ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ МИРА

Содержание

ВВЕДЕНИЕ	3
1. ПРАЯЗЫК	6
2. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ	8
3. ПРАРОДИНА ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА	12
4. ПРАРОДИНА СЛАВЯН ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА	16
5. ПРАСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК	19
6. БАЛТО-СЛАВЯНСКАЯ ОБЩНОСТЬ	22
7. АВГУСТ ШЛЕЙХЕР (1821—1868)	26
ЗАКЛЮЧЕНИЕ	28
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ	31

ВВЕДЕНИЕ
Генеалогическая классификация языков тесно связана с понятием языкового  родства. Родство языков проявляется в их систематическом матери­альном сходстве, т. е. в сходстве того материала, из которого построены в этих языках экспоненты морфем и слов, тождественных или близких по значению.
Нужно разграничивать два вида исторической связи языков: с одной сторо­ны – контакт, вызванный географическим, территориальным соседством, контактом цивилизаций, двусторонними или односторонними культурными воз­действиями и т. д.; с другой стороны – исконное родство языков, развив­шихся в процессе дивергенции из одного более или менее единого языка, су­ществовавшего ранее. Контакты языков ведут к заимствованию слов, отдельных выражений, а также корневых и некоторых аффиксальных (обычно словообразо­вательных) морфем. Однако некоторые разряды языковых элементов, как пра­вило, не заимствуются. Это прежде всего аффиксы формообразования - показа­тели соответствующих грамматических категорий, обычно также служебные сло­ва. Есть и разряды знаменательных слов, для которых заимствование является менее типичным, например: термины ближайшего родства, названия частей тела, числительные - обозначения сравнительно небольшого количества (особенно в рамках от 1 до 10), глаголы - названия наиболее элементарных действий, слова-заместители разного рода и некоторые другие. Если в каких-либо языках наблюдается более или менее систематическое мате­риальное сходство в области формообразовательных аффиксов и в перечисленных сейчас разрядах слов, такое сходство свидетельствует не о влияниях и заим­ствованиях, а об исконном родстве этих языков, о том, что эти языки явля­ются разными историческими продолжениями одного и того же языка, существо­вавшего прежде.
Французский лингвист Антуан Мейе так сформулировал определение языкового родства: "Два языка называются родственными, когда они оба являются результатом двух различных эволю­ции одного и того же языка, бывшего в упот­реблении раньше».[1]
Этот язык — общий «предок» родствен­ных языков, т. е. язык, постепенно превратившийся в ходе «двух раз­личных эволюции» в каждый из родственных языков пли распавшийся на родственные языки, называется их  праязыком, или языком-основой, а всю совокупность родственных между собой языков называют языковой семьей.
Так, русский, литовский, латынь, французский, испанский, гре­ческий, древнеиндийский, английский, немецкий, вымерший хеттский и ряд других живых и мертвых языков вместе составляют индоевропейскую семью языков. Она возникла в результате распадения обще­индоевропейского языка-основы (праиндоевропейского) и длительного самостоятельного развития   его обособившихся территориальных ответвлений - диалектов, постепенно превращавшихся в отдельные, хотя  и  родственные между собой языки.
Индоевропейский язык-основа не зафиксирован памятниками пись­менности: он прекратил свое существование в качестве относительно единого (хотя, по-видимому, имевшего диалекты) языка задолго до первых письменных памятников, во всяком случае, не позже конца III тысячелетия до н. э.; слова и формы этого языка лишь предполо­жительно реконструируются учеными на основании сравнения фактов возникших из него родственных языков.
   Обычно языковая семья представляет собой некое множество языков, внутри которого выделяются группы, объединенные более тес­ным родством, так называемые ветви. Так, в индоевропейской семье выделяются славянская, германская, романская, индийская и другие ветви. Языки каждой ветви восходят к своему языку-основе — праславянскому,  прагерманскому (иначе — общеславян­скому, общегерманскому) и т. д., в свою очередь являющемуся ответ­влением от праязыка всей семьи, в данном случае общеиндоевропей­ского. Праславянский, прагерманский и т. д. существовали в качестве относительно единых языков в эпоху более позднюю, чем общеиндоев­ропейский, но также предшествующую письменным памятникам (праславянский, например, вероятно, до VI—VII вв. н. э.).
Внутри ветвей выделяются подмножества, объединенные еще более близким родством. Пример такого подмножества — восточнославян­ская группа, охватывающая русский, украинский и белорусский язы­ки. Языком-основой этих трех языков был древнерусский (древневосточнославянский) язык, существовавший как более или менее единый (хотя и подразделявшийся на племенные диалекты) язык в эпоху Ки­евской Руси.
Соотношение ветвей и групп внутри одной языковой семьи схема­тически изображают в виде «родословного древа». Однако действитель­ные отношения между родственными языками намного сложнее: рас­падение языка-основы происходит не в один прием (какие-то ответвления обособляются раньше, другие позже), отдельные инновации, воз­никая в разных местах и в разное время, неравномерно охватывают ветви и группы. В итоге, например, славянская ветвь одними чертами теснее связана с балтийской (т. е. литовским, латышским и древне-прусским языками), другими чертами — с иранской ветвью, некото­рыми чертами — с германской ветвью и т. д.
Сходным образом обстоит дело также в других языковых семьях.

1. ПРАЯЗЫК
Сравнительно-историческое изучение индоев­ропейских языков выявило регулярные соответ­ствия между их звуками, словами и формами. Это можно объяснить тем, что все они потомки одного исчезнувшего древнего языка, из кото­рого они произошли. Такой язык-источник принято называть праязыком   (сравним:  пра-дед, пра-родитель).
Реалистичность теории праязыка была еще в прошлом столетии подтверждена сравнитель­но-историческим изучением группы романских языков (итальянского, французского, испан­ского, португальского, румынского): восста­новленные для них исходные слова и формы (праформы, или архетипы) совпали с письмен­но засвидетельствованными фактами так называемой народной (или вульгарной) ла­тыни — обиходно-разговорного языка древних римлян, из которого эти языки произошли.
В середине XIX в. на базе теории праязыка оформилась схема «родословного древа», в соответствии с которой считалось, что все языки индоевропейской семьи произошли в результате последовательного двучлененного распада индоевропейского праязыка; созда­тель этой схемы немецкий ученый А. Шлейхер написал даже басню на индоевропейском пра­языке, который он считал несомненной исто­рической реальностью. Однако у многих языковедов возникли сомнения: восстанав­ливаемые факты праязыка в действительности могли относиться к разным его историческим состояниям, а не сосуществовать. Изменения, отраженные современными языками одной семьи, могли относиться к разным древним эпохам.
К началу XX в. теория праязыка была по­ставлена под сомнение, а «родство» языков было сведено к системе языковых соответст­вий. Следствием этого скепсиса явилось после­дующее переосмысление понятия праязыка: научной реальностью обладает ряд отношений, установленных с помощью сравнительно-исто­рического метода, а во всей своей конкретности праязык не может быть восстановлен.
Например, с помощью сравнительно-исто­рического метода устанавливается такой ряд соответствий между потомками праиндоевро­пейского языка: санскритское и, авестийское и, древнеславянское ъ,  литовское и, армян­ское и, древнегреческое v, латинское и, ирландское и, готское и. Все они восходят к какому-то одному звуку праиндоевропейского языка. Является ли «и» только условным указа­нием на приведенный ряд соответствий? Или соответствия дают нам право заключить, каков был этот звук в праиндоевропейском языке? Например, что это был звук типа [и]? Об этом идет спор, с той и другой стороны обоснован­ный рядом доводов и доказательств.
Вывод должен быть неодинаков для рекон­струкции праязыков разных «уровней»: вполне реальна реконструкция праязыка отдельной какой-нибудь ветви языков — упомянутого выше прароманского, т. е. вульгарной латыни, или праславянского — предка современных славянских языков, существовавшего еще в начале новой эры. Менее достоверно восста­новление более ранних праязыковых состояний, в частности праиндоевропейского, к которому исторически восходят праславянский, прагер­манский и другие праязыки отдельных групп современных индоевропейских языков.
Теория праязыка сложилась в индоевропей­ском языкознании в XIX в. В XX в. она стала использоваться и при сравнительно-истори­ческом изучении других языковых семей (тюркской, финно-угорской и т. д.).[2]

2. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ
 Приведем перечень основных языков, сгруппированный по рубрикам генеалогической классификации. Географическое распро­странение каждой семьи и ветви указывается на специальных картах языков.[3]
I. Индоевропейские языки.
1. Славянские: восточные—русский, украинский, белорусский; западные — польский, чешский, словацкий, верхне- и нижнелужиц­кий; южные — болгарский, македонский, сербскохор­ватский, словенский. К южной группе принадлежит и мертвый старо­славянский (древнеболгарский) язык.
2. Балтийские: литовский, латышский; мертвый — древнепрусский.
3. Германские: английский, немецкий, нидерландский, африкаанс (в ЮАР), идиш (новоеврейский); шведский, норвежский, датский, ис­ландский и др. Мертвый — готский.
4. Кельтские: ирландский, валлийский, бретонский др.
5. Иранские: испанский, португальский, французский, итальян­ский, румынский, молдавский и др. Романские языки возникли в ре­зультате дивергентного развития народной латыни, составлявшей вместе с классической латынью и некоторыми другими мертвыми язы­ками италийскую ветвь.
6. Албанский язык.
7. Греческие языки: новогреческий и его предок древнегреческий.
8. Иранские языки: фарси (новоперсидский), пушту (афганский), таджикский, курдский, осетинский и др. Мертвые: авестийский, древнеперсидский, согдийский, скифский и др.
9. Индоарийские: хинди, урду, бенгальский, маратхи, панджаби, непальский, цыганский и др. Из мертвых — древнеиндийский (ве­дийский и санскрит) и ряд среднеиндийских (пракритов).
10. Армянский язык.
Из вымерших ветвей индоевропейских языков лучше известны две:
анатолийская (хеттский, лувийский и другие в древней Малой Азии) и тохарская (в Синьцзяне).
 II. Афразийские (семито-хамитские) языки.
1. Семитские: арабский, амхарский (в Эфиопии), иврит и др.;
вымершие— аккадский, угаритский, финикийский, арамейский и др.
2. Кушитские, в частности сомалийский.
3. Берберские (в Северной Африке).
4. Чадские, в частности хауса (в Западной Африке, южнее Сахары).
К афразийским языкам в качестве их особой ветви принадлежал также древнеегипетский язык (и коптский).
III. Картвельские языки: грузинский, мегрельский, чанский и сванский.
IV. Абхазско-адыгские языки: абхазский, адыгейский, кабардинский (кабардино-черкесский) и др.
V. Нахско-дагестанские языки.
1. Нахские: чеченский, ингушский, бацбийский.
2. Дагестанские: аварский, лакский, даргинский, лезгинский и ряд других.
VI. Дравидийские языки (Южная Индия): телугу, тамиль­ский и др.
VII. Уральские языки.
1. Финно-угорские: обско-угорские — венгерский, хантыйский и мансийский; прибалтийско-финские — финский (суоми), эстонский, карельский и некоторые другие; волжские — марийский и два мор­довских (эрзя и мокша); пермские—удмуртский, коми-зырянский и коми-пермяцкий; составляющий отдельную ветвь — лопарский (саа­ми) .
2. Самодийские языки: ненецкий и др.
VIII. Тюркские: турецкий, азербайджанский, туркменский, узбекский, киргизский, казахский, татарский, башкирский, чуваш­ский, якутский, тувинский, каракалпакский, карачаево-балкарский и др. Мертвые языки — орхонский, древнеуйгурский, а также языки хазар, волжских булгар, печенегов и половцев.
IX. Монгольские: монгольский, бурятский, калмыцкий и др.
X. Тунгусо-маньчжурские: эвенкийский, эвенский, нанайский, удэгейский и др., а также выходящий из употребления маньчжурский.
XI. Чукотско-камчатские: чукотский, ительменский (камчадальский), корякский и др.
XII. Эскимосско-алеутские: алеутский и ряд эски­мосских.
XIII. Китайско-тибетские: китайский, бирманский, ти­бетский и др.
XIV. Тайские: тайский, лаосский и др.
XV. Австроазиатские: вьетнамский, кхмерский и др.
XVI. Австронезийские  языки (малайско-полинезийские).
1. Индонезийские: малайский и возникший на его базе индоне­зийский, яванский и ряд других языков в Индонезии, тагальский (на Филиппинах), мальгашский (на о-ве Мадагаскар) и др.
2. Океанийские: гавайский, тайти, фиджи и др.
XVII. Конго-кордофанские языки.
1. Языки банту: суахили и др.
2. Бантоидные: фульбе, йоруба, ибо и др.
3. Кордофанские.
XVIII. Нило-сахарские языки (возможно, несколько се­мей).
XIX. Коисанские языки: готтентотский, бушменский и др.
Некоторые из перечисленных семей иногда сводят в большие един­ства, предположительно связанные c более отдаленным родством, на­пример III, IV и V — в «кавказскую семью», VIII, IX и Х — в «ал­тайскую семью» и даже I, II, III, VI, VII, VIII, IX и Х — в «ностратическую макросемью».
Остальные языки мы объединяем по географическому принципу, причем каждая группа охватывает по нескольку (может быть, десятки) семей.
XX. Американские индейские (америндейские) языки.
Наиболее известны: кечуа (в Перу, Боливии, Эквадоре), гуарани (глав­ным образом в Парагвае); майя (в Центральной Америке), ацтекские (в Мексике), навахо, хопи и др. (в индейских резервациях США и в Канаде).
XXI. Папуасские (на о-ве Новая Гвинея).
XXII. Австралийские: аранта и многие другие.
Наконец, ряд языков стоит в генеалогической классификации одиноко, вне семьи. В частности, в Европе таково положение баскского, мертвого этрусского; в Азии — японского, корейского, некоторых языков в России (юкагирского, нивхского, кетского) и др., а из мертвых — шумерского, эламского и ряда других.

3. ПРАРОДИНА ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА
Прародина народа — это территория, где данный народ сформировался как отличный от соседних. Идея прародины является очень древней: она развивается в мифах и легендах народов, находящихся на очень ранних стадиях развития.
Аргументы в пользу того или иного решения вопроса о прародине индоевропейцев очень разнообразны и неоднородны. Чаще всего они основываются на анализе фактов, которые от­носятся к более поздней эпохе, когда индо­европейское языковое единство распалось или уменьшилось. Это, например, данные о конкрет­ных индоевропейских языках, уже выделив­шихся из общеиндоевропейского, их отноше­ниях друг к другу и к реконструируемому языку, о местоположении этих обособившихся языков, их миграциях, хронологических харак­теристиках, контактах с другими языками и т.п.
На основании аргументов подобного типа временные рамки прародины индоевропейцев относили к III тысячелетию до н. э., а после от­крытия хеттского языка — к IV или даже V тысячелетию до н. э.
В качестве материала, доказывающего род­ство различных индоевропейских языков и их общее происхождение из единого праязыка, обычно фигурируют слова, которые обозначают растения, животных, металлы, минералы, элементы ландшафта, формы хозяйственной деятельности и социальной организации и т. п.
Если в определении пространственных гра­ниц древней родины индоевропейцев основ­ную роль играют «природные указатели», то при установлении временных рамок ее сущест­вования аналогичная роль принадлежит «куль­турным» указателям, прежде всего тем, кото­рые имеют отношение к прогрессу техники и форм экономики. Так, например, хронологи­чески прародину индоевропейцев (во всяком случае, перед ее концом) иногда относят к неолитическому периоду на основании обще­европейского характера двух важных терми­нов, этимология которых вскрывает техноло­гические мотивы называния — *aies — «медь», потом «бронза» (от индоевропейского ai — «разжигать огонь») и *akmen — «наковальня» и «камень» (от индоевропейского *ak — «ост­рый», в связи с технологией обточки). Такого же типа аргументами считают языковые дан­ные, относящиеся к терминам для пахоты, плуга, боевых колесниц, отдельных видов оружия, утвари и т. п.
В целом хронологические рамки прародины индоевропейцев определяются значительно четче, чем пространственные. Большинство спе­циалистов согласны считать V—IV тысяче­летия до н. э. тем временем, когда существо­вала древнейшая индоевропейская цивилиза­ция. В отношении пространственной лока­лизации в настоящее время целесообразно счи­таться с очень немногими вариантами разной значимости. Один из них рассматривает в ка­честве прародины индоевропейцев широкое пространство Центральной Европы — от Рейна на западе до Западной Украины, на котором в V тысячелетии до н. э. сложилась доста­точно однородная неолитическая культура. Другой вариант реконструируемой прародины индоевропейцев охватывает еще более широкие пространства — от Рейна до Верхней Волги (включая даже Финляндию) — и опирается в своих заключениях практически только на ар­хеологические данные, отсылающие к концу III тысячелетия до н.э. (рис. 1.)

Более перспективны разные варианты локализации прародины индоевропейцев в северном Причерноморье и Приволжье («курганная», или «древнеямная», культура), где в V—IV тысячелетиях до н.э. формируется единая куль­тура (сравним, в частности, одомашнивание ло­шади, употребление колесниц, мифологические представления: обожествление солнца,  бог-гро-мовик, культ коня и т. п.). Реалии материаль­ной и культурной жизни «курганного» насе­ления относительно полно соответствуют фраг­менту индоевропейского словаря, реконструи­руемому для индоевропейской цивилизации этого типа. Также существенно, что позже носители этой культуры устремлялись с этой территории по разным направлениям — в бал-кано-дунайский ареал (в 1-й половине IV ты­сячелетия до н.э.) и далее в Центральную и Се­верную Европу, в Закавказье, Иран и Анато­лию (во 2-й половине IV тысячелетия до н.э.); в Восточное Средиземноморье и, возможно, в Египет. Эта концепция, развиваемая М. Гимбутас, бесспорно, обладает рядом преимуществ перед другими точками зрения. Одно из них — в установлении связей культуры южнорусских степей V—IV тысячелетий до н.э. с культурами Балкан, Малой Азии, Закавказья.

Рис. 1. Историко-геогрфическая схема прародины европейцев по данным языка.
В последнее время новая теория прародины индоевропейцев выдвинута Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Ивановым. Основанная прежде всего на языковых данных, она отождествляет пра­родину индоевропейцев с областью в пределах Восточной Анатолии, Южного Кавказа и Се­верной Месопотамии в V—IV тысячелетиях до н. э. Достоинство новой теории — в полноте лингвистической аргументации, при этом целый ряд языковых данных привлекается учеными впервые.
Проблема локализации прародины индоевро­пейцев по языковым данным, несмотря на ги­потетичность всех предложенных до сих пор решений, является и мощным стимулом для дальнейших исследований в области индоевро­пеистики, в которых языковое и историческое начала взаимно проверяют и поддерживают друг друга.[4]

4. ПРАРОДИНА СЛАВЯН ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА
Древнерусский летописец, отметив единство происхождения славянских народов, расска­зывает об их прародине: он сообщает легенду о том, что в давние времена единый славянский народ жил по берегам Дуная, где ныне Венг­рия и Болгария, а затем разные группы этого народа расселились на новых землях, назвав­шись по-разному. Так древнерусские историки XI—XII вв. решали проблему прародины сла­вян.
Научное решение этой проблемы не может опираться на древние легенды. Народ, или этнос, осознает свое своеобразие прежде всего потому, что замечает своеобразие своего языка. Но отличается он от других народов еще и фи­зическими (расовыми) и культурно-этнографи­ческими признаками: обычаями и обрядами, особенностями быта, одежды, домостроитель­ства и т. д. А формирование народа — это не только формирование его языка, но и свойст­венных ему культурно-этнографических при­знаков.
Между тем установлено, что история языка и история этноса не совпадают. Язык совре­менных венгров, например, ближайше родствен языкам ханты и манси, живущих к востоку от Урала (в Ханты-Мансийском автономном округе в Тюменской области); и объясняется это тем, что племена угров (языковых предков современных венгров) пришли в IX в. на сред­ний Дунай из-за Урала. Но физический облик и этнографические особенности венгров не имеют прямого отношения к культуре тех угор­ских племен, которые ушли с берегов Оби более тысячи лет назад, ибо племена эти раствори­лись среди коренных жителей (автохтонов) Дуная, передав им свой язык и усвоив их куль­туру.
Когда современные археологические иссле­дования обнаруживают, что в том или ином районе Европы за тысячи лет не происходило существенных перемещений населения и куль­турно-этнографические признаки современных жителей исследуемого района — результат развития культуры автохтонов, это не означает, что и язык автохтонов был тем же, что и язык современного населения этого района. Вот по­чему при строго научном подходе к проблеме образования современных народов история языка оказывается не равнозначной истории сложения физических и культурно-этнографи­ческих особенностей носителей этого языка. Соответственно и проблема прародины должна решаться отдельно для языка и для других особенностей его носителей.
Сравнительно-историческое  языкознание XIX в., установив факт происхождения сла­вянских языков из единого источника — праславянского языка, выдвинуло проблему сла­вянской прародины как историко-языковую. Праславянский язык должен был оформиться в зоне соприкосновения с балтийскими языка­ми, иранскими, а также германскими, с которы­ми его объединяют очень древние общие особенности в словаре и в грамматике.
Географические выводы в этом случае были очень общими, поскольку точное расположе­ние балтов и германцев в период формирования праславянского языка (II—1 тысячелетия до н. э.) не было определено, и лишь в отноше­нии древних иранцев было известно, что они жили в то время вдоль северного побережья Черного моря (к ним относились скифы и сме­нившие их позднее сарматы). Славянская пра­родина определялась в этом случае где-то к северу или северо-западу от северного При­черноморья.
На рубеже XIX—XX вв. в разработке пробле­мы прародины славян особое внимание было уделено ботанической терминологии. Было замечено, что названия деревьев, произрастаю­щих в умеренном поясе Центральной и Восточ­ной Европы, являются общеславянскими (бе­реза, верба, дуб, ель, липа, ольха, сосна, ясень), следовательно, они существовали в праславянском языке до его распада. Названия же деревьев, не растущих восточнее бассейнов Вислы и Днестра, в славянских языках являются заимствованными из западных европейских языков (бук, тис и др.). Отсюда был сделан вывод, что в эпоху своего единства праславяне не были знакомы с этими деревьями: основная часть их прародины находилась к востоку от границы  распространения дикорастущего бука и охватывала лесные районы, изобило­вавшие озерами и болотами; терминология именно такой географической среды является также общеславянской.
В то же время слова, обозначающие особен­ности морской среды, в разных славянских языках формировались самостоятельно, т. е. после того, как отдельные группы распавшего­ся праславянского объединения вышли к морю.
В начале XX в. было понято, что общесла­вянские названия объектов окружающей при­роды не могут характеризовать весь более чем тысячелетний период развития праславян­ского языка, а отражают лишь географическую среду, в которой праславяне находились нака­нуне распада. Учитывая это, А. А. Шахматов (см. А. А. Шахматов} развивал идею двух славянских прародин: района, в пределах кото­рого праславянский язык сложился («первая прародина»), и района, который праславянские племена занимали накануне расселения по Центральной и Восточной Европе («вторая прародина») и который, по его мнению, нахо­дился в бассейне Вислы.
В определении «первой прародины» А. А. Шахматов колебался; однако необходимо иметь в виду, что она не могла быть значитель­но удалена от «второй прародины»: нет никаких сомнений в том, что праславянский язык сфор­мировался из индоевропейских диалектов срединной Европы, следовательно, в пределах территории, которая занята славянами и в настоящее время.
Именно на основе вывода об автохтонности славян ведутся в последние десятилетия широ­кие археологические поиски. Благодаря им сейчас уже хорошо известны особенности жиз­ни и быта славян начального периода расселе­ния из «второй прародины». Они представлены археологическими памятниками так называе­мого пражско-корчакского типа V—VI1 вв. н. э., территория распространения которых целиком совпадает с предполагаемым районом поздних праславянских поселений. Где-то в пределах этой территории и должно было задолго до середины I тысячелетия н. э. сло­житься объединение племен, языком которого постепенно стал праславянский.[5]

5. ПРАСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК
Славянские языки восходят к одному источни­ку. Этот общеславянский язык-предок условно называют праславянским; условно потому, что неизвестно, как называл себя в глубокой древ­ности народ, говоривший на этом языке.
Хотя праславянский язык существовал очень давно и от него не осталось никаких письмен­ных текстов, тем не менее мы имеем о нем доста­точно полное представление. Мы знаем, как развивался его звуковой строй, знаем его мор­фологию и основной фонд словарного состава, который унаследован от праславянского всеми славянскими языками. Наши знания основы­ваются на результатах сравнительно-истори­ческого изучения славянских языков: оно позволяет восстанавливать первоначальный облик (праформу) каждого исследуемого язы­кового факта. Реальность восстановленной (исходной) праславянской формы может быть проверена и уточнена показаниями других индоевропейских языков. Особенно часто соот­ветствия славянским словам и формам встре­чаются в балтийских языках, например в литовском. Это можно проиллюстрировать корнями, в состав которых входят сочетания звуков, по-разному изменявшиеся в разных славянских языках после распада праславян­ского, но сохранившиеся без изменения в ли­товском языке.
  Многие сло­ва являются общими для всех славянских язы­ков, следовательно, они были известны уже праславянскому языку. Общая для них праформа претерпела в разных славянских языках неодинаковые изменения; а оформление этих слов в литовском (и в других индоевропейских языках) подсказывает, что первоначально гласный находился во всех корнях перед I или г. В праславянском языке корни этих слов пред­положительно должны были звучать: *bolt-o из более раннего *ba°lt-'a°n, *golv-a, *kolt-iti, *vort-a, *gord-b, *korva. Установленные отношения позволяют сформулировать историко-фонетический закон, в соответствии с которым можно и во всех других подобных случаях реконструировать (предположительно восста­новить) исходную праформу: русское норов, болгарское нрав и т. д. дают основание для ре­конструкции праславянского *погу-ъ (сравни­те литовское narv-ytis — «упрямиться»), горох, грах и т. д. — праславянское *gorx-b (сравните литовское garb'а— вид травы) и т. п. Именно таким путем восстанавливается облик распав­шегося праславянского языка.
О праславянском как своеобразном индоев­ропейском языке можно говорить постольку, поскольку он характеризуется комплексом особенностей, присущих только ему и соче­тающихся с серией особенностей, в той или иной степени известных другим языкам Европы и Южной Азии.
На каком-то этапе своей жизни группа евро­пейских племен, говоривших на диалектах, близких древним балтийским,  иранским, балканским, германским, объединилась в дос­таточно прочный союз, внутри которого в те­чение длительного времени происходило сбли­жение (нивелировка, выравнивание) диалек­тов, необходимое для выработки взаимопони­мания между членами племенного союза. Можно предполагать, что в I тысячелетии до н. э. уже существовал индоевропейский язык, характеризовавшийся особенностями, впос­ледствии известными только славянским язы­кам, что и позволяет нам, современным иссле­дователям, называть его праславянским.
Своеобразие праславянского языка в значи­тельной степени объясняется тем, что его исто­рические изменения обусловливались прису­щими только ему тенденциями развития. Самой общей из них была тенденция к слоговому чле­нению речи. На позднем этапе развития прасла­вянского языка оформляется однотипное строе­ние слогов, ведшее к перестройке прежних слогов таким образом, чтобы все они заканчи­вались гласными.
Праславянский язык существовал до середи­ны I тысячелетия н. э., когда говорившие на нем племена, расселившись на обширных террито­риях Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, начинают утрачивать связи друг с другом. Язык каждой из обособившихся групп племен продолжал развиваться изолированно от других, приобретая новые звуковые, грамма­тические и лексические особенности. Это обыч­ный путь образования «родственных» языков из единого языка-источника  (праязыка), подмеченный еще Ф. Энгельсом, который пи­сал: «Племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен... изменяют­ся языки, становясь не только взаимно непонят­ными, но и утрачивая почти всякий след пер­воначального единства».[6]

6. БАЛТО-СЛАВЯНСКАЯ ОБЩНОСТЬ
В семье индоевропейских языков особенно близки друг к другу славянские и балтийские языки. К последним относятся современные литовский и латышский (так называемые восточноприбалтийские) и мертвые (в разное время исчезнувшие) языки древних племен, обитавших на территории лесной зоны Восточной Европы от верховьев реки Оки до южной Прибалтики.
   Близость балтийских и славянских языков проявляется в регулярных звуковых соответст­виях, в сходстве форм словоизменения и слово­образования, в общности большинства слов, обозначающих окружающий мир, людей, их от­ношения и деятельность в условиях общинно-родового строя. При этом восстанавливаемое для славянских языков исторически исходное праславянское (см. Праславянский язык) оформление слов, как правило, совпадает с с их офопмлением в исторически засвидетельствованных балтийских языках. Например, восста­навливая для славянского сын (древнерусское сынъ) праформу *sun-us, мы находим ее в литовском sun-us и т. д. В очень боль­шом числе случаев, таким образом, славянские слова и формы выглядят как преобразованные балтийские. Эти уникальные внутри индоевро­пейской семьи отношения между языками, при­надлежащими к разным группам, до сих пор не получили общепринятого исторического объяс­нения.
В середине XIX в., когда в языкознании появилась схема «родословного древа», объясняв­шая происхождение «родственных» языков последовательным членением праязыка (см. Праязык) на отдельные языки, сложилось убеждение, что сначала выделился единый балто-славянский праязык, который позднее рас­пался на Праславянский и прибалтийский. Эта идея происхождения славянских и балтийских языков из общего для них языка-предка про­существовала в науке почти столетие — до начала-середины XX в. Именно в это время стало формироваться представление о сложно­сти процесса образования «родственных» язы­ков; он должен был включать не только распад, но и сближение' языков в результате создания разноязычных племенных союзов. Первым, кто усомнился в реальности балто-славянского праязыка и обосновал в 1911 г. свои сом­нения, был Я. Эндзелин, известный латышский лингвист.
Поскольку балтийские и славянские языки, наряду с очень заметными общими чертами, характеризуются также и очень существен­ными различиями, в науке стала развиваться идея балто-славянской общности (или сообщности), заключающаяся в том, что Праславян­ский и прабалтийский языки, исконно относив­шиеся к разным индоевропейским группам, будучи на протяжении очень длительного вре­мени непосредственными «соседями», сблизи­лись, развив комплекс общих для них особен­ностей. Новые исследования показали, что так называемая балто-славянская проблема (т. е. проблема древних отношений между этими двумя языковыми группами) требует также и решения вопроса исторических взаимо­отношений между восточно- и западнобал­тийскими языками, которые в свою очередь характеризуются очень древними различиями, не позволяющими возвести все балтийские языки к абсолютно единому источнику — прабалтийскому языку. Сторонники идеи балто-славянской общности эти отношения объясня­ют происхождением западнобалтийских языков в результате сближения части первоначаль­но праславянских диалектов с восточнобалтийскими или, наоборот, сближения с праславянским части древних восточнобалтийских диа­лектов. Такое объяснение учитывает, что западнобалтийские языки по своим особенностям являются как бы промежуточными (или пере­ходными), т. е. по одним чертам сходны с восточнобалтийскими, а по другим — с праславянским языком (рис. 2.).
В последние десятилетия были предприняты серьезные попытки обобщения отношений между индоевропейскими языками. Исследова­ния показали, что наиболее древние черты в равной степени объединяют как праславян-ский, так и балтийские языки с азиатскими индоевропейскими языками, с балканскими (фракийским и иллирийским), исчезнув­шими в начале новой эры (из этих языков в горах на побережье Адриатического моря сохранился лишь албанский язык), а также с германскими языками. Вместе с тем праславянский язык характеризуется значительным комплексом особенностей, сближающих его с западноиранскими языками, к которым, как принято считать, относился язык скифов; эти особенности балтийским языкам неизвестны. На основании этих свидетельств высказано предположение, что протославянский языковой союз, со временем оформившийся в праславянский язык, по преимуществу состоял из диалек­тов, часть которых сохранилась на прибалтий­ской окраине когда-то обширного района их распространения. Окончательный отрыв праславянского языка от Древнебалтийских диа­лектов произошел после его сближения с западноира некой речью скифов, господство­вавших в Северном Причерноморье в середине I тысячелетия до н. э.

Рис. 2. Балто-славянская общность.
Оформление праславянского как своеобраз­ного индоевропейского языка не было связано с географическим разрывом праславян и древ­них балтов: значительная часть праславянских племен продолжала обитать вдоль границ древ­них балтийских поселений. Археологи отмеча­ют, что эти поселения существовали с начала I тыс. до н. э. до второй половины I тыс. н. э. почти без изменений. В конце I тысячелетия до н. э. в Среднем Поднепровье формируется обширный племенной союз, оставивший архео­логические памятники II в. до н. э.- II-IV вв. н. э., получившие название зарубинецкой куль­туры. Создатели этой культуры, как принято считать в последние годы, говорили на диалек­тах праславянского и западнобалтийского ти­па. Группа племен этого объединения позднее продвинулась вверх по реке Десне и создала в районе верхнего течения реки Оки поселения, которые получили в археологии название мощинской культуры. Как свидетельствуют дан­ные гидронимии (названий рек и озер), эта группа племен говорила на западнобалтийском языке. А жившие на территории мощинских поселений в древнерусское время (IX—XI вв.) вятичи настолько заметно отличались от окру­жающего славяноязычного населения, что ле­тописец не считал их славянами, так же как и радимичей (между прочим, тоже живших на территории, где до сих пор сохраняются названия рек западнобалтийского происхож­дения).
Во второй половине I тыс. н. э., в эпоху сло­жения древнерусского государственного объе­динения, балтоязычное население центральной лесной зоны интенсивно славянизируется, т. е. включается в состав древнерусской народ­ности, лишь на западных окраинах сохраняя балтийскую речь предков (потомки этого насе­ления—современные литовцы и латыши).[7]

7. АВГУСТ ШЛЕЙХЕР (1821—1868)
Август     Шлейхер — выдающийся немецкий  языковед-индоевропеист. Впервые стал широко вводить в срав­нительно-исторические исследования данные славянских и балтийских язы­ков, был фактическим создателем сравнительно-исторической литуанистики (науки о литовском языке). А. Шлеихер считал, что историю и законы развития конкретных языков можно исследовать так же объектив­но, как и законы жизни живых ор­ганизмов. Успехи естественных наук и в особенности идеи дарвинизма оказали большое влияние на мировоз­зрение Шлейхера, этим объясняется и его любовь к естественнонаучным терминам, перенесенным в языкове­дение («организм» языка, языковые «семьи», «ветви», «генеалогическое древо» и т. п.), подражание естество­испытателям в методах исследования. Шлейхер считал, что флективный строй древних индоевропейских язы­ков (и общеиндоевропейского пра­языка) складывался постепенно и имеет такую же 'предысторию, как, например, в биологии сложные много­клеточные организмы животных и ра­стений, возводимые к простейшим одноклеточным предкам. Самым про­стым типом языка Шлейхер считал изолирующий, когда отдельные корни или соединения корней ставятся в опре­деленном порядке, а морфологические формы, указывающие на связь слов в предложении, в языке отсутствуют, как, например, во-вьетнамском языке. Более сложный тип — агглютинатив­ный (буквально «склеивающий») — возник путем эволюции из изоли­рующего (как, например, в финно-угорских или тюркских языках, к кор­ням механически «приклеиваются» различного рода грамматические по­казатели, произошедшие из служеб­ных, а первоначально — из самостоя­тельных полнозначных слов-корней). Из агглютинативного типа произошел флективный. Здесь грамматические показатели тесно срослись с корнем, корень никогда не выступает изоли­рованно, его всегда сопровождают флексии (наиболее богато флексии представлены в санскрите). Эти пери­оды становления и совершенствования языкового организма относятся к до­истории; собственно исторические эта­пы А. Шлейхер считал периодом рас­пада, разрушения языкового организ­ма: стареющий язык начинает упро­щать и терять первоначально богатые флексии, звуковые изменения разру­шают облик первоначального корня.
Эти изменения в разных диалектах общеиндоевропейского праязыка про­исходят по-разному, при этом чем дальше носители индоевропейских диалектов отошли от первоначальной прародины, тем большему распаду подвергся сам языковой организм. Так, из диалектов общеиндоевропей­ского праязыка в результате его распада возникли отдельные индо­европейские языки; чем дальше они отстоят от индоевропейской праро­дины (которую Шлейхер предполагал в Средней Азии), тем меньше в языке сохранилось древних индоевропейских флексий. Ближе всего и территориаль­но, и по своему богатому строю к об­щеиндоевропейскому флективному ти­пу стоят санскрит и бактрийский (авестийский) язык. Индоевропейцы, ушедшие с прародины южным путем, дали начало языкам греческому, латинскому (который претерпел боль­ше изменений и, следовательно, беднее греческого), кельтскому (дойдя до Ат­лантического побережья, кельты почти утратили древние флексии). Индо­европейцы, ушедшие с прародины северным путем, дали начало славя­нам (в языке которых еще сохраня­ются старые падежные и глагольные флексии) и литовцам (где также сохраняется  богатое  склонение), дальше на запад ушли предки герман­цев (чем западнее расположен гер­манский язык, тем меньше у него сохранилось старых форм: англий­ский язык совсем утратил падежи). Полнее всего теория А. Шлейхера изложена в его посмертно издан­ном труде «Компендий (т. е. крат­кое изложение) сравнительной грам­матики  индоевропейских  языков». А. Шлейхер оставил после себя много учеников (Г. Курциус, А. Лескин, И. Шмидт, Г. Шухардт), которые соз­дали свои научные работы, отбро­сив элементы примитивного биологиз­ма и развив самые ценные идеи своего учителя — об объективности и познаваемости законов языковых изменений, о системном характере языкового «организма».[8]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Изучение языкового родства относится к области срав­нительно-исторического языковедения. Метод сравнительно-истори­ческого языковедения предполагает такое сравнение язы­ков, которое направлено на выяснение их исторического прошлого. Работая сравнительно-истори­ческим методом, ученые сравнивают между собой генетически тожде­ственные слова и формы родственных языков и восстанавливают (ра­зумеется, предположительно, «под звездочкой») их первоначальный вид, их архетипы, или праформы. В итоге получается при­близительная реконструкция по меньшей мере отдельных сторон язы­кового строя, каким он был до обособления соответствующих языков или ветвей языков. Так, определенным образом направленное сравне­ние позволяет раздвинуть рамки исторического исследования, проник­нуть в те эпохи жизни языка, от которых не дошло прямых свиде­тельств в виде письменных памятников.
 Например, ни в одном из славянских языков не сохранилось окончание -s в именительном падеже единственного числа существительных мужского рода, но на раннем этапе истории праславянского, когда начиналось его обособле­ние от остального массива индоевропейских языков, такое окончание несомненно было, как об этом ясно свидетельствуют совпадающие фак­ты ряда ветвей индоевропейской семьи. Ср. русск. волк, укр. вовк, чешек, vik, польск. wilk, болг. вълк, сербскохорв. вук, ст.-ел. влькъ с литовск. vilkas, латыш, ullks, др.-ннд. vrkah (где h < s), др.-греч. lykos, готск. wulfs (все с тем же значением) или русск. сын, чешек., польск. syn, укр., болг. син, ст.-ел. сынъ с литов. sunns, древнепрусск. souns, др.-инд. sunuh, готск. sunus, др.-греч. hyios (все со значением «сын»). Утрата на славянской почве окончания -s (как и других окон­чаний на согласный) была связана с более общей закономерностью, действовавшей в праславянском, с законом открытого слога, по кото­рому все закрытые слоги так или иначе превращались в открытые.
В своих реконструкциях сравнительно-историческое языкознание опирается на неодинаковость развития родственных языков,  на различия в характере и направлении языковых изменений, а также в темпе развития процессов, направленных в одну сторону. Обычно из общего наследия что-то одно сохраняется в относи­тельно неизменном виде в одной части родственных языков, что-то другое — в другой; собирая эти реликты прошлого, исследователь воссоздает первоначальную картину. Там же, где развитие оказыва­ется во всех родственных языках более или менее одинаковым, метод сравнительно-исторической реконструкции не имеет нужной «зацепки». Это существенно ограничивает его возможности. Ведь родственные языки часто бывают сходны не только по унаследованному материалу, но и по тенденциям развития: независимо друг от друга они развивают такие формы, которые трудно отличить от унаследованных. Иногда и при неодинаковости развития в отдельных языках или ветвях бывает нелегко отличить сохранившиеся реликты от позже возникших инноваций. Так, долгое время считалось, что бога­тая синтетическими формами система древнегреческого и древнеиндий­ского глагола лучше представляет древнее индоевропейское состояние, чем глагольные системы других ветвей, переживших различные утра­ты и упрощения. Но после открытия и расшифровки в начале XX в. текстов хеттского языка, во многом очень архаичного, положение это подверглось пересмотру. Стало ясно, что древнегреческая и древнеиндий­ская системы отражают ряд общих диалектных инноваций индоевро­пейского праязыка, не затронувших тех его диалектов, на базе кото­рых сложился хеттский.
Объективные трудности реконструкции праязыкового состояния ведут к тому, что восстанавливаемая картина пестрит там и сям «бе­лыми пятнами», а какие-то части этой картины оказываются противо­речащими друг другу. В итоге реконструкции мы получаем, собст­венно, не язык, реально существовавший в какой-то период времени, а скорее лишь некую совокупность языковых фактов, существовавших отчасти одновременно, отчасти неодновременно и объединенных только тем, что каждый из них схвачен в древнейшем, доступном нашему по­знанию состоянии.[9]

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.     Аракин В.Д. Типология языков и проблемы методического прогнозирования. М., 1989.
2.     Атлас народов мира. Под ред. С. И. Брук, З.С. Апенченко. М., 1964.
3.     Вавилов Н.И. Пять континентов. М., 1962.
4.     Введение в языкознание. Хрестоматия. Минск, 1984.
5.     Долгопольский А.Б. В поисках далекого родства. "Русская речь", № 6, 1967.
6.     Кодухов В.И. Введение в языкознание. М., 1987. Реформаторский А.А. Введение в языкознание. М., 1998.
7.     Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
8.     Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М., 1987.
9.     Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.        - JI.,1938.
10.            Неру Дж. Открытие Индии. М., 1955.
11.            Словарь национальностей и языков. М., 1959.
12.            Фолсом.Ф. Книга о языке. М., 1997
13.            Чебоксаров Н.Н, Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. М., 1971.
14.            Энциклопйдичсский словарь юного фалолога. М., 1984.
15.            Языкознание. Больной энциклопедический словарь. М., 1998.
16.            Ярцева Ц.Н. Языки мира. М., 1990.

---