Контрольная работа Специфика понятия бытия, основные постулаты и система их доказательств в элейской школе
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОСОФИИ И СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
Контрольная работа на тему: «Специфика понятия бытия, основные постулаты и система их доказательств в элейской школе»
СТУДЕНТКИ 1 КУРСА
Заочного отделения
Факультета философии
и социальных наук
Батаева Н.В.
Минск, 2007
БЫТИЕ-категория, фиксирующая основу существования (для мира в целом или для любой разновидности существующего); в структуре философского знания выступает предметом онтологии в теории познания рассматривается как базисная для любой возможной картины мира и для всех прочих категорий. Первые попытки разрешения проблемы источника существования того, что есть - в мифологиях, религиях, в натурфилософии первых философов. Философия как таковая ставит целью, прежде всего нахождение подлинного (в отличие от кажимого) Бытия и его осмысления (или участие в нём) наукообразная философия идёт по пути определения понятия Бытия и его места в структуре знания, а также выделяет типы и уровни Бытия как объективного существования. Обыденное мышление воспринимает термины «быть», «существовать», «находиться в наличности» как синонимы, т.е. близкие по значению. Философия использовала термины «быть», «бытие» для обозначения не просто существования, а того, что гарантирует существование. Поэтому слово «бытие» получает в философии особый смысл, понять который можно, только обратившись к рассмотрению философской проблематики бытия.
Впервые этот термин в философию ввел Парменид(V-IV вв. до н.э.) – философ и политический деятель, центральная фигура Элейской школы. Он родился в знатной семье и провёл молодость в забавах и роскоши, а когда пресыщение удовольствиями подсказало ему о ничтожестве наслаждений, он стал созерцать «ясный лик истины в тишине сладкого учения». Он принимал активное участие в политических делах родного города. Парменид был признан своими согражданами одним из мудрых политических руководителей Элеи. По утверждению Плутарха, «Парменид же своё собственное отечество привёл в порядок отличнейшими законами, так что власти ежегодно заставляли граждан давать клятву оставаться верными законам Парменида».
Во времена Парменида люди начали терять веру в традиционных богов Олимпа, мифология всё чаще стала рассматриваться как вымысел. Тем самым рушились основы и нормы мира, главной реальностью которого были боги и традиция. Мир, Вселенная уже не казались прочными, надёжными: всё стало шатко и бесформенно, нестабильно; человек потерял жизненную опору. Современный испанский философ Ортега-и-Гассет писал, что тревога и страх, которые наверняка испытывали люди, потерявшие опору жизни, надежный мир традиций, веру в богов, были, несомненно, ужасными.
В глубинах человеческого сознания зародилось отчаяние, сомнение, не видящее выхода из тупиковой ситуации. Необходим был поиск выхода к чему-то прочному и надежному. Людям нужна была вера в новую силу. Философия в лице Парменида осознала сложившуюся ситуацию, которая обернулась трагедией для человеческого существования (экзистенции), отразила эмоциональный накал и попыталась успокоить смятенную душу людей, поставив на место власти богов власть разума, власть мысли. Но мысли не обычной, посюсторонней о вещах и предметах мира, о потребностях и нуждах повседневного существования, а абсолютной мысли (в последствии философы назовут её «чистой», имея в виду такое содержание мысли, которое не связано с эмпирическим, чувственным опытом людей).
Парменид как бы оповестил людей об открытии им новой силы, силы Абсолютной мысли, которая удерживает мир от опрокидывания в хаос, обеспечивает миру стабильность и надёжность, а, следовательно, человек снова может обрести уверенность в том, что всё с необходимостью будет подчинено какому-то порядку.
Необходимость Парменид называл Божеством, Правдой, провидением, судьбой, вечным и неуничтожимым. «Всё по необходимости» означала, что заведённый в мироздании ход вещей не может внезапно, по воле случая, измениться; день всегда придёт на смену ночи, солнце внезапно не потухнет, люди не вымрут все в один прекрасный день и т.д. Другими словами, Парменид постулировал наличие за вещами предметно-чувственного мира чего-то, что выполняло бы роль гаранта существования этого мира, и что сам философ называл иногда Божеством, тем, что действительно имеется. А это означало, что для людей нет причин для отчаяния, вызванного крушением устойчивости старого мира.
Для обозначения описанной экзистенциально-жизненной ситуации и способов её преодоления Парменид и ввел в философию понятие и проблему «бытия». Сам термин был взят из обычного языка греков, но его содержание получило новое наполнение, не вытекающее из значения глагола «быть» в его повседневном употреблении: быть-существовать в наличии. Итак, проблематика бытия явилась своеобразным ответом философии на потребности и запрос эпохи.
Как же характеризует бытие сам Парменид? Бытие - это то, что имеется за миром чувственных вещей, и это есть мысль. Оно едино и неизменно, абсолютно, не имеет внутри себя деления на субъект и объект, оно есть вся возможная полнота совершенства, среди которых на первом месте Истина, Добро, Благо, Свет.
В центре внимания Парменида две главнейшие философские проблемы: вопрос об отношении бытия и небытия и вопрос об отношении бытия и мышления. Оба вопроса могут быть разрешены только разумом.
Однако разум не безошибочен. Даже на пути истины его подстерегают ловушки и западни. Попав в них, разум пойдёт неверным путем, никогда не достигнет истины. Первая западня состоит в допущении небытия. Стоит только согласиться с тем, что «есть небытие, и это небытие необходимо существует», как мы попадем в западню для мысли. Вторая западня состоит в допущении того, что «бытие и небытие тождественны и нетождественны». Здесь уже заведомо допускается существования небытия (первая ошибка), но далее небытие отождествляется с бытием, а затем тождество бытия и небытия отрицается.
Первая западня анонимна. Вторая же принадлежит «пустоголовому племени», чей ум беспомощно блуждает. Эти «пустоголовые» «двуголовы». Одна голова не может уместить два взаимоисключающих тезиса. В одной голове может уместиться лишь тезис, что бытие и небытие тождественны, а в другой - что бытие и небытие нетождественны. Но, продолжая мысль Парменида, можно сказать, что тезис о том, что есть небытие, не может уместиться в одной голове, ибо он означает, что небытие есть бытие. В «пустоголовом племени» можно угадать гераклитовцев, ведь «двуголовые» для всего, говорит Парменид, видят «обратный путь», а этому учил Гераклит (у него «путь вверх» «путь вниз» совпадают). Таким образом, Парменид подошёл к запрещению противоречия - к главному закону мышления.
Собственная точка зрения Парменида вытекает, по-видимому, из тезиса, что бытие и небытие нетождественны, т.е. что бытие существует, а не бытие не существует.
Тезис Парменида может показаться совершенно отвлеченным, умозрительным. Но это не так. Тезис этот в философии Парменида имел вполне конкретный, а именно физический и космологический смысл. Согласно Пармениду, «небытие» - то же самое, что пустота, пустое пространство. Стало быть, когда Парменид утверждает, что небытия нет, это означает в его устах, что в мире нет пустоты, нет ничем не заполненного пространства, нет пространства отделенного от вещества.
Поэтому, когда Парменид говорит: «Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит», - то утверждение это необходимо понимать, прежде всего, в его физическом и космологическом смысле: неверно думать, говорит Парменид, будто в природе может существовать пустота; мир - сплошная масса вещества, или шаровидное тело. Существует только бытие как лишь сплошь заполненное веществом пространство, и это бытие сферично, имеет форму шара («сфайра» по-гречески - шар)
Из невозможности пустоты и из совершенной сплошной заполненности пространства веществом получался вывод: мир един, в нем нет и не может быть никакого множества отдельных вещей. По истине существует только единство, множества нет. В природе нет никаких пустых промежутков между вещами, никаких щелей или пустот, отделяющих вещи одну от другой, а, следовательно, никаких отдельных вещей.
Учение это было направлено против пифагорейцев. Пифагор и его ученики утверждали существование пустоты. Правда, пустота пифагорейцев не была абсолютной пустотой атомистов, она скорее походила на воздух. Но все же пифагорейцы утверждали реальное существование этой воздухообразной пустоты, со всех сторон обнимающей мир. По их учению, живое шаровидное тело мира дышит, втягивает в себя пустоту из вне. В результате мир разделяется на обособленные вещи, которые и отделяет одну от другой пустота. Именно против этого представления и направлено элейское отрицание пустоты и множества.
Из этого отрицания следовал и другой вывод – в отношении познания. Если по истине мир един, если в нем нет никакого множества и никаких отдельных частей, то отсюда вытекало, что множество, как будто удостоверяемое нашими чувствами, есть на самом деле только обман чувств. Картина мира, внушаемая нам чувствами, не истинная, иллюзорная.
Гораздо более резко, чем против пифагорейцев, Парменид выступает против учения Гераклита. Учение Парменида было первой философской попыткой сформулировать метафизическое понимание природы. Если Гераклит – великий диалектик в античной философии, то Парменид ее первый метафизик, первый антагонист диалектики. Основной характеристикой бытия он провозглашает его неподвижность, неизменность, отсутствие в нем, какого бы то ни было генезиса: рождения и уничтожения.
Отчасти развитая Парменидом метафизическая характеристика бытия основывалась на недоверии к той картине мира, которая доставлялась чувствами, и на убеждении в превосходстве ума над ощущениями.
Недоверие это имело известные основания. Наблюдения показывали, что чувства способны порой нас обманывать. Однако ещё не существовало экспериментальных средств, при помощи которых можно было бы внести коррективы в эту картину. Оставалось обратиться только к умозрению. Но в области умозрения, не контролируемого экспериментом, возможны были самые различные пути и направления. Парменид и за ним его продолжатели пошли по пути метафизическому. Показания чувств они отвергли как иллюзию, как обман.
Парменид выделяет основные характеристики бытия – целостность, истинность, благость и красоту – и манифестирует единство мысли и бытия (и – не-мысли и небытия). Парменид признает существующим лишь то, что мыслимо и выразимо в словах. Бытие и мышление тождественны и как процесс, и как результат.
Но этот же тезис о тождестве бытия и мышления может быть понят и как утверждение, что предмет и мысль существуют самостоятельно, сами по себе, но что мысль – лишь тогда мысль, когда она предметна, а предмет лишь тогда предмет, когда он мыслим. В пользу такого истолкования парменидовского отождествления бытия и мышления говорит формулировка: «Одно и то же – мысль о предмете и предмет мысли».
Небытие не существует, потому что оно не мыслимо. А немыслимо оно потому, что сама мысль о небытии делает небытие бытием в качестве предмета мысли.
Не искать у философа больше того, что у него есть. Парменид ещё не различал разные значения бытия, на что обратил внимание уже Аристотель и его последователи. Парменид просто не различает предмета мысли и мысли о предмете. Его сбивает с толку то, что мысль о предмете, а также выражающее эту мысль слово существуют, как он сам говорит в своей поэме, «и слово, и мысль бытием должны быть». У Парменида получается, что если мысль о небытии существует, то существует и то, что мыслится в мысли о небытии, т.е. небытие, и то, что оно существует не в качестве небытия, а в качестве бытия, потому что-то, что существует, есть бытие, а не небытие. Это рассуждение неверно. Ведь одно дело мысль о предмете, а другое – предмет мысли. Можно мыслить и то, чего нет. Всякий проект – пример этому.
В своем учении о тождестве бытия и мышления Парменид стоит у порога идеализма.
Основные тезисы Парменида таковы:
· Помимо Бытия нет ничего. Также и мышление есть Бытие, ибо нельзя мыслить ни о чем.
· Бытие никем и ничем не порождено, иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет.
· Бытие не подвержено порче и гибели, иначе оно превратилось бы в Небытие, но Небытия не существует.
· У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, однородно, совершенно и ограниченно, имеет форму сферы.
Зенон Элейский (ок. 490 – ок. 430 до н.э.) - древнегреческий философ, представитель Элейской школы. По сведениям Диогена Лаэртия, Зенон был учеником и приемным сыном Парменида. Как представитель указанной философской школы Зенон отстаивал мысль о единстве и неподвижности истинно сущего бытия. Соответственно в теории познания Зенона содержалось резкое противопоставление разумного знания знанию чувственному: основывалось оно на недоверии к той картине окружающего мира, которая доставлялась чувствами, и на основе убеждения в превосходстве ума над ощущениями. Только ум, считали элеаты, ведет к достоверной и незыблемой истине. Но, тем не менее, по мысли Зенона, даже недостоверные «мнения», добытые на основе чувств и ощущений, необходимо знать. В рамках задачи отстоять от критиков воззрения Парменида Зенон выдвинул 45 «доказательств» о едином, неразделимом бытии (до нас дошло 9). Отрицая в чувственном бытии всякую непрерывность, Зенон доказывал немыслимость последней вообще, то есть немыслимости множественности и подвижности (движения). Из немыслимости непрерывного чувственного бытия Зенон выводил непрерывность уже как «предмет чистой мысли». По мнению ряда исследователей, философский и логический метод Зенона сходен с тем, что в математике называют «доказательством от противоположного». Зенон принимает условно тезисы противника (что пространство может мыслиться как пустота, как отдельное от наполняющего пространство вещества; что мыслимо существование множества вещей; что может быть мыслимо движение). Приняв их условно, Зенон доказывает, что признание их ведет к противоречиям. Следовательно, пустота, множественность и движение не мыслимы. Если допустить, что бытие не едино, а множественно, мысль заходит в тупик. Первая эпихерема такова: «Если существует много вещей, то их должно быть ровно столько, сколько их действительно есть, отнюдь не больше и не меньше, чем, сколько их есть. Если же их столько, сколько их есть, то число их ограниченно». Такой тезис первой эпихеремы Зенона против множества. Антитезис же говорит: «Если существует много вещей, то сущее по числу беспредельно. Ибо между отдельными вещами всегда находятся другие вещи, а между этими опять другие. И таким образом сущее неограниченно (по числу)». Пусть – А сущее, В – единое, С – ограниченное. Тогда А есть В, потому что допущение, что А не есть В, приводит к тому, что не-В есть С и не-С.
Во второй эпихереме говорится: « Если сущее множественно, то оно должно быть и малым, и большим: настолько малым, чтобы не иметь величины, и настолько большим, чтобы быть бесконечным». Здесь тоже А есть В, потому что А есть не-В, означает, что не-В есть С и не-С, только здесь под С подразумевается не ограниченное, как в первом случае, а бесконечно малое, а под не-С – не неограниченное, а бесконечно большое. Во второй эпихереме расхождение между С и не-С больше, чем в первой.
Ход рассуждения здесь, по-видимому, такой: если члены множества неделимы, то они не имеют величины, а потому все множество бесконечно мало; если члены множества делимы, то та же ситуация возникает уже с подмножествами; если есть где-то предел делению, то это означает, что все множество в конечном счете состоит из бесконечно малых далее неделимых частей, а потому само бесконечно мало; если же предела делению нет, то множество состоит из бесконечного числа частей, а потому бесконечно велико. Зенон (и никто из его современников) здесь просто не знал того, что бесконечная сумма бесконечно малых есть конечная величина. Тогда не различали экстенсивной и интенсивной бесконечности.
Весь ход рассуждений Зенона предполагает, что бытие у него пространственно, что существовать означает для него иметь величину, а иметь величину – иметь пространственный объем. Поэтому Аристотель в «Метафизике» так формулирует представление Зенона о бытии: « Существующее - это величина, а раз величина, то и нечто телесное». Сам же Зенон говорил, что « если бы кто-нибудь ответил ему, что такое единое, то он мог бы сказать, что такое бытие» (Евдем). Надо отметить, что рассуждения Зенона, против многого затрагивали и проблему единого. Если то, что не имеет частей, ничто, то ничто и единое неделимое бытие Парменида. Это также заметил Аристотель, подчеркнув, что «если само по себе единое не делимо, то, согласно положению Зенона, оно должно быть ничем». А позднее римский философ Сенек с ужасом скажет о том, что «элеец Зенон разрушил все дотла». Но сам Зенон об этом не подозревал. Его общий вывод из обеих эпихерем (апорий) против множества таков: «Тому, кто утверждает множественность (сущего), приходится впадать в противоречие».
Зеноновские рассуждения против движения (их-то и имеют в первую очередь в виду, когда говорят об апориях Зенона) дошли до нас через «Физику» Аристотеля. Позднее они получили наименования «Дихотомия» - разрубание надвое, «Ахиллес и черепаха», «Стрела», «Стадион».
Первая апория гласит, что движение не может начаться, потому что движущийся предмет должен дойти до половины пути, прежде чем он дойдет до конца, но чтобы дойти до половины, он должен дойти до половины половины, и так до бесконечности, т.е. чтобы попасть из одной точки в другую, надо пройти бесконечное количество точек, а это невозможно.
Вторая апория — так называемый «Ахиллес». Он гласит, что медленного (бегуна) никогда не догонит быстрый (бегун), ибо необходимо, чтобы догоняющий прежде достиг (той точки), откуда стартовал убегающий, поэтому более медленный (бегун) по необходимости всегда должен быть чуть впереди.
Так вот, согласно апории, Ахиллесу ни за что не догнать черепаху. Аргументы апории сводятся к тому, что, когда преследующий достигнет места, где находился преследуемый в момент старта, догоняемый бегун продвинется, хотя и немного, дальше. Значит, на новом небольшом участочке пути Ахиллесу снова придется догонять черепаху. Но пока преследователь добежит до этого второго пункта, беглянка снова переместится вперед. И так далее до бесконечности.
В то же самое время вышеозначенное рассуждение, что сумма бесконечного числа временных интервалов все-таки сходится и, таким образом, дает конечный промежуток времени, абсолютно не затрагивает один существенно парадоксальный момент, а именно парадокс, заключающийся в том, что некая бесконечная последовательность следующих друг за другом событий, последовательность, завершаемость которой мы не можем себе даже представить (не только физически, но хотя бы в принципе), на самом деле все-таки должна завершиться. Апория не ставит вопрос о пределе и его вычислении, апория спрашивает: как этот предел в принципе возможно достичь?
Суть апории «Стрела» заключается в следующем: в каждый момент полета стрела занимает определенное место и покоится в нем; следовательно, движение стрелы есть сумма состояний покоя, т. е. стрела не движется. Ведь движение не может слагаться из суммы состояний покоя.
Четвертый (аргумент) — о равных телах, движущихся по стадию в противоположных направлениях параллельно равных (им тел); одни (движутся) от конца стадия, другие — от середины с равной скоростью, откуда, как он думает, следует, что половина времени равна двойному.
Смысл обеих апорий в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства. Поэтому две первые апории образуют как тезис, а две вторые – антитезис, а в целом получается, что движение невозможно ни при прерывности пространства, ни при его непрерывности. Зенон верно подметил диалектику в понятии движения, но разорвал это понятие на две части и противопоставил их друг другу. На самом деле пространство и время и прерывны, и непрерывны, и движение есть разрешения противоречия между прерывностью и непрерывностью, как пространства, так и времени.
Апории Зенона вызвали большое замешательство. Первым оппонентом Зенона был некий философ, который стал тут же перед Зеноном ходить, но Зенон пояснил, что он доказывает вовсе не то, что движения нет, а лишь то, что оно немыслимо, что, однако, в соответствии с тезисом элеатов о тождестве мышления и бытия все же должно было означать, что движения нет, но не в чувственном, а в мыслимом мире.
Доказывая, что бытие едино и неподвижно, Зенон идет обратным парменидовскому путем. Если Парменид шел от истинного в его понимании мира и начинал сразу с анализа бытия как такового, а потом уже переходил к миру кажущемуся, то Зенон в соответствии со своим методом доказательства от противного шел от кажущегося в его понимании мира к миру истинному. Он доказывает, что физический мир противоречив, а потому не может быть истинным, а раз так, то истинным является сверхчувственный мир.
Рассуждения Зенона сыграли громадную роль в развитии предметного мышления. Поставленные им проблемы единства и множества, движения и покоя окончательно не разрешены и поныне. Зенон первый после Парменида стал доказывать. Именно у Парменида мы впервые находим формулировку принципа исключенного третьего и доказательства Зенона путем приведения к абсурду.
Третьим Деятелем Элейской школы был Мелисс. Своим современникам был более известен как военный, нежели как философ. Автор философского трактата О природе, или О сущем (известен по фрагментам), в котором дает ясное прозаическое изложение поэмы Парменида с развернутой аргументацией. Из исходного постулата “нечто есть” Мелисс дедуцирует все атрибуты сущего: оно вечно, бесконечно, одно (т.к. два бесконечных граничили бы между собой), однородно, неподвержено изменениям и претерпеваниям чувств (боли, печали), неподвижно. Из дошедших до нас фрагментов Мелисса видно, что он повторяет учение Парменида о единстве, о вечности и о неизменности истинного бытия. Однако он вносит в учение Парменида и Зенона важное новшество. Парменид утверждал, что мировой шар имеет конечный радиус. Напротив, Мелисс доказывал, что мир может быть вечным, невозникающим и непогибающим только при условии, если радиус мира не есть величина конечная, иначе – если мир бесконечен. Указание на отсутствие “боли” и “печали” в бытии свидетельствует об этико-психологическом измерении сущего – бытие становится образцом внутреннего спокойствия и душевной неуязвимости мудреца.
Мелисс исходит в своих рассуждениях из постулата «из ничего не может возникнуть ничего», утверждая, что сущее не возникало, а оно вечно сущее, что и уничтожению оно не может быть подвергнуто, ибо сущее не может превращаться в несущее. Если сущее не имеет ни начала, ни конца во времени, то оно бесконечно и в пространстве, а если оно бесконечно и целокупно, то следовательно ничего другого существовать не может.
Отводя главную роль в познании мышлению, элейская школа противопоставила его чувственному восприятию как текучему и неустойчивому; впервые в истории философии выдвинула идею единого бытия, понимая его как непрерывное, неизменное, присутствующее в любом мельчайшем элементе действительности, исключающее множественность вещей и их движение. В целом элейская школа все же вошла в историю античной философии как течение, несомненно, являвшееся реакцией против ряда результатов, достигнутых развитием ранней материалистической науки и философии греческого Востока в VI и в первой половине V в. До н. э.
Литература:
1. Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976
2. История Философии. / А.А. Грицанов и др., Минск 2002
3. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981
4. Философия: учеб. Пособие / В.П. Кохановский и др. Ростов н/Д., 1995
5. Спиркин А.Г. Философия. М., 2002
