ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ


            Государственное образовательное учреждение высшего профессионального

образования

                     РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

ФИЛИАЛ В Г. ДОМОДЕДОВО
Кафедра  гуманитарных и

социально-экономических

дисциплин
СУХАНОВА МАРИЯ ГЕРМАНОВНА

СВЯЩЕННЫЕ ПИСАНИЯ ХРИСТИАН

Контрольная работа по истории мировых цивилизаций

Вариант № 36
Студентка 1 курса д/о

группы Ю-12

Зач.книжка

             

Преподаватель:

к.и.н., доцент

                                                                                     Шамраев В.С.
Домодедово 2010

Оглавление

Введение .

I. НОВЫЙ ЗАВЕТ И АПОКРИФЫ...

II. Первые записи христианского учения.

Заключение .

Список использованной литературы ..
Введение
Что такое священное писание (священная книга)? Это – авторитетное писание, которое почитается религиозной общиной как ни один другой текст. Таким образом, священное писание используется общиной для отправления культа или учения, или для того и другого. Самыми главными священными книгами по сей день являются Тора у иудеев, Библия у христиан, Коран у мусульман, Веда у индусов, а также огромное количество буддийских текстов и китайская классическая литература (Тору можно назвать иудейской Библией. Однако в данном докладе понятие Библия используется по отношению к христианской Библии, которая включает в себя Ветхий и Новый Заветы.)
Священное писание не может существовать само по себе, без религиозного сообщества, которое чтило бы его как священную книгу. Таким образом, прослеживается тесная связь между Книгой и сообществом. В течение истории, однако, природа этих отношения может меняться. Что касается, например, отношений христиан и Библии, я выделяю три периода: (1) ранее христианство (первые два века), (2) классическое христианство (III-XVIII вв.) и (3) современное христианство (после эпохи Просвещения). В иудаизме также можно выделить ранний, классический и современный период. В противоположность этому отношение последователей ислама к Корану оставалось относительно неизменным.
Священные Писания – это то, что из них делают толкователи. Толкователь решает, стоит ли подчеркнуть призыв к миру или взаимоуничтожению. Это сложная задача стоит перед теми, на кого возложена ответственность за толкование и приложение Писания. Независимо от того, толкуют ли Тору в Израиле, Коран в Иране, Библию в США, отношение толкователя к тексту – вопрос жизни и смерти. Послужит ли писание во благо или оно принесет смерть, зависит на самом деле от толкователя.[1]


НОВЫЙ ЗАВЕТ И АПОКРИФЫ
Сколько "священных" книг почитали первые христиане
Историк, интересующийся возникновением христианства, становлением его

вероучения, должен изучить самые разнообразные источники: произведения

античных писателей, которые упоминали о христианах, сочинения христианских

богословов и их противников, а также, конечно, те книги, которые сами

христиане почитают священными и боговдохновенными, где изложены основные

догмы христианской религии, легенды о жизни ее основателя - Иисуса,

приведены его слова и поучения. Какие же книги называли священными первые

христиане, жившие в Римской империи в I-II вв.? На первый взгляд ответ на

этот вопрос прост: это те же самые книги, которые христианские церкви и

поныне почитают таковыми, т. е. произведения, включенные в Новый завет:

четыре евангелия (от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна), Деяния

апостолов, двадцать одно послание апостолов (автором четырнадцати из них

считается Павел; среди остальных семи, так называемых католических или

соборных, адресованных всем христианам, - одно послание Иакова, два послания

Петра, три послания Иоанна, одно послание Иуды); последнее по порядку

расположения произведение Нового завета - Апокалипсис (Откровение) Иоанна.

Научная литература, посвященная Новому завету, огромна {Из

научно-популярных книг, где разбираются тексты Нового завета, можно, в

частности, указать: Ленцман Я. А. Сравнивая евангелия. М., 1967; Кубланов М.[2]

М. Новый завет. Поиски и находки. М., 1968; Косидовский 3. Оказания

евангелистов. М., 1979.}. Исследователи стремятся установить время и место

создания отдельных его книг, ставят вопросы об их авторстве, источниках,

выявляют противоречия, содержащиеся в этих книгах. Уже сам состав Нового

завета, каким бы привычным он ни казался, вызывает целый ряд вопросов. За

исключением евангелий (в основном трех первых) и посланий Павла (и то не

всех), произведения Нового завета и по жанру, и по содержанию слабо связаны

друг с другом. Послания апостолов представляют собой самостоятельные

произведения, написанные по разным поводам. Среди посланий, в том числе и

среди посланий Павла, наряду с пространными рассуждениями о вероучении, нор-

мах поведения, об организации христианских общин есть письма, адресованные

частным лицам по частным поводам. Например, в письме Павла некоему Филимону

говорится о беглом рабе последнего, христианине Онисиме, которого Павел

просит принять обратно. Или совсем маленькое третье послание Иоанна,

адресованное Гаю, где автор письма хвалит адресата за верность, мимоходом

упоминает какого-то Диатрефа, который "не принимает нас". Никаких

догматических, никаких религиозно-этических положений в этом послании не

раскрывается; письмо написано по конкретному поводу, не вполне ясному из

содержания письма. Особенно резко от остальных произведений Нового завета по

образному строю, языку и даже по религиозным представлениям отличается

Апокалипсис Иоанна, рисующий устрашающие картины суда божия над

человечеством.
Как случилось, что все эти разнородные произведения были объединены и

признаны священными? Были ли включены в Новый завет все христианские

писания, созданные в первые века существования христианства? Или, может

быть, только наиболее ранние из них, так сказать освященные ореолом

давности? Когда произошло это "освящение"?
Современная наука может с достаточной определенностью ответить на эти

вопросы. Мы знаем, что произведения, входящие в Новый завет, некогда были

лишь частью обширной христианской литературы I-II вв.: евангелий,

откровений, посланий, деяний отдельных апостолов. В самом Новом завете

содержатся некоторые прямые и косвенные указания на существование такой

литературы, а также, возможно, устной традиции, не использованной в четырех

евангелиях.[3]
Евангелие от Луки, третье по порядку расположения в Новом завете,

начинается словами: "Как уже многие начали составлять повествования о

совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с

самого начала очевидцами и служителями слова, то рассудилось и мне, по

тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе,

достопочтенный Феофил". Итак, во время написания третьего евангелия

составлялись или были уже составлены многие подобные произведения. Сам

характер апостольских посланий в Новом завете показывает, что они не могли

быть единственными произведениями такого рода; в послании Павла к

коринфянам, которое названо первым, есть упоминание о предшествующем

послании (там сказано: "Я писал вам в послании..."). В третьем послании

Иоанна также есть ссылка на ранее посланное письмо, которого не послушался

некий деятель ("любящий первенствовать у них") Диатреф.
Источником всех сведений о жизни и поучениях Иисуса церковная традиция

считает четыре новозаветных евангелия. Между тем анализ посланий Павла

показывает, что в них встречаются изречения Иисуса и трактовка его образа,

отличные от тех, которые есть в этих евангелиях. Например, в послании к

филиппийцам сказано: "Но уничижил себя самого, приняв образ раба, сделавшись

подобным человекам и по виду став как человек" (2:7). В евангелиях,

включенных в Новый завет, нет упоминаний о том, что Иисус принял образ раба;

даже если воспринимать текст послания иносказательно, то в нем отражено

отличающееся от евангельского восприятие Христа, принявшего человеческий

облик, по виду сделавшегося "подобным людям". Согласно каноническим

евангелиям, Иисус- богочеловек, обладавший и божественной и человеческой

сущностью. В первом послании Павла к фессалоникийцам приводится "слово

господне" о воскресении из мертвых, которого нет среди речений Иисуса,

содержащихся в новозаветных евангелиях. Подобные примеры можно найти и в

Деяниях апостолов (20:35): "...ибо он сам сказал: "блаженнее давать, нежели

принимать". Следовательно, евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна не были

единственными, где приводились поучения Иисуса: авторы посланий и Деяний

апостолов знали иные его изречения, услышанные ими или прочитанные в

каких-то не дошедших до нас сочинениях.[4]
У христианских писателей II в., которые защищали и систематизировали

новое учение, встречается еще больше указаний на христианские писания и сказания, отсутствующие в

Новом завете. В середине II в. писатель Юстин адресовал правившим тогда

императорам специальное произведение, рассказывавшее о сущности христианства

и защищавшее его от нападок язычников. Юстин в качестве основного источника

сведений об Иисусе называет "воспоминания апостолов". Речь идет об

евангелиях, но о каких? {Ни Лука, ни Марк, согласно христианской традиции,

не были непосредственными учениками Иисуса и не считаются церковью

апостолами. Лука, по преданию, был спутником апостола Павла, Марк - Петра.}

Рассказывая о суде над Иисусом, Юстин ссылается на слова апостола Петра

(Апология, 1:35). В Новом завете нет свидетельств Петра о жизни Иисуса и

судебном процессе над ним, однако таковые наверняка существовали, раз Юстин

ссылается на них. В другом своем произведении, "Разговор с Трифоном-иудеем",

Юстин упоминает, что Иисус делал земледельческие орудия, - подробности,

отсутствующие в четырех евангелиях (в Евангелии от Марка Иисус назван просто

плотником).[5]
У более поздних писателей (начиная с конца II в.) прямо называются

многие христианские произведения, которых нет в Новом завете, и приводятся

цитаты из них. Особенно много упоминаний о таких произведениях у Иринея

(конец II в.), епископа города Лутудуна (современный Лион) в Галлии. Ириней

написал сочинение "Против ересей", где он выступает за почитание четырех

евангелий - от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, отстаивает их святость и

осуждает писания различных христианских групп. Он с возмущением пишет о

людях, которые "приводят несказанное множество тайных и подложных писаний".

В произведениях христианских богословов и философов, живших на рубеже

II и III вв., таких, как Ориген и Тертуллиан, также упоминаются христианские

сочинения, отсутствующие в Новом завете, делаются ссылки на них или ведется

полемика с ними. Проблему "священности" (подлинности) различных книг

разбирает и Евсевий, написавший в IV в. "Церковную историю".
Об отношении всех этих писателей к сочинениям, о которых они

рассказывают, мы скажем немного позже. Сейчас отметим только одно: по

свидетельству самих христиан в первые века существования и распространения

нового учения его последователи и проповедники почитали самые разные

произведения, авторами многих из которых считались ученики Иисуса.

Существовали, наряду с новозаветными евангелиями, евангелия Петра, Андрея,

Варфоломея, Якова, Филиппа, два евангелия Фомы, совершенно различные по

содержанию. Кроме того, были евангелия, именовавшиеся по названиям тех

групп, которыми они почитались (хотя вряд ли это были их подлинные

названия): Евангелие евреев, т. е. христиан, продолжавших соблюдать

иудейские обряды; Евангелие эбионитов, Евангелие назореев. По словам Иринея,

некоторые христиане "дошли до такой дерзости, что назвали свое сочинение

Евангелием Истины".
По-видимому, существовали и разные версии некоторых новозаветных

евангелий: Ириней говорит, что христиане, называвшие себя эбионитами,

пользовались только Евангелием от Матфея, но их учение расходилось с тем,

что изложено в соответствующем новозаветном евангелии. Вероятно, эбиониты

почитали какое-то особое евангелие или другую версию новозаветного.

Известно, что существовала версия Евангелия от Матфея, написанная на

арамейском языке - разговорном языке ряда областей Ближнего Востока, в том

числе и Палестины. У писателя первой половины II в. Папия (его цитирует

Евсевий) сказано: "Матфей записал беседы господа на еврейском языке (имеется

в виду арамейский язык.- И. С.); а переводили их кто как мог". В письме

Климента, епископа Александрийского, написанном около 200 г., говорится, что

в Александрии имели хождение сразу три Евангелия от Марка: обычная версия

(включенная в Новый завет), "подложное" евангелие, написанное неким

Карпократом, и тайное евангелие, якобы написанное самим Марком для

избранных.[6]
Кроме евангелий в произведениях христианских писателей упоминаются и

другие не вошедшие в Новый завет книги, претендовавшие на "священность":

Апокалипсис Петра, деяния отдельных апостолов, послания апостолов (например,

послание Павла к лаодикейцам), Учение двенадцати апостолов (Дидахс),

"Пастырь" Гермы, принадлежащий к жанру откровений.

Защитники христианства, полемизируя с этими сочинениями, цитировали или

пересказывали многие из них. Но сведения, приводимые ими, отрывочны и не

всегда достаточно точны: эти писатели путали разные произведения, объединяли

их, а подчас сознательно искажали их содержание. И вряд ли бы мы знали

больше, чем их названия и отдельные фразы из них, если бы не археологические

открытия, которые дали в руки ученых значительные отрывки и даже целые

сочинения христиан первых веков нашей эры, не признанные современной

церковью.[7]
Такие открытия были сделаны прежде всего в Египте. Там сохранилось

много письменных памятников прошлого: художественные произведения, научные

трактаты, частные письма, арендные договоры. При археологических раскопках

были найдены также папирусные фрагменты новозаветных евангелий и ряда других

христианских произведений. В 1897 г. в Оксиринхе среди множества записей,

сделанных на папирусе, были обнаружены восемь изречений на греческом языке,

каждое из которых начиналось словами: "Говорит Иисус". В 1904 г. в том же

Оксиринхе было открыто еще шесть изречений. Некоторые из них оказались

полустертыми, но те, что удалось полностью прочесть, показали огромную

ценность для науки собрания речений, или логий, как они назывались

по-гречески. Эти речения расходились иногда по существу, иногда в деталях с

речениями новозаветных евангелий. В 1905 г. (тоже в Египте) был обнаружен

маленький листочек, исписанный микроскопическими буквами, который служил,

по-видимому, своеобразным амулетом. По прочтении текста выяснилось, что это

отрывок из какого-то неизвестного евангелия, содержащий описание посещения

храма Иисусом и его учениками и конец речи Иисуса. Еще раньше, в конце XIX

в., в одной из могил в Ахмиме (Египет) был найден отрывок из Евангелия

Петра, содержащий описание суда над Иисусом, его казни и воскресения. Вместе

с этим отрывком был обнаружен Апокалипсис Петра.
Наиболее интересные и важные открытия были сделаны в Южном Египте в

1946 г. Феллахи, выполнявшие земляные работы у подножия горы Гебель-эль

Тариф на левом берегу Нила, недалеко от древнего поселения Хенобоскион

(совр. Наг-Хаммади), неожиданно обнаружили тайник. В тайнике оказалась целая

библиотека - более сорока текстов религиозного содержания на коптском

{Коптский язык - язык населения Египта, развившийся из древнеегипетского.}

языке, - принадлежавшая особой группе христиан - христианам-гностикам (об их

учении мы расскажем ниже). Найденные списки относятся к III-V вв., но сами

произведения, во всяком случае многие из них, были написаны значительно

раньше на греческом языке и затем уже переведены на коптский. Среди

найденных в Хенобоскионе рукописей - три полных текста евангелий: от Фомы,

от Филиппа и Евангелие Истины, - по всей вероятности то самое, о котором с

возмущением писал Ириней.[8]
Произведения, включенные в Новый завет, церковь считает каноническими,

а все остальные сочинения христиан I-IV вв., написанные в тех же жанрах, -

апокрифическими, т. е. тайными. Слово "канонический" происходит от

греческого "канон", употреблявшегося в разных смыслах: ремесленники так

называли прямой брус и измерительную веревку, в переносном смысле слово

"канон" употреблялось в значении определенного стандарта, нормы, критерия,

правил поведения. В сфере искусства и литературы каноном назывался образец,

совершенная модель. Так, например, грамматики из египетской Александрии

создали перечень греческих авторов, чей язык рассматривался как образец

(канон), с которым следует сравнивать тексты всех остальных писателей. В

христианскую литературу это слово пришло от язычников. В послании Павла к

галатам (6:15) канон - это правило поведения: "Ибо во Христе Иисусе ничего

не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь (в смысле -

"творение". - И. С.). Тем, которые поступают по сему правилу (в греческом

тексте - канону. - И. С.), мир им и милость..." Никакого канона как сборника

священных книг автор этого послания еще не знал. Только с середины IV в. это

слово стало применяться к священным книгам христиан, ставшим образцом, с

которым следует сверять все высказывания, поступки, проповеди.
Название "Новый завет" по отношению к собранию канонических книг также

стало применяться значительно позже их написания, хотя само понятие Нового

завета, или Нового союза (имеется в виду союз с богом), восходит к иудейским

сектантам, жившим во II в. до н. э.- I в. н. э. недалеко от Мертвого моря, в

районе Кумрана, которые называли свою общину Новым союзом {О кумранской

общине и кумранских рукописях см.: Амусин И. Д. Рукописи Мертвого моря. М.,

1961.}. Эти сектанты были предшественниками христиан, и их идея "нового

союза" между богом и людьми (в отличие от союза, заключенного, согласно

Библии, между богом и народом Израиля) на основе нового откровения - нового

завета была воспринята христианами. Словосочетание "новый завет"

применительно к христианским писаниям начало употребляться с конца II в.;

впервые, по-видимому, оно было использовано в этом значении в произведении

анонимного автора, направленном против одной из христианских групп -

монтанистов. Это произведение упоминается у Евсевия.[9]
Когда только строго определенные христианские сочинения были признаны

священными, подлинными, боговдохновенными, то именно они стали

восприниматься как выражение нового союза с божеством, как новый завет.

Неканонические книги стали считаться тайными, апокрифическими тоже в

конце II в. Появилось это название в период борьбы основных христианских

течений с распространенной во II в. группой христиан-гностиков. Гностики

сами называли свои писания секретными, тайными, применяли в своих записях

криптограммы (тайна, связывающая знающих ее, понятная только избранным,

вообще играла значительную роль в мироощущении первых христиан). В начале

Евангелия от Фомы, найденного в Хенобоскионе, сказано: "Вот тайные слова..."

Мы уже говорили о "тайной" версии Евангелия от Марка, которая почиталась

некоторыми христианами в Александрии. Именно эта "секретность" и дала

основание Иринею, автору книги "Против ересей", назвать сочинения гностиков

апокрифами; а так как он полемизировал с гностиками, то их сочинения были

для него не только тайными, но и подложными. Такое же словоупотребление

(тайные - подложные) встречается у Тертуллиана, христианского философа,

жившего на рубеже II и III вв. После установления состава канонических книг

ко всем не включенным в канон сочинениям, написанным от имени учеников

Иисуса, стало применяться название "апокрифы", хотя многие из них никогда не

были тайными, а почитались открыто в отдельных христианских общинах. Отбор

"священных" книг, разделение их на канонические и апокрифические было

длительным и сложным процессом.
 
Первые записи христианского учения
 
Когда первые, еще очень малочисленные христианские группы появились в

городах Римской империи (сначала в Палестине, а затем в соседних восточных

провинциях), они меньше всего думали о записи своего учения. Да и учения в

точном смысле слова еще не было. Бродячие христианские проповедники

рассказывали о помазаннике божием Иисусе, распятом и воскресшем. Одни

говорили, что слышали об Иисусе от очевидцев и его учеников, другие - что

слышали от тех, кто слышал очевидцев. Так складывалась устная христианская

традиция.[10]
Примерно около полувека христианство распространялось прежде всего

благодаря устным проповедям и рассказам. Само слово "евангелие"

(благовестие) не имело первоначально в представлении христиан специфического

значения писаного произведения. Существование устного "благовестия"

отразилось и в первых христианских сочинениях, в частности в посланиях

Павла. В послании к галатам автор упрекает христиан Галатии в том, что они

перешли к "иному благовествованию" (в греческом тексте - евангелию),

"которое, впрочем, не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие

превратить благовествование Христово (т. е. превратно излагающие

"благовестие". - И. С.)". Автор послания предает проклятию тех, кто

"благовествует" иначе, чем он, и добавляет: "Евангелие, которое я

благовествовал, не есть человеческое" (1:6-7,11). Сходное словоупотребление

встречается во втором послании к коринфянам (11:4): "...если бы кто, придя,

начал проповедовать... иное благовестие (евангелие. - И. С.)..." В послании

к римлянам сказано: "В день, когда, по благовествованию моему, бог будет

судить тайные дела человеков..." (2:16).
Ясно видно, что для автора посланий евангелие не писание, а

проповедуемое странствующими пророками "благовестив" о Христе и его миссии.

Из посланий следует также, что содержание таких благовестий-евангелий было

различным у разных проповедников.[11]
Само слово "евангелие", которое кажется специфически христианским,

могло прийти в христианство из языческого окружения: греческое слово

"евангелие" употреблялось при прославлении римских императоров. В надписях I

в. до н. э., обнаруженных в двух малоазийских городах, император Август

назван спасителем (сотером); там сказано, что рождение бога (т. е. Августа)

стало началом "благовестий" (евангелий), связанных с ним.

Христиане не признавали культов, официальных и неофициальных, которые

существовали в Римской империи, противопоставляя им свою веру в иного бога.

Они поклонялись не властителю, а плотнику, не восседающему на троне, а

распятому на кресте, как раб и преступник... Подробнее о сущности верований

первых христиан и их отношении к обществу мы скажем дальше. Здесь же нужно

отметить одно: противопоставляя себя миру язычников, отмежевываясь от него,

христиане оперировали его представлениями, его терминологией, мыслили, по

существу, в тех же понятиях, только "переворачивая" и переоценивая их.

Например, спасителем мира в официальных надписях называли императора, для

христиан им стал Иисус, а вместо евангелий о событиях из жизни Августа для

христиан стал евангелием указанный их мессией путь к спасению. "Возвещали"

евангелие странствующие пророки и апостолы, о которых говорится в Дидахе

(Учении двенадцати апостолов) - руководстве по внутренней жизни христианских

общин, написанном в начале II в. Как правило, такие пророки и апостолы

проводили в каждой общине два дня, а затем шли дальше, взяв хлеба на дорогу.

Они продолжали ходить и проповедовать и когда появились первые писания. Мы

знаем, что некоторые христиане предпочитали устную традицию традиции

записанной. Евсевий в "Церковной истории" приводит слова писателя Папия,

жившего в первой половине II в., который собирал именно устные предания:

"... если мне случалось встречать кого-либо, обращавшегося со старцами, то я

заботливо расспрашивал об учении старцев, например что говорил Андрей, что -

Петр, что - Филипп, что - Фома или Иаков... Ибо я полагал, что книжные

сведения не столько принесут мне пользы, сколько живой и более внедряющий

голос".[12]
Длительное господство устной традиции объясняется и особенностями

самого христианского учения, и общественной психологией всей окружающей

христиан среды. Для первых последователей христианства "священным писанием"

были только книги иудейской Библии - Ветхого завета. В проповедях христиане

неизменно ссылались на авторитет библейских книг, в особенности на авторитет

пророчеств. Эти ссылки затем были включены и в евангелия: там часто,

например, встречается выражение "да сбудется реченное через пророков" при

описании тех или иных событий из жизни Иисуса. Авторы евангелий стремились

таким образом доказать, что ветхозаветные пророчества о мессии относились

именно к Иисусу. Существуют в Новом завете заимствования и из других книг

Ветхого завета. Святость "закона и пророков", как обычно христиане

обозначали иудейские религиозные книги, не позволяла им писать новые

"священные" книги.
В науке существует точка зрения (правда, не общепринятая), что первыми

христианскими записями были сборники цитат из Ветхого завета, прежде всего

тех, где речь шла об ожидаемом мессии (так называемые свидетельства -

тестимонии).
Но не только "священность" древних библейских писаний предопределяла

преимущественно устный характер проповеди нового религиозного учения, В

античном мире роль устного слова вообще была исключительно велика.

Рукописные книги были дороги и малодоступны, да и уровень грамотности за

пределами древних городских центров был не столь высок. Но главное все же

было не в этом. А в том, что всюду, где существовали самоуправляющиеся

коллективы - общины или города-государства, устными выступлениями

пользовались очень широко: речи произносились в народных собраниях и на

заседаниях городских советов; от умело построенной речи, произнесенной в

судебном заседании, часто зависел исход дела. Речи всегда были обращены к

коллективу, прежде всего к коллективу граждан. Они не просто несли

информацию, а были рассчитаны на возбуждение определенной реакции

слушателей. Такое совместное слушание сплачивало людей, создавало ощущение

их причастности к "общему делу". Писатель II в. Лукиан передает легенду о

том, что "отец истории" Геродот приехал на Олимпийские игры и там стал

читать свою историю. Сам Лукиан также отправился в Македонию, чтобы

рассказать о своих произведениях. И в городах, потерявших свою независимость

в составе Римской империи, продолжало существовать публичное красноречие:

там были свои любимые ораторы и философы, свои "златоусты", хотя часто

выступления их сводились к восхвалению императоров.[13]
Первые христиане, среди которых было много людей, не входивших в

гражданский коллектив городов, в которых они жили, - переселенцев,

вольноотпущенников, рабов, не признавали официальных публичных торжеств,

религиозных празднеств, но и эти люди, собираясь где-нибудь за городом или в

опустевших ремесленных мастерских, ощущали свою общность, слушая пришедшего

к ним проповедника. Эта общность, в свою очередь, усиливала эмоциональное

воздействие устного слова. Такое воздействие вряд ли могло оказать

уединенное чтение записей о жизни Иисуса или библейских пророчеств.

У первых христиан не было потребности в записях своего учения еще и

потому, что обещания спасения, установления тысячелетнего царства божия на

земле были обращены именно к ним, к "этому" поколению. Главным в общинах

первых христиан было учить и проповедовать, а не писать. Еще во II в.

сохранились разные бродячие проповедники, которых ярко описал противник

христианства Цельс: "Многие безвестные личности в храмах и вне храмов,

некоторые даже нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко,

когда представляется случай, начинают держать себя, как прорицатели. Каждому

удобно и привычно заявлять: "Я - бог, или дух божий, или сын божий. Я

явился. Мир погибает и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти. И вы

скоро увидите меня возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня

почтит; на всех же прочих, на их города и земли я пошлю вечный огонь... А

кто послушался меня, тем я дарую вечное спасение". К этим угрозам они вслед

за тем прибавляют непонятные, полусумасшедшие, совершенно невнятные речи,

смысла которых ни один здравомыслящий человек не откроет; они сбивчивы и

пусты, но дураку или шарлатану они дают повод использовать сказанное, в

каком направлении ему будет угодно".[14]
Хотя Цельс и не называет здесь прямо христиан, но излагаемое им

содержание проповеди указывает на ее христианское происхождение.

Многие современные ученые полагают, что в период устного

распространения христианства сложились отдельные "блоки" традиции: речения,

притчи, сказания о чудесах, эпизоды, иллюстрирующие библейские пророчества.

Разные проповедники применительно к своему пониманию нового учения

по-разному соединяли эти "блоки", кое-что выбрасывая, кое-что добавляя.

Одним из первых христианских сочинений, специально предназначенным для

чтения, было Откровение Иоанна - описание страшного суда ("чему надлежит

быть вскоре"), переполненное символами, аллегориями, устрашающими образами.

В это описание надо было вчитываться, "входить" эмоционально; и само такое

вчитывание представлялось мистическим действом. Но таких сочинений было

немного. По мнению советских исследователей, разделяющих точку зрения Ф.

Энгельса, Откровение Иоанна - самое раннее произведение из вошедших в Новый

завет; оно было написано в конце 60-х годов I в. Судя по нему, в небольших

еще в то время христианских общинах действовали различные проповедники и шли

нескончаемые споры.
В Откровении Иоанна, адресованном христианам нескольких малоазийских

городов, упоминаются последователи таких спорящих друг с другом

проповедников внутри христианских общин: николаиты, сторонники Валаама,

сторонники пророчицы Иезавели. Все эти группы осуждаются автором

Апокалипсиса. Автор с похвалой отзывается об эфесских христианах, за то, что

они не послушались "тех, которые называют себя апостолами, а на самом деле

не таковы". Христиане Смирны, пребывающие "в нищете и скорби", еще и "терпят

злословие" от тех, которые "говорят о себе, что они иудеи, а на самом деле

не таковы".[15]
Такое же разнообразие проповедей и проповедников отражено и в посланиях

Павла: в первом послании к коринфянам автор его пишет, что коринфских

христиан раздирают споры: "...у вас говорят: "я Павлов", "я Аполлосов", "я

Кифии", "а я Христов" (1:12). Призывая к единомыслию, автор посланий в свою

очередь спорил с "иным благовестием", со "старшими", или высшими,

апостолами; обвинял Петра в лицемерии (К галатам, 2:11-13). В свою очередь

те христиане, которые сохраняли иудейскую обрядность, главным апостолом

почитали Петра, а Павла называли лжеапостолом, как об этом пишет Ириней.

Мы не всегда можем точно определить, в чем именно заключались

расхождения между отдельными проповедниками, но само существование

расхождений не вызывает сомнений. Да иначе и быть не могло. Проповедуя в

разной этнической среде людям с разными религиозными традициями, бродячие

пророки и фразеологически и по существу передавали легенды, притчи,

поучения, связанные с именем галилейского проповедника Иисуса, применительно

к особенностям восприятия своих слушателей. Для христиан из иудеев главную

роль играли библейские пророчества, перефразированные установления и

поучения иудейской секты ессеев, жившей в районе Мертвого моря, с которой

были связаны первые палестинские христиане. Но проповедовать римским

беднякам только словами иудейских "священных" книг было невозможно. И вот

очередной проповедник, собравший горстку слушателей в душных подземельях

Рима, начинал рассказ о бедствиях Иисуса знакомыми им словами: "Лисицы имеют

норы, и птицы небесные - гнезда, а сын человеческий не имеет, где приклонить

голову..." (Матфей, 8:20). Похожие слова когда-то звучали в речах защитника

римских крестьян Тиберия Гракха; во всяком случае, эти слова вложил в его

уста писатель Плутарх, живший на рубеже I и II вв.: "И дикие звери в Италии

имеют логова и норы, куда они могут прятаться, а люди, которые сражаются и

умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света..."

(Плутарх. Тиберий Гракх, 9). И галилейский пророк становился ближе и

понятнее потомкам тех римских крестьян, которые когда-то выступали за

Гракха... [16]
Различия в отдельных догматах, обрядах, этических нормах у разных групп

христиан были еще более существенными, чем различия в образном строе

проповедей или отдельных словоупотреблениях. Мы рассмотрим эти различия в

последующих главах, когда будем рассказывать о конкретном содержании

апокрифических писаний.
Поддержать сознание правоты у малочисленных последователей

христианства, изолировавших себя от окружающего греко-римского общества, его

мировоззрения и этики, противопоставлявших себя стихии языческого мира,

могла только слепая вера. Но такую веру могли внушить и внушали лишь

проповедники-фанатики, которые каждое слово свое считали истинным, а все

иные слова - ложными. Такова была парадоксальность развития первоначального

христианства. Каждый проповедник стремился объединить, сплотить христиан, и

в этой борьбе за сплочение каждый называл другого, хоть в чем-то

расходящегося с ним проповедника лжепророком. И все эти пророки в борьбе за

распространение "единственно правильной" веры вели между собой беспощадную

борьбу.
Наиболее деятельные проповедники стремились насадить свое понимание

христианства как можно шире в разных христианских общинах. Таким

проповедникам приходилось не только произносить устные речи, но и писать

послания, напоминая, переубеждая, хваля или, наоборот, угрожая карой, в те

города, куда они не могли прийти сами и куда посылали с письмами своих

сторонников. Письма эти были предназначены для чтения вслух перед

собравшимися верующими. К такого рода письмам относится и большинство

посланий Павла {Не все послания, автором которых назван Павел, в

действительности принадлежали этому христианскому деятелю. К подлинным

посланиям обычно относят послание к римлянам, оба послания к коринфянам,

послание к галатам. Некоторые исследователи присоединяют к ним послания к

филиппинцам, послание к фессалоникийцам и первое послание к Филимону (см.:

Кубланов М. М. Новый завет. Поиски и находки. М., 1968, с. 109-110).[17]
Наиболее ранние послания отражают положение в христианских общинах перед

первым иудейским восстанием.}, который, согласно христианской легенде, был

сначала ревностным гонителем христианства, а потом стал еще более ревностным

его приверженцем. Поскольку эти письма - не богословские трактаты, не

обобщение всего вероучения, а защита определенных взглядов на христианство

перед конкретными (уже принявшими христианство) группами людей, то ни

жизнеописания Иисуса, ни системы его учения в посланиях Павла нет.

С течением времени расхождения между различными вариантами устной

традиции становились все значительнее. Шли споры относительно необходимости

соблюдения обрядов и норм иудейской религии. Менялись представления о путях

спасения. "Страшный суд" отодвигался в неопределенное будущее. Как мы увидим

дальше, проблема царства божия (его сущность, "местонахождение", возможность

его достижения) станет одной из важнейших теологических проблем, которую

будут обсуждать христиане во II в. Непрерывные споры христиан между собой

были заметны и их противникам. Так, философ II в. Цельс писал о них:

"Вначале их было немного и у них было единомыслие, а размножившись, они

распадаются тотчас же и раскалываются: каждый хочет иметь свою собственную

фракцию..."[18]

Отбор "священных писаний"
 
Шли годы, и проповедникам все труднее становилось подтверждать свою

правоту ссылками на то, что они сами слышали очевидцев деятельности Иисуса

или их ближайших учеников, а ссылки на авторитеты были им необходимы. В

таких условиях в христианских общинах начинают производиться записи того,

что члены этих общин знали об Иисусе, фиксируются наиболее важные

догматические положения и этические нормы.
Ряд современных ученых полагают, что первые записи были анонимны.

Прежде всего, вероятно, были записаны "речения Иисуса" - отдельные

высказывания, авторство которых приписывалось основателю их учения и которые

были известны по устным проповедям. Затем из разных "блоков" устной традиции

складываются уже более развернутые повествования. В основе их лежало ядро

христианского вероучения - учение об искупительной смерти и воскресении

Иисуса. Вокруг этого ядра группировались "доказательства" его мессианизма,

почерпнутые из библейских пророчеств, рассказы о чудесах, включались

отдельные речения - иногда сами по себе, иногда в связи с эпизодами его

биографии, соответствующими характеру речения. В записях появлялись также

истории, которые должны были оправдать определенные правила поведения,

сложившиеся в христианских общинах. Многие записи делались примерно в одно

время в разных местах. Затем более ранние использовались в более поздних -

иногда просто путем прямого заимствования, иногда с достаточно значительной

переработкой. Если раньше несовпадения отмечались между различными

вариантами устной традиции, то в начале II в. расхождения существовали уже

между устной традицией и книгами, а также между книгами и книгами. Первые

записи, видимо, были сделаны скорее для запоминания, чем для "освящения"

традиции, но затем для придания авторитета каждому писанию возникла

потребность возводить его к ученикам Иисуса или хотя бы к соратникам его

учеников. Каждая община верила, что именно в ее записях сохранились слова,

некогда сказанные этими учениками.[19]
Появление собственно христианских "священных" книг в еще большей

степени обнажило расхождения в вероучении. Некоторые книги почитались

небольшим количеством общин, другие распространялись среди христиан довольно

широко. Из евангелий, входящих в Новый завет, на рубеже I и II вв. наиболее

признанными были, по-видимому, евангелия от Матфея и от Марка, имевшие

хождение в нескольких вариантах; святость Евангелия от Луки признавалась не

всеми группами христиан. Четвертое евангелие, как и остальные писания,

связанные с именем Иоанна, вызывало возражения во многих христианских

общинах.
Замена устной традиции фиксированными записями поучений и преданий шла

параллельно с формированием христианской церковной организации. Во II в.

наряду с бродячими проповедниками и пророками, переходившими с места на

место, а потом и вместо них, главенствующее положение в христианских общинах

заняли постоянные их старосты - пресвитеры. Несколько общин объединялись под

руководством епископов ("надзирателей").
Руководители христианских общин были и духовными "пастырями" верующих:

им приходилось высказываться по вопросам вероучения, выбирать для чтения в

собраниях христиан отрывки из тех или иных "священных" книг. А во II в. этих

книг становилось все больше, причем многие из них уже были наполнены

сознательной полемикой по отношению к другим таким же книгам. Христианским

общинам и их руководителям необходимо было произвести отбор тех сочинений,

которые представлялись им правильными, только на эти сочинения ссылаться,

только их почитать священными. Без такого отбора никакого, даже внешнего,

единства не осталось бы между отдельными христианскими общинами. Чем бы они

тогда отличались от многочисленных разрозненных союзов почитателей различных

средиземноморских божеств?
Отбор писаний был процессом длительным и сложным. Христианские

богословы, епископы разных областей высказывали свое мнение в защиту тех или

иных книг. Уже упомянутый выше Ириней в книге "Против ересей" защищал четыре

новозаветных евангелия и осуждал все остальные.
Но отбор не был только делом рук нарождающегося церковного аппарата.

Большую роль играла традиция почитания отдельных сочинений, а эта традиция в

разных областях была различной.
Некоторые деятели христианства стремились вообще избавиться от

множественности "священных" книг и ввести одно евангелие - единственный

источник сведений о Христе и его учении. Так, христианский писатель II в.

Татиан создал евангелие "Диатессарон" ("По четырем"), где он свел основное

содержание четырех затем вошедших в канон евангелий, устранив противоречия,

добавив к ним кое-какой материал из одного из самых древних неканонических

евангелий - Евангелия евреев. В конце 30-40-х годов II в. среди римских

христиан выдвигается некто Маркион, приехавший в Рим из Малой Азии.

Страстный противник иудаизма, выступавший за полный разрыв христианства с

иудейской религией, Маркион предлагал почитать священными только десять

посланий Павла и сокращенный (по сравнению с новозаветным) вариант Евангелия

от Луки (в этом варианте отсутствовали сказания о рождении Иоанна Крестителя

и Иисуса).
Но попытки ограничить "священные" книги одним евангелием не получили

поддержки широких слоев христиан (за исключением группы сирийских христиан,

которая приняла "Диатессарон"): трудно было отказаться от книг, которым

привыкли верить.[20]
Списки наиболее почитаемых произведений составлялись в разных областях:

в Риме и в городах Малой Азии, в Карфагене, в Александрии, в Сирии.

Список христианских писаний, составленный в Риме, относится к концу II

в. Он обнаружен в 1740 г. итальянским исследователем Муратори и называется

обычно "Каноном Муратори". В нем нет начала, но можно понять, что в него

включены новозаветные евангелия: автор списка специально оговаривает, что

четыре евангелия согласны друг с другом. В списке упомянуты деяния всех

апостолов в одной книге (автор тем самым отвергает деяния отдельных

апостолов, имевшие хождение во II в.). В нем приведены также апостольские

послания, среди которых нет послания к евреям, второго послания Петра,

послания Иакова и трех посланий Иоанна. По поводу апокалиптических сочинений

автор списка замечает: "Из откровений мы признаем только Иоанна и Петра,

которое некоторые из наших не хотят читать в церкви. Но Герма написал

"Пастыря" уже в наши дни в Риме, когда епископом был его брат Пий. Поэтому

его нужно читать, но не публично в церкви - ни среди (произведений)

апостолов, ни среди пророков".
Последнее высказывание приоткрывает нам некоторые критерии подхода

христианской церкви конца II в. к своим "священным" книгам и назначение этих

книг. Важно было не только содержание, но и давность, "авторитетность"

сочинения, которое читалось вслух в собрании верующих. Здесь действовал уже

не смысл читаемого, а образ слова, некогда произнесенного и записанного

самими учениками Иисуса, который к этому времени уже признавался сыном

божиим большинством христиан. Слово приобретало магическое воздействие:

вдумываться в смысл не нужно; от произносимого в церкви как бы исходила

святость, распространявшаяся и на говоривших и на слушавших.

Что же касается "Пастыря", написанного Гермой, то это сочинение не было

внесено в список не потому, что содержание его не устраивало составителя

списка, а потому, что оно было создано на его памяти конкретным человеком,

таким же, как он. Сочинение Гермы можно было читать дома, обдумывать его,

может быть, даже не соглашаться. Здесь мы видим ту особую роль традиции,

которая свойственна древним обществам. Еще со времени первобытности, когда

отношения внутри родовых коллективов регулировались обычаем, передаваемым от

одного поколения к другому, древность традиции воспринималась как ее

святость. В соблюдении традиции - религиозной, моральной - проявлялось

единство данного коллектива. Это не значит, конечно, что обычаи оставались

неизменными на протяжении сотен лет; они, как и древние мифы,

видоизменялись, переосмыслялись, но редко исчезали совсем. Христиане

поставили себя вне системы современных им общественных связей, отказавшись

(на первых порах) от древних мифов, обычаев, эстетических норм, но в

процессе мифотворчества они неизбежно создавали свои традиции,

поддерживавшие сознание общности по вере. И чем древнее была эта традиция,

тем меньше подвергалась она рациональному анализу,

Однако древность не могла быть единственным критерием (или даже

основным) при отборе "священных" книг, который начался во II веке. Слишком

значительны были расхождения по существу даже между самыми ранними записями.

Христианское учение еще только складывалось; сама традиция не была

достаточно устойчивой. Поэтому критерий содержания был одним из основных.

Но, отвергая содержание того или иного писания, идеологи христианства

подвергали сомнению и подлинность авторства, так как выступать против

апостольских слов было к концу II в. уже невозможно. Если эти слова нельзя

было истолковать в соответствии с учением данной христианской группы, то их

следовало объявить подложными, выдуманными или по крайней мере

сомнительными, спорными.[21]
Уже со времени "Канона Муратори" среди христианских писаний выделяются

три группы - подлинные, сомнительные (спорные) и тайные (подложные). Такое

деление встречается и у Оригена. Он ссылается на ряд писаний второй группы,

например на Евангелие евреев или Деяния Павла, и замечает, что с этими

произведениями можно считаться, хотя их не следует ставить в один ряд с

четырьмя евангелиями. По словам автора церковной истории Евсевия, Ориген[22]

сомневался в авторстве новозаветного послания к евреям: по мнению Оригена,

это послание пересказывает апостольские поучения, но подлинный автор его

неизвестен. Сам Евсевий считал спорными послания Иакова, Иуды, второе

послание Петра, второе и третье послания Иоанна. К подложным он относил ряд

писаний, в том числе Апокалипсис Петра, с оговоркой ("если кто считает

возможным") - Апокалипсис Иоанна и Евангелие евреев. При такой

неопределенности оценок отдельные епископы иногда были вынуждены сами

решать, что можно и что нельзя читать их пастве. Известно, например, что

епископ Серапион (ок. 200 г.) сначала разрешил сирийским христианам

пользоваться распространенным у них Евангелием Петра, а затем,

познакомившись ближе с его содержанием, решил запретить.

В III в. в Риме был составлен список новозаветных писаний, несколько

сокращенный по сравнению с "Каноном Муратори". Другой канон III в.,

Александрийский, был значительно шире римского: кроме основных произведений

Нового завета туда были включены Учение двенадцати апостолов (Дидахе),

"Пастырь" Гермы, Апокалипсис Петра, послания, написанные Климентом и

Варнавой (по христианскому преданию - учениками апостолов). В Антиохии

продолжали чтить "Диатессарон". Свой набор "священных писаний" был у

христиан-гностиков, у иудео-христиан (т. е. христиан, не порвавших с

иудаизмом).[23]
Перелом в составлении канона произошел в IV в. В 313 г. римские

императоры Константин и Лицинин издали предписание - так называемый

Миланский эдикт, согласно которому христиане получали разрешение свободно

отправлять свой культ. Христианские общины получили также право владеть

землей; отобранное у них во время гонений имущество возвращалось им. Начался

процесс превращения христианства в государственную религию. Руководители

христианской церкви получили наконец возможность использовать всю мощь

государственного аппарата империи для внедрения одной определенной доктрины

и для гонения не только (или даже не столько) на язычников, но и на те

христианские учения, которые они считали еретическими. Императорам в свою

очередь нужна была единая церковь с единым учением, единым централизованным

руководством, которое соответствовало бы централизованному управлению

империей. Чтобы разобраться в междоусобной борьбе христиан, император

Константин (306-337 гг.) потребовал, чтобы епископы представили ему копии

"священных" книг. Начались длительные совещания, епископы созывали съезды

(соборы), обменивались посланиями, чтобы точно установить канон. Только в

363 г., уже после смерти императора Константина, на соборе в Лаодикее было

принято решение разослать по христианским общинам письма с перечнем

канонических произведений.
В Лаодикейский канон вошли все произведения, которые позднее были

включены в Новый завет, кроме Откровения Иоанна. В 367 г. в письме епископа

Афанасия были названы уже все 27 произведений Нового завета. Спорными

остались Дидахе и "Пастырь" Гермы. Но этот список не был окончательным:

христиане Сирии и в IV в. не признавали Откровения Иоанна; египетские

(коптские) христиане совсем не приняли ортодоксального учения (у них были

свои "священные" книги).[24]
В 419 г. на Карфагенском соборе окончательно был утвержден список книг

Нового завета. К этому времени исчезло и понятие сомнительности, спорности

христианских писаний. Ведь оно создавало возможность для инотолкования

"священного писания". А этого господствующая церковь не могла допустить. Все

книги, которые не вошли в Новый завет, стали называться апокрифическими,

тайными. Но не все их было запрещено читать верующим; некоторые были

допущены для домашнего чтения. К таким относились созданные уже после

основных "священных" книг различные повествования, дополняющие скудные

биографические сведения об Иисусе, Марии, Иосифе и других евангельских

персонажах. Эти писания наполнены рассказами о чудесах, различными

сказочными мотивами, близкими разноплеменному составу христиан, привыкших

слышать вокруг себя пересказы языческих мифов и преданий, сообщения о

чудесах, знамениях, предсказаниях и т. п. Таковы евангелия детства Иисуса,

"История Иакова о рождении Марии", сочинения анонимного автора IV в. "Об

успении Марии", Евангелие Никодима и др. Они не были включены в канон из-за

их позднего происхождения и явной фантастичности. Они не излагали догматики

и поучении и не были связаны с традициями ранней христианской литературы. Но

популярность их в поздней империи и в раннем средневековье, когда в

христианство обращались массы людей, принесших в новую религию свои древние

верования, была достаточно велика. Одно из евангелий детства Иисуса, так

называемое Евангелие Фомы (не следует путать с одноименным произведением из

хенобоскионской библиотеки!), известно, например, в пяти версиях: двух на

греческом, одной на сирийском и двух на латинском языке.
Те же сочинения, чье содержание существенно противоречило победившему

направлению в христианстве, читать строго запрещалось. Эти книги считались

не просто апокрифическими, а запрещенными, "отрешенными". Первый список

"отрешенных" книг был составлен в V в. в Восточной Римской Империи

(Византии). Вошедшие в него книги просто уничтожались. Они действительно

стали тайными, секретными книгами. Поэтому большинство ранних апокрифов до

нас не дошло или дошло только в отрывках и цитатах. Исключение составляют

те, которые археологам удалось обнаружить в песках Египта. Между тем именно

эти ранние, когда-то почитавшиеся не меньше тех, что вошли в Новый завет, и

созданные параллельно с ними писания позволяют глубже и полнее узнать

историю формирования и распространения раннего христианства, определить

направления, по которым шла борьба между христианскими общинами.[25]
Заключение

Священные писания представляют собой преимущественно книги для отправления культа, они используются на богослужениях. Полностью понять значение Корана можно только при его публичном чтении. Когда Коран читают вслух, он звучит совершенно иначе, чем в переводе. Некоторые говорят о «неповторимой симфонии, каждый звук которой вызывает у человек слезы и приводит его в экстаз». Коран ежедневно читают по радио и на телевидении. Во время священного месяца Рамадан его часто читают от начала до конца.
Слушая текст Корана на арабском языке, мусульманин способен ощутить присутствие Бога. В исламе нет таинств. Однако декламация Корана – событие, которое по своей значимости схоже со Святым причастием в христианстве. Один мусульманский ученый муж сказал, что в этой ритуальной значимости Корана кроется причина, почему мусульманский мир воздерживается от какого-либо критического анализа его текстов. «Они боятся, что Коран превратится в то, чем является Библия – богодухновенной книгой о Боге и перестанет быть речью Бога». Таков взгляд мусульман на этих два священных писания.
Чтение Библии, конечно, занимает центральное место в христианском богослужении. Библия декламируется в ортодоксальной литургии. (Исторически декламация Библии в сирийских церквях послужила моделью для развития в исламе концепции о Коране как о священном писании). Тем не менее, коллективное чтение и слушание Священного Писания в христианстве акцентируется гораздо меньше, чем в исламе. Стоит отметить, что в протестантских Церквях «Слово Божье» имеет почти что характер таинства, правда речь идет скорее о благовествуемом слове – вести, которая проповедуется и адресована слушателям, нежели о словах самой книги.
Любое священное писание дает информацию о непреходящих вещах, часто о повседневных. Предписания Корана (и толкующие их предания) наложили свой отпечаток на семейный уклад и гражданское право в исламских странах. В некоторых из них шариат, в основе которого, считается, лежит Коран, сегодня является государственным законом. В классический период христианства Библия тоже служила фундаментом права в западных странах.[26]
Список использованной литературы


1.     По изданию: Архимандрит Иларион. «Священное Писание и Церковь». Москва. Печатня А.И. Снегиревой. 1914 год,120с.

2.     Ефрем Сирин, преподобный. Творения. М., 1912. Ч. 3. С. 99.

3.     Википедия. Свободная энциклопедия.» - http://ru.wikipedia.org/

---