Право на получение надела за переезд в колонию или за отправку туда поселенца со временем стало именоваться подушным правом. Оно послужило для многих отправной точкой для расширения своих земельных владений. Однако первыми крупными землевладельцами Виргинии в основном оказались высшие служащие компании и колониальной администрации, которые за исполнение своих обязанностей получали теперь наделы в сотни акров в соответствии с занимаемым положением и в награду за «усердие». Вводимые правила допускали землевладение объединенных собственников «ассоциаций», которые составлялись из людей, субсидировавших отправку в колонию поселенцев. Некоторые ассоциации стали таким путем владельцами огромных территорий. Подушное право сервентов на земле ассоциаций компания не определяла. Оно оговаривалось в контрактах, заключаемых сервентами и их нанимателями.
Принятые меры не могли сразу же повлиять на жизнь колонии и обеспечить ее доходность. Уставшие ждать прибылей, недовольные деятельностью казначея компании Томаса Смита акционеры на общем собрании 1618 г. избрали нового Эдвина Сэндиса. Решением того же собрания размер земельного надела за акцию увеличивался до 100 акров. Человек, оплативший свой проезд и проживший в Виргинии три года, приобретал права владельца одной акции; сервент компании, отслуживший 7 лет (случалось редко изза огромной смертности сервентов),такое же право с обязательством выплачивать фиксированную ренту(квитренту) в 2 ш. («старые колонисты»). Человек, оплативший свой проезд, по истечении трех лет должен был получить 50 акров при ренте в 1 ш.; сервент, отправляемый компанией, такой же надел и при той же ренте через 7 лет («новые колонисты»). Земля предоставлялась в вечное наследственное пользование, номинально оставаясь королевской землей, уступленной компании по хартии.
Учитывая бесчисленные жалобы на произвол губернаторов, компания издала ордонанс, которым учреждался собственный законодательный орган колонии Генеральная ассамблея¹³. В нее входили члены совета колонии, а также по два представителя от крупнейших поселков. Губернатору надлежало собирать ее один раз в год. Принятые ассамблеей законы не должны были противоречить законам метрополии, губернатор обладал правом вето. Это сильно ограничивало полномечия ассамблеи. Сам факт создания представительного учреждения колонии, однако, был для ее обитателей весьма значительным событием.
В реформе 1618 г. получила развитие тенденция стимулировать деятельность компании расширением прав акционеров, а предприимчивость колонистов предоставлением им земельных наделов. Теперь и расширением гражданских прав колонистов. Тенденция, являвшаяся отражением процесса буржуазного развития, происходившего в Англии.
Реформа адресовалась наиболее зажиточным колонистам и служила их интересам. Новоиспеченные крупные землевладельцы, используя свое влияние, а также членство в колониальном совете и протекцию губернатора, стали депутатами первой ассамблеи, созванной летом 1619 г.Они поспешили защитить свое привилегированное положение и собственность. Принятый ими закон обязывал зарегистрировать всех сервентов Виргинии, а впредь регистрировать каждого прибывшего с указанием даты окончания срока контракта, чтобы предотвратить всякую возможность уклонения от обязательств. Несоблюдение сервентами условий контрактов, заключенных в Англии, предписывалось строго наказывать.
Сэндис, став казначеем, проявил большую энергию. В Виргинию отправили значительное число поселенцев. Развитие ее хозяйства стимулировали доставкой виноградных лоз и шелковичных червей. Послали в колонию опытных ремесленников (стеклодувов, бочаров и т. п.), скотоводов, рыбаков. Все это поглотило остатки казны компании. Шелководство и виноградарство не дали результатов из-за местных природных условий и отсутствия у колонистов необходимого опыта. Неустроенность на новом месте мешала работе ремесленников. Прибытие в колонию большого числа новых поселенцев, плохо и наспех экипированных, зачастую болевших или ослабевших за время долгого пути, легло на нее тяжелым бременем. Не хватало жилищ. Скученность порождала эпидемии. Но главное вновь выросла до трагических размеров проблема пропитания. Смерть разила людей. Из 4,5 тыс. привезенных в Виргинию к 1622 г.в живых осталось не более трети. Тем временем казна компании окончательно иссякла, и к 1622 г. компания фактически обанкротилась. Никто не хотел субсидировать убыточное предприятие.
Для борьбы с голодом (и для экономии средств) компания и ее губернаторы принуждали колонистов заниматься хлебопашеством и скотоводством, отдавали приказы освободить землю от табака. Усилия, не принесшие результатов. Виргиния переживала тогда «табачную лихорадку»,которая затянулась на долгие годы. Она стимулировалась тем, что прекрасно прижившийся в колонии табак пользовался большим спросом в Европе и стал единственной доходной отраслью местного хозяйства. Представлялось проще купить необходимое на выручку от проданного табака, чем с большими усилиями осваивать другие культуры или разводить скот. Ожидаемое обогащение от табачных плантаций приходило к немногим, но приходило. Поэтому табак рос на землях губернатора, его разводили священники, все, кто имел хотя бы крошечный участок земли. В Виргинию ехали, чтобы заниматься табаководством.
«Табачная лихорадка» разожгла в колонистах страсть к наживе, удовлетворить которую можно было расширением посадок табака и увеличением рабочих рук в табачном хозяйстве. Это привело к более хищному и безжалостному вытеснению индейцев с их земель и попыткам превращения их в рабов. В марте 1622 г. индейцы ответили на это восстанием, целью которого было изгнание чужестранцев. Было убито более 300 колонистов. Многие умерли от лишений, оставшись без крова и припасов. После «бойни», как в английской и американской историографии именуется восстание индейцев, в колонии проживало менее 500 жителей, влачивших жалкое существование.
Случившееся окончательно дискредитировало Виргинскую компанию. Финансовый банкрот, она рассматривалась теперь и как виновница гибели людей, поскольку не позаботилась об обороне колонии. В 1624 г.Яков I повелел ликвидировать компанию.
В 1625 г, на английский престол взошел Карл I. Он объявил Виргинию владением, находящимся под его непосредственной властью. Управление колонией перешло в руки назначенного им губернатора.
На этом заботы о ней нового монарха закончились. Но, несмотря на отчаянное положение, в котором она находилась, Виргиния на этот раз не стала вновь «потерянной колонией». Индейцы, не решившись штурмовать Джеймстаун, ушли. Колонисты собрали все свои силы и, получив подкрепления, начали контрнаступление, вылившееся в поголовное истребление всех соседних племен. Двадцатилетний опыт освоения страны помог справиться с острой нуждой в жилье и пропитании. Ухудшившееся при Карле I положение английского народа и продолжавшаяся«табачная лихорадка» обусловливали приток новых колонистов. Виргипия выстояла.
После ликвидации Виргинской компании король утвердил земельные держания, полученные от нее его заморскими подданными. При этой общей правовой основе в колонии происходили изменения в структуре землевладения. После «бойни» 1622 г. ассоциации, хозяева которых жили в метрополии, распались. На их территории появились новые люди, купившие землю у хозяев или колониальной администрации, занявшие ее явочным порядком. Король жаловал землю новым чиновникам.
Все землевладельцы должны были выплачивать квитренту. Но виргинцы уклонялись от выполнения этого обязательства. Центральная власть была далеко, а из колонии поступали жалобы на расстройство дел после войны с индейцами. Заодно с колонистами были тогдашние губернаторы, которых недавно вступивший на престол король для простоты назначал из числа виргинцев.
Не в интересах самого правительства было проявлять излишнюю строгость и требовательность как в вопросе земледержания, так и сбор аренты. В таком случае колония бы опустела. Сбор ренты фактически не проводился до 40х годов и был налажен только к концу столетия.
С усилением «табачной лихорадки» главным способом и обыденной практикой приобретения земли в колонии стало получение подушного права, которое оформлялось местной администрацией. Получение этого права сопровождалось бесчисленными ухищрениями и злоупотреблениями. Они применялись, чтобы обойти законную процедуру и получить возможно больше земли: одного и того же человека регистрировали по нескольку раз; капитаны выдавали своих матросов за привезенных сервентов, а получив патент на землю, продавали его, отплывая из Виргинии; в списки включались «мертвые души»; клерки, получая взятки, смотрели на все сквозь пальцы, сами продавали патенты хозяевам мнимых сервентов, колонистам, которые, съездив в Англию, возвращались домой, и т. д.Приобретение участка по подушному праву постепенно превращалось в осложненную форму покупки земли.
Земля Виргинии в значительной части была еще девственной. Расчистка ее для основания табачной плантации поглощала много времени и значительные силы. Разведение табака трудоемкая работа. За 56 лет он истощал почву, что требовало перенесения плантации на другое место, которое было необходимо готовить заново. Без рабочей силы, дополнительной к той, которой мог обладать один колонист, пусть с семьей, создать доходную плантацию было очень трудно. Дополнительная рабочая сила сервенты доставлялась из Англии за немалые деньги.
Иначе говоря, чтобы вести доходное хозяйство, необходимы были средства. Бывшие акционеры и колониальные чиновники не всегда имели
их в достаточном количестве, а также не всегда обладали нужными деловыми качествами. Поэтому с течением времени крупными влиятельными землевладельцами и табачными плантаторами становились главным образом предприимчивые люди, располагавшие средствами. Добывались эти средства зачастую самыми темными путями, порой ценой преступлений. Средства пускались «в дело». В Виргинии это было экстенсивное табаководство, ориентируемое на экспорт для получения коммерческой прибыли. Тех, кому удалось разбогатеть, ведя плантационное хозяйство, историческая традиция называет «виргинскими аристократами», хотя, как правило, в их жилах не текло ни капли «голубой крови».
Потребность в средствах для ведения плантационного хозяйства увеличивалась по мере постепенного падения цен на табак (конкуренция английских Бермудских островов, колоний других держав), что толкало к расширению посадок табака. Отсутствие средств на приобретение дополнительных подушных прав и сервентов делало бедных землевладельцев неконкурентоспособными. Их положение осложнялось к тому же политикой метрополии, стремившейся поднять цены на табак сокращением его посадок или уничтожением низких сортов. Если повышение цен при этом компенсировало в какой-то мере потери крупных землевладельцев, то потери мелких оказывались невосполнимыми, что вело к разорению. За счет освободившихся сервентов число мелких землевладельцев почти не увеличивалось.
С ликвидацией компании перестало действовать введенное ею, но еще не успевшее войти в полную силу правило о наделении сервентов землей. Для частных контрактов такое правило с самого начала не было обязательным. Никакого нового законодательства в этом направлении не появилось. Перемены же, происшедшие в жизни Виргинии после ликвидации компании, создали условия, при которых положение сервентов не могло не ухудшиться. Заинтересованность хозяев в рабочих руках и интенсивности труда сервентов привела к усилению эксплуатации последних. Укрепление позиций местных «аристократов», их присутствие в совете колонии главном судебном учреждении страны позволяли им устанавливать правовые нормы, которые служили их интересам. Такой нормой становилось постепенно подписание контракта только хозяином. Так бывало и ранее, но обманным путем. В результате представление о сервенте как о юридическом лице изживалось, утверждался взгляд на него как на часть имущества хозяина, которым тот мог распоряжаться так же свободно, как остальным своим имуществом.
Обязательство о передаче земли сервенту, даже если оно включалось в контракт, во многих случаях не выполнялось с помощью всяческих уловок (долги, возмещение нанесенных убытков, умышленное уничтожение хозяевами контрактов, и т. д.). Нередко оно выполнялось недобросовестно выделением неочищенного или трудно возделываемого участка, который колонист не мог обработать физически. Даже приличный надел часто оказывался не под силу бывшему сервенту, не имевшему средств. на обзаведение необходимым инвентарем и семенами. Его возвращали бывшим хозяевам за мизерную плату, иногда просто забрасывали, ища счастья в другом месте. Условие о предоставлении земельного участка заменялось иногда другим выплатой небольшого вознаграждения, как правило табаком или выдачей одежды и необходимых инструментов, разумеется по истечении срока контракта. Хозяева зачастую не выполняли и этих условий. Суровость обращения с сервентами и жестокость применяемых к ним наказаний были обычаем виргинской жизни.
Косвенное и прямое принуждение, насилие лежали с самого начала в основе отношения к сервенту. Даже если он добровольно соглашался ехать в Америку, то не от хорошей жизни подписывал кабальный контракт. Насилие, скрытое или открытое, лишало сервента земли в Виргинии и во всяком случае затрудняло ее получение. Это была экономическая потребность хозяйства колонии. Плантационному хозяйству колонии требовались именно сервенты бесправные, закабаленные работники без земли, чей труд обеспечивал производство табака на продажу и получение от этой продажи коммерческой прибыли.
Сервенты Виргинии являлись теми экспроприированными тружениками (составляя их часть), которые в Англии, лишившись земли и орудий труда, становились пополнением и резервом работников капиталистических мануфактур, а также батраками и арендаторами у землевладельцев, переходивших на буржуазные методы ведения хозяйства. Иначе говоря, в Виргинии создавалось капиталистическое производство, но на уровне и в форме, которые соответствовали времени и месту: неразвитым тогда капиталистическим отношениям в Англии и специфическим условиям производящей табак колонии. З0-е годы XVII в. были периодом становления в Виргинии отношений, просуществовавших до конца колониального периода.
Сервенты оказывали посильное сопротивление эксплуатации и угнетению: убегали в леса, жаловались на хозяев колониальным властям ив местные суды, убивали хозяев за причиненные обиды. Однако вера в освобождение по истечении срока контракта и надежда на получение земельного надела, с одной стороны, суровость наказаний за неподчинение хозяевам и побеги с другой, а также страх перед индейцами сдерживали освободительные порывы и мешали сколько-нибудь серьезной организации сил для активных выступлений.
Хотя приток сервенто в указанные годы не прекращался, он не удовлетворял потребностей виргинского хозяйства. Делались неоднократные попытки превратить в рабов индейцев. Все они не дали сколько-нибудь заметных результатов. Индейцы или сопротивлялись порабощению, или уходили из мест, близких к европейским поселениям. Захваченные в плен и обращенные в рабов убегали или гибли, не вынеся неволи. Поэтому к плантационному хозяйству сразу же были приобщены появившиеся в колонии новые рабочие руки. То были руки черных невольников рабов не временных, не по контракту, рабов пожизненных.
Первую партию негров рабов продал виргинцам в 1619 г. Голландский капитан. Английские купцы и виргинские плантаторы не сразу поняли представлявшиеся им возможности работорговли и рабовладения. Революционные события 40х годов в Англии и колониях, а затем войны англичан с голландцами и французами в 50е годы задержали внедрение рабства негров в виргинское хозяйство. Но, возникнув в 1619 г., оно постепенно становилось неотъемлемым элементом социально экономической структуры колонии. С появлением в стране «черных рабов» сервентов все чаще стали именовать «белыми рабами».
События в Англии, отвлекавшие правительство от дел колонии, способствовали тому, что Генеральная ассамблея, которую с самого начала местные «аристократы» использовали в своих интересах, оказалась полностью в их руках. Они довольно решительно отвергали все королевские проекты, которыми правительство хотело поправить свои финансовые дела за счет пошлин на торговлю табаком.
Карл I терпел самоволие виргинских «аристократов», не имея ни средств, ни сил для решительной акции. К тому же он надеялся сделать колонистов своими союзниками в борьбе с парламентом. Чтобы как-то держать их в узде, король не говорил своего последнего слова о статусе ассамблеи, которая, как и учредившая ее компания, могла быть ликвидирована его волей. Со своей стороны ассамблея, отстаивая свои интересы, одновременно, чтобы не прогневать короля, выражала лояльность«делу монарха». Положение изменилось в 1630 г., когда из Лондона в Виргинию прибыл губернатор Джон Харви.
Харви служил до этого в военном флоте и привык к беспрекословному подчинению подвластных ему людей. Он считал такое подчинение обязательным и для колонистов. Это не могло нравиться «аристократии»,привыкшей к своеволию. Харви к тому же стремился установить хоть какой-нибудь правопорядок в графствах, на которые при нем была разделена Виргиния и в которых самоуправство местных «аристократов» не знало границ.
Возникшие трения приняли характер конфликта, когда в 1635 г.Карл I прислал новый проект повышения пошлин на табак, а губернатор, следуя инструкциям, попытался вынудить совет колонии согласиться с королевским требованием. Члены совета обвинили губернатора в превышении власти и множестве злоупотреблений. Харви пригрозил арестовать главных фрондеров. Совет потребовал, чтобы губернатор покинул колонию. Харви отказался. «Аристократы» собрали ассамблею, которая утвердила требование совета и избрала нового губернатора колониста Джона Веста. Харви покинул Виргинию.
Карл I воспринял случившееся как мятеж. Он отправил Харви обратно, но не дал ему солдат. Губернатор оказался совершенно беспомощным, на положении ссыльного. В 1639 г. на место Харви король назначил виргинского плантатора Фрэнсиса Вайатта.
Изгнание Харви первое зримое и ощутимое выступление английских поселенцев Виргинии против королевской администрации и королевской политики. Однако оно не было, как утверждают многие американские историки, ни народным, ни демократическим.
Виргинцы 1635 г. не составляли ни нации, ни народа. То было поселение англичан в 5 тыс. человек, из которых 2 тыс. прибыли в страну в указанном году. Никаких доказательств участия в выступлении рядовых колонистов, народа или провозглашения каких-либо демократических прав или требований не имеется. Харви изгнали «аристократы».Им это удалось и без последствий благодаря затруднениям королевского правительства в метрополии, отсутствию у губернатора собственных вооруженных сил, благодаря связям виргинских «аристократов» с немалым числом влиятельных людей в столице, заинтересованных в табачной торговле.
Сделав это, «аристократы» утвердили себя родоначальниками господствующего класса колонии. Они стремились, насколько возможно, освободиться от политических ограничений и материальных потерь, которые были связаны с господством метрополии. Если их верхушечный бунт представлял собой также оппозицию этому господству со стороны других колонистов, то только как проекция в будущее. Теперь результатом бунта «аристократов» было установление в колонии их власти. То была власть олигархии, направленная на эксплуатацию белых и черных рабов, на подчинение и закабаление мелких землевладельцев и других, юридически свободных, но малоимущих или неимущих колонистов.

Глава 3. Новая Англия

Во времена Елизаветы утверждение англиканской церкви в стране и прочная королевская власть рассматривались большинством подданных как противовес испанско-католической угрозе. Это сдерживало недовольство тех, кто считал реформацию местной церкви незавершенной. При Якове I, который искал сближения с Испанией и которого многие подозревали в тайных симпатиях к католицизму, движение за реформацию усилилось. Оно развивалось вместе с ростом политической оппозиции, направленной против самодержавных амбиций монарха и его стремления укрепить разрушавшиеся феодальные институты. Знаменем противников существующей власти стал пуританизм местная разновидность кальвинизма. Пуританизм¹⁴ давал духовное оружие в борьбе за «очищение»церкви от «папизма», государства от его закоренелых феодальных «пороков» и «язвы расточительства», т. е. оружие против всего, что мешало укреплению буржуазных отношений.
Пуританская оппозиция была неоднородна. Умеренное ее крыло, состоявшее из наиболее зажиточных буржуа и «новых дворян», людей, зачастую близких к королевскому двору, не желало серьезных потрясений. Они считали возможным «очистить» церковь «изнутри», сохранив ее государственное значение. В политической области они полагали достаточным несколько ограничить власть короля, главным образом в сфере финансов и налогообложения. Более радикальное крыло, которое образовали буржуа и «новые дворяне» победнее, добивалось независимости церкви от государства, значительного расширения прерогатив парламента.
Положение народных масс, очень тяжелое в царствование Елизаветы, во время правления Якова ухудшалось от совокупного воздействия процесса так называемого первоначального накопления и грабительской политики правительства. В ответ возникло течение крайнего пуританизма. Его пропагандисты считали официальную церковь окончательно «испорченной», неспособной к «очищению». Они отстаивали идею независимости церкви не только от государства, но и независимости каждой церковной общины конгрегации друг от друга. Приверженцев этой идеи именовали конгрегационистами и индепендентами, а подчеркивая их особенность и несогласие с другими пуританами сепаратистами и диссидентами.
Сепаратизм был порожден теми же процессами, что и пуританизм вообще, но не на том полюсе, где рождался новый эксплуататорский класс, а на противоположном, где сгоняемые с земли крестьяне и разоряемые ремесленники пополняли армию бедняков города и деревни, пауперов, из которых составлялись ряды рабочих капиталистических мануфактур. Их мировоззрение и протест против нужды и угнетения не выходили за религиозные пределы. Но это были пределы, напоминавшие «крестьянско-плебейскую ересь», которая из «равенства сынов божиих»выводила гражданское равенство и отчасти равенство имущества¹⁵.Такая ересь вызывала ненависть со стороны всех имущих классов: в лице королевской власти, государственной церкви и традиционных пуритан.
Характер ереси сепаратистов и форма их богослужения («невежественная», по мнению тогдашних церковных доктринеров) возбуждали неприязнь к ним со стороны большинства соседей и родственников, которые не могли простить им решительного разрыва с остатками вековых традиций и привычными авторитетами. Гонимые со всех сторон, сепаратисты вынуждены были отказаться от открытой проповеди своей веры.
В 1608 г. сепаратисты местечка Скруби в восточной Англии, группировавшиеся вокруг местного почтмейстера Уильяма Брюстера, не выдержав притеснений, бежали в Голландию. Десять лет они прожили в Лейдене на положении бедствующих эмигрантов. Основание Виргинии подсказало им спасительную идею: став колонистами, они вернут себе английское подданство, перестанут быть чужеземными париями, а находясь далеко за морем, смогут рассчитывать на сохранение своего вероисповедания. Решившись на переезд в Америку, они сочли себя пилигримами «Нового Ханаана» ¹⁶ земли, где они воплотят «истинные» предначертания Библии. Под названием пилигримов они вошли в историю.
Руководители лейденских эмигрантов установили связь с отечественными купцами, заинтересованными в колонизации Виргинии, и заключили с ними договор¹⁷. Пользуясь бедственным положением сепаратистов, купцы навязали им тяжелые условия, которые закабаляли будущих поселенцев на долгие годы тяжелого труда и необеспеченного существования. Поэтому ехать согласились далеко не все. Чтобы пополнить числа тех, чей труд должен был возместить произведенные затраты и принести им прибыль, купцы набрали недостающее число людей в Англии. То были люди, непричастные к сепаратизму. Обитателей «Нового Ханаана» ожидала не только трудная жизнь, но и религиозные споры.
В августе 1620 г. корабль «Мэйфлауэр» вышел из Плимута, держа курс на Виргинию. Из 102 пассажиров только 41 был из Лейдена, и лишь трое из них ветеранами Скруби. 11 ноября 1620 г. «Мэйфлауэр» подошел к мысу Код в Новой Англии. Так к тому времени стали именовать северную часть Виргинии, которую не сумела освоить Плимутская компания и которая перешла в руки нового хозяина Совета Новой Англии. Почему капитан привел туда корабль, неизвестно по сей день. Известно, однако, что под давлением моряков, которые спешили обратно домой, пилигримы именно там вынуждены были срочно искать место для поселения.
11 декабря, идя на шлюпке вдоль побережья, разведчики обнаружили удобную бухту. Там было основано поселение, которому дали название Новый Плимут. (День высадки разведчиков в плимутской бухте отмечается в США 22 декабря, в связи с реформой календаря, как национальный праздник: «День праотцев», пли «День отцов пилигримов».)
«Мэйфлауэр» ушел. Его пассажиры остались на чужом берегу без крова, с минимумом припасов. Близилась зима.
Еще на корабле, когда тот приблизился к мысу Код, было заключено соглашение, получившее название «Соглашение на „Мэйфлауэре"»¹⁸.Его подписали совершеннолетние колонисты мужчины. Оно предусматривало объединение поселенцев в «гражданский политический организм»с целью поддержания среди них порядка и безопасности, а также создания «справедливых и одинаковых для всех законов», обеспечивающих «всеобщее благо». Документ отражал формировавшиеся в гуще угнетаемых и разоряемых народных масс тогдашней Англии буржуазно-демократические взгляды, а также стремление к духовной независимости и самоуправлению, которым были проникнуты сепаратисты, игравшие среди пассажиров «Мэйфлауэра» ведущую роль. Этой роли они добились благодаря своей спаянности и единодушию, а также организаторским способностям своих руководителей: Брюстера, Уильяма Брэдфорда и Джона Карьера, которого подписавшие соглашение избрали губернатором колонии.
Недостаток припасов, наступившие холода и неопытность новоселов, среди которых около половины составляли женщины и дети, едва не привели к гибели колонии. Половина ее обитателей не дожила до весны. Те, кто выжил, продержались на том запасе зерна, который в первые
дни основания Нового Плимута был обнаружен в брошенной индейской деревне. Индейцы Сканто и Хобомок стали их переводчиками и учителями жизни в девственной стране. Они помогли колонистам заключить мирный договор с соседним племенем вампаноагов.
Весной 1621 г. умер Карвер. Губернатором избрали У. Брэдфорда. Почти без перерыва он правил колонией 20 лет. Опираясь на поддержку единоверцев, он установил строгую, но разумную дисциплину, а силой своей власти и авторитета содействовал укреплению созданной в колонии сепаратистской церкви. Это достигалось не без давления на инаковерующих, но дело не доходило до воинствующей религиозной нетерпимости. Основные дела колонии решались на общем собрании свободных поселенцев (фрименов).
Юридический статут сервентов Нового Плимута не отличался от такового в Виргинии. Подписанием соглашения на «Мэйфлауэре» всякое формальное участие сервентов в общественной жизни прекратилось. Их допустили к ней однажды, для того чтобы, отслужив срок контракта, они не могли отказаться от исполнения местных законов, ссылаясь на свободу и подчинение законам метрополии. Тем не менее отсутствие среди плимутцев резких социальных различий (не было джентльменов, не было богатых, сервентов было всего несколько человек), элементы «крестьянско-плебейской ереси» во взглядах сепаратистов все это придавало известную патриархальность отношениям колонистов и делало первое время судьбу сервентов Нового Плимута не столь тяжелой, какой она была в Виргинии.
Осенью 1621 г. собрали первый урожай и устроили «Праздник благодарения», на котором присутствовали соседи индейцы. («День благодарения» национальный праздник США; с 1863 г. отмечается каждый последний четверг ноября.)
При отдаленности Нового Плимута от Англии и фактической неконтролируемости оттуда его жизни поселенцам удалось отказаться от режима труда, который должен был повторять созданный вначале Виргинской компанией в ее колонии. В 1623 г. пилигримы самовольно распределили между собой земельные наделы в 1 акр и начали на них вести частное хозяйство. Реформа, развязав инициативу, стимулировала экономическое развитие колонии, но одновременно служила развитию социального неравенства. Сервенты земельных наделов не получили. Увеличенные наделы получили Брэдфорд и военачальник Майлз Стэндиш (печально известен кровавой расправой над индейцами, собравшимися для торга у поселения Уэссагассет).
Главное же заключалось в том, что имевший сервента или семью с большим числом работников, а также достаточное имущество или деньги получал возможность расширять и совершенствовать свое хозяйство, продавать излишки урожая, эксплуатировать чужой труд и таким образом обогащаться. Это не могло не сказаться на положении сервентов, от интенсивности труда которых зависел размер обогащения. Эксплуатация сервентов возрастала, осложнялась процедура получения надела освободившимися сервентами, черты патриархальности в отношениях между сервентами и их хозяевами исчезали.
Указанный процесс пошел значительно быстрее после 1627 г. В этом году восемь наиболее состоятельных колонистов выкупили у купцов их права на Новый Плимут. Дома и скот были поделены между его свободными поселенцами. Кроме того, каждый получил земельный надел в20 акров. Развитие частного хозяйства получило новый ощутительный толчок. В 1630 г. плимутцы добились от Совета Новой Англии патента, который закреплял за ними территорию Нового Плимута.
В начале 30х годов колония насчитывала несколько сот жителей. Появились новые поселки, новый орган управления магистрат. Он состоял из губернатора и пяти ассистентов, которых избирало Общее собрание. Членами магистрата, как правило, становились состоятельные колонисты, являвшиеся к тому же влиятельными членами сепаратистской церкви. Они и люди, близкие им по родственному и имущественному положению, становились местной «аристократией».
С развитием в колонии института частной собственности на землю»с ростом связанного с этим социального неравенства в хозяйстве плимутцев (после первых двух разделов земли по сути дела натуральном крестьянском хозяйстве) начала появляться тенденция к превращению его в хозяйство фермерского типа: не связанного общинными рамками и способного производить излишки для их регулярной продажи с целью получения выручки. В 30е годы наиболее состоятельные и предприимчивые плимутцы сбывали свои товары не только в пределах Нового Плимута, но также и в соседние английские колонии и в Новые Нидерланды²⁰(зерно, табак, скот).
В 1636 г. Общее собрание Нового Плимута приняло «Великие основы» ²¹ свод законов колонии. В этих законах линия буржуазного развития плимутского общества приобрела выпуклые очертания как в области имущественных, так и прочих правовых установлений. Приобрели четкость социальные различия в статуте фрименов, «обитателей» (недавние колонисты, права которых были ограничены), сервентов. «Великие основы» признавали верховное королевское владение землей колонии, обязательство выплачивать королевскую пятину, иначе говоря, феодальные прерогативы монарха. Признавали формально. Метрополия в то время была бессильна и довольствовалась таким признанием.
«Великие основы» были в немалой степени результатом оппозиции колонистов безграничной власти магистрата, действия которого они хотели ограничить постоянными и едиными для всех законами. К Общему собранию перешло, в частности, право решать вопрос о наделении землей. Однако в промежутки между собраниями магистрат стремился действовать по-прежнему, в том числе и в вопросе о земле, самом важном для поселенцев. Магистрат ссылался на то, что патент, предоставлявший плимутцам территорию колонии, выдан на имя Брэдфорда. Поэтому фримены добились передачи патента Общему собранию.
Основатели Нового Плимута отправились в Америку, когда Англией правил Яков I. Карл I продолжал политику отца, проявляя в осложнившихся условиях несоразмерное стремление к абсолютной власти. Для достижения этой цели он добивался религиозного единообразия своих подданных, что давало ему как главе церкви дополнительную власть над ними. Принудительные меры англиканизации пуритан вызывали со стороны последних упорное сопротивление, явное и скрытое. Значение пуританизма как знамени, вокруг которого объединялась оппозиция королю, быстро возрастало. Король и официальная церковь отвечали репрессиями.
К концу 20х годов XVII в. часть пуритан радикального крыла, желая избавиться от гнета королевской власти и религиозных преследований, но не созрев для открытой борьбы, решила последовать примеру пилигримов и переселиться в Америку. То были люди, все более расходившиеся с правым крылом пуритан пресвитерианами и дошедшие в своем неприятии англиканской церкви до принципа конгрегационализма. От пилигримов этих пуритан отличала принадлежность к более состоятельным слоям английского общества, непосредственная связь с его буржуазными и оппозиционными кругами.
Пуритане конгрегационалисты внешне не порывали с официальной церковью. Их намерение, заявляли они, после неудачных попыток «очистить» эту церковь изнутри добиться той же цели извне, не подвертая себя «порче». С обострением политической борьбы в стране пуритане
конгрегационалисты приобрели союзников в парламенте и придворных кругах, соратников даже среди аристократов. Это позволило им, скрывая религиозную подкладку дела, получить в 1629 г. королевскую хартию на право создания собственной колонизационной компании. В ее владение была передана территория на север от Нового Плимута, прилегающая к Массачусетской бухте (названа по имени обитавшего там индейского племени).
Отъезжавшие в Америку на этот раз четко делились на две не равные части. Меньшинство основатели и руководители «Компании Массачусетской бухты», они же руководители экспедиции, включая священников, люди состоятельные и влиятельные. Большинство сервенты и наемные работники. Наделение их землей по окончании службы не предполагалось ни в каком виде, форме или размере, хотя именно их руками должна была возделываться земля еще одного «Нового Ханаана», или «Нового Израиля (Иерусалима, Сиона)», как чаще говорили пуритане. Из тогдашней Англии многие готовы были бежать с самой слабой надеждой на лучшее будущее.
После двух небольших экспедиций пуритан в Массачусетскую бухту в 1630 г. туда направилась третья (приблизительно 1000 человек) самая большая с начала колонизации англичанами Северной Америки. Руководители экспедиции, боясь, что враги пуритан откроют глаза королю на религиозно-политический характер их эмиграции и тот лишит их хартии, увозили ее с собой. В пути глава экспедиции и губернатор будущей колонии Джон Уинтроп, собрав пассажиров флагманского корабля «Арабелла», объявил им основные принципы, исходя из которых предполагалось строить общественную жизнь поселенцев.
Главный из них заключался в утверждений, что «Бог, создав мир и людей, создал и неравенство, сделав так, что одни люди управляют другими, что кто-то богат, а кто-то беден». Согласно другому принцип устроителям «Нового Иерусалима», который должен служить обозримым всему миру образцом библейских добродетелей «городом на холме», следует быть послушными исполнителями божьей воли, заключавшейся в повиновении учрежденным в колонии властям. Возможные невзгоды подчиненных должны быть облегчены «христианским милосердием» правителей и имущих. «Образец христианского милосердия», объявленный Уинтропом, означал создание в колонии классового неравенства, господства имущих, осуществлявших управление. В соответствии с этим и действовали с самого начала руководители колонии.
12 июня 1630 г. корабли подошли к американскому берегу. Колонисты приступили к основанию поселений. Одновременно создавались конгрегационалистские церкви. Их членами вначале были наиболее видные колонисты, избравшие пасторами прибывших с ними священников. Иначе говоря, к церкви был применен упоминавшийся «Образец» Уинтропа.. Это и понятно. Именно церковь в лице священников толкователей Библии должна была утверждать «истинность», богоданность «Образца».В августе 1630 г. Уинтроп и его ассистенты, избранные еще в Англии, начали функционировать в качестве магистрата колонии, хотя хартия предусматривала деятельность полномочного Общего собрания свободных колонистов, избиравших органы управления Массачусетса, как вскоре стали именовать осваиваемую пуританами страну.
Пуританский фанатизм магистрата и огромная роль, которую играли в среде пуритан тесно сотрудничавшие с ним священники, придавали создаваемому в колонии режиму теократические черты. Прежде всего они обнаружились в преследовании инаковерующих англичан, пресвитериан, сепаратистов, а также тех, кто ставил под сомнение неограниченнуювласть магистрата, ссылаясь на английские законы или на хартию. Преступление или проступок были одновременно грехом, грех преступлением. Наказания, определявшиеся по законам библейского Моисея, былиочень суровы, особенно для сервентов. Греховность, а значит преступность, считалась как бы неотъемлемым их качеством, пороком «черни».
Часть колонистов, удрученных трудностями устройства на новом месте, а главным образом недовольных политикой магистрата, к весне1631 г. вернулись на родину. Власть магистрата едва не была поколеблена «бунтом» священника Роджера Уильямса, известного богослова, который прибыл в страну в феврале 1631 г. и которого прочили в пасторыБостона юной столицы Массачусетса.
Уильямc подверг сомнению «истинность» местного конгрегационализма. Вопервых, потому, что руководители колонии не объявили о разрыве с англиканской церковью; вовторых, потому, что они нарушали независимость церквей и свободу вероисповедания, вмешиваясь в их жизньпод предлогом охраны принятых руководителями колонии религиозных догм и форм богослужения; втретьих, потому, что светская властьв лице магистрата осуществляла досмотр и наказывала отступающих отпринятых догм, хотя столпом конгрегационализма являлось разделениесветской и церковной властей.
Это были взгляды, близкие, если не совпадавшие, с сепаратистскими,а потому казавшиеся лидерам массачусетских пуритан весьма опасными.Проводя самостоятельную политику, они продолжали делать вид, что являются лояльными подданными короля и противниками окончательногоразрыва с церковью метрополии. Они еще на родине были против сепаратизма, распознавая в нем элементы «крестьянскоплебейской ереси».Теперь, когда они оказались у власти и насаждали церковное единообразие, сепаратизм и принцип свободы совести, который особенно горячоотстаивал Уильямc, были для них совершенно неприемлемы.
Чтобы пресечь крамолу, Уильямса решили выслать в Англию; однакоон бежал и нашел приют в Новом Плимуте. Там его избрали проповедником («учителем») помощником пастора местной церкви.
Вынужденный по требованию фрименов созвать Общее собрание (май1631 г.), магистрат оповестил об этом лишь наиболее состоятельных ипреданных людей. Во время заседаний священники, используя библейские притчи, убедили собравшихся принять решение, согласно которомувпредь фрименами могли стать только члены местных церквей²⁴.
При строгом приеме в эти церкви, при том, что священники были .заодно с магистратом, а членами церкви губернатор, ассистенты, наиболее зажиточные и ортодоксально настроенные поселенцы, введенная
мера позволяла при переводе в разряд фрименов осуществлять отбор людей, наиболее приемлемых для магистрата, ограничивать их прием, оказывать на них нужное воздействие. Теократические черты установленногорежима, таким образом, становились более четкими. А так как магистрат оставался несменяемым, то правление приобретало характер олигархии, особенностью которой являлось фактическое единство действий магистрата и священниковортодоксов массачусетского пуританизма приформальном разделении светской и духовной властей, которого требовалаидея конгрегационализма.
Не покушаясь на эту идею, магистрат в то же время продолжал подвсякими предлогами вмешиваться в жизнь тех церквей, которые отступили в чемлибо от вводимых норм. В 1632 г. его авторитарные претензиираспространились и на область налогообложения, считавшуюся преждекомпетенцией отдельных поселков. Во время очередного Общего собранияфримены, при всей их приученности к послушанию, выразили свое несогласие. Собрание постановило, что финансовые вопросы должны решаться магистратом совместно с представителями от поселков (по два от каждого). Тогда же было принято решение, что члены магистрата должныизбираться Общим собранием. Иначе говоря, вводилась норма, котораяпредусматривалась хартией, но нарушалась магистратом. Учитывая трудности, с которыми пришлось встретиться членам магистрата при основании колонии, и отдавая дань их церковной учености, за ними сохранилипрежние посты.
Воспользовавшись тем, что власть вновь попала в их руки, членымагистрата, стремясь вернуть ее себе в полной мере, взялись за искоренение «духа анархии». Были введены строгие правила поведения колонистов для придания их жизни «богобоязненной» скромности, котораявключала покорность светской и церковной властям. Регламентировалосьвсе: от фасона одежды и причесок до характера и времени развлечений,не говоря уже о строгом и обязательном порядке церковной службы.Судебные и административные наказания дополнялись позорящими.Провинившегося заставляли нашивать на одежду яркого цвета начальную букву слова, которым определялся проступок (пьяница, блудницаи т. д.). В условиях маленькой колонии, контролируемой магистратом исвященниками, это означало подвергнуться жестокому остракизму и поношению.
Особенно строг был магистрат по отношению к сервантам и наемнымработникам. Для них существовали специальные наказания за побег отхозяина и за ссору с ним, за невыполнение условий контракта, за порчу хозяйского имущества и проч. При этом магистрат, исполнявшийфункции суда и состоявший из хозяев, почти всегда решал дела в пользу последних. Под предлогом борьбы с «леностью», «распущенностью»и «развращенностью черни» особыми постановлениями ограничивалисьзаработки сервентов и наемных работников.
В мае 1634 г., отвергнув возражения членов магистрата, фримены большинством голосов утвердили решение об обязательном участии двух трех представителей поселков на каждом Общем собрании. Присутствие всех фрименов считалось теперь необходимым только на весенних собраниях, когда избирались члены магистрата .
Уинтроп упорно возражал против расширения прав поселков. Фримены, уже давно недовольные его самоуправством, избрали губернатором Томаса Дадли, который до этого был заместителем Уинтропа.
В конце того же года фримеры продемонстрировали свое недовольство существовавшими порядками еще раз. Это произошло в Бостоне, где горожане при тайном голосовании провалили на выборах в комиссию по распределению земли всех кандидатов от магистрата. Произошло это потому, что магистрат не только с самого начала узурпировал право наделять колонистов землей, но и использовал его для округления владений ассистентов, льготного наделения землей священников, для давления на несговорчивых и поощрения послушных, всегда оказывая предпочтение состоятельным поселенцам. Специальными распоряжениями ограничивалась возможность для сердобольных хозяев предоставить земельный участок сервенту, отслужившему срок контракта.
С ростом населения установилась практика передачи земли группе состоятельных людей, которые обязывались основать новый поселок. Эти люди получали право выбирать себе лучшие участки, наделять землей новичков (за деньги или на других условиях), решать местные дела. Если результатом сосредоточения административной и церковной власти, а также наиболее крупных состояний и земельных владений в руках определенного круга лиц явилось образование местной «аристократии»колониального масштаба, то теперь появилась «аристократия» поселков.
Политические и правовые преимущества «аристократов», а также их зажиточность и наличие у них сервентов создали почву для обогащения, для занятия предпринимательской деятельностью (мельницы, кораблестроение, кузницы, постоялые дворы и т. д.) и активной торговлей. Так как в основе всех их хозяйственных дел лежал труд сервентов, а также наемных работников, то эксплуатация этого труда возрастала, как и стремление состоятельных колонистов использовать труд неимущих земледельцев в целях расширения собственного «дела», освоения большей земельной площади. Все это вело к углублению социального неравенства и обострению социальных противоречий. Магистрат и священники твердо защищали интересы «аристократов». При их теократической политике это создавало режим «аристократической теократии».
При огромных незаселенных просторах за пределами контролируемой магистратом территории оппозиция его политике, естественно, вылилась со временем в движение части колонистов с освоенных мест в глубь страны. Первый поток направился к р. Коннектикут. Эти люди тянулись к земле и свободе, которая для тогдашних массачусетских пуритан означала прежде всего возвращение к «истинному» конгрегационализму, который, по их мнению, был искажен авторитарной политикой лидеров колонии.
На освоенной территории Массачусетса колонисты почти не опасались индейцев. Те были малочисленны (из-за эпидемии, опустошившей место их обитания), миролюбивы, имели дело сразу же с большим числом чужеземцев, а потому были уступчивы, предпочитая отступление решительной защите своих прежних владений. По мере расширения европейской колонии их положение ухудшалось, а отношение к ним, вначале осторожное, становилось все более бесцеремонным и высокомерным. На их защиту встал знакомый нам Роджер Уильямc.
В 1633 г. он вернулся в Массачусетс. Бостонский магистрат едва терпел его присутствие на своей территории, уступая настояниям прихожан поселка Сейлем, где Уильямc был избран проповедником. И вдруг, в конце года, стал известен его трактат, в котором он отстаивал права индейцев, составленный им еще в Новом Плимуте. В трактате утверждалось, что ни король, ни колонисты не являются хозяевами американской земли: она принадлежит аборигенам, только с ними следует вести переговоры о ее приобретении, считаясь с их интересами и обычаями. Уильямса вызвали в магистрат и сделали строгое внушение. В начале1634 г. магистрат столкнулся с новой «крамолой». Колонист Израэл Стоутон написал книгу, в которой ставил под сомнение правовые основы существования и деятельности магистрата. Взгляды Стоутона осудили и сумели провести на Общем собрании решение, запрещавшее ему на три года занимать общественные должности, а книгу сожгли.
Сравнительный либерализм магистрата при решении нового «дела Уильямса» и «дела Стоутона» объяснялся как популярностью обоих обвиняемых, так и боязнью осложнить строгими мерами свое положение в связи с явным недовольством Лондона политикой пуританских лидеров. Их религиозная нетерпимость и самоуправство были предметом многих жалоб, поступавших королю из колонии и от врагов пуритан в самой метрополии.
Действительно, едва были отпущены Уильямc и Стоутон, как пришла грозная весть: правительство требовало возвратить хартию, дабы сверить ее установления с линией поведения магистрата. Позже дошел слух об отправке в колонию военной экспедиции, призванной покончить с самоуправством пуритан.
После долгих колебаний на совещании членов магистрата и священников осенью 1634 г. было принято решение: хартию не отсылать; в случае насильственного вмешательства в жизнь колонии оказать посильное сопротивление. Хватило бы у магистрата мужества па вооруженную борьбу и как бы повели себя остальные колонисты, сказать трудно, так как часть колонистов недвусмысленно выражала верность королю, а сам он в тогдашних условиях не имел ни сил, ни средств осуществлять карательные меры.
Но, независимо от этого, при всей жесткости существовавшего в Массачусетсе режима, то был режим, установленный, как представлялось большинству колонистов, более или менее в соответствии с пуританскими идеалами, а следовательно со «словом Бога» Библией. Этот режим был предпочтительнее возврата под власть короля и епископов. Но приверженность такому режиму не означала стремления к независимости от Англии. Люди, принявшие упомянутое решение, боялись намека на подобное понимание их действий. Решение было принято на крайний случай и с оговорками. Когда пуританские фанатики Сейлема демонстративно срезали крест (символ, отвергавшийся пуританами) с королевского флага, этот поступок был осужден магистратом.
В 1635 г. магистрату стало известно, что Роджер Уильямc продолжает пропагандировать идеи трактата. Более того, он вновь выступает в защиту свободы совести и против политики принудительного религиозного единообразия, проводимой лидерами колонии, и число людей, разделяющих его религиозные взгляды, растет.
Получение этой вести совпало с ростом оппозиции фрименов авторитарным замашкам губернатора Дадли. Его вывели из состава магистрата. Губернатором избрали Джорджа Хейнса, тоже «аристократа», но из вновь прибывших. На том же собрании был создан комитет, уполномоченный кодифицировать существующие законы и предложить новые, чтобы жизнь колонистов регулировалась твердыми установлениями, а не решениями, принимаемыми магистратом по своей воле.
Хейнс пошел путем Уиытропа и Дадли. Магистрат сразу же обратился к «делу Уильямса», видя теперь более четко, чем раньше, опасность,которую представляла его религиозная оппозиция «аристократическойтеократии», все больше приобретавшей характер олигархии.
Сталкивая в споре с Уильямсом других священников, клевеща на него,пугая религиозным расколом и вмешательством короля в дела колонии, магистрат сумел повлиять на фрименов. В октябре 1635 г. Общее собраниепостановило выслать сейлемского проповедника из пределов Массачусетса в Англию, где его ждала тюрьма. Сказался «аристократизм» фрименовв сравнении с положением остального населения страны (бесправнымили неполноправным).
Роджер Уильямc вновь сумел бежать от своих преследователей. Онукрылся в стране индейцевнаррагансетов, обитавших на берегу Наррагансетской бухты, южнее Нового Плимута. Ему помогли бежать его сторонники, часть которых вскоре последовала за ним. Так было положено начало колонии Провиденс, которая позже получила название РодАйленд.Под влиянием Уильямса эта колония сделалась первым английским владением, где в то время была официально объявлена свобода совести и поддерживалась веротерпимость, где существовали тогда наиболее демократические порядки и где колонисты жили в мире с индейцами.
Продолжался отлив поселенцев в Коннектикут, как стали именоватькрай, где протекала река с этим названием. На место уходивших прибывали люди из Англии, зараженные атмосферой страны, подходившей кпорогу революции: политическими страстями, ненавистью к деспотизму,религиозными спорами.
Весной 1636 г. Хейнс был смещен с поста губернатора. На его местоизбрали недавно приехавшего молодого и радикально настроенного Генри Вейна. Его заместителем стал Уинтроп, правление которого казалосьтеперь достаточно либеральным и за которого ожесточенно боролись терявшие свои позиции «аристократы».
В июле 1636 г. у ова БлокАйленд, что в Наррагансетской бухте,индейцами был убит колонист Джон Олдэм. Кто его убил и что послужило непосредственной причиной столкновения, осталось навсегда неизвестным. Но было известно, что этот человек буйного нрава мог легкоспровоцировать столкновение. Тем не менее власти Массачусетса сочлипроисшедшее удобным предлогом для демонстрации силы в связи с переговорами, которые велись с племенем пекотов, не желавшим поступаться своими правами на землю (они жили между реками Наррагансет иКоннектикут).
Против индейцев БлокАйленда была направлена экспедиция, возглавляемая Джоном Эндикоттом. Индейцы бежали на континент. Англичанеснесли с лица земли все их деревни. Преследуя бежавших, вошли насвоих судах в устье Коннектикута, откуда совершили рейд в страну пекотов, где убили несколько человек, после чего вернулись домой. Неспровоцированное нападение вызвало возмущение индейцев, которые сталибеспокоить поселения колонистов, осевших на р. Коннектикут. Одно изнападений послужило поводом к тому, что в американской историографиипринято называть Пекотской войной.
Она началась в мае 1637 г. Объединенные силы Массачусетса, поселенцев с р. Коннектикут и нарраганcетов, враждовавших с пекотами,неожиданно напали на последних, когда те собрались на праздник в деревне Мистик. Это произошло глубокой ночью. Пекотские воины крепкоспали. Англичане, возглавляемые капитаном Мэйсоном, окружили деревню, ворвались за окружавший ее частокол, разбрасывая факелы. Убивали всех, кто пытался выскочить из горящих хижин. Немногих, которыесумели перебраться через высокую ограду, добивали стоявшие за нейнаррагансеты. Война этим фактически и закончилась. Дальнейшее былопреследованием и уничтожением всех оставшихся пекотов. Их землю заняли англичане.
Именно Пекотская война явилась толчком к образованию колонии Коннектикут и колонии НьюХейвен, расположенной на западе от нее. Участьпекотов вскоре разделили недавние союзники англичан наррагансеты,а за ними другие индейцы, чьи земли граничили с Массачусетсом ивновь создаваемыми пуританскими колониями. Пекотская война послужила началом узаконенного рабства в Новой Англии. Рабами сделали попавших в плен пекотов. Вскоре, в 1638 г., в Массачусетс была доставленапервая партия черных невольников. Рабство, правда, не стало значительной и неотъемлемой частью жизни колоний Новой Англии изза направленности тамошнего хозяйства, главным образом зернового, огородного,скотоводческого, определившегося природными условиями, сходными стеми, к которым поселенцы привыкли на родине и которые препятствовали внедрению рабовладельческого плантационного хозяйства.
В период между рейдом Эндикотта и окончанием Пекотской войны вМассачусетсе возникла новая оппозиция политике лидеров колонии. Еевдохновителем была Энн Хатчинсон, 40летняя хозяйка большой и многодетной семьи зажиточного бостонца.
Вокруг отзывчивой и энергичной Энн собрался кружок женщин. Постепенно, кроме обычных дел, они под влиянием своей горячо верующейруководительницы стали обсуждать религиозные вопросы. К кружку присоединились свояк Энн, священник Джон Вилрайт и еще несколько мужчин, но Энн сохранила свою руководящую роль и начала выступать вкачестве проповедницы.
 Она утверждала, что местные священники подменяли духовное «очищение» и связанное с этим возможное «спасение» «очищением», котороеопределяется прежде всего праведностью поведения. Она учила, что «святость» приходит к человеку через «божественное откровение», т. е. черезнепосредственное «общение верующего с Богом», которое и дает познание«святой истины» . Мысли, неизбежно ведущие к отрицанию монополии
священников на «истинное» толкование «слова Бога» (Библии) и отрицанию права магистрата, опираясь на их толкование, определять праведников, поддерживать «истинную» организацию церкви и «истинное» вероучение.
Магистрат и священникиортодоксы с яростью ополчились противновоявленной проповедницы. Энн и ее сторонников стали называть «антипомистами»³². Их обвиняли в еретической претензии на личное общение с богом, в снижении «высоких истин» до вульгарных представлений«черни». Однако число антиномистов росло. Колонисты, недовольныедуховным угнетением, бесправием и эксплуатацией, искали и находилив проповедях Энн необходимое для того времени и места религиозноеоправдание своего недовольства.
Самой активной силой возникшего движения оказались купцы Бостона, где происходили главные события. Местные купцы, к которым принадлежала и семья Хатчинсоыов, были недовольны торговыми ограничениями, которые вводил магистрат, хотели пробиться в ряды «аристократов». В отличие от других аытиномистов им было легче употребитьбогословскую аргументацию для своих целей: они, будучи фрименами,имели возможность высказать свои взгляды на Общих собраниях, а передвигаясь для торговли в разных поселках колонии. Колонисты, испытав прямое угнетение, в большинстве своем даже не являвшиеся членамицерквей, выражали свое отношение к возникшей борьбе стихийным иболее или менее шумным одобрением слов Энн, священника Вилрайта идругих антиномистов.
Положение врагов антиномии осложнилось в связи с переходом насторону их противников губернатора Вейна, разглядевшего корыстный итупой фанатизм членов возглавляемого им магистрата, не отвечавшуюидеям конгрегационализма роль священников в политической жизни колонии. Попытка ортодоксов добиться осуждения «ереси» антиномистов наОбщем собрании провалилась.
Напуганные ортодоксы, возглавляемые Уинтропом и священникомДжоном Вильсоном, недалеким, но упорным и фанатичным до безумия,мобилизовали все возможные силы, пустили в ход все средства, чтобывернуть себе прежнее влияние и подорвать силы своих противников. Онине гнушались подлогов, шантажа, запугивания. Кроме этого, им помоглагорячность юного Вейна, которого они представляли опрометчивым инеопытным в делах управления. Им помог страх фрименов перед«анархией», «бунтом черни» и вмешательством метрополии, чем все время пугали враги Энн.
На весеннем перевыборном собрании 1637 г. Вейн потерял место губернатора. Его сменил Уинтроп, заместителем стал Дадли, а их единомышленники ассистентами. Новый магистрат издал приказ, затруднявший въезд в страну новых поселенцев, стремясь тем пресечь возможностьпополнения рядов антиномистов людьми из бурлящей Англии. Чтобы сторонники антиномии не проникли в конгрегации, вступление туда былоограничено, кроме прочего, введением дополнительных правил приема.Ослабил антииомистов и отъезд вызванного на родину Вейна. Антиномиялишилась своего политического лидера. Тогда ортодоксы поспешили нанести удар по духовному лидеру движения. В нарушение принципов кон
грегационализма в августе 1637 г. они собрали синод священников. Наэтом синоде взгляды и деятельность Энн Хатчинсон подверглись осуждению. Рядом постановлений суживались рамки независимости отдельных церквей (запрещение свободного перехода из одной конгрегации в другую, право магистрата поддерживать церковную дисциплину, фактическое запрещение религиозных дискуссий) .
Не имея перед собой такого противника, как Вейн, опираясь на решения синода, используя старый жупел «раскола» и новый растущее влечение к антиномии «черни», ортодоксы перетянули на свою сторону влиятельного священника Джона Коттона, который до этого не определил своей позиции и порой защищал Энн. Он перешел в стан ортодоксов, когда понял, что антиномия угрожает теократическому и олигархическому направлению политики, проводимой членами магистрата и священниками в интересах «аристократов». С тех пор он сделался одним из главных врагов Энн, тем более опасным, что именно он, виднейший английский богослов того времени, с наибольшим авторитетом мог указать на еретические «заблуждения» проповедницы.
На ноябрьском Общем собрании 1637 г., превращенном усилиями ортодоксов в пристрастное судилище, Энн и ее ближайшие сторонники были осуждены на изгнание. Другим видным антиномистам приказали сдать оружие, которое тогда было непременным снаряжением свободного колониста. Сделали все возможное, чтобы запугать и дискредитировать каждого проявившего сочувствие антиномии. Поле боя осталось за ортодоксами, которых возглавляли магистрат и связанные с ним священники. Борьба сплотила, а победа усилила их власть, которая приняла определенно олигархический характер. Существовавший в колонии режим «аристократической теократии» после поражения антиномии превратился в режим«теократической олигархии». Ее составляли административные и духовные руководители колонии фанатики массачусетской пуританской ортодоксии, местные высшие «аристократы».
Антиномия первое массовое (по условиям места и времени) социальное движение в Новой Англии. В нем явственно обозначились линии размежевания в обществе колонии, различные интересы его слоев, приобретавших классовые черты буржуазного общества. Черты эти были затушеваны специфическими условиями (наличие незанятых земель,«белые рабы») и окрашены тонами местного пуританизма. Антиномия знаменовала собой начавшийся кризис последнего. Он встал на перепутье между конгрегационализмом и скрытой формой государственной церкви. Его местные теоретики (Джон Коттон, Ричард Мезер) все откровеннее проповедовали идеи «аристократической теократии» и правомочность синодальных совещаний.
Это не означало, что конгрегационализм перестал существовать. Формально он продолжал оставаться главным принципом церковной организации. Он продолжал оставаться знаменем, под которым Массачусетс жил своей самостоятельной жизнью, а главное знаменем тех, кто вольно или невольно боролся против издержек, стеснявших развитие буржуазных отношений, издержек, связанных с пуританской ортодоксией. Антиномия ускорила крушение пуританской утопии, которая предполагала сооружение «города на холме», где жизнь идет по законам Священного писания и, таким образом, положение людей максимально приближено к предопределенному «волей Бога», а следовательно, не дает повода и права быть недовольными существующими порядками и социальным неравенством. Антиномия выявила это недовольство.
При утвердившемся режиме «теократической олигархии» были приняты меры к дальнейшему ограничению независимости церквей, насаждению религиозного единомыслия. Не только члены церквей, но и все свободные колонисты, включая самых неимущих, под страхом конфискаций и арестов были обязаны оплачивать церковные расходы. Земля распределялась еще более пристрастно, чем прежде, в пользу лояльных и богатых. Любое проявление протеста строго каралось.
Недовольные спасались бегством из колонии, добивались права на переселение. Энн Хатчинсон и ее последователи отправились на юг, к Роджеру Уильямсу. Вместе с ним они стали основателями упоминавшейся колонии Род Айленд. Вилрайт ушел на север, где бывшие антиномисты положили начало колонии Ныо Гэмпшир. Севернее ее, немного позже, возникла колония Мэн. В пуританских колониях, образованных противниками бостонской олигархии, новоселы устанавливали порядки более либеральные, чем в Массачусетсе, в частности не требовали обязательного членства в церкви для приобретения гражданских прав.
Не все недовольные массачусетсцы хотели и могли покинуть обжитые места. Их недовольство политикой олигархии разделяли многие новые эмигранты из Англии. Росло число поселков, и магистрат, не имея возможности контролировать их повседневную жизнь, вынужден был предоставить им некоторое самоуправление. Все это создавало почву для возникновения новой антиномии.
Чтобы предотвратить грозящую опасность и увековечить свою власть, олигархия предприняла хитрый маневр. Во время перевыборного майского собрания 1639 г. было предложено сделать Уинтропа пожизненным губернатором. Фримены поняли, что и они, и Общее собрание практически лишатся своих основных прав. На этот раз вместе с ними оказалось большинство священников.
Передавая постепенно, а особенно в ходе борьбы с антиномией защиту церкви и веры от «еретиков» в руки магистрата, священники давали ему возможность в какой-то мере контролировать церковную жизнь. Вместе с этим они теряли часть своего влияния. Однако им было достаточно того, что магистрат считался с их мнением и дорожил ролью духовных пастырей, смирявших, в частности, недовольство колонистов его политикой, чтобы сохранить положение обязательного неотделимого компонента существующей власти. Возросшая независимость несменяемого губернатора могла дать магистрату определенные преимущества.
Уинтроп не стал пожизненным губернатором. Он с трудом набрал голоса, чтобы остаться на своем посту. Режим олигархии сохранился, но последующие два года фримены все решительнее требовали ускорения кодификации законов страны. Олигархия тянула, но в декабре 1641 г.наконец была вынуждена представить собранию составленные законы. Обсудив и внеся поправки, собрание утвердило их.
Первый свод законов Массачусетса, получивший название «Свод свобод» ³⁵, важное событие в истории этой колонии. Общее собрание утверждалось как высшая законодательная власть страны. К нему перешло окончательно решение основных вопросов, связанных с землевладением. Земля при формальном признании короля ее верховным владельцем переходила в ведение местных властей и использовалась на основах частного владения без каких-либо обязательств перед короной. В ряде статей получили утверждение и почву для дальнейшего развития элементы буржуазных отношений, в частности в сфере уголовного права и судебной процедуры. В свод были включены правовые нормы, которые известны по Habeas corpus act, введенному в Англии только в 1679 г.
Магистрат высшая административная и исполнительная власть, чьи функции определялись довольно расплывчато, сохранил поэтому в силу сложившейся практики очень широкие полномочия. Полноправными колонистами по-прежнему оставались только фримены члены церкви, Косвенно было узаконено рабство.
Свод подтверждал конгрегационалистский принцип организации церквей, но допускал созыв синодов для борьбы с религиозными «заблуждениями». Грань между уголовным преступлением и отступлением от церковных правил оставалась нечеткой. Последние карались очень сурово.
В целом «Свод свобод» придавал «государственному» устройству колонии правовой характер, ограничивал власть «теократической олигархии», отражал буржуазное развитие общества Массачусетса, что было несомненным достижением фрименской «демократии», однако не сломившей режима «теократической олигархии».

Глава 4. Мэриленд

В 1632 г. Карл I пожаловал Сесилю Калверту, второму лорду Балтимору, хартию^з6 на владение северной частью Виргинии, что прилегала к Чесапикскому заливу и еще не была заселена виргинцами. Новую колонию назвали Мэриленд в честь жены короля. Статут этой колонии сильно отличался от статута остальных английских владений в Северной Америке. Колония именовалась «провинцией», и лорд Балтимор обладал в ней правами почти неограниченного в свой власти феодального сеньора. Земельные отношения строились на ленной основе: лорд-собственник владельцы маноров фригольдеры. Лорд имел право жаловать землю в любом размере и на любых условиях. Хартия санкционировала учреждение Генеральной ассамблеи свободных колонистов (фрименов). Однако ее созыв и работа полностью зависели от воли лорда и воли назначенного им губернатора провинции.
Основной целью Балтимора, как и других учредителей колоний, являлось получение доходов: с земельных владений поселенцев (квитрента), налогообложения и возможных природных богатств заселяемого края. Лорд был католиком. Поэтому, кроме основной цели, он ставил перед собой дополнительную: дать своим единоверцам, которые находились в стесненном положении, возможность, не порывая окончательно с родиной, свободно исповедовать католицизм. Так как хартия предписывала ввести в провинции церковные законы метрополии, эта цель скрывалась, хотя в значительной мере была секретом Полишинеля.