Курсовая Психология смысла-2
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
Психология смысла-2
Реферат по курсу «Методологические проблемы психологии» выполнила Студентка: Зинько Елена
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Факультет психологии
Кафедра общей психологии
Москва, 2002
Введение.
Понятие смысла пришло в психологию из донаучных попыток объяснения человеческого поведения, основывавшихся на здравом смысле и представлениях обыденного сознания. Сущность такой формы объяснения, остававшейся единственной на протяжении многих веков, состоит в том, что действия и психические феномены наделялись смыслом благодаря установлению их связи с намерением. В различных трактовках смысла в философии и гуманитарных науках можно выделить две черты, объединяющие почти все эти подходы. Смысл определяется, во-первых, через более широкий контекст, и, во-вторых, через интенцию или энтелехию. Видимо, эти две характеристики следует рассматривать как два основополагающих атрибута смысла, инвариантных по отношению к конкретным его пониманиям, определениям и концепциям.
Смысл как объяснительное понятие в психологии: ранние динамические теории личности.
Первой системой научной психологии, обратившейся к понятию смысла для объяснения поведенческих проявлений человека (преимущественно непроизвольных), стал психоанализ. Направленность на раскрытие смысла поступков и непроизвольных реакций человека является главной характеристикой психоаналитического подхода как с точки зрения представителей самого этого подхода, так и с точки зрения «внешних» критиков этого течения. Однако роль психоанализа в разработке идеи смысла не сводится лишь к распространению сферы смыслового объяснения на такие формы поведения, как фобии, аффективные реакции, сновидения, феномены забывания и т.п., которые раньше рассматривались как лишенные смысла. В работах Фрейда впервые встречается понятие смысла, включенное в ряд объяснительных понятий научной психологии. Фрейд разработал таксономию смыслов личностных отношений. Обратимся к содержанию, которое вкладывал Фрейд в понятие смысла в своих ранних работах. В специальном исследовании, посвященном анализу понятия смысла в работах Фрейда, Р.Шоп выделяет четыре несовпадающих трактовки смысла в различных контекстах. В первом понимании смысл сновидения или смысл символа – это мыслительный процесс, психическое содержание, которое данным сновидением или символом замещается. Второе понимание отождествляет смысл с целью или намерением данного психического акта. Третье понимание отличается от второго добавлением указания на значимость этого акта. И, наконец, четвертое понимание отождествляет смысл действия с лежащими за ним скрытыми мотивами. Как правило, эти мотивы не осознаются, однако не всегда. Сам Фрейд утверждает, однако, что смысл симптомов содержится именно в бессознательных процессах, осознание которых приводит к исчезновению симптома
Фрейд обладал цельным представлением о смысле, однако это понятие, заимствованное из обыденного языка, еще не стало у Фрейда полноправным научным термином и не получило однозначной дефиниции. Высказывания его отражают, скорее, различные грани, которыми поворачивается описываемое явление (смысл) в тех или иных контекстах. Когда Фрейд говорит об осмысленности определенного психического акта или содержания, это означает следующее: а) данный акт обладает для субъекта значимостью в силу того, что б) он замещает собой другой психический акт, который не может непосредственно проявиться в поведении в силу личностных цензур и который указывает нам на в) цель или интенцию, лежащую в основе данного акта. Интенция, в свою очередь, порождается г) мотивом осуществления желания, обладающего побудительной силой. Сама же связь данного психического акта с мотивом генетически восходит к д) аффективным переживаниям, имевшим место в истории жизни субъекта и наложившим отпечаток на формирование и реализацию его мотивов.
Первое альтернативное по отношению к фрейдовскому развернутое понимание смысла сформулировано в поздних (1929 – 1934) работах одного из основных оппонентов Фрейда – Альфреда Адлера, которые во многом близки современному экзистенциально-гуманистическому направлению в психологии. Адлер характеризует свою систему индивидуальной психологии как учение о смысле человеческих действий и экспрессивных проявлений, движений, о смысле, который индивиды придают миру и самим себе, хотя полностью к этим смыслам предмет изучения индивидуальной психологии не сводится. Психоаналитической каузальной схеме детерминации Адлер противопоставляет финалистскую, и если Фрейд и его прямые последователи искали истоки смысла в прошлой истории жизни личности, в ее аффективных переживаниях и желаниях, то Адлер связывает поведенческие смыслы со смыслом всей жизни личности, с ее жизненным стилем, жизненным планом, с вопросом «Зачем?», поставленным по отношению к анализируемым поступкам, в противоположность фрейдовскому вопросу «Почему?». Именно индивидуальный смысл жизни, понимание которого служит, по Адлеру, ключом к пониманию всей личности в целом, выступает у него как одно из центральных объяснительных понятий. Смысл жизни первичен по отношению к смыслам отдельных действий.
Факт жизни человека на Земле в конкретных условиях существования порождает проблему труда и профессионального самоопределения; факт жизни человека в обществе порождает проблему межличностных отношений, кооперации и дружбы; факт существования двух полов порождает проблему отношений между ними, любви и брака. Смысл жизни, по Адлеру, определяется этими тремя связями, заключен в них, и правильное решение трех жизненных проблем помогает нам найти его. Адлер признает, что никто не может похвастаться обладанием истинным, абсолютным смыслом жизни: смыслов столько же, сколько людей, и ни один смысл жизни, сколько-нибудь выполняющий свою интегрирующую функцию, не может быть назван ложным. Вместе с тем он выделяет психологический критерий «истинности» смысла: истинные смыслы могут разделяться и приниматься для себя другими людьми. Итак, согласно представлениям Адлера, именно смысл жизни – правильный или ложный – находит отражение во всех поведенческих проявлениях, установках, психических процессах и чертах характера индивида и является источником их смысла. Адлер идет дальше Фрейда еще в одном отношении. Для него смыслом обладают не только человеческие действия и переживания, но и явления внешнего мира. Таким образом, в работах Адлера представлен другой подход к проблеме смысла, существенно отличающийся от психоаналитического.
Юнг обращался как к проблеме смысла жизни, так и к проблеме интерпретации смысла сновидений, продуктов фантазии и т.п., хотя нигде понятие смысла не выступало у него предметом специального систематического анализа. Он выдвигает положение о том, что люди стоят перед задачей обнаружить смысл, благодаря которому они вообще могут жить. Смысл жизни связан лишь с постановкой духовных или культурных целей, стремление к которым является необходимым условием душевного здоровья. Если согласно Адлеру тот или иной смысл жизни автоматически складывается к определенному возрасту у всех людей и может при этом не осознаваться, то для Юнга нахождение и реализация смысла жизни выступает как специфическая потребность и задача. Смысл жизни для Юнга не является чем-то сугубо субъективным, Юнг предостерегал от опасности отчуждения личности, утраты ее реальности в случае ориентации либо на навязанные извне социальные роли, либо на выдуманный, внушенный самому себе смысл. Юнг прямо называет архетипы и в особенности символы источниками, придающими смысл нашей жизни.
В психодинамических теориях Фрейда, Адлера и Юнга содержатся в зачаточной форме практически все основные идеи, присущие более поздним подходам к проблеме смысла. Фрейд показал осмысленный характер непроизвольных поведенческих проявлений и фантазий, проследил связь смысла с актуальными мотивами и историей жизни личности. Адлер обратил внимание на финальные связи поведенческих смыслов со смыслом жизни, с общей ее направленностью, разработал первую психологическую теорию смысла жизни и его влияния на психические процессы, а также обратил внимание на субъективный смысл, который приобретают для человека обстоятельства его жизнедеятельности. Юнг еще раньше, чем Адлер, отметил фундаментальную направленность человека на отыскание смысла своей жизни, представив ее как специальную задачу и потребность, а также подчеркнул социокультурную обусловленность как индивидуального смысла жизни, так и смысла сновидений и продуктов фантазии (Д.А.Леонтьев, 1999).
Смысл как интегративная основа личности.
Значительное повышение интереса к проблеме смысла в западной психологии личности и психотерапии приходится на 1950 – 1960-е годы. Помимо простого признания роли смысла жизни для душевного здоровья, возник ряд подходов, сделавших сам смысл предметом теоретического анализа.
В специальной статье «Смысл как интегративный фактор» Э.Вайскопф-Джолсон отметил, что имеющиеся определения смысла группируются преимущественно вокруг трех: смысл как интеграция личной и социальной действительности, смысл как объяснение или интерпретация жизни и смысл как жизненная цель или задача. Первое определение самое широкое и включает в себя второе, которое, в свою очередь, включает в себя третье, самое узкое определение. Наиболее развернутые теоретические представления о смысле представлены в теории Ф.Феникса в рамках первого понимания, Дж.Ройса в рамках второго и В.Франкла в рамках третьего понимания смысла. Рассмотрим их в обратном порядке, начиная с самой узкой трактовки смысла как жизненной задачи.
Представление о смысле как о жизненной задаче подробно разработано в теории личности и психотерапии Виктора Франкла. В своем учении Франкл выделяет три основные части: учение о стремлении к смыслу, учение о смысле жизни и учение о свободе воли. Стремление к поиску и реализации человеком смысла своей жизни Франкл рассматривает как врожденную мотивационную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности. Отсутствие смысла порождает у человека состояние, которое Франкл называет экзистенциальным вакуумом. Необходимым же условием психического здоровья является определенный уровень напряжения, возникающего между человеком, с одной стороны, и локализованным во внешнем мире объективным смыслом, который ему предстоит осуществить, – с другой.
Учение о смысле жизни учит, что смысл в принципе доступен любому человеку. Смысл не субъективен, человек не изобретает его, а находит в мире, в объективной действительности, именно поэтому он выступает для человека как императив, требующий своей реализации. В психологической же структуре личности Франкл выделяет особое «ноэтическое измерение», в котором локализованы смыслы. Это измерение несводимо к измерениям биологического и психологического существования человека.
Положение об уникальности смысла не мешает Франклу дать также содержательную характеристику возможных позитивных смыслов. Для этого он вводит представление о ценностях – смысловых универсалиях, кристаллизовавшихся в результате обобщения типичных ситуаций, с которыми обществу или человечеству пришлось сталкиваться. Это позволяет обобщить возможные пути, посредством которых человек может сделать свою жизнь осмысленной: с помощью того, что мы даем жизни; с помощью того, что мы берем от мира и посредством позиции, которую мы занимаем по отношению к судьбе, которую мы не в состоянии изменить. Выделяются три группы ценностей: ценности творчества, ценности переживания и ценности отношения (Франкл, 1990).
Каждая ситуация несет в себе свой смысл, разный для разных лиходей, но для каждого он является единственным и единственно истинным. Не только от личности к личности, но и от ситуации к ситуации этот смысл меняется. В нахождении и отыскании смыслов человеку помогает совесть, анализу которой Франкл посвятил книгу «Подсознательный Бог». Франкл определяет совесть как смысловой орган, как интуитивную способность отыскивать единственный смысл, кроющийся в каждой ситуации. Совесть помогает человеку найти даже такой смысл, который может противоречить сложившимся ценностям, когда эти ценности уже не отвечают быстро изменяющимся ситуациям. Именно так, по Франклу, зарождаются новые ценности.
Человек несет ответственность за осуществление уникального смысла своей жизни. Франкл характеризует стремление, порождаемое смыслом, как то, что требует постоянного принятия индивидом решения, желает ли он осуществить его в данной ситуации, или нет. Осуществляя смысл своей жизни, человек тем самым осуществляет себя.
Франкл вводит понятие сверхсмысла. Речь идет о смысле того целого, в свете которого приобретает смысл человеческая жизнь, т.е. о смысле Вселенной, о смысле бытия, о смысле истории. Этот смысл трансцендентен человеческому существованию, поэтому никакой ответ на вопрос о сверхсмысле дать невозможно. Сверхсмысл осуществляется независимо от жизни отдельных индивидов. Основной тезис учения Франкла о смысле жизни: жизнь человека не может лишиться смысла ни при каких обстоятельствах; смысл жизни всегда может быть найден.
Основной тезис третьего учения Франкла – учения о свободе воли – гласит, что человек свободен найти и реализовать смысл жизни, даже если его свобода заметно ограничена объективными обстоятельствами. Признавая очевидную детерминированность человеческого поведения, Франкл отрицает его пандетерминированность. «Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, надстроена над любой необходимостью» (Франкл, 1990, с. 106). Автор говорит о свободе человека по отношению к своим влечениям, к наследственности и к факторам и обстоятельствам внешней среды. Франкл характеризует организм как инструмент, как средство, которым пользуется личность для реализации своих целей. Свобода человека по отношению к внешним обстоятельствам, хотя и не беспредельна, но существует, выражаясь в возможности занять по отношению к ним ту или иную позицию. Тем самым само влияние обстоятельств на человека опосредуется позицией человека по отношению к ним. Человек свободен благодаря тому, что его поведение определяется прежде всего ценностями и смыслами, локализованными в ноэтическом измерении и не испытывающими детерминирующих воздействий со стороны рассмотренных выше факторов.
Франкл определяет человека как существо, которое постоянно решает, чем он будет в следующий момент. Свобода – это не то, что он имеет, а то, что он есть. «Человек решает за себя; любое решение есть решение за себя, а решение за себя – всегда формирование себя» (Франкл, 1990, с. 114). Принятие такого решения – акт не только свободы, но и ответственности. По сути, это ответственность человека за свою жизнь.
Таким образом, идея смысла жизни как интегрирующего фактора человеческой жизни, намеченная в работах А.Адлера и К.Г.Юнга, легла у В.Франкла в основу теории личности и была разработана им весьма детально.
Иная трактовка смысла (точнее, личностного смысла) в его интегрирующей функции – как интерпретации жизни – представлена теорией личности и индивидуальных различий, разработанной канадским философом и психологом Дж.Ройсом совместно с А.Пауэллом. Понятие личностного смысла ассоциируется у Ройса и Пауэлла с понятием значимости, которую каждый индивид приписывает критическим аспектам бытия. В построенной ими иерархической системно-факторной модели личности личностный смысл занимает вершину иерархии. Основной функцией интегративной сверхсистемы, обозначаемой термином «личность», является, по Ройсу и Пауэллу, поддержание, оптимизация и стабилизация личностного смысла, который рассматривается как чисто субъективное образование. Позиция Ройса и Пауэлла прямо противоположна в этом отношении позиции Франкла. В поиске личностного смысла человек сталкивается с тремя вопросами: 1) в каком мире я живу? 2) как я могу прожить свою жизнь, чтобы наилучшим образом удовлетворить мои потребности и ценности? и 3) кто я? Отвечая на эти вопросы, человек формирует свою картину мира, стиль жизни и образ своего Я.
С идеями Дж.Ройса во многом перекликается достаточно оригинальный подход М.Чиксентмихали, разработавшего теорию «потока» и «текучего переживания». М.Чиксентмихали начинает с констатации того, что наивно полагать, будто жизнь может иметь единый всеохватывающий смысл, в свете которого приобретает смысл любая активность в настоящем, прошлом и будущем, если под смыслом понимать глобальную, общую для всех цель. Но если такого априорного смысла нет, это не значит, что жизни не может быть придан смысл. Констатируя трудности с определением понятия «смысл», М.Чиксентмихали связывает смыслообразование с внесением порядка в содержания сознания через интеграцию своих действий в единое переживание потока. Это, в свою очередь, может быть достигнуто тремя путями. Первый – наличие цели. Все культуры содержат в себе системы смыслов, которые могут служить целевыми ориентирами, на которые человек направляет свои текущие цели. Второй – воплощение цели в действиях. Любая цель влечет за собой ряд последствий, и если человек не готов иметь с ними дело, цель лишается смысла. И третий, являющийся результатом первых двух, – внесение гармонии в сознание.
Наиболее развернутым подходом к смыслу в аспекте интеграции личной и социальной действительности является теория Ф.Феникса. Как и ряд рассмотренных выше авторов, Феникс связывает саму сущность человека с его направленностью на осуществление смысла. Он пишет, что о смыслах следует говорить во множественном числе. Все возможное многообразие человеческих смыслов сводится к шести смысловым реальностям: символике, эмпирике, эстетике, синноэтике, этике и синоптике. Символика включает в себя языковые и другие, в том числе недискурсивные символические структуры, служащие для выражения и коммуникации любых смыслов. Эмпирика содержит фактическое знание о действительности. Эстетика охватывает разные виды искусства, содержанием которых является воплощенная в значимых смыслах уникальная субъективность автора. Синноэтика охватывает сферу значимых межличностных отношений. Этика связана со смыслами человеческих моральных обязанностей и добровольно принимаемых решений. Наконец, синоптика имеет дело с интегративными смыслами, объединяющими в единую перспективу смыслы, принадлежащие ко всем остальным реальностям. Синоптика объединяет такие области знания, как историю, религию (в широком смысле слова) и философию, каждая из которых осуществляет смысловую интеграцию в своем особом ракурсе. Различение шести реальностей выступает как чисто теоретическое. Шесть смысловых реальностей взаимосвязаны и являются частями единой иерархической смысловой системы.
Из всех авторов, рассматривавших смысл как интегративную структуру личности, Феникс дает наиболее подробное аналитическое описание самого смысла, хотя определение смысла у него, как и у других, отсутствует. Он выделяет четыре параметра смысла: 1) переживание, рефлексивное самоосознание, опосредующее поведенческие реакции; 2) логические принципы структурирования этого переживания; 3) выбор значимых смыслов из множества потенциальных комбинаций и разработка их в русле сложившихся в цивилизации традиций и 4) выражение смысловых структур посредством соответствующих символических форм. Очень важна такая принципиальная характеристика смыслов, как их социальность.
В заключение этого раздела остановимся еще на двух подходах к смыслу как интегративной структуре личности, которые, однако, нельзя с уверенностью отнести к какой-то одной из трех рубрик, выделенных Э,Вайскопф-Джолсон. Первый из них – это экзистенциальная персонология С.Мадди, который также отводит смыслу роль высшего интегративного начала личности, почти не поясняя, однако, при этом, что такое смысл. Мадди постулирует у человека врожденную потребность в поиске смысла, выделяя три общих группы человеческих потребностей, – физиологические, социальные и психологические. Нахождение смысла обеспечивается благодаря основным психологическим потребностям: символизации, воображения и суждения. Разное соотношение трех групп потребностей лежит в основании выделения Мадди двух путей развития личности: конформистского и индивидуалистского. Индивидуалист характеризуется развитыми психологическими потребностями, которые обеспечивают возможность понимать и контролировать социальные и биологические побуждения. Конформист воспринимает себя (и других) как не более чем воплощение социальных ролей и биологических нужд. Психологические потребности являются для него источником тревоги и подавляются им. Итогом является развитие различных форм «экзистенциального недуга» – под этим термином у Мадди фигурирует уже неоднократно рассматривавшаяся нами смыслоутрата.
Подход к смыслу в экзистенциально-аналитической теории Дж. Бьюдженталя также отличается от всех рассмотренных выше. Смыслы, по Бьюдженталю, производны от нашего бытия в мире. Смыслоутрата или ощущение ее угрозы как раз и является осознанием того, что мир не обеспечивает человека смыслом автоматически. Тем самым на человека ложится ответственность за создание своими действиями осмысленности и сопровождающая эту ответственность экзистенциальная тревога за последствия своего выбора.
Все рассмотренные авторы крайне редко ссылаются в своих работах друг на друга. Феникс понимает смысл как нечто чисто объективное, существующее в мире, но уникальное и единственное для каждого субъекта; Ройс – как субъективное видение, накладываемое на мир, а Бьюдженталь – как продукт взаимодействия субъекта с миром или как глубинное внутреннее чувство. Феникс говорит о смыслах во множественном числе, Мадди и Ройс – в единственном, а Франкл и Бьюдженталь объединяют и то и другое. По Франклу, задачей человека является найти и реализовать смысл; по Фениксу – расширять и углублять его; по Ройсу, наоборот, стабилизировать; по Мадди – создавать смысл в процессе принятия решений, а по Бьюдженталю – осознавать его и ориентироваться на него (Д.А.Леонтьев, 1999).
Практически у всех смысл выступает как предельная категория, которую невозможно определить в рамках данной конкретной психологической теории, и природу смысла остается лишь постулировать, выводя уже из этих постулатов остальные положения теории.
Смысл как структурный элемент сознания и деятельности.
Вторая большая группа теоретических подходов апеллирует к смыслам во множественном числе, рассматриваемым как неотъемлемая часть самих механизмов функционирования сознания и деятельности человека. Условно «рассортировать» все эти подходы в целях удобства анализа помогает выдвинутое одним из авторов положение о трех источниках критериев для внутреннего оценивания субъективных смыслов: 1) внешний мир, включая других людей, рассматриваемых как объекты; 2) внутренний мир и 3) другие люди как носители общего смысла. Отталкиваясь от этого, представляется удобным разделить рассматриваемые подходы на три группы: 1) подходы, в которых смысл действий и ситуаций для субъекта задается объективными отношениями; 2) подходы, в которых смысл выступает как чисто субъективная интерпретация действительности и 3) подходы, в которых смысл задается социальной общностью, рассматривается в плоскости отношений с другими людьми.
Теоретическая основа исследований смысла под объективным углом зрения была заложена в 1920 – 1930-е годы авторами, пользовавшимися понятием «смысл». Главная роль в этом принадлежит, несомненно, теории личности К. Левина, описывающего интересующие нас явления в терминах валентности или требовательного характера объектов.
К.Левин уже в первой своей большой теоретической работе «Намерение, воля и потребность» вводит понятие требовательного характера, которое занимает одно из центральных мест в объяснении им механизмов поведения. Констатируя известный факт, что мы всегда воспринимаем предметы пристрастно, они обладают для нас определенной эмоциональной окраской, Левин замечает, что помимо этого они как бы требуют от нас выполнения по отношению к себе определенной деятельности. Требовательные характеры могут различаться по интенсивности и по знаку (притягательный или отталкивающий), но это, по Левину, не главное. Гораздо более характерно то, что требования побуждают к определенным, более или менее узко очерченным действиям, и что эти действия могут быть чрезвычайно различными, даже если ограничиться только положительными требовательными характерами. Источником требовательного характера объектов внешнего окружения для Левина выступает потребность (или квазипотребность). В определенных случаях вещи, обладающие требовательным характером, есть не что иное как прямые средства к удовлетворению потребностей. Однако наряду с такими самостоятельными или первичными требовательными характерами, Левин выделяет также производные требовательные характеры объектов, которые прямо не удовлетворяют никакую потребность, но находятся в определенном отношении к ее удовлетворению, например, приближают его. С повышением интенсивности потребностей не только усиливается требовательный характер отвечающих им объектов, но и расширяется круг таких объектов.
В последующих работах понятие «требовательный характер» уступило место понятию валентности. Если понятие «требовательный характер» учитывало качественную определенность действий, совершения которых требовал данный предмет, то понятие «валентность» указывало лишь на сам факт притягательной или отталкивающей силы.
Много общего с понятием валентности у Левина имеет понятие требования, введенное практически одновременно Э.Толменом для объяснения целенаправленного поведения животных. Толмен определяет требование как «врожденное или приобретенное побуждение достичь или избавиться от определенного рода внешних объектов, физиологического состояния равновесия или напряжения». В первую очередь он подразделяет требования на первичные и производные. Первичные требования, в свою очередь, подразделяются на: а) требования достижения положительных целевых объектов, б) требования избегания отрицательных целевых объектов и в) требования коротких путей достижения первых и избегания вторых. При этом, так же, как и у Левина, речь идет не о пространственной близости, а о психологической дистанции. Производные требования подразделяются на требования специфических видов целевых объектов и требования специфических объектов-средств. Следует отметить введение Толменом в схему детерминации поведения двух новых переменных – ожидания и ценности, благодаря чему валентность приобретает новую содержательную характеристику.
Несмотря на сходство взглядов Левина и Толмена, которое неоднократно подчеркивалось обоими авторами, между ними существовали разногласия, касающиеся вычленения конкретных детерминант поведения. Толмен, строго разводивший когнитивные и мотивационные процессы, стоящие за выбором определенного поведения, подверг критике слияние Левином первичных требований цели, производных требований различных путей достижения цели и когнитивной оценки психологических расстояний до цели и направлений в единое нерасчлененное понятие вектора. Показав на конкретных примерах необходимость различения указанных переменных, Толмен указывает на требование как на непосредственную причину поведения, которая, в свою очередь, определяется характером взаимодействия когнитивных и мотивационных переменных.
Остановимся еще на одной попытке содержательного теоретического осмысления понятия валентности. Валентность, согласно Бошу, определяется взаимодействием актуально воспринимаемого содержания ситуации с оценкой протекания действия и с оценкой возможных альтернативных действий, хотя характер этого взаимодействия конкретизировать затруднительно. Бош опирается на представление о «сверхдетерминированности» действия в целом, а также валентностей, относящихся как к цели, так и к различным аспектам протекания действия. Эта множественность валентностей, присутствующих в одном действии, и обусловливает, в частности, его сверхдетерминированность. Э.Бош связывает детерминацию действия с целой системой действий, в которую оно включено, и даже с более широким контекстом структур потенциального взаимодействия индивида со средой.
Валентность можно в наиболее общем виде определить как свойство целей и других аспектов действия, порождаемое специфическим сочетанием внешней ситуации и актуального состояния потребностей субъекта и выражающееся в притягательном или, наоборот, отталкивающем влиянии на субъекта, а также в своеобразном структурировании воспринимаемой действительности.
Включение в обзор группы подходов, апеллировавших не к смыслу, а к валентности – концепций К.Левина, Э.Толмена и Э.Боша связано с отождествлением валентности и требовательного характера с предметом нашего анализа, потому что эти понятия в работах трех упомянутых авторов по своему содержанию не совпадают с общепринятым сегодня понятием «валентность», будучи шире и богаче его. Они стоят гораздо ближе к понятию смысла, как структурного элемента деятельности, сознания и личности, связывающего между собой эти три психологические реальности, а также объективную действительность (Д.А.Леонтьев, 1999).
Понятие смысла выступает у Нюттена фактически в том же качестве, что и понятия требовательного характера и валентности в работах К.Левина, Э.Толмена и Э.Боша. Согласно теории Нюттена, поведение вообще соотносится с осмысленной ситуацией в осмысленном мире. Окружающие нас объекты осмыслены. Когда мы спрашиваем «Что это?», мы спрашиваем о цели, которой служит данный объект, о его роли в поведении, иными словами, о его смысле. Среда, объекты и ситуации имеют смысл лишь в отношении к действующему субъекту. Смысл, по Нюттену, конституируется отношением между ситуацией и мотивацией. Истоки смыслов, по Нюттену, следует искать не столько в прошлой истории субъекта, сколько в актуальных поведенческих структурах. Вместе с тем выявление инвариантных смыслов в различных формах поведения служит ключом к раскрытию фундаментальных потребностей. Осмысленные ситуации конструируются человеком в процессе обработки информации и построения концептуального образа мира. Смыслом ситуаций и объектов побуждается и направляется конкретное поведение. Смысл самого поведения конституируется его конечной целью.
С теорией Нюттена отчасти перекликается экзистенциальная теория человеческого поведения Р.Мэя. Мэй использует другой, феноменологический язык для описания поведения, говоря не о потребностях, мотивах и объектах, а о воле, желаниях и намерениях (интенциях). Желания он рассматривает как форму слияния силы (энергии) и смысла. Именно их слияние придает желанию побудительную силу. Структуру, которая придает смысл опыту, Мэй называет интенциональностью. Интенциональность – это мостик, связывающий ядро сознания с объектами, частично преодолевающий дихотомию субъекта и объекта. В какой-то степени человек сам создает свои смыслы, но на основе более широкой социальной смысловой матрицы, в которой он живет. Чтобы понять поведение человека, надо раскрыть его смысл.
Главное отличие заключается в том, что если понятие валентности относится к непосредственному воздействию на поведение (по аналогии с физическими силами), то смысл у Нюттена и Мэя влияет на поведение опосредованно, через процессы когнитивной репрезентации действительности в сознании. Теории Нюттена и Мэя являются поэтому отчасти как бы связующим звеном между группой подходов, интерпретировавших смысл объектов и ситуаций в терминах поведенческой валентности, и другой группой подходов, в которых смысл рассматривается исключительно в контексте репрезентации действительности в сознании, как феномен сознания.
Первым из таких подходов является теория личностных конструкторов Дж.Келли. В более поздних работах Келли активно использует понятие личностного смысла. Объективная действительность существует и движется во времени, однако она открывает возможности для различных ее интерпретаций. Конструкты представляют собой субъективные параметры категоризации и оценки событий, которые не обязательно могут быть выражены в словесной форме. В реальном поведении человека валидность этих конструктов подвергается проверке Развитие личности заключается, по сути, в развитии, обогащении, уточнении и иерархизации системы личностных конструктов. Этот процесс происходит непрерывно у каждого человека.
Основной пафос теории Келли был направлен на познание конкретной индивидуальности каждого человека, на отказ от практики прикладывания общих аршинов к разным людям. Конструкты придают личностный смысл событиям, к которым они прикладываются. Система конструктов человека предоставляет ему свободу принятия решений именно благодаря тому, что позволяет ему иметь дело со смыслом событий, вместо того, чтобы быть механически вовлеченным в них. Смыслы событий являются, по Келли, чисто субъективными и лишь проецируются в мир. Смысл определяется не только самим предвосхищаемым следствием оцениваемого события, но и цепью умозаключений, лежащих в основе этого предвосхищения. Осмысленность жизни Келли связывает со способностью видеть настоящее в прошлом и будущее в настоящем.
На некоторые положения теории Келли опираются представители интеракционистского подхода к объяснению детерминации поведения. В рамках этого подхода различается анализ среды и ситуаций как таковых, под объективным углом зрения, и субъективно воспринимаемых и осмысляемых нами ситуаций. Л.Нистедт указывает на то, что ситуация всегда структурируется и осмысляется индивидом в зависимости от внешнего сиюминутного контекста, характеристик субъективной семантики, текущих состояний субъекта и влияния перечисленных «систем» на селекцию входной информации. Д.Магнуссон называет такие более фундаментальные моменты, детерминирующие субъективный смысл ситуаций как опыт и историю жизни личности, знания, хранящиеся в его долговременной памяти. По этой причине восприятие ситуаций глубоко индивидуально.
Сходные и вместе с тем несколько более разработанные представления о смысле внешних ситуаций предлагает Э.Петерфройнд, синтезировавший клиническую теорию психоанализа с современными процессуальными моделями переработки информации. Петерфройнд пытается выделить две группы смыслов: смысл входной информации о внешнем мире и смысл информации, соответствующей различным феноменам переживания. Это различение, однако, методологически некорректное; на уровне конкретного анализа Петерфройнд к нему реально не прибегает. Общая идея, выдвигаемая Петерфройндом, заключается в том, что информация приобретает смысл лишь в отношении к некоторому более широкому информационному контексту. Этот смысл непосредственно определяется характером переработки соответствующей информации, в частности генерализацией информации и классификацией ее в долговременной памяти. С другой стороны, переходя на язык клинического психоанализа, Петерфройнд указывает на обусловленность личностных смыслов личным опытом, на неотделимость их от мотивов, а также на зависимость смысла травмирующих событий для ребенка от уровня его развития и зрелости, уровня интеллекта и эмоционального состояния. Смыслы могут изменяться во времени; одни и те же события могут подвергаться реинтерпретациям различными способами в зависимости от опыта, развития способностей к переработке информации, изменения контекста и возникновения новых смыслов в процессе психоанализа.
В большей части подходов, относящихся к рассматриваемой группе, смысл, хоть и предстает как детерминированный преимущественно со стороны субъекта, однако определенным образом при этом связывает субъекта с действительностью. Другую позицию занимает феноменологическая психология, опирающаяся на философские идеи Э.Гуссерля, М.Мерло-Понти и др. и описывающая жизнь замкнутого в себе сознания.
Рассмотрение смысла с позиций феноменологической психологии представлено в работах Ю.Джендлина. Смысл формируется во взаимодействии переживания и чего-либо, выполняющего символическую функцию. Решающая роль в этом взаимодействии принадлежит, однако, не столько смыслу, выраженному в символических формах, сколько непосредственно ощущаемому «допонятийному» смыслу, хотя последний является «неполным» без воплощения в символических формах. Джендлин прослеживает функционирование непосредственно ощущаемых невербализованных смыслов в речи, мышлении, наблюдении, действии, в работе памяти и понимании, приходя к выводу о том, что решающим является отношение между вербально символизированным смыслом и ощущением, «из» которого рождается смысл.
Джендлин выделяет три типа функциональных отношений, не сопровождающихся смысловой перестройкой – отношения прямой соотнесенности, узнавания и экспликации, и четыре типа отношений, в которых рождаются новые смыслы или же существующие смыслы получают новое символическое воплощение и обогащаются новым содержанием – отношения метафоры, схватывания, релевантности и иносказания. Эти четыре типа функциональных отношений и обеспечивают непрерывную динамику смыслов, их развитие и обогащение в потоке переживания, который, по Джендлину, и есть личность. Основные характеристики переживаемых смыслов связаны с их потенциальной неисчерпаемостью, возможностью вступать в разнообразные функциональные отношения с другими смыслами, порождая новые смыслы; отдельные аспекты переживаний также могут получать новые символические воплощения, вступать в новые отношения и т.д. Более того, каждый смысл может рассматриваться не только под углом зрения его специфического содержания, как элемент определенного класса, но и как частный случай самого себя, переживание как таковое. В последнем случае мы опять сталкиваемся с процессом порождения новых смыслов.
Джендлин вводит понятие «чувственного смысла», который он определяет как телесное ощущение смысла. Чувственный смысл переживается не в душе, а в теле. Смысл нельзя вычислить и пересказать. Его надо встретить, открыть, почувствовать, прислушаться к нему и дать ему возможность проявиться.
Теперь мы переходим к анализу третьей и последней группы подходов к рассмотрению смысловых механизмов сознания и деятельности – к анализу тех подходов, в которых смысл рассматривается под интерсубъектным или социальным углом зрения, в плоскости отношений индивида с другими людьми или с социокультурным целым, к которому он принадлежит.
Смедслунд исходит из общего положения о том, что объективные стимульные ситуации обладают для субъектов индивидуально-специфичным смыслом, который определяет характер реагирования на эти ситуации. Он считает, что отношение между стимульной ситуацией и смыслом не подчиняется каким-либо универсальным законам, поэтому предсказать смысл стимула по его характеристикам невозможно. Смысл связан лишь с активностью субъекта. Поскольку социальные смыслы ограничены пределами данной конкретной общности, индивиду доступны лишь смыслы, принадлежащие общности, в которую он входит или входил ранее. Из этого следуют принципиальные ограничения возможностей межличностного познания.
Противоположную позицию занимает Р.Ромметвейт. В отличие от Смедслунда, он считает, что индивидуальные смыслы конкретных действий и ситуаций пересекаются даже для членов одной социальной группы настолько незначительно, что их общий компонент сводится к трюизму. Решающая роль при оценке смысла действия принадлежит, согласно Ромметвейту, позиции самого субъекта, его собственной честной интроспективной оценке.
При всем различии изложенных позиций есть и то общее, что их объединяет: анализируемое действие помещается не просто в плоскость отношений субъекта с внешним миром, но в плоскость социальных взаимодействий, отношений с другими субъектами. Три развернутых подхода к анализу смысла под этим углом зрения сложились в 1970-е годы в английской психологии. Это концепция самообучающейся личности Л.Томас и Харри-Аугстайн и группа методологически единых, хотя теоретически различающихся подходов, выступающих за новую социально ориентированную методологию познания личности, из которых проблема смысла наиболее разработана в этогеническом подходе Р.Харре и в социальной экологии Дж.Шоттера.
Психолого-педагогическая концепция самообучающейся личности Ш.Харри-Аугстайн и Л.Томас, опираясь на теоретические положения теории личностных конструктов, делает акцент на социальной природе смыслов. Эта концепция также исходит из положения, что центральным для понимания человека и для познания людьми самих себя является истолкование личностных смыслов. Процесс обучения с позиций теории личностных конструктов рассматривается как конструирование новых смыслов и реконструирование уже существующих в направлении повышения их соответствия личным целям и реальным отношениям, в которые вступает индивид. Однако смысл является не только личностным, но может также передаваться и обмениваться. Личностные смыслы – всегда часть более широкой системы. Реальным пространством, в котором существует личностный смысл, является пространство диалога, переживаемое как контекст личностного смысла.
Значительно более глубоко социальные корни смыслов человеческих действий раскрываются в теории социального поведения Р.Харре. Харре, в частности, рассматривает поведение человека как детерминированное системой функционирующих в данной культуре и в отдельных субкультурах правил, которые аналогичны грамматическим правилам, в соответствии с которыми строится речь. Ключевая роль принадлежит не внешним физическим характеристикам отдельных элементов и единиц поведения, а их социальным смыслам. В потоке поведения Харре выделяет такие единицы анализа, как действия (преднамеренные последовательности движений, словесная реплика, экспрессивные проявления) и поступки – действия, рассматриваемые под углом зрения их социального смысла. Поступки приобретают социальный смысл благодаря своей включенности в более широкий социальный контекст; смысл же отдельных элементов поведенческой цепочки определяется их местом в этой цепи.
Харре выделяет пять иерархических уровней смыслов, присутствующих в социальных взаимодействиях. Низший уровень задается самим преднамеренным действием, второй – реализацией преднамеренного поступка, третий – его косвенным эффектом, четвертый – преднамеренными будущими последствиями поступка и пятый, «герменевтический» уровень связан с выходом за пределы практических эффектов поступка и приобретает смысл лишь в плоскости анализа экспрессивного плана действия. Именно экспрессивный аспект, а не практический, определяет скрытую значимость действия, его уже не социальный, а личностный смысл, хотя последний и не может существовать иначе как соотносясь с системой социальных смыслов. Именно личностные смыслы, производные от социальных, во многом определяют уникальность психики каждого индивида.
Личностные аспекты действия получили более полное раскрытие в теории Дж.Шоттера. Смысл текста для его автора или действия для его субъекта можно понять, согласно Голду и Шоттеру, лишь зная, как он видит мир и свое место в нем, поскольку смысл действиям придает их локализация в некой «более широкой схеме вещей». Смысл данного действия, по Шоттеру, состоит из двух компонентов: один определяется действиями, являющимися логическими следствиями данного, другой, напротив, предшествовавшими действиями, логическим следствием которых является данное рассматриваемое действие. Тем самым смыслы действий указывают на направление развертывания поведения из прошлого в будущее. Автономная личность, способная сама определять направленность поведения и нести ответственность за свои действия, характеризуется способностью действовать произвольно и осмысленно, в том числе и с точки зрения других, но при этом не завися от них.
Д.А.Леонтьев попытался классифицировать описанные подходы, эта классификация приводится в Таблице 1.
Таблица 1. Логическая классификация подходов к проблеме смысла в зарубежной психологии (Д.А.Леонтьев, 1999,с.76).
Функциональная хар-ка Онтологическая хар-ка | Высшая интегративная основа личности | Структурный элемент сознания и деятельности |
Феномен объективной действительности | Жизненная задача, объективное требование жизни (Франкл) | Побуждение к деятельности со стороны внешних предметов (Левин, Толмен, Нюттен, Мэй) |
Феномен субъективной действительности | Интерпретация мира и жизни в целом (Ройс), способ упорядочивания сознания (Чиксентмихали) | Интерпретация и понимание конкретных ситуаций (Келли, Магнуссон, Петерфройнд) |
Феномен интерсубъектных взаимодействий (в т.ч. через фиксацию в предметах культуры) | Связующее звено между личностью и социокультурной действительностью (Феникс) | Единица межличностного взаимодействия (Томас и Харри-Аугстайн, Харре, Шоттер) |
Понимание и изучение смысла в деятельностном подходе.
В отечественной психологической традиции мы обнаруживаем понятие смысла в работах Л.С.Выготского 1930-х годов. Введя это понятие в своих поздних работах (в частности, в седьмой главе «Мышления и речи») в контексте анализа сознания, Выготский, впрочем, еще сохраняет семантическую его трактовку, используя применительно лишь к вербальным, словесным смыслам. Однако уже в первых работах Л.Н.Леонтьева, посвященных проблеме смысла, это понятие трактуется совершенно иначе. Оно десемантизировано, вынесено за пределы контекста речевого мышления и вообще сознания в плоскость дорефлексивных практических отношений субъекта с миром, в плоскость его реальной жизнедеятельности.
Выготский вводит понятие смысла в виде оппозиции «смысл – значение». Выготский анализирует соотношение значения и смысла в разных видах речи, выделяя, в частности, такой своеобразный феномен, как влияние смыслов: смыслы как бы вливаются друг в друга и влияют друг на друга. В «Мышлении и речи» анализ Выготским проблемы смысла выводит его в более широкий контекст – в контекст проблемы строения человеческого сознания (Выготский, 1984).
Практически все тексты Л.С.Выготского, в которых он говорит о смысле, могут быть прочитаны сегодня двояким образом. В них можно усмотреть, по желанию исследователя, или новое содержание, вкладываемое Выготским в это понятие, или традиционное употребление слова «смысл» как синонима слова «значение». Ранее исследователи исходили из первой интерпретации, пытаясь увидеть в этих мыслях Л.С.Выготского корни концепции личностного смысла, развернутой А.Н.Леонтьевым менее чем десятилетие спустя. Но обнаруженная И.В.Равич-Щербо в 1997 году в архивах РАО неизвестная ранее рукопись А.Н.Леонтьева (1937/1998) заставила пересмотреть это мнение. Из нее видно, что истоки понятия смысла, введенного А.Н.Леонтьевым, действительно обнаруживаются у Выготского, однако отнюдь не в понятии смысла, а в другом понятии – понятии переживания.
Переживание Выготский рассматривает как единицу изучения личности и среды в их единстве. Переживание имеет биосоциальную ориентировку, оно есть что-то, находящееся между личностью и средой, означающее отношение личности к среде, показывающее, чем данный момент среды является для личности. В переживании, следовательно, дана, с одной стороны, среда в ее отношении ко мне, в том, как я пережи- ваю эту среду; с другой – сказываются особенности развития моей личности.
Комментируя эти положения, А.Н.Леонтьев писал, что переживание, будучи вторичным и произвольным фактом, как раз не определяется прямо и непосредственно ни физиологическими свойствами субъекта, ни свойствами самого предмета переживания. Только рассматривая человека как субъекта деятельности, можно раскрыть конкретное единство физиологического и психологического, "внутреннего" и "внешнего" в его личности. То, как выступает данный предмет в переживании, само определяется деятельностью субъекта по отношению к этому предмету. Переживание действительно выступает в каждом конкретном акте человеческой деятельности, но оно не есть ни сама эта деятельность, ни ее причина, поскольку прежде чем стать причиной, она сама является следствием. В диалектике взаимопереходов переживания и деятельности ведущей является деятельность.
Основное расхождение между трактовкой переживания у Выготского и Леонтьева заключается в том, что Леонтьев вводит деятельность как необходимое опосредующее звено, обусловливающее качественную определенность переживания.
Собственно понятие смысла А.Н.Леонтьев вводит в своей докторской диссертации «Развитие психики» и в писавшихся параллельно «Методологических тетрадях», причем у него это понятие изначально характеризует реальные жизненные отношения как человека, так и животного. Тем самым проблема смысла была вынесена из плоскости сознания в плоскость порождающих это сознание реальных жизненных отношений субъекта. «Смысл есть, следовательно, не категория самой действительности, взятой абстрактно, отвлеченно от субъекта, но и не категория чисто субъективная. Это есть субъективно-объективная категория» (Леонтьев А.Н., 1994, с. 207 – 208).
В качестве одной из основных черт смысла А.Н.Леонтьев отмечает его неустойчивость, подверженность изменениям. Многочисленные факты позволили ему прийти к заключению о том, что динамика смысла обусловлена динамикой деятельности субъекта. Смысл сам по себе не может связать сознание с внешним миром; реально эту функцию выполняет деятельность, которая хоть и направляется смыслом, однако осуществляется реально в столкновении с предметом в его объективных и устойчивых свойствах и изменяется в соответствии с реальным предметом и реальными свойствами.
Различая смысловые механизмы у животных и у человека, А.Н.Леонтьев использовал для обозначения первых понятие «инстинктивный смысл» (впоследствии «биологический смысл»), а для вторых – «сознательный смысл» (впоследствии «личностный смысл»). Задача генетического исследования, по А,Н,Леонтьеву, состоит в том, чтобы показать развитие и трансформацию смысла деятельности. На низших ступенях развития психики животных это всегда смысл отдельных воздействующих свойств, у более развитых животных – смысл отдельных предметов; на еще более высокой стадии – смысл межпредметных связей, смысл ситуаций. Вместе с тем есть и инвариантные особенности инстинктивных смыслов животных, отличающие их от человеческих: неконстантность и то, что не все для животного имеет смысл. У человека биологический, инстинктивный смысл превращается в смысл сознательный. Но это превращение имеет непрямой характер. Оно опосредовано возникновением феномена общественного сознания и его элементов – значений, не имеющих аналогов в животном мире. Смысл – это «значение для меня» (Леонтьев А.Н., 1994, с. 209).
Начиная с 1940 года, понятие смысла прочно становится одним из ключевых объяснительных понятий психологической теории деятельности. Для того чтобы проследить его дальнейшее развитие, Д.А.Леонтьев разграничивает три аспекта рассмотрения смысла: структурный, генетический и функциональный. Структурный аспект включает в себя представления о месте личностного смысла в структуре деятельности, сознания и личности, соотношении его с другими психологическими образованиями, а также уточнение определения самого понятия и его дифференциацию. Генетический аспект охватывает выявление закономерностей, факторов и детерминант порождения смысла, процессов и механизмов, лежащих в основе его формирования, развития и изменения. Функциональный аспект рассмотрения смысла отражает представления о месте и роли смысла в процессах сознания и деятельности, о влиянии его на протекание деятельности и на особенности психических процессов.
Обратимся вначале к генетической линии исследований. Основные положения, касающиеся порождения смыслов, были сформулированы в цикле статей А.Н.Леонтьева 1940-х годов. В этих работах последовательно проводится мысль о том, что конечным источником смысла выступают реальные жизненные отношения, в которые включен субъект; непосредственным же смыслообразующим фактором выступает мотив деятельности. Одно и то же действие, входя в разные деятельности, то есть будучи мотивировано разными мотивами, приобретает разный смысл. В отдельных случаях отношение между действием и мотивом деятельности, в которую оно входит, может быть весьма неоднозначным и сложным. Так, многие сложные виды деятельности отвечают одновременно не одной, а нескольким потребностям и побуждаются, соответственно, несколькими мотивами. В этом случае деятельность обладает многосторонним смыслом.
Дальнейшее развитие представлений о смыслообразовании касается больше мотивов, чем собственно смыслов. Вводится понятие смыслообразующей функции мотива наряду с побудительной его функцией и различение смыслообразующих мотивов и мотивов-стимулов. Признавая длинную цепочку детерминации в процессе порождения смыслов, А.Н.Леонтьев в конкретном анализе практически не выходил за пределы связки смысл – мотив.
Рассмотрим вторую линию – линию функционального анализа. Эта линия исследований опирается на достаточно разнообразный эмпирический материал, а понятие смысла выступает в качестве объяснительного. Ряд экспериментальных исследований, описанных, в частности, в работах А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца демонстрируют на различном материале зависимость эффективности различных действий от деятельности, в которую эти действия включены, от отношения между мотивом деятельности и целью действия. Пожалуй, наиболее выпукло эта зависимость проявилась в работе А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца, посвященной восстановлению функций руки после ранения. В этом исследовании, как и в ряде других экспериментов (Д.Б.Эльконин, А.В.Запорожец, Я.3.Неверович, З.М.Истомина и др.), объяснительный потенциал понятия смысла был относительно невелик, поскольку изменение смысла практически везде отождествлялось с изменением мотива; связь смысла с мотивом была однозначной. Хотя А.Н.Леонтьев подчеркивал, что решающим фактором является не сила мотива, а содержательная смысловая связь между побуждением и действием, операционально эта связь за давалась лишь мотивом как таковым. Четкое разведение мотива и смысла в психологическом эксперименте удалось осуществить Я.З.Неверович, которая варьировала не только мотив, но и цель действия.
В семидесятые годы наметился новый уровень теоретического осмысления влияния смыслов на протекание деятельности и психических процессов. Этот новый уровень связан с разработкой в трудах А.В.Запорожца, Я.З.Неверович и их сотрудников представления о механизмах эмоциональной коррекции поведения и мотивационно-смысловой ориентировки. По мере развития эмоциональный сферы ребенка эмоциональная коррекция сдвигается от конца к началу деятельности, приобретает предвосхищающий характер. Складываются особые механизмы мотивационно-смысловой ориентировки, которая вначале осуществляется в плане непосредственного восприятия, а потом переходит в план воображения.
К линии развития представлений о личностном смысле под функциональным углом зрения относится также многолетний цикл мыслительной деятельности, ведущийся под руководством О.К.Тихомирова.
Вернемся теперь к третьей, линии развития концепции личностного смысла, а именно линии развития представлений о сущности смысла, о месте этого в системе психологических понятий. А.Н.Леонтьев ставил акцент на разведении личностного смысла и значения. Смысл и значение, прежде всего, имеют разные источники: усваиваются субъектом в ходе распредмечивания человеческой культуры, они являются дериватом совокупной общественной практики, в то время как смыслы производны от реальных отношений конкретного субъекта, от его индивидуальной практики. П.Я.Гальперин, в отличие от А.Н.Леонтьева, определяет и смысл, и значение сквозь призму индивидуальной : значение характеризует вещь в ее отношении к другим, а смысл – ту же вещь в ее непосредственном отношении к индивиду. Похожее мы встречаем и у А.В.Запорожца .
Понятие личностного смысла с самого начала выступало у А.Н.Леонтьева как связующее звено между сознанием и деятельностью. С другой стороны, все основные положения, описывающие личностный смысл в структурном аспекте, были высказаны А.Н.Леонтьевым в контексте анализа сознания; личностный смысл неизменно рассматривался как одна из его главных образующих (Леонтьев А.Н., 1977). Диспропорция здесь вполне понятна, если учесть, что по отношению к деятельности смысл выступал преимущественно как продукт, дериват ее структуры, в то время, как в контексте анализа сознания смысл представал как существенный его детерминант, понятие смысла становилось объяснительным. В наиболее законченном виде отношения между сознанием и смыслом представлены в книге «Деятельность. Сознание. Личность» (Леонтьев А.Н., 1977), где личностный смысл описывается как одна из составляющих сознания, наряду с двумя другими – значением и чувственной тканью. Наиболее существенным, однако, в этой работе является рассмотрение смысла в новом контексте – в контексте проблемы личности. Рассмотрение того, как именно личностные смыслы входят в структуру личности, в книге ограничивается лишь анализом иерархических взаимоотношений мотивов.
Развивались и обогащались представления об отношениях между смыслом и деятельностью, смыслом и сознанием, смыслом и значением, смыслом и мотивом, смыслом и личностью. Понятие смысла включалось во все более широкие и разнообразные контексты, приобретало все большие объяснительные возможности. Усложнение содержания этого понятия требовало его дифференциации. Поэтому на смену первому этапу развития концепции личностного смысла, когда это понятие было единственным, описывавшим смысловую реальность, в середине 1970-х годов закономерно пришел второй этап, характеризующийся появлением ряда родственных понятий, описывающих различные, не совпадающие друг с другом, аспекты смысловой реальности (Д.А.Леонтьев, 1999).
Чрезмерная обобщенность понятия «смысл» и необходимость его дифференциации были впервые отмечены в работе В.К.Вилюнаса (1976). Введя обобщающий родовой термин «смысловые образования», основной характеристикой которых является то, что они отражают не объективные свойства вещей, а отношение их к удовлетворению потребностей субъекта, В.К.Вилюнас проводил несколько существенных различений. Во-первых, анализируя механизмы смыслообразования, он отмечает, что «смыслообразует не некоторое объективное отношение и не мотив как объективное, а смысл мотива, как бы переливающийся по объективным связям ко всему, что имеет к мотиву отношение» (1976, с. 97 – 98). Смысл мотива он характеризует как ведущий смысл по отношению к производным смыслам, которыми ситуативно наделяются представленные в сознании цели. Второе разведение относится к вербализованным и невербализованным смыслам. Первые являются продуктом и результатом осознания последних, решения «задачи на смысл». Вербализованный смысл шире и богаче, только он является подлинной «единицей» сознания. В то же время невербализованный смысл истиннее, поскольку осознание смысла не всегда бывает полностью адекватным. Осознаваться могут только производные смыслы.
Одновременно А.Г.Асмолов вводит понятие смысловой установки, развивая высказанную когда-то А.В.Запорожцем мысль о том, что именно в форме установки получают выражение личностно-смысловые отношения. Если личностный смысл, по А.Г.Асмолову, функционирует в плане сознания, то смысловая установка является выражением личностного смысла в плане деятельности и представляет собой готовность к совершению определенной деятельности. «Смысловая установка непосредственно проявляется в различных действиях человека, выражая в них тенденцию к сохранению общей направленности деятельности в целом» (Асмолов, 2002, с.89). Смысловая установка может быть как осознаваемой, так и неосознаваемой. В иерархической уровневой модели установочной регуляции деятельности смысловая установка образует верхний уровень, обладая фильтрующей функцией по отношению к установкам нижележащих уровней (Асмолов, 1996, 2002).
Первая статья, специально посвященная проблеме смысловых образований, принадлежит Е.В.Субботскому. Е.В.Субботский указывает на многомерность смысловых образований, выражающуюся в различной степени их влияния на поведение и в различной степени их осознанности; задача на смысл возникает лишь по отношению к скрытым мотивам. Позже Е.В.Субботский подчеркивал связь смысловых образований с «прагматической» базовой мотивацией субъекта.
Новые представления о смысловой организации личности отвечали существовавшей у многих исследователей потребности в концептуальном аппарате для разработки различных аспектов проблемы личности – проблемы в то время еще относительно новой. Это, в свою очередь, требовало дальнейшей разработки представлений о смысловых образованиях, что привело к созданию в 1977 году на факультете психологии МГУ межкафедральной научно-исследовательской группы по исследованию личности. Смысловое образование выступило в работах группы как «специфическая базовая единица личности». За несколько лет своего существования группа выработала основные принципы подхода к анализу смысловых образований, изложенные в программной статье, в которой были отмечены такие свойства смыслового образования, как его производность от реального бытия субъекта, его объективной позиции в обществе; предметность, независимость от осознания и некодифицируемость в системе значений. В статье были также систематизированы методические приемы исследования смысловых образований и сформулирован методический и методологический принцип опосредования изменений смысловых образований изменениями самой деятельности субъекта. В этой же статье были впервые перечислены конкретные структуры, объединенные понятием «смысловые образования», а именно смыслообразующие мотивы, личностные смыслы и смысловые установки; этот перечень не был закрыт.
В восьмидесятые годы основной прогресс в развитии представлений о структурной организации смысловой сферы личности связан с работами Е.Е.Насиновской, Б.С.Братуся, В.В.Столина и А,Г.Асмолова.
Согласно Е.Е.Насиновской, смысловое образование – «...это психическое образование (презентированное или непредставленное сознанию), характеризующее собственно личностное развитие человека и определяющее личностно-смысловую сторону его мотивации. Смысловые образования формируются в индивидуальной жизни субъекта, несут в себе субъективное отношение индивида к разнообразным объектам (данным во внешнем или внутреннем планах) и неизбежно участвуют в жизни личности, то есть являются одновременно и эмоционально-оценочными, и действенными образованиями» (Насиновская, 1988, с. 3 – 4). В качестве одного из основных признаков смыслового образования Е.Е. Насиновская рассматривает слитность с областью «Я», ощущение внутренней необходимости действия. Активно-действенный характер смысловых образований особенно подчеркивался Е.Е.Насиновской, рассматривающей их в контексте исследования механизмов мотивации. Особый интерес представляет выделение Е.Е.Насиновской видов смысловых образований; смыслообразующих мотивов, смысловых установок и личностно-значимых эмоциональных переживаний.
Два вида динамических смысловых образований различаются в свою очередь тем, что если личностно-значимые переживания являются формой субъективной презентации личностного смысла, то смысловая установка представляет собой объективную форму его существования. Позднее Е.Е.Насиновская несколько видоизменила представления о соотношении этих трех структур; собственно к смысловым образованиям она стала относить смыслообразующие мотивы и личностные смыслы, приписав смысловой установке и эмоциональным переживаниям статус разных форм существования личностного смысла. К ним она добавила третью – вербальную форму, возникающую как результат решения «задачи на смысл» (Насиновская, 1988). Кроме этого, она ввела важную дифференциацию смысловых установок, различив «смысловую установку как фиксированное образование» и «конкретно-ситуативную смысловую установку». В работах Е.Е.Насиновской представлена первая развернутая попытка представить дифференцированную картину смысловой сферы личности, соотнести между собой и интегрировать в единую модель представления о различных смысловых структурах.
Б.С.Братусь, введя понятие «смысловая сфера личности», в то же время отказался от использования понятия «смысловое образование» как родового, обобщающего и дал ему более узкое определение – как отношение мотива более общего к мотивам менее общим и соответственно деятельности более общей и широкой к деятельностям менее общим. Такое узкое понимание смыслового образования не ограничивается связкой мотив – цель, а представляет собой цепь отношений меньшего к большему, в которых и порождается смысл: действия к мотиву, мотива к более широкому мотиву и т.д. вплоть до смысла жизни. Смысловое образование, как и личностный смысл, является конкретизацией этого глобального смыслообразуюшего отношения на определенном уровне. Вместе с тем, именно в смысловом образовании – отношении внутри пучка мотивов – Б.С.Братусь видит единицу анализа личности. К смысловым образованиям Б.С.Братусь относит и ценности.
Принципиально важным является выдвигаемое Б.С.Братусем положение о том, что смысловые образования, как и личностные смыслы, порождаются не единичными изолированными отношениями, а целой разветвленной системой подобных отношений. В результате единица анализа личности предстает как сложная, многомерная смысловая структура. Существенным вкладом Б.С.Братуся в рассматриваемую проблематику является выделение им двух функций смысловых образований – функции создания эскиза будущего и функции нравственной оценки действий, – а также различение нескольких уровней смысловой сферы личности (Братусь, 1988).
Воплощением идеи многомерной системной организации смысловых образований стало введенное А.Г.Асмоловым понятие динамической смысловой системы. Понятие динамической системы является воплощением выдвинутой Л.С.Выготским идеи единства аффекта и интеллекта. Согласно А.Г.Асмолову, динамическая смысловая система характеризуется не только от деятельности субъекта и от занимаемой им позиции, но обладает и собственным внутренним движением, своей, определяемой сложными иерархическими отношениями между составляющими динамической смысловой системы – смыслами, смысловыми установками и др. А.Г.Асмолов рассматривает динамическую смысловую систему как единицу, сохраняющую в себе содержательные характеристики личности как целого и описывает ее с разных сторон (Асмолов, 1994).
В работах А.Г.Асмолова, Е.З.Басиной, Б.С.Братуся, В.К.Вилюнаса, Е.Е.Насиновской, Е.В.Субботского и др. смысловые образования рассматриваются преимущественно в плоскости отношений «личность – деятельность». Другую плоскость анализа – плоскость отношений «личность – сознание» – представляют работы В.В.Столина и его сотрудников, которые развивают идеи А.Н.Леонтьева о сложных формах взаимоотношений между смыслом действия и несколькими рядоположенными соподчиненными мотивами деятельностей, на пересечении которых оказывается анализируемое действие.
Исходным пунктом анализа выступает логическое различение четырех видов смыслов. Можно рассматривать четыре возможных отношения, в качестве которых может выступать то или иное явление в структуре деятельности: 1) явление выступает в качестве мотива, 2) явление представляет собой условие, способствующее достижению мотива, 3) явление представляет условие, препятствующее достижению мотива, 4) явление представляет собой условие, содействующее достижению одного мотива и препятствующее достижению другого. Этим четырем отношениям соответствуют и четыре возможных смысла явления: смысл мотива, позитивный смысл, негативный смысл, конфликтный смысл. Основными объектами исследования В.В.Столина и его сотрудников стали почти не изучавшиеся ранее в рамках деятельностного подхода негативные и конфликтные смыслы. Содержательной характеристикой негативных смыслов стали понятия личностной преграды, преградных смыслов, а также преградной функции мотива. Выделение преградной функции мотива и преградных смыслов опирается на тот факт, что отказ человека от совершения определенных действий столь же содержательно характеризует его личность, как и совершение им других действий. С конфликтными личностными смыслами действия мы сталкиваемся в тех случаях, когда действие выступает как условие реализации одного мотива и одновременно как препятствие к реализации другого. Такое действие В.В.Столин называет поступком. Он рассматривает конфликтный смысл как единицу строения самосознания личности, поскольку именно совершение поступка, смысловой конфликт порождает необходимость рефлексивного самосознания, решения задачи на смысл. Эффективное переживание и разрешение конфликтных смыслов в деятельности самосознания приводит к перестройке системы личностных смыслов, творческому преобразованию прежних связей (Столин, 1983).
Положения В.В.Столина тесно перекликаются с идеями Ф.Е.Василюка (1984) о специфической внутренней деятельности переживания критических ситуаций, которая представляет собой смыслостроительство, направленное на устранение возникающего рассогласования между смысловой сферой личности и субъективной действительностью. Анализ связи сознания и смысла неотделим от вопроса о форме, в которой личностные смыслы устойчиво фиксируются в сознании (Василюк, 1984).
В конце восьмидесятых годов исследования смысловых образований и смысловой сферы личности пошли на спад, который продолжается до настоящего времени. Этот спад был обусловлен отходом ряда авторов от смысловой проблематики, который не компенсировался достаточным числом новых общетеоретических идей. Основной прогресс в понимании смысла и смысловых процессов в плоскости сознания был связан в этот период с работами Е.Ю.Артемьевой, в плоскости деятельности – с работами Б.В.Зейгарник, а также В.А.Иванникова и его учеников, а в плоскости собственно личности – с работами Б.С.Братуся. В это же время было опубликовано большое количество работ Д.А.Леонтьева.
Смысл Е.Ю.Артемьева определяет как «след взаимодействия с объектом, явлением, ситуацией в виде отношения к ним». Системы смыслов она называет субъективными семантиками. Многочисленные экспериментальные исследования, проведенные Артемьевой и ее учениками, позволили прийти к выводам о наличии механизмов опознания и сопоставления объектов по их смысловой характеристике – семантическим кодам, имеющим амодальную природу и легко проецируемым на семантики любой модальности. В частности, было доказано, что при встрече с объектом прежде всего актуализируется его недифференцированный смысл, согласно которому настраиваются сенсорные системы, осуществляющие на следующем этапе собственно перцептивную обработку стимула.
В работах Б.В.Зейгарник на первый план выступают исследования саморегуляции и опосредствования в норме и патологии. Она впервые эксплицитно сформулировала принципиально важное положение о том, что смысловые образования осуществляют функцию контроля за жизнедеятельностью, образуют регуляторную систему. С этой идеей связана и другая, столь же важная – о том, что смыслообразование связано с выходом за пределы ситуации. Человек способен «стать над ситуацией», изменив ее психологический смысл для себя.
Предметом исследований В.А.Иванникова являлась волевая регуляция, под которой он понимает «намеренную регуляцию побуждения к действию, сознательно принятому по необходимости (внешней или внутренней) и выполняемому человеком по своему решению» (Иванников, 1991, с. 80). Механизмом такой регуляции выступает изменение или создание дополнительного смысла действия, что позволяет усилить или ослабить побудительную силу тех или иных мотивов. В.А.Иванников перечисляет целый ряд приемов, позволяющих целенаправленно изменить смысл действия: 1. Переоценка значимости мотива или предмета потребности. 2. Изменение роли, позиции человека. 3. Предвидение и переживание последствий действия или отказа от его осуществления. 4. Обращение к внешним символам, напоминающим о последствиях действий, к ритуалам, укрепляющим значимость совершаемых действий, к другим людям или божеству за поддержкой. 5. Соединение заданного и принятого действия с новыми мотивами или с новыми целями и за счет этого переосмысление действия. 6. Включение заданного действия в другое более широкое и значимое для человека действие. 7. Связывание заданного действия с возможностью затем осуществить другое желаемое человеком действие. 8. Связывание действия с обещаниями и клятвами другим людям и себе, с самооценкой и самоодобрением, со сравнением себя с другими людьми или литературными героями при выполнении необходимого действия (Иванников, 1991). В.А.Иванников подчеркивает, что изменение смысла действия может быть осуществлено не только через реальную, но и через воображаемую ситуацию. Более того, генетическая последовательность развития приемов и средств волевой саморегуляции подчиняется общей закономерности развития психических функций по Л.С.Выготскому: от внешних, развернутых, совместно распределенных форм деятельности – к внутренним, интрапсихическим, свернутым.
Б.С.Братусь (1988) рассматривает порождение смыслов как одну из важнейших сторон человеческого бытия. В структуре психического аппарата он выделяет особый (высший) уровень, отвечающий «за производство смысловых ориентаций, определение общего смысла и назначения своей жизни, отношений к другим людям и себе» (с. 71). (Другими уровнями являются индивидуально-исполнительский и психофизиологический.) С этим уровнем Б.С.Братусь связывает ядро личности, задаваемое системой общих смысловых образований. Важно, что Б.С.Братусь рассматривает не отдельные смысловые образования, а смысловую сферу личности как целое, подчеркивая значение смысловых связей и говоря о психологических смысловых системах. Б.С.Братусь выделяет в смысловой сфере личности ряд качественно своеобразных уровней. Низший, нулевой уровень – это прагматические, ситуационные смыслы, определяемые предметной цели в данных конкретных условиях. Следующий, первый уровень – эгоцентрический, определяемый личной удобством, престижностью и т.п. Второй уровень – группоцентрический; на нем смысловое отношение к действительности референтной малой группой, близким окружением человека. Третий уровень – просоциальный; он включает в себя и сбщечеловеческую, то есть собственно нравственную смысловую ориентацию (Братусь, 1988, с. 100 – 101). Позже к уровням был добавлен еще один – уровень, на котором смысловое отношение вытекает из ощущения связи с Богом.
Согласно Д.А.Леонтьеву, смысл выступает в психологии в трех плоскостях. «Первая из них – это плоскость объективных отношений между субъектом и миром. В этой плоскости объекты, явления и события действительности, входящие в жизненный мир субъекта, обладают для него жизненным смыслом в силу того, что они объективно небезразличны для его жизни. Жизненный смысл и отражающаяся в нем динамика жизненных отношений – это онтологический аспект смысла. Вторая плоскость – это образ мира в сознании субъекта, одним из компонентов которого является личностный смысл. Личностный смысл является формой познания субъектом его жизненных смыслов, презентации их в его сознании. Личностный смысл и отражающаяся в нем динамика субъективного образа реальности – это феноменологический аспект смысла. Наконец, третья плоскость – это психологический субстрат смысла – неосознаваемые механизмы внутренней регуляции жизнедеятельности. В этой плоскости смыслонесущие жизненные отношения принимают форму смысловых структур личности, образующих целостную системы и обеспечивающих регуляцию жизнедеятельности субъекта в соответствии со специфической смысловой логикой. Смысловые структуры и отражающаяся в них динамика деятельности – это деятельностный, или субстратный, аспект смысла. Итак, смысл предстает перед нами как отношение, связывающее объективные жизненные отношения субъекта, предметное содержание сознания и строение его деятельности» (Д.А.Леонтьев, 1999, с.112-113). Согласно этому подходу, базисными образующими образа мира личности являются инвариантные смысловые образования как устойчивые системы личностных смыслов, содержательные модификации которых обусловлены особенностями индивидуального опыта личности.
Полувековая история развития представлений о смысловой сфере личности в русле деятельностного подхода позволяет говорить о том, что концепция личностного смысла – смысловых образований – смысловой сферы личности занимает прочное место в системе научной психологии. Развитие представлений о смысле в деятельностном подходе можно разделить на три основных этапа.
Первый этап – с конца 1930-х голов до середины 1970-х - это введение А.Н.Леонтьевым понятия смысла (личностного смысла) как объяснительного понятия и его всесторонняя теоретическая и экспериментальная разработка в генетическом, структурном и функциональном аспектах.
Второй этап – с середины до конца 1970-х годов – это введение рядом авторов (А.Г.Асмолов, Б.С.Братусь, В.К.Вилюнас, Е.Е.Насиновская, В.В.Столин, Е.В.Субботский, О.К.Тихомиров) новых, родственных понятий: смысловое образование, смысловая установка, смысловой конструкт, операциональный смысл и др., ознаменовавших переход от одного объяснительного понятия к дифференцированному кусту понятий.
Наконец, третий этап – с начала 1980-х годов – этап интеграции этих представлений, знаменующийся возникновением классификаций смысловых образований (Е.Е.Насиновская и др.), синтетических понятий, таких как «динамическая смысловая система» (А.Г.Асмолов), «смысловая сфера личности» (Б.С.Братусь), концепций смысловой динамики (Ф.Е.Василюк), смысловой саморегуляции (В.В.Зейгарник, В.А.Иванников). Стало возможным говорить о смысловой реальности, включающей в себя самые разные структуры и механизмы.
Единство и устойчивость рассмотренных представлений, контрастирующие с пестротой подходов к смыслу в западной психологии, обусловлены тем, что авторы, участвующие в разработке проблематики, делают это, исходя из разных теоретических моделей, но опираясь на единые методологические принципы.
«Исследования, приведенные в данном разделе, позволяют сформулировать ряд общих положений деятельностного подхода к проблеме смысла.
1. Смысл порождается реальными отношениями, связывающими субъекта с объективной действительностью.
2. Непосредственным источником смыслообразования являются потребности и мотивы личности.
3. Смысл обладает действенностью.
4. Смысловые образования не существуют изолированно, а образуют единую систему.
5. Смыслы порождаются и изменяются в деятельности, в которой только и реализуются реальные жизненные отношения субъекта.
Таким образом, в рамках единого подхода на общем методологическом и теоретическом фундаменте были разработаны достаточно дифференцированные представления о смысловой сфере личности» (Д.А.Леонтьев, 1999, с.103-104).
Заключение.
Рассмотрение психологических подходов, в той или иной степени опирающихся на понятие смысла и разрабатывающих это понятие, обнаруживает крайнюю пестроту подходов. Под смыслом одни авторы понимают высшую интегративную основу личности, другие – более универсальный базовый механизм сознания и поведения; одни – объективную реальность, другие – субъективную интерпретацию или конструкт, третьи – феномен межсубъектных взаимодействий. Эта разноголосица усугубляется тем, что понятие смысла разрабатывается разными авторами независимо друг от друга, в разных проблемных и теоретических контекстах. Множественность определений смысла, одинаково убедительных и одинаково эвристичных, наводит на предположение, что за понятием смысла скрывается не конкретная психологическая структура, допускающая однозначную дефиницию, и сложная и многогранная смысловая реальность, принимающая различные формы и проявляющаяся в раз- личных психологических эффектах.
В наибольшей степени многогранность смысловой реальности отражение в деятельностном подходе, где понятие смысла выступает в качестве одного из ключевых объяснительных понятий начиная с 1940-х годов. В рамках этого подхода был постепенно разработан целый ряд родственных понятий (личностный смысл, смысловое образование, смысловая установка, смысловой конструкт и др.), в том числе понятия, дающие целостную характеристику смысловой реальности (смысловая сфера личности, динамическая смысловая система), сформулированы общие методологические и методические принципы изучения смысловых образований. Таким образом, на общем методологическом и теоретическом фундаменте были разработаны достаточно дифференцированные представления о смысловой сфере личности.
Список литературы
Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. М. – Воронеж: Изд-во «Институт практической психологии», 1996.
Асмолов А.Г. По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии. М.: Изд-во «Смысл», 2002.
Братусь Б.С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988.
Василюк Ф.Е. Психология переживания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.
Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976.
Выготский Л.С. Мышление и речь // Собр. соч. В 6 т., М., 1984. Т.2.
Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.
Леонтьев А.Н. Философия психологии. Из научного наследия. М., 1994.
Леонтьев Д.А. Психология смысла. М.: Изд-во «Смысл», 1999.
Насиновская Е.Е. Методы изучения мотивации личности. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988.
Столин В.В. Самосознание личности. М., 1983.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.