: зачем лично вам нужна эта группа? Второй: зачем группа нужна ее участникам?

Ответы на первый вопрос могут оказаться очень разными:

— чтобы чувствовать себя нужным людям;

— за деньги;

— чтобы выполнить свой долг;

— чтобы были люди вокруг;

— чтобы сделать доброе дело;

— чтобы доказать (кому и что — решите сами);

— чтобы отбить клиентов у конкурента;

— чтобы набрать опыта для более трудных групп;

— любой другой… и их сочетание.

Цели эти отражают ценности (или, если хотите, заморочки) самих ведущих и впрямую к целям будущей группы не относятся. Ведущий редко свои цели декларирует, иногда даже не вполне осознает-задумывается о них (что хуже).

И уж совсем нереально заявить группе: «Вы мне нужны для реализации моих целей, поэтому давайте обслужим меня получше».

• Разве что это вы платите своей группе.

Поэтому, сколь ни важно для вас понять, зачем вы ведете группу, гораздо важнее, зачем группа будет иметь дело с вами. Этот вопрос должен иметь четкий ответ, который станет вашим обещанием группе. Обещанием дать что-то нужное этим людям, ради чего они соберутся и будут воспринимать как ведущего.

• Кстати, если вы планируете заявить одно, а дать другое, вам придется дать и то, и другое, обслужить оба обещания: явное и скрытое.

Что нужно людям

Итак, что это будет? Что у вас есть, что нужно людям — будущим участникам вашей группы? Вы можете помочь решить проблемы? Какие? Вы можете развить навыки? Зачем они нужны? Вы можете научить? Чему? Зачем людям это знание? Куда они его применят? Вы можете показать горизонты, дать людям ответы? Подсказать вопросы? Зачем им это? Что хорошего получат люди от вас? На все эти вопросы нужно иметь точный ответ. И иметь его заранее — до начала работы группы.

• Потому что вас об этом спросят: когда вы будете свой проект — рекламировать. Вы будете рассказывать о своей идее подросткам, родителям, клиентам, президенту банка, руководителю своего центра или директору своей школы. Кому-то да придется.

Мелькают названия «Сногсшибательный флирт», «Психология самообороны», «Группа экзистенциального опыта», «Гештальт-терапевтические сессии», «Психоаналитические четверги», «Магия нейро-лингвистического программирования», «Работа быть мужчиной», «Практическая психология на каждый день» и «Прикладная Синтез-технология» — но что это даст? Мне, потенциальному участнику этих групп?

• То ли дело простой и понятный заговоловок из серии «Как продавать лучше и больше».

Хорошо, если в заголовке есть намек на ответ. А если нет? Тогда ответ должен содержаться в ваших пояснениях. Чем четче и проще вы сможете ответить на главный вопрос ваших будущих участников: «Зачем МНЕ это надо?» — тем скорее вы начнете работать.

Рождение идеи

Идея рождается на стыке двух ответов:

— Что я могу дать?

— Зачем это нужно людям?

• Можно и наоборот: что нужно людям, и как я это могу дать? Этот подход более коммерческий и часто приводит к появлению поделок. И подделок. Но это тоже подход.

Области, в которых можно найти нужную идею уже упоминались:

— решение проблем и получение выгод (лучше спать, стать знаменитым, найти новую престижную работу, выйти замуж, развить способности);

— развитие и личностный рост;

— обучение (навыки, приемы, правила, информация).

Соответственно, уточненные внутренние вопросы будут такими:

— Какие проблемы я могу помочь людям решить?

— Что нового я могу показать, объяснить, развить в людях, и зачем это может быть им нужно?

— Чему полезному я могу научить?

Ответили? Но это еще не все. Теперь из этих ответов нужно выделить, что вы хотите сделать (по своим причинам и исходя из своих целей).

И уже тогда, когда вы нашли идею, интересную и людям, и вам самим, можно двигаться дальше.

К частностям

Наконец, у нас есть идея. У нас есть не просто тема будущей группы, но и представление о том, к какому результату мы хотим прийти. Остается только представить себе, как?

• А потом сделать.

Ну, так как?

Базовая схема

Со времен школьных сочинений мы с вами помним основную схему:

— вступление,

— основная часть,

— заключение.

А дальше схема просто разворачивается:

— Вступление:

— вступление ко вступлению,

— основная часть (мысль, идея) вступления,

— …

— …

— …

— завершение вступления и переход ко вступлению к основной части,

— Основная часть:

— вступление к основной части:

— вступление ко вступлению (хотя бы и пара слов),

— основная часть вступления к основной части,

— завершение вступления к основной части,

— первая часть основной части:

— вступление,­

— основная часть,

— …

— …

— …

— заключение,

— вторая (третья, четвертая… десятая, двадцатая) часть основной части:

— вступление,

— основная часть,

— …

— …

— …

— заключение,

— завершение основной части, итоги.

— Заключение:

— вступление к заключению,

— основная часть заключения,

— завершение, окончательные выводы.

• Совсем кратко эта схема укладывается в «правило английского офицера и джентльмена»: сначала скажи, что ты собираешься сказать, затем скажи это и уже потом скажи, что ты только что сказал.

Эти триады вложены одна в другую в любом деле вплоть до простейших операций. Мы над ними не задумываемся, но схема: «начало — суть дела — конец» очевидным образом присутствует всегда. И наша работа над содержанием работы будущей группы — не исключение. Трудности начинаются тогда, когда мы пытаемся «состряпать курс» из кусков без начала и конца. Или даем начала и концы — без основной части, без опыта-переживания.

Планирование

Теперь, когда схема ясна, разберемся, как и чем мы ее наполняем.

У нас есть идея курса или цикла групповой работы. Допустим, это идея научить участников продуктивно вести себя в ситуации конфликта.

• Конфликта бытового, рабочего, семейного, школьного, конфликта интересов и так далее. Наверное, мы оговорим, что речь идет о психологической части. Хотя, если вы тренер по рукопашному бою, наверное, вы добавите что-то еще.

Соответственно, нам нужно:

— Выполнить введение, то есть предложить участникам тему — конфликты, разобрать возможные варианты конфликтных ситуаций, выделить обобщенную структуру, собрать мнения и способы о том, как действуют участники обычно. И в этих мнениях и способах тоже выделить общее. То есть мы погрузим участников в материал курса, выстроим обстановку и атмосферу. А заодно пройдем стадию знакомства и используем потенциал стадии конфликта. Чтобы затем —

— Перейти к основной части. Поскольку идея была в том, чтобы научить, то всеми доступными нам способами мы здесь будем обучать участников разнообразию приемов поведения, переживания и размышления в конфликте. Здесь будут упражнения, игры, обсуждения и тому подобное. Попутно мы несколько раз перезапустим групповую динамику, чтобы поддерживать группу в стадии работоспособности. И когда мы все это сделаем, можно будет —

— Завершить работу, подвести итоги и предложить подумать о том, как полученное применять в повседневной жизни.

Таким образом мы получаем три основных блока работы: введение в тему, обучение и практика применения. Продолжаем планирование.

Введение в тему можно разделить таким образом:

— Вступительное слово ко всему семинару:

— Представление,

— Представление участников, опрос о намерениях,

— Обобщение намерений, краткий рассказ о предстоящей работе, установление правил (расписание, перерывы, периодичность и т.д.).

— Введение о конфликтах:

— История с метафорическим смыслом,

— Перечисление нескольких конфликтных ситуаций,

— Обсуждение с участниками:

— Обсуждаем, как возникает конфликт в перечисленных ситуациях,

— Предлагаем вспомнить конфликтные ситуации и предположить, что их вызвало,

— Обобщение высказанного:

— Структурируем и рисуем на плакате (доске) типичные начала и схему возникновения конфликта, полученную по итогам обсуждения.

— Получение опыта:

— Одно или несколько ролевых упражнений или игра, вводящая участников в потенциально конфликтные отношения. Ведущий может провоцировать конфликты и даже их раздувать, опираясь на «типичные начала».

— Игра или ролевое упражнение, демонстрирующее возникновение конфликтных отношений между группами. Роль ведущего та же.

— Сбор информации от участников:

— Обсуждение полученного опыта. Участники рассказывают, что они делали, ведущий помогает выделить структуру привычных способов поведения участников в конфликте.

— Обобщение:

— Ведущий зарисовывает схему (схемы) обычного поведения.

Тут самое время заняться основной частью, которую можно распределить таким, например, образом:

— Вступление к основной части:

— Тут мы прямо переходим от предыдущей части. Уже готовую схему (схемы) привычного поведения мы теперь предлагаем рассмотреть с точки зрения эффективности.

— Здесь начинается содержательная часть:

— Нам нужно предложить способ определения эффективности. Мы можем для этого:

— Продолжить обсуждение (если участники еще не засиделись),

— Организовать мозговой штурм и подвести его итоги,

— Попросту объяснить технику.

— И теперь полученную технику нужно отработать. Это и будет упражнением.

— Получив инструмент определения эффективности, мы начинаем анализировать привычное поведение, выделяя как сильные и удачные ходы, так и слабые-неудачные. Одна за другой выкристаллизовываются рабочие последовательности.

— Можно сначала все сформулировать, а потом предложить серию упражнений для отработки. Можно чередовать: одна схема — одно упражнение.

— Кульминацией основной части будет большая игра (деловая или моделирующая, например, семейные отношения), в которой можно не только отследить применение верных последовательностей действий, но и передать участникам чувство успеха. (На основе тех же последовательностей).

• Дескать, «это работает!!!»

— Возбужденным (или деловым) обсуждением итогов этой игры и заканчивается основная часть.

Теперь нам остается подвести общие итоги:

— Мы переводим обсуждение прошедшего в разговор о будущем: как, где и когда в ближайшее время у участников выдастся возможность применить все это в жизни, и как, предположительно, они собираются действовать:

— Ведущий объясняет суть предстоящего разговора,

— Участники высказываются по очереди (или в микрогруппах, если людей много),

— Ведущий подводит итоги.

— В заключение можно провести групповой транс (иногда такие трансы неправильно, но привычно называют «медитациями»), куда войдут добросовестные внушения о применении в жизни всего полезного, что участники получили от своей работы.

• Предлагаемый пример так же произволен, как и любой другой. Это именно предварительное планирование. Со всеми недостатками. Вряд ли вам стоит брать этот план и тут же воплощать его в жизнь. Здесь мы разбираемся, как идет процесс планирования работы в группе, а не как проводится курс по психологии конфликта.

Подробности

Как подробно нужно планировать? По-хорошему, новую программу хотя бы для себя самого нужно продумать (а лучше прописать) вплоть до самих упражнений.

• Включая описания этих упражнений: инструкции ведущего, варианты поведения участников и как их можно использовать.

Упражнениями мы здесь называем отдельные эпизоды групповой работы. Это могут быть:

— Собственно упражнения, когда участники упражняются в применении навыка. Здесь «упражнение», «отработка» и «тренировка» оказываются синонимами;

— Игры, которые «в чистом виде» отличаются от упражнений тем, что участники переживают в игровых условиях непосредственный опыт. Если совместить игру с упражнением, то может получиться —

— Ролевой отыгрыш, где участники в заданный правилами условиях применяют полученный навык;

— Индивидуальная работа;

— Обсуждения (не те, которые после упражнений и игр, а как самостоятельное действие), дискуссии, диспуты, полемические бои;

— Мозговые штурмы и прочее коллективное творчество — общий танец, общий рисунок и так далее;

— Конкурсы и соревнования;

— Те самые групповые трансы, которые еще называют медитациями, управляемыми визуализациями, практикой расслабления или просто размышлениями. Сюда же относятся притчи и истории ведущего. И метафоры.

— Лекции (то есть изложение информации ведущим);

— Демонстрации и примеры (явный или неявный показ на практике).

Отлично, и как это использовать? Как компоновать все эти формы групповой работы так, чтобы это не было пестрой свалкой или долгой скукой?

Мы здесь можем руководствоваться двумя соображениями:

— Во-первых, группу нежелательно загружать однотипной работой больше 20-30 минут подряд. Это значит, что даже если тема меняется, но форма остается: как сидели обсуждали, так сидим и обсуждаем — группа начнет уставать и работать хуже. Желательно, даже в пределах одной темы менять формы работы. Хорошо, если эта смена будет выглядеть оправданной по смыслу. Но в крайнем случае сойдут и прямые перерывы на «общий танец» или, наоборот, «полежать с закрытыми глазами».

— Во-вторых, формы работы не польностью взаимозаменяемы. Для приобретения новой информации больше подходят лекции и демонстрации. Для осмысления — обсуждения, трансы и моменты творчества. Для получения опыта и отработки навыка — игры, упражнения и ролевые отыгрыши, конкурсы и соревнования, индивидуальная отработка. (Плюс опять-таки групповые трансы, если речь идет о том, чтобы «представить себе… очутиться в таком месте, где… и так далее»). Тем не менее, для каждой задачи есть несколько пригодных форм, так что разнообразие вполне можно обеспечить.

• Даже если мы хотим последовательно провести полдюжины упражнений на отработку одного и того же навыка, пусть это будет сначала пара разговорных упражнений, затем двигательное упражнение, потом ролевые отыгрыши, потом письменное задание на индивидуальную работу, потом перерыв и за ним — общая игра.

Так что мы, как обычно, ставим себе задачу — что именно группа должна сделать в том или ином месте нашей программы, а затем решаем, какая форма (или формы) групповой работы будет здесь уместна. И хорошо, если у нас в запасе будет пара вариантов того же самого, но другим способом.

• Потому что ситуации в группах бывают разные.

Как создавать упражнения

Упражнение тоже состоит из трех частей:

— настройка+инструкция,

— «тело упражнения»,

— обсуждение.

Настройка создает мотивацию: объясняет зачем участникам делать упражнение и дает нужное настроение, инструкция четко и пошагово сообщает, что нужно делать участникам, участники выполняют задание, и итоги подводятся во время обсуждения.

• Бывает, что эти этапы смешиваются, и обсуждение, например, начинается еще во время выполнения задания. Смешивать этапы можно… если у вас это работает.

Интересно, что «зачем» для группы в настройке может не иметь решительно никакого отношения к реальным целям упражнения. Иногда, чтобы получить нужный результат, ведущему не стоит оповещать группу о своих ожиданиях. Но правду или нет говорит ведущий в настройке, то, что он говорит, должно быть интересно участникам. Задача настройки — создать добровольное намерение выполнить упражнение.

• «Как заставить кошку есть горчицу? Намазать ей горчицей под хвостом. Кошка будет орать и горчицу — слизывать. Заметьте, добровольно и с песней!»

Важно потом, когда обманка сыграет, признаться группе и объяснить, зачем на самом деле вы это делали. В смысле, чем этот обман был группе — полезен. Впрочем, в большинстве таких провокаций-уроков группа сама понимает, зачем это было нужно, и к ведущему — не в претензии.

• Одна из наших стандартных фраз в самом начале работы с группой, сразу после объяснения ее целей: «… и поэтому мы не обещаем быть честными и справедливыми». Обычно группа встречает это заявление с энтузиазмом. А когда мы потом его напоминаем, объясняя провокацию, участники довольны: все честно, нас предупреждали!

Настройка создает среду, в которой будет проходить упражнение. Если это отработка — настрой на работу, если игра — на игру. Если речь идет о серьезных вещах — нужно помочь настроиться на серьезные вещи. А если «расслабиться и получить удовольствие» — то и на это нужен свой настрой.

И уже когда люди услышали, зачем им сейчас напрягаться, дайте инструкцию и начните упражнение.

Так откуда же брать упражнения? Тут есть два пути. Первый заключается в том, чтобы брать из книжек (сборников, методических пособий, описаний тренингов и курсов) готовые упражнения — но там обычно только «тело», серединка без настроек и выхода — переделывать его под свои нужды-цели, дорабатывать настройку и выход и «обкатывать» на практике. Во-вторых, можно, держа в голове память о виденном и прочитанном, под свои цели упражнение сделать.

Для этого нужно:

• Поставить четкую (в рамках общей цели) цель упражнения, подготовить предполагаемый вывод. (Заранее!)

• Представить себе реальные ситуации и поведение, в которых обычно проявляется интересующая нас тема, получаются нужные нам результаты.

• Выявить внутреннюю структуру ситуации, в которой появляется обычное поведение. Нужно рассмотреть варианты: люди разные. Вряд ли стоит рассчитывать на одну лишь реакцию. Имеет смысл предусмотреть использование разных возможных результатов.

• Упорядочить эту модель: предлагаемые обстоятельства, правила, ограничения, суть задачи, время.

• Составить четкую инструкцию: что и как нужно делать участникам, чтобы выполнить упражнение.

• Подготовить соответствующую настройку. (Вплоть до того, что на первых порах подробно прописать текст с указанием важных интонаций).

• Продумать возможные варианты итогового обсуждения-осмысления.

• —    Провести несколько раз в «пилотном» режиме, чтобы отделить сиюминутные варианты развития событий от общих закономерностей.

• Подробно прописать весь текст с учетом изменений, основанных на реальном проведении упражнения.

• Спокойно проводить в рабочем режиме.

На этой основе строятся практически все психологические упражнения и игры. Например, мы хотим предложить группе такую тему: как важно ставить ясную цель прежде чем браться за дело. Мы хотим донести до участников, что бесцельная активность приводит к неожиданным, бесполезным или вовсе никаким результатам. Соответственно, дальше по схеме, нам нужна такая деятельность, которая занимала бы время и казалась достаточно разнообразной, но при этом не приносила плодов. Нам нужна такая деятельность, которая была бы связана с поиском «того, не знаю чего». Пусть это будет, например, поиск с завязанными глазами чего-то на полу. Среди других участников (в жизни вокруг нас много людей). И — самое главное, пусть участники не знают, чего ищут.

Тогда инструкция может звучать следующим образом: «Закройте (или завяжите, кто себе не доверяет) глаза и, когда я попрошу, опуститесь на ковер. Вашей задачей будет поиск чего-то важного, что лежит на полу.»

Так? Пожалуй, чего-то не хватает. А! Для полноты картины нужно, пока участники стоят с закрытыми глазами, расположить на полу много разных безделушек, чтобы было в чем запутаться. Вот теперь хорошо. Теперь мы знаем, что мы хотим, и можно формировать настройку.

• Используя речевые техники, описанные выше.

Допустим, так:

«Сейчас вы сможете получить возможность узнать еще кое-что о том, что вам в жизни — нужно. И как вы этого добиваетесь. Вам предстоит достаточно простое упражнение. Простое — технически. Но чтобы его выполнить, придется приложить усилия…»

Достаточно расплывчато?

• А если это сказано с серьезным выражением лица и внимательными глазами?

И вот теперь можно продолжить уже словами инструкции. Как там было? «Сейчас вы закроете глаза (а кто не доверяет себе, может их завязать) и, когда я попрошу, опуститесь на ковер. Вам нужно будет найти то, что важно именно вам, и важно именно сейчас.»

• На вопрос «что именно?» всегда можно ответить: «Вы это поймете сами в ходе упражнения».

И что у нас будет происходить?

— Участники опустятся на пол и начнут искать «нечто»,

— или ничего не будут искать,

— или возьмут первый попавшийся предмет,

— или решат, что «искать» надо в своем внутреннем мире,

— участники будут растеряны и/или раздражены,

— или станут дурачиться и развлекаться,

— возможно, они будут разговаривать между собой (ведь никто не запрещал), а может, и нет.

Поскольку время мы тоже не ограничивали…

• кстати, а если спросят, сколько отводится времени, что мы ответим? Ладно, мы ответим, что когда придет время завершать, мы объявим об этом.

Ни внятной цели мы не ставили, ни времени не ограничивали. Так что участники не имеют никаких указаний, как они узнают, что выполнили задание. Значит, высока вероятность, что они будут в предложенных обстоятельствах вести себя «как в жизни». То есть в отсутствие четких рамок воспроизводить свои, привычные. И для итогового обсуждения накопится много интересного:

— Как участники определили для себя, что именно они ищут? Как строили свои догадки? Что полагали верным «по определению»?

— Как на это повлияли поиски окружающих? (Может, кто-то стал искать «за компанию», решив, что правильно то, чего ищет большинство? А кто-то, возможно, наоборот решил, что все как раз и не правы?)

— Как они искали? Случайно, в какой-то последовательности, смешанным образом? Систематически или основываяся на догадках?

— Что нашли участники? Как они объяснили себе ценность своей догадки? Кто нашел именно то, что начал искать с самого начала? Кто сначала нашел, а потом «понял», что это «оно и есть»?

Ну вот, «рыба» упражнения готова к работе. Дело за практикой.

Эмоции в работе

Опыт, полученный в играх и упражнениях мы положим в основу передаваемого знания и навыка. Будь то обучающий семинар, коррекционная группа или личностный рост, всегда есть вещи, которые мы хотим вложить в участников: навык, веру в себя или в будущее, желание развиваться… И если мы хотим делать это всерьез, то и основа должна быть устойчивой. Сильной. Сильным опыт делают эмоции.

• Говорят, что актуальный опыт человека — это плод сердца и разума, причем оплодотворяет сердце.

В обучающей тренинговой работе это важно дважды: во-первых, человек тем лучше усваивает, чем глубже знание отзывается в его переживании, чем труднее оно было добыто. Знание, ярко связанное с эмоциями (хотя бы и ассоциативно), воспринимается как более достоверное и нужное. Это раз.

• Еще раз: достоверность знания часто определяется не опорой на логику, а опорой на чувственный опыт!

И второе заключается в том, что в тренинге помимо содержания важна (участникам) еще и форма: нам часто важно, чтобы людям еще и понравилось (чтобы они с желанием пришли в следующий раз). Многое можно быстрее дать без «мишуры и фантиков», но даже самые серьезные люди воспринимают скучную работу — как глупую и ненужную.

• Группа хочет, чтобы ей «сделали красиво». Вот мы и изощряемся.

Отчего так? Вспомните фундаментальную ошибку атрибуции: «если у меня получается, это я молодец, если не получается — это они виноваты». Человек не скажет себе (разве что в сравнении с другими и то редко): «это я недоработал». Он скажет: «Тренинг был неудачный, а ведущий сам не знал, чего хотел». Все свои недоработки человек все равно свалит на нас с вами (и он не «плохой и ленивый участник»: ошибка атрибуции свойственна всем нормальным людям). Словом, если нас интересует, чтобы участник чему-то научился, добавляем фантики, погремушки и «подвижные игры» по вкусу. То есть обращаемся к эмоциям. А раз без этого никуда, то лучше, чтобы в этой форме все-таки было нужное нам содержание.

• Или хотя бы чтобы мы могли истолковать ситуацию так, будто оно там есть. J

НО: есть понятие «разумная достаточность». Мы сталкивались с тренингами, где «крутизна» достигалась за счет обилия негативных и просто бурных эмоций (подъем в 6 утра и кросс, прыжки с парашютом, фрагменты рукопашного боя, бессонные ночи, общее жесткое, чтобы не сказать «хамское» поведение ведущих и т.д.). Причем на качестве профессиональной подготовки участников это не отражалось (тренинг был обучающим), зато как бы оправдывало очень высокую цену и «отводило глаза» участникам на то, что как раз профессиональной-то подготовки они там получили с гулькин нос. Планируя тренинг и упражнения, помните о принципе «разумной достаточности». Напрягать людей больше, чем нужно для достижения целей, за которыми они к вам пришли, вряд ли стоит.

Если мы уверены, что именно в этом месте «лишнего не будет», мы подключаем эмоции. А для этого затрагиваем нужные темы.

Напоминаем основные эмоциональные темы:

• Детско-родительские отношения: от любви до… как получается;

• Переживание близости (разной) с другими людьми;

• Переживание отторгнутости, отвергнутости, одиночества, ненужности;

• Переживание утраты, расставания;

• Переживание победы;

• Переживание поражения;

• Межполовые отношения: любовь, привязанность, эротика, нежность, ревность и пр.;

• Борьба за свободу и независимость (личную или своей группы);

• Борьба за выгоду;

• Борьба за справедливость или с несправедливостью;

• Защита себя и близких, столкновение с угрозой;

• Агрессивные переживания: гнев, злость, ярость, обвинение кого-то в чем-то;

• Стыд, вина;

• Страх (в том числе смерти);

• Азарт-соревнование;

•   Обида, горечь утраты;

• Ощущение принадлежности к чему-то великому, чувство собственной правоты;

•   «Трансцедентальные» переживания вроде «просветления» или «личного общения» с Буддой, к примеру. Экстаз религиозный то есть. (Бывает и у неверующих).

• Любовь, Злость, Добро и Несчастье.

И как же вызвать эти эмоции? Иногда достаточно просто поднять одну из перечисленных тем. Если же мы говорим о создании эмоционально значимых упражнений, то здесь основных способов несколько:

• Рационально-эмотивные техники: вызов чувства возмущения, обиды, стыда, растерянности, возбуждения, радости и др. через апелляцию к соответствующим установкам и убеждениям или через столкновение убеждений. Спор, дискуссия, полемика, обвинения, озарения, логические ловушки и провокации — годятся;

• Суггестивные техники («медитации» и настройки): вызов соответствующего воспоминания, предложение ассоциированного образа, метафора (медитация о близости);

• Телесно-ориентированные техники: дыхательные упражнения, работа с телом и мышечными «зажимами», с мышечным напряжением, кинестетический динамический транс, танцевальные упражнения;

• Стрессовые техники: соревновательные индивидуальные и командные упражнения (и смешанные — к примеру, эстафеты) стрессового, характера, так или иначе угрожающие или так воспринимаемые: на время-скорость, на победу, на выживание, на достижение или фрустрацию, против угрозы реальной или игровой.

Эмоции в групповой работе вызываются применением этих техник и их сочетаний.

К примеру, можно начать с суггестивной настройки, затем провести соревновательное командное упражнение с телесно-мышечным напряжением и дать хлесткий комментарий-обсуждение.

Группа будет на взводе. Но (!) это имеет смысл, только если на этой основе мы даем возможность осмысления. Иначе это просто столкновение с переживанием, которое, не будучи ассоциировано с идеей, мыслью, убеждением, ценностью, пропадет впустую или, что более вероятно, притянет мысль-идею-убеждение — случайное, а возможно и вредное.

Хорошо, а как из всей этой бури эмоций получается польза?

Завершение упражнения: обсуждение и выводы (или просто внушение) служат для серьезного разбора проделанной работы, комментариев полученного опыта, высказанных суждений и т.д. Завершение становится главной смыслонесущей частью упражнения, без которой все предыдущее — просто времяпровождение.

• Психологической группу делают в первую очередь разбор и комментарии сделанного, и в этом смысле именно анализ и подведение итогов — и есть основное содержание упражнения и работы в целом, а не те или иные запоминающиеся события. События заставляют запомнить выводы.

Как проводить упражнения

В каждом упражнении есть несколько целей — смысловых пластов: как упражнение вписывается в достижение основных целей всего курса, как оно обслуживает конкретную тему и какую конкретную цель (цели) оно преследует само по себе.

• Сразу обмолвимся, что совсем «само по себе» какие-либо цели преследует далеко не каждое упражнение. Без осмысления, обсуждения и комментариев психологическая группа быстро превращается в игротехнику (если качественно) или просто «поигралки».

Интересно, что из одного и того же упражнения (при одних и тех же инструкциях) с помощью комментариев можно извлечь материал для обсуждения и осмысления весьма разных вещей.

Классический пример — упражнение «Слепой и поводырь»: здесь и ускоренное формирование группового пространства (тактильный контакт способствует), и выход на тему о доверии к окружающим, шире — к людям, шире — к миру. Здесь и возможность разбора стратегии поведения в обществе и мире и внутреннего отношения к людям, здесь же и поле для комментариев о взаимопонимании (если поспрашивать «слепого», как он все воспринимал и «поводыря» — чего он для «слепого» хотел — проявятся серьезные разночтения, и ведущий сможет говорить с группой о том, насколько безопасны и полезны намерения сделать «как лучше» кому-то, не спросив его) и т.д.

Наконец, упражнения можно разделить на:

— Содержательные — которые нам нужны для смысла и сути нашей работы (отработка навыка, обсуждение темы и т.д.) Если у нас группа про техники общения, и мы упражняемся в том, как знакомиться, это упражнение — по теме.

— Организационно-технические, позволяющие нам контролировать сиюминутное состояние группы. Люди устали, и мы проводим зарядку. Прыжки всякие. Зарядка как таковая ничего теме знакомства не добавляет, но позволяет группе работать дальше.

Мы встречали тренинги, где содержательные упражнения явно-грубо сменялись организационными. Обычно это делается тоньше. Построение занятия (последовательность работы) обычно учитывает потребности группового пространства-времени, но использует для этого возможности тех же самых упражнений, которые обслуживают и смысл.

• Помните, одну и ту же тему можно поднять с опорой на разные упражнения?

К примеру, говорили, что дольше 20-30 минут в однотипной работе группе лучше не находиться. Однако, чем ближе к середине занятия, тем больше может быть это время: вначале участники еще не «вкатились», а ближе к концу — уже устают. Поэтому сложные игры, требующие большего времени, обычно организованы так, чтобы работа предлагалась по частям (то есть обеспечивались структурные перерывы) и требовала разнообразных действий.

Проводя упражнение, обязательно нужно связать его со всем предыдущим (в настройке) и с последующим (в комментариях или по итогам обсуждения).

Обычно выводы из одного эпизода групповой работы перетекают в настройку на следующий. Даже если формальной связи между ними нет, ведущий должен ее сделать — словами. Если ведущий по своим причинам не хочет показывать истинную связь, пусть он сделает другую. Единственное, чего нельзя, это погружать группу в пучину непонимания: как одно связано с другим и все вместе — с целями группы. Группе постоянно нужна (пусть и иллюзорная) видимость логической или хоть ассоциативной взаимосвязи всего происходящего.

 

Итого, что мы имеем:

На упражнение нужен настрой (иногда с демонстрацией, иногда голосом и поведением ведущего, иногда с закрыванием глаз участников и специальным трансовым текстом). И из упражнения нужен выход — завершающее осмысление (иногда так и просто убеждающе-внушающий текст ведущего). В занятии должна быть (естественная или с помощью увязывающих объяснений ведущего) связность, когда каждое последующее упражнение продолжает предыдущее и из него вытекает, а блок сменяет блок, подхватывая и развивая тематику. Моменты настроя и обсуждения-осмысления как раз и выступают обычно в роли связующих звеньев (помимо основной функции).

• В мыслях и идеях, поднятых в обсуждении, обычно есть что-то такое, что позволяет ведущему подняться и сказать что-то вроде: «И вот поэтому мы сейчас займемся…». После чего идет настрой на следующую работу.

В этой связи особо нужно остановиться на том, как проводятся обсуждения и делаются выводы.

Задача обсуждения

Работа тогда становится психологической, когда возникает «петля самоотражения», как это называет Ирвин Ялом. Сначала мы делаем, и тут же осмысляем сделанное. Мы не просто живем здесь и теперь, но и сразу же, себе вдогонку, понимаем себя в своих сиюминутных проявлениях.

Помните, главу о работе с упражнением мы начали с того, что есть некая идея, которую надо донести? А уже потом пошло творчество. Психология в группе получается, когда люди отвлекаются от игровой реальности и начинают примерять полученный на опыт на свою реальную жизнь, свои поступки, свои результаты.

Упражнения имеют смысл не сами по себе, а как иллюстрация к изначальной идее. Упражнение тогда хорошо, когда оно может быть хорошо (и в нужном направлении) осмыслено, дает богатый материал для размышлений и выводов, на который ведущий может опереться.

С небольшой натяжкой можно сказать: то, что происходит на упражнении, не имеет значения. Главное — положить произошедшее в основу выводов, которые вы сделаете вместе с группой. Практически из любого упражнения можно сделать любые выводы, лишь бы это убедило группу.

• Мы не обязаны быть логичными, но мы обязаны быть убедительными.

Давайте честно скажем себе: ни из одного упражнения наши выводы как таковые никак не следуют.

• То есть конечно, следуют, но с той же логичностью, что и любые другие.

Мы всегда используем то, что получилось, чтобы сделать выводы, которые хотим. Вопрос только в том, насколько убедительно мы это делаем. («Шитые белыми нитками» выводы только все испортят). Поэтому от упражнения требуется только — дать переживание, дать материал, а уж выводы — это дело обсуждения.

Что из этого следует? Одна очень, очень важная мысль. Вот она:

Упражнение не может пойти не так! Любое содержание нам годится! Не так может пойти обсуждение, осмысление, вразнос могут пойти выводы и комментарии. Но это будет потом. Пока группа считает, что «все идет как надо» — все идет как надо.

• А считает она так — благодаря нашим пояснениям!!!

Когда мы проводим упражнение, нам нужен богатый и готовый к использованию материал. Такой материал, ссылка на который убедит группу и сейчас, и потом, когда люди будут свою работу вспоминать. Нам нужен материал, который будет интересен группе. И нам нужно внимательно наблюдать за тем, что на самом деле в группе происходит. Почему?

— Если мы будем во время обсуждения комментировать то, что мы ожидали от упражнения, мы можем попасть впросак. Мы будем выглядеть — фальшиво. Группа поймет, что мы чего-то хотели, и этого не произошло. И сделает вывод о несостоятельности наших комментариев.

— Если же мы будем комментировать то, что действительно было, даже если это совершенно не походило на первоначальный наш замысел, мы будем убедительны. И наши выводы окажутся обоснованными.

• Иногда такое использование всего, что реально происходит в группе, для обоснования грядущих или сиюминутных выводов называют утилизацией. По-русски это же называется «всякое лыко — в строку».

Чтобы ведущий легко и непринужденно мог это делать, от него требуется:

• Уметь свободно, связно, плавно и доходчиво излагать свои мысли перед аудиторией. (Здесь очень пригождается артистизм ведущего и просто привычка говорить с аудиторией).

• Даже, если вы хотите сказать что-то другое, вывести это надо из сказанного людьми в ходе дискуссии. То есть вывести свое из уже имеющегося. (Тут важно свободное владение речевыми техниками, описанными выше).

• Быть готовым к любым непредвиденным вставкам со стороны группы и уметь их тут же органично включать в ткань рассуждения. (Это и есть «всякое лыко — в строку». Сначало нужно сказать «да», а затем объяснить, почему это только подтверждает нашу основную мысль).

• Иметь четкое готовое мировоззрение (внутренне согласованное) относительно того, о чем высказываешься. (А для этого нужен неплохой кругозор и общее развитие).

Как проводить обсуждение

Обсуждение (дискуссию, диспут, просто беседу или разговор с группой) очень важно именно проводить. А не позволять возникать спонтанно и увлекать вас, куда получится. И если ведущий обсуждение — проводит, то он в обсуждении — не участвует.

• Он подводит итоги, что гораздо важнее.

Обсуждение — такое же упражнение, потому что дает нам материал и группе — опыт. После этого нужно сделать выводы. Ведущему. И, сделав выводы, переходить к следующему упражнению.

Что важно помнить при проведении обсуждений:

• Положение ведушего относительно группы меняется. Нужно различать роль «мы вместе» и роль «над группой». Когда даем задание, передаем слово, определяем очередность и вообще руководим процессом — «над». Эту роль еще можно назвать «организатор процесса». Когда комментируем или предлагаем подумать и задаем вопросы, когда нам нужно подводить итоги — «мы». Эта роль своего рода «идеального участника», который своим поведением показывает группе, как нужно высказываться. Когда участники высказываются, наша роль — «лучший слушатель в группе» (персональный слушатель для каждого участника). Ведущий не отвлекается, ведущему интересно, что скажет каждый участник.

• Иначе люди в группе рассудят: ведущий нас не слушает, ему безразличны наши высказывания. Так зачем мы будем говорить?

• “Ошибка педагога”: навязчивая манера вставлять свои комментарии после каждого высказывания участников. Пусть ведущий высказывается по существу лишь в начале и в конце обсуждения (ввод в тему и подведение итогов). Остальное время он — обслуживает дискуссию. То есть обеспечивает интересную тему, организует процесс передачи слова и внимание аудитории к выступающему, поясняет аспекты обсуждаемой темы (это роль беспристрастного эксперта: что понимать под тем или иным термином, без оценок, только определения и информация).

• «Подведение итогов» с оценочным комментарием по каждому высказыванию воспринимается людьми как агрессия и фальшь: предлагал свободно высказаться, а сам не только нашим мнением не интересуется, но еще и ругается, постоянно норовит поправить и вообще показать, какой он умный. Словом, использует группу в своих целях. Плюс, при неудачном, спорном комментарии можно застрять в дискуссии. То есть — потерять статус ведущего.

Это не ваше шоу! Будьте «в тени» настолько, насколько возможно. Если, конечно, вы хотите, чтобы группа втягивалась в процесс и с интересом что-то обсуждала. Если же вы хотите заглушить обсуждение, действуйте наоборот.

• Навыки ведущего: важно быстрое установление личного контакта, безоценочное слушание, наводящие и открытые вопросы, поощрение выступающего и конструктивность собственных отзывов.

• Место судьи-эксперта и его утрата: Если ведущий не примыкает ни к одной из сторон, одинаково обслуживая их все (вплоть до подведения итогов), если он не пристрастен, то его мнение в конце будет группе интересно. Он «рассудит». Поэтому ошибочны выдвижение изначальных жестких позиций (и группа спорит с вами, а не внутри себя), конфронтация и споры по ходу (вместо этого можно использовать уклончивые ответы: “или так”, суггестивные шаблоны и т.д.). Не помогает делу активное встревание, когда процесс уже пошел, отказ от роли мудрого слушателя и наблюдателя (который знает больше, чем говорит) в пользу роли участника (а значит, на равных). Стоит преодолеть соблазн прямо тут же «научить», высказать “очень кстати” пришедшую мысль. Мы избегаем демонстрации личной заинтересованности — ничего личного, мы на работе.

• Но проблема нам интересна. А еще более интересны нам высказывания участников.

• Вход в дискуссию: постановка проблемы. Когда мы предлагаем группе тему или вопрос для обсуждения — хотя бы и поделиться впечатлениями от прошедшего упражнения — нужно демонстрировать эмоциональную вовлеченность. Нам действительно интересно!

• Только пусть группа видит, что ведущему интересны участники и их душевные состояния и мнения. Вариант «мне, ведущему, это лично интересно, у меня есть такая проблема, и давайте о ней поговорим» — не годится.

Чтобы участники втянулись в разговор, имеет смысл апеллировать к чувствам слушателей (эмоциональная иллюстрация, выбор части темы, которая задевает участников лично), предлагать ряд возможных вопросов (пусть аудитория выберет то, что ей ближе), предоставить широкое поле возможных сторон обсуждения в рамках заявленной темы. Хороши провокационные замечания, отказ от заранее заявленного “правильного подхода”. Нам нужны вопросы, а не ответы.

• Принцип “добровольца”: если к концу вступительного слова никто не вызвался начать обсуждение сам, обращаемся к тому, который на вступительном слове телом выказал наибольшую эмоциональную включенность-заинтересованность (кивал, подался вперед, давал эмоциональную мимику навстречу ведущему).

• «Нам нужен доброволец, и добровольцем будешь ты».

• Слушание:

• а) активное, поддерживающее слушание, отражение чувств — вовлечение в беседу, поощрение к высказыванию своего мнения;

• б) регулирование: возвращение к теме, сворачивание долгоговорения, помощь в формулировании основной мысли (я правильно понял, что?..);

• Попутная эмоциональная вовлеченность: Мы поддерживаем в себе интерес — и как настройку фона обсуждения для группы, и как регулирование направления обсуждения. Интереса у нас тем больше, чем более «по теме» высказываение.

• Благодарность участникам! Аплодисменты! «Поглаживания!»

• Завершение выступлений и передача слова: Продолжая слушать, мы замедляем ритм кивания, подводим итог-согласие (“или так”), благодарим за высказанное. Все это с поддержкой и теплой интонацией, «поглаживаниями». Затем разрываем контакт глаз, переводим взгляд на следующего участника (мы до этого смотрели на того, кто выступал!), ободряюще киваем ему и прилашаем начать.

• Прекращение выступлений, подведение итогов: Завершив последнее выступление, демонстрируем намерение «закругляться»: откидываемся на спинку стула, меняем интонацию голоса, всем своим видом показываем, что больше высказываний не будет. И, подводя итоги, даем не “правильный ответ”, а обобщение высказанных мнений, возможно краткое (!) предложение своего, как одного из многих (и это надо подчеркнуть). А потом выходим на новые вопросы, новую тему или следующее задание (эпизод работы).

• Не противопоставлять себя группе: Наверное, не стоит злоупотреблять местоимениями “вы”, “вы все”, “ваши”. Напротив: “мы”, “у нас с вами”, “наша группа” (исключая моменты «общего руководства») и т.д. При подведении итогов стоит подчеркнуть, в чем мы все сошлись.

• Хотя бы и в том, что такая-то тема — спорная.

Если ведущий будет постоянно помнить о том, что обсуждение — для группы живой процесс, а для него — работа по поддержанию этого процесса, все пройдет хорошо. Просто делайте свою работу.

Группа в трансе

• Что-то погода испортилась…

• Щас, медитнем — и прояснится.

Из разговора на семинаре по Эриксоновскому гипнозу.

Групповая трансовая работа — такой же эпизод, как упражнение, игра или обсуждение. И речевые шаблоны, и образная речь, выделение голосом важных слов, и изменненые состояния сознания так или иначе присутствуют в нашей работе все время.

И все-таки тут есть свои особенности. Давайте разберем ситуацию с формальной работой в групповом трансе. Так же, как и в трансе индивидуальном (и в аутотрансе), здесь три основных этапа.

Этапы группового транса

— Наведение транса,

— Использованиеп трансового состояния,

— Выход.

Наведение транса

Здесь тоже своя последовательность:

— Фиксация внимания,

— Перевод фокуса внимания извне во внутренний мир участников,

— Предложение диссоциации сознательных и бессознательных процессов,

— Углубление трансового состояния.

Фиксация внимания достигается достаточно просто.

— Можно предложить смотреть, не отрываясь, на указанную вами точку в пространстве. (Хорошо, если эта точка будет находиться чуть выше уровня глаз участников).

— Можно предложить закрыть глаза и представлять себе точку.

— Можно совместить оба способа: предложить смотреть на точку, пока глаза не закроются, после чего продолжать смотреть на воображаемую точку.

— Можно предложить участникам вспомнить что-то, подходящее по теме и настроению, и думать об этом.

— Можно просто начать рассказывать интригующую историю, и этим захватить внимание. И так далее.

Как только мы предлагаем закрыть глаза и отдать себе отчет в своих ощущениях, представить себе какие-то образы и что-то с этими ощущениями и образами сделать, мы переводим внимание внутрь.

— Обычно мы предлагаем участникам расслабиться. И описываем процесс расслабления: «можно прислушиваться к своим ощущениям, и, возможно, почувствовать, как приятное расслабление и успокоение поднимается от ваших стоп… к коленям… и охватывает бедра… и это очень приятно — получить возможность расслабиться и отдохнуть, и можно позволить своему телу отдыхать… и просто мысленно следить за тем, как расслабляются мышцы живота… и выравнивается дыхание… вдох… и выдох… вдох… и выдох… ничего не нужно делать специально, просто позвольте своему телу расслабиться, успокоиться, и ваши мысли тоже могут успокоиться… и, быть может, пока расслабляются ваши плечи… шея… пока расслабление охватывает ваше лицо, и становится приятно… и расслабляется подбородок… крылышки носа… переносица, мелкие мышцы глаз, брови… разглаживается лоб… пока все это происходит, люди иногда чувствуют, будто тело плывет… и так же могут плыть мысли…» и так далее.

Диссоциация сознательных и бессознательных процессов предполагает, что мы, описывая расслабление, постепенно вводим разделение: «мысли и тело», «сознание и бессознательное», «разум и глубинная мудрость», «обычное и истинное «Я», «на поверхности, в глубине», «вы и ваше сознание», «ум и душа» и так далее. Мы предлагаем человеку временно допустить, что кроме привычной манеры контролировать и управлять собой есть еще и другой способ, более глубокий, мудрый, всеохватывающий, которому можно предоставить хотя бы частичное руководство, на который можно положиться.

• «…Потому что наше глубинное «Я» лучше всего знает, что нам на самом деле нужно, заботится о нас и старается для нашего блага… оно мудрое и предусмотрительное… и оно знает гораздо больше, чем может знать сознательный разум…»

Углубление транса начинается тогда, когда мы:

— Предлагаем представить себя в каком-то очень интересном и безопасном месте, «и осмотреться в нем… и увидеть лестницу, и начать двигаться по ней… уходя все дальше… и наблюдать… как изменяется все вокруг… ведь это так интересно, наблюдать, как все изменяется, оставаясь при этом в полной безопасности, чувствуя комфорт… и все глубже уходя… вдаль, по лестнице… и вот уже…» и так далее.

— Предлагаем погасить все внутренние образы, заглушить внутри себя все звуки, прислушиваться только к своим ощущениям, постепенно ослабляя их, и побыть в тишине…

— Говорим о возможности отправиться в своих воспоминаниях в прошлое, все дальше…

— Просто считаем, например, до десяти (или двадцати), сопровождая каждую цифру дополнительным внушением на погружение в транс. Например, «и я буду считать до десяти… и к тому времени, когда я дойду до десяти, вы сможете оказаться в хорошем, приятном и глубоком трансе… и вы можете не слушать меня, прислушиваясь лишь к своим ощущениям… и слушаете ли вы меня или нет, ваше бессознательное может слышать… и я начинаю… один… и приятное чувство продолжает распространяться по вашему телу… два… бывает интересно почувствовать, как отличаются ощущения в кончиках пальцев одной и той же руки… три… иногда одна рука становится теплее… четыре… а другая легче… и это хорошо…» и так далее.

Есть и другие способы. И вы можете придумать свои. Главное, чтобы участники группы были подготовлены к восприятию основного внушения. Когда по вашим наблюдениям, группа в основном расслабилась и погрузилась в свой внутренний мир, можно продолжать.

Использование трансового состояния

Это могут быть:

— Прямые внушения,

— Метафоры, вложенные истории,

— Косвенные внушения,

— Смешанные варианты.

Прямые внушения формулируются просто: вы просите представить, почувствовать, вспомнить или подумать то, что вам нужно: «и теперь представьте себя в завтрашнем дне, когда вам вновь понадобится навык быстрого расслабления… и отчетливо представьте себе, как именно все будет происходить, как легко, быстро и точно вы сможете сделать все то, чему научились сегодня, и получите удовольствие от своего завтрашнего успеха…»

Метафоры, истории, притчи, рассказывать которые мы с вами учились в первой части, хороши тем, что они удерживают фиксацию внимания, усиливают диссоциацию сознательных и бессознательных процессов и позволяют участникам извлечь именно тот смысл, который окажется для них наиболее полезным. Особенно это относится ко вложенным историям. Кстати, можно вложить одну историю в другую, а в середине второй истории вставить прямое внушение, после чего продолжить рассказывать вторую историю, а потом закончить первую.

• Это еще называют «тройной спиралью». Вложений может быть и больше, чем три.

Косвенные внушения строятся с помощью тех самых речевых техник, которые мы описывали в главе о технике общения. Наведя транс, мы попросту разговариваем с группой, обильно вставляя внушения в одном и том же направлении, но разными способами. Можно говорить о полученном навыке, погоде за окном или рассказывать те же истории. Косвенные внушения отлично сочетаются практически с любой другой формой.

И если мы рассказываем историю, создавая поток косвенных внушений, вставляя в середине внушения прямые, то у нас получается вполне прилично использовать трансовое состояние участников группы.

• Кстати, истории и косвенные внушения можно использовать и без формального наведения транса. То есть мы транс-то наводим, но делаем это косвенно и группе об этом не сообщаем. Группа просто слушает наш рассказ. А мы постепенно снижаем ритм и темп голоса, вставляя в этот рассказ косвенные внушения на расслабление и погружение в себя…

И, когда задача достигнута, нам нужно позволить группе еще немного побыть в своем приятном состоянии, а затем неторопливо вывести ее назад, в более обычное состояние и продолжить работу.

Выход обычно предполагает внушения-напоминания о том, где мы на самом деле находимся, сколько прошло времени (не обязательно) и что нужно почувствовать себя бодро и хорошо. Например, так: «и когда вы уже получите… все то хорошее и нужное… с чем обычно связано состояние транса… вы можете постепенно, в своем собственном темпе… возвращаться сюда, к нам, в эту комнату, сохраняя все то важное, что получили, к чему прикоснулись за эти двадцать минут… и почувствовать себя очень хорошо, и глубоко вздохнуть… и открыть глаза… и улыбнуться тем, кто рядом. Ну как, отдохнули?»

Как это может быть

Наведение

«Я расскажу вам историю. Это будет довольно длинная история, так что сядьте поудобнее. Это очень важно — чтобы было удобно… и комфортно. Потому что когда телу удобно, это хорошо. А когда человеку хорошо — это хорошо само по себе. И если вам захочется поменять позу, чтобы было удобнее. вы всегда можете это сделать, потому что это важно — чтобы было хорошо… мы с вами хорошо поработали сегодня, и вы можете отдохнуть и расслабиться, пока я буду рассказывать… Иногда бывает приятно почувствовать, как расслабление расходится по всему телу, стоит только ему позволить… А кто-то только учится расслабляться, и ему нужно наблюдать за тем, как расслабление распространяется… как расслабленными становятся руки… ноги… как успокаивается дыхание… и если вы хотите представлять себе то, что я буду рассказывать, вы можете закрыть глаза… или вы можете закрыть их потом, или не закрывать — как вам удобно… или, быть может, вы и не будете ничего представлять, и все представится само… и вам останется только смотреть… и слушать… или не слушать, как хотите… главное, чтобы все было хорошо….

И вы можете представить себе замечательное место… одно из самых лучших мест, какие только могут быть… и быть может, вы заметите, что это не совсем обычное место… и где-то рядом с вами вы можете заметить дверь, ведущую в коридор… и пойти по этому коридору… все дальше… проходя мимо странных узоров на стенах… и вы можете понимать, что вы в полной безопасности, и что это хороший коридор, и чувствовать себя хорошо… это очень важно, чтобы все было хорошо… и вы можете продолжать продвигаться вглубь, все дальше по коридору… и остановиться у еще одной двери… что это за дверь?.. и обнарудить за ней небольшое уютное помещение и множество книг в нем… и большое, мягкое уютное кресло… и одна из книг выделяется среди остальных… возьмите ее и устройтесь удобно в большом, мягком кресле… и вам даже не нужно открывать книгу… вы просто знаете, что это мудрая книга, и в ней множество разных историй… и одна из них начинает звучать в вашей голове…

История о мастере меча

Давным-давно, в далекой-далекой стране у самых синих гор жил да был молодой человек, который очень хотел стать Мастером меча. И по обычаям той земли, настоящим Мастером меча мог стать тот, у кого есть настоящий Меч мастера. Молодой человек очень хотел стать мастером, и он отправился по городам далекой страны у самых синих гор. Он хотел прийти к одному из старых Мастеров меча и попросить его: «Великий Мастер, слава о твоих подвигах идет по всей стране. Ты сражался во всех больших сражениях, ты всегда побеждал и заслужил славу и почет. И вот теперь ты живешь на покое. У тебя есть все. И тебе больше не нужен твой меч — Меч мастера. Продай его мне. Или подари». Молодой человек очень надеялся, что кто-то из старых мастеров откликнется на его просьбу.

И вот он пришел в дом настоящего Мастера меча, удалившегося на покой и обратился к нему: «Великий Мастер, слава о твоих подвигах идет по всей стране. Ты сражался во всех больших сражениях, ты всегда побеждал и заслужил славу и почет. И вот теперь ты живешь на покое. У тебя есть все. И тебе больше не нужен твой меч — Меч мастера. Продай его мне. Или подари». Мастер меча выслушал юношу, улыбнулся и ответил ему: «Я бы с радостью. Но знаешь, этот меч тебе не подойдет».

Молодой человек поклонился мастеру и снова отправился в путь. И пришел в другой город и нашел дом старого Мастера меча. Он пришел в этот дом и обратился к мастеру: «Великий Мастер, слава о твоих подвигах идет по всей стране. Ты сражался во всех больших сражениях, ты всегда побеждал и заслужил славу и почет. Ты настоящий мастер, все это знают. И вот теперь ты живешь на покое. У тебя есть все. И тебе больше не нужен твой меч — Меч мастера. Продай его мне. Или подари». И старый Мастер меча выслушал юношу, улыбнулся и ответил ему: «Я бы с радостью отдал. Но ты знаешь, этот меч тебе не подойдет».

И вновь отправился в путь юноша, который хотел стать настоящим Мастером меча, и находил старых мастеров и обращался к ним с одной и той же просьбой: «Великий Мастер, слава о твоих подвигах идет по всей стране. Ты сражался во всех больших сражениях, ты всегда побеждал и заслужил славу и почет. И вот теперь ты живешь на покое. У тебя есть все. И тебе больше не нужен твой меч — настоящий Меч мастера. Продай его мне. Или подари». И раз за разом выслушивали его старые мудрые мастера, вздыхали и отвечали одно и то же: «Я бы отдал. Но ты знаешь, этот меч тебе не подойдет».

И тогда молодой человек решил отправиться в горы на поиски тайных кузнецов. Он шел дни и ночи, вставал с восходом и ложился спать, когда солнце уже давно село. И вот, наконец, он нашел далеко в синих горах тайных кузнецов и рассказал им о своей просьбе. Он попросил выковать ему меч, который бы хотя бы казался настоящим Мечом мастера. Кузнецы выслушали его и ответили: «Ты хочешь стать мастером, и тебе нужен меч? Хорошо». И они выковали ему меч, который так же сверкал благородной сталью, одинаково легко рассекал железо и волос, был замечательно уравновешен и покрыт замысловатой чеканкой, как настоящий меч мастера. Радостно принял юноша свой новый меч и отправился назад.

И он сражался во многих битвах и побеждал. Слава о нем разносилась все дальше по далекой стране, опережая его появление, приводя в восторг друзей и вселяя уважение в сердца противников. Он прожил богатую и достойную жизнь и наконец ушел на покой.

Много лет жил он спокойно и счастливо. И лишь иногда, когда гости славили его — настоящего Мастера меча, ему становилось неловко. Ведь он-то знал, что у него так и не было настоящего Меча мастера…

Однажды к нему пришел незнакомый юноша. Он поклонился пожилому мастеру и сказал: «Великий Мастер, слава о твоих подвигах идет по всей стране. Ты сражался во всех больших сражениях, ты всегда побеждал и заслужил славу и почет. Ты настоящий мастер, все это знают. И вот теперь ты живешь на покое. У тебя есть все. И тебе больше не нужен твой меч — Меч мастера. Продай его мне. Или подари». И старый мастер улыбнулся непонятной улыбкой и ответил: «Я бы с радостью. Но знаешь, этот меч тебе не подойдет»…

… вот такая история случилась давным давно, в далекой-далекой стране у самых синих гор.

Выход

И я не знаю, слушали вы ее или нет, возможно, ваш сознательный разум был погружен в свои представления, и только бессознательный воспринимал то, что может быть полезно и нужно… или вы слушали и что-то получили для себя. И я не знаю, что это может быть. Возможно, не знаете и вы. Или еще не понимаете, что вы знаете. И пока вы понимате то, что нужно понять, и предоставляете бессознательному то, что нужно ему предоставить, вы можете постепенно, в своем собственном темпе возвращатсья сюда, к нам в эту комнату, возвращать себе бодрость и хорошее самочувствие и настроение и уже потом глубоко вздохнуть, и открыть глаза… и улыбнуться тем, кто рядом.»

• И может быть вам будет интересно выделить внушения в этом тексте и представить себе, как бы могли рассказать ее вы.

Другие варианты

Эмоциональные пики

Наш разговор об использовании измененного состояния сознания участников группы был бы неполон, если бы мы упомянули только о спокойном, наиболее традиционном виде транса. Любое сильное эмоциональное состояние в группе также вызывает изменение состояния сознания участников. А значит, если мы сможем в это время — в момент пиковых эмоций или сразу после — предложить внушение, то мы достигнем весьма сходных, а иногда и более сильных результатов. И здесь есть свои тонкости:

— Пиковые эмоции в группе долго не держатся. Поэтому внушать здесь надо кратко, директивно и четко: «Ты смог, у тебя получилось. Значит, ты — можешь. Ты справишься!»

— Эмоциональное состояние ведущего (его собственный транс) должно быть сходно с эмоциональным состоянием группы. Поэтому и голос будет звучать не спокойно умиротворенно, а сильно и твердо. И громко. (Или, добившись внезапной тишины, тихо, но четко и внятно. И в голосе должны быть слышны остатки недавно пережитого чувства).

— Человек в эмоциях или только что из них не очень склонен к логической проверке того, что ему говорят. Гораздо больше, чем формальная логичность, здесь важен верный подбор слов. Нужно выбирать слова, эмоционально созвучные происходящему. Говорить «ты спокойно сделаешь это» участнику, который и близко не спокоен, вряд ли уместно. Может быть, лучше будет сказать «запросто».

— Если ведущий не успел со своим внушением на пике или сразу после, заново раздувать страсти уже не стоит. Лучше посадить (или положить) группу, навести обычный транс (после бурных эмоций это сделать легче) и провести внушение обычным образом.

— В ситуациях сильных эмоций желательно ввести запрет на произвольные высказывания: они могут быть восприняты как внушения. Поскольку сами участники не владеют техникой и способны «сказать лишнее», пусть ведущий либо прямо потребует молчания, либо четко скажет, что именно (какие точно слова) говорить можно.

Телесная работа

Наконец, трансовые состояние возникают в группе в моменты телесной работы. Разного рода расслабления, дыхательные техники, прикосновения, спонтанные танцы, массаж и другая подобная деятельность также выполняется в специально созданном или спонтанно возникшем измененном состоянии сознания. Будет лучше, если ведущий учтет это и будет работать с группой, зная, что он проводит работу в трансе. То есть будет давать задания, говорить и организовывать процесс, внимательно следя за тем, какие внушения появляются в это время в групповом пространстве.

Работа в паре

Прежде чем завершить наш разговор о работе с группой, уделим внимание парной работе ведущих. До сих пор мы предполагали, что ведущий действует один. Что он один знает свои планы и сиюминутно руководит группой в соответствии с ними. Что он волен гибко менять эти планы или смещать их, ориентируясь на сиюминутное состояние, в котором находится группа.

• Одному быть гибким легче.

Бывает так, что у группы не один, а больше ведущих. Тут есть три варианта:

— Один основной ведущий и его помощники,

— Ведущие работают в смену: сначала один, потом другой,

— Ведущие работают вместе и на равных.

Один с помощниками

Это усложненный вариант одиночной работы. Все решения принимает «главный» ведущий, а помощники берут на себя частности: помощь в работе микрогрупп, настройка «зрителей», пока основной ведущий работает индивидуально, подсказки по ходу и прочее «ассистирование». Обычно ведущие используют эту форму работы в двух случаях:

— Когда группа слишком большая, и работая в одиночку, можно многих «потерять». Тогда ассистенты, находясь на периферии группового пространства, отслеживают работу участников, помогают и, при необходимости, подгоняют, отвечают на вопросы и вообще успевают везде, где не успевает основной ведущий.

— Когда основной ведущий стажирует «ассистентов», вводя их таким образом в пространство групповой работы, помогая обвыкнуться и приобрести опыт. В этом случае такое ведение — промежуточный этап. Спустя какое-то время основной ведущий позволит ассистентам проводить эпизоды самостоятельно, страхуя их работу, а потом попросту предоставит работать самим, осуществляя на первых порах супервизорство.

Работа по очереди

И это тоже не совсем работа в паре. Да, ведущим надо согласовывать переходы и общие цели, но в рамках своего эпизода ведущий работает по-прежнему один. И как хочет.

Сотрудничество здесь основано на предварительных договоренностях. Сиюминутной работы вместе нет.

Парная работа

По настоящему работать в паре достаточно сложно: это качественно отличается от одиночной работы. Суть заключается в том, чтобы у группы был по-прежнему один ведущий. Но в двух лицах.

Для того, чтобы это получалось, нужно выполнять такие правила:

— Нельзя подолгу говорить одному из ведущих. Поэтому нужно тренироваться говорить вперехват: один начинает мысль, другой ее продолжает. Пусть группа потом не сможет вспомнить, кто именно что сказал.

— Пока один говорит, второй всем своим видом выражает согласие, внимательно слушает партнера и постоянно готов подхватить мысль, если тот ее потерял.

— Кто бы ни говорил, он говорит «мы»: мы считаем, мы предлагаем, мы решили, мы хотим заметить, спросите нас — и так далее. Все, что исходит, исходит от обоих. И отвечают за это перед группой — оба. Поэтому если вы портачите и подставляетесь сами, вы подставляете и партнера тоже.

— Нельзя противоречить друг другу. Даже если вы искренне считаете, что ваш партнер говорит вредные глупости, начни вы ему противоречить, это будет еще большей глупостью и нанесет больше вреда: у группы останется один ведущий и память о том, как психологи не смогли договориться. Как бы вы ни были не согласны с мыслью партнера, скажите «да, и…», а потом постепенно сворачивайте, предлагая еще одну точку зрения. И делайте это так, чтобы группа была уверена: вы полностью поддерживаете сказанное. Вы — вместе.

• Речевые техники помогают сделать это легко и технично.

— Чтобы партнеру было легче подхватывать вашу речь и встраивать свои мысли, старайтесь не подводить окончательных итогов. Выскажетесь, а итоги оставьте партнеру. Если он согласен с вами, он их подведет и сам. А если нет — у него будет пространство добавить свое.

• Только не тяните кота за хвост. Долгие повторы без завершения утомляют и группу, и ведущих. Убедитесь, что вы поняли друг друга и согласовали вывод — и уже огласите этот вывод.

— Желательно все важные мировоззренческие темы и уж тем более подходы к содержанию вашей работы согласовать заранее. Именно согласовать, а не просто познакомить друг друга. Вам нужна общая мысль. И если вы не получите ее заранее, вам придется выкручиваться на ходу.

— Пара ведущих по сути предлагает группе «идеальную» модель отношений, которую нужно передать группе. Поэтому «опускать» партнера в глазах группы нельзя. Во-первых, если вы будете продолжать в том же духе, у вас не будет партнера. Во-вторых, вместо ведения группы вы оба втянетесь в конфликт между собой. В-третьих, группа усвоит, как можно и нужно обращаться с вами обоими. К партнеру нужно относиться с подчеркнутым уважением и заботой. Так, как бы вы хотели, чтобы группа относилась к вам.

• Играйте на вашего партнера. А он сыграет на вас.

— К партнеру нужно привыкать. Хорошо, если перед началом работы в группе, вы потренируетесь делать совместно что-то еще. Сходите в поход или хотя бы в музей, поговорите вместе с кем-то третьим, прополите огород, наконец.

 

Да, парная работа дает дополнительные сложности, но она же богата преимуществами:

— партнер вас поддерживает, помогает принимать решения и берет группу на себя, когда вы выдохлись или отвлеклись;

— партнер работает на вас, организует группу вам навстречу;

— партнер имеет сильные стороны там, где вы не на высоте;

— партнер может обеспечить то, что вы в принципе не можете, например, женское начало, если вы мужчина и наоборот;

— наконец, если с одним ведущим группа видит только один пример, не всегда отделяет личность ведущего от содержания его работы, то с двумя ведущими это сделать проще.

И в конце концов, вы ведь не идеал, и у двоих группа научится большему.

Завершение группы

Работали вы вместе три часа, три дня или три месяца, однажды приходит время сказать группе: «мы выполнили все задуманное, и теперь пора прощаться». Очень важно, чтобы это вы завершили работу группы, а не позволили ей развалиться самой. Удачное завершение поднимет ценность всего прошедшего, неудачное — обесценит.

— Если вы проводили коррекционную работу, сделайте в конце так, чтобы люди наглядно увидели, услышали и почувствовали, насколько им стало лучше. Пусть это будет упражнение, которого участники раньше не смогли бы сделать или отзывы близких, сравнение тем, «как было раньше».

• Дайте «объективные» данные: проведите тестирование и сравните с тем, что было в начале. Правильно сравните!

— Если речь шла о личностном росте, позвольте участникам похвалиться результатами и позаботьтесь об их наглядности. Организуйте презентацию успехов, яркое обсуждение, демонстрацию.

— Если вы чему-то учили, пусть это будет успешный экзамен, задание, которое участники с блеском выполнят, игра, где можно применить полученное.

Что бы вы ни делали, помните главное: вам надо внушить группе успех. «Вы не зря потратили время, — как бы сообщаете вы, — вам удалось, вы сделали это!»

• Можно и без особого накала страстей. Но праздник нужен.

Устройте, наконец, вечеринку с шампанским. Пусть люди вспоминают группу с удовольствием. Как там у Штирлица? «Запоминается последнее?». Позаботьтесь об этом. И официально объявите, что работа закончена. Пусть у людей за плечами останется опыт тяжелой, трудной, интересной задачи, с которой они — справились.

Резюме

Формирование содержания групповой работы начинается с ответов на вопросы:

• Что я могу предложить?

• Зачем это мне, как ведущему?

• Зачем это будущим участникам группы?

Будущим участникам может быть интересно:

• решение проблем и получение выгод;

• развитие и личностный рост;

• обучение.

Основная схема содержания работы группы иерархически создается на основе простого цикла:

• введение,

• основная часть,

• завершение.

Наполнением плана становятся эпизоды групповой деятельности, которые включают:

• Собственно упражнения;

• Игры;

• Ролевые отыгрыши;

• Индивидуальная работа;

• Обсуждения;

• Мозговые штурмы;

• Конкурсы и соревнования;

• Групповые трансы;

• Лекции;

• Демонстрации и примеры.

Любой эпизод групповой деятельности (упражнение в широком смысле этого слова) создается на основе того же цикла: введение (настройка и инструкция к упражнению), основная часть («тело» упражнения), заключение (обсуждение и выводы).

Упражнение создается на основе следующей схемы:

• Поставить четкую цель упражнения;

• Представить себе реальные ситуации и поведение;

• Выявить внутреннюю структуру;

• Упорядочить эту модель;

• Составить четкую инструкцию;

• Подготовить соответствующую настройку;

• Продумать возможные варианты итогового обсуждения-осмысления;

• Провести несколько раз в «пилотном» режиме;

• Подробно прописать весь текст;

• Проводить.

Эмоциональные переживания, образующие основу опыта, создаются в упражнениях с использованием тем:

• Любовь,

• Злость,

• Добро,

• Несчастье.

При проведении обсуждения ведущему нужно обращать внимание на:

• Осмысление предшествующего материала,

• Использование речевых техник,

• Утилизацию случайных реплик,

• Сохранение роли «третейского судьи» и эксперта,

• Правила организации дискуссии,

При групповом наведении транса нужно следовать схеме:

• Фиксация внимания,

• Перевод фокуса внимания,

• Диссоциация сознательных и бессознательных процессов,

• Углубление трансового состояния,

• Утилизация (использование) трансового состояния,

• Выведение из трансового состояния.

Пусть ведущий помнит, что трансовые состояния возникают в группе не только при формальном наведении, но и в результате косвенных внушений ведущего, во время эмоциональных пиков и в течение телесно-ориентированной работы.

Ведущие могут работать в паре:

• Когда один из них ассистирует,

• Когда ведущие работают попеременно,

• Когда ведущие работают вместе.

Если ведущие работают вместе, желательно:

• Говорить «вперехват»,

• Выражать согласие с партнером,

• Использовать образ «мы»,

• Согласовать мировоззрение,

• Привыкнуть к партнеру.

Завершая работу с группой, нужно:

• Зафиксировать результаты работы;

• Передать ощущение успеха,

Отпраздновать!

Откуда берутся психологи

Хороший человек — это не профессия. Надо делать дело.

Аксиома западного бизнеса.

Давайте скажем главное: быть беспроблемным человеком — можно. И это не об «истинной просветленности» или «духовном рождении», а о нашей с вами повседневности. Быть беспроблемным человеком можно, если мы помним, что проблема — это то, что переживается как проблема.

Есть то, что можно исправить, есть то, чего исправить нельзя, и есть мудрость, чтобы отличать одно от другого. И это все не про проблемы. Проблемы — это то, что исправить хочется. Вот в этом смысле можно жить без проблем: исправляя то, что хочется исправить.

• А если этого исправить нельзя никак, то честно смирившись с реальностью.

Мы, в нашей психологической работе, не создадим совершенных людей, и давайте это примем. Желание срочно спасти всех от всего и привычка видеть ПРОБЛЕМЫ у каждого встречного — едва ли не самый ранний период профессионального становления. Обратная мысль о том, что ничего-то мы поделать не можем, и все давно заложено — тоже не новая, и тоже относится к этапам профессионального роста. Продуктивна, как обычно, средняя мысль — исправить можно все, но — до определенной степени. Вот это и есть наша работа. Именно это мы и можем обещать нашим клиентам. Вряд ли больше — «вычистить окончательно и от всего» не представляется вероятным, жизнь-то продолжается. Зато можно помочь избавиться от «проблем» — ненужных переживаний. Исправляя, что можно и примиряя с тем, чего исправить нельзя. Если «изменчивый мир» прогибается под нас — хорошо. Если нет, есть и еще кое-кто, кто может прогнуться — мы сами. Все это верно для работы с клиентами. И все это верно для нас самих.

Благополучие психолога

Все, описанное выше, в основном касалось техники нашей с вами работы. По возможности, мы оставляли в стороне вопрос о том, насколько личностно успешен, благополучен и беспроблемен должен быть человек, чтобы заниматься нашей работой — помогать другим.

Давайте оставим в стороне крайности: «полностью благополучен и только так» с одной стороны и «абсолютно все равно» с другой стороны. Наверное, каждый из нас может вспомнить примеры скверной работы «от своих проблем» и блестящей работы совсем не идеального человека.

Отсюда два интересных вывода:

— Если «проблемы» решить можно, а психолог этого не делает, наверное он все-таки халтурщик.

— Если из-за «проблем» человек боится идти помогать людям, тут тоже, наверное, не все правильно.

Как мы уже сказали, беспроблемным, благополучным человеком быть можно. И это вовсе не значит, что все благополучные люди будут копиями друг друга. Каждый благополучен по-своему. У каждого свой способ приспосабливать этот мир к себе и себя к миру. И хотя техники нашей работы, при всем их многообразии, все-таки не бесконечны, число способов, как они могут сработать — бесконечно. Или, точнее, этих способов столько же, сколько и людей. И раз наша забота вовсе не в том, чтобы пригнать всех в одно и то же стандартное благополучие, а подтолкнуть каждого к своему собственному, то же самое может относиться и к психологам.

• А что, мы не люди?

Итак, каким бы косноязычным, замкнутым или истероидным, угрюмым или бесшабашным, агрессивным или плаксивым (продолжите сами) вы ни были, вы работать с людьми — можете. В целом. С другой стороны, сколь бы вы ни были мудры и умны, решительны и смелы, вдумчивы и осторожны, блестящи и увлекательны — вам как обычно есть что доделывать. Чему учиться.

Никто не требует от психолога, как и от любого другого, чтобы он был идеалом. Но мы вправе ожидать, что он справится с теми проблемами, с которыми справиться можно. И научится использовать остальное, как свои особенности, которые будут в работе — помогать.

• И уж точно не будет страдать от проблем.

Нет людей, окончательно и полностью «вылеченных». Хотя бы и потому, что до сих пор никто не знает, что такое «норма». Зато есть те, которые живут радостно и с удовольствием. Вот об этом и речь.

Становление коллеги

Будете ли вы блестяще владеть всеми описанными техниками, или другими, или и теми, и другими, вы не будете «таким, каким надо». Вы будете сами собой.

• И со своими заморочками. То есть, со своей структурой личности. Изменчивой и развивающейся, но со своей.

И это то, что нужно.

Ну да, начинается все более или менее одинаково. Будущие психологи идут в психологию, чтобы:

— разобраться, что у них самих «не так»;

— разобраться, что «не так» у их окружающих и помочь им;

— разобраться и использовать это, влияя на окружающих;

— сдуру или от нечего делать.

Соответственно, первые шаги в психологии включают в себя:

— разбор своих сложностей, осознанную или неосознанную их компенсацию за свой счет или за счет тех, с кем начинающий коллега работает: он решает свои проблемы,

— помощь близким и знакомым или попытки такой помощи,

— попытки осознанно влиять на окружающих,

— попытки понять «что я тут делаю?».

Дальше тоже не много вариантов:

— Человек получил какое-нибудь образование, диплом, разговоры о психологии, внутреннее чувство неполноценности от беспомощности и явная или косвенная смена профессии: явная, если бывший психолог становится бухгалтером или юристом, косвенная, если он идет в преподаватели психологии или чиновники от нее же;

— Человек решил-таки свои проблемы или проблемы тех, кому хотел помочь, и потерял интерес к психологии. Если он к этому времени получил свой диплом, то, возможно, просто забросит его, а возможно и устроится на работу. Тогда это будет или предыдущий вариант или следующий;

— Человек решил свои проблемы и захотел помогать другим. Он начал учиться всерьез, то есть практике, стал работать, набирать опыта и, в конце концов, психологом стал;

— Человек научился управлять другими, влиять на них и, независимо от названия, именно этим и стал заниматься, честно используя полученное знание себе во благо.

• Иногда таких коллег называют психотехнологами. Иногда — просто преуспевающими людьми.

Кстати, этапы могут накладываться друг на друга: коллега все еще решает свои проблемы, и уже успешно справляется с чужими, и начал всерьез учиться… и так далее. Возможен и «обратный ход», и смешение вариантов: коллега занят психотехнологией, одновременно помогает близким, одновременно занимается другим, более интересным ему делом. А потом — вновь приходит к психологической практике, совмещая достижения в обеих областях, и… снова что-то ищет.

И вот если человек все-таки начал всерьез заниматься психологией, тогда он, вероятно пройдет через обычные этапы:

— Трепетное отношение к своему делу, страх навредить, сделать что-то не то, испортить жизнь человеку вообще и навсегда. Честно говоря, в этом страхе больше показушного хвастовства: смотрите все, — торопится показать себе и людям начинающий коллега, — с какими силами я связан, к какому могуществу я допущен! Это ж надо очень осторожно! Это ж пострашнее атомной войны!

— Наступает «звездная болезнь»: что-то начинает получаться, коллега учит всех и каждого, объясняет все и всех и активно тащит окружающих «лечиться».

— Такая грандиозная вера в могущество и возможности «настоящей психологии» постепенно угасает. Чтобы всерьез помочь людям, нужна заметно большая квалификация, чтобы им повредить — тем более. Возникает мысль, что все это пустяки, и сколько ни бейся, по большому счету все останется как есть: всерьез психология никому помочь не может. Кто-то в этом месте уходить «учить» или вообще в сторону, кто-то опускает руки, мол дело во мне, «не получилось из меня психолога». А кто-то продолжает искать и работать.

— И приходит к пониманию (не умом, а на практике), что все «достигается упражнением», что нужны опыт и квалификация, и что недоступное и неподвластное сегодня может оказаться вполне рабочим завтра. Словом, гений — это как водится, одна часть таланта и девять частей работы. И коллега работает себе, ищет новое и интересное, учится снова, отрабатывает на практике, снова учится и так далее. Нет, он не становится идеальным и всесильным психологом. А вот хорошим психологом — становится.

Что такое «талант психолога»

Призвание появляется тогда, когда человек искренне хочет заниматься тем, чем он занимается.

• «Чтобы добиться успеха в MLM, в него надо влюбиться», — гласит один из афоризмов строителей «пирамид». На наш взгляд, это относится не только к «пирамидам», но и к любой деятельности.

Но интерес, желание, мотивация к занятиям психологией — только начало призвания. Второй частью его обычно называют способности, талант. Что же это такое, талант психолога. Весь опыт, который нам доступен, общение со многими замечательными коллегами, жизнеописания замечательных практиков нашего дела подсказывают нам: талант психолога — это большой и искренний интерес к другим людям. Не к себе, не к другим по поводу себя, а именно к ним самим — к другим людям ради других людей.

• На какой основе это происходит — вопрос неоднозначный. Похоже, у всех по-разному. Главное, есть этот интерес или его нет.

Если такой интерес, симпатия, сочувствие, просто любопытство, наконец — одна из главных движущих сил человека, то можно утверждать: у него есть способности к психологии. И чем этот интерес больше, тем больше оснований говорить о таланте.

Интерес этот — не данность. Увы? Или ура? Мы не знаем. Интерес к другим людям может разгораться и угасать в зависимости от душевных обстоятельств человека. Как ни странно это звучит, но когда человек начинает активно заниматься совершенствованием — себя, заботой — о своей семье, своих близких, своих друзьях, талант начинает угасать. (Хотя мастерство и профессионализм остаются. Без практики — ненадолго). Круг личного интереса сужается. Человеку уже не интересны все, ему интересны так или иначе — немногие. Не люди вообще, а вот именно эти. Это нормально для нормального человека. Это хорошо. Мы сами приводим своих клиентов к этому. Мы хотим, чтобы у людей вокруг нас было все хорошо на душе, чтобы у них была хорошая семья, хороший дом, хорошая работа, хорошие друзья и так далее. Когда человек успешно справляется с тем, чтобы усовершенствовать себя, свои отношения и позаботиться о своих близких, он становится вполне адаптированным и благополучным.

• «Успешно справляется» — по внутренней оценке самого человека.

И если, успокоившись по поводу своей успешности, человек вновь с интересом обернется к людям вокруг — ко всем людям — талант вернется к нему.

А если решение проблем затягивается и все больше затягивает человека, то его талант может оказаться утраченным насовсем.

Мы полагаем, что это происходит циклически. Возникают свои трудности, психолог обращается к ним, становясь просто профессионалом. Трудности разрешаются, коллега вновь обращается к людям и становится профессионалом талантливым. И снова возникают трудности, и снова приходит решение… и так всю жизнь.

Профессиональный стиль

Итак, даже очень хорошие психологи — разные. Работают ли они индивидуально, ведут ли они группу — они делают это по-своему. Технично, да. Но — по своему. Это «по-своему» получается при соединении профессионального навыка и человеческих качеств психолога. Именно здесь появляются «излюбленные» техники и приемы. Излюбленные они потому, что лучше всего работают. А работают они так, потому что лучше всего согласованы с человеческим своеобразием, опытом и воспитанием человека.

Кому-то рациональные техники кажутся сухими и неэффективными, а кто-то достигает с их помощью грандиозных результатов. Зато буксует в работе с бессознательным, где свободно себя чувствует менее логичный коллега. Кто-то любит яркие демонстрации, а кто-то предпочитает постепенный набор опыта, кто-то доводит группу до кипения, а кто-то не выводит ее из транса, кто-то привычно исправляет поведение, а кто-то художественно проводит душеспасительные беседы, кто-то смело затрагивает смысл жизни, а кто-то весело учит правильно знакомиться с девушкой.

У всех нас есть сильные стороны, где наша личность и наш профессиональный навык сотрудничают, и стороны слабые — где они противоречат друг другу.

• Если слабых слишком много, а сильных мало — отлично, есть над чем работать. А если наоборот — это и есть индивидуальный стиль!

Так что если у вас что-то не получается, или получается не сразу, все в порядке. Проверьте, что личное мешает усвоению навыка, назовите это личное — проблемой — и исправьте. А если никак, то усиливайте и без того сильные стороны, компенсируйте ими недостаток и назовите это своим стилем.

• Потому что главное — чтобы вы добивались результатов. Главное, чтобы вы делали свое дело. Каким угодно индивидуальным способом, но делали хорошо.

И еще раз: если вы знаете, как работать — работайте как знаете. А если нет — делайте как учили. И у вас получится.

Резюме по второй части

Группа помогает:

• Почувствовать себя «нормальным» среди других,

• Приобрести информацию, знания, навыки,

• Получить опыт доверия и успешного общения с другими,

• Опробовать новые модели и образцы поведения, образ мыслей,

• Косвенно решить свои проблемы, наблюдая за другими,

• Получить помощь и поддержку от многих людей,

• Подружиться, завязать контакты,

• Добиться результатов быстрее, чем в индивидуальной работе.

Группы можно разделить на:

• Коррекционные (психотерапевтические),

• Личностного роста и развития,

• Обучающие.

Причем психокоррекция и личностный рост — это движение в одном и том же направлении. Психокоррекция однажды становится личностным ростом, а личностный рост часто начинается с решения проблем.

Схема коррекционной работы в группе аналогична схеме индивидуальной коррекционной работы. В группе также есть установление контакта, выявление сути, формирование образа результата, коррекционная фаза и завершение. Выполняется все это с учетом особенностей групповой работы.

Начинать вести группу стоит так, как если бы вы продолжали это делать.

Мотивировать на работу с вами как с ведущим можно:

• Предоставив участникам возможность выбирать ведущего,

• Отождествляя ведущего с темой работы группы,

Представляясь, важно:

• Учитывать пять уровней и четыре типа пространственного расположения участников,

• Поддерживать личный контакт, контакт глаз,

В первые полторы минуты нужно сказать:

• Приветствие группе,

• Свое имя,

• Что вы из себя представляете применительно к теме работы группы,

• Чем вы можете помочь, быть полезным группе.

Первые указания должны быть:

• Простыми и легкими для исполнения,

• Понятными,

• Иметь отношение к организации работы группы.

Подстройка к группе осуществляется:

• Подстройка по целям и ценностям;

• Подстройка по ритму;

• Подстройка по эмоциональному фону.

Групповая динамика включает в себя представление о стадиях развития группы, ролевом распределении, формировании целей и норм группы. При этом:

• Роли распределяются на стадии конфликта,

• Конфликт происходит вокруг установления целей и норм группы,

• Динамика группы может быть перезапущена при возниконовении события, изменяющего любой из факторов, формирующих эту динамику: состав группы, цели группы, время и место работы группы.

Ведущий может не только учитывать, но и управлять ходом групповой динамики, исходя из целей группы.

В ходе работы ведущий может столкнуться с групповыми сопротивлениями по типу:

• Привлечения внимания,

• Борьбы за власть,

• Личных нападок,

• Демонстрации беспомощности.

Место и роль ведущего в группе изменяется в зависимости от содержания групповой работы и ситуации в групповой динамике.

Принято выделять стили руководства группой:

• Авторитарный,

• Либеральный,

• Демократический.

При этом не существует «лучшего» стиля, а есть наиболее подходящий для сиюминутных задач группы.

К навыкам, желательным для работы ведущим, мы относим:

• Внутреннее спокойствие,

• Владение техникой общения,

• Артистизм.

Внутреннее спокойствие при этом достигается с помощью:

• Саморефлексии;

• Саморегуляции;

• Якорения нужного состояния;

• Паузы.

Техника общения включает:

• наблюдение за изменениями;

• подстройку и установление контакта;

• активное слушаение;

• поддерживающее слушание;

• эмоциональное отражение;

• навык точных вопросов,

• речевые техники,

• якорение.

Артистизм служит для передачи группе того или иного эмоционального состояния. Это может быть достигнуто с помощью:

• подстройки и ведения,

• эмоционального заражения,

• специального поведения ведущего,

• создания ситуации, которая способствовала бы возникновению нужных эмоций.

Важно помнить, что эмоции в группе вызываются не ради самих эмоций, а с целями:

• Изменения эмоционального фона группы или отдельных участников;

• Аргументации от эмоций;

• Формирования мотивации;

• Обучения.

Формирование содержания групповой работы начинается с ответов на вопросы:

• Что я могу предложить?

• Зачем это мне, как ведущему?

• Зачем это будущим участникам группы?

Будущим участникам может быть интересно:

• решение проблем и получение выгод;

• развитие и личностный рост;

• обучение.

Основная схема содержания работы группы иерархически создается на основе простого цикла:

• введение,

• основная часть,

• завершение.

Наполнением плана становятся эпизоды групповой деятельности, которые включают:

• Собственно упражнения;

• Игры;

• Ролевые отыгрыши;

• Индивидуальная работа;

• Обсуждения;

• Мозговые штурмы;

• Конкурсы и соревнования;

• Групповые трансы;

• Лекции;

• Демонстрации и примеры.

Любой эпизод групповой деятельности (упражнение в широком смысле этого слова) создается на основе того же цикла: введение (настройка и инструкция к упражнению), основная часть («тело» упражнения), заключение (обсуждение и выводы).

Упражнение создается на основе следующей схемы:

• Поставить четкую цель упражнения;

• Представить себе реальные ситуации и поведение;

• Выявить внутреннюю структуру;

• Упорядочить эту модель;

• Составить четкую инструкцию;

• Подготовить соответствующую настройку;

• Продумать возможные варианты итогового обсуждения-осмысления;

• Провести несколько раз в «пилотном» режиме;

• Подробно прописать весь текст;

• Проводить.

Эмоциональные переживания, образующие основу опыта, создаются в упражнениях с использованием тем:

• Любовь,

• Злость,

• Добро,

• Несчастье.

При проведении обсуждения ведущему нужно обращать внимание на:

• Осмысление предшествующего материала,

• Использование речевых техник,

• Утилизацию случайных реплик,

• Сохранение роли «третейского судьи» и эксперта,

• Правила организации дискуссии,

При групповом наведении транса нужно следовать схеме:

• Фиксация внимания,

• Перевод фокуса внимания,

• Диссоциация сознательных и бессознательных процессов,

• Углубление трансового состояния,

• Утилизация (использование) трансового состояния,

• Выведение из трансового состояния.

Пусть ведущий помнит, что трансовые состояния возникают в группе не только при формальном наведении, но и в результате косвенных внушений ведущего, во время эмоциональных пиков и в течение телесно-ориентированной работы.

Ведущие могут работать в паре:

• Когда один из них ассистирует,

• Когда ведущие работают попеременно,

• Когда ведущие работают вместе.

Если ведущие работают вместе, желательно:

• Говорить «вперехват»,

• Выражать согласие с партнером,

• Использовать образ «мы»,

• Согласовать мировоззрение,

• Привыкнуть к партнеру.

Завершая работу с группой, нужно:

• Зафиксировать результаты работы;

• Передать ощущение успеха,

• Отпраздновать!

Когда мы говорим о работе психолога, мы помним о возможности привести себя в состояние личностного благополучия и пользоваться своими особенностями для создания личного профессионального стиля. Мы исходим из того, что становление психолога основывается не только на его профессиональном росте, но и на личностном развитии.

Когда мы говорим о таланте психолога, мы имеем в виду искренний интерес к людям вообще, ко всем окружающим.

Когда мы описываем правила и технику работы, мы не предполагаем, что можно и нужно работать только так. Если уважаемые коллеги станут работать как-то совершенно иначе, получая при этом сходные или лучшие результаты, мы будем только рады.

Литература

Абрамова Г.С. Возрастная психология. М., 1999

Андреас К., Андреас С. Измените свое мышление и воспользуйтесь результатами. М.: КСП+, 1999

Андреас К., Андреас Т. Сущностная трансформация. Воронеж: НПО "Модек", 1999

Андреас С., Андреас К. Сердце разума. М.: 2001

Андреас С., Герлинг К., Халбом Т. и др. Миссия НЛП: новейшие американские психотехнологии. М.: 2000

Ахола Т., Фурман Б. Краткосрочная позитивная психотерапия, СПб.: Речь, 2000

Баркер Ф. Использование метафор в психотерапии. Воронеж: НПО "Модек", 1995

Беккио Ж., Жюслен Ш. Новый гипноз: практическое руководство. М.: Класс, 1999

Бендлер Р. Используйте свой мозг для изменения. НПО "Модек", 2000

Бендлер Р., Гриндер Д. Трансформация. Сыктывкар: Флинта, 1999

Бендлер Р., Гриндер Д. Шаблоны гипнотических техник Милтона Эриксона с точки зрения НЛП. Симферополь: Реноме, 1999

Бендлер Р., Гриндер., Сатир В. Семейная терапия и НЛП. М., 1999

Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. СПб.: Талисман, 1994

Берн Э. Игры, в которае играют люди. Люди, которые играют в игры. СПб.: Университетская книга, 1998

Берн Э. Лидер и группа. О структуре и динамике организации групп. Екатеринбург: Литур, 2000

Берн Э. Трансакционный анализ и психотерапия. СПб.: Братство, 1992

Большаков В.Ю. Психотренинг. Социодинамика. Игры. Упражнения. СПб.: Светоч, 1994

Бондаренко А.Ф. Психологическая помощь: теория и практика. М., 2000

Бурлачук Л.Ф. и др. Основы психотерапии. М.: Алитейа, 1999

Вилсуорт М.Ф. Вилли и его друзья. Воронеж: НПО "Модек", 1995

Витакер Д.С. Группы, как инструмент психологической помощи. М.: Класс, 2000

Вачков И.В. Основы технологии группового тренинга. М.: Ось-89, 1999

Гамезо М.В., Герасимова В.С., Горелова Г.Г., Орлова Л.М. Возрастная психология: личность от молодости до старости. М., 1999

Гарбузов В.И. Практическая психотерапия, СПб., 1994

Гиллиган С. Терапевтические трансы: руководство по эриксоновской гипнотерапии. М.: Класс, 1999

Гордеев М.Н. Классический и эриксоновский гипноз: практическое руководство. М., 2001

Гордон Д., Мейрс-Андерсон М. Секреты психотерапии Милтона Эриксона. М., 1997

Гордон Д.Терапевтические метафоры. СПб.: Белый кролик, 1995

Горин С.А. НЛП: техники россыпью. М.: КСП+, 2000

Грановская Р.М., Никольская И.М. Защита личности: психологичекие механизмы. СПб.: Знание, 1999

Гриндер Д., Бэндлер Р. Из лягушек в принцы. Екатеринбург, 1998

Гриндер Д., Бэндлер Р. Рефрейминг. Воронеж: НПО "Модек", 1995

Гриндер Д., Бэндлер Р. Структура магии. Москва: КААС, 1995

Гриндер М., Лойд Л. НЛП в педагогике. М., 2001

Делозье Д., Холландер Я., Врица П. и др. Мастерство, новый код и системное НЛП. М.: 1998

Деркс Л., Холландер Я. Сущность НЛП: ключи к личностному развитию. М.: КСП+, 2000

Дилтс Р. Изменение убеждений с помощью НЛП. М.: Класс, 1997

Дилтс Р. Моделирование с помощью НЛП. СПб.: Питер, 2000

Дилтс Р. Стратегии гениев (в 3 т.). М.: Класс, 1998

Дилтс Р. Фокусы языка. СПб.: Питер, 2000

Дилтс Р., Халлбом Т., Смит С. Убеждения в НЛП: стратегические модули и технологии успеха. Харьков: Зодиак, 2000

Добрович А.Б. Общение: наука и искусство. М.: Яуза, 1996

Егидес А.П. Лабиринты общения. М.: ФилинЪ, 1999

Ермошин А.Ф. Вещи в теле: психотерапевтический метод работы с ощущениями. М.: Класс, 1999

Завьялов В.Ю. Необъявленная психотерапия. М., 1999

Зейг Дж. К. (ред.) Семинар с доктором медицины с Милтоном Г. Эриксоном. Уроки гипноза. М.: Класс, 1994

Зейг Дж. К. Мастер гипноза. Психотерапевтические манипуляции Милтона Эриксона. Минск, 1998

Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб.: Питер, 2000

Зинкевич-Евстигнеева Т.Д. Тренинг по сказкотерапии. СПб.: Речь, 2000

Изард К.Э. Психология эмоций. СПб.: Питер, 1999

Каммерон-Бэндлер Л. С тех пор они жили счастливо: НЛП в семейной терапии. М.: 2000

Карелин А.А. Психология изменений. М.: КСП+, 2000

Кейд Б., О'Хэнлон В. Краткосрочная психотерапия. М.: 2001

Келлерман П.Ф. Психодрама крупным планов: анализ психотерапевтических механизмов. М.: Класс, 1998

Кинг Н.Е. Цитренбаум Ч.Н. Экзистенциальная гипнотерапия. М.: Класс, 1998

Киппер Д. Клинические ролевые игры и психодрама. М.: Класс, 1993

Ковалев С.В. Перепрограммирование собственной судьбы. М.: КСП+, 2000

Ковалев С.В. Психотерапия личной истории и психокоррекция самотоятельных единиц сознания. Воронеж: НПО "Модек", 2001

Козлов Н.И. Формула личности. СПб.: Питер, 1999

Коледа С.В. Моделирование бессознательного. М., 1999

Кочунас Р. Основы психологического консультирования, М.: Академический проект, 1999

Кочюнас Р. Психотерапевтические группы: теория и практика. М.: Академический проект, 2000

Крайг Г. Психология развития. СПб.: Питер, 2000

Кроль Л.М. Между живой водой и мертвой. М.: Класс, 1998

Кроль Л.М. Образы и метафоры в интегративной гипнотерапии. М.: Класс, 1999

Кроль Л.М., Михайлова Е.Л. Человек-оркестр: микроструктура общения. М.: Класс, 1993

Кроль Л.М., Пуртова Л.А. (сост.) Методы современной психотерапии. М.: Класс, 2001

Ксендзюк О. Трансформация личности, Одесса: Хаджибей, 1995

Кулагина И.Ю. Возрастная психология. М., 1997

Леонард Д., Лауд Ф. Ребефинг. Техника дыхательных трансов для психотерапии и самосовершенствования. М., 2000

Лой Ш. Психологический тренинг умений. СПб., 2001

Лэнктон К., Лэнктон С. Волшебные сказки: ориентированные на цель метафоры для лечения взрослых и детей. Воронеж: НПО "Модек", 1996

Любимов А.Ю. Мастерство коммуникации. М.: КСП+, 1999

Майерс Д. Социальная психология. СПб.: Питер, 1997

Макдональд В. Руководство по субмодальностям. Воронеж, 1994

Марасанов Г.И. Социально-психологический тренинг. М.: Совершенство, 1998

Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук, 1997

Милграм С. Эксперимент в социальной психологии. СПб.: Питер, 2000

Миллер Дж., Галантер Е., Прибрам К. Программы и структура поведения. М., 2000

Миллс Дж., Кроули Р. Терапевтические метафоры для детей и внутреннего ребенка. М.: Класс, 1999

Молден Д. Психотехнология НЛП для владения собой и управления другими. М., 2000

Мэй Р. Искусство психологического консультирования, М.: Класс, 1994

Нельсон-Джоунс Р. Теория и практика консультирования. СПб. Питер, 2000

Немиринский О.В. Личностный рост в терапевтической группе. М.: Смысл, 1999

Никитин В.Н. Психология телесного сознания. М.: Алетейа, 1998

О'Коннор Дж., Мак-Дермот Я. Искусство системного мышления. К.: София, 2000

О'Коннор Дж., Мак-Дермот Я. НЛП и здоровье. Челябинск, 1998

О'Коннор Дж., Сеймур Д. НЛП-тренинг. Высшая ступень. М., 2000

Осипова А.А. Общая психокоррекция. М.: Сфера, 2000

Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. СПб.: Питер, 2000

Перлз Ф. Гештальт-подход. Свидетель терапии. М., 2001

Перлз Ф. Практика гештальт-терапии. М., 2001

Перлз Ф., Гудмен П., Хефферлин Р. Практикум по гештальт-терапии, М., 2001

Перлз Ф.С. Внутри и вне помойного ведра. СПб.: Петербург-21 век, 1997

Перлз Ф.С. Гештальт-семинары. М., 1998

Плигин А.А., Герасимов А.В. Руководство к курсу НЛП-практик, М.: КСП+, 2000

Польстер И. Обитаемый человек: терапевтическое исследование личности. М.: Класс, 1999

Польстер И. Польстер М. Интегрированная гештальт-терапия: контуры теории и практики. М.: Класс, 1999

Психиатрия, психосоматика, психотерапия. М.: Алитейа, 1999

Пугачев В.П. Тесты, деловые игры, тренинги в управлении персоналом. М.: Аспект-Пресс, 2000

Райгородский Д.Я. (сост.) Психология масс. Самара: Бахрах-М, 2001

Райс Ф. Психология подросткового и юношеского возраста. СПб.: Питер, 2000

Реан А.А., Коломинский Я.Л. Социальная педагогическая психология. СПб.: Питер, 1999

Рейнхард Л. Трансформация. М.: Либрис, 1997

Роджерс К.Р. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М.: Прогресс, 1994

Роджерс К.Р. Консультирование и психотерапия. Новейшие подходы в области практической работы. М.: ЭКСМО-пресс, 2000

Розен С. Гипнотические истории Милтона Эриксона для обучения и психотерапии. М, 1998

Рудестам К. Групповая психотерапия. СПб.: Питер, 1998

Руководство по телесно-ориентированной терапии. СПб.: Речь, 2000

Руффлер М. Игры внутри нас. М., 1998

Сатир В. Психотерапия семьи. СПб.: Ювента, 1999

Сеймур Д., О'Коннор Дж. Введение в нейро-лингвистическое программирование. Челябинск: Версия, 1997

Сидоренко Е.В. Мотивационный тренинг. СПб.: Речь, 2000

Сидоренко Е.В. Терапия и тренинг по Альфреду Адлеру. СПб.: Речь, 2000

Смит М.Д. Тренинг уверенности в себе. СПб., 1998

Соколов Д.Ю. Лоскутное одеяло или психотерапия в стиле дзен. М.: Класс, 1999

Соколов Д.Ю. Сказки и сказкотерапия, М., 1998

Спаркс М. Начальные навыки эриксонианского гипноза. Воронеж, НПО "Модек", 1995

Трошихина Е.Г. (под ред) Тренинг развития жизненных целей. СПб.: Речь, 2001

Уолен С., ДиГусепп Р., Уэсслер Р. Рационально-эмотивная психотерапия, М., 1997

Фаррелли Ф., Брандсма Д. Провокационная терапия. Екатеринбург, 1996

Фопель К. Психологические группы: рабочие материалы для ведущего. М.: Генезис, 1999

Франкл В.Э. Основы логотерапии. Психотерапия и религия. СПб.: Речь, 2000

Франкл В.Э. Психотерапия на практике. СПб.: Ювента, 1999

Фридман Дж., Комбс Дж. Конструирование иных реальностей: истории и рассказы как терапия. М.: Класс, 2001

Халперн Д. Психология критического мышления. СПб.: Питер, 2000

Харин С.С. Искусство психотренинга. Заверши свой гештальт. Минск, 1998

Харрис Т.А. Я-о'кей, ты-о'кей. М.: Смысл, 1997

Харькин В., Гройсман А. Тренинги самооздоровления и самосозидания. М.: Магистр, 1999

Хейли Дж. О Милтоне Эриксоне. М.: Класс, 1998

Хейли Дж. Терапия испытанием. М.: Класс, 1998

Холл К.С., Линдсей Г. Теории личности. М.: Эксмо-Пресс, 1999

Хорни К. Невротическая личность нашего времени; самоанализ. М.: Прогресс, 1993

Хрящева Н.Ю. (под ред.) Психогимнастика в тренинге. СПб.: Речь, 2000

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб.: Питер, 1997

Цзен Н.В., Пахомов Ю.В. Психотренинг: игры и упражнения. М.: Класс, 1999

Чалдини Р. Психология влияния. СПб.: Питер, 1999

Черепанова И.Ю. Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного. М.: КСП+, 1999

Шибутани Т. Социальная психология, Ростов-на-Дону: Феникс, 1998

Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В. Психология и психотерапия семьи. СПб.: Питер, 1999

Экман П. Психология лжи. СПб.: Питер, 1999

Эриксон М., Росси Э. Человек из февраля. М.: Класс, 1995

Эриксон М., Росси Э., Росси Ш. Гипнотические реальности. М.: Класс, 1999

Эриксон М.Х. Стратегия психотерапии, СПб., 1999

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996

Ялом И. Теория и практика групповой психотерапии. СПб.: Питер, 2000

Ялом И. Экзистенциальная психотерапия, М.: Класс, 1999

Япко М. Боль жизни. Техники эриксоновского гипноза и НЛП для краткосрочной психотерапии и депрессий. М., 1997