Министерство образования Республики Беларусь
Гомельский государственный университет имени П.О. Сухого
Кафедра «Философии и экономической теории»
Курсовая работа

по макроэкономике
Монетаризм как экономическая доктрина
                                                                         Выполнила студентка

                                                    гр. ОП-22

                                                           Корхова А. В.
                                                               Руководитель –

                                                          к.э.н., доцент

                                                                Бондарева А. М.
Гомель-2004

План:

Введение                                                                                                                   3

Глава 1. Количественная теория денег как основа монетаристской   концепции                                                                                                                 4

Глава 2. Монетаристский подход к решению макроэкономических

проблем                                                                                                                   18

Заключение                                                                                                             31

Список используемой литературы                                                                       32
Введение

    В данной курсовой работе рассматривается тема под названием: ”Монетаризм как экономическая доктрина”. Эта тема весьма актуальна и важна. Ведь к заслугам монетаризма можно отнести множество достижений в области денежно-кредитного регулирования: преодоление финансового кризиса 1970-х годов, борьбу с гиперинфляцией в развивающихся странах, оздоровление денежной системы переходных экономик и т.д.

 

    Свой вклад в развитие монетарной теории  внесли такие известные ученые как П. Самуэльсон, Ф. Модильяни, Р. Солоу и другие. Интеллектуальным лидером монетаристской школы является М. Фридмен, который положил начало эмпирическим и теоретическим исследованиям, показывающим, что деньги играют важную роль в определении уровня экономической активности и цен.

    В монетарной теории (или теории денег) различаются два направления исследований. Первое исследует природу и стоимость денег, второе – их роль в экономике.

   

    Данная тема достаточно изучена в науке и широко освещена в публикуемых изданиях. На мой взгляд, наиболее удачные статьи по данной теме из используемой мной литературы принадлежат таким авторам, как Моисеев С., Ольсевич Ю., Каллаур П., Тарасевич В.

    Цели данной работы:

  1.показать, что является основой монетаризма;

  2.показать, как монетаризм подходит к решению макроэкономических проблем (стабильность цен, полная занятость, рост ВВП и другие)

    Для того чтобы раскрыть данные цели и показать сущность монетаризма в, курсовой работе представлены следующие главы:

  1.Количественная теория денег как основа монетаристской концепции;

  2.Монетаристский подход к решению макроэкономических проблем

    На основании данных глав можно проследить процесс развития монетарной теории и внедрения ее закономерностей на практике.
   


Глава 1. Количественная теория денег как основа монетаристской концепции.

      Идея о том, что изменения цен связаны с денежным предложени­ем, является одной из самых старых в экономической теории. Еще Юлий Павел, выдающийся римский юрист   III века н.э., занимавший долж­ность префекта претория и входивший в Совет принцепса, высказал тезис, что ценность денег зависит от их количества. Глубоко изучали проблемы денежной сферы экономисты классической школы. Англий­ский философ и экономист                        Д.Юм   в "Очерке о деньгах" 1752 г. анали­зировал связь между предложением денег и последующим ростом цен. Он, в частности, писал: "Первоначально (при увеличении денежного предложения)  не происходит никаких изменений. Затем это приводит к повышению цен на один товар, потом на другой, пока в конечном счете цены всех товаров не вырастут в такой же пропорции, что и количество металлических денег..."[14,с.92]. Большинство экономистов XIX в., включая А. Смита, Д. Рикардо и других, разделяли взгляды Д. Юма. К моменту написания Дж. С. Миллем своих получивших извест­ность научных трудов количественная теория денег, хотя и недостаточ­но четко сформулированная, уже окончательно сложилась. Американ­ский ученый И.Фишер придал ей новый блеск, предложив уравнение обмена. Он развил теорию денег в духе классической политэкономии, внеся в нее необходимые поправки, которые логически вытекали из развития чекового оборота в денежном обращении начала XX в. Ос­новные постулаты количественной теории денег были облечены Фи­шером в строгую математическую форму, удобную для статистического анализа. Его несомненной заслугой является выведение уравнения об­мена товаров на деньги, установившего покупательную силу денег. Трансакционный вариант уравнения обмена имел вид:

                                                               (1)

где: М - деньги, под которыми понимали банкноты и монеты в наличном об­ращении; V
- скорость обращения денег; p
- цена товара; Q
- количество товара.

    Левая  часть уравнения (MV) представляет собой общее количество расходов покупателей на приобретение объема производственных благ, тогда как правая часть (PQ) представляет собой общую выручку продавцов этого объема.

    Количественная теория денег не выходила за рамки академичес­ких кругов. Полноценной макроэкономической теории, а тем более концепции денежно-кредитной политики тогда не существовало, и денежная теория не находила своего практического применения. В 1900 г. в мире насчитывалось всего восемнадцать центральных бан­ков. Помимо стран Европы они действовали лишь в Японии и Ин­донезии. Их денежно-кредитный инструментарий был крайне прими­тивным. Единственное, чем занимались денежные власти, так это под­держанием фиксированного валютного курса к золоту посредством нестерилизованных интервенций и учетной ставки. Для подобной стра­тегии макроэкономический анализ не требовался.

    На протяжении 1930-1960 годов макроэкономическая теория находилась под влиянием идей Дж. М. Кейнса и его последователей. Кейнсианство игнорировало количественную теорию денег, и это от­ражалось на государственной политике. Главной задачей правитель­ства считалось достижение полной занятости через изменения в на­логово-бюджетной политике. В послевоенный период инфляция была низкой, и большого внимания ей не уделялось. Денежно-кредитной политике придавалась второстепенная роль. Она была необходима лишь для поддержания процентных ставок на уровне, способствующем эко­номическому росту и решению бюджетных проблем.

    Подобное отношение к денежно-кредитной политике было обус­ловлено не только доминированием кейнсианских взглядов, но и ее низкой практической эффективностью. Ошибки центральных банков в области денежного регулирования в период Великой депрессии 1930-х годов породили в обществе мнение, что активная политика де­нежных властей лишена всякого смысла - по выражению тогдашнего главы ФРС США М. Экклза, "она притянута за уши". "Пассивные" взгляды на денежно-кредитную политику доминировали в экономи­ческой среде, и их популяризировали учебники 1950-1960 годов.

    Лишь небольшое число специалистов интересовались изучением проблем взаимосвязи денег, номинального дохода и инфляции. В частности К. Варбуртон в 1945-1953 гг. опубликовал ряд статей, посвящен­ных эмпирической оценке взаимосвязи перечисленных выше пере­менных. Его выводы предвосхитили анализ М. Фридмена. К. Варбуртон обнаружил, что увеличение денежного предложения ведет к ана­логичному росту инфляции, а краткосрочные колебания реального ВВП напрямую связаны с предложением денег. К сожалению, работы ученого не привлекли должного внимания, и появление на свет моне­таризма было отложено на годы.

    По инициативе А. Бернса, директора Национального бюро эконо­мических исследований (США), М. Фридмен в 1950 г. возглавил про­ект изучения роли денег в деловом цикле. Интенсивные эмпирические исследования Фридмена и группы студентов Чикагского университе­та под его руководством воплотились в серию фундаментальных тру­дов по истории и теории денежного обращения. Первым из них стал сборник статей "Исследования по количественной теории денег", вы­шедший в 1956 г. Затем была опубликована "Монетарная история Со­единенных Штатов за 1867-1960 гг." в соавторстве со специалистом по экономической истории А. Шварц. В подходе к анализу денежной сферы М. Фридмен изначально всецело опирался на количественную теорию денег. Как писала чета Фридменов в своих воспоминаниях, "пер­вым главным шагом контрреволюции денежной теории явился ус­пешный возврат классической количественной теории академической респектабельности под непривлекательным ярлыком «монетаризм»". Затем анализ был расширен путем объединения теории спроса на день­ги и теории формирования номинального дохода. Фридмен формально констатировал тот факт, что номинальный доход прямо связан с де­нежной сферой. В противоположность ортодоксальному кейнсианству, отрицавшему активную роль денег, Фридмен отмечал важность крат­косрочных колебаний денежного предложения и их влияния на цены в течение делового цикла. Эмпирической базой первых монетаристс­ких тезисов послужил статистический материал по истории денежно­го обращения США за почти столетний период.

    Публикация статьи М. Фридмена и Д. Мейселмена "Относитель­ная стабильность скорости денежного обращения и инвестиционный мультипликатор в Соединенных Штатах в 1897-1958 гг." положила начало ожесточенной полемике кейнсианцев и ранних монетаристов. В основе ее лежала критика относительной стабильности мультипли­катора расходов в кейнсианских макроэкономических моделях. Со­гласно Фридмену и Мейселмену, номинальные потребительские рас­ходы определяются, скорее, предложением денег, нежели отдельными статьями государственного бюджета. Исходя из детерминирующей роли денег, доказывалось, что изменения в номинальных доходах обус­ловлены исключительно колебаниями денежного предложения. Сра­зу после публикации статьи представители главенствующей эконо­мической теории подвергли монетаристские выводы резкой критике. А. Эндо и Ф. Модильяни, а также М. де Прано и Т. Майер в одном и том же номере журнала "American Economic Review" высказали свои контраргументы. Дебаты отражали преимущественно различия во взглядах на проблему экономико-математического моделирования.

    Центральные банки ведущих западных стран начали приме­нять макроэкономические модели с конца 1960-х годов. В то время суперкомпьютеры стали достаточно мощными, чтобы обрабатывать краткосрочные кейнсианские модели, состоящие из нескольких сот уравнений. Монетаристы значительно преуменьшали роль таких моделей. Они полагали, что польза от масштабного моделирования слишком мала, и следует либо использовать меньшие модели раз­личных типов, либо проводить анализ без применения количествен­ных методов. Для того чтобы акцентировать внимание на ключевых проблемах экономики и избежать чрезмерной детализации, они предпочли использовать небольшие модели долгосрочного равно­весия. Кейнсианцы считали монетаристские исследовательские методы неадекватными в силу слабости их эконометрики, с чем позднее (в 1974 г.) согласились и сами монетаристы. В частности, А. Блайндер, президент Принстонского университета, и Р. Солоу, ла­уреат премии имени А. Нобеля по экономике 1987 г., признали, что подход Фридмена-Мейселмена "слишком примитивен для представ­ления любой экономической теории".

    Ранний монетаризм опирался на модели долгосрочного равнове­сия. Так продолжалось до тех пор, пока экономисты Федерального резервного банка Сент-Луиса (США) Л. Андерсен и  Дж. Джордан в 1968 г. не разработали модель оценки эффективности государствен­ной экономической политики. В центре их внимания находился эмпи­рический анализ взаимосвязи номинального дохода, денег и налого­во-бюджетной политики. Уравнение, подвергшееся регрессионно-кор­реляционной оценке, имело следующий вид:

             (2)

где: Y
- номинальный ВНП; М - Ml или денежная база; Е - переменная налогово-бюджетной политики (дефицит госбюджета, государственные расходы или субсидии);  - константа; и - коэффициенты регрессионного уравнения; - случайное колебание в момент времени t
.

    Результаты регрессионной оценки оказались для исследовате­лей несколько неожиданными: денежное предложение валено не толь­ко как детерминанта номинального дохода, но и как фактор, влияю­щий на номинальный ВНП, то есть реальную экономику в краткосроч­ном периоде. Следовательно, центральный банк, манипулируя предло­жением денег, может оказывать необходимое воздействие на экономи­ку. Причем, судя по результатам регрессионной оценки, денежно-кре­дитная политика по степени влияния на ВНП превосходит налогово-бюджетную политику. Выводы Л. Андерсена и Дж. Джордана позво­лили не только опровергнуть один из ключевых постулатов кейнсианской теории, но и переключить монетаристский анализ с долгосроч­ного на краткосрочный период времени.

    Экономисты Федерального резервного банка Сент-Луиса про­должили монетаристскую контрреволюцию. В 1970 г. Л, Андерсен совместно с К. Карлсон обнародовали "монетаристскую модель эко­номической стабилизации". Разработка, получившая название "сент-луиская модель", уточняла предыдущие выводы Л. Андерсена и Дж. Джордана в части определения совокупных расходов и инфляции. Модель включала всего четыре базовых уравнения: совокупных рас­ходов, цен, долгосрочных процентных ставок и безработицы. "Сент-луиская модель" приближала монетаризм к кейнсианству в том смыс­ле, что она впервые ввела в число объектов анализа не только день­ги и цены, но и другие макроэкономические переменные, которые традиционно интересовали последователей Дж. М. Кейнса. Работа Л. Андерсена и К. Карлсон была посвящена изучению влияния де­нежного предложения на реальный ВВП, процентные ставки и за­нятость. Монетаризм, наконец, получил классическое определение, данное ему лауреатом премии имени А. Нобеля по экономике П. Самуэльсоном: "Монетаризм предполагает, что первоначальной детерминантой макроэкономического совокупного спроса – вне зависимости от того, представлен ли он безработицей или инфляци­ей, - являются деньги, Ml, M2 или их изменение"[14,с.96-97].

    "Сент-луиская модель" укрепила монетаризм в нескольких ас­пектах. Во-первых, она перенесла монетаристский анализ в область проблем государственной экономической политики. Во-вторых, Л. Ан­дерсен и К. Карлсон на основе фактических данных подтвердили предположение М. Фридмена и Э. Фелпса, что в долгосрочном пери­оде не существует выбора между инфляцией я безработицей, как по­лагали кейнсианцы. Экспансионистская денежно-кредитная полити­ка способствует реальному краткосрочному экономическому росту (и снижению безработицы), который затем "съедается" инфляцией. В-третьих, результаты Андерсена и Карлсон свидетельствовали о большей эффективности денежно-кредитной политики при обеспе­чении стабилизации экономики по сравнению с налогово-бюджетной политикой. Фактически "сент-луиская модель" закрепила победу монетаризма над кейнсианством в борьбе за право определять поли­тику центрального банка.

    Следует разобраться в том, что же такое монетаристская теория. Сделать это не так просто по двум причинам. Во-первых, монетаризм известен прежде всего как теория и политика денежного обращения (не как общеэко­номическая теория), а также как идеологическая доктрина социаль­но-экономического либерализма. Последнее дало повод известному американскому историку экономической мысли Б. Селигмену главу о Фридмене в своей книге назвать: "Милтон Фридмен: теория как идеология". Во-вторых, в тех редких случаях, когда монетаристы стараются представить свою теорию как модель хозяйственной систе­мы, они выступают со столь же неадекватными претензиями на ее историческую "всеохватность", как и их оппоненты. Эти амбиции противоречат научному "ядру" современного монетариз­ма и затрудняют понимание его общей теории (как, впрочем, и дру­гих содержательных, но чрезмерно амбициозных теорий - будь то марксизм, кейнсианство, институционализм или нечто иное).

    Поскольку современный монетаризм возник как прямая реакция на кейнсианство, целесообразно начать наш анализ с выяснения того, как выглядит второе в глазах первого. При этом мы воспользуемся прежде всего "хрестоматийной" статьей бесспорного лидера данного течения М. Фридмена "Количественная теория денег", опубликован­ной в энциклопедическом издании 1989 г.

    По мнению Фридмена, теория Кейнса базируется па трех взаимо­связанных "предположениях". Во-первых, спрос на деньги ("функция предпочтения ликвидности") в условиях неполной занятости, которые преобладают, в высшей степени неустойчив, поскольку скорость обра­щения денег и отношение запаса денег к доходам пассивно приспосаб­ливаются к независимым изменениям номинальных доходов и денеж­ной массы. Иначе говоря, денежно-кредитная система и весь рыночный механизм являются, по Кейнсу, крайне неустойчивыми и могут лишь приспосабливаться, но не противостоять внешним воздействиям.

    Во-вторых, безработица не порождается изъянами рынка (не­гибкостью цен и зарплат, "переходными" нарушениями), а есть глу­боко укоренившаяся характеристика экономической системы. Поэто­му долговременное равновесие в экономике - равновесие при непол­ной занятности.

    В-третьих, негибкость цен и заработной платы в рамках крат­косрочных колебаний конъюнктуры следует рассматривать как "инсти­туциональный факт", выражающий "рациональную реакцию на со­стояние равновесия при неполной занятости" (а не как преходящий результат нарушений в системе конкуренции либо циклических волн). Очевидно, система негибких цен и зарплат не может служить регуля­тором восстановления равновесия при его нарушении - таким регуля­тором становятся колебания объемов производства и занятости.

    Почему же все эти ключевые предположения кейнсианской тео­рии Фридмен считает ложными? Он выдвигает две группы аргумен­тов - методологические и эмпирические.

    Первая из них сводится к тому, что Кейнс в своих рассуждениях исходит из использования доходов, а не богатства. "Кейнс делает ударение на инвестиционных расходах и на стабильности функции потребления, а не на запасе денег и на стабильности функции спроса на деньги". И еще более определенно: "Ошибка Кейнса состояла в игнорировании роли богатства при построении функции потребле­ния".

    Вторая группа аргументов выглядит следующим образом: "На­глядный успех в течение 50-60-х годов правительств, приверженных кейнсианской политике полной занятости, в достижении быстрого экономического роста, высокая степень экономической стабильности и относительная устойчивость цен и процентных ставок - все это на какое-то время резко укрепило веру в исходные кейнсианские постула­ты, согласно которым изменения в номинальном количестве денег не имеют серьезного значения. В 70-е годы был нанесен решающий удар по этим постулатам и возродилась вера в количественную теорию. Быстрый рост денежной массы сопровождался не только ускорением инфляции, но также подъемом, а не снижением средних уровней без­работицы и увеличением, а не сокращением процентных ставок".

    Здесь Фридмен применяет широко распространенный в эконо­мической науке стандартный прием опровержения: если начиная с 70-х годов реальное развитие экономики вступило в противоречие с кейнсианской теорией, то это доказывает, что последняя была изна­чально ошибочна. Такой подход свидетельствует о механическом при­менении к экономической теории критериев, присущих фундамен­тальным естественным паукам, предмет изучения которых отличает­ся постоянством во времени и пространстве.

    Чтобы проверить реалистичность кейнсианской теории, нужен иной подход. Надо на основе теоретического "скелета" восстановить соответствующие ему "мышечную ткань и сосуды", а затем сравнить полученный результат с той хозяйственной системой, которая реально действовала в период возникновения и распространения кейнсианства. Это напоминает задачу, решаемую антропологом, восстанавливаю­щим лицо по черепу давно почившего человека с тем, чтобы потом со­поставить реконструированный облик с его прижизненным портретом.

    Обратимся к трем "предположениям" кейнсианской теории, ко­торые выделяет Фридмен. Первое "предположение" требует, чтобы денежные доходы населения были неустойчивы, а "богатство" сред­нестатистического индивида не составляло значительной величины по сравнению с его текущим доходом.

    Согласно второму "предположению", глубоко укоренившаяся неполная занятость, предопределившая особый характер долговре­менного рыночного равновесия, может сложиться лишь при хрони­ческой ограниченности инвестиционных возможностей, с одной сто­роны, и при стремлении населения сберегать часть своих денежных доходов "в чулке" - с другой.

    Третье "предположение" означает, что жесткость системы цеп и зарплат в краткосрочном плане есть не что иное, как проявление моно­полизма фирм и профсоюзов, а также государственного регулирования.

    Теперь вспомним состояние хозяйства развитых стран Запада в 30-е годы: стагнация в сфере технического прогресса, роста народона­селения и сырьевой базы; преобладание монополий и монопольных цен на продукцию и ресурсы; протекционизм и торговая война "всех против всех"; массовая недогрузка мощностей и безработица; крайняя неустой­чивость размеров доходов и платежеспособного спроса; ненадежность банков; явное "предпочтение ликвидности" населением и бизнесменами.

    Уже названного достаточно, чтобы ответить на вопрос: какая теория точнее моделировала хозяйственную систему 30-х годов - нео­классическая с ее упором на саморегуляцию растущего рынка или кейнсианская, подчеркивавшая роль экзогенных детерминант специ­фического депрессивного рыночного равновесия?

    М. Фридмен считает главным в теории ее долговременную про­гностическую функцию и предлагает оценивать верность ее постула­тов по этому критерию. Но кейнсианская теория не ставила перед собой задачи создания прогноза, ее целью была выработка мер по выводу хозяйственной системы из состояния хронической депрессии. "В далекой перспективе все мы умрем", - отвечал Кейнс на такого рода упреки. В 30-40-с годы, когда решался вопрос о судьбах капита­лизма, монетаризм не пользовался авторитетом не потому, что не располагал такими талантливыми представителями, как М. Фрид­мен, а потому, что был непригоден и даже опасен.

    Еще не получен ответ на кардинальный воп­рос - каким образом неустойчивая депрессивно-равновесная хозяй­ственная система 30-х годов трансформировалась (или была транс­формирована, что не одно и то же) в устойчивую динамично-равно­весную систему конца 90-х годов. Ясно только, что это две качествен­но различные хозяйственные системы с разными "целевыми функци­ями" и механизмами регулирования: первая была ориентирована на максимизацию частномонопольной прибыли, вторая - на максимум благосостояния большинства населения высокоиндустриальных стран.

    Можно утверждать, что в интервале между этими двумя контраст­ными рыночными системами почти полвека складывалась, действовала, а потом постепенно демонтировалась государственно-рыночная систе­ма, которую только условно можно назвать кейнсианской. Она была динамично-неравновесной, то есть такой, в которой динамизм обеспечи­вался гибким государственным регулированием рынка на всех его уров­нях - макроэкономическом, мезоэкономическом и микроэкономическом.

    Кейнсианство способствовало такой трансформации прежде всего благодаря аргументации в пользу поддержания эффективного спроса за счет бюджетных расходов. Однако это была лишь одна из необходимых предпосылок изменений. Потребовались глубочайшие потрясения, выз­ванные второй мировой войной, крушение империй и жесткий прессинг "холодной войны", научно-техническая революция, развернувшаяся с конца 50-х годов, чтобы институциональная структура - "кристалличес­кая решетка" хозяйственной системы - кардинально изменилась.

    Кейнсианцы прекрасно понимали, что они участвуют не просто в смене государственной политики, а в создании новой социально-эко­номической системы. Об этом свидетельствуют слова лидера амери­канского кейнсианства Э. Хансена, сказанные им в 1951 г.: "Двадца­тое столетие было заполнено глубочайшими катастрофами... Экономи­ческие, социальные и политические институты, казавшиеся прочными и долговечными, подверглись решительным преобразованиям... Нам предстоит решить трудную проблему превращения современного об­щественного устройства в слаженную и работоспособную систему".

    Прискорбно, хотя и чрезвычайно любопытно то, что, проводя эм­пирические исследования и активно вырабатывая практические реко­мендации, и кейнсианцы, и монетаристы (а тем более марксисты) на Уровне теории не заметили двукратной внутренней трансформации хо­зяйственной системы Запада. Не заметили, поскольку не желали ее за­мечать, да и в принципе не могли этого сделать, так как каждая теория видела смысл своего существования в том, чтобы именоваться общей, то есть охватывающей как минимум все периоды новой и новейшей исто­рии. Поэтому они предпочитают анализировать только общие черты всякого рынка - от староанглийского до новорусского. Между тем "дья­вол таится в деталях", и характер каждой рыночной системы определяется спецификой ее институциональной структуры, а последняя - дли­тельно действующими экзогенными факторами.

    Фридмен объясняет поражение кейнсианства тем, что в 70-е годы стагфляция обнаружила несостоятельность кейнсианской политики. Во многом верное, однако, поверхностное объяснение. В этот период проявилась неэффективность не только кейнсианского макроэконо­мического регулирования, но и многих других социально-экономи­ческих институтов, возникших в 30-60-е годы. Необходимые в ходе трансформации неустойчивого депрессивно-равновесного хозяйства сперва в динамично-неравновесное (государственно-рыночное), а за­тем в устойчивое динамично-равновесное эти институты перестали быть полезными с завершением второго этапа трансформации. Более того, инерционное движение по старой институциональной колее ста­ло одной из причин (по не единственной) появления стагфляционной спирали в 70-е годы. В этих условиях и одержал победу над кейнсианством современный монетаризм с его новым пониманием рыночно­го механизма, требованиями демонтировать значительную часть сло­жившихся институтов и предложениями проведения принципиально иной макроэкономической политики.

    Если социальная философия и практические рекомендации мо­нетаризма широко известны, то этого нельзя сказать о его экономи­ческой теории. Обычно считается, что она - макроэкономический ва­риант традиционной неоклассической теории, хотя дело обстоит со­всем не так. Даже в серьезных учебных пособиях, в которых авторы много и охотно рассуждают о взглядах монетаристов на роль денег и государства в экономике, относительно их общеэкономической тео­рии они ограничиваются лишь общими фразами.

    В фокусе традиционной неоклассической теории находились факторы производства (труд, капитал и земля) и их предельная про­изводительность как основа объяснения распределения доходов и формирования конечного спроса. Функция потребления оказывалась тесно взаимосвязанной с функцией производства.

    В трактовке современного монетаризма неоклассическая теория приобретает совершенно новый вид. В центр анализа выдвигаются не факторы производства, а богатство во всех его видах как источник разнооб­разных (денежных и неденежных) доходов, с одной стороны, и как причина издержек по его сохранению и воспроизводству - с другой.

    К пяти основным формам богатства М. Фридмен относит деньги (агрегат Ml), облигации, акции, физические блага, человеческий ка­питал. Каждая из этих форм богатства способна приносить доход как 13 денежной, так и в неденежной форме. Например, деньги могут при­носить доход не только в виде процентов по бессрочным депозитам, но и в виде удобства, надежности, гарантий и т.д.

    Какова причинная связь между доходами и богатством? Фридмен дает неоднозначный ответ на данный вопрос: "Богатство включает все источники "дохода" или потребительских благ. Одним из этих источников является производительная способность самого человече­ского бытия. С этой точки зрения сама учетная ставка выражает соотно­шение между богатством, выступающим как запас, и доходом, который выступает как поток... При столь общем подходе доходу не может быть приписано обычное значение, которое мы привыкли измерять". Итак, с одной стороны, доход есть функция богатства, но с другой богатство следует рассматривать как капитализированный доход.    

    Здесь уместно заметить, что выдающиеся экономисты не любят давать однозначные ответы на кардинальные вопросы, чем нередко вызывают раздражение у коллег по профессии. Известный ученый М. Блауг сетовал: "Общая теория" - просто непричесанная книга, подобно "Началам" Рикардо, или "Капиталу" Маркса, или же "По­зитивной теории" Бем-Баверка, которая содержит не одну и не две, но три или четыре "модели" функционирования современной эконо­мики". Это же, видимо, справедливо и по отношению к М. Фридмену. Его полезнее понять, чем ловить на противоречиях и тавтологи­ях. Тем более что в его работах, как и в трудах других крупных экономистов, четко видна та теоретическая "модель функционирова­ния современной экономики", которую он считает главной.

    Итак, определяющей основой его модели является богатство "пер­вичных собственников" (то есть населения) и фирм, служащее источ­ником потока доходов. Подчеркнем, что модель исходит из ряда пред­положений относительно устойчивой эффективности хозяйства и, в частности, "относительно уровня потребления ресурсов, который и теории считается постоянным и стационарным, то есть может поддер­живаться бесконечно долгое время".

    В рамках данной модели центральная проблема, которую реша­ет каждый собственник, - оптимизация структуры принадлежащего ему богатства с целью максимизации совокупной полезности своих доходов. Тем самым максимизируется и полезность самого богатства. "Обладание одной формой богатства вместо другой означает измене­ние в потоке доходов, а эти различия и составляют фундаментальную сущность "полезности" каждой отдельной формы богатства".

    Теперь рассмотрим ключевой тезис современного монетаризма. Если деньги и для населения, и для фирм - одна из форм богатства, приносящих доход, то спрос па деньги определяется их предельной доходностью в сопоставлении с предельной доходностью других форм богатства. Структура же богатства инерционна, и деньги занимают в ней устойчивое место. Отсюда следует заключение, одновременно логичное и неожиданное: совокупный спрос на деньги должен быть величиной устойчивой, изменяющейся лишь пропорционально дол­говременному темпу изменения ВНП и национального богатства".

    Этот вывод современного монетаризма разительно отличается "как от традиционного неоклассического, так и от кейнсианского подхода, хотя формально все три направления принадлежат к "количественной теории денег". Дело в том, что, согласно второму подходу, деньги рассматривались прежде всего как средство обращения, а согласно третьему, "предпочтение ликвидности" объяснялось страховыми и спекулятивными функциями денежного запаса. С этих позиций сто­ронники и того, и другого подхода разрабатывали концепцию "кассо­вых остатков"; но и тем, и другим было далеко до понимания денег как равноправной формы богатства, приносящего доход.

    И не только равноправной. Будучи одной из форм богатства, день­ги одновременно являются ключевым инструментом механизма цен, на основе которого функционирует рыночная система. И если спрос на деньги в каждый данный момент устойчив - это главная гарантия устой­чивости платежеспособного спроса и всей рыночной системы. Тем са­мым монетаризм "опровергает" первый центральный тезис кейнсианства - о врожденной неустойчивости рыночного механизма.

    Другой центральный тезис кейнсианства - о врожденной склонно­сти рыночного хозяйства к установлению равновесия при неполном ис­пользовании ресурсов. С точки зрения монетаризма любые ресурсы вза­имозаменяемы как форма богатства и если одни из них оказались вре­менно в избытке, то они начнут приносить меньше дохода; население и фирмы постараются изменить структуру своего богатства и равновесие восстановится. Богатство же нации в целом не может быть избыточным. Но если такого состояния, как перманентное равновесие при неполной занятости, в принципе не может быть, то отпадает и надобность в кейн-сианском выводе о реакции на него в виде жесткой закрепленности цен и зарплат; исходить в теории нужно из гибкости тех и других.

    В данной связи нет необходимости излагать всю теорию монета­ризма - мы ограничимся лишь отдельными ее исходными положени­ями, достаточными, на наш взгляд, для того, чтобы поставить тот же вопрос, касающийся кейнсианской теории, который мы задавали выше: какую хозяйственную систему моделирует современный монетаризм? Видимо, такую, которая отвечает по меньшей мере трем обязатель­ным условиям.

    Во-первых, поскольку монетаризм во главу угла ставит деятель­ность первичных субъектов хозяйства по оптимизации структуры их собственного богатства - будь то деньги, облигации, акции, физичес­кие блага или человеческий капитал, - необходимо, чтобы все или большинство указанных субъектов имели реальную возможность сво­бодного выбора между различными формами богатства. Если субъект обладает только ограниченным человеческим капиталом, доход от которого целиком уходит на текущее потребление, то у него нет тако­го выбора. А там, где нет свободного выбора между формами богат­ства, там и М. Фридмен теряет свое право теоретика.

    Во-вторых, монетаристская теория предполагает такие общие условия, при которых национальное богатство способно приносить устойчивый совокупный доход. Это, в частности, включает наличие широких возможностей для прибыльного инвестирования, поддержа­ния производительности человеческого капитала, доступа к естествен­ным ресурсам - одним словом, "внешних" условий эффективности функционирования хозяйственной системы: Это как раз те условия, в существовании которых глубоко сомневался Кейнс.

    Наконец, постулат монетаристов о гибкости цен и зарплат исхо­дит из господства свободной конкуренции на рынках товаров, ресур­сов и вообще всех благ, включаемых в богатство.

    Попытаемся найти в реальной экономической истории такую хозяйственную систему, которая отвечала бы перечисленным выше требованиям. Как это ни неожиданно звучит, но данная теория неплохо моделирует условия раннего капитализма, когда преобладающее боль­шинство населения являлись мелкими собственниками богатства, кон­куренция была свободной, а доступ к естественным ресурсам - доста­точно широким. Затем, когда имущественная дифференциация и раз­рыв в доходах резко углубились, возникла система, наилучшим обра­зом описываемая классическими схемами Смита – Рикардо - Маркса. К концу XIX - началу XX вв. социально-экономические антагонизмы в странах Западной Европы и США значительно сгладились, но иму­щественная дифференциация сохранилась; наиболее адекватными в этих условиях оказались неоклассические модели, а постулаты со­временного монетаризма (как и кейнсианства) для объяснения пове­дения хозяйствующих субъектов могли бы быть применены (если бы они тогда существовали) только в весьма ограниченных рамках.

    Зато можно определенно сказать, что ни один из постулатов со­временного монетаризма не отвечает той (описанной нами выше) ре­альной хозяйственной системе, которая возникла в 30-е годы. Как объясняет М. Фридмен этот, казалось бы, крайне неприятный для монетаристов факт? Ар­гументация выглядит примерно так: если облик реальной системы не соответствует параметрам монетаристской модели, это означает, что он искажен некомпетентной экономической политикой государства.

    В 30-е годы центральными банками проводилась политика де­нежной рестрикции, то есть сжатия денежной массы по отношению к ВНП; это привело к сокращению платежеспособного спроса, сниже­нию цен и хронической депрессии. В 50-60-с годы, напротив, дей­ствия правительств и центральных банков были направлены в соот­ветствии с кейнсианскими рекомендациями на чрезмерное предложе­ние денег. Перманентная инфляция искусственно подогревала конъ­юнктуру, вызвала гипертрофию потребления, подорвала склонность населения к сбережениям, ослабила конкуренцию и эффективность хозяйства. В результате в 70-е годы наступила стагфляция.

    Такой интерпретацией довоенного и послевоенного опыта совре­менный монетаризм подкрепил свой центральный вывод: если спрос на деньги, определяемый базовыми условиями рыночной экономики, есть величина устойчивая, то предложение денег до сих пор зависело от политической психологии и других нерыночных обстоятельств. Пока предложение денег осуществляется не в соответствии со строгим науч­ным правилом, в экономике будет ощущаться то недостаток, то избыток денег; следовательно, по вине государства и центральных банков может возникать угроза либо хронической депрессии, либо стагфляции.

   Чтобы этого избежать и дать возможность рынку естественно развиваться, ежегодный рост предложения денег должен строго соответствовать долговременному среднегодовому росту спроса па них. Иначе говоря, допускаемый темп роста денежного агрегата Ml в данном году должен строго соответствовать долговременному среднего­довому темпу роста реального ВНП и не зависеть от циклических колебаний конъюнктуры.

    Последний вывод был подтвержден разлитием мировой эконо­мики в 70-80-е годы. Однако в экономической науке правильные выводы еще нередко делаются на основании недоказанных посылок. (Что, заметим, все же не так опасно, как делать ложные заключения из верных оснований.)

Можно вместе с монетаристами предположить, будто ведущие цен­тральные банки в 30-е годы дружно сговорились быть некомпетентными, что усугубило депрессию. Однако трудно поверить в то, что такая не­компетентность могла быть хронической и породить узость инвестици­онных возможностей, монополизм, низкий уровень и неустойчивость доходов и другие фундаментальные характеристики хозяйства.

    Точно так же можно допустить, что кейнсианская политика де­нежной экспансии в послевоенные десятилетия стимулировала нега­тивные процессы, на которые указывали монетаристы. Но кто спосо­бен доказать, что без такой политики был бы вообще возможен бес­прецедентный экономический рост 50-60-х годов? Этот рост явился одновременно основой и следствием системной трансформации капи­тализма, в результате которой последний уже к концу 60-х годов приобрел принципиально новый облик.

    Во-первых, в условиях высокой занятости и быстрого роста дохо­дов, увеличения в них удельного веса живого труда произошло колос­сальное перераспределение национального богатства. Его преоблада­ющая часть (в виде недвижимости, предметов длительного пользова­ния, ценных бумаг, вкладов в банки, а тем более человеческого капи­тала) оказалась в собственности большинства населения, образующе­го "средний класс". В этом состоит суть послевоенных процессов, получивших на Западе наименования "революция доходов", "рассея­ние собственности", "революция управляющих". Сформировалась система, характерно названная "экономика двух третей". В ней "пер­вичные собственники" получили реальную возможность свободного Выбора вариантов при оптимизации структуры своего богатства вооб­ще и при определении его денежной компоненты в частности.

    Во-вторых, развернувшаяся в этот период (вопреки пессимисти­ческим прогнозам кейнсианцев) научно-техническая революция на­ряду с демографическим взрывом и увеличением конечного спроса создала практически неограниченные возможности для эффективно­го инвестирования. Тем самым было снято наиболее жесткое экзоген­ное ограничение для функционирования рыночной системы.

    В-третьих, как Феникс из пепла возродилась свободная конку­ренция. Это произошло благодаря тому, что развитие инфрасистем сделало эффективным мелкое и среднее производство, обусловило тенденцию к деконцентрации. Данная тенденция была усилена "рассеяным" характером послевоенного НТП, диверсификацией на круп­ных предприятиях, включившихся в конкуренцию сразу па многих рынках. С ростом доходов населения возникла встречная тенденция нарастающей диверсификации спроса и развития рынков. Сыграла свою роль и последовательная и скоординированная политика взаимно­го открытия национальных рынков и поощрения международной интег­рации. Возвращение свободной рыночной конкуренции придало цепам на продукцию и ресурсы необходимую гибкость, а ценовому механиз­му - роль автоматического регулятора экономического равновесия.

Не требуется особой проницательности, чтобы ответить па воп­рос - какой теоретической модели лучше всего соответствует обрисо­ванная выше хозяйственная система? Ясно, что монетаристской.

Но здесь есть маленькая деталь, своего рода "ложка дегтя", кото­рая портит торжество победителей кейнсианства. Динамично-равновес­ная система в основном сложилась примерно за десятилетие до того, как монетаризм стал оказывать заметное влияние на экономическую поли­тику. Парадокс заключается в том, что именно кейнсианская, а вовсе не монетаристская политика способствовала появлению данной системы.

    Начиная с 70-х годов новой системе стало тесно в "пеленках" государственной опеки и регулирования. Высокие и устойчивые до­ходы большинства населения сделали излишней бюджетную "накач­ку" эффективного спроса и резко сократили потребность в социальных программах. Созданные при мощной государственной поддержке ин-фрасистемы и реструктурированная промышленность далее могли функционировать самостоятельно на рыночных основах. Отпала, сле­довательно, и экономическая необходимость в высоких налогах, в жестком регулировании цен и внешней торговли и в программах мас­сированных государственных инвестиций. Наоборот, государствен­ный "активизм" стал помехой эффективному функционированию уже сформировавшейся системы рыночного саморегулирования. Именно такая ситуация сложилась в начале 70-х годов, когда все еще жестко регулируемая государством рыночная система не смогла гибко при­способиться к энергетическому и ряду других структурных кризисов и в результате оказалась в состоянии хронической стагфляции.

    На подобной вполне подготовленной почве бурно взошли семе­на, которые небольшая, но активная группа теоретиков нового моне­таризма поначалу безуспешно засевала еще со второй половины 40-х годов.  Их рецептура дерегулирования с конца 70-80-х годов была использована в хорошо известных экономических программах "нео­консервативных" течений по всему миру, прежде всего "тэтчеризма" в Англии и "рейганомики" в США.

   

Заключение

На основании данной курсовой работы можно сделать следующие выводы:

  1.монетаризм сосредоточился на уравнении обмена: MV=PQ. Поскольку    скорость обращения денег (V) в принципе стабильна, основным фактором, определяющим физический объем производства и занятости (Q) и уровень   цен (P), выступает предложение денег;

  2.успехи монетаристской теории обусловили  использование денежных агрегатов в качестве агрегатов краткосрочной экономической стабилизации;

  3.центральный банк, манипулируя денежными агрегатами, может влиять на экономический рост, инфляцию и безработицу;

  4.с монетарной точки зрения рынки обладают высокой степенью конкурентности и обеспечивают макроэкономическую стабильность;

  5.монетаристы склоняются к политике большей свободы предпринимательства;

  6.монетаристы утверждают, что воздействие фискальной политики слабо и неопределенно. В частности, пока дефицитные расходы не покрываются расширением денежного предложения, они поднимают процентную ставку и тем самым вытесняют частные инвестиции;

  7.монетаристы предлагают монетарное правило, согласно которому денежное предложение увеличивается в соответствии с долгосрочным ростом реального ЧНП;

  8.монетарная политика в Республике Беларусь не является комплексным объектом регулирования и направлена на обеспечение стабильности национальной валюты

    Однако, не смотря на все заслуги монетаризма, с конца 1980-х годов центральные банки многих стран стали отказываться от использования постулатов монетаристской теории. К началу XXI в. из аналитического инструментария денежных властей исчезли денежные агрегаты, а инфляция, ВВП и безработица в их моделях перестали определяться денежным предложением.

 

 


Список используемой литературы:

1.Вардеванян Г., Готовский А. Зависимость коэффициента монетаризации от уровня экономического развития страны // Банкаускi веснiк. – 2004 - №1. – с.8-13

2.Внучко Р., Рыкова Л. Конформность монетарного и пруденциального регулирования // Банкаускi веснiк. – 2002. - №10. – с.38-42

3.Елубаева Ж. Монетарная политика и государственные финансы: точки интересов // Финансы. – 2002. - №12. – с.68-69

4.Жук И., Рудый К. Современные аспекты монетарной политики (теория и практика зарубежных стран) // Веснiк БДЭУ. – 2001.- №6. – с.82-86

5.Каллаур П., Тихонов А. вопросы формирования и реализации монетарной политики в РБ // Белорусский экономический журнал. – 2000. - №4. – с.4-11

6.Каллаур П. Монетарная интеграция Беларуси и России: ретроспективный анализ // Банкаускi веснiк. – 2001. - №7. – с.2-9

7.Каллаур П. Монетарная интеграция. Опыт взлетов и падений // Финансы, учет, аудит. – 2001. - №4. – с.33-38

8.Каллаур П. Монетарная политика и банковская система Беларуси в среднесрочной перспективе // Банкаускi веснiк. – 2002. - №22. – с.5-6

9.Каллаур П. Экономические аспекты монетарной интеграции // Белорусский экономический журнал. – 2000. - №3. – с.4-11

10.Криворотов Д. Анализ применимости основных режимов монетарной политики в Беларуси // Финансы: учет, аудит. – 2003. - №1. – с.74-77

11.Криворотов Д. Инфляционное таргетирование: монетарная политика // Банкаускi веснiк. – 2003. - №7. – с.32-38

12.Криворотов Д. О механизме эмиссии в евросистеме // Белорусский экономический журнал. – 2003. - №2. – с.49-57

13.Мирончик Н. подходы к количественной оценке спроса на деньги: денежно-кредитная политика // Банкаускi веснiк. – 2004. - №1. – с.27-35

14.Моисеев С. Взлет и падение монетаризма // Вопросы экономики. – 2002. - №9. – с.92-104

15.Моисеев С. Инфляция: макро- и микроанализ // Бизнес и банки. – 2004. - №3. – с.1-4

16.Мойсейчик Г. Воздействие денежно-кредитной политики на финансовые потоки в реальном секторе экономики // Вестник ассоциации белорусских банков. – 2003. - №22. – с.14-23

17.Ольсевич Ю. Монетаризм и Россия: проблема современности // Вопросы экономики. – 1997. - №8. – с.24-37

18.Полоник С. Методы государственного регулирования денежно-кредитных и финансово-бюджетных отношений // Белорусский экономический журнал. – 2003. - №1. – с.56-64

19.Рудый К. Монетарная политика в РБ // Вестник ассоциации белорусских банков. – 2003. - №17-18. – с.41-46

20.Рудый К. Передаточный механизм монетарной политики // Банкаускi веснiк. – 2003. - №22. – с.14-23

21.Тарасевич В. Великий блеф: кое-что о монетаризме, курсе доллара и политике МВФ // Беларуская думка. – 1999. - №8. – с.67-73

22.Тарасов В. Проблемы современных денег и монетарная политика // Белорусский экономический журнал. – 2000. - №3. – с.4-11

23.Тарасов В. Трансформация монетарной политики в переходной экономике Беларуси // Банкаускi веснiк. – 2004. - №1. – с.4-6

24.Фетисов Г. Монетарная политика 2004: кредитование национальной экономики или наращивание валютных резервов? // Бизнес и банки. – 2004. - №3. – с.1-4

25.Экономическая теория: Пособие для преподават., аспирантов и стажеров / Н.Базылев, С. Гурко, М. Базылева и др.; Под ред. Н.Базылева, С. Гурко. – 2-е изд., стереотип. – Мн.: Интерпрессервис; Экоперспектива, 2002. – с.151-163