1920 г. стал годом массового появления российских подданных в Югославии, большая часть которых прибывала в ходе организованных эвакуаций. В январе 1920 г., после поражения армии А.И. Деникина, из Новороссийска в Югославию были эвакуированы около 8,5 тыс. чел. Среди них преобладали представители интеллигенции, крупные и средние чиновники, воспитанники Пажеского корпуса и воспитанницы институтов благородных девиц, видные общественные деятели разной политической ориентации. Позже их стали называть беженцами «сербской эвакуации». Кроме этого, около 3 тыс. беженцев из Новороссийска были первоначально эвакуированы на острова Эгейского моря, а весной – осенью 1920 г. – перевезены в Югославию. Они получили название «английской эвакуации». Многие из них через Константинополь, Болгарию, Грецию или Румынию самостоятельно добирались до Королевства. По некоторым данным, к лету 1920 г. в Югославии сосредоточилось около 30 тыс. выходцев из России[18].
В октябре 1920 г. Русская армия П.Н.Врангеля была разгромлена большевиками. В ходе осенней эвакуации более 100 тыс. военных и около 50 тыс. гражданских лиц покинули Крым. Генерал П.Н.Врангель обратился к правительствам многих стран с просьбой принять и разместить офицеров и солдат разгромленной в Крыму армии[19]. Одним из первых откликнулось на эту просьбу правительство КСХС. Переговоры о размещении армии велись непосредственно с правительством Югославии. С одной стороны, в них участвовали король Александр и председатель Совета министров Н. Пашич, а с другой — представитель командования армии генерал П. Н. Шатилов.
В качестве благодарности за многолетнюю поддержку южнославянских народов со стороны Российской империи королевское правительство дало согласие на въезд более 20 тыс. гражданских беженцев, предварительно заручившись обещанием французских властей оказать им денежную поддержку. Уже 18 ноября 1920 г. правительство Королевства утвердило общий план приема и расселения «крымских» беженцев. В соответствии с ним в течение ноября 1920 г.— января 1921 г. они были приняты в бухтах Котор, Бакар (близ Фиуме) и Дубровнике. Сам главнокомандующий армией барон П.Н.Врангель и его штаб обосновались в г. Сремски Карловцы, ставшем одним из политических центров белой эмиграции.
В декабре 1920 г. генерал П.Н.Врангель начал переговоры с правительством КСХС о переселении в его пределы армейских частей из района Константинополя. К середине 1921 г. эти вопросы в основном были решены. Королевское правительство согласилось принять на пограничную службу несколько тысяч белогвардейцев. В течение 1921—1923 гг. в Королевство въехало около 10 тыс. гражданских и военных лиц.
Приглашая части врангелевской армии для несения пограничной службы, правительство Югославии имело в виду, прежде всего, охрану территории (часть округа г. Кула, г. Цариброд, г. Босилеград и г. Струмица с их окрестностями), отошедшей к Югославии от Болгарии в результате подписанного 27 ноября 1919 г. Нейиского мирного договора. Договор был заключен в Нейи-сюр-Се недалеко от Парижа между побежденной Болгарией и странами Антанты и присоединившимися к ней государствами, в том числе и Сербо-хорватско-словенским королевством.
Перебравшаяся в Югославию в июне 1921 г. 1-я кавалерийская дивизия под предводительством генерала И.Г.Барбовича в полном составе (около 3 тыс. человек) вошла в корпус пограничной стражи Королевства для охраны бывших болгарских областей.
Первые обобщенные сведения о количестве и составе эмигрантов, их трудоспособности и образовании были подготовлены статистическим отделом в конце 1922 г. Они свидетельствуют о его многонациональной, сословно-профессиональной и половозрастной пестроте.
Согласно данным статистического отдела Государственной комиссии к 1923 г. на территории КСХС сосредоточилось около 50 тыс. чел., из которых примерно 21,5 тыс. являлись гражданскими лицами и около 28,5 тыс. – бывшими военнослужащими Русской армии генерала П.Н. Врангеля. Из них: 29 599 – мужчины, 12 296 – женщины, 5029– мальчики, 3350 – девочки[20]. Подавляющее большинство среди беженцев составляли мужчины, что объяснялось многочисленной эвакуацией после разгрома армии генерала П.Н.Врангеля.
Первая эмиграционная волна послеоктябрьского периода наряду со своим количественным размахом отличалась и исключительной широтой, охватив все основные слои тогдашнего общества. «Одна и та же Россия по составу своему, как на родине, так и за рубежом: родовая знать, государственные и другие служилые люди, люди торговые, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция в разнообразных областях ее деятельности, – политической, культурной, научной, технической и т. д. – армия (от высших до низших чинов), народ трудовой (от станка и земли) - представители всех классов, сословий, положений и состояний даже всех трех (или четырех) поколений - в русской эмиграции налицо», – отмечала в 1930 г. поэт и критик З.Н. Гиппиус[21].
Специфической чертой русского населения Югославии можно назвать существенное численное преобладание бывших военнослужащих. Однако социальный состав белогвардейских формирований, разумеется, не был однороден. Высшее командование и кадровое офицерство было представлено почти исключительно дворянами. Среди среднего и младшего офицерского состава основная доля приходилась на выходцев из мелкой буржуазии. Рядовые же в большинстве своем были мобилизованными крестьянами и казаками.
Большое пополнение русских эмигрантов в Югославии в 1923 г. составили гражданские люди, высланные М.К. Ататюрком после провозглашения в Турции республики. Социальный состав этих беженцев был весьма разнообразен: от крупных промышленников и аристократов, интеллигенции и людей искусства до ремесленников и крестьян. Важно отметить, что в отличие от многих других стран, въезд русских в Югославию не был стеснен какими-либо квотами, визами и прочими формальностями.
В связи со значительным увеличением численности беженцев в январе 1920 г. были созданы специальные организации для руководства их приемом и расселением. 21 января 1920 г. приказом генерала А.И.Деникина учреждалась особая должность главноуполномоченного (с 1 мая 1920 г.— правительственного уполномоченного) по устройству русских беженцев в королевстве. Через месяц в Белграде начало действовать Управление (Канцелярия) главноуполномоченного, в составе которого было несколько отделов: финансовое, школьное, почтовое, труда и др. 24 января того же года правительство Королевства сформировало из представителей различных государственных ведомств, соприкасавшихся с вопросами помощи российским беженцам, Государственную (Державную) комиссию по приему и устройству русских беженцев, которая должна была проводить государственную политику по отношению к российским беженцам путем координации деятельности государственных учреждений и российских беженских организаций. Непосредственно к работе ГК приступила в июне 1920 г., ее основной задачей было распределение финансов, выделенных правительством Югославии на нужды беженцев. Всеми вопросами, связанными с прибытием и пребыванием на территории Югославии армии П.Н.Врангеля, ведало военное министерство.
Весной 1920 г. в Белграде открыли свои представительства Российское общество Красного Креста (РОКК), Всероссийский земский союз (ВЗС) и Всероссийский союз городов (ВСГ). Помощь и защита интересов беженцев входили в задачу и таких органов, сформированных в их среде, как Комитет помощи беженцам и выборные правления колоний, возглавляемые Бюро съездов представителей колоний Королевства СХС. Они занимались в первую очередь устройством эмигрантов на работу, бытом, рассматривали различные жалобы и претензии.
Поражение антибольшевистских сил в гражданской войне и эвакуация Крыма вызвали необходимость новых изменений в управлении делами российских беженцев в Югославии. Возросла роль Государственной комиссии по приему и устройству русских беженцев и наоборот, уменьшилось значение правительственного уполномоченного, должность которого в октябре 1921 г. была ликвидирована.
Первым руководителем ГК (до января 1925 г.) был один из лидеров сербской Радикальной партии, член парламента, бывший министр внутренних дел Л. Йованович Однако вскоре по инициативе короля Александра новым главой ГК был назначен профессор А. Белич, известный не только своими трудами в области лингвистики, но и выступлениями по проблемам внешнеполитической стратегии Королевства. На этом посту он находился до 6 апреля 1941 г (бомбардировка Белграда), когда ГК прекратила свою работу.
Первоочередная задача ГК состояла в приеме беженцев, обеспечении их кровом и врачебной помощью, а также трудоустройстве через специально созданные «бюро труда». На содержание беженцев королевское правительство ежемесячно выделяло ГК миллионы динаров. Сумма эта не была фиксированной: в 1922 г. она составляла 6 млн. дин., в 1927 г. – 3,5 млн. дин.
Структура ГК складывалась в течение 1921 – 1924 гг. и затем оставалась практически неизменной. Одним из первых в 1921 г. в составе ГК был создан статистический отдел, ведающий регистрацией прибывающих в Югославию беженцев из России.
В 1919—1920 гг. юридический статус российских беженцев в КСХС был достаточно определенным — граждане России, временно проживающие на территории Королевства. В последующие годы они получили статус политических беженцев. Однако в связи с отсутствием нормальных дипломатических отношений между Югославией и Советской Россией в общественном положении российских беженцев оставалось много неясных вопросов. Служащие Российской дипломатической миссии с согласия правительства КСХС на основании свидетельских показаний устанавливали личность беженца в случае утери им своих документов. Правительство признавало юридическую силу документов российских беженских организаций. На основании удостоверений и рекомендаций эмигрантских организаций власти выдавали документы на право проживания в Королевстве. С появлением нансеновского паспорта - международного документа, который удостоверял личность беженца, признававшегося 31 государством и по которому более 25 тыс. россиян поселились в США, Австрии, Бельгии, Болгарии, Югославии и других странах процесс определения юридического статуса российских беженцев был несколько упрощен.
В Югославии, в отличие от западноевропейских стран, свидетельства и дипломы об образовании, воинские звания, полученные в России до Февральской революции, а также научные степени считались имеющими законную силу. Российские подданные, по сравнению с подданными других государств, находились в явно привилегированном положении. До конца 1920 г. они имели право свободного выбора места жительства (с лета 1920 г. – за исключением нескольких крупных городов), свободы передвижения по стране, занятия предпринимательством (вплоть до валютных операций), занятия должностей в армии и государственном аппарате.
 Место и характер расселения беженцев определялись главным образом наличием работы в том или ином регионе страны. В них нуждались восточные и южные районы, особенно пострадавшие во время Первой мировой войны, северо-восточные сельскохозяйственные области, входившие до 1918 г. в состав Австро-Венгерской монархии и теперь подверженные миграции (немцы, чехи, венгры уезжали из Королевства). Центральная часть государства – Босния и Сербия – испытывали большую нужду в рабочих руках на заводах, фабриках и промышленных предприятиях, на строительстве железных и шоссейных дорог, куда направлялись главным образом военные. В начале 1920-х гг., в первые годы изгнания, существовала возможность трудоустройства групп эмигрантов, так как в ряде случаев работодатели предпочитали иметь дело с коллективами, например, при постройке дорог, железнодорожных путей и пр. Таким образом, в КСХС возникли значительные «групповые образования», особенно в Сербии, где власти сознательно поощряли создание общин эмигрантов, преимущественно в сельской местности.
На территории Королевства СХС возникло около 300 малых «русских колоний» в Загребе, Новом Саде, Панчево, Земуне, Белой Церкви, Сараево, Мостаре, Нише и других местах. Самыми многочисленными были колонии русских беженцев в городах Белград, Земун, Сараево, насчитывавшие несколько тысяч человек. Связано это было не только с возможностью найти работу в крупных городах, но и с тем, что они являлись культурными центрами страны, дававшими простор для реализации профессионального и творческого потенциалов беженцев. В других городах Королевства – Загребе, Любляне, Скопле и др. – русских было значительно меньше. Отчасти это объяснялось стремлением большинства православных эмигрантов «осесть» в соответствующих конфессионных областях, а также настороженно-холодным отношением иных религиозных конфессий к православным беженцам из России. Большое количество малочисленных колоний русских беженцев было расположено в Сербии.
В январе 1921 г. правительством были установлены более строгие правила передвижения беженцев по территории Королевства. МВД дало распоряжение местным властям взять на учет всех российских беженцев, каждому выдать удостоверение личности и запретить без разрешения властей покидать место, которое им было определено для проживания. Ограничения вселения к весне 1921 г. были установлены для Белграда, Земуна, Загреба, Любляны, Нови Сада, Сараево и некоторых других городов. Проживание в них, ввиду перенаселенности этих городов, разрешалось властями только в тех случаях, когда беженцы были связаны с данными городами какими-либо занятиями или службой.
До 1924 г. статистический отдел группировал сведения об эмигрантах отдельно по эвакуациям (в соответствии с организаторами): французская (крымская), английская, сербская. С 1925 г. стал вестись единый список эмигрантов по алфавитному принципу, кроме того, отдельно учитывались колонии беженцев.
В 1921 г. окончательно сложилась система местного самоуправления колоний российских беженцев. Их внутренняя жизнь регулировалась «Положением о колониях русских беженцев в Королевстве СХС»[22], утвержденным Государственной Комиссией по приему и устройству русских беженцев 10 марта 1921 г. Согласно «Положению», все российские беженцы независимо от категорий (эвакуации), к которым они принадлежали, группировались по месту жительства в колонии. Их члены обоего пола (не моложе 21 года) на общем собрании избирали на один год председателя (старосту, представителя) колонии или, при численности колонии более 25 человек, правление в составе от 4 до 9 человек для попечения о нуждах беженцев и посредничества между ними и правительственными учреждениями. МВД Югославии предписало местным властям решать все вопросы беженцев при участии правлений колоний. В письме по этому поводу указывалось, что «каждый русский беженец по всякому делу должен обращаться в правление, которое дает свое заключение и передает надлежащим образом просьбу властям». На практике основное содержание работы правлений колоний состояло в получении из Белграда от ГК денежных пособий и выдаче их членам колонии.
§ 2. Проблемы адаптации эмигрантов
Первые годы пребывания в Югославии оказались для большинства российских эмигрантов самыми трудными. Значительная их часть находилась в тяжелом материальном и моральном положении. Многие из них пережили окончательный крах надежд на скорое возвращение и осознали необходимость приспособления к новым условиям. Для тысяч российских эмигрантов это было время резкой смены привычного образа жизни, время поисков места постоянного жительства, жилища, работы, с заботами о детях, больных и престарелых. Значительную помощь им оказывало правительство Королевства СХС, различные благотворительные организации.
Жизнь русских эмигрантов в новой среде была ограничена, с одной стороны, характерными особенностями, которые делали их непохожими на окружение, а с другой, самим окружением, его спецификой, возможностями и потребностями. Как известно, в югославском, а особенно в сербском обществе существовали традиционные понятия о России и русских, нашедшие отражение в подчеркнутом русофильстве большей части населения. С другой стороны, русские имели весьма туманное представление о сербах, Сербии и Югославии. Эти стереотипы, сформировавшиеся на базе исторического опыта, конечно же, не смогли выдержать испытания повседневностью, но они, по крайней мере, в первое время, определили взаимоотношения беженцев и нового окружения. Высшие органы власти в Югославии подчеркивали, что наряду с гуманитарными соображениями они, прежде всего, руководствовались историческими причинами, делая акцент на связях России и Сербии во время Первой мировой войны. Премьер-министр Н. Пашич заявил 25 января 1922 г. на заседании Народной скупщины: «...Что касается России, дело вам хорошо известно. Мы, сербы, а также и другие наши братья, которых нам довелось освободить и объединить, мы все благодарны великому русскому народу, поспешившему нам на помощь от погибели, которой нам угрожала Австро-Венгрия, объявив войну. Если бы Россия не совершила этого, если бы не встала на нашу защиту, мы бы погибли... (Россия) увлекла и своих союзников, и мы были спасены от смерти. Мы этого не можем забыть. Мы сейчас приняли русских эмигрантов, и мы их принимаем без различия, к какой партии они принадлежат, мы в это не вмешиваемся. Мы только желаем, чтобы они остались у нас, мы их примем, как своих братьев, и пусть они располагают свободой...». Об этом же в 1921 г. говорил председатель скупщины и глава Государственной Комиссии по делам русских беженцев Л. Стоянович: «Многие причины определяют наше поведение по отношению к нашим русским братьям. Здесь чисто человеческие чувства, здесь славянская солидарность, здесь - и это выше всего прочего - наш огромный долг перед прежним, и особенно нынешним, поколениями русских, которые и в старые времена, и в недавнем прошлом, и в последнее время сделали столько добра нашему народу. Все это, вместе взятое, требует от нас, чтобы мы своих братьев не бросили и не оставили без помощи»[23].
Позиция, сформулированная Л. Стояновичем, проводилась в жизнь государственными органами с первых дней прибытия русских беженцев на югославскую землю. В Белграде и после революции не прекратило деятельность русское посольство, оно существовало вплоть до 1924 г., а после того как под давлением СССР его деятельность была формально прекращена, фактически оно было просто переименовано в «Делегацию по защите интересов русских беженцев» с тем же руководством.
Ряд исследователей отмечает такую специфическую особенность психологического состояния российских эмигрантов пер. пол. XX в. как своеобразный разрыв между реальным положением человека в социальной структуре страны пребывания и представлениями как своими, так и ближайшего окружения, о месте данного человека в среде других людей. Русский человек столкнулся в Югославии с новым общественным окружением. С обществом, в котором имелись свои обычаи и потребности, менталитет, ограничения и разделительные линии. В новой стране на Россию вообще и на русского человека в частности смотрели различными глазами: в восточной ее части - с любовью и благодарностью за помощь, оказанную на протяжении веков, а в западной - с подозрением и трудно скрываемым неприятием, также порожденным опытом истории. На причины такого отношения к эмигрантам указывал профессор Р. Кошутич в 1922 г. в докладе Министерству просвещения по результатам инспекции русских кадетских корпусов, расположенных в Королевстве: «Россия обязала нас своей кровью, и теперь настало время возвратить часть этого огромного долга ее родным детям. Вот почему русские школы следует разместить в самых культурных центрах, населенных сербами, поскольку только серб знает, чем для него была Россия и что он ей должен (хорваты и словенцы почувствуют это позднее, когда глубже войдут в нашу историю и когда будут смотреть на свое прошлое другими глазами)». Но, несмотря на все надежды профессора Р. Кошутича, различия в восприятии оставались, проявляясь особенно явно в повседневной жизни. Отношения с новой средой были весьма непростыми. Единое восприятие приютивших эмигрантов «братьев» быстро уступило место суровой реальности. Ее прекрасно описал С. Н. Палеолог в своем письме генералу А. С. Лукомскому в сентябре 1921 г.: «Вне всякого упрека к нам относятся: высшее Правительство, духовенство, высшие классы интеллигенции и офицерства. Все они отлично понимают роль России для Сербии в прошлом и в будущем; в поддержке русских беженцев чувствуют свой долг и часто подчеркивают, что лишь по бедности своей Сербия так мало дает России. Однако и они не любят углубляться в воспоминания прошлого, когда Россия была благодетельницей Сербии. Средний класс: городские жители и торговцы совершенно равнодушны к русским, смотрят на нас, как на элемент, подлежащий эксплуатации. Чувства симпатии, но только на словах, и в единичных случаях на деле, со стороны представителей этого класса - явление почти исключительное. Селяки, с которыми нам мало приходилось иметь дело, относятся к нам добродушно, но с искренним недоумением, и постоянно спрашивают: «За что мы припутовали из России?»[24].
Важное значение для адаптации эмигрантов к новым условиям имела деятельность православной церкви. В 1921 г. из Константинополя в Королевство переехало Всезаграничное высшее русское церковное управление (ВВРЦУ). 8 апреля 1921 г. в Сремских Карловцах состоялось его первое заседание, на котором митрополит Антоний (Храповицкий) был избран управляющим русскими православными общинами в Югославии (в декабре 1921 г. состоялся первый всезаграничный русский церковный собор). В стране организовывались новые приходы, имевшие статус отделений Общества попечения о духовных нуждах православных русских в Королевстве СХС. В условиях культурной и духовной изоляции даже религиозно-индифферентная интеллигенция шла в православные храмы в поисках общения, ощущения своей причастности к русской истории и духовной культуре. Немалая часть интеллигенции, до отъезда не знавшая дороги к храму, начинает участвовать в жизни своего прихода. В 1925 г. в одиннадцати колониях действовали «русские» православные храмы, ставшие не только сосредоточием религиозно-нравственной жизни российских эмигрантов, но и центром всей их общественной жизни.
Среди беженцев из России было много инвалидов и нетрудоспособных[25]. Этой категорией беженцев занимался созданный в ГК в 1921 г. Инвалидный отдел, а с 1924 г. он стал называться Отдел инвалидов и нетрудоспособных. Основная задача отдела – медицинское освидетельствование беженцев. Для этого при отделе была создана Врачебная комиссия, которая распределяла беженцев по категориям в соответствии с их медицинскими показаниями. Выплаты каждому нетрудоспособному инвалиду составляли всего 100 динар в месяц, и эти суммы люди часто получали с большими задержками. В наиболее привилегированном положении находились военные инвалиды, получавшие от правительства Югославии пенсии, обеспечивавшие им вполне сносное существование.
Одной из наиболее сложных проблем было трудоустройство беженцев. Относительно быстро были решены вопросы трудоустройства тех, кто задолго до прибытия в Югославию снискал себе мировую и европейскую известность в области науки, культуры, просвещения или искусства. Но нелегко пришлось рядовым эмигрантам. Четыре тысячи врангелевцев, торжественно встреченных па пограничной станции Джевджелия были тут же направлены на строительство горного шоссе Вранье – Босильград – Гостивар – Дебар. Руководил этим строительством русский инженер-путеец Сахаров, возглавлявший затем в 1921—1925 гг. югославское Управление строительства горных дорог. Шоссе, имевшее огромное стратегическое значение, прокладывалось в исключительно трудных условиях. Оно должно было пройти через горный перевал Бесна Кобила на высоте около 2 тыс. м., что было в то время необычайно сложной инженерно-строительной задачей.
О том, в какое положение попали гражданские лица, не имевшие протекции со стороны белоэмигрантского руководства и связанных с ним правящих югославских кругов, можно судить по объявлениям, публиковавшимся из номера в номер журналом «Русский архив»: «Бюро трудоустройства «Земгор» бесплатно рекомендует государственным и общественным организациям и частным лицам работниц разных специальностей, как то: учительницы, преподавательницы музыки и иностранных языков, кассирши, секретари-машинистки, няньки, продавщицы, портнихи, модистки, официантки, поварихи и др. Рекомендуются также специалисты, начиная от высококвалифицированных инженеров, профессоров, учителей, бухгалтеров, писарей и кончая столярами, красильщиками и обычными рабочими».
Начиная с лета 1920 г., главные усилия правительства и беженских организаций были направлены на стимулирование производственной активности трудоспособных эмигрантов, оказание им помощи в приобретении специальности, переквалификации и трудоустройстве. Российским гражданам для организации собственных предприятий предоставлялись кредиты, специалистам выдавались ссуды на приобретение пособий и инструментов. До марта 1921 г. включительно было открыто около 300 предприятий. На их организацию представительство ВЗС выдало ссуду в размере более 1 млн. дин[26]. Эти и другие меры помогали части беженцев найти заработок.
В 1921 г. сравнительно легко устраивались на работу землемеры, работники образования, врачи, деятели культуры, техники. Так, к осени 1921 г. 28 российских профессоров получили кафедры в вузах королевства с ежемесячным окладом в 1 тыс. дин. Врачи, как правило, получали работу по специальности только в провинциальных городах. Сложно было подыскать работу по специальности юристам, военным и чиновникам. Из примерно 200 дипломированных российских юристов в это время имели работу по специальности около 40 человек с окладом до 600 дин.
В 1921 г. при Государственной Комиссии создается Отдел труда, который активно занимался созданием различных краткосрочных профессиональных курсов – техническо-строительных, электромонтажных, слесарно-монтажных, шоссейно-дорожных, железнодорожно-эксплуатационных, межевых, штейгерских, почтово-телеграфных, геодезических, а также курсов по обучению сербскому языку. Курсы создавались с учетом потребностей государства в тех или иных специалистах. Некоторые из них существовали 2-3 года (например, почтово-телеграфные), в других было по 10 выпусков (слесарно-монтажные в г. Крагуевце). Срок обучения на курсах составлял 6 месяцев, прием слушателей был ограничен возрастными рамками (от 16 до 30 лет). За редким исключением все учащиеся были мужчины. Количество слушателей определялось возможностью их дальнейшего трудоустройства и различалось по годам; в среднем от 20 до 50 человек в каждом выпуске.
Занятия на курсах вели как русские, так и местные преподаватели, хотя последних было меньше. По их окончании слушатели сдавали экзамены и получали соответствующие свидетельства. Общим правилом для всех курсов было целевое распределение специалистов. В основном рабочие места предоставлялись в провинции; в крупных городах оставались единицы. Профессиональные курсы действовали в Белграде, Замуне, Сараево, Новом Саде и Крагуевце до середины 1930-х гг.
Отдел труда на местах организовывал бюро труда, которые активно действовали в городах Любляна, Шабац, Осиек, Сомбор, Брод, Вараждин, Вршац, Панчево, Заечар, Субботица, Загреб, Белград, Нови Сад, Ниш, Сараево, Трстеник, Карловац, Травник. В задачу бюро входил поиск рабочих мест и трудоустройство беженцев. Эти и другие меры помогали части беженцев найти заработок. Местные бюро не вело статистики трудоустройства, поэтому крайне трудно восстановить точную цифру эмигрантов, воспользовавшихся их услугами.
По данным статистического отдела Державной комиссии, в начале 1922 г. были трудоустроены более 5,5 тыс. беженцев, из них 2,7 тыс. имели постоянную работу, 2,8 тыс. – временную. Согласно статистике Международного бюро труда, в 1924 г. в Королевстве насчитывалось около 19 тыс. безработных российских беженцев[27].
 С 1924 г., когда ряды югославской интеллигенции стали пополняться своими молодыми специалистами, рынок труда для русских стал суживаться, особенно остро это проявилось после 1926 г.
Недостаток рабочих мест и стабильного, достаточного заработка в среде беженцев, не имевших ничего предложить, кроме своих рук, явились причиной создания в 1924 г. «Русского колонизационного бюро», которое ставило своей целью содействовать переезду беженцев на Запад. Начиная с 1925 г. Государственная Комиссия выдавала ссуды отъезжающим за границу для трудоустройства, в том случае, если «по данной категории труда невозможно найти применение в Королевстве». Поэтому, не случайно, что в 1924 – 1925 гг. увеличивается число беженцев, выезжавших из Югославии. Газета «Политика» сообщала, что более 7000 русских – квалифицированных рабочих, техников и инженеров – покинули страну, главным образом при посредничестве особого бюро в Белграде, вербовавшего русских на крупные заводы Франции. Анонимный обозреватель писал: «Если в первое время после прибытия русских мы к ним относились с состраданием, настала пора государству стремиться иметь от них пользу. Так поступают Париж и Прага».[28]
Уже к началу 1930-х гг. численность российских эмигрантов, по разным данным, составляла 25 – 30 тыс. чел. Государственная перепись населения, проведенная в марте 1931 г., зафиксировала около 33 тыс. российских эмигрантов, из которых более 5,5 тыс. приняли югославское подданство.
1934 г. стал своеобразным рубежом в истории российской эмиграции в Югославии. С убийством 9 октября 1934 г. короля Александра для российской эмиграции начались смутные дни. В письме делегата по защите интересов русской эмиграции В.Н. Штрандмана от 1 сентября 1936 г. принцу-регенту Павлу говорилось: «Министерство внутренних дел, за весьма редкими исключениями, отказывается принимать эмигрантов в югославское подданство, что лишает их права искать заработок даже на иностранных предприятиях, которым предлагается оказывать строгое предпочтение национальным рабочим… Уже сейчас имеются весьма тяжелые случаи, например, отказ принимать на работу русских только потому, что они русские…»[29].
§ 3. Общественно-политическая деятельность эмигрантов
В развитии общественной жизни российских граждан в 1919 – 1920 гг. можно выделить два периода. До весны – лета 1920 г. она не отличалась активностью эмигрантов. В их политическом сознании господствовали либерально-демократические настроения. Общественная деятельность была направлена на создание не политических организаций, а благотворительных культурно-просветительских обществ. Резкое увеличение численности российских беженцев в начале 1920 г. привело к некоторой активизации их общественной жизни.
К 1921 г. в Югославии оформились два основных направления общественно-политической мысли: «левые», республиканцы, и «правые», монархисты. Республиканский лагерь в 1921 – 1924 гг. был представлен, прежде всего, правыми кадетами. В основе их взглядов лежала убежденность в том, что вооруженная борьба и в дальнейшем должна оставаться главной формой противоборства с большевиками, а для этого необходимо любой ценой сохранить боеспособную армию и не доверять социалистам. На этих позициях стояли большинство членов Югославянской группы конституционно-демократической партии (всего более 20 чел.), руководство представительств Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов (ВСГ) в Югославии и другие группировки (М.П. Чубинского, В.Д. Плетнева и др.). За пределами Королевства они ориентировались на созданный в июле 1921 г. на съезде «русского национального объединения» в Париже Русский национальный союз (РНС). В октябре 1921 г. в Белграде было провозглашено создание югославянского отдела РНС, который к началу 1922 г. насчитывал около 100 членов. Большинство из них проживали в Белграде. На одном из первых собраний членов югославянского отдела РНС были определены его ближайшие задачи: «1) Объединение находящихся в пределах Королевства СХС русских, разделяющих общие цели и задачи РНС; 2) Участие в выработке и приведении в исполнение всех мер, необходимых для осуществления общих целей Союза; 3) Ознакомление живущих в Королевстве СХС русских с положением русского дела в России и за границей; 4) Освещение русских событий и явлений международной жизни, имеющих непосредственное отношение к русскому делу; 5) Разработка вопросов подготовки русских общественных сил к работе на родине, после свержения коммунистического ига; 6) Установление, возможно, тесное общение с сербскими политическими и общественными деятелями, а равно и с общественными организациями и органами общественного мнения Королевства СХС в целях укрепления связи между Россией и Королевством СХС»[30].
В конце 1921 – начале 1922 г. белградский отдел РНС был очень деятелен и собирался еженедельно. Его члены организовывали собрания представителей российских общественных организации по различным вопросам – отношение к политике правительства Советской России, помощь голодающим в Советской России и т.п. Слушали доклады, обсуждали и принимали резолюции. Летом 1922 г. югославянский отдел РНС пытался объединить российские беженские общественно-политические организации в Королевстве на республиканско-демократической платформе. К осени того же года деятельность правых кадетов в Югославии стала затихать.
 В начале 1921 г. наблюдался всплеск консервативных, монархических настроений в среде российских беженцев. Более чем в 20-ти самых крупных колониях возникли организации монархистов. К осени 1921 г. в основном завершилась работа по созданию монархических ячеек и местных комитетов в большинстве колоний. По некоторым данным, в это время около 80% общественно активных беженцев в той или иной мере поддерживали монархическое движение[31]. Возглавляло его правление белградской колонии, ставшее фактически центральным органом Объединенной организации партии монархистов. В министерстве внутренних дел был зарегистрирован ее устав, создававший впечатление о ней как об организации с культурно-просветительными и экономическими задачами. Однако значительная часть деятельности, включая общие собрания, проходила полулегально. В своей политической деятельности российские монархические организации в Югославии ориентировались на решения Рейхенгальского съезда представителей российских монархических организаций за рубежом, который состоялся в Баварии 29 мая – 6 июня 1921 г.
Правые монархисты, возглавлявшие монархическое движение в среде российских беженцев в Югославии, были убеждены в том, что единственный путь к возрождению великой, сильной и свободной России есть восстановление в ней монархии, возглавляемой законным государем из Дома Романовых, согласно основных законов Российской империи. Один из идеологов русского монархизма в Королевстве СХС, профессор Г.В. Локоть, в 1921 г. писал: «Только Монархия, возглавляющая и символизирующая крепкую национально-русскую государственную власть, может вывести Россию из хаоса и анархии, созданных революцией, и направить Россию на путь нормального эволюционного развития. Только Монархия будет символизировать для русского народа возвращение его на путь гражданского, социального и государственного порядка и права. Только Монархия будет являться в глазах народа прочной гарантией развития на истинно народных, национально-русских началах, единственно обеспечивающих национальные интересы, национальное достоинство и национальную мощь русского народа»[32].
В резолюции, принятой в марте 1921 г. на общем собрании членов белградской колонии, где в то время преобладали монархические настроения, утверждалось, что первейшей задачей текущего момента является вооруженная борьба с большевизмом, для этого должен быть, во что бы то ни стало, восстановлен единый фронт борьбы с большевиками. Борьба эта должна вестись Русской армией совместно с армиями других государств.
Весной 1921 г. российское монархическое движение вступило в период острых внутренних разногласий. Уже на Рейхенгальском съезде обозначились противоречия между правыми и конституционными монархистами. В 1922 г. монархическое движение из-за разногласий по вопросу о кандидате на российский престол раскололось на два лагеря, один из которых поддерживал князя Николая Николаевича, брата императора Александра II, а другой - великого князя Кирилла Владимировича (двою родного брата императора Николая II). К середине 1920-х гг. противостояние и поляризация в монархическом движении усилились. В Югославии среди монархистов примерно две трети составляли «николаевцы» и одну треть «кирилловцы». Время от времени представители то одной, то другой группировки собирались на съезды, собрания, принимали резолюции, вербовали в свои ряды новых сторонников, издавали газеты, пропагандистские брошюры и листовки. Однако в середине 1920-х гг. позиции монархического движения заметно ослабли.
Особую роль в среде российских беженцев в КСХС в пер. пол. 1920-х гг. играли военные. Они находились в центре внимания и республиканских, и монархических деятелей, которые вели борьбу за привлечение их на свою сторону.
После эвакуации из Крыма, по прибытию в Константинополь, Русская армия была разоружена. Французское правительство, принявшее под свое покровительство «крымских» беженцев, и командование союзнического экспедиционного корпуса в Константинополе рассматривали всех военнослужащих Русской армии, включая и генерала П.Н. Врангеля, как обычных гражданских беженцев, требовали скорейшего расформирования воинских контингентов и их полной деполитизации. Руководство армии, различные российские беженские организации стремились сохранить армию хотя бы в измененном виде. Сама жизнь подсказывала направление этих изменений. Еще весной 1920 г. в Югославии и некоторых других местах расселения российских беженцев возникли союзы русских офицеров. Эта инициатива была в начале 1921 г. поддержана П.Н.Врангелем. В 1921-1923 гг. в ходе переселения бывших военнослужащих Русской армии в славянские страны одновременно шла реорганизация армии в добровольные военно-трудовые объединения, офицерские союзы и общества. Армия переходила на «трудовое положение», основные ее кадры должны были собственными силами зарабатывать средства к существованию. В Королевстве стали действовать различные военные союзы, имевшие свои отделения почти в каждой колонии. В целях централизации и, соответственно, укрепления связи между ними в августе 1921 г. в Белграде был создан Совет объединенных офицерских обществ. Официально декларируемые цели его деятельности сводились к поддержанию дисциплины среди своих членов, представительству перед властями Королевства и организации взаимопомощи. Совет заявил о своей аполитичности, но на закрытых общих собраниях часто обсуждался вопрос о будущем государственном устройстве России. Большинство высказывалось за восстановление парламентарной монархии. В начале 1924 г. в Совет объединенных офицерских обществ входили 16 организаций офицеров с общей численностью около 5-6 тыс. чел. Просуществовал совет до 1927 г., значительно дольше, чем в других странах.
Летом 1922 г., в ходе реорганизации Русской армии в добровольное объединение различных союзов и обществ, П.Н. Врангель отказался от политической роли и передал ее великому князю Николаю Николаевичу. Основные усилия П.Н.Врангеля и его штаба были направлены на трудоустройство бывших военнослужащих.
Осенью 1923 г., в условиях обострившейся борьбы в монархическом движении, усилились попытки втянуть бывших солдат и офицеров в активную политическую деятельность. 3 сентября 1923 г. П.Н. Врангель, которого многие продолжали признавать Главнокомандующим, издал распоряжение № 82[33]. Его суть состояла в том, что все офицеры должны были пройти регистрацию в одной из офицерских организаций, если считали себя сторонниками белого движения. Месяцем позже Врангель утвердил постановление, согласно которому члены офицерских организаций ни под каким видом не имели права состоять в политических партиях или политических организациях. Исключения могли допускаться лишь с разрешения «Совета объединенных офицерских обществ». В то же время не исключалась возможность связи между офицерскими союзами и дружественными армии организациями политического характера. Она могла поддерживаться посредством лекций и докладов представителей политических партий или через информацию, получаемую через представителей офицерских обществ. Посещение публичных лекций, докладов, собраний не возбранялось, но офицеры не должны были участвовать в прениях или в вынесении постановлений по политическим вопросам. В качестве примера можно привести запрет членам РОВС вступать в члены образованного в 1934 г. «Российского патриотического общества имени государя императора Николая II» вследствие его политического характера и неизвестности лиц, стоящих во главе общества. Монархисты выступили против приказа № 82. Их сторонники вышли из Совета объединенных офицерских обществ и создали Союз офицеров и участников Великой войны.
Упомянутый РОВС (Российский общевоинский союз, создан по приказу П.Н. Врангеля в 1924 г.) являлся наиболее мощной военной организацией, чей центр с момента создания по 1927 г. находился в Белграде. Формально РОВС, имевший свои отделения в различных государствах, был зарегистрирован как гуманитарная организация для моральной и материальной поддержки военных белоэмигрантов. Фактически же он создавался для борьбы с большевизмом. Первый параграф временного положения РОВС гласил: «Р.О.В.С. образуется с целью объединить русских воинов, рассредоточенных в разных странах, укрепить их как носителей лучших традиций и заветов старой Императорской армии». Во втором параграфе указывалось, что «задача Р.О.В.С. заключается в поддержании среди членов его воинского рыцарского духа, укреплении начал воинской дисциплины и воинской этики и в общем руководстве и согласовании в этом направлении обществ и союзов, вошедших в его состав воинских частей и отдельных групп, а также в содействии по оказанию материальной и моральной помощи своим членам»[34]. Неофициально конечной целью деятельности РОВС считалось свержение большевистского режима. Большинство его членов видело будущую Россию конституционной монархией. Они надеялись, что благодаря стечению обстоятельств как внутренних (народное восстание, военный путч, экономический и политический кризис), так и внешних (международный военный конфликт) в России может возникнуть благоприятная ситуация для вмешательства Белой армии. В ожидании «дня X» нужно было любой ценой сохранить армию, чтобы в необходимую минуту она оказалась реальной военной силой, дисциплинированной и организованной.
В списке стран, где была развернута деятельность РОВС, Югославия занимала третье место по численности членов этого союза (к середине 1930-х гг. в Королевстве насчитывалось 25 тыс. членов РОВС). Начальником РОВС в Югославии являлся И.Г. Барбович. Во время гражданской войны он командовал конным корпусом. В Югославию прибыл из Галлиполи вместе со своими частями, разместив их затем в пограничные части югославской армии. В своей работе И.Г. Барбович опирался на группу особо доверенных лиц. Среди них были Базаревич, В. Пронин, Э. Месснер. Помощник военного агента Российской делегации Потоцкого в Королевстве Базаревич выполнял работу кадровика. Его особая задача заключалась в устройстве в королевскую армию офицеров и специалистов, дабы они имели материальное содержание и были в курсе современных военных достижений. Полковник В. Пронин отвечал за обучение и подготовку молодежи для пополнения офицерского корпуса РОВС. Э. Месснер являлся шефом разведки РОВС в Югославии.
В идеологии РОВС важное место отводилось трудам профессора И. А. Ильина. Ядро РОВС составляли «Союз галлиполийцев», «Союз первопоходцев», «Союз офицеров Генерального штаба». Центры этих организаций также находились в Белграде. На территории Королевства проживали 4 500 «галлиполийцев» при общей их численности 14 500 чел. «Союз первопоходцев» был основан в 1919 г. в России после 1-го Кубанского (Ледяного) похода под командой Л. Г. Корнилова. Из общего числа 1 тыс. чел. в Югославии насчитывалось 300 «первопоходцев». Как и «галлиполийцы», «первопоходцы» имели свои отделения во многих городах Королевства. Там, где их не было, интересы «первопоходцев» представляли «галлиполийцы» или «Союз офицеров Генерального штаба».
В середине 1920-х гг., в условиях стабилизации положения в СССР и развитых капиталистических странах, нормализации отношений между ними становилась очевидной нереальность, по крайней мере, в ближайшее время, планов свержения большевистского режима и возвращения на родину. Тысячи российских эмигрантов выезжали из Югославии на заработки во Францию и другие западноевропейские страны. К тем, кто оставался, приходило понимание бесперспективности борьбы различных политических группировок, необходимости адаптации к окружающей жизни. Вернувшийся в Советский Союз знаток «русского зарубежья» Б.Н. Александровский в своих воспоминаниях пишет, что значительное число русских за рубежом, в конце концов, полностью отмежевалось от всякой политики, носящей антисоветскую направленность. Очень многие из них не принимали никакого участия в том бесновании, в той «толчее в ступне», которые были столь характерны для т.н. активной белогвардейской эмиграции[35]. В связи с этим возрастало влияние более умеренных общественно-политических организаций, увеличилась тяга к культурной, культурно-просветительной и научной деятельности. Закономерна поэтому активизация центристских и левых республиканско-демократических организаций, особенно левых кадетов и левых эсеров.
Лидер левых кадетов в эмиграции П.Н. Милюков призывал своих единомышленников отказаться от надежд на быстрое свержение большевистского режима в ходе вооруженной интервенции и призывал сосредоточить усилия на организации планомерной систематической работы по разложению большевистского режима изнутри с целью подготовки народного восстания в Советской России. Подобных взглядов придерживались и левоэсеровские организации «Крестьянская Россия» и Объединение российских земских и городских деятелей (Земгор), политические центры которых находились в Праге. Группа «Крестьянская Россия» в Белграде начала действовать осенью 1923 г. В середине 1920-х гг. она оставалась сравнительно малочисленной и маловлиятельной. Представители этой группы участвовали в работе 1-го съезда организаций «Крестьянской России», состоявшегося в Праге в декабре 1927 г. На нем была утверждена программа, в политической части которой характеризовалось общественное устройство будущей России: «Единство страны должно быть сохранено: Россия представлена в виде федерации, правительство будет избираться посредством свободного и тайного голосования. Стремление правосудия будет независимым и общедоступным. Все национальности будут равны. Экономика должна быть развернута с упором на сельское хозяйство и сельскую промышленность. Образование будет всесторонне поощряться и будет свободным от политического вмешательства». Программа также утверждала, что Крестьянская Россия предоставит населению религиозную свободу, будет оказывать поддержку семье, введет социальные льготы для неимущих членов общества и улучшит здравоохранение.
В апреле 1924 г. в Белграде открылось представительство пражского «Земгора» во главе с Ф.Е. Махиным. Вскоре оно развернуло широкую культурно-просветительскую деятельность и работу по трудоустройству беженцев.
В середине 1920-х гг. левые республиканско-демократические и центристские организации предпринимали неоднократные попытки объединиться на внепартийной основе. В 1924 г. в Белграде возникло отделение Республиканско-демократического объединения (РДО), созданного в июне того же года в Париже левыми кадетами и эсерами. Принятая политическая и идеологическая платформа РДО провозглашала, что члены Объединения исходят из факта совершившейся в России народной революции и не допускают мысли о возврате к социально-политическому строю, предшествовавшему революции.
Основы и черты республиканско-демократического миросозерцания РДО:
1.Демократическая федеративная республика с сильной подзаконной и ответственной перед народным представительством исполнительной властью.
2.Гарантия политических и гражданских свобод, гражданское равноправие, независимый суд и защита прав национальных меньшинств.
3.Всеобщее активное и пассивное избирательное право в органах центрального и местного представительства.
4.Решительный отказ от коммунистической системы хозяйства и восстановление производительных сил страны на основе свободы экономической деятельности.
5.Признание происшедшего во время революции перехода земли к крестьянам и решительная борьба со всеми попытками конфискации земли из рук ее теперешних держателей или иными способами восстановить дореволюционные земельные отношения.
6.Государственная охрана наемного труда[36].
Новая попытка объединения республиканских левых и центристских сил на более широкой основе была предпринята в октябре 1924 г. Тогда в Белграде образовалось Объединение русских организаций в Королевстве СХС в составе югославянского отделения Русского национального союза, представительств Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов и Российского общества Красного Креста, Совета объединенных офицерских обществ, организаций донских и кубанских казаков и др. Устав объединения провозглашал в качестве основных задач организацию взаимопомощи и культурно-просветительную деятельность.
Республиканско-демократический лагерь, как и монархический, пребывал в постоянных организационных видоизменениях: одни группировки теряли свое значение и распадались, а из их осколков создавались новые. Во втор. пол. 1920-х гг. в Белграде действовали Русское демократическое объединение и Республиканско-демократический клуб. В апреле 1928 г. окрепнувшее представительство пражского Земгора в Югославии объявило о своем преобразовании в самостоятельное Объединение земских и городских деятелей в Королевстве СХС. Новая организация заявила о полной аполитичности и сосредоточила активность на оказании материальной и культурной помощи российским эмигрантам.
Продолжались острые внутренние разногласия в монархическом движении. «Кирилловцы» отстаивали необходимость восстановления монархического правового строя в России. «Николаевцы» вели борьбу под флагом «непредрешения будущего образа правления в России» и сближались с правыми кадетами, различными центристскими группами. В апреле 1926 г. в Париже состоялся Российский зарубежный съезд, в котором участвовали правые кадеты и «николаевцы», где 60 депутатов из 400 представляли российских эмигрантов из Югославии. В документах съезда было заявлено о признании необходимости восстановления в России монархического строя, в качестве «вождя» признавался великий князь Николай Николаевич. Левые кадеты выступили с редкой критикой компромиссного соглашения, достигнутого между правыми кадетами и «николаевцами».
Белая армия, символически продолжавшая существовать в виде РОВС, постепенно сливалась с общеэмигрантской обывательской массой. Однако и в 1930-е гг. РОВС по-прежнему считался наиболее сильной и влиятельной организацией российских эмигрантов. Оставаясь в своей легальной деятельности неполитической организацией, он все заметнее приобретал черты профессионального и благотворительного объединения.
На рубеже 1920-30-х гг. в Югославии существовало более 100 организаций российских эмигрантов. Однако большинство из них проявляли свое существование только участием в панихидах, молебнах и полковых праздниках. Текущая деятельность этих общественных объединений постепенно сводилась к заседаниям, докладам, резолюциям, которые становились обычным явлением. Полемика, политическая борьба теряли свою остроту. Значительная часть эмигрантов переживала период напряженной, часто болезненной, работы по переоценке моральных и жизненных ценностей, ломки старых и привычных взглядов, выработке нового мировоззрения. Это было время постепенного, но неуклонного избавления от иллюзий первых лет эмиграции. Надежды на скорое падение большевистской власти иногда еще вспыхивали, однако не так ярко и ориентироваться на них для серьезных, трезвомыслящих людей становилось далее невозможно. «Белое воинство» укоренялось в окружавшую действительность, старело. Если в первые годы эмиграции оно жило настроениями временного «отпуска» с военной службы и готово было по первому зову вождей снова стать на борьбу, то с течением времени жизнеспособность этих принципов и надежд становилась все более иллюзорной.
§ 4. Культурно–просветительная деятельность русских эмигрантов
«Появление... большого числа русских интеллектуальных профессионалов различного профиля заполнило тот вакуум, который образовался в сербском (прежде всего) и в югославском обществе, экономике и культуре в результате гибели огромного числа людей в только что закончившейся войне. Появление русских беженцев представляло собой сильнейший общественный импульс для этого измученного народа, и что особенно важно, именно в тот момент, когда новое поколение национальной интеллигенции еще только начало формироваться»[37].
Согласно статистическим данным, людей с высшим и средним образованием среди российских эмигрантов в Югославии было более 74%, а совершенно неграмотных – около 3 %. Среди мужчин более 16% окончили высшие учебные заведения и почти 56% – средние. Среди женщин высшее образование имели 4% и среднее – более 75%[38]. Сопоставим эти сведения с данными переписи югославянского населения в том же 1922 г.: общее число неграмотных в Королевстве составляло 51,5 %, а в Южной Сербии и Боснии достигало 80%.
Как уже отмечалось, общий образовательный уровень русских был достаточно высоким, поэтому культурная жизнь колоний отличалась активностью и разнообразием.
Во втор. пол. 1920-х гг. в Югославии активизировалась культурная и культурно-просветительная деятельность российских эмигрантских обществ и организаций. К тому времени все больше беженцев обращались к культуре, которая становилась объединяющим фактором, связывающим их с Россией прошлого и Россией будущего. В Белграде, Загребе, Нови Саде и других крупных колониях российских эмигрантов действовали различные культурные и культурно-просветительные учреждения, организации и общества. С 1925 г. в Белграде начал работать Русский народный университет, где читались научные и научно-популярные лекции, организовывались общедоступные концерты, литературно-художественные вечера. Роль общественно-культурных центров стали выполнять и Русские офицерские дома. Активную культурно-просветительную деятельность развернули Объединение земских и городских деятелей, Союз русских писателей и журналистов, общество «Русская матица» и др. Они регулярно организовывали публичные лекции, выставки работ российских художников, концерты, конкурсы, литературно-художественные вечера и т.п.
В разное время в Югославии жили такие известные русские писатели, лингвисты и поэты, как А.И. Куприн, С.Р. Минцлов, И. Северянин, И.А. Голенищев-Кутузов, И.И. Толстой, А.П. Дураков. А.И.Бунин и В.И. Немирович-Данченко были избраны почетными членами Союза русских писателей и журналистов Югославии.
В мае 1928 г. правительство Югославии создало Русский культурный комитет (РКК), цель которого состояла в «собирании и развитии в Белграде русских научных, литературных и художественных сил». Председатель комитета, известный лингвист академик А. Белич, которого эмигранты любовно называли «русским батькой», мечтал о русском Белграде как «русских Афинах». Было решено, что РКК сформирует Русский научный институт (РНИ), Русскую публичную библиотеку, Русское книгоиздательство, театральную школу, Русское музыкальное общество, Русское художественное общество, художественную студию и литературный кружок. Так, в РНИ был открыт ряд кафедр, где кроме местной профессуры читали лекции такие ученые, как П. Б. Струве, Н. О. Лосский, Г. В. Флоровский, А. А. Кизеветтер, литераторы Д. И. Мережковский, К. Д. Бальмонт.
В поле деятельности РКК находилась издательская комиссия, которая на средства югославского правительства издавала книги русских писателей: И.А. Бунина, И.С. Шмелева, Д.С. Мережковского, З.Н. Гиппиус, А.И. Куприна, Б.К. Зайцева и др.
В 1929 г. была открыта и театральная школа А.Ф. Черепова с классами художественного чтения, ораторского искусства, сценической практики для певцов и учеников частных школ пения, техники движения и мимики, культуры тела. К концу года в ней насчитывалось 108 чел. – как русских, так и сербов – в возрасте от 18 до 63 лет. В целях объединения учеников и друзей школы один день в неделю был выбран для встреч под названием «Субботник содружества». Было открыто в Белграде и Русское музыкальное общество, где с сентября 1929 г. сформированы трехклассные курсы истории и теории музыки с регентским отделением (число слушателей – 15 человек), организован оперный класс (10 певцов). Как и в театральной школе, здесь устраивались «воскресники» при участии студии художников. С августа 1929 г. была организована и Художественная студия, объединявшая 35 человек. При ней действовала школа с классами живописи, скульптуры и рисования. Руководителями классов являлись скульптор С. Алисов и художник С.И. Кучинский. В апреле 1929 г. в Белграде при правительственной поддержке был основан Русско-сербский клуб, главной задачей которого было «знакомство и сближение представителей культур обоих народов, а отсюда и общественная деятельность клуба с целью приобщить все слои русского и сербского общества к этой совместной и дружной работе познания друг друга, познания России и Сербии»[39].
Возможность длительного проживания российских беженцев в КСХС требовала организации обучения детей. Королевство стало первой страной, где уже в 1920 г. зарождалась российская зарубежная школа. Основу эмигрантской школьной сети в Королевстве составили эвакуированные в начале 1920 г. из южной России казенные учебные заведения — два кадетских корпуса (Киевский и Одесский, объединенные в Русский кадетский корпус) и два девичьих института (Харьковский и Донской Мариинский). С мая 1920 г. представительство Всероссийского союза городов приступило к осуществлению своей миссии по организации школьных учреждений. В это время в среде эмигрантов еще преобладало мнение о кратковременности их пребывания вдали от России. Поэтому руководство указанной организации видело свою задачу в создании таких школьных учреждений, которые, не требуя крупных средств на свое содержание, давали бы детям классическое русское воспитание и образование. Для этого школе предстояло передать детям традиции русской культуры, поставить надежные препоны на пути их денационализации в инородной среде, вне родной земли, в условиях отсутствия собственной государственности, но при этом помочь не оказаться в самоизоляции и использовать достижения мировой культуры. При всей разнородности по социальному и профессиональному составу, по материальному положению и политическим взглядам эмиграция была достаточно единодушна в стремлении сохранить детей русскими в плане их самоидентификации с Россией.
Летом 1920 г. в Белграде, Панчево, Сараево, Земуне и Скопле возникли детские заведения, которые взяли на себя все заботы о детях в течение дня: питание, обучение, отдых. Такие заведения назывались детскими домами.
В октябре 1920 г. в Белграде, благодаря финансовой поддержке Государственной Комиссии по приему и устройству русских беженцев, по предложению профессора В. Н. Плетнева была открыта 1-я Русско-сербская гимназия в составе пяти (III—VII) старших классов. Создание первых русских учебных заведений имело важное значение, но в 1920 г. большая часть эмигрантов не обучались в школах.
Появление «крымских» беженцев, среди которых было несколько тысяч детей, подростков и молодых людей, нуждавшихся в завершении своего образования сделало необходимым расширение сети учебных заведений. Власти позволили российским эмигрантам создать свою автономную школьную систему. Деятельность русских школ, по замыслу русских педагогов, должна была воспрепятствовать отчуждению, денационализации и ассимиляции русских детей. В межвоенный период в Королевстве существовало четыре типа русских школ: 1) Специальные средние школы-интернаты (кадетские корпуса и женские институты); 2) Классические гимназии; 3) Основные начальные школы, и так называемые 4) Школьные группы (формировавшиеся в местах, где русских детей было немного). Учебная программа в целом была копией соответствующих программ начальных школ, гимназий и реальных училищ царской России, дополненных изучением сербско-хорватского языка и различного рода «анафем» в адрес Советской России в курсе отечественной истории. Экзамены на аттестат зрелости проходили в присутствии представителя югославского министерства просвещения. Свидетельство об окончании русского среднего учебного заведения давало право на поступление в высшие учебные заведения Югославии.
В системе образования особое место занимали кадетские корпуса. Они стояли ближе к военным академиям, хотя и считались средними учебными заведениями. Так же, как и девические институты, сохранившиеся в условиях эмиграции в Югославии, эти учебные заведения основывались на традициях имперской России, верности отечеству и государю и представляли собой уникальный пример и уникальные возможности в условиях эмигрантского существования. Они просуществовали до начала Второй мировой войны.
В ноябре 1921 г. группой бывших преподавателей Харьковского девичьего института была открыта женская гимназия в Великой Кикинде. Гимназии имелись также в Земуне, Новом Саде, Дервенте, Дубровнике и Панчево. В 1921 г. начали работать школьные группы в Скопле, Дервенте, Стырнище, Пригревце, Дубровнике, в 1922 г.— в Суботице, Вршаце, Любляне, Вранячке Бане, Зайчаре.
С осени 1922 г. начались практические шаги по сближению русских учебных заведений со школьной системой Югославии. Вносились соответствующие изменения в учебный план: увеличивалось число уроков по «сербским» предметам – языку, литературе, истории и географии, причем преподавание велось на сербохорватском языке. В 1922 – 1923 гг. русским средним учебным заведениям (корпусам, институтам, гимназиям и части детских домов) были представлены права государственных гимназий. У части беженцев возникали опасения, что эти процессы приведут к денационализации русской школы, поэтому они выступали за сохранение самостоятельности и национальной специфичности своих учебных заведений.
В 1923 – 1924 учебном году на территории Югославии действовали 24 русских учебных заведения[40]. Из 5317 русских детей и подростков, проживавших в Королевстве, 2916 чел. обучались в русских школах, около 200 чел. – сербских, около 1 тыс. детей и подростков в возрасте от 6 до 18 лет оставались вне школы. Однако число последних в течение 1921/22 – 1923/24 учебных годов сократилось с 58,1% до 22,6%[41].
10 февраля 1923 г. по постановлению ГК был организован Совет по делам русских учебных заведений. В его состав вошли представители от Российской миссии в Югославии и ВСГ. В 1925 г. Совет был преобразован в Учебный отдел. При отделе в том же году был создан Школьный совет, собиравшийся эпизодически и решавший принципиальные вопросы по развитию начального и среднего образования. В его состав входили педагоги и представители различных эмигрантских организаций. Первоначальный состав Совета за время его существования практически не менялся: в него входили М.В. Челноков - член ГК, уполномоченный по делам русских женских учебных заведений, В.Д. Плетнев - член ГК, директор Первой русско-сербской гимназии в г. Белграде, С.М. Кульбакин – инспектор от ГК всех русских учебных заведений в КСХС, начальник Учебного отдела; профессор А.П. Доброклонский, профессор И.М. Малинин, полковник Генерального штаба В.Е. Базаревич, профессора Н.Н. Салтыков, В.Н. Смольянинов, преподаватель русской истории Л.М. Сухотин, преподаватель сербских национальных предметов Б. Бошкович, секретарь ГК, уполномоченный по делам кадетских корпусов Б.М. Орешков[42]. Учебный отдел и Школьный совет тесно сотрудничали с Министерством образования Югославии.
Педагоги русских учебных заведений были объединены в профессиональные союзы, которые, однако, не являлись стабильными ни по времени существования, ни по составу, как и большинство других эмигрантских объединений. С 1921 г. по 1926 г. в Югославии действовали, например, Союз русских педагогов в Королевстве СХС, Русское педагогическое общество, Союз деятелей русской демократической школы на Балканах, Общество преподавателей русских учебных заведений, находящихся па территории Королевства сербов, хорватов и словенцев, и др.
Образовательный ценз русских преподавателей был достаточно высоким. Подавляющее большинство учителей обладало опытом преподавательской работы. Однако их материальное положение далеко не было благополучным. Зарабатывали они в основном от 500 до 1100 динаров в месяц. При росте цен на жилье, одежду, обувь, отопление и продукты питания это была весьма ограниченная плата. Особенно тяжело жилось учителям, имевшим семью, хотя в большинстве своем русские преподаватели были одинокими.
Школы, гимназии, институты и корпуса позволили сотням русских молодых людей получить полноценное национальное образование в условиях эмиграции. Из стен эмигрантских учебных заведений вышли отличные специалисты. Следует подчеркнуть, что после революции русские кадетские корпуса и девические институты сохранялись только в Королевстве Югославия. В этом смысле показательны цифры: среди общего числа русских в Югославии ученики и студенты составляли 11,11 %, в то время как среди населения Королевства процент учащихся был существенно ниже – 2,5 %.
Большая часть русских студентов училась в Белградском университете и его филиалах в Скопле и Субботице, несколько меньше – в Загребе и Любляне. Принимали русских из Югославии и в Русский народный университет, и на Русский юридический факультет в Праге. К середине 1920-х гг. в университете в Белграде обучалось 625 русских студентов, в Загребе —285, в Любляне – 137, в Высшей технической школе в Загребе – 166, в Высшей коммерческой школе в Загребе – 140, на юридическом факультете в Субботице – 40, на филологическом факультете в Скопле – 10 человек[43].
С высшими учебными и научными учреждениями Югославии связана судьба многих оказавшихся в эмиграции русских ученых. Они внесли весомый вклад в развитие науки и культуры Югославии.
Одним из первых объединений русских ученых стало сформированное в 1921 г. Археологическое общество, первым председателем которого был избран профессор Белградского университета, филолог и историк-славист А. Л. Погодин (1872-1947), ранее преподававший в высших школах Варшавы и Харькова. В нем участвовали такие видные историки общественной мысли, церкви, права, такие как А. П. Доброклонский, Е. В. Спекторский, Ф. В. Тарановский, С. В. Троицкий, Е. В. Аничков, М. Н. Ясинский, А. В. Соловьев, В. А. Мошин, Г. А. Острогорский[44].
С Белградским университетом связаны имена многих русских ученых, трудившихся на преподавательском и научном поприщах. Ряд из них был избран в Сербскую королевскую академию наук, переименованную после войны в Сербскую академию наук и искусств (САНИ). Профессор машиностроительного факультета Белградского университета Н. М. Обрадович пишет, что «в Сербии, опустошенной Первой мировой войной и остро ощущавшей недостаток преподавателей по инженерно-техническим дисциплинам, оказались бывшие преподаватели различных русских университетов, многие из которых выразили желание поступить на работу в Белградский университет. Используя сложившуюся ситуацию, Совет технического факультета вынес решение на заседании 17 мая 1919 г. предоставить несколько преподавательских ставок русским профессорам и доцентам»[45]. Так, на естественно-математическом отделении философского факультета работал А. Д. Билимович, закончивший в 1903 г. с золотой медалью физико-математический факультет Киевского университета. В 1925 г., еще, не будучи избран ординарным профессором, он становится членом-корреспондентом, а спустя десять с небольшим лет – академиком. С его именем связано и открытие клуба университетских математиков в 1926 г. Это научное сообщество впоследствии стало ядром Института математики САНИ. Вместе с ним на естественно-математическом факультете читали лекции, вели научную работу будущие академики — Н.Н. Салтыков, известный своими работами в области высшей математики и аналитической геометрии; В. Д. Ласкарев, палеонтолог и геолог, автор многочисленных студий по геологии Балкан. На техническом факультете заслуженным авторитетом пользовался В.В. Фармаковский. Его разносторонняя деятельность увенчалась созданием Института машиностроения, которому впоследствии было присвоено имя основателя. В Белградском университете работал и Н. А. Пушин. Выпускник физико-математического факультета Петербургского университета, магистр химии Московского университета, профессор Электротехнического института в Петрограде, он был награжден орденами, а также золотыми часами с сапфирами лично от Николая II. Судя по его трудам, все эти награды связаны с созданием боевого химического оружия. Научные изыскания и профессорско-преподавательская деятельность Н.А. Пушина были продолжены и в Сербии. С 1920 по 1930 гг. на юридическом факультете читал лекции по истории общественных теорий Е. В. Спекторский. Его имя было хорошо известно в университетских кругах России: он был профессором Варшавского, Киевского, Одесского университетов. В сферу его научных интересов входили и государственное право, философия, социология в их историческом преломлении[46].
В стенах Белградского университета в 1920—1930 гг. вели научную и преподавательскую деятельность 45 русских профессоров и преподавателей; во втором по величине Загребском университете их было 9, в Люблинском - 11, в университете г. Скопле - 4. В сущности, нельзя назвать какую-либо научную область, в которой бы не работали русские специалисты и не передавали свой опыт и знания молодежи. Так, в сфере юриспруденции можно назвать имя профессора Михаила Павловича Чубинского (1871—1943), еще до революции заявившем о себе как стороннике южнославянской федерации, опубликовавшем в 1917 г. труд «История сербско-хорватских отношений и будущее объединение», за который был награжден орденом св. Савы престолонаследником Александром. М.П. Чубинский был членом Постоянного законодательного совета при Министерстве юстиции, автором ряда работ по сербскому уголовному праву и политике в этой сфере, при его содействии в Белграде были открыты Институт и музей криминалистики.
Значительна роль русских специалистов в развитии здравоохранения Югославии. В 1920 – 30-е гг. в ее городах и селах работало около 350 русских медицинских специалистов. Благодаря им получили развитие многие отрасли югославской медицины, были созданы клиники и больницы. В Белграде профессор А. И. Игнатовский организовал, и долгое время руководил терапевтической клиникой при Медицинском факультете Белградского университета. На том же факультете долгое время возглавлял кафедру хирургии профессор С. К. Софотеров. Биолог, доктор С. К. Рамзин, крупный специалист в области эпидемиологии, был одним из ведущих медиков гигиенического отделения Белградского муниципалитета.
Русские ученые-медики работали и в другом крупнейшем научно-культурном центре Югославии — Загребе. Профессор М. Н. Лапинский организовал в местном университете кафедру невропатологии и клинику при медицинском факультете. Во главе Загребского патологоанатомического института с 1922 г. в течение многих лет стоял известный патологоанатом профессор С. Н. Салтыков. В Загребе же начал исследования в области бактериофагии выпускник медицинского факультета Загребского университета Н. А. Булгаков.
Десятки инженеров-строителей и архитекторов принимали непосредственное участие в проектировании большого количества монументальных построек, таких как министерство торговли и промышленности, управление генерального штаба, медицинский факультет Белградского университета. В целом, только в столице они спроектировали и построили не менее 250 частных домов. Несомненно, самым крупным русским архитектором, работавшим в Югославии, был академик Петербургской академии художеств Н.П. Краснов. В России он получил широкую известность как создатель летнего дворца Николая II в Крыму. Н.П.Краснов жил в Белграде с апреля 1922 г., работая заведующим проектной группой в отделе монументального строительства Министерства строительства. Заказчиком и покровителем русского архитектора был сам король Александр.
В конце 1920-х гг. академик А. Белич предложил идею создания единого культурного центра россиян в Белграде – «Русского дома имени императора Николая II». Эта идея встретила живой отклик и широкую поддержку, как в эмигрантской среде, так и в различных кругах югославского общества. Ее реализации деятельно способствовали король Александр I Карагеоргиевич, сербский патриарх Варнава, председатель Комитета по делам русской культуры академик Александр Белич, многие сербские и русские благотворительные организации и частные лица. «Русский дом» был построен в стиле русского ампира по проекту архитектора, генерала В.Ф. Баумгартена в 1931 – 1933 гг. В здание сразу же переехали Русский научный институт, Русская публичная библиотека с архивом и издательской комиссией, Музей императора Николая II, Музей русской конницы, Государственная комиссия по делам русских беженцев, мужская и женская русско-сербские гимназии, Русское музыкальное общество, Союз русских художников, правление Союза русских писателей и журналистов в Югославии. В «Русском доме» находились домовая церковь, зимний сад, бильярдная, литография, кинозал, зал для заседаний, комнаты отдыха, читальня. В нем обосновался и Русский общедоступный драматический театр, возглавляемый актером и режиссером А.Ф. Череповым.
Обладая таким «институтом», русская эмиграция в Югославии постоянно выступала с общественными и культурными инициативами, становилась центром объединения русской диаспоры, здесь проходили конференции, съезды, юбилейные торжества. Бывали дни, когда русские люди особенно ощущали свое духовное единство, и к числу таких дней, несомненно, относятся Пушкинские торжества в 1937 г., когда в Белграде разворачивалась специальная программа, увидел свет «Пушкинский сборник», в который вошли статьи В. Ходасевича, Н.С. Трубецкого,С. Франка, И. Лапшина, Е. Аничкова, Петра и Глеба Струве, К. Тарановского и др.
Не меньшее значение придавалось в Югославии и другому юбилею – 950-летию Крещения Руси, отмечавшемуся в 1938 г. В этом случае роль русской диаспоры в Югославии была особенно значительной, так как именно здесь располагался Синод РПЦЗ. В Белграде состоялись торжества, на которые съехались представители из разных стран, вышел «Владимирский сборник», куда были включены работы митрополита Анастасия (Грибановского), А.В. Карташева, М.А. Таубе, А.Л. Лаппо, Е.В. Спекторского, Д.А. Расовского, В.А. Розова и др.
«Русский дом» сыграл в жизни эмиграции важнейшую роль культурного, организационного, общественного центра. Перед открытием его высокий покровитель король Александр говорил академику Александру Беличу: «Вы должны сохранить за русскими русскую душу. Смотрите, они приехали со своими семьями. Каждая семья – это народ в миниатюре, это проначало каждого народа. Поверьте, русские найдут в своих четырех стенах свою Родину, если семья будет дышать русской атмосферой. Русская школа – начальная и средняя – должна навсегда закрепить за ними русскую национальность, без которой их семья – оторванный листок от могучего дерева. И это не все, и этого мало. Русский человек не может жить без удовлетворения своих духовных потребностей. Помните это всегда. Приютить, накормить, вылечить – хорошо, необходимо и очень полезно. Но если в то же время вы не дадите русскому человеку отвести душу на лекциях, концертах, выставках, а в особенности в своем театре, в своей опере – вы ничего для него не сделали... Помните всегда, что есть в мире народ, который пожертвует хлебом для духовных благ, которому искусство, наука, театр – также кусок хлеба. Это – наши русские»[47].

ГЛАВА 2. ИДЕЙНЫЙ РАСКОЛ В ОБЩЕСТВЕ ЭМИГРАНТОВ В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
К началу Второй мировой войны число российских эмигрантов в европейских странах значительно уменьшилось. Это объясняется многими причинами. Из-за не слишком благоприятных условий жизни эмигрантов срок их жизни заметно сократился, к началу 1940-х гг. уже многих не было в живых. Рождаемость среди русских людей за рубежом была достаточно низкой, чтобы говорить о каком-то воспроизводстве населения. Отдельные гражданские и военные беженцы вступали в браки с представителями коренных национальностей и ассимилировались. И хотя таких браков было не так уже и много, говорить о них все же приходится, так как, приняв гражданство той или иной страны, они переставали считаться эмигрантами.
Необходимо также отметить, что процесс эмиграции в 1920-х гг. в Европу не был окончательным. Для многих европейские страны стали лишь своеобразным транзитным пунктом на пути следования в Америку. Распыление эмигрантских масс по различным странам способствовало сокращению их концентрации в европейских государствах. И, наконец, сокращению количества эмигрантов в немалой степени способствовали реэмигранты. До 12% от общего количества беженцев сумели вернуться на Родину через репатриационные лагеря в 1920-х гг., значительно меньшее количество эмигрантов выехали в СССР в 1930-е гг. В Югославии к началу войны проживало около 20 тыс. русских эмигрантов.
 Война на Балканах началась с весны 1941 г. 6 апреля 1941 г. итало-германские войска оккупировали территорию Югославии. Король Петр II и правительство срочно покинули страну. Югославия была расчленена, а управление ею было передано в руки марионеточных профашистских правительств. Это стало поворотным пунктом в истории российской эмиграции на Балканах. Часть русских эмигрантов стала сотрудничать с фашистами, а другая – приняла активное участие в движении Сопротивления и деятельности партизанских отрядов.
 В день объявления войны Советскому Союзу, многие эмигранты явились в советские посольства с просьбой отправки их в Красную Армию для защиты Родины. А на бывшем здании русского посольства в Белграде профашистски настроенными элементами был вывешен плакат: «Победа Германии – воскрешение России».
Нападение Германии на Советский Союз стало своего рода катализатором в определении отношения к СССР в среде эмигрантов. Многие отбросили свои политические амбиции и претензии. Те из эмигрантов, кто сотрудничал с фашистами, рассчитывали на скорый разгром Советского Союза и планировали свое «победоносное» возвращение на Родину. Они поддерживали взгляды фашистских кругов на Россию как на объект колониальной политики, надеялись на территориальное дробление России. Солидаризация с вражескими планами некоторых кругов эмиграции вселяла в них надежду такой ценой купить себе возможность возврата на Родину и захвата в ней государственной власти.
Как и во всяком движении, нашлось в среде эмигрантов немало людей, занявших удобную позицию «выжидания», с интересом следивших за развитием событий, чтобы в зависимости от обстоятельств в нужный момент принять ту или иную сторону. Так поступил бывший врангелевский генерал В.Ткачев, один из лучших русских летчиков в годы Первой мировой войны. Он в период гражданской войны являлся самым сильным организатором и практиком в применении авиации. Знавший его еще один из первых красных летчиков генерал-майор советских ВВС И.К. Спатарель пишет о нем: «Он наотрез отказался сотрудничать с гитлеровцами. В 1945 г. не бежал на Запад, а явился к Советской власти с повинной. Был осужден, отбыл срок наказания, а когда некоторые лица в Париже стали хлопотать ему иностранный паспорт, он не захотел уезжать из России. Уж Ткачев-то слишком хорошо знал, что значит потерять Родину, и остался в Советском Союзе»[48].
Очень мало данных сохранилось об участии в движении Сопротивления русских эмигрантов. Они шли в ряды Сопротивления, уверенные, что Россию нельзя победить, что даже победители в этой стране всегда проигрывали войны. Не всегда учитывался патриотизм советских людей, поднявшихся на защиту своей Родины, но очень многие эмигранты были уверены в окончательной и бесповоротной победе России. Эта уверенность привлекла на сторону боровшихся против фашизма русских беженцев значительное число «сомневающихся» и «колеблющихся».
В Белграде, где проживало наибольшее число российских эмигрантов, во время войны была создана подпольная организация «Союз советских партизан», которая включала в себя главным образом представителей второго поколения русских эмигрантов. Накануне освобождения югославской столицы Союз насчитывал около 120 чел. и являлся частью антифашистского подполья.
Интересна судьба бывшего царского офицера Ф. Е. Махина. В мирное время в Югославии он издавал журнал, знакомящий югославов с советской литературой, занимался публицистической деятельностью. В 1939 г. Ф.Е. Махин вступил в Коммунистическую партию Югославии, а с нападением фашистской Германии на Югославию ушел с партизанами в горы. Талантливый публицист и литератор, он в звании генерал-лейтенанта работал в отделе пропаганды Верховного штаба Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ). За свою деятельность был награжден многими югославскими боевыми орденами. Умер Ф. Е. Махин в июне 1945 г.
Одним из известных участников народно-освободительного движения в Югославии стал поэт А. П. Дураков. Он посмертно был награжден Указом Президиума Верховного Совета СССР Орденом Отечественной войны II степени. А.П. Дураков, как и Ф.Е. Махин, воевал в партизанском отряде. В одном из боев с фашистами он был убит.
Генералом Народно-освободительной армии Югославии стал и инженер-строитель мостов В. И. Смирнов. Во время войны он занимал высокую должность начальника инженерной службы Верховного штаба НОАЮ и был неоднократно награжден боевыми югославскими орденами.
Югославская народная армия тесно взаимодействовала с «Союзом советских партизан». Союз направлял в партизанские отряды добровольцев и советских военнопленных, бежавших из фашистских концлагерей. Руководителем Союза был русский эмигрант Федор Выстроповский, героически погибший в 1944 г.
В отличие от большинства населения русского зарубежья верхушка Российского общевоинского союза в момент нападения Германии на Советский Союз благословила белое воинство на вступление в ряды вермахта.
Подозрительное отношение гитлеровцев к русским эмигрантам, тем не менее, не исключало возможности совместного активного сотрудничества. Верхушка РОВС развила активную деятельность, призывая бывших белогвардейцев вступать в ряды германской армии. Из них германским командованием были навербованы охранники, шпионы и каратели. По имеющимся сведениям, более 200 чел. из белоэмигрантов активно сотрудничали с германским правительством, работая в германских спецслужбах. Привлекались к работе на стороне Германии и эмигранты-националисты.
Среди созданных гитлеровским командованием из числа бывших белогвардейских офицеров охранных и карательных отрядов особой известностью пользовался «охранный корпус». Он был сформирован на территории Югославии под командованием белогвардейского генерала Б. А. Штейфона. Первые отряды «охранного корпуса» в составе около 2 тыс. чел. начали активные действия уже в сентябре 1941 г. 12 сентября в Белграде прошел парадный смотр «охранного корпуса» перед фашистским командованием. Почти за полгода к началу весны 1942 г. «охранный корпус» имел несколько полков, сосредоточенных как в Белграде, так и в других югославских городах. В составе корпуса формировались казачьи сотни, которые отправлялись в Россию на Дон.
По мнению гитлеровского командования, «охранный корпус» должен был организовывать охрану путей сообщения и шахты. Практически сразу части корпуса столкнулись с югославскими партизанами, пускавшими под откос эшелоны с продовольствием и боеприпасами для фашистского командования. Корпус нес многочисленные людские потери, участвуя в карательных акциях против партизан. В 1942 г. «охранный корпус» вошел в состав вермахта. А с победами Народно-освободительной армии Югославии и Красной Армии остатки «охранного корпуса» были окончательно уничтожены.
Интересно по этому поводу заявление жившего в Югославии В. В. Шульгина[49]. Он говорил, что война на многое ему открыла глаза. С началом войны он предполагал, что, получив оружие, советские люди повернут его против власти большевиков. Каково же было его изумление, когда он понял, что русские люди эту власть не только не собираются свергать, но защищают «до последней капли крови». Они считают своей Родиной именно Советский Союз и не ждут освобождения от Советской власти от рук белоэмигрантов. В.В.Шульгин отмечает, что усилия по свержению Советской власти эмигрантами оказались смешными и трагическими, они явились большой ошибкой. Осознание этой ошибки разрушило главные устои эмигрантской идеологии.
В октябре 1944 г. части Советской Армии совместно с югославскими партизанами освобождали Белград и Сремски-Карловцы. Началась ликвидация всех профашистских белоэмигрантских организаций и группировок. В Югославии в апреле 1945 г. были разгромлены и пленены остатки «охранного корпуса».
Командовавшие воинскими частями, сформированными из бывших белых офицеров, белогвардейские генералы Шкуро, Султан-Гирей Клыч, Краснов и другие были арестованы и повешены в 1947 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
По окончании войны определенной части эмигрантов было предоставлено право получения советского гражданства. Президиум Верховного Совета СССР предоставил это право лицам, состоявшим к 7 ноября 1917 г. подданными Российской империи, лицам, утратившим советское гражданство, и их детям. Югославия была включена в состав стран, из которых разрешалось возвращаться в Советский Союз.
По официальным данным, более 6 тыс. чел. из бывших русских эмигрантов из Югославии приняли советское гражданство. Но далеко не для всех русских людей возвращение на Родину оказалось счастливым. Многие были осуждены и отбывали срок в заключении. В январе 1945 г. в городе Сремски Карловцы был арестован В. В. Шульгин и вывезен в Москву. Несмотря на то, что он еще с 1931 г. отошел от политической жизни и не примкнул к фашистам, его все же осудили за активную антисоветскую деятельность и приговорили к длительному тюремному заключению. Подобные случаи, конечно, не являлись единичными, и дальнейшая судьба многих реэмигрантов с Балкан до сих пор остается неизвестной.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Октябрьская революция 1917 г. и гражданская война на территории бывшей Российской империи определили дальнейший ход истории нашей страны. Ближайшим последствием этих событии стала массовая эмиграция, положившая начало существованию российского зарубежья как устойчивой самостоятельной структуры. Одной из стран, где русские эмигранты нашли сначала временное пристанище, а потом и постоянное место проживания, стала Югославия (Королевство сербов, хорватов и словенцев). Эта славянская страна относится к числу крупных центров российской эмиграции в Центральной и Западной Европе.
Необходимо отметить, что именно социально-политические и идеологические мотивы стали стимулятором миграционного потока. Таким образом, российская эмиграция пер. пол. XX в. стала явлением политическим, не случайно она получила название «белой эмиграции» и была – при всем многообразии группировок – антисоветской, антибольшевистской по своей сущности. Хотя в Белграде не было крупных центров русских политических организаций, тем не менее, вся эмигрантская масса, соединившаяся в многочисленные общества, профессиональные союзы и организации взаимопомощи, по своему политическому настроению была весьма однообразна. Эмигрантская масса, за небольшим исключением, была настроена монархически и относилась негативно к соглашательской работе русских политических организаций Парижа и других центров Российского Зарубежья.
По мнению русского историка А. К. Елачича «Русская эмиграция в Югославии живет весьма интенсивной русской жизнью. Но все-таки, кажется, что нигде в мире она не одомашнилась столь сильно и не приросла к той почве, которая ее приняла, так, как в Югославии»[50]. Власти нового государства позволили российским эмигрантам создать органы самоуправления, систему образования, культуры, управления. До самой Второй мировой войны в Югославии существовала сеть русских начальных школ и гимназий, кадетские корпуса, девические институты, санатории, больницы, приюты, библиотеки, разрешалось организовывать свои типографии, печатать газеты, журналы, книги. Простор для культурной деятельности и сохранения русской самобытности был широк. «Русская Югославия» – это был целый материк, самостоятельный мир, который взаимодействовал с окружающим, принимая участие в жизни и строительстве Югославии, но и сохраняя собственную автономность, замкнутость, отдельность. В этом мире сформировалось и выросло несколько поколений русских людей, в нем возникла своя литература, культура.
Однако после войны русским беженцам пришлось столкнуться с той властью, от которой они пытались найти убежище в 1920-х гг. Закрылись все эмигрантские учреждения, включая школы и больницы. Перестали выходить газеты. Русский дом имени Императора Николая II стал Домом советской культуры. Эмигрантская жизнь совсем замерла. С окончанием Второй мировой войны в Европе завершается и история белой эмиграции на Балканах. Русская колония в Югославии прекращает свое существование как устойчивое и относительно замкнутое национальное сообщество.
Значительная часть русских эмигрантов вернулась на Родину, получив советское гражданство. Многие были репатриированы принудительно и отправлены в заключение, виновные и безвинные. Немногим оставшимся на свободе непримиримым противникам большевизма новый социалистический режим, установившийся в послевоенный период в Югославии, пришелся по душе, и они выехали в Западную Европу или в США. На постоянное жительство в Югославии осталась лишь незначительная часть русских, около 7 тыс. чел., в основном дети эмигрантов, для которых эта страна была уже настоящей Родиной. Новое испытание пришлось пережить русским беженцам и в 1948 г., когда возникли противоречия между руководством и компартиями СФРЮ и СССР. Вновь последовали отъезды и высылки. В итоге тот специфический русский дух, который окрасил и обогатил межвоенную Югославию, на долгие годы затаился в частных домах и в кругу друзей. Основными русскими атрибутами остались русская церковь Святой Троицы на Ташмайане, Иверская часовня и русское кладбище в Белграде. Сегодня наши соотечественники проживают в основной своей массе на территории Сербии и Черногории в крупных городах. Большинство из них ассимилировалось и состоит в смешанных браках с сербами.
В заключение, нельзя не отметить значение российской эмиграции для развития югославского государства. Можно выделить несколько важнейших аспектов, в рамках которых вклад русских был особенно важен и существенен:
1. Личное участие русских специалистов в работе различных научных и культурных институтов (с именами русских связано рождение югославского балета, формирование оперного репертуара, возникновение целых отраслей фундаментальной науки).
2. Привлечение русскими в Югославию специалистов из других стран: гастроли ведущих театральных трупп, ансамблей, проведение международных съездов, научных конференций — все это расширяло горизонты югославского общества.
3. Непосредственное осуществление русско-сербских рабочих контактов во всех сферах культурной, научной и хозяйственной жизни.
Никогда в своей истории югославянские народы не переживали такого наплыва высокообразованных людей. Статистика показывает, что 13 % русских в Югославии имели высшее образование, а 62 % – среднее. По воле судьбы русские прибыли в традиционное аграрное общество – в тогдашней Югославии около половины населения не умело читать и писать. В каком-то смысле появление русских являло собой встречу двух культур. Русские стремились осесть в восточной, православной, части Королевства СХС, население которой, по их словам, было дружески к ним расположено, и более всего желали поселиться в Белграде. Многие из них только в столице могли устроиться на работу, где были востребованы их знания. Поэтому, несмотря на то, что общее число беженцев в Югославии постоянно сокращалось, в Белграде их количество росло, вопреки неоднократным попыткам властей законодательно ограничить русским эмигрантам возможность селиться в столице. В начале тридцатых годов уже треть всех русских, осевших в королевстве, проживала в Белграде.
Власти Югославии позволили русским открывать свои школы, больницы, библиотеки, читальни и книжные магазины, организовывать свои типографии, печатать газеты, журналы, книги. Простор для культурной деятельности и сохранения русской самобытности был широк. В 1933 г. в Белграде был открыт Русский дом имени Императора Николая II, под крышей которого работали многие культурные и научные учреждения – от Русского научного института и Русского культурного комитета до Русской публичной народной библиотеки, Русского драматического народного театра и русско-сербской гимназии. Югославское государство активно принимало эмигрантов на государственную службу, что не могло не сказаться на общем развитии страны.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что средства, потраченные правительством Югославии на содержание и адаптацию российских беженцев, вернулись ей в виде конкретного вклада русских эмигрантов-специалистов в развитие архитектуры, образования, военного дела, театрального и музыкального искусства и многих других сфер общественной и государственной жизни довоенной Югославии.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Источники:
1. Александровский Б.Н. Из пережитого в чужих краях. / Б.Н. Александровский. – М.: «Мысль», 1969. – 186 с.
2. Арсеньев А. У излучины Дуная: очерки жизни и деятельности в Новом саду. / А.Е. Арсеньев. – М.: «Русский путь», 1999. – 236 с.
3. Афанасьев. А.М. Полынь в чужих краях. / А М. Афанасьев. – М.: «Молодая гвардия», 1987. – 210 с.
4. Белов В. Белое похмелье: русская эмиграция на распутье / В. Белов. – М.: Госиздат, 1923. – 149 с.
5. Дзержинский Ф.Э. О карательной политике органов ВЧК. Избранные произведения / Ф.Э. Дзержинский. – М.: Политиздат, 1977. – Т.1. – 1977. – 340 с.
6. Любимов Л.Д. На чужбине / Л.Д. Любимов. – М.: Сов. писатель, 1963. – 414 с.;
7. Мейснер Д.И. Миражи и действительность: Записки эмигранта / Д.И. Мейснер. – М.: АПН, 1963. – 302 с.
8. Осадчая А.П., Афанасьев А.Л., Баранов Ю.К. Почему мы вернулись на Родину: Свидетельства реэмигрантов. / под ред. А. П. Осадчая, А. Л. Афанасьева, Ю. К. Баранов. – М.: «Прогресс», 1987. – 398 с.
9. Шульгин В.В. Письма к русским эмигрантам / В.В. Шульгин. – М.: Соцэкгиз,1961. – 96с.;
10. Фрунзе М.В. Избранные произведения / М.В. Фрунзе. – М.: Воениздат, 1957. – Т.1: 1918—1925 гг. – 1957. — 472 с;
11. Чему свидетели мы были… Переписка бывших царских дипломатов, 1934-1940: Сборник документов в 2-х кн. Кн. Первая 1934-1937 /МИД РФ; Служба внешней разведки РФ. – М.: «ГЕЯ», 1998.

2. Литература
1. Аксенова Е.П. К истории русской научной эмиграции в Югославии // Славяноведение. – 1995. – № 4. – С. 78 – 82;
2. Алексеева Е.В. Российская эмиграция в королевстве сербов, хорватов, словенцев. 1920 – 1941 годы. // Отечественная история. – 2000. – №1. – С. 32 – 39;
3. Алексеева Е.В. Российская эмиграция в королевстве сербов, хорватов, словенцев (по документам Архива Югославии). // Отечественные архивы – 1995. – №6. – С. 20 – 25;
4. Барихновский Г.В. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции в 1921-1924-е гг. / Г.В. Барихновский. – Л.: Изд-во Ленингр.ун-та, 1978. – 160 с.
5. Бондарева Е.Д. Сейчас вы для меня еще дороже. // Родина.– 1996. – №10. – С. 68 – 72;
6. Гусев К.В. Партия эсеров от мелкобуржуазного революционизма к контрреволюции. М.: Мысль, 1975. – 270 с.
7. Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил. 1941-1945./ С.И.Дробязко. - Москва, ЭКСМО, 2005.-С.34.
8. Ионцев Н.М., Лебедева М.В., Назаров А.В. Эмиграция и репатриация в России. / под ред. А.А.Бондарева. – М.: «Попечительство о нуждах российских репатриантов», 2001. – 490 с.
9. Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции / Г.З. Иоффе. – М.: Наука , 1977. – 310 с.
10. Йованович М. Как братья с братьями: Русские беженцы на сербской земле // Родина. – 2001. – № 3 – С. 21 – 30;
11. Квакин А.В. Российская интеллигенция и «первая волна» эмиграции. / А.В. Квакин. – Тверь.: ТГУ, 1994. – 32 с.
12. Кичкасов Н. Белогвардейский террор против СССР: по материалам процесса пяти монархистов-террористов / Н.Кичкасов. – М. : Издание Литиздата Народного Комиссариата по Иностранным Делам, 1928. – 63 с.
13. Козлитин В.Д. Общественная жизнь русских и украинских эмигрантов в Югославии // Славяноведение. – 1996. – №5. – С. 15 – 23
14. Козлитин В.Д. Российская эмиграция в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (1921 – 1923). // Славяноведение. – 1992. – №4. – С. 7 – 18;
15. Комин В.В. Белая эмиграция и вторая мировая война. / В.В. Комин. – Калинин.: «Заря» , 1985. – 320 с.
16. Комин В.В. Политический и идейный крах российской монархической контрреволюции за рубежом / В.В. Комин. – Калинин: КГУ, 1977. – 121 с.
17. Косик В.И., Тесемников В. А. Вклад русской эмиграции в культуру Югославии // Педагогика. – 1994. – № 5 С. 31 – 36;
18. Косик В.И. Русская Югославия: фрагменты истории, 1919 – 1944 // Славяноведение. – 1992. – №4. – С. 20 – 33;
19. Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М.: «Мысль», 1982. – 269 с.
20. Назаров М.В. Миссия русской эмиграции / М.В. Назаров. – Ставрополь: Кавказский край, 1992. – 414с.
21. Никифоров К.В. Русский Белград // Новая и новейшая история. – 1991. – №1 – С. 35 – 48;
22. Писарев Ю.А. Российская эмиграция в Югославии // Новая и новейшая история. – 1991. – №1 – С. 18 – 23;
23. Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). / под ред. Е. И. Пивовар. - М.: «Геттинген», 1994. – 117 с.
24. Русская эмиграция в Югославии: Сборник статей. - М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1996. – 350 с.
25. Соничева Н.Е. На чужом берегу (К истории русской эмиграции в послеоктябрьский период). /Соничева Н.Е. – М.: «Знание», 1991. – 64 с.
26. Тесемников В. А. Русские профессора Белградского университета (1919—1941 гг.) // Педагогика. – 1998. – № 5. С. 22 – 26;
27. Тесемников В. А. Российская эмиграция в Югославии (1919—1945 гг.) //Вопросы истории. – 1988. – № 10. – С. 128 – 136.
28. Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. / Л.К. Шкаренков. – М.: «Мысль»,1987. – 236 с.
29. Федюкин С.А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭПу / С.А. Федюкин. – М.: Наука, 1977. – 180 с.
3. Электронные ресурсы:
1. http://www.perspektivy.info/print.php
2. http://www.xxl3.ru/kadeti/wrangel.htm

Приложение 1
Динамика расселения и движения русской эмиграции[51]

Страны	Количество эмигрантов (тыс. человек), годы
	1920, окт.	1920, дек.	1921, февр.	1921, 2-я пол.	1923	Середина 20-х гг.
Франция	175	-	-	400	-	400
Германия	560	-	300	600	400	150
Польша	Ок. 1 млн.	-	400	200	125	90
Турция	50	200	90	-	10	3
Китай	-	-	-	-	100	76
Болгария	-	40	-	-	50	26,5
Югославия	20	-	35	-	50	Св. 35
Чехословакия	-	-	-	50	35	30
Италия	20	-	15	-	15	1
Финляндия	-	-	25	-	50	18
США	-	-	-	-	Ок. 30	-
Бельгия	-	-	-	-	-	10
Румыния	-	10	10	-	10	-
Латвия	-	-	15	10	30	40
Литва	-	-	20	-	-	-
Эстония	-	-	20	-	-	-
Англия	-	-	15	-	15	3
Австрия	-	-	5	-	-	2,5
Венгрия	-	-	5	-	10	5,3
Швейцария	-	-	4	-	-	2,3
Греция	-	-	4	-	3	2
Египет	-	-	-	-	1	-
Индия	-	-	-	-	2	-
Африка	-	-	7	-	-	-
Тунис	-	Св. 5	-	-	-	-
Кипр	-	1,5	-	-	-	-

Приложение 2
Количество и состав эмигрантов по эвакуациям[52]

Эвакуация	Мужчины	Женщины	Всего
Сербская	4518 (15,2%)	4020 (32,7%)	8538 (20,38%)
Английская	1824 (6,16%)	1325 (10,77%)	3149 (7,52%)
Французская (Крымкая)	21734 (73,5%)	6200 (50,43%)	27934 (66,68%)
Вне эвакуаций	1526 (5,15%)	748 (6,08%)	2274 (5,42%)
Итого	29602 (100%)	12293 (100%)	41895 (100%)
Эвакуация	Мальчики	Девочки	Всего
Сербская	1549 (30,8%)	1538 (45,8%)	3087 (36,83%)
Английская	360 (7,15%)	340 (10,14%)	700 (8,35%)
Французская (Крымкая)	2917 (57,99%)	1311 (39,1%)	4228 (50,46%)
Вне эвакуаций	203 (4,04%)	161 (4,79%)	364 (4,34%)
Итого	5029 (100%)	3350 (100%)	8379 (100%)

Приложение 3
Статистика трудоспособных эмигрантов на конец 1922г

	Мужчины	Женщины	Всего
1. Военные инвалиды	3045 (10,28%)	38 (0,32%)	3083 (7,36%)
2. Гражданские инвалиды	710 (2,40%)	2020 (16,41%)	2730 (6,51%)
3. Вполне трудоспособные	9892 (33,40%)	1704 (13,88%)	11596 (27,67%)
4. Способные к тяжелому физическому труду	3230 (10,91%)	239 (1,96%)	3469 (8,28%)
5. Способные только к легкому физическому труду	1189 (4,01%)	439 (3,58%)	1628 (3,88%)
6. Способные к иным видам труда	10932 (36,9%)	6957 (56,51%)	17889 (42,68%)
7. Лица неопределенной трудоспособности	601 (2,03%)	899 (7,32%)	1500 (3.58%)
Итого	29599 (100%)	12296 (100%)	41895 (100%)