Таким образом, переход от эпохи холодной войны к какому-то новому статус-кво, характер которого еще не прояснился, продолжается. В таких условиях Российскому государству было бы рискованно начать полномасштабно «собирать камни», пытаясь выстроить новую систему взаимоотношений с внешними партнерами. Велика опасность попасть под удар со стороны тех, кто эти камни пока разбрасывает. Но время начала «сбора камней» важно не упустить[8].

2.2 Россия и международные институты
За годы президентства Владимира Путина «конкуренция» стала понятием, наиболее часто применяемым для характеристики окружающего мира. Так, оно неизменно присутствует в ежегодных посланиях президента Федеральному собранию, в высказываниях министра иностранных дел Сергея Лаврова и других официальных лиц. А главный идеолог российской политики Владислав Сурков прямо увязал конкуренцию с базовым, на его взгляд, понятием «суверенной демократии»: «Суверенитет – это открытость, это выход в мир, это участие в открытой борьбе. Я бы сказал, что суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности».
Преобладание мотивов соперничества при определении тактики отношений с партнерами неминуемо толкает российскую власть (как, впрочем, и руководителей других держав) к необходимости ежедневно решать для себя «дилемму узника» (в теории игр так называется игра с ненулевой суммой, в которой игроки должны постоянно делать выбор, что выгоднее – сотрудничать друг с другом или предавать). И чем шире спектр вопросов, представляющих взаимный интерес, и выше степень институционализации отношений, пример чего мы находим в практике взаимодействия с государствами евро-атлантического сообщества, тем чаще требуется такое решение.
Именно по причине недоверия, царящего между «государствами-узниками», встречные инициативы России и стран Запада с целью пригласить друг друга к военно-политическому либо экономическому компромиссу оставались на протяжении последних лет без ответа. Одновременно движется к финалу процесс эрозии миропорядка холодной войны – размываются его последние институциональные основы. И если до какого-то момента Москва выступала в качестве «державы статус-кво», стремясь сохранить при себе хотя бы что-то из геополитического наследия Советского Союза, то в последнее время Россия, накопив достаточно сил, уже сама включилась в процесс пересмотра правил.
Так, в 2007 году Россия объявила об отказе от такого «реликта холодной войны», как Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), и резко ужесточила отношение к Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).
До этого на протяжении большей части президентства Владимира Путина (примерно до второй половины 2006 года) ставка делалась на укрепление внешнеполитических позиций страны посредством участия в многосторонних форматах. Идея интеграции России в сообщество передовых государств оставалась стержнем внешнеполитического подхода. При этом российское понимание интеграции, ее форм и условий менялось с течением времени и – за редкими исключениями – все больше исходило из необходимости собственного усиления[9].
Апофеозом периода повышенного внимания Москвы к международным институтам можно считать саммит «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге (июль 2006). Хотя формат встречи, прошедшей под председательством России, не предусматривал серьезного обсуждения чего-либо, даже символическое значение форума вполне окупало вложенные в его подготовку средства. К тому же периоду относятся пик попыток присоединиться к Всемирной торговой организации (ВТО), максимальный интерес к началу переговоров о заключении нового базового соглашения с Европейским союзом и активизация России в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).
Но кооперативный подход не оправдал ожиданий Москвы. Это объясняется рядом конкретных причин. Прежде всего, тем, что внешние партнеры России к тому времени окончательно стали подходить к международным институтам и правилам с инструментальной точки зрения. И стало уже невозможно не замечать, что США и Европа пытаются интеграционные устремления для получения односторонних выгод.
В какой-то момент данный принцип взяла на вооружение и российская дипломатия. Москва разочарована в возможности отстаивать национальные интересы, опираясь на универсальные или действующие в рамках конкретных организаций международные правила. По мнению России, которое де-факто оформилось в 2007-м, необходимо либо пересматривать существующие правила с учетом новой расстановки сил, либо не настаивать на обязательности их соблюдения.
В качестве альтернативной модели, к которой начинает прибегать и Россия, рассматриваются наиболее результативные в последние годы adhoc-коалиции – специально созданные отдельными государствами форматы для решения конкретных проблем: «шестерка» по северокорейскому урегулированию или «пятерка» по иранской ядерной программе.
Напротив, попытки задействовать существующие институты, не приводили к заметному прогрессу. Например, конференция ОБСЕ, созванная по требованию России весной 2007 года, чтобы обсудить перспективы ДОВСЕ, закончилась ничем. Безрезультатными остаются и попытки перевести тему ПРО в общеевропейский формат и привлечь к ее обсуждению партнеров США и России из НАТО и Европейского союза. Большинство стран – участниц этих организаций заинтересованы в том, чтобы вопрос решался на двустороннем уровне между Москвой и Вашингтоном, и не хотят брать на себя даже часть ответственности.
Многополярный мир воспринимается рядом участников международных отношений как благо, поскольку многие беды последних лет связываются с попытками установить доминирование одной державы. Но мало учитывается тот факт, что многополярность, формирующаяся в условиях распада институтов, отнюдь не означает возвращения к стабильным многосторонним форматам. Скорее есть основания ожидать дальнейшего ужесточения противодействия «всех всем» с возникновением ситуативных краткосрочных объединений для решения конкретных проблем.
В результате размывания понятной структуры международных отношений нарастает общая нервозность. Ее неожиданным индикатором стала реакция ведущих западных стран на символический шаг России летом 2007 года, когда в ходе глубоководной экспедиции триколор был установлен на арктическом дне в районе Северного полюса. Никто из российских официальных лиц даже не упоминал о том, что данное действие само по себе может иметь какие-то международно-правовые последствия. Тем не менее, последовал всплеск резких заявлений под общим лозунгом: «Дать отпор российскому экспансионизму!» Более того, дискуссия об изменении климата, уже несколько лет интенсивно ведущаяся в Европе, внезапно приобрела не свойственный ей ранее геополитический оттенок – на заседании Европейского совета (март 2008 г.) говорилось о том, что оттаивание вечной мерзлоты стимулирует рост конкуренции за арктические ресурсы.
Одновременно все заинтересованные страны немедленно приступили к развертыванию различных программ с целью гарантировать свой суверенитет в Арктике. Ведь острые противоречия в этом регионе существуют не только с Россией, но и между рядом союзников по НАТО.
Подобные настроения подтверждают неготовность сторон реализовать естественную с точки зрения рациональной логики «большую сделку» – улучшение возможностей доступа компаний стран ЕС к энергетическим ресурсам РФ в качестве платформы для создания стратегического союза России и Европы. Как, собственно, и неготовность решать на взаимовыгодной основе другие – зачастую не менее важные – вопросы двусторонней повестки дня.

2.3 Восточный направление, как доминирующий вектор во внешней политике
Визит президента РФ Владимира Путина в страны Персидского залива показал, что Россия меняет вектор внешней политики. Об этом на пресс-конференции по итогам визита российского президента в станы Ближнего Востока заявил президент Академии геополитических проблем Леонид Ивашов:
«Визит нужно рассматривать в контексте «треугольника» Дели – Мюнхен – Ближний Восток. Он (визит) показал, что Россия разворачивается в сторону Востока».
Также он пояснил, что в Мюнхене Путин заявил о взглядах на ход мировой политики, а на Ближнем Востоке в центре внимания оказались государства, традиционно находившиеся в сфере контроля США. «Таким образом, – сказал Ивашов, – от подчиненного положения, в котором Россия находилась по отношению к США и Европе, Россия начала играть самостоятельную роль в большой политике».
По мнению экспертов, Россия сегодня имеет больший потенциал на Ближнем Востоке, чем США, поскольку она может быть посредником во всех конфликтных вопросах, в разных частях Большого Ближнего Востока, а, кроме того, Россию там ждут и в качестве надежного экономического партнера.
По словам президента Академии геополитических проблем, в экономической области «газовый ОПЕК» имеет большие перспективы, так как его можно использовать в качестве инструмента для поддержания мира и стабильности в регионе.
«Недавний визит президента в Саудовскую Аравию, Катар и Иорданию может иметь исторические последствия, если Россия выдержит взятый курс», – заключил Леонид Ивашов.
Еще один участник пресс-конференции – вице-президент Академии геополитических проблем Владимир Анохин отметил, что «на фоне усиления американской группировки в районе Персидского залива, громких заявлений об опасности со стороны Ирана для всего мира визит Путина ярко диссонировал с политикой США в регионе. Визит и его итоги показали, что арабские страны не могут сориентироваться в политике США, а Россия создает условия для развития предсказуемой ситуации в регионе.
2.4 Взаимоотношения с основными центрами экономической мощи Россия и ЕС
Взаимоотношения России и Европейского союза, несомненно, играют и будут играть важную роль не только для этих субъектов, но и для мировой политики в целом.
С вхождением в 1995 г. Финляндии в Европейский союз Россия и ЕС стали соседями. После нынешней волны расширения Европейского союза и присоединения к нему государств Балтии, Центральной и Восточной Европы протяженность общей границы заметно увеличится. Это еще более сблизит Россию с центром процессов европейской интеграции. Однако различия между Россией и Европейским союзом достаточно велики. Если Россия является в основном индустриальным обществом, то страны ЕС уже вступили в постиндустриальную фазу. Достаточно отметить, что один из наиболее амбициозных проектов российского руководства на рубеже ХХ–ХХI вв. состоял в том, чтобы добиться ежегодного прироста внутреннего валового продукта не менее чем на 8% и за 15 лет достичь современного уровня душевого валового внутреннего продукта Испании и Португалии –
государств, отнюдь не являющихся экономическими лидерами Европейского союза. Нельзя не признать, что российско-финляндская граница сейчас одна из самых контрастных в современном мире. Естественно, и проблемы по обе ее стороны существенно (порой даже разительно) отличаются[10].
Приход к власти Владимира Путина совпал с началом определенной стабилизации. Этому благоприятствует и хорошая для России конъюнктура мировых цен на нефть. Важно подчеркнуть, что Путин пытается двигаться дальше, чем его предшественник, в проведении реформ, в том числе и в тех сферах, реформирование которых в 90-е годы практически не осуществлялось. Если в исполнительной и представительной власти после принятия Конституции 1993 г. наблюдались кардинальные изменения – произошел практически полный разрыв с советской системой, то положение дел в судебной системе сохранилось почти прежним. Администрация президента внесла в Госдуму серию законопроектов по приведению судебной системы в соответствие с нормами Совета Европы и добилась их принятия. Готовится серия законопроектов о местном самоуправлении (в большинстве регионов России оно существует только формально или ведет минимальную деятельность). В ходе их разработки также учитываются нормы Совета Европы. При изменении ряда законов (таможенных правил и т.д.) брались в расчет нормы, существующие в Европейском союзе и Всемирной торговой организации. Предпринимаются шаги по модернизации образования, включению российской высшей школы в интеграционные процессы, идущие в мире, и в первую очередь в европейское образовательное пространство. В то же время проведение структурных реформ экономики в основном откладывается. Усилилось влияние государства на средства массовой информации, особенно на телевидение. Значительная часть российской элиты не понимает нового места России в мире, живет представлениями о сверхдержаве. Определенные круги готовы идти еще дальше и призывают к «реакции», пытаясь реабилитировать в общественном мнении не только Дзержинского, но и ближайших сталинских сподвижников Берию и Кагановича, единодушно осуждавшихся всеми с конца 50-х годов. Внутри правящей элиты в последние годы также произошло определенное изменение в соотношении сил. В конце90-х годов федеральная власть заметно ослабла. Президент Борис Ельцин постоянно находился в конфронтации с Госдумой, где большинство принадлежало коммунистам и националистам. Резолюция об импичменте, выдвинутая оппозицией в мае 1999 г., не получила необходимого числа голосов, но, даже по признанию советников Ельцина, стала политическим поражением первого президента России. Резкое ухудшение экономического положения после дефолта 1998 г. подорвало авторитет федерального Центра и усилило центробежные тенденции в регионах, особенно в тех, где были заметны тенденции к установлению этнократии. Местные элиты на практике поставили под свой контроль и часть аппарата федеральной власти, испытывавшего постоянный недостаток финансирования из государственного бюджета. Попытки Ельцина играть на противоречиях между региональными элитами, вступать с ними в особые отношения (договоры о распределении полномочий) также не дали ожидаемого результата. В этих условиях президент и его окружение искали опору у финансово-промышленных групп («олигархов»), чье влияние на государственную политику заметно возросло[11].
Президенту Путину частично удалось изменить ситуацию. Роль региональных элит ощутимо уменьшилась. Президенту и правительству в основном удалось наладить рабочий контакт с Госдумой. В отличие от Ельцина, управлявшего страной путем издания указов, Путин предпочитает добиваться принятия законов. Это делает обстановку более стабильной и предсказуемой. Правительство среди прочего провело несколько законов, которые в перспективе, возможно, приведут к структурированию более влиятельной партийной системы. Во время предвыборной кампании 2000 г. Владимир Путин неоднократно заявлял, что в России не будет «олигархов» 4. Это, естественно, не означало войну с крупным капиталом. На практике власти начали борьбу только с двумя «олигархами» – Борисом Березовским и Владимиром Гусинским, которые явно пытались встать выше государственных институтов. Кампания против этих двух фигур, пользовавшихся явной нелюбовью населения, способствовало росту популярности Путина. Остальные промышленно-финансовые группы были лишь поставлены в определенные рамки. Но в условиях уменьшении влияния региональных элит, слабости политических партий роль крупного капитала на практике не уменьшилась, а возросла. Диалог высшей власти с бизнесом идет постоянно, хотя порой и не бесконфликтно.
Что стоит на пути партнерства?
Кроме значительных различий в уровне развития у России и ЕС есть еще немало трудностей[12].
Во-первых, Европейский союз в последнее время придает принципиальное значение своим отношениям с исламским миром. Эта проблема имеет два аспекта. Первый – внутренний, т.е. наличие практически во всех странах ЕС значительного мусульманского меньшинства, состоящего из иммигрантов. Политика стран ЕС в отношении этого меньшинства различна, но общим является признание ислама одной из основных религий Европы, ставка на включение иммигрантов в той или иной форме в европейское общество. По нашему мнению, сделать этого пока не удалось, и удастся ли вообще – вопрос весьма дискуссионный. Влияние мусульманских общин на политику европейских государств пока ограниченно (так, наличие такой общины не помешало британскому правительству послать войска в Ирак), но вместе с тем очевидно, что политическая элита Европейского союза не желает обострять эту проблему и идет исламскому меньшинству на значительные уступки. Второй аспект проблемы – внешний, связанный со стремлением ЕС в максимальной степени улучшить отношения и наладить широкомасштабное сотрудничество с арабским миром, Ираном и рядом других стран. Особо важной представляется в связи с этим значительная помощь, оказываемая Европейским союзом Палестинской автономии. Подобная политика время от времени входит в противоречия с интересами России. Начнем со вступления Турции в ЕС. Дебаты, которые шли по этому поводу летом – осенью 2002 г., весьма показательны. Так, в ноябре 2002 г. премьер-министр Бельгии Ги Верховстадт подчеркнул: «У Турции есть свое место в Европейском союзе, ответ на вопрос о возможности ее присоединения к ЕС был дан уже три года назад в Хельсинки». Трудно представить, чтобы кто-либо из руководителей государств – членов ЕС выступал с подобными заявлениями в отношении России. Речь, конечно, не идет о каком-либо соперничестве России и Турции, их геополитические противоречия не столь уж значительны. Однако подозрения в двойном стандарте при оценках положения с правами человека, национальными меньшинствами и т.д. возникают. Еще более рельефно данные аспекты выступают в связи с проблемой борьбы с терроризмом. Если США проявляют определенное понимание того, что ситуация в Чечне достаточно сложна и многообразна и России приходится бороться с настоящими террористами, то в общественном мнении и политических кругах Европы чеченская проблема часто сводится к нарушению прав человека федеральными войсками.
Наличие же террористов фактически игнорируется. Этот сюжет может иметь далеко идущие последствия. Речь идет об общественном мнении России. В последние годы оно было в пользу сотрудничества с Европейским союзом. Важно подчеркнуть, что симпатии к ЕС проявляют, как правило, люди с высокими и средними доходами, высшим образованием, среднего и молодого возраста, т.е. наиболее динамичная и влиятельная часть населения. Но общественное мнение России, особенно после террористического акта в Москве осенью 2002 г., воспринимает эту проблему очень серьезно. Согласно опросам, проведенным в декабре 2002 г. в С.-Петербурге, почти 75% респондентов считают терроризм главной опасностью, а отношение России с другими государствами рассматривают через призму этой угрозы. Думаю, подобные настроения преобладают и в остальной России. Поэтому шаги, которые предпринимают некоторые европейские государства и которые будут рассматриваться в России как поддержка террористов, могут оказать самое негативное воздействие на наши отношения с ЕС. Во-вторых, проблемы возникнут в связи с расширением Европейского союза. Сейчас компромиссные договоренности о транзите российских граждан в Калининград достигнуты. Но вряд ли они просуществуют долго. Общее мнение членов Шенгенского соглашения – уменьшение числа исключений и в перспективе их полная отмена. Скорее всего, это будет сделано в отношении Калининграда. Кардинальным выходом из создавшегося положения могло бы стать присоединение России к Шенгенской зоне. Об этом говорил на переговорах с руководителями ЕС президент Путин. Россия и ЕС договорились о создании рабочей группы по данной проблеме. Однако в России по-прежнему есть сомнения о том, что Европейский союз действительно хочет договориться об отмене визового режима. Их усилило и введение весной 2003 г. дополнительных документов для российских туристов, желающих посетить ЕС. Думаю, вряд ли приемлемо для России и высказываемое некоторыми экспертами из стран Европейского союза предложение об односторонней отмене Россией виз для граждан стран Европейского союза. Этот аспект отношений России и ЕС ни в коем случае нельзя игнорировать. Многие граждане России, особенно молодежь, хотят посетить Европу, и столкновение с визовым режимом, осложненное бюрократическими процедурами, производит на них негативное впечатление. Конечно, Россия также должна внести в свое иммиграционное законодательство соответствующие изменения, активизировать борьбу против нелегальной иммиграции, подписать со странами ЕС реадмиссионные договоры. Необходимо также учитывать, что в результате предстоящего расширения в Европейский союз войдут страны Центральной и Восточной Европы, а также Балтии, отношения с которыми у нашей страны, как правило, хуже, чем с Западной Европой. Некоторые из них до сих пор видят в России угрозу для себя. Россия таковой не является, хотя и ей в ряде случаев необходимо менять политику (речь идет в первую очередь о необходимости заключения договоров о границе с Эстонией и Латвией и ратификации таких договоров со всеми тремя балтийскими государствами). Очевидно, нужны взаимные усилия, в том числе и нынешних членов ЕС, чтобы отношения России со странами, вступающими в ЕС, в полной мере нормализовались.
В-третьих, представляется, что сотрудничество в сфере экономики между Россией и Европейским союзом сейчас достигло предела. Идея «единого экономического пространства, безусловно, позитивная, но на пути ее реализации много препятствий. Требуются качественно новые подходы и появление новых актеров, заинтересованных в качественных сдвигах в развитии экономических связей России и ЕС.
Это же относится и к энергетическому диалогу, который развивается пока очень медленно. Многое тут, конечно, зависит и от вступления России в ВТО – переговоры, уже несколько раз близкие к завершению, затем откладывались. Европейский союз поддерживает вступление России в ВТО, но, может быть, стоило бы проявить большую заинтересованность при рассмотрении конкретных вопросов, не урегулированных до настоящего времени.
В-четвертых, на Западе в целом довольно сильны пессимистические оценки будущего России, существует много опасений, по какому пути пойдет Россия дальше, что будет после президентских выборов 2008 г. При этом в европейском общественном мнении уже достаточно прочно укрепилась мысль, что в России установилась авторитарная диктатура (в США в большинство случаев ситуацию оценивают не столь драматично). Это также, видимо, сказывается на некоторых шагах Европейского союза (или их отсутствии) в отношении России[13].
Перспективы: поиск конкретных путей продвижения
В этих условиях трудно предполагать, что в отношениях России и Европейского союза в ближайшие годы произойдет сколько-нибудь крупный прорыв. Скорее всего, речь пойдет о некоторых небольших, не всегда заметных, но реальных шагах, которые создадут почву для будущего продвижения вперед. Рассмотрим некоторые конкретные практические шаги, которые могли бы быть предприняты Европейским союзом и Россией в ближайшее время.
Во-первых, это перестройка программы ТАСИС с частичным использованием принципов ФАРЕ (программы ЕС по финансовой и технической поддержке правительственных начинаний по созданию условий для рыночно ориентированной экономики, основанной на частной собственности и инициативе), действие которой в ближайшее время закончится, так как почти все кандидаты в 2004 г. станут членами ЕС. По размерам программа ТАСИС существенно отличается от ФАРЕ, но дело не только в объемах финансирования. Дискуссионен и вопрос о ее эффективности. В России существуют весьма различные оценки – от самых высоких до предложений о полном отказе от программы. ВЕС оценки также разнятся. В целом следует признать, что программа ТАСИС не оправдала возлагавшихся на нее в начале 90-х годов надежд. Она способствовала решению некоторых локальных проблем, но не стала важным стимулом проведения российских реформ. Вряд ли вероятно, что ЕС в ближайшее время пойдет на существенное увеличение финансирования, выделяемого на программу ТАСИС, но принципы отбора проектов и расходования средств могут быть пересмотрены. Программа ТАСИС по существу ориентирована на решение проблем охраны окружающей среды, наиболее острых социальных вопросов (проблемы бедности, здравоохранении и т.д.), т.е. речь идет в первую очередь о поддержании стабильности. Программа же ФАРЕ сейчас ориентирована на подготовку стран – кандидатов на вступление в ЕС и соответствующую перестройку их внутренней жизни. Вопрос о вступлении России в Европейский союз не стоит, но все-таки определенная переориентация проектов на поддержку структурных реформ и максимальное сближение (а в отдельных направлениях и интеграцию) экономик ЕС и России было бы желательно. В отличие от ФАРЕ программа ТАСИС не предусматривает предоставления кредитов. Этот порядок, думается, мог бы быть пересмотрен. И, наконец, целесообразно было бы не сколько децентрализовать систему управления программой, передать на места больше полномочий по принятию решений по конкретным вопросам. По нашему мнению, подобные изменения повысили бы экономическую эффективность и стали бы своеобразным политическим сигналом готовности ЕС к сближению с Россией[14].
Во-вторых, это развитие инициативы Финляндии «Северное измерение» Европейского союза. Ее значение ни в коей степени не уменьшится, даже напротив, поскольку общая граница ЕС с Россией увеличится только на северо-западе. В этих условиях роль Северо-запада России как связующего звена между Россией и Европейским союзом постоянно возрастает. Именно Северо-запад должен быть пилотным проектом сотрудничества, поскольку Калининград – это все-таки особый случай, а не пилотный проект.
План действий позволил сделать «Северное измерение» более практически ориентированной программой. Тем не менее, речь пока идет скорее о координации существующих проектов, ем о выделении специальных средств на эти цели. Пока данная инициатива является в значительной степени делом Финляндии, так как ни одна из крупных стран ЕС не назвала ее своим приоритетом, а страны Южной Европы явно опасаются перераспределения средств из фондов Европейского союза в пользу Северной Европы. В России «Северное измерение» также не всегда находит понимание: встречаются заявления, что оно должно быть направлено на спасение тяжелой промышленности, некоторые чиновники федеральных ведомств видят в нем попытку «раскола» России и т.д. Тем не менее, продолжение «Северного измерения» вне зависимости от того, какую стратегию ЕС изберет в будущем, представляется принципиально важным.
В-третьих, Россия и Европейский союз, особенно после его расширения в 2004 г., должны найти общее понимание по вопросам будущего Белоруссии. При этом, естественно, должна быть учтена и роль США. Приход к власти в 1994 г. Александра Лукашенко стал возможен только потому, что на каком-то этапе Запад не проявлял интереса к положению в этой стране, а Россия, находясь в состоянии острой внутриполитической борьбы, также не реагировала на происходящие в соседнем государстве события. Лукашенко в полной мере использовал слабости Бориса Ельцина как политика, играя на «комплексе вины», который испытывал первый президент России за распад Советского Союза. Не желая всерьез объединения с Россией, он просто спекулировал на данном лозунге, добиваясь от России все больше экономических уступок. Владимир Путин пытается перевести российско-белорусские отношения на более прагматичную основу, хотя сразу это сделать не удается. И Россия, и Европейский союз, и США заинтересованы в установлении в Белоруссии демократии и рыночной экономики, но важно, чтобы этот переход не привел к дестабилизации положения в Восточной Европе и конфронтации различных внешних сил, включая ЕС и Россию. В-четвертых, нужна большая ясность в вопросах сотрудничества России и ЕС в сфере безопасности и обороны. После совещания руководителей стран – членов ЕС в Хельсинки (1999 г.), где было принято решение о создании Европейского корпуса быстрого реагирования, в российских военных кругах было много оптимизма по поводу перспектив сотрудничества. Может быть, он был не всегда оправдан, так как шаги ЕС в военной сфере порождали у российской военной верхушки надежды на ослабление НАТО. Однако затем интерес стал угасать. Не сомневаюсь, что и сейчас многие российские политики и военные хотели бы сотрудничества с ЕС в сфере безопасности, но не знают, как это осуществить на практике.
В-пятых, очень благоприятные перспективы возникают между Россией и Европейским союзом в сфере высшего образования. В 1999 г. европейские страны подписали Болонскую декларацию, которая предусматривала стимулирование интеграции национальных систем высшего образования в объединяющейся Европе. Это само по себе важное событие, так как на предшествовавших этапах европейской интеграции сфера образования затрагивалась в незначительной степени. Одной из причин подобных изменений стало то, что на мировом рынке образовательных услуг высшая школа континентальной Европы стала уступать не только США и Великобритании, но и Канаде, Австралии, Новой Зеландии. Одной из задач Болонского процесса является повышение ее конкурентоспособности. Создание единого образовательного пространства займет, безусловно, продолжительное время, так как в европейских странах (особенно в самих университетах) привязанность к традиционным национальным моделям достаточно сильна. В России в сфере образования также происходят значительные изменения. Реформа высшей школы в 90-е годы проводилась достаточно хаотично, ее эффективность оказалась низкой. По сути, все дело свелось к введению многоуровневой системы (бакалавр-магистр) в некоторых вузах (их меньшинство) и появлению негосударственного сектора в высшем образовании. В целом система высшего образования не смогла включиться в рыночные отношения и оказалась в довольно сложном положении. Нынешнее руководство России уделяет вопросам образования большое внимание: отметим лишь, что впервые в истории страны расходы государственного бюджета на образование превышают военные. Правительство стимулирует проведение мероприятий по модернизации высшей школы. Таким образом, в сфере высшего образования происходит совпадение преобразований и по времени, и по основному направлению развития. Было бы весьма желательно не потерять такую хорошую возможность для осуществления реформ и одновременной интеграции России в европейское образовательное пространство.
В-шестых, большое значение в отношениях России и Европейского союза приобретает пограничное сотрудничество. На первом этапе его главной целью было снять напряжение, которое десятилетиями накапливалось по обе стороны границы, позволить людям, местным органам самоуправления установить прямые контакты. Сейчас в рамках приграничного сотрудничества можно решать и более крупные задачи.
Несомненно, развитие приграничного сотрудничества будет способствовать появлению единого экономического пространства. В России оно выступает в качестве одного из стимулов к развитию местного самоуправления, децентрализации всей системы управления. Приграничное сотрудничество способно играть и стабилизирующую роль в случаях осложнения отношений на более высоком уровне. Следует внимательно изучить возможность заключения рамочного договора между Россией и Европейским союзом по вопросам такого сотрудничества. В-седьмых, регион Балтийского моря в известной степени» (network cooperation). Инициатором этого процесса в большинстве случаев является именно Европейский союз.
Для финансирования «сетевого сотрудничества» в основном используются европейские фонды. Для России участие в этих проектах очень важно – это способствует развитию неправительственных организаций, контактов между политическими и социальными силами различных уровней. Наконец, нельзя не остановиться на перспективах отношений комиссия говорит о «сотрудничестве без членства в институтах» для ряда государств, которые она относит к «кругу друзей». Среди них называют и Россию. Подход ЕС к России как к другу, конечно, очень важен. Однако в этой концепции есть ряд неясных мест. Прежде всего, к «кругу друзей» отнесены государства, имеющие самые различные политические системы, находящиеся на разных уровнях экономического развития, проводящие различную внешнюю политику, а иногда состоящие в сложных, порой даже напряженных отношениях друг с другом. Степень их ориентации на Европейский союз различна сейчас и останется различной в будущем. Так, несомненно, страны Средиземноморья будут стремиться к максимальному сотрудничеству с ЕС, который является для них естественным центром притяжения. Это, несомненно, правильно и для Молдавии (особенно после вступления в ЕС Румынии). Однако с Россией ситуация более сложная. То, что Россия старается, чтобы ее нормы совпадали с ЕС, не означает, что она автоматически будет следовать всем нормам, которые вырабатывались без ее участия. Совершенно очевидно, что ЕС не будет при выработке своих норм учитывать позицию страны, которая не является его членом и не станет им в обозримом будущем. Также очевидно, что Россия отличается от других стран, включенных в «круг друзей», тем, что она не будет ориентироваться исключительно на Европейский союз. Во внешней политике России всегда будут играть важную роль отношения с США, КНР и рядом других стран. Особенно ценным тут, конечно, представляется сотрудничество с США в рамках антитеррористической коалиции в связи с угрозами, которые возникли для безопасности России на ее южных рубежах. В отличие от других стран, входящих в «круг друзей», во внешней политике России всегда будет присутствовать глобальный аспект, причем связанный не только с наличием стратегического ядерного оружия. Таким образом, сама по себе политика ЕС будет способствовать улучшению отношений с Россией, но вряд ли приведет к коренному прорыву. Такой прорыв будет, скорее всего, возможен тогда, когда на основе опыта практических шагов появится документ о стратегии будущих отношений, совместно выработанный Россией и Европейским союзом. При этом важным элементом стратегии должна быть ликвидация демократического дефицита, который, несомненно, присутствует и играет сдерживающую роль в развитии наших отношений. Для истинного сближения и интеграции России в европейское пространство необходимо, чтобы этот процесс стал делом не только политических элит и бизнесменов, но и миллионов людей[15].
Россия и США
Отношения с США – один из приоритетов внешней политики России, важный фактор международной стабильности. Ключевыми задачами являются обеспечение их устойчивого развития в конструктивном и предсказуемом русле, расширение сфер совпадения интересов, сужение зон разногласий на основе поиска компромиссов с учетом национальных интересов друг друга.
Принципы двустороннего партнерского диалога закреплены в Московской Декларации о новых стратегических отношениях, подписанной Президентами В.В. Путиным и Дж. Бушем в мае 2002 г. Приоритетными направлениями двустороннего взаимодействия определены совместная работа в интересах международной безопасности и стратегической стабильности, борьба с международным терроризмом и противодействие другим новым глобальным вызовам и угрозам, содействие решению региональных конфликтов, развитие торгово-экономических связей, расширение контактов между обществами и людьми.
Важная роль в развитии российско-американского партнерства, придании ему дополнительной устойчивости принадлежит контактам на высшем и высоком уровне. С 2001 г. прошли 13 встреч Президентов России и США как в двустороннем формате, так и в рамках многосторонних форумов, в том числе визит В.В. Путина в США (в ноябре 2001 г.), визиты Дж. Буша в Россию (в мае и ноябре 2002 г., а также в июне 2003 г. для участия в юбилейных торжествах в Санкт-Петербурге). В рамках официального визита В.В. Путина в США 24–27 сентября 2003 г. состоялась встреча в верхах в Кемп-Дэвиде (26–27 сентября), подтвердившая позитивную динамику двусторонних отношений. Президенты дали ведомствам двух стран целый ряд конкретных долгосрочных поручений по продвижению российско-американского партнерства на приоритетных направлениях, за выполнением которых осуществляется постоянный контроль. Президенты России и США встречались также 8 июня 2004 г. в рамках саммита «восьмерки» на Си-Айленде и 20 ноября 2004 г. на саммите АТЭС в Сантьяго. Последняя встреча В.В. Путина и Дж. Буша прошла в Братиславе (Словакия) 24 февраля.
В ходе братиславского саммита состоялся обстоятельный, ориентированный на перспективу разговор по основным направлениям российско-американского взаимодействия. Президенты подтвердили приверженность дальнейшему развитию и расширению партнерской основы двусторонних отношений. Согласованы конкретные практические задачи наращивания многопланового сотрудничества России и США в предстоящий период. В Братиславе Дж. Буш подтвердил свое участие в праздничных мероприятиях по случаю 60-летия победы в Великой Отечественной войне 9 мая с.г. В рамках этого визита запланирована очередная двусторонняя встреча Президентов России и США.
С целью поддержания доверительного российско-американского диалога по актуальным вопросам двусторонних отношений и международным проблемам в постоянном режиме осуществляются контакты между главами внешнеполитических ведомств двух стран. За период взаимодействия с администрацией Дж. Буша проведено около 40 таких встреч как в двустороннем, так и в многостороннем формате. За период с ноября 2004 г. главы внешнеполитических ведомств встречались пять раз: в ноябре 2004 г. в Сантьяго в рамках форума АТЭС, Шарм аш-Шейхе в ходе международной встречи по Ираку, в декабре 2004 г. в Софии в рамках СМИД ОБСЕ и 5 февраля с.г. в Анкаре в рамках европейского турне К. Райс в ее новом качестве Госсекретаря США.
Военно-политическая проблематика. В центре внимания – формирование новых отношений в стратегической области на принципах партнерства и учета интересов безопасности друг друга, заложенных в подписанных в рамках визита Дж. Буша в Россию 23–26 мая 2002 г. Договоре о сокращении стратегических наступательных потенциалов (вступил в силу 1 июня 2003 г.) и Московской Декларации. Поддерживается активный заинтересованный диалог по ключевым вопросам обеспечения стратегической стабильности и международной безопасности, прежде всего по проблематике борьбы с распространением ОМУ и международным терроризмом. Под эгидой созданной согласно Московской декларации Консультативной группы по вопросам стратегической безопасности в составе Министров иностранных дел и обороны работают экспертные группы по сотрудничеству в стратегической и по вопросам противоракетной обороны (ПРО). В 2004 г. приступила к работе Двусторонняя комиссия по выполнению Договора о СНП.
Проводится работа с целью выхода на предметные договоренности с США по реализации инициативы «восьмерки» о Глобальном партнерстве против распространения оружия и материалов массового уничтожения.
Продолжается активное взаимодействие по проблематике нераспространения, в первую очередь по его ключевым направлениям – Договор о нераспространении ядерного оружия, Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, Химконвенция, Биоконвенция, нераспространение ракетных технологий, а также в рамках программ содействия России в уничтожении ОМУ, утилизации СНВ. В этом контексте стороны, в частности, тесно сотрудничают в целях выполнения принятой в апреле 2004 г. по инициативе России и поддержанной США резолюции Совета Безопасности ООН №1540 о нераспространении ОМУ, а также в рамках выдвинутой США «Инициативы по безопасности в борьбе с распространением ОМУ» (ИБОР).
Россия и США последовательно наращивают двусторонние усилия по решению такой важной задачи, как нейтрализация любых попыток террористов завладеть современными видами вооружений и чувствительными технологиями, включая ОМУ и связанные с ним технологии, возможность использования которых террористическими организациями представляет серьезную угрозу международной безопасности. В ходе саммита в Братиславе было принято Совместное заявление Президентов России и США о сотрудничестве по вопросам безопасности в ядерной сфере и подписана межправительственная Договоренность о сотрудничестве в области усиления контроля за ПЗРК, расширившие базу для российско-американского взаимодействия в этой сфере.
Развивается сотрудничество по ключевым международным и региональным проблемам, совместному поиску ответов на новые глобальные угрозы и вызовы. Эффективное взаимодействие в борьбе с международным терроризмом осуществляется в рамках российско-американской Рабочей группы по борьбе с терроризмом, действующей в режиме периодических заседаний. В числе приоритетных региональных областей сотрудничества – постконфликтное обустройство в Ираке и Афганистане, урегулирование конфликтов на Ближнем Востоке, нормализация обстановки на Корейском полуострове. Наращивается российско-американское сотрудничество в экономической области. В июне 2002 г. США признали рыночный статус российской экономики. Нерешенным остается вопрос о выводе России из-под действия дискриминационной поправки Джексона-Вэника.
Россия и Китай
Российско-китайские отношения стратегического партнерства характеризуются устойчиво высокой динамикой развития, прочной правовой базой и разветвленной организационной структурой двустороннего взаимодействия, активными связями на всех уровнях.
Основные принципы российско-китайских отношений закреплены в Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой, подписанном Президентом В.В. Путиным и Председателем КНР Цзян Цзэминем 16 июля 2001 г. в Москве. Практически во всех областях сотрудничества имеются межправительственные и межведомственные соглашения.
Налажено сотрудничество между центральными законодательными, судебными и практически всеми исполнительными органами власти. Активно развиваются межрегиональные связи, подписано более ста соглашений о сотрудничестве между властями административно-территориальных единиц различного уровня.
Установлена, юридически оформлена и демаркирована российско-китайская граница на более чем 98% ее протяженности.
Успешно реализуются подписанные главами пяти государств – России, Китая, Казахстана, Киргизии и Таджикистана Шанхайское (апрель 1996 г.) и Московское (апрель 1997 г.) соглашения об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруженных сил в районе бывшей советско-китайской границы. На базе «Шанхайской пятерки» создана Шанхайская организация сотрудничества, соучредителем которой наравне с указанными странами стал и Узбекистан.
В последние годы существенно активизировалось торгово-экономическое сотрудничество. В 2003 году товарооборот достиг рекордного уровня в 15,7 млрд. долл. США. В соответствии с графиком идет строительство с российским участием АЭС «Тяньвань» в китайской провинции Цзянсу. Продолжается проработка перспективных нефтяных и газовых проектов, началось создание совместных технопарков.
В гуманитарной сфере намечены масштабные проекты сотрудничества, среди которых ежегодное проведение фестивалей культуры, создание совместных вузов и центров изучения русского и китайского языков, более тесное взаимодействие санитарно-эпидемиологических служб, популяризация в России лечебных методов традиционной китайской медицины, активизация на плановой основе туристических и спортивных обменов, сотрудничества СМИ.
Позиции России и КНР по принципиальным вопросам устройства миропорядка и по основным международным проблемам, в том числе таким региональным, как иракская и ситуация на Корейском полуострове, совпадают или близки. На этой основе между нашими странами поддерживается тесное взаимодействие в области внешней политики. Помимо интенсивных контактов между министрами иностранных дел, действует система плановых консультаций по линии МИДов на уровне заместителей министров и департаментов[16].

3. Государственные статусы России
3.1 Навязываемый статус «региональной державы»
В настоящее время, после распада СССР, Запад стремится навязать России другую геополитическую функцию, превратить Россию в такую политическую структуру, которая была бы неспособна напрямую участвовать в мировой политике и иметь широкую цивилизационную миссию. В докладе Пола Вольфовица американскому конгрессу в 1992 году однозначно утверждается, что «главной стратегической задачей США является недопущение создания на территории бывшего Советского Союза крупного и самостоятельного стратегического образования, способного проводить независимую от США политику». Именно исходя из такой насущной потребности Запада России была предложена роль «региональной державы »[17].
«Региональная держава» это современная геополитическая категория, которая характеризует крупное и довольно развитое государство, чьи политические интересы, однако, ограничены лишь областями, непосредственно прилегающими к ее территории или входящими в ее состав. Региональными державами считаются, к примеру, Индия, Иран, Турция, Пакистан, Китай и т.д. Специфика региональной державы состоит в том, что она имеет больший политический вес, чем обычное рядовое государство, но меньший вес, чем сверхдержава или Империя. Иными словами, региональная держава не имеет прямого влияния на планетарную цивилизцию и глобальные геополитические процессы, подчиняясь в основных стратегических линиях балансу сил более мощных Империй. В то же время региональная держава имеет определенную свободу по отношению к своим непосредственным (более слабым) соседям и может оказывать на них политическое и экономическое давление (естественно, лишь в тех случаях, когда это не противоречит интересам сверхдержав).
Статус «региональной державы», предложенный (навязываемый) сегодня России Западом, для русской нации равнозначен самоубийству. Речь идет о том, чтобы искусственно и под сильным внешним воздействием обратить вектор русской национальной истории вспять, в обратную сторону, оборвать связный процесс геополитического становления русских как Империи. Россия как региональная держава будет являть собой отказ от того глубинного импульса нации, который лежит в основе ее высшей и глубиннейшей идентичности. Потеря имперского масштаба для русских означает конец и провал их участия в цивилизации, поражение их духовной и культурной системы ценностей, падение их универсальных и мессианских чаяний, обесценивание и развенчание всей национальной идеологии, оживлявшей многие поколения русского народа и дававшей силы и энергию для подвигов, созидания, борьбы, преодоления невзгод.
Если учитывать специфику национальной имперской самоидентификации русских, становится совершенно очевидно, что принятие статуса «региональной державы» Россией не может стать последней линией обороны. Удар, наносимый тем самым по национальному самосознанию русских, будет в таком случае настолько сильным, что дело не ограничится рамками РФ или аналогичным территориальным пространством. Потеряв свою миссию, русские не смогут найти сил, чтобы достойно утвердить свою новую, «умаленную» идентичность в «региональном государстве», так как утверждение этой идентичности невозможно в состоянии того аффекта, который логически возникает при утрате нацией имперского масштаба. Следовательно, процессы дезинтеграции, скорее всего, продолжатся и в «региональной державе», и нарастающей волне регионального и религиозного сепаратизма обездоленные русские уже ничего не смогут противопоставить.
Даже для того, чтобы зафиксировать «региональный статус» постимперской России, необходимо будет пробудить мощную волну национализма, причем национализма совершенно нового, искусственного, основанного на энергиях и идеях, ничего общего не имеющих с традиционной и единственно подлинной и оправданной русской имперской тенденцией. Можно сравнить это с малым, «светским» национализмом младотурков, которые на развалинах Османской Империи создали через «национальную революцию» современную Турцию, «региональную державу». Но национализм младотурков, не имел ничего общего с геополитическим и религиозным национализмом Османской Империи, и фактически, нынешняя Турция и духовно, и этнически, и культурно является совершенно другой реальностью, нежели турецкая Империя начала века.
То же самое, если не хуже, грозит и России, причем, скорее всего, попытки укрепиться как «региональная держава», отказавшаяся от цивилизационной миссии и универсалистских ценностей, вызовут к жизни политиков «младоросского» типа (по аналогии с младотурками), которые, весьма вероятно, будут исповедовать особую сектантскую идеологию, ничего общего не имеющую с магистральной линией русской национальной идеи. Такой русский «неимперский» национализм, светский и искусственный, будет геополитически играть лишь на руку Западу, так как он закрепит за Россией «региональный» статус, приведет к иллюзорной и кратковременной внутренней стабилизации и одновременно заложит базу для будущих внутрироссийских этнических и религиозных конфликтов. Но если у Турции есть две или три крупные этнические общности, способные активно противиться младотурецкому централизму, то в РФ проживают сотни народов, прекрасно уживавшихся в имперской модели, но никак не вписывающихся в рамки «малого русского национализма». Вывод очевиден: Россия постепенно втянется в бесконечную цепь внутренних конфликтов и войн, и, в конце концов, распадется.
Это будет закономерным результатом утраты русскими своей имперской миссии, так как этот процесс не может ограничиться относительным урезыванием территорий и с необходимостью должен дойти до своего логического предела до полного уничтожения русской нации как исторического, геополитического и цивилизационного субъекта.
3.2 Статус энергетической сверхдержавы
Среди понятий, которыми принято характеризовать правление Владимира Путина, – «энергетическая сверхдержава» занимает особое место. Сам глава государства, правда, дистанцировался от такого определения руководимой им страны. «Я, если вы обратили внимание, никогда не говорил о том, что Россия – какая-то энергетическая сверхдержава», – заметил Путин в сентябре 2006 года, встречаясь с участниками дискуссионного клуба «Валдай». И продолжил: «Но у нас больше возможностей, чем почти у всех других стран мира… Все должны понять, что это, прежде всего наши национальные ресурсы, и не раскрывать на них рот, как на свои собственные».
Как бы ни относился российский руководитель к громкому словосочетанию, для многих именно оно стало символом президентства Владимира Путина. Это время ознаменовалось крайней степенью политизации энергетического бизнеса. Газ, главный отечественный экспортный товар, априори несвободен от политического влияния, но в последние годы его поставки окончательно превратились в элемент широкомасштабного стратегического торга. А для газотранспортных проектов экономическая эффективность, кажется, стала второстепенным фактором. Бизнес-планы отошли на второй план, уступив место геополитическим концепциям возрождающейся великой державы.
Президентство Путина начиналось многообещающе: Россия вступила в интенсивные «энергетические диалоги» с Евросоюзом и Соединенными Штатами. Казалось, что Москва нашла не только источник стабильного и растущего дохода, но и выгодное место в международном разделении труда, а в перспективе – и способ занять достойное место в формирующемся мироустройстве XXI века.