По мнению А.П. Козлова введение неосторожного соучастия в закон поможет избежать излишних и всегда болезненных терминологических изысканий, найти относительно точную квалификацию тем общественно опасным проявлениям, которые пока остаются за рамками уголовного права[27].
Таким образом, анализ научной литературы позволяет заключить: российское уголовное законодательство стремилось и стремится совершенствовать общее понятие соучастия. Вместе с тем, никакая регламентация в законе особенностей видов поведения нескольких лиц при совершении одного преступления еще не доказывает наличия соучастия. Общее понятие соучастия помогает практикам осознать, когда та или иная деятельность нескольких лиц является соучастием, когда - прикосновенностью, а когда - индивидуальной деятельностью каждого лица. Именно в общем понятии соучастия заложена основа разграничения институтов уголовного права, пограничных с соучастием. Закрепление понятия соучастия в уголовном законе - достижение российского уголовного права, поскольку оно ограничивает судебный произвол по установлению или непризнанию соучастия в каждом конкретном уголовном деле. Определение соучастия помогает установить его признаки.

1.2 Признаки соучастия в преступлении

Соучастие в преступлении характеризуется объективными и субъективными признаками. К первым относят совместность действий соучастников и участие в совершении одного и того же преступления двух или более лиц; ко вторым - умышленную вину, субъективную связь, мотив и цель. [28] Рассмотри их. Начнем анализ признаков с признака совместности участия в совершении преступления.
Объективность совместности участия должна базироваться на объективных факторах, установление которых в конечном итоге будет способствовать определению совместности. Совместность деятельности соучастников выражается в том, что, во-первых, преступление совершается взаимосвязанными и взаимообусловленными действиями (или бездействием) участников, т.е. между ними есть функциональная связь; во-вторых, они влекут единый для участников преступный результат и, в-третьих, между действиями каждого соучастника, с одной стороны, и общим преступным результатом - с другой, имеется причинная связь.
Первым основанием совместности выступает функциональная связь общественно опасного деяния участников, под которой понимается взаимная обусловленность поведения каждого соучастника поведением других соучастников и которая включает в себя, во-первых, отдельные акты поведения отдельных соучастников (законодатель отражает это в термине "участие") и, во-вторых, объединение функций всех соучастников благодаря тому, что каждый соучастник выполняет свои функции в интересах других соучастников[29].
Функциональная связь может быть на уровне всеобщей и групповой (организатор - исполнитель и подстрекатель - пособник - исполнитель и т.д.). Совокупность функциональных связей данных уровней показывает степень сплоченности и устойчивости действий соучастников, которые зависят от множества факторов. Функциональная связь поведения соучастников может существовать вне зависимости от форм и видов вины. Сохраняется она и в тех случаях, когда одно лицо действует умышленно, а другое - неосторожно. Особенно видно это при бездействии одного из лиц.
Так А. споил своего врага В. и положил его в машину, стоящую в гараже Б., при этом он так "заболтал" Б., что тот забыл выключить двигатель машины в закрытом гараже; В. погиб от отравления газом[30].
Подобная функциональная связь распространена достаточно широко в уголовном праве. На ее основе законодатель формулирует некоторые виды преступлений, связанные полностью или частично с поведением нескольких лиц. Иногда речь идет о халатности (ст.293 УК), всегда небрежное хранение огнестрельного оружия (ст.224 УК), иногда ненадлежащее исполнение обязанностей по охране оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств (ст.225 УК), иногда нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст.248 УК) и т.д. Лица, совершившие указанные и подобные преступления, потому и несут уголовную ответственность в определенных ситуациях, что их действия функционально связаны с преступным или непреступным, но всегда общественно опасным поведением других лиц.
Сложнее с неосторожным поведением нескольких лиц.Г. Колоколов со ссылкой на Будзинского и Таганцева приводит пример: "Когда лица, совместно совершающие преступление, являются виновными в неосторожности (culpa). Пример: "Двое из шутки раскачали на реке лодку так неосторожно, что она опрокинулась и кто-нибудь утонул""[31]. Здесь, конечно же, умышленное поведение в направлении соответствующего желаемого результата с соответствующей функциональной связью. Однако в то же время это поведение является неосторожным относительно другого (побочного, не желаемого) результата, но все равно преступное. Действия каждого соучастника обусловливают наступление преступного результата в целом, а не какой-либо его части. Поэтому совместное причинение вреда объекту или поставление его в опасность есть общий, единый результат совместной деятельности всех соучастников. Преступление, совершенное сообща, является единым и неделимым.
Помимо наличия функциональных связей совместность деятельности соучастников выражается в том, что они влекут единый для участников преступный результат.
А.П. Козлов отмечает, что под общим результатом следует понимать тот социальный феномен, ради которого несколько человек объединяются в нечто целое; в качестве такового может выступать и совершение необходимых для каждого из них и для всех вместе общественно опасных действий (изнасилование, нападение при разбое и т.д.), и причинение того или иного общественно опасного вреда[32]. Общий результат есть объединяющий объективный фактор. В таком случае общий результат лишь иногда, лишь применительно к преступлениям с материальной диспозицией совпадает с вредом.
В остальных ситуациях он представляет собой совершенные действия, осуществляемые на стадии создания условий или исполнения преступления[33].
Наиболее наглядно проявляется общий результат при совершении преступления несколькими лицами с прямым умыслом, когда каждый из них согласен с причинением одного какого-либо результата и стремится к нему. Сложности общего результата возникают уже при косвенном умысле одного из лиц, когда отсутствует прямое соглашение о совершении преступления, для действующего с косвенным умыслом результат является побочным, не желаемым, и данное лицо, как правило, не конкретизирует его.
Например, преступник К. пытался ночью украсть из аптеки наркотики и дергал за решетки окон руками; прохожий Н. сказал, что он не там дергает - со двора решетка еле держится; первый использовал совет и похитил желаемое[34].
При доказанности знания вторым факта хищения мы понимаем, что он не думал о хищении конкретно наркотиков, спектр предмета хищения в его сознании был гораздо шире - и наркотики, и лекарства, и спирт, и т.д., а возможно, о наркотиках он не думал вообще. "Именно поэтому, отмечает С. Улицкий, наличие общего результата при косвенном умысле с позиций существующей доктрины соучастия - явление мало приемлемое: этот результат в плане конкретизации несколько иной, хотя и не всегда, поскольку иногда при косвенном умысле возможен и абсолютно конкретный результат"[35].
Так двое С. и М. ночью в двадцатиградусный мороз сняли с лежащего на улице пьяного Ф. меховую одежду и обувь. В ответ на замечания С., что тот может замерзнуть, М. ответил, что кто-нибудь подберет. Потерпевший Ф. погиб от переохлаждения[36].
При конкретизации результата его общность (общность результата) доказывается весьма просто. И, наоборот, при различии в конкретизации результата появляется абстрактная общность. С необходимостью возникнут сложности в их квалификации - какие объем, размер, стоимость вменять участнику, действующему с косвенным умыслом. "Данная проблема, по мнению С. Улицкого, решается просто при акцессорной природе соучастия - следует вменять результат, к которому стремилось лицо, действующее с прямым умыслом; вне ее проблема не решается, по крайней мере, без создания дополнительных фикций[37].
По правилу, отсутствие общего для всех участников результата влечет за собой непризнание деятельности соучастием. "Соучастие отсутствует в случаях, когда лица причастны к одному событию преступления, но умыслом каждого из них охватываются различные результаты, которых они и достигают"[38].
Однако иногда в судебной практике встречаются дела, достаточно спорные в плане отсутствия соучастия.
Так, П.Ф. Тельнов приводит пример с дракой в ресторане, когда один субъект имел намерение причинить побои жертве, а второй - убить жертву, и соглашается с умыслом на различные последствия, отсутствием соучастия и различной квалификацией (хулиганство и убийство) содеянного. "Но, думается, здесь не все так просто. Ведь умысел на убийство у субъекта возник не сразу, скорее всего, вначале у него был умысел на избиение потерпевшего; и подключение второго к преступной деятельности на этом этапе, вне всякого сомнения, создавало соучастие в избиении - в причинении побоев; позже умысел одного виновного внезапно изменился (до убийства), и на этом этапе соучастие прекратило свое существование". Факт различной квалификации содеянного при этом не исключает соучастия, да и сам П.Ф. Тельнов признает возможность соучастия при посягательстве на различные объекты, поскольку имеет место фактическая принадлежность к одному событию[39], т.е. одно деяние лишь юридически оформлено различным образом. Думается, это действительно так.
Итак, наличие общего (конкретизированного или не конкретизированного) результата является обязательным признаком соучастия, без него соучастие как совместная деятельность теряет смысл, без него виды соучастников становятся ненужными. Отсюда и следуемый вывод - при наличии общего результата соучастие признается оконченным преступлением, его недостижение приводит к неоконченному преступлению. Но поскольку общий результат всегда достигается руками исполнителя, другие соучастники лишь сопричастны ему, то в таком случае явно господствующей становится акцессорная теория соучастия.
Последним основанием совместности является объективная связь между поведением каждого участника и общим результатом, "причинная связь между действиями каждого соучастника и преступным результатом в целом"[40].
Ее отсутствие исключает соучастие. Причинная связь выражается в следующем. Во-первых, каждый соучастник взаимосвязан хотя бы с одним из других соучастников, вкладывает свои усилия в достижение общего преступного результата, создает для этого необходимые условия и участвует тем самым непосредственно или опосредованно в причинении вреда объекту посягательства. Во-вторых, их действия по времени предшествуют или по крайней мере совпадают с совершением преступления.
А.А. Пионтковский, М. Ковалев отмечают, что объективная связь между поведением каждого соучастника и преступным результатом достаточна очевидна: поскольку исполнитель причиняет вред, значит, причиняют его и иные соучастники, т.е. связь всегда причинная. "Не поэтому ли, отмечают далее ученые, существует господствующая точка зрения, что в соучастии действия всех лиц сливаются воедино и подобное исключает признание только одного лица причинителем вреда"[41]. Данная позиция не нова, она базируется на соучастии - круговой поруке и исключает в общем ответственность каждого соучастника за содеянное.
В.А. Григорьев пытается обосновать наличие только причинной связи при соучастии следующим: "Если бы для совершения соучастниками преступления не нужны были действия организаторов или подстрекателей, то таких видов соучастников и не существовало бы вообще. Они появляются там и тогда, где и когда без их участия невозможно или затруднено совершение преступления. А следовательно, между их действиями и наступившим преступным результатом существует причинная связь"[42].
По мнению А.П. Козлова, проблема выделения объективной связи каждого участника с преступным результатом не должна скрываться за общей причиной, так как при установлении ответственности соучастника суд обязан выполнить требование закона (ч.1 ст.67 УК РФ) и учесть характер участия, под которым понимается выполненная им роль, своеобразие его функций, его вклад в общий результат, специфику его объективной связи с общим результатом, то есть все то, что имеет отношение к его личному участию в достижении общего результата[43].
По мнению М.Д. Шаргородского, П.Ф. Тельнова не все соучастники причинно связаны с результатом: только исполнитель причиняет вред, действия иных соучастников являются лишь условием причинения81. Однако данная позиция не была поддержана в теории уголовного права.
Применительно к соучастию видно, что здесь напрямую порождает результат только поведение исполнителя, благодаря которому возникает новое явление - общественно опасное последствие. Поэтому причинная связь в чистом виде относится главным образом к исполнителю. Возможно, подобное и послужило основанием для вышеприведенной позиции, согласно которой действия иных соучастников всегда должны признаваться условием, а не причиной. Действительно, поведение иных соучастников (организаторов, подстрекателей, пособников) напрямую не вызывает преступного результата. Однако приравнивать всех иных соучастников в плане дифференциации причин и условий к условиям, на наш взгляд, неверно.
При более глубоком рассмотрении функциональных связей соучастников отмечает М.Д. Шаргородский, можно заметить, что иные соучастники либо создают, порождают соучастников (подстрекатель склоняет исполнителя к совершению преступления; подстрекатель склоняет пособника к совершению определенных действий), либо лишь помогают существующим уже соучастникам более эффективно выполнить их функции (организатор руководит действиями исполнителя, подстрекателя или пособника; пособник помогает исполнителю, организатору, подстрекателю в выполнении их функций; подстрекатель, создавая пособника, помогает исполнителю и т.д.). В указанных двух вариантах существуют различного рода объективные связи. Если в первом варианте имеется причина или причина причины, которая должна признаваться причиной следствия, то во втором - условием причины или условием условия, в конечном счете - условием следствия (преступного результата). В литературе уже говорили о таком разделении объективных связей: действия исполнителя - причина результата; действия иных соучастников - условия причины[44]. В первом варианте имеется причинно-следственная связь, во втором - обусловливающе-опосредованная, поскольку есть условия, влияющие на общий результат через причину[45].
Наличие двух объективных связей в уголовном праве помогает дифференцировать и уголовную ответственность.
Помимо совместности участия к объективным признакам относят, наличие двух или более лиц. Наличие нескольких лиц теснейшим образом связано с совместностью: нет и не может быть совместности без участия нескольких лиц.
В этой связи остановимся на одной проблеме. В теории уголовного права общепризнанно считать соучастниками только субъектов преступления, т.е. лиц, достигших установленного законом возраста и признанных вменяемыми. Иная совместная деятельность не является таковым, поскольку другой участник (другие участники) не осознавал (не осознавали) общественно опасного характера как лично своих, так и совместных действий и последствий содеянного и не мог (не могли) осознавать. Неслучайно в подобных ситуациях деяние субъекта преступления расценивается как опосредованное исполнение преступления вне зависимости от роли субъекта в совершении преступления.
Так в определении Псковского областного суда от 24.01. 2007 № 22-46 отмечается, что "судебная коллегия обращает внимание на то обстоятельство, что в соответствии с п.12 Постановления Пленума ВС РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое",[46] если лицо совершило кражу посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, его действия (при отсутствии иных квалифицирующих признаков) следует квалифицировать по части первой статьи 158 УК РФ как непосредственного исполнителя преступления (часть вторая статьи 33 УК РФ).
То есть совершение преступления с лицом, не подлежащим уголовной ответственности, не образует группы лиц"[47].
Однако на практике получается и по-другому.
В № 8 Бюллетеня Верховного Суда РФ за 2001 г. указано: "Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном его совершении, независимо от того, что некоторые из участвовавших не были привлечены к уголовной ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности или ввиду невменяемости"[48].
В этой связи мы присоединяемся к мнению тех ученых, которые полагают, что выведение группы лиц, указанной в Особенной части УК, за рамки соучастия с соответствующим допущением участия в ней лиц, не являющихся субъектами преступления, не упрощает, а усложняет понимание групповых преступлений. Групповые преступления необходимо рассматривать только в рамках соучастия. Участие двух или более лиц как количественно-качественную категорию, охватывающую собой нескольких лиц, являющихся субъектами преступления, нет смысла делить, в отличие от совместности, на уровни, виды и подвиды - несколько лиц останутся несколькими лицами, субъект как лицо вменяемое и достигшее определенного законом возраста останется таковым в любом соучастии вне зависимости от характера вины. Именно поэтому и участием нескольких лиц в едином преступлении следует считать только виновную деятельность субъектов преступления[49].
Соучастие в преступлении характеризуется субъективными признаками.
Существующая доктрина соучастия предполагает наличие умышленной вины всех соучастников. Как правило, действия соучастников совершаются с прямым умыслом, когда лица осознают общественно опасный характер содеянного, предвидят возможность наступления общественно опасного общего результата и желают его наступления. Иногда возможно и соучастие с косвенным умыслом, когда лицо осознает общественно опасный характер содеянного, предвидит возможность наступления общего результата и сознательно его допускает. С косвенным умыслом могут совершать действия исполнители и пособники; ни организаторы, ни подстрекатели не могут действовать с косвенным умыслом.
Одним из субъективных признаков соучастия выступает мотив; его сущность и значение ничем не отличаются от тех, что свойственны единолично совершенному преступлению - у каждого соучастника - свой мотив поведения; он может совпадать с мотивами другого (других) соучастника (соучастников) либо не совпадать. Естественно, что при соучастии, направленном на побочный результат, мотивация отсутствует, поскольку она как выражение потребности сопровождает только целенаправленный результат.
Последним субъективным признаком выступает цель. Традиционно признается, что мотив и цель соучастников могут быть различными[50].
Можно согласиться с тем, что мотивы могут быть различными, но цели не могут быть различными. При соучастии в направлении желаемого последствия всегда есть общий результат как общая цель соучастников; применительно к таким случаям у всех соучастников имеется одна цель, и она разной быть не может. Другое дело, что подобная цель может быть только промежуточной, и тогда конечные цели каждого соучастника могут расходиться (один участвовал в убийстве, чтобы избавиться от неверной супруги; другой - чтобы отомстить за отсутствие взаимности, третий - чтобы получить наследство). Если имелось соучастие в направлении побочного результата, то цель здесь как конкретизированная потребность отсутствует вообще.
Таким образом, из сказанного в этом параграфе можно заключить, что совместное участие предполагает и поведение соучастников, и их взаимную согласованность в определенной части, и результат этого поведения, т.е. по существу совместное участие уже и есть совершение преступления. Соучастие предполагает достижение какого-либо результата общими усилиями нескольких лиц, т.е. совместное участие нескольких лиц - это и есть совершение преступления в соучастии. Совместное участие с необходимостью включает в себя и функциональную связанность поведения иных соучастников с действиями исполнителя, без которых совместность участия будет явно неполной.
В этой связи термин "умышленное" повторен в определении соучастия дважды совершенно неоправданно, подобное можно было бы признать при абсолютно полном выведении действий соучастников и их результата вместе с объективной связью за пределы преступления, что означало бы ликвидацию последнего.
На основании сказанного более точным было бы следующее определение соучастия - "соучастием признается умышленное совместное совершение преступления несколькими лицами".

1.3 Виды и формы соучастия в преступлении

Анализ публикаций по проблеме соучастия, убеждает в том, что вопрос о критериях оснований классификации соучастия на виды соучастия в преступлении остается спорным, как и сама терминологическая нагрузка рассматриваемых понятий, хотя классический вариант уже сформировался соучастие, по функциональному признаку, классифицируется на соисполнительство и соучастие с распределением ролей.
Так, например В.С. Комиссаров, предлагает подразделять соучастие на виды по сопряжению с определением оснований ответственности соучастников. В связи с этим автор выделяет два вида соучастия: простое (соисполнительство) и сложное (соучастие в узком смысле слова). При простом соучастии все соучастники полностью или частично выполняют признаки объективной стороны преступления. При сложном соучастии каждый соучастник выполняет различные по своему характеру действия и является исполнителем, организатором, подстрекателем, пособником[51].
Другие, например А.П. Козлов, предлагает в зависимости от выполняемых субъектами в конкретном преступлении функций соучастие подразделять на соисполнительство, соучастие с распределением ролей и смешанное соучастие.
"В некоторых конкретно совершаемых преступлениях, отмечает автор, возможно смешение этих двух видов соучастия, когда соучастие выражается и соисполнительством, и распределением ролей, т.е. объективная сторона вида преступления выполняется несколькими соучастниками-исполнителями; наряду с ними имеются и соучастники иного рода - организаторы, подстрекатели, пособники. Представляется, что такое соучастие можно назвать смешанным"[52].
Далее М.И. Ковалев предлагает выделять в соучастии совиновничество и соучастие в узком смысле слова, здесь же он выделяет и соисполнительство[53]. Причем "соисполнительство - один из видов соучастия, а совиновничество характеризует одну из его форм"[54].
Согласно позиции А.В. Ушакова существует несколько подразделений соучастия. "Первое подразделение включает в себя группу случаев с наличием лиц, не принимавших участия непосредственно в совершении преступления"[55], при этом оно характеризуется четырьмя признаками: соединением усилий, как минимум, двух лиц при совершении преступления; умышленным характером такого сложения усилий при взаимной осведомленности о преступном характере поведения и его согласованности; совершением преступления как результатом сложения усилий, как минимум, двух лиц; неподпадением действий соучастников ни под одну из статей (т.е. они непосредственно не выполняли объективную сторону деяния в том виде, в каком она описана в статьях Особенной части УК. Второе подразделение - соисполнительство, при котором каждый соучастник или хотя бы один из них частично выполняет объективную сторону преступления. Третье подразделение - соисполнительство, когда все соучастники полностью выполняют объективную сторону преступления[56].
Даная классификация с позиции Н.Г. Иванова признается неудачной: в ней происходит смешение родового (соисполнительство и не таковое соучастие) и видового (классы соисполнительства) уровней[57].
Соисполнительство определяется большинством ученых как совместное полное или частичное выполнение объективной стороны преступления[58].
Под совместным полным выполнением объективной стороны преступления понимается такое поведение нескольких исполнителей, при котором в действиях каждого из них или некоторых участников в полном объеме содержатся все признаки объективной стороны преступления.
Так, в соответствии с п.10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации" действия лиц, лично не совершавших насильственного полового акта или насильственных действий сексуального характера, но путем применения насилия содействовавших другим лицам в совершении преступления, следует квалифицировать как соисполнительство в групповом изнасиловании или в совершении насильственных действий сексуального характера.
Приговором Самарского областного суда А. осужден за изнасилование Г. с применением насилия к потерпевшей и другому лицу, Х. - за покушение на такое изнасилование, а Ц. - за пособничество в изнасиловании. Кроме того, все они осуждены на разбойное нападение на Г. и П. и их убийство.
В кассационном представлении государственный обвинитель просил приговор в отношении осужденных отменить, дело направить на новое судебное разбирательство, указывая, что, правильно установив фактические обстоятельства преступления, связанного с изнасилованием потерпевшей Г., суд дал им неправильную юридическую оценку. По мнению государственного обвинителя, осужденные действовали согласованно и с единым умыслом на изнасилование потерпевшей, т.е. являлись соисполнителями, поэтому действия каждого подлежат квалификации по п. "б" ч.2 ст.131 УК как изнасилование путем применения насилия и угрозы его применения к потерпевшей и другим лицам группой лиц.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ согласилась с мнением государственного обвинителя, приговор в этой части отменила и дело направила на новое судебное разбирательство, указав при этом следующее.
Как следует из приговора, в процессе совершения разбойного нападения и убийства потерпевших П. и Г. у осужденных возник умысел на изнасилование Г. С этой целью А., Х. и Ц. повалили потерпевшую на пол кухни, где Ц., преодолевая сопротивление, сорвал с нее свитер, а А. - джинсы, полностью обнажив ее тело. Воля Г. была подавлена действиями Ц., А. и Х. Затем А., применяя физическое насилие, привел Г. в комнату, где, несмотря на сопротивление потерпевшей, совершил насильственный половой акт.
После того как А. вышел из комнаты, туда прошел Х. и, несмотря на сопротивление потерпевшей, пытался совершить с ней насильственный половой акт, но не смог довести свои действия до конца по физиологическим причинам. Таким образом, действия осужденных, направленные на изнасилование Г., были совместными и согласованными[59].
Согласно п.10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое"[60], если участники указанных преступлений в соответствии с распределением ролей совершили согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении преступления (например, лицо не проникало в жилище, но участвовало во взломе дверей, запоров, решеток, по заранее состоявшейся договоренности вывозило похищенное, подстраховывало других участников от возможного обнаружения совершаемого преступления), содеянное ими является соисполнительством и в силу ч.2 ст.34 УК не требует дополнительной квалификации по ст.33 УК.
С. признан виновным в совершении разбойного нападения группой лиц по предварительному сговору с Т. в целях завладения чужим имуществом в крупном размере с проникновением в помещение.
Как следует из приговора, С. договорился с Т. о совершении разбойного нападения на потерпевшего с распределением ролей. Согласно договоренности Т. должен был оглушить потерпевшего, чтобы тот потерял сознание, и забрать деньги, а С. - наблюдать за окружающей обстановкой и обеспечить безопасность, стоя у дверей.
Т., не ставя в известность С., взял с собой пистолет "браунинг". Во время нападения Т. выстрелил не менее трех раз из пистолета в потерпевшего. Но, поскольку после произведенных выстрелов потерпевший продолжал оказывать сопротивление и попытался задержать Т., тот убежал и вместе с С. скрылся с места преступления.
Суд квалифицировал действия С. по п. "б" ч.3 ст.162 УК.
Суд кассационной инстанции оставил приговор без изменения.
В надзорной жалобе адвокат осужденного С. ставил вопрос об изменении судебных решений и переквалификации действий С. с п. "б" ч.3 ст.162 УК на ч.3 ст.30, ч.3 ст.33, п. "в" ч.2 ст.161 УК, поскольку разбойное нападение совершил лишь один Т., а С. явился соучастником покушения на грабеж.
Президиум Верховного Суда РФ оставил приговор без изменения, а надзорную жалобу адвоката - без удовлетворения по следующим основаниям.
По смыслу уголовного закона (ст.35 УК) уголовная ответственность за разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, наступает и в тех случаях, когда по предварительной договоренности между соучастниками непосредственное изъятие имущества осуществляет один из них.
Если другой участник в соответствии с распределением ролей совершал согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении преступления, содеянное им является соисполнительством.
Таким образом, действия С., заранее согласованные с Т. и связанные с оказанием помощи непосредственному исполнителю разбоя, правильно расценены судом как соисполнительство разбойному нападению.
Кроме того, поскольку разбой относится к формальному виду преступления и считается оконченным с момента нападения, действия С. обоснованно квалифицированы без ссылки на ст.30 УК[61].
На практике можно столкнуться с произвольным определением понятия соисполнительства и произвольным подходом к основной позиции уголовного права: главным для любого вида преступления остается деяние, именно по нему определяется специфика вида преступления, способ же если даже он и объявлен основным признаком преступления, остается дополнительным признаком. В случае нарушения такого подхода, отмечает Р.Х. Кубов размывается понимание видов соучастников[62].
Так Верховный Суд РФ по делу Шишковой не признал ее исполнителем, поскольку она лишь предоставила квартиру для разбойного нападения, баллончик со слезоточивым газом, который был использован при совершении разбоя, и уничтожила следы преступления[63], хотя она в максимальной степени обеспечила возможность разбоя.
То же самое находим и в деле Л., по которому Военная коллегия определила: "Грабеж... был совершен одним А., а Л. никаких действий, образующих объективную сторону открытого похищения, не совершал, а указал лишь квартиру, в которой хранились деньги, и в подъезде этажом ниже наблюдал за окружающей обстановкой, чтобы в случае необходимости предупредить А. об опасности"[64].
Таким образом, полное или частичное выполнение объективной стороны вида преступления заключается всегда в полном или частичном исполнении деяния, предусмотренного законом. Иное деяние не может составлять объективной стороны и при его совершении имеет место не соисполнение, а разделение ролей.
Вторым видом соучастия является соучастие с распределением ролей, под которым понимается совместная деятельность нескольких лиц, при которой каждый соучастник выполняет лишь свойственные ему функции (организатора, подстрекателя, пособника), отличающиеся от функций других соучастников.
Далее остановимся на формах соучастия в преступлении. Совместная преступная деятельность лиц может выражаться в различных формах, установление которых позволяет дать оценку ее характера и степени общественной опасности.
По степени согласованности (организованности) действий соучастников законодатель выделил следующие формы соучастия: совершение преступления группой лиц; совершение преступления группой лиц по предварительному сговору; совершение преступления организованной группой; совершение преступления преступным сообществом (преступной организацией).
Степени согласованности (организованности), на основе которых выделяются формы соучастия, рассматриваются с нескольких сторон: время достижения согласия, отсутствие или наличие предварительного сговора, теснота функциональных связей, степени подготовленности участников к совершению преступлений и пр.
Одним из признаков форм соучастия, который определяет его специфику, является отсутствие или наличие единства места и времени действии исполнителя и иных соучастников. Безусловно, этот признак, не имеет значения для преступного сообщества, как, впрочем, и для организованной группы, но является определяющим в других формах соучастия. По данному признаку в судебной практике наметился противоречивый подход к некоторым категориям соучастников, например, к лицам, стоящим на страже на месте совершения преступления. При совершении хищения они относятся судом к преступной группе, и их действия, как правило, создают групповое хищение. Против такой квалификации возражает Р.Р. Галиакбаров, но лишь в силу того, что она противоречит его пониманию преступной группы как соисполнительской деятельности. В то же время Р.Р. Галиакбаров констатирует такой подход судебной практики. [65] В изнасиловании указанные лица всегда оказываются за рамками преступной группы и их деяния не образуют группового изнасилования. Неоднозначность решения одной и той же проблемы очевидна.
Однако представляется, что анализируемые действия лиц всегда являются составной частью группового преступления, поскольку присутствие и соответствующие действия соучастников на месте и во время совершения преступления в любом качестве свидетельствуют о повышенной общественной опасности содеянного: преступление для таких соучастников превращается из какой-то модели общественно опасного деяния, осознаваемого и предвидимого виновным, как правило, в общих чертах, в реальное явление; у участников, находящихся на месте и во время совершения преступления, возникает основанное на возросшем количестве преступников чувство собственной объединенности, заметно увеличенной преступной силы, что делает преступление более дерзким и существенно уменьшает возможность добровольного отказа участников; при этом участие преступников в совершении преступления более действительно, степень вины значительно увеличивается и более тяжкой должна быть их ответственность.
Следующим признаком форм соучастия выступает отсутствие или наличие предварительного сговора. И последним признаком - степень сорганизованности, выраженная в различных формах соучастия - от крайне незначимой до максимально высокой. По указанным трем признакам определяют и разграничивают формы соучастия.
Перейдем к рассмотрению форм соучастия.
В соответствии с ч.2 ст.35 УК преступление признается совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два и более исполнителей без предварительного сговора. Это наиболее простая форма соучастия, и она имеет место в случае, когда все участники выполняют объективную сторону состава преступления, т.е. являются соисполнителями. При этом условия и способ совершения преступления заранее ими не оговариваются.
Так, Пленум Верховного Суда РФ в п.10 Постановления "О судебной практике по делам об убийстве"[66] указал, что убийство признается совершенным группой лиц, когда два или более лиц, действуя совместно с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего, применяя к нему насилие, причем необязательно, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них (например, один подавлял сопротивление потерпевшего, лишал его возможности защищаться, а другой причинил ему смертельные повреждения). Убийство следует признавать совершенным группой лиц и в том случае, когда в процессе совершения одним лицом действий, направленных на умышленное причинение смерти, к нему с той же целью присоединилось другое лицо.
Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления (ч.2 ст.35 УК).
Предварительный сговор может касаться любых признаков объективной стороны преступления и выражаться в любой форме, но всегда должен иметь место до начала его совершения.
Судебная коллегия Верховного Суда РФ, изменяя приговор Пермского областного суда в отношении А. и З., осужденных за убийство С. и В., а также в отношении Б., З. и Г., осужденных за причинение тяжкого вреда здоровью Т., указала в своем определении, что их действия необоснованно квалифицированы как совершенные по предварительному сговору, поскольку, по смыслу закона, предварительный сговор на убийство или причинение тяжкого вреда здоровью предполагает выраженную в любой форме договоренность лиц, состоявшуюся до начала совершения действий, непосредственно направленных на лишение жизни потерпевшего или причинение тяжкого вреда здоровью.
По делу установлено, что как убийство потерпевших, так и причинение тяжкого вреда здоровью были совершены осужденными в процессе избиения потерпевших. Доказательств наличия предварительного сговора на лишение потерпевших жизни и на причинение тяжкого вреда здоровью суд в приговоре не привел, поэтому квалифицирующий признак совершения этих преступлений по предварительному сговору группой лиц подлежит исключению из приговора[67].
Об этом же идет речь в п.9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое"[68], согласно которому "при квалификации действий виновных как совершение хищения чужого имущества группой лиц по предварительному сговору следует выяснить, имел ли место такой сговор соучастников до начала действий, непосредственно направленных на хищение чужого имущества, состоялась ли договоренность о распределении ролей в целях осуществления преступного умысла, а также какие конкретно действия совершены каждым исполнителем и другими соучастниками преступления".
Для квалификации преступления как совершенного группой лиц по предварительному сговору необходимо, чтобы в его совершении приняло участие не менее двух соисполнителей.
И. и Б. вступили в преступный сговор для совершения разбойного нападения на владельца автомобиля в целях завладения автомашиной и с последующим убийством водителя. При этом они распределили роли: И. должен был напасть на водителя и убить его, а Б. - управлять автомобилем. Во исполнение задуманного И. изготовил заточку, о чем уведомил Б. Позднее осужденные договорились о времени и месте совершения преступления, которое указал Б.
Реализуя свой умысел, они сели в автомобиль под управлением потерпевшего. В пути следования по требованию осужденных потерпевший остановился. После того как Б. отошел в сторону, И. напал на водителя и нанес ему заточкой три удара в грудь. От полученных телесных повреждений потерпевший скончался на месте. И. оттащил труп в канаву и уведомил Б. о совершенном убийстве, после чего осужденные завладели автомобилем и другим имуществом потерпевшего.
Суд первой инстанции осудил Б. по ч.5 ст.33, п. п. "ж", "з" ч.2 ст.105 и п. п. "б", "в" ч.3 ст.162 УК, а И. - по п. п. "ж", "з" ч.2 ст.105 и по п. п. "б", "в" ч.3 ст.162 УК.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ приговор изменила, исключила осуждение И. по п. "ж" ч.2 ст.105 УК и Б. - по ч.5 ст.33 и п. "ж" ч.2 ст.105 УК. В остальной части приговор оставлен без изменения.
Президиум Верховного Суда РФ изменил состоявшиеся судебные решения, исключил из приговора квалифицирующий признак разбоя - совершение преступления по предварительному сговору группой лиц, переквалифицировал действия Б. с п. п. "б", "в" ч.3 ст.162 УК на ч.5 ст.33 и п. п. "б", "в" ч.3 ст.162 УК. В обоснование своих выводов Президиум указал следующее.
Согласно ч.2 ст.33 УК исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями).
Судом установлено, что разбойное нападение на водителя автомашины и его убийство совершил один И., в то время когда Б. отошел в сторону. Только после этого осужденные во исполнение своего умысла на завладение автомобилем и вещами потерпевшего распорядились указанным имуществом по своему усмотрению.
Таким образом, нападение на потерпевшего совершил лишь И., а не группа лиц.
Следовательно, действия осужденных по эпизоду разбойного нападения необоснованно квалифицированы по признаку совершения преступления по предварительному сговору группой лиц.
Действия же Б., не принимавшего непосредственного участия в разбойном нападении, подлежат квалификации по ч.5 ст.33 и п. п. "б", "в" ч.3 ст.162 УК как пособничество разбойному нападению в целях завладения имуществом потерпевшего в крупном размере и причинению тяжкого вреда здоровью, но не как действия исполнителя разбоя[69].
На основании вердикта присяжных заседателей суда Ханты-Мансийского автономного округа - Югра Тюменской области С. признана виновной в организации, а Б. в подстрекательстве к покушению на умышленное убийство С. группой лиц по предварительному сговору.
Судом установлено, что С., действуя из корыстных побуждений, предложила Б. за материальное вознаграждение найти исполнителя для убийства ее мужа А. Вступив с С. в преступный сговор, Б. за материальное вознаграждение в 100000 руб. предложил Д. совершить убийство А.Д. согласился и к установленной дате в гараже заточил сварочный электрод и, изогнув его, с противоположной стороны сделал упор для руки, изготовив таким образом "заточку".
Однако затем Д. по собственной инициативе отказался от совершения убийства, и таким образом оно не было осуществлено по не зависящим от воли и желания С. и Б. обстоятельствам.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ изменила приговор в части квалификации действий осужденных С. и Б. в связи с неправильным применением уголовного закона, указав при этом следующее.
Суд необоснованно признал С. и Б. виновными в совершении преступления при квалифицирующем признаке - "группой лиц по предварительному сговору", поскольку в судебном заседании установлено, что умыслом С. и Б. охватывалось совершение убийства по найму только одним исполнителем, а не группой исполнителей[70].
В соответствии с ч.3 ст.35 УК преступление признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений. Из содержания данной нормы следует, что обязательными признаками организованной группы являются ее устойчивость и предварительная объединенность членов группы.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ исключила из приговора в отношении А., Б. и Х. их осуждение по п. "а" ч.3 ст.162 УК и квалифицирующий признак - совершение убийства организованной группой, указав при этом следующее.
Суд первой инстанции необоснованно признал, что преступления осужденными совершены в составе организованной группы.
Для признания совершения преступления организованной группой необходимо установить ее устойчивость и предварительную объединенность.
Под устойчивостью группы понимается наличие постоянных связей между ее членами и деятельность по подготовке и совершению преступлений.
Однако, как видно из материалов дела, состав участников преступлений менялся, планы преступлений не разрабатывались, распределение ролей отсутствовало. Более того, указывая в приговоре, что группа характеризовалась устойчивостью, суд не мотивировал этот вывод[71].
Военная коллегия Верховного Суда РФ, изменяя приговор в отношении М. и С., осужденных за кражу чужого имущества и разбой, совершенные организованной группой, указала следующее.
Суд, давая юридическую оценку действиям виновных, связанных с кражей имущества и разбойным нападением, пришел к выводу о том, что эти преступления они совершили организованной группой.
Между тем осужденные как на предварительном следствии, так и в судебном заседании утверждали, что после совершения дезертирства они в целях приобретения одежды и денег для отъезда из Москвы совершили по предварительному сговору квартирную кражу. Поскольку похищенного имущества оказалось недостаточно, они по предварительному сговору совершили разбойное нападение на И., после чего уехали из Москвы.
Каких-либо доказательств, подтверждающих, что М. и С. заранее договорились объединиться в устойчивую организованную группу для совершения преступлений, в материалах дела не имеется. Поэтому квалифицирующий признак - совершение преступлений организованной группой подлежит исключению из приговора[72].
Каждый из участников организованной группы может не принимать непосредственного участия в выполнении объективной стороны преступления. Чаще всего между ними имеет место четкое распределение функций по совершению преступлений. Между тем такое распределение не влияет на юридическую оценку их действий. Все участники организованной группы, независимо от характера их деятельности, направленной на совершение преступления, признаются соисполнителями и, согласно ч.2 ст.34 УК, несут ответственность за преступление, совершенное ими совместно, без ссылки на ст.33 УК.
Наиболее опасной и самой сложной формой соучастия является преступное сообщество.
Согласно ч.4 ст.35 УК преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплоченной организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких либо особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях.
Таким образом, закон выделяет следующие признаки преступного сообщества: организованность, сплоченность и наличие специальной цели - совершение тяжких или особо тяжких преступлений.
Принимая во внимание высокую степень общественной опасности преступного сообщества, законодатель признал сам факт его образования самостоятельным составом преступления (ст.210 УК). Самостоятельными преступлениями признаются также создание устойчивой вооруженной группы (банды) (ст. 209 УК) и создание незаконного вооруженного формирования (ст. 208 УК).
В отличие от организованной группы преступное сообщество характеризуется более высокой степенью сплоченности и сложности внутренней структуры, тщательной конспирацией, четким взаимодействием составляющих ее групп, высоким уровнем внутренней дисциплины.
Возглавляет преступное сообщество главарь, в непосредственном подчинении которого находятся руководители отдельных преступных формирований либо руководители отдельных преступлений. Затем идут исполнители, пособники, наводчики, сбытчики и т.д.
К деятельности сообщества могут быть привлечены юристы, коррумпированные должностные лица.
Так, Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 17 января 1997 г. "О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм"[73] указал, что под руководством бандой понимается принятие решений, связанных как с планированием, материальным обеспечением и организацией преступной деятельности банды, так и с совершением ею конкретных нападений.
Участие в банде представляет собой не только непосредственное участие в совершаемых ею нападениях, но и выполнение членами банды иных активных действий, направленных на ее финансирование, обеспечение оружием, транспортом, подыскание объектов для нападения и т.п.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, оставляя без изменения приговор в отношении ряда лиц, осужденных за кражи чужого имущества, совершенные организованной группой в крупном размере, а также за участие в преступном сообществе, в том числе некоторых из них с использованием своего служебного положения, указала следующее.
Судом установлено, что лица, длительное время (более двух лет) принимавшие участие в преступной деятельности, разработали четкую систему действий, направленных на хищение нефтепродуктов в крупном размере. Они создали жесткую схему, согласно которой регулярно изготавливались очередные врезки в нефтепровод, изыскивались специальные транспортные средства и места сбыта похищенного, разрабатывались способы конспирации, в том числе от правоохранительных органов.
С учетом этого преступная группа обоснованно признана преступным сообществом, содеянное состоявшими в ней лицами правильно квалифицировано как участие в преступном сообществе, а действия входящих в ее состав работников милиции - как эти же деяния с использованием своего служебного положения.
В то же время по другому уголовному делу Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменила приговор в отношении Е. в части осуждения за создание преступного сообщества для совершения особо тяжких преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств в целях сбыта в особо крупных размерах, и руководство этим сообществом, а также А., Д. и С. в части осуждения их за участие в преступном сообществе. В обоснование своих выводов коллегия указала следующее.
В соответствии с ч.4 ст.35 УК преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплоченной организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданных в тех же целях.
Преступное сообщество предполагает наличие обязательных признаков - сплоченности и организованности. По смыслу закона под сплоченностью следует понимать наличие у членов организации общих целей, намерений, превращающих преступное сообщество в единое целое.
О сплоченности могут свидетельствовать наличие устоявшихся связей, организационно-управленческих структур, наличие финансовой базы, единой кассы, состоящей из взносов и полученного от преступной деятельности, конспирации, иерархии, единых и жестких правил взаимоотношений и поведения с санкциями за нарушение неписаного устава сообщества.
Об организованности могут свидетельствовать четкое распределение функций между соучастниками, тщательное планирование преступной деятельности, наличие внутренней жесткой дисциплины и т.д.
Между тем таких обстоятельств, которые могли бы свидетельствовать о сплоченности и организованности осужденных, суд в приговоре не привел.
Выводы суда о создании преступного сообщества в целях занятия наркобизнесом и создании широкой сети по сбыту наркотиков являются предположительными, основанными лишь на факте изъятия у осужденных наркотических средств в крупном и особо крупном размерах, на объеме проведенных в этих целях оперативно-розыскных мероприятий, а также на крайне противоречивых показаниях четверых осужденных по делу, которые не все знали друг друга. Ссылка суда на тяжесть совершенного преступления по незаконному обороту наркотиков сама по себе не давала оснований для квалификации действий осужденных по ст.210 УК[74].
В соответствии с ч.5 ст.35 УК лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими, подлежит уголовной ответственности за их организацию и руководство ими в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК, а также за все совершенные организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) преступления, если они охватывались его умыслом. Другие участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) несут уголовную ответственность за участие в них в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части УК, а также за преступления, в подготовке и совершении которых они участвовали.
При этом действия как организаторов, так и участников преступлений квалифицируются без ссылки на ст.33 УК.
Отдельной нормой уголовный закон регулирует ответственность соучастников преступления при эксцессе исполнителя.
"Эксцессом исполнителя признается совершение исполнителем преступления, не охватывающегося умыслом других соучастников. За эксцесс исполнителя другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат"[75].
При эксцессе (отклонении, крайнем проявлении чего-либо) действия исполнителя выходят за пределы согласованности с другими соучастниками и совершаются без них.
Приговором суда Т. осужден по п. "в" ч.3 ст.162 УК. По п. п. "б", "ж", "з", "к" ч.2 ст.105 УК Т. оправдан. Этим же приговором осужден А.
Президиум Верховного Суда РФ приговор в отношении Т. изменил, переквалифицировал его действия с п. "в" ч.3 ст.162 УК на п. п. "а", "г" ч.2 ст.162 УК как разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с применением оружия и предмета (ножа), используемого в качестве оружия, указав при этом следующее.
Как видно из приговора, Т. и А. путем угроз оружием и ножом решили парализовать действия находившихся в магазине лиц и похитить имеющиеся в сейфе деньги.
Из показаний А. видно, что они с Т. "... не договаривались никого убивать".
Впоследствии, как установил суд, А., выходя за рамки сговора, в ходе разбойного нападения в целях убийства дважды выстрелил из имеющегося у него пистолета в область живота З.
Исходя из этих обстоятельств, суд пришел к выводу, что в действиях А. по отношению к потерпевшему З. имел место эксцесс исполнителя, и Т. в совершении преступления, предусмотренного п. п. "б", "ж", "з", "к" ч.2 ст.105 УК, был оправдан.
Согласно ст.36 УК за эксцесс исполнителя другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат.
При таких данных суд ошибочно признал Т. виновным в совершении преступления, предусмотренного п. "в" ч.3 ст.162 УК.
Приведенный в приговоре довод о том, что Т. после выстрелов А. "продолжил выполнение объективной стороны преступления", не дает оснований для квалификации его действий по п. "в" ч.3 ст.162 УК. Как указано выше, имел место эксцесс исполнителя, и в материалах дела нет доказательств того, что между А. и Т. была договоренность на причинение кому-либо из потерпевших тяжкого вреда здоровью[76].
Таким образом, анализ научной литературы по вопросам видов и форм соучастия позволяет заключить следующее.
1. Несмотря на то, что теория уголовного права устойчиво выделяет по функциональному признаку соисполнительство и соучастие с распределением ролей, некоторые ученые пытаются усложнить этот вопрос и по терминологическому оформлению и по существу.
2. Одним из основополагающих признаков форм соучастия, который определяет его специфику, является отсутствие или наличие единства места и времени действии исполнителя и иных соучастников.
Представляется, что анализируемые действия лиц всегда являются составной частью группового преступления, поскольку присутствие и соответствующие действия соучастников на месте и во время совершения преступления в любом качестве свидетельствуют о повышенной общественной опасности содеянного.

Глава 2. Квалификационные признаки уголовной ответственности за соучастие

2.1 Ответственность соучастников по общим квалификационным признакам

Самостоятельную и малоизученную проблему правоприменительной практики при реализации положений института соучастия образует конкуренция норм Общей и Особенной частей[77].
Как справедливо указывает Л.В. Иногамова-Хегай, данный вид конкуренции имеет место при сочетании норм о неоконченном преступлении и норм о соучастии[78]. "Нормы о приготовительных действиях, описанные в ст. 208, 209, 210 УК, представляют собой частные случаи нормы о приготовлении, указанном в ч.1 ст.30 УК, т.е. являются специальными по отношению к общей", - пишет автор. И далее: "Действия, реально образующие покушение в случаях, предусмотренных Особенной частью уголовного закона, представляют собой оконченные самостоятельные преступления с усеченным составом. Нормы об этих преступлениях, конкретизирующие норму о покушении, предусмотренную как в общей ч.3 ст.30 УК, являются специальными. При квалификации указывается только норма Особенной части УК"[79].
Следует также согласиться с суждением автора относительно разрешения конкуренции норм о соучастии: "Конкуренция норм о соучастии возникает, когда в преступлении описаны признаки, в общем виде указанные в ст.33 либо ст.35 УК. Конкуренция действий исполнителя/соисполнителя, указанных в ч.2 ст.33 и статьях Особенной части УК, решена в самом уголовном законе. Коллизионное правило ч.2 ст.34 УК РФ устанавливает, что соисполнители отвечают по статье Особенной части без ссылки на ст.33 УК. В статье Особенной части УК, подробно описывающей конкретные действия исполнителя/соисполнителя, закрепляется норма специальная, а в ч.2 ст.33 Общей части УК, в обобщенном виде указывающей на любые действия исполнителя, предусматривается норма общая"[80].
Из данного правила, мы и будем исходить, раскрывая некоторые проблематичные положения общих, исходящих из самого института соучастия, и специальных, применительно к отражению соучастия в Особенной части УК, квалификационных признаков соучастия.
Первая проблема. Традиционное деление пособничества на физическое и интеллектуальное позволило некоторым ученым отождествить квалификацию последнего с квалификацией подстрекательства и организаторской деятельности[81]. Представляется, подобный подход не совсем точен.
Пособник от подстрекателя, поскольку он лишь оказывает помощь другому соучастнику, уже имеющему место быть, тогда как подстрекатель создает соучастника, превращает законопослушного гражданина в преступника.
Попытка приравнять интеллектуального пособника и подстрекателя путем определения первого как лица, укрепляющего решимость другого соучастника, тем самым максимально приблизив его к подстрекателю, на наш взгляд, является необоснованной. Любой пособник (и физический, и интеллектуальный) укрепляет решимость другого соучастника на совершение преступления в силу самого наличия соучастия. Поэтому с таким же успехом можно смешать квалификацию подстрекательства и с квалификацией физического пособничества. Однако это не так.
Пособник отличается от подстрекательства единственным: с кем они имеют дело - либо с готовым преступником (пособник), либо готовят преступника (подстрекатель). Отсюда квалификация действий интеллектуального пособника ничем не отличается от квалификации действий физического пособника и заключается в ликвидации результатов своего поведения до использования их другими соучастниками.
Гораздо сложнее обстоит дело с квалификацией действий подстрекателя и организатора в изложенной ситуации. Поскольку подстрекатель - это лицо, склонившее другого человека к совершению преступления, то следует признать, что он выполняет две асоциальные функции в одной: превращает прежде законопослушного человека в преступника и его руками совершает то или иное преступление, причиняя вред общественным отношениям. Полный добровольный отказ подстрекателя должен заключать в себе ликвидацию и того и другого результатов в совокупности. Поэтому добровольным отказом следует признавать только те действия подстрекателя, в результате которых исполнитель (в случае подстрекательства исполнителя) откажется от начала совершения преступления или хотя бы от продолжения преступной деятельности и ее завершения. Законодатель же расширяет пределы добровольного отказа подстрекателя и признает иные меры (например, сообщение органам власти о готовящемся преступлении), что, на наш взгляд, не оправданно. При таком варианте развития события государство получает одну несомненную выгоду - отсутствует причинение вреда общественным отношениям.
Добровольным надо признавать лишь полный отказ подстрекателя, ликвидацию им обоих результатов своей деятельности. Предупреждение только причинения вреда следует признавать лишь частичным добровольным отказом с соответствующими правовыми последствиями его - влиянием на назначенное наказание.
Таким образом, при полном добровольном отказе действия подстрекателя квалифицируют в соответствии с характером тех действий, которые он совершил до добровольного отказа, с применением ст.31 УК; при частичном добровольном отказе (например, подстрекал двух исполнителей, одного смог отговорить от совершения преступления, а другого не смог или не смог отговорить исполнителя, однако сообщением в органы власти предотвратил причинение вреда) его действия следует квалифицировать по соответствующей статье УК без применения ст.31 УК.
С квалификацией действий организатора при добровольном отказе также не все так просто. Почти во всех работах организатор объединен с подстрекателем и квалификация их разрешается совместно, но даже в тех работах, в которых подстрекатель и организатор разъединены, квалификация их действий совпадает[82]. Подобного быть не должно, поскольку они выполняют абсолютно разные функции: подстрекатель создает преступника и готовит тем самым преступный вред, а организатор выполняет функции объединения, координации и планирования преступления применительно к уже готовым преступникам, рекрутированием преступников он не занимается. Отсюда добровольный отказ организатора должен выглядеть иначе, чем подстрекателя, он не обязан оказывать обратное воздействие на иных соучастников с тем, чтобы они отказались от совершения преступления, поэтому для него достаточно предотвращения преступного вреда тем или иным способом, в том числе и путем сообщения в органы власти. Иным путем нивелировать свои организаторские функции он, скорее всего, не способен, поскольку они чрезвычайно сложны и чем организованнее преступление, тем сложнее нивелировать организатору функции объединения, координации и планирования. При добровольном отказе организатора его действия следует квалифицировать по соответствующей статье УК со ссылкой на ст.31 УК.
На основании сказанного, на наш взгляд, нужно изменить редакцию ч.4 ст.31 УК: "Добровольный отказ организатора заключается в принятии мер, предупредивших наступление общественно опасного вреда, который он организовывал. Добровольный отказ подстрекателя представляет собой склонение подстрекаемого к отказу от совершения преступления и предотвращение тем самым общественно опасного вреда. Добровольный отказ пособника - это ликвидация им результата своих действий до использования его (результата) иными соучастниками при продолжении преступления".
В случае добровольного отказа исполнителя его действия квалифицируются по статье уголовного закона, охватывающей его поведение до отказа, со ссылкой на ст. 31 УК. Основной проблемой при этом становится квалификация действий иных соучастников, которые не связаны с добровольным отказом. Как выше уже было указано, традиционная позиция по этому поводу заключается в признании их действий приготовлением к преступлению. С таким решением трудно не согласиться.
"Однако, как отмечает Р.Х. Кубов куда девалось соучастие, уже осуществленное (подстрекатель склонил пособника к оказанию помощи исполнителю, пособник изготовил для исполнителя отмычку и передал ее и т.д.) и попытаемся его решить. На наш взгляд: а) соучастие и неоконченное преступление два самостоятельных института уголовного права, при квалификации невозможен подход с применением либо неоконченного преступления, либо соучастия, поскольку эти два института не взаимозаменяемы в силу своей юридической природы; б) соучастие выступает в качестве отягчающего обстоятельства, тогда как неоконченное преступление либо исключает ответственность (ст.31 УК), либо смягчает ее (ст.66 УК)". [83]
Более точна квалификация по совокупности неоконченного преступления и соучастия; конкретном преступлении имеет место и неоконченность его и соучастие в нем (приготовление и пособничество, подстрекательство, организаторская деятельность в преступлении).
Исключение соучастия из квалификации приведет и уже приводит к неоправданному освобождению от уголовной ответственности иных соучастников, которые к добровольному отказу не имеют никакого отношения и тем не менее в силу акцессорности соучастия вслед за исполнителем, добровольно отказавшимся от доведения преступления до конца, освобождаются от уголовной ответственности.
Так, Ф. и Ш. захватили на улице потерпевшего и на машине под управлением Ч. привезли к дому, в подвале которого избивали его, причинив менее тяжкие телесные повреждения, никаких условий его освобождения не выдвигали. "Имея реальную возможность незаконно удерживать потерпевшего, осужденные предоставили ему свободу, т.е. добровольно освободили".Ч. не участвовал в доставке потерпевшего в подвал, в его избиении и освобождении, он только привез его на машине к дому. "Дело в отношении Ч. по ст.17 и ч.2 ст.125 УК РФ как пособника похищения человека, не принимавшего участия в избиении потерпевшего, впоследствии добровольно освобожденного виновными, прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления"[84].
Получается, что добровольный отказ распространен на лиц, которые о нем и не помышляли. Думается, что это абсолютно несправедливое и незаконное решение, поскольку Ч. добровольно не отказывался от доведения преступления до конца и как пособник должен быть привлечен к уголовной ответственности, а ст.6 и 60 УК требуют назначать наказание в соответствии с характером и степенью опасности преступления; в действиях Ч. сохранилось приготовление к преступлению, которое не отменяется добровольным отказом других лиц; приготовление имеет место в преступлении тяжком, что согласно ч.2 ст.30 УК не отменяет уголовной ответственности за него. Вполне естественно, действия Ч. должны быть квалифицированы как приготовление к похищению человека и пособничество в похищении человека. Кому-то покажется, что такая двойная квалификация излишня, поскольку одни и те же действия требуют одной квалификации, здесь же речь идет о квалификации действий лица, который увез человека с улицы в определенное место. Сомнения имеют под собой почву, но не совсем. Дело в том, что одни и те же действия мы можем рассматривать под разным углом зрения, например, с позиций их объективных содержания и сущности или субъективного восприятия, с позиций оконченного или неоконченного преступления, с позиций единоличного или в соучастии совершенного преступления и т.д. Все это не мешает определить нам какое-либо деяние как совершенное, например, единичное единоличное усеченное неоконченное преступление. И все эти характеристики будут вполне оправданными и невзаимозаменяемыми. Мало того, когда мы говорим о соучастии, то имеем в виду не только сам характер действий человека, но его встроенность в структуру действий иных лиц с позиций совместности действий; мы не должны забывать о второй стороне совместности - деятельности всех вместе. Именно это мы должны вменить Ч. - его совместную деятельность с Ф. и Ш. до добровольного отказа последних.
Требует ссылки на ст.33 УК и поведение соучастника, действующего с косвенным умыслом, поскольку необходимым признаком преступной группы является наличие только прямого умысла, отсюда, косвенный умысел может составлять лишь элементарное соучастие с соответствующей квалификацией. При возможном признании неосторожного соучастия и оно должно быть отнесено к элементарному соучастию с квалификацией со ссылкой на ст.33 УК РФ.
Вторая проблема. Квалификация действий соучастников всех видов достаточно прозрачна: опасное поведение исполнителя рассматривается по статье Особенной части без ссылки на ст.33 УК (ч.2 ст.34 УК), данный традиционный подход вполне обоснован и оправдан; преступные действия иных соучастников квалифицируются по двум вариантам в зависимости от того, какой формой соучастия они объединены: если имеется элементарное соучастие - со ссылкой на ст.33 УК, при наличии группового преступления - по норме Особенной части без ссылки на ст.33 УК. Но в такое в общем ясное решение постоянно вторгается широкое и узкое понимание исполнителя, а при этом - и иных соучастников, что деформирует судебные решения.
Так, по делу Т. и П. было вынесено, на наш взгляд, спорное решение. Суть дела заключена в следующем: во время убийства Д. Павловым Т. ударил ее по голове палкой, Павлов ударил по голове бутылкой, которая разбилась, П. сбегал и принес вторую бутылку, которой Павлов ударил по голове Д.; после этого Т. передал Павлову нож, которым Павлов причинил множественные колото-резаные раны, от них Д. скончалась на месте. Действия Т. квалифицированы как соисполнителъство в убийстве. При этом суд указал: "Действия осужденного, выразившиеся в подавлении сопротивления потерпевшей и предоставлении орудия преступления в процессе лишения жизни, обоснованно признаны соисполнительством в убийстве". Действия П. квалифицированы как пособничество в убийстве[85].
Указанное решение непоследовательно. Во-первых, подавление сопротивления не есть убийство, а лишь создание условий для убийства. Во-вторых, нигде в приведенном материале не указано на сопротивление потерпевшей к моменту удара ее Т. палкой, уж скорее потерпевшая перестала сопротивляться после двух ударов по ее голове двумя бутылками, которые предшествовали удару палкой, т.е.П., принеся бутылку, также участвовал в подавлении сопротивления. В-третьих, бутылка не менее смертоносное орудие по сравнению с ножом, когда ее используют, ударяя по голове жертву (Верховному Суду достаточно было посмотреть свою статистику, чтобы в этом убедиться). В-четвертых, отсюда следует, что орудия убийства были предоставлены не только Т., но и П.; однако действия Т. квалифицированы как исполнение, а П. - как пособничество в убийстве. Указанная невразумительная аргументация Верховного Суда не позволяет говорить об истинности и обоснованности приговора. По некоторым уголовным делам Верховный Суд входит в противоречие со своими же решениями. По делу Лаха и Ворошкевича, суть которого заключалась в том, что "для убийства Дмитриева Ворошкевич принес Лаху телефонный провод. Лах этим проводом задушил Дмитриева"[86]. Очевидно, что Верховный Суд не имеет четкого представления о квалификации действий тех или иных соучастников: по делу Павлова действия Т., подавшего нож для убийства, квалифицированы как исполнение без ссылки на ст.17 УК РФ, тогда как действия Ворошкевича, принесшего провод для удушения жертвы признаны пособничеством и квалифицированы со ссылкой на ст.17 УК РФ. Разумеется, никакой логики в приведенных решениях Верховного Суда не содержится, тогда как одинаковые действия соучастников всегда должны быть одинаково квалифицированы
На наш взгляд, нужно освободиться от фикции широкого понятия исполнителя и либо признавать групповым преступлением только соисполнительство в чистом виде (чего сделать никогда не удастся), либо однозначно признать, что и иные виды соучастников могут создавать преступную группу, но при определенных правилах; применительно к группе лиц с предварительным сговором этими правилами выступают признаки ее, изложенные в соответствующем разделе работы. Законодатель об особенностях квалификации действий подстрекателей и пособников ничего не говорит.

2.2 Ответственность соучастников преступления по специальным квалификационным признакам

Специальные правила квалификации возникают в связи со спецификой отражения соучастия в Особенной части УК.
Формы соучастия указаны либо в качестве самостоятельных видов преступлений (ст. 208 УК - организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем; ст. 209 УК - бандитизм; ст.210 УК - организация преступного сообщества; ст.212 УК - массовые беспорядки), либо в качестве отягчающих или особо отягчающих обстоятельств.
Рассмотрим пример. Закон признает оконченным бандитизм (ст. 209 УК) с момента создания банды. Однако за этим оконченным преступлением скрывается неоднозначная преступная деятельность, которую можно разделить на несколько видов. Дело в том, что создание банды как оконченное преступление будет иметь место в преступлениях: а) доведенных до логического конца (например, при систематическом совершении участниками банды хищений); б) прерванных после первого акта реализации замысла (например, после первого хищения); в) прерванных на стадии исполнения первого преступления, когда оно еще не окончено; г) прерванных на стадии участия кого-либо в банде, когда данное лицо в собственно организации банды не участвовало; д) прерванных непосредственно после организации банды. Указанные разновидности преступления составляют всю массу оконченного бандитизма. Во всех приведенных случаях фактическая завершенность преступления (а) или прерывание фактической преступной деятельности (б, в, г, д) значения для квалификации не имеют, поскольку преступление объявляется оконченным с момента организации банды. Исключение было сделано Пленумом Верховного Суда только для тяжких преступлений, последствия которых при бандитизме требуют дополнительной квалификации[87]. В последующем Пленум Верховного Суда установил: "Судам следует иметь в виду, что ст. 209 УК РФ, устанавливающая ответственность за создание банды, руководство и участие в ней или в совершаемых ею нападениях, не предусматривает ответственность за совершение членами банды в процессе нападения преступных действий, образующих самостоятельные составы преступлений, в связи с чем в этих случаях следует руководствоваться положениями ст.17 УК РФ, согласно которым при совокупности преступлений лицо несет ответственность за каждое преступление по соответствующей статье или части статьи УК РФ"[88].
Таким образом, за сферу квалификации бандитизма выведены все конкретно совершенные бандой преступления вне зависимости от их тяжести. Разумеется, подобное конкретизирует квалификацию, делает ее более понятной. Однако здесь не все так просто. Ведь уголовный закон вводит в структуру бандитизма еще и нападение, под которым понимают физическое насилие или угрозу такового[89] либо процесс, "началом которого является момент создания реальной опасности применения насилия, а завершением - полное овладение имуществом с получением возможности распорядится им по своему усмотрению, в силу чего отпадает необходимость в применении насилия"[90], включающий в себя насилие или его угрозу. Если не ввести нападение в бандитизм, то "провиснет" участие в нападениях, предусмотренное ч.2 ст. 209 УК, останется непонятным сам факт его существования. Отсюда все насильственные преступления становятся составной частью бандитизма и, по общему правилу, выведены из него быть не могут, разве только фиктивно в качестве идеальной совокупности, но и для этого должны быть основания (скажем, несоответствие санкции ч.2 ст. 209 УК тяжести и опасности насильственного преступления). Однако санкция ч.2 ст. 209 УК весьма серьезна (от 8 до 15 лет лишения свободы с конфискацией имущества), то она охватывает почти все насильственные преступления, кроме, разве что, убийства (ст.105 УК).
Следовательно, при точном, адекватном толковании закона предложенная Пленумом квалификация оказывается неверной. Мало того, вслед за этим возникает еще одна проблема: если уж все или почти все насильственные преступления охватываются ч.2 ст. 209 УК, то совершенно нелогично квалифицировать по совокупности с бандитизмом менее опасные преступления против собственности, тем более, что сам Пленум утверждает, что при наличии оружия хотя бы одного члена банды "нападение вооруженной банды считается состоявшимся и в тех случаях, когда имевшееся у членов банды оружие не применялось"[91], т.е. нападение возможно и без оружия. А возможно ли нападение без насилия вообще, например, бандой совершены кражи. Будут ли такие действия квалифицированы как бандитизм? На наш взгляд, да. Но в таком случае нужно признать, что законодатель, применив термин "нападение", сузил круг бандитизма, логичнее было бы написать в законе "участие в совершаемых преступлениях", что исключило бы споры по поводу толкования "нападения" и сделало бы абсолютно прозрачной суть данной формы бандитизма.
И в то же время прерванная деятельность представляет собой не что иное, как фактически неоконченную преступную деятельность, которая юридически признана оконченной.
При этом возникает закономерный вопрос: для чего нужна такая конструкция вида преступления? Согласно общепринятой позиции указанный подход оттеняет повышенную общественную опасность определенной категории деяний. Однако данная аргументация не снимает сомнений. Похоже, что указанная конструкция не оттеняет, а затушевывает общественную опасность преступлений анализируемого вида. Во-первых, потому, что все равно фактическая завершенность охватывается такими нормами, т.е. по существу ничего не изменилось бы при конструкции преступления как материального (например, организация банды, связанная с причинением физического или имущественного вреда), поскольку при анализируемом подходе становился бы очевидным максимальный предел вида преступления, а прерванная на том или ином этапе преступная деятельность, как и положено, рассматривалась бы в качестве неоконченной преступной деятельности (приготовления или покушения) и наказывалась в рамках санкции, что мы имеем в настоящее время, только в перевернутом с ног на голову виде.
Во-вторых, общественная опасность бандитизма при фактической завершенности преступной деятельности значительно выше, чем при организации банды, а именно она-то и затушевана существующей конструкцией состава. Ведь не случайно законодатель издавна борется за то, чтобы вред не был причинен общественным отношениям; и с этой целью даже освобождает от уголовной ответственности лицо, частично совершившее преступление, но отказавшееся от доведения его до конца (добровольный отказ). Именно поэтому причинение вреда при бандитизме должно наказываться строже, нежели только создание банды, чего не позволяет сделать санкция, созданная в расчете только на создание банды.
В-третьих, наказание с необходимостью должно дифференцироваться, отражая реально существующее различие в общественной опасности между фактически завершенной и фактически незавершенной деятельностью, и достаточно высокая общественная опасность самой организации банды не играет при этом никакой роли, поскольку она имеется и в фактически завершенной деятельности.
В-четвертых, никому не нужна одинаковая квалификация фактически неоконченной и реально завершенной преступной деятельности, которая с необходимостью выливается в абсолютно различное наказание (естественно, меньшее только при создании банды, и естественно, большее при возникновении от действий банды вреда, т.е. при реально завершенном преступлении).
В-пятых, ничего не может изменить в этом плане и квалификация по совокупности, если она возникает (например, признаем, что хищение либо вымогательство радиоактивных материалов не охватываются бандитизмом), поскольку мы столкнемся с идеальной совокупностью, при которой более логично назначение наказания путем поглощения, вопреки требованиям ч.3 ст.69 УК РФ, т.е. снова в рамках санкции, опять-таки более высокое при наличии последствий и менее высокое - при его отсутствии.
Критикуемая позиция, похоже, была доведена до абсурда Проектом УК России, согласно которому участие в банде и в совершаемых ею нападениях выделено в отдельную норму (ч.2 ст. 192) с соответственно меньшим наказанием по сравнению с организацией (созданием) банды (ч.1 ст. 192). Данная позиция нашла закрепление и в ст. 209 УК 1996г. Впрочем, это - логическая завершенность абсолютно алогичного построения нормы. Ведь здесь менее опасной признается деятельность, более приближенная к результату либо уже причиняющая преступный результат (участие в нападениях).
Таким образом, высказанная позиция противоречит общим положениям теории стадий и неоконченной преступной деятельности; по крайней мере, традиционно теория уголовного права признает более опасным покушение по сравнению с приготовлением, да и сам закон считает приготовление менее опасным и объявляет его наказуемым лишь при совершении тяжких и особо тяжких преступлений (ч.2 ст.30 УК), тогда как покушение наказуемо всегда. Получается, что следует восстановить единую законодательную логику.
Изложенное позволяет сказать, что законодательно создавать усеченные составы, которые охватывают собой и фактически причиненный желаемый вред, нет никакой необходимости, дабы избежать необъективного рассмотрения судом преступлений подобных видов, поскольку их формулирование в законе создает иллюзию того, что за действия, признанные оконченным преступлением (в частности, за само создание банды), может быть определен и максимум санкции (формально это верно, а по существу - нет, так как санкция охватывает в таких составах и преступный результат, а при его отсутствии не может быть применена в полном объеме).
Санкции ст. 209 УК РФ более узкие, что сводит на нет возможность учета в них реально наступивших последствий. Указанные сомнения, на наш взгляд, весьма существенны и требуют пересмотра традиционного представления об усеченных диспозициях тех или иных видов преступлений.
В существующем виде бандитизм представляет собой (с позиций законодателя) также либо организованную группу, либо преступное сообщество, поскольку в обоих случаях присутствует устойчивость. Но на наш взгляд - только преступное сообщество с определенными дополнительными признаками: вооруженностью и специальными целями. При этом действия, совершенные бандой, квалифицируются по нескольким вариантам:
1) создание банды - по ч.1 ст. 209 УК;
2) участие в банде - по ч.2 ст. 209 УК;
3) участие в совершаемых бандой нападениях - также по ч.2 ст. 209 УК, хотя опасность поведения здесь значительно выше, чем при участии в банде;
4) при совершении бандой тяжкого или особо тяжкого преступления - по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 209 УК и статьей, регламентирующей конкретно совершенное преступление;
5) при совершении бандой иной тяжести преступлений (небольшой и средней тяжести) они охватываются бандитизмом и отдельной квалификации не требуют.
По первым трем вариантам особых проблем при квалификации не возникает, они появляются тогда, когда одно и то же лицо выполняет несколько функций.
Так, Верховный Суд рассмотрел несколько дел по бандитизму и в двух из них столкнулся с аналогичной ситуацией, при которой одно и то же лицо создало банду, а затем участвовало в нападениях, совершаемых бандой. Решение Верховного Суда весьма любопытно. По делу Фурсова и других, которые организовали банду, участвовали в ней и участвовали в нападениях, совершаемых бандой, Судебная коллегия по уголовным делам переквалифицировала их действия со ст.77 УК РСФСР на ч.1 ст. 209 УК РФ, признав тем самым, что и участие в банде, и участие в нападениях, совершаемых бандой, охватывается организацией банды и дополнительной квалификации не требует. Президиум согласился с такой позицией, указав, что дополнительная квалификация по ч.2 ст. 209 УК является излишней, "поскольку уголовная ответственность за создание устойчивой вооруженной группы (банды) в целях нападения на граждан предусмотрена более строгая, чем за участие в такой банде и совершаемых ею нападениях. Решая вопрос о юридической оценке действий осужденных, кассационная и надзорная инстанции исходили из того, что действиями осужденных по организации банды охватываются также участие в ней и в бандитских нападениях"[92].
По делу Рустамова, который организовал банду и участвовал в совершаемых ею нападениях, Судебная коллегия по уголовным делам заняла иную позицию и квалифицировала действия подсудимого по ч.1 и ч.2 ст. 209 УК, тогда как Президиум потребовал оставить только ч.1 ст. 209 УК, мотивируя примерно так же, как и в предыдущем случае[93]. Рассмотренные дела показывают, что Судебная коллегия к одной и той же ситуации подошла по-разному и, к ее чести, в итоге выбрала правильное решение, квалифицируя действия по совокупности двух частей одной нормы. Президиум же выдерживает одну позицию, но абсолютно неверную.
Во-первых, аргументация Президиума неверна, поскольку сам факт более высокой санкции за одно из преступлений еще не свидетельствует о том, что такое преступление охватывает другие (санкция за убийство выше санкции за разглашение государственной тайны, тем не менее последнее не охватывается убийством).
Во-вторых, сам Верховный Суд в вышеуказанном постановлении требует квалификации по совокупности организации банды и совершаемых бандой тяжких и особо тяжких преступлений. И дело здесь не в тяжести преступления, а в обоснованности квалификации по совокупности, поскольку на основании ст.17 УК совокупностью преступлений признается совершение двух или более преступлений, отраженных в различных статьях или различных частях статей уголовного закона. А в ст. 209 УК действия по созданию банды и участию в нападениях, совершаемых бандой, предусмотрены в различных частях статьи, следовательно, создают совокупность.
В-третьих, мы имеем здесь действительно различные действия, не похожие друг на друга: одно дело - создание банды, и совсем другое - участие в нападениях. В-четвертых, что особенно важно, создание банды считается оконченным с момента появления банды как устойчивой вооруженной группы лиц со всеми ее признаками, свойственными преступному сообществу.
Согласно общему правилу категория оконченности преступления имеет существенное значение, поскольку помогает отграничить преступное поведение, свойственное данному виду преступления, от поведения, таковым не являющегося. Преступными должны признаваться действия, направленные в сторону общественно опасного результата и существующие в рамках от начала преступления до его окончания. Действия, совершенные после окончания преступления, как правило, данное преступление составлять не могут (кроме укрывательства, приобретения и сбыта). Отсюда господствующее признание оконченной банды с момента ее создания исключает вхождение в данное преступление и участие в банде, и участие в нападениях, совершаемых бандой. Следовательно, и по данному основанию более точна и истинна квалификация по совокупности действий, составляющих различные части ст. 209 УК. Потому и непонятно, где правовые основания включения в преступление действий, совершенных после окончания преступления. Если речь идет о последствиях, охватываемых умыслом и сговором при создании банды, то почему они не включены в объективную сторону преступления и почему Верховный Суд не входит с инициативой превращения бандитизма в преступление с материальной диспозицией, что исключило бы многие проблемы. Мало того, не все последующие действия охватываются умыслом и сговором на момент создания банды, например, вхождение в банду после ее создания (собственно участие в банде). Похоже, что точность и истинность квалификации мало волнует Верховный Суд, для него важным остается соблюдение принятых им самим фикций.
В-пятых, поведение, отраженное в ч.2 ст. 209 УК (участие в банде и участие в совершаемых бандой нападениях), можно разделить на двух уровнях: на первом - действия лиц, которые участвовали в самом создании банды, а затем в самой банде и в ее нападениях; на втором - действия лиц, примкнувших к банде после создания ее и участвующих в банде, или участвующих в нападениях, совершаемых бандой, или то и другое вместе. При сегодняшней формулировке бандитизма действия и первого, и второго уровней не включаются в бандитизм и требуют квалификации по совокупности, что оспаривается многими учеными и Верховным Судом применительно к первому уровню, но не может быть оспорено относительно второго. Отсюда возникает на практике квалификация действий первого уровня, противоречащая основам уголовного права, т.е. проблематичная квалификация. На наш взгляд, если законодатель сохранит бандитизм как преступление с усеченной диспозицией, действия первого и второго уровней следует квалифицировать по совокупности преступлений, что вызывает в определенной части справедливые нарекания, но не будет противоречить закону.
Определенный интерес вызывает квалификация бандитизма в связи с одним из основных признаков его - вооруженностью. При наличии оружия, полностью готового к причинению вреда, проблем с квалификацией не возникает. Но необходимо помнить о негодном оружии. Здесь мы можем согласиться с Т.Д. Устиновой и признать, что "наличие в организованной группе только негодного оружия или предметов, имитирующих его, не может составлять такой обязательный признак банды, как вооруженность"607, что базируется на соответствующих положениях Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 "О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм"[94].
Однако, что отнести к негодному оружию?
В указанном Постановлении Пленум отсылает правоприменителя к Закону "Об оружии". Там... . сложность ситуации заключается в том, что в отличие от холодного оружия, представлявшего собой, как правило, нечто унитарное (кинжал - клинок с ручкой и т.д.), огнестрельное оружие всегда состоит из нескольких частей (как минимум, двух - самого орудия и боеприпаса к нему); отсюда реально имеются случаи, когда у того или иного лица обнаруживают по отдельности либо то, либо другое.
Является ли оружием при бандитизме пистолет без патронов, хотя он и был применен при совершении преступления как предмет угрозы?
Похоже, что нет, поскольку он ничем не будет отличаться в такой ситуации от макета пистолета, ведь он непригоден в качестве огнестрельного оружия для поражения живой силы. А если пистолет был снаряжен боеприпасом, но патроны оказались непригодными к выстрелу, следует ли признавать все это огнестрельным оружием? Опять-таки нет из-за отсутствия одной надлежащей обязательной части его. Однако в судебной практике не так уж редки случаи, когда применение оружия вменяется в качестве квалифицирующего или конструирующего признака при отсутствии пригодных к выстрелу патронов, особенно при разбое.
Так, приговором псковского городского суда Б. осужден по п. "б" ч.2 ст.146 УК РСФСР за совершение нападения с применением оружия; в находившемся у него обрезе было два патрона, и два патрона в кармане. Согласно пиротехнической экспертизе все патроны были непригодны к выстрелу (с помятыми гильзами и пробитыми капсюлями). Приговор оставлен без изменения на всех судебных инстанциях[95].
Можно сказать, что суды не видят разницы между вменением статьи о незаконном обращении с оружием (ст.222 УК РФ) и статей, в которых оружие выступает в качестве предмета по причинению вреда личности и обычно вменяют их по совокупности, чего делать не следует. Ведь в первых речь идет не только об оружии, но и о боеприпасах к нему, и потому, например, хранение пистолета без патронов или патронов без пистолета создает в равной мере квалификацию по статье, регламентирующей незаконное обращение с оружием. Во вторых нормах требуется реальное наличие холодного или огнестрельного оружия, способного в силу своих технических данных причинить вред личности, и здесь отдельное присутствие боеприпасов или самого орудия не может создавать оружия как такового, поскольку по отдельности они не приспособлены к выполнению таких функций. В этом мы полностью согласны с другими авторами. "Анализируемый признак имеет место и в тех случаях, когда находящееся в банде оружие полностью не укомплектовано... Главное, чтобы эти недостатки не препятствовали производству выстрела из такого огнестрельного оружия"[96].
И потому вменение статьи о незаконном обращении с оружием вовсе не означает вменения соответствующего квалифицирующего или конструирующего признака другой статьи; в отличие от этого присутствие квалифицирующего признака, регламентирующего применение оружия, с необходимостью влечет за собой вменение статьи о незаконном обращении с оружием. При этом квалификация будет во многом зависеть от субъективных моментов, в частности от наличия или отсутствия ошибки по поводу негодности оружия.
Определенные сомнения возникают по поводу позиции некоторых ученых, согласно которой "с учетом того, что вооруженность является конструктивным признаком бандитизма, незаконное хранение, перевозка, ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств членами преступной группировки... полностью охватываются ст. 209 и дополнительной квалификации по ст.222 не требует".
Это действительно аксиоматично. Однако все дело в том, когда начались действия по незаконному обращению с оружием у конкретного лица. По общему правилу, если все указанные действия или часть их были совершены им до вступления в банду, то возникает естественная квалификация по совокупности с соответствующим дополнительным вменением ст.222 УК. Но при этом вмешивается в естественную квалификацию особенность вида преступления - и ношение, и хранение, и перевозка представляют собой длящиеся преступления, что требует более внимательного к ним отношения. Так, незаконное хранение будет фактически оконченным с момента избавления от оружия или передачи его правоохранительным органам; поскольку лицо хранило оружие до вступления в банду и продолжает хранить его после вхождения в преступное сообщество, то здесь имеет место единичное длящееся преступление, квалификация части которого как бандитизма охватывает собой и остальную часть данного единичного преступления. В этом плане приведенная позиция верна. Иная ситуация складывается вокруг ношения и перевозки. Они также являются длящимися преступлениями, однако каждый акт ношения или перевозки представляют собой фактически и юридически оконченное преступление (поносил оружие и положил его, снова поносил его и вновь положил в хранилище; осуществил один акт перевозки и положил в хранилище, осуществил другой акт перевозки... и т.д.); между актами ношения и перевозки вклинивается хранение, которое, являясь цельным преступлением, разъединяет отдельные хранения и перевозки как самостоятельные длящиеся преступления. Поэтому акты ношения и перевозки, осуществляемые до вступления в банду, как самостоятельные длящиеся преступления должны быть вменены дополнительно (ст.222 УК), а последующие акты ношения и перевозки охватываются бандитизмом.
И последнее. Банда оформлена в законе так, что позволяет охватить и множественность преступлений ("участие... в совершаемых ею нападениях" - ч.2 ст. 209 УК), именно поэтому при совершении ряда преступлений бандой множественность преступлений не требует дополнительной квалификации.
Еще сложнее вопрос по поводу квалификации организации преступного сообщества. В ст.210 УК предусмотрено создание преступного сообщества для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, руководство таким сообществом или входящими в него подразделениями, создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп для планирования преступлений (ч.1), участие в преступном сообществе либо в объединении руководителей (ч.2). Конструкция нормы в определенной части совпадает с конструкцией бандитизма, что передает ему все вышеизложенные проблемы бандитизма, но в отличие от последнего в организацию преступного сообщества не включено само участие в совершении преступлений. Отсюда однозначный вывод: при совершении преступлений преступным сообществом всегда необходима квалификация по совокупности ст.210 УК и статьи, регламентирующей совершенное преступление. Учитывая, что в ст.210 УК речь идет о форме соучастия, созданной для совершения только тяжких или особо тяжких преступлений, возникает первая проблема - квалификации преступлений небольшой или средней тяжести, совершенных преступным сообществом, потому что а) там законодатель запрещает видеть преступные сообщества, и б) хотя в жизни преступные сообщества чаще имеют место при их совершении, тем не менее их общественная опасность не может быть учтена. Например, кражи дифференцируются в зависимости от того, совершены они по предварительному сговору группой лиц (ч.2 ст.158 УК) или организованной группой (ч.3 ст.158 УК) с соответствующим усилением наказания. На этом фоне совершенно невозможна квалификация краж, совершенных реально существующим преступным сообществом в силу законодательной запрещенности распространения такового на них. Мало того, из-за запрещенности аналогии (необходимо помнить, что в ч.3 и 4 ст.35 УК сформулированы самостоятельные формы соучастия) в законе (ч.2 ст.3 УК) такие кражи не могут быть квалифицированы по ч.3 ст.158 УК или по ч.2 ст.158 УК (преступное сообщество не есть организованная группа или группа лиц с предварительным сговором), не могут быть они квалифицированы и по совокупности ч.1 ст.158 и ст.210 УК, так как преступные сообщества не распространяются на преступления средней тяжести, к которым относятся кражи. В результате кражи, совершенные преступным сообществом, должны квалифицироваться по ч.2 ст.158 УК как неоднократные, либо при однократном их совершении - по ч.1 ст.158 УК, что выглядит по меньшей мере странно, поскольку ничуть не похоже на борьбу с организованной преступностью.
Однако главная проблема заключается в том, что при сегодняшней формулировке преступного сообщества вообще невозможно квалифицировать даже особо тяжкие преступления, совершенные преступным сообществом, что в общем-то урегулировано законом. Например, убийство совершено преступным сообществом.
Такового квалифицирующего признака в ст.105 УК РФ нет. Там в п. "ж" ч.2 ст.105 УК предусмотрено убийство, совершенное группой лиц, по предварительному сговору группой лиц либо организованной группой. Но квалифицировать убийство, совершенное преступным сообществом, по указанному пункту нельзя в силу законодательного запрещения аналогии (там нет преступного сообщества как отягчающего обстоятельства), разумеется, при условии, что мы всерьез воспринимаем ст.3 УК и не готовы ее деформировать в угоду фикциям, нельзя квалифицировать и по совокупности ч.2 ст.105 и ст.210 УК из-за отсутствия в ч.2 ст.105 УК соответствующего квалифицирующего признака. Можно квалифицировать по совокупности ч.1 ст.105 и ст.210 У К, но возникает несоответствие наказания - даже за убийство, совершенное группой лиц без предварительного сговора, согласно санкции ч.2 ст.105 УК возможно назначение наказания в виде пожизненного лишения свободы или смертной казни, тогда как максимум наказания в приведенном примере ограничен наказанием по совокупности преступлений (ст.69 УК), т.е.25 годами лишения свободы. И опять мы видим, что квалификация не позволяет учесть повышенную общественную опасность преступного сообщества. По меньшей мере странно, что Уголовный кодекс 1996 г., созданный на волне деклараций о построении в России правового государства, содержит противоречащие одна другой нормы или, по крайней мере, требующие такого правоприменения, которое с необходимостью нарушает само уголовное законодательство.
В результате создания ст.210 УК в законе появилось противоречие по квалификации множественности совершаемых сообществом преступлений. Из общих правил квалификации соучастия вытекает, что множественность преступлений является составной частью преступной организации и самостоятельной квалификации не требует.
Однако введение ст.210 УК несколько изменило ситуацию с квалификацией. Дело в том, что анализируемая норма сформулирована как усеченная, когда преступление признается оконченным с момента создания преступного сообщества.
Отсюда реально существующая множественность располагается за пределами оконченного преступления и, соответственно, входить в него не может. Мало того, в отличие от банды, в ст.210 УК не включены нападения, совершаемые преступным сообществом. И это также свидетельство того, что множественность выведена за пределы данной нормы и требует самостоятельной квалификации. Возникает нечто странное - менее опасная форма соучастия (организованная группа) охватывает собой множественность, а более опасная (преступное сообщество) - не охватывает только в силу специфики законодательного регулирования.
Именно на этом фоне возникает противоречие с общими правилами квалификации преступного сообщества, которое может быть снято либо исключением ст.210 УК из Особенной части и превращением преступного сообщества в квалифицирующее обстоятельство (наиболее приемлемый вариант в силу снятия таковым и других проблем преступного сообщества), либо путем превращения ст.210 УК в материальную норму (менее приемлемый вариант, поскольку он не снимает некоторых иных проблем преступного сообщества), либо введением в ст.210 УК участия в нападениях, совершаемых преступной организацией, как это сделано в ст. 209 УК (наименее приемлемый вариант). Но во всех трех вариантах проблема соответствия общих и специальных правил квалификации множественности преступлений, совершенных преступным сообществом, будет разрешена.
На наш взгляд, к преступному сообществу следует подходить как к одной из самостоятельных форм соучастия, формулировать его в соответствии с классификацией форм соучастия, удалить из уголовного закона ст.210 УК, ввести преступное сообщество в качестве квалифицирующего признака наряду с другими формами соучастия в отдельные нормы УК, не исключая при этом наличия его и при совершении иных преступлений, т.е. ввести его в рамки общих правил формулирования соучастия в УК и правил квалификации его. Только в этом случае исчезнут изложенные проблемы квалификации и не возникнут новые, поскольку преступное сообщество будет выступать лишь как форма соучастия, наиболее опасная, требующая более пристального внимания общества, и тем не менее являющаяся особенной среди равных (форм соучастия).
Массовые беспорядки (ст.212 УК) - яркий пример группового преступления, в котором переплетаются различные формы соучастия. Прежде всего, массовые беспорядки организуют лица, заинтересованные в дестабилизации сложившейся ситуации и рассчитывающие на длительное и упорное продвижение к цели, т.е. ядром массовых беспорядков, на наш взгляд, выступает, как правило, преступное сообщество и только в редких случаях, когда массовые беспорядки организуются для разрешения сиюминутных целей (например, с их использованием ограбить банк), данное ядро будет представлять собой организованную группу. Остальные участники массовых беспорядков могут представлять собой и группу лиц с предварительным сговором, и группу лиц без предварительного сговора, и даже элементарное соучастие - по существу весь спектр форм соучастия может быть охвачен массовыми беспорядками. Отсюда и квалификация действий отдельных участников массовых беспорядков будет зависеть от того, в какую группу они входили.
Таким образом, основная проблема института соучастия в его квалификации. В этой связи кажется важным уточнить ряд положений.
Во-первых, встречающаяся в юридической практике попытка приравнять интеллектуального пособника и подстрекателя путем определения первого как лица, укрепляющего решимость другого соучастника, тем самым максимально приблизив его к подстрекателю, на наш взгляд, является необоснованной. Любой пособник (и физический, и интеллектуальный) укрепляет решимость другого соучастника на совершение преступления в силу самого наличия соучастия. Квалификация же действий интеллектуального пособника ничем не отличается от квалификации действий физического пособника и заключается в ликвидации результатов своего поведения до использования их другими соучастниками.
Во-вторых, квалификация действий организатора при добровольном отказе и квалификация действий подстрекателя не должны совпадать, поскольку они выполняют разные функции.
При добровольном отказе организатора его действия следует квалифицировать по соответствующей статье УК со ссылкой на ст.31 УК.
На основании сказанного, на наш взгляд, нужно изменить редакцию ч.4 ст.31 УК.
В-третьих, к преступному сообществу следует подходить как к одной из самостоятельных форм соучастия, формулировать его в соответствии с классификацией форм соучастия, удалить из уголовного закона ст.210 УК, ввести преступное сообщество в качестве квалифицирующего признака наряду с другими формами соучастия в отдельные нормы УК, не исключая при этом наличия его и при совершении иных преступлений, т.е. ввести его в рамки общих правил формулирования соучастия в УК и правил квалификации его. В этом случае исчезнут проблемы квалификации, поскольку преступное сообщество будет выступать лишь как форма соучастия, наиболее опасная, требующая более пристального внимания общества, и тем не менее являющаяся особенной среди равных (форм соучастия).

Заключение

1. Соучастие является неотъемлемой частью системы норм уголовного законодательства. Наряду с общими целями и задачами, стоящими перед уголовным законодательством, оно имеет свое специальное назначение, которое дает возможность обоснования ответственности лиц, лично не совершавших преступления, но каким-то образом способствовавших его совершению, а также возможность индивидуализации наказания, назначаемого соучастникам преступления.
Вместе с тем, никакая регламентация в законе особенностей видов поведения нескольких лиц при совершении одного преступления еще не доказывает наличия соучастия. Именно в общем понятии соучастия заложена основа разграничения институтов уголовного права, пограничных с соучастием. Закрепление понятия соучастия в уголовном законе - ограничивает судебный произвол по установлению или непризнанию соучастия в каждом конкретном уголовном деле. Определение совместного участия помогает установить его признаки.
2. Совместное участие предполагает и поведение соучастников, и их взаимную согласованность в определенной части, и результат этого поведения, т.е. по существу совместное участие уже и есть совершение преступления. Соучастие предполагает достижение какого-либо результата общими усилиями нескольких лиц, т.е. совместное участие нескольких лиц - это и есть совершение преступления в соучастии.
В этой связи термин "умышленное" повторен в определении соучастия дважды совершенно неоправданно, подобное можно было бы признать при абсолютно полном выведении действий соучастников и их результата вместе с объективной связью за пределы преступления, что означало бы ликвидацию последнего.
На основании сказанного более точным было бы следующее определение соучастия - "соучастием признается умышленное совместное совершение преступления несколькими лицами".
3. Мы присоединяемся к мнению тех ученых, которые полагают, что наличие двух или более участников не имеет значения для квалификации соучастия, поскольку это общий признак соучастия, который не может быть дифференцирован. Попытка признать групповым преступлением действия нескольких несубъектов преступления (малолетних, душевнобольных, невиновных лиц) и в связи с этим расширить ответственность за групповые преступления представляется необоснованной, крайне вредной для уголовного права и сегодня противоречащей закону, который ввел групповые преступления в раздел о соучастии, признав тем самым только соучастниками, т.е. субъектами преступления всех лиц, совершающих групповое преступление.
4. Одним из основополагающих признаков форм соучастия, который определяет его специфику, является отсутствие или наличие единства места и времени действии исполнителя и иных соучастников.
Представляется, что анализируемые действия лиц всегда являются составной частью группового преступления, поскольку присутствие и соответствующие действия соучастников на месте и во время совершения преступления в любом качестве свидетельствуют о повышенной общественной опасности содеянного.
5. Основная проблема института соучастия в его квалификации. В этой связи в работе уточнено следующее.
Во-первых, встречающиеся в юридической практике попытки приравнять интеллектуального пособника и подстрекателя путем определения первого как лица, укрепляющего решимость другого соучастника, тем самым максимально приблизив его к подстрекателю, на наш взгляд, являются необоснованными. Любой пособник (и физический, и интеллектуальный) укрепляет решимость другого соучастника на совершение преступления в силу самого наличия соучастия. Квалификация же действий интеллектуального пособника ничем не отличается от квалификации действий физического пособника и заключается в ликвидации результатов своего поведения до использования их другими соучастниками.
Во-вторых, квалификация действий организатора при добровольном отказе и квалификация действий подстрекателя не должны совпадать, поскольку они выполняют разные функции.
При добровольном отказе организатора его действия следует квалифицировать по соответствующей статье УК со ссылкой на ст.31 УК.
На основании сказанного, на наш взгляд, нужно изменить редакцию ч.4 ст.31 УК: "Добровольный отказ организатора заключается в принятии мер, предупредивших наступление общественно опасного вреда, который он организовывал. Добровольный отказ подстрекателя представляет собой склонение подстрекаемого к отказу от совершения преступления и предотвращение тем самым общественно опасного вреда. Добровольный отказ пособника - это ликвидация им результата своих действий до использования его (результата) иными соучастниками при продолжении преступления".

Список использованной литературы

Нормативно – правовые акты
1.     Конституция Российской Федерации // Российская газета. 1993.12 декабря.
2.     Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06. 1996 № 63-ФЗ в ред. от 14 февраля 2008 г. // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст.2954; 2008. № 7. ст.551.
3.     Постановление Пленума Верховного Суда РФ "О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм" от 17 января 1997 г. № 1 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 3.
4.     Постановление Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по делам о бандитизме" от 21 декабря 1993 г. № 9 (утратил силу в связи с изданием Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.01. 1997 № 1) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 3.
5.     Постановление Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое" от 27 декабря 2002 г. № 29 в ред. от 6 февраля 2007 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 2; 2007. № 5.
6.     Постановление Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)" от 27 января 1999 г. № 1 в ред. от 6 февраля 2007 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 3.
Научная и учебная литература, периодические издания
7.     Арутюнов А.А. Институт соучастия: системный подход и проблемы квалификации. - М., 2002.
8.     Афиногенов С.В. Соучастие в преступлении (понятие, виды и формы). - М., 1997.
9.     Безбородов Д.А. Совместное преступное деяние как категория уголовного права // Российская юстиция. 2005. N 11.
10.           Бурчак Ф.Г. Учение о соучастии по советскому уголовному праву. - Киев, 1969.
11.           Бушуев И.А. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство. - М., 1965.
12.           Владимиров В.А., Ляпунов Ю.И. Ответственность за корыстные посягательства на социалистическую собственность.М., 1986.
13.           Галиакбаров Р.Р. Юридическая природа группы лиц в уголовном праве // Советская юстиция. 1970. N 20.
14.           Галиакбаров Р.Р. Квалификация преступлений по признаку совершения их организованной группой // Российская юстиция. 2000. N 4.
15.           Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Уголовная ответственность за организацию преступного сообщества (преступной организации). Комментарий. - М.: Учебно-консультационный центр "ЮрИнфоР", 2006.
16.           Гришаев П.И., Кригер Г.А. Соучастие по советскому уголовному праву. - М.: Госюриздат, 1959.
17.           Есаков Г. А, Рарог А.И., Чучаев А.И. Настольная книга судьи по уголовным делам / отв. ред.А.И. Рарог. – М.: ТК Велби, Издательство "Проспект", 2007.
18.           Зелинский А.Ф. Соучастие в преступлении. - Волгоград, 1971.
19.           Иванов Н.Г. Понятие и формы соучастия в советском уголовном праве. Онтологический аспект. - Саратов: Издательство Саратовского университета, 1991.
20.           Иванов Н.Г. Понятие и формы соучастия в советском уголовном праве. - М., 2004.
21.           Иванов Н.Г. Нюансы уголовно-правового регулирования экстремистской деятельности как разновидности группового совершения преступлений // Государство и право. 2003. №5.
22.           Иванов Н.Г. Соучастие в правоприменительной практике и доктрине уголовного права // Уголовное право, 2006, № 6.
23.           Иногамова-Хегай Л.В. Конкуренция норм уголовного права. - М., 2003.
24.           Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Понятие соучастия // Свердловский юрид. ин-т. Ученые труды. Т.3. 1960.
25.           Козлов А.П. Соучастие: традиции и реальность. – СПб.: "Юридический центр Пресс", 2001.
26.           Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. - М., 1971.
27.           Кубов Р.Х. Совершенствование практики применения норм УК РФ об организационных формах преступной деятельности // Российский следователь, 2006, № 4.
28.           Кубов Р.Х. Совершенствование норм Уголовного кодекса РФ, связанных с дифференциацией уголовной ответственности соучастников. // Российский следователь, 2007, № 6.
29.           Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. - М., 1972.
30.           Куриное Б.А. Научные основы квалификации преступлений. - М., 1976.
31.           Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999.
32.           Комментарий к уголовному кодексу РФ (постатейный) (издание третье, переработанное и дополненное) / под ред.А. А. Чекалина, В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. –М.: Юрайт-Издат, 2006.
33.           Лысов М. Юридическая природа соучастия со специальным субъектом // Советская юстиция, 1971, № 21.
34.           Малахов И.П. Соучастие в воинских преступлениях в свете общего учения о соучастии по советскому уголовному праву. М., 1989.
35.           Мальцев В.В. Ответственность за преступления против собственности. Волгоград, 1999.
36.           Российское уголовное право: В 2 т. Т.1. Общая часть / Под ред.А.И. Рарога. - М., 2003.
37.           Российское уголовное право: В 2 т. Т.1. Общая часть / Под ред.А.И. Рарога, 2007.
38.           Савельев Д.В. Преступная группа: уголовно-правовая интерпретация // Российский юридический журнал. 1999. № 1.
39.           Сабитов Р.А. Квалификация уголовно-правовых деяний. - Челябинск, 1998.
40.           Сирота С.И. Преступления против социалистической собственности и борьба с ними. - Воронеж, 1968.
41.           Трухин А. Соучастник преступления // Уголовное право, 2006, № 3.
42.           Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. –М., 1974.
43.           Уголовное право. Общая часть. - М., 1997.
44.           Уголовное право. Общая часть: Курс лекций. - М., 1996.
45.           Улицкий С. Институт соучастия в судебной практике // Законность, 2005, № 11.
46.           Ушаков А. Квалификация преступлений, совершаемых частными лицами в соучастии со специальным субъектом // Советская юстиция, 1972, № 12.
47.           Харитонова И.Р. Неосторожное сопричинение в советском уголовном праве. - М., 1995
48.           Хлупина Г.Н. Квалификация нескольких преступлений. Красноярск, 1996.
49.           Шаргородский М.Д. Некоторые вопросы общего учения о соучастии // Правоведение. 1960. № 1.