Курсовая Развитие финансовой системы местного управления Киевской Руси и Российского государства с IX век
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-25Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
ГОУ ВПО «Уральский государственный технический университет - УПИ»
имени первого Президента России Б.Н. Ельцина
Факультет экономики и управления
Кафедра «Банковское дело»
КУРСОВАЯ РАБОТА
ПО
УПРАВЛЕНИЮ ФИНАНСАМИ И КАЗНАЧЕЙСКОМУ ДЕЛУ
ТЕМА:
Развитие финансовой системы местного управления Киевской Руси и Российского государства с
IX
века по первую половину
XVII
века.
| Научный руководитель: | Ицкович Б.Ф. |
| Исполнитель: | Кривошеев В.В. |
| Группа: | 36101 |
Екатеринбург 2009
СОДЕРЖАНИЕ
| Введение | 3 |
| 1. Древнерусский город в дорюриковский период | 4 |
| 2. Местное управление в Древней Руси в IX – XI веках | 11 |
| 2.1. Древнерусский город IX – XI веков | 11 |
| 2.2. Посадская самоуправляющаяся община | 13 |
| 2.3. Сельско-волостная самоуправляющаяся община | 19 |
| 2.4. Финансы как отрасль управления в Киевской Руси | 21 |
| 3. Местное управление Руси в период феодальной раздробленности (XII - XIII вв.) | 27 |
| 3.1. Новгородская и Псковская феодальные республики | 27 |
| 3.2. Государственный и общественно-политический строй Владимирской (Ростово-Суздальской) земли | 32 |
| 3.3. Государственное управление Галицко-Волынской земли. | 36 |
| 4. Влияние Татаро-Монгольского ига на развитие местного управления (XIV – I половина XV вв.) | 38 |
| 5. Местное управление в период создания централизованного государства (II половина XV – I половина XVII вв.) | 45 |
| 5.1. Историко-политические предпосылки, обусловившие начало реформирования местного управления | 45 |
| 5.2. Специфика местного управления в дореформенный период | 49 |
| 5.3. Губное управление как ограничение власти кормленщиков | 54 |
| 5.4. Земская реформа и окончательная ликвидация системы кормлений | 56 |
| Заключение | 60 |
| Список использованной литературы | 61 |
| Приложения | 62 |
ВВЕДЕНИЕ
Одной из кардинальных проблем отечественной историографии и историко-правовой науки по-прежнему остаются вопросы, связанные с изучением основ муниципальной истории. Прежде всего, это вызвано тем, что в рамках истории государства и права изучение города и урбанизации не составляет в ней отдельной дисциплины. У нас практически нет специализированных научных центров, крайне мало стабильных исследовательских коллективов именно историков-урбанистов. Следовательно, и развитие финансовой системы местного управления тоже не подвергалось тщательному анализу и исследованию. Вышеуказанные обстоятельства определяют актуальность выбранной темы.
Цель работы заключается в том, чтобы на основе различных источников изучить финансовые учреждения местного управления и самоуправления на различных этапах развития государства, ознакомиться с финансовой системой данных учреждений, составив соответствующие схемы, и понять, как происходило развитие и изменение полномочий данных учреждений.
Для решения поставленной цели выделяются следующие задачи:
1. Изучить историю развития финансовых учреждений местного управления в различные исторические периоды;
2. Определить полномочия финансовых учреждений;
3. Изучить реформы, проводимые в каждый исторический период;
4. Составить схемы финансовых систем характеризуемого исторического периода;
5. Сделать выводы, проанализировав развитие финансовой системы местного управления.
Реализовать данные задачи необходимо, изучив литературу по каждому историческому периоду, провести анализ, на основе которого составить схемы финансовых систем.
1. ДРЕВНЕРУССКИЙ ГОРОД В ДОРЮРИКОВСКИЙ ПЕРИОД
Вся многовековая история становления и развития русского самоуправления — от родовой общины к общине территориальной, от раннего города-государства (земли-города, города-княжения) к государству в современном смысле этого слова, — изучается рядом отечественных и зарубежных учёных.
Говоря о том кардинальном с исторической точки зрения сдвиге в общественном строе восточных славян — переходе от племенной организации к территориальной, — следует согласиться с мнением тех исследователей, которые увидели в этом процессе предпосылки, приведшие в итоге к формированию на территории Русской земли уникальных территориально-политических образований — самоуправляющихся городских (городовых) волостей, состоявших из старшего или главного города, пригородов и сельских округ. Эти городские волости мы вправе охарактеризовать, как первые формы доклассовой древнерусской полисной государственности, отличительной чертой которых являлось то, что они представляли собой не что иное, как союз территориальных общин во главе с торгово-ремесленной общиной главного города. Перед нами, следовательно, государство, воздвигнутое на общинной основе.[1]
Однако мнение учёных не сходится в вопросе о дорюриковском устройстве общественной жизни славян.
Мнение ряда отечественных и зарубежных ученых о том, что русские славяне в середине IX — начале X века жили в основном общинным бытом, а черты родовых отношений в значительной степени были уже не характерны для сложившегося общественного строя, по справедливому замечанию историографа Е.Ф. Шмурло (даже применительно к историко-правовым оценкам второй половины XX столетия) по-прежнему нельзя считать окончательно устоявшимся и общепризнанным.[2]
Так, одни авторы (И.Ф.Г. Эверс, СМ. Соловьев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, И.Е. Забелин, Л. Нидерле, М.С. Грушевский и др.), исходя из слов начального летописца: «Полем же жившем особе и володегощем роды своими, иже и до сее братье бяху поляне, и живяху кождо съ своим родом и на своих местах, владеюще кождо родом своим», придерживались мнения о том, что история застала славяно-русские племена в дорюриковский период живущими родовым бытом. «Основой всей политической, экономической, правовой и религиозной жизни древних славян был род, — отмечал Л. Нидерле, — затем племя и родоплеменное объединение». Род жил возле рода, возможно, и племя территориально располагалось недалеко от соседнего племени. Но при этом каждый род и племя жили по своим обычаям, сложившимся на основании многолетних традиций: «Имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ».
Как при родовой организации общества, так и в период княжеской власти у славян существовали какие-то собрания-сходки, осуществлявшие руководство делами племени. Эти собрания, называвшиеся вече, wiece
, сьньмъ, сохранились и там, где над племенем или союзом племен устанавливалась власть одного правителя, в IX—начале X веков уже называвшегося князем. Хотя характер подобных вечевых собраний, состоявших не только из начальников родов и племен, но и из членов княжеских дружин, до сих пор не совсем ясен, тем не менее, кое-где (например, у балтийских славян, вечевое собрание которых было правомочно избирать нового князя, участвовать в принятии решения о ведении военных действий и пр.) они на начальном этапе становления княжеской власти весьма существенно ограничивали власть вождя-князя. Функции князя союза племен мало чем отличались от функций племенного вождя. Князь был представителем верхушки родоплеменного строя, а не носителем государственной публичной власти. Князь доминирующего племени или союза племен становился главным властителем, а более слабые вожди и их соплеменники оказывались у него в подчинении.[3]
Родовой строй древних славян предполагал сосредоточение властных полномочий в руках старейшего представителя рода, которым считался не старший сын, а старший брат. Чаще всего, для военного руководства и ведения военных действий предпочтение отдавалось выбираемому всеми родами вождю-предводителю. Должность вождя племени (представлявшего собой совокупность нескольких родов), первоначально носившая временный характер, со временем эволюционирует и приобретает статус постоянной. При этом вождь являлся в такой же степени первым среди равных, как и глава рода. Отсюда то последствие, констатировал М.М. Ковалевский, что «подобно тому, как родовой распорядок поддерживается и восстанавливается совокупными усилиями родового начальника и всех способных по возрасту носить оружие — «родовичей», точно также племенной порядок предполагает сотрудничество князя и веча, к которому присоединяется еще совет из начальников родов». Этим в значительной степени и объясняется тот факт, что при переходе от родоплеменного быта к государственному (переходе, вызываемом объединением нескольких родов и племен) политический порядок, сложившийся со временем у большинства восточнославянских племен, заселивших обширную территорию будущего Древнерусского государства представлял собой «сочетание черт монархии, аристократии и демократии».
Говоря о специфике и характерных чертах общественно-политического строя русских славян в середине X века (когда власть вождя-князя в большей или меньшей степени уже укрепилась), представители «родовой» теории также придерживались мнения о том, что «основной наименьшей административной единицей оставалась территория рода. Она складывалась из одного или нескольких селищ и городища, являвшегося центром всей общественной жизни. Во главе каждого рода стоял начальник, который совместно со старейшими членами рода управлял имуществом и вообще всеми делами рода, а в случае войны был естественным предводителем выделявшейся родом группы воинов. Как он назывался, мы не знаем, но обычно мы его называем староста, старейшина (перевод с лат. senior)». Во главе племени или союза племен стоял князь, решавший важнейшие проблемы совместно с вечем (в собраниях которого принимали участие и старейшины родов), а все текущие дела с главами родов.[4]
Итак, сторонники «родовой» концепции в итоге констатируют: «Для родовых объединений характерна жесткая, обусловленная традициями, регламентированность жизни, общая собственность на основные средства производства, круговая порука, кровная месть. Несколько родов объединялись в племя, несколько племен — в племенные союзы, что усложняло общественную структуру, но, до поры до времени, не нарушало его родового содержания». Вывод, безусловно, трудно оспариваемый и подтверждающийся многочисленными историческими примерами, характеризующими род, как непосредственную «базовую ячейку» ранней государственности, сложившейся у восточных славян. На первый взгляд, вполне логично выстроенная эволюционная цепочка политогенеза — род (родовые объединения) — племя — племенной союз — не оставляет места для сомнений и объясняет многое из того, что принято соотносить со спецификой государственного строя Древней Руси.
Не разделяя подобного взгляда, И.Д. Беляев, В.И. Сергеевич, К.С. Аксаков, Е.Ф. Шмурло, М.Ф. Владимирский-Буданов, Л.А. Тихомиров, С.Ф.Платонов и многие другие отечественные историографы весьма аргументировано доказывали, что из рассмотрения всех дошедших до нас письменных свидетельств оказывается, что дорюриковское устройство общественной жизни славян на Руси было общинное, а не родовое, приводя в качестве доказательства следующее место из летописи: «...Новгородци бо изначала, и смоляне, и кыяне, и полочане, и вся власти, якож на думу на веча сходятся; на что же старейший сдумають, на томь и пригороди стануть». К такому же принципиально важному выводу пришли современные российские исследователи, в частности, И.Я. Фроянов, А.Ю. Дворниченко, А.В. Куза, Б.А. Тимощук, Л.А. Фадеев, Ю.Г. Алексеев, В.П. Даркевич, А.В. Майоров, Л.В. Данилова, Ю.В. Кривошеев.[5]
Общинное вечевое устройство у русских славян, по мнению И.Д. Беляева, «проникло во все стороны общественной жизни. Каждое племя является союзом городов, город является союзом улиц, улица — союзом семейств. Следовательно, первобытное устройство славянских обществ на Руси было вечевое, а вече при родовом быте неуместно, там глава всего устройства родоначальник, а не вече. Сама история поселения славян на Руси указывает также на общинное, а не родовое устройство».[6]
«На этой стадии возникает семья, как мы понимаем ее теперь: отец, мать и их дети. У этой семьи свои личные (семейные) интересы, — пишет об общинном быте русских славян Е.Ф. Шмурло, — свои права по отношению к другим семьям, свой дом. Союз таких семей, живущих одна подле другой, образует территориальную общину: у нее общая земля, члены ее несут круговую поруку, взрослые члены общины собираются на сходку (вече), которая и является решающей законодательною властью. Таким образом, кровная связь исчезла; ее заменил прозаический интерес материальной выгоды, экономической пользы, совместной защиты против общего врага».[7]
Итак, мы видим, что многие отечественные исследователи противопоставляли и продолжают противопоставлять древние славянские общности, покоящиеся на родстве, общностям, основанным на соседских связях. Соответственно первые из них они характеризуют как общины родовые или кровнородственные, а вторые — как общины соседские. При этом сущность перехода от одной общности к другой понимается, прежде всего, как замена родственных связей, связями соседскими.
С другой стороны, следует подчеркнуть, что известную путаницу вносят в этот вопрос древнейшие исторические памятники, дошедшие до нас. Например, уже достаточно давно признано, что в рассказе начального летописца, содержащегося в «Повести временных лет», и посвященного процессу расселения восточных славян по территории будущего Древнерусского государства и возникновению у них института княжеской власти, мы не находим каких-либо специальных обозначений для различных этнокультурных и политических общностей того или иного уровня. Традиционно для удобства дифференциации этих образований в науке используются такие понятия, как «племя» и «союз племен».
Представляется, что в каждой из исследованных концепций есть свое «рациональное зерно», есть доля истины: обе точки зрения исходят, прежде всего, из объективных исторических факторов (феноменов), имевших место в период становления восточных славян как этнической общности, совпавшего со временем расселения и колонизации огромных территорий Восточно-Европейской равнины, и формирования важнейших элементов древнерусской протогосударственности. Теоретически противоречия, видимо, были вызваны тем, что каждая из концепций стремилась быть исключительной, признаваясь ее сторонниками истиной в последней инстанции, а частные наблюдения и выводы трактовались в качестве обобщений, однозначно характеризующих те или иные явления, присущие указанному историческому периоду. Поэтому и «родовая» теория, и теория общинного быта в значительной мере упрощали (или даже утрировали) практику традиционного общежития восточных славян в преддверии их территориально-политического объединения, предполагая ее — институционально однородной, и не учитывая возможные и имевшие место процессы, усложнявшие ее, в чем, вероятнее всего, и состояла основная методологическая ошибка представителей обоих направлений.
Общественная организация восточных славян представляла собой, безусловно, сложный и разнообразный социальный организм, включавший в себя наслоения разных исторических эпох и стадий развития — от родовой и племенной организации, с одной стороны, до формировавшихся территориально-политических союзов, объединенных соседством и общностью интересов, с другой. Здесь наряду с архаикой социального состава, имевшей место в родоплеменных общностях, совместно существовали сложные социальные объединения в многочисленных городах, где начинал формироваться класс зажиточных горожан, появлялись «большие» и «меньшие» люди, купцы, «житьи люди» (т.е. вящие - лучшие, старейшие, богатейшие - купцы), рабы и челядь. Параллельно с традиционным родовым старейшинством, вечевыми собраниями и собственными племенными вождями-предводителями (князьями) появляются пришлые конунги с дружинами, постепенно навязывающие свою власть местному населению.[8]
Становление раннеклассовых обществ и образование государства — одно из важнейших звеньев в истории мировой цивилизации. Поэтому в отечественной и зарубежной историографии несколькими поколениями исследователей самое пристальное внимание было уделено не только определению общих закономерностей в формировании и развитии данных институтов, но и их специфике.
2. МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ В ДРЕВНЕЙ РУСИ В IX – XI ВЕКАХ
2.1. ДРЕВНЕРУССКИЙ ГОРОД IX – XI ВЕКОВ
Формирование новой славяно-русской общности, основанной не на родоплеменных, а на территориально-общинных принципах управления и самоуправления привело к серьезным переменам и социальным трансформациям, внесшим известные коррективы в отношения населения и к вождям-правителям, и к многочисленным подвластным племенам. При этом становление качественно иных общественно-политических отношений должно было привести не только к определенным социальным осложнениям и конфликтам, но и к противоречию древнерусского общества — территориальных (посадских, сельских и волостных) общин — с традиционной и тем более с привнесенной извне княжеской властью. Поэтому не случайно, что уже первые симптомы формирования, например, Киевской и Новгородской самоуправляющихся городских общин, с одной стороны, окрашиваются «коллизионными тонами» между ними и князьями (как собственными славянскими, так и приглашенными), с другой — между главными («старшими») городами и наиболее крупными пригородами и волостями, тяготеющими к самостоятельности.
По существу, создавалось своего рода «двоевластие»: с одной стороны, органы и институты общинного самоуправления, опирающегося на кровнородственные и все более проявлявшиеся — а в чем-то значительно преобладавшие или вообще доминировавшие — соседские связи, с другой — вожди-князья, стремящиеся к созданию своей военной, управленческой и ритуально-клановой организации в противовес стесняющим, регламентирующим и контролирующим их инициативу общинно-вечевым структурам. Причем парадокс состоял в следующем: общинное самоуправление было более демократичным, но все более неэффективным, а военно-клановая организация публичной власти была менее демократична, но давала более эффективные средства и механизмы принуждения и насилия, что и обеспечивало лучшие условия жизнеобеспечения разросшимся общностям — племенам, союзам племен и городам-землям.[9]
Каждая древнерусская земля концентрировалась вокруг столицы — старшего города (стольного града-крепости, западноевропейского urbs) и его самоуправляющейся общины (civitas). Все остальные города в земле считались только пригородами, то есть «меньшими» городами. Сельские районы были известны как волости, territorium, если использовать терминологию античных авторов. Этот термин, в его абстрактном значении означающий «власть» и «правительство», а более конкретно — «государство» или даже «данное государство», «страну», использовался для обозначения сельского района, потому что он управлялся столичным городом. (Примечательно, что «володети» — глагол того же корня — обозначал как «править», так и «владеть»).
С точки зрения ряда современных отечественных авторов, совокупность древнерусских самоуправляющихся населенных пунктов в целом укладывалась в сложную, иерархическую систему, своеобразную многоступенчатую территориально-общинную пирамиду, в основании которой находилась масса рядовых сельских поселений, а вершину венчали крупные стольные города — центры самостоятельных земель-княжений (земель-городов) Руси. Ступени между ними занимали, надо полагать, поселения переходных типов, связанных друг с другом отношениями административно-хозяйственного соподчинения. В эту пеструю мозаику вклинивались территориально все расширявшиеся раннефеодальные вотчины и, наоборот, неуклонно сокращавшиеся островки еще не охваченных процессом окняжения и феодализации свободных сельских общин.
Главной, «правящей», являлась община старшего (стольного) города, решения которой были обязательны для пригородов и тянувших к ним сельских округов. В качестве «политического центра» земли, старшие города не только функционально, но, чаще всего, и генетически были связаны с бывшими центрами племенных союзов. Поэтому не случайно, что по мере распада родовых связей, племенные названия повсеместно заменяются территориальными. Наконец, как уже подчеркивалось, именно старший город являлся административным, военным, финансовым и культурным центром соответствующей древнерусской земли.
2.2. ПОСАДСКАЯ САМОУПРАВЛЯЮЩАЯСЯ ОБЩИНА
В связи с созданием единого Древнерусского государства увеличивается территория, подчиненная верховному правителю, и численность управляемого населения. Возникает необходимость в создании дополнительных уровней управления в соответствии с нормой управляемости. Государство в Древней Руси было поделено на волости, которые подчинялись верховному правителю — великому князю киевскому. В городах представителями князей были наместники.
Управление в Древней Руси представляло собой трехуровневую иерархическую организацию. Высший уровень — общегосударственный (великий князь), средний уровень (региональный) — князья, низший уровень — посадники (наместники) (см. рис.).[11]
Рисунок. Структура управления в Древней Руси
Издание законов
Великий князь Организация управления
Издание местных законов
Местные князья Управление регионом
Суд
Сбор налогов
Наместники Городское управление
Суд
Посадники — первоначально, «княжеские мужи» — назначались князем в крупные города и значимые (с экономической, торговой или военно-оборонительной точки зрения) территории, впоследствии эволюционировавшие в институт наместников и городских воевод. Иногда посадник, помимо действий чисто административного характера, был вправе осуществлять «делегированные» ему князем уголовно-следственные и судебные прерогативы, реализуя их при посредничестве земских выборных должностных лиц.
Посадничество давалось боярам в кормление, чаще всего, за определенные военные заслуги. Исходя из того, что количество городов и волостей, полученных князем вместе с землями и угодьями в управление от земщины, было весьма незначительным, можно лишь предполагать, на какой срок назначались посадники. Как правило, он не превышал одного года и лишь иногда мог быть продлен еще на полтора — два года.
Впрочем, на заранее оговариваемый срок бояре-посадники назначались только в княжеских владениях. Совершенно иной была форма замещения названных должностей непосредственно от местного — посадского — населения. Исторически, наиболее характерным в пределах Древнерусского государства «киевского» периода институт назначаемого посредством вечевого решения посадника, также как и тысяцкого, был для Новгородской земли, где властные прерогативы «народных избранников» по своему объему и значимости серьезно отличались от того, чем их наделял непосредственно князь.
Древнерусская городская территориальная община имела сложную внутреннюю административно-организационную структуру, состоявшую из вечевых общин более мелких территориальных образований — концов и улиц. Кроме этого она включала в себя архаичный родоплеменной элемент — тысячно-сотенную организацию (первоначально военную, а затем военно-административную и государственно-управленческую), сохранившую свое значение и действовавшую со времени колонизации и расселения восточнославянских племен.[12] Указанная система включала кроме князя тысяцких, сотских, десятских. Десятичная система управления пришла из глубокого прошлого, когда родообщинные отношения обязывали родственные племена защищаться вместе от врага, при этом тысяцкие, сотские, десятские возглавляли соответствующие военные объединения в общей борьбе с врагом. По традиции указанные названия военных должностей продолжали использоваться, но изменился статус должностей и функции.
Для сотских и десятских было характерным совмещение военной и гражданско-административной деятельности: «состоя предводителями частей ополчения, они оставались постоянными гражданскими правителями частей государства (сотен и десятков)», традиционных самоуправляющихся территориально-общинных единиц древнерусского города и его общественно-вечевого управления,
В «киевский» период древнерусской истории в каждом столичном городе был тысяцкий или воевода. Ему были подчинены сотские и десятские. Первоначально эта должность являлась выборной, однако чуть позднее князь взял на себя прерогативу выдвижения на нее своего кандидата, за исключением Великого Новгорода. Тысяцкий и воевода не только осуществляли руководство военными формированиями городской или волостной общины, но и являлись выразителями политических интересов земли вне зависимости от того, происходили ли они сами из княжеско-дружинной или земско-общинной среды. Как правило, эту должность занимал какой-либо из влиятельных бояр. Со временем проявилась тенденция среди некоторой части влиятельных вельмож сделать эту должность, как и княжескую, наследственной. Так, при Ярославе Мудром тысяцким в Киеве был некто Вышата, а затем эту должность унаследовав его сын Ян. Тем не менее подобная практика не получила должного развития и правового закрепления, поэтому системе наследования должности тысяцкого не удалось прочно укрепиться в практике Древнерусского государства. Несмотря на то, что тысяцкий получал должность от князя, он всегда считался командующим (воеводой) городским ополчением — «тысячей», — которое противопоставлялось княжеской дружине. В некоторых случаях тысяцкий выступал от лица посадской общины, выражая несогласие с князем. Непосредственная принадлежность к земской военной организации и опора на ее силы обеспечивали тысяцким и воеводам высокую степень самостоятельности и независимости в отношениях с князьями как чисто в военной, так и в административно-политической сфере.
Впрочем, каков бы ни был способ занятия тысяцким своей должности — посредством назначения князем или по наследству — он всегда оставался представителем интересов свободного посадского населения. Если тысяцкий пренебрегал мнением посадской общины, горожане призывали его к ответственности за действия, направленные против их интересов, и в некоторых случаях выражали свое недовольство достаточно сильно. Например, известно, что во время киевского восстания 1113 года народ разграбил дом тысяцкого и дома всех сотских, находившихся у него в подчинении.[13]
Перманентное передвижение князей с престола на престол и сопровождавшие его междоусобицы и семейно-династические коллизии вели к тому, что многие князья теряли свой авторитет в глазах населения той или иной земли. Князь не прикреплялся к месту владения, к тому или другому «столу» ни династическими, ни даже личными связями. Он приходил и иногда довольно скоро уходил, являясь как бы «политической случайностью» для той или иной древнерусской земли. Население, естественно, стремилось заручиться сильной, авторитетной, но более того — постоянной публичной властью, которая бы не приходила и не уходила, подобно князю, а была своей и лучше всего созданной ходом самой истории. Такой властью было вече как демократическое начало в Древнерусском государстве.
Городское собрание было всеобщим учреждением в Древней Руси, как в больших городах, так и в сельской местности. В крупных городах население каждой из окружных общин встречалось, чтобы обсудить общинные дела, но помимо этого были также и собрания населения всего города. В этом смысле у каждого древнерусского города было свое собственное вече. Однако собрание в столице земли представляло собой вече в специальном смысле этого термина, то есть вполне развитый политический институт.[14]
Слово "вече" соответствует французскому parlement, буквально - место, где народ говорит (о государственных делах). Русское слово "совет" происходит от того же корня, что и "вече". Все свободные горожане имели право принимать участие в собраниях веча. Хотя собрание созывалось всегда в столичном городе, представители пригородов имели право присутствовать там и голосовать. В действительности немногие из них имели возможность эти делать из-за удаленности и отсутствия практики оповещения "малых городов" о таких собраниях. Собрания созывались, как только возникала необходимость; народ собирался на рыночной площади, заслышав глашатаев или звон городского колокола.
Таким образом, по практическим соображениям, вече можно определить, с небольшими оговорками, как генеральную ассамблею населения лишь стольного города. Право голосовать имели одни мужчины, и только главы семей.
Обычай требовал, чтобы решение было единогласным. Небольшое меньшинство должно было подчиниться большинству. Когда не было четкого большинства, две разошедшиеся во взглядах партии спорили часами и часто развязывали драки. В таких случаях либо не приходили ни к какому решению, либо, наконец, одна сторона брала верх, и меньшинству приходилось неохотно принимать неизбежное.[15]
Обычно на собрании председательствовал городской глава, но иногда возглавить собрание просили митрополита (как это было в Киеве в
Как мы уже видели, вече имело свой голос в решении вопроса о престолонаследии, поддерживая или выступая против кандидата с точки зрения интересов города, и в определенных случаях даже требовало отречения князя, уже находящегося у власти. В обычные времена оно сходилось во мнениях с князем и боярской думой по всем главным вопросам законодательства и общего управления. Реже оно действовало как верховный суд. В городах, где управление не было во власти князя, вече избирало голову и других представителей городского управления, а также глав пригородов.
Степень влиятельности веча варьировалась в разных городах. Вершин власти это учреждение достигло в Новгороде.
2.3. СЕЛЬСКО-ВОЛОСТНАЯ САМОУПРАВЛЯЮЩАЯСЯ ОБЩИНА
Рассмотрим структуру сельско-волостной самоуправляющейся общины как составной части древнерусского города-государства.
Заселенная и освоенная территория с центром в сравнительно большом сельском населенном пункте стала называться местными жителями волостью, объединением нескольких более мелких самоуправляющихся единиц — громад (состоявших из дворов- домохозяйств или дворищ), а население волости — крестьянским миром.
Сход волости назывался вечем, громадою или копою, и собирался не реже 2 — 3 раз в год.
Волость на своих собраниях-сходках выбирала волостного старосту («старца») и некоторых других «должностных» лиц (например, старшин), выносила обязательные для всего населения постановления, касавшиеся поборов на общественные нужды, разруба повинностей, сторожевой службы, принудительных сроков ведения сельскохозяйственных работ, решала вопросы о принятии в общину новых членов и выделении им земель. Волостная община самостоятельно вела сбор податей, низший суд и расправу. Волостной суд существовал в качестве «второй» инстанции, проводившийся в присутствии князя или его представителей (тиунов и доводчиков) во время вечевых и иных собраний, рассматривал тяжбы, нерешенные в нижестоящих звеньях, либо вопросы, связанные с наиболее тяжкими преступлениями. Представители княжеской администрации — тиуны и доводчики — являлись в волость, лишь в случае совершения тяжкого преступления и возбуждения уголовного дела, либо при возникновении спора с соседней волостью или крупным землевладельцем о границах ее территории.
Волость имела свой выборный крестьянский суд, и только наиболее общественно опасные деяния рассматривались княжеской властью, однако все «следственные» материалы по ним готовились специальными выборными местными представителями. Так, например, в соответствии с нормами «Русской Правды» княжескому суду подлежали те, кто совершил убийство во время грабежа без всяких на то веских (ссора) оснований. В этом случае община не выплачивала причитавшуюся виру, выдавала разбойника и всех членов его семьи князю.[16]
Одна или несколько деревень составляли сельский мир, сельское общество (сообщество) со своими децентрализованными публичными органами непосредственной и представительной (выборной) демократии — сходок, старостой, десятским. На повсеместно действовавших на Руси с древнейших времен сельских сходах демократическим путем обсуждались вопросы общинного владения землей, раскладки податей, «приселения» новых членов общины, проведения выборов, пользования лесами и пастбищами, строительства плотин, сдачи в аренду рыболовных угодий и общественных мельниц, «отлучки» и «удаления» из общины, пополнения общественных запасов на случай стихийных бедствий и неурожаев.
Традиционное сельское самоуправляющееся сообщество состояло из отдельных крестьянских дворов-домохозяйств («дворищ»), каждый из которых являлся единицей обособленной родовой собственности. Двор мог быть образован отдельной малочисленной семьей или группой семей (задругой), живущих «под одной крышей». Несмотря на то, что крестьянские дворы были связаны общинной собственностью на землю в единое целое, весь созданный в них необходимый продукт поступал в полную собственность отдельного двора, причем никто из членов древнерусского сельского сообщества (кроме членов соответствующего двора) не имел на него никаких прав. Долю каждого сельского двора-домохозяйства составлял тот необходимый хозяйственно-экономический продукт, что был создан именно в нем.
Таким образом, ко времени образования Древнерусского государства господствующей формой общественной организации у южных, северных и восточных русских не только в городах, но и в сельской местности — по крайней мере, в районах, наиболее развитых в социально-экономическом плане — была территориальная (соседская), а не патриархальная (родовая) община. На Русском Севере она именовалась погостом или миром, на юге — вервью. Сельская община территориально могла совпадать с селом или же состоять из нескольких сел (в таком случае термин «погост» в исторических документах Северо-Западной и Северо-Восточной Руси означал и центральное поселение общины). Иногда встречалась община-вервь, находившаяся как бы в «переходном состоянии» от родовой общности к территориальной — соседско-родовая община.
2.4. ФИНАНСЫ КАК ОТРАСЛЬ УПРАВЛЕНИЯ В КИЕВСКОЙ РУСИ
Как мы видели, княжеский двор в Киевской Руси был тесно связан с государственным управлением. Несмотря на это, не было полного слияния киевского капитала и государственных финансов, и постоянно проводилось различие между тем и другим. Выясняется, что князь имел право на одну треть годового дохода или, во всяком случае, с дани, которую платили завоеванные племена. Так, княгиня Ольга присвоила одну треть дани, уплачиваемой древлянами; Ярослав, в то время когда он был заместителем своего отца в Новгороде, имел право на одну треть годового дохода, отправляя оставшийся баланс в Киев, и так далее.[17]
Между прочим, вся княжеская семья в целом - Дом Рюрика - должна была обеспечиваться из государственного дохода, и каждый член семьи требовал его или ее долю в этом доходе. К примеру, из грамоты, дарованной князем Ростиславом Смоленским епископу этого города (
Обычным способом удовлетворения требований членов княжеской семьи было закрепление за каждым определенного района или города для обеспечения их существования ("кормления", или "утешения"). Весь годовой доход (или его определенная часть из собранного в том районе) поступал в распоряжение владельца. Именно в этом смысле нам следует толковать замечание летописца, что Вышгород был собственным городом княгини Ольги, и подобные же утверждения о других князьях. Вдобавок к недвижимости, которой подобным образом пользовались члены княжеской семьи, каждый из них мог - а большинство так и поступало - владеть частными земельными наделами по его или ее собственному праву.
В этот период было три основных источника государственного дохода: прямые налоги, доходы с суда и штрафы с преступников за совершение преступления, а также таможенная пошлина и другие налоги на торговлю.
Прямые налоги развились из дани накладывавшейся на завоеванные племена первыми киевскими князьями. Как мы знаем, в десятом веке князь обычно каждый год вместе со свитой приезжал в завоеванные земли для собирания дани. Это было известно как полюдье. Первоначально дань собиралась главным образом мехами (черные куны, веверицы - белки), а в одиннадцатом веке уже преобладали деньги (бель или щеляги – серебряные монеты либо слитки серебра - гривны). Долгое время дань оставалась, как правило, ненормированной.[18]
Ольга заменила этот военный способ собирания государственных доходов тем, что установила сеть местных пунктов для сбора дани (погосты), куда съезжались сборщики и плательщики. Были введены также «уставы и уроки», определявшие размеры и места сбора дани. С этого периода дань, будучи упорядоченной, превратилась в налог, а система погостов охватила все Киевское государство. В погостах появляются новые органы местной феодальной власти – во главе с наместниками и волостелями с их помощниками - тиунами и рядовичами. В одиннадцатом веке появились особые чиновники по сбору дани – «даньщики». Дань таким образом превратилась в постоянный налог, но древнерусский термин "дань" сохранился.
Дань собиралась в несельскохозяйственных районах с каждого "дыма" (т.е. очага), а в сельскохозяйственных районах - с каждого земледельческого орудия (рало, т.е. плуг). Постепенно первоначальные значения обоих терминов утратились, и каждый из них пользовался в условном значении как статья налогообложения. Не будет ошибкой указать здесь, что в монгольский и послемонгольский периоды термин "дым" в техническом смысле слова - как статья налогообложения - широко использовался в западной (литовской) Руси. В Московии эта статья называлась "соха".
В двенадцатом веке общая сумма дани была распределена по платящим налоги районам (погостам), и в каждом из них сам народ через своих сборщиков подсчитывал сумму, которую необходимо собрать с каждого "очага".
Дань налагалась только на сельское население. Большие города были свободны от уплаты каких-либо прямых налогов. Жители мелких городов платили налог, значительно меньший, чем дань, известный как "погородье". В дальнейшем освобождение от налогов имело социальный характер: люди из высших классов ("мужи") не платили дани, где бы им не случилось жить. То же самое представляется верным и по отношению к представителям средних классов ("люди").
С другой стороны, не было освобождения ни территориального, ни социального, от уплаты судебных издержек и штрафов. Эти штрафы, особенно за пролитие крови (вира), составляли важный источник государственного дохода, так же, как и дань. Вира и остальные штрафы («продажи») собирались особым должностным лицом - вирником, который вместе с несколькими помощниками объезжал порученный ему район по крайней мере раз в год. Местное население должно было обеспечить этих чиновников пищей и фуражом для их лошадей. Перечень таких продовольственных поставок включен в "Русскую Правду".
Налоги на торговые сделки были многообразными. Во-первых, это мыто, которое можно в определенном смысле назвать "таможенной пошлиной", хотя оно собиралось не на государственной границе, а при подъезде к каждому городу, особенно на мостах - с товара, который везут в повозках, и на речных набережных - с товара, перевозимого на кораблях. По всей видимости, не делалось различия между иностранными и просто иногородними товарами. Собиравшие эти налоги служилые люди назывались мытниками и мостниками.
Во-вторых, это "перевоз" - пошлина за пересечение реки на переправе или за транспортировку товара по волоку между двумя реками. Был также налог на склады, которые использовались иностранными купцами на рыночной площади ("гостинное") и общий налог купцов, пользующихся рыночной площадью, для содержания последней ("торговое"). В дополнение, особые платы взимались за взвешивание и измерение товаров на рыночной площади. Наряду с торговыми налогами здесь можно также упомянуть налог на гостиницы ("кормчита").[19]
Особое место в Киевском государстве занимала церковь - влиятельная не только в духовном, но и в политическом отношении организация. Во главе ее стоял поставляемый (назначаемый) патриархом Константинопольским митрополит Киевский, в город были поставлены подчиненные митрополиту епископы (а в некоторых землях архиепископы). Они руководили обширными церковно-административными округами - епархиями. Причты церквей и братия монастырей подчинялись своему епископу, а через него митрополиту. Таким образом, власть митрополита простиралась на всю Русь и объединяла все духовенство страны. Русская церковь была тесно связана с Константинопольской патриархией и до
Признав христианство государственной религией, светская власть позаботилась о материальном обеспечении церковной организации. По распоряжению князя Владимира Святославича в конце X века в церковную казну ежегодно передавалась десятая часть всех княжеских доходов - десятина. Летопись прямо говорит о даровании при св. Владимире десятины Киевскому Богородичному храму и для всех епископий. Определяя десятину церкви св. Богородицы, Владимир, по словам летописи, выразился так: "даю церкви сей от именья моего и от град моих десятую часть", т. е. дарованная жертва назначалась, во-первых, из личных имений князя и, во-вторых, из его государственных сборов, каких, - точнее здесь не определяется. Вероятно такая же десятина установлена кн. Владимиром и для епископий. Церкви также было пожаловано право суда и сбора судебных пошлин по делам семейно-бытового характера. Под юрисдикцией церкви находился особый класс лиц, который повиновался не князю, а церкви: иерархи, священники, монахи, церковнослужители, лица, призреваемые церковью - старые, увечные, больные, изгои (т.е. лица, потерявшие права гражданского состояния, оказавшиеся вне своего сословия); лица, зависимые от церкви - холопы («челядь»), перешедшие в дар церкви от светских владельцев.[20]
В первое время завет Владимиров вероятно выполнялся буквально. Но с течением времени удельные князья, вместе с ослаблением своей зависимости от Киева, внесли ограничения в размеры епископской десятины. Так, например, Ростислав Мстиславич очень сильно уменьшил десятину для своей Смоленской епископии. Он снял совершенно со счетов и торговые и судебные доходы и даже главный вид дани - полюдье, и выделил десятину епископам только из остальных сортов податей. "Се даю", пишет он в своей грамоте
Так продолжалось до середины XII века. С развитием феодального землевладения взамен десятины государство предоставило церкви ряд постоянных источников дохода. Среди них важнейшим было право собственности на обширные территории — «вотчины», которое позволяло получать подати и налагать определенные повинности на крестьян, живших на этих землях. Для укрепления материального положения церкви государство освободило священнослужителей и их имущество от налогов и повинностей. Так, Ростислав Мстиславич в своей грамоте отчисляет смоленской епархии два села и несколько других земельных угодий. Андрей Боголюбский дал своей кафедральной Успенской церкви "слободы купленыя и с даньми и села лепшая" (
Полное исчезновение десятины со времени монгольского нашествия объяснимо переобременением княжеской казны данями в пользу завоевателей, переходом податного контроля в руки баскаков и жертвенной сострадательностью русской иерархии в отношении к своим родным князьям, попавшим в тяжелое финансовое положение. Но на собирание самими епископами их "епископской дани" монголы по их религиозности смотрели благосклонно и покровительственно.
3. МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ РУСИ В ПЕРИОД ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (XII - XIII ВВ)
К исходу XII века стало очевидно падение Киева из-за межкняжеских усобиц и половецких набегов. Население уходило из Киева по двум направлениям: на запад, в сторону Карпатских гор или на север, в верховье Волги. Тогда это были окраины Руси, в которых, на смену старому Киеву, возникают 3 центра государственной жизни:
1.Галицко-Волынская земля;
2.Владимирская, или Ростово-Суздальская земля;
3.Новгородская и Псковская феодальные республики.
В то время, как Киев шел упадку, эти земли росли, богатели и привлекали к себе население. Так, в Новгороде развилось вечевое управление, приведшее к созданию феодальной республики. Во Владимире выросла единодержавная власть князя. В Галиче очень сильное влияние получили бояре.
Рассмотрим государственное управление в каждой из этих княжеств.[22]
3.1. НОВГОРОДСКАЯ И ПСКОВСКАЯ ФЕОДАЛЬНЫЕ РЕСПУБЛИКИ
В период с 1136 по 1478 гг. на северо-западе Руси существовала Новгородская феодальная республика, а с 1348 по 1510 гг. республиканская форма управления существовала и в Пскове.
"Господин Великий Новгород" состоял из пяти районов, которые носили название 5 "концов". Соответственно этому вся новгородская земля разделялась на 5 провинций, носивших название "пятины". Эти 5 провинций составляли огромную территорию Новгородской земли от Онежского озера до Волги. Также к новгородским землям относились земли по рекам Северная Двина, Печора, Вятка. Хозяином всех этих владений был Великий Новгород – как его называли, "старший город" со всем его свободным населением. Новгородцы называли свои земли "землею Святой Софии" по названию главного новгородского храма.
Подчиненные Новгороду города были крепостями, которые должны были защищать город в случае нападения врагов – немцев, шведов, датчан. Такими городами- крепостями являлись Псков (впоследствии отделившийся от Новгорода), Изборск, Старая Русса, Ладога.
Вся новгородская земля была неплодородна, камениста, покрыта болотами. Поэтому новгородцы ввозили большинство товаров от восточных и западных соседей. Характерно, что из Поволжья в Новгород везли хлеб, а в обмен сбывали те товары, которые приобретали у западных соседей – пушнину, мед, лен. Это посредничество позволило сосредоточить капитал в руках местного дворянства.
Государственное устройство и управление Новгорода складывалось под воздействием народного вече. Вече избирало князя, а впоследствии, воспользовавшись распрями киевских князей, стало избирать и владыку, т.е. архиепископа, хотя до XII в. киевский митрополит присылал архиепископа по своему усмотрению. Добившись такого порядка, Новгород получил полную независимость и обособленность и превратился в самостоятельное государство, где верховная власть принадлежала вече.
Князь являлся в Великом Новгороде высшей управленческой и судебной властью, руководил администрацией и судом, определял частные гражданские отношения (согласуясь с местными обычаями и законами), скреплял сделки и утверждал в правах. Однако все эти административные и судебные полномочия он осуществлял не единолично, а по согласованию (и в присутствии) выборного новгородского посадника: «...без посадника ти, княже, суда не судити, ни волостей раздавати, ни грамот ти даяти». Даже на низшие управленческие или судебные должности, замещаемые по княжескому назначению, а не посредством вечевых выборов, князь назначал людей, как правило, из новгородского общества, а не из своей дружины. Нельзя не отметить, что указанные должности (волости) он раздавал также с согласия посадника. Причем князь был не вправе без решения новгородского суда отстранить от должности, как выборного, так и назначенного на нее лица. Все судебные и исполнительные полномочия осуществлялись им лично. Тем не менее, вся эта деятельность князя также находилась под надзором новгородского представителя — посадника. Характерно, что князь должен был осуществлять все свои полномочия, непосредственно находясь в Новгороде, а не в своей родовой вотчине, из которой он был приглашен на новгородский престол. Например, в летописи записано по этому поводу следующее: «А из Суздальской ти земли Новгорода не рядити, ни волостей ти не раздавати».
Новгородцы весьма скрупулезно определяли свои финансовые отношения с приглашенным князем, его доходы, стараясь при этом исключить возможность казнокрадства и иных злоупотреблений. Князь получал с новгородских волостей, не входивших в состав древнейших коренных владений Новгорода (Волока, Торжка, Вологды, Заволочья и др.), так называемый дар. Сверх этого он получал от новгородцев своего рода дополнительный дар, направляясь княжить в Новгород по приглашению, однако он лишался этого вознаграждения, уезжая в свою родовую вотчину из Новгородской земли: «Когда, княже, поедешь в Новгород, тогда дар тобе имети, а коли, княже поедешь из Новгорода, то дар не надобе».
Избирая князя, новгородское вече вступало с ним в договор, или ряд:"Новгород держати в старине по пошлине". Пошлина– это старый обычай. Князь в Новгороде был высшей правительственной властью. Он предводительствовал новгородской ратью, был верховным судьей и правителем. Однако, как постороннее Новгороду лицо князь жил не в самом городе, а в 3-х верстах от него, возле озера Ильмень.[23]
Посадник в Новгороде ведал гражданскими делами, а тысяцкий был предводителем ополчения. Тысяцкому подчинялись сотские-начальники 10 сотен, составлявших тысячу. В пользу посадского и тысяцкого за их службу шел поземельный налог поралье (рало - плуг). У каждого из пяти городских концов были кончанскиестаросты. С каждого городского конца выставлялись 200 ополченцев.
Новгородский владыка-архиепископ не только ведал церковными делами, но и играл большую роль в политической жизни Новгорода. Он возглавлял правительственный совет, состоявший из бояр, следил за деятельностью вече. Всякое решение вече требовало благословения владыки. Своей печатью владыка скреплял договорные грамоты с иноземцами. Владыка был хранителем государственной казны, во дворе владыки у Софийского собора хранили государственный архив. У него был свой штат чиновников и даже свой полк, стоящий отдельно от новгородского ополчения. Владыка был крупным землевладельцем.
Вече в Новгороде являлось органом высшей государственной власти, выносило решения, наделяло должностных лиц полномочиями, выступало в договорах с иностранцами от имени феодальной республики. Кроме вече, имелся совет господ, включавший бояр, владыку, князя, посадника и тысяцкого.
Население Новгорода и его земель делилось на две группы - "людей лучших" и "людей молодших". Первая группа - бояре, житьи людии добрые купцы. Бояре - чиновники и знать. Менее чиновные, но богатые люди звались житьими.
Все бедное население называлось "меньшими". В черте города это были мелкие торговцы, ремесленники, рабочие. В провинции меньшими людьми назывались смерды (крестьяне) и половники (батраки, работавшие на хозяев из половины урожая). Смерды жили на погостах, а половники, которых в Новгородской земле было много, приближались по своему положению к холопам.
История Новгорода – это постоянные междоусобицы и смута. Политическую власть в своих руках держал боярский совет, который, нажимая на бедноту, проводил через вече необходимые решения.
Вече ополчалось против бояр, и тогда бедняки начинали бить и грабить "лучших людей". Внутренние противоречия привели к падению феодальной республики. Новгородцы стали искать союзников, чтобы сохранить свою независимость. Это погубило Новгород, поскольку знать желала союза с Литвой против Москвы, а бедняки хотели союза с Москвой против Литвы. Междоусобицы закончились тем, что Московское княжество в
Псков был крупнейшим пригородом Новгорода. Первоначально он состоял из небольшой крепости - "детинца", а затем превратился в мощное укрепление, имеющее 12 крепостей. Главный собор Пскова назывался Собор Святой Троицы и имел для Пскова такое же значение, как собор Святой Софии для Новгорода. Псков делился на шесть концов, которые, как и в Новгороде, имели свое особое управление.
Система укреплений была необходима на западной границы Руси, поскольку Псков стоял на рубеже России рядом с Литвой и немцами. Разбогатев на торговле, Псков вышел из повиновения Новгорода и в
В Пскове были те же политические органы, что и в Новгороде. Основным органом власти был "совет господ". Так же, как и в Новгороде, князья были формально ограничены в своей власти, хотя фактически вечем руководили бояре. Важную роль в Пскове играл посадник.
Вече в Пскове было настроено более мирно, нежели в Новгороде. Здесь не было резкого имущественного неравенства жителей и поэтому не было острых противоречий. Примером политического государственного устройства Пскова является "Псковская судебная грамота". В этом документе можно найти много статей, которые регулировали отношения между землевладельцами и феодально-зависимым населением - изорниками - пахарями, огородниками и кочетниками(рыболовами). Изорники работали "исполу", т.е. половину урожая отдавали землевладельцу.
Развитие феодальных отношений, рост классовых противоречий, усиление охраны собственности феодалов и купцов обусловили усиление уголовных репрессий за конокрадство, кражу церковного имущества, которая каралась смертной казнью. Среди тяжелых преступлений Псковская судная грамота отмечает и такие, как перевет (измена), взятка судье (тайный посул), вторжение в здание суда и т.д.[25]
3.2. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ВЛАДИМИРСКОЙ (РОСТОВО-СУЗДАЛЬСКОЙ) ЗЕМЛИ
Под именем Владимиро-Суздальского княжества имеется в виду область, расположенная между Окой, с одной стороны и Волгой, с другой. До конца XI в. эта восточная окраина Киевской Руси представляла собой глухой и слабо населенный край. В конце XI в. Суздальская земля выделилась в особое княжество. По соглашению князей она была отдана Владимиру Мономаху, который начал устраивать ее для младшего сына Юрия Долгорукого. С этого времени начинается строительство таких городов, как Тверь, Кострома, Балахна, Нижний Новгород и другие. Сюда усилился приток русских поселенцев.
Природа Владимиро-Суздальской земли отличалась как от Киевской, так и от Новгородской. Здесь не было тучных черноземных земель, но не было и каменистой почвы. Природа позволяла заниматься земледелием и лесными промыслами. Суздальские князья становятся самыми могущественными во всей Русской земле.
Сильным влиянием здесь обладал Юрий Долгорукий. Велика его роль в строительстве городов Суздальского княжества. Его сын Андрей Боголюбскийразвивает г. Владимир, возводит в нем Успенский собор. Андрей Боголюбский стремился к единовластию не только в Суздальском княжестве, но и по всей русской земле.
При другом сыне Юрия Долгорукого Всеволоде (Большое Гнездо) Владимирское княжество разрослось и стало одним из крупных феодальных государств Европы, широко известных за пределами Руси.
Развитие феодальных отношений во Владимиро-Суздальском княжестве было подчинено закономерностям феодального развития: значительному росту крупного землевладения и борьбе феодалов за землю крестьян; сокращению свободных крестьян-общинников и появлению новых групп феодально-зависимых людей, усиление связи между владением землей и политической властью, вассальной зависимостью внутри класса феодалов, представлению иммунитетных привилегий боярским вотчинам.
Общественно-политическое развитие Ростово-Суздальской земли существенно отличалось от других русских земель. Здесь позднее, чем в других областях Руси стали развиваться феодальные отношения, княжеская власть сложилась позднее, но была сильна, имела огромные земельные владения. Свою землю князья раздавали дружинникам и слугам, превращая их в служилых бояр, которые составляли опору князю.[26]
Другим важным фактором усиления княжеской власти является рост новых городов к XII в., таких, как Москва, Ярославль, Звенигород, Дмитров и т.д. Опираясь на дружину, двор и растущие города, князья подавляли оппозицию старого ростово-суздальского боярства и укрепляли свою власть. Однако после смерти Всеволода (Большое Гнездо) начался распад Владимирского княжества, в состоянии которого его застали татаро-монголы. Ростово-Суздальское княжество одно из первых было покорено в процессе татаро-монгольского нашествия. Но именно здесь раньше и быстрее других стали созревать предпосылки для объединения Руси.
Для Владимиро-Суздальских князейбыло характерно:
1. Владение княжескими вотчинами – доменами (наследственными земельными владениями по праву собственности);
2. Верховная власть князя в своем княжестве, над крупными земельными вотчинами, над селами и городами княжества;
3. Создание дворцовых земель путем слияния вотчин князя с государственными землями.
Другая категория феодалов – бояре. Для них характерно:
1. Вассальная зависимость от князя, военная служба у него;
2. Наличие у бояр в собственности земельных вотчин, которые образовались в результате княжеских пожалований и захвата общинных земель;
3. Наличие прав у боярина на разрыв служебных отношений с князем по своему усмотрению при сохранении вотчины;
4. Развитие иммунитетов, т.е. освобождения боярских вотчин от княжеских налогов и повинностей;
5. Наличие у бояр собственных вассалов в лице средних и мелких феодалов;
6. Наличие у бояр права самостоятельно управлять населением своих владений.
Владимирским князьям бояре были обязаны несением военной службы, и им предоставлялось право свободного перехода от одного князя к другому.
Во 2-й половине XII века во Владимиро-Суздальском княжестве возникает новый класс феодалов – дворяне. Поначалу это была низшая социальная группа феодального класса, для которой были характерны следующие черты:
1. Несение дворянами военной и иной службы у князя;
2. Наделение дворян за службу землями и правом эксплуатации крестьян;
3. Собственность дворянина на землю носила условный характер и терялась в случае прекращения им службы;
4. У дворян отсутствовало право свободного перехода от одного князя к другому.
Важной категорией феодального класса во Владимиро-Суздальской земле являлись духовные феодалы. Церковно-монастырская земельная собственность возникает из княжеских пожалований, земельных вкладов бояр, захвата монастырями и церквами крестьянских общинных земель. Крестьянский класс также объединял различные категории крестьян, отличающихся по своему правовому положению.
В XII-XIII вв. во Владимиро-Суздальском княжестве кроме известных ранее смердов, закупов, изгоев, холопов существовали половники, закладники, страдники. Половники шли в кабалу к феодалу и отдавали ему половину урожая. Закладники являлись бывшими смердами-общинниками, которые шли к феодалу (закладывались за феодала) в поисках сносных условий жизни и попадали в пожизненную кабалу. Под страдниками понимали холопов, труд которых находил применение в княжеских, боярских и церковных владениях. Крестьяне несли повинности в виде натурального оброка, отработочной ренты (барщины), государственных повинностей.
Зависимые крестьяне во Владимиро-Суздальской земле имели право перехода от одного феодала к другому. При уходе они обязаны были выплатить задолженность.
Городское население Владимиро-Суздальской земли состояло из ремесленников, купцов, духовенства белого (оно имело права вступать в брак), духовенства черного (без права на вступление в брак), бояр. Городское население Владимиро-Суздальского княжества делилось на лучших (верхний слой) и "черных" (нижний слой).
По своему государственному строю в XII-XIII вв. Владимиро-Суздальское княжество представляло раннефеодальную монархию. В XIII в. в связи с ростом самостоятельности удельные князья превращаются в независимых от великого князя глав феодальных владений. Эти князья присваивают себе титул великих князей, а у них появляются свои великие князья.[27]
Великий князь Владимиро-Суздальского княжества был носителем верховной власти. Ему принадлежали законодательная, исполнительная, распорядительная, судебная и церковная власти. Органами управления Владимиро-Суздальского княжества был совет при князе, вече и феодальные съезды. В княжеский совет входили наиболее могущественные представители феодального класса - служилое боярство, преданное князю. Вече созывалось для решения наиболее важных вопросов внутренней и внешней политики. Феодальные съезды созывались в чрезвычайных ситуациях по инициативе великого князя.
Орудием осуществления княжеской власти была дружина, состоявшая из служилых бояр и княжеских слуг. Основой управления во Владимиро-Суздальском княжестве - было дворцово-вотчинное управление. Суть его состояла в том, что центром управления являлся княжеский двор, а управление вотчинами не ограничивалось от общегосударственного управления. Местное управление находилось в руках наместников волостелей, являвшихся представителями великого князя на местах и осуществлявших все функции управления в провинции.
Законной основой Владимиро-Суздальской земли была система государственного управления древнерусского государства. Эта система нашла свое отражение в "Русской Правде" и применялась здесь более деятельно, нежели в других княжествах Руси. Значение Владимиро-Суздальского княжества для истории России состоит в том, что на его территории возникла Москва, ставшая в последствии центром русских земель, столицей Российского централизованного государства. Первое упоминание о Москве в русских летописях датируется 4 апреля 1147г.
3.3. ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКОЙ ЗЕМЛИ.
Одновременно с развитием Владимиро-Суздальского княжества на юго-западе Русской земли стали развиваться и богатеть Волынская и Галицкая земли, которые в 1200г. слились в одно сильное Галицко-Волынское княжество. Волынская земля с центром в г. Владимире-Волынском получила свое название от древнего племени волынян. С глубокой древности Волынская земля была подчинена киевским князьям. С середины XII в. здесь правит внук Владимира Мономаха Роман Мстиславович, который также захватил соседнее с Волынью Галицкое княжество, расположенное на восточных склонах Карпат и по р. Буг.
С течением времени экономическим и политическим центром Галицко-Волынской земли стал город Галич, отличительной чертой которого плодородие, богатая земля. Положение Галицко-Волынской земли было опасней положения Суздальской земли, поскольку Волынь и Галич находились не в центре, а на границах русской земли и имели своими соседями поляков, литовцев, угров, а также сильных врагов России половцев. Кроме того, особенность общественной жизни Волыни и Галича состояла в том, что там противоборствовали бояре с князьями, а также княжеской дружиной. Действенность вече в этом княжестве занимало ничтожно малое место и князьям приходилось считаться с боярами. Боярство здесь приобрело разрушительную силу, и распри князей с боярами ослабляли государство.
Городское население Галицко-Волынской земли не было многочисленным. Основная масса сельского населения зависела от боярства. Эксплуатация крестьян здесь была намного сильнее, нежели в других землях.
Особенностью государственного устройства Галицко-Волынской земли было то, что она долгое время не делилась на уделы. Высшими органами власти были князь, совет бояр и вече. Ведущую роль в политической жизни Галицко-Волынской земли играли бояре. Важнейшим органом бояр был Боярский совет (Дума). Вече играло формальную роль.
В Галицко-Волынском княжестве была создана система дворцового управления, где раньше, чем в других землях появились влиятельные должностные лица - дворецкий, конюший, печатник. Вся Галицко-Волынская земля делилась на воеводства, во главе которых стояли воеводы, назначаемые из бояр. В сельских местностях - провинциях бояре назывались меньшими боярами. Такие бояре были в волостях. Князя на власть призывала Боярская дума.
Из Галицко-Волынского княжества не вышло единого сильного государства, причиной чему было, с одной стороны пограничное положение княжества, влияние Польши и Литвы. К XIII в. княжество ослабело в междоусобицах и было завоевано с одной стороны поляками – они заняли Галицию, с другой стороны литовцами – они заняли Волынь. К XIII в. Галицко-Волынское княжество перестало существовать.[28]
4. ВЛИЯНИЕ ТАТАРО-МОНГОЛЬСКОГО ИГА НА РАЗВИТИЕ МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ (XIV – I ПОЛОВИНА XV ВВ)
Монгольский период — одна из наиболее значимых эпох во всей русской истории. Монголы владычествовали по всей Руси около столетия, и даже после ограничения их власти в Западной Руси в середине четырнадцатого столетия они продолжали осуществлять контроль над Восточной Русью, хотя и в более мягкой форме, еще столетие. Это был период глубоких перемен во всем политическом и социальном устройстве страны, в особенности Восточной Руси. Прямо или косвенно монгольское нашествие способствовало падению политических институтов Киевского периода и росту абсолютизма и крепостничества.
Юридически говоря, в монгольский период Русь не имела независимого правительства. Великий хан Монголии и Китая считался сюзереном всех русских земель и, как мы знаем, временами действительно вмешивался в русские дела. В практических делах, однако, золотоордынский хан являлся высшим правителем Руси — ее «царем», как называют его русские летописи. Ни один русский князь не имел права управлять своей землей без необходимого ярлыка на власть от хана.
Таковы были юридические аспекты ситуации. Фактически же, как видно из истории русско-монгольских отношений, внутренняя политическая жизнь Руси никогда не прекращалась, а только была ограничена и деформирована монгольским правлением. С распадом Монгольской империи и ослаблением самой Золотой Орды собственные политические силы Руси вышли из-под монгольской надстройки и начали набирать все больше и больше силы. Традиционные взаимоотношения этих сил, однако, были совершенно разрушены монгольским нашествием, а относительное значение и сама природа каждого из трех элементов власти претерпели коренные изменения. Здесь, как и в сфере национальной экономики, уменьшение роли городов являлось фактом первостепенной важности.[29]
С политической точки зрения, разрушение в монгольский период большинства крупных городов Руси нанесло сокрушительный удар городским демократическим институтам, в киевский период процветавшим по всей Руси (и продолжавшим процветать в монгольский период в Новгороде и Пскове). Более того, только от населения городов, избежавших разрушения или восстановленных, исходила известная нам решительная оппозиция монгольскому правлению в течение его первого столетия. В то время как князьям и боярам удалось приспособиться к требованиям завоевателей, горожане, особенно ремесленники, жившие под постоянной угрозой призыва, вскипали негодованием при каждом очередном ограничении, вводимом новыми правителями. Поэтому монголы, со своей стороны, были полны решимости подавить сопротивление городов и ликвидировать вече как политический институт. Для этого они склонили к сотрудничеству русских князей, которые и сами опасались революционных тенденций вече в Ростове, а также и в некоторых других городах.
Совместными усилиями монголы и князья предотвратили общее распространение городских волнений во второй половине тринадцатого века и подавляли отдельные изолированные восстания, разгоравшиеся время от времени в Ростове и других городах. Власть вече, таким образом, резко сократилась, а к середине четырнадцатого века оно прекратило нормальную деятельность в большинстве городов Восточной Руси и не может рассматриваться как элемент правления. Когда в семидесятых годах четырнадцатого века русские князья начали оказывать монголам сопротивление, по крайней мере одна из причин трений с вече исчезла. Как в случае с арестом послов Мамая в Нижнем Новгороде в 1374 году, антимонгольские действия вече этого города одобрял местный князь. В целом, однако, и князья, и бояре продолжали испытывать подозрения по поводу мятежного духа вече. Хотя они и просили горожан поддержать их в борьбе против монголов, но при этом имели в виду сохранить бразды правления в своих руках. Таким образом, вече как постоянный элемент управления было уничтожено. Как мы видели, князьям удалось даже избавиться от тысяцких, представляющих интересы народа в их администрациях; в 1375 году эта должность была ликвидирована. Однако искоренить вече было не так легко. Запрещенное в обычное время, оно снова собиралось, как только князья и бояре оказывались неспособными руководить. Временный захват власти населением Москвы во время нашествия Тохтамыша — типичный пример возрождения вече в кризисной ситуации, даже если это возрождение и не длилось долго в каждом конкретном случае.[30]
Другим важным следствием упадка городов для социальной и политической жизни был рост относительного значения в русской политической структуре крупных земельных поместий. В двенадцатом веке и князья, и бояре владели большими земельными поместьями, от которых они получали значительные доходы. Политическая жизнь, однако, все-таки концентрировалась вокруг городов, а большинство князей больше интересовались политикой, чем хозяйством. В монгольский период ситуация изменилась. С ограничением их политических прав монголами, князьям ничего не оставалось, как уделять больше времени руководству своими владениями. С упадком городов на первый план вышли сельское хозяйство и другие отрасли, использующие естественные ресурсы земли и лесов. В результате в Московии великокняжеские владения превратились в главную основу и экономической силы, и администрации великого князя. Земельные поместья не только являлись одним из основных источников его дохода, но также стали ядром его владений в административном смысле. Вся концепция княжеской власти была теперь изменена наследственными традициями.
Боярское землевладение в этот период тоже стабильно увеличивалось. В целом можно сказать, что в монгольский период бояре имели большее влияние на государственные дела, чем прежде. Раньше только галицким боярам удавалось выйти на доминирующие позиции в политической жизни; в первой половине четырнадцатого века их политические аппетиты скорее возросли, чем сократились, а, как мы знаем, конфликт бояр с последним галицким князем, Юрием II, ускорил его падение и открыл путь литовскому и вскоре польскому господству.
В отличие от Галиции, где бояре постоянно и сознательно находились в оппозиции к князю, боярство Восточной Руси было готово поддержать возвышение великого княжества, советниками правителя которого они являлись, особенно поскольку это возвышение было выгодно им самим и как классу, и как отдельным личностям. Когда стало ясно, что московские князья лидируют в борьбе за власть среди русских правителей, все больше бояр предлагало свои услуги князю московскому. Поддерживая возвышение Москвы, бояре, сознательно и не осознавая того, способствовали объединению Руси. Во многих случаях им удавалось убедить бояр из других княжеств признать главенство московского князя. В качестве стимула таким внешним сторонникам возвышения Москвы обещали места при дворе, что означало принятие в правящие круги московского боярства.
Что касается системы налогообложения, то страна была обложена колоссальной данью - «выходом». Кроме этого осуществлялись и экстренные выплаты - «запросы». Огромные богатства уходили на подарки хану, его родичам и послам, на взятки придворным и подкуп ордынских чиновников.
Для раскладки дани все население было переписано. Единицей обложения было признано хозяйство (дом, семейство). Тех, кто не в состоянии был платить, уводили в рабство. От обязанности платить дань избавлены были лишь духовенство и церковные люди. Золотоордынские ханы выдавали митрополитам особые ярлыки, подтверждавшие за Русской церковью свободу от дани и других повинностей. Первоначально дань собиралась под надзором особых ханских чиновников - баскаков, но с XIV в. право сбора «выхода» со всей Руси стали передавать ее князьям.
Необходимость уплаты дани легла тяжким бременем на экономику Руси, привела к обогащению верхушки общества и обнищанию простого народа. Именно в период татарского ига некоторые князья сколачивают большие состояния на торговле и сборе дани, а другие князья и целые города разоряются, не сумев приспособиться к новой жизни.
Новгород не был завоеван татарами, однако татарские баскаки в
Тамга теперь определенно приняла форму таможенных пошлин на импортируемые товары; кроме этого, существовали местные таможенные пошлины, или мыт, который взимался мытниками. Платы и сборы разного рода — большей частью, вероятно, установленные монголами — тоже собирались на каждой стадии траспортирования товаров; также существовали налоги на продажу скота и лошадей, такие, как привязное, или сбор за привязывание скота, роговое, или налог на рога, пятно за клеймение лошадей, собираемое пятенщиками, гостиная пошлина за право иметь склады, торговая пошлина за право устраивать рынки, поворотная - таможенная пошлина, взимавшаяся с иногородних купцов и торговцев за привоз товаров на Гостиный двор, явка – пошлина за предъявленный в таможне товар.[31]
Помимо дани, население Руси должно было выполнять ряд натуральных повинностей. Видное место среди них занимал «ям». Русь была включена в общую систему путей сообщения Монгольской империи, заимствованную из Китая. Через определенные расстояния на проезжих путях устанавливались конюшни и постоялые дворы. Служило там, отрабатывая повинность, окрестное население, оно же поставляло лошадей. Такой пункт назывался «ям», а его служители – «ямчи». Их задачей было обеспечивать безостановочное передвижение ханских гонцов, послов и чиновников.
Все собранные деньги хранились в великокняжеской казне и управлялись казначеем. Тот факт, что оба русских термина заимствованы из тюркского, ясно указывает на то, что сам институт был создан по монгольскому образцу.
Другим важным источником великокняжеского дохода были судебные пошлины. Этим занимался вирник – служилый человек, являвшийся сборщиком даней и судебных пошлин. Вирник мог оставаться в городе или волости, куда он прибывал для сбора вир, не более одной недели, чтобы пребывание его не было слишком обременительно для жителей, которые обязаны были его содержать. В судопроизводстве только наиболее важные дела рассматривались лично великим князем. Большинство преступлений и дел находились в компетенции его наместников. Важнейшим из них являлся большой наместник Москвы. Был также наместник в каждом значительном городе и волостель в каждом сельском районе. Все они имели помощников — иногда собственных рабов — известных как тиуны (судьи) и доводчики (докладчики). Человек, неудовлетворенный решением младших судей, мог обратиться к вышестоящим (волостелям и наместникам), а затем, если возникала необходимость, к великим князьям. В действительности последняя процедура была не из легких из-за расстояний и расходов, связанных с появлением при княжеском дворе.
Поскольку великокняжеская казна не располагала достаточными средствами, чтобы выплачивать жалованье всем вышеперечисленным чиновникам, великому князю ничего не оставалось, как позволить им «кормиться» с района, в который они были назначены. Корни этого кормления уходят в киевский период, но оно стало всеобщим только в монгольский период. Самих чиновников — наместников и волостелей — стали называть кормленщиками. Количество продуктов и всего другого, что население должно было им предоставлять, устанавливалось традицией, а впоследствии регулировалось законом.
Чаще всего кормленщики старались получить как можно больше продуктов и денег от людей, находящихся в их власти. Тогда народ жаловался великому князю, который мог отозвать слишком алчного кормленщика и заменить его другим. Но новый мог оказаться еще хуже своего предшественника. Именно по этой причине кормленщиков обычно назначали на непродолжительный срок, самое большее на два или три года. Княжеские служащие, не занимавшие до сих пор доходного места, оказывали на великого князя постоянное давление с целью позволить им «кормиться»; и великий князь был вынужден применять в органах управления систему ротации, чтобы удовлетворить всех. Относительно высших наместников существовала и дополнительная причина для краткосрочных назначений: великий князь не хотел, чтобы кто-либо из его наместников стал слишком могущественным, и поэтому не желал предоставлять кому-либо постоянные должности или идти на риск, позволяя сделать должность наследственной.
Кроме судебных функций, наместники и волостели имели общую административную власть; первый — над горожанами, второй — над населением государственных земель. С другой стороны, великокняжеские владения, боярские поместья и церковные земли не входили в сферу их компетенции, ими руководили великокняжеские управляющие, бояре и церковные власти — соответственно.
Таким образом, принципы налогообложения изменились. Если в Древней Руси дань была вознаграждением государственной власти за выполнение функций, то в период ига дань выплачивалась потому, что власть татарских ханов была сильнее. При регулярном получении дани татарские ханы не совершали карательных экспедиций.[32]
5. МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ В ПЕРИОД СОЗДАНИЯ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА (II ПОЛОВИНА XV – I ПОЛОВИНА XVII ВВ)
5.1. ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ, ОБУСЛОВИВШИЕ НАЧАЛО РЕФОРМИРОВАНИЯ МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ
После свержения татаро-монгольского ига Русское централизованное государство, объединившее вокруг себя многие боровшиеся за национальное освобождение народы, как исконно славянских земель, так и неславянского мира, становится на путь самостоятельного развития.
Развиваясь по общим историческим законам, русская средневековая государственность имела ряд специфических особенностей, связанных с географическим, военным и внешнеполитическим положением страны, требовавших, в первую очередь, в условиях почти непрерывного отражения внешней агрессии резкого усиления центральной государственной власти. Данная ситуация обусловила и ряд черт общественно-государственного строя и системы управления, сохранение определенных самоуправленческих традиций, существовавших вне зависимости от того или иного к ним отношения.
По мере воссоединения исконно русских земель (а также освоения новых территорий на востоке) в состав Московского государства постепенно вошли многие бывшие удельные княжества, вольные города, области со своим общественным укладом и царства — Казанское, Астраханское и Сибирское. Землям (Новгородской, Псковской, Вятской и т.д.), как правило, оставлялись их обычное право и Уставы. Вместе с тем местное население этих территорий приводилось к присяге («целованию креста») московскому государю, а местное право, традиционно действовавшее на протяжении нескольких веков, становилось частью общегосударственного.[33]
Собирая русские земли, Москва «собирала» и их уклады. При незыблемости положения верховной власти способы управления менялись и трансформировались в зависимости от исторических условий, развития сословий, специфики традиционного управления на той или иной территории. Это было естественным, исторически обусловленным процессом, так как если понятие верховной власти связано, прежде всего, с основами существующего государственного строя и выражает его суть, то управление, в том числе, местное представляет собой явление техническое или технико-правовое, что и предполагает возможность различных способов и вариантов управления в пределах существующего государственного строя. Данное обстоятельство в полной мере относится к местному самоуправлению как разновидности управления вообще.
С учетом сказанного, нельзя не признать, что верховная центральная власть в состоянии создать ту или иную систему управления на любой, возможной для нее основе: будь то централизованная система управления, в основе которой лежит управление непосредственно из правительственных органов; будь то управление на основе местного самоуправления и децентрализации; наконец, будь то система, сочетающая в себе варианты централизации и децентрализации управления на местах. В муниципальной истории Руси-России были периоды, когда развитие централизации (самодержавия) и самоуправления шло одновременно или параллельно.[34]
Практика местного самоуправления в средневековой России неразрывно связана с историей уезда (провинции) как части административно-территориального деления складывавшегося государства. Уезд формировался из пригородов или воссоединяемых по мере освобождения от татаро-монгольского ига древнерусских земель. В этом коренится политико-правовое и территориальное неравенство базовой единицы административного деления средневековой Руси-России, выраженное, в том числе, и в дифференциации ее официальных наименований — «уезд», «земля», «царство».
Древнерусские земли со временем распадаются на части — волости, которые также становились областями государства с особой системой управления. Трансформация земель продолжается и далее, вплоть до создания особых единиц — станов, третей, четвертей. К концу XVI века по своему политико-правовому положению, уезд становится выше не только более мелких территориальных единиц — волостей, но и более крупных — земель.
Вместе с тем волость по-прежнему остается, особенно на Русском Севере, основной хозяйственной, самоуправляющейся единицей, большинство населения которой составляли свободные крестьяне-общинники. Волость ведала земельным фондом, защищая его (как крестьянская общность) от устремлений феодалов; закрепляла, посредством разработанных форм учета, за каждым крестьянским двором-хозяйством его надел, фиксируя изменения в его составе. Именно в рамках волости развивалось крестьянское хозяйство с обязательным севооборотом, с перераспределенными сенокосами, с общим выпасом скота и т.д. Наконец, волость играла основную роль в раскладе повинностей и налогов, в их сборе. Поэтому на ней базировалась вся система фискальном (налоговой) организации России того времени и через нее доходила до каждого налогоплательщика.
История развития местного управления в России XV—первой половины XVII веков можно разделить на два условных периода:
1)период «кормлений» (то есть управление через наместников и волостелей) — до середины XVI века;
2)период земского и губного управления (самоуправления)— вторая половина XVI—первая половина XVII века;[35]
Прежде чем перейти к рассмотрению этих эпох, следует сказать несколько слов о том, что представляло из себя удельное управление, из которого в последующем и развилась система государственной власти и местной администрации Московского государства.
Удельное княжество, собственно, не было государством в традиционном смысле, а представляло собой вотчинное хозяйство князя. С распадом древнерусского «суперсоюза» — Киевской Руси были образованы относительно независимые друг от друга государственные образования, закрепленные за соответствующей ветвью «правящей династии» Рюриковичей. Однако на этом процесс территориальной и административно-политической дезинтеграции не завершился, так как «установление удельного порядка повлекло за собой в свою очередь, — констатирует М.К. Любавский, — своеобразные последствия. Вот что случилось: волости дробились, уделы мельчали, и, в конце концов, княжества по размерам стали близко подходить к типу простых частных владений».
Иначе говоря, государство в удельный период русской истории было не что иное, как обособленное княжеское хозяйство, управление которым, в конечном итоге, сводилось к осуществлению тех или иных действий, направленных на функционирование этого хозяйства. Население удела в глазах князя не представляло собой общественной организации (общества) или сообщества подданных, объединенного для достижения известных целей общего блага или общественного порядка, а являлось лишь орудием или предметом, необходимым для хозяйственной эксплуатации княжества. Причем все действия князя и органов удельного управления, имевшие целью охрану «общественного благосостояния», соблюдение и исполнение норм обычного права, как то: суд, полиция, налоговые органы, — рассматривались в качестве доходных статей княжеского хозяйства и были сопряжены с известными сборами с пользу князя и удельной администрации. Здесь мы видим истоки происхождения судебных, торговых, свадебных и других пошлин и сборов, поступавших в княжескую казну или шедших на содержание соответствующих органов управления удельного периода. Именно на основе подобной общественно-политической системы и строилась работа удельных институтов.
Исходя из того, что осуществление судебных, административно-управленческих и налоговых функций приносили все более сокращавшийся объем княжеских доходов, последние, если говорить юридическим языком, стали делегироваться («жаловаться») частным землевладельцам, которым предоставлялось право не только «судить и рядить» в пределах своей территории, но и самостоятельно устанавливать налоги и сборы, взимаемые с местного населения. В итоге, владельцы крупных земельных участков, наделенные судебными, налоговыми и иными властными прерогативами, своим статусом и привилегиями де-факто уже ничем не отличались от того, кто де-юре продолжал оставаться номинальным главой удела: «князья стали походить на вотчинников, а вотчинники — на князей. При таких условиях затмевалось представление о князе как о государе, как о политическом властителе, князь стал рассматриваться как владелец земель, которые он непосредственно эксплуатировал в свою пользу».
Все земли в уделе по своему хозяйственному назначению делились на три разряда: одни из них были приписаны к княжескому двору (обрабатывались непосредственно в пользу князя, который получал с них необходимые для жизни своего двора доходы); другие земли отдавались на известных условиях в частное владение лицам или учреждениям (например, Русской православной церкви) и составляли их привилегированную собственность; наконец, третьи сдавались в пользование горожанам и крестьянам за известные повинности. Первые земли назывались дворцовыми, вторые — боярскими и церковными, третьи — тягловыми, или черными.[36]
Более того, одной из характерных черт средневековых русских городов являлось то, что в той или иной степени они по-прежнему были неким обособленным и необособленным одновременно «продолжением» сельской местности, находясь в тесной связи с округой, волостью, их окружавшей.
5.2. СПЕЦИФИКА МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ В ДОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД
Земли, не приписанные к княжескому двору, бывшие в частном владении и черные, входили в круг местного управления, которому отводилось все то, чем княжеский двор не управлял непосредственно сам. Это управление было сконцентрировано в руках наместников и волостелей.
Значительные по своей территории княжества были разделены на административные округа, именовавшиеся уездами. Впрочем, уезд не был административной единицей в том смысле слова, каким он стал значительно позднее (в XIX веке).
Территориально уезд включал в себя уездный город и несколько сельских сообществ («миров»), называвшихся волостями и станами. Стан — это та же сельская волость, основное отличие которой состояло в том, что она была территориально расположена очень близко к уездному городу. Нельзя не отметить, что иногда и значительные по территории волости делились на станы, а обширные станы — на волости. Например, в одном из уездов XVI века мы встречаем 11 станов и 9 волостей.[37]
Наместник осуществлял свои полномочия в рамках уездного города и пригородных станов в соответствии со специальным назначением на эту должность — пожертвование. Волости управлялись волостелями, которые обычно руководили соответствующей территорией независимо от наместника уездного города, за исключением некоторых уездов Руси-России, в которых наместник осуществлял судопроизводство по наиболее тяжким уголовным преступлениям, совершавшимся в тех или иных волостях руководимого им уезда.
Наместники и волостели, являясь представителями верховной власти, осуществляли свои полномочия, опираясь на подчиненный им административный аппарат, в частности, на тиунов, творивших правосудие от их имени, доводчиков и праветчиков, ведавших вызовом в суд участников процесса, исполнением судебных решений, осуществлявших функции судебных следователей и судебных приставов.
Управление территориями осуществлялось через воевод. Воеводы назначались в города и контролировали близлежащую территорию. Воевода имел право решать гражданские дела на подчиненной территории, был обязан организовывать охрану порядка.[38]
Со второй половины XV в. появились особые должностные лица - городовые приказчики (городничие),что было вызвано оборонными нуждами государства. Основной сферой деятельности городовых приказчиков было строительство и укрепление городов, мостов, дорог (ямское дело) производство и хранение боеприпасов и оружия, сбор народного ополчения и т.д. Со второй четверти XVI в. их функции значительно расширились. Они осуществляли надзор за великокняжеским земельным фондом в городах и уездах, описанием земель, сбором косвенных налогов. Они имели право сажать в тюрьму неплательщиков государственных налогов и нередко участвовали в работе наместничьего суда.[39]
Главной целью удельного областного управления было максимальное извлечение доходов из управляемой территории. Поэтому каждый нормативный акт наместника или волостеля (либо подчиненного им административно-судебного аппарата) был связан с соответствующим местным сбором или пошлиной, а сами действия лиц местной администрации были направлены не столько на поддержание общественного порядка и охрану прав граждан, сколько имели значение в качестве источников дохода или доходных статей для наместника или волостеля. Именно в данном контексте должность главы удельно-областного управления называлась «кормлением», так как глава местной администрации «кормился» за счет управляемой территории в буквальном смысле этого слов. Оплата его труда («его содержание») состояла из кормов и пошлин, сбором которых занимались сотские. Наместники и их тиуны и доводчики должны были получать эти кормы и поборы в городе от сотских, а сами не имели права собирать их по станам и волостям.[40]
Кормы вносились в местный бюджет не отдельными лицами, а их различными общностями и корпорациями (то есть крестьянскими «мирами», купеческими гильдиями, ремесленными и промысловыми артелями). Пошлины уплачивались отдельными гражданами за осуществление ими определенных действий или за оформление им различных административно-судебных документов в органах уездного суда.
Кормы распределялись по так называемым сохам. Соха представляла собой единицу подати, включавшую в себя либо определенное число тяглых городских дворов (определявшихся по уровню зажиточности горожан той или иной общины), либо соответствующий размер тяглой крестьянской пашни (определявшийся качеством земли и родом землевладельца).
Другим, не менее распространенным источником дохода для кормленщиков, были так называемые неокладные сборы и пошлины, к которым, в том числе, относились денежные штрафы, налагавшиеся за незначительные преступления.
Следует отметить, что непосредственная деятельность удельно-областных администраций по большей своей части была сконцентрирована в судебно-полицейской сфере, раскрытии преступлений, розыске преступников и осуществлении правосудия по гражданским и уголовным делам. Поэтому основными взимаемыми пошлинами, известными практике местного управления исследуемого периода, были: 1) судебные, размер которых составлял или известный процент с суммы иска (как правило, не менее 10%); или «противень против исцова», то есть штраф с виновного в размере всей суммы иска; 2) таможенные, взимаемые с продаваемых в уезде товаров; 3) свадебные, взимаемые при выдаче замуж как в рамках соответствующего административного округа, так и за его пределами: в первом случае кормленщик получал «свадебный убрус» (платок), во втором — «выводную куницу» (мех).
Говоря о значении института кормлений, следует подчеркнуть, что они не представляли собой вознаграждения за государственную службу, а являлись наградой за службу придворную и военную, которая была обязанностью каждого «служилого» человека и осуществлялась безвозмездно, так как управление городом или волостью не считалось государственной (государевой) службой. Такая награда была лишь одним из средств содержания «служилого» человека и отличалась от должностного оклада в современном понимании тем, что получалась непосредственно с населения той территории, которой управлял кормленщик, а не выдавалась в качестве заработной платы из доходов государственного бюджета.
Власть наместников не была, однако, безраздельной и бесконтрольной. До XVI века повсеместно практиковались так называемые тарханы, когда великий князь предоставлял («даровал») той или иной территории привилегию не иметь наместничьей или волостельской власти. Причем под действие тарханных грамот подпадали служилые люди, церковные учреждения, посадские слободы и дворцовые вотчины.
Правовое содержание «тарханных грамот» выражалось в том, что духовенство и церковное имущество относились к юрисдикции особого церковного суда (а не к судебной компетенции наместника или волостеля), а служилые люди и дворцовое имущество подлежали личному суду великого князя или боярской думы (от имени князя). Следовательно, наместничья власть и наместничий суд распространялись в основном лишь на тяглое население, проживавшее на «подведомственной» территории. Поэтому главное назначение наместников и волостелей как раз в том и состояло, чтобы приводить его в «тяглую связь» с государством.
Управление местными делами, именно управление, а не получение кормов, как правило, осуществляли не сами наместники и волостели, а выбираемые населением сотские и старосты. Главное назначение наместничьего управления заключалось в приведении провинций в связь с государством, а не во внутреннем управлении провинцией. Для последней цели в каждом уезде была своя выборная система органов самоуправления: сотские и старосты; иногда в уезд или волость подолгу не назначались наместники, между тем управление шло.
По мере укрепления верховной власти Московского государства к началу царствования Ивана IV (Грозного) кормленщики постепенно превращаются в своего рода «паразитический нарост», как на теле государства, так и местных самоуправляющихся волостных, посадских и сельских сообществ. Они не только значительно превышали установленные размеры кормов, но зачастую грабили население в городах и волостях и подрывали влияние центральной власти, не проводя на местах в жизнь ее решения или весьма свободно толкуя их по-своему.[41]
5.3. ГУБНОЕ УПРАВЛЕНИЕ КАК ОГРАНИЧЕНИЕ ВЛАСТИ КОРМЛЕНЩИКОВ
Первым моментом рассматриваемого нами процесса реформирования системы местного управления (системы кормлений), стало начало постепенной замены в первой половине XVI века кормленщиков выборными земскими властями. Прежде всего, этот процесс затронул охрану общественной безопасности и борьбу с уголовными преступлениями.
До восшествия на московский престол Ивана IV наместники и волостели осуществляли полномочия по всему комплексу вопросов уголовных дел. Преследованию и рассмотрению, как правило, подвергались «лихие дела», так как в Московском государстве начала XVI века не существовало специальных органов и учреждений («приказов»), которые вели бы постоянную организованную борьбу с «лихими людьми», профессиональными разбойниками.
Естественно, что кормленщики по большей своей части совершенно не подходили в силу необразованности и, как правило, великовозрастности для такой работы. Между тем, преступность достигла к этому периоду серьезных масштабов, что и требовало скорейшего создания новых органов и структур.
В 1550-е гг. была проведена реформа местного самоуправления. Территория Российского государства была поделена на волости. Внутри волостей основной административной единицей являлась губа, которая управлялась выборной администрацией. Власть была сформирована в виде всеуездных губных старост по одному или по два на весь уезд, преобразованный в одну цельную губу.[42]
Став всеуездным, губное управление образовало сложную сеть различных полицейских органов, имевших отделения по всему уезду, во главе которых стояли губные старосты, избиравшиеся на всесословном уездном съезде из служилых людей по одному или два на каждый уезд.
Вместе с тем, необходимо иметь в виду одно очень важное обстоятельство: губные учреждения на местах были созданы не путем ликвидации традиционной системы кормлений, а параллельно им, с тем, чтобы постепенно вытеснить из управления местными делами наместников и волостелей. Поэтому реформа местного управления на этом этапе осуществлялась не путем ликвидации кормлений и не изданием какого-либо единого Уложения, а созданием на местах губных органов управления отдельными распоряжениями — губными грамотами.[43]
Состоявшие первоначально при губном старосте — голове — старосты, десятские и наиболее авторитетные местные люди («добрые люди») со временем заменяются на целовальников в количестве не более 4 человек. При них состоял губной дьяк, ведавший делопроизводством. Все вместе они формировали губную избу.
Губного старосту и губного дьяка избирали на принципах единогласия на сходах местных жителей. В случае разногласия в Москву направлялся запрос, и губные власти назначались лично государем. Следует отметить, что если первоначально губные власти назначались, по существу, бессрочно, то с конца XVI века царем было принято решение переназначать целовальников ежегодно.
В итоге губная изба стала проводить всю уголовную и тюремную политику в соответствующем уезде.
Внекоторых уездах губные учреждения заменили собой все местное — прямое — управление, а там, где царским указом отменялось наместничество, единственными органами центральной московской администрации выступали губные учреждения.
5.4. ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА И ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ЛИКВИДАЦИЯ СИСТЕМЫ КОРМЛЕНИЙ
Следующим шагом по пути развития самоуправления в Московском государстве была земская реформа и ликвидация системы кормлений.
Главной причиной, побудившей царя отказаться от традиционного местного управления — кормлений, было то, что система кормлений препятствовала не только централизации местного аппарата управления, но исозданию боеспособного войска.
Важнейшим Указом среди земских преобразований, был «Приговор царской о кормлении и о службах» (1555- 1556 годов).
Главной идеей этого нормативного акта было то, что за самоуправлением признавался статус службы царскою, основанный на принципе: «безо лжи и без греха вправду», службы, делегированной на места верховной властью. Таким образом, самоуправление признавалось не только «государевой службой», но именно таковой расценивалось как центральным правительством, так и сословными группами российского общества и, прежде всего, дворянством.
Отмена системы кормлений в 1555 году приводит к повсеместному учреждению земских властей, коими в городах и волостях являлись так называемые излюбленные (избранные) головы (или старосты излюбленные) и земские судьи («добрые люди» или «лучшие», либо целовальники).
Полномочия земских властей, как правило, распространялись на судебные, хозяйственные и финансово-налоговые отношения.[44]
На органы земского самоуправления возлагались раскладка и сбор денежных податей; они же распоряжались выполнением натуральных повинностей. Доходы, собиравшиеся до того времени кормленщиками с населения, были определены для каждого города и уезда в виде особой суммы и под именем «кормленого окупа» собирались земскими властями и передавались непосредственно в казну. Староста, кстати, за свою работу освобождался от уплаты податей и пошлин, но при их недоборе отвечал своим имуществом, а целовальники осуществляли сбор податей бесплатно.[45]
Объем судебных полномочий земских властей был примерно равен кругу вопросов, входивших в компетенцию наместников и боярского суда, а в чем-то и превышая его, так как земские власти были вправе неограниченно решать не только дела холопские, но и дела, ведшие к смертной казни. При этом, естественно, земские учреждения вторгались в компетенцию губных органов. Подобные столкновения обычно разрешались тем, что земские власти осуществляли правосудие совместно с губными структурами или вообще отказывались от рассмотрения дел, относящихся к спорной компетенции губных органов власти. Однако чаще всего практика реформирования, ведшая к созданию земских учреждений, приводила к тому, что на соответствующих территориях переставали действовать губные органы.
Земские учреждения вводились правительством не сразу, а постепенно, по желанию населения. Поэтому органы земского самоуправления существовали не повсеместно. С усилением и укреплением государственного (воеводского) управления на местах губные и земские учреждения превратились в подсобные органы городовых воевод.[46]
Основным местным учреждением была приказная изба во главе с городовым воеводой как центр административного, военного, финансово-хозяйственного и судебного характера на территории города и его уезда. Приказная изба являлась исполнительным органом распоряжений воеводы и центральных учреждений-приказов. Воеводская изба — канцелярия воеводы, собор, тюрьма и так называемые осадные дворы, т. е. помещения, предназначенные для размещения служилых дворян и детей боярских, приписанных к данному уездному городу (в случаях их приезда в город во время военной мобилизации).
В местных учреждениях, как и в приказах, было также деление на столы и повытья или только на повытья. Так, в Нижегородской приказной избе в 1663 году существовали столы: денежный, судный, сыскной, поместный и ямской. В Тобольской приказной избе в 1678 году было пять столов: денежный, разрядный, ясачный, хлебный и приказной. И в центральных приказах, и в приказных избах, и в земских избах существовали столы и повытья, и одним из центральных столов был денежный стол, решавший вопросы сбора или получения доходов с контролируемой территории (город; уезд) и расходования собранных доходов, а в случае их остатка - доставки денежных средств в соответствующий центральный приказ.
Верховный контроль над местными административно-финансовыми агентами (в том числе и над наместниками) осуществляла государева казна с ее кормлеными дьяками, куда поступали не только доходы со всей страны (ямские, пищальные деньги, таможенные пошлины и др.), но и специальные «казначеевы пошлины». Выделение из казны лиц, специально ведавших податными вопросами, готовило почву для зарождения финансовых приказов.
Чтобы повысить авторитет приказных изб, правительство переименовало их в некоторых крупных городах в приказные палаты. Такие приказные палаты существовали в Новгороде, Пскове, Ярославле, Тобольске и других городах. Функции и компетенция приказных палат соответствовали функциям и компетенции приказных изб. Укрепление местного приказного управления вытесняло органы самоуправления. В 1679 году состоялся «указ и боярский приговор» о том, чтобы в городах руководили только одни воеводы, а не земские, губные и таможенные старосты (с их аппаратом), подчинявшиеся определенным центральным приказам. Функции упраздненных должностных лиц и учреждений переходили к городовым воеводам, назначаемым из центра. Через пять лет этот указ был отменен, губные учреждения восстановлены, но роль губного самоуправления, как и других, продолжала падать вплоть до окончательной ликвидации в 1702 году.
Введение земского управления было одним из мероприятий по ликвидации наместнического управления, находившегося в руках феодальной знати. Существование земских органов должно было обеспечить исправность внесения населением государственных податей и выполнения государственных повинностей, а подчинение этих органов центральным финансовым учреждениям (четвертям) способствовало централизации государственных финансов, а также устанавливало правительственный контроль за земскими органами. В целом земское самоуправление было введено в интересах дворянского правительства.[47]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проанализировав развитие финансовой системы местного управления с IX по XVII века, можно сказать, что за такой длительный период времени финансовые учреждения претерпели сильные изменения, менялись их полномочия. В основном изменения происходили под воздействием внутренних факторов, когда какое-либо финансовое учреждение не справлялось со своими полномочиями, возложенными на него, проводилось реформа, которая либо сужала полномочия данного органа власти, либо ликвидировала его, заменяя последний на более эффективный в плане выполнения задач, как то мы можем наблюдать с системой кормлений.
В то же время внешние факторы играли не последнюю роль. Внешние военные угрозы заставляли формировать аппарат власти таким образом, чтобы совмещать военные и управленческие функции финансовых органов. Но это могло привести к злоупотреблению своими полномочиями.
Местное управление играло важную роль в общей структуре власти. Её место в общеё системе отражено с помощью соответствующих схем, которые даны в приложениях. С их помощью мы можем наглядно показать финансовые учреждения, их полномочия и соподчинение.
Таким образом, на основе различных литературных источников были изучены финансовые учреждения местного управления и самоуправления на различных этапах развития государства, что позволило выявить структуру данных учреждений.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Байнова М.С. История государственного управления в России: Учебное пособие. – М., 2005 – 233 с.
2. Беляев И.Д. История русского законодательства: Учеб. для студентов вузов, обучающихся по юрид. спец. / МВД России. С.-Петерб. ун-т. - СПб.: Лань, 1999. - 639 с.
3. Бондаренко Е.Ю. История государственного управления России: Учебное пособие. - Владивосток: ТИДОТ ДВГУ, 2001. - 117 с.
4. Вернадский Г. В., Киевская Русь. Кн.2 - Тверь; М.: ЛЕАН; АГРАФ , 1999.- 448 с.
5. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. – Тверь: ЛЕАН, М.: АГРАФ, 1999, 480 с.
6. Вяземский Е.Е., Жукова Л.В., Шестаков В.А. История России с древнейших времен до наших дней. – М.: Махаон, 2005. – 464 с.
7. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (9 – 12 вв.): Курс лекций: уч. пособие для студентов вузов. – М.: Аспект Пресс, 1999. – 399 с.
8. Древнерусское государство IX – XVII вв.: Учебное пособие/ Под ред. проф. В.В. Гуляевой. – М.: Академический Проспект, 2006. – 575 с.
9. Еремян В.В. Муниципальная история России (от Киевской Руси до начала XX века): Учебное пособие для высшей школы. – М.: Академический проспект, 2003 – 528 с.
10. История государственного управления в России. Учебник/ Отв. ред. В.Г. Игнатов. – Ростов-на-Дону: «Феникс», 1999. – 544 с.
11. История государственного управления в России: Учебник. Изд. 3–е/Под общ. ред. Р.Г. Пихои. – М.: Изд-во РАГС, 2003. – 400 с.
12. Ицкович Б.Ф. Становление финансовой системы России (XV – начало XIX века) – Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. экон. ун-та, 2002. – 148 с.
13. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви: в 2 т. Т. 1. – М.: ТЕРРА, 1997., - 688 с.
14. Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI века. – СПб.: Лань, 2002. – 480 с.
15. Шмурло Е.Ф. Курс русской истории: Возникновение и образование Русского государства (862-1462) : учеб. пособие / РАО ; Сев.-зап. отд-ние ; Отв. ред. А. А. Корольков - СПб.: Алетейя, 1998. - 541 с.
