СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 3. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ ИСКУСССТВА И ЛИТЕРАТУРЫ 5
ГЛАВА 2. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ОБРАЗОВАНИЯ 11
ГЛАВА 3. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ
РЕЛИГИИ 14
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 17
ПРИМЕЧАНИЯ 19
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 23
ВВЕДЕНИЕ
Одной из наиболее важных и интересных тем Новой истории является Французская Коммуна 1871 года. Эта тема в последнее десятилетия особенно актуальна, так как ранее она излагалась исключительно с позиций марксизма-ленинизма как первый пример диктатуры пролетариата. Сейчас, когда на историка не давят идеологические ограничения, необходимо пересмотреть этот вопрос.
Конечно, в одной работе невозможно охватить этот короткий (72 дня), но чрезвычайно насыщенный период. Поэтому эта работа ограничивается вопросом политики коммуны в области культуры. Эта тема чрезвычайно важна, так как культура отражает идеологию общества, и очень важно для изучения сущности коммуны определить ее отношение к искусству, литературе, религии, просвещению и образованию.
Следовательно, поставленная перед автором работы цель заключается в изучении политики коммуны в сфере культуры. Задачи этой работы таковы: а) исследовать деятельность коммуны в области просвещения и образования; б) исследовать политику коммуны в сфере искусства, театра, литературы; в) определить отношение коммуны к религии.
Работа строится по проблемному принципу.
В качестве источников были использованы следующие документы.
Источники «О введении светского обучения в школе III округа»[1], «О бесплатной выдаче учебных пособий учащимся коммунальных школ III округа»[2], «О замене священников и монахов светскими учителями»[3], «Последнее распоряжение Коммуны о светской школе»[4], «Об открытии профессиональной школы в V округе»[5], «Общий циркуляр Вайяна (делегата по просвещению) о профессиональном образовании»[6] и «Декрет Коммуны об увеличении жалования учителям»[7] дают сведения о политике коммуны в области просвещения и образования. Кроме того, источники «О замене священников и монахов светскими учителями» и «Последнее распоряжение Коммуны о светской школе» показывают отношение коммуны к церкви. Этому же способствует изучение документа «Декрет Коммуны об отделении церкви от государства»[8].
Для работы над вопросом политики коммуны в сфере искусства я использовала следующие источники: «О создании федерации художников Парижа»[9], «Из письма художника Гюстава Курбе к отцу от 30 апреля 1871 года о своей деятельности во время коммуны»[10], «Декрет о передаче театров в руки артистических коллективов»[11], «Декрет Коммуны о свержении Вандомской колонны»[12], «Декрет о разрушении церкви Бреа»[13], «Декрет о разрушении Искупительной часовни Людовика XVI»[14]. Три последних источника позволяют понять, какова была политика коммуны по отношению к памятникам реакции.
Также мной были использованы книги Керженцева П. М. «История Парижской Коммуны»[15] и коллективная «История Парижской коммуны 1871 года».[16] эти монографии богаты фактическим материалом, иллюстрациями, основаны на большом круге источников, содержат из последних много цитат.
Недостатком этих работ является тот факт, что они все пронизаны идеологией марксизма-ленинизма и все оценивается с это точки зрения.
ГЛАВА 1. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ ИСКУССТВА И ЛИТЕРАТУРЫ
Наиболее ярко и полно политику коммуны в области искусства можно проследить по отношению к театрам, так как за короткий срок своего существования коммуна больше всего мероприятий провела по отношению к театрам. Это, вероятно, связано с тем, что театры предполагают массовое посещение, их гораздо легче использовать для пропаганды сразу же, тогда как для создания соответствующих памятников литературы, скульптуры, живописи надо время.
В 1870 – 1871 годах в Париже было 27 театров, 7 больших концертных залов и цирк. В первые дни коммуны часть актеров вместе с буржуазией бежала из столицы. Во время коммуны действовало около 7 театров и ряд концертных залов.[17]
Но некоторые театральные труппы под предлогом гастролей уехали в Лондон.
Коммуна это разрешила, так как слышала постоянные жалобы на то, что театры не делают сборов. Поэтому в водевиле, например, осталось только четыре актера. К концу апреля ряд театра прекратили работу. Видя это, коммуна положила конец дальнейшему отъезду актеров.[18]
В истории театральной политики Парижской Коммуны намечаются два театра: с 18 марта по третью декаду апреля 1871 года и с конца апреля по «кровавую неделю». Во время первого этапа ведали театрами ЦК национальной гвардии, во время второго – мэры, отдельные военачальники, что привело к многовластию.
Сначала были популярны прудонистские воззрения, согласно которым искусство должно быть независимым, свободным от опеки со стороны государства. Эти воззрения отчасти проявились в возникновении и деятельности Федерации артистов, возникшей в середине апреля. Она впервые объединила в единую семью и на равных правах всех артистов, дотоле делившихся на белую и черную кость актерского мира.
Коммуна приветствовала создание Федерации артистов, рассматривая ее как актерскую помощь в деле широкого развития зрелищной жизни и в осуществлении предпринятых ею коренной реформы театра. Но деятельность Федерации приобрела нежелательный уклон: настаивая на своей независимой аполитической позиции, Федерация собиралась давать благотворительные концерты в помощь раненым обоих борющихся лагерей.
Кроме того, многие члены Федерации намеревались только спастись от мобилизации, так как коммуна, заботясь о нуждах искусства, фактически освободила членов Федерации от посыла на фронт.[19]
С конца апреля коммуна перешла к решительной борьбе с саботажем в театрах. Так как Гранд Опера стояла демонстративно закрытой, то комиссия общественной безопасности сметила ее директора Эмиля Перрена и назначил молодого артиста, певца Эжена Гарнье временным исполнителем обязанностей директора.
23 апреля состоялся благотворительный спектакль – «Спектакль в пользу вдовы Дюваль» при участии артистов Комеди Франсез и Жимназ в пользу семей раненых и убитых национальных гвардейцев.
Главный контингент публики составляли рабочие, так как высшие классы бежали из Парижа.
Вообще многие театры не хотели подчиняться политике коммуны. С нескрываемой враждебностью относилось к коммуне и руководство Комеди Франсез – чиновники-бонапартисты. Но ее директор Эдуард Тьрри, чтобы не вызывать недовольства коммуны, давал каждый день спектакли, удерживал актеров от чересчур резких враждебных выступлений. Но в то же время он не хотел идти навстречу пожеланиям коммуны: не желал снижать цены на места, обновлять репертуар, упорно ставил на сцене исключительно пьесы из классического репертуара – «Андромаху» Рассина и пр.
В театре Жимназ ставили при коммуне пьесы Дюма-сына, Ожье, Гондине, Мейльяна и Галеви, Сарду, постоянно разнообразили программу, показывая каждый вечер несколько живых и коротких пьес.
Но во всех театрах Парижа шли старые дореволюционные пьесы. Коммуна неоднократно высказывала пожелания об обновлении репертуара, его большей политической насыщенности и приближенности к злобе дня – но безуспешно, прежде всего потому, что такие пьесы не были еще созданы. Более-менее идейно созвучный коммуне репертуар нашел себе место главным образом на знаменитых «правительственных» концертах в Тюильрийском дворце 6, 11 и 18 мая: исполнялись республиканские и революционные стихи, песни, сатиры, патриотические стихотворения и, разумеется, «Марсельеза».[20]
В мае многие закрытые театры возобновили работу, в ряде из них были снижены цены на места, происходило преобразование трупп в самоуправляющиеся ассоциации; все шире развертывалось проведение благотворительных концертов.
19 мая Эдуард Вайян предложил передать театры в ведение делегации просвещения по примеру революции конца XVIII века, которое и было принято.[21]
«Декретом о передаче театров в руки артистических коллективов» отменялись всякие субсидии и привилегии для театров, с тем, чтобы «прекратить систему эксплуатации театров одним директором или группой предпринимателей и заменить ее в кратчайший срок системой ассоциаций».[22]
Что касается живописи, скульптуры и т. д., то важным решением стало создание 14 апреля 1871 года Федерации художников.[23]
В определении коммуной места искусства в жизни общества отмечаются две тенденции: часть ратовала за авторское искусство, «освобожденное от всякой государственной опеки».[24]
Другая часть коммуны склонялась к тому, что рассматривала искусство как одно из могущественнейших средств воздействия на массы, чтобы искусство воспитывало их, популяризировало среди них идеалы коммуны.
Коммуна приглашала всех граждан вносить «любые предложения, проекты, пожелания, имеющие целью прогресс искусства».[25]
Политика коммуны по отношению к художникам была достаточно тактична и гибка. Новое правительство хотело сотрудничать со всеми, кто этого желал, и не только сотрудничать, но и вовлекать художников в орбиту своего влияния, выдвигать перед ними определенные идеалы.
Но коммуна просуществовала слишком недолго, чтобы можно было дать развернутую картину, которую можно было бы назвать ее эстетической системой. Появляющиеся в печати высказывания затрагивали частные, конкретные вопросы.
Крупных художественных произведений создано за эти 72 дня не было, зато интересные находки были в графике коммуны: встречаются карикатуры на внешних врагов, карикатуры на внутренние темы (Домье, начинающие Пилотель, Саид). Так же интересны зарисовки с натуры, наброски.[26]
Положительным моментом в деятельности коммуны было то, что она стремилась популяризовать искусство, сохранить его памятники. Но в то же время коммуна распорядилась несколько памятников разрушить. Это было сделано по политическим соображениям.
Было постановлено разрушить Вандомскую колонну как «варварский монумента, символ грубой силы и ложной славы, апологии милитаризма, отрицания международного права... посягательства на один из трех главных принципов Французской Республики – на принцип братства»[27]. Хотя колонна была поставлена в честь Наполеона I, колонна ассоциировалась в сознании масс с последним Бонапартом.
 Было решено уничтожить церковь Бреа как «оскорбление памяти июньских побежденных, павших за дело народа»[28], а также постановлено, что «Площадь, на которой стоит церковь Бреа, будет называться Июньской площадью».[29]
Также коммуна постановила разрушить «вечное оскорбление первой Революции и постоянный протест реакции против народного правосудия»[30] - искупительную  часовню Людовика XVI.
Однако разрушение этих памятников предполагало возведение на их месте старых памятников новых монументов, которые запечатлели бы «в памяти потомства какие-либо славные завоевания в области науки, труда или в достижении свободы».[31]
За 72 дня существования Французской Коммуны ее художественная литература не успела развиться. В газетах коммуны печатались фельетоны Пьера Везинье (1826 – 1902), посвященные борьбе французской провинции против декабрьского переворота или разоблачению дворцовых тайн II империи; неизданные повесть Эжена Сю «Жанна и Луиза» о жертвах декабрьского переворота; некоторые романы и повести безвестных авторов. Публикация почти всех этих произведений оборвалось с гибелью коммуны.
Влияние коммуны на литературу сказалось позже, в ссылке, в подполье – например, создание в июле 1871 года «Интернационала» Потье.[32]
В целом политика коммуны в области искусства и литературы была весьма активна. Коммуна видела роль искусства в идеологическом воздействии на массы. Правда, за короткий срок ее существования практически не было создано соответствующих ее духу памятников искусства и литературы. Но коммуна стремилась публиковать и ставить на сцене республиканские и революционные произведения.
Разумеется, реакционно настроенные деятели искусства отрицательно восприняли идею коммуны и устраивали саботажи. Коммуна с этим боролась, но не так активно, как хотелось бы советским историкам, которые обвиняли ее в мягкости и в том, что среди значительной части коммуны были распространены прудонистские воззрения, согласно которым искусство объявлялось независимым от «опеки государства». Создание Федераций художников и артистов стало воплощением этой идеи.
ГЛАВА 2. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ОБРАЗОВАНИЯ
Сразу после 18 марта был поднят вопрос о школе. Комиссия по просвещению I состава ничем особенным себя не проявила. Гораздо более активной была комиссия II состава во главе с делегатом Вайяном (с 21 апреля). Бланкист Вайян был образованным человеком и в коммуне занимался главным образом вопросами просвещения.
22 апреля Вайян предложил всем изучающим вопросы общего и профессионального образования присылать свои предложения. Была создана особая комиссия для «организации просвещения». Она должна была установить единообразную систему просвещения во всех округах Парижа и ввести светское обучение.
Одна из первых забот коммуны сводилась к подбору учительских кадров, так как значительная часть школьного персонала принадлежала к духовенству (аббаты, монахи, монахини и пр.). надо было подобрать светских учителей и учительниц.
Уже 9 апреля коммуна обратилась с призвание идти работать в школы. Для привлечения учителей в школы было увеличено их жалование: учителя (директора) стали получать 2000 франков в год, помощники учителя – 1500. Примечательно, что коммуна постановила, чтобы учительницы (директрисы) и помощницы директрис стали получать столько же, сколько мужчины (до этого они получали гораздо меньше).[33] 
Стремясь подготовить обязательность обучения в школе, начали подсчет детей.[34]
Наиболее сложная задача заключалась в введении светского обучения. В документе «О замене священников и монахов светскими учителями» сообщалось: «Братья» и «сестры» христианских школ покинули свой «пост»... Невежество и несправедливость должны уступить место Просвещению и Праву».[35]
Также предусматривалось снабжение школьников бесплатными пособиями. В документе «О бесплатном выделении учебных пособий учащимся коммунальных школ III округа»: «… впредь все необходимое для занятий учебные пособия будут бесплатно раздаваться учителям, которые получат из в мэрии. Учителя ни под каким предлогом не должны требовать со школьников денег в уплату за эти пособия».[36]
В мае были открыты первые профессиональные школы. В документе «Об открытии профессиональной школы в V округе»: было сказано: «В нее <школу> будут приниматься дети в возрасте от 12-ти лет и старше, в каком бы округе они ни жили, для пополнения полученного ими в начальной школе образования, а также для изучения какой-нибудь профессии».[37]
Также вышел «Общий циркуляр Вайяна (делегата по просвещению) о профессиональном образовании», в котором предусматривались меры по организации профессионального обучения.[38]
В газетах коммуны мы встречаем очень много объявлений о народном образовании, исходящих от различных мэрий и свидетельствующих о большой активности муниципалитетов и их большой инициативности. Например, среди предложений было предложение Алликса из VIII округа о создании новой школы, которую могли бы посещать родители и учителя.[39]
Гораздо меньше внимания оказала коммуна высшей школе. Не хватило времени, да и часть профессоров и студентов стояли на стороне Версаля.
Но так как коммуна нуждалась в подготовленных учителях и санитарах, в конце апреля было созвано совещание делегатов от студенчества, профессуры и практикующих врачей для обсуждения проекта реорганизации медицинского дела. Но это совещание не приняло никакого решения. Как писал один студент-медик в «Le Mot d’ordre», настоящие студенты находились на передовых позициях, а на совещании выступали против предложений коммуны разные шалопаи, болтающиеся по кафе.
Коммуна обращала внимание на организацию читален (например, в лазаретах), занималась библиотеками : во главе национальной библиотеки был поставлен Эли Реклю ; было запрещено выдавать книги на дом из библиотек, ввиду имевших место хищений книг во время империи.[40]
Мы может утверждать, что забота об образовании была одной из главных задач в культурной политике коммуны. Она стремилась к введению всеобщего бесплатного образования, причем не только начального, но и профессионального, а также к бесплатной раздаче учебников. Школа стала светской. Начался подсчет учеников с тем чтобы обеспечить всеобщее образование. Также коммуна заботилась о читальнях и библиотеках. Она уделила мало внимания только высшему образованию – во-первых, потому, что не хватило времени, а во-вторых, многие профессора и студенту отрицательно относились к коммуне и саботировали ее решения.

ГЛАВА 3. ПОЛИТИКА КОММУНЫ В ОБЛАСТИ РЕЛИГИИ
Церковь была одним из устоев Бонапартистской империи. В эти годы в Париже насчитывалось 69 католических церквей (не считая часовен и т. п.) и 42 церкви других исповеданий (лютеранских, кальвинистских, баптистских и т. д.). Число церковных конгрегаций (монастырей, братств) достигало 101 (25 мужских и 76 женских) в них было 1233 монаха и 4712 монахинь.[41]
Декретом Коммуны было утверждено отделение церкви от государства[42]. Из 69 католических церквей было закрыто около 12 – 15. Обычно закрытие церкви было связано с контрреволюционной деятельностью духовенства, которая обрывалась арестами и даже казнями (было казнено 18 священников).
Некоторые закрытые церкви оставались опечатанными, в других устраивались клубы.
Например, церковь Сен-Пьер на Монмарте была закрыта с таким постановлением: «Ввиду того что попы являются бандитами и церкви являются притонами, где попы морально убивают народ и отдают страну в лапы гнусных Бонапартов, Фавров, Трошю и т. д.» – церковь закрыть.[43] В этой церкви была организована мастерская, где 50 женщин шили военную одежду, а в часовне была создана школа для девушек. Здесь же в начале мая шли женские собрания. Затем церковь превратили в склад снарядов для обслуживания артиллерии Монмартского холма.
В мае ряд церквей использовался под склады снаряжения, припасов, как бастионы (например, Сен-Пьер де Монруж).
В одной церкви открыли лазарет, в двух в середине мая были тюрьмы. Одновременно с закрытием и использованием церквей на общественные нужды происходит ликвидация конгрегаций, различных обществ взаимопомощи и пр. Например, в III округе вместо ликвидированного бюро было создано Бюро коммунальной помощи, а в помещении конгрегации были размещены ясли и коммунальная аптека.
Так как духовенство занималось контрреволюционной деятельностью (священники несколько раз организовывали демонстрации против решений коммуны; в ряде церквей были организованы склады оружия), коммуна (часто по инициативе местных властей) производила систематические обыски в церквях и конгрегациях.
Обыски были произведены примерно в 30 – 40 церквях. Как правило, брали только находящиеся в церквях деньги (выдавая расписки), некоторые ценные вещи для отправления на монетный двор или для продажи с аукциона. Но даже враги коммуны признавали, что разгромов и бесчинств в церквях не устраивалось. Католические историки определяют убытки от реквизиции обычно в сумме от одной до трех-четырех тысяч франков, но это не так уж много (годовой доход неквалифицированного рабочего); с общими доходами церкви это не сравнить.
Под клубы использовалось 20 церквей, причем церковные службы там обычно продолжались.
Вообще Коммуна не вмешивалась в отправление церковных служб.[44] Например, в афише мэрии IX округа от 1 мая подчеркивалось, что не будет делаться никаких препятствий для богослужений. Но некоторые церкви, чтобы не привлекать к себе внимания, часто проводили службы без хора, органа и колокольного звона.

Это подтверждает, что закрытие и обыски церквей были исключительно политическим актом, а не культурным, как это пытались представить советские историки. Нельзя отрицать, что среди коммунаров было немало атеистов, но никаких преследование собственно религии не было.

Это подтверждает от факт, что все меры коммуны против церкви были направлены главным образом против католической церкви как господствующей. Некатолические церкви никто не трогал. Нет данных о закрытии или обысках церквей других исповеданий.
Аресты производились также с политической точки зрения, за религиозные взгляды никто не преследовал. Когда торговки центрального рынка ходатайствовали об освобождении священника соседней церкви, коммуна освободила его. Другого арестованного священника освободили без ходатайства, поскольку было установлено, что он придерживался республиканских взглядов. [45]
Следовательно, все меры коммуны в области религии были направлены не против религии как таковой, а против католической церкви как одного из главных устоев бонапартизма. Проведению богослужений никто не мешал; священников, не занимавшихся контрреволюционной деятельностью, не трогали; церкви некатолических вероисповеданий не закрывали и не обыскивали.
При обысках никаких погромов не устраивалось, а закрытые церкви использовались в общественных целях на нужды народа: под склады, аптеки, лазареты и т. д. В целом политику коммуны по отношению к религии можно назвать вполне корректной, так как ее действия были направлены не на ликвидацию «опиума для народа» и не на оскорбление чувств верующих, а на борьбу с контрреволюционной деятельностью одного из главных устоев бонапартизма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя коммуна просуществовала меньше двух с половиной месяцев, и была занята борьбой с версальцами и проведением в жизнь насущнейших социально-экономических мер, она не забывала о культуре и просвещении.
Политика коммуны в области искусства и литературы была весьма активна. Правда, за короткий срок ее существования практически не было создано соответствующих ее духу памятников искусства и литературы.
Коммуна, разумеется, стремилась публиковать и ставить на сцене республиканские и революционные произведения с тем чтобы поднимать дух парижан и пропагандировать идеалы коммуны. Реакционно настроенные деятели искусства отрицательно это восприняли и устраивали саботажи. Коммуна с этим боролась, но в советской историографии ее обвиняли в мягкости. Эта «мягкость» была обусловлена тем, что среди значительной части коммуны были распространены прудонистские воззрения, согласно которым искусство объявлялось независимым от «опеки государства». Впрочем, из-за саботажей реакционеров коммуна постепенно приходила к выводу, что определенная «опека» нужна, что выразилось в ее дальнейшей культурной политике.
Забота об образовании была одной из главных задач в культурной политике коммуны. Введению всеобщего бесплатного начального и профессионального образования, бесплатная раздача учебников, введение светской школы, увеличение жалования учителям и уравнение с ним жалования учительниц – таковы были основные направления и мероприятия коммуны в области просвещения и образования. Она уделила мало внимания только высшему образованию, так как не хватило времени, да и многие профессора и студенты отрицательно относились к коммуне и саботировали ее решения.
Политика коммуны в области религии была направлена не против религии как таковой, а против католической церкви как одного из главных устоев бонапартизма. Проведению богослужений никто не мешал; священников, не занимавшихся контрреволюционной деятельностью, не трогали; церкви некатолических вероисповеданий не закрывали и не обыскивали. Даже католические историки признают, что при обысках не устраивалось погромов. Закрытые церкви использовались в общественных целях на нужды народа: под склады, аптеки, лазареты и т. д. Политику коммуны по отношению к религии можно назвать вполне корректной, так как ее действия были направлены не на ликвидацию религии, а на борьбу с контрреволюционной деятельностью одного из главных устоев бонапартизма.

ПРИМЕЧАНИЯ
 

---