Российско-индийские связи в плане торговли значительно меньше - 1,6 млрд. долл. за 2000 год. К 2005 г. объемы товарооборота планируют довести до 5 млрд. долл. Перспективными являются индийские инвестиции в российскую экономику (в частности, проект Сахалин-1 и др.) и контракты по ВТС. Последние занимают особое место в российско-индийском сотрудничестве. Россия обеспечивает две трети оборонных потребностей Индии, которая платит полностью и в твердой валюте. Индия рассматривает Россию как основной источник передовых технологий, особенно в ядерной и космической областях. В октябре 2000 г. руководители Индии и России подписали Декларацию о стратегическом партнерстве, создав, таким образом, и высокий политический уровень отношений.
Визит 4-7 ноября 2001 г. индийского премьер-министра Атала Бихари Ваджпайи в Россию обозначил новые области долговременного стратегического сотрудничества. По итогам переговоров Владимир Путин и Ваджпайи подписали Московскую Декларацию о борьбе с международным терроризмом и Заявление о стратегической стабильности. На московских переговорах Путиным было отмечено, что как бы удачно ни протекала американская операция в Афганистане, после ее окончания противостоять исламскому фундаментализму "придется, прежде всего, России, Индии и, конечно, Китаю - странам, имеющим значительное влияние на формирование регионального и мирового климата". Одновременно российский президент подчеркнул, что "неуместно было бы говорить о попытках этих трех стран сформировать новую ось или полюс противодействия другим мировым группировкам. Координация усилий России, Индии и Китая нацелена исключительно на выработку адекватных ответов на новые вызовы экстремизма и терроризма".
Индийско-китайское направление - самый слабый компонент системы. Отношения отягощены сложной историей 50-60-х годов, территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и т.д.[4] Тем не менее, и в этом "слабом звене" есть свои позитивные результаты. Торговля за 2000 г. вышла на рубеж в 2 млрд. долл. В 1996 г. Индия и Китай подписали Соглашение о мерах доверия в военной области вдоль линии фактического контроля на границе (базовые положения были подписаны еще в 1993 г.). В мае 2000 г. в Пекине состоялись успешные переговоры между президентом Индии Кочерилом Раманом Нараянаном и председателем КНР Цзян Цзэминем. Обе стороны признали, что пора забыть прошлое и перейти к взаимовыгодному сотрудничеству в экономической и политической сферах. На середину октября нынешнего года были запланированы визиты премьера Индии Ваджпаи в Китай и Чжу Жунцзы в Индию, которые по согласованию сторон в связи с афганскими событиями перенесены на более поздний срок.
Что касается специфики «треугольника», то в настоящее время выделяют некоторые новые моменты. Во-первых, в настоящее время происходит плавное и незаметное смещение функциональных акцентов потенциального "треугольника". В конце 90-х годов в условиях расширения НАТО, югославских бомбардировок и других акций Запада в идее создания "треугольника" достаточно определенно просматривался антизападный (антиамериканский) подтекст. Причем, если Китай и Индия придерживались в своей риторике нейтралитета по отношению к США, то Россия более жестко оппонировала Западу, взяв на себя роль некого неформального лидера в этой "команде". Да и на Западе именно Россию воспринимали как главного инициатора создания подобного "треугольника", хотя всерьез не верили в реальную угрозу данной структуры. Сегодня система Россия-Индия-Китай воспринимается больше как некая часть задуманного американцами единого антитеррористического фронта. Возможно, что стратегия США связана с желанием Вашингтона более активно подключить Индию и Россию к мировой борьбе с терроризмом.
Во-вторых, новые очертания приобретает пакистанский фактор в "треугольнике", а точнее, китайско-пакистанские отношения, которые до 11 сентября деформировали трехстороннюю систему, особенно по китайско-индийскому направлению. Сегодня можно констатировать некоторое ослабление китайско-пакистанских связей, хотя представитель МИД КНР Сунь Юйси 25 октября 2001 г. на брифинге заявил, что КНР имеет "очень хорошие отношения" с Пакистаном и предоставила ему гуманитарную помощь на сумму 10 млн. юаней (1,2 млн. долл.). Вместе с тем там же было подчеркнуто, что Пекин "хотел бы видеть стабильность в этой стране". Видимо, в китайском руководстве стали понимать, что зашли слишком далеко в сотрудничестве с Исламабадом, который в конце 90-х годов фактически стал, как пишут многие китайские аналитики, "заложником талибов".
Новая ситуация заставляет Китай рассматривать варианты более активного сотрудничества с США и с Индией, в частности, по координации действий в поддержку президента Мушаррафа и другим вопросам, что объективно влияет на дальнейшее улучшение отношений Пекина и Дели.
В-третьих, новые акценты получила проблема распространения ядерного оружия в регионе. Китай сейчас не выступает с критикой решения Индии перейти "ядерный порог". Причем, как считают ведущие китайские эксперты, специальные двусторонние, индийско-китайские соглашения "по этой проблеме преждевременны". Достаточно подписания соглашения о взаимном отказе от применения силы. Одновременно снятие США с Индии и Пакистана ограничительных санкций, наложенных три года назад на Дели и Исламабад после проведения атомных испытаний, можно трактовать как косвенную поддержку их ядерного статуса в обмен на их безоговорочный союз в борьбе против терроризма.
В-четвертых, по-новому видятся и традиционные препятствия китайско-индийских отношений, связанные с территориальными проблемами, деятельностью далай-ламы и пр. И до 11 сентября в Дели неоднократно подчеркивали, что они признавали и признают территориальную целостность Китая, включая Тибет и Тайвань, законное место КНР в ООН, что индийское руководство в 1959 г. во главе с Дж. Неру не имело никакого отношения к бегству далай-ламы и его сподвижников из Китая в Индию, а для современных индийских руководителей деятельность буддийского иерарха - большая обуза и "головная боль". Однако остаются территориальные "нестыковки" по индийско-китайской границе. В Дели с некоторым опасением наблюдают за подготовкой крупного китайского железнодорожного проекта - строительство дороги из провинции Цинхай до Лхасы - столицы Тибета. Дорога явно претендует на место в Книге рекордов Гиннеса как самая высокогорная в мире и сложная по исполнению. Тем не менее, в Пекине и Дели все чаще говорят о необходимости перевода двусторонних отношений в формат "естественного стратегического партнерства".
В этой связи Москва могла бы сыграть конструктивную роль центрального связующего звена между Пекином и Дели, содействуя тому, чтобы в отношениях Китая и Индии доминировало сотрудничество, а не соперничество. Проще это делать на неполитическом уровне, начиная с обсуждения наиболее острых вопросов в научной среде, переходя затем на более высокие официальные инстанции. Первый и удачный опыт в этом плане был продемонстрирован Институтом Дальнего Востока РАН при поддержке президиума РАН и дипломатических ведомств России, Индии и Китая. 5-6 сентября 2001 г. ведущие ученые и эксперты трех стран провели научную конференцию, откровенно обсудив все накопившиеся вопросы трехстороннего сотрудничества. Итоговые материалы конференции еще раз подтверждают, что полное взаимопонимание реально и возможно.
Итак, мы можем сделать вывод о том, что «треугольник» Россия-Индия-Китай видится не как военно-политический блок или союз, а скорее как система гибкого партнерства. Ключевыми задачами этого партнерства будут борьба с общемировыми вызовами - глобальным терроризмом и экстремизмом и экономическое взаимодействие в условиях углубления глобализации. Экономические резервы "треугольника" на сегодняшний день практически не задействованы. Важными аспектами сотрудничества могли бы стать агросфера, совместная разработка минеральных, топливно-энергетических и лесных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, обрабатывающая промышленность. Россия, КНР и Индия могут координировать свои проекты в освоении космоса, авиации, энергетике, машиностроении и другом при желательной ориентации на рынки друг друга.

Глава 2. Позиции сторон в отношении стратегического
треугольника «Москва – Дели – Пекин»
2.1 Российско-китайское стратегическое партнерство
Отношения между новой, постсоветской Россией и Китаем развивались весьма динамично, стартовав с невысокого уровня. Последний обусловливался состоянием кризиса и напряженности в контактах между Москвой и Пекином на протяжении трех десятилетий. Нормализация двусторонних связей произошла лишь в мае 1989г., во время визита в КНР последнего руководителя СССР М.С. Горбачева.[5] Ровно через два года между двумя странами были согласованы принципы разрешения погранично-территориальных проблем. Достигнутый прогресс определял заинтересованность китайского руководства в продолжение диалога с советскими лидерами и объяснял его настороженность по поводу распада СССР. Пекин, разумеется, признал произошедшие в соседней стране внутриполитические перемены, но отношения с Москвой оказались на некоторое время замороженными в связи с ее первоначальной односторонне прозападной внешнеполитической ориентацией.
Впрочем, уже к осени 1992г. ситуация стала меняться, и в декабре российский президент Б.Н. Ельцин совершил свой первый официальный визит в КНР. В Пекине было подписано совместное заявление об основах взаимных отношений. В сентябре 1994г. Москву посетил председатель КНР Цзян Цзэминь, и в совместном заявлении появились слова о «конструктивном партнерстве». Стороны также объявили о решении отказаться от угрозы применения ядерного оружия и ненацеливании стратегических ракет друг против друга. Третья официальная встреча на высшем уровне состоялась в Пекине в апреле 1996г.
Ровно через год после третьего саммита в апреле 1997г. в Москве состоялась четвертая встреча в верхах, на которой стороны договорились о мероприятиях по укреплению стратегического партнерства. К двусторонней встрече был приурочен второй саммит членов «Шанхайской пятерки», на котором ее участники подписали договор о взаимном сокращении вооруженных сил в приграничных районах. Вместе с первыми соглашениями о мерах доверия в военной области он ознаменовал формирование механизма безопасности в Центральной и Северо-Восточной Азии. В ноябре того же года Б.Н. Ельцин посетил Китай с официальным визитом в третий раз. Наиболее важным его результатом стало подписание соглашения о демаркации восточного участка российско-китайской границы (от Монголии до Тихого океана) протяженностью в 4300 км.
Торгово-экономическое взаимодействие представляет собой вторую важную подсистему двусторонних российско-китайских связей.
Вместе с тем на официальном уровне вопросы торгового взаимодействия занимали периферийное значение. С одной стороны, сказалось отсутствие проблем в области погашения взаимных долговых обязательств, с другой - товарный обмен с рубежа 80-90-х гг. стал осуществляться по частным децентрализованным каналам, главным образом торговцами-«челноками», и носил во многом приграничный межрегиональный характер. В 1991 г. товарообмен достиг солидной цифры в 3,9 млрд. долл. США (здесь и далее - в текущих ценах), в 1992 г. увеличился наполовину - до 5,9 млрд., а в 1993 г. - еще на треть, до 7,7 млрд. В 1994 г. оборот взаимной торговли сократился до 5,1 млрд., затем вновь стал расти, составив 5,5 млрд. долл. в 1995 г. и 6,8 млрд. в 1996 г. Новый спад пришелся на 1997 и 1998 гг. (6,0 и 5,5 млрд. долл.).[6]
В мае 1995 г. стороны подписали соглашение о режиме в районе границы, которое определяет там правила жизни, регламентирует условия торговой и хозяйственной деятельности.
Российско-китайская торговля определялась, разумеется, не только деятельностью «челноков», завозящих в Россию дешевые китайские потребительские товары невысокого качества. Часть китайского экспорта составляли продовольственные продукты, некоторые виды промышленных изделий, а российского - самолеты, автомобили, сельскохозяйственные машины, оборудование, цемент и лес. Неизменно крупной статьей был вывоз продукции черной металлургии. Возрастала роль обмена продукцией предприятий, принадлежащих государственным и крупным частным компаниям.
Торговая составляющая двусторонних связей в существенной мере зависит от экономического взаимодействия, то есть от уровня инвестиций в объекты экономики страны-партнера и технико-технологического сотрудничества. Большинство аналитиков считает, что экономические системы России и Китая обладают изрядной степенью взаимодополняемости. КНР в перспективе может импортировать из Сибири и Дальнего Востока нефть и газ, уголь и электроэнергию. Рамочные соглашения о поставках природного газа и сооружении трубопровода были заключены еще в 1997 г. Россия оказывает Китаю помощь в области ядерной энергетики - сооружении атомной электростанции в провинции Цзяньсу и разработке урановых рудников, а также в сфере энергетики (выполняются контракты на поставку 16 энергоблоков для семи ТЭС). Стоимость машиностроительной продукции в экспортных поставках России в Китай равнялась в середине 90-х гг. 30-40%, в то время как в общем объеме российского экспорта того периода она находилась на уровне 7-8%.
Если отношения между двумя странами в политико-дипломатической и торгово-экономической, особенно военно-технической, областях в 90-е годы развивались весьма динамично, то процессы в сфере культурно-гуманитарного взаимодействия носили замедленный и сложный характер. С одной стороны, были сняты барьеры, долгие десятилетия существовавшие на пути общения частных лиц и специалистов в различных областях. В Китае, в частности, вновь появились высококвалифицированные технические кадры из России. С другой стороны, выросли масштабы «просачивания» и «оседания» китайцев в России, прежде всего на Дальнем Востоке. По появившимся в середине 90-х годов сильно преувеличенным подсчетам, «демографическое нависание» Китая привело к инфильтрации до 1 млн. китайцев. Согласно реалистическим оценкам, численность законно перебравшихся через границу, но нелегально оставшихся на российской территории граждан КНР не превышает 200 тыс. человек. Тем не менее, присутствие китайской рабочей силы вызывает определенное недовольство властей и местных жителей (для первых они источник различного рода проблем, а для вторых - конкуренты на рынке труда).
Опасения, которые испытывает как население, так и администрация дальневосточных краев и областей, подкрепляются «умозрительными» аргументами о возможном в будущем переселении, «перетекании» миллионов китайцев через границу (а так как на Дальнем Востоке проживает всего 7-8 млн. человек, то, чтобы уравнять там численность россиян и китайцев, Китаю достаточно «отрядить» на это лишь полпроцента своего населения). При этом, как справедливо замечает Д. Тренин, у нас как-то забыли, что накануне Первой мировой войны на Дальнем Востоке с его тогда немногочисленным местным населением существовала китайская диаспора численностью в 300-500 тыс. человек. К тому же лишние рабочие руки в условиях экономического подъема вовсе не были бы лишними, а использование китайских контрактников уже в 90-е годы приносило положительные экономические результаты . Главный вопрос, стоящий перед центральными и местными властями России, состоит, конечно, в том, как обеспечить оживление экономики, но ему сопутствует и решение задачи повышения порога нормального (толерантного) отношения местных жителей к иммигрантам.
Еще одним препятствием в культурно-гуманитарной области служит «шлейф» традиции, сложившейся в эпоху советско-китайской дружбы и «развитого социализма». С российской стороны он проявляется, во-первых, в идеологизированном подходе к связям с КНР, сохранении за ними функции более предпочтительного идейно-политического и внешнеполитического выбора, а также восприятии опыта экономического и политического развития Китая в 80-90-х годах как модели, образца для подражания (по принципу «вот как надо было»). Во-вторых, от прежних времен остался в России комплекс превосходства, отсутствие живого интереса к Китаю, неглубокий характер контактов официальных лиц.
Недостаток понимания меняющегося соотношения сил между двумя державами соседствует с «демонизацией» Китая, возрождением страха перед ним. Всего заметнее эти комплексы проявляются в сознании политического класса, и притом традиционно позитивные настроения больше распространены среди представителей столичной элиты, а негативные - у значительной части провинциальной, сибирской и дальневосточной бюрократии. Китайское общество, медленно эволюционирующее в сторону более открытого, страдает схожими проблемами посттоталитарного менталитета. Большое значение для последнего имеет поиск внешнего врага и списывание на него причины всех несчастий. В роли такового как в официальном политическом, так и общественном, бытовом сознании выступают империализм и гегемонизм.
Отношение к России отличается двойственностью: с одной стороны, она наследница колониального экспансионизма царской России, с другой - не забыт период «братского» единения с ней в борьбе с Западом. Россия воспринимается некоторой частью общественного сознания как партнер в борьбе за справедливость, но из-за ограниченности контактов между китайцами и русскими эти настроения носят по преимуществу отвлеченный характер.
Вместе с тем распространенные в китайском обществе антиимпериалистические и антизападные настроения дают возможность властям легко мобилизовывать массы для участия в акциях протеста против диктата США и Запада на мировой арене. Схожие или близкие позиции Китая и России по этим международным проблемам лежат в основе еще одной составляющей стратегического партнерства. Ее проявлением можно считать реакцию двух государств на меры по «продвижению НАТО на восток». Их неприятие Москвой нашло понимание в Пекине, где заявили о поддержке ее позиции. В то же время Россия, по мнению китайской стороны, вяло отреагировала на укрепление американо-японского оборонительного сотрудничества, о чем было объявлено в сентябре 1997г., хотя оно похоже на дальневосточный аналог расширения НАТО. Одним из ключевых положений, определяющих сходные позиции двух государств в мировых делах, нужно считать убеждение в сохранении за национальным (территориальным) государством всех функций и прерогатив, недопустимости нарушения его суверенитета и вмешательства во внутренние дела. Именно последнее вдохнуло, как представляется, новую жизнь в приверженность концепции пяти принципов мирного сосуществования. Государственной безопасности и целостности угрожают прежде всего национально-сепаратистские движения на окраинах, в периферийно-пограничных регионах крупных и сложных образований, к которым относится и Россия, и Китай. Существенно при этом, что у двух государств имеется во многом общая буферная зона, в которой происходят весьма бурные процессы усиления культурно-цивилизационной и этнонациональной идентичности.
Разделяющий Россию и Китай пояс состоит в основном из фрагментов так называемого мусульманского мира, обладающего наиболее выраженным динамизмом в первую очередь в демографическом плане. Оба государства сталкиваются таким образом со сходным вызовом (в Российской Федерации он дает о себе знать прежде всего на Кавказе, а в КНР - на северо-западе, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе). Это, несомненно, способствует сближению позиций Москвы и Пекина по таким вопросам общемировой повестки дня, как борьба с религиозным экстремизмом, международным терроризмом, контрабандой оружия, наркотиков и т.п.
Любопытно, что, хотя мировое сообщество, возглавляемое ныне США и Западом в целом, также выступает против этих явлений, однако его позиция во многом принципиально иная: она исходит из признания возможности нарушения отдельными государствами прав человека, а также интересов национальных и конфессиональных меньшинств и потому допускает вмешательство, иногда весьма радикальное, в их (государств) суверенные дела. То, что при этом западное сообщество оказывается нередко в роли защитника мусульман, придает его политике некоторый происламский оттенок и вызывает обеспокоенность у стран, которым угрожает исламский экстремизм, а к числу последних относятся Россия и Китай, а также Индия.
В Москве и Пекине по этой причине с полным правом рассчитывают на долговременное партнерство по кардинальным вопросам глобальной и региональной повестки дня. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что как китайская, так и российская сторона на нынешнем историческом этапе не склонны придавать своим отношениям характер исключительности и недвусмысленной направленности против Запада.
Симптоматичны в этом смысле фразеология и действия руководства КНР. Китайские руководители неизменно подчеркивают, что стратегическое партнерство с Россией вписывается в «международные отношения нового типа», которые не являются «ни союзническими, ни конфронтационными», и что оно не направлено против третьих стран. В ходе своего визита в Россию в ноябре 1998г. Цзян Цзэминь счел необходимым особо подчеркнуть, что обе страны находятся в процессе продвижения к рынку, а также что Китай работает над созданием системы конструктивного, стратегического партнерства с США. О такого рода намерениях, кстати, было объявлено во время его пребывания в Вашингтоне в октябре 1997г. Соответствовали словам и действия Пекина на американском направлении. Характерно, что достигнутое в 1996г. соглашение о «горячей линии» связи между высшими руководителями России и Китая было осуществлено лишь в 1998г., после того как вступило в действие аналогичное средство коммуникации между Пекином и Вашингтоном. Ухудшение в китайско-американских отношениях, пришедшееся на конец 1998 и 1999 гг. и вызванное действиями НАТО на Балканах, а также скандалом в связи с обвинениями КНР в шпионаже, попытках получить доступ к секретам американских разработок в ядерной области, было не слишком продолжительным. В начале 2000 г. стороны договорились о компенсации за ущерб, причиненный зданию посольства КНР в Белграде, и продвинулись по пути присоединения Китая к Всемирной торговой организации (ВТО).[7]
Российская сторона также долгое время старалась избегать использования укреплявшихся связей с Китаем в антизападном контексте. Интересно, что идея установления с Пекином стратегического партнерства принадлежит последовательному стороннику развития связей с Западом первому министру иностранных дел России А.В. Козыреву, который высказал ее в ходе официального визита в Китай еще в январе 1994 г. Известный антизападный налет, между тем, проявился позднее, в предложении Е.М. Примакова об обсуждаемом стратегическом треугольнике Россия - Индия - Китай. Он нашел явное отражение в эмоциональном антиамериканском выпаде президента Б.Н. Ельцина в ходе его последнего неофициального визита в Пекин в декабре 1999г. В начале 2000г., однако, обнаружились признаки ослабления напряженности в отношениях между Россией и Западом. Этому способствовало завершение активной фазы операции НАТО в Косово и российской войсковой антитеррористической операции в Чечне.
Итак, накануне XXI века между Россией и Китаем наладились широкие и взаимовыгодные контакты в различных областях. Это позволяет сторонам надеяться на долгосрочное партнерство, имеющее весьма существенный для них характер. Впрочем, в перспективе в системе взаимоотношений двух крупнейших евразийских государств могут возникнуть осложнения, возможны коллизии и столкновение интересов.
2.2 Партнерские отношения между Россией и Индией
Подобно российско-китайским, связи Москвы и Дели в 90-е годы также развивались по нарастающей. Однако их исходный уровень был существенно более высоким, а потому достижения не были столь впечатляющими. Россия и Индия унаследовали, по сути, в полной мере советско-индийский комплекс взаимосвязей. Известно, что последний на протяжении более чем трех десятилетий имел большое значение для обоих государств. Во второй половине 80-х годов стороны предприняли значительные усилия для сохранения особого характера отношений и вывода их на еще более высокую траекторию . Однако добиться этих целей, по существу, не удалось. К концу десятилетия обнаружились трудности и проблемы во взаимодействии практически на всех главных направлениях. Так, обострилась проблема задолженности Индии Советскому Союзу, медленными темпами реализовывались договоренности, достигнутые в области технико-экономической и военно-технической кооперации. Объемы взаимной торговли имели тенденцию к росту до 1990г., когда они достигли примерно 4 млрд. долл., но и в том рекордном году СССР стоял лишь на десятом месте среди стран - индийских импортеров.[8] Проведение помпезных мероприятий, Дней культуры Индии в Москве и СССР - в Дели, оказалось, по сути, главным достижением в сфере гуманитарного сотрудничества.
Период 1989-1991 гг. для обеих стран оказался кризисным. Вслед за развалом социалистической системы распался СССР, что сопровождалось нараставшим спадом в экономике. В Индии дважды прошли выборы и сменились три правительства. Резко обострилась ситуация на ее севере, в штате Джамму и Кашмир, усилились политические позиции индусского национализма.
Новое, теперь уже российское правительство в Москве попыталось на первых порах внести коррективы в традиционную политику на южно-азиатском направлении. Собственно, подвижки обнаружились в ней уже в конце советского периода и были связаны главным образом с поисками решения афганской проблемы. В сентябре 1991г. советское руководство пошло на уступки США в вопросе об Афганистане и объявило о прекращении помощи дружественному правительству Наджибуллы с января 1992г. Поздней осенью Москву и столицы ряда среднеазиатских республик посетила многочисленная делегация из Пакистана во главе с министром торговли, а в декабре визит в Пакистан нанес вице-президент России А.В. Руцкой. Там он не удержался от того, чтобы сделать ряд заявлений по Кашмиру, которые в Индии восприняли как отход от привычной поддержки ее позиции. Весь этот период можно считать низшей точкой в комплексе взаимоотношений Москвы и Дели за все время их существования, если не считать начального, «сталинского» этапа. Нужно отметить также, что правительство Индии в июле того года приняло меры по либерализации торгово-экономического режима и явной переориентации на разностороннее сотрудничество с Западом. На протяжении 1992 и 1993 гг. стороны предпринимали определенные усилия для исправления ситуации.
В марте 1992 г. в Индии побывал госсекретарь России Г. Бурбулис. Тогда же состоялся в целом малорезультативный визит в Москву министра обороны Индии. Неудача, постигшая новую российскую власть в проведении принципиально иного курса внутренней и внешней политики, создала предпосылки для его постепенного возврата на «круги своя» и привела, в частности, к восстановлению традиционно тесных связей с Индией. Определенное значение в плане пересмотра политики Москвы на южном направлении имело превращение Таджикистана в очаг междоусобных вооруженных действий, а главное - провал попыток с помощью Пакистана найти способ мирной передачи власти в Афганистане.
Символичным в плане возвращения в привычную колею был визит Б.Н. Ельцина в Индию в январе 1993г. В Дели он, по существу, перечеркнул сделанные ранее заявления Руцкого, а также председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова по Кашмиру, полностью поддержав индийскую позицию, и подчеркнул, что Россия считает его территорию неотъемлемой частью Индии. Знаменательным событием первого (и, как оказалось, последнего) приезда Ельцина в эту страну в качестве президента стало подписание Договора о дружбе и сотрудничестве на 20 лет, пришедшего на смену истекшего в августе 1991г. Договора о мире, дружбе и сотрудничеству. Изменение названия, как и отсутствие статьи девятой о мерах, принимаемых сторонами в случае военной угрозы одной из них, подчеркивало как преемственность, так и определенную новизну в двусторонних связях.
В последующий период стороны обменялись визитами как на высшем, так и на более низком уровне. Летом 1994г. Москву посетил премьер-министр П.В. Нарасимха Рао. Визит ознаменовался подписанием Декларации о защите интересов многонациональных государств и Программы сотрудничества на период до 2000г. В декабре того же года Индию посетил глава российского кабинета министров В.С. Черномырдин. Замена в январе 1996г. на посту министра иностранных дел России «атлантиста» А.В. Козырева прагматиком, востоковедом по образованию Е.М. Примаковым способствовала тому, что Индия заняла более заметное место в приоритетах внешней политики Москвы. Не случайно она оказалась первой страной, которую Примаков посетил в ранге министра. В ответ последовал визит его индийского визави И.К. Гуджрала, а в марте 1997 г., за несколько недель до своей отставки, в Россию приезжал индийский премьер Д.В. Деве Говда. Ответный визит в Дели нанес Е.М. Примаков уже в качестве председателя правительства спустя почти два года. Дата встречи в верхах, второго визита Б.Н. Ельцина в Индию, неоднократно переносилась, и она так и не состоялась вследствие занятости и состояния здоровья первого президента России.
Российско-индийские контакты в 90-е годы развивались по ряду направлений. Выше уже шла речь о политико-дипломатической составляющей. Другой элемент - торгово-экономическое взаимодействие. Отметим, что в первый год связей между Российской Федерацией и Республикой Индия товарообмен между ними, согласно российским источникам, равнялся (в текущих ценах) 1,5 млрд. долл., в 1993 г. он упал до 1,1 млрд. В 1994г. произошло дальнейшее его падение до 1 млрд. долл. В 1993/94 финансовом году объем торговли, по индийским данным, составлял 0,94 млрд., а в течение двух последующих лет возрастал ежегодно примерно на 50% -до 1,4 и 2,1 млрд. В 1996/97 и 1997/98 гг. оборот несколько снизился до 1,8-1,9 млрд., а затем упал еще больше - до уровня в 1-1,5 млрд. долл.[9]
Легко заметить, что объемы взаимной торговли невелики, втрое-вчетверо уступают российско-китайским оборотам. Доля России в индийском внешнем товарообороте колеблется в пределах 2-3%, а Индии в российском - 1-2%. Положительная динамика также в целом отсутствует. Несмотря на это, значение торговой составляющей в партнерских отношениях России и Индии значительно. Нужно иметь в виду, что и в период советско-индийской дружбы на взаимную торговлю приходилась лишь незначительная часть их внешнего товарооборота, те же 2-3% . Главное обстоятельство, как в тот период, так и в 90-е годы, заключается во взаимосвязи торговли с экономическим и военно-техническим сотрудничеством и, по существу, сводится к льготным условиям трансферта российских товаров и услуг в Индию.
Основными сферами российско-индийского взаимодействия в гражданской экономике остаются энергетика (идет строительство теплоэлектростанции и двух ГЭС), черная и цветная металлургия (планы реконструкции ранее построенных заводов), угольная промышленность (разработка при участии российских специалистов ряда месторождений), нефтедобыча (модернизация с российской помощью бездействующих скважин в Индии и возможное участие индийского капитала в освоении нефтяных богатств Западной Сибири, Поволжья и Сахалина), а также ряд других отраслей производственной инфраструктуры и тяжелой промышленности. Вызывает определенный международный резонанс проект совместного сооружения атомной электростанции «Кудан-кулам» на юге штата Тамилнад. Дело в том, что Индия до сих пор не присоединилась к МАГАТЭ, и вопрос об инспекции сооружаемых на ее территории ядерных объектов решается в каждом конкретном случае. Соглашение о строительстве АЭС в г. Куданкулам было подписано еще в 1988г.
Спустя 10 лет министр атомной энергии РФ Е. Адамов подписал в Индии дополнительный протокол, позволяющий приступить к сооружению станции, стоимостью почти 3 млрд. долл. По сообщениям печати, она будет открыта для инспекции экспертами МАГАТЭ.
В конце 90-х годов появились некоторые новые области сотрудничества, прежде всего это совместное производство гражданских воздушных судов российского образца, модернизация ранее поставленных и осуществление поставок в Индию авиационных машин нового поколения. В области научно-технического сотрудничества (лазеры и ускорители, авиационная и строительная техника, иммунология и др.) за 90-е годы завершено в общей сложности около 50 совместных проектов (а с 1987 г. - более 100) и одобрено к реализации свыше 130. В Москве создан российско-индийский центр перспективных компьютерных исследований, где ожидается установка последней версии индийского суперкомпьютера «Парам-10000».
Важной стороной экономического взаимодействия России и Индии может стать совместная, при финансовом участии индийской стороны, работа по развитию морского порта в Новороссийске, а также осуществление проекта прокладки транспортного коридора «Север-Юг». Речь идет о масштабной инфраструктуре по перевозке товаров и грузов через Россию, Каспийское море, территорию Ирана, Персидский залив и Аравийское море с выходом в индийские порты с использованием паромов и морских судов, железнодорожных составов и автопоездов. Усовершенствование морских и комбинированных путей сообщения позволит существенно удешевить и многократно увеличить товарообмен между странами.
Ведущей составляющей российско-индийских отношений является военно-техническое сотрудничество. Согласно сведениям, систематизированным СИПРИ, в 1992-1998 гг. Россия поставила Индии 10 истребителей МиГ-21 и столько же машин МиГ-29СИ. В 1996 г. заключен контракт на поставку 40 тяжелых истребителей дальнего действия Су-ЗОМК. Стоимость сделки оценивается в 1,55 млрд. долл. К 1997 г. в Индию были переправлены 8 машин. В последующие годы должны производиться сборка, оснащение и поставка остальных 32 самолетов в варианте Су-ЗОМКИ (модернизированные, коммерческие, индийские). Имеются планы производства по лицензии еще 120 машин этого типа. К 1997 г. завершилась программа сборки по контракту 1983 г. 165 истребителей МиГ-27М (индийское название «Бахадур»). Москва согласилась продать Дели для оснащения истребителей около 2000 ракет класса «воздух-воздух» (поставлено более 200). Кроме того, в Индию доставлены 400 противотанковых ракет для вертолетов Ми-24. Для пополнения военно-морских сил Индия закупила у России две современные подлодки класса «Кило». В целях оснащения индийских боевых судов поставлены 13 противокорабельных и противовоздушных ракетных комплекса и почти 500 ракет к ним и, помимо того, 40 морских радаров для контроля за огнем и разведкой. По лицензии 1987 г. на верфях Индии построили 8 корветов класса «Тарантул» (местное наименование - «Вибхути»).