Краткое содержание Ревизор Николай Васильевич Гоголь

В уездном городе, от коего «три года скачи, ни до какого государства не доедешь», городничий, Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, собирает чиновников, дабы сообщить пренеприятное известие: письмом от знакомца он уведомлен, что в их город едет «ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предприсанием». Городничий— всю ночь снились две крысы неестественной величины — предчувствовал дурное. Выискиваются причины приезда ревизора, и судья, Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин (который прочитал «пять или шесть книг, а потому несколько вольнодумен»), предполагает затеваемую Россией войну. Городничий меж тем советует Артемию Филипповичу Землянике, попечителю богоугодных заведений, надеть на больных чистые колпаки, распорядиться насчет крепости куримого ими табака и вообще по возможности уменьшить их число, — и встречает полное сочувствие Земляники, почитающего, что «человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Судье городничий указывает на «домашних гусей с маленькими гусенками», что шныряют под ногами в передней для просителей; на заседателя, от которого с детства «отдает немного водкою»; на охотничий арапник, что висит над самым шкапом с бумагами. С рассуждением о взятках (и в частности, борзыми щенками) городничий обращается к Луке Лукичу Хлопову, смотрителю училищ, и сокрушается странным привычкам, «неразлучным с ученым званием»: один учитель беспрестанно строит рожи, другой объясняет с таким эйаром, что не помнит себя («Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? от этого убыток казне»).

Появляется почтмейстер Иван Кузьмич Шпекин, «простодушный до наивности человек». Городничий, опасаясь доносу, просит его просматривать письма, но почтмейстер, давно уж читая их из чистого любопытства («иное письмо с наслаждением прочтешь»), о петербургском чиновнике ничего пока не встречал. Запыхавшись, входят помещики Бобчинский и Добчинский и, поминутно перебивая друг друга, рассказывают о посещении гостиничного трактира и молодом человеке, наблюдательном («и в тарелки к нам заглянул»), с эдаким выражением в лице, — одним словом, именно ревизоре: «…и денег не платит, и не едет, кому же б быть, как не ему?»

Чиновники озабоченно расходятся, городничий решает «ехать парадом в гостиницу» и отдает спешные поручения квартальному относительно улицы, ведущей к трактиру, и строительства церкви при богоугодном заведении (не забыть, что она начала «строиться, но сгорела», а то ляпнет кто, что и не строилась вовсе). Городничий с Добчинским уезжает в большом волнении, Бобчинский петушком бежит за дрожками. Являются Анна Андреевна, жена городничего, и Марья Антоновна, дочь его. Первая бранит дочь за нерасторопность и в окошко расспрашивает уезжающего мужа, с усами ли приезжий и с какими усами. Раздосадованная неудачей, она посылает Авдотью за дрожками.

В маленькой гостиничной комнате на барской постели лежит слуга Осип. Он голоден, сетует на хозяина, проигравшего деньги, на бездумную его расточительность и припоминает радости жизни в Питере. Является Иван Александрович Хлестаков, молодой глуповатый человек. После перебранки, с возрастающей робостью, он посылает Осипа за обедом — а не дадут, так за хозяином. За объяснениями с трактирным слугою следует дрянной обед. Опустошив тарелки, Хлестаков бранится, об эту пору справляется о нем городничий. В темном номере под лестницей, где квартирует Хлестаков, происходит их встреча. Чистосердечные слова о цели путешествия, о грозном отце, вызвавшем Ивана Александровича из Петербурга, принимаются за искусную выдумку инкогнито, а крики его о нежелании идти в тюрьму городничий понимает в том смысле, что приезжий не станет покрывать его проступков. Городничий, теряясь от страха, предлагает приезжему денег и просит переехать в его дом, а также осмотреть — любопытства ради — некоторые заведения в городе, «как-то — богоугодные и другие». Приезжий неожиданно соглашается, и, написав на трактирном счете две записки, Землянике и жене, городничий отправляет с ними Добчинского (Бобчинский же, усердно подслушивавший под дверью, падает вместе с нею на пол), а сам едет с Хлестаковым.

Анна Андреевна, в нетерпении и беспокойстве ожидая вестей, по-прежнему досадует на дочь. Прибегает Добчинский с запискою и рассказом о чиновнике, что «не генерал, а не уступит генералу», о его грозности вначале и смягчении впоследствии. Анна Андреевна читает записку, где перечисление соленых огурцов и икры перемежается с просьбою приготовить комнату для гостя и взять вина у купца Абдулина. Обе дамы, ссорясь, решают, какое платье кому надеть. Городничий с Хлестаковым возвращаются, сопровождаемые Земляникою (у коего в больнице только что откушали лабардана), Хлоповым и непременными Добчинским и Бобчинским. Беседа касается успехов Артемия Филипповича: со времени его вступления в должность все больные «как мухи, выздоравливают». Городничий произносит речь о своем бескорыстном усердии. Разнежившийся Хлестаков интересуется, нельзя ли где в городе поиграть в карты, и городничий, разумея в вопросе подвох, решительно высказывается против карт (не смущаясь нимало давешним своим выигрышем у Хлопова). Совершенно развинченный появлением дам, Хлестаков рассказывает, как в Петербурге приняли его за главнокомандующего, что он с Пушкиным на дружеской ноге, как управлял он некогда департаментом, чему предшествовали уговоры и посылка к нему тридцати пяти тысяч одних курьеров; он живописует свою беспримерную строгость, предрекает скорое произведение свое в фельдмаршалы, чем наводит на городничего с окружением панический страх, в коем страхе все и расходятся, когда Хлестаков удаляется поспать. Анна Андреевна и Марья Антоновна, отспорив, на кого больше смотрел приезжий, вместе с городничим наперебой расспрашивают Осипа о хозяине. Тот отвечает столь двусмысленно и уклончиво, что, предполагая в Хлестакове важную персону, они лишь утверждаются в том. Городничий отряжает полицейских стоять на крыльце, дабы не пустить купцов, просителей и всякого, кто бы мог пожаловаться. Чиновники в доме городничего совещаются, что предпринять, решают дать приезжему взятку и уговаривают Ляпкина-Тяпкина, славного красноречием своим («что ни слово, то Цицерон с языка слетел»), быть первым. Хлестаков просыпается и вспугивает их. Вконец перетрусивший Ляпкин-Тяпкин, вошедший с намерением дать денег, не может даже связно отвечать, давно ль он служит и что выслужил; он роняет деньги и почитает себя едва ли уже не арестованным. Поднявший деньги Хлестаков просит их взаймы, ибо «в дороге издержался». Беседуя с почтмейстером о приятностях жизни в уездном городе, предложив смотрителю училищ сигарку и вопрос о том, кто, на его вкус, предпочтительнее — брюнетки или блондинки, смутив Землянику замечанием, что вчера-де он был ниже ростом, у всех поочередно он берет «взаймы» под тем же предлогом. Земляника разнообразит ситуацию, донося на всех и предлагая изложить свои соображения письменно. У пришедших Бобчинского и Добчинскрго Хлестаков сразу просит тысячу рублей или хоть сто (впрочем, довольствуется и шестьюдесятью пятью). Добчинский хлопочет о своем первенце, рожденном еще до брака, желая сделать его законным сыном, — и обнадежен. Бобчинский просит при случае сказать в Петербурге всем вельможам: сенаторам, адмиралам («да если эдак и государю придется, скажите и государю»), что «живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский».

Спровадив помещиков, Хлестаков садится за письмо приятелю Тряпичкину в Петербург, с тем чтобы изложить забавный случай, как приняли его за «государственного человека». Покуда хозяин пишет, Осип уговаривает его скорее уехать и успевает в своих доводах. Отослав Осипа с письмом и за лошадьми, Хлестаков принимает купцов, коим громко препятствует квартальный Держиморда. Они жалуются на «обижательства» городничего, дают испрошенные пятьсот рублей взаймы (Осип берет и сахарную голову, и многое еще: «…и веревочка в дороге пригодится»). Обнадеженных купцов сменяют слесарша и унтер-офицерская жена с жалобами на того же городничего. Остальных просителей выпирает Осип. Встреча с Марьей Антоновной, которая, право, никуда не шла, а только думала, не здесь ли маменька, завершается признанием в любви, поцелуем завравшегося Хлестакова и покаянием его на коленях. Внезапно явившаяся Анна Андреевна в гневе выставляет дочь, и Хлестаков, найдя ее еще очень «аппетитной», падает на колени и просит ее руки. Его не смущает растерянное признание Анны Андреевны, что рва «в некотором роде замужем», он предлагает «удалиться под сень струй», ибо «для любви нет различия». Неожиданно вбежавшая Марья Антоновна получает выволочку от матери и предложение руки и сердца от все еще стоящего на коленях Хлестакова. Входит городничий, переруганный жалобами прорвавшихся к Хлестакову, купцов, и умоляет не верить мошенникам. Он не разумеет слов жены о сватовстве, покуда Хлестаков не грозит застрелиться. Не слишком понимая происходящее , городничий благословляет молодых. Осип докладывает, что лошади готовы, и Хлестаков объявляет совершенно потерянному семейству городничего, что едет на один лишь день к богатому дяде, снова одалживает денег, усаживается в коляску, сопровождаемый городничим с домочадцами. Осип заботливо принимает персидский ковер на подстилку.

Проводив Хлестакова, Анна Андреевна и городничий предаются мечтаниям о петербургской жизни. Являются призванные купцы, и торжествующий городничий, нагнав на них великого страху, на радостях отпускает всех с Богом. Один за другим приходят «отставные чиновники, почетные лица в городе», окруженные своими семействами, дабы поздравить семейство городничего. В разгар поздравлений, когда городничий с Анною Андреевной средь изнывающих от зависти гостей почитают уж себя генеральскою четою, вбегает почтмейстер с сообщением, что «чиновник, которого мы приняли за ревизора, был не ревизор». Распечатанное письмо Хлестакова к Тряпичкину читается вслух и поочередно, так как всякий новый чтец, дойдя до характеристики собственной персоны, слепнет, буксует и отстраняется. Раздавленный городничий произносит обличительную речь не так вертопраху Хлестакову, как «щелкоперу, бумагомараке», что непременно в комедию вставит. Общий гнев обращается на Бобчинского и Добчинского, пустивших ложный слух, когда внезапное явление жандарма, объявляющего, что «приехавший по именному повелению из Петербурга - чиновник требует вас сей же час к себе», — повергает всех в подобие столбняка. Немая сцена длится более минуты, в продвижение коего времени никто не переменяет положения своего. «Занавес опускается.

Городничий (Сквозник-Дмухановский Антон Антоновичу - второй (после Хлестакова) по значимости персонаж комедии; «голова» уездного города, от которого «3 года скачи, ни до какого государства не доедешь». Такой «срединный» город должен служить символом провинциальной России, а городничий Сквозник-Дмухановский — олицетворять собой тип «городничего вообще». Впоследствии в «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора» и «Развязке «Ревизора» (1846), Гоголь дал аллегорическое толкование своей социально-психологической комедии. (Город есть метафора человеческой души, в персонажах олицетворены страсти, одолевающие человеческое сердце, Хлестаков изображает ветреную светскую совесть, а «настоящий» ревизор, появляющийся в финале, — суд совести, который ждет человека за гробом.) В результате социальная «типичность» образа Г. была осложнена: он стал олицетворять неутолимую страсть к «прибирательству»: «…злобного желанья притеснять в нем нет; есть только желанье прибирать все, что ни видят глаза».

Согласно гоголевским «Замечаниям для гг. актеров», Г. «уже постаревший на службе и очень не глупый, по-своему, человек. Хотя и взяточник, однако ведет себя очень солидно; довольно сурьезен . Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов. Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубыми склонностями души. Волоса на нем стриженые с проседью».

Г. — в отличие даже от Хлестакова — участвует в действии от первой сцены до последней. В начале он читает вслух письмо от «приятеля» Андрея Ивановича Чмыхова с «пренеприятнейшим известием» («К нам едет ревизор»). В конце участвует в оглашении «разоблачительного» письма Хлестакова, которого, неожиданно обманувшись, счел ревизором; после явления жандарма с вестью о приезде «настоящего» чиновника из Петербурга вместе со всеми замирает в немей сцене.

Именно обмолвка Г. в 1 явл. 1 д. («…если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито») дает завязку комедийному сюжету. Чиновники обсуждают в своем кругу полученное известие (при этом двое — судья Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин и почтмейстер Иван Кузьмич Шпекин, — не сговариваясь, объясняют приезд чиновника «политическими причинами», подготовкой России к войне); Г. отдает традиционно-водевильные распоряжения по «обустройству» города (выгнать лишних больных из больницы, где пациенты выздоравливают «как мухи», и сделать над кроватями оставшихся надписи по-латыни; навести порядок в училищах; перлюстрировать письма). Тем временем помещики Бобчинский и Добчинский ищут «исполнителя» роли инкогнито — и находят его в лице двадцатитрехлетнего коллежского регистратора Хлестакова, следующего с подорожной в Саратов, но застрявшего в местной гостинице (нечем оплатить долг за постой и еду).

Невольно «завязав» сюжет, Г. сам продолжает его раскручивать. Явившись к Хлестакову (д. 2, явл. 8), Г. не верит правдивым словам насмерть перепуганного щелкопера, уверенного, что его хотят доставить в тюрьму за неуплату, толкует их как хитроумную увертку «инкогнито» («Какие пули отливает!»). И наоборот, когда у Хлестакова, уже в доме Г., после «бутылки-толстобрюшки» с губернской мадерой развязывается язык и он довирается до того, что производит себя в фельдмаршалы, — Г. ему почти верит («…что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? Подгулявши, человек все несет наружу» — д. 3, явл. 7).

«Создав» Хлестакова, который в конце концов сватается к его дочери Марье Антоновне, Г. надеется с его помощью пересоздать себя самого, свою собственную жизнь. После отъезда мнимого ревизора Г. словно бы продолжает играть его роль — роль враля и фантазера. Размышляя о выгодах родства с «важным лицом», он сам себя мысленно производит в генералы и мгновенно вживается в новый образ — д. 4, явл. 1 («А, черт возьми, славно быть генералом!» Анна Андреевна [жена Г.]: «Вот муж мой он там получит генеральский чин». Артемий Филиппович Земляника, попечитель богоугодных заведений: «Тогда, Антон Антонович, и нас не позабудьте». Г.: «Я готов с своей стороны, готов стараться»).

Неожиданное (явл. появление почтмейстера, вскрывшего письмо Хлестакова к «душе Тряпичкину» и обнаружившего, во-первых, что он «совсем не ревизор», а во-вторых, что уничижительные характеристики даны всем чиновникам, в том числе Г. («Городничий — глуп, как сивый мерин…»), не просто отрезвляет Г., не просто оскорбляет до глубины души. Он действительно «убит, убит, совсем убит», «зарезан». Г. как бы сброшен с вершины социальной лестницы, на которую уже мысленно взобрался. До него постепенно доходит, что он по собственной глупости «сосульку, тряпку принял за важного человека». Г. — обманщик, обманувший на своем веку трех губернаторов; Г. — жулик, готовый вести торг с самим Провидением (он обещает, если все сойдет с рук, поставить одну трехпудовую свечу, для чего на каждую «бестию купца» собирается наложить доставку трех пудов воску; вопрос о том, куда пойдут «лишние пуды», — неуместен). И этот-то чиновник перехитрил сам себя.

Пережив невероятное, унизительное потрясение, Г. — впервые в жизни! — на мгновение прозревает, хотя сам полагает, что ослеп: «Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего». Таков город, которым он управляет; таков он сам; и на пике пережитого позора он вдруг возвышается до настоящего трагизма, хоть и не в силах удержаться от «нашептывания» нечистого. («Чему смеетесь? — над собою смеетесь!» — возмущенно восклицает он, как бы не понимая, что в этом очистительном смехе человека над самим собою, над своей страстью, над своим грехом автор и видит путь к спасению.) Не случайно в позднейшем «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора» и «Развязке «Ревизора» (1846) Гоголь определяет положение Г. после объявления о приезде настоящего ревизора («Немая сцена. Г. посередине в виде столба с распростертыми руками и закинутою назад головою») как истинно трагическое.

Хлестаков Иван Александрович — по оценке самого Гоголя, центральный персонаж комедии. «Молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде».

X. выходит на сцену во втором действии. Он направляется из Петербурга, где, подобно Акакию Акакиевичу Башмачкйну (повесть «Шинель»), служит переписчиком бумаг, в Саратовскую губ., в деревню отца, недовольного карьерными неуспехами сына. (Саратов в начале XIX в. — беспросветная глушь; ср. слова Фамусова в «Горе от ума»: «В деревню… в глушь, в Саратов!») По дороге, в Пензе, проигрался; теперь не имеет денег ни на дальнейший путь, ни на оплату гостиничного счета; голодает. Прибытие городничего Сквозник-Дмухановского (явл. поначалу связывает с арестом за неуплату долга. Затем (успев занять деньги у Сквозник-Дмухановского и перебравшись к нему на квартиру— д. 3, явл. 5) объясняет гостеприимство и услужливость чиновников «сентиментально» — их человечностью и обычаем привечать приезжих, показывать им «богоугодные заведения», поить их из «бутылки-толстобрюшки».

За этим следует череда «просительных» визитов чиновничества и купечества (д. 4). У первого из визитеров, судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, X. робко просит занять 300 руб.; у почтмейстера Ивана Кузьмича Шпекина и смотрителя училищ Луки Лукича Хлопова ту же сумму просит уже не стесняясь. У попечителя богоугодных заведений Артемия Филипповича Земляники вытягивает 400 руб.; войдя во вкус, с неслужащих, а потому вроде бы и не имеющих причины давать взятки Бобчинского и Добчинского пытается стребовать уже 1000.

Лишь когда поток кредитоспособных просителей иссякает, X. наконец-то догадывается, что его принимают за кого-то другого (он считает, что за генерал-губернатора). Но и тут объясняет «успех» не случайностью, а своим петербургским костюмом и обхождением. О чем спешит рассказать в письме «душе Тряпичкину», петербургскому приятелю из « сочинителей ». Приняв напоследок обиженных городничим купцов, слесаршу, мужа которой забрили в солдаты, и высеченную унтер-офицерскую вдову, X. устает от миссии защитника униженных и оскорбленных, как бы войдя в роль взяткобрателя (до сих пор он действительно полагал, что берет «взаймы»), велит гнать взашей жалобщиков из бедного сословия.

X. легко описывает чужие недостатки; язвительные характеристики, какие он дает чиновникам уездного города в письме к Тряпичкину, — остроумны и верны. Но сознательно взглянуть на себя со стороны, оценить свое действительное положение он не в состоянии. Даже догадавшись, что невольно занял чье-то место, X. не может сообразить, что рано или поздно объявится настоящий «генерал-губернатор» (он же ревизор). Ему так хорошо быть тем, кому в своей «настоящей» жизни он обречен лишь завидовать и кем ему никогда не стать, что «делать ноги» он не спешит. Это логика продувного картежника; сам X. не собирался использовать в «игре» крапленые карты — и если «понтер» (в лице Городничего) подсунул их, то это его горе. В финале 4-го действия X., вместо того чтобы поспешить с отъездом, затевает двойной роман с женой и дочерью городничего; в конце концов сватается к последней и пробуждает в Сквозник-Дмухановском тщетные надежды на генеральский чин. И если бы не слуга Осип, по-народному сметливый, то X. не успел бы покинуть пределы «гостеприимного» города за несколько минут до того, как Шпекин явится с его «саморазоблачительным» письмом, а жандарм объявит о том, что «Приехавший по Именному повелению из Петербурга чиновник требует» городничего «сей же час к себе».

«Ревизор» — комедия и «лиц», и «положений»; комедийность «положений» обеспечена в ней всеобщим самообманом «лиц», а не хитроумным обманом героя-авантюриста. Неповторимость сценического амплуа X. в том и состоит, что он — щелкопер, враль по вдохновению, а не обманщик по умыслу. Контраст между действительным ничтожеством X. и высокой социальной легендой о нем, которую создают чиновники и жители уездного города, «записавшие» его в ревизоры, питает комическую атмосферу пьесы. Этот же контраст формирует и ее скрыто-трагический подтекст — тот «светлый» смех сквозь невидимые, неведомые миру слезы, который Гоголь считал единственно положительным «лицом» комедии.

Смешно, когда Добчинский, рассказывая жене и дочери городничего о том, каков X., восклицает: «…не генерал, а не уступит генералу глаза такие быстрые, как зверки, так в смущенье даже приводят» (д. 3, явл. 2). Смешно, когда Осип на вопрос прислуги городничего, генерал ли его барин, отвечает: «Генерал, да только с другой стороны». Еще смешнее, когда смотритель Лука Лукич Хлопов, явившись к X. на «аудиенцию», обращается к нему, мешая все чины и звания, светские и духовные: «Оробел, ваше бла… преос… снят…» (д. 4, явл. 5). А купцы (явл. 9) подают прошение, адресованное «Его высокоблагородному светлости господину финансову». Смешно, когда X. после «бутылки-толстобрюшки» с губернской мадерой, как бы отвечая на ожидания чиновной «публики», от реплики к реплике поднимает себя все выше и выше по иерархической лестнице и лишь изредка случайно довирается до правды («Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж, скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель»… Что ж я вру, я и позабыл, что живу в бельэтаже»). Начав с того, что его хотели сделать коллежским асессором, продолжив тем, что «один раз» солдаты приняли его за главнокомандующего, X. кончает тем, что описывает явление «курьеров, курьеров, 35 000 одних курьеров» с просьбой вступить в управление департаментом — и восклицает: «Я везде, везде! Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…» То есть его завиральная мысль описывает ту же траекторию, что будет намечена в бормотанье Луки Лукича — и венчается таким же умопомрачительным «чинопроизводством», к какому прибегнут неграмотные купцы-жалобщики.

Но то, что кажется смешным, в то же самое время беспредельно трагично. X. — в отличие от чиновников, которые уверены, что «надувают» ревизора, пускают ему пыль в глаза, — врет и хвастает бескорыстно, не преследуя никакой цели и попросту не помня, что он говорил вчера, час или минуту назад. В каждом новом придуманном сюжете X. «как бы рождается заново» (Ю. М. Лотман), и потому все время рискует завраться. Однако его вранье и хвастовство не походит и на пустую болтовню фанфарона Репетилова из «Горя от ума», или беспечно-возбужденную ложь Ноздрева из «Мертвых душ», или фантазии какого-нибудь водевильного шалуна («Хлестаков сделался чем-то вроде целой шеренги водевильных шалунов»,— сокрушался Гоголь в «Отрывке из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору»). В том, как пьяный X. выдумывает свою «идеальную» биографию, как строит ее из разрозненных и взаимоисключающих эпизодов, есть прямая и жесткая, при всей ее бессознательности, логика. Все социальные маски, которые примеряет на себя напившийся (а значит, освободившийся от самоконтроля) X., — предельно экзотичны, «максимально удалены от реальности жизни» (Ю. М. Лотман). Будь то «фельдмаршальство», будь то «сочинительство» (X. с Пушкиным на дружеской ноге; он автор множества сочинений разных эпох и стилей — «Женитьбы Фигаро» Моцарта — Бомарше, оперы «Роберт-дьявол» Майербера, «Фрегата «Надежда» А. А. Бестужева-Марлинского, «другого», «Юрия Милославского»; его псевдоним — Барон Бромбеус; он издатель «Московского телеграфа» Н. А. Полевого). Будь то «любовное» амплуа: объясняясь с дочерью Городничего Марьей Антоновной, X., подобно романтическому герою-любовнику, уверяет ее: «Я могу от любви свихнуть с ума». В том фантасмагорическом мире, который создан в лживом воображении X., раз навсегда преодолена жесткая бюрократическая «регулярность» петербургской (шире — российской) жизни. Ничтожный чиновник производится в фельдмаршалы, безличный переписчик становится известным писателем. X. как мелкий бес выпрыгивает из своего социального ряда и несется вверх по общественной лестнице. X. освобождает его вранье. Причем освобождает не «от условий жизни», а «от самого себя» (Ю. М. Лотман). В какой-то момент он озирается с этой немыслимой высоты на себя реального и с беспредельным презрением отзывается о своём настоящем положении: «…а там уж чиновник для письма, эдакая крыса, пером только: тр, тр… пошел писать».

Между тем преодолеть свой сословно-бюрократический статус, возвыситься над мелкой судьбой, хотят многие герои «Ревизора». Городничий, «осчастливленный» предложением, которое делает его дочери «значительное» лицо, тут же возносится в мыслях до генеральского чина, пародийно повторяя завиральные интонации X. Этот, «повысив» себя в званий, готов презирать нынешнего своего собрата переписчика, чиновника для бумаг. Тот, вообразив себя генералом, — тут же начинает презирать городничего: «…Кавалерию повесят тебе через плечо поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: лошадей! обедаешь себе у губернатора, а там: стой, городничий! Хе-хе-хе (заливается и помирает со смеху), вот что, канальство, заманчиво!» (д. 5, явл. 1). Но выше генеральства городничий не заносится. Бобчинский, у которого к X. одна-единственная «нижайшая просьба» («…как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам если эдак и государю придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский»)— тоже, по существу, хочет «возвысить» себя до высших чиновников империи вплоть до государя. Но поскольку он не имеет духу и беззаботности X., чтобы лично приблизий к престолу, хотя бы и в пространстве собственного воображения, постольку он робко умоляет «перенести» через сословные преграды хотя бы одно свое имя и освятить его ничтожное звучание «божественным» слухом государя.

X. — во многом благодаря своей беззаботности — куда более смел, куда более масштабен, чем все остальные герои комедии; его удаль (хотя бы и «не туда», «не на то» направленная) позволяла Гоголю с самого начала считать X. «типом многого, разбросанного в русских характерах». В нем, в его «социальном поведении» осуществлены затаенные желания чиновников уездного города; с ним связаны основные социально-психологические, философские проблемы пьесы. Это делает его сюжетным центром комедии.

В.Г.Белинский, который в статье «Горе от ума» назвал главным героем «Ревизора» городничего, а предметом пьесы счел сатирическое разоблачение чиновничества, позже признал аргументы Гоголя. Но в зрительско-читательском восприятии Сквозник-Дмухановский прочно занял первенствующее положение. Позже, в драматургической «Развязке «Ревизора» (1846), Н. В. Гоголь «надстроит» свой сюжет аллегорией душевного города («Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пьесе! Ну а что, если это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас») и даст дополнительные характеристики всем персонажам, превратив их в олицетворения страстей человека. Мнимый ревизор X. предстанет «ветреной светской совестью», перед которой каждый может оправдаться; ему противостоит Ревизор «истинный» — «наша проснувшаяся совесть», ждущая каждого человека у дверей гроба.