Евгения Пилюгина

Слово "фантастика" пришло к нам из греческого языка. Мы называем фантастическим всё, что создаётся воображением. Способность фантазировать – уникальная способность, свойственная человеку. Если отталкиваться от значения слова "фантастическое" в смысле "созданное воображением", то вся художественная литература "фантастична", потому что в основе её лежит художественный вымысел. Но в более узком и определённом смысле под фантастикой понимают не всю художественную литературу, а только те произведения, в которых перед нами предстают неправдоподобные явления и образы, не встречающиеся в реальности, а также ясно ощущаемое нарушение художником присущих природе причинных связей и закономерностей. Художественная фантастика предполагает существование двух миров – естественного и сверхъестественного, причём чудесное, вторгаясь в реальную сферу, обязательно нарушает сложившиеся в ней отношения.

Несмотря на интерес к чудесному и таинственному, писателей, строящих сюжеты на фантастике, занимают, конечно, земной мир и те конкретные проблемы и отношения, которые в нём существуют.

Зачинателем русской фантастической повести по праву считают Антония Погорельского (это литературный псевдоним А.А. Перовского; 1787–1836). Уже первая его повесть «Лафертовская маковница» (1825) содержит все признаки жанровой формы.

Природа фантастики в повести представляет собой слияние двух традиций: народной сказки и гофмановских мотивов. О последних следует сказать отдельно. Увлечение творчеством Гофмана в России первой половины XIXвека носило повсеместный характер, а А.Погорельский одним из первых обратился к его произведениям как к источнику литературных приёмов, мотивов и сюжетных ситуаций. О Гофмане в повести напоминает многое. Это старуха колдунья, которая совмещает своё мистическое ремесло с обыденной торговлей медовыми маковниками и платным гаданием, причём "из красноречивых уст её изливались рекою пророчества о будущих благах, – и упоённые сладкой надеждой посетители при выходе из дома нередко награждали её вдвое более, нежели при входе". Читатель тех лет не мог не вспомнить при этом «Золотой горшок» и Луизу Рауерин, совмещавшую колдовство с продажей яблок, и её чёрного кота, способного, как и кот старухи из «Лафертовской маковницы», к перевоплощениям.

Ещё важнее сходство основных структурных принципов: у Погорельского, как и у Гофмана, повествование строится на постоянном переплетении сверхъестественного и реального.

Однако художественное своеобразие повести заключается в использовании автором так называемой народной фантастики. Речь идёт о народных суевериях, предрассудках, чертах народной сказки и представлениях простого человека о добре и зле, которые и создают необыкновенный колорит повести.

Например, в повести несколько раз упоминается число "три" в связи с колдовством старухи. Первый раз – в рассказе о мести колдуньи полицейскому, написавшему на неё донос, говорится, что она отомстила ему трижды: "...скоро после того сын доносчика, резвый мальчик, бегая по двору, упал на гвоздь и выколол себе глаз; потом жена его нечаянно поскользнулась и вывихнула ногу; наконец, в довершение всех несчастий, лучшая корова их, не будучи прежде ничем больна, вдруг пала". Следует обратить внимание на последний способ мести: по народным поверьям, если начали без видимой причины гибнуть домашние животные, особенно коровы, значит, чем-то обидели, разозлили колдуна. Ведь корова в то время – кормилица, без которой большой семье не выжить.

В следующий раз магическое число "три" появляется в описании колдовского обряда: "Трижды три раза старуха обошла вокруг стола, продолжая таинственный напев свой, сопровождаемый мурлыканьем кота".

Старуха назначает Маше прийти к ней в полночь, что также символично, так как, по народным поверьям, именно в это время совершаются все колдовские обряды и тёмные силы вершат свои дела. "Наконец подошла она к домику и трепещущей рукой дотронулась до калитки... Вдали, на колокольне Никиты-мученика, ударило двенадцать часов".

Сама старуха колдунья довольно интересный персонаж. Облик, в котором она предстаёт перед людьми, всего лишь личина, скрывающая её истинную сущность. Во время посещения Онуфрича старая тётка сбрасывает личину, и тут впервые в повествовании предстаёт её подлинный облик: "Губы её посинели, глаза налились кровью, нос начал громко стукаться о бороду".

Вспомним, как описывали очевидцы ночь смерти колдуньи: "Сильная буря, говорят, бушевала около хижины, тогда как везде погода стояла тихая; собаки из всего околотка собрались перед её окном и громко выли; мяуканье её кота было слышно издалека". Это описание полностью соответствует народным представлениям об обстановке смерти колдуна, которая всегда сопровождается бурей, неадекватным поведением животных и природными катаклизмами. Характерно также, что после смерти колдуньи Ивановна "в свисте ветра находила сходство с голосом старухи".

После переезда семьи Онуфрича в дом тётки колдунья несколько раз является Ивановне и Маше, однако при произнесении молитвы или крестном знамении видение исчезает, что утверждает преобладание христианской веры над тёмными силами: "...кто-то легонько ударил её по плечу... Она оглянулась... за нею стояла покойница в том самом платье, в котором её похоронили!.. Лицо её было сердито; она подняла руку и грозила ей пальцем. Ивановна в сильном ужасе вскричала... Ивановна заметила, что по мере того, как она вслушивалась в молитвы, вид покойницы становился бледнее, бледнее – и наконец совсем исчез".

Маше в эту же ночь тоже явилась бабушка, но не в том устрашающем виде, в каком виделась она Ивановне: "Лицо её было весело, и она умильно ей улыбалась. Маша перекрестилась – и тень пропала".

Той же ночью Маша видит блуждающие огоньки у колодца и бабушку в сопровождении чёрного кота, которая манит её к себе. Эта сцена также отражает народные приметы, согласно которым блуждающие огоньки указывают место, где спрятан клад.

Народная фантазия закрепила в этом сюжете глубокое жизненно-духовное содержание. Таинственное, фантастическое лишено непосредственной власти над действительностью. Оно, как и всякое зло (а именно зло в повести Погорельского является носителем фантастики), может лишь смущать и искушать человека, если им завладеют низменные страсти. Маша испытывает колебания: с одной стороны – мать, которая рисует ей картины беспечной богатой жизни, с другой – отец, которому чужды любые проявления колдовства. Сама по себе Маша натура светлая, и ей не свойственны корыстные помыслы, но влияние матери слишком велико – ведь она послушная дочь. Решающую роль в этой борьбе сыграла любовь, которую Маша начинает испытывать к молодому незнакомцу. Под влиянием сильного, первого в её жизни чувства Маша приходит к осознанию того, что богатство – не главное условие счастья. А тут ещё и совет доброй соседки: "Деньги не делают счастья!"

"Маша внутренне очень согласна была с мнением соседки; ей также показалось, что лучше быть бедною и жить с любезным незнакомцем, нежели богатой и принадлежать Бог знает кому".

Любовь лишь усиливает, укрепляет в Маше существующее в ней светлое начало, и она решается отказаться от бабушкиного покровительства и выбросить ключ, являющийся его залогом.

"– Возьми назад свой подарок! – сказала она. – Не надо мне ни жениха твоего, ни денег твоих; возьми и оставь нас в покое.

Она бросила ключ прямо в колодезь; чёрный кот завизжал и кинулся туда же; вода в колодезе сильно закипела... Маша пошла домой. С груди её свалился тяжелый камень".

Итак, Маша с лёгким сердцем идёт домой, где её уже ждёт понравившийся ей Улиян, который к тому же оказался довольно богат. Так Маша оказалась сполна вознаграждена за свою верность силам добра. Писатель награждает свою героиню за чистоту души, верность народной этике, за то, что она преодолевает страх перед внешними обстоятельствами, олицетворёнными в образах старухи и кота, не поддаётся соблазнам и искушениям.

Погорельский написал светлую повесть о победе гуманных народных начал над суевериями и предрассудками. Его фантастика не страшна, а занимательна и юмористична, потому что она возникает как следствие народных представлений и взята из народных поверий и сказок. Она вырастает на бытовой почве. В повести нет трагического противостояния реального и фантастического, характерного, например, для немецкого романтизма. Вместе с тем фантастическое – даже в народном толковании – средоточие злых, чуждых человеку сверхъестественных сил. Опора на народную фантастику, суеверия и предрассудки, разделяемые массой людей, а также погружение в народный быт придают повести особый колорит.