Книга История развития психологии 2
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Гипероглавление:
ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ
МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ
ПСИХОЛОГИЯ В НЕДРАХ ФИЛОСОФИИ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
АНТИЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ЭЛЛИНИЗМА
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В НОВОЕ ВРЕМЯ (XVII ВЕК)
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ
РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ОСНОВЫ ПСИХОЛОГИИ
ПРОГРАММЫ ПОСТРОЕНИЯ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ И ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
ЭВОЛЮЦИЯ ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ
РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОРНИ
УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ПРОФЕССОРА ПСИХОЛОГИИ
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В РОССИИ
В.С. СОЛОВЬЕВ И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРОВ НОВОЙ ПСИХОЛОГИИ
УЧЕНИЕ О ПОВЕДЕНИИ
ПСИХОЛОГИЯ В РОССИИ В СОВЕТСКИЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОДЫ (Политическая история психологии)
ОСОБЫЙ ПУТЬ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ: ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ НАУКИ
КАТЕГОРИИ ПСИХОЛОГИИ. АКТИВНОСТЬ
ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Каждая конкретная наука отличается от других наук особенностями своего предмета. Так, геология отличается от геодезии тем, что, имея предметом исследования Землю, первая из них изучает ее состав, строение и историю, а вторая - ее размеры и форму. Выяснение специфических особенностей явлений, изучаемых психологией, представляет значительно большую трудность. Понимание этих явлений во многом зависит от мировоззрения, которого придерживаются люди, сталкивающиеся с необходимостью постигнуть психологическую науку.
Трудность состоит, прежде всего в том, что явления, изучаемые психологией, издавна выделялись человеческим умом и отграничивались от других проявлений жизни как особые. В самом деле, совершенно очевидно, что мое восприятие пишущей машинки - это нечто совершенно особое и отличное от самой пишущей машинки, реального предмета, который стоит передо мной на столе; мое желание пойти на лыжах - это нечто иное по сравнению с реальным лыжным походом; мое воспоминание о встрече Нового года - это нечто отличающееся от того, что реально происходило в канун Нового года, и т.п. Так постепенно сложились представления о различных разрядах явлений, которые стали именовать психическими (психическими функциями, свойствами, процессами, состояниями и т.д.). Их особый характер видели в принадлежности к внутреннему миру человека, отличающемуся от того, что человека окружает, и относили к области душевной жизни, противопоставляемой реальным событиям и фактам. Эти явления группировались под названиями “восприятие”, “память”, “мышление”, “воля”, “чувства” и др., в совокупности образуя то, что именуется психикой, психическим, внутренним миром человека, его душевной жизнью и т.д. Психика заключает в себе внутреннюю картину мира, неотторжима от тела человека и представляет собой совокупный результат функционирования его организма, прежде всего центральной нервной системы, она обеспечивает возможность существования и развития человека в мире.
Хотя непосредственно люди, наблюдавшие других людей в повседневном общении, имели дело с различными фактами поведения (действиями, поступками, трудовыми операциями и др.), однако потребности практического взаимодействия вынуждали их различать скрытые за внешним поведением психические процессы. За поступком всегда усматривались намерения, мотивы, которыми руководствовался человек, за реакцией на то или иное событие - особенности характера. Поэтому задолго до того, как психические процессы, свойства, состояния стали предметом научного анализа, накапливалось житейское психологическое знание людей друг о друге. Оно закреплялось, передаваясь от поколения к поколению, в языке, в народном творчестве, в произведениях искусства. Его вбирали, например, пословицы и поговорки: “Лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать” (о преимуществах зрительного восприятия и запоминания перед слуховым); “Привычка - вторая натура” (о роли упрочившихся привычек, которые могут конкурировать с врожденными формами поведения) и т.п.
Житейские психологические сведения, почерпнутые из общественного и личного опыта, образуют донаучные психологические знания. Они могут быть довольно обширными, могут до известной степени способствовать ориентировке в поведении окружающих людей, могут быть в определенных пределах правильными и соответствующими действительности. Однако в целом такие знания лишены систематичности, глубины, доказательности и по этой причине не могут стать прочной основой для серьезной работы с людьми (педагогической, лечебной, организационной и т.п.), требующей научных, т.е. объективных и достоверных знаний о психике человека, позволяющих прогнозировать его поведение в тех или иных ожидаемых обстоятельствах.
Что же составляет предмет научного изучения в психологии? Это прежде всего конкретные факты психической жизни, характеризуемые качественно и количественно. Так, исследуя процесс восприятия человеком окружающих его предметов, психология установила, что образ предмета сохраняет относительное постоянство и при изменяющихся условиях восприятия. Например, страница, на которой напечатаны эти строки, будет восприниматься как белая и на ярком солнечном свету, и в полутьме, и при электрическом освещении, хотя физическая характеристика лучей, отбрасываемых бумагой при столь различной освещенности, будет различной. В данном случае перед нами качественная характеристика психологического факта. Примером количественной характеристики психологического факта может послужить скорость реакции данного человека на воздействующий раздражитель (если испытуемому предлагают в ответ на вспышку лампочки нажать на кнопку как можно скорее, то у одного скорость реакции может быть 200 миллисекунд, а у другого - 150, т.е. значительно более быстрая). Индивидуальные различия скорости реакции, наблюдаемые в эксперименте, являются психологическими фактами, устанавливаемыми в научном исследовании. Они позволяют количественно характеризовать некоторые особенности психики различных испытуемых.
Однако научная психология не может ограничиться описанием психологического факта, каким бы интересным он ни был. Научное познание с необходимостью требует перехода от описания явлений к их объяснению. Последнее предполагает раскрытие законов, которым подчиняются эти явления. Поэтому предметом изучения в психологии вместе с психологическими фактами становятся психологические законы. Так, возникновение некоторых психологических фактов наблюдается с необходимостью всякий раз, когда для этого имеются соответствующие условия, т.е. закономерно. Закономерный характер имеет, например, приведенный выше факт относительного постоянства восприятия, при этом постоянством обладает не только восприятие цвета, но и восприятие величины и формы предмета. Специальные исследования показали, что постоянство восприятия не дано человеку изначально, от рождения. Оно формируется постепенно, по строгим законам. Если бы не было постоянства восприятия, человек не смог бы ориентироваться во внешней среде - при малейшем изменении его положения относительно окружающих предметов происходило бы радикальное изменение картины видимого мира, предметы воспринимались бы искаженно.
Как же можно определить предмет психологии? Какими бы сложными путями ни продвигалась на протяжении столетий психологическая мысль, осваивая свой предмет, как бы ни изменялись и обогащались знания о нем, какими бы терминами его ни обозначали (душа, сознание, психика, деятельность и т.д.), можно выделить признаки, которые характеризуют собственно предмет психологии, отличающий ее от других наук.
Предметом психологии являются закономерные связи субъекта с природным и социокулыпурным миром, запечатленные в системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающих действовать, а также в самих действиях, переживаниях своего отношения к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.
Биологически обусловленные ее компоненты имеются и у животных (чувственные образы среды, мотивация поведения, как инстинктивного, так и приобретенного в процессе приспособления к ней). Однако психическая организация человека качественно отлична от этих биологических форм. Со-циокультурный образ жизни порождает у человека сознание. В межличностных контактах, опосредованных языком и совместной деятельностью, индивид, “всматриваясь” в других людей, приобретает способность познавать самого себя как субъекта психической жизни, заранее ставить цели, предваряющие его поступки, судить о внутреннем плане своего поведения. Не все компоненты этого плана переводимы на язык сознания. Но и они, образуя сферу бессознательного, служат предметом психологии, которая выявляет характер соответствия действительных побуждений, влечений, ориентации личности сложившимся у нее представлениям о них. Как осознаваемые, так и неосознаваемые психические акты реализуются посредством нейрогуморальных механизмов, но протекают не по физиологическим, а по собственно психологическим законам. Исторический опыт говорит, что знание о предметной области психологии складывалось и расширялось благодаря связи этой науки с другими науками - естественными, социальными, техническими.
Особое место среди отраслей психологии занимает теоретическая психология. Предметом теоретической психологии является ее категориальный строй, основные объяснительные принципы, ключевые проблемы, решавшиеся на протяжении исторического пути развития психологической науки.
Место психологии в системе наук Современная психология находится на стыке ряда наук. Она занимает промежуточное положение между общественными науками, с одной стороны естественными – с другой техническими - с третьей. Близость ее к этим наукам, даже наличие отраслей, разрабатываемых совместно с некоторыми из них, ни в коей мере не лишает ее самостоятельности. Во всех своих отраслях психология сохраняет свой предмет исследования, свои теоретические принципы, свои пути изучения этого предмета. Что же касается многогранности психологических проблем, столь значимых не только для психологии, но и для смежных с нею наук, то это объясняется тем, что в центре внимания психологов всегда остается человек - главное действующее лицо мирового прогресса. Все науки и отрасли знаний имеют смысл и значение только в связи с тем, что они служат человеку, вооружают его, творятся им, возникают и развиваются как человеческая теория и практика. Все дальнейшее развитие психологических знаний мыслится как максимальное расширение связей психологии со смежными науками при сохранении ею самостоятельного предмета исследования.
Психология и научно-технический прогресс XX столетие характеризуется исключительным по своему масштабу развитием производства, новых видов техники, средств связи, широким использованием электроники, автоматики, освоением новых видов транспорта, работающих на сверхзвуковых скоростях, и т.д. Все это предъявляет огромные требования к психике человека, имеющего дело с современной техникой.
В промышленности, на транспорте, в военном деле все большее значение приобретает учет так называемого психологического фактора, т.е. возможностей, заключенных в психических познавательных процессах - восприятии, памяти, мышлении, в свойствах личности - особенностях характера, темперамента, скорости реакции и т.п. Так, в условиях нервно-психической напряженности, вызванной необходимостью принимать ответственные решения в минимально короткие сроки (ситуации, во многом типичные для современной сверхзвуковой авиации, для работы диспетчеров-операторов крупных энергосистем и т.п.), оказывается чрезвычайно существенным наличие некоторых качеств личности, позволяющих осуществлять деятельность без особых ошибок и срывов. Отсутствие же этих качеств ведет к авариям.
Изучение психологических возможностей человека в связи с требованиями, предъявляемыми ему сложными видами трудовой деятельности, характеризует важную роль современной психологии. Инженерная психология, занимающаяся решением проблемы “человек-машина” (вопросы взаимодействия человека и техники), как и психология труда вообще, теснейшим образом соприкасается с многими разделами техники.
На дальнейшее развитие психологии существенное влияние оказывает компьютерная революция. Ряд функций, считавшихся уникальным достоянием человеческого сознания (функции накопления и переработки информации, управления и контроля), могут выполнять теперь электронные устройства. Использование теоретико-информационных понятий и моделей способствовало внедрению в психологию новых логико-математических методов. Вместе с тем отдельные исследователи, упоенные успехами кибернетики, стали трактовать человека по типу автомата с программным управлением. В то же время автоматизация и кибернетизация резко повысили заинтересованность в изучении и эффективном использовании функций, которые не могут быть переданы электронным устройствам, прежде всего - творческих способностей.
Для будущего человечества, для личности и ее психического строя значение компьютерной революции огромно. Но как бы ни изменилась личность человека, какие бы чудеса ни создала электронно-информационная технология, ей по-прежнему будут присущи психические свойства со всеми признаками, свойственными предмету психологии.
Психология и педагогика Научно-технический прогресс, являясь фактором развития психологической науки и способствуя освобождению ее от умозрительных представлений, в настоящее время со всей определенностью выявил теснейшие взаимосвязи психологии с педагогикой. Эта связь, разумеется, существовала всегда, что и осознавалось передовыми психологами и педагогами. Выдающийся русский педагог К.Д.Ушинский (1824-1870) подчеркивал, что по своему значению для педагогики психология занимает первое место среди всех наук. Чтобы всесторонне воспитать человека, отмечал К.Д.Ушинский, его надо всесторонне изучить.
Развитие взаимосвязей психологии и педагогики, начиная с 30-х годов, приобретает драматический характер, обусловленный грубым вмешательством партийного руководства в научную жизнь. Была объявлена лженаукой одна из педагогических научных дисциплин - педология. Ее разгром существенно затормозил развитие как психологии, так и педагогики.
Педология - течение в психологии и педагогике, возникшее на рубеже XIX-XX вв. в результате распространения эволюционных идей и развития прикладных отраслей психологии и экспериментальной педагогики. Основатели педологии- С.Холл, Дж.М. Болдуин, Э. Киркпатрик, Э. Мейман, В. Прейер и др. Содержание педологии составила совокупность психологических, биологических и социологических подходов к развитию ребенка.
В России педология получила широкое распространение еще в дооктябрьский период. К концу 20-х гг. в педологических учреждениях работал значительный корпус психологов, физиологов, дефектологов (П.П. Блонский, Л.С. Выготский и др.). Предмет педологии, несмотря на многочисленные дискуссии и теоретические разработки ее представителей, определен не был. В исследованиях советских ученых, работавших в области педологии, был накоплен большой эмпирический материал по развитию поведения детей. Ценным в педологии была попытка применить комплексный подход при изучении развития ребенка. Существенно важным была ее практическая направленность, связанная с разработкой и применением диагностических методов, позволяющих оценить уровень психического развития детей.
Постановлением ЦК ВКП(б) “О педологических извращениях в системе наркомпросов” (1936) педология была объявлена “псевдонаукой” и прекратила свое существование. Результатом разгрома педологии явилось торможение развития педагогической и возрастной психологии, отставание в области психодиагностики, ослабление внимания к личности ребенка в процессах обучения и воспитания (так называемая “бездетность” педагогики).
Положение, в котором оказалась психология, может быть иллюстрировано выдержкой из книжки, опубликованной в том же1936 г . одним партийным функционером:
Некоторые профессора психологии не прочь сейчас выступить с прожектами" преподавания в педагогических учебных заведениях вместо педологии таких отдельных курсов, как "детская психология", педагогическая психология", "школьная психология" и т.д. и т.п. По нашему мнению, сейчас не имеется никакой необходимости заниматься разработкой каких-то "новых" особых курсов, которые заменили бы прежнюю универсальную" науку о детях - педологию... Создавать... новые, какие-то особые курсы детской психологии, педагогической психологии, школьной психологии и т.д. означало бы идти назад путем восстановления "педологии" только под иным названием”.
Предупреждение было недвусмысленным и по тем временам чреватым тяжкими последствиями - психология оказалась “кастрированной”, в учебниках для педвузов тех лет авторы явно стремились не допустить проникновения в умы будущих учителей “детской”, “педагогической”, “школьной” психологии, чтобы избежать обвинения в попытках “восстановить” педологию. Студенты педвуза еще очень долго получали фактически выхолощенные психологические знания. Обвинения в педологических ошибках постоянно нависали над психологами.
В настоящее время связи психологии и педагогики приобретают особый характер. На протяжении ряда лет эти связи были фактически во многом внешним приспособлением психологии к существующей педагогике и внешним учетом педагогикой “готовых данных” психологии. Например, задачей психологии нередко считалось “психологическое обоснование” уже сложившихся и упрочившихся педагогических приемов и положений, их улучшение, совершенствование, а педагогика зачастую исходила из некоторых, по существу догматически понятых, “психологических формул” (например, из утверждения о том, что мышление младшего школьника якобы лишено абстрактности, а только и исключительно конкретно).
В настоящее время задачи развития личности в условиях значительного ускорения научно-технического прогресса и уже достигнутые успехи в развитии конкретных психологических исследований позволяют по-новому понять возможности психологии и ее участие в процессе обучения и воспитания школьников. Психологи формулируют задачи, которые стоят перед психологической наукой и от решения которых зависит успешность осуществления важнейших педагогических проблем.
П е р в а я з а д а ч а предполагает такое построение психологических исследований, которое не столько направлено на обоснование готового и утвердившегося (содержание методов и приемов обучения и воспитания), сколько опережает устоявшуюся педагогическую практику, прокладывает для нее новые пути, обеспечивает широкий поиск нового в деле обучения и воспитания.
Вторая задача, вытекающая из первой, обусловлена требованиями, которые предъявляет педагогике научно-технический прогресс. Масса информации, обязательной для усвоения, возрастает с большой скоростью. Установлено, что информация быстро устаревает и нуждается в обновлении. Отсюда становится ясно, что обучение, которое ориентировано главным образом на запоминание и сохранение материала в памяти, уже только отчасти сможет удовлетворять современным требованиям. На первый план выступает проблема формирования таких качеств мышления, которые позволили бы учащемуся самостоятельно усваивать постоянно возобновляющуюся информацию, развитие таких способностей, которые, сохранившись и после завершения образования, обеспечивали бы человеку возможность не отставать от ускоряющегося научно-технического прогресса.
Народное образование ставит перед психологией многие актуальные задачи: определить общие закономерности развития психики в онтогенезе; дать психологическую характеристику деятельности и личности человека на каждом возрастном этапе; выяснить психологические механизмы усвоения человеком общественного опыта, система- тизированного в основах наук; выявить психологические основы формирования личности человека в процессе обучения и воспитания, раскрыть взаимосвязь воспитания и психического развития человека, изучить соотношение между возрастными и индивидуальными особенностями людей; установить психологические причины отклонений в психическом развитии отдельных людей от общего хода развития и разработать методы диагностики этих отклонений.
Осуществляя указанные общие и связанные с ними частные задачи, современная психология работает в тесном контакте с педагогикой. Ряд конкретных отраслей психологии, занятых решением этих задач (педагогическая психология и возрастная психология в первую очередь), взаимодействует с разделами педагогики, теорией и методикой воспитания, дидактикой, частными методиками преподавания отдельных учебных предметов (математики, истории, географии и т.д.).
Структура современной психологии Современная психология представляет собой весьма разветленную систему научных дисциплин, находящихся на разных ступенях формирования, связанных с различными областями практики.
Как же классифицировать эти многочисленные отрасли психологии? Одна из возможностей классификации содержится в принципе развития психики в деятельности. Исходя из этого, в качестве основания классификации отраслей психологии может быть избрана психологическая сторона: 1) конкретной деятельности, 2) развития, 3) отношения человека (как субъекта развития и деятельности) к обществу (в котором осуществляется его деятельность и развитие).
Если принять первое основание классификации, то можно выделить ряд отраслей психологии, изучающих психологические проблемы конкретных видов человеческой деятельности.
Психология труда изучает психологические особенности трудовой деятельности человека, психологические аспекты научной организации труда. В задачу психологии труда входит исследование профессиональных особенностей человека, закономерностей развития трудовых навыков, выяснение влияния на трудящегося производственной обстановки, конструкции и расположения приборов и станков, средств сигнализации и т.п. Психология труда имеет несколько разделов, которые являются вместе с тем самостоятельными, хотя и тесно связанными друг с другом отраслями психологической науки. Таковы: инженерная психология, изучающая главным образом деятельность оператора в автоматизированных системах управления, решающая проблему распределения и согласования функций между человеком и машиной, и др.; авиационная психология, исследующая психологические закономерности деятельности человека в процессе летного обучения и выполнения полетов; космическая психология, исследующая психологические особенности деятельности человека в условиях невесомости и пространственной дезориентации, при возникновении особых состояний, связанных с нервно-психическим напряжением при чрезмерных перегрузках организма, и т.п.
Педагогическая психология имеет своим предметом изучение психологических закономерностей обучения и воспитания человека. Она исследует формирование у учащихся мышления, изучает проблемы управления процессом усвоения приемов и навыков интеллектуальной деятельности, выясняет психологические факторы, влияющие на успешность процесса обучения, взаимоотношения между педагогом и учеником и отношения в ученическом коллективе, индивидуально-психологические различия учащихся, психологические особенности учебно-воспитательной работы с детьми, обнаруживающими отклонения в психическом развитии, психологическую специфику работы со взрослыми в процессе их обучения и т.д. Разделами, или узкими областями педагогической психологии являются: психология обучения (психологические основы дидактики, частных методик, формирования умственных действий и т.д.); психология воспитания (психологические основы методики воспитания, психология ученического коллектива, психологические основы исправительно-трудовой педагогики); психология учителя, психология учебно-воспитательной работы с аномальньши детьми.
Медицинская психология изучает психологические аспекты деятельности врача и поведения больного. Она подразделяется на нейропсихологию, изучающую соотношение психических явлений с физиологическими мозговыми структурами; психофармакологию, изучающую влияние лекарственных веществ на психическую деятельность человека; психотерапию, изучающую и использующую средства психического воздействия для лечения больного; психопрофилактику и психогигиену, разрабатывающих систему мероприятий для обеспечения психического здоровья людей.
Юридическая психология рассматривает психологические вопросы, связанные с реализацией системы права. Она подразделяется на судебную психологию, исследующую психические особенности поведения участников уголовного процесса (психология свидетельских показаний, особенности поведения обвиняемого, психологические требования к допросу и т.п.); криминальную психологию, занимающуюся психологическими проблемами поведения и формирования или деформации личности преступника, мотивами преступления и т.д.; пенитенциарную. или исправительно-трудовую, психологию, изучающую психологию заключенного в исправительно-трудовой колонии, психологические проблемы воспитания методами убеждения и принуждения и т.п.
Военная психология исследует поведение человека в условиях боевых действий, психологические стороны взаимоотношений начальников и подчиненных, методы психологической пропаганды и контрпропаганды, психологические проблемы управления боевой техникой и т.д.
Психология спорта рассматривает психологические особенности личности и деятельности спортсменов, условия и средства их психологической подготовки, психологические параметры тренированности и мобилизационной готовности спортсмена, психологические факторы, связанные с организацией и проведением соревнований.
Психология торговли выясняет психологические условия воздействия рекламы, индивидуальные, возрастные и другие особенности спроса, психологические факторы обслуживания клиентов, исследует вопросы психологии моды и т.п. В условиях рыночной экономики ее значение возрастает.
В последнее время началась разработка проблем психологии научного творчества (особенности творческой личности, факторы, стимулирующие творческую активность, роль интуиции в осуществлении научного открытия и т.д.). Своеобразный раздел психологии научного творчества составляет эвристика, к задачам которой относится не только исследование закономерностей творческой (эвристической) деятельности, но и разработка методов управления эвристическими процессами.
Наконец, следует назвать психологию художественного творчества (в области литературы и искусства) и эстетического восприятия - область, значение которой не вызывает сомнения, но пока еще весьма слабо изученную.
Если основанием классификации считать психологические аспекты развития, то можно выделить те отрасли психологии, в которых реализуется принцип развития.
Возрастная психология, изучающая онтогенез различных психических процессов и психологических качеств личности развивающегося человека, разветвляется на детскую психологию, психологию подростка, психологию юности, психологию взрослого человека, геронтопсихологию. Возрастная психология исследует возрастные особенности психических процессов, возрастные возможности усвоения знаний, факторы развития личности и т.д. Одна из центральных проблем возрастной психологии - проблема обучения и умственного развития и их взаимозависимость широко обсуждается психологами, которые заняты отыскиванием надежных критериев умственного развития и определением условий, при которых достигается эффективное умственное развитие в процессе обучения.
Психология аномального развития, или специальная психология, подразделяется на патопсихологию, исследующую отклонения в процессе развития психики, распад психики при различных формах мозговой патологии; олигофренопсихоло-гию - науку о патологии психического развития, связанную с врожденными дефектами мозга; сурдопсихологию - психологию формирования ребенка при серьезных дефектах слуха, вплоть до полной глухоты; тифлопсихологию - психологию развития слабовидящих и незрячих .
Сравнительная психология - отрасль психологии, исследующая филогенетические формы психической жизни. В области сравнительной психологии осуществляется сопоставление психики животных и человека, устанавливаются характер и причины существующих сходств и различий в их поведении. Разделом сравнительной психологии является зоопсихология, которая изучает психику животных, принадлежащих к различным систематическим группам (видам, родам, семействам), важнейшие формы и механизмы поведения. К классическим объектам сравнительной психологии (паукам, муравьям, пчелам, птицам, собакам, лошадям, обезьянам) в настоящее время присоединены китообразные (дельфины). Врожденные механизмы поведения животных составляют объект специального изучения в сравнительно новой отрасли биологии и психологии - этологии.
Если классифицировать отрасли психологии, опираясь на психологические аспекты отношений личности и общества, то вычленяется еще один ряд отраслей, объединяемых понятием социальная психология.
Социальная психология изучает психические явления, которые возникают в процессе взаимодействия людей в различных организованных и неорганизованных общественных группах. В структуру социальной психологии в настоящее время входят следующие три круга проблем.
Социально-психологические явления в больших группах (в макросреде). Сюда относятся проблемы массовых коммуникаций (радио, телевидение, пресса и т.д.), механизмы и эффективность воздействия средств массовой коммуникации на различные общности людей, закономерности распространения моды, слухов, общепринятых вкусов, обрядов, предубеждений, общественных настроений, проблемы психологии классов, наций,психология религии.
Социально-психологические явления в так называемых малых группах (в микросреде). Сюда относятся проблемы психологической совместимости в замкнутых группах, межличностных отношений в группах, групповой атмосферы, положения лидера и ведомых в группе, типов группы (ассоциация, корпорация, коллективы), соотношения формальных и неформальных групп, количественных пределов малых групп, степени и причин сплоченности группы, восприятия человека человеком в группе, ценностных ориентации группы и многие другие. Если иметь в виду, например, семью как малую группу, то к числу важных проблем может быть отнесена динамика отношений между родителями и детьми, проблема сохранения авторитета старших и т.д.
Социально-психологические проявления личности человека (социальная психология личности). Личность человека является объектом социальной психологии. При этом рассматривают, насколько личность соответствует социальным ожиданиям в больших и малых группах, как она принимает воздействие этих групп, каким образом она усваивает ценностные ориентации групп, какова зависимость самооценки личности от оценки ею группы, в которую входит личность, и т.д. К проблемам социальной психологии личности относятся проблемы, связанные с изучением направленности личности, ее самооценки, самочувствия и самоуважения, устойчивости личности и внушаемости, коллективизма и индивидуализма, вопросы, связанные с изучением установок личности, их динамики, перспектив личности.
Указанные три круга проблем социальной психологии, разумеется, не могут быть противопоставлены или рядоположены друг другу. Они предстают перед нами в единстве, обусловленном единством личности и общества, совокупностью отношений, в которой определяется сущность личности.
Из всего изложенного видно, что для современной психологии характерен процесс дифференциации, порождающий значительную разветвленность отраслей психологии, которые нередко весьма далеко расходятся и существенно отличаются одна от другой вследствие того, что тяготеют к различным смежным наукам (социологии, технике, зоологии, медицине и т.д., между которыми, естественно, мало общего), хотя и сохраняют общий предмет исследования - факты, закономерности и механизмы психики. Дифференциация психологии дополняется встречным процессом интеграции, в результате которой происходит, во-первых, стыковка психологии со смежными науками (через инженерную психологию с техников через педагогическую психологию - с педагогикой и т.д.), во-вторых, внутри самой психологической науки обнаруживаются возможности объединения ранее не связанных между собой отраслей. Так, точка зрения, согласно которой личность формируется не непосредственно, а через включение в совместную деятельность, намечает сближение социальной психологии и психологии труда.
ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ
МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ
ПСИХОЛОГИЯ В НЕДРАХ ФИЛОСОФИИ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
АНТИЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ЭЛЛИНИЗМА
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В НОВОЕ ВРЕМЯ (XVII ВЕК)
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ
РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ОСНОВЫ ПСИХОЛОГИИ
ПРОГРАММЫ ПОСТРОЕНИЯ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ И ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
ЭВОЛЮЦИЯ ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ
РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОРНИ
УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ПРОФЕССОРА ПСИХОЛОГИИ
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В РОССИИ
В.С. СОЛОВЬЕВ И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРОВ НОВОЙ ПСИХОЛОГИИ
УЧЕНИЕ О ПОВЕДЕНИИ
ПСИХОЛОГИЯ В РОССИИ В СОВЕТСКИЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОДЫ (Политическая история психологии)
ОСОБЫЙ ПУТЬ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ: ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ НАУКИ
КАТЕГОРИИ ПСИХОЛОГИИ. АКТИВНОСТЬ
ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
ПРЕДМЕТ ПСИХОЛОГИИ
Каждая конкретная наука отличается от других наук особенностями своего предмета. Так, геология отличается от геодезии тем, что, имея предметом исследования Землю, первая из них изучает ее состав, строение и историю, а вторая - ее размеры и форму. Выяснение специфических особенностей явлений, изучаемых психологией, представляет значительно большую трудность. Понимание этих явлений во многом зависит от мировоззрения, которого придерживаются люди, сталкивающиеся с необходимостью постигнуть психологическую науку.
Трудность состоит, прежде всего в том, что явления, изучаемые психологией, издавна выделялись человеческим умом и отграничивались от других проявлений жизни как особые. В самом деле, совершенно очевидно, что мое восприятие пишущей машинки - это нечто совершенно особое и отличное от самой пишущей машинки, реального предмета, который стоит передо мной на столе; мое желание пойти на лыжах - это нечто иное по сравнению с реальным лыжным походом; мое воспоминание о встрече Нового года - это нечто отличающееся от того, что реально происходило в канун Нового года, и т.п. Так постепенно сложились представления о различных разрядах явлений, которые стали именовать психическими (психическими функциями, свойствами, процессами, состояниями и т.д.). Их особый характер видели в принадлежности к внутреннему миру человека, отличающемуся от того, что человека окружает, и относили к области душевной жизни, противопоставляемой реальным событиям и фактам. Эти явления группировались под названиями “восприятие”, “память”, “мышление”, “воля”, “чувства” и др., в совокупности образуя то, что именуется психикой, психическим, внутренним миром человека, его душевной жизнью и т.д. Психика заключает в себе внутреннюю картину мира, неотторжима от тела человека и представляет собой совокупный результат функционирования его организма, прежде всего центральной нервной системы, она обеспечивает возможность существования и развития человека в мире.
Хотя непосредственно люди, наблюдавшие других людей в повседневном общении, имели дело с различными фактами поведения (действиями, поступками, трудовыми операциями и др.), однако потребности практического взаимодействия вынуждали их различать скрытые за внешним поведением психические процессы. За поступком всегда усматривались намерения, мотивы, которыми руководствовался человек, за реакцией на то или иное событие - особенности характера. Поэтому задолго до того, как психические процессы, свойства, состояния стали предметом научного анализа, накапливалось житейское психологическое знание людей друг о друге. Оно закреплялось, передаваясь от поколения к поколению, в языке, в народном творчестве, в произведениях искусства. Его вбирали, например, пословицы и поговорки: “Лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать” (о преимуществах зрительного восприятия и запоминания перед слуховым); “Привычка - вторая натура” (о роли упрочившихся привычек, которые могут конкурировать с врожденными формами поведения) и т.п.
Житейские психологические сведения, почерпнутые из общественного и личного опыта, образуют донаучные психологические знания. Они могут быть довольно обширными, могут до известной степени способствовать ориентировке в поведении окружающих людей, могут быть в определенных пределах правильными и соответствующими действительности. Однако в целом такие знания лишены систематичности, глубины, доказательности и по этой причине не могут стать прочной основой для серьезной работы с людьми (педагогической, лечебной, организационной и т.п.), требующей научных, т.е. объективных и достоверных знаний о психике человека, позволяющих прогнозировать его поведение в тех или иных ожидаемых обстоятельствах.
Что же составляет предмет научного изучения в психологии? Это прежде всего конкретные факты психической жизни, характеризуемые качественно и количественно. Так, исследуя процесс восприятия человеком окружающих его предметов, психология установила, что образ предмета сохраняет относительное постоянство и при изменяющихся условиях восприятия. Например, страница, на которой напечатаны эти строки, будет восприниматься как белая и на ярком солнечном свету, и в полутьме, и при электрическом освещении, хотя физическая характеристика лучей, отбрасываемых бумагой при столь различной освещенности, будет различной. В данном случае перед нами качественная характеристика психологического факта. Примером количественной характеристики психологического факта может послужить скорость реакции данного человека на воздействующий раздражитель (если испытуемому предлагают в ответ на вспышку лампочки нажать на кнопку как можно скорее, то у одного скорость реакции может быть 200 миллисекунд, а у другого - 150, т.е. значительно более быстрая). Индивидуальные различия скорости реакции, наблюдаемые в эксперименте, являются психологическими фактами, устанавливаемыми в научном исследовании. Они позволяют количественно характеризовать некоторые особенности психики различных испытуемых.
Однако научная психология не может ограничиться описанием психологического факта, каким бы интересным он ни был. Научное познание с необходимостью требует перехода от описания явлений к их объяснению. Последнее предполагает раскрытие законов, которым подчиняются эти явления. Поэтому предметом изучения в психологии вместе с психологическими фактами становятся психологические законы. Так, возникновение некоторых психологических фактов наблюдается с необходимостью всякий раз, когда для этого имеются соответствующие условия, т.е. закономерно. Закономерный характер имеет, например, приведенный выше факт относительного постоянства восприятия, при этом постоянством обладает не только восприятие цвета, но и восприятие величины и формы предмета. Специальные исследования показали, что постоянство восприятия не дано человеку изначально, от рождения. Оно формируется постепенно, по строгим законам. Если бы не было постоянства восприятия, человек не смог бы ориентироваться во внешней среде - при малейшем изменении его положения относительно окружающих предметов происходило бы радикальное изменение картины видимого мира, предметы воспринимались бы искаженно.
Как же можно определить предмет психологии? Какими бы сложными путями ни продвигалась на протяжении столетий психологическая мысль, осваивая свой предмет, как бы ни изменялись и обогащались знания о нем, какими бы терминами его ни обозначали (душа, сознание, психика, деятельность и т.д.), можно выделить признаки, которые характеризуют собственно предмет психологии, отличающий ее от других наук.
Предметом психологии являются закономерные связи субъекта с природным и социокулыпурным миром, запечатленные в системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающих действовать, а также в самих действиях, переживаниях своего отношения к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.
Биологически обусловленные ее компоненты имеются и у животных (чувственные образы среды, мотивация поведения, как инстинктивного, так и приобретенного в процессе приспособления к ней). Однако психическая организация человека качественно отлична от этих биологических форм. Со-циокультурный образ жизни порождает у человека сознание. В межличностных контактах, опосредованных языком и совместной деятельностью, индивид, “всматриваясь” в других людей, приобретает способность познавать самого себя как субъекта психической жизни, заранее ставить цели, предваряющие его поступки, судить о внутреннем плане своего поведения. Не все компоненты этого плана переводимы на язык сознания. Но и они, образуя сферу бессознательного, служат предметом психологии, которая выявляет характер соответствия действительных побуждений, влечений, ориентации личности сложившимся у нее представлениям о них. Как осознаваемые, так и неосознаваемые психические акты реализуются посредством нейрогуморальных механизмов, но протекают не по физиологическим, а по собственно психологическим законам. Исторический опыт говорит, что знание о предметной области психологии складывалось и расширялось благодаря связи этой науки с другими науками - естественными, социальными, техническими.
Особое место среди отраслей психологии занимает теоретическая психология. Предметом теоретической психологии является ее категориальный строй, основные объяснительные принципы, ключевые проблемы, решавшиеся на протяжении исторического пути развития психологической науки.
Место психологии в системе наук Современная психология находится на стыке ряда наук. Она занимает промежуточное положение между общественными науками, с одной стороны естественными – с другой техническими - с третьей. Близость ее к этим наукам, даже наличие отраслей, разрабатываемых совместно с некоторыми из них, ни в коей мере не лишает ее самостоятельности. Во всех своих отраслях психология сохраняет свой предмет исследования, свои теоретические принципы, свои пути изучения этого предмета. Что же касается многогранности психологических проблем, столь значимых не только для психологии, но и для смежных с нею наук, то это объясняется тем, что в центре внимания психологов всегда остается человек - главное действующее лицо мирового прогресса. Все науки и отрасли знаний имеют смысл и значение только в связи с тем, что они служат человеку, вооружают его, творятся им, возникают и развиваются как человеческая теория и практика. Все дальнейшее развитие психологических знаний мыслится как максимальное расширение связей психологии со смежными науками при сохранении ею самостоятельного предмета исследования.
Психология и научно-технический прогресс XX столетие характеризуется исключительным по своему масштабу развитием производства, новых видов техники, средств связи, широким использованием электроники, автоматики, освоением новых видов транспорта, работающих на сверхзвуковых скоростях, и т.д. Все это предъявляет огромные требования к психике человека, имеющего дело с современной техникой.
В промышленности, на транспорте, в военном деле все большее значение приобретает учет так называемого психологического фактора, т.е. возможностей, заключенных в психических познавательных процессах - восприятии, памяти, мышлении, в свойствах личности - особенностях характера, темперамента, скорости реакции и т.п. Так, в условиях нервно-психической напряженности, вызванной необходимостью принимать ответственные решения в минимально короткие сроки (ситуации, во многом типичные для современной сверхзвуковой авиации, для работы диспетчеров-операторов крупных энергосистем и т.п.), оказывается чрезвычайно существенным наличие некоторых качеств личности, позволяющих осуществлять деятельность без особых ошибок и срывов. Отсутствие же этих качеств ведет к авариям.
Изучение психологических возможностей человека в связи с требованиями, предъявляемыми ему сложными видами трудовой деятельности, характеризует важную роль современной психологии. Инженерная психология, занимающаяся решением проблемы “человек-машина” (вопросы взаимодействия человека и техники), как и психология труда вообще, теснейшим образом соприкасается с многими разделами техники.
На дальнейшее развитие психологии существенное влияние оказывает компьютерная революция. Ряд функций, считавшихся уникальным достоянием человеческого сознания (функции накопления и переработки информации, управления и контроля), могут выполнять теперь электронные устройства. Использование теоретико-информационных понятий и моделей способствовало внедрению в психологию новых логико-математических методов. Вместе с тем отдельные исследователи, упоенные успехами кибернетики, стали трактовать человека по типу автомата с программным управлением. В то же время автоматизация и кибернетизация резко повысили заинтересованность в изучении и эффективном использовании функций, которые не могут быть переданы электронным устройствам, прежде всего - творческих способностей.
Для будущего человечества, для личности и ее психического строя значение компьютерной революции огромно. Но как бы ни изменилась личность человека, какие бы чудеса ни создала электронно-информационная технология, ей по-прежнему будут присущи психические свойства со всеми признаками, свойственными предмету психологии.
Психология и педагогика Научно-технический прогресс, являясь фактором развития психологической науки и способствуя освобождению ее от умозрительных представлений, в настоящее время со всей определенностью выявил теснейшие взаимосвязи психологии с педагогикой. Эта связь, разумеется, существовала всегда, что и осознавалось передовыми психологами и педагогами. Выдающийся русский педагог К.Д.Ушинский (1824-1870) подчеркивал, что по своему значению для педагогики психология занимает первое место среди всех наук. Чтобы всесторонне воспитать человека, отмечал К.Д.Ушинский, его надо всесторонне изучить.
Развитие взаимосвязей психологии и педагогики, начиная с 30-х годов, приобретает драматический характер, обусловленный грубым вмешательством партийного руководства в научную жизнь. Была объявлена лженаукой одна из педагогических научных дисциплин - педология. Ее разгром существенно затормозил развитие как психологии, так и педагогики.
Педология - течение в психологии и педагогике, возникшее на рубеже XIX-XX вв. в результате распространения эволюционных идей и развития прикладных отраслей психологии и экспериментальной педагогики. Основатели педологии- С.Холл, Дж.М. Болдуин, Э. Киркпатрик, Э. Мейман, В. Прейер и др. Содержание педологии составила совокупность психологических, биологических и социологических подходов к развитию ребенка.
В России педология получила широкое распространение еще в дооктябрьский период. К концу 20-х гг. в педологических учреждениях работал значительный корпус психологов, физиологов, дефектологов (П.П. Блонский, Л.С. Выготский и др.). Предмет педологии, несмотря на многочисленные дискуссии и теоретические разработки ее представителей, определен не был. В исследованиях советских ученых, работавших в области педологии, был накоплен большой эмпирический материал по развитию поведения детей. Ценным в педологии была попытка применить комплексный подход при изучении развития ребенка. Существенно важным была ее практическая направленность, связанная с разработкой и применением диагностических методов, позволяющих оценить уровень психического развития детей.
Постановлением ЦК ВКП(б) “О педологических извращениях в системе наркомпросов” (1936) педология была объявлена “псевдонаукой” и прекратила свое существование. Результатом разгрома педологии явилось торможение развития педагогической и возрастной психологии, отставание в области психодиагностики, ослабление внимания к личности ребенка в процессах обучения и воспитания (так называемая “бездетность” педагогики).
Положение, в котором оказалась психология, может быть иллюстрировано выдержкой из книжки, опубликованной в том же
Некоторые профессора психологии не прочь сейчас выступить с прожектами" преподавания в педагогических учебных заведениях вместо педологии таких отдельных курсов, как "детская психология", педагогическая психология", "школьная психология" и т.д. и т.п. По нашему мнению, сейчас не имеется никакой необходимости заниматься разработкой каких-то "новых" особых курсов, которые заменили бы прежнюю универсальную" науку о детях - педологию... Создавать... новые, какие-то особые курсы детской психологии, педагогической психологии, школьной психологии и т.д. означало бы идти назад путем восстановления "педологии" только под иным названием”.
Предупреждение было недвусмысленным и по тем временам чреватым тяжкими последствиями - психология оказалась “кастрированной”, в учебниках для педвузов тех лет авторы явно стремились не допустить проникновения в умы будущих учителей “детской”, “педагогической”, “школьной” психологии, чтобы избежать обвинения в попытках “восстановить” педологию. Студенты педвуза еще очень долго получали фактически выхолощенные психологические знания. Обвинения в педологических ошибках постоянно нависали над психологами.
В настоящее время связи психологии и педагогики приобретают особый характер. На протяжении ряда лет эти связи были фактически во многом внешним приспособлением психологии к существующей педагогике и внешним учетом педагогикой “готовых данных” психологии. Например, задачей психологии нередко считалось “психологическое обоснование” уже сложившихся и упрочившихся педагогических приемов и положений, их улучшение, совершенствование, а педагогика зачастую исходила из некоторых, по существу догматически понятых, “психологических формул” (например, из утверждения о том, что мышление младшего школьника якобы лишено абстрактности, а только и исключительно конкретно).
В настоящее время задачи развития личности в условиях значительного ускорения научно-технического прогресса и уже достигнутые успехи в развитии конкретных психологических исследований позволяют по-новому понять возможности психологии и ее участие в процессе обучения и воспитания школьников. Психологи формулируют задачи, которые стоят перед психологической наукой и от решения которых зависит успешность осуществления важнейших педагогических проблем.
П е р в а я з а д а ч а предполагает такое построение психологических исследований, которое не столько направлено на обоснование готового и утвердившегося (содержание методов и приемов обучения и воспитания), сколько опережает устоявшуюся педагогическую практику, прокладывает для нее новые пути, обеспечивает широкий поиск нового в деле обучения и воспитания.
Вторая задача, вытекающая из первой, обусловлена требованиями, которые предъявляет педагогике научно-технический прогресс. Масса информации, обязательной для усвоения, возрастает с большой скоростью. Установлено, что информация быстро устаревает и нуждается в обновлении. Отсюда становится ясно, что обучение, которое ориентировано главным образом на запоминание и сохранение материала в памяти, уже только отчасти сможет удовлетворять современным требованиям. На первый план выступает проблема формирования таких качеств мышления, которые позволили бы учащемуся самостоятельно усваивать постоянно возобновляющуюся информацию, развитие таких способностей, которые, сохранившись и после завершения образования, обеспечивали бы человеку возможность не отставать от ускоряющегося научно-технического прогресса.
Народное образование ставит перед психологией многие актуальные задачи: определить общие закономерности развития психики в онтогенезе; дать психологическую характеристику деятельности и личности человека на каждом возрастном этапе; выяснить психологические механизмы усвоения человеком общественного опыта, система- тизированного в основах наук; выявить психологические основы формирования личности человека в процессе обучения и воспитания, раскрыть взаимосвязь воспитания и психического развития человека, изучить соотношение между возрастными и индивидуальными особенностями людей; установить психологические причины отклонений в психическом развитии отдельных людей от общего хода развития и разработать методы диагностики этих отклонений.
Осуществляя указанные общие и связанные с ними частные задачи, современная психология работает в тесном контакте с педагогикой. Ряд конкретных отраслей психологии, занятых решением этих задач (педагогическая психология и возрастная психология в первую очередь), взаимодействует с разделами педагогики, теорией и методикой воспитания, дидактикой, частными методиками преподавания отдельных учебных предметов (математики, истории, географии и т.д.).
Структура современной психологии Современная психология представляет собой весьма разветленную систему научных дисциплин, находящихся на разных ступенях формирования, связанных с различными областями практики.
Как же классифицировать эти многочисленные отрасли психологии? Одна из возможностей классификации содержится в принципе развития психики в деятельности. Исходя из этого, в качестве основания классификации отраслей психологии может быть избрана психологическая сторона: 1) конкретной деятельности, 2) развития, 3) отношения человека (как субъекта развития и деятельности) к обществу (в котором осуществляется его деятельность и развитие).
Если принять первое основание классификации, то можно выделить ряд отраслей психологии, изучающих психологические проблемы конкретных видов человеческой деятельности.
Психология труда изучает психологические особенности трудовой деятельности человека, психологические аспекты научной организации труда. В задачу психологии труда входит исследование профессиональных особенностей человека, закономерностей развития трудовых навыков, выяснение влияния на трудящегося производственной обстановки, конструкции и расположения приборов и станков, средств сигнализации и т.п. Психология труда имеет несколько разделов, которые являются вместе с тем самостоятельными, хотя и тесно связанными друг с другом отраслями психологической науки. Таковы: инженерная психология, изучающая главным образом деятельность оператора в автоматизированных системах управления, решающая проблему распределения и согласования функций между человеком и машиной, и др.; авиационная психология, исследующая психологические закономерности деятельности человека в процессе летного обучения и выполнения полетов; космическая психология, исследующая психологические особенности деятельности человека в условиях невесомости и пространственной дезориентации, при возникновении особых состояний, связанных с нервно-психическим напряжением при чрезмерных перегрузках организма, и т.п.
Педагогическая психология имеет своим предметом изучение психологических закономерностей обучения и воспитания человека. Она исследует формирование у учащихся мышления, изучает проблемы управления процессом усвоения приемов и навыков интеллектуальной деятельности, выясняет психологические факторы, влияющие на успешность процесса обучения, взаимоотношения между педагогом и учеником и отношения в ученическом коллективе, индивидуально-психологические различия учащихся, психологические особенности учебно-воспитательной работы с детьми, обнаруживающими отклонения в психическом развитии, психологическую специфику работы со взрослыми в процессе их обучения и т.д. Разделами, или узкими областями педагогической психологии являются: психология обучения (психологические основы дидактики, частных методик, формирования умственных действий и т.д.); психология воспитания (психологические основы методики воспитания, психология ученического коллектива, психологические основы исправительно-трудовой педагогики); психология учителя, психология учебно-воспитательной работы с аномальньши детьми.
Медицинская психология изучает психологические аспекты деятельности врача и поведения больного. Она подразделяется на нейропсихологию, изучающую соотношение психических явлений с физиологическими мозговыми структурами; психофармакологию, изучающую влияние лекарственных веществ на психическую деятельность человека; психотерапию, изучающую и использующую средства психического воздействия для лечения больного; психопрофилактику и психогигиену, разрабатывающих систему мероприятий для обеспечения психического здоровья людей.
Юридическая психология рассматривает психологические вопросы, связанные с реализацией системы права. Она подразделяется на судебную психологию, исследующую психические особенности поведения участников уголовного процесса (психология свидетельских показаний, особенности поведения обвиняемого, психологические требования к допросу и т.п.); криминальную психологию, занимающуюся психологическими проблемами поведения и формирования или деформации личности преступника, мотивами преступления и т.д.; пенитенциарную. или исправительно-трудовую, психологию, изучающую психологию заключенного в исправительно-трудовой колонии, психологические проблемы воспитания методами убеждения и принуждения и т.п.
Военная психология исследует поведение человека в условиях боевых действий, психологические стороны взаимоотношений начальников и подчиненных, методы психологической пропаганды и контрпропаганды, психологические проблемы управления боевой техникой и т.д.
Психология спорта рассматривает психологические особенности личности и деятельности спортсменов, условия и средства их психологической подготовки, психологические параметры тренированности и мобилизационной готовности спортсмена, психологические факторы, связанные с организацией и проведением соревнований.
Психология торговли выясняет психологические условия воздействия рекламы, индивидуальные, возрастные и другие особенности спроса, психологические факторы обслуживания клиентов, исследует вопросы психологии моды и т.п. В условиях рыночной экономики ее значение возрастает.
В последнее время началась разработка проблем психологии научного творчества (особенности творческой личности, факторы, стимулирующие творческую активность, роль интуиции в осуществлении научного открытия и т.д.). Своеобразный раздел психологии научного творчества составляет эвристика, к задачам которой относится не только исследование закономерностей творческой (эвристической) деятельности, но и разработка методов управления эвристическими процессами.
Наконец, следует назвать психологию художественного творчества (в области литературы и искусства) и эстетического восприятия - область, значение которой не вызывает сомнения, но пока еще весьма слабо изученную.
Если основанием классификации считать психологические аспекты развития, то можно выделить те отрасли психологии, в которых реализуется принцип развития.
Возрастная психология, изучающая онтогенез различных психических процессов и психологических качеств личности развивающегося человека, разветвляется на детскую психологию, психологию подростка, психологию юности, психологию взрослого человека, геронтопсихологию. Возрастная психология исследует возрастные особенности психических процессов, возрастные возможности усвоения знаний, факторы развития личности и т.д. Одна из центральных проблем возрастной психологии - проблема обучения и умственного развития и их взаимозависимость широко обсуждается психологами, которые заняты отыскиванием надежных критериев умственного развития и определением условий, при которых достигается эффективное умственное развитие в процессе обучения.
Психология аномального развития, или специальная психология, подразделяется на патопсихологию, исследующую отклонения в процессе развития психики, распад психики при различных формах мозговой патологии; олигофренопсихоло-гию - науку о патологии психического развития, связанную с врожденными дефектами мозга; сурдопсихологию - психологию формирования ребенка при серьезных дефектах слуха, вплоть до полной глухоты; тифлопсихологию - психологию развития слабовидящих и незрячих .
Сравнительная психология - отрасль психологии, исследующая филогенетические формы психической жизни. В области сравнительной психологии осуществляется сопоставление психики животных и человека, устанавливаются характер и причины существующих сходств и различий в их поведении. Разделом сравнительной психологии является зоопсихология, которая изучает психику животных, принадлежащих к различным систематическим группам (видам, родам, семействам), важнейшие формы и механизмы поведения. К классическим объектам сравнительной психологии (паукам, муравьям, пчелам, птицам, собакам, лошадям, обезьянам) в настоящее время присоединены китообразные (дельфины). Врожденные механизмы поведения животных составляют объект специального изучения в сравнительно новой отрасли биологии и психологии - этологии.
Если классифицировать отрасли психологии, опираясь на психологические аспекты отношений личности и общества, то вычленяется еще один ряд отраслей, объединяемых понятием социальная психология.
Социальная психология изучает психические явления, которые возникают в процессе взаимодействия людей в различных организованных и неорганизованных общественных группах. В структуру социальной психологии в настоящее время входят следующие три круга проблем.
Социально-психологические явления в больших группах (в макросреде). Сюда относятся проблемы массовых коммуникаций (радио, телевидение, пресса и т.д.), механизмы и эффективность воздействия средств массовой коммуникации на различные общности людей, закономерности распространения моды, слухов, общепринятых вкусов, обрядов, предубеждений, общественных настроений, проблемы психологии классов, наций,психология религии.
Социально-психологические явления в так называемых малых группах (в микросреде). Сюда относятся проблемы психологической совместимости в замкнутых группах, межличностных отношений в группах, групповой атмосферы, положения лидера и ведомых в группе, типов группы (ассоциация, корпорация, коллективы), соотношения формальных и неформальных групп, количественных пределов малых групп, степени и причин сплоченности группы, восприятия человека человеком в группе, ценностных ориентации группы и многие другие. Если иметь в виду, например, семью как малую группу, то к числу важных проблем может быть отнесена динамика отношений между родителями и детьми, проблема сохранения авторитета старших и т.д.
Социально-психологические проявления личности человека (социальная психология личности). Личность человека является объектом социальной психологии. При этом рассматривают, насколько личность соответствует социальным ожиданиям в больших и малых группах, как она принимает воздействие этих групп, каким образом она усваивает ценностные ориентации групп, какова зависимость самооценки личности от оценки ею группы, в которую входит личность, и т.д. К проблемам социальной психологии личности относятся проблемы, связанные с изучением направленности личности, ее самооценки, самочувствия и самоуважения, устойчивости личности и внушаемости, коллективизма и индивидуализма, вопросы, связанные с изучением установок личности, их динамики, перспектив личности.
Указанные три круга проблем социальной психологии, разумеется, не могут быть противопоставлены или рядоположены друг другу. Они предстают перед нами в единстве, обусловленном единством личности и общества, совокупностью отношений, в которой определяется сущность личности.
Из всего изложенного видно, что для современной психологии характерен процесс дифференциации, порождающий значительную разветвленность отраслей психологии, которые нередко весьма далеко расходятся и существенно отличаются одна от другой вследствие того, что тяготеют к различным смежным наукам (социологии, технике, зоологии, медицине и т.д., между которыми, естественно, мало общего), хотя и сохраняют общий предмет исследования - факты, закономерности и механизмы психики. Дифференциация психологии дополняется встречным процессом интеграции, в результате которой происходит, во-первых, стыковка психологии со смежными науками (через инженерную психологию с техников через педагогическую психологию - с педагогикой и т.д.), во-вторых, внутри самой психологической науки обнаруживаются возможности объединения ранее не связанных между собой отраслей. Так, точка зрения, согласно которой личность формируется не непосредственно, а через включение в совместную деятельность, намечает сближение социальной психологии и психологии труда.
МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ
Методы психологии нужно рассматривать в историческом аспекте, поскольку они претерпевают столь же значительные исторические изменения, как и ее предмет. Особый характер предмета психологического исследования не мог не привести к мысли о необходимости его особых методов.
Изучая деятельность человека, протекающую в точно учитываемых условиях, мы получаем возможность судить о психических процессах. При этом объективное изучение собственных психических процессов осуществляется принципиально теми же опосредствованными путями, как и оценка психических процессов другого человека (о том, как протекал процесс запоминания, мы судим по результатам воспроизведения, безразлично, идет ли речь здесь о чужой или собственной памяти).
Как показывают многочисленные исследования, правильную характеристику своей личности человек дает не сам, а окружающие и давно знающие его люди. Об этом, в частности, свидетельствуют данные изучения юношеского возраста, из которых следует, что юноша сначала научается объективно оценивать индивидуально-психологические особенности своих товарищей и близких, а затем как бы переносит опыт эмпирически добытых психологических знаний на себя и начинает довольно правильно оценивать свои черты и свойства.
Таким образом, ряд фактов подтверждает, что психология обогащает фонд своих знаний с помощью объективных методов. Это не отрицает пути самонаблюдения. Вполне допустимо самонаблюдение, принимающее форму словесного отчета о том, что человек видит, слышит, чувствует, переживает, желает и т.п. Подобный словесный отчет фиксируется, как и всякое внешнее объективное выражение и проявление психических состояний человека. Но необходимо подчеркнуть, что в этом случае перед нами не особый метод, а объект исследования. Имеется также возможность наблюдать свои поступки и действия, т.е. подвергать их рассмотрению и анализу принципиально теми же средствами, которыми располагают другие люди, изучающие эти поступки. Но подобное самонаблюдение не может быть отождествлено с интроспекцией, так как является опосредствованным, а не непосредственным методом исследования. От обычного наблюдения оно отличается лишь меньшей степенью достоверности в связи с возможными субъективными истолкованиями. Наконец, не следует смешивать с интроспекцией рефлексию (размышления и переживания по поводу собственных психических состояний и качеств), которая, в свою очередь, имеет опосредствованный характер и представляет собой переработку данных словесного отчёта, анализа собственных поступков, умозаключений по этому поводу, сопоставление собственного мнения о себе с мнениями других людей и т.д.
Генетический принцип Важное требование, которое предъявляет современная психология к научному исследованию, заключается в обращении к принципу генетического (исторического) изучения психических фактов. Сущность генетического принципа в том, что изучаемое психическое явление рассматривается как процесс и исследователь стремится восстановить все моменты его развития, увидеть и понять, как они сменяют друг друга, делает попытку представить изучаемый психический факт в его конкретной истории. В российской психологии необходимость использования генетического принципа утвердилась благодаря трудам П. П. Блонского, Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева. Как подчеркивал Л.С. Выготский, внутреннюю сущность этого принципа составляет историческое понимание явлений человеческой психики как применение категории развития к исследованию явлений”.
Образцы применения генетического принципа в психологическом исследовании содержатся в его трудах. Именно таков характер осуществленного им изучения так называемой эгоцентрической речи ребенка особого вида речи маленьких детей, которая не служит целям общения, ничего не меняет в поведении ребенка, а лишь, как аккомпанемент, сопровождает его деятельность и переживания. Эгоцентрическая речь - это речь, обращенная к самому себе. С каждым годом развития эта речь становится все более непонятной окружающим, а ее удельный вес в речевых реакциях детей (коэффициент эгоцентрической речи) падает к началу школьного возраста до нуля. Но это не значит, что эгоцентрическая речь попросту отмирает, исчезает на пороге школьного возраста. Применяя генетический принцип, Л.С.Выготский выдвинул предположение, что эгоцентрическая речь не исчезает, а переходит во внутренний план, становится внутренней речью, которая играет важную роль в управлении поведением человека. Таким образом, важнейшие особенности внутренней речи (которую очень трудно изучать экспериментально) могли быть поняты генетически, посредством анализа развития и изменения эгоцентрической речи.
Генетический принцип исследования в последние годы получил значительное распространение в детской психологии в качестве так называемого метода продольного изучения личности ребенка (лонгитюдный метод). С помощью этого метода психическое развитие выявляется не путем срезов (т.е. характеристики отдельных возрастных этапов развития и сопоставления их между собой), а в результате длительного, на протяжении ряда лет, изучения личности ребенка в специально организованных условиях его обучения.
Основные методы психологического Как все естественные и общественные науки, психология располагает двумя методами получения фактов, подлежащих дальнейшему анализу, методами наблюдения исследования и эксперимента, которые, в свою очередь, имеют ряд модификаций, не изменяющих их сущности.
Наблюдение становится методом психологического изучения лишь в том случае, если оно не ограничивается описанием внешних явлений, а осуществляет переход к объяснению природы этих явлений. Сущность наблюдения не в одной лишь регистрации фактов, а в научном объяснении их причин.
Регистрацией фактов ограничиваются так называемые житейские наблюдения, в которых человек на ощупь отыскивает причины тех или иных поступков и действий. Житейские наблюдения отличаются от научного наблюдения прежде всего своей случайностью, неорганизованностью и бесплановостью. В них редко производится учет всех существенных условий, влияющих на возникновение психического факта и протекание его. Однако житейские наблюдения, ввиду того что они бесчисленны и в качестве критерия имеют повседневный опыт, дают иногда в итоге рациональное зерно психологической мудрости. Бесчисленные житейские психологические наблюдения аккумулируются в пословицах, поговорках и представляют определенный интерес для изучения.
Научное психологическое наблюдение в отличие от житейского предполагает необходимый переход от описания наблюдаемого факта поведения к объяснению его внутренней психологической сущности. Формой этого перехода является гипотеза, возникающая в ходе наблюдения. Ее проверка или опровержение - дело дальнейших наблюдений. Существенно важным требованием к психологическому наблюдению является наличие четкого плана, а также фиксирование полученных результатов в специальном дневнике.
Разновидность наблюдения - психологический анализ продуктов деятельности. В этом случае как будто изучается не сама деятельность, а лишь ее продукт, но по существу объектом изучения оказываются психические процессы, реализующиеся в результате действия. Так, в детской психологии немалую роль играет изучение детских рисунков.
Основной инструмент получения новых психологических фактов и объективного научного познания - это экспериментальный метод. Завоевавший права в психологии лишь на протяжении последних ста лет, он в настоящее время служит основным поставщиком психологических знаний и основанием для многих теорий.
В отличие от наблюдения психологический эксперимент предполагает возможность активного вмешательства исследователя в деятельность испытуемого. Так, исследователь создает условия, в которых психический факт может отчетливо выявиться, может быть изменен в направлении, желательном для экспериментатора, может быть неоднократно повторен для всестороннего рассмотрения.
Различают два основных вида экспериментального метода: лабораторный и естественный эксперимент.
Характерный признак лабораторного эксперимента - не только то, что его проводят в лабораторных условиях с помощью специальной психологической аппаратуры и что действия испытуемого определяются инструкцией, но и отношение испытуемого, который знает, что над ним идет эксперимент (хотя, как правило, не знает, в чем его сущность, что конкретно исследуют и с какой целью). С помощью лабораторного эксперимента можно исследовать свойства внимания, особенности восприятия, памяти и т.д. В настоящее время лабораторный эксперимент нередко строят таким образом, чтобы в нем оказались смоделированными некоторые психологические стороны деятельности, которую выполняет человек в привычных условиях (так, в эксперименте могут быть смоделированы ситуации значительного эмоционального напряжения, в ходе которых испытуемый, летчик по профессии, должен принимать осмысленные решения, выполнять сложные, требующие высокой степени координированности движения, реагировать на показания приборов и т.д.).
Естественный эксперимент (впервые предложен А.Ф. Лазурским в
Естественный эксперимент, который решает задачи психолого-педагогического исследования, называют психолого-педагогическим экспериментом. Его роль исключительно велика при изучении познавательных возможностей учащихся на различных возрастных этапах, при выяснении конкретных путей формирования личности школьника и т.д.
Различия между лабораторным и естественным экспериментом в настоящее время весьма условны и не должны быть абсолютизированы.
Конкретные методики психологического исследования Понятие “метод психологического исследования” может быть употреблено и в значении специальной методики решения конкретной научной проблемы. В конкретных методиках, разумеется, реализуются методологические принципы и проявляются общие не только для данной проблемы, но и для многих других способы познания. Однако специфика конкретных методик определяется прежде всего характером той научной задачи, которая решается с их помощью. Арсенал конкретных психологических методик, используемых современной психологией, чрезвычайно велик. Формы, которые они принимают, также весьма различны и определяются своеобразием области психологии и проблемы, которая потребовала данного приема изучения.
К примеру, в исследовании наблюдали устойчивость понимания (т.е. выполнение заданного действия без явных ошибок и отвлечений) у нормальных детей и детей с врожденными недостатками в работе мозга, обучающихся во вспомогательных школах.
В данном исследовании была выдвинута гипотеза, согласно которой устойчивость внимания у нормальных детей и детей умственно отсталых различается не столько количественно, сколько качественно.
В эксперименте использовалась так называемая корректурная проба - испытуемые должны были на типографски отпечатанной странице, состоящей из хаотического набора букв, просматривать строчку за строчкой, вычеркивая буквы “с” и “в”. При этом применялся поминутный контроль - каждую минуту подавался сигнал и испытуемый должен был ставить галочку над той буквой, которую он в эту секунду просматривал. Таким образом, можно было точно регистрировать количество строк и букв, просматриваемых за минуту, а также количество сделанных ошибок. Выяснилось, что хотя олигофрены и отстают от нормальных детей в количестве просмотренных строк и делают больше ошибок, однако ненамного, т.е. различия не являются столь уж существенными.
Затем при сохранении той же инструкции все испытуемые получили осмысленный текст - небольшой рассказ. При этом обнаружилось, что нормальные школьники (пятиклассники) делают больше ошибок, чем олигофрены. Этот, казалось бы парадоксальный, факт объясняется следующим образом: нормальные дети не могли удержаться от того, чтобы не прочитать текст, и, отвлекаясь, делали ошибки, а олигофрены таким “соблазнам” не были подвержены. За второй следовали третья, четвертая, пятая серии, в результате которых были получены новые данные.
Таким образом, использование описанной конкретной методики включает в себя многие характерные черты психологического исследования.
Наблюдение, анализ продуктов деятельности, беседы, выяснение анамнестических данных, эксперимент, математическая обработка его результатов, выводы и их интерпретация - все это органически включается в ход исследования.
Психологические тесты Методы, о которых шла речь до сих пор, являются исследовательскими – с их помощью ученый может установить важные для научного познания факты, открыть наличие тех или иных закономерностей, обнаружить интимный механизм психических процессов. Другими словами, предмет исследований, осуществляемых посредством этих методов, совпадает с предметом психологии как науки.
Психологические методы могут быть использованы не только для целей исследования, но и для целей испытания. В последнем случае задачей является не получение каких-либо новых данных, которые были бы необходимы для дальнейшего углубления научных знаний, а выяснение, насколько психические качества испытуемого соответствуют уже ранее выявленным психологическим нормам и стандартам. Такими методами, с помощью которых психолог стремится выявить определенные психологические качества личности, являются тесты.
Тест - это кратковременное задание, выполнение которого может служить показателем совершенства некоторых психических функций. При помощи тестов стремятся выяснить наличие или отсутствие определенных способностей, навыков, умений, наиболее точно охарактеризовать некоторые качества личности, выяснить степень пригодности для работы в области той или иной профессии и т.д. Психологические тесты применяют, когда надо, например, выяснить степень психологической подготовленности космонавта к космическому полету, когда необходимо установить, как усвоили знания испытуемые в экспериментальной группе, где использовались особые приемы обучения, и во многих других случаях.
Диагностическая ценность теста в значительной степени зависит от уровня научного эксперимента и достоверности психологического факта, который был положен в основу теста, т.е. от того, каким образом был сконструирован данный тест, - явился ли он результатом большой предварительной экспериментальной работы или был следствием приблизительных, случайных и поверхностных наблюдений. Недостаточно обоснованные и проверенные психологические тесты могут стать причиной серьезных ошибок, которые способны причинить значительный ущерб в педагогической практике, в области профотбора, при диагностике дефектов и временных задержек психического развития.
ПСИХОЛОГИЯ В НЕДРАХ ФИЛОСОФИИ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Слово “психология” появилось в XVI веке в западноевропейских текстах. Тогда языком учености была латынь. Составили же его из двух древнегреческих слов: psyche (душа) и logia (понимание, знание). В этих древнегреческих терминах осели смыслы, преобразованные двухтысячелетней работой великого множества умов. Постепенно слово психолог” вошло в оборот повседневной жизни. В пушкинской “Сцене из Фауста” Мефистофель говорит: “Я психолог... о, вот наука!”
Но в те времена психологии как отдельной науки еще не было. Психологами называли знатоков души, человеческих страстей и характеров. Научное же знание отличается от житейского тем, что оно, опираясь на силу абстракции и общечеловеческого опыта, открывает законы, которые правят миром. Для естественных наук это очевидно. Опора на изученные ими законы позволяет предвосхищать грядущие события - от нерукотворных солнечных затмений до эффектов контролируемых людьми ядерных взрывов.
Явления, с которыми имеет дело психология, неизмеримо превосходят физические по сложности и возможности познания. Великий физик Эйнштейн, знакомясь с опытами великого психолога Пиаже, заметил, что изучение физических проблем -это детская игра сравнительно с загадками детской игры.
Только к середине XIX века психология из разрозненных знаний стала самостоятельной наукой. Это вовсе не значит, что в предшествующие эпохи представления о психике (душе, сознании, поведении) были лишены признаков научности. Они прорезывались в недрах естествознания и философии, педагогики и медицины, в различных явлениях социальной практики.
Веками осознавались проблемы, изобретались гипотезы, строились концепции, готовившие почву для современной науки о психической организации человека. В этом вечном поиске научно-психологическая мысль очерчивала грани своего предмета.
АНТИЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Некогда студенты шутили, советуя на экзамене по любому предмету на вопрос о том, кто его впервые изучал, смело отвечать: “Аристотель”. Этот древнегреческий философ и естествоиспытатель заложил первые камни в основание многих дисциплин. Его по праву следует считать также отцом психологии как науки. Им был написан первый курс общей психологии “О душе”. Сначала он изложил историю вопроса, мнения своих предшественников и объяснил отношение к ним, а затем, используя их достижения и просчеты, предложил свои решения. Заметим, что, касаясь предмета психологии, мы следуем в своем подходе к этому вопросу за Аристотелем.
Как бы высоко ни поднялась мысль Аристотеля, обессмертив его имя, невозможно сбрасывать со счетов поколения древнегреческих мудрецов, притом не только философов-теоретиков, но и испытателей природы, натуралистов, медиков. Их труды это предгорья возвышающейся в веках вершины - учения Аристотеля о душе, которому предшествовали революционные события в истории представлений об окружающем мире.
Анимизм Появление древних представлений об окружающем мире связано с анимизмом (от лат. anuma - душа, дух) - верой в скрытый за видимыми вещами сонм духов (душ) как особых “агентов”, или призраков, которые покидают человеческое тело с последним дыханием, а по некоторым учениям (например, знаменитого философа и математика Пифагора), являясь бессмертными, вечно странствуют по телам животных и растений. Древние греки называли душу словом “псюхе”. Оно и дало имя нашей науке.
В имени сохранились следы изначального понимания связи жизни с ее физической и органической основой (сравните русские слова: “душа, дух” и “дышать”, “воздух”). Интересно, что уже в ту древнейшую эпоху, говоря о душе (“псюхе”), люди как бы соединяли в единый комплекс присущее внешней природе (воздух), организму (дыхание) и психике (в ее последующем понимании). Конечно, в своей житейской практике они все это прекрасно различали. Знакомясь с их мифами, нельзя не восхищаться тем, как тонко они понимали стиль поведения богов, отличающихся коварством, мудростью, мстительностью, завистью и иными качествами, которыми наделял небожителей творец мифов - народ, познавший психологию в земной практике общения с ближними.
Мифологическая картина мира, где тела заселяются душами (их двойниками, или призраками), а жизнь зависит от произвола богов, веками царила в общественном сознании.
Революцией в умах стал переход от ани-
Гилозоизм мизма к гилозоизму (от греч. слова hyle, означающего вещество, материя, и zoe - жизнь). Весь мир - универсум, космос мыслился отныне изначально живым. Границы между живым, неживым и психическим не проводилось. Все это рассматривалось как порождение единой первичной материи (праматерии), и, тем не менее, новое философское учение стало великим шагом на пути познания природы психического. Оно покончило с анимизмом (хотя он и после этого на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находил множество приверженцев, считающих душу внешней для тела сущностью). Гичозоизм впервые поставил душу (психику) под общие законы естества. Утверждался непреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлеченности психических явлений в круговорот природы.
Гераклит и идея развития как закона (Логоса) Гилозоисту Гераклиту космос явился в образе “вечно живого огня”, а душа (“психея”) - в образе его искорки. Все сущее подвержено вечному изменению: “Наши тела и души текут как ручьи”. Другой афоризм Гераклита гласил: “Познай самого себя”. Но в устах философа это вовсе не означало, что познать себя значит уйти в глубь собственных мыслей и переживаний, отвлекшись от всего внешнего. По каким бы дорогам ни шел, не найдешь границ души, так глубок ее Логос”, учил Гераклит.
Термин “Логос”, введенный Гераклитом, но применяемый и поныне, приобрел великое множество смыслов. Для него самого он означал закон, согласно которому “все течет”, явления переходят одно в другое. Малый мир (микрокосм) отдельной души подобен макрокосму всего миропорядка. Поэтому постигать себя (свою психею) - значит углубляться в закон (Логос), который придает вселенскому ходу вещей сотканную из противоречий и катаклизмов динамическую гармонию.
После Гераклита (его называли “темным” из-за трудности понимания и плачущим, так как будущее человечества он считал еще страшнее настоящего) в запас средств, позволяющих читать “книгу природы” со смыслом, вошла идея закономерного развития всего сущего.
Демокрит и идея причинности Учение Гераклита о том, что от закона (а не от произвола богов - властителей неба и земли) зависит ход вещей, перешло к Демокриту. Сами боги в его изображении - не что иное как сферические скопления огненных атомов. Человек также создан из различного сорта атомов. Самые подвижные из них - атомы огня. Они образуют душу.
Единым и для души, и для космоса он признал закон, согласно которому нет беспричинных явлений, но все они - неотвратимый результат столкновения непрерывно движущихся атомов. Случайными кажутся события, причины которых мы не знаем.
Демокрит говорил, что хотя бы одно причинное объяснение вещей предпочтет царской власти над персами. (Персия была тогда сказочно богатой страной.) Впоследствии принцип причинности назвали детерминизмом. И мы увидим, как именно благодаря ему добывалось крупица за крупицей научное знание о психике.
Гиппократ и учение о темпераментах Демокрит дружил со знаменитым медиком Гиппократом. Для медика важно было знать устройство живого организма, причины, от которых зависят здоровье и болезнь. Такой причиной Гиппократ считал пропорцию, в которой смешаны в организме различные “соки” (кровь, желчь, слизь). Пропорция в смеси была названа темпераментом. С именем Гиппократа связывают дошедшие до наших дней названия четырех темпераментов: сангвинический (преобладает кровь), холерический (желтая желчь), меланхолический (черная желчь), флегматический (слизь). Для будущей психологии этот объяснительный принцип при всей его наивности имел важное значение. Недаром названия темпераментов сохранились поныне. Во-первых, на передний план ставилась гипотеза, согласно которой все бесчисленные различия между людьми можно уместить в несколько общих картин поведения. Тем самым Гиппократ положил начало научной типологии, без которой не возникли бы современные учения об индивидуальных различиях между людьми. Во-вторых, источник и причину различий Гиппократ искал внутри организма. Душевные качества ставшись в зависимость от телесных.
О роли нервной системы в ту эпоху еще не знали. Поэтому типология являлась, говоря нынешним языком, гуморальной (от лат. humor - жидкость). Следует, впрочем, заметить, что в новейших теориях признается теснейшая связь между нервными процессами и жидкими средами организма, его гормонами (греческое слово, означающее то, что возбуждает). Отныне и медики, и психологи говорят о единой неирогуморальной регуляции поведения.
Анаксагор и идея организации Афинский философ Анаксагор не принял ни гераклитово воззрение на мир как огненный поток, ни демокритову картину атомных вихрей. Считая природу состоящей из множества мельчайших частиц, он искал в ней начало, благодаря которому из беспорядочного скопления и движения этих частиц возникают целостные вещи. Из хаоса - организованный космос. Он признал таким началом тончайшую вещь, которой дал имя “нус” (разум). От того, какова степень его представленности в различных телах, зависит их совершенство. Однако человек, говорил Анаксагор, является самым разумным из животных вследствие того, что имеет руки”. Выходило, что не разум, а телесная организация человека определяет его преимущества.
Таким образом, все три принципа, утвержденные Гераклитом, Демокритом, Анаксагором, создавали главный жизненный нерв будущего научного способа осмысления мира, в том числе и научного познания психических явлений. Какими бы извилистыми путями ни шло это познание в последующие века, оно имело своими регуляторами три идеи: закономерного развития, причинности и организации (системности). Открытые древнегреческим умом две с половиной тысячи лет назад объяснительные принципы стали на все времена основой объяснения душевных явлений.
Софисты: поворот от природы к человеку Новую особенность этих явлений открыла деятельность философов, названных софистами (“учителями мудрости”). Их интересовала не природа с ее не зависящими от человека законами, но сам человек, которого софист Протагор назвал “мерой всех вещей”. Впоследствии софистами стали называть лжемудрецов, которые с помощью различных уловок выдают мнимые доказательства за истинные. Но в истории психологического познания деятельность софистов открыла новый объект: отношения между людьми, которые объяснялись с помощью средств, призванных доказать и внушить любое положение, независимо от его достоверности.
В связи с этим детальному .обсуждению были подвергнуты приемы логических рассуждений, строение речи, характер отношений между словом, мыслью и воспринимаемыми предметами. Как можно что-либо передать посредством языка, спрашивал софист Горгий, если его звуки ничего общего не имеют с обозначаемыми ими вещами? И это не софизм в смысле логического ухищрения, а реальная проблема. Она, как и другие вопросы, обсуждавшиеся софистами, подготавливала развитие нового направления в понимании души. Были оставлены поиски ее природной “материи” (огненной, атомной и др.). На передний план выступили речь и мышление как средства манипулирования людьми.
Из представлений о душе исчезали признаки ее подчиненности строгим законам и неотвратимым причинам, действующим в физической природе. Язык и мысль лишены подобной неотвратимости. Они полны условностей и зависимости от человеческих интересов и пристрастий. Тем самым действия души приобретали зыбкость и неопределенность. Возвратить им прочность и надежность, но коренящиеся не в вечных законах мироздания, а в ее собственном внутреннем устройстве, стремился Сократ.
Сократ и новое и понятие о душе Об этом философе, ставшем на все века идеалом бескорыстия, честности независимости, мы знаем со слов его учеников.
Сам же он никогда ничего не писал и считал себя не учителем мудрости, а человеком, пробуждающим у других стремление к истине путем особой техники диалога, которую стали впоследствии называть сократическим методом. Подбирая определенные вопросы, Сократ помогал собеседнику “родить” ясное и отчетливое знание. Он любил говорить, что продолжает в области логики и нравственности дело своей матери - повивальной бабки.
Уже знакомая нам формула Гераклита “познай самого себя” означала у Сократа обращенность не ко вселенскому закону (Логосу), но к внутреннему миру субъекта, его убеждениям и ценностям, его умению действовать как разумное существо согласно пониманию лучшего.
Сократ был мастером устного общения. С каждым встречным человеком он затевал беседу с целью заставить его задуматься о своих беспечно применяемых понятиях. Впоследствии стали говорить, что тем самым он стал пионером психотерапии, цель которой с помощью слова обнажить то, что скрыто за покровом сознания.
В его методике таились идеи, сыгравшие через много столетий ключевую роль в психологических исследованиях мышления. Во-первых, работа мысли ставилась в зависимость от задачи, создающей препятствие в ее привычном течении. Именно с такой задачей сталкивались вопросы, которые Сократ обрушивал на своего собеседника, вынуждая его тем самым задуматься в поисках ответа. Во-вторых, работа ума изначально носила характер диалога. Оба признака: 1) детерминирующая тенденция, создаваемая задачей, и 2) диалогизм, предполагающий, что познание изначально социально, поскольку коренится в общении субъектов, - стали в XX веке главными ориентирами экспериментальной психологии мышления.
После Сократа, в центре интересов которого была умственная деятельность отдельного субъекта (ее продукты и ценности), понятие о душе наполнилось новым предметным содержанием. Его составили совершенно особые реалии, которых физическая природа не знает. Мир этих реалий стал сердцевиной философии главного ученика Сократа Платона.
Платон: душа как созерцательница идей Платон создал в Афинах свой научно-учебный центр, названный Академией, у входа в которую было написано: “Не знающий геометрии да не войдет сюда”.
Геометрические фигуры, общие понятия, математические формулы, логические конструкции являли собой умопостигаемые объекты, наделенные, в отличие от калейдоскопа чувственных впечатлений, незыблемостью и обязательностью для любого индивидуального ума. Возведя эти объекты в особую действительность, Платон увидел в них сферу вечных идеальных форм, скрытых в образе царства идей.
Все чувственно воспринимаемое, начиная от неподвижных звезд до непосредственно ощущаемых предметов, - это лишь затемненные идеи, их несовершенные слабые копии. Утверждая принцип первичности сверхпрочных общих идей по отношению ко всему происходящему в тленном телесном мире, Платон стал родоначальником философии идеализма.
Каким же образом осевшая в бренной плоти душа приобщается к вечным идеям? Всякое знание, согласно Платону, - есть воспоминание. Душа вспоминает (для этого требуются специальные усилия) то, что ей довелось созерцать до своего земного рождения.
Открытие внутренней речи как диалога Опираясь на опыт Сократа, доказавшего нераздельность мышления и общения (диалога), Платон сделал следующий шаг. Он под новым углом зрения оценил процесс мышления, не получающий выражения в сократовом внешнем диалоге. В этом случае, по мнению Платона, имеет место диалог внутренний. “Душа, размышляя, ничего иного не делает, как разговаривает, спрашивая сама себя, отвечая, утверждая и отрицая”.
Феномен, описанный Платоном, известен современной психологии как внутренняя речъ, а процесс ее порождения из речи внешней (социальной) получил имя “интериоризации” (от лат. interior - внутренний).
У самого Платона нет этих терминов. Тем не менее перед нами феномен, прочно вошедший в состав нынешнего научного знания об умственном устройстве человека.
Личность как конфликтующая структура Дальнейшее развитие понятия о душе шло путем выделения в ней различных “частей” и функций. У Платона их разграничение приняло этический смысл. Это пояснял платоновский миф о вознице, правящем колесницей, в которую впряжены два коня: дикий, рвущийся идти собственным путем любой ценой, и породистый, благородный, поддающийся управлению. Возница символизировал разумную часть души, кони - два типа мотивов: низшие и высшие побуждения. Разум, призванный согласовать эти два мотива, испытывает, по мнению Платона, большие трудности из-за несовместимости низменных и благородных влечений.
В сферу изучения души вводились такие важнейшие вопросы, как конфликт мотивов, имеющих различную нравственную ценносгь, и роль разума в его преодолении. Через много столетий версия о взаимодействии трех компонентов, образующих личность как динамическую, раздираемую конфликтами и полную противоречий организацию, оживет в психоанализе Фрейда.
Природа, куль тура и организм Знание о душе - от его первых зачатков на античной почве до современных систем росло в зависимости от уровня знаний о внешней природе, с одной стороны, и от общения с ценностями культуры - с другой.
Философы до Сократа, размышляя о психических явлениях, ориентировались на природу. Они искали в качестве эквивалента этих явлений одну из ее стихий, образующих единый мир, которым правят естественные законы. Великая взрывная сила этого направления мысли в том, что оно нанесло сокрушительный удар по древней вере в душу как своеобразный двойник тела.
После софистов и Сократа в объяснениях души наметился поворот к пониманию ее деятельности как феномена культуры, ибо входящие в состав души абстрактные понятия и нравственные идеалы невыводимы из вещества природы. Они -порождения духовной культуры.
Для обеих ориентации - и на природу, и на культуру - душа выступала как внешняя по отношению к организму реалия, либо вещественная (огонь, воздух и др.), либо бесплотная (средоточие понятий, общезначимых норм и др.). Шла ли речь об атомах (Демокрит) или об идеальных формах (Платон), предполагалось, что и одно, и другое заносится в организм извне, со стороны.
Аристотель: душа как форма тела Аристотель преодолел этот способ мышления, открыв новую эпоху в - понимании души как предмета психологического знания. Не физические тела и не бестелесные идеи стали для него источником этого знания, но организм, где телесное и духовное образуют нераздельную целостность. Тем самым было покончено и с наивным анимистическим дуализмом, и с изощренным дуализмом Платона. Душа, по Аристотелю, - это не самостоятельная сущность, а форма, способ организации живого тела.
Аристотель был сыном медика при македонском царе и сам готовился к медицинской профессии. Семнадцатилетним юношей пришел он в Афины к шестидесятилетнему Платону и несколько лет занимался в его Академии, с которой в дальнейшем порвал. Известная фреска Рафаэля “Афинская школа” изображает Платона указывающим рукой на небо, Аристотеля - на землю. В этих образах запечатлено различие в ориентациях двух великих мыслителей. По Аристотелю, идейное богатство мира скрыто в чувственно воспринимаемых земных вещах и раскрывается в прямом, опирающемся на опыт, общении с ними.
Аристотель создал свою школу на окраине Афин, названную Ликеем (по этому названию впоследствии словом “лицей” стали называть привилегированные учебные заведения). Это была крытая галерея, где Аристотель, обычно прогуливаясь, вел занятия. “Правильно думают те, - говорил он своим ученикам, - кому представляется, что душа не может существовать без тела и не является телом”.
Кто же имелся в виду под теми, кто “правильно думает”? Очевидно, что не натурфилософы, для которых душа - это тончайшее тело. Но и не Платон, считавший душу паломницей, странствующей по телам и другим мирам. Решительный итог размышлений Аристотеля: “Душу от тела отделить нельзя”, - сразу делал бессмысленными все вопросы, стоявшие в центре учения Платона о прошлом и будущем души.
Выходит, что, упоминая о тех, кто “правильно думает”, Аристотель имел в виду собственное понимание, согласно которому переживает, мыслит, учится не душа, а целостный организм. “Сказать, что душа гневается, - писал он, - равносильно тому, как если бы кто сказал, что душа занимается тканьем или постройкой дома”.
Биологические опыт и изменение объяснительных принципов психологии Аристотель был и философ, и исследователь природы. Одно время он обучал наукам юношу Александра Македонского который впоследствии приказал отправлять своему старому учителю образцы растении и животных из завоеванных стран. Накапливалось огромное количество фактов сравнительно-анатомических, зоологических, эмбриологических и других, богатство которых стало основой опытных наблюдений и анализа Поведения живых существ.
Психологическое учение Аристотеля строилось на обобщении биологических фактов. Вместе с тем это обобщение привело к преобразованию главных объяснительных принципов психологии: организации (системности), развития и причинности.
Организация живого (системно-функциональный подход). Уже сам термин “организм” требует рассматривать его под углом зрения организации, т.е. упорядоченности целого, которое подчиняет себе свои части во имя решения каких-либо задач. Устройство этого целого и его работа (функция) нераздельны. “Если бы глаз был живым существом, его душой было бы зрение”, - говорил Аристотель.
Душа организма - это его функция, работа. Трактуя организм как систему, Аристотель выделял в ней различные уровни способностей к деятельности.
Понятие о способностях, введенное Аристотелем, было важным новшеством, навсегда вошедшим в основной фонд психологических знаний. Оно разделяло возможности организма (заложенный в нем психологический ресурс) и его реализацию на деле. При этом намечалась схема иерархии способностей как функций души: а) вегетативная (она имеется и у растений); б) чувственно-двигательная (у животных и человека); в) разумная (присущая только человеку). Функции души становились уровнями ее развития.
Закономерность развития души Тем самым в психологию вводилась в качестве важнейшего объяснительного принципа идея развития. Функции располагались в виде “лестницы форм”, где из низшей и на ее основе возникает функция более высокого уровня. (Вслед за вегетативной (растительной) формируется способность ощущать, из которой развивается способность мыслить.)
При этом каждый человек при его превращении из младенца в зрелое существо проходит те ступени, которые преодолел за свою историю весь органический мир. (Впоследствии это было названо биогенетическим законом.)
Различие между чувственным восприятием и мышлением было одной из первых психологических истин, открытых древними. Аристотель, следуя принципу развития, стремился найти звенья, ведущие от одной ступени к другой. В этих поисках он открыл особую область психических образов, которые возникают без прямого воздействия вещей на органы чувств.
Сейчас их принято называть представлениями памяти и воображения. (Аристотель говорил о фантазии.) Эти образы подчинены опять-таки открытому Аристотелем механизму ассоциации - связи представлений. Объясняя развитие характера, он утверждал, что человек становится тем, кто он есть, совершая те или иные поступки.
Учение о формировании характера в реальных поступках, которые у людей как существ “политических” всегда предполагают нравственное отношение к другим, ставило психическое развитие человека в причинную, закономерную зависимость от его деятельности.
Понятие о конечной причине Изучение органического мира побудило Аристотеля придать новый импульс главному нерву аппарата научного объяснения - принципу причинности (детерминизма). Вспомним, что Демокрит хотя бы одно причинное объяснение считал стоящим всего персидского царства. Но для него образцом служило столкновение, соударение материальных частиц - атомов. Аристотель же наряду с этим типом причинности выделяет другие. Среди них -целевую причину, или “то, ради чего совершается действие”.
Конечный результат процесса (цель) заранее воздействует на его ход. Психическая жизнь в данный момент зависит не только от прошлого, но и от потребностей будущего. Это было новым словом в понимании ее причин (детерминации).
Итак, Аристотель преобразовал ключевые объяснительные принципы психологии - принципы системности, развития, детерминизма.
Аристотелем было открыто и изучено множество конкретных психических явлений. Но так называемых чистых фактов в науке нет. Любой ее факт по-разному видится в зависимости от теоретического угла зрения, от тех категорий и объяснительных схем, которыми вооружен исследовательский ум. Обогатив эти принципы, Аристотель представил совершенно новую, в сравнении с предшественниками, картину устройства, функций и развития души как формы тела.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ЭЛЛИНИЗМА
В результате походов македонского царя Александра (IV век до н.э.) возникла крупнейшая мировая монархия древности. Вскоре она распалась, и ее распад открыл новый период в истории Древнего мира - эллинистический, для которого был характерен синтез элементов культуры Греции и стран Востока.
Положение личности в обществе коренным образом изменилось. Свободный грек утрачивал связь со своим родным городом, его стабильной социальной средой и оказывался перед лицом непредсказуемых перемен. Со все большей остротой он ощущал зыбкость своего существования в изменившемся, ставшем чужим мире. Эти сдвиги в реальном положении и в самовосприятии личности наложили отпечаток на представления о ее душевной жизни. В них она осмысливалась под новым углом зрения.
Вера в могущество разума, в великие интеллектуальные достижения прежней эпохи ставилась под сомнение. Возникла философия скептицизма, рекомендующая вообще воздерживаться от суждений, касающихся окружающего мира, по причине их недоказуемости, относительности, зависимости от обычаев и т.п. (Пиррон, конец IV века до н.э.). Такая интеллектуальная установка исходила из этической мотивации. Полагали, что отказ от поисков истины позволит обрести душевный покой, достичь состояния атараксии (от греческого слова, означавшего отсутствие волнений).
В других концепциях этого периода идеализировался также образ жизни мудреца, отрешенного от игры внешних стихий и благодаря этому способного сохранить свою индивидуальность в непрочном мире, противостоять потрясениям, постоянно угрожающим существованию. Этот мотив направлял интеллектуальные поиски двух других доминировавших в эллинистический период философских школ - стоиков и эпикурейцев. Связанные корнями со школами классической Греции, они переосмыслили ее идейное наследство соответственно духу новой эпохи.
Стоики: пневма и избавление от страстей Эта школа возникла в IV веке до н.э. и получила свое название от названия того места в Афинах (“стоя” - портик храма), где её основатель Зенон (не смешивать с софистом Зеноном) проповедовал свое учение. Представляя космос единым целым, состоящим из бесконечных модификаций огненного воздуха - пневмы (в исходном значении - вдыхаемый воздух), стоики рассматривали человеческую душу как одну из таких модификаций.
Понятие о пневме у первых натурфилософов мыслилось как единое природное, материальное начало, которое характеризует и внешний физический космос, и живой организм (служа носителем жизни), и пребывающую там псюхе (т.е. область ощущений, чувств, мыслей).
У Анаксимена и других натурфилософов, как у Гераклита, взгляд на психею как частицу воздуха или огня означало ее порождаемость внешним, материальным космосом. У стоиков же слияние псюхе и природы приобрело иной смысл.
Сама природа спиритуализировалась, наделялась признаками, свойственными разуму, но не индивидуальному, а сверхиндивидуальному.
Согласно этому учению, мировая пневма идентична мировой душе, божественному огню, который является Логосом, или, как считали позднейшие стоики, - судьбой. Счастье человека усматривалось в том, чтобы жить согласно Логосу.
Подобно их предшественникам в классической Греции стоики верили в примат разума, в то, что человек не достигает счастья из-за незнания того, в чем оно состоит. Но если прежде рисовался образ гармоничной личности, в полноценной жизни которой сливаются разумное и чувственное (эмоциональное), то у мыслителей эллинистической эпохи, когда на людей обрушивались невзгоды, порождавшие страх, неудовлетворенность, тревогу, отношение к аффектам изменяется.
Стоики объявили вредными любые аффекты. В них усматривалась порча разума, поскольку они возникают при неправильной деятельности ума. Удовольствие и страдание -это ложные суждения о настоящем. Желание и страх - столь же ложные суждения о будущем.
От аффектов следует лечить, как от болезней. Их нужно “с корнем вырывать из души”. Только разум, свободный от любых эмоциональных потрясений (положительных или отрицательных), способен правильно руководить поведением. Именно он позволяет человеку выполнять свое предназначение, свой долг.
Такая этико-психологическая доктрина обычно сопрягалась с установкой, которую, говоря современным языком, можно было бы назвать психотерапевтической. Люди испытывали потребность в том, чтобы устоять перед превратностями жизни с ее драматическими поворотами, лишающими душевного равновесия. Изучение мышления и его отношения к эмоциям носило не абстрактно-теоретический характер. Оно соединяло то, чем люди живы, с обучением искусству жить. Все чаще к философам обращались для обсуждения и решения личных, нравственных проблем. Из искателей истин они становились целителями душ, прообразом будущих священников, духовников.
Эпикурейцы: атомизм и безмятежность духа На других космологических началах, но с той же этической ориентацией на поиски счастья и искусства жить сложилась школа Эпикура (конец IV века до н.э.). В своих представлениях о природе она опиралась на атомизм Демокрита, внося в него, однако, важную коррективу. (За диссертацию о различии между натурфилософией Демокрита и Эпикура Карл Маркс получил диплом доктора философии.) Отойдя от демокритова учения о неотвратимости движения атомов по законам, исключающим случайность, Эпикур предполагал, что эти частицы могут отклоняться от своих закономерных траекторий. Этот вывод имел этико-психологическую подоплеку.
В отличие от версии о “жесткой” причинности, царящей во всем, что совершается в мире (и, стало быть. в душе как разновидности атомов), допускались самопроизвольность, спонтанность изменений, их случайный характер. С одной стороны, этот взгляд запечатлел ощущение непредсказуемости того, что может произойти с человеком в потоке событий, делающих существование непрочным. С другой стороны, вытекало, что в самой природе вещей заложена возможность самопроизвольных отклонений и, тем самым, непредопределенности поступков (стало быть, и свободы выбора).
Это отражало отмеченную выше индивидуализацию личности как величины, способной действовать на свой страх и риск. Впрочем, слово “страх” здесь можно употребить только метафорически.
Весь смысл учения Эпикура заключался в том, чтобы, проникшись им, люди спаслись от страха.
Учение об атомах служило именно этой цели. Живое тело, как и душа, состоит из движущихся в пустоте атомов. Со смертью они рассеиваются согласно законам все того же вечного космоса. “Смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, когда же смерть наступает, то нас уже нет”, - говорил Эпикур.
Представленная в его учении картина природы и место человека в ней служила тому, чтобы достичь безмятежности духа, свободы от страхов и, прежде всего, страха перед смертью и богами (которые, обитая между мирами, не вмешиваются в дела людей, ибо это нарушило бы их безмятежное существование).
Как и многие стоики, эпикурейцы соответственно изменению реалий жизни отдельной личности в эллинистическую эпоху размышляли о путях ее независимости от всего внешнего. Лучший путь они усматривали в самоустранении от всех общественных дел. Именно такое поведение позволит, по их мнению, избегнуть огорчений, тревог, отрицательных эмоций и тем самым испытать наслаждение, ибо оно не что иное, как отсутствие страдания.
Последователем Эпикура в древнем Риме был Лукреций (I век до н.э.). Он критиковал стоиков за учение о разлитом в природе в форме пневмы разуме. В действительности, согласно Лукрецию, существуют только атомы, проносящиеся в соответствии с законами механики, под действием которых возникает и сам разум.
Первичным в познании являются ощущения, преобразуемые (наподобие того “как паук ткет паутину”) в другие образы, ведущие к разуму.
Как и мыслители предшествующего эллинистического периода, Лукреций свое учение (изложенное в поэтической форме) считал наставлением по искусству жить в водовороте бедствий, с тем чтобы люди навсегда избавились от страхов перед загробным наказанием и потусторонними силами, ибо в мире нет ничего, кроме атомов и пустоты.
Александрийская наука В эллинистический период возникли новые центры культуры, где различные течения восточной мысли взаимодействовали с западной. Среди этих центров выделялись созданные в Египте (в III веке до н.э.) при царской династии Птолемеев библиотека и музей в Александрии. Музей представлял собой по существу исследовательский институт с лабораториями, комнатами для занятий со студентами. В нем был проведен ряд важных исследований в различных областях знания, в том числе в анатомии и физиологии врачами Герофилом и Эразистратом, труды которых не сохранились.
К важнейшим открытиям этих врачей, усовершенствовавших технику изучения организма, включая головной мозг, относится установление различий между чувствительными и двигательными нервами. Открытие было забыто, но через две с лишним тысячи лет сделано вновь, став основой важнейшего для физиологии и психологии учения о рефлексе.
Гален: учение о темпераментах В труде “О частях человеческого тела” Гален (II век н.э.), опираясь на множество наблюдений и экспериментов и обобщив познания медиков Востока и Запада (в том числе александрийских), описал зависимость жизнедеятельности целостного организма от нервной системы.
В те времена запрещалось анатомирование человеческих тел. Опыты ставились на животных. Но Гален, работая хирургом у гладиаторов (которых заставляли сражаться в цирке и с дикими зверями), смог расширить представления и о человеке, в том числе о его головном мозге, где, как он полагал, производится и хранится высший сорт пневмы - носительницы разума.
Широкой известностью в течение многих столетий пользовалось развитое Галеном (вслед за Гиппократом) учение о темпераментах как пропорции в смеси нескольких основных “со ков”. Темперамент с преобладанием “теплого” считал он мужественным и энергичным, с преобладанием “холодного” -медлительным и т.д. Большое внимание он уделял аффектам. Еще Аристотель писал, что возможно объяснять гнев либо межличностным отношениями (например. стремлением отомстить за обиду), либо “кипением крови” в организме.
Гален утверждал, что первичным при аффектах являются изменения в организме (“повышение сердечной теплоты”). Стремление же отомстить - вторично. Через много веков между психологами вновь возникнут дискуссии вокруг вопроса о том. что первично: субъективное переживание либо телесное потрясение.
Бедствия, которые переживали в жестоких войнах с Римом и под его владычеством народы Востока, способствовали развитию идеалистических учении о душе. Именно они подготовили воззрения, которые ассимилировала христианская религия.
Филон: пневма как дыхание Огромную популярность приобрел о учение философа-мистика из Александрии Филона (I век н.э.), учившего, что тело это прах, который получает жизнь от дыхания божества. Это дыхание и есть пневма. Представление о пневме, которое занимало важное место в античных учениях о душе, носило, как отмечалось, сугубо гипотетический характер, что создавало почву для иррациональных, недоступных эмпирическому контролю картин зависимости происходящего с человеком от сверхчувственных, небесных сил - посредников между земным миром и Богом.
После Филона пневме приписывали функцию общения бренной части души с бестелесными сущностями, связующими ее со Всевышним. Возник особый раздел религиозной догматики, описывающей эти “пневматические” сущности. Он был назван пневматочогией..
Плотин: понятие о рефлексии Принцип абсолютной нематериальности души утвердил Плотин (III век н.э.) - древнегреческий философ, основатель в Риме школы неоплатонизма. Во всем телесном усматривалась эманация (истечение) божественного, духовного первоначала.
Если отвлечься от религиозной метафизики, проникнутой мистикой, то применительно к прогрессу психологической мысли в представлениях Плотина о душе содержался новый важный момент.
У Плотина психология впервые в ее истории становится наукой о сознании, понятом как “самосознание”. Поворот интересов к внутренней психической жизни человека сложился в античной культуре задолго до Плотина. Однако лишь кризис рабовладельческого общества придал этому повороту смысл отрешенности от реального мира и замкнул сознание на его собственных феноменах.
Еще не было предпосылок (при всей тенденции к индивидуализации, которая, как отмечалось, нарастала в эллинистический период) для осознания субъектом самого себя в качестве конечного самостоятельного центра психических актов. Эти акты считались производными от пневмы (как тончайшего огнеподобного воздуха) у стоиков и от атомных потоков у эпикурейцев.
Плотин, вслед за Платоном, учил, что индивидуальная душа происходит от мировой души, к которой она и устремлена. Другой вектор активности индивидуальной души направлен к чувственному миру. (Здесь Плотин также следовал за Платоном.) Но у нее Плотин выделил еще одно направление, а именно - обращенность на себя, на собственные незримые действия и содержание. Она как бы следит за своей работой, является ее зеркалом.
Через много столетий эта способность субъекта не только ощущать, чувствовать, помнить или мыслить, но обладать также внутренним представлением об этих функциях, получила название рефлексии. Эта способность служит неотъемлемым “механизмом” деятельности сознания человека, соединяющим его ориентацию во внешнем мире с ориентацией в мире внутреннем, в самом себе.
Плотин отграничил этот “механизм” от других психических процессов, на объяснении которых в течение веков была сосредоточена мысль многих поколений исследователей психики. Сколь бы широк ни был спектр этих объяснений, он в конечном счете сводился к поискам зависимости душевных явлений от физических причин, процессов в организме, общения с другими людьми.
Рефлексия, открытая Плотином, не могла быть объяснена ни одним из этих факторов. Она выглядела самодостаточной, невыводимой сущностью. Таковой она и оставалась на протяжении веков, став исходным понятием интроспективной психологии сознания.
В новое время, когда сложились реальные социальные основы для самоутверждения субъекта в качестве независимой свободной личности, претендующей на уникальность своего психического бытия, рефлексия выступила в теоретических представлениях о ней как основание и главный источник знаний об этом бытии.
Таковой она трактовалась и в первых программах становления науки психологии, имеющей свой собственный предмет. отличающий ее от других наук. Действительно, ни одна наука не занята изучением способности к рефлексии. Однако, выделяя рефлексию как одно из направлений деятельности души, Плотин в ту отдаленную эпоху не мог, конечно, и помыслить индивидуальную душу самодостаточным источником своих внутренних образов и действий. Она для него - эманация сверхпрекрасной сферы высшего первоначала всего сущего.
Августин: понятие о внутреннем опыте Учение Плотина оказало влияние на Августина (IV-V века н.э.), творчество которого ознаменовало переход от античной традиции к средневековому христианскому мировоззрению.
Августин придал трактовке души особый характер, считая ее орудием, которое правит телом, и утверждал, что ее основу образует воля (а не разум). Тем самым он стал инициатором учения, названного волюнтаризмом (от лат. волюнтас - воля).
Воля индивида, зависящая от Божественной, действует в двух направлениях: управляет действиями души и поворачивает ее к себе самой. Все изменения, происходящие с телом, становятся психическими благодаря волевой активности субъекта. Так, из отпечатков, которые сохраняют органы чувств, воля творит воспоминания.
Все знание заложено в душе, живущей и движущейся по воле Божьей. Оно не приобретается, а извлекается из души опять-таки благодаря направленности воли.
Основанием истинности этого знания служит внутренний опыт: душа поворачивается к себе, чтобы постичь с предельной достоверностью собственную деятельность и ее незримые продукты...
Решая теологические, а не психологические задачи, Августин, тем не менее, развернул систему аргументов, которая на века стала путеводной нитью для интроспективной психологии. Мы находим здесь единство и самодеятельность души, независимой от тела, но использующей его в качестве орудия, и внутренний опыт как непогрешимое средство познания.
Мир культуры создал три “органа” постижения человека и его души: религию, искусство и науку. Религия строится на мифе, искусство - на художественном образе, наука - на организуемом и контролируемом логической мыслью опыте. Люди античной эпохи, обогащенные многовековым опытом человеко-познания, в котором черпались как представления о характере и поведении богов, так и образы героев их эпоса и трагедий, осваивали этот опыт сквозь “магический кристалл” рационального объяснения природы вещей, земных и небесных. Из этих семян росло разветвленное древо психологии как науки.
О ценности науки судят по ее открытиям. На первый взгляд, летопись открытий, которыми способна гордиться античная психология, не слишком богата.
Одним из первых стало открытие Алкмеона, считавшего, что органом души является головной мозг. Если отвлечься от исторического контекста, это выглядит невеликой мудростью. Стоит, однако, напомнить, что через двести лет после этого Аристотель признавал мозг своего рода “холодильником” для крови, а душу с ее способностью воспринимать мир и мыслить помещал в сердце, чтобы по достоинству оценить нетривиальность алкмеонова вывода. Тем более, если учесть, что он не был умозрительной догадкой, но вытекал из медицинских наблюдений и экспериментов.
Конечно, в те времена возможности экспериментировать над человеческим организмом в том смысле, какой ныне принят, были ничтожны. Сохранились сведения, что ставились опыты над приговоренными к казни, над гладиаторами и т.п. При этом нельзя упускать из виду, что античные медики, врачуя людей и невольно изменяя их психические состояния, передавали от поколения к поколению сведения о результатах своих действий, об индивидуальных различиях. Не случайно учение о темпераментах пришло в научную психологию из медицинских школ Гиппократа и Галена.
Не меньшее значение, чем опыт медицины, имели другие формы практики - политическая, юридическая, педагогическая. Изучение приемов убеждения, внушения, победы в словесном поединке, ставшее главной заботой софистов, превратило в объект экспериментирования логический и грамматический строй речи. В практике общения Сократ открыл его изначальный диалогизм (проигнорированный возникшей в XX веке экспериментальной психологией мышления), а сократов ученик Платон - внутреннюю речь как интериоризованный диалог. Ему же принадлежит столь близкая сердцу современного психотерапевта модель личности как динамической системы мотивов, разрывающих ее в неизбывном конфликте.
Открытие многих психологических феноменов связано с именем Аристотеля, это: механизм ассоциаций по смежности, сходству и контрасту, открытие образов памяти и воображения, различий между теоретическим и практическим интеллектом и др.
Стало быть, сколь скудной ни была эмпирическая ткань психологической мысли античности, без нее эта мысль не могла “зачать” традицию, приведшую к современной науке. Но никакое богатство реальных фактов не может обрести достоинство научного безотносительно к умопостигаемой логике их анализа и объяснения. Эта логика строится соответственно проблемной ситуации, задаваемой развитием теоретической мысли. В области психологии античность прославлена великими теоретическими успехами. К ним относятся не только открытие фактов, построение новаторских моделей и объяснительных схем. Были выявлены проблемы, веками направляющие развитие наук о человеке.
Каким образом интегрируются в нем телесное и духовное, мышление и общение, личностное и социокультурное, мотивационное и интеллектуальное, разумное и иррациональное и многое другое, присущее его бытию в мире? Над этими загадками бился ум античных мудрецов и испытателей природы, поднявших на невиданную дотоле высоту культуру теоретической мысли.
В известном пушкинском стихе “Движение”, описывая спор отрицавшего движение софиста Зенона с Диогеном, великий поэт занял сторону первого.
Движенья нет, - сказал мудрец брадатыи.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
другой пример на память мне приводит:
ведь каждый день пред нами Солнце ходит.
Однако ж прав упрямый Галилей.
О чем здесь идет речь? Софист Зенон в своей известной апории стадия указал на проблему, касающуюся противоречий между самоочевидным фактом движения и возникающей при этом теоретической трудностью: прежде чем пройти стадию (мера длины), требуется пройти ее половину, но прежде этого надо пройти половину половины и т.д., т.е. невозможно коснуться бесконечного количества точек за конечное время.
Опровергая эту апорию эмпирически и молча (т.е. отказываясь от объяснений), Диоген игнорировал зенонов запрос на ее логическое решение. Пушкин же выступил на стороне Зенона, напомнив об “упрямом Галилее”, благодаря которому за видимой, обманчивой картиной мира открылась реальная, истинная.
Наглядны эти уроки и для построения научной “картины души”. Ее достоверность росла со способностью теоретической мысли постичь скрытые связи и причины психологических фактов, изучая их самоочевидность. Смена представлений о душе отражает полную драматических коллизий работу этой мысли. Только история ее работы раскрывает различные уровни постижения психической реальности, неразличимые за одним и тем же термином “душа”, давшим имя нашей науке.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
Крушение античной цивилизации Древнегреческая цивилизация разрушилась в результате нараставшей социальноэкономической деградации общества которое ее породило. Была утрачена большая часть достигнутых знаний. Вначале исчезла потребность читать книги. Вскоре никто уже не мог их и понять. Их сжигали, чтобы нагреть воду в общественных банях, или уничтожали другими способами.
Жестокие удары по античной культуре наносила христианская церковь, которая разрушала ее памятники и создавала атмосферу воинственной нетерпимости ко всему “языческому”. В IV веке был уничтожен научный центр в Александрии. В начале VI века императором Юстинианом закрыта просуществовавшая около тысячи лет Афинская школа - последний очаг античной философии. Победившее ортодоксальное христианство, ставшее в Европе господствующей религией феодального общества, культивировало ненависть ко всякому знанию, основанному на опыте и разуме, внушало веру в непогрешимость церковных догматов и греховность самостоятельного, отличного от предписанного священными книгами понимания устройства и предназначения человеческой души.
Естественнонаучное исследование природы приостановилось. Его сменили религиозные спекуляции.
Арабоязычная наука Переориентация философского мышления в направлении сближения с эмпирией, с позитивным знанием о природе совершалась в этот период в недрах другой культуры - арабоязычноп, расцветшей на Востоке в VIII- XII веках.
После объединения в VII веке арабских племен возникло государство, имевшее своим идеологическим оплотом новую религию - ислам. Под эгидой этой религии началось завоевательное движение арабов, приведшее к образованию Халифата, на территориях которого жили народы, обладавшие древней культурой.
Государственным языком Халифата стал арабский, но культура, которая сложилась в огромном государстве, включала достижения многих населявших его народов, а также эллинов,народов Индии.
В культурные центры Халифата прибывали караваны верблюдов, навьюченных книгами чуть ли не на всех известных тогда языках.
В то время, когда в Западной Европе, распавшейся на замкнутые феодальные мирки, были начисто забыты достижения европейской и александрийской науки, на арабском Востоке закипела интеллектуальная жизнь. На Западе пропали сочинения Платона и Аристотеля. На Востоке их труды (как и других античных мыслителей) переводились на арабский язык, переписывались и распространялись по всей огромной арабской державе - от Средней Азии до Пиренейского полуострова и Африки.
Это стимулировало развитие науки, прежде всего физико-математической и медицинской. Появилось множество астрономов, математиков, химиков, географов, ботаников, врачей. Они создали мощный культурно-научный слой, обогатив достижения своих древних предшественников и создав предпосылки для последующего подъема философской и научной, в том числе и психологической мысли на Западе. Среди них выделяется прежде всего среднеазиатский ученый XI века Ибн Сина (в латинской транскрипции - Авиценна). Созданный им “Канон медицинской науки” обеспечил ему, по свидетельству историка, самодержавную власть во всех медицинских школах средних веков.
Медицинская психология С точки зрения развития естественнонаучных знаний о душе, особый интерес представляет медицинская психология. В ней важное место отводилось учению о роли аффектов в регуляции поведения организма и даже развитии этого поведения.
Ибн Сина был также одним из первых исследователей в области возрастной психологии. Он изучал связь между физическим развитием организма и его психологическими особенностями в различные возрастные периоды. Важное значение придавалось им при этом воспитанию. Именно посредством воспитания осуществляется, считал Ибн Сина, воздействие психического на устойчивую структуру организма. Чувства, изменяющие течение физиологических процессов, возникают у ребенка в результате воздействия на него окружающих людей. Вызывая у ребенка те или другие аффекты, взрослые формируют его натуру.
Физиологическая психология Ибн Сины включала, стало быть, предположения о возможности управлять процессами в организме и даже придавать организму определенный устойчивый склад путем воздействия на его чувственную, аффективную жизнь, зависящую от поведения других людей. Идея взаимосвязи психического и физиологического - не только зависимость психики от телесных состояний, но и ее способность (при аффектах, психических травмах, деятельности воображения) глубоко влиять на них - разрабатывалась Ибн Синой исходя из его обширного медицинского опыта. Имеются сведения о том, что, не ограничиваясь наблюдениями, он предпринял попытку изучить этот вопрос экспериментально. Двум баранам давали одинаковый корм, но если один кормился в обычных условиях, то неподалеку от другого находился на привязи волк. Через некоторое время второй баран стал худеть и погиб. Неизвестно, какое объяснение давалось этому опыту, но его схема говорит об открытии роли “сшибок”, противоположных эмоциональных установок, в возникновении глубоких соматических сдвигов. Это дает основание видеть в учении Ибн Сины зачатки экспериментальной психофизиологии эмоциональных состояний.
Психофизиология зрения Ибн Сина и другие арабские натуралисты и математики особый интерес проявляли к органу зрения, существенно продвинув естественнонаучный анализ ощущений и восприятий как источников знания. Среди исследований в этой области в конце Х начале XI веков выделяются открытия Ибн аль Хайсама (в латинской транскрипции - Альгазена).
В каждом зрительном акте им различались, с одной стороны, непосредственный эффект запечатления внешнего воздействия, с другой - присоединяющаяся к этому эффекту работа ума, благодаря которой устанавливаются сходство и различие видимых объектов.
Ибн аль-Хайсамом были изучены такие важные феномены, как бинокулярное зрение, смешение цветов, контраст и т.д. Он указывал, что для полного восприятия объектов необходимо движение глаз - перемещение зрительных осей. Ибн аль-Хайсам подверг анализу зависимость зрительного восприятия от его длительности, введя, таким образом, время в качестве существенного фактора. При кратковременном предъявлении могут быть правильно восприняты лишь знакомые объекты. Это он связывал с тем, что условием возникновения зрительного образа служат не только непосредственные воздействия световых раздражителей, но и сохраняющиеся в нервной системе следы прежних впечатлений.
Схема Ибн аль-Хайсама не только разрушала несовершенные теории зрения, доставшиеся арабам от античных авторов, но и вводила новое объяснительное начало. Исходная сенсорная структура зрительного восприятия рассматривалась как производное от имеющих опытное и математическое основание законов оптики и от свойств нервной системы. Это направление противостояло одному из главных догматов схоластики, как мусульманской, так и христианской, - учению о том, что душа во всех ее проявлениях есть особого рода сущность, причастная к надприродному миру.
Изучением функций глаза занимались и другие ученые той эпохи. К достижениям средневековой психофизиологии относится открытие того, что чувствующей частью органа зрения является не хрусталик, как предполагалось прежде, а сетчатая оболочка.
Это открытие считают принадлежащим философу и врачу XII века Ибн Рошду (в латинской транскрипции - Аверроэсу), учение которого о человеке и его душе больше, чем какое бы то ни было другое, оказало влияние на западноевропейскую философско-психологическую мысль. Оно жестоко преследовалось как мусульманской (принятой в Халифате в качестве государственной), так и христианской религией. И это не удивительно, поскольку Ибн Рошд отрицал бессмертие индивидуальной души. Он по-своему прокомментировал учение Аристотеля, а именно сделал упор на разделении души и разума. Под душой понимались функции, которые неотделимы от организма (прежде всего - чувственность). Они необходимы (таково было и мнение Аристотеля) для деятельности разума. Они нераздельно связаны с телом и исчезают вместе с ним. Что же касается самого разума, то он является Божественным и входит в индивидуальную душу извне, подобно тому, как Солнце посылает лучи органу зрения. С исчезновением тела и индивидуальной души “следы”, оставленные Божественным разумом в период воздействия на нее, отделяются от исчезнувшего смертного индивида и продолжают существовать как момент универсального разума, присущего всему человеческому роду.
Утверждение Ибн Рошда о высшем интеллектуальном равенстве людей при всем многообразии их индивидуальных различий и о богоподобии человека было несовместимо с идеологией феодального общества с его «иерархизмом», расположением всех людей на социальной “лестнице”, предписывающей, кому где быть.
Апология Божественного разума оборачивалась у Ибн Рошда (который получил на Западе почетное по тем временам имя Комментатора) защитой земного достоинства человека.
Психологические идеи в средневековой Европе. В период средневековья в европейской науке воцарилась схоластика (от греч. “схоластикос” школьный, ученый). Этот особый тип философствования (“школьная философия”) с XI до XVI века сводился к рациональному (использующему логические приемы) обоснованию христианского вероучения.
Томизм: “Аристотель с тонзурой” В схоластике имелись различные течения.Но общей для них служила установка на комментирование текстов. Позитивное изучение предмета и обсуждение реальных проблем подменялось словесными ухищрениями.
В страхе перед появившимся на интеллектуальном горизонте Европы Аристотелем католическая церковь вначале его запретила, но затем, изменив тактику, принялась “осваивать”, адаптировать применительно к своим нуждам. С этой задачей наиболее тонко справился Фома Аквинский (XIII век), учение которого, согласно папской энциклике
Томизм складывался в противовес стихийно-материалистическим трактовкам Аристотеля, в недрах которых зарождалась опасная для церкви концепция двойственной истины.
Зерна этой концепции были брошены опиравшимся на Аристотеля Ибн Рошдом, последователи которого в европейских университетах (аверроисты) полагали, что несовместимость с официальной догмой представлений о вечности (а не сотворении) мира, об уничтожаемости (а не бессмертии) индивидуальной души ведет к выводу о том, что каждая из истин имеет свою область. Истинное для одной области может быть ложным для другой и наоборот.
Фома же, отстаивая одну истину - религиозную, “нисходящую свыше”, считал, что разум должен служить ей так же истово, как и религиозное чувство. Фоме и его сторонникам удалось расправиться с аверроистами в парижском университете. Но в Англии, в Оксфордском университете, концепция “двойственной истины” в дальнейшем восторжествовала, став идеологической предпосылкой успехов философии и естественных наук.
Иерархический шаблон Фома распространил и на описание душевной жизни, различные формы которой располагаются на ступенях своеобразной лестницы - от низшего к высшему. Каждое явление имеет свое место. Положены грани между всем существующим и однозначно определено, чему где быть. Так же на ступенях размещены души (растительная, животная, человеческая). Внутри самой души иерархически располагаются способности и их продукты (ощущение, представление, понятие).
Понятие об интроспекции, зародившееся у Плотина, превратилось в важнейший источник религиозного самоуглубления у Августина, вновь выступило как опора модернизированной и теологической психологии у Фомы. Работа души рисуется Фомой в виде следующей схемы: сперва она совершает акт познания - ей является образ объекта (ощущение или понятие), затем она осознает, что ею произведен сам этот акт, и, наконец, проделав обе операции, она “возвращается” к себе, познавая уже не образ и не акт, а самое себя как уникальную сущность.
Перед нами, таким образом, замкнутое сознание, из которого нет выхода ни к организму, ни к внешнему миру. Томизм превратил великого древнегреческого философа в столп богословия, в “Аристотеля с тонзурой”. (Тонзура - выбритое место на макушке - знак принадлежности к католическому духовенству.)
Номинализм В Англии, где социальные устои феодализма подрывались особенно энергично, против томистской концепции души выступил номинализм (от лат. “номен” - имя). Он возник в связи со спором о природе общих понятий (так называемых универсалий). Спор шел о том, существуют ли эти общие понятия самостоятельно, вне нашего мышления (подобно другим вещам), или они бестелесны, ибо эти понятия только имена, а реально познаются лишь индивидуальные вещи.
Самым энергичным образом проповедовал номинализм профессор Оксфордского университета У.Оккам (XIV век). Отвергая томизм и отстаивая учение о “двойственной истине” (из которого явствовало, что религиозные догматы не могут быть основаны на разуме), он призывал опираться на чувственный опыт, для ориентации в котором существуют только термины, имена, знаки.
Номинализм способствовал развитию естественнонаучных взглядов на познавательные возможности человека. К знакам как главным регуляторам душевной активности неоднократно обращались многие мыслители последующих веков, в том числе в XX веке.
Бритва Оккама Обращались они и к так называемой “бритве Оккама”, к его правилу, согласно которому “не следует умножать сущности без надобности”, иначе говоря, прибегать к объяснению каких-либо явлений многими силами или факторами, когда можно обойтись их меньшим числом. “Бесполезно делать посредством многого то, что можно сделать посредством меньшего”. К этой “бритве” впоследствии обратились психологи, чтобы утвердить своего рода “закон экономии”. (Изучая, например, поведение животных, не наделять их умом человека, если оно может быть объяснено более простым способом.)
Итак, в период феодализма под пластами чисто рассудочных построений, чуждых реальным особенностям психической деятельности, назначение которой теократия учила видеть в том, чтобы готовиться к неземной, истинной жизни, бил ключ новых идей, обращавших мысль к опытному познанию души и ее проявлений.
В противовес принятым схоластикой приемам выведения отдельных психических явлений из сущности души и ее сил, для действия которых нет других оснований, кроме воли Божьей, складывалась другая методология, сердцевиной которой являлся опытный и детерминистический подход. Социально-экономический прогресс обусловил укрепление, а затем и окончательное торжество этого подхода в следующий исторический период.
Эпоха Возрождения Переходный период от феодальной культуры к буржуазной получил название эпохи Возрождения. Идеологи этого периода считали его главной особенностью возрождение античных ценностей.
К античности обращались люди и прежних эпох, решая каждый раз собственные проблемы. Без античных сокровищ не было бы ни арабоязычной, ни латиноязычной культур. (В Западной Европе, как известно, языком образованных людей была латынь.)
Мыслители Возрождения полагали, что они очищают античную картину мира от “средневековых варваров”. Восстановление античных памятников культуры в их подлинномвиде действительно стало компонентом нового идейного климата, однако воспринималось в них прежде всего созвучное новому образу жизни и обусловленной им интеллектуальной ориентации.
Возникновение мануфактурного производства, усложнение и совершенствование орудий труда, великие географические открытия, возвышение бюргерства, отстаивавшего свои права в ожесточенной политической борьбе, - все эти процессы изменили реальное положение человека и на этой почве его представления о мире и себе самом.
Новые философы вновь обращаются к Аристотелю. Однако теперь он из идола скованной церковными догматами схоластики превращается в символ свободомыслия, спасения от этих догм.
В главном очаге Возрождения - Италии - разгорелись споры между спасшимися там от инквизиции сторонниками Ибн Рошда (аверроистами) и еще более радикально настроенными александристами. Последних назвали по имени древнегреческого философа Александра Афродисийского (жившего в Афинах в конце II века н.э.), который прокомментировал трактат Аристотеля “О душе” иначе, чем Ибн Рошд. Коренное различие касалось вопроса о бессмертии души (на котором покоилось церковное вероучение). Ибн Рошд, как отмечалось, разделив разум (ум) и душу, считал его как высшую часть души бессмертным. Александр же настаивал на том, что аристотелевское учение является целостным. Поэтому все способности души, согласно этому учению, исчезают вместе с телом.
У александристов антиклерикальные мотивы звучали резче и последовательнее, чем у аверроистов. Оба направления сыграли важную роль в создании новой идейной атмосферы, проложив путь к естественнонаучному изучению организма человека и его психических функций. По этому пути пошли многие философы, натуралисты, врачи, которых отличал интерес к изучению природы, подавляемый теологией. Их творчество пронизывала вера во всемогущество опыта, в преимущество наблюдений, прямых контактов с реальностью, в независимость подлинного знания от схоластической мудрости.
Одним из титанов Возрождения был Леонардо да Винчи (1452-1519). Он представлял новую науку, которая существовала не в университетах, где по-прежнему изощрялись в комментариях к текстам древних, а в мастерских художников и строителей, инженеров и изобретателей. Их опыт радикально изменял культуру и строй мышления. В своей производственной практике они были преобразователями мира. Высшая ценность придавалась не Божественному разуму, а, говоря языком Леонардо, “Божественной науке живописи”. При этом под живописью понималось не только искусство изображения мира в художественных образах. “Живопись, - писал Леонардо, распространяется на философию природы”.
Изменения в реальном бытии личности коренным образом изменяют ее самосознание. Субъект осознает себя как центр направленных вовне (в противовес августино-томистской интроспекции) духовных сил, которые воплощаются в реальные, чувственные ценности (в отличие от христианской чистой духовности). Субъект, подражая природе, преобразует ее своим творчеством, практическими деяниями.
Испанские врачи против схоластики Наряду с Италией возрождение новых гуманистических взглядов на индивидуальную психическую жизнь достигло высокого уровня и в других странах, где подрывались устои прежних социально-экономических отношений. В Испании возникли направленные против схоластики учения, устремленные к поискам реального знания о психике. Так, Х.Вивес (XVI век) в знаменитой в ту эпоху в Европе книге “О душе и жизни” доказывал, что человеческая природа познается не из книг, а путем наблюдения и опыта, позволяющих правильно воспитывать ребенка.
Другой врач, Х.Уарте (XVI век), также отвергая умозрение и схоластику, требовал применять в познании индуктивный метод, изложенный им в книге “Исследования способностей к наукам”. Это была первая в истории психологии работа, в которой ставилась задача изучить индивидуальные различия между людьми с целью определения их пригодности к различным профессиям.
Наконец, еще один испанский врач Перейра (XVI век), предвосхитив на целый век Декарта, предложил считать организм животного своего рода машиной, которая не нуждается для своей работы в участии души.
Ф. Бэкон: эксперимент и индукция Наиболее резко и решительно шли атаки на изжившее себя, хотя и прочно поддерживаемое церковью, негативное отношение к опыту в Англии. Здесь глашатаем эмпиризма выступил Ф.Бэкон (1561-1626), сделавший главный упор на создании эффективного метода науки, с тем чтобы она на деле способствовала обретению человеком власти над природой.
В своем труде “Новый Органон” (само название которого означало вызов “царю философов” Аристотелю, чья книга “Органон” содержала канонизированную схоластикой логическую теорию дедуктивного вывода как перехода от общего к частному) Бэкон отдал пальму первенства индукции (от лат. “индукция” - наведение), т.е. такому толкованию множества эмпирических данных, которое позволяет их обобщать с целью предсказывать грядущие события и тем самым овладевать их ходом.
Идея методологии, исходившей из познания причин вещей с помощью опыта и индукции, воздействовала на создание антисхоластической атмосферы, в которой развивалась новая научная мысль, в том числе психологическая.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В НОВОЕ ВРЕМЯ (XVII ВЕК)
Новую эпоху в развитии мировой психологической мысли открыли концепции, вдохновленные великим триумфом механики, ставшей “царицей наук”. Ее понятия и объяснительные принципы создали сперва геометро-механическую (Галилеи), а затем-динамическую (Ньютон) картину природы. В нее вписывалось и такое физическое тело, как организм с его психическими свойствами.
Первый набросок психологической теории, ориентированной на геометрию и новую механику, принадлежал французскому математику, естествоиспытателю и философу Р.Декарту (1596-1650). Теоретическая модель организма, по Декарту, автомат - система, работающая механически. Тем самым живое тело, которое во всей прежней истории знаний рассматривалось как одушевленное, т.е. одаренное и управляемое душой, освобождалось от ее влияния и вмешательства.
Отныне различие между неорганическими и органическими телами объяснялось степенью отнесенности последних к объектам, действующим по типу простых технических устройств. В век, когда эти устройства со все большей определенностью утверждались в общественном производстве, принцип их действия запечатлевала и далекая от этого производства научная мысль, объясняя по их образу и подобию функции организма.
Первым большим достижением в этом плане стало открытие Гарвеем кровообращения. Сердце представлялось как своего рода помпа, перекачивающая жидкость (для чего не требуется участия души).
Открытие рефлекса Второе достижение принадлежало Декарту. Он ввел понятие о рефлексе, став- шее фундаментальным для физиологии и психологии. Если Гарвей устранил душу из разряда регуляторов внутренних органов, то Декарт отважился покончить с ней на уровне внешней, обращенной к окружающей среде работе целостного организма.
Мы вновь сталкиваемся с принципиальным для понимания прогресса научного знания вопросом о соотношении теории и опыта (эмпирии).
Достоверное знание об устройстве нервной системы и ее отправлениях было в те времена ничтожно. Декарту эта система виделась в форме “трубок”, по которым проносятся легкие воздухообразные частицы. Он называл их “животными духами”.
По декартовой схеме рефлекса приводит эти “духи” в движение внешний импульс, занося их в мозг, откуда они автоматически воздействуют на мышцы. Горячий предмет, обжигая руку, вынуждает ее отдернуть. Происходит реакция, подобная отражению светового луча от поверхности. Появившийся уже после Декарта термин “рефлекс” и означал отражение.
Реакция мышц - неотъемлемый компонент поведения. Поэтому декартова схема, несмотря на ее умозрительный характер, относится к разряду великих открытий. Она открыла рефлекторную природу поведения, объяснив его без обращения к душе как движущей телом силе.
Декарт надеялся, что со временем не только простые движения (такие, как защитная реакция руки на огонь или зрачка на свет), но и самые сложные удастся объяснить открытой им физиологической механикой. Например, поведение собаки на охоте. “Когда собака видит куропатку, она, естественно, бросается к ней, а когда слышит ружейный выстрел, звук его, естественно, побуждает ее убегать. Но тем не менее легавых собак обыкновенно приучают к тому, что вид куропатки заставляет их остановиться, а звук выстрела - подбегать к куропатке”. Такую перестройку поведения Декарт предусмотрел в своей схеме устройства телесного механизма, который, в отличие от обычных автоматов, выступил как обучающая система.
Она действует по своим законам и “механическим” причинам, знание которых позволяет людям владеть собой. “Так как при некотором старании можно изменить движения мозга у животных, лишенных разума, то очевидно, что это еще лучше можно сделать у людей и что люди, даже со слабой душой, могли приобрести исключительно неограниченную власть над своими страстями”.
Не усилие духа, а перестройка тела на основе строго причинных законов его механики обеспечит человеку власть над собственной природой, подобно тому, как эти законы moivt сделать его властелином внешней природы.
Страсти души Одно из важных для психологии сочинений Декарта называлось “Страсти души”, Этот оборот следует пояснить, так как и слово страсть и слово “душа” наделены v Декарта особым смыслом. Под страстями” подразумевались не сильные и длительные чувства. а страдательные состояния души”, - все, что она испытывает, когда мозг сотрясают “животные духи” (прооораз нгрииых импульсов), которые приносятся туда по нервным “трубкам”.
Иначе говоря, не только такие мышечные реакции, как рефлексы, но и различные психические состояния возникают автоматически, производятся телом, а не душой. Декарт набросал проект “машины тела”, к функциям которой относятся: “восприятие, запечатление идей, удержание идей в памяти, внутренние стремления... Я желаю, чтобы вы рассуждали так, что эти функции происходят в этой машине в силу расположения ее органов: они совершаются не более и не менее как движения часов или другого автомата”.
От души к сознанию До Декарта вся деятельность по восприятию и обработке психического “материала” считалась производимой особым агентом, черпающим свою энергию за пределами вещного, земного мира (душой). Теперь же доказывалось, что телесное устройство и без нее способно успешно справляться с этой задачей. Не становилась ли душа в таком случае “безработной”?
Декарт не только не лишает ее прежней царственной роли во Вселенной, но возводит в степень субстанции (сущности. которая не зависит ни от чего другого), стало быть, признает равноправной великой субстанции природы.
Душе предназначено иметь самое прямое и достоверное знание, какое только может быть у субъекта, о собственных актах и состояниях, невидимых ни для кого другого. Душа определялась по единственному признаку - непосредственной осознаваемости своих явлений, которые, в отличие от явлений природы, лишены протяженности. Тем самым произошел поворот в понятии о душе, ставший опорным для следующей главы в истории построения предмета психологии. Отныне этим предметом становится сознание.
По Декарту, началом всех начал в философии и науке является сомнение. Следует сомневаться во всем - естественном и сверхъестественном. Однако никакой скепсис не стоит перед суждением: “Я мыслю”. А из этого неумолимо следует, что существует и носитель этого суждения - мыслящий субъект. Отсюда знаменитый Декартов афоризм “cogito ergo sum” (“мыслю, следовательно, существую”). Поскольку же мышление -единственный атрибут души, она всегда мыслит, всегда знает о своих психических содержаниях, зримых изнутри. (Бессознательной психики не существует.) В дальнейшем это “внутреннее зрение” стали называть интроспекцией (видением внутрипсихических “объектов” - образов, умственных действий, волевых актов и др.), а концепцию сознания Декарта - интроспективной.
Впрочем, как в случае с душой, понятие о которой претерпело сложнейшую эволюцию, понятие о сознании, как мы увидим, меняло свой облик. Однако прежде чем это произошло, оно должно было быть изобретено.
Психофизическое взаимодействие Признав, что “машина” тела и занятое собственными мыслями (идеями) и хотениями сознание - это две не зависимые друг от друга сущности (субстанции), Декарт столкнулся с необходимостью объяснить, как же они сосуществуют в целостном человеке. Решение, которое он предложил, было названо психофизическим взаимодействием. Тело влияет на душу, пробуждая в ней “страдательные состояния” (страсти) в виде чувственных восприятий, эмоций и т.п. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая эту “машину” работать и изменять свой ход. Декарт искал в организме орган, где бы эти две несовместимые субстанции все же могли общаться. Он предложил считать таким органом одну из желез внутренней секреции - “шишковидную” (эпифиз). Это эмпирическое “открытие” никто всерьез не принял.
Однако теоретический вопрос о взаимодействии души и тела в его декартовой постановке поглотил на столетия интеллектуальную энергию множества умов.
Механо-детерминизм Понимание предмета психологии зависит, как говорилось, от направляющих исследовательский ум объяснительных принципов, таких, как причинность (детерминизм), системность, развитие. Все они в новое время, сравнительно с античностью, претерпели коренные изменения. В этом решающую роль сыграло внедрение в психологическое мышление образа конструкции, созданной руками человека, - машины.
Все прежние попытки освоить эти принципы сложились в наблюдениях и изучении нерукотворной природы, включая Жизнедеятельность организма. Отныне посредником между природой и познающим ее субъектом выступила не зависимая от этого субъекта, внешняя по отношению к нему и по отношению к природным телам, искусственная конструкция.
Очевидно, что она является, во-первых, системным устройством, во вторых, работает неотвратимо (закономерно) по заложенной в ней жесткой схеме, в-третьих, эффект ее работы -это конечное звено цепи, компоненты которой сменяют друг друга с железной последовательностью.
Создание искусственных объектов, деятельность которых причинно объяснима из их собственной организации, внедряло в теоретическое мышление особую форму детерминизма -механическую (по типу автомата) схему причинности, или механодетерминизм.
Освобождение живого тела от души было поворотным событием в научных поисках реальных причин всего, что совершается в живых системах, в том числе возникающих в них психических эффектов (ощущений, восприятий, эмоций). Но с этим у Декарта был сопряжен другой поворот: не только тело освобождалось от души, но и душа (психика) в ее высших проявлениях освобождалась от тела. Тело может только двигаться, душа - только мыслить.
Принцип работы тела - рефлекс. Принцип работы души -рефлексия (от лат. “обращение назад”). В первом случае мозг отражает внешние толчки. Во втором - сознание отражает собственные мысли, идеи, ощущения.
Через всю историю психологии проходит проблема соотношения души и тела. Декарт, подобно множеству своих предшественников (от древних анимистов, Пифагора и Платона), их противопоставил. Но им была создана новая форма дуализма. Оба члена отношения - и тело, и душа - приобрели содержание, неведомое прежним эпохам.
Попытки справиться с декартовым дуализмом предприняла когорта великих мыслителей XVII века. Их искания имели один вектор - утвердить единство мироздания, покончив с разрывом телесного и духовного, природы и сознания.
Этика Б.Спинозы Одним из первых оппонентов Декарта выступил голландский философ Б.Спиноза (1632-1677). Он учил, что имеется единая вечная субстанция - Бог, или Природа - с бесконечным множеством атрибутов (неотъемлемых свойств). Из них нашему ограниченному разумению открыты только два атрибута - протяженность и мышление. Из этого явствовало, что бессмысленно представлять человека по-декартовски как место встречи двух субстанций.
Человек - целостное телесно-духовное существо. Убеждение в том, что тело по мановению души движется или покоится, сложилось из-за незнания того, к чему оно способно как таковое “в силу одних только законов природы, рассматриваемой исключительно в качестве телесной”. Никто из мыслителей не осознал с такой остротой, как Спиноза, что декартовский дуализм коренится не столько в сосредоточенности на приоритете чуждой всему материальному души (это веками служило основанием бесчисленных религиозно-философских доктрин), сколько во взгляде на организм как машинообразное устройство. Тем самым механический детерминизм, определивший вскоре крупные успехи психологии, оборачивался принципом, который ограничивает возможности тела в причинном объяснении психических явлений.
Все последующие концепции были поглощены пересмотром декартовой версии о сознании как субстанции, которая является причиной самой себя (“кауза суй”), о тождестве психики и сознания и др. Из исканий Спинозы явствовало, что пересматривать следует также и версию о теле (организме), с тем чтобы определить ему достойную роль в человеческом бытии.
Попытка построить психологическое учение о человеке как целостном существе отражена в главном труде Спинозы -“Этике”. В нем он поставил задачу объяснить все многообразие чувств (аффектов) как побудительных сил человеческого поведения с точностью и строгостью геометрических доказательств. Утверждалось, что существуют три побудительные силы: а) влечение, которое, относясь и к душе, и к телу, есть “не что иное, как самая сущность человека”, б) радость и в) печаль. Доказывалось, что из этих фундаментальных аффектов выводится все многообразие эмоциональных состояний. При этом радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ее уменьшает.
Две психологии Этот вывод противостоял декартову разделению чувств на две категории: кореня- щиеся в жизни организма и чисто интеллектуальные.
В качестве примера Декарт в своем последнем сочинении - письме к шведской королеве Христине - объяснял ей сущность любви как чувства, имеющего две формы: телесную страсть без любви и интеллектуальную любовь без страсти. Причинному объяснению поддается только первая, поскольку она зависит от организма и биологической механики. Вторую можно только понять и описать. Тем самым полагалось, что наука как познание причин явлений бессильна перед высшими и наиболее значимыми проявлениями психической жизни личности.
Эта декартова дихотомия привела в XX веке к концепции “двух психологии” - объяснительной, апеллирующей к причинам, сопряженным с функциями организма, и описательной, считающей, что только тело мы объясняем, тогда как душу - понимаем. Поэтому в споре Спинозы с Декартом не следует видеть давно утративший актуальность исторический прецедент.
К детальному изучению этого спора в XX веке обратился Л.С. Выготский, доказывая, что будущее за Спинозой. “В учении Спинозы, - писал Выготский в специальном трактате, - содержится, образуя ее самое глубокое и внутреннее ядро, именно то, чего нет ни в одной из двух частей, на которые распалась современная психология эмоций: единство причинного объяснения и проблема жизненного значения человеческих страстей, единство описательной и объяснительной психологии чувств. Спиноза поэтому связан с самой насущной, самой острой злобой дня современной психологии эмоций... Проблемы Спинозы ждут своего решения, без которого невозможен завтрашний день нашей психологии”.
Г. Лейбниц: открытие бессознательной психики Спиноза, встречаясь с немецким философом и математиком Г. Лейбницем (1646-1716), открывшим дифференциальное и интегральное исчисление, услышал от него иное мнение о единстве телесного и психического.
Основанием этого единства мыслитель считал духовное начало. Мир состоит из бесчисленного множества духовных сущностей - монад (от греч. монос - единое). Каждая из них “психична”, т.е. нематериальна (как атом) и наделена способностью воспринимать все, что происходит во Вселенной. Было перечеркнуто декартово равенство психики и сознания. Согласно Лейбницу, “убеждение в том, что в душе имеются лишь такие восприятия, которые она сознает, является источником величайших заблуждений”.
В душе непрерывно происходит незаметная деятельность “малых перцепций”. Этим термином Лейбниц обозначил неосознаваемые восприятия. В тех же случаях, когда они осознаются, это становится возможным благодаря тому, что к простой перцепции (восприятию) присоединяется особый психический акт - апперцепция. Она включает внимание и память.
Психо-физический параллелизм На вопрос о том, как соотносятся между Духовные и телесные явления, Леибниц ответил формулой. известной как психофизический параллелизм. Они не могут, вопреки Декарту., влиять одно на другое. Зависимость психики от телесных воздействий - это иллюзия. Дула и тело совершают свои операции самостоятельно и автоматически. Однако Божественная мудрость сказалась в том, что между ними существует предустановленная гармония. Окн подобны парс часов, которые всегда показывают одно и то же время, гак как запущены с величайшей точностью.
Доктрина психофизического параллелизма нашла многих сторонников в годы становления психологии как самостоятельной науки. Идеи Лейбница изменили и расширили понимание психического. Его представление о бессознательной психике, “малых перцепциях” и апперцепции прочно вошли в научное знание о предмете психологии.
Т. Гоббс: ассоциация как главное понятие Другое направление в критике дуализма Декарта связано с философией англичанина Т.Гоббса (1588-1679). Он начисто отверг душу как особую сущность.В мире нет ничего, кроме материальных тел, которые движутся по законам механики, открытым Галилеем, считал Гоббс. Соответственно и все психические явления подводились им под эти глобальные законы. Материальные вещи, воздействуя на организм, вызывают ощущения. По закону инерции из ощущений в виде их ослабленного следа появляются представления. Они образуют цепи мыслей, следующих одна за другой в том же порядке, в каком сменялись ощущения.
Такая связь получила впоследствии (у Локка - см. ниже) название ассоциация. Об ассоциации как факторе, объясняющем, почему она вызывает у человека именно такой психический образ, а не другой, было известно со времен Платона и Аристотеля. Глядя на лиру, вспоминают игравшего на ней возлюбленного, говорил Платон. Это ассоциация по смежности. Оба объекта воспринимались некогда одновременно, а затем появление одного повлекло за собой образ другого. Аристотель дополнил это описание указанием на два других вида ассоциаций - сходство и контраст. Но для Гоббса, детерминиста галилеевского закала, в устройстве человека действует только один закон - механического сцепления психических элементов по смежности.
Декарт, Спиноза и Лейбниц принимали ассоциации за один из основных психических феноменов. Но все они считали их низшей формой познания и действия по сравнению с высшими, к которым относили мышление и волю. Гоббс первым придал ассоциации силу универсального закона психологии. Ему безостаточно подчинены как абстрактное рациональное познание, так и произвольное действие.
Произвольность - это иллюзия, которая порождена незнанием причин поступка (такого же мнения придерживался Спиноза). Волчок, запущенный в ход ударом, также мог бы считать свои движения самопроизвольными. Во всем царит строжайшая причинность. У Гоббса механодетерминизм получил применительно к объяснению психики предельно завершенное выражение.
Важной для будущей психологии стала беспощадная критика Гоббсом версии Декарта о “врожденных идеях”, которыми человеческая душа наделена до всякого опыта и независимо от него.
Рационализм и эмпиризм До Гоббса в психологических учениях царил рационализм (от лат. “рацио” - разум). Основой познания и присущего людям способа поведения считался разум как высшая форма активности души. Гоббс провозгласил разум продуктом ассоциации, имеющей своим источником прямое чувственное общение организма с материальным миром.
За основу познания был принят опыт. Рационализму противопоставлен эмпиризм (от лат. “эмпирио” - опыт). Под девизом опыта возникла эмпирическая психология.
Д.Локк: два источника опыта В разработке этого направления видная роль принадлежала соотечественнику Гоббса Д.Локку (1632-1704). Как и Гоббс, он исповедовал опытное происхождение всего состава человеческого сознания. В самом же опыте выделил два источника: ощущение и рефлексию. Наряду с идеями, которые доставляют органы чувств, возникают идеи. порождаемые рефлексией как “внутренним восприятием деятельности нашего ума”. Развитие психики происходит благодаря тому, что из простых идей создаются сложные. Все идеи предстают перед судом сознания. Сознание есть восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме.”
Это понятие стало краеугольным камнем психологии, названной интроспективной (от лат. “интроспекто” - смотрю внутрь). Считалось, что объектом сознания являются не внешние объекты, а идеи (образы, представления, чувства и т.д.), какими они предстают “внутреннему взору” наблюдающего за ними субъекта.
Из подобного отчетливо и популярно разъясненного Локком постулата возникло в дальнейшем понимание предмета психологии. Отныне на место этого предмета претендовали явления сознания. Их порождают два опыта - внешний, который исходит из органов чувств, и внутренний, накапливаемый работой собственного разума индивида.
Взгляд на психический мир этого индивида отражал успехи новой науки, прежде всего механики Ньютона.
Локковские простые идеи, из которых строится сознание, являлись подобием неделимых частиц материи (атомов, корпускул), образующих физическую природу. Недаром психологию Локка назвали ньютоновским космосом в миниатюре.
Лейбниц как критик Локка Свое учение Локк изложил в книге “Опыт о человеческом разумении” (1690), ставшей для многих образованных европейцев своего рода Евангелием. У этой книги нашелся великий критик - Лейбниц. В год смерти Локка он, разобрав пункт за пунктом аргументы Локка, дал их критический анализ в рукописи “Новые опыты о человеческом разуме”.
Рукопись была опубликована в
Способность к восприятию общих понятий и истин - это только предрасположение. Оно определяет нашу душу, благодаря которой истины могут быть извлечены из нее. Это подобно разнице между фигурами, произвольно высекаемыми из камня или мрамора, и фигурами, которые прожилками мрамора уже обозначены или предрасположены обозначиться, если ваятель воспользуется ими.
Вместе с тем неверно было бы предположить, что теоретическое знание воспринимается непосредственно, не нуждаясь в опоре на частные (эмпирические) истины и активную деятельность разума.
Рукопись Лейбница оказалась в стороне от магистральной линии разработки проблем психологии в западных странах. Ко времени ее появления в середине XVIII века восторжествовала идея всемогущества опыта. Элементами этого опыта (“нитями”), из которых соткано сознание, считались образы (сперва чувственные, а затем возникающие из них умственные), которыми правят законы ассоциаций (см. ниже).
Механизм и индивидуализм как принципы психологической мысли Под знаком этой картины сознания Декарта и Локка складывались психологические кoнцeпции последующих десятилетий. Они были пронизаны духом дуализма новейшего времени. За этим дуализмом в теории стояли реалии социальной жизни, общественной практики. С одной стороны, научно-технический прогресс, сопряженный с великими теоретическими открытиями в науках о физической природе и внедрением механических устройств. С другой - самостояние человека как личности, которая, хотя и сообразуется с помыслом Всевышнего, но способна иметь опору в собственном разуме, сознании, понимании. Эти внепсихологические факторы обусловили как механодетерминизм, так и обращенность к внутреннему опыту сознания. Именно эти два решающих признака в их нераздельности определили отличие психологической мысли нового времени от всех ее предшествующих витков.
Как и прежде, объяснение психических явлений зависело от знания о том, как устроен физический мир и какие силы правят живым организмом. Речь идет именно об объяснении, адекватном нормам научного познания, ибо в практике общения люди руководствуются житейскими представлениями о мотивах поведения, умственных качествах, влияниях погоды на состояние духа или расположения планет на характер и т. п.
XVII век радикально повысил планку критериев научности. Он преобразовал объяснительные принципы, доставшиеся ему от прежних веков. Созданные в лоне механики понятия о рефлексе, ощущении, представлении, ассоциации, аффекте, мотиве вошли в основной фонд научных знаний. Эти понятия заимствовали свое содержание в новой детерминистской трактовке организма как “машины тела”. Схема этой машины была умозрительной. Она не могла выдержать испытание опытом. Между тем именно опыт в сочетании с новым способом рационального его объяснения определил успехи нового естествознания.
Для великих ученых XVII века научное познание психики как познание причин ее явлений имело в качестве непреложной предпосылки обращение к телесному устройству. Но эмпирические свидетельства о нем были, как показало время, столь фантастичны, что прежние мнения о его работе следовало игнорировать. На этот путь стали приверженцы направления, считавшие его эмпирической психологией. Однако они понимали под опытом обработку отдельным субъектом содержания его собственного сознания. Они использовали понятия об ощущениях, ассоциациях и т.д. как фактах внутреннего индивидуального опыта, не задумываясь о социоисторической родословной этих понятий. Истинным же источником являлся общественно-исторический опыт, обобщенный в научных теориях нового времени.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Просвещение В этот век, как и в предшествующий, в Западной Европе шел процесс дальнейшего укрепления капиталистических отношений.
Индустриальная революция в Англии превратила ее в могущественную державу. Глубокие политико-экономические изменения привели к революции во Франции. Расшатывались феодальные устои в Германии. Эти социальные сдвиги укрепляли в противовес клерикализму, всесилию церкви, новые идеологические подходы. Расширялось и приобретало большую значимость движение, названное впоследствии Просвещением.
Как писал Н. В. Гоголь, просвещение означает стремление силой познания просветить насквозь все существующее. Мыслители, представлявшие это течение, считали главной причиной всех человеческих бед невежество, религиозный фанатизм. Они требовали вернуться к естественной, неиспорченной природе человека, покончить с суевериями, со слепой религиозной верой, утвердить в умах людей взамен ложного знания научное, проверенное опытом и разумом. Предполагалось, что, следуя этим путем, удастся избавиться от социальных бедствий и пороков, с тем чтобы повсеместно воцарились добро и справедливость. Эти идеи приобретали в различных странах различную тональность соответственно своеобразию их общественно-исторического развития.
Наиболее ярко проявились идеи Просвещения на французской почве в преддверии революции, покончившей с феодально-абсолютистским строем. В Англии, где буржуазные отношения утвердились раньше, чем во Франции, главным идеологом Просвещения стал Локк. В этой же стране физик и математик И. Ньютон создал новую механику, повсеместно воспринятую в качестве образца и идеала точного знания, как великое торжество разума.
Ассоцианизм Д. Гартли По образцу ньютоновской картины природы английский философ и врач Д. Гартли (1705-1757) представил психический мир человека. Он изобразил его продуктом работы организма “вибраторной машины”. Предполагалось, что вибрации внешнего эфира посредством виб-раций нервов вызывают вибрации мозгового вещества, которые переходят в вибрации мышц.
Параллельно этому в мозгу возникают, сочетаются и сменяют друг друга психические “спутники” этих вибраций - от чувствования до абстрактного мышления и произвольных действий. Все это происходит на основе закона об ассоциациях.
Понятие об ассоциациях с давних пор использовалось, чтобы объяснить связь идей. Однако они считались связями “второго сорта”, иными, чем те связи между мыслями, которые устанавливаются разумом. Более того, Локк, который ввел в научный оборот термин “ассоциация”, называл ее “своего рода сумасшествием”. Гартли же возвел ассоциацию во всеобщий механический закон всех форм психической деятельности, в нечто подобное великому ньютонову закону всемирного тяготения.
В своем труде “Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях” Гартли доказывал, что психический мир человека складывается постепенно, в результате усложнения первичных сенсорных элементов. Это осуществляется посредством их ассоциаций, в силу смежности этих элементов во времени и частоты повторений их сочетаний. Что касается общих понятий, то они возникают, когда от прочной ассоциации. которая остается в различных условиях неизменной, отпадает все случайное и несущественное. Совокупность этих постоянных связей удерживается как целое благодаря слову, выступающему в качестве фактора обобщения.
Наряду со своей познавательной функцией слово (его физический базис - опять-таки вибрация) исполняет также и волевую.
У ребенка связь между словом и поступком вначале устанавливают взрослые, а затем он совершает этот поступок по собственной команде. При этом организацию поведения регулируют две мотивационные силы: удовольствие и страдание.
По законам ассоциации они соединяются с различными объектами. Задача воспитания сводится к закреплению у людей таких связей, которые бы отвращали от безнравственных дел и доставляли удовольствие от нравственных, социально ценных. И чем эти связи прочнее, тем больше шансов для человека стать нравственной добродетельной личностью, а для всего общества - более совершенным.
Установка на строго причинное объяснение того, как возникает и работает психический механизм, а также направленность этого учения на решение социально-нравственных задач - все это обеспечило схеме Гартли широкую популярность. Ее влияние и в самой Англии, и на континенте было исключительно велико, причем оно распространялось на различные отрасли гуманитарного знания: этику, эстетику, логику, педагогику.
Ассоцианизм Д. Беркли и А. Юма По-иному истолковали принцип ассоциации два других английских мыслителя той эпохи - Д. Беркли (1685-1753) и Д. Юм (1711-1776). Оба, в отличие от Гартли, принимали за первичное не физическую реальность, не жизнедеятельность организма, а феномены сознания. Их главным аргументом был эмпиризм - учение о том, что источником знания служит чувственный опыт, образуемый ассоциациями.
Понятие об опыте в различных философских контекстах меняло свой облик. Согласно Беркли, опыт - это непосредственно испытываемые субъектом ощущения: зрительные, мышечные, осязательные и др. В своем труде “Опыт новой теории зрения” Беркли детально проанализировал чувственные элементы, из которых складывается образ геометрического пространства как вместилища всех природных тел.
Физика предполагает, что это ньютоново пространство дано объективно. По Беркли же, оно - продукт взаимодействия ощущений. Одни ощущения (например, зрительные) связаны с другими (например, осязательными), и весь этот комплекс ощущений люди считают вещью, данной им независимо от сознания, тогда как “быть - значит быть в восприятии”.
Этот вывод неотвратимо склонял к солипсизму (от лат. “солус” - единственный и “ипсе” - сам) - к отрицанию любого бытия, кроме собственного сознания. Чтобы выбраться из этой ловушки и объяснить, почему у различных субъектов возникают восприятия одних и тех же внешних объектов, Беркли апеллировал к особому божественному сознанию, которым наделены все люди.
В своем конкретно-психологическом анализе зрительного восприятия Беркли высказал несколько ценных идей, указав, в частности, на участие осязательных ощущений в построении образа трехмерного пространства (при двухмерности образа на сетчатке).
Что касается Юма, то он занял иную позицию. Вопрос о том, существуют или не существуют независимо от нас физические объекты, он полагал теоретически неразрешимым. Хотя на практике в этом сомневаться не приходится. Люди полагают, что эти объекты и есть причины возникающих у них впечатлений и идей.
Между тем учение о причинности является не более чем продуктом веры в то, что за одним впечатлением (признаваемым причиной) появится другое (принимаемое за следствие). На деле же здесь не более чем прочная ассоциация представлений, возникшая в опыте субъекта. Да и сам субъект, и его душа - это всего лишь сменяющие друг друга “связки”, или “пучки” впечатлений.
Скептицизм Юма пробудил многих мыслителей от “догматического сна”, заставил их задуматься о своих убеждениях, касающихся души, причинности и др. Ведь эти убеждения принимались ими на веру, без критического анализа.
Мнение Юма о том, что понятие о субъекте может быть сведено к “пучку” ассоциаций, было направлено своим критическим острием против представления о душе как особой, дарованной Всевышним сущности, которая порождает и связывает между собой отдельные психические феномены.
Предположение о такой спиритуальной, бестелесной субстанции защищал, в частности, Беркли, отвергший субстанцию материальную. Согласно же Юму, называемое душой -нечто вроде сценических подмостков, где проходят чередой сцепленные между собой ощущения и идеи.
Английский ассоцианизм XVIII века как в материалистическом, так и в идеалистическом вариантах направлял искания многих западных психологов двух последующих веков. Как бы умозрительны ни были воззрения Гартли на деятельность нервной системы, она, по существу, мыслилась им как орган, передающий внешние импульсы от органов чувств через головной мозг к мышцам, т.е., иначе говоря, как рефлекторный механизм. В этом плане Гартли стал воспреемни-ком открытия Декартом рефлекторной природы поведения.
Но Декарт наряду с рефлексом вводил второй объяснительный принцип - рефлексию как особую активность сознания. Гартли же наметил перспективу бескомпромиссного объяснения, исходя из единого принципа и тех высших проявлений психической жизни, которые дуалист Декарт объяснял активностью нематериальной субстанции.
Эта гартлианская линия вошла впоследствии в ресурс научного объяснения психики, когда рефлекторный принцип был воспринят и преобразован Сеченовым и его последователями.
Нашла своих последователей на рубеже XIX-XX веков и линия, намеченная Беркли и Юмом. Ее преемниками стали не только философы-позитивисты, но и психологи (Вундт, Титченер), сосредоточившиеся на анализе элементов опыта субъекта в качестве особых, ни из чего не выводимых психических реалий (см. ниже).
Французские материалисты Самыми радикальными критиками любых учений, допускающих влияние на природу и человека сил, ускользающих от опыта и разума, выступили французские мыслители. Они объединились вокруг семнадцати книг “Энциклопедии” (середина XVIII века), освещавших новейшие достижения науки, техники и искусства (поэтому их принято называть “энциклопедистами”). В этих книгах излагались с материалистических позиций и вопросы психологии.
Крайним сенсуалистом зарекомендовал себя философ Э.Кондильяк (1715-1780). Для наглядности он предложил образ “статуи”, которая первоначально не обладает ничем, кроме способности ощущать. Стоит ей, однако, получить извне первое ощущение, хотя бы самое примитивное (например, обонятельное), как начинает действовать вся психическая механика. Как только один запах сменяется другим, сознание готово получить все то, что Декарт относил за счет врожденных идей, а Локк - рефлексии. Сильное ощущение порождает внимание, сравнение одного ощущения с другим становится тем фундаментальным актом, который определяет дальнейшую умственную работу, и т.д.
Другой француз, Ж. Ламетри (1709-1751), предложил, в отличие от статуи Кондильяка, образ “человека-машины”. Именно так он озаглавил свой выпущенный под чужим именем трактат. Из него явствовало, что приписывать человеку душу столь же бессмысленно, как искать ее в действиях машины.
Клерикалы подняли бурю вокруг этого трактата, лишающего смысла все религиозные вероучения, и сожгли его. Ламетри считал, что признание Декартом двух субстанций не более чем “стилистическая хитрость”, придуманная для обмана теологов. Декарт устранил душу из организма животных. Ламетри доказывал, что не нуждается в ней и организм человека, с которым сопряжены его психические способности. Они -продукт его машиноподобных действий.
Другими лидерами движения за новое мировоззрение выступили К. Гельвеций (1715-1771), П. Гольбах (1723-1789) и Д. Дидро (1713-1784). Отстаивая принцип возникновения мира духовного из мира физического, они трактовали наделенного психикой “человека-машину” как продукт внешних воздействий и естественной истории.
Завершающий период в развитии французского материализма представлен врачом-философом П. Кабанисом (1757-1808). Ему принадлежит формула, согласно которой мышление - это функция мозга. Этот вывод он подкреплял наблюдениями, подсказанными кровавым опытом революции. Ему было поручено выяснить, осознает ли человек, которому отсекают голову на гильотине, свои страдания (о чем могут, например, говорить конвульсии). Кабанис ответил на этот вопрос отрицательно. Только обладающий головным мозгом человек способен мыслить. Движения же обезглавленного тела носят рефлекторный характер и не осознаются. Сознание - это функция мозга.
Понятие о функции, выработанное физиологией применительно к различным органам, распространялось на работу головного мозга. Противники философии материализма использовали формулу Кабаниса для вульгаризации этой философии. Кабанису приписали мнение, будто мозг выделяет мысль, подобно тому, как печень - желчь, а почки - мочу. Однако он, говоря о сознании как функции головного мозга, имел в виду совершенно иное. К внешним продуктам мозговой деятельности Кабанис относил выражение мысли в словах и жестах. За самой мыслью, подчеркивал он, скрыт неизвестный нервный процесс.
Французские материалисты сыграли в эпоху Просвещения большую позитивную роль в интеллектуальной жизни Европы. Они отстаивали идею целостности человека, нераздельной связи его телесно-духовного бытия с окружающей средой -природной и социальной.
Они культивировали веру в способность чувственного опыта служить единственным гарантом рационального знания о неисчерпаемом внешнем мире.
Столь же крепка была их вера в нераздельность психических явлений и нервного субстрата, который их производит. Доказывая необходимость перехода от умозрительного к эмпирическому изучению этой нераздельности, они подготовили почву для движения научной мысли следующего столетия в новом направлении. Представители этого направления искали корни явлений, считавшихся порождением бестелесной, соединяющей человека с Богом души, в доступной для скальпеля и микроскопа нервной ткани.
Ростки историзма в XVII в. В век, о котором идет речь, пробиваются идеи историзма, которые резко отличают психологическую мысль этого периода от господства строгого механицизма. Эти идеи проникают в объяснения природы, как неорганической, так и живой. Если прежняя картина мира представлялась геометромеханической, то отныне многие мыслители проникаются гипотезой об эволюции природы, ее превращениях при переходе от одной эпохи к другой. Вершиной этих превращений считался “естественный человек”, независимо от того, к какому сословию он принадлежит.
В эпоху восходящего капитализма его идеологи рассматривали общество как продукт интересов и потребностей отдельных индивидов (Гоббс, Локк и др.). При этом взаимодействие людей в соответствии с механической моделью природы признавалось подчиненным закону инерции, из которого выводилось извечное стремление каждого индивидуального тела к самосохранению.
В XVIII веке жизнь общества начинают осмысливать в виде закономерного, однако уже не механического, а исторического процесса. Родовые факторы выступают как первичные по отношению к деятельности индивида. Поиск их сыграл важную роль в прогрессе не только социологической, но и психологической мысли.
Итальянский мыслитель Д. Вико (1668-1744) в трактате “Основания новой науки об общей природе вещей” (1725) выдвинул идею, что каждое общество проходит последовательно через три эпохи: богов, героев и людей. Несмотря на фантастичность этой идеи, подход к социальным явлениям с точки зрения их закономерной эволюции был новаторским. Считалось, что это развитие происходит в силу собственных внутренних причин, а не игры случая или предопределений божества. Что касается психических свойств человека, то они, согласно Вико, возникают в ходе истории общества. В частности, появление абстрактного мышления он связывал с развитием торговли и политической жизни.
К Вико восходит представление о надындивидуальной духовной силе, свойственной народу в целом и составляющей первооснову культуры и истории. На место культа отдельной личности был поставлен культ народного духа. Утверждая приоритет исторически развивающихся духовных сил общества по отношению к деятельности отдельной личности, Вико открыл новый аспект в проблеме детерминации психического.
Ряд французских и немецких просветителей XVIII века придали этому аспекту первостепенное значение. Французский просветитель Ш.Монтескьё (1689-1755) выступил с книгой “О духе законов” (1748), занесенной католической церковью в список запрещенных. В ней, вопреки учению о божественном промысле, утверждалось, что людьми правят законы, которые, в свою очередь, зависят от условий жизни общества, прежде всего - географических условий. Важная роль отводилась также этническим особенностям населения, характеру народа.
Другой знаменитый французский просветитель - Ж.Кондорсе (1743-1794) в “Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума” (1794) изобразил историческое развитие в виде бесконечного прогресса, обусловленного как внешней природой, культурными достижениями (открытия, изобретения), так и взаимодействием людей. Он не отрицал роли внутренних побуждений человека, но в качестве двигателя истории у него выступали не отдельные личности, а массы. Чтобы избежать гильотины, он покончил жизнь самоубийством.
В Германии философ И. Гердер (1744-1803), отстаивая в четырехтомной работе “Идеи философии истории человечества” (1789-1791) мысль о том, что общественные явления изменяются закономерно, трактовал эти изменения как необходимые ступени в общем становлении народной жизни. При этом в качестве определяющего начала выдвигалось развитие не одного только разума (ср. Кондорсе), но широко понятой гуманности, человечности, достигнутой благодаря взаимному влиянию людей друг на друга.
Духовная активность, отличающая человека от животного, проявляется, по Гердеру, прежде всего в языке. В сочинении “О происхождении языка” (1770) он попытался развить исторический взгляд на языковое творчество и вместе с тем связать его с психологией мышления. Язык не есть нечто готовое; его развитие - динамический, творческий процесс. Развитие индивидуального сознания в этих концепциях ставилось в зависимость от культурно-исторического формирования народа.
В России духовная атмосфера эпохи Просвещения определила философско-психологические воззрения А.Н. Радищева (1749-1802). За его знаменитое антикрепостническое сочинение “Путешествие из Петербурга в Москву” (1790) он был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. В ссылке Радищев написал трактат “О человеке, его смертности и бессмертии” (1792). Само название трактата соотносило его с популярным в ту эпоху произведением Гельвеция “О человеке”. Гельвеций выдвигал на передний план культ чувственности и интересы индивида. Радищев же подчеркивал, что в ряде вопросов его мысль “разнствует от гельвециевой”. Так, французский энциклопедист не показал, что “человек паче всех есть существо соучаствующее”, т.е. социальное.
Как подчеркивал Г.В. Плеханов, Радищев искал ключ к психологии людей в условиях их общественной жизни. Попытки объяснить поведение людских масс естественным и закономерным ходом истории, устремленным к новым прогрессивным формам жизни, независимо от власти правителей, вызывали ярость клевретов этих правителей.
Многие мыслители эпохи Просвещения жестоко преследовались. Их сочинения сжигались. Но идея прогрессивного исторического развития народа и его культуры как факторов, определяющих сознание отдельных индивидов, укреплялась и обогащалась в следующую эпоху (наиболее развитую философскую форму она получила у Гегеля), оказав глубокое влияние на искания и в области психологии.
Итак, век Просвещения подготовил два направления в разработке проблем психологического познания: а) трактовка психики как функции высокоорганизованной материи -головного мозга, что способствовало экспериментальному изучению тех явлений, которые считались порождением бестелесной, соединяющей человека с Богом души; б) учение, согласно которому индивидуальная психика коренится в социальных формах, нравах, обычаях, духе народа, которым движет собственная энергия культурного творчества, а не Божественный промысел, вело к позитивному изучению фактов, запечатлевших психологическое своеобразие исторического бытия этого народа (в языке, мифологии, быте и др.).
Кант и психология Особое место в философии XVIII столетия, оказавшей влияние на последующее развитие научной психологии, принадлежит немецкому профессору из Кенигсберга И. Канту (1724-1804).
В первый период творчества он, восприняв идею развития, выдвинул гипотезу об образовании солнечной системы из первоначальной туманности. Затем от космогонии (учения о происхождении космических объектов) он перешел к “Критике чистого разума” (1781). Так называлось одно из его главных произведений. В нем он разработал новаторское учение об источниках и принципах научного знания. Это знание, согласно Канту, начинается с воздействия внешних объектов на нашу способность восприятия. Но сами объекты - это “вещи в себе”. Они непознаваемы. Он назвал их ноуменами - умопостигаемыми сущностями в отличие от феноменов - чувственно созерцаемых явлений.
Эти явления осознаются субъектом благодаря тому, что он обладает от рождения особыми орудиями - априорными (предшествующими всякому опыту и независимыми от него) формами мышления, способами организации знания, категориями.
Помыслить о чем бы то ни было значит обобщить, синтезировать чувственные представления посредством категорий (таких, как причинность, время, пространство). Они фильтруют и структурируют данные нашего опыта, который без этих категории был бы бессмысленным хаосом.
Учение Канта, доказывая априорную целостность, интегральность психического образа объекта, отвергало ассоцианизм (считавший первичным психические атомы, которые объединяются благодаря ассоциациям). Кантова идея о том, что сознание изначально организованно, изначально обладает структурой и способами построения своего материала, прочно вошла во многие психологические концепции XX столетия.
РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ
От механики к физиологии В начале XIX столетия стали складываться новые подходы к психике.
Отныне не механика, а физиология стимулировала рост психологического знания. Имея своим предметом особое природное тело, физиология превратила его в объект экспериментального изучения.
На первых порах руководящим для нее служило “анатомическое начало”. Функции (в том числе психические) исследовались под углом зрения их зависимости от строения органа, его анатомии. Физиология переводила на язык опыта умозрительные, порой фантастические воззрения прежней эпохи.
Открытие рефлекторной дуги Так, фантастическая по своей эмпирис ческой фактуре рефлекторная схема Декарта нервной системы оказалась правдоподобной благодаря открытию (почти одновременному) различий между чувствительными (сенсорными) и двигательными (моторными) нервными путями, ведущими в спинной мозг.
Открытие принадлежало врачам и натуралистам чеху И. Прохазке, французу Ф. Мажанди и англичанину Ч. Беллу. Оно позволило объяснить механизм связи нервов как “рефлекторную дугу”, возбуждение одного плеча которой закономерно и неотвратимо приводит в действие другое плечо, порождая мышечную реакцию.
Наряду с научным (для физиологии) и практическим (для медицины) это открытие имело и важное методологическое значение. Оно доказывало зависимость функций организма, касающихся его поведения во внешней среде, от телесного субстрата, а не от сознания (или души) как особой бестелесной сущности.
Закон “специфической энергии органов чувств” Второе направление, которое подрывало версию об этой сущности, сложилось при изучении органов чувств, их нервных окончаний. Какими бы стимулами на эти нервы ни действовать, они дают один и тот же специфический для каждого из них эффект. (Например, раздражение зрительного нерва любым стимулом вызывает у субъекта ощущение вспышек света
На этом основании немецкий физиолог И. Мюллер (1801-1858) сформулировал закон “специфической энергии органов чувств”. Никакой иной энергией, кроме известной в физике, нервная ткань не обладает. Но выводы Мюллера укрепляли научное воззрение на психику, показывая причинную зависимость ее чувственных элементов (ощущений) от объективных материальных факторов: внешнего раздражителя и свойства нервного субстрата.
Карта головного мозга Наконец, еще одно направление обратило внимание ученых на зависимость явлений психики от анатомии центральной нервной системы. Это была приобретшая огромную популярность френология (от греч. “френ” - душа, ум). Ее автор - австрийский анатом Ф. Галль (1758-1829) предложил “карту головного мозга”, в соответствии с которой различные способности размещены в его определенных участках. Это якобы влияет на форму черепа, что позволяет, ощупывая его, определять по “шишкам”, насколько развиты у данного индивида ум, память и т.п.
Френология при всей ее фантастичности побудила к экспериментальному изучению размещения (локализации) психических функций в головном мозгу.
Взгляды Галля были необыкновенно популярны. Доходило до того, что, знакомясь, некоторые образованные люди ощупывали головы друг друга, рассчитывая тем самым определить у своего собеседника характер и способности. Но эти взгляды подверглись критике с различных позиций. Некоторые осуждали Галля за отрицание единства и нематериальности души. Но для дальнейшего прогресса науки важное значение имела экспериментальная критика его взглядов французским физиологом и врачом, иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук П. Флурансом (1794-1867). Используя методику удаления отдельных участков центральной нервной системы, он пришел к выводу о том, что головной мозг является целостным органом-субстратом основных психических функций. Мозжечок координирует движения, а в продолговатом мозгу находится дыхательный центр.
После работ Флуранса френология была скомпрометирована в научных кругах, хотя многие продолжали ею увлекаться.
И все же заслугой Галля следует признать указание на извилины в коре больших полушарий головного мозга как место, где локализованы умственные силы (до него их было принято помещать в мозговые желудочки).
Развитие ассоцианизма Изучение органов чувств, нервно-мышечной системы, коры головного мозга имело анатомическую направленность (т.е. психическое соотносилось со строением различных частей живого тела). Однако обращение к этим органам неизбежно вынуждало осмыслить эффекты их деятельности.
Эффекты же относились к области психологии, на почву которой отныне вынужден был перейти естествоиспытатель. Ведь именно психология имела дело с этими эффектами -ощущениями, восприятиями, представлениями, связями между ними (ассоциациями). Черпать же в психологии анатом-физиолог мог только ту информацию, которую она к этой эпохе наработала.
Между тем эта информация относилась к области сознания субъекта, наделенной признаками, чуждыми материальным телам, стало быть и телесным устройствам из нервов и мышц, ставшим объектом физиологического эксперимента и естественнонаучного анализа. Сознание и организм оказывались двумя полюсами, каждый из них имел собственный теоретический “стержень”.
Все последующее развитие знаний имело общий вектор - преодолеть расщепленность телесного и духовного, объяснить жизнедеятельность организма как целого.
Движение шло в двух направлениях. Со стороны физиологии нарастала тенденция к тому, чтобы возможно теснее “привязать” психические явления к нервно-мышечным. На “полюсе” психологии изменяло свой облик ее главное направление- учение об ассоциациях.
Учение об ассоциациях изначально ценилось благодаря тому, что объясняло связь, прочность и изменчивость психических явлений устройством нервной системы. На нем лежала печать достоверности, присущей научному знанию о физической природе, сделавшему в XVII и XVIII веках гигантские шаги.
Такая печать могла держаться, пока мысль и практика натуралиста не начали осваивать нервную систему, развеивая фантастические представления о ней, подобные тем, которые вдохновляли отцов ассоцианизма Декарта, Локка, Гартли и др.
Все эти картины “нервных трубок”, по которым проносятся жизненные духи, вибраций мозгового вещества и т.п. оказались иллюзорными. Ассоциативная доктрина “зависла” в недрах сознания (или души), ибо лишилась опоры в деятельности мозга. Тем не менее она оставалась единственным направлением, способным не только описывать, но и объяснять психические факты. Ее объяснительный потенциал, созданный успехами механики, давшими новый образ физического мира (в том числе и организма как “вещи” этого мира), все еще сохранялся. Новые теоретики ассоцианизма искали выход в том, чтобы отстоять принцип ассоциации безотносительно к “механике” головного мозга, из законов которой она прежде выводилась.
Этот общий подход отстаивали авторы различных вариантов решения задачи путем “чисто” психологической, не “замешенной” на данных физиологии трактовки ассоциации.
Образцы подобной трактовки уже преподали Беркли и Юм. Идея дальнейшего продвижения в этом направлении получила в первой половине XIX века особую популярность в Англии.
Т. Браун: ассоциация как суггестия Поскольку уже сам термин ассоциация тесно сопрягался с представлением о том, что связь идей обусловлена связью нервных элементов в организме, шотландский философ Т. Браун (1778-1820) предложил взамен термина “ассоциация” термин суггестия (внушение). Одна идея внушает другую, но не произвольно, а по определенным законам. Браун разделил эти законы на первичные (по смежности, сходству и контрасту) и вторичные (их девять: законы частоты, новизны, силы первоначального ощущения, длительности и др.).
Чем чаще осознаются психические образы, чем они необычнее, чем более сильные эмоции они вызывают и т.д., тем больше шансов на то, что появление одного из них приведет за собой другие.
Джеймс Милль: машина сознания Английский историк и экономист Джеймс Милль (1773-1836) вернулся к представлению о том, что сознание - это своего рода ментальная (психическая) машина, работа которой совершается строго закономерно в силу ее собственного внутреннего устройства, не имеющего никакого отношения к устройству организма.
Всякий опыт состоит в конечном счете из простейших элементов (ощущений), образующих идеи (сперва простые, затем -все более сложные). Никаких врожденных идей или спонтанных суггестии у субъекта не существует.
Джон Стюарт Милль: ментальная химия Сын Джеймса Милля Джон Стюарт (1806-1873) являлся, как и его отец, одним из властителей дум своей эпохи не только в Англии, но и в континентальной Европе (его труды по логике, психологии, этике, экономике и другим наукам пользовались популярностью также и в России).
Если для его отца образцом точного научного знания служила механика (превращенная им в механику “чистого” сознания), то Джон Стюарт находился под влиянием больших успехов химии. Он стал говорить о ментальной химии. Под этим имелось в виду, что в человеческом сознании происходит нечто, подобное тому, что химик наблюдает в своей колбе при смешении различных элементов, а именно - появляется новый продукт.
Многое из того, что воспринимается сознанием как простое ощущение (например, звук скрипки или вкус апельсина, являющийся в действительности запахом), - результат синтеза многих компонентов. Например, вода представляется простой и единой, хотя на самом деле это соединение водорода и кислорода.
Этот миллевский постулат оказал большое влияние на работу первых психологических лабораторий. В них возникла программа, ставившая задачу добраться с помощью эксперимента до исходных “атомов” сознания, из которых создается его сложный состав. И тогда психология получит нечто подобное таблице Менделеева. По представлению Милля-младшего, психология должна стать точной наукой об уме (сознании). При этом Д.С.Милль, считая все порождения человеческой культуры продуктом индивидуального сознания, работающего по законам ассоциации, выступил как сторонник направления, известного под именем психологизма. (Экономика, политика, право, мораль подчинялись “великому принципу ассоциации идей”.)
И. Гербарт: учение о статике и динамике представлений Если в Англии главным объектом психологической мысли, опирающейся на законы ассоциаций, служило сознание, то в Германии в этот период наиболее популярным стало учение о бессознательной динамике психических представлений. Его автором выступил философ и педагог И. Гербарт (1776 1841).
Считая, как и все ассоцианисты, что в душе нет ничего изначального, что она возникает из первоэлементов, он называл их не идеями, а представлениями. Если идеи считались фактами сознания, то представления, по Гербарту, вытесняясь из сознания, образуют огромную массу элементов бессознательной психики. Эта масса была названа апперцептивной.
Каждое новое представление находится под давлением этой массы и удерживается благодаря ей. Незнакомое вводится в ум посредством уже знакомого.
Этот постулат Гербарт положил в основу своей педагогической системы, нашедшей немало сторонников. Кроме того, он предпринял попытку вывести математические формулы, по которым представления теснят друг друга, выталкиваются из сознания и вновь захватывают его. Он надеялся, опираясь на это учение о “статике и динамике представлений”, придать психологии характер точной, опытной науки.
Его главный труд так и назывался “Психология, по-новому основанная на метафизике, опыте и математике”. Ряд установок Гербарта - возвращение к понятию о бессознательной психике (впервые оно было предложено Лейбницем), соотнесение его с апперцептивной массой, определяющей успех представлений в борьбе за “жизненное пространство” сознания, а также уверенность в том, что и к психологии применима математика, - явился попыткой перевести принципы, подобные ассоцианизму, на новый язык. Не механика, не химия, а математика, обобщающая динамику психических элементов, способна, согласно Гербарту, объяснить, как из этих элементов складывается опыт индивида.
Между тем глубинные изменения в стиле научного мышления вели к дальнейшей трансформации ассоцианизма.
И Милли, и Гербарт искали закономерности психики в пределах индивидуальной жизни. У Миллей она ограничивалась сознанием субъекта. Гербарт решительно расширил ее за счет бессознательной психики.
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ОСНОВЫ ПСИХОЛОГИИ
На различных участках экспериментальной работы (Бебер, Фехнер, Дондерс, Гельмгольц, Пфлюгер и многие другие) складывались представления об особых закономерностях и факторах, отличных и от физиологических, и от тех, которые относились к психологии как к ветви философии, имеющей своим предметом явления сознания, изучаемые внутренним опытом. Наряду с лабораторной работой физиологов по изучению органов чувств и движений, успехи эволюционной биологии и медицинской практики (применяющей гипноз при лечении неврозов) готовили новую психологию. Открывался целый мир психических явлений, доступных такому же объективному изучению, как любые другие природные факты.
Было установлено с опорой на экспериментальные и количественные методы, что в этом психическом мире действуют собственные законы и причины. Это создало почву для отделения психологии как от физиологии, так и от философии.
Психофизика К новым открытиям пришел исследователь органов чувств - физиолог Э.Вебер (1795-1878). Он задался вопросом: насколько следует изменять силу раздражения, чтобы субъект уловил едва заметное различие в ощущении.
Таким образом, акцент был перемещен. Предшественников Вебера занимала зависимость ощущений от нервного субстрата, Вебера - зависимость между континуумом ощущений и континуумом вызывающих их внешних физических стимулов. Обнаружилось, что существует вполне определенное (для различных органов чувств различное) отношение между первоначальным раздражителем и последующим, при котором субъект начинает замечать, что ощущение стало уже другим. Для слуховой чувствительности, например, это отношение составляет 1/160, для ощущения веса - 1/30 и т.д.
Опыты и математические выкладки стали истоком течения, влившегося в современную науку под именем психофизики. Ее основоположником выступил другой немецкий ученый Г. Фехнер (1801-1887). Он также перешел от психофизиологии к психофизике.
Она начинала с представлений о, казалось бы, локальных психических феноменах. Но получила огромный методологический и методический резонанс во всем корпусе психологического знания. В него внедрялись эксперимент, число, мера. Таблица логарифмов оказалась приложимой к явлениям душевной жизни, поведению субъекта, когда ему приходится определять едва заметные различия между внешними объективными влияниями.
Прорыв от психофизиологии к психофизике был знаменателен и в том отношении, что разделил принцип причинности и принцип закономерности. Ведь психофизиология была сильна выяснением причинной зависимости субъективного факта (ощущения) от строения органа (нервных волокон), как этого требовало “анатомическое начало”. Обойдя его, психофизика доказала, что в психологии и при отсутствии знаний о телесном субстрате могут быть строго эмпирически открыты законы, которым подвластны ее явления.
Э. Пфлюгер: сенсорная функция как регулятор поведения Введение психического фактора как регулятора поведения организма произошло и в работах физиолога Э. Пфлюгера (1829 - 1910). Он подверг экспериментальной критике схему рефлекса как дуги, в которой центростремительные нервы, благодаря связи с центробежными, производят одну и ту же стандартную мышечную реакцию.
В XIX веке физиологические опыты ставились главным образом на лягушках. (По этому поводу в дальнейшем было даже предложено поставить лягушке памятник.) Обезглавив лягушку, Пфлюгер помещал ее в различные условия. Оказалось, что ее рефлексы вовсе не сводились к автоматической реакции на раздражение. Они изменялись соответственно внешней обстановке. На столе она ползала, в воде плавала и т.д. Пфлюгер сделал вывод о том, что даже у обезглавленной лягушки нет чистых рефлексов. Причиной ее приспособительных действий служит не сама по себе “связь нервов”, но сенсорная функция. Именно она позволяет различать условия и соответственно этому изменять поведение.
Опыты Пфлюгера, как и других физиологов, открывали особую причинность - психическую. Ведь чувствование (то, что Пфлюгер называл сенсорной функцией) - это не физиологическая, а психологическая причина. Функция, о которой идет речь, заключается в различении условий, в которых находится организм, и в регуляции соответственно этим условиям действий организма. В различении того, что происходит во внешней среде, и реагировании на происходящее в ней и состоит фундаментальное предназначение психики, ее главный жизненный смысл. Одновременно опыты Пфлюгера подрывали принятое мнение о том, что психика и сознание одно и то же. О каком сознании у обезглавленной лягушки могла идти речь?
Через 50 лет создатель нового учения о психике И.М.Сеченов подчеркнул, что вывод Пфлюгера оказался в конце XIX века еще более справедливым, чем в середине этого века, когда он впервые был высказан в полемике с двумя группами исследователей: а) с теми, кто считал рефлекс чисто механическим актом, связью нервов, которая ни в какой психике не нуждается, и б) с теми, кто считал, что приспособительным поведением может управлять только сознание как знание субъекта о том, что он делает. Между тем история научных разработок показала, что нужно отказаться и от прежних представлений о рефлексе как акте чисто механическом, и от прежних представлений о сознании как способности субъекта дать самоотчет о своих мыслях, чувствах и т.п.
Наряду с сознанием имеется огромная область неосознаваемой психики (бессознательного), которая не сводится ни к нервной системе, ни к системе сознания.
Г. Гельмгольц лидер новой психофизиологии Центральной фигурой в создании основ на которых строилась психология как наука, имеющая , собственный предмет был Г. Гельмгольц (1821-1894). Его разно- сторонний гений преобразовал многие науки о природе, в том числе о природе психического. Им был открыт закон сохранения энергии. Мы все дети Солнца, говорил он, ибо живой организм, с позиции физика, - это система, в которой нет ничего, кроме преобразований различных видов энергии. Тем самым из науки изгонялось представление об особых витальных силах, отличающих поведение в органических телах от неорганических.
Но, занявшись таким телесным устройством, как орган чувств, Гельмгольц принял за объяснительный принцип не энергетическое (молекулярное), а анатомическое начало. Именно на последнее он опирался в своей концепции цветного зрения. Гельмгольц исходил из гипотезы о том, что имеются три нервных волокна, возбуждение которых волнами различной длины создает основные ощущения цветов: красное, зеленое и фиолетовое.
Такой способ объяснения оказался непригодным, когда он от ощущений перешел к анализу восприятий целостных объектов в окружающем пространстве. Этот анализ побудил ввести два новых фактора: а) движения глазных мышц; б) подчиненности этих движений особым правилам, подобным тем, по которым строятся логические умозаключения. Поскольку эти правила действуют независимо от сознания, Гельмгольц назвал их “бессознательными умозаключениями”. Таким образом, экспериментальная работа столкнула Гельмгольца с необходимостью ввести новые причинные факторы. До того он относил к этим факторам либо превращения физической энергии, либо зависимость ощущения от устройства органа. Теперь к этим двум причинным “сеткам”, в которые наука улавливает жизненные процессы, присоединялась третья. Источником психического (зрительного) образа выступал внешний объект, в возможно более отчетливом видении которого состояла решаемая глазом задача.
Выходило, что причина психического эффекта скрыта не в устройстве организма, а вне его. В опытах Гельмгольца между глазом и объектом ставились призмы, искажавшие восприятие объекта. Однако посредством различных приспособительных движений мышц организм стремился восстановить адекватный образ этого объекта. Выходило, что движения мышц выполняют не чисто механическую, а познавательную (даже логическую) работу.
В зоне научного анализа появились феномены, которые говорили об особой форме причинности: не физической и не физиолого-анатомической, а психической. Намечалось разделение психики и сознания. Опыты говорили, что возникающий в сознании образ внешнего предмета порождается не зависимым от сознания телесным механизмом.
Измерение времени реакции Старая психофизиология с ее анатомическим началом расшатывалась самими физиологами.
Голландский физиолог Ф. Дондерс (1818-1889) занимался экспериментами по изучению скорости протекания психических процессов. До него Гельмгольц открыл скорость прохождения импульса по нерву. Дондерс же обратился к измерению скорости реакции субъекта на воспринимаемые им объекты. Испытуемый выполнял задания, требовавшие от него возможно более быстрой реакции на один из нескольких раздражителей, выбора различных ответов на разные раздражители и т.д. Эти опыты разрушали веру в мгновенно действующую душу, доказывали, что психический процесс, подобно физическому может быть измерен. И хотя, как и в психофизике, знание о нервной системе не вносило даже малой толики в объяснение новых данных, считалось само собой разумеющимся, что психические процессы совершаются именно в ней.
Вскоре Сеченов, ссылаясь на изучение времени реакции как процесса, требующего целостности головного мозга, писал: “Психическая деятельность как всякое земное явление происходит во времени и пространстве”.
Гипноз и внушение Свою лепту в разграничение психики и сознания внесли исследования гипноза. Первоначально они приобрели в Европе большую популярность благодаря деятельности австрийского врача Месмера, объяснявшего свои гипнотические сеансы действием магнитных истечений (флюидов). Затем, отвергнув месмеризм, английский хирург Брэд стал сторонником физиологической трактовки гипноза (предложив термин нейрогипноз). Однако в дальнейшем он придал решающую роль психологическому фактору.
Используя гипноз в своей практике, он демонстрировал факты психически регулируемого поведения с выключенным сознанием (поддерживая тем самым представление о бессознательной психике). Чтобы вызвать гипнотическое состояние, требовался “раппорт” - создание ситуации взаимодействия между врачом и пациентом. Обнажаемая гипнозом бессознательная психика является социально бессознательной. Ведь она инициируется и контролируется другим человеком.
Если врачи-гипнотизеры вывели психику за пределы индивида к другому индивиду, то Дарвин - за пределы индивида к истории вида.
Ч. Дарвин: революция в биологии и психологии Революцию во всем строе биологического и психологического мышления произвело учение английского натуралиста Ч.Дарвина (1809-1882). Его труд “Происхождение видов путем естественного отбора” (1859) называют одним из самых важных в истории западной цивилизации. В книге излагалась новая теория развития животного мира. Сам по себе принцип развития издревле направлял размышления о природе, обществе и человеке (в том числе и о душе). У Дарвина этот принцип воплотился в учении, укорененном в “Монблане фактов”.
Это учение опровергало библейский догмат о том, что все виды живых существ раз и навсегда сотворены Богом. Нападки церковников на Дарвина достигли апогея после выхода в свет его труда “Происхождение человека” (1870), из которого следовало, что человек создан не по образу и подобию Божьему, но является выходцем из обезьяньего стада.
В основе воссозданной Дарвином величественной картины развития живой природы лежало новое объяснение причинных факторов этого развития, т.е. детерминизма.
Дарвиновское учение ознаменовало крутой поворот от одной формы детерминизма к другой. Прежний детерминизм мыслил все мироздание в категориях механики. Новый детерминизм в отличие от прежнего являлся биологическим. (Сокращенно их можно обозначить как механодетерминизм и биодетерминизм.)
Какие же признаки вводил этот новый стиль мышления? Прежде всего, Дарвин указывал на естественный отбор как фактор выживания организмов в постоянно угрожающей их существованию среде. В ходе эволюции выживают те, кто смог наиболее удачно приспособиться. Опорным в этой объяснительной схеме является фактор наследственности. Те животные формы, которые выжили в борьбе за существование, передают свои свойства потомству. Между особями, образующими данный вид, существуют биологически предопределенные различия. Без изменчивости не было бы и развития. Выживают же те, кому удалось лучше приспособиться (адаптироваться). Естественный отбор безжалостно истребляет все, что не способствует выживанию, адаптации.
Со времен Аристотеля загадкой для всех мыслящих людей являлась целесообразность устройства, функций и поведения живых существ в отличие от неорганических объектов. Не находя другого решения, полагали, что в живом организме изначально заложена цель.
Дарвин дал точное научное объяснение целесообразности, не обращаясь к понятию о врожденной цели. Все эти нововведения произвели переворот не только в биологии, но и в психологии.
Поскольку естественный отбор отсекает все ненужное для жизни, то он истребил бы и психические функции, если бы они не способствовали приспособлению. Это побудило рассматривать психику как элемент адаптации организма к окружающей среде. Психика не могла более представляться изолированным “островом духа”. Определяющим для психологии взамен отдельного организма становится отношение “организм-среда”. Это породило новый системный стиль мышления, который в дальнейшем привел к выводу, что предметом психологии должно быть не сознание индивида, но его поведение во внешней среде, изменяющей (детерминирующей) его организм и психический склад.
Понятие об индивидуальных вариациях является непременной составной частью эволюционной теории Дарвина. Стало быть, к ним относятся и вариации в сфере психики. Это придало мощный импульс разработке нового направления в психологии, предметом которого стало изучение индивидуальных различий между людьми, обусловленных законами наследственности. Это направление, инициатором создания которого стал кузен Дарвина Ф.Гальтон, превратилось в разветвленную ветвь дифференциальной психологии (см. ниже).
Наконец, дарвинизм стимулировал изучение психики в животном мире, став основанием еще одного нового направления в науке - зоопсихологии. Отвергнув версию о непроходимой пропасти между человеком и животным, эволюционная биология стала предпосылкой широкого изучения с помощью объективных экспериментальных методов механизмов психической регуляции поведения на таких объектах, как животные (белые крысы, собаки, обезьяны и др.).
Дарвин специально анализировал инстинкты как побудительные силы поведения. С фактами в руках он подверг критике версию об их разумности. Вместе с тем без этих слепых побуждений, корни которых уходят в историю вида, организм не может выжить. Инстинкты связаны с эмоциями. К ним Дарвин также подошел не с точки зрения их осознания субъектом, а опираясь на объективные наблюдения за выразительными движениями.
Некогда эти движения имели практический смысл, о чем напоминают сжатие кулаков или оскал зубов у современного человека. Были времена, когда эти агрессивные реакции означали готовность к борьбе. Традиционная психология считала чувства элементами сознания. Теперь же эмоции, захватывающие индивида, выступили в качестве феноменов, которые, хотя и являются психическими, однако первичны по отношению к его сознанию.
Г. Спенсер: принцип адаптации к среде Наряду с Дарвином и одновременно с ним идеи новой эволюционной биологии развивал английский философ Г. Спенсер (1820-1903).Следуя доминировавшей в Англии традиции, он был приверженцем ассоцианизма. Однако последний претерпел в работе Спенсера “Основы психологии” (1855) существенную трансформацию. В ней жизнь определялась как “непрерывное приспособление внутренних отношений к внешним”. Происходящее внутри организма (стало быть, и сознание) может быть понято только в системе его отношений к внешней среде. Отношения же - не что иное. как адаптации. С этой точки зрения и ассоциации должны быть поняты как связи между элементами психической жизни.
Во всей своей прежней истории психология если и искала телесный субстрат ассоциаций (от Аристотеля до Гартли), то обращалась только к одному направлению, а именно - физиологическому. Строились различные предположения о процессах внутри организма, проекцией которых становятся связи между психическими явлениями. Принцип адаптации требовал “покинуть” изолированный организм и искать “корень” ассоциаций в том, что происходит во внешнем мире, к которому организм повседневно приспосабливается.
Чтобы выжить, организм вынужден устанавливать связь между объектами этого мира и своими реакциями на них. Случайные, несущественные для выживания связи он игнорирует, а связи, необходимые для решения этой задачи, прочно фиксирует, сохраняет “про запас” на случай новых конфронтации со всем, что может угрожать его существованию. Но очевидно, что адаптация в данном случае означает не только приспособление к новым ситуациям органов чувств как источников информации о том, что происходит вовне (на манер того, как, например, изменяется чувствительность глаза в темноте). Утверждается новый вид ассоциаций - между внутренними психическими образами и реализующими адаптацию целостного организма мышечными действиями.
Здесь свершился крутой поворот в движении психологической мысли. Из “поля сознания” она устремилась в “поле поведения”. Отныне не физика и химия, как прежде, а биология стала путеводной звездой в разработке ассоциативной доктрины, обретающей, как мы увидим, новый облик в бихевиоризме и рефлексологии.
Спенсер стоял у истоков того пути, по которому продвигались Сеченов, Торндайк, Павлов, Бехтерев, Уотсон и другие пионеры объективной психологи.
Прежде чем были изобретены объективные методы изучения целостного поведения, научно-психологическая мысль добилась крупных успехов в экспериментальном анализе деятельности органов чувств. Эти успехи были связаны с открытием закономерной, математически исчислимой зависимости между объективными физическими стимулами и производимыми ими психическими эффектами - ощущениями.
Именно это направление сыграло решающую роль в превращении психологии в самостоятельную экспериментальную науку.
ПРОГРАММЫ ПОСТРОЕНИЯ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ
Следует различать реальную жизнь науки и ее отражение в теоретических программах. К 70-м годам прошлого века в жизни науки назрела потребность в том, чтобы разрозненные знания о психике объединить в научную дисциплину, отличную от других.
Когда время приспело, говорил Гёте, яблоки падают одновременно в разных садах. Время приспело для определения статуса психологии как самостоятельной науки, и тогда почти одновременно сложилось несколько программ ее разработки. Они по-разному определяли предмет, метод и задачи психологии, вектор ее развития.
Психология как наука о непосредственном опыте Наибольший успех имела первоначально программа, разработанная В.Вундтом (1832-1920). Вундт родился в Маннгейме в семье пастора, после окончания гимназии учился на медицинском факультете сперва в Тюбингене, а затем в Гейдельберге. Отказавшись от карьеры практикующего врача, он после семестра, проведенного в Берлине у Иоганна Мюллера, защитил в
Тот факт, что Гельмгольц и Вундт, много лет работая вместе, не сблизились, объясняется не только различием в их темпераментах. Имелись и более глубокие причины, связанные с различием в складе мышления, в мировоззренческих установках. Гельмгольц оставался верен идеалам детерминистской физики, тогда как Вундт все более удалялся в область идеалистической философии (профессором которой он стал в дальнейшем).
В область психологии Вундта влекли физиологические занятия. Его первой книгой было Учение о мышечных движениях (1858), второй - Материалы к теории чувственного восприятия (1858-1862). Обе темы - движение и ощущение - были в то время очень популярными в физиологии, и обе они неизбежно сталкивались с влиянием непривычного для физиологического мышления психологического фактора. В частности, в этих ранних вундтовских работах важное значение придавалось рефлексу, но он уже оказывался не чисто мышечной функцией, а участником построения восприятия, т.е. психического продукта.
Здесь же у Вундта встречается и гельмгольцевское понятие о бессознательных умозаключениях, инородное для физиолога, привыкшего объяснять процессы в организме терминами физики и химии. Строго следуя физико-химическому направлению в физиологии (о чем говорят его учебники по этому предмету), Вундт в то же время намечает для себя новый план работы. Он читает в Гейдельбергском университете курс на тему Психология с точки зрения естествознания (1862), а в
С
Прошедшие эту школу исследователи создали по образцу лейпцигской новые лаборатории в различных университетах мира. Психология утвердилась в статусе самостоятельной опытной науки. И в этом историческая заслуга Вундта. Он поместил в лабораторию не лягушку и собаку, а человека с его “таинственной” душой. Это было революционное событие, всю значительность которого мы, привыкшие к достижениям экспериментальной психологии, теперь с трудом можем оценить.
Постепенно складывалось сообщество исследователей, работников новой области знания, имеющей собственные организационные структуры - лаборатории, кафедры, журналы, общества, а начиная с
Под воздействием достижений физиологии органов чувств Вундт выдвинул свою психологическую программу. Напомним, что одним из этих достижений была картина “сенсорной мозаики”.
Согласно Вундту, эта “мозаика” и есть та “материя”, из которой построено сознание. Если первоначальный смысл новых идей в физиологии состоял в установлении объективных (т.е. независимых от сознания) отношений между стимулами и психическими реакциями, то право психологии на самостоятельность Вундт обосновывал совершенно иными соображениями, а именно принципиальным отличием сознания от всего внешнего и материального. Психология, по Вундту, имеет уникальный предмет - непосредственный опыт субъекта, постигаемый путем самонаблюдения, интроспекции. Все остальные науки изучают результаты переработки этого опыта.
Интроспекционизм - древняя концепция и, как говорил исторический опыт, совершенно бесперспективная для научного исследования психологических фактов. Но Вундт вносил в нее коррективы, с помощью которых, как он считал, преодолевались слабости старого интроспекционизма. Обычное самонаблюдение бесконтрольно и хаотично. Контроль и порядок в исследование сознания способны, по Вундту, внести экспериментальные процедуры физиологии. Опыт физиологический, объективный, позволяет, считал он, расчленить опыт непосредственный, субъективный, и тем самым реконструировать в научных понятиях архитектонику сознания индивида. Такова была главная идея Вундта. Она лежала в основе его замысла создать опытную психологию, которую он называл физиологической. Вместе с тем, будучи сторонником психофизического параллелизма, Вундт считал, что в физиологии как таковой не содержится никаких данных, расширяющих возможности психологического объяснения. Психические процессы параллельны телесным, но не определяются ими.
Приборы для изучения органов чувств и двигательных реакций были непременным инструментарием лейпцигской лаборатории. Но столь же непременным “орудием” являлась интроспекция. Не тривиальное самонаблюдение, а специально тренируемое. Вначале Вундт считал, что интроспекция обнаруживает в составе непосредственного опыта два класса элементов - ощущения и представления. В дальнейшем к ним были присоединены чувства.
Психологами было принято называть знатоков человеческих душ. Но психологи по профессии появились лишь после Вундта.
Историки подсчитали, что школу Вундта прошли 136 немцев, 14 американцев, 10 англичан, 6 поляков, 3 русских, 2 француза. Она стала главным питомником первого поколения психологов-экспериментаторов.
Практика работы вундтовской и других сходных с ней по ориентации лабораторий показала крайнюю ненадежность интроспекции. Энтузиазм, с которым молодые исследователи изощрялись в интроспекции (субъективном методе), был обусловлен надеждой на то, что о душевной жизни удастся получить столь же точное знание, как и о телесной. Однако протокольные записи экспериментов не выдерживали испытания на научность знания. Между показаниями различных испытуемых не было согласия. Лаборатории, где практиковался субъективный метод, не сделали никаких открытий, не выработали серьезных причинных объяснений исследуемых явлений. Создать новый язык, на котором можно было бы говорить о структуре сознания, а не о внешних объектах, не удавалось.
Причиной неудач сторонников субъективного метода являлись программные установки Вундта: феноменализм, т.е. представление о сознании как совокупности чуждых всему внешнему феноменов, “атомизм”, интроспекционизм, квазидетерминизм, т.е. убеждение в том, что психическое детерминируется только психическим. Созданную Вундтом громоздкую систему отличал эклектизм. “Атомистическое” строение внутреннего мира субъекта он дополнял “законом творческого синтеза”, согласно которому из элементарных ощущений возникают качественно новые продукты. Представление о сознании как совокупности разрозненных элементов дополнялось учением об апперцепции - особой внутренней силе, локализованной в лобных долях головного мозга.
Апперцепция - центр сферы сознания. Затем она становится определяющей. Для чувства, которое объясняется как “знак реакции апперцепции на сенсорное содержание”, для мышления, поскольку только апперцепция приводит феномены в логическую связь в противовес ассоциациям, и, наконец, для воли, в качестве главного проявления которой она начинает фигурировать. Превращение апперцепции в универсальный объяснительный принцип (она все объясняет, сама не нуждаясь в объяснении) означало полный разрыв с детерминизмом. Не удивительно, что одни считали Вундта сторонником естественнонаучного, материалистического понимания психики (в России одно время, в середине 60-х годов XIX века, цензура запретила его книгу “Лекции о душе человека и животных”), другие - защитником учения о бессубстратном сознании (например, К.Д. Кавелин в полемике с И.М. Сеченовым). Поэтому, рассматривая вопрос о том, чему обучались будущие психологи в вундтовской школе, следует иметь в виду, что, овладевая методами новой науки, они работали в теоретической атмосфере, пронизанной эклектическими представлениями. Джеме сказал про систему Вундта, что она напоминает червя: если рассечь его на части, каждая из них будет продолжать ползать. В вундтовской системе нет жизненного центра, уколом в который можно было бы с ней покончить.
Эклектический характер вундтовской программы определяется тем, что естественнонаучные тенденции нарождавшейся психологии преломились в ней сквозь призму идеалистических представлений о сознании и его отношении к материальному миру. Апология субъективного метода (интроспекции) не вытекала из логики развития психологического познания. Она была обусловлена определенными обстоятельствами социально-идеологического характера. Идейная атмосфера, сложившаяся в немецких университетах, требовала от профессора философии противостоять материалистическому воззрению на человека.
Свой первый психологический практикум (из которого и выросла лаборатория) Вундт проводил в виде экспериментальных демонстраций к курсу философии. Вполне понятно, что демонстрации могли иметь единственный смысл - доказать на опыте правильность той идеалистической концепции, которая излагалась в университетском курсе. Соответственно и проводившиеся им эксперименты - опыты по определению порогов ощущений, времени реакции и др. - приобретали иное истолкование, чем в естественнонаучных исследованиях. Так, если для Фехнера психофизический закон означал закономерную связь между силой раздражения и интенсивностью ощущения, то, по Вундту, этот закон следует считать чисто психологическим: для миллионера, например, рубль представляет бесконечно малую величину, тогда как его прибавка к жалованью рабочего может стать ощутимой. Здесь, по мнению Вундта, проявляется отношение между ощущением и психологическим суждением о нем, а не ощущением и реальным раздражителем.
Точно такому же пересмотру, при котором исключалась реальная связь психических актов с внешними стимулами, подверглась в лаборатории Вундта и дондеровская схема времени реакции. Выдвигалось предположение о том, что в период между действием раздражителя и двигательным ответом на него в сознании совершаются, сменяя друг друга, различные психические процессы.
Все откровеннее подчинял Вундт психологическую работу укреплению своей философской доктрины. На рубеже века он вообще оставил экспериментальные занятия. Иногда это объясняют тем, что намеченная в молодые годы программа создания физиологической психологии была Вундтом выполнена и он перешел к разработке второй части своего замысла -созданию социальной (культурно-исторической) психологии, изучающей высшие функции не с помощью лабораторных приборов и интроспекции, а по объективным продуктам культуры (язык, миф, искусство и т.д.)1. В действительности же, как мы вскоре увидим, не Вундт покинул экспериментальную психологию, а она покинула его. Как показал весь последующий ход событий, ни одно из положений вундтовской программы не выдержало испытания временем. Тем не менее Вундт и его школа сыграли важную историческую роль.
В вундтовской школе формировалось первое поколение профессиональных психологов. Сравнение вундтовской программы с другими показывает, что ее решающее преимущество было связано с утверждением эксперимента в качестве главного рычага превращения психологического знания в научное.
Психология как учение об интенциональных актах сознания Совершенно иначе, чем Вундт, ответил а запросы времени австрийский философ Ф.Брентано (1838-1917). Католический священник, он отказался от сана после того, как Ватикан принял доктрину о папскойнепогрешимости. Брентано перешел в Венский университет, где с
Исходя из аристотелевских идей, Брентано разработал план новой психологии в оставшейся незаконченной книге “Психология с эмпирической точки зрения” (1874). В учении Аристотеля содержались идеи, с успехом противостоящие тем представлениям о природе сознания, на уяснение которых Вундт ориентировал экспериментальную работу. У Аристотеля, как мы помним, еще не было понятия о сознании. В его толковании душа - способ организации живого тела, возможности которого актуализируются только под воздействием внешних объектов.
В схоластическом истолковании эта модель превратилась в призрачную схему, где реальный организм оказался подмененным познающим субъектом, а реальный предмет - идеальным объектом. Тем не менее за сознанием оставались в качестве непременных признаков активность (без которой потенциальное не может стать актуальным) и объектность (без внеположного субъекту объекта эта активность нереализуема). Такое понимание природы сознания, по Брентано, дает возможность определить предмет психологии, найти “демаркационный критерий”, позволяющий отграничить ее от наук о физическом мире.
Отвечая на вопрос, чем именно психические явления отличаются от всех остальных, Брентано писал: “Каждый психический феномен характеризуется тем, что средневековые схоласты называли интенциональным сосуществованием объекта... ориентацией по отношению к объекту (который не должен пониматься как реальный), или имманентной объектностыо... Мы можем определить психические явления, сказав, что это такие явления, которые интенционально содержат в самих себе объект”.
Стало быть, согласно Брентано, психический процесс характеризуется тем, что в нем всегда сосуществует его объект. Это “сосуществование” выражено в трех моментах: а) идеация, т.е. представление объекта в форме образа; б) суждение о нем как истинном или ложном; в) эмоциональная оценка его как желаемого или отвергаемого. Область психологии - это не сами по себе ощущения или представления, а те акты, “действия”, которые производит субъект (акты представливания, суждения и эмоциональной оценки), когда он превращает нечто в объект осознания. Вне акта объект не существует. Акт, в свою очередь, с необходимостью предполагает направленность на, так называемую интенцию.
Когда человек слышит, например, какое-либо слово, то “сквозь” ощущаемые звуки его сознание устремляется к предмету, о котором идет речь. Понимание значения есть психический феномен, который разрушается, если брать порознь акустический раздражитель и обозначенную им вещь. Раздражитель и вещь уже не психические, а физические явления и, стало быть, к области психологии не относятся.
Брентано стоял у истоков направления, получившего название функционализма. Оно противостояло вундтовской концепции, в дальнейшем названной структурализмом. Поскольку терминам “функция” и “структура” придается самый различный смысл, необходимо разъяснить, какое именно содержание связывалось с ними в рассматриваемый период развития психологических идей.
Вундта относят к структуралистам на том основании, что главной для его программы была задача выяснить, из каких компонентов построено сознание и каков характер их структурирования. Для Брентано исходным являлось понятие не об элементе сознания, а о его акте, понимаемом как функция субъекта, выраженная в его направленности на объект. Поэтому психолог, согласно Брентано, должен исследовать не элементы (ощущения различного качества, интенсивности и т.д.), а акты, благодаря которым эти элементы становятся объектом осознания.
Мы видим, таким образом, что центральная для психологии проблема субъектно-объектных отношений получила у Брентано существенно иную интерпретацию, чем у Вундта. Оба исходили из того, что предметом психологии является сознание. Оба интерпретировали его с позиций интроспекционизма. Но Вундт рассчитывал выяснить с помощью изощренной интроспекции и вспомогательных физиологических приборов состав сознания: какова его (сенсорная в своей основе) “фактура”. Брентано полагал, что задача психолога состоит в том, чтобы тщательно описывать не само по себе содержание, а связанные с ним акты, действия, внутренние операции.
Вундт делал упор на то, что психология - наука опытная и экспериментальная, Брентано - что она опытная, но наблюдательная. С точки зрения Брентано, принятая в лабораториях физиологической психологии процедура анализа сознания укладывает в прокрустово ложе реальные процессы сознания, которые следует тщательно наблюдать в их естественном течении и составе.
Поэтому и субъективный (интроспективный) метод приобрел у тех, кто отправлялся от Вундта, одну направленность, от Брентано - другую. В обоих случаях утверждался феноменологический подход (объект анализа - феномены сознания). Различие же состояло в том, что последователи Вундта устремлялись к гипотетическим структурным элементам, недоступным неискушенному наблюдателю, тогда как воспитанники Брентано культивировали исследование сознания в его целостности и доподлинности, свободной от предвзятых теоретических схем.
Идеи Брентано оказали глубокое влияние на психологическую мысль капиталистического Запада в различных направлениях. В частности, рождение гештальтпсихологии непосредственно связано с феноменологией Гуссерля - ученика Брентано. Принцип активности субъекта был воспринят от Брентано европейскими функционалистами№. Среди обучавшихся у Брентано философии был Фрейд, в учении которого понятие об интенции преобразовалось в идею о направленности психической энергии на внешние объекты (включая собственное тело субъекта). Но это произошло впоследствии.
Сознание человека направлено на реальный, независимо от него существующий предмет. У Брентано же объект не реален, а феноменален, поскольку его бытие мыслится зависящим от актуализации его сознанием субъекта. Сам субъект в свою очередь сведен к системе актов, имеющей основание в самой себе, а не в чем-то внешнем. Тем самым реальная активность поведения была превращена в чисто духовную, не имеющую никаких корней в практических связях человека с миром.
Психология как наука о психической регуляции поведения В одной исторической работе читаем: “в
Сеченов вышел из помещичьей семьи (мать его была крестьянка). Он окончил в Петербурге военное Инженерное училище, получив высшее инженерно-техническое образование, а затем медицинский факультет Московского университета. На третьем курсе он увлекся психологией, считавшейся тогда философской дисциплиной, и эта, как он ее назвал, “московская страсть к философии” сыграла впоследствии важную роль в его творчестве. Окончив университет, он отправился в Германию в лаборатории Гельмгольца, Людвига, Дюбуа-Реймона и др. Вернувшись в
В России в тот период рушились старые экономические устои, противоборство классовых сил нашло выражение в ожесточенной полемике по всем коренным мировоззренческим вопросам. Среди них были вопросы, касающиеся природы человека, его организма и психических функций. Один из главных противников Чернышевского и Сеченова философ-идеалист П.Д. Юркевич писал: “В настоящее время физиология... довольно сильно определяет наши ежедневные суждения о жизни, ее явлениях и условиях”. В противовес П.Д. Юркевичу и его сторонникам журнал “Современник” отстаивал последовательно материалистический взгляд на физиологические и психические явления. И.М. Сеченов был близок к революционно-демократической интеллигенции, к Чернышевскому, заключенному вскоре в Петропавловскую крепость и написавшему там роман “Что делать?” Ходили слухи, что прототипом одного из героев этого романа - доктора Кирсанова - Чернышевскому послужил Сеченов. Эта версия недостоверна, однако философское родство Сеченова с Чернышевским бесспорно.
В накаленной атмосфере споров о душе И.М.Сеченов приступает к экспериментам над мозгом и в ходе их открывает так называемые тормозные центры, т.е. локализованные в таламической области нервные центры, раздражение которых задерживает двигательную активность. Это было великое открытие. Оно не только начинало новую главу в физиологии головного мозга, но изменяло всю систему представлений о функциях этого органа. Оно ввело в физиологическое мышление понятие о торможении (прежде нервная физиология знала только один процесс - возбуждение), а с ним и обширный комплекс проблем нейродинамики, касающихся соотношений между торможением и возбуждением. Но то было позднее.
Для Сеченова в тот момент самым важным было доказать на опыте, что воля, веками считавшаяся исходящей от души силой, производится маленьким кусочком мозгового вещества. Ведь самый верный признак волевого поведения – умение противостоять раздражителям, задерживать нежелательные импульсы. И все эти признаки, как свидетельствовал эксперимент, зависят от центров в мозгу. Используя это открытие. Сеченов пишет для “Современника” свой первый психофизиологический трактат Рефлексы головного мозга (1863).
Идеи сеченовской статьи разошлись далеко по земле русской, какая-то купчиха в Красноярске спрашивала у ссыльного Пантелеева: правда ли, что в Петербурге профессор Сеченов доказывает, что души нет, а существуют одни только рефлексы? Слово “рефлекс” имело в ту пору единственный смысл: механическая реакция, подобная движению ножки лягушки при раздражении ее кислотой. Приравнять человека с его душой и свободной волей к этой лягушке (а именно на ней ставил Сеченов свои опыты) казалось кощунством.
Как мы знаем, традиционное понятие о рефлексе после его критики Пфлюгером и другими передовыми биологами было сильно расшатано. Тем не менее именно на нем Сеченов строил психологическую систему. Он смог отважиться на это лишь потому, что радикально преобразовал это понятие. Он набрасывает эскиз “мозговой машины”, понимая под ней не простое передаточное устройство внешнего раздражителя на двигательные снаряды, а механизм, снабженный несколькими центральными придатками, от деятельности которых зависит конечный эффект внешнего импульса. Один придаток - это тормозной центр, который ставит барьер на пути импульса к исполнительным органам. Другой придаток усиливает движение. Он служит субстратом чувств, побуждений. Третий позволяет сохранять следы прежних воздействий. Это память “мозговой машины”. И наконец четвертый выполняет “предуведомительную роль”, он улавливает и усиливает раздражители, с тем чтобы отреагировать на них прежде, чем они успеют нанести ущерб организму. Наделенная такими свойствами “машина” способна, по Сеченову, объяснить основные свойства человеческого поведения. В этот первоначальный эскиз впоследствии были внесены важные коррективы.
Но главное было сделано - намечен новый естественнонаучный способ объяснения психических актов, выступивших как действия “мозговой машины”, а не бессубстратной души.
Сеченов стал кумиром целого поколения передовой русской интеллигенции не только потому, что в его трактате намечалась новая, созвучная материалистическому мировоззрению схема работы мозга, но и потому, что эта схема непосредственно соотносилась с жизненно важной для шестидесятников проблемой причинной обусловленности человеческого поведения. Социально-политическая программа революционно-демократического лагеря предполагала, что движение народных масс к раскрепощению должны возглавить “новые люди”, свободные от гнета религиозно-христианской морали, непоколебимо преданные высшим нравственным идеалам.
Сеченов надеялся, что, руководствуясь научными представлениями о мозге, удастся “создать” людей-“рыцарей”, как он их называл, людей, которые не могут не делать добро, которые совершают высоконравственные поступки с неотвратимостью зрачкового рефлекса на свет. Это была, говоря современным языком, “сциентистская” иллюзия. Но она отражала социальный смысл экспериментов Сеченова над мозгом.
Противники Сеченова истолковали его позицию так, будто он лишает психологию самостоятельности, превращает ее в придаток физиологии. Истинный же смысл его проекта состоял в том, чтобы построить новую психологию на тех началах, которыми руководствовались естествоиспытатели: на принципе детерминизма и объективном методе. Этим требованиям отвечает учение о рефлексе. Оно, согласно Сеченову, должно было стать основой для разработки понятия о психическом акте.
Это понятие Сеченов радикально преобразовал. Он назвал отождествление психики и сознания величайшим заблуждением. Тем самым в разряд заблуждений попали концепции Вундта и Брентано. Однако о бессознательной психике до Сеченова (и тем более до Фрейда) уже говорили Лейбниц, Гербарт, Шопенгауэр, Гельмгольц и др. Заслуга Сеченова заключалась не в том, что у него психическое простирается “далеко за пределы сознания”, а в том, что он принципиально по-новому представил само психическое.
За основу своей программы Сеченов принял постулат о родственности психического и физиологического “по способу происхождения”, т.е. по механизму совершения. Такая ориентация дает психологии ее основную аксиому, которую Сеченов сформулировал следующим образом: “Мысль о психическом акте как процессе, движении, имеющем определенное начало, течение и конец, должна быть удержана как основная”. Содержание же психологии составляет ряд учений “о происхождении1 психических деятельностей”. На первый взгляд это может показаться тривиальным. Ведь любой процесс имеет начало, течение и конец. Новаторскую суть сеченовской идеи раскрывает его разъяснение: указанная аксиома представляет собой “лишь дальнейшее развитие мысли о родстве психических и нервных актов”. Начальные, производящие моменты нервных актов - это “физические или смешанные явления”, завершаются эти акты движениями, целесообразными “в смысле доставления телу каких-нибудь польз”.
Какова же, по Сеченову, архитектоника психического акта? Подобно нервному, психический акт имеет наряду с центральной фазой начальную и конечную, непосредственно соединяющие его с внешней средой. Триединый психический акт принципиально нерасщепим. Это своего рода монада. Стало быть, предметом психологического исследования как такового должен стать процесс, развертывающийся не в сознании (или в сфере бессознательного), а в объективной системе отношений, как мы бы сейчас сказали - процесс поведения (во времена Сеченова научного термина “поведение” еще не было).
Начальную фазу всего процесса составляют внешние влияния. Идея первичности внешних влияний является исходной для всех материалистических теорий. Из нее исходил и Сеченов. Но у него внешний импульс становится производящей причиной процесса, лишь превратившись в чувствование. Только в качестве чувствования он способен детерминировать целостный процесс, который завершается действием, обращенным на предметный мир.
Главными психическими элементами, по Сеченову, являются, таким образом, чувствование и действие, а принципом построения поведения — согласование действия с выполняющим сигнальную роль чувствованием. Для традиционной психологии чувствование - это процесс, или явление, сознания. Для Сеченова же это объективный феномен, регулирующий поведение безотносительно к тому, в какой форме он осознается субъектом и отображается системой самонаблюдения. Различение и управление - конституирующие признаки чувствования. “Чувствование всегда и везде имеет только два общих значения: оно служит орудием различения условий действия и руководителем соответственных этим условиям (т.е. целесообразных или приспособительных) действий”. Очистив понятие о чувствовании от признака представленности в сознании субъекта, Сеченов трактует его как сигнал, точнее, как одну из разновидностей сигнала. Оно ставится в один ряд с другими автоматическими регуляторами, начиная от регуляторов в машинах (типа предохранительного клапана в паровиках Уатта). Регуляция осуществляется по типу обратной связи. Мозг получает сигналы не только от внешних предметов. К нему непрестанно поступает информация о результатах работы мышечной системы. В соответствии с этой информацией строится поведение. Без сигналов о произведенных эффектах оно не могло бы быть целесообразным. Это подтверждало, в частности, описанное Сеченовым поведение атактиков - больных с расстроенной мышечной чувствительностью..Он наблюдал их в клинике своего друга, знаменитого врача С.П.Боткина. Координация действий у этих больных нарушалась из-за того, что их мышцы не посылали сигналов обратной связи и поэтому больные не знали, правильно ли они решают двигательные задачи.
Психическое - один из уровней сигнальной регуляции поведения. Таков важнейший вывод Сеченова. Руководствуясь им, он поставил в “Элементах мысли” (1878) задачу “согласить Гельмгольца со Спенсером”, т.е. объяснить развитие познавательной деятельности органов чувств, исходя из эволюционного учения, из принципа адаптации организма к внешней среде.
Адаптация предполагает двигательную активность, органом которой служит мышца. Но мышца, по Сеченову, не только рабочий орган и не только орган, осведомляющий мозг о результатах действия. Она является также инструментом познания среды. Ее сигналы передают самую достоверную информацию о внешнем мире, его пространственно-временных координатах. Производимые посредством мышцы операции сравнения, анализа, синтеза и являются теми “элементами мысли”, из которых строится интеллектуальная деятельность.
Новаторский характер конкретно-научного анализа Сеченовым мышечной чувствительности определялся его философской позицией, твердой защитой материалистической теории познания. В начале 90-х годов он опубликовал серию статей (“Впечатления и действительность”, “Предметная мысль и действительность” и др.), в которых выступил против субъективизма, превращающего чувственно познаваемый мир в мираж, созданный нашей нервно-психической организацией. Во втором издании Элементов мысли (1903) Сеченов подчеркивал, что к категории недоступных органам чувств реальностей должны быть отнесены все акты сознания, какого бы порядка они ни были.
Так завершилась напряженная полемика Сеченова со сторонниками субъективного метода. Явления сознания недоступны органам чувств. Но этот бесспорный факт приверженцы субъективной психологии превратили в краеугольный камень учения о “внутреннем зрении”. Их аргументация гласила: поскольку психическое не воспринимается посредством органов чувств, должен существовать другой орган (или способ) его познания. Для Сеченова недоступность психических процессов непосредственному чувственному восприятию означала. что они, подобно таким реальностям внешнего мира, как движение Земли вокруг своей оси или вокруг Солнца, познаются только опосредованно.
В основу психологического познания Сеченов положил генетический метод - исследование развития сложных психических форм из элементарных. Высшие интеллектуальные и волевые действия выводились из общих начал рефлекторной теории, притом не умозрительно, но опираясь на факты. Какая же эмпирия имелась в распоряжении Сеченова? Ведь физиология, почти ничего не знавшая о головном мозге, не могла здесь ему помочь. Главный материал, которым оперировал Сеченов, - развитие поведения ребенка от простейших хватательных и глазодвигательных рефлексов до речемыслительных и нравственно-волевых актов. Картину эволюции поведения Сеченов воспроизводил, используя содержательные и детальные наблюдения за ребенком. “Сочинить” эти наблюдения он, конечно, не мог. Литература по психологии ребенка (работы Дарвина, Прейера и др.) появились лишь в конце 70-х - начале 80-х годов. Поэтому можно предположить, что он сам вел систематическое и целенаправленное изучение психического развития детей от младенчества до юношеского возраста. При этом Сеченов не только на десятилетие опередил исследователей по детской психологии, но и ввел в общую психологию, отправляясь от детской, новые объяснительные понятия, в частности принцип, который в дальнейшем был назван принципом интериоризации.
Сперва мысль (типа умозаключения) выражается в реальных действиях организма, в его прямых, открытых “жизненных встречах” с предметами окружающего мира1. Затем, пройдя эту школу, она “свертывается, становится внешне незаметной”, но сразу же возникает при каждой новой встрече с этими предметами. Видимость ее бесплотности, бестелесности Сеченов объяснял тем, что производимые мышцами операции сравнения, анализа, синтеза не осознаются индивидом из-за слабости мышечных ощущений. Что касается воли и Я, то эти психические образования, согласно сеченовской трактовке, также результатинтериоризации, но уже не отношений индивида к вещам, а его отношений к другим людям. “Ребенок делает тьму движений с чужого голоса, по приказанию матери или няньки; образы последних по необходимости должны представляться ему какими-то роковыми силами, вызывающими в нем действия, и раз это осознано, мерка переносится и на случаи действий, вытекающих из своих собственных, внутренних побуждений, причем эквивалентом приказывающей матери или няньки может быть только Я, а никак не смутное желание, не имеющее с матерью и нянькою ничего общего”. По образцу людей, регулировавших своими командами его действия в первую пору жизни, ребенок выкраивает представление о самом себе как внутреннем центре, откуда исходят собственные команды. Так возникает иллюзорное представление о том, что первоисточником волевых актов является ничем не обусловленное Я.
В своей программе преобразования психологии в самостоятельную опытную науку Сеченов возлагал главные надежды на объективный метод - наблюдения за генезисом и эволюцией индивидуального поведения. Об экспериментальном методе в его программе речи не было№. Между тем именно эксперимент сыграл решающую роль в становлении новой -психологии, ее категориального строя. Сеченов не смог преобразовать свою теоретическую модель в экспериментальную программу. В этом заключалась слабая сторона его плана разработки психологии. Поисками экспериментальной программы занялись его последователи.
План разработки объективной психологии Сеченов выдвинул за 40 лет до так называемой бихевиористской революции, низвергшей сознание с пьедестала, на котором оно находилось в течение веков в качестве официального предмета психологического исследования. Сейчас зарубежные историки признают, что Сеченов первым произвел этот переворот.
Говоря о зарождении объективной психологии, американский историк Э. Боринг пишет: “Сеченов стал русским пионером рефлексологии... Мы должны, кроме того, помнить, что он был далеко впереди западноевропейской мысли в этом вопросе”. Анализируя появление бихевиоризма, другой историк, Робек, полагает, что его главные идеи были заложены русскими.
Это действительно удивительно, - пишут другие американские историки, - что основная философская и методологическая позиция Сеченова почти идентична по своей объективности позиции Уотсона, родоначальника американского бихевиоризма. - М.Я.)”. От американских историков, считающих сеченовскую программу первым вариантом бихевиоризма, ускользнул ее подлинно новаторский смысл.
Объективная психология представлялась Сеченову в отличие от бихевиористов совершенно иной наукой. Устранив из поведения психические регуляторы типа чувствований-сигналов (представляющих категорию образа), бихевиоризм оставил от действия связку “стимул-реакция”. Но тем самым реальное действие оказалось деформированным. Из него выпал образ, в котором представлен предметный мир, определяющий посредством мотивов субъекта ориентацию и построение этого действия.
Последующий ход развития психологического знания показал смысл переворота, произведенного Сеченовым. Он состоял в радикальном перемещении отправного пункта анализа с непосредственно данных феноменов сознания, веками считавшихся для познающего ума первой реальностью, на объективное психически регулируемое поведение, познаваемое подобно другим явлениям науки только опосредованно.
Рассмотрев порознь три программы построения новой психологии, сопоставим их. Прежде всего следует обратить внимание на то, что Вундт, Брентано и Сеченов разрабатывали их независимо друг от друга, но одновременно. Это исторический факт, из которого следуют важные выводы.
Феномен одновременных открытий давно привлек внимание историков, социологов и науковедов. Гельмгольц. Майер и Джоуль почти одновременно открыли закон сохранения энергии, Белл и Мажанди - различие между функциями задних и передних корешков спинномозговых нервов и т.д. Социолог Мертон даже доказывает, что одновременность открытий - скорее правило, чем исключительное явление. Имеется объективный, не зависимый от творческих возможностей отдельных индивидов вектор движения познания. Мы часто пользуемся выражением “время созрело”. Под этим, конечно, подразумевается не чисто календарное, но “событийное” время, т.е. концентрация в определенную эпоху событий, неотвратимо порождающих определенный эффект.
В начале 70-х годов прошлого века созрело время для приобретения психологией независимости. Требования времени и превратили конкретных индивидов в авторов раз личных программ. При всей неповторимости их предшествующего пути в науке, склада ума и т.д. они восприняли одну и ту же заявку истории - отграничить собственную область психологии, определить природу изучаемых ею явлений, ее предмет и методы.
Повсюду вспыхивали очаги конкретно-психологической работы. Изучались пороги ощущений, время реакции, механизмы восприятия, сенсорные регуляторы движений и многое другое, благодаря чему психическая реальность оказывалась доступной научно-эмпирическому анализу (а не только житейскому, эстетическому, философскому, религиозному, как в предшествующие века).
Научно-эмпирическое знание о психике предъявляло права на самостоятельность в самой практике исследовательской работы задолго до того, как сложились теоретические проекты консолидации этой области исследований в особую науку. Эти проекты не появились бы, если бы для этого не созрели предпосылки в научной атмосфере эпохи.
Вместе с тем содержание проектов расходилось с характером процессов в сфере тогдашней исследовательской практики: и у Вундта, трактовавшего психологию как науку о непосредственном опыте, и у Брентано, понимавшего под ней эмпирическое наблюдение за актами сознания, и у Сеченова, считавшего ее наукой о происхождении (совершении) психических деятельностей как регуляторов поведения, познаваемых объективно.
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ И ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
От уровня теоретических представлений о предмете психологии следует отличать уровень конкретной эмпирической работы, где под власть эксперимента подпадал все более широкий круг явлений. Давним, с платоновских времен, “гостем” психологии являлось представление об ассоциации. Оно получало различные толкования. В одних философских системах (Декарт, Гоббс, Спиноза, Локк, Гартли) ассоциация рассматривалась как связь и порядок телесных впечатлений, появление одного из которых вызывает по закону природы смежные с ним. В других системах (Беркли, Юм, Томас Браун, Джеймс Милль и др.) ассоциация означала связь ощущений во внутреннем опыте субъекта, не имеющую отношения ни к организму, ни к порядку испытанных им внешних воздействий.
С рождением экспериментальной психологии изучение ассоциаций становится ее излюбленной темой. Она разрабатывалась в нескольких направлениях.
Г. Эббингауз: законы памяти Молодая психология заимствовала свои методы у физиологии. Собственных она не имела, пока немецкий психолог Г. Эббингауз (1850-1909) не принялся за экспериментальное изучение ассоциаций. В книге “О памяти” (1885) он изложил результаты опытов, проведенных на себе с целью вывести точные математические законы, по которым сохраняется и воспроизводится выученный материал. Занявшись этой проблемой, он изобрел особый объект - бессмысленные слоги (каждый слог состоял из двух согласных и гласной между ними, например, “мон”, пит и т.п.).
Чтобы изучить ассоциации, Эббингауз сначала отобрал раздражители, которые не вызывают никаких ассоциаций. Над списком из 2300 бессмысленных слогов он экспериментировал в течение двух лет. Были испробованы и тщательно просчитаны различные варианты, касающиеся количества слогов, времени заучивания, числа повторений, промежутка между ними, динамики забывания (репутацию классической приобрела кривая забывания, показывавшая, что примерно половина забытого падает на первые полчаса после заучивания) и других переменных.
В различных вариантах были получены данные, касающиеся числа повторений, нужных для последующего воспроизведения материала различного объема, забывания различных фрагментов этого материала (начала списка слогов и его конца), эффекта сверхзаучивания (повторение списка большее число раз, чем требуется для его успешного воспроизведения) и др. Тем самым законы ассоциации выступили в новом свете. Эббингауз не обращался за их объяснением к физиологам. Но и роль сознания его не интересовала. Ведь любой элемент сознания (будь то психический образ или акт) изначально осмыслен, а в смысловом содержании виделась помеха изучению механизмов чистой памяти.
Эббингауз открывал новую главу в психологии не только потому, что первым отважился заняться экспериментальным изучением мнемических процессов, более сложных, чем сенсорные. Его уникальный вклад определялся тем, что впервые в истории науки посредством экспериментов и количественного анализа их результатов были открыты собственно психологические закономерности, действующие независимо от сознания, иначе говоря - объективно. Равенство психики и сознания (принятое в ту эпоху за аксиому) перечеркивалось.
Э. Торндайк: законы интеллекта как научения То, что в европейской традиции обозначалось как процессы ассоциации, вскоре становится одним из главных направлений американской психологии под именем “научения”. Это направление принесло в психологию объяснительные принципы учения Дарвина, где утвердилось новое понимание детерминации поведения целостного организма и тем самым всех его функций, в том числе психических.
Среди новых объяснительных принципов выделялись: вероятностный характер реакций как принцип естественного отбора и адаптация организма к среде в целях выживания в ней. Эти принципы образовали контуры новой детерминистской (каузальной) схемы. Прежний механический детерминизм уступил место биологическому. На этом переломе в истории научного познания понятие об ассоциации приобрело особый статус. Прежде она означала связь идей в сознании, теперь же - связь между движениями организма и конфигурацией внешних стимулов, от приспособления к которым зависит решение жизненно важных для организма задач.
Ассоциация выступала как способ приобретения новых действий, а по принятой вскоре терминологии - научения. Первый крупный успех в преобразовании понятия об ассоциации принесли опыты Э. Торндайка (1874-1949) над животными (главным образом кошками). Он использовал так называемые проблемные ящики.
Помещенное в ящик животное могло выйти из него и получить подкормку, лишь приведя в действие специальное устройство: нажав на пружину, потянув за петлю и т.п. Животные совершали множество движений, бросались в разные стороны, царапали ящик и т.п., пока одно из движений случайно не оказывалось удачным. “Пробы, ошибки и случайный успех” - такова была формула, принятая для всех типов поведения как животных, так и человека. Торндайк объяснял свои опыты несколькими законами научения. Прежде всего, законом упражнения (двигательная реакция на ситуацию связывается с этой ситуацией пропорционально частоте, силе и продолжительности повторения связей). К нему присоединялся закон эффекта, гласивший, что из нескольких реакций наиболее прочно сочетаются с ситуацией те из них, которые сопровождаются чувством удовлетворения.
Торндайк предполагал, что связям между движением и ситуацией соответствуют связи в нервной системе (т. е. физиологический механизм), а закрепляются связи благодаря чувству (т.е. субъективному состоянию). Но ни физиологические, ни психологические компоненты ничего не добавляли к нарисованной Торндайком независимо от них “кривой научения”, где на оси абсцисс отмечались повторные пробы, а на оси ординат - затраченное время (в минутах).
Главная книга Торндайка называлась “Интеллект животных. Исследование ассоциативных процессов у животных” (1898). Тем самым ассоциации трактовались им как интеллектуальные, стало быть, смысловые процессы. Вся прежняя психология считала смыслы неотъемлемым атрибутом сознания. Отныне они оказывались присущими телесному поведению.
До Торндайка своеобразие интеллектуальных процессов относилось за счет идей, мыслей, умственных операций (как актов сознания). У Торндайка же они выступили в виде независимых от сознания двигательных реакций организма. В прежние времена эти реакции относились к разряду рефлексов - машинальных стандартных ответов на внешнее раздражение, предопределенных самим устройством нервной системы. Согласно Торндайку, они являются интеллектуальными, ибо направлены на решение задачи, справиться с которой организм, используя наличный запас ассоциаций, бессилен. Выход состоит в выработке новых ассоциаций, новых двигательных ответов на необычную для него, и потому проблемную, ситуацию.
Упрочение ассоциаций психология относила к процессам памяти. Когда же речь шла о действиях, ставших автоматизированными благодаря повторению, их называли навыками.
Открытия Торндайка были истолкованы как законы образования навыков. Между тем он считал, что исследует интеллект, т.е. смысловую основу поведения. На вопрос “Имеется ли ум у животных?” был дан положительный ответ. Но за этим стояло новое понимание ума, не нуждающееся в обращении к внутренним процессам сознания. Под интеллектом имелась в виду выработка организмом “формулы” реальных действий, позволяющих ему успешно справиться с проблемной ситуацией. Успех достигался случайно. Такой взгляд запечатлел новое понимание детерминации жизненных явлений, которое пришло в психологию с триумфом дарвиновского учения. Оно вводило вероятностный стиль мышления. В органическом мире выживает лишь тот, кому удается, “пробуя и ошибаясь”, отобрать наиболее выгодный вариант реакции на среду из многих возможных.
Этот стиль мышления открывал широкие перспективы внедрения в психологию статистических методов.
Ф. Гальтон: генетика индивидуальных различий Главные достижения в разработке этих методов применительно к психологии связаны с творчеством Ф. Гальтона (1822-1911).
Находясь под глубоким впечатлением идей своего кузена Ч.Дарвина, он решающее значение придал не фактору приспособления отдельного организма к среде, а фактору наследственности, согласно которому приспособление вида достигается за счет генетически детерминированных вариаций индивидуальных форм, образующих этот вид. Опираясь на данный постулат, Гальтон стал пионером в разработке генетики поведения,
Благодаря его неутомимой энергии широко развернулось изучение индивидуальных различий. Эти различия постоянно давали о себе знать в экспериментах по определению порогов чувствительности, времени реакции, динамики ассоциаций и других психических феноменов. Но поскольку основной целью являлось открытие общих законов, различиями в реакциях испытуемых пренебрегали. Гальтон же сделал основной упор именно на различиях, считая, что они генетически предопределены.
В книге “Наследственный гений” (1869) он доказывал, ссылаясь на множество фактов, что выдающиеся способности передаются по наследству. Используя наличные экспериментально-психологические методики, присоединив к ним изобретенные им самим, он занялся изучением индивидуальных вариаций. Это относилось как к телесным, так и психическим признакам. Последние считались не в меньшей степени зависящими от генетических детерминант, чем, скажем, цвет глаз.
В его лаборатории в Лондоне каждый желающий мог за небольшую плату определить свои физические и психические способности, между которыми, по Гальтону, существуют корреляции. Через эту антропологическую лабораторию прошло около 9000 человек. Но Гальтон, которого иногда называют первым практикующим психологом, держал в уме более глобальный замысел. Он рассчитывал охватить все население Англии с тем, чтобы определить уровень психических ресурсов страны.
Свои испытания он обозначил словом “тест”, которое широко вошло в психологический лексикон. Гальтон стал пионером преобразования экспериментальной психологии в дифференциальную, изучающую различия между индивидами и группами людей. Непреходящей заслугой Гальтона явилась углубленная разработка вариационной статистики, изменившей облик психологии как науки, широко использующей количественные методы.
А. Бине: тесты интеллекта Гальтон применял тесты, касающиеся работы органов чувств, времени реакции, образной памяти (найдя, например, сходство зрительных образов у близнецов) и других чувствительно-двигательных функций.
Между тем практика требовала информации о высших функциях в целях диагностики индивидуальных различий между людьми, касающихся приобретения знаний и выполнения сложных форм деятельности.
Первый вариант решения этой задачи принадлежал французскому психологу А. Бине (1857-1911). Он начинал с экспериментальных исследований мышления (испытуемыми служили две его дочери). Однако вскоре, по заданию правительственных органов, он стал искать психологические средства, с помощью которых удалось бы отделить детей, способных к учению, но ленивых, от тех, кто страдает врожденными дефектами.
Опыты по изучению внимания, памяти, мышления были проведены на многих испытуемых различных возрастов. Экспериментальные задания Бине превратил в тесты, установив шкалу, каждое деление которой содержало задания, выполнимые нормальными детьми определенного возраста. Эта шкала приобрела популярность во многих странах.
В Германии В.Штерн ввел понятие “коэффициент интеллектуальности”. Данный коэффициент соотносил “умственный” возраст (определяемый по шкале Бине) с хронологическим (“паспортным”). Их несовпадение считалось показателем либо умственной отсталости (когда умственный возраст ниже хронологического), либо одаренности (когда умственный возраст превосходит хронологический). Это направление, называемое тестологией стало важнейшим каналом сближения психологии с практикой. Техника измерения интеллекта позволяла на основе данных психологии (а не чисто эмпирически) решать вопросы обучения, отбора кадров, профпригодности и др.
Достижения экспериментального и дифференциального направлений, наиболее ярко воплощенные в творчестве названных исследователей, но ставшие возможными благодаря работе всего поколения молодых неофитов-профессионалов. подспудно и неотвратимо изменяли предметную область психологии. Это была иная область, нежели очерченная в теоретических схемах, от которых психология начинала свой путь в качестве науки, гордившейся самобытностью. Предметом анализа служили не элементы и акты сознания, никому не ведомые кроме субъекта, изощрившего свое внутреннее зрение. Им стали телесные реакции, изучаемые объективным методом.
Выяснилось, что их связи, носившие в прошлом имя ассоциаций, возникают и преобразуются по особым психологическим законам. Их открывает эксперимент в сочетании с количественными методами. Для этого нет необходимости обращаться ни к физиологии, ни к показаниям самонаблюдения.
Что же касается объяснительных принципов, то они черпались не в механике, снабжавшей психологическую мысль в течение трех веков принципом причинности, а в дарвиновском учении, преобразовавшем картину организма и его функций. Радикальное изменение ориентации отражало запросы как - логики научного познания (переход к биологической причинности), так и актуальные общественные потребности. Это ярко проявилось в поисках факторов, обучающих организм эффективным приспособительным действиям, и в успехах психодиагностики.
ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ
Чем успешнее шла в психологии экспериментальная работа, тем обширнее становилось поле изучаемых ею явлений и тем стремительнее росла неудовлетворенность версией о том, что уникальным предметом этой науки служит сознание, а методом - интроспекция.
Это усугублялось успехами новой биологии. Она изменила взгляд на все жизненные функции, в том числе - психические. Восприятие и память, навыки и мышление, установки и чувства трактовались отныне как своего рода “инструменты”, работающие на решение организмом задач, с которыми его сталкивают жизненные ситуации.
Рушилось воззрение на сознание как на замкнутый в себе внутренний мир. Влияние дарвинистской биологии сказалось и в том, что психические процессы стали исследоваться с точки зрения развития.
На заре психологии главным источником сведений об этих процессах служил взрослый индивид, способный в лаборатории, следуя инструкции экспериментатора, сосредоточить свой “внутренний взор” на фактах “непосредственного опыта”. Но стимулированное идеей развития расширение зоны познания ввело в психологию особые объекты. К ним невозможно было применить метод интроспективного анализа. Таковыми являлись факты поведения животных, детей, психически больных.
Новые объекты требовали и новых объективных методов исследования. Только они могли обнажить те уровни развития психики, которые предшествовали процессам, изучаемым в лабораториях. Отныне уже невозможно было относить эти процессы к разряду первичных фактов сознания. За ними ветвилось великое древо сменяющих друг друга психических форм. Научные сведения о них позволили психологам перейти из университетской лаборатории в детский сад, школу, психиатрическую клинику.
Практика реальной исследовательской работы до основания расшатала взгляд на психологию как науку о сознании. Созревало новое понимание ее предмета. Оно по-разному преломилось в теоретических воззрениях и системах.
В любой области знания имеются конкурирующие концепции и школы. Такое положение нормально для роста науки. Однако при всех разногласиях эти направления скрепляют общие воззрения на исследуемый предмет. В психологии же в начале XX столетия расхождение и столкновение позиций определялись тем, что каждая из школ отстаивала отличный от других собственный предмет. Психологи, по свидетельству одного из них, почувствовали себя “в положении Приама на развалинах Трои”. Между тем за видимым распадом шли процессы более углубленного, чем в прежние времена, освоения реальной психической жизни, различные стороны которой отразились в новых теоретических конструктах. С их разработкой сопряжены революционные сдвиги по всему фронту психологический исследований.
Функционализм В начале ХХ века прежний образ предмета психологии, каким он сложился в период ее самоутверждения в семье других наук, сильно потускнел. Хотя по-прежнему большинство психологов считало, что они изучают сознание и его явления, эти явления все теснее соотносились с жизнедеятельностью организма, с его двигательной активностью. Лишь очень немногие продолжали вслед за Вундтом считать, что они призваны заниматься поисками строительного материала непосредственного опыта и его структурами.
Такому подходу, названному структурализмом, противостоял функционализм. Это направление, отвергая анализ внутреннего опыта и его структур, считало главным делом психологии выяснение того, как эти структуры работают, когда решают задачи, касающиеся актуальных нужд людей. Тем самым предметная область психологии расширялась, охватывая психические функции (а не элементы) как внутренние операции, которые производятся не бестелесным субъектом, а организмом с целью удовлетворить его потребность в приспособлении к среде.
У истоков функционализма в США стоял В.Джемс (1842-1910). Он известен также как лидер философии прагматизма (от греч. “прагма” - действие), которая оценивает идеи и теории исходя из того, как они работают на практике, принося пользу индивиду.
В своих “Основах психологии” (1890) Джемс писал, что внутренний опыт человека - это не “цепочка элементов”, а “поток сознания”. Его отличают личностная (в смысле выражения интересов личности) избирательность (способность постоянно производить выбор).
Обсуждая проблему эмоций, Джеме (одновременно с датским врачом К. Ланге) предложил парадоксальную, вызвавшую острые споры концепцию, согласно которой первичными являются изменения в мышечной и сосудистой системах организма, вторичными - вызванные ими эмоциональные состояния. “Мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого”.
Хотя Джемс не создал ни целостной системы, ни школы, его взгляды на служебную роль сознания во взаимодействии организма со средой, взывающей к практическим решениям и действиям, прочно вошли в идейную ткань американской психологии. До сих пор по блестяще написанной в конце прошлого века книге Джемса учатся в американских колледжах.
Бихевиоризм Вначале ХХ века возникает мощное направление, утвердившее в качестве предмета психологии поведение, понятое как совокупность реакций организма, обусловленная его общением со стимулами среды, к которой он адаптируется. Кредо направления запечатлел термин “поведение” (англ. “бихевиор”), а само оно было названо бихевиоризмом. Его “отцом” принято считать Дж.Уотсона (1878-1958), в статье которого “Психология, каковой ее видит бихевиорист” излагался манифест новой школы. В нем требовалось “выбросить за борт” как пережиток алхимии и астрологии все понятия субъективной психологии сознания и перевести их на язык объективно наблюдаемых реакций живых существ на раздражители. Ни Павлов, ни Бехтерев, на концепции которых опирался Уотсон, не придерживались столь радикальной точки зрения. Они надеялись, что объективное изучение поведения в конце концов, как говорил Павлов, прольет свет на “муки сознания”.
Бихевиоризм стали называть “психологией без психики”. Этот оборот предполагал, что психика идентична сознанию. Между тем, требуя устранить сознание, бихевиористы вовсе не превращали организм в лишенное психических качеств устройство. Они изменили представление об этих качествах. Реальный вклад нового направления заключался в резком расширении изучаемой психологией области. Она отныне включала доступный внешнему объективному наблюдению, независимый от сознания стимул - реактивные отношения.
Изменились схемы психологических экспериментов. Они ставились преимущественно на животных - белых крысах. В качестве экспериментальных устройств взамен прежних физиологических аппаратов были изобретены различные типы лабиринтов и “проблемных ящиков”. Запускаемые в них животные научились находить из них выход.
Тема научения, приобретения навыков путем проб и ошибок стала центральной для этой школы, собравшей огромный экспериментальный материал о факторах, определяющих модификацию поведения. Материал подвергался дотошной статистической обработке. Ведь реакции животных носили не жестко предопределенный, а статистический характер. Изменялось воззрение на законы, правящие поведением живых существ, в том числе человека, который предстал в этих опытах как “большая белая крыса”, ищущая свой путь в “лабиринте жизни”, где вероятность успеха не предопределена и царит его величество Случай.
Исключив сознание, бихевиоризм неизбежно оказался односторонним направлением. Вместе с тем он ввел в научный аппарат психологии категорию действия в качестве не только внутренней духовной (как в прежние времена), но и внешней, телесной реальности. Бихевиоризм изменил общий строй психологического познания. Его предмет охватывал отныне построение и изменение реальных телесных действий в ответ на широкий спектр внешних вызовов.
Сторонники этого направления рассчитывали, что, опираясь на данные экспериментов, удастся объяснить любые естественные формы поведения людей, такие, например, как строительство небоскреба или игру в теннис. Основа же всего - законы научения.
Психоанализ Наряду с бихевиоризмом и в те же самые времена до основания подорвал психологию сознания психоанализ. Он обнажил за покровом сознания мощные пласты не осознаваемых субъектом психических сил, процессов и механизмов. Мнение о том, что область психического простирается за пределами тех испытываемых субъектом явлений, о которых он способен дать отчет, высказывалось и до того, как психология приобрела статус опытной науки.
В предмет науки область бессознательного превратил психоанализ. Так назвал свое учение австрийский врач З.Фрейд (1856-1939). Как и многие другие классики современной психологии, он долгие годы занимался изучением центральной нервной системы, приобретя солидную репутацию специалиста в этой области. Став врачом, занявшись лечением больных психическими расстройствами, он на первых порах пытался объяснить их симптомы динамикой нервных процессов (используя, в частности, сеченовское понятие о торможении). Однако чем больше он углублялся в эту область, тем острее испытывал неудовлетворенность. Ни в нейрофизиологии, ни в царившей тогда психологии сознания он не видел средств, позволяющих объяснить причины патологических изменений в психике своих пациентов. А не зная причин, приходилось действовать вслепую, ибо только устранив их, можно было надеяться на терапевтический эффект.
В поисках выхода Фрейд обратился от анализа сознания к анализу скрытых, глубинных слоев психической активности личности. До него они не были предметом психологии, после него стали его неотъемлемой частью.
Первый импульс к их изучению дало применение гипноза. Внушив загипнотизированному человеку какое-либо действие, с тем чтобы он его выполнил после пробуждения, можно наблюдать, как он, хотя и совершает его будучи в полном сознании, но истинной причины не знает и начинает придумывать для него мотивы, чтобы оправдать свой поступок. Истинные причины от сознания скрыты, но именно они правят поведением. Анализом этих сил и занялись Фрейд и его последователи. Они создали одно из самых мощных и влиятельных направлений в современной науке о человеке. Используя различные методики истолкования психических проявлений (свободный ассоциативный поток мыслей у пациентов, образы их сновидений, ошибки памяти, оговорки, перенос пациентом своих чувств на врача и др.), они разработали сложную и разветвленную сеть понятий, оперируя которой, уловили глубинные “вулканические” процессы, скрытые за осознанными явлениями в “зеркале” самонаблюдения.
Главной среди этих процессов была признана имеющая сексуальную природу энергия влечения. Ее назвали “либидо”. Со времен детства в условиях семейной жизни она определяет мотивационный ресурс личности. Испытывая различные трансформации, она подавляется, вытесняется и, тем не менее, прорывается сквозь “цензуру” сознания по обходным путям, разряжаясь в различных симптомах, в том числе патологических (расстройства движений, восприятия, памяти и т.д.).
Этот взгляд привел к пересмотру прежней трактовки сознания. Его активная роль в поведении не отвергалась, но представлялась существенно другой, чем в традиционной психологии. Его отношение к бессознательной психике мыслилось неизбывно конфликтным. В то же время только благодаря осознанию причин подавленных влечений и потаенных комплексов удается (с помощью техники психоанализа) избавиться от душевной травмы, которую они нанесли личности.
Открыв объективную психодинамику и психоэнергетику мотивов поведения личности, скрытую “за кулисами” ее сознания, Фрейд преобразовал прежнее понимание предмета психологии. Проделанная им и множеством его последователей психотерапевтическая работа обнажила важнейшую роль мотивационных факторов как объективных регуляторов поведения, стало быть, не зависимых от того, что нашептывает “голос самосознания”.
Психо-аналитическое движение Фрейда окружало множество учеников. Наиболее самобытными из них, создавшими собственные направления, были К. Юнг (1875- 1961и А.Адлер (1870-1937).
Первый назвал свою психологию аналитической, второй - индивидуальной. У истоков психоанализа их имена были так тесно связаны, что, когда Юнг на просьбу хранителя Британского музея назвать свою фамилию сказал “Юнг”, тот переспросил: “Фрейд- Юнг-Адлер?” и услышал в ответ извинение: “Нет, только Юнг”.
Первым нововведением Юнга было понятие о “коллективном бессознательном”. Если в бессознательную психику индивида могут, по Фрейду, войти явления, вытесненные из сознания, то Юнг считал ее насыщенной формами, которые никогда не могут быть индивидуально приобретенными, но являются даром далеких предков. Анализ позволяет определить структуру этого дара, образуемого несколькими архетипами.
Будучи скрытыми от сознания организаторами личного опыта, архетипы обнаруживаются в сновидениях, фантазиях, галлюцинациях, а также творениях культуры. Большую популярность приобрело разделение Юнгом человеческих типов на экстравертивный (обращенный вовне, увлеченный социальной активностью) и интровертивный (обращенный внутрь, сосредоточенный на собственных влечениях, которым Юнг вслед за Фрейдом дал имя “либидо”, однако считал неправомерным отождествлять с сексуальным инстинктом).
Адлер, модифицируя исходную доктрину психоанализа, выделил как фактор развития личности чувство неполноценности, порождаемое в частности телесными дефектами. Как реакция на это чувство возникает стремление к его компенсации и сверхкомпенсации, с тем чтобы добиться превосходства над другими. В “комплексе неполноценности” скрыт источник неврозов.
Психоаналитическое движение широко распространилось в различных странах. Возникали новые варианты объяснения и лечения неврозов динамикой неосознаваемых влечений, комплексов, психических травм. Менялись и представления самого Фрейда на структуру и динамику личности. Ее организация выступила в виде модели, компонентами которой являются: Оно (слепые иррациональные влечения), Я (эго) и Сверх-Я (уровень моральных норм и запретов, возникающих в силу того, что в первые же годы жизни ребенок идентифицирует себя с родителями).
От напряжения, под которым оказывается Я из-за давления на него с одной стороны слепых влечений, с другой - моральных запретов, человека спасают защитные механизмы: вытеснения (устранения мыслей и чувств в область бессознательного), сублимации (переключения сексуальной энергии на творчество) и т.п.
Гештальтизм: динамика психических структур При всех преобразованиях, которые испытывала психология, понятие о сознании сохраняло в основном прежние признаки. Изменялись взгляды на его отношение к поведению, неосознаваемым психическим явлениям, социальным влияниям. Но новое представление о том, как само это сознание организовано, впервые сложилось с появлением на научной сцене школы, кредо которой выразило понятие о гешталъте (динамической форме, структуре). В противовес трактовке сознания как “сооружения из кирпичей (ощущений) и цемента (ассоциаций)” утверждался приоритет целостной структуры, от общей организации которой зависят ее отдельные компоненты.
Сама по себе мысль о том, что целое не сводится к образующим его частям, являлась очень древней. С ней можно было столкнуться также в работах некоторых психологов-эксперименталистов. Указывалось, в частности, что одна и та же мелодия, которую играют в разном ключе, воспринимается как та же самая, вопреки тому, что ощущения в этом случае совершенно различны. Стало быть, ее звуковой образ представляет собой особую целостность. Важные факты, касающиеся целостности восприятия, его несводимости к ощущениям, стекались из различных лабораторий.
Датский психолог Э. Рубин изучил интересный феномен “фигуры и фона”. Фигура объекта воспринимается как замкнутое целое, а фон простирается позади. При так называемых “двойственных изображениях” в одном и том же рисунке различаются либо ваза, либо два профиля. Эти и множество аналогичных фактов говорили о целостности восприятия.
Идея о том, что здесь действует общая закономерность, требующая нового стиля психологического мышления, объединила группу молодых ученых. В нее входили М. Вертгеймер (1880-1943), В. Келер (1887-1967) и К. Коффка (1886-1941), ставшие лидерами направления, названного гешталът психологией. Оно подвергло критике не только старую интроспективную психологию, занятую поиском исходных элементов сознания, но и молодой бихевиоризм. Критика последнего представляет особый интерес.
В опытах над животными гештальтисты показали, что, игнорируя психические образы - гештальты, нельзя объяснить их двигательное поведение. Об этом говорил, например, феномен “транспозиции”. У кур вырабатывалось различение двух оттенков серого цвета. Вначале они учились клевать зерна, разбросанные на сером квадрате, отличая его от находившегося рядом черного. В контрольном опыте тот квадрат, который первоначально служил положительным раздражителем. оказывался рядом с еще более светлым квадратом. Куры выбирали именно этот последний, а не тот, на котором они привыкли клевать. Следовательно, они реагировали не на стимул. а на соотношение стимулов (на “более светлое”),
Критике гештальтистов подвергалась и бихевиористская формула “проб и ошибок”. В противовес ей в опытах над человекообразными обезьянами выявилось, что они способны найти выход из проблемной ситуации не путем случайных проб, а мгновенно уловив отношения между вещами. Такое восприятие отношений было названо “инсайтом” (усмотрением, озарением). Оно возникает благодаря построению нового гештальта, который не является результатом научения и не может быть выведен из прежнего опыта.
В частности, широкий интерес вызвала ставшая классической работа В. Келера “Исследование интеллекта у антропоидов”. Один из его подопытных шимпанзе (Келер назвал его “Аристотелем среди обезьян”) справлялся с задачей достава-ния приманки (банана) путем мгновенного схватывания отношений между разбросанными предметами (ящиками, палками), оперируя которыми, он достигал цели. У него наблюдалось нечто подобное “озарению”, названному одним психологом “ага-переживанием” (аналогичным Архимедову возгласу “эврика!” - “нашел!”).
Изучая мышление человека, гештальт-психологи доказывали, что умственные операции при решении творческих задач подчинены особым принципам организации гештальта (“группировка”, “центрирование” и др.), а не правилам формальной логики.
Итак, сознание было представлено в гештальт-теории как целостность, созидаемая динамикой познавательных (когнитивных) структур, которые преобразуются по психологическим законам.
К. Левин: динамика мотивации Теорию, близкую к гештальтизму, но применительно к мотивам поведения, а не психическим образам (чувственным и умственным) развивал К.Левин (1890-1947). Он назвал ее теорией поля.
Понятие о поле было заимствовано им, как и другими гештальтистами, из физики и использовалось в качество аналога гештальта. Личность изображалась как “система напряжений”. Она перемещается в среде (жизненном пространстве), одни районы которой ее притягивают, другие -отталкивают. Следуя этой модели, Левин совместно с учениками провел множество экспериментов по изучению динамики мотивов. Один из них выполнила приехавшая с мужем из России Б.В.Зейгарник.
Испытуемым предлагался ряд заданий. Одни задания они завершали, тогда как выполнение других под различными предлогами прерывалось. Затем испытуемых просили вспомнить, что они делали во время опытов. Оказывалось, что память на прерванное действие значительно лучше, чем на завершенное. Этот феномен, названный “эффектом Зейгарник”, говорил, что энергия мотива, созданная заданием, не исчерпав себя (из-за того, что оно было прервано), сохранилась и перешла в память о нем.
Другим направлением стало изучение уровня притязаний. Это понятие обозначало степень трудности цели, к которой стремится субъект. Ему предъявлялась шкала заданий различной степени трудности. После того как он выбрал и выполнил (или не выполнил) одно из них, у него спрашивали, задачу какой степени трудности он выберет следующей. Этот выбор после предшествующего успеха (или неуспеха) фиксировал уровень притязаний. За выбранным уровнем скрывалось множество жизненных проблем, с которыми повседневно сталкивается личность, - переживаемые ею успех или неуспех, надежды, ожидания, конфликты, притязания и др.
ЭВОЛЮЦИЯ ШКОЛ И НАПРАВЛЕНИЙ
Анализ путей развития основных психологических школ выявляет общую для них тенденцию. Они изменялись в направлении обогащения своей категориальной основы теоретическими ориентациями других школ.
Он надеялся, основываясь на теории оперантных реакций, создать программу “изготовления” людей для нового общества.
Открыть общие, выверенные точной объективной наукой законы построения любого поведения, в том числе человека -такова была сверхзадача всего бихевиористского движения.
Человек или робот? - такой вопрос задавали бихевиористам их противники. Они справедливо указывали, что, устраняя внутреннюю психическую жизнь человека из сферы точного причинного анализа, бихевиоризм трактует личность как машинообразно работающее устройство. Строгость объективного анализа реакций организма достигалась дорогой ценой. Устранялось сознание как внутренний регулятор поведения.
Надеясь придать психологии точность обобщений, не уступающую физике, бихевиористы полагали, что, опираясь на формулу “стимул - реакция”, удастся вывести новую породу людей. Утопичность этого плана обнаруживается в концепциях типа скиннеровской. Ибо даже применительно к животным Скиннер, как заметили его друзья, имел дело с “пустым организмом”, от которого ничего не оставалось, кроме оперантных реакций. Ведь ни для деятельности нервной системы, ни для психических функций в скиннеровской модели места не было. Снималась с повестки дня и проблема развития. Она подменялась описанием того, как из одних навыков возникают другие. Огромные пласты высших проявлений жизни, открытых и изученных многими школами, выпадали из предметной области психологии.
Ж. Пиаже: стадии развития интеллекта Создателем наиболее глубокой и влиятельной теории развития интеллекта стал швейцарец Ж.Пиаже (1896-1980). Он преобразовал основные понятия других школ: бихевиоризма (взамен понятия о реакции он выдвинул понятие об операции), гештальтизма (гештальт уступил место понятию о структуре) и Жане (переняв у него принцип интериоризации, восходящей, как мы уже знаем, к Сеченову).
Свои новые теоретические представления Пиаже строил на прочном эмпирическом фундаменте - на материале развития мышления и речи у ребенка. В работах начала 20-х годов “Речь и мышление ребенка”, Суждение и умозаключение у ребенка” и других Пиаже, используя метод беседы (спрашивая, например: отчего движутся облака, вода, ветер? Откуда происходят сны? Почему плавает лодка? и т.п.), сделал вывод о том, что если взрослый размышляет социально (т.е. мысленно обращаясь к другим людям), даже когда он остается с собой наедине, то ребенок размышляет эгоистично, даже когда находится в обществе других. (Он говорит вслух, ни к кому не обращаясь. Эта его речь была названа эгоцентрической.) Принцип эгоцентризма (от лат. “эго” - Я и “центрум” -центр круга) царит над мыслью дошкольника. Он сосредоточен на своей позиции (интересах, влечениях) и не способен стать на позицию другого (децентрироваться), критически взглянуть на свои суждения со стороны. Этими суждениями правит “логика мечты”, уносящая от реальности.
Эти выводы Пиаже, в которых ребенок выглядел игнорирующим реальность мечтателем, подверг критике Выготский, давший свое толкование эгоцентрической (не обращенной к слушателю) речи ребенка (см. ниже). В то же время он чрезвычайно высоко оценил труды Пиаже, так как в них говорилось не о том, чего ребенку не хватает сравнительно со взрослым (меньше знает, неглубоко мыслит и т.п.), а о том, что же у ребенка есть, какова его внутренняя психическая организация.
Пиаже выделил ряд стадий в эволюции детской мысли (например, своеобразная магия, когда ребенок надеется с помощью слова или жеста изменить внешний предмет, или же своеобразный анимизм, когда предмет наделяется волей или жизнью: “солнце движется, потому что оно живое”).
Будучи неспособным мыслить абстрактными понятиями, соотносить их и т.п., ребенок опирается в своих объяснениях на конкретные случаи. В дальнейшем Пиаже выделил четыре стадии. Первоначально детская мысль содержится в предметных действиях (до двух лет), затем они интериоризиру-ются (переходят из внешних во внутренние), становятся предоперациями (действиями) ума (от 2 до 7 лет), на третьей стадии (от 7 до 11 лет) возникают конкретные операции, на четвертой (от 11 до 15 лет) - формальные операции, когда мысль ребенка способна строить логически обоснованные гипотезы, из которых делаются дедуктивные умозаключения (например, от общего к частному).
Операции не совершаются изолированно. Будучи взаимосвязанными, они создают устойчивые и в то же время подвижные структуры. Стабильность структуры возможна только благодаря активности организма, его напряженной борьбе с разрушающими ее силами.
Развитие системы психических действий от одной стадии к другой - такой представил Пиаже картину сознания. Вначале Пиаже испытал влияние Фрейда, полагая, что человеческое дитя, появляясь на свет, движимо одним мотивом - стремлением к удовольствию и не желает ничего знать о реальности, с которой вынуждено считаться только из-за требований окружающих. Но затем Пиаже признал исходным моментом в развитии детской психики реальные внешние действия ребенка (сенсомоторный интеллект, т.е. элементы мысли, данные в движениях, которые регулируются чувственными впечатлениями).
Неофрейдизм Это направление, усвоив основные схемы и ориентации ортодоксального психоанализа, пересмотрело базовую для него категорию мотивации. Решающая роль была придана влияниям социокультурной среды и ее ценностям.
Уже Адлер стремился объяснить бессознательные комплексы личности социальными факторами (см. выше). Намеченный им подход был развит группой исследователей, которых принято объединять под именем неофрейдистов. То, что Фрейд относил за счет биологии организма, заложенных в нем влечений, эта группа объясняла врастанием индивида в исторически сложившуюся культуру. Такие выводы были сделаны на большом антропологическом материале, почерпнутом при изучении нравов и обычаев племен, далеких от западной цивилизации.
Лидером неофрейдизма принято считать К. Хорни (1885-1953). Испытав влияние марксизма, она доказывала в теории. на которую опиралась в своей психоаналитической практике, что все конфликты, возникающие в детстве, порождаются отношениями ребенка с родителями. Именно из-за характера этих отношений у него возникает базальное чувство тревоги, отражающее беспомощность ребенка в потенциально враждебном мире. Невроз не что иное, как реакция на тревожность. Описанные Фрейдом извращения и агрессивные тенденции являются не причиной невроза, а его результатом. Невротическая мотивация приобретает три направления: движение к людям как потребность в любви, движение от людей как потребность в независимости и движение против людей как потребность во власти (порождающая ненависть, протест и агрессию).
Объясняя неврозы, их генезис и механизмы развития конкретным социальным контекстом, неофрейдисты подвергали критике капиталистическое общество как источник отчуждения личности (в смысле, приданном этому термину Марксом), утраты ею своей идентичности, забвения своего Я и т.п.
Ориентация на социокультурные факторы взамен биологических определила облик неофрейдизма.
Когнитивная психология В середине XX века появились компьютеры. Во всей предшествующей истории человечества машины являлись устройствами, которые перерабатывают либо материал (вещество), либо энергию. Компьютеры же являются носителями и преобразователями информации, иначе говоря, сигналов, передающих сообщения о чем-либо.
Процессы передачи информации, управляющей поведением живых систем, происходят в различных формах с момента появления этих систем на Земле. Генетическая информация, определяющая характер наследственности, переходит от одного организма к другому. Животные общаются со средой и между собой посредством первой сигнальной системы (по И.П.Павлову). С появлением человека в недрах созидаемой обществом культуры возникают и развиваются язык и другие знаковые системы. Научно-технический прогресс привел к изобретению информационных машин. Тогда и сложилась наука (ее отец - Н. Винер), которая стала рассматривать все формы сигнальной регуляции с единой точки зрения как средства связи и управления в любых системах - технических, органических, психологических, социальных. Она была названа кибернетикой (от греч. “кибернетике” - искусство управления). Ею разработаны специальные методы, позволившие создать для компьютеров множество программ по восприятию, запоминанию и переработке информации, а также обмену ею. Это привело к настоящей революции в общественном производстве, как материальном, так и духовном.
Появление информационных машин, способных с огромной быстротой и точностью выполнять операции, считавшиеся уникальным преимуществом человеческого мозга, оказало существенное влияние и на психологию. Возникли дискуссии относительно того, не является ли работа компьютера подобием работы человеческого мозга, а тем самым и его умственной организации. Ведь информация, перерабатываемая компьютером, может рассматриваться как знание. А в запечатлении, хранении и преобразовании знания состоит важнейшая ипостась психической активности. Образ компьютера (“компьютерная метафора”) изменил научное видение этой активности. В результате произошли коренные изменения в американской психологии, где десятилетиями господствовал бихевиоризм.
Бихевиоризм, как отмечалось, притязал на строгую объективность своих теорий и методов. Считалось, что психология может быть точной наукой, подобной физике, пока она ограничивается объективно наблюдаемым внешним поведением организма. Отвергалось любое обращение к тому, что, говоря языком И.М.Сеченова, “нашептывает обманчивый голос самосознания” (интроспекции), любые показания субъекта о своих переживаниях. Признавались фактами науки только те, которые можно измерить в сантиметрах, граммах и секундах.
Предмет, достойный имени научной психологии, сводился к отношению “стимул - реакция”. В то же время в необихевиоризме сложилось представление о том, что в промежутке между этими двумя главными переменными действуют и другие переменные. Толмен назвал их промежуточными (см. выше). Одна из промежуточных переменных была названа “когнитивной картой”, создавая и используя которую, организм ориентируется в проблемной ситуации. Это подрывало главный постулат бихевиоризма. Сокрушительный удар по нему нанесло возникшее в середине XX века под впечатлением компьютерной революции новое направление, названное когнитивной психологией (от лат. “когнитио” - знание, познание). Во главу угла когнитивная психология поставила изучение зависимости поведения субъекта от внутренних, познавательных (информационных) вопросов и структур (схем, “сценариев”), сквозь призму которых он воспринимает свое жизненное пространство и действует в нем. То, в чем классический бихевиоризм отказывал человеку (восприятие, запоминание, внутреннее преобразование информации), оказалось делом объективно, независимо от человека, работающего компьютера. В свете этого рухнуло представление о том, что извне незримые познавательные (когнитивные) процессы недоступны объективному, строго научному исследованию.
Разрабатываются различные теории организации и преобразования знания - от мгновенно воспринимаемых и сохраняемых чувственных образов до сложной многоуровневой семантической (смысловой) структуры человеческого сознания (У. Найссер).
Гуманистическая психология Другое направление, решительно отвергнувшее бихевиоризм за игнорирование коренных человеческих проблем и своеобразие психической организации человека, выступило под именем гуманистической психологии. Гуманизм (от лат. “гуманис” - человечный) - это общая ориентация на отношение к человеку, его правам и свободе как высшей ценности - присущ множеству философско-психологических течений и теорий. Смысл же направления, о котором идет речь, и повод, побудивший его приверженцев назвать свою концепцию гуманистической, могут быть поняты только при обращении к тому историко-психологическому контексту, в котором эта концепция созидалась.
Она возникла в середине XX века, когда общий облик американской психологии (в ее среде и приобрело авторитет указанное движение) определялся всевластием двух направлений, о которых порой говорят как о двух силах - различных вариантах бихевиоризма и психоанализа.
Будучи общепсихологическими, они внедрялись также и в различные сферы практики, в особенности психотерапевтической. В среде психотерапевтов и раздались громкие голоса протеста против “двух сил”, коим не без основания инкриминировались дегуманизация человека, его трактовка либо как робота (или в более современном стиле - как маленького компьютера), либо как невротика, “бедное Я” которого разрывают различные комплексы - сексуальные, агрессивные, неполноценности и др. Ни одно, ни другое, как заявили инициаторы создания особой гуманистической психологии, не позволяет раскрыть позитивное, конструктивное начало целостной человеческой личности, ее неистребимое стремление к творчеству и самостоятельному принятию решений, выбору своей судьбы. Гуманистическая психология, выступив против бихевиоризма и психоанализа за, провозгласила себя “третьей силой”.
В центр исследовательских интересов перемещались проблемы переживания человеком своего конкретного опыта, не сводимого к общим рассудочным схемам и представлениям.Речь шла о восстановлении аутентичности личности (ее доподлинности), восстановлении соответствия ее экзистенции: (существования) истинной природе личности. При этом предполагалось (под влиянием философии экзистенциализма), что истинная природа открывается в так называемой пограничной ситуации, когда человек оказывается между бытием и небытием. Именно в таких условиях человек освобождается от всех сковывающих его условностей и постигает свою экзистенцию. Если во всех предшествующих психологических теориях решающая роль придавалась зависимости психики от прошлого и настоящего, то гуманистическое направление переместило вектор времени жизни в направлении будущего. Свобода выбора и открытость будущему - таковы признаки, на которые должны ориентироваться концепции личности. Только в этом случае они помогут человеку избавиться от чувства заброшенности в мире и обрести смысл своего бытия.
Понять любую теорию можно исходя из знания не только того, что она утверждает, но и того, что отвергает. Гуманистическая психология отвергла конформизм как “уравновешивание со средой”, приспособление к существующему порядку вещей, и детерминизм как уверенность в причинной обусловленности поведения внешними биологическими и (или) социальными факторами. Конформизму были противопоставлены самостоятельность и ответственность субъекта, детерминизму же – самодетерминация. Именно это отличает человека от остальных живых существ и является качеством, которое не приобретается, а заложено в его биологии.
Биологию человека отличает сопротивление равновесию, потребность поддержать неравновесное состояние, определенный уровень напряжения (скорее, чем устранить его посредством приспособительных реакций, как это следовало из версии о диктате гомеостаза).
Развитие “третьей силы” имело социальную подоплеку. Оно выражало протест против деформации человека в современной западной культуре, лишающей его своей “личностности”, навязывающей представление о поведении, регулируемом либо бессознательными влечениями, либо хорошо слаженной работой “социальной машины”.
Применительно к практике психотерапии было сформулировано новое кредо: пациента следует трактовать способным самостоятельно вырабатывать свои ценностные ориентации и реализовывать им самим сконструированный жизненный план. Главная установка психотерапии, согласно одному из лидеров гуманистической психологии, американскому психологу К. Роджерсу (1902-1990), должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах пациента, а на нем как уникальной персоне. “Терапия, центрированная на клиенте” (1951) - так называлась книга Роджерса, где утверждалось, что психотерапевт должен общаться с обратившимся к нему человеком не как с пациентом, а как с клиентом, пришедшим за советом, причем психолог призван сосредоточиться не на проблеме, беспокоящей клиента, а на нем самом как личности, с тем чтобы пробудить в нем первичную потребность в самоактуализации. При этом важно представить, каким видится субъекту его “феноменальное поле”, т.е. осознаваемый им внутренний план собственного поведения (искаженный прежней интроспективной психологией, искусственно расщепившей в своих экспериментальных лабораториях это целостное “поле” на изолированные элементы сознания). Для этого нужна “теплая эмоциональная атмосфера”, в которой индивид (впоследствии Роджерс перенес акцент на группу индивидов, т.е. на групповую психотерапию) реинтегрирует свою творческую личность как целое и тогда он избавляется от тревоги, психологических стрессов и т.п. Главная задача - не решение отдельной проблемы, которой он озабочен, а преобразование его личности благодаря тому, что он перестраивает свой феноменальный мир и систему потребностей, и важнейшей из них является потребность в самоактуализации.
К движению, названному гуманистической психологией, принято относить и ряд других концепций, в частности, концепции А. Маслоу (1908 1970) и В. Франкла (1905-1997). Маслоу разработал целостно-динамическую теорию мотивации. В своей книге “Мотивация и личность” (1954) он утверждал, что в каждом человеке заложена в виде особого инстинкта потребность в самоактуализации, высшим выражением которой служит особое переживание, подобное мистическому откровению, экстазу. Не от сексуальных травм (как учил Фрейд), а от подавления этой витальной потребности возникают неврозы, душевные расстройства. Соответственно и превращение ущербной личности в полноценную должно рассматриваться с точки зрения восстановления и развития высших форм мотивации, заложенных в природе человека.
В Европе к сторонникам гуманистической психологии, но в особом, отличном от американского, варианте близок Франкл, назвавший свою концепцию логотерапией (от греч. “логос” - смысл). В отличие от Маслоу Франкл считает, что человек обладает свободой по отношению к своим потребностям и способен “выйти за пределы самого себя” в поисках смысла. Не принцип удовольствия (Фрейд) и не воля к власти' (Адлер), а воля к смыслу - таково, согласно Франклу, истинно человеческое начало поведения.
При утрате смысла возникают различные формы неврозов. Действительность такова, что человек вынужден не столько достигать равновесия со средой, сколько постоянно отвечать на вызов жизни, противостоять ее тяготам. Это создает напряженность, с которой он может справиться благодаря свободе воли, позволяющей придать смысл самым безвыходным и критическим ситуациям. Свобода - это способность изменить смысл ситуации даже тогда, когда “дальше некуда”.
В отличие от других адептов гуманистической психологии Франкл трактовал самоактуализацию не как самоцель, а как средство осуществления смысла. Поэтому-то рекомендованную Роджерсом, Маслоу и другими психологами установку на самовыражение личностью своих мотиваций, аутентичных ее внутренней природе (будь то независимо от других людей, либо в интенсивном общении друг с другом), Франкл считал недостаточной для человека, чтобы он понял “зачем жить?” Быть человеком значит быть направленным на нечто иное, чем он сам, быть открытым миру смыслов (Логосу). Это - не самоактуализация, а самотрансценденция (от лат. трансценденс -выходящий за пределы), благодаря чему, найдя смысл жизни в подвиге, страдании, любви, совершая реальные деяния, сопряженные с открытыми ей ценностями, личность развивается.
Франкл разработал специальную технику психотерапии (иногда ее относят к третьей после Фрейда и Адлера венской школе психоанализа), ориентированную на избавление личности от негативных состояний (тревоги, вины, гнева и т.п.), возникающих при столкновении с психологически трудной для личности и даже ощущаемой ею как непреодолимой преградой. Если личность в подобных случаях утрачивает волю к смыслу, у нее возникает состояние “экзистенциального вакуума” (термин экзистенция означает существование) в виде чувства точки, апатии, опустошенности.
Различные ветви гуманистической психологии развились с целью преодолеть ограниченность теорий, оставивших без внимания своеобразие психического строя человека как целостной личности, способной к самосозиданию, реализации своего уникального потенциала.
Категориальный анализ За несколько десятилетий первые ростки новой дисциплины, выступившей под древним именем психологии, преобразились в огромную область научных знаний. По богатству теоретических идей и эмпирических методов она вышла на достойное место среди других высокоразвитых наук.
Как далеко отстояли начальные попытки найти в качестве уникального предмета психологии элементы сознания от широко развернувшейся многокрасочной панорамы душевной жизни и поведения живых существ, созданной усилиями многих школ и направлений! Распад на школы, каждая из которых претендовала на то, чтобы явиться миру в качестве единственно настоящей психологии, стал поводом для оценки столь необычной для науки ситуации как кризисной.
Реальный же исторический смысл этого распада заключался в том, что средоточием исследовательской программы каждой из школ стала разработка одного из блоков категориального аппарата психологии. Каждая наука оперирует своими категориями, т.е. наиболее фундаментальными обобщениями мысли. не выводимыми из других. Понятие о категориях возникло в недрах философии (здесь, как и во множестве других открытий, пионером был Аристотель, выделивший такие категории, как сущность, количество, качество, время и др.). Категории образуют внутренне связанную систему. Она выполняет в познавательном процессе рабочую функцию, поэтому может быть названа аппаратом мышления, посредством которого отражается различная глубина исследуемой реальности; каждый объект ее воспринимается в его количественных, качественных, временных и тому подобных характеристиках.
Наряду с названными глобальными философскими категориями (и в нераздельности с ними) конкретная наука оперирует собственными категориями. В них дан не мир в целом, а предметная область, “выкроенная” из этого мира в целях детального изучения ее особой, уникальной природы. Одной из таких областей является психика, или, говоря языком русского ученого П.Н. Ланге, - психосфера. Конечно, она также постигается научной мыслью в категориях количества, качества, времени и т.д. Но чтобы познать природу психики, законы, которым она подчинена, овладеть ею на практике, нужен специальный категориальный аппарат, дающий видение психической реальности как отличной от физической, биологической, социальной.
Психология осваивала сферу своих явлений с помощью основных категориальных “блоков”: психического образа, психического действия, мотива, психосоциального отношения. Любая мысль, вступая в общение с психической реальностью, схватывает ее не иначе, как в этих категориях. Разобщенность же школ произошла в силу того, что в рассматриваемый период каждая из них прицельно сосредоточилась на одном из блоков. Так, категория образа (в виде его “осколка”, каковым является отдельное ощущение) стала одной из первых в теоретических схемах экспериментальной психологии, поскольку она опиралась на физиологию органов чувств, продуктом деятельности которых служат элементарные психические образы - ощущения.
Преодолевая “атомистический” структурный анализ вундтовской школы, гештальт-психология экспериментально доказала, во-первых, целостность и предметность образа, во-вторых, зависимость от него поведения организма. В отличие от версии об элементах сознания функциональная психология сосредоточилась на его функциях, актах. Однако логика науки требовала перейти от внутрипсихического действия к объективному, соединяющему организм с его средой.
Рефлексология и бихевиоризм внесли непреходящий вклад в разработку категории действия. Психоанализ поставил в центр своих построений категорию мотива, по отношению к которому вторичны и образ, и действие, а затем, опираясь на нее, предложил динамическую модель организации личности. Наконец, французские психологи сосредоточились на сотрудничестве между людьми, на процессах общения, выявив тем самым включенность в систему категорий психосоциального отношения как инварианта аппарата психологического познания.
Инвариант выражает наиболее устойчивое и постоянное в системе. Категории психологии инвариантны по отношению к системе психологических знаний. Каждая школа сосредоточилась на одном из инвариантов, но проделанная ею работа обогащала систему в целом. Поскольку, однако, концентрированная разработка одного из инвариантов неотвратимо придавала теоретическому облику школы односторонность, дальнейшее развитие психологической мысли шло в направлении поиска интегральных схем. Они открывали перспективу синтеза идей, порожденных монокатегориальными школами.
Любую попытку осмыслить природу психической реальности в ее конкретном проявлении (будь то поступки людей или их переживания) предваряет особая интеллектуальная схема, которой снабжен ум того, кто отважится предпринять подобную попытку. Ядерными компонентами схемы, как отмечалось, служат базальные категории. Но первичными блоками категориального аппарата не ограничивается его организация и рабочая нагрузка. Научное исследование психики совершается не иначе как в диалогах и взаимодействии с познанием ее изначальной включенности в биологические и социальные жизни. Это ведет не только к обогащению указанных блоков категориального аппарата, но также к их интеграции и преобразованию в более сложные и исполненные нового смысла категории: деятельности, общения, чувства и личности.
Их содержательному анализу будут посвящены специальные главы этого учебника.
РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОРНИ
Духовная жизнь русского общества была тесно связана с общим ходом развития западной культуры. Вместе с тем она отражала своеобразие социоэкономической истории народа. К середине XIX века осознание необходимости коренных реформ в российской действительности пробудила работу мысли во всех слоях тогдашнего грамотного населения России -и столичного, и провинциального.
Главным был вопрос об освобождении от крепостного рабства миллионов российских крестьян. Потребность в его безотлагательном решении нарастала, и одновременно росло желание осознать своеобразие русского народа. “Не зная народа, можно притеснять народ, кабалить его, завоевывать, но освобождать нельзя”, - писал Герцен.
Все стороны русской жизни, ее истории, языка, быта, традиций стали предметом широкого публичного обсуждения.
Процесс реформирования общества захватывал практически все его группы. Отсюда и всеобщее стремление к самопознанию, к рефлексии по поводу своих национальных качеств.
На перепутье реформ Россия должна была решить, как ей двигаться дальше. Резкое изменение социальной ситуации, связанное с коренными реформами жизни народа, кардинальным изменением привычного уклада, поставили проблему осознания и предсказания возможных реакций народных масс на эти изменения. Общество, и прежде всего его образованная часть, старалось осмыслить свое прошлое, понять истоки традиций, происхождение положительных и отрицательных качеств народа.
Для психологии это было связано с попытками осмыслить русский менталитет, выделить и описать психологические особенности русского народа, изучить “национальный характер”, или, как тогда говорили, “народную душу”. Под этим подразумевались главным образом установки, ценности, верования, общие для всего общества. Часто в понятие “народной души” включали также и язык, являющийся родным для представителей данной нации, а также наиболее распространенные мифы, легенды, былины, традиции.
Этнопсихологическая программа Н. И. Надеждина Первая попытка осмыслить национальный характер русских людей не умозрительно, но опираясь на конкретные сведения о нем принадлежала философу Н.И. Надеждину. В 30-х годах он издавал журнал “Телескоп”, где опубликовал взбудоражившее общество “Философическое письмо” П.Я. Чаадаева, полное негодования по поводу национального самодовольства и духовного застоя, что имело для издателя журнала и автора письма печальные последствия. Чаадаева объявили сумасшедшим, Надеждина -выслали. Работая в Русском географическом обществе, Надеждин предложил программу широкомасштабного описания силами самих русских людей “наблюденных и замеченных” особенностей народа всюду, “где только чуется Русь”. При этом имелись в виду “разбор и оценка удельного достоинства ума и народной нравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях”. Программа была разослана по различным губерниям, и добровольные собиратели сведений из числа учителей, лекарей, чиновников, священников направляли в Общество сотни рукописей, где описывались умственные и нравственные особенности жителей великой империи.
В числе материалов были характеристики языка, быта, особенностей материальной культуры, в которых осели сведения о психическом складе и менталитете русского человека, его “идолах и идеалах”.
Подъем национального самосознания Поражение в Крымской войне существенно активизировало национальное самосознание. Об этом свидетельствовал хлынувший поток работ фольклористов, этнографов, бытописателей, историков. В этих работах, дававших обильную пищу для размышлений “чем крепка Русь?”, звучали раскаты давних споров о России и Западе, о том, имеется ли у России, по слову Тютчева, “особенная стать”? И пойдет ли ее народ, униженный властью, обрекшей страну на военное поражение, таким же путем, что и другие, цивилизованные страны, опередившие Россию в своем технико-экономическом развитии.
Подъем национального самосознания вызвал взрыв интеллектуальной энергии в различных сферах культуры. Этой энергией создано приобретшее всемирную славу великое искусство. Оно обнажало сложность и коллизии душевной организации людей в ставшем зыбким и неопределенным социальном мире.
Творения Достоевского, Льва Толстого и других художников пронизывает тончайший психологический анализ мотивов поведения, корней социального зла, истоков аморализма, разрушительной силы произвола, самоценности личности.
Наряду с расцветом искусства, этот период ознаменовался крупными успехами России в сфере науки. В европейском естествознании происходили революционные события. Успехи физики, химии, биологии изменили картину природы. Фундаментальные открытия в различных областях обусловили технический прогресс, доказав тем самым способность научных идей радикально воздействовать на жизнь общества. Вера в высокую ценность этих идей как инструмента изменения мира воодушевила вышедшее на историческую арену новое поколение русских интеллектуалов-естествоиспытателей.
Пройдя учение на Западе, русские натуралисты отныне занимают лидирующие позиции в ряде дисциплин, прежде всего -в химии и биологии. Убеждение в спасительной роли науки стало могучим социальным мотивом в борьбе за новую Россию.
Два направления в проблеме человека Ткань национального самосознания включала в себя различные направления во взглядах на предназначение русского народа, на рабство и свободу человека. Их конфронтация имела социоэкономическую подоплеку. Одни выражали интересы обездоленного русского мужика, другие - правящего строя, идеологи которого ратовали за выход из крлзиса путем либеральных реформ.
Оба направления, сосредоточившись на проблеме человека как особой целостности, где телесное и духовное нераздельны, трактовали эту нераздельность с радикально различных позиций: антропологической и теологической. У истоков каждой из них стояли выдающиеся мыслители. У первой - Николай Чернышевский, у второй - Владимир Соловьев. Они заложили в России традиции человекопознания, исходя из противостоящих друг другу способов осмысления природы личности.
На взрыхленной ими почве рождались в дальнейшем учения, развивавшие их исходное идейное содержание в новых социокультурных условиях и соответственно запросам логики научного творчества.
К антропологическому принципу Чернышевского восходит русский путь в науке о поведении - от Сеченова до Павлова и Ухтомского. К теологическому принципу Соловьева восходит концепция “нового религиозного сознания” в трудах Н.А. Бердяева, С.Н. и Е.Н. Трубецких, С.Л. Франка и др. И новое учение о поведении, и апология “нового религиозного сознания” являлись плодами русской мысли - двух ее мощных течений: естественнонаучного и религиозно-философского.
Динамика обоих течений нашла отражение в представлениях о человеке, складывавшихся в то время в русском общественном сознании. Те, чьей интеллектуальной активностью выстраивался образ, прежде чем занять собственную, противостоящую другой, идейную позицию, испытали неудовлетворение этой другой. Чернышевский и Павлов были воспитанниками духовной семинарии, Ухтомский - духовной академии. Знание о человеческой душе, которое было ими почерпнуто в религиозном обучении, позволило им в дальнейшем отчетливо увидеть слабые стороны своих оппонентов. Когда учитель Владимира Соловьева П.Д. Юркевич, возражая Н.Г. Чернышевскому, указывал, что человеческая душа открывается субъекту не иначе как во “внутреннем зрении” (интроспекции), Чернышевский не стал даже спорить со своим критиком, заметив, что “всю эту премудрость можно найти в семинарских тетрадках”. Что касается самого Соловьева, то, начиная творческий путь в качестве студента-естественника, он в дальнейшем становится слушателем лекций Юркевича и подает прошение об отчислении его с физико-математического факультета. Соловьева не могла удовлетворить формула Чернышевского, согласно которой “философия видит в нем (человеке) только то, что видит медицина, физиология, химия”.
Мысль Чернышевского и мысль Соловьева устремлялись в трактовке психического устройства человека к разным полюсам. Первый - к естественным наукам, второй - к религии. При всей глубине расхождений между ними Соловьев преклонялся перед личным мужеством Чернышевского, тем достоинством, с которым он встретил неправедный суд над ним и наказание за мысли и убеждения.
В теоретических взглядах Чернышевского, - писал он, - я вижу важные заблуждения, но нравственное качество его души "оказалось полновесным. Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого и справедливого человека”.
Антропологический принцип в философии” Н. Г. Чернышевского Предпосылкой понимания природы человека, согласно этому принципу, является отклонение дуализма. “Никакого дуализма в человеке не видно. Если бы человек имел, кроме реальной своей натуры, другую то эта другая натура непременно обнаружилась бы в чем-нибудь: а так как она не обнаруживается ни в чем, так как все происходящее в человеке происходит по одной реальной его натуре, то другой натуры в нем нет”.
Идея единства человеческого организма обосновывалась и онтологически - он является сгустком природных сил и элементов, присущих мирозданию в целом, и гносеологически - он познается тем же способом, как и остальные реалии этого мироздания. Соответственно и психика как один из жизненных процессов этого организма не является самостоятельной сущностью и не требует, чтобы быть познанной, иных средств, чем те, которыми наука добывает истину о других вещах.
П.Д. Юркевич о душе и внутреннем опыте Первым оппонентом Чернышевского выступил философ-идеалист П.Д. Юркевич (1826-1874). Главным аргументом против идеи единства организма служило учение о двух опытах. “Сколько бы мы ни толковали об единстве человеческого организма, - писал Юркевич, -мы всегда будем познавать человеческое существо двояко: внешними чувствами - тело, его органы и внутренним чувством - душевные явления”.
Юркевич отстаивал так называемую опытную психологию, согласно которой психические явления принадлежат к миру, лишенному всех определений, свойственных физическим телам, и познаваемы в своей сущности только субъектом, который непосредственно их переживает.
Слово “опыт” давало повод говорить, что психология, использующая этот внутренний опыт, является эмпирической областью знания и тем самым обретает достоинство других, строго опытных, чуждых метафизике наук.
Антропологический принцип” Чернышевского отвергал этот эмпиризм, создавая философскую почву для утверждения объективного метода взамен субъективного. Этот же принцип, постулируя единство человеческой природы во всех ее проявлениях, стало быть и психических, отвергал прежнюю, восходящую к Декарту, концепцию рефлекса, согласно которой организм расщеплялся на два яруса - автоматических телесных движений (рефлексов) и действий, управляемых сознанием и волей.
Противники Чернышевского полагали, что имеется только одна альтернатива этой “двухъярусной” модели поведения, а именно - воззрение на это поведение как чисто рефлекторное. Человек, тем самым, обретал образ нервно-мышечного препарата. Поэтому Юркевич требовал “остаться на том пути, который был указан Декартом”.
К. Д. Кавелин против И. М.Сеченова Профессор права К.Д.Кавелин (1818-1885) издавна интересовался проблемами психологии. Он принимал участие в этнопсихологических исследованиях группы Надеждина (см. выше) и предполагал, что изучение народного характера по продуктам культуры придаст психологии облик позитивной науки.
В условиях, когда новое поколение восприняло сеченовскую концепцию в качестве образца научного объяснения психических явлений, Кавелин выступил с ее критикой в книге “Задачи психологии” (1872). Назвав рефлекторную теорию о принадлежавшем Сеченову открытии аппаратов, задерживающих движения, “величайшим достижением”, соглашаясь, что материализм в его научной форме “признает значение и влияние психических явлений”, Кавелин выступил против применения в психологии приемов и выводов естественных наук, ибо это влечет за собой социальные бедствия: физическая сторона подавляет духовную и “личность как нравственный деятель сходит со сцены”.
Сквозной темой рассуждений Кавелина была проблема нравственности в разных ее аспектах. Он полагал, что нравственность и достоинство невозможны без твердых моральных правил, которые даются только философией и религией. Однако сами по себе и философия и религия не могут помочь обрести идеалы, помочь человеку понять себя, причину своих разочарований и разобраться, осознать свои стремления и чувства. Этому должна способствовать наука о человеке, о его душе - психология. Поэтому-то Кавелин и считал ее одной из основных необходимых для того времени наук. Таким образом, говоря о психологии и ее задачах, он исходил из определенного взгляда на состояние общества и на предмет психологии. Отсюда и задачи психологии, типичные для отечественной науки. Это задачи этические и направленные непосредственно на изменение мировоззрения через осознание идеалов и стремлений человека.
Книга Кавелина, в противовес учению о зависимости жизни человека от материальных причин (и тем самым надежды на изменения ее реальных, земных условий), переносила центр тяжести на “внутреннее обновление”: если миру суждено быть обновленным, то это может совершиться изнутри нас.
Прогрессивная печать подвергла Кавелина резкой критике и даже поставила его психологическую концепцию в связь с крепостническими убеждениями. Кавелин, признавая важность и необходимость обновления психологии, настаивал на незыблемости субъективного метода (“внутреннего зрения”). Особую роль он придавал произвольному характеру процессов сознания.
В произвольности усматривалось концентрированное выражение сущности психического. Детерминизм же считался применимым только к телесным явлениям. Кавелинская книга была прямым вызовом Сеченову, и он вызов принял, выступив сперва с замечаниями на эту книгу, а затем - с трактатом “Кому и как разрабатывать психологию”. Он показал, что вся аргументация Кавелина воспроизводит давние убеждения сторонников интроспекционизма, из-за которого психология и оказалась в состоянии научной нищеты. Кавелин усматривал новизну своего понимания задач психологии в обращении к тому материалу, который физиология не рассматривает, а именно - к памятникам культуры, запечатлевшим духовные устремления и свойства людей. Сеченов, отвечая ему, указывал, что при всей важности историко-культурных материалов, не в них лежит “средство к рассеянию тьмы, окружающей психологические процессы”. Ведь обращаясь к этим памятникам, любой исследователь по необходимости приходит к обыденной психической жизни, которую Кавелин описывает в традиционных понятиях о сознании как внутреннем опыте, о воле как особой, независимой от внешних причин силе. Кавелин не оставил сеченовскую критику без ответа. Он писал, что большинство возражений в его адрес - плод недоразумений, “которыми так богата русская земля”.
Сеченов - физиолог и потому обратил внимание на соматическую сторону. Он, Кавелин, представитель гуманитарных наук и потому склонен интересоваться высшими психическими проявлениями. В действительности же дело заключалось не в различии профессиональных интересов, а в различии двух мировоззрений и потому двух направлений в объяснении психической деятельности и ее субъекта - человеческой личности.
Следуя антропологическому принципу, Сеченов отклонил версию о том, что в человеке сочетаются “две натуры” - телесная и духовная. Основой целостности человека является единая природа, представленная в различных нераздельных формах. Психическое - одна из этих форм, познаваемая такими же объективными методами, как и все остальное, открытое естественнонаучному уму мироздание. Психическое имеет свои законы. Однако это не дает оснований возводить его в ранг особой сверхтелесной сущности, познаваемой только изнутри, посредством самонаблюдения.
Сеченовский план разработки новой психологии сложился в полемике с Кавелиным, который в России защищал утвердившийся на Западе взгляд на психологию как науку о сознании. Сильная сторона этого плана заключалась в утверждении объективного метода, в том, что были заложены краеугольные камни науки о поведении и его психической регуляции. Слабая же сторона была обусловлена тем, что в программе, где единство организма виделось проистекающим из его укорененности в нерукотворной природе, история и культура как мощные силы, преобразующие человеческое существо, оказывались внешними по отношению к этому единству.
Кавелин был прав, указывая на сферу культуры как источник тех влияний на человеческую психику, которые неведомы физиологии. Однако сама психика мыслилась им в понятиях, выработанных традиционными учениями о ней как сфере внутреннего опыта, собираемого благодаря способности души наблюдать за тем, что в ней происходит. Это неизбежно влекло к так называемому психологизму, т.е. объяснению социокультурных процессов действием внутрипсихических сил.
А.А. Потебня. Язык народа как орган, образующий мысль Психологизм был присущ возникшему у середине прошлого века в Германии направлению, выступившему под названием “психология народов”. Она притязала на изучение народного, а не индивидуального сознания. В своем проекте психологии как самостоятельной науки Вундт предусматривал два раздела: физиологическую психологию, объектом которой служит индивид, и этническую, исследующую по продуктам культуры (языку, мифу и др.) душу творящего их народа. Ни в одном, ни в другом Вундт не был оригинален. Физиологическая психология опиралась на лабораторные опыты, открывшие закономерности работы органов чувств. Что же касается психологии народов (этнопсихологии), то первыми ею занялись ученики И.Гербарта Х.Штейнталь и другие, издававшие специальный журнал “Психология народов и языкознание” (первый том вышел в
Это и был путь психологизма. В научный оборот вошли факты, которые не интересовали физиологическую психологию. Однако опора на гербартианскую концепцию “статики и динамики представлений”, уходящую корнями в индивидуалистическую трактовку души, не могла объяснить, каким образом факторы культуры формируют психический склад народа.
Радикально иную позицию занял русский ученый А.А. Потебня (1835 1891). Он создал новаторскую концепцию развития мысли, основанную на принципе внутренней связи этой мысли с историей языка как органа народного творчества (“Мысль и язык”, 1862). При этом в противовес трактовке языковых форм, сводящей их к динамике процессов в сознании, с одной стороны, и выведения их из рационально-логических правил организации знания - с другой, доказывал, что язык и его внутреннее строение (определяющее умственную работу индивида) имеют свои уникальные объективные законы. Под их действием формируются психические процессы, которые в конечном счете являются “произведением народа как одного мыслителя - единого философа”.
Сознание зарождается с языком на определенной ступени развития психики. Досознательному уровню психической жизни свойственно чувственное познание, преобразуемое и приобретающее качественно новое строение благодаря вовлеченности его субъекта в речевое общение. Причем слово только в устах другого может стать понятным для говорящего.
На фактах истории языка Потебня доказывал, что врожденных категорий времени, пространства, причины и других люди не имеют, что они рождаются только со способностью чувственного восприятия и оформляются при овладении словом. Используя издавна применяемое в психологии понятие об апперцепции, он трансформировал его, выдвинув положение об “апперцепции в слове”. Тем самым акт сознания субъекта выступал в качестве производного от языковой структуры, которая объективна и не зависит от индивидуальных свойств личности и понимание которой обусловлено принадлежностью к одному и тому же народу.
Психология, согласно взглядам Потебни, призвана стать генетической наукой, с тем чтобы исследовать “историю возникновения душевных явлений в пределах личной, племенной, народной жизни”. Орудием построения ее предмета служит язык, который есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее. Из этого в качестве ключевой для психологии выступает задача показать на деле участие слова в образовании последовательного ряда систем, “обнимающих” отношение личности к природе.
Проводя аналогию между развитием сознания в филогенезе и в онтогенезе, Потебня считал, что законы языка требуют создания нового отдела в психологии, содержанием которого должно быть исследование отношений личного развития к народному. Причем зависимость индивидуальной психики от надындивидуальных творений народа вовсе не означает в понимании Потебни их пассивного восприятия. Он неизменно отстаивал принцип активного отношения отдельных лиц к действительности, настаивал на том, что во всех случаях их жизнь следует трактовать как самодеятельность, ставя в центр объяснения отношений между мыслью и языком творческое начало в жизни личности.
Потебня стимулировал появление ориентированной на его идеи научной школы, поставившей задачу разработки проблем теории и психологии творчества и издававшей специальный журнал, посвященный этой проблематике. Идеи Потебни имели основополагающее значение для развития культурно-исторического направления в русской психологии.
Изучение детской психики в контексте педагогической антропологии Антропологическая идея своеобразно преломилась в разработке проблем детской психики в соответствии с актуальными социальными запросами страны после отмены крепостного права. Лидером этого направления исследований стал К.Д.Ушинский (1824-1870).
Система взглядов Ушинского изложена в его труде “Человек как предмет воспитания” (1867), в предисловии к которому указывалось: “Если педагогика хочет воспитывать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях”.
Педагогика может, по Ушинскому, успешно разработать план воспитания целостной личности, только опираясь на весь комплекс наук о человеке, в центр которого ставится психология. Задавшись мыслью, “нельзя ли внести в наше только что пробуждающееся педагогическое мышление сколь возможно точное и ясное понимание тех психических и психофизических явлений, в области которых это мышление необходимо должно вращаться”, Ушинский стремился отобрать все наиболее важное и перспективное. Правда, в философской части своей педагогической теории он провозгласил полярность нервной системы как чистого механизма и души как самостоятельной сущности. Но в конкретном научном исследовании он не остановился на этом и искал способ заполнить пропасть между машинообразно работающим мозгом и бестелесной, произвольно действующей душой.
Фундаментальной категорией Ушинский считал полурефлексы, к которым относилось все многообразие навыков и привычек. Им отводилось важнейшее место в воспитательном процессе. Вряд ли кто-нибудь в мировой литературе охарактеризовал с такой полнотой и красочностью педагогическое значение навыков и привычек, как Ушинский. Различие между рефлексами и полурефлексами заключается не в степени зависимости (большей или меньшей) от нервной системы, а в том, что полные рефлексы установлены самой природой в организации нашего тела, тогда как полурефлексы есть результат воспитания, упражнения. Открытие Сеченовым центрального торможения служило Ушинскому опорой в представлении о нейромеханизмах полурефлекса, хотя в целом сеченовское учение о рефлексах головного мозга он не принимал.
Считая привычку “усвоенным рефлексом”, Ушинский видел всю обширность возможности через посредство привычки вносить в нервный организм человека существенные изменения, дающие ему те способности, которых он не имел от природы”, т.е. решать главную задачу педагогики. При этом на передний план выдвигалось нравственное значение привычки: Добрая привычка есть нравственный капитал, положенный человеком в свою нервную систему. Тем самым нравственная детерминация, идущая, согласно Ущинскому, от общих устоев жизни народа, выступала как решающая сила в построении специфически человеческого уровня деятельности нервной системы. Благодаря такому широкому подходу открылась возможность преодолеть механицизм и создать естественнонаучное “обеспечение” для передовой педагогики, задача которой, по Ушинскому, - физическое, нравственное и умственное совершенствование человека.
Вопросам педагогической психологии, физического образования, семейного воспитания, индивидуальным и типологическим различиям между детьми был посвящен ряд работ русского ученого П.Ф.Лесгафта (1837-1909). Руководствуясь принципом сенсомоторного единства, он разработал теорию физического образования, в качестве главной цели которого утверждалась сознательная физическая работа. Однако неправомерно ограничиваться гимнастическими методами, направленными на то, чтобы развивать одни лишь физические силы человека: “Имея в виду задачи физического развития детей в школе, мы находим такой прием неудовлетворительным, потому что школа должна развить в ребенке не только силы, но главным образом умение управлять ими, умение целесообразно применять их к деятельности”. Таким образом, физические упражнения подчинялись более широкой задаче общего психофизического формирования личности; Не развитие мышечного, исполнительного аппарата самого по себе, а в первую голову развитие умения им управлять становилось ключевым для теории и практики физического воспитания.
Управление телом - категория сенсорно-интеллектуального порядка. Мышечные движения необходимо предполагают знакомство с пространственно-временными отношениями. Оно начинается в сфере элементарной чувствительности, а в дальнейшем переходит к свойственной человеку сознательной регуляции движения, для которой характерно оперирование словесными значениями. Сознательное управление поведением возможно, согласно Лесгафту, только на основе слова. Отсюда и его принцип учить ребенка управлять движениями посредством слова. Способность перейти от чувственно-образной регуляции к словесной рассматривалась как важнейшее условие воспитания самостоятельности поведения.
Важное место Лесгафт отводил реальным действиям, признавая за ними роль проверочного средства умственных действий: “Всякая умственная работа, не проверенная действием, не в состоянии способствовать усвоению причинной связи замечаемых явлений настолько, чтобы понять эту связь и выяснить законы, лежащие в основании их проявлений”.
Физическое образование поэтому выступает в системе Лесгафта не только как предпосылка воспитания умственного в том смысле, что физически развитый и закаленный организм -благодатная почва для духовной деятельности. Такой организм способен сознательно управлять мышечными актами, менять в случае необходимости стратегию поведения, сравнивать и контролировать как его отдельные звенья, так и их взаимодействие. Иначе говоря, воспитание ума и воспитание тела - один процесс, а не два.
Как уже отмечалось, психология сближалась со школьной педагогикой под давлением насущных общественных запросов. Недостатки традиционной дидактики породили стремление заменить ее данными экспериментальной психологии. Под давлением этой установки развернулись исследования в различных странах. В Германии активно работал Э. Мейман (1862-1915), в России - А.П. Нечаев (1875-1943) с большой группой последователей, в том числе учителей. Приборы и методики, созданные в университетских лабораториях, переносились в класс и прилагались к решению конкретных учебных и воспитательных задач.
Считая, что экспериментальная психология демонстрирует “ярко выставленный ею идеал точности и доказательности исследования”, Нечаев надеялся преобразовать с ее помощью далекую от такого идеала педагогику. Он наметил программу экспериментально-психологического решения спорных вопросов методики и дидактики, предлагая пересмотреть с этих позиций учебные планы, методы, существующую систему упражнений, формы проверки знаний и т.д.
УНИВЕРСИТЕТСКИЕ ПРОФЕССОРА ПСИХОЛОГИИ
Сеченов был профессором физиологии, Кавелин - права, Потебня - филологии. Их профессиональные занятия не требовали обращения к психологии. К ней их влекла логика научного поиска в своей предметной области. Наряду с ними психология стала предметом специального изучения и преподавания на университетских кафедрах философии. Здесь не сложилось новаторских концепций и школ в области психологии. Тем не менее проделанная на этих кафедрах работа не была напрасной. Она внесла свою долю в развитие психологической мысли в России. В Московском университете профессором философии с 1863 г. по 1874 г. был П.Д.Юркевич, о выступлении которого против “антропологического принципа” Чернышевского и тем самым против естественнонаучного объяснения психики уже было сказано.
Это выступление скорее всего и побудило университетское начальство пригласить Юркевича из Киевской духовной академии на кафедру философии.
Отстаивая версию о вечности и неизменности идей (в духе платонизма), Юркевич соединял с ней учение о том, что постижение истины не является чисто познавательным актом, но сопряжено с религиозными убеждениями человека, его верой и любовью к Богу.
Юркевич оказал большое влияние на студента физико-математического факультета Владимира Соловьева, который одно время был завзятым материалистом и поклонником Бюхнера, объяснявшего душу движением молекул. После смерти Юркевича на освободившуюся кафедру претендовали его ученик В.Соловьев и профессор Варшавского университета М.М. Троицкий. Последний был назначен ординарным профессором, а Соловьев - доцентом, вскоре, однако, отстраненным от работы в университете.
М.М. Троицкий (1835-1899) в свое время, будучи слушателем Киевской духовной академии, также обучался философии у Юркевича. Это было в начале 50-х годов. Но с тех пор многое изменилось в русском обществе и чуждая Юркевичу идея о связи психологии с быстро развивавшимися естественными науками приобрела у молодого поколения аксиоматический характер. Это сказалось на дальнейшей работе Троицкого. Он, воспитанный на психологических концепциях Бенеке, Герберта, Дробиша и других немецких авторитетов, склонных к чуждым методологии естественных наук построениям, сделал выбор в пользу английских психологов. Преимущество их позиции он видел в опоре на индукцию как способе обобщения частных фактов в противовес умозрительному выведению фактов из метафизических постулатов о душе, ее свойствах и др.
Английская научная мысль прошлого века, тесно связанная в своих методологических ориентациях с успехами естествознания, изменяла общий облик западной психологии. “Логика” Джона Стюарта Милля стала настольной книгой натуралистов.
Господствовавший в Англии ассоцианизм утверждал детерминистский подход к сознанию. В работах Спенсера и Бена ассоциация трактуется как фактор приспособления организма к среде. Гельмгольц почерпнул у Милля понятие о бессознательных умозаключениях, переводя его на язык работы зрительной системы, строящей чувственный образ с помощью мышц, операции которых совершаются по типу этих умозаключений. Сеченов в работе “Элементы мысли” поставил задачу “согласить Спенсера с Гельмгольцем”. Ассоциации выступают не как связи в бестелесном сознании, а как связи в организме, решающем свои биологические задачи. Изучение английской литературы, запечатлевшей новое понимание психических процессов, делает Троицкого ее пропагандистом. Он противопоставляет ее немецкой психологии, метафизической, оторванной от реальных проявлений жизни духа.
Преимуществам английской психологии перед немецкой была посвящена его работа “Немецкая психология в текущем столетии” (1867), имевшая большой успех, ибо она вносила в русскую литературу свежую струю в объяснение перспектив развития психологического знания. Любопытно, что когда Троицкий пришел к своему учителю Юркевичу с просьбой поставить его работу на защиту в качестве докторской диссертации, Юркевич, хотя он и симпатизировал Троицкому, ответил: “Если бы я одобрил Ваш труд, то меня сочли бы варваром действительные знатоки философии и все образованные люди”.
Апология опытного познания в противовес метафизическим системам воспринималась как нечто еретическое, хотя “опыт” в понимании Троицкого означал нечто иное, чем понимаемое под ним Сеченовым и другими естествоиспытателями. Имелось в виду изучение того, что говорит субъекту наблюдение за собственными состояниями сознания, иначе говоря - прямые свидетельства интроспекции. Это была линия позитивизма, которую Троицкий первым проводил в русской психологии в противовес доминировавшей до него на университетских кафедрах метафизической философии и схоластической трактовке психических явлений. Тем не менее позитивистский подход сохранял принцип противопоставления душевных явлений (как “явлений духа самому себе”) телесным, которые трактовались в качестве “внешних для нашего сознания” и потому не входящих в предметную область психологии. Эта установка руководила пером Троицкого, когда он создавал второй свой большой труд “Наука о духе” (в 2-х т., 1888). Хотя В.Соловьев писал, что по этой книге “никакой западный европеец ничему не научился бы”, для русского читателя книга содержала свежие идеи, близкие представлениям Бена и Спенсера, вносившим, в частности, в психологию принцип развития.
К заслугам Троицкого следует отнести организацию Московского психологического общества (организационное заседание прошло в январе
Наряду с Троицким активное участие в этой работе принял сменивший его на кафедре в 1886 году Н.Я.Грот (1852-1899).
Как и Троицкий, он проделал в своем духовном развитии сложную эволюцию. Начиная как психолог-позитивист, он изложил результаты своих первых исследований в работе “Психология в ее истории и главных основах” (1880), где утверждалось, что основным фактом душевной жизни является “психический оборот”, который складывается из четырех моментов: объективной восприимчивости, субъективной восприимчивости, момента субъективно-деятельного и момента объективно-деятельного. Чувства соответствуют второму моменту этого оборота.
Эта схема Грота являлась, по существу, переводом на спиритуалистический язык сеченовских представлений о рефлекторной природе психологического акта. Психологический акт трактовался как проявление духовной силы, которой противостоит пассивная материя. Процессы, совершающиеся в этой материи, есть физическая энергия, но они способны трансформироваться в психические процессы, также обладающие энергетическим потенциалом.
Версия о психической энергии представляет собой попытку придать духовным силам такой же объективный характер, как и материальным, физическим. Эти соображения, несовместимые с естествознанием, вносили в объяснение психики “спиритуалистический подход”.
Вместе с Троицким Грот активно содействовал организации Московского психологического общества и журнала “Вопросы философии и психологии”.
После смерти Н. Я. Грота в
Л.М. Лопатин наряду с философскими сочинениями писал психологические, сосредоточившись на доказательстве целостности души и свободы воли, трактуя эти проблемы метафизически - с антидуалистических позиций и решительно отвергая идею детерминизма. Единство психических функций он объяснял действием сверхвременной субстанции-монады, которую представлял в духе Лейбница.
С 1905 до 1918г. Лопатин был редактором журнала “Вопросы философии и психологии”. В нем печатались оригинальные статьи не только по философии, но и физиологии, психологии, патопсихологии, истории, а также критические обзоры работ западных исследователей в этих областях знания. Лопатин, предоставляя страницы журнала ученым естественнонаучной ориентации (С.С. Корсакову, А.Н. Бернштейну, А.А. Токарскому и др.), вел с ними дискуссии, где отстаивал версию о душе как нематериальной сущности и производящей причине психических явлений.
Редакция журнала стала своего рода неформальным форумом. Здесь философы, психологи, психиатры выступали с докладами, в острых спорах приверженцы спиритуализма сталкивались с учеными, отстаивавшими естественнонаучные воззрения на психику как функцию мозга.
К идеалистическому направлению примыкали такие философы, как Ю.Ф. Самарин (1819-1876) - один из идеологов славянофильства (участник подготовки крестьянской реформы
По своим взглядам на роль психологии и ее место в системе гуманитарных наук к Самарину был близок А.А.Козлов (1831-1901), издатель первого в России философского журнала “Философский трехмесячник”. Согласно Козлову, философские знания могут приобрести характер верховной истины, которая обнимет результаты всех наук, в том числе и психологии. Основу развития отечественной психологии Козлов видел в концепции, близкой персонализму, утверждавшему личность в качестве высшей духовной сущности. Ему принадлежит попытка соединить рационалистический характер теории Лейбница с иррационалистическими течениями в России.
Видным представителем идеалистического направления психологической мысли был М.И. Владиславлев (1840-1890), профессор, впоследствии ректор Петербургского университета. Благодаря ему психология в этом учебном заведении стала одной из ведущих дисциплин. Он не только переводил и популяризировал взгляды немецких психологов, прежде всего Канта (как впоследствии и его ученик А.И.Введенский), но и разработал собственный курс опытной психологии, центральное место в котором занимали проблемы воли и нравственности.
Владиславлев был также одним из первых психологов, применивших“энергетический закон к психологии, что было новинкой в 70 80-е годы прошлого века. Интересно, что, как и позднее Фрейд, он пытался связать “энергетическую теорию” с забыванием и воспроизведением, говоря о том, что бессознательные состояния и забывание характеризуются минимумом энергии. Одним из первых он ввел в курс психологии очерк истории развития психологических взглядов, что давало возможность понять связь современных (для того времени) психологических взглядов с прошлым опытом.
Как мы видели, на большинстве университетских кафедр разрабатывались теории, в которых предмет психологии представлялся в качестве бестелесной сущности, познаваемой во внутреннем опыте. Это была позиция, противоположная сеченовской, которую принимало большинство русских интеллектуалов, интересующихся вопросами психологии. По этому поводу имеется свидетельство одного из непримиримых идейных противников Сеченова. Г. И. Челпанова (1863-1936).
После успешной работы в Киевском университете (который со времен Юркевича был центром консолидации противостоящих естественнонаучной психологии сил) и защиты докторской диссертации “Проблема восприятия пространства”, он перешел в Московский университет. Широкую известность приобрела его книга “Мозг и душа”, вышедшая в
И это после множества трудов московских профессоров (Троицкого, Грота, Лопатина, Челпанова и др.), где душа и ее внутреннее зрение трактовались как основной предмет психологии!
РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В РОССИИ
Успехи психологии были обусловлены применением эксперимента. Научная молодежь в России тоже стремилась освоить этот метод. Многие из тех, кто увлекся психологией, отправлялись с этой целью в Германию, в Лейпциг, ставший благодаря Вундту Меккой экспериментальной психологии. Эксперимент требовал организации специальных лабораторий. В России первые робкие попытки поместить в лабораторию не лягушку или собаку, а человека с его бессмертной душой предпринимались отдельными энтузиастами из круга медиков. Первым из них был казанский врач В.М. Бехтерев. В Москве пионером этого направления выступил А.А. Токарский, в Юрьевском (ныне Тарту) университете В. В. Чиж, в Харьковском - П. И. Ковалевский.
В 1893 г. Бехтерев из Казани переехал в Петербург, заняв кафедру нервных и душевных болезней в Военно-медицинской академии. Восприняв сеченовские идеи и концепцию передовых русских философов о целостности человека как существа природного и духовного, он искал пути комплексного изучения деятельности человеческого мозга. Пути достижения комплексности виделись ему в объединении различных наук (морфологии, гистологии, патологии, эмбриологии нервной системы, психофизиологии, психиатрии и др.). Бехтерев сам вел исследования во всех этих областях. Будучи блестящим организатором, он возглавил многие коллективы, создал ряд журналов, где публиковались статьи также и по экспериментальной психологии. Его любимым детищем стал организованный им Психоневрологический институт. В нем лабораторией психологии ведал врач по образованию А. Ф.Лазурский (1874-1917).
В
В своей работе “Очерк науки о характерах” (1909) Лазурский разрабатывал оригинальную концепцию “научной характерологии”, в основе которой лежала идея о том, что индивидуальные особенности человека связаны с деятельностью нервной системы. Позиция Лазурского во многом отличалась от взглядов Штерна, Бинэ и Гальтона, так как он считал необходимым не ограничиваться прикладными исследованиями, но доказывал важность формирования основ научной теории индивидуальных различий. С его точки зрения чисто прикладной подход к ним сводится в конце концов к полному отрицанию возможности планомерного и систематического изучения людских характеров. Эта точка зрения противостояла, с одной стороны, прагматическому подходу тестологии, а с другой - распространенному в немецкой психологии мнению (которого придерживались Вундт, Дильтей и другие ученые), будто повседневный опыт, наблюдательность, сопереживание - самый лучший источник познания душевного склада личности.
Утверждение индивидуальной психологии как теоретической дисциплины не умаляет, как подчеркивал Лазурский, значения опыта, прежде всего наблюдения и эксперимента, о важной роли которых писал ученый. При этом он рассматривал эмпирические данные о различных психических процессах не изолированно, но в системе, доказывая, что главной задачей экспериментального исследования является построение целостной картины человека. Исходя из наклонностей, способностей, темперамента и других индивидуальных качеств человека, возможно построение полной естественной классификации характеров, которая и составит, по мнению Лазурского, основу новой науки.
Неудовлетворенность лабораторно-экспериментальными методами, существовавшими в начале века, побудила Лазурского искать другие способы психологического исследования. Он выступал за естественный эксперимент, при котором преднамеренное вмешательство в жизнь человека совмещается с естественной и сравнительно простой обстановкой опыта. Благодаря этому мы исследуем не отдельные психические процессы, как это обычно делалось в тот период, но психические функции и личность в целом. Этот подход, изложенный в работе Лазурского “Об естественном эксперименте” (1911), имел особенно важное значение для возрастной психологии и педологии, так как естественный эксперимент в этом случае часто дает не только более полные, но и более объективные данные по сравнению с лабораторным экспериментом, часто неприемлемым в детской психологии.
В курсе лекции “Общая и экспериментальная психология” (1912) Лазурский утверждал, что темперамент и характер составляют эндопсихическую, прирожденную сторону личности. Другая сторона, экзопсихическая, характеризует отношение человека к окружающей действительности.
Введение категории отношения было шагом вперед по сравнению с механистическим представлением, согласно которому воздействия среды на организм происходят по типу внешних толчков. А ведь именно такое представление доминировало тогда в дифференциальной психологии, не знавшей никаких других факторов, кроме наследственности и механистически понятой среды.
Ученик Лазурского М.Я. Басов (1892-1931) в своих работах “Методика психологических наблюдений над детьми” (1926), “Общие основы педологии” (1931) развивал идеи Лазурского о роли естественного эксперимента как ведущего при исследовании психики детей. Большое внимание Басов уделял популяризации и введению в педагогическую практику метода наблюдения, разрабатывая схемы наблюдений, а также методику анализа полученного при наблюдении и естественном эксперименте эмпирических данных. Доказывая, что научная психология должна опираться на объективное, внешнее наблюдение, Басов писал, что это единственный метод, “который может быть применен ко всем формам развития психических функций”.
Если роль наблюдения связана прежде всего с широкими возможностями его применения, то значительная роль естественного эксперимента соотносилась Басовым с его возможностью сохранения естественных связей со средой, что практически исключается в лабораторном эксперименте. Поэтому при исследовании социокультурной среды, определяющей психическое развитие человека, естественный эксперимент имеет более важное значение, чем лабораторный, писал Басов, подчеркивая что “разработка этой методики является одной из самых важных и насущных задач современной психологии”.
Говоря о необходимости нового понимания предмета психологического исследования, Басов выдвинул совершенно новый подход к взаимодействию человека со средой. Главное положение теории Басова - идея о том, что человек есть активный деятель в объективной, закономерно организованной среде. Таким образом, он впервые показал, что активность человека проявляется не только в приспособлении, но и в изменении среды, а сама среда не аморфная масса, но определенным образом структурированная ситуация.
А.А. Токарский (1859-1901) прославился в Москве (и за границей) как мастер применения гипноза в психотерапевтических целях. Частная практика позволяла ему вкладывать свои сбережения в обустройство психологической лаборатории. Замысел Челпанова простирался значительно дальше. Он рассчитывал на охват научными, опытными методами всего круга явлений, изучаемых психологией как дисциплиной, отличной и от философии и от физиологии. Этот замысел лег в основание программы исследований, консолидировавшей молодежь вокруг ее автора и своего учителя. Эту школу прошло около 150 человек. Из нее вышли те, кто стал впоследствии лидирующими фигурами в советской психологии, в том числе К.Н.Корнилов, П.П. Блонский, А.А. Смирнов, Н.И. Жинкин, С.В. Кравков, Б.М. Теплов, А.Н. Леонтьев и др. Все они были яркими индивидуальностями. Но в том и заключался талант Челпанова как великолепного организатора школы, что он высматривал в новом поколении одаренную молодежь, способную самоотверженно заняться не сулящим материальной выгоды и не дающим ничего, кроме радости познания, делом. Терпимость по отношению к тем, кто ищет собственные пути, создание такой идейной среды, в которой можно свободно мыслить, культ ориентации на научные ценности - таковы были особенности челпановского питомника талантов. Среди тех, кого он пестовал, впоследствии оказались предавшие своего учителя. Но это не умаляет исторической значимости его вклада в развитие психологической мысли в России.
Главным же центром разработки проблем экспериментальной психологии стал созданный в Москве Челпановым на средства известного мецената С.И.Щукина Институт экспериментальной психологии. Было построено исследовательское и учебное заведение, равного которому по условиям работы и оборудованию в то время в других странах не было. (Официальное открытие института состоялось в марте 1914г.)
Обладая большим организаторским и педагогическим талантом, Челпанов приложил немало усилий для обучения экспериментальным методам будущих научных работников в области психологии.
Именно ему русская психология обязана тем, что в ней возникла самая крупная за всю историю научная школа. Экспериментальное изучение сознания, его явлений и функций -таково было кредо школы.
У прежних московских профессоров, читавших лекции по психологии и много писавших об ее проблемах, эксперимент не был в чести. Их занятия этой областью знаний отличались умозрительным философским уклоном. Их общение в московских домах и их публикации вращались вокруг вопросов о природе души, свободе воли, границах знания, материальном и духовном и т.п. По свидетельству одного современника, заседания Психологического общества порой затягивались до часу ночи, но и тогда заядлые спорщики отправлялись в ресторан “К Тестову”, где их горячие дебаты продолжались с удвоенной силой, причем на одном из таких ужинов был поставлен на баллотировку вопрос о бессмертии души и “решен в положительную сторону большинством против двух”.
Что же касается Челпанова. то его подвигала идея на внедрение научных стандартов в изучение психической реальности, с тем чтобы знание о ней добывалось не в дебатах на собраниях или на журфиксах, а в лаборатории, под строгим контролем эксперимента и индуктивных методов. Конечно, он здесь не был оригинален. Делая задолго до создания собственного института обзор состояния экспериментальной психологии за первую половину 90-х годов, Челпанов писал: “У нас при Московском университете имеется "психологический институт", устроенный на частные средства по западноевропейскому образцу”.
При организации эксперимента Челпанов продолжал отстаивать как единственно допустимую в психологии такую разновидность эксперимента, которая имеет дело со свидетельствами наблюдений субъекта за своими собственными состояниями сознания. Иначе говоря, решающее отличие психологии от остальных наук усматривалось в ее субъективном методе. Сам метод претерпел в работах западных психологов изменения и это отразилось на позиции Челпанова, неизменно находившегося в курсе мировой психологической литературы.
В 1917 г. институт начал издавать печатный орган “Психологическое обозрение” (под редакцией Г.И. Челпанова и Г.Г. Шпета). Первый выпуск открывался программной статьей Челпанова “Об аналитическом методе в психологии”. По этой статье нетрудно судить о программе, которая предлагалась институтом на великом историческом переломе. Теперь Челпанова не устраивала даже вюрцбургская школа, которой он недавно курил фимиам. Он подвергает критике мнение Аха и Марбе о том, что нельзя считать исследование психологическим, если оно не использует эксперимент, ведь сам эксперимент базируется на первичных понятиях. Они существуют априорно как элементы идеального знания, обладающего абсолютной, аподиктической достоверностью. Извлечь эти элементы можно только из внутреннего опыта путем их непосредственного усмотрения. Это и есть аналитический метод, который должен лечь в основу всех видов конкретного психологического исследования - экспериментального, генетического и т.д.
Челпанов отмечал сходство предлагаемого им метода с феноменологией Гуссерля. Так завершилась его эволюция в качестве эмпирического психолога. Сперва он пропагандировал вундтовский эксперимент, затем - данные вюрцбуржцев, сделавших упор на внутренней активности и внечувственности мышления, и, наконец, главную задачу психолога он увидел в том, чтобы “очистить” сознание от влияния используемых в экспериментах стимулов (физических и вербальных), с тем чтобы созерцать образующие его начальные сущности.
Стремление к предельной отрешенности от реальности, от суетного мира, где происходили события, взрывавшие до основания прежние социальные порядки, - такой была в
В течение десятилетий русские идеалисты отвергали детерминизм во имя независимой ни от чего внешнего духовной активности субъекта. Достойным человека они считали лишь один ее вектор - самоуглубление. Это сопрягалось с социально-идеологической концепцией, по которой путь к новой России пролегает через переустройство души, ее внутреннее совершенствование.
Научная и педагогическая деятельность Челпанова, к сожалению, прерывается в 20-е годы. После революции судьба его складывается трагически. В
Однако в первое время судьба остается еще милостивой к нему. В конце
Естественно-научная ориентация психологии Отличную от идейной линии Челпанова позицию занял профессор Новороссийского университета (Одесса) Н.Н. Ланге (1858- 1921). Именно он в те годы выступал как главный оппонент Челпанова. Ланге приобрел известность не только в России, но и на Западе своими экспериментальными исследованиями восприятия, сформировав концепцию его стадиальности (фазовости).
Предполагалось, что образ воспринимаемого предмета складывается постепенно. Всякое ощущение начинается с “простого толчка” в сознании, затем осознается род раздражителя (цвет, звук, поверхность), форма предмета, его место в пространстве. Ланге разработал моторную теорию внимания, согласно которой движение рассматривалось как условие, не только сопровождающее, но и улучшающее восприятие. Двигательный компонент считался представленным и в процессах мышления. Воля же - это импульс, предшествующий любому сознательному движению, этот объективный импульс не осознается субъектом. Осознается лишь само движение в виде сопровождающей его суммы “обратных ощущений”, идущих от мышц. Следуя Сеченову, Ланге считал двигательные реакции организма первичными по отношению к внутренним психологическим актам. Основная функция психики, согласно Ланге, “круговая реакция”, включающая центростремительный ток. Иначе говоря, из работающей мышцы в мозг непрерывно идет сигнал, сообщающий организму о достигнутом результате.
Ланге критиковал Челпанова за его страстную защиту субъективного метода, в том числе и того нового варианта этого метода, который предложила вюрцбургская школа психологии мышления. Ее данные, утверждал Челпанов, доказывают, что активность мышления не требует чувственной основы в виде ощущений. “А это, - писал Челпанов, - служит подтверждением того взгляда, что душа может не только действовать, но и существовать независимо от тела”.
Ланге, в противовес Челпанову, назвал интроспекцию, которую культивировала вюрцбургская школа, “игрою воображения”, которая “почти так же далека от действительного исследования, как воображаемая охота на воображаемых львов в воображаемой Сахаре - от действительной охоты”. Книга Ланге “Психология” (1914) запечатлела новую, естественнонаучную трактовку психических явлений, показала их биологический смысл и важность ориентации на факторы культуры при изучении психики человека.
Он выделял ряд стадий в развитии психики, соотнося их с изменениями, претерпеваемыми нервной системой: стадию недифференцированной психики, дифференцированных ощущений и движений инстинктивного типа, стадию индивидуально приобретенного опыта и, наконец, качественно новую ступень -развитие психики у человека как социокультурного существа.
Менее всего он был склонен считать, будто законы человеческого поведения исчерпываются биологическими детерминантами. Согласно его твердому убеждению, “душа человеческой личности в 99% есть продукт истории и общественности”.
Это общее, философское по своему смыслу положение требовалось перевести в понятия конкретной науки, объяснить, каким образом история общества и культуры определяет работу психофизиологического механизма в особом, истинно человеческом режиме жизнедеятельности. Самоочевидным воплощением жизни социокультурного мира, в которую изначально погружен человеческий индивид, является язык.
Слово выступает в роли главного фактора психического развития человека как существа “общественного и исторического”, сознание которого обусловлено не тем, что заложено в генах, и не самостоятельно выработанными (посредством проб и ошибок) индивидуальными способами приобщения к среде, а миллионолетним опытом прежних поколений. Ланге писал: “... язык с его словарем и грамматикой формирует всю умственную жизнь человека, вводя в его сознание все те категории и формы, которые исторически развивались в предыдущих поколениях”.
Согласно эмпирической доктрине, психические процессы начинаются и кончаются в индивидуальном сознании. Ланге же ставил его в зависимость от недоступных рефлексии субъекта, уходящих в глубь веков напластований, “археологии” мысли. Такой подход не только требовал изменить стратегию изучения человеческой психики, соотнеся ее с детерминационным воздействием знаковой системы языка. Он еще под одним углом высвечивал бессмысленность философии “чистого” опыта, позитивистской веры в возможность мысли добраться до “твердого” эмпирического материала как последней, прочной точки научного знания. Несомненно, и эту философию имел в виду Ланге, когда писал следующее: “...Вглядываясь внимательно в любое наше чувствование или мысль, в значение любого слова или флексии, мы находим в них огромное число планов или полей сознания, уходящих все глубже в неопределенную темную даль, и дойти в этих глубинах до твердого дна, т.е. непосредственного факта, подобного физическому, в котором не было бы примеси рефлексии, оказывается невозможным...”.
В предреволюционной русской психологии Ланге был пионером в постановке вопроса о необходимости перехода из биологического в социокультурный план анализа человеческой души, чтобы объяснить ее суть и судьбу.
Зоопсихологические исследования В.А. Вагнера Под влиянием дарвиновских идей одной из важных отраслей психологии становится изучение поведения животных. Наряду с их индивидуально- вариативными реакциями, которые обеспечивают адаптацию к изменчивой среде, большой интерес вызывают инстинктивные формы поведения. Сам Дарвин написал насыщенный фактами и идеями этюд “Инстинкт”.
Основоположником зоопсихологии в России стал зоолог В.А.Вагнер (1849-1934). Отстаивая эволюционный подход, он провел цикл экспериментальных исследований инстинктивного поведения животных, главным образом при возведении ими различных построек: о строительных инстинктах у пауков (1894), о водяном жуке-серебрянке (1900), о жизни шмелей (1907).
Эти работы служили обоснованием выдвинутой автором программы построения зоопсихологического знания, исходя из объективного метода.
Научный подход в истории проблемы развития психики характеризуется, по Вагнеру, столкновением двух противоположных школ. Одной из них присуща идея о том, что в человеческой психике нет ничего, чего не было бы в психике животных. А так как изучение психических явлений вообще начиналось с человека, то весь животный мир был наделен сознанием, волею и разумом. Это, по его определению, “монизм ad hominem (применительно к человеку), или “монизм сверху”.
Вагнер показывает, как оценка психической деятельности животных по аналогии с человеком приводит к открытию “сознательных способностей” сначала у млекопитающих, птиц и других позвоночных, потом у насекомых и беспозвоночных до одноклеточных включительно, затем у растений. Признавая необходимым сравнение психики человека и животных (без этого не было бы сравнительной психологии), Вагнер отрицал необходимость и возможность метода прямых аналогий с психикой человека в биопсихологии.
Другое направление, противоположное “монизму сверху”, Вагнер именовал “монизмом снизу”. В то время как антропо-морфисты, исследуя психику животных, мерили ее масштабами человеческой психики, “монисты снизу” (к их числу он относил Ж.Леба, К.Рабля и других), решая вопросы психики человека, определяли ее наравне с психикой животного мира мерою одноклеточных организмов.
Если “монисты сверху” везде видели разум и сознание, которые в конце концов признали разлитыми по всей вселенной, то “монисты снизу” повсюду (от инфузории до человека) усматривали только автоматизмы. Если для первых психический мир активен, хотя эта активность и характеризуется теологически, то для вторых животный мир пассивен, а деятельность и судьба живых существ предопределены “физико-химическими свойствами их организации”. Если “монисты сверху” в основу своих построений клали суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу в данных физико-химических лабораторных исследований.
В последней, оставшейся неопубликованной работе “Сравнительная психология, область ее исследования и задачи” Вагнер вновь обращается к проблеме инстинкта, формулируя теорию колебания инстинктов (теорию флуктуации).
Продолжая подчеркивать рефлекторное происхождение . инстинктов, он еще раз оговаривает иной подход к их генезису, нежели тот, который был присущ исследователям, линейно располагавшим рефлекс, инстинкты и разумные способности. Не линейно, как у Г. Спенсера, Ч.Дарвина, Дж.Роменса: рефлекс-инстинкт-разум, или как у Д.Г.Льюиса и Ф.А.Пуше: рефлекс-разум-инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). По Вагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков.
Для понимания образования и изменения инстинктов он использует понятие видового шаблона. Инстинкты, писал Вагнер, представляют не стереотипы, которые одинаково повторяются всеми особями вида, а способность действовать, неустойчивую и колеблющуюся в определенных, наследственно фиксированных пределах (шаблонах), для каждого вида своих. Понимание инстинкта как видового шаблона, который наследственно складывался на длинном пути филогенетической эволюции и который, однако, не является жестким стереотипом, привело Вагнера к выводу о роли индивидуальности, пластичности и вариабельности инстинктов, о причинах, вызывающих новообразования инстинктов.
В.С. СОЛОВЬЕВ И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРОВ НОВОЙ ПСИХОЛОГИИ
Одной из центральных фигур в духовной жизни России того времени по праву можно считать В.С.Соловьева (1853-1900) не только по значительности того, что им сделано, но и по огромному влиянию, которое он оказал на виднейших ученых того времени, влиянию, которое и после его смерти не ослабело и сказалось в творчестве многих русских мыслителей и художников (в частности, в поэзии символистов).
Соловьев не оставил законченной системы. Тем не менее именно его искания во многом и сделали проблему нравственного начала в формировании личности человека, проблему воли одной из главных для отечественной психологии того периода. В их обсуждении принимали участие не только психологи и философы, но и педагоги, историки, юристы. При этом необходимо отметить, что хотя Соловьев и был убежденным приверженцем христианской философии, его воззрения лишены того догматизма, который она приобрела у некоторых его последователей.
Соловьев как бы обозначил кульминационную точку того поворота в мышлении, который произошел в конце 80-х гг. прошлого столетия и который знаменовал собой признание высокой значимости религиозной жизни и некоторое разочарование в единодержавии науки и в особенности естествознания. Он считал, что трансцендентальный мир, или всеединое целое, или Бог имеет непосредственное отношение к человеку, который занимает срединное положение между безусловным началом, или всеединым целым, и преходящим миром явлений, не заключающим в себе истины. Эта концепция возлагает на человека очень важную и сложную задачу, ибо через него идет путь повышения и развитие бытия, одухотворение мертвой материи, которая, пройдя через среду человеческого духа, совершается только по одному пути - по пути личного нравственного совершенствования, ради которого свободная воля должна делать постоянные усилия. Таковые становятся реальной силой, если к ним присоединяется воздействие свыше, т.е. то, что в религиозной жизни именуется благодатью.
Следует, однако, иметь в виду, что именно в эти годы складывался духовный облик тех, кто вышел на историческую авансцену в следующий период существования психологического сообщества в нашей стране. И здесь следует вновь обратить взор на влияние, которое исходило от могучего таланта Владимира Соловьева. Он, как отмечалось, создавал совместно с Гротом журнал “Вопросы философии и психологии”, издававшийся Московским психологическим обществом. Он возглавил философский отдел в Большом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, опубликовав в нем свыше 120 статей. На трудах Соловьева и близких к нему мыслителей, на журнале, словаре, представлявших философско-психологическую панораму эпохи, воспитывались молодые умы, в том числе и умы тех, кто впоследствии сделал свой выбор в пользу психологии. Назовем здесь три имени: Д.Н. Узнадзе, Л.С. Выготский, Б.М. Теплов.
Молодой грузин Узнадзе защитил в немецком университете диссертацию о русском философе Соловьеве. Впоследствии Д.Н.Узнадзе - выдающийся грузинский психолог советского периода. Он создал крупную школу, теоретико-экспериментальные исследования которой базировались на понятии об установке и ее различных модификациях.
Студент юридического факультета Московского университета Выготский, работая над своим первым трактатом, темой которого стал шекспировский “Гамлет”, размышляя о “подземном” смысле трагедии, сверял свои мысли с тем, что было сказано об этом в ряде работ В.С.Соловьева. Очевидно, что эти работы были изучены молодым Выготским. Приведем лишь один пример: “Все происходящее в мире, - писал Соловьев, - и в особенности в жизни человека зависит кроме своих наличных и очевидных причин еще от какой-то другой причинности, более глубокой и всеобъемлющей, но зато менее ясной. Представление жизни как чего-то простого, рассудительного и прозрачного прежде всего противоречит действительности. Оно не реально. Ведь было бы очень плохим реализмом утверждать, например, что под видимой поверхностью земли, по которой мы ходим и ездим, не скрывается ничего кроме пустоты. Такого рода реализм был бы разрушен всяким землетрясением”. К этому суждению Выготский добавляет: “трагедией”.
Соловьев говорил о “мистической глубине жизни”, о том, что в грубый узор внешней причинности неуловимо вплетается ускользающая от поверхностного взгляда тонкая нить роковой связи событий.
Эти высказывания Соловьева Выготский соотносил со своей версией о Гамлете как “синтетической драме”, где трагедия характера сочетается с трагедией рока. Обращение Соловьева к “мистической глубине жизни” отвергало объяснение поступков людей действием механических причин. Эта идея, волновавшая молодого Выготского, соотносилась им с собственной убежденностью в том, что в драме Шекспира внешними поступками героев правит иррациональное начало. ведущее их к катастрофе. Следует помнить, что это высказывалось в
Эсхатологические мотивы трактата Выготского можно понять, как предощущение великой катастрофы
Перед I мировой войной обучался у Челпанова в Московском университете один из будущих лидеров отечественной психологии Б.М. Теплов. После чтения Владимира Соловьева в его юношеской тетрадке 6 января
В том, что люди из того, что есть средство, форма, делают цель, содержание. Деньги есть средство, люди делают из них цель. Здоровье есть средство для успешного стремления к истинной цели, а люди часто делают заботу о здоровье целью жизни. Национальность, государство есть формы, в которых выражается жизнь, а люди думают, что любовь к родине, к государству может быть главным в жизни, что для этого можно жить. И часто во имя любви к форме приносят в жертву самое содержание жизни. В этом ужас войны и вообще настоящего момента. Это и есть "рукотворные кумиры.
Эту мысль Теплов пронес до конца дней. Для него не стали кумирами ни деньги, ни здоровье, ни государева служба, хотя он и выполнял добросовестно все, что она требовала, в том числе в качестве младшего офицера на полях первой мировой войны. Содержанием же всей его напряженной внутренней жизни, всепоглощающим мотивом служило научное познание.
В той же тетрадке через пару месяцев появилась новая заметка: Познать все - это одна из основных задач человека и имеет объективную абсолютную ценность”. В центре же его собственных интересов уже тогда - вопрос об осмыслении природы искусства средствами науки, о том, в чем его сущность: в наслаждении или познании? И одним из решений этой загадки, приковавшей его уверовавший в абсолютную ценность науки ум, стало впоследствии его высшее достижение - классические исследования по психологии искусства, раскрывшие сущность переживания и как способности, и как феномена культуры. Это была наука. Точная опытная наука. Но ценность добытого знания определялась тем, что оно служило людям. Как атлант, Теплов нес на своих плечах огромные пласты опыта музыкальной педагогики, освещал ей путь светом психологического знания.
А жизнь Выготского? Тончайший исследователь проблем искусства и философии, он большую часть своей и без того короткой, так рано срезанной туберкулезом жизни провел в общении с детскими душами, причем преимущественно с детьми аномальными, страдающими от различных сенсорных и интеллектуальных дефектов. Его вдохновляла высокая и светлая гуманистическая цель.
Конкретные научные достижения этих лидеров русской психологии стали возможны благодаря синтетическому стилю , их мысли, спаявшему духовные искания различных сфер -философии, науки, искусства, социальной практики. Этот стиль рождался, как говорят дошедшие до нас их юношеские записи и дневники, в тот причудливый предреволюционный век, которому дали загадочное имя “серебряный”. Идейным вдохновителем века был Владимир Соловьев. Во всяком случае достойно внимания то обстоятельство, что, прежде чем оказаться в начальных классах марксизма-ленинизма, Узнадзе, Выготский и Теплов прошли ту высшую философскую школу, главным профессором которой был Владимир Сергеевич. Без преувеличения можно сказать, что они были трагическими детьми серебряного века.
УЧЕНИЕ О ПОВЕДЕНИИ
В этот исторический период наряду с направлением науки, выступавшим под именем психологии, в России успешно развивалось еще одно направление, отличное от первого, но оказавшее огромное влияние на мировую научную психологию и произведшее революционный сдвиг в способах причинного объяснения взаимодействий целостного организма со средой.
Это взаимодействие было названо поведением. Стимулировали разработку этого направления социальные запросы. Идея преобразования целостного человека, служившая сверхзадачей работ Сеченова, вдохновленных антропологическим принципом, стала исходной для линии мысли, придавшей самобытный облик русской научной психологии.
И.П. Павлов - создатель учения об условно- рефлекторной деятельности Если Сеченов разрабатывал свое учение в одиночку, то И. П. Павлов (1849-1936) создал огромный коллектив, к которому примыкали ученые из многих стран. По существу им была создана интернациональная школа, равной которой мировая наука не знает. Он был великим командармом армии исследователей, энергией которой учение о поведении составило мощный раздел современного научного знания.
С именем Павлова ассоциируется прежде всего понятие об условном рефлексе. Термин “рефлекс” был паролем научного объяснения поведения у Сеченова. И мы видели, каким помолодевшим вышло это древнее понятие из сеченовских рук. Павлов пошел вперед. Впитав сеченовскую идею нераздельности организма и среды и сигнальной регуляции отношений между ними, Павлов изобрел множество экспериментальных моделей, на которых изучалось, каким образом организм приобретает новые формы поведения, перестраивает сложившиеся.
Живое существо действует в неразлучной с ним среде, представляющей огромное количество раздражителей, на которые оно ориентируется и с которыми должно совладать. Не все раздражители из этого потока становятся для организма сигналами. Есть раздражители, которые безусловно вызывают ответную реакцию (типа реакции зрачка на свет, отдергивания руки от горячего предмета и т.п.). Раздражители этих рефлексов принято называть безусловными. Но имеется и другая категория раздражителей. Организм не остается безразличным к ним только в том случае, если их действие становится биологически значимым, т.е. способным принести ему пользу или вред - не своим воздействием на живое тело, а сигнальной функцией. Эти раздражители указывают на условия, которых следует избегать или к которым нужно стремиться путем соответствующих действий (рефлексов). Эти рефлексы получили название условных.
Для порождения условного рефлекса нужен не только раздражитель, воспринимаемый органами чувств (в виде звука, запаха и т.д.), но и подкрепление правильности реакции на него. Именно тогда раздражитель трансформируется в сигнал. Сигнал и подкрепление, достигаемое действием организма, образуют основу поведения. Сигнал указывает на “картину среды”, в которой оказался организм. Подкрепление позволяет организму выжить в этой среде (спастись от опасности или добыть нужную пищу).
Сочетание сигнала с подкреплением позволяет организму набираться опыта. Выработка условных рефлексов - основа обучения, приобретения опыта. Зная набор условий, от которых зависит создание условного рефлекса, можно предписать программу поведения. Павлов доказал это на множестве экспериментов.
Свою теорию, обобщающую эти эксперименты, Павлов доложил впервые на Международном медицинском конгрессе в Мадриде в
Силу своей теории Павлов видел в том, что вслед за Сеченовым изучал поведение строго детерминистски и объективно. Из этого вовсе не следовало, что он, подобно американским бихевиористам, считал, что нужно вообще разделаться с сознанием и изгнать его как фикцию из науки. В этом случае он оказался бы на позициях примитивного дуализма и редукционизма (в чем, кстати, его не раз обвиняли). Это не соответствовало ни его исходному замыслу, ни его поискам путей сближения с психологией. Это видно, в частности, если обратиться к представлению Павлова о сигнальных системах как регуляторах поведения.
Воспринимаемые органами чувств сигналы вызывают в организме не только нервные, физиологические процессы. Полезное и вредное выступает в виде психических образов (первым сигналам, согласно Павлову, соответствуют ощущения и восприятия). Поэтому сигнальная функция придает рефлексу двойственный характер. Он, подчеркивал Павлов, является столько же физиологическим, сколь и психическим явлением.
Павлов ставил свои эксперименты над животными, сначала над собаками, затем - над обезьянами. Главная же его надежда, как заявил ученый в первом же своем сообщении об условных рефлексах, заключалась в том, чтобы наука пролила свет на “муки сознания”. Это заставило Павлова заняться нервно-психическими больными- Переход от изучения животных к исследованию организма человека привел его к выводу, что следует разграничивать два разряда сигналов, управляющих поведением. Если поведение животных регулируется первой сигнальной системой (эквивалентами которой являются чувственные образы), то у людей в процессе общения формируется вторая сигнальная система, в которой в качестве сигналов выступают элементы речевой деятельности (слова, из которых она строится). Именно благодаря им в результате анализа и синтеза чувственных образов возникают обобщенные умственные образы (понятия).
Если сигнал ведет к успеху (или, говоря языком Павлова, подкрепляется, т.е. удовлетворяет потребность организма), то между ним и реакцией на него организма устанавливается связь. Она прокладывается в том главном центре, который соединяет воспринимающие органы (рецепторы) с исполнительными (эффекторными) органами - мышцами, железами. Этот центр - кора больших полушарий головного мозга. Связи при повторении становятся все более прочными, хотя и остаются временными. Если в дальнейшем они не подтверждаются полезным для организма результатом (не подкрепляются), то прежние условные рефлексы задерживаются, тормозятся. Организм постоянно учится различать сигналы, отграничивать полезные и вредные от бесполезных. Этот процесс называется дифференцировкой.
Варьируя бессчетное число раз вместе с многочисленными учениками условия образования, преобразования, сочетания рефлексов, Павлов открыл законы высшей нервной деятельности. За каждым, на первый взгляд несложным, опытом стояла целая система разработанных павловской школой понятий (о сигнале, временной связи, подкреплении, торможении, дифференцировке, управлении и др.), позволяющая причинно объяснять, предсказывать и модифицировать поведение.
Противники Павлова неизменно инкриминировали ему механицизм (тем более, что он постоянно говорил: мозг и человек - это, грубо говоря, машина; но под машиной подразумевалась система). В действительности же, как мы могли убедиться, детерминистская методология Павлова была не механистической, а биологической. Поэтому в ходе дальнейших исследований он существенно расширил объяснительный потенциал своей исходной схемы. Если в первый период Павлов делал упор на внутриорганическом подкреплении (потребность в пище) как главном, самом могучем факторе, то в дальнейшем в его теоретических представлениях наметился сдвиг в направлении расширения биологической (а затем и социальной) основы формирования условных рефлексов.
Незыблемым постулатом павловской концепции являлось положение о том, что условный рефлекс возникает на основе безусловного. Теоретические контуры этой картины со множеством экспериментальных вариантов придавали ей репутацию классической. “Но будущее научного исследования, любил говорить Павлов, - темно и чревато неожиданностями”.
В созданной картине появились коррективы, притом относящиеся именно к тем ее пунктам, которые навечно закрепились за рефлексом. Это было связано с чрезвычайно важными инновациями. Они предвещали грядущие сдвиги в общем строе исследований поведения. К этому вела логика познания его организации.
В то же время на динамике этого познания сказывались процессы в социокультурном мире, где наступала эпоха потрясений и стрессов, конфликтов и переворотов. Впереди была первая мировая война. Полная тревог и надежд в своей жажде перемен Россия шла к революции. И вряд ли случайно, что перед самой мировой войной в павловской лаборатории началось изучение проблем, которые в дальнейшем стали относить к категории эмоциональных стрессов.
Первая из таких проблем касалась соотношения условных рефлексов, имеющих “полярное” подкрепление, которое в одном случае удовлетворяло потребность организма в пище, в Другом - угрожало его существованию. Раздражая сильным электрическим током кожу собаки (вызывая болевое ощущение), его превращали (путем подкрепления) в условный сигнал пищевой реакции. Усиление тока (требующее оборонительной двигательной реакции) вызывало позитивную секреторную реакцию.
С этого момента ведет свое начало развитие учения Павлова об экспериментальных неврозах. Невозможно было объяснить в терминах нейродинамики, почему неожиданно для экспериментатора возникало состояние срыва рефлексов, когда поведение приобретало характер, который впоследствии стали называть невротическим. Силы, которые вступали в действие, следовало искать не в корковой нейродинамике, а за ее пределами, а именно - в поле поведения.
Именно в нем вспыхивают конфликты, пламя которых “взрывает” нейромеханизмы и придает реакциям патологический характер. Нам неизвестно, когда Павлов познакомился с теорией Фрейда. Но русская литература к тому времени уже была наводнена психоаналитическими сочинениями. О том, что на новый план экспериментов его навело чтение Фрейда, Павлов упомянул не в публикациях (где ссылок на венского психолога вообще нет), а на одной из “павловских сред”. Сшибка двух противоположных нервных процессов (раздражительного и тормозного) - таков, по Павлову, механизм неврозов.
Невролог Р. Джерард вспоминал, как, посетив в начале 30-х годов Павлова в Ленинграде, он узнал от него, что стимулом к опытам по экспериментальным неврозам послужило знакомство с работой Фрейда. Через неделю Джерард приехал в Вену и рассказал о своей беседе с Павловым Фрейду, который воскликнул: “Это бы мне страшно помогло, если бы он рассказал об этом несколько десятилетий раньше!”
В период, непосредственно предшествовавший революции в России, интересы Павлова устремляются к анализу движущих сил поведения, его мотивов. Он выступает с докладом о рефлексе цели, рефлексе свободы, говорит о рефлексе рабства. Здесь явно сказалась роль социальной перцепции, изменившей в новой, смутной общественной атмосфере направленность его научной мысли.
Биологическое понятие о рефлексе (за которым стоял прочно испытанный в эксперименте физиологический механизм, детерминистски объяснивший взаимодействие организма со средой, - поведение) Павлов “примерял” к социальным явлениям.
Рефлекс цели, - подчеркивал Павлов, - имеет огромное жизненное значение, он есть основная форма жизненной энергии каждого из нас”. Рефлекторная концепция ставит деятельность организма в зависимость от внешних влияний. В то же время, вводя понятие о рефлексе цели, Павлов указывал на важность энергетического потенциала живой системы.
В научном плане выделение Павловым рефлекса цели означало включение принципа мотивационной активности в детерминистскую схему анализа поведения. Вместе с тем обращение к одному лишь научному плану недостаточно, чтобы объяснить зарождение у Павлова нового понятия. В данном случае категориальный сдвиг был обусловлен воздействием той напряженной социальной атмосферы, в которой работал ученый. Ею овеян весь павловский текст. Павлов впервые заговорил о рефлексах применительно к людям, имея, однако, в виду не объяснение их действий работой механизма, изученного на собаках, а энергию мотива. Ее нарастание у каждого русского человека представлялось ему фактором, который позволит покончить с дрянными историческими наносами. Обратим внимание на дату доклада и аудиторию, в которой он был прочитан. Это было в
Объективная психология В. М.Бехтерева Идеи, сходные с павловскими, развивал в книге “Объективная психология” (1907) В.М.Бехтерев (1857-1927). Между воззрениями этих двух ученых имелись различия, но оба стимулировали психологов на коренную перестройку представлений о предмете психологии.
Разрабатывая свою объективную психологию как психологию поведения, основанную на экспериментальном исследовании рефлекторной природы человеческой психики, Бехтерев, тем не менее, не отвергал сознание, включая, в отличие от бихевиоризма, и его в предмет психологии. Признавал он и субъективные методы исследования психики, в том числе и самонаблюдение. Он исходил из того, что рефлексологические исследования, в том числе рефлексологический эксперимент, не заменяют, но дополняют данные, получаемые при психологических исследованиях, при анкетировании и самонаблюдении. В принципе, говоря о связи между рефлексологией и психологией, можно провести аналогию о соотношении между механикой и физикой, так как известно, что все многообразные физические процессы можно в принципе свести к явлениям механического движения частиц. Аналогичным образом можно допустить, что все психологические процессы сводятся в конечном счете к различным типам рефлексов. Как нельзя из общих понятий о материальной точке извлечь свойства реальной материи, так невозможно только из формул и законов теории рефлексов вычислить логически конкретное многообразие изучаемых психологией фактов. В дальнейшем Бехтерев исходил из того, что рефлексология в принципе не может заменить психологию, и последние работы его Психоневрологического института, в частности исследования В. Н. Осиновой, Н.М. Щелованова, В.Н. Мясищева, постепенно выходят за рамки рефлексологического подхода.
Говоря о значении рефлексологии, Бехтерев подчеркивал, что научнообъясняющая функция, содержащаяся в понятии рефлекса, основана на предпосылках механической и биологической причинности. Принцип механической причинности, с его точки зрения, опирается на закон сохранения энергии. Согласно этой мысли все, в том числе и самые сложные и тонкие формы поведения, можно рассмотреть как частные случаи действия общего закона механической причинности, так как все они не что иное, как качественные трансформации единой материальной энергии.
Бехтерев считал проблему личности одной из важнейших в психологии и был одним из немногих психологов начала XX века, которые трактовали в тот период личность как интегративное целое. Созданный им Педологический институт Бехтерев рассматривал как центр по изучению личности, которая является основой воспитания. Как бы ни были разно-сторонни интересы Бехтерева, он всегда подчеркивал, что все они концентрировались вокруг одной цели - изучить человека и суметь его воспитать. Бехтерев фактически ввел в психологию понятие индивида, индивидуальности и личности, считая, что индивид - это биологическая основа, над которой надстраивается социальная сфера личности.
А.А. Ухтомский- учение о доминанте А.А. Ухтомский (1875-1942) - один из самых выдающихся русских физиологов. Он разработал важнейшую категорию как физиологической, так и психологической науки - понятие о доминанте. Это понятие позволило трактовать поведение организма системно, в единстве его физиологических и психологических проявлений.
Принцип системности утверждался в категориальной апперцепции Ухтомского в новой, принципиально важной интерпретации, отразившей общие сдвиги в научном мышлении начала XX века, сопряженные, в частности, с теорией относительности.
Идея истории организма как системы не была новым словом. Новым являлся интегральный подход к пониманию отношений между пространственными и временными параметрами целостного объекта. Нераздельность пространства и времени Ухтомский обозначил введенным им в широкий научный оборот понятием о хронотопе. “И в окружающей нас среде, и внутри нашего организма конкретные факты и зависимости даны нам как порядок и связи в пространстве и времени между событиями”.
Он делал основной упор на центральной фазе целостного рефлекторного акта, а не на сигнальной, как первоначально И.П. Павлов, и не на двигательной, как В.М. Бехтерев. Но все три восприемника сеченовской линии прочно стояли на почве рефлекторной теории, решая каждый под своим углом зрения поставленную И.М. Сеченовым задачу детерминистского объяснения поведения целостного организма. Если целостного, а не половинчатого, то непременно охватывая системой своих понятий феномены, относящиеся столько же к психологии. Таковым являлось, в частности, представление о сигнале, перешедшее к И.П. Павлову от И.М. Сеченова. Таковым же являлось и учение А.А. Ухтомского о доминанте. Считать доминанту полностью физиологическим принципом значит утратить существенную часть эвристического потенциала этого понятия.
Под доминантой Ухтомский понимал системное образование, которое он называл органом, понимая, однако, под этим не морфологическое, отлитое и. постоянное образование, с неизменными признаками, а всякое сочетание сил, могущее привести при прочих равных условиях к одним результатам. Поэтому, согласно Ухтомскому, каждая наблюдаемая реакция организма определяется характером взаимодействия корковых и подкорковых центров, актуальными потребностями организма и историей организма как целостной системы. Тем самым утверждался системный подход к взаимодействию, который противопоставлялся воззрению на мозг как на комплекс рефлекторных дуг. При этом мозг рассматривался как орган предупредительного восприятия, предвкушения и проектирования среды.
Представление о доминанте как общем принципе работы нервных центров, так же, как и сам этот термин, было введено Ухтомским в
Особое значение Ухтомский придавал истории системы, считая, что ритм ее работы воспроизводит ритм внешнего воздействия. Благодаря этому нервные ресурсы ткани в оптимальных условиях не истощаются, а возрастают. Активно работающий организм, согласно Ухтомскому, как бы “тащит” энергию из среды, поэтому активность организма (а на уровне человека -его труд) усиливает энергетический потенциал доминанты; при этом доминанта - это не единый центр возбуждения, а “комплекс определенных симптомов во всем организме - и в мышцах, и в секреторной работе, и в сосудистой деятельности”.
В психологическом плане доминанта является не чем иным, как мотивационным потенциалом поведения. Активное, устремленное к реальности, а не отрешенное от нее (созерцательное) поведение, так же, как активное (а не реактивное) отношение к среде, выступают как два необходимых аспекта жизнедеятельности организма.
Свои теоретические воззрения Ухтомский испытывал как в физиологической лаборатории, так и на производстве, изучая психофизиологию рабочих процессов. При этом он утверждал, что у высокоразвитых организмов за видимой “обездвиженностью” таится напряженная психическая работа. Следовательно, нервно-психическая активность достигает высокого уровня не только при мышечных формах поведения, но и тогда, когда организм по видимости относится к среде созерцательно. Эту концепцию Ухтомский назвал “оперативным покоем”, иллюстрируя его известным примером: сравнением поведения щуки, застывшей в своем бдительном покое, с поведением “рыбьей мелочи”, неспособной к этому. Таким образом, в состоянии покоя организм удерживает неподвижность с целью детального распознавания среды и адекватной реакции на нее.
Для доминанты характерна также инертность, т.е. склонность поддерживаться и повторяться, когда внешняя среда изменилась и раздражители, некогда вызывавшие эту доминанту, более не действуют. Инертность нарушает нормальную регуляцию поведения, она становится источником навязчивых образов, но она же выступает в качестве организующего начала интеллектуальной активности. Следы прежней жизнедеятельности могут существовать одновременно в виде множества потенциальных доминант. При недостаточной согласованности между собой они могут привести к конфликту реакций. В этом случае доминанта играет роль организатора и подкрепителя патологического процесса.
Механизмом доминанты Ухтомский объяснял широкий спектр психических актов: внимание (его направленность на определенные объекты, сосредоточенность на них и избирательность), предметный характер мышления (вычленение из множества раздражителей среды отдельных комплексов, каждый из которых воспринимается организмом как определенный реальный объект в его отличиях от других). Это “разделение среды на предметы” Ухтомский трактовал как процесс, состоящий из трех стадий: укрепление наличной доминанты, выделение только тех раздражителей, которые являются для организма биологически интересными, установление адекватной связи между доминантой (как внутренним состоянием) и комплексом внешних раздражителей. При этом наиболее отчетливо и прочно закрепляется в нервных центрах то, что переживается эмоционально.
Ухтомский считал, что истинно человеческая мотивация имеет социальную природу и наиболее ярко выражается в доминанте “на лицо другого”. Он писал, что “только в меру того, насколько каждый из нас преодолевает самого себя и свой индивидуализм, самоупор на себя, ему открывается лицо другого”. И именно с этого момента сам человек впервые заслуживает того, чтобы о нем говорили, как о лице. Это, согласно Ухтомскому, одна из самых труднодостижимых доминант, которую человек призван воспитывать в себе.
Идеи, развитые Ухтомским, связывают в единый узел психологию мотивации, познания, общения и личности. Его концепция, явившаяся обобщением большого экспериментального материала, широко используется в современной психологии, медицине и педагогике.
Л. С. Выготский: от “горизонта- ли” поведения к “вертикали” Наука о поведении успешно развивалась в нашей стране в предреволюционный период, набирая поклонников за рубежом. По своему официальному статусу она проходила “по ведомству” физиологии и медицины (Павлов, Бехтерев). Наряду с ней и независимо от нее в Москве работал созданный Челпановым психологический центр. Если наука о поведении была новым для Запада направлением, то челпановская группа работала по программе, основные контуры которой были Западу давно знакомы. Главным предметом психологии считалось сознание, под которым понимался внутренний мир субъекта. Устройство этого мира виделось по-разному. Но за неотъемлемые его признаки принимались бестелесность, непосредственная переживаемость и открытость для единственного собственника этого мира - способного рефлексировать Я. Понятие о поведении, наделенное противоположными признаками: телесностью, объективным бытием, доступностью для внешнего наблюдателя, - выступало как антитеза сознанию. Соответственно и две науки, лишенные общности, существовали сами по себе. Их работники, говоря на разных языках, понять друг друга не могли. Павлов жаловался, что, допытываясь у психологов, чему у них соответствуют его данные, ответа получить не мог.
Следует заметить, что мирная жизнь двух наук продолжалась в России недолго. После октября
Но как это ни покажется странным на первый взгляд, в широких кругах в России оно оставалось малоизвестным, и в дореволюционную эпоху оно не оказывало никакого влияния на ход и развитие русской психологии. Только в эпоху революции учение об условных рефлексах стало решающим фактором в развитии психологической науки. Главной причиной этого было то глубокое родство, которое существует между идеями революции и новым учением. Революция сразу усыновила новую психологию”.
Эта оценка принципиально важна для понимания пути науки о поведении в России. Выготский через десять лет после немалой работы, проделанной в стране по развитию научно-психологических знаний, и немалых усилий по переориентации этой работы на марксистский лад решающую роль отдает Павлову, называя его учение об условных рефлексах новой психологией. Не физиологией высшей нервной деятельности, каковой ее величал сам Павлов, не учением о поведении, а именно психологией.
В другом трактате Выготский прямо относит павловскую науку о поведении к одному из типов психологических систем. Как известно, Павлов не принимал революцию. Он считал ее чудовищным экспериментом.
В знак протеста против новой власти он нацепил на грудь множество царских орденов, которые никогда прежде не носил, и в знак протеста против преследования религии, будучи атеистом, крестился на каждую церковь. И вопреки его личному отношению к революции, она, по словам Выготского, “усыновила эту новую психологию”. Выготский объяснял это глубоким родством между идеями революции и новым учением. Такое родство действительно существовало. Но понималось оно различно. Так, один из лидеров американского бихевиоризма Б.Скиннер отнес его за счет версии о государственном плане управления поведением людей путем выработки условных рефлексов. В свое время и в нашей стране интерес Сталина к Павлову (в связи с так называемой “павловской сессией”) соединили с этим мотивом.
Но действительный пафос науки о механизмах поведения заключался в ином. Она, напомним, родилась в России как отражение социальных запросов, которыми жила передовая часть общества, надеявшаяся, что средства точной экспериментальной науки способны улучшить человеческую натуру. Этот социальный пафос определил триумф науки о поведении после революции. Взамен кабинетной, занятой стерильным анализом сознания психологии появилась программа реального изменения поведения организма на основе законов, установленных и проверенных в опытах над головным мозгом -высшим органом управления этим поведением. “Решающим фактором в деле установления и образования условных рефлексов оказывается среда как система воздействующих на организм раздражителей”. Из этого следовало, что генеральный путь изменения поведения лежит через воздействие на внешнюю среду, на характер организации сигналов, вызывающих двигательные ответы. “Среда играет в отношении каждого из нас роль лаборагории, в которой у собак воспитываются условные рефлексы”.
Придя в психологию, Л.С. Выготский представлял ее реформу как развитие науки о поведении, фундамент которой был заложен И.М. Сеченовым и И.П. Павловым. Вот его собственное определение: “Предметом научной психологии обычно принято называть поведение человека и животных, причем под поведением подразумевать все те движения, которые производятся только живыми существами и отличают их от неживой природы”. Более того, “психика и поведение - это одно и то же. Только та научная система, которая раскроет биологическое значение психики в поведении человека, укажет точно, что она вносит нового в реакцию организма, и объяснит ее как факт поведения, только она сможет претендовать на имя научной психологии”.
Итак, психика должна быть объяснена как факт поведения. Самым соблазнительным было бы поставить ее в тот же ряд, что и другие, уже получившие объективное и причинное значение факты, установленные прежде всего учением об условных рефлексах. Иначе говоря - свести к принципам и механизмам этого учения явления, относимые обычно к разряду психических. Однако этот примитивно редукционистский путь Л.С. Выготского не устраивал. Он не устраивал и лидеров науки о поведении - И.П. Павлова и В.М. Бехтерева. Оба, признавая биологическую значимость психики как самостоятельного фактора развития живого и как сферу особых, субъективных переживаний, выносили сознание, внутренний мир субъекта за пределы поведения, стало быть, за пределы реальных, доступных причинному объяснению связей организма со средой. Именно это дало повод Л.С. Выготскому утверждать, что “в сущности, дуализм и есть настоящее имя этой точке зрения Павлова и Бехтерева”. Какую же альтернативу редукционизму, с одной стороны, и дуализму - с другой, предлагал Л.С. Выготский?
Основные ориентиры этих поисков можно было бы выделить в виде следующих пунктов:
1. “Надо изучать не рефлексы, а поведение - его механизм, состав, структуру”, ибо “сознание есть проблема структуры поведения”. Система создает принципиально новое качество, неуловимое при сколь угодно объективном высвечивании ее отдельных компонентов. “...Сознания как определенной категории, как особого способа бытия не оказывается. Оно оказывается очень сложной структурой поведения”.
2. Вслед за И.М. Сеченовым Л.С. Выготский особое значение придает рефлексам, оборванным на их двигательном завершении. Игнорировать их значит отказаться от изучения (именно объективного, а не однобокого, субъективного наизнанку) человеческого поведения. В опыте над разумным человеком нет такого случая, чтобы фактор заторможенных рефлексов, психики не определял так или иначе поведения испытуемого.
Итак, психика, принимаемая за незримый внутренний мир сознания, имеет зримое основание в объективно данном поведении.
3. Тем самым проводилась демаркационная линия между трактовкой поведения И.П. Павловым. В.М. Бехтеревым и другими рефлексологами, с одной стороны, и попыткой Л.С. Выготского найти для сознания достойную роль во внутренней организации поведения - с другой. Согласно рефлексологической версии, между восприятием раздражителя (сигнала) и наблюдаемым в эксперименте внешним эффектом разыгрывается динамика нервных процессов, которая, протекая внутри головного мозга, описывается в физиологических терминах (возбуждение, иррадиация, концентрация, торможение и другие нервные процессы). Согласно же Л.С. Выготскому, между стимулом и реакцией действуют реалии иного порядка. Они представляют мир интериоризованных внешних движений и потому описываются не в виде функций или процессов нервной ткани, а в виде обретших взамен внешнего внутреннее бытие актов поведения. Здесь Л.С. Выготский нашел тот же ход мысли, который задолго до него открыл И.М. Сеченов.
4. В общей структуре поведения человека выделяются движения особого рода и вида. Это речевые рефлексы. Они образуют особую систему рефлексов среди других их систем и являются эквивалентом сознания. Сознание есть. взаимовозбуждение различных систем рефлексов”. Речедвигательные реакции на неречевые рефлексы (также и в том случае, когда эти вербальные реакции производятся непроизнесенным вслух словом) образуют механизм сознательности.
Тем самым у Л.С. Выготского мы находим первый абрис будущей версии о двух сигнальных системах.
5. Поскольку сознание это - “вербализованное поведение”, индивидуальное в человеке вторично по отношению к социальному, Л.С. Выготский пишет о тождестве “механизмов сознания и социального контакта”. В этом же корни самосознания:
Мы сознаем себя, потому что мы сознаем других, и тем же самым способом, каким мы сознаем других”. Следуя этой мысли, Л.С. Выготский новыми глазами прочитывает формулу З. Фрейда о Я и Оно. Как известно, для З. Фрейда Оно - это безличная слепая сила либидо, укорененная в биологии организма. Для Л.С. Выготского же это надындивидуальная социальная речевая стихия, порождающая индивидуальное Я.
По этим теоретическим ориентирам Выготский сразу же после переезда в Москву энергично включился в практическую работу по обучению и воспитанию детей, притом избрав особую категорию: слепых и глухих маленьких детей, калек (жертв недавней гражданской войны), умственно отсталых. Он выступил как создатель новой комплексной науки - дефектологии. Его доклад перед работниками в области этой специальной педагогики прозвучал, по воспоминаниям одного из участников, “громом среди ясного неба”, стал “огненной линией, проведенной между старой и новой советской дефектологией”. Выготский высмеял тех, кто говорит о слепоте и глухоте человека так, как если бы речь шла о “слепой собаке или глухом шакале”. Выпадение какого-либо из органов чувств означает “перерождение общественных связей, смещение всех систем поведения”. Опора же на учение Павлова позволяет, по Выготскому, “свести счеты до последнего знака со старой педагогикой трудного детства, приводя к глубочайшей важности выводу: нет никакой разницы между воспитанием зрячего и слепого ребенка, новые условные связи завязываются одинаковым образом с любого анализатора. Влияние организованных внешних воздействий является определяющей силой воспитания”. Выготский неоднократно упоминал о методике И.А.Соколянского, в школе которого за основу воспитательного процесса у детей с дефектом было принято учение об условных рефлексах. Воспринимаемый органами чувств сенсорный сигнал (физический агент), будучи поставлен на место слова, становился знаком, идентичным знакам языка. Благодаря этому аномальный ребенок входил полноправным гражданином в мир культуры.
Переход от сигнала как одной из главных категорий науки о поведении к понятию о знаке радикально изменял общую систему воззрений на детерминацию отношений ребенка с окружающей действительностью. Опосредованность этих отношений знаками представляет человеческое существо в другом измерении, отличном от биологического, когда действуют детерминанты, которыми исчерпывается жизнь на поведенческом уровне. Вспоминая шутку Вольтера, сказавшего, что чтение Руссо вызвало желание пойти на четвереньках, Выготский записал: “Такое чувство возбуждает почти вся наша новая наука о ребенке: она часто рассматривает ребенка на четвереньках, ставит его в позу четвероногого, хотя и высшего млекопитающего”.
Под “нашей новой наукой о ребенке” Выготский имел в виду тех, кто видел в условных рефлексах ключ к механизму педагогического процесса.
Преобразование сигнала (исполняющего сигнальную функцию) в знак (исполняющий сигнификативную функцию) влекло за собой качественно новую организацию поведения. Оно превращалось в психически регулируемое. Сигнал различает и управляет. Знак же обозначает, т.е. является носителем значения. Последнее же в переводе на категориальный язык психологии воплощает категорию образа, чувственного или умственного. Становясь детерминантой поведения знак-значение управляет им лишь в том случае, если принимает на себя присущую сигналу функцию управления.
В свое время, до революции, работавший в Психоневрологическом Институте Бехтерева Франк, не удовлетворенный установкой на выведение особенностей поведения всех живых существ из одних и тех же биологических принципов, говорил, что в противоположность Руссо у Гёте природа не отрицает, а требует “вертикального положения человека”. Имелось в виду, в противоположность движению к первобытности, движение вверх, к возрастанию человечности. В одном из докладов Выготский сказал: учение об условных рефлексах рисует “горизонталь” человека. Кто же рисует его “вертикаль”? Сперва Выготскому представлялось, что теория сверхкомпенсации Адлера. Однако вскоре он трактует эту проблему перехода к “вертикали” в ином ракурсе.
Что такое человек? - спрашивает Выготский в одной из неопубликованных рукописей. Для Гегеля - логический субъект. Для Павлова - сома, организм. Для нас - социальная личность, совокупность общественных отношений, воплощенная в индивиде”. Он вновь рассматривает павловскую схему под углом зрения отличий поведения человека от ориентации в среде животных. Павлов сравнивал механизм коры больших полушарий с телефонной станцией, где идет переключение связей от одних абонентов к другим. Выготский считал, что в открытый Павловым механизм саморегуляции следует включить “телефонистку” как реальную и высшую силу.
Он понимал под ней целостную личность, придающую поведению особый “тип организованности”. “Я, - писал он, -хочу только сказать, что без человека (телефонистки) как целого нельзя объяснять деятельность его аппарата (мозга), что человек управляет мозгом, а не мозг человеком, что без человека нельзя понять его поведения”.
Павлов объяснил аппарат. Перед Выготским встала задача объяснить телефонистку, не подменяя ее душой или другим загадочным агентом, изнутри управляющим поступками человека. Эти детерминанты Выготский искал в совокупности общественных отношений. Но очевидно, что сама по себе апелляция к социуму была недостаточной, чтобы определить вертикаль, которую принято называть сознанием или личностью человека.
Социологический редукционизм столь же непродуктивен для психологии, как и биологический. Выготский говорит о социальных отношениях, воплощенных в индивиде. Но индивид не простой субстрат этих отношений. Они преломляются в нем соответственно его собственной психической организации. Поведенческий уровень этой организации, который Выготский в первый период своего творчества хотел преобразовать введением понятия о речевом рефлексе и трактовкой сознания как “рефлекса рефлексов”, он вскоре признает лишь фундаментом психической жизни. Но по фундаменту, замечает он, еще нельзя судить, что на нем будет выстроено. Замена условного сигнала знаком и неотвратимо присоединенным к этому знаку значением стала одной из линий перехода от “горизонтали” (от условных рефлексов) к “вертикали” (человеку, который управляет мозгом, как условно рефлекторным аппаратом). Другая линия шла параллельно с первой и вела не к развитию познания, а к развитию эмоциональной (по Выготскому, аффективной) сферы. Это была сфера побуждений, мотивов, эмоциональных потрясений, переживаний.
Подобно тому, как Выготский перешел от науки о поведении к психологии, сменив словесный сигнал (рефлекс) на диаду: знак-значение, он перешел от науки о поведении к психологии и на другом пути, идя от простейших эмоций к высшим, возникающим на человеческом уровне и образующим сферу переживаний. Он склонялся к тому, чтобы, преодолевая расщепленность когнитивного и эмоционального, признать основным элементом сознания не значение как таковое, а переживание, приобретавшее в самых последних его текстах смысл целостности, интегрирующей эмоциональное и интеллектуальное.
Таков был вектор движения Выготского к “вертикали” личности.
ПСИХОЛОГИЯ В РОССИИ В СОВЕТСКИЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОДЫ (Политическая история психологии)
Традиционно история психологии своим предметом имела развитие научных исследований и школ, творческий путь выдающихся ученых, их вклад в психологическую науку. При этом, разумеется, принимались во внимание экономические условия, в которых осуществлялась деятельность психологов. Нельзя представить существование науки в социальном вакууме. Она всегда отвечала на вызов времени. Промышленная революция, автоматизация производства стимулировали становление бихевиоризма с его интересом к проблеме “стимул -реакция”. Однако это не означало, что государство, базирующееся на капиталистическом укладе экономики, напрямую управляло развитием науки, хотя оно и могло выделить материальные средства на ее поддержку.
Исключение составляют тоталитарные государства, деформирующие общественную жизнь, культуру, науку, образование. Приход в Великобритании к власти лейбористов или консерваторов ничего не менял в содержании научных исследований и был почти неспособен отразиться на жизни университетов и научных организаций. Ничего не изменилось в строе научной мысли, когда после президентства республиканца Буша президентом США стал демократ Клинтон.
По-иному складывается ситуация в науке в государствах с тоталитарным режимом. В Германии в годы правления Гитлера психологи были обязаны выявлять преимущества “арийского характера”, что, по существу, свидетельствовало о вырождении научной мысли, которая за десятилетие до середины 30-х годов была одной из определяющих доминант развития мировой психологической науки. Психология в России до и после смерти Сталина, до и после начала “перестройки” различается по принципиальным основаниям и характеристикам.
Все это в данных обстоятельствах требует обращения к изучению связи политики и науки. Следовательно, есть основания говорить о политической истории психологии как особой области исследования.
Предметом политической истории психологии является зависимость психологической науки от политической конъюнктуры, которая складывается в обществе.
Политическая история психологии сосуществует с традиционно понимаемой ее историографией и находится в сложном взаимодействии с последней. Нельзя представить психологическую науку советского периода исключительно как жертву произвола сталинизма, но и нельзя ее исторический путь рассматривать как логическое развитие научной мысли, подчиненное лишь одним внутренним закономерностям. Идеологические репрессии, которые обрушились на психологию (как, впрочем, и на другие, главным образом гуманитарные, науки), не остановили, а только существенно затормозили и деформировали ее развитие. Именно поэтому в последующих частях учебника есть возможность показать позитивные результаты работы не только зарубежных, но и российских психологов. К трудам И.П. Павлова, В.А.Вагнера, Л.С. Выготского и других ученых, чья деятельность была завершена к середине 30-х годов и о чем было уже сказано, примыкают ценные исследования С.Л. Рубинштейна, А.Р. Лурии, Б.М. Теплова, Д.Н. Узнадзе, А.Н. Леонтьева и многих других. История психологии характеризует их научные достижения. Политическая история психологии объясняет те трудности, с которыми они сталкивались, и освещает пути и методы их преодоления.
Правильное понимание развития психологической науки в советский и постсоветский периоды в России настоятельно требует обращения к ее политической истории.
ОСОБЫЙ ПУТЬ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Развитие психологии в России в советский период приобрело драматический характер.
В условиях тоталитарного режима культивировалась версия об “особом пути” марксистской психологии как “единственно верной” отрасли знания. На этот путь она вступила в начале 20-х годов и на протяжении нескольких десятилетий не имела возможности свернуть с него. Все факты и концептуальные построения советских психологов 20-50-х годов должны рассматриваться с учетом данных обстоятельств.
Только к концу 50-х годов появляются признаки того, что психология в СССР получила возможность развиваться в общем контексте мировой науки. Железный занавес, ограждавший отечественную психологию от мирового научного сообщества, если не исчез, то приподнялся. Советские ученые начали участвовать в международных конференциях и конгрессах (на протяжении двадцати лет подобное было невозможно), переводились книги зарубежных психологов, оказалось возможным развивать отрасли науки, которые считались заведомо реакционными (к примеру, социальную психологию), стали впервые за многие годы доступными книги Л. Выготского, М. Басова, П. Блонского и других.
До Октябрьского переворота у российской психологии, имевшей существенно значимые естественнонаучные традиции и интересные философские разработки, не было принципиальных отличий от развития науки на Западе. Были все основания рассматривать отечественную науку как один из отрядов мировой научной мысли. Вместе с тем, отражая специфику социальных запросов России, психология в этой стране отличалась рядом особенностей.
Философам-психологам, стоявшим на позициях идеалистической философии (А.И.Введенский, Л.М.Лопатин, Н.О. Лосский, С.Л. Франк и др.), противостояло естественнонаучное направление (“объективная психология”, или “психорефлексология” В.М. Бехтерева, “биопсихология” В.А. Вагнера), развивавшееся в тесной связи с идеями И.М. Сеченова. Получила развитие экспериментальная психология (А.Ф. Лазурский, А.П. Нечаев и др.), видную роль в ее становлении сыграл организатор Московского психологического института Г. И. Челпанов, тяготевший в общетеоретических построениях к идеалистической психологии.
В первые годы после октября
На I Всероссийском съезде по психоневрологии (1923) в докладе Корнилова впервые было выдвинуто требование применить марксизм в психологии, что явилось началом идеологизированной “перестройки” психологической науки. Вокруг Московского психологического института, возглавлявшегося с
Уже в начале 20-х годов, став объектом жесткого идеологического прессинга, психология в советской России обрела черты, которые не могут быть поняты без учета политической ситуации, в которой оказались как теоретики, так и практики психологии. То, что произошло с психологией в 20-е годы, выступило в качестве своего рода прелюдии к ее дальнейшему репрессированию.
Первая волна репрессий ударила по психологии на рубеже 20-30-х годов и сопровождалась физическим уничтожением многих ученых (Шпильрейн, Ансон и др.), в середине 30-х годов, она имела своим апофеозом объявление педологии реакционной лженаукой, а психотехники - так называемой наукой. Была проведена жестокая чистка рядов психологов. Укоренилось подозрительное отношение к педагогической и детской психологии как отрасли науки и практики, “возрождающей педологию”.
Вторая волна репрессирования психологии пришлась на конец 40-х - начало 50-х годов: борьба с “безродным космополитизмом” (погромные выступления против С.Л.Рубинштейна, М.М.Рубинштейна и др.), попытки вытеснения психологии и замена ее в научных и образовательных учреждениях физиологией высшей нервной деятельности (ВНД). В результате на протяжении 30-35 лет в психологии сложилась своеобразная тактика выживания, которая учитывала систематический характер репрессий и во многом определялась ожиданием новых гонений. С этим связана демонстративная присяга психологов (как и представителей всех других общественных и естественных наук) на верность “марксизму-ленинизму”. Вместе с тем психологи стремились использовать в марксистском учении то, что могло послужить прикрытием конкретных исследований (главным образом связанных с разработкой психогносеологической и психофизической проблем, с обращением к диалектике психического развития). Использовались взгляды и работы многих зарубежных психологов под видом их идеологизированной критики.
Навязанные политической ситуацией специфические условия выживания и сохранения кадров ученых и самой науки оказались основным препятствием на пути ее нормального развития. Это выразилось прежде всего в отказе от изучения сколько-нибудь значимых и актуальных социально-психологических проблем. До начала 70-х годов исследования межличностных отношений и личности фактически исключались из научного обихода. Отсюда полное отсутствие работ по соци-anirion, политической, экономической и управленческой психологии. Идеологическое табу уводило психологию в сторону от социальной практики и ее теоретического осмысления.
Используя метафору, можно сказать: в научном “кровотоке” возник идеологический “тромб”. В результате образовались “коллатерали” (обходные пути, минующие затромбированный сосуд). Изучение личности заменяли идеологически нейтральные исследования типов нервной деятельности, темпераментов и способностей (Теплов, Мерлин, Небылицын и др.). Развитие личности путем “двойной редукции” было сведено к развитию психики, а последнее - к развитию познавательных процессов (памяти, внимания, восприятия, мышления и т.д.). Фактически все наиболее заметные результаты работы видных психологов (Леонтьева, Смирнова, Запорожца, Зинченко, Эльконина и др.) локализованы в сфере “механизмов” когнитивных процессов.
Тактика выживания спасла психологию, позволив ученым внести значимый вклад в ряд ее отраслей. В то же время она во многом деформировала ее нормальное развитие.
Марксизм в советской психологии Марксизм известен как идеология, всесветно пустившая глубокие корни. Ему присуща, как и любой идеологии, философская подоплека (своя версия о предназначении человека в социальном мире). Если отвлечься от кровавой реальности политических реализаций марксизма и обратиться к науке, то его притязания на научность общеизвестны. “Сертификатом” научности служил уже рассмотренный выше принцип детерминизма, а применительно к истории - постулат о закономерном переходе от одних социальных форм к другим. В марксизме этот постулат оборачивался выводом о том, что капитализм сменяется социализмом с неотвратимостью смены времен года.
Психология в силу уникальности своего предмета изначально обречена быть, говоря словами Н.Н. Ланге, двуликим Янусом, обращенным и к биологии, и к социологии. Экспансия марксизма в конце XIX - начале XX века совпала со все нараставшей волной социоисторических идей в психологии.
Известный американский психолог Д. Болдуин, в частности, назвал в 1913 г. “Капитал” Маркса в числе работ, под воздействием которых произошел коренной переворот во взглядах на соотношение индивидуального и общественного сознания. Это было сказано Болдуином не попутно, а в книге “История психологии”, сам жанр которой предполагал общую оценку эволюции одной из наук. В книге речь шла только о западной психологии.
Нельзя ничего сказать по поводу того, оказал ли марксизм влияние на дореволюционную психологическую мысль, хотя его всеопределяющая роль в движении России к 1917г. изучена досконально. Нет заметных следов увлечения им в предсоветский период и молодыми учеными (Л.С. Выготский, П.П. Блонский, С.Л. Рубинштейн, Д.Н. Узнадзе и др.), которым предстояло вскоре стать главными фигурами в новой психологии.
Рефлексология В новой Росси воцарялась новая духовная атмосфера. В ней утверждалась верав то, что учение Маркса всесильно не только в экономике и политике, но и в науке, в том числе психологической.
Даже Г.И. Челпанов, директор Московского психологического института, заговорил о том, что марксизм и есть то, что нужно его институту. Правда, Челпанов оставлял на долю марксизма только область социальной психологии, индивидуальную же по-прежнему считал глухой к своему предмету, когда она не внемлет “голосу самосознания”. Между тем, вопрос о том, каким образом внести в психологию дух диалектического материализма, приобретал все большую актуальность. К ответу побуждал не только диктат коммунистической идеологии с ее агрессивной установкой на подчинение себе научной мысли. Ситуация в психологии приобрела характер очередного кризиса, на сей раз более катастрофического, чем предшествующие. Это был всеобщий, глобальный кризис мировой психологии.
Еще в 1926 г. Л.С. Выготский, осознавший себя приверженцем марксистской реформы психологии, написал свой главный теоретический трактат, в котором попытался объяснить общеисторический (а не только локально-русский) смысл психологического кризиса. Молодая поросль советских психологов, к которой Выготский принадлежал (это было поколение двадцати - тридцатилетних), с энтузиазмом восприняла в идейном климате начала 20-х годов, когда повсеместно шла ломка старого, призыв преобразовать психологию на основах диалектического материализма. Лидером движения стал К.Н.Корнилов, в прошлом сотрудник Г.И.Челпанова. Не имея фундаментального философского образования, он перевел ряд сложных положений марксизма на уровень тогдашней “политграмоты”.
Впервые в истории психологии марксизм приобрел силу официальной и обязательной для нее доктрины, отказ от которой становился равносильным оппозиции государственной власти и тем самым караемой ереси. Очевидно, что ситуация в данном случае существенно отличалась от описанной американским психологом Болдуином. Анализируя положение дел в психологии, последний отметил, что под влиянием Маркса наметился поворот в понимании вопроса о соотношении индивидуального сознания (как главной темы психологии) и социальных факторов. К этому западных психологов направляло знакомство с “Капиталом” Маркса, а не с комиссарами и чекистами, вернувшимися с полей гражданской войны, чтобы в социалистической, а затем в Коммунистической академии и других учреждениях партийного “агитпропа” воевать за новую идеологию.
Уже тогда заработал аппарат репрессий, и высылка в
В свете рефлексологии навсегда померкли схемы интроспективной концепции сознания. Но именно эта концепция традиционно идентифицировалась с психологией как особой областью изучения субъекта, его внутреннего мира и поведения. Возникла альтернатива: либо рефлексология, либо психология.
Что касается рефлексологии, то учеников Павлова и Бехтерева (но не самих лидеров школ) отличал воинствующий редукционизм. Они считали, что серьезной науке, работающей объективными методами, нечего делать с такими темными понятиями, как сознание, переживание, акт души и т.п. Их притязания, получившие широкую поддержку, отвергла небольшая (в несколько человек) группа начинающих психологов. Признавая достоинства рефлексологии, для которой эталоном служили объяснительные принципы естествознания, они надеялись придать столь же высокое достоинство своей науке. Вдохновляла их версия диалектического материализма, которая рассматривала психику как особое, нередуцируемое свойство высокоорганизованной материи (версия принадлежала, кстати, не марксизму, а французскому материализму XVIII века). Эта версия воспринималась в качестве обеспечивающей перед лицом рефлексологической агрессии право психологии на собственное место среди позитивных наук и утверждающей собственный предмет.
В ситуации начала 20-х годов, которую определяла альтернатива - либо рефлексология, либо субъективная эмпирическая психология, именно обращением к марксизму психология обязана тем, что не была сметена новым идеологическим Движением, обрушившимся на так называемые психологические фикции (среди них значилось также представление о душе). Казалось, именно учение о рефлексах проливает свет на истинную природу человека, позволяя объяснять и предсказывать его поведение в реальном, земном мире, без обращения к “смутным” воззрениям на бестелесную душу.
Это была эпоха крутой ломки прежнего мировоззрения, стало быть, и прежней “картины человека”. Рефлексологию повсеместно привечали как образец новой картины, и ее результаты вовсе не являлись в те времена предметом обсуждения в узком кругу специалистов по нейрофизиологии. Рефлексология переместилась в центр общественных интересов, преподавалась (на Украине) в школах, увлекала деятелей искусства (к примеру, В. Мейерхольда, а павловская физиология высшей нервной деятельности - К. Станиславского). По поводу нее выступали и философы, и вожди партии (Н. Бухарин, Л. Троцкий).
Защищая отвергнутую рефлексологами категорию сознания, ее немногочисленные приверженцы надеялись наполнить ее новым содержанием. Но каким? К марксизму обращались с целью “примирить” три главных противопоставления, сотрясавших психологию и воспринимаемых как симптомы ее грозного кризиса. Споры вращались вокруг вопроса о том, как соотносятся телесное (работа организма) и внутрипсихи-ческое (акты сознания), объективное (внешне наблюдаемое) и субъективное (в образе, данном в самонаблюдении), индивидуальное (поскольку сознание неотчуждаемо от индивида) и социальное (поскольку личное сознание зависит от общественного). Эти антитезы возникали перед каждым, кто отважился вступить на зыбкую почву психологии.
Реактолоия Взятое К.Н. Корниловым из арсенала экспериментальной психологии понятие о реакции определялось попытками примирить указанные антитезы под эгидой диалектического материализма.
Реакция и объективна, и субъективна, и телесна, и нематериальна (хотя способность материи являть особые нематериальные свойства - это нечто рационально непостижимое). Она индивидуальна и в то же время представляет собой реакцию на социальную (точнее, “классовую”) среду. Таким образом, разъятые и противопоставленные друг другу ряды явлений сцеплялись в общем понятии (с расчетом на то, что они не утратят при этом своей специфики). В таком подходе усматривалось преимущество марксистской диалектики, одним из стержневых начал которой служит принцип диалектического единства. С тех пор ссылка на диалектическое единство стала “палочкой-выручалочкой” во всех случаях, когда мысль не могла справиться с реальными трудностями выяснения связей между различными порядками явлений. Термин “единство” в лучшем случае намекал на неразлучность этих связей. Но сам по себе он не мог обеспечить приращение знаний об их динамике и логике, детерминационных отношениях.
Именно реактология идентифицировалась в тот период (середина 20-х годов) с марксизмом в психологии. Наряду с ней процветала, как сказано, рефлексология, освященная великим авторитетом В.М.Бехтерева. Обе они совместно с учением И.П.Павлова воспринимались на Западе как “русские психологические школы”. Так их назвал в известной книге “Психологии
И.П. Павлов шел своим путем. Но и его затронули веяния времени. Своими соображениями о второй сигнальной системе он явно вводил фактор, указывающий на решительное отличие человеческого уровня организации поведения от животного, притом фактор, который представлял социальный мир и его порождение - язык. Сохранились намеки на интерес Павлова к диалектике.
Среди рефлексологов появилась энергичная молодежь, также потребовавшая замирения с психологами. Она призывала, обращаясь к сторонникам реактологии, уточнив понятие реакции, “полностью преодолеть субъективную психологию”, а рефлексологов - открыто признать свои ошибки.
Однако единения, на которое рассчитывали обе стороны, не получилось. Вопреки их клятве в верности диалектическому материализму, они были на рубеже 20-30-х годов изобличены в измене ему и разгромлены с истинно партийных позиций в специально организованных так называемых рефлексологических и реактологических дискуссиях.
Педология и ее ликвидация Кульминация наступления на психологию на “идеологическом фронте” - раз- гром педологии в связи с принятым ЦК ВКП(б) постановлением 4 июля
Целесообразно привести документальные материалы, относящиеся к этому периоду социальной истории психологии. “Педология - антимарксистская, реакционная буржуазная наука о детях...” (БСЭ. - М., 1939. - Т. 44). “Контрреволюционные задачи пе-дологии выражались в ее главном звене - фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной среды” (“Правда”, 5 июля
В учебнике “Педагогика” (1983) содержится следующее утверждение: В 1936 г. Центральный Комитет партии принял постановление, потребовавшее покончить с распространением в нашей стране лженауки педологии, искаженно трактующей влияние среды и наследственности, и способствовал укреплению позиций советской педагогики как науки о коммунистическом воспитании подрастающих поколений”.
Понять, как происходило развитие психологии, не обратившись к проблеме ее взаимоотношений с педологией, попросту невозможно.
Возникнув в конце XIX века на Западе (Стенли Холл, Прейер, Болдуин и др.), педология, или наука о ребенке, в начале XX века распространяется в России как широкое педологическое движение, получившее значительное развитие в годы, непосредственно предшествовавшие октябрьскому перевороту.
После
Можно сказать, что в этот период вся работа по изучению психологии детей проводилась под эгидой педологии и все ведущие советские психологи (как и физиологи, врачи, педагоги), работавшие над изучением ребенка, рассматривались как педологические кадры. “Сейчас каждого изучающего детей считают педологом и всякое изучение ребенка называют педологией”, - писал в
Педология за весь период существования так и не смогла научно определить предмет своего исследования. Формулировка “педология - это наука о детях”, являясь простым переводом, калькой, не могла претендовать на положение научной дефиниции. Это прекрасно понимали сами педологи (П.П. Блонский, М.Я. Басов), прилагая немало усилий к тому, чтобы найти специфические проблемы своей науки, которые не сводились бы к проблемам смежных областей знания.
Педология как наука стремилась строить свою деятельность на четырех важнейших принципах, существенным образом менявших сложившиеся в прошлом подходы к изучению детей.
Первый принцип - отказ от изучения ребенка “по частями, когда что-то выявляет возрастная физиология, что-то - психология, что-то -детская невропатология и т.д. Справедливо считая, что таким образом целостного знания о ребенке и его подлинных особенностях не получишь (из-за несогласованности исходных теоретических установок и методов, а иногда и из-за разнесенности исследований во времени и по месту их проведения и т.д.), педологи пытались получить именно синтез знаний о детях. Драматически короткая история педологии - это цепь попыток уйти от того, что сами педологи называли “винегретом” разрозненных, не стыкующихся сведений о детях, почерпнутых из смежных научных дисциплин, и прийти к синтезу разносторонних знаний о ребенке.
Второй принцип педологов - генетические ориентиры. Ребенок для них существо развивающееся, поэтому понять его можно, принимая во внимание динамику и тенденции развития.
Третий принцип педологии связан с коренным поворотом в методологии исследования детства. Психология, антропология, физиология, если и обращались к изучению ребенка, то предмет исследования традиционно усматривался в нем самом, взятом вне социального контекста, в котором живет и развивается ребенок, вне его быта, окружения, вообще вне общественной среды. Не принималось в расчет, что различная социальная среда зачастую существенным образом меняет не только психологию ребенка, но и заметно сказывается на антропологических параметрах возрастного развития.
Отсюда, например, интерес педологов к личности трудного подростка. При вполне благоприятных природных задатках, но в результате общей физической ослабленности из-за систематического недоедания, затянувшейся безнадзорности или иных социальных причин дезорганизуются поведение и психическая деятельность, снижается уровень обучаемости. Если учесть, что педологи 20-х годов имели дело с детьми, покалеченными превратностями послереволюционного времени и гражданской войны, непримиримой классовой борьбой, то очевидно все значение подобного подхода к ребенку.
И, наконец, четвертый принцип педологии - сделать науку о ребенке практически значимой, перейти от познания мира ребенка к его изменению. Именно поэтому было развернуто педолого-педагогическое консультирование, проводилась работа педологов с родителями, делались первые попытки наладить психологическую диагностику развития ребенка. Несмотря на значительные трудности и несомненные просчеты педологов при широком внедрении психологических методов в практику школы, это был серьезный шаг в развитии прикладных функций науки о детях.
Педология оказалась первой среди научных дисциплин, позже объявленных “лженауками”.
Педология обладала как достоинствами, так и недостатками. Исключительно ценной была ее попытка видеть детей в их развитии и изучать их в целом, комплексно. Это было, безусловно, шагом вперед от абстрактных схем психологии и педагогики прошлого. К тому же, как уже было сказано, она пыталась найти свое практическое применение в школе. Создавался прообраз, пусть пока еще очень несовершенный, школьной психологической службы.
Свой вклад в изучение психологии детей внесли выдающиеся психологи Л.С. Выготский, П.П. Блонский, М.Я. Басов и другие. По этой причине их имена и труды в дальнейшем на десятилетия были исключены из научного оборота.
Вместе с тем, творческого синтеза разных наук, изучавших ребенка “по отдельности”, педологи не сумели добиться - объединение оставалось во многом механическим. Педологи-практики нередко использовали недостаточно надежные диагностические методы, которые не могли дать точного представления о возможностях тестируемых детей. На рубеже 20-х и 30-х годов по всем этим вопросам в педологии развернулась острая и продуктивная дискуссия. Осознавалось, что для становления науки нужен глубокий теоретический анализ, что к применению тестов надо относиться осторожно, но не отбрасывать их вовсе.
Поток обвинений и клеветы после постановления ЦК обрушился на педологию. Полностью были ликвидированы все педологические учреждения и факультеты, как, впрочем, и сама эта специальность. Последовали исключения из партии, увольнения с работы, аресты, “покаяния” на всевозможных собраниях. Только за шесть месяцев после принятия постановления было опубликовано свыше 100 брошюр и статей, громивших “лжеученых”.
Июльское постановление “выплеснуло с водой” и предмет внимания псевдоученых - ребенка.
Особенно тяжелые последствия имели обвинения (так и не снятые за последующие пятьдесят лет историей педагогики) в том, что педология якобы всегда признавала для судьбы ребенка “фатальную роль” наследственности и “неизменной” среды (откуда в постановлении ЦК ВКП(б) возникло это слово “неизменная”, так и не выяснено). А потому педологам приписывали, по шаблонам того времени, пособничество расизму, дискриминацию детей пролетариев, чья наследственность будто бы отягощена, согласно “главному закону педологии”, фактом эксплуатации их родителей капиталистами.
На самом деле ведущие педологи уже с начала 30-х годов подчеркивали, что социальное (среда обитания) и биологическое (наследственность) диалектически неразрывны. “Нельзя представить себе влияние среды как внешнее наслоение, из-под которого можно вышелушить внутреннее неизменное биологическое ядро”, - говорилось в учебнике Педология под редакцией А.Б. Залкинда (1934).
Подоплека этого главного обвинения легко распознается: “советский человек” - это же новая особь, рожденная усилиями коммунистических идеологов. Он должен быть “чистой доской”, на которой можно писать все, что угодно.
Не менее тяжелыми результатами обернулось обвинение в фатализации среды существования ребенка. В этом отчетливо видны политические мотивы. Активно развернутое педологами изучение среды, в которой росли и развивались дети, было опасно и чревато нежелательными выводами. В 1932-1933 годах в ряде районов страны разразился голод, миллионы людей бедствовали, с жильем в городах было крайне трудно, поднималась волна репрессий... В таких обстоятельствах партийное руководство не считало возможным допустить объективное исследование среды и ее влияния на развитие детей. Кто мог позволить согласиться с выводом педолога, что деревенский ребенок отстает в учебе, потому что недоедает?
Отсюда следовал единственный вывод: если школьник не справляется с требованиями программы, то тому виной лишь учитель. Ни условия жизни в семье ученика, ни индивидуальные особенности, хотя бы и умственная отсталость или временные задержки развития, во внимание не принимались. Учитель отвечал за все.
Прямые и косвенные последствия разгрома педологии Уничтожение педологии как феномен регрессирования науки в эпоху сталинизма получило значительный резонанс и отозвалось тяжелыми осложнениями и торможением развития ряда смежных областей знания и прежде всего во всех отраслях психологии, в педагогике, психодиагностике и других сферах науки и практики.
Обвинение в “протаскивании педологии” нависало над психологами, педагогами, врачами и другими специалистами, зачастую никогда не связанными с “лженаукой”. Типична и показательна в этом отношении судьба учебников по психологии.
Так, в одном фактически директивном материале, опубликованном в виде брошюры влиятельным функционером, работавшим в это время в аппарате ЦК ВКП(б), по поводу преподавания психологии сказано: “Если не вызывает больших сомнений вопрос о необходимости вооружения учителей знаниями по анатомии и физиологии, в особенности в отношении ребенка, то совершенно неразработанным является вопрос, каким же должен быть в нашей, советской педагогической школе курс психологии. Возможная опасность здесь заключается в том, что представители психологической науки, после разоблачения и ликвидации псевдонауки педологии и ее носителей - педологов, могут проявить большое желание объявить свою “монополию” на изучение ребенка. Такой монополии на изучение ребенка мы не можем допустить ни со стороны психологии, ни со стороны представителей других наук (анатомии, физиологии и т.д.), изучающих детей. Некоторые профессора психологии не прочь сейчас выступить с "прожектами" преподавания в педагогических учебных заведениях вместо педологии таких отдельных курсов, как "детская психология", "педагогическая психология", "школьная психология" и т.д. и т.п. По нашему мнению, сейчас не имеется никакой необходимости заниматься разработкой каких-то "новых" особых курсов, которые заменили бы прежнюю "универсальную" науку о детях - педологию... Создавать... новые, какие-то "особые" курсы детской психологии, педагогической психологии, школьной психологии и т.д. означало бы идти назад путем восстановления педологии - только под иным названием”.
Предупреждение было недвусмысленным и по тем временам чреватым тяжкими последствиями - психология оказалась кастрированной, в учебниках для педвузов тех лет авторы явно стремятся не допустить проникновения в умы будущих учителей “детской”, “педагогической”, “школьной” психологии, чтобы убежать от обвинения в попытках “восстановить” педологию. Студенты педвуза получали еще очень долго выхолощенные психологические знания. Обвинения в педологических ошибках постоянно нависали над психологами. Учебные курсы, программы и учебники по детской и педагогической психологии педвузы получили только через 35 лет.
Несмотря на содержащееся в постановлении указание на необходимость создать “марксистскую науку о детях”, так и не была разработана теоретическая платформа, которая могла бы обеспечить интегрирование знаний о ребенке, добываемых возрастной психологией, возрастной физиологией, социологией и этнографией детства, педиатрией и детской психопатологией. До сих пор не обеспечен системный подход к развивающемуся человеческому организму и личности. Длившийся столь долго перерыв в становлении науки о детях, даже если она на первых порах была весьма несовершенной, является немаловажным обстоятельством, и по сей день приходится преодолевать его негативные последствия.
После разгрома педологии должна была быть “восстановлена в правах педагогика”. Однако, победив педологию, педагогика одержала “пиррову победу”. Она не сумела воспользоваться полученными правами. Не в педологобоязни ли кроется одна из причин обвинения педагогики на протяжении многих лет в ее “бездетности”, в тенденции видеть в ребенке всего лишь точку приложения сил - не то мальчика, не то девочку, а не думающего, радующегося и страдающего человека, развивающуюся личность, с которой надо сотрудничать, а не только лишь поучать ее, требовать и муштровать?
Педагогика, покончив с педологией, выплеснула вместе с педологической водой и ребенка, которым та, когда плохо, а когда и хорошо, но направленно начала заниматься!
Опасения по поводу возможных обвинений в попытках реставрации педологических извращений долгое время сдерживали развитие детской и педагогической психологии не только непосредственно после
Изучение того, что есть ребенок, все более заменялось декларированием того, каким он должен быть. В результате складывалось положение (и сейчас препятствующее решению многих практических педагогических задач), при котором представление о том, каким должен быть ребенок, превращается в утверждение, что таков он и есть. Установки, идущие от плохо знавшей реального ребенка или подростка педагогики воспитания, в настоящее время начинают преодолеваться, но долгое время они были господствующими. Реальные достижения психологов, а их отрицать невозможно, возникали не благодаря, а вопреки разгрому педологии.
Имелись серьезные основания для критики ошибок педологии, выразившихся в широкой практике тестирования в школе. В самом деле, в результате недостатков диагностических тестов при их применении на практике ребенок, нередко без должных оснований, зачисляется в разряд умственно отсталых. В последующие годы, очевидно во многом под влиянием опасений воспроизвести “педологические заблуждения”, разработка психологической диагностики была надолго прервана. Несмотря на то, что критика тех лет была направлена против тестов, “выявлявших коэффициент умственного развития” (тесты интеллекта), идиосинкразия к тестам вообще стала препятствием в разработке так называемых тестов достижений, с помощью которых можно было выявлять реальный уровень обученности школьников, сравнивать эффективность различных форм и методов обучения. Надолго установилось недоверие к “личностным тестам”, различным опросникам и “проективным методикам”, которые строились на иных принципах, чем тесты интеллекта. Только в последние годы началась работа по созданию психологической диагностики, валидизации и стандартизации тестов, адаптации зарубежных методик к нашим условиям.
Драматические последствия разгрома педологии сказались на судьбах всей прикладной психологии в СССР, интенсивно развивавшейся в 20-е годы и оказавшейся пресеченной в середине 30-х годов, в период ликвидации еще одной “псевдонауки”, в роли которой на этот раз выступила психотехника -особая ветвь психологии, видевшая свою задачу в осуществлении практических целей психологическими средствами, в использовании на производстве законов человеческого поведения (“субъективного фактора”) для целесообразного воздействия на человека и регулирования его поведения.
Психотехника возникла в начале XX века и получила теоретическое оформление в работах В.Штерна, Г. Мюнстерберга и других психологов-эксперименталистов. Ее основная задача заключалась в разработке основ профотбора и профконсультации, изучении утомления и усталости в процессе труда, закономерностей формирования навыков в упражнении, приспособлении человека к машине и машины к человеку, тренировке психических функций при подготовке рабочей силы и т.д.
В 20-е годы и в первой половине 30-х годов психотехника получила значительное развитие в СССР.
Психотехники в целом правильно понимали пути развития своей науки и ее основную проблематику. Анализ проблематики психологии труда и ее конкретных научных решений свидетельствует, что во второй половине 20-х первой половине 30-х годов психотехники внесли немалый вклад в практику. Этот вклад обещал и мог быть большим, если бы в середине 30-х годов директивно не прекратилась разработка психотехнических проблем. Все это привело к замораживанию на весьма длительный период всей проблематики психологии труда и к изъятию из потребления самого слова “психотехника”. Ликвидация психотехники произошла во второй половине 30-х годов. Немаловажным обстоятельством было то, что И.Н. Шпильрейн (руководитель психотехнического движения) подвергся незаконной репрессии. Свертывалось и преподавание психотехники в вузах. Отрицательное отношение к психотехнике, которая именуется с той поры “так называемой психотехникой”, а то и “псевдонаукой”, еще более усиливается в период повсеместно развернувшейся разносной критики педологии. Усматривая в психотехнике общее с педологией (в связи с использованием тестов), “критики” перечеркивали все достижения психотехнического движения и шли на ликвидацию всей проблематики психологии труда.
25-летний перерыв в развитии психологии труда отрицательно повлиял на общее состояние психологии, с отдаленными последствиями которого она сталкивается и по сей день. Не разрабатывалась многие годы (во всяком случае, до 60-х годов) важнейшая проблематика инженерной психологии; между тем, к примеру, психологические проблемы предотвращения аварийности на производстве в эпоху атомных электростанций и ракетной техники являются кардинальными в психологической практике из-за возможных (а как известно, и реальных) трагических катастроф в государственном масштабе. Главные потерн, которые понесла психология в результате уничтожения психотехники (как и педологии), связаны с тем, что она на многие годы перестала ориентироваться на развитие прикладных проблем, подготовку для этого кадров, уходила от насущных нужд практики, замыкалась в рамках “чистой теории”, тем самым все более отодвигаясь на задний план научно-технического прогресса.
Переломы в развитии науки в 30-50-е годы В развитии общественных и естественных наук можно выделить критические точки развития или же деградации, выявив векторы, определившие дальн-ейшее движение мысли ученых.
Если обратиться к истории общественной мысли и науки в нашей стране в 30-50-е годы, то в ней легко обнаружить критические временные точки, выступающие в качестве аналога года “великого перелома” в СССР, которым, как известно, был объявлен 1929 г. Для философии в этой роли выступил 1931 г. -дата опубликования постановления ЦК ВКП(б) “О журнале "Под знаменем марксизма"”, после чего философская мысль от рекомендованного в
На сессии были сделаны два главных доклада. С ними выступили верные павловцы К.М. Быков и А.Г. Иванов-Смоленский.
Таким образом, два человека оказались во главе целого куста наук: физиологии, психологии, психиатрии, неврологии, дефектологии да и вообще всей медицины. Происходили трагические события (увольнения антипавловцев, глумление, вынужденные покаяния, инфаркты).
Сессия с самого начала приобрела антипсихологический характер. Идея, согласно которой психология должна быть заменена физиологией высшей нервной деятельности, а стало быть ликвидирована, в это время не только носилась в воздухе, но и уже материализовалась... Особо подчеркивалось, что психология не отвечает принципам диалектического материализма. Что означало в те времена отлучение науки от диалектического материализма? Тогда всем было ясно, какие могли быть после этого сделаны далеко идущие «орг-выводы».
На сессии психологи отстаивали свое право на существование, которое оказалось под смертельной угрозой. При этом они вынуждены были прибегнуть к тому, что может быть названо “тактикой выживания”. Она не сулила каких-либо побед, но во всяком случае могла предотвратить окончательное поражение науки - ее полную ликвидацию.
Под угрозой оказывалось само существование предмета психологии как самостоятельной науки, а не сателлита физиологии внешней нервной деятельности.
Если бы в резолюции съезда было сказано, что психология не имеет своего предмета, то это означало бы ее уничтожение. -Такого рода опыт уже был - уничтожены педология, психотехника, генетика, психосоматика. Поэтому основной пафос и смысл выступлений психологов на съезде - отстаивание предмета своей науки, причем любыми способами.
Между тем, полное искоренение психологии, по всей вероятности, в этот период не предполагалось. Скорее всего, построение психологии сталинской эпохи намечалось как продолжение гимназического курса психологии. Последнее ограничивало ее развитие, но не уничтожило полностью. Сколько-нибудь серьезное изучение личности человека, его духовного мира, межиндивидуальных взаимодействий и т.д. полностью исключалось.
Отрицать, что люди в чем-то различаются, было все-таки нелепо. После павловской сессии такой предмет исследования был найден - это индивидуальные психофизиологические свойства нервной системы человека: сила, уравновешенность и подвижность нервных процессов, и к их изучению надолго свелась вся психология личности.
Отправляясь от работ И.П. Павлова о типах внешней нервной деятельности, Б.М. Теплов и его ученик и сотрудник В.Д. Небылицын сделали попытку углубить понимание природы темперамента. Психофизиологические свойства нервной системы проявляются прежде всего в особенностях темперамента: скорости, интенсивности, темпе психических процессов и состояний. Изучение темперамента - задача, безусловно, достойная, ее решение занимает ученых со времен Гиппократа и Галена, но для периода “павловской” сессии она оказалась и достаточно удобной, не нарушающей “законопослушание” ученых, так как темперамент не характеризует содержательную сторону личности (ее мотивы, ценностные ориентации, сомнения, веру и неверие и т.п.), не выявляет бедность или богатство душевной жизни человека. Душа человека оставалась забытой на обочине дороги, по которой двинулись многочисленные исследователи.
С течением времени удельный вес психо-физиологических исследований существенно снизился, но принципы изучения личности, сложившиеся в предшествующий период, еще долго сохраняли свою инерцию.
Административный произвол лишал науку творческого начала. Однако психология при всех потерях выстояла, вышла из анабиоза, в 60-70-е годы она даже понемногу начала набирать скорость, используя ускорение, которое придало ей осуждение культа личности. В последнее время психология получила новые импульсы для развития. Трудное прошлое -хороший учитель. Психологи не забывают его уроки.
На протяжении долгого времени сохранялся миф о якобы благотворном влиянии “павловской” сессии на развитие психологической науки. Историю психологии, как и предлагал К.М.Быков, делили всего лишь на два периода: “допавловский” (до
Вынужденное следование “компетентным” рекомендациям павловской сессии предельно сузило рамки психологического исследования, сводя их, главным образом, к единственно разрешенной проблематике - “психика и мозг”. И хотя некоторые психологи (к примеру, А.Р. Лурия, Б.М. Теплов, В.Д. Небылицын и другие) и в самом деле обогатили психофизиологию значительными работами, основная масса психологов занималась наполнением своих сочинений к месту и не к месту ссылками на Павлова.
Таким образом, было полностью блокировано и с трудом в дальнейшем восстановлено развитие социальной психологи и психологии личности как социального системного качества индивида. Углубленное изучение личности в ее связях с окружающим миром, его экономическими и политическими проблемами представляло серьезную опасность существующей системе и поэтому исключалось из научного обихода фактически до середины 60-х годов.
Вместе с тем, полностью исключить проблему человека и его особенностей уже было невозможно. Необходимо было произвести такой поворот в исследованиях, который не исключал бы личности человека из круга задач психологии и в то же время мог позволить обойти все острые углы ее рассмотрения, связанные с обращением к представленности человека в социальном окружении.
РОССИЙСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ: ДЕИДЕОЛОГИЗАЦИЯ НАУКИ
Ни в одной стране за пределами так называемого социалистического лагеря развитие науки не находилось в такой зависимости от изменений в политической жизни общества, как это происходило в государствах, подверженных влиянию большевистской идеологии. В первую очередь это относится к России. Понятно, что те изменения в экономике и политике, которые произошли в новых условиях, существенно сказались на общей ситуации в российской науке вообще и на обществоведческих науках в частности. Это обстоятельство в полной мере касается психологии. Тоталитарное государство было заинтересовано в существовании лишь такой науки, которая отказывается от анализа психологии человека, чтобы тем самым не привлекать внимание к реальному состоянию дел в общественной жизни. Во второй половине 80-х годов в российской психологии начинают давать о себе знать новые подходы и тенденции, свидетельствующие о начале коренной ломки привычных стереотипов. Эти изменения определяют судьбу науки в новых социально-экономических условиях.
Официальной идеологической базой психологии советского периода был марксизм-ленинизм. Отход психологии от этих, казавшихся незыблемыми и несокрушимыми позиций, при всей его неизбежности и радикальности не имел революционного характера и был, скорее, эволюционным движением, которое за истекшее десятилетие привело к необратимым изменениям в содержании и структуре научного знания.
Сравнительно легко и безболезненно прошло освобождение от традиционной марксистской атрибутики, которая пронизывала все выходившие из печати психологические книги и статьи на протяжении пятидесяти-шестидесяти лет. Ни одна монография, ни один вузовский учебник не мог быть опубликован без обязательного набора цитат и ссылок. Все эти дежурные клише имели значение ритуальной защиты от цензурного контроля. Преодолеть начетнические штампы не представляло труда в связи с тем, что при их исключении из текста серьезных содержательных изменений в нем не происходило. Когда необходимость в подобной страховке отпала, подобные цитаты и ссылки оказались попросту лишними.
Несопоставимо большие трудности были связаны с постепенным изменением традиционных воззрений психологического сообщества, которые десятилетиями формировались с опорой на убежденность в том, что единственно верной, правильной и надежной основой плодотворного развития психологической науки является марксизм. Эта убежденность имеет свои исторические корни. В период становления психологии в советской России важнейшей задачей считалось создание методологических основ конкретных психологических исследований, адекватных как логике науки, так и социальным потребностям. В этой ситуации прежней интроспективной психологии противостояли концепции, претендовавшие на детерминистское объяснение поведения, по существу же являвшиеся механистическими.
Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что многие диалектические идеи, идущие от Гегеля и Маркса, были конструктивным началом разработок, к примеру, психологии развития, основ детской и педагогической психологии и других разделов и отраслей науки.
Ошибка психологов в годы советской власти была не в том, что они обращались к трудам Маркса и Энгельса, а в том, что они видели в этих трудах единственный источник философской мысли, все определяющий в психологической методологии и теории. Такой подход предельно сужал философские основы психологии, вынуждал игнорировать все, что не получало подтверждения в трудах классиков марксизма. Это закрывало весь спектр философских учений, которые могли способствовать развитию психологической мысли.
Следует иметь в виду, что при всей оправданности и необходимости развернувшейся в настоящее время деидеологизации психологии, были бы ошибочными попытки сбросить Маркса “с парохода сов-ременности”, отказаться от обращения к его трудам только на том основании, что коммунистическое руководство превращало его в икону, а его работы в некий “Новый завет”. Маркс - один из выдающихся мыслителей XIX века, и не его вина, что в XX столетии он был канонизирован догматиками, оказавшимися у власти.
В настоящее время деидеологизация науки сняла ограничения с творческой мысли психологов. Однако нельзя рассчитывать на то, что это обстоятельство само по себе обеспечит формирование теоретической базы для развития психологической науки. Деидеологизация необходимое, но еще недостаточное для этого условие, оно только начало перестройки психологии и отнюдь не ее завершение.
Реконструкция историографии российской психологии Прямым следствием деидеологизации психологии стала реконструкция ее историографин. Произошла переоценка тех характетистик психологических теорий и взглядов ученых, которые нашли в недавнем прошлом отражение в трудах историков науки.
Можно указать на некоторые специфические особенности реконструкции историографии в последние годы. Идеологически заданная дихотомия на протяжении многих лет вынуждала историка науки весь массив психологических учений и научную деятельность психологов разнести по двум философским “ведомствам” - материализму и идеализму. Далее все то, что было отнесено к идеализму, глобально характеризовалось как “реакционное”, “консервативное”, не говоря уже об использовании более беспощадных эпитетов явно ругательного свойства. Несколько по-иному обстояло дело с материализмом. Если труды и взгляды ученого оказались отнесенными к механистическому материализму, то это отчасти выступало в роли своего рода индульгенции, позволявшей приступить к изложению его воззрений, разумеется, при заведомо критическом их рассмотрении. Это, к примеру, характерно для оценки работ В.М.Бехтерева. Что касается трудов, которые были воплощением идей диалектического и исторического материализма, то они заведомо приобретали “знак качества”. Таким образом, картина исторического развития науки предельно упрощалась и обеднялась, содержательный анализ подменялся наклеиванием идеологических ярлыков.
Негативные результаты подобного разведения по двум “враждующим лагерям” не только лишали возможности обратиться к трудам и деятельности ученых, заклейменных печатью идеализма (С.Л. Франка, Н.А. Бердяева, Г.Г. Шпета и Других), но создавало труднопреодолимые препятствия при анализе работ многих психологов, чье научное творчество не поддавалось попыткам втиснуть его в дихотомическую схему. Это относится к оценке трудов Н.Н. Ланге, А.Ф. Лазурского, М.М. Рубинштейна и многих других.
Реконструкция историографии российской психологии вместе с тем предполагает включение в сферу исследований углубленное рассмотрение трудов Л.С. Выготского, В.А. Вагнера, Н.А. Бернштейна, П.П. Блонского, Н.Н. Ланге, Г.И. Челпанова, В.С. Соловьева, М.М. Рубинштейна и других ученых. Пока это выполняется лишь в отношении Л.С. Выготского, который оказался в центре внимания как российских, так и зарубежных ученых. Возвращение в историю психологии многих несправедливо забытых имен - задача, которая в настоящее время приобретает приоритетный характер.
Интеграция в мировое сообщество Если до начала 30-х годов все еще сохранялись контакты российских психологов с их зарубежными коллегами, то сразу психологов же после года “великого перелома” (1929) эти связи стали очень быстро истончаться. “Железный занавес” опустился в середине 30-х, наглухо закрыв возможность включения трудов психологов, физиологов, социологов в контекст развития мировой науки. В работе Международного психологического конгресса в Нью-Хэвоне (1929) принимала участие немногочисленная, но представительная делегация из СССР (И.П.Павлов, А.Р. Лурия, И. Н. Шпильрейн, С. Г. Геллерштейн, И. С. Бериташвили, В. М. Боровский). Это был последний “массовый” выезд советских психологов на международный психологический форум. На протяжении последующих десятилетий психология в России стала невыездной. За этот достаточно длительный период она не только оказалась полностью отрезанной от общего потока научной мысли, но и подвергалась гонениям за малейшие попытки обратиться к иностранным источникам, литературе, концепциям, зарубежному опыту. Изоляционизм приобрел особо жесткие черты на рубеже 40-х и 50-х годов в период разоблачительных кампаний против “безродного космополитизма”, “преклонения перед иностранщиной”, “антипатриотизма” и др. Только в
Кульминационным пунктом в этом процессе явилось проведение в Москве в
Таким образом, могло сложиться впечатление, что сдвиги в сфере взаимодействия с мировым психологическим сообществом обрели принципиально новый характер. Однако это утверждение не будет в должной мере точным.
Только со второй половины 80-х годов оказался возможным кардинальный поворот, снявший идеологическое табу, столько лет перекрывавшее путь к включению отечественной психологии в общий поток мировой психологической науки.
Основная тенденция, которая в этом отношении характеризует конец XX столетия в российской психологии, - это отказ от противопоставления ее зарубежной психологической науке. Отказ от аксиоматического утверждения, что “советская, марксистская психология единственно верное и перспективное направление для развития науки”, привел к изменению ситуации в международных связях российских психологов. Если в недавнем прошлом практически вся зарубежная психология квалифицировалась как буржуазная наука, а иной раз как “служанка империализма”, то теперь эта контраверза “советская-буржуазная” полностью вышла из употребления.
Департизация управления в сфере науки Развитие психологии в годы советской власти жестко определял- ось руководящей ролью коммунистической партии. Ее вмешательство в жизнь научного сообщества началось с конца 20-х годов и приобрело Характер абсолютного диктата к 40-м годам. Отдел науки ЦК отслеживал все отклонения от “генеральной линии партии”, которые обнаруживались или мерещились ему в социальной сфере. Приоритеты в области не только общественных, но и естественных наук, как это было показано выше, определялись специальными постановлениями ЦК. Он же мог объявить любое научное направление, любую отрасль знания “реакционным”, “враждебным интересам рабочего класса”, “лженаукой”. Это в полной мере сказалось на судьбе психологии в СССР. Она не менее двух десятилетий находилась под дамокловым мечом возможной полной или частичной ликвидации.
Партийные чиновники среднего уровня определяли судьбу каждого научного учреждения. Именно они, а не официальные руководители этих учреждений и организаций решали все вопросы в сфере управления наукой: партаппарат диктовал. кого назначить, а кого снять с должности директора научно-исследовательского института, кого послать на конференцию за рубеж, а кого лишить навсегда права выезда, кому быть редактором журнала, какую книгу отметить премией, а какую подвергнуть уничтожающей критике: “Кому быть живым и хвалимым, кто должен быть мертв и хулим, известно у нас подхалимам влиятельным только одним” (Б. Пастернак).
Социальная востребованность психологии В годы советской власти психология развивалась преимущественно как академическая наука. Такой характер имела деятельность основных психологических учреждений. Достаточно сказать, что до начала 70-х годов именно таким являлся единственный в России Психологический институт (основанный в 1914 г. Г.И. Челпановым). И хотя в этом институте и других научных учреждениях были получены существенно важные результаты, практикой они учитывались весьма слабо.
В большей или меньшей степени они оставались невостребованными в связи с тем, что психология не входила в круг наук, без которых в те времена не могли развиваться общество и государство. Более того, исследования мышления, к примеру, завершались или, точнее, обрывались, когда психолог должен был перейти от характеристики механизмов мыслительных процессов к их содержанию, как это, например, и произошло в отношении проблематики менталитета. Функционализм при анализе психики человека, не допускавший перехода к интегральным характеристикам его личности. закрывал дорогу психологии, не допуская ее участия в решении задач, которого ожидали от нее другие области науки. ориентированные на практику.
Изменения, произошедшие в психологии на рубеже 80-90-х годов, в качестве своего прямого последствия имели обращение ее к социальной практике. У психологов исчезли опасения, что правда, которую заключают в себе их изыскания, не понравится власть предержащим. Более того, от психологии ожидают, и не без оснований, что она способна предложить ориентиры для социальной практики, открыть то, что недоступно другим отраслям знаний. К концу XX века в России психология становится востребованной наукой, с большим или меньшим успехом отвечающей вызову времени.
В подтверждение этого положения могут быть использованы прямые ссылки на конкретные факты. За несколько последних лет резко увеличилось число учреждений, в которых представлена прикладная психологическая проблематика. Издаются многие новые журналы, в которых освещаются результаты практико-ориентированных исследований. При существенном сокращении диссертаций, защищаемых по проблематике общей психологии (что само по себе не является отрадным обстоятельством), во много раз увеличился поток диссертационных работ, посвященных проблемам педагогической, инже-нерной, военной, судебной и другим прикладным отраслям психологии.
Следует особо выделить востребованность психологии в сфере образования. Уже одно появление психологической службы в школе и повсеместное включение психологов в работу образовательного учреждения свидетельствует о новом этапе распространения ее влияния на все формы педагогической деятельности. Многообразие типов учебно-воспитательных учреждений, присущее новому времени, диктовало необходимость психологического обоснования работы в этих раз-•нохарактерных образовательных системах.
Так, к примеру, в Москве школьная психо-логическая служба насчитывает около 1000 сотрудников. За короткое время во много раз увеличилось число специалистов в области психологии. Если к началу 80-х годов в России было 6-7 тысяч, то ныне - 25-30 тысяч. Этому способствовала работа свыше 100 психологических факультетов в различных по учебному профилю вузах.
Психологи работают не только в сфере образования, но и в воинских подразделениях, в учреждениях правоохранительной системы, на промышленных предприятиях, в торговле, в семейных консультациях, в медицине, на транспорте, в авиации и космосе и т.д. Перспективы дальнейшего развития психологической науки и практики в России представляются очевидными в ходе социально-экономических реформ.
КАТЕГОРИИ ПСИХОЛОГИИ. АКТИВНОСТЬ
Всеобщей характеристикой жизни является активность -деятельное состояние живых организмов как условие их существования в мире. Активное существо не просто пребывает в движении. Оно содержит в себе источник своего собственного движения, и этот источник воспроизводится в ходе самого движения. Речь при этом может идти о восстановлении энергии, структуры, свойств, функций живого существа, его места в мире, вообще говоря, о воспроизведении любых измерений его жизни, если только они рассматриваются как существенные и неотъемлемые. Имея в виду это особое качество - способность к самодвижению, в ходе которого живое существо воспроизводит себя, - говорят, что оно есть субъект активности. Быть субъектом значит воспроизводить себя, быть причиной своего существования в мире.
Активность как деятельное состояние субъекта детерминирована изнутри, со стороны его отношения к миру, и реализуется во вне - в процессах поведения.
Имея в виду человека как субъекта активности, рассмотрим ее внутренние и внешние характеристики.
ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Говоря об активности человека, исследователи обычно подразумевают возможность ответа на следующие основные вопросы: если кто-то проявляет активность, то в чьих интересах и ради чего? Активность - в каком направлении? Каким образом, посредством каких психологических механизмов реализуется активность? Первый вопрос - о мотивационной основе активности. Второй - о ее целевой основе. Третий - об инструментальной основе активности.
Мотивационная основа в активности Как уже было отмечено, живое существо, будучи активным, вос- производит свои жизненные отношения с миром. Это, свою очередь, означает, что оно заключает в себе внутренний образ этих отношений, а они, - если иметь в виду человеческого индивида, - весьма многообразны: откликаться на нужды других людей, веруя, чувствовать в себе присутствие Бога, ощущать себя частью Природы и др. Все это - многообразные формы субъектности человека, как говорят, разные грани его Я. Вполне правомерно считать Я человека множественным.
Во-первых, субъект активности представляет “индивидуальме Я” человека. То, что человек совершает, коренится, как полагает он сам, в его собственных интересах и нуждах: “Я поступаю так, потому что именно Я хочу этого”, “Я делаю это для себя самого” и т.п. Сказанное, конечно, не означает, что человек действует непременно эгоистически, так как действия могут не противоречить и даже соответствовать интересам других людей.
Может возникнуть вопрос: всегда ли, когда человек говорит “Я”, он имеет в виду свои личные интересы, ожидания, нужды? Положительный ответ как бы подразумевается. Однако, если осуществить более тщательный анализ, может выясниться, что подлинным субъектом его активности выступает не он сам, а нечто в нем самом, что на поверку оказывается интересами и ожиданиями другого человека, который выступает истинным субъектом его активности. К примеру, абитуриент, поступающий в вуз, возможно, объясняет окружающим и себе самому, что его выбор сугубо самостоятелен и не зависит от каких-либо сторонних влияний. Проходит время - наступает разочарование. Он вынужден признаться, что выбор профессии был продиктован родителями или друзьями. При этом указания других людей не были осознаны им как “директивы”. За этим признанием - критическая работа сознания, направленная на отделение “голоса” других людей от его собственного.
Во-вторых, субъект активности - это “Я другого во мне”, когда присутствие другого ощутимо и может переживаться как своего рода вторжение в мой внутренний мир. Такой пример с абитуриентом, поступающим в вуз, мы только что рассмотрели. Вместе с тем возможны ситуации, когда интересы Другого вполне совместимы с собственными интересами человека. “Я другого во мне”, следовательно, не означает непременно жертвенности, самоотречения. Последнее отмечается лишь тогда, когда интересы другого ставятся выше собственных.
В-третьих, субъект активности таков, что он не отождествим ни с кем из людей конкретно - надындивидуален. Но в то же время он имеет отношение к каждому, выражая собой то, что должно быть свойственно всем людям, - “человеческое в человеке”: совесть, разум, добро, честь, красоту, свободу. Когда активность человека продиктована этими ценностями, говорят, что ее субъектом является “всеобщее Я” в человеке. Индивидуальное Я здесь слито с “Я другого (других)”.
Для пояснения обратимся к одному парадоксу из истории философской мысли - так называемой “теории разумного эгоизма”. В соответствии с нею даже самые, казалось бы, бескорыстные и благородные поступки могут быть объяснены эгоистическими побуждениями человека. Так, любовь и забота матери о ее ребенке объясняется эгоистическим стремлением заслужить уважение к себе как к матери, надеждой на ответное чувство или заботу о ней в будущем и т.п. В чем ограниченность этого подхода с точки зрения введенного различения между “индивидуальным Я”, “всеобщим Я” и “Я другого во мне”? В тот момент, когда мать действует в пользу своего ребенка, даже претерпевая лишения, она не осознает различия между своими интересами и интересами ребенка; она действует от имени “всеобщего Я”, в котором выражено ее единство с ребенком. Однако как только она сама или кто-то другой начинают анализировать совершенный поступок, источник поведения невольно усматривается исключительно в ее “индивидуальном Я”, которому противопоставляется при этом “Я другого”. Реальные основания ее поведения отражаются в сознании искаженно, рассуждение разрывает единство, присущее первоистокам активности. Теория разумного эгоизма оказывается ограниченной в результате неумения различать дорефлексивные основания активности человека и ее мотивировки, выраженные в последующей рефлексии.
В-четвертых, субъект активности безличен и отождествляется с природным телом индивида (“не Я”): он погружается при этом в стихию природного. В психоаналитических концепциях это активное начало обозначают термином “Оно” (З.Фрейд) и рассматривают как средоточие сил любви (инстинкт продолжения рода) и смерти (инстинкт разрушения, агрессии). “Не Я”, однако, при таком взгляде не исчерпывается сугубо биологическими побуждениями: творчество, альтруизм и даже религиозные устремления иногда рассматривают как проявления чисто природного начала.
Понимание мотивационных основ активности не огранивается обращенностью к различным интерпретациям субъектности человека как деятеля в четырех его ипостасях: “индивидуальное Я”, “Я другого во мне”, “всеобщее Я”, “не Я”. Необходим анализ потребностей, которые удовлетворяет субъект, действуя в мире.
Потребности Переходя от вопроса о том, в чьих интересах разворачивается активность человека, к вопросу ради чего она выполняется, обращаются к категории “потребность”. Потребность - это состояние живого существа, выражающее его зависимость от конкретных условий существования и выступающее источником его активности. Например, состояние нужды, нехватки, отсутствия чего-либо значимого для существования индивида, выступают как интерес, устремленность, энергия действования. Момент зависимости, представленный в потребности, фиксируют термином “потребностное состояние” (А.Н.Леонтьев), имея в виду, что индивид выступает здесь, скорее, как пассивное, “страдающее” существо. Активный же момент потребности заключен в устремлениях индивида(оборотная сторона состояния зависимости). Таково движение перехода потребностного состояния в потребное для индивида состояние; имея в виду этот необходимый для его существования переход, и говорят о мотивах активности, которые мы уже рассмотрели выше.
К человеческим потребностям относятся его витальные нужды и устремления (от “vita” - жизнь): необходимость в пище, воде, во сне, телесных контактах, чувстве безопасности, продолжении рода и т.п.; социальные интересы: необходимость принадлежать группе других людей, вступать в эмоциональные контакты, обладать определенным статусом, лидировать или подчиняться и т.п.; и, наконец, экзистенциальные побуждения: быть субъектом собственной жизни”, творить, чувствовать самоидентичность, подлинность своего бытия, рост и т.п.
Целевая основа активности Процесс удовлетворения потребностей субъекта предполагает достижение им тех или иных целей. В русском языке слово “цель” фигурирует в двух основных значениях: 1) мишень; 2) то, к чему стремятся, что намечено достигнуть, предел, намерение, которое должно быть осуществлено. Именно во втором значении слово “цель” употребляется в психологии.
Цель деятельности есть предвосхищение ее результата, образ возможного как прообраз действительного. Важно различать цели и мотивы активности человека. В мотивах, так же как и в целях, предвосхищено возможное будущее. Но оно соотносится с самим субъектом; в мотивах как бы записано, чем является активность для субъекта, что должно произойти с ним самим. Цели активности ориентированы вовне, в них предвосхищен результат, который должен существовать объективно - будь то художественное полотно, выточенная деталь, доказанная теорема, организационное решение или что-то подобное. Цели, воплощаясь в продуктах активности, не теряют при этом своей принадлежности к миру субъекта: они субъективны по форме, но объективны по своему содержанию. В то время как в мотивах идеально представлен сам субъект, в целях активности представлен ее объект, а именно что должно быть произведено, чтобы мотивы активности были реализованы. В отличие от мотивов, цели человеческой активности всегда сознаваемы. Цель есть предвосхищаемый в сознании результат, доступный пониманию самого субъекта, а также - других людей. Мотивы же - это достояние прежде всего самого субъекта, они могут быть представлены уникальными и глубинными его переживаниями, далеко не всегда находящими отклик и понимание у кого-либо еще.
Следует различать конечную цель и промежуточные цели. Достижение конечной цели равнозначно удовлетворению потребности. Иногда осуществление этой цели совершается в идеальном плане, а не практически. Это бывает, когда, например, человек включен в коллективную деятельность. Выполняя какую-то часть общего дела, он при этом мысленно прослеживает весь процесс до конца, вплоть до завершающего результата. Даже в том случае, когда некоторые звенья этого процесса ускользают от внимания, все равно в поле зрения оказывается результат общего дела, или, по крайней мере, та его часть, на которую человек претендует заранее.
К промежуточным относятся цели, намечаемые человеком в качестве условия достижения цели конечной. Так, доказательство леммы в математике составляет, несомненно, цель действия; но это еще не конечная, а промежуточная цель; конечную цель образует доказательство теоремы, ради которой лемма доказывалась. Еще примеры: художник, делая эскизы будущей картины, преследует промежуточную цель; парашютист, готовясь к прыжку, тщательно укладывает парашют, в ходе чего достигает ряд промежуточных целей, в то время как его конечная цель это сам прыжок и т.п.
Рассматривая сложные виды деятельности, можно заметить, что достижение конечной цели опосредствуется многими промежуточными, причем в первую очередь выдвигаются конечные цели, а в последнюю очередь - те, которые должны быть достигнуты в первую очередь. Искусство построения деятельности и определяется во многом способностью человека в мысли идти от конечных к первоочередным целям, а в действии - в противоположном направлении: от первоочередных, через цепь промежуточных, к конечным.
Процесс постановки цели обозначается как целеобразование. Особую психологическую проблему образует рождение новой цели, начинающей ряд промежуточных. Такие цели называют “надситуативными”, возвышающимися над исходными требованиями ситуации. Предлагая испытуемому ряд однотипных задач, можно видеть, как некоторые участники эксперимента, вместо того чтобы каждый раз снова решать задачу, пытаются найти общий принцип решения, образуя новую цель. Выдвижение новой цели, однако, еще не означает, что формируется новая мотивация деятельности. Речь идет лишь о расширении или углублении целевой перспективы активности при сохранении общей ее направленности.
Ни мотивация деятельности, ни ее цели не могли бы быть воплощены в ее результате, если бы человек не использовал определенные инструменты преобразования ситуации, в которой протекает деятельность.
Инструментальная основа активности Процесс осуществления деятельности предполагает использование человеком определенных средств в виде всевозможных приспособлений, инструментов, орудий. Циркуль, кисть, компьютер, слово, сказанное врачом пациенту или учителем ученику, - все это примеры в широком смысле инструментов активности. Органы человеческого тела также относятся к категории таких средств: в конечном счете, все операции, осуществляемые вовне, связаны с двигательной активностью самого индивида.
Едва ли можно переоценить важность процесса овладения средствами осуществления деятельности. В некоторых психологических концепциях развитие “инструментария” отношения человека к миру отождествляется с процессами социализации - превращением индивида как природного существа в существо социальное. Как бы ни относиться к подобному взгляду, очевидно, что развитие личности немыслимо вне овладения человеком социально выработанными средствами осуществления деятельности.
При использовании тех или иных инструментов человек продуманно или автоматически опирается на имеющиеся у него представления о том, как действовать с ними, применять их. Каждое такое представление может рассматриваться как внутренняя образующая действий, совершаемых во внешнем плане. Совокупность таких внутренних образующих характеризует то, что может быть названо инструментальной основой активности. Другим именем для обозначения инструментальной основы активности является часто используемое в последнее время слово “компетентность”; а это понятие, в свою очередь, в большинстве работ педагогической ориентации раскрывается как знания, умения, навыки.
Знания в этом ряду не сводятся просто к сведениям о мире они выступают здесь в своем функциональном аспекте как предназначенные для чего-то, служащие чему-то. Тот же, по существу, смысл придается термину “функциональная грамотность”, что означает способность людей ориентироваться в системе социальных отношений, действовать по обстоятельствам во всевозможных жизненных ситуациях. Знания как часть инструментальной основы активности тесно взаимосвязаны с навыками.
Навыки - это освоенные до степени автоматизма способы употребления определенных средств деятельности - внешних орудий или органов собственного тела, выступающих проводниками активности. Навыки, проявляясь в действии, характеризуют его как бы изнутри, в виде последовательно извлекаемых из памяти индивида определенных команд, указывающих. что и в каком порядке должно быть сделано для того, чтобы цель действия была достигнута. Чередование этих управляющих воздействий-команд протекает вне поля активного внимания; человек действует, как говорят, машинально. Такие автоматизированные элементы действования встречаются в любой сфере деятельности, ставшей для человека привычной. При всем различии между ними по признаку автоматизированности к навыкам могут быть отнесены шаблонно воспроизводимые операции в трудовой, учебной, бытовой, спортивной, художественной деятельности. Но автоматизации подвергается при этом не вся деятельность, а лишь отдельные ее элементы, некоторые способы употребления средств деятельности. Так, автоматизируется соблюдение орфографических правил, способы написания и соединения букв в слове, но сам процесс письма остается целенаправленным, преднамеренным действием.
На основе знаний и навыков складывается фонд умений человека. К умениям относится освоенная человеком система приемов сознательного построения результативного действия. “Знать” что-либо еще не значит уметь: необходимо владеть способами превращения информации о каком-либо предмете в управляющие воздействия-команды. В отличие от навыков, каждый из которых образован серией автоматически следующих друг за другом команд, обусловленных знаниями человека, умения проявляются в осознанном использовании человеком определенных команд. В результате этих команд нередко извлекаются весьма сложные навыки, комбинация которых ведет к достижению цели. В отличие от навыков, проявляющихся в уже знакомых человеку ситуациях, умениям соответствует более широкий класс ситуаций. Например, человек может проявлять свои умения в новых обстоятельствах деятельности. Адекватность умений обстоятельствам, еще не встречавшимся в опыте, основана на осознанности применения человеком своих знаний и опыта действования. Но из сказанного следует, что грань между тем, что находится в поле умений, и тем, чего не умеет субъект, - размыта. Каждое новое действие, ставя человека перед необходимостью приобретения нового опыта, объективно расширяет круг человеческих умений; опробование своих возможностей вновь расширяет их круг и т.д. Сферу того, что в точности умеет субъект и чего не умеет, очертить невозможно. &том случае, когда человек сам пытается это сделать, т.е. определить грань между доступным и недоступным ему в деятельности, его активность приобретает характер безграничного самосовершенствования. Так рождается Мастер.
Все внутренние образующие активности - ее мотивационная, целевая, инструментальная основы - представляют собой более или менее связное целое. В сочетании с внешними проявлениями активности и ответными воздействиями среды они образуют систему. Так, процессы целеобразования определяются мотивами, а также инструментальными условиями осуществления деятельности. Но верно и обратное. Мотивация зависит от целей и средств их достижения. Справедливость сказанного подтверждается опытом людей, испытывающих, но не осознающих свою потребность в чем-либо, иначе говоря, не видящих той цели, достижение которой равнозначно Для них удовлетворению этой потребности. В этом случае мотив выступает в форме влечения. Появление цели превращает влечение в желание: “я хочу этого!”, и оно существенно отличается от влечения уже тем, что не смешивается с другими переживаниями в данной ситуации, ощущается как импульс к действию и т.п. Наличие средств деятельности придает желанию статус осуществимости: “я волен сделать это!” В некоторых видах деятельности, например побуждаемых мотивом достижения, доступность средств достижения парадоксальным образом снижает ее привлекательность, а в других видах деятельности (например, предпринимательство) гарантированность достижения делает его привлекательным. Очевидно также, что цели, которые избираются человеком, существенно зависят от того, располагает ли человек соответствующими средствами достижения и каковы эти средства. Многообразие связей между мотивационной, целевой и инструментальной образующими активности тщательно исследуется в экспериментальной психологии.
Как уже было отмечено, активность человека не исчерпывается ее внутренними образующими. Наряду с ними выделяются компоненты внешней организации активности, входящие в состав деятельности.
