В литературе мы не раз встречались с уездным городом N, губернским городом D и даже столицей с её массивными постройками и широким мощёными улицами. Любой город населяют заурядные и выдающиеся люди, толстые и тонкие, с разными характерами, но все, непременно, суетятся, бегут, словно муравьи. О городе можно говорить очень много, да вот только лучше он от этого не станет. Посмотрим лучше на деревню Грачи и город Петербург, в которых происходит действие романа.

Деревня Грачи, родовое имение Адуевых, находилась в одном из таких уголков нашей необъятной страны, где нечасто ступала нога человека столичного. Свежий воздух, бескрайние поля, лес - природа. Название деревни говорит само за себя. В этом имении человек и природа едины: природа кормит, люди ей поклоняются. Грачи - вестники весны, появляются в наших краях в марте, отличаются особой говорливостью.

Рядом с домом Адуевых раскинулся сад из старых лип, густого шиповника, черёмухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки. В отдалении тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; c другой - тёмно-синее, как небо, которое отражалось в нём, и едва подёрнутое зябью. Как и озеро, деревня не была подвержена сколько-нибудь заметному влиянию цивилизации. "Захолустье, провинция", - называет такие места А. П. Чехов в своих рассказах. Рядом с озером раскинулись безграничные поля, с которых одной ржи до пятисот четвертей собирают. А лес-то, лес-то как разросся! И дорога, змейкой бегущая в даль, как мост, перекинутый через бездну, которая царит между этим райским уголком и "обетованной землёй", Петербургом, омутом, манящим своим мнимым великолепием.

И всё же какое описание деревни без её обитателей! О людях, проживающих в этом захолустье, мне, как человеку современному, трудно сказать что-либо положительное. И в наше время на необъятных просторах России множество деревень, где не чувствуется влияние цивилизации. Хорошо это или плохо - покажет время. Люди в таких местах очень религиозны, наивны (Софья), дают невыполнимые обещания (Александр), пытаются вымолить здоровье, чины, всевозможные блага; родители портят детей, дети не получают должного воспитания и вынуждены скитаться без дела до самой своей смерти. Вспоминается Ильф и Петров "12 стульев", где в уездном городе N жители, казалось, рождались, чтобы постричься, освежить голову вежеталем и умереть. Жизнь в деревне Грачи была тишайшей.

Я ценю Александра Адуева за то, что он нашёл в себе силы покинуть эту "идиллию" и отправиться в мир действительный, где люди хоть и стареют преждевременно, но получают большой жизненный опыт. Мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему должного воспитания и не подготовила Александра к борьбе с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди.

Что же заставляет человека покидать родной дом, где его лелеют и балуют, и даже кот к нему относится ласковее, нежели к кому-нибудь в доме? Александр мечтал о колоссальной страсти, которая не знает никаких преград и свершает громкие подвиги. Герою тесен стал домашний мир, его неодолимо влекло в даль. Казалось бы, воспроизводится вполне обычная ситуация: переезд молодого человека из деревни в столицу, где ему открывается возможность добиться карьеры и фортуны. Усадьба Грачи и Петербург предстают в романе, как два полярно противоположных образа жизни, свойственных как России, так и всему человечеству. Первый из них сулит герою единство с издавна привычной природой, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства, а также нежную и розовую любовь соседки, девушки "без затей", готовой во всём слушаться мужа (да и как можно быть умнее мужа? Это грех!). Перед нами, по сути дела, в деревне Грачи предстаёт картина идиллического существования.

Совершенно иной способ жизни олицетворяет собой Петербург. Если мать героя страшится Петербурга как "омута" и "чужой стороны", то для Александра - это выход в не ограниченный тесным деревенским горизонтом огромный мир, где он надеется осуществить свои мечты о благородном труде, о высоких стремлениях, о славе.

Переезд Александра Адуева в Петербург, завязывающий действие романа, таким образом, не просто смена жизни сельской на городскую, провинциальной на столичную. Герой совершает передвижение в историческом времени - меняет традиционный жизненный строй (или "возраст" человечества) на строй грядущий, уже несравненно более привлекательный для ищущего приложения своих сил молодого человека.

Представителем столично-петербургской жизни в романе выступает дядя Александра Пётр Ивыныч Адуев, преуспевающий чиновник. Разительное несходство Адуева-младшего и Адуева-старшего, точнее, их жизненных философий и поведения, напоминает о глубокой бездне между столицей и провинцией. Александр, безусловно, интересовался достопримечательностями столичного города, прогуливался по набережной, любовался Невой. Он чувствовал себя гражданином нового мира. Вокруг него, по мощённым камнем улицам, бежали занятые только собой люди, изредка бросая взгляд на проходящих, чтоб не наткнуться друг на друга. Петербург походил на большой муравейник. Люди казались Адуеву злыми, будто все были врагами и готовы были взглядом столкнуть друг друга прочь с дороги. Это не деревня, где каждая встреча с кем бы то ни было почему-нибудь интересна. Все обо всём знают. А если вдруг встретятся незнакомые, то лица обоих превращаются в знаки вопроса; они остановятся и оборотятся назад раза два, а пришедши домой, опишут и костюм, и походку нового лица.

Тяжелы первые впечатления провинциала в столичном городе. Ему дико, грустно; его никто не замечает; он потерялся здесь; ни новости, ни разнообразие, ни толпа не развлекает его. Провинциальный эгоизм его объявляет войну всему, что он видит здесь и чего не видит у себя. Невольно человек мысленно переносится в свой город. Какой отрадный вид! Один дом с остроконечной крышей и палисадником из акаций. На крыше надстройка, приют голубей. Другой дом - точно фонарь: со всех четырёх сторон весь в окнах и с плоской крышей, дом давней постройки; кажется, того и гляди, развалится или сгорит от самовозгорания. Страшно жить в таком доме, но там живут. Чуть поодаль красуется дом лекаря, раскинувшийся полукругом, с двумя похожими на будки флигелями, а этот весь спрятался в зелени; тот обернулся на улицу задом, а тут на две версты тянется забор, из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки. Кругом растёт густая трава, а ближе к церкви лежат надгробные плиты. Сюда без надобности близко никто не подходит. Кругом тишина, неподвижность - и на улице, и в людях благодатный застой! Все живут вольно, нараспашку, никому не тесно; даже куры и петухи свободно расхаживают по улицам, козы и коровы щиплют траву...

Автор с иронией описывает вечно занятых петербуржцев, противопоставляя им птиц и животных. Если вам когда-нибудь случалось бывать в столице, то пыльные, грязные улицы, тряские мосты, вывески питейных контор вам хорошо знакомы.

Провинциалу противно сознаваться, что Исаакиевский собор лучше и выше собора в его родном городе. Ему остаётся лишь сердито молчать при подобных сравнениях и надеяться, что когда-нибудь и в его городе появится что-то, чего нет в столице.

Не дай Бог, провинциалу доведётся зайти в гости в один из столичных домов. Гость замечает, что на него едва глядят, морщатся. А если есть дело, то назначают такой час, когда не обедают и не ужинают. Хозяин пятится от объятий, смотрит на гостя как-то странно, искусными намёками старается побыстрее выпроводить. А в деревне - обнимают, целуют все, и встречный, и поперечный. Сосед там - так настоящий сосед, живут рука об руку, душа в душу; родственник - так родственник: умрёт за своего... эх, грустно! До чего же скучна и монотонна столичная жизнь!

В Петербурге каждый думает только о себе. Невозможно вздохнуть полной грудью; по обеим сторонам улицы возвышаются однообразные каменные громады, которые, как колоссальные гробницы, сплошною массою тянутся одна за другой.

"Вот кончается улица, сейчас будет приволье глазам, - думал он, - или горка, или зелень, или развалившийся забор" - нет, опять начинается каменная ограда одиноких домов с четырьмя рядами окон. И эта улица, её преграждает опять то же, а там новый порядок таких же домов. Заглянешь направо, налево - всюду обступили вас, как рать исполинов, дома, дома и дома, камень и камень, всё одно, да одно... Нет простора и выхода взгляду: заперты со всех сторон, - кажется, и мысли и чувства людские также заперты. На мой взгляд, люди в столице стоят лицом к лицу с современною жизнью, но спиной к природе. А если природа отворачивается от человека, он быстро стареет. Недаром ни дипломаты, ни министры, ни посланники не выделяются здесь из общей массы. В столице люди не только не способны понять природу, но и друг друга, словно говорят на разных языках. Ни любви, ни благородству, ни романтике здесь места нет. Александру же, по мнению Белинского, "трижды романтику: по натуре, по воспитанию и по обстоятельствам жизни", трудно было понять, что карьера немыслима без многолетнего пребывания в недрах бюрократической машины.

Недаром Александра удручили уже первые впечатления, произведённые петербургским образом жизни с его суматохой, практицизмом и эгоизмом, условностью взаимоотношений и человеческой скрытностью.

Через восемь лет герой с горечью понимает, что этот мир не для него, и возвращается в "идиллию". Довольно любопытно, на мой взгляд, последнее видение Петербурга глазами Александра: "город вставных зубов, поддельных волос, круглых шляп, город учтивой спеси, искусственных чувств, безжизненной суматохи. Прощай, великолепная гробница глубоких, сильных, нежных и тёплых движений души". Эпизод приезда героя в родовое поместье напоминает древнюю, но нестареющую ситуацию притчи о блудном сыне. Александр, возвращаясь домой после восьмилетней разлуки, видит дорогие сердцу места в радужном свете: "Боже мой, как здесь хорошо! Вдали от суеты, от этой мелочной жизни, от того муравейника, где люди

... в кучах за оградой

не дышат утренней прохладой,

ни вешним запахом лугов.

Как устаёшь жить там и как отдыхаешь душой здесь, в этой простой, немудрёной жизни! Сердце обновляется, грудь дышит свободнее, а ум не терзается мучительными думами и нескончаемым разбором тяжебных дел с сердцем: и то и другое в ладу. Не над чем задумываться. Беззаботно скользишь взглядом от рощи к пашне, от пашни к холму, и потом погружаешь его в бездонную синеву неба.

По приезде Александра озеро в Грачах чуть-чуть рябело от лёгкой зяби. Глаза невольно зажимались от ослепительного блеска солнечных лучей, сверкавших то алмазными, то изумрудными искрами в воде. Плакучие берёзы купали в озере свои ветви, и кое-где берега поросли осокой, в которой прятались большие жёлтые цветы, покоившиеся на широких плавучих листьях. На солнце набегали иногда лёгкие облака; вдруг оно как будто отвернётся; тогда и озеро, и роща, и село - всё мгновенно потемнеет; одна даль ярко сияет, манит, искушает своей прелестью. Облако пройдёт - озеро опять заблестит, нивы обольются, точно золото.

Здесь природа - часть жизни людей. Ветер пронёсся, снёс соломенную кровлю, погнал вдоль улицы петухов и кур, раздувая им хвосты. Всё суетится и прячется; только глупый баран не предчувствует ничего; он равнодушно жуёт свою жвачку да глядит в одну сторону, не понимая общей тревоги. Ветер пронёсся. Опять безмолвие. Там крестьянская телега с грохотом проедет по мостику, за ней лениво проползёт воз с сеном. Белокурые и жестковолосые ребятишки, подняв рубашонки, бродят по лужам. Глядя на эту картину, невольно, как и Александр, начнёшь постигать поэзию серенького неба, сломанного забора, калитки, грязного пруда. Течение жизни здесь беззаботно.

И как только человек меняет щегольской фрак на широкий халат домашней работы, он начинает понимать, что между действительностью и идеалом лежит ... бездна, через которую ещё не найден мост, да едва и построится когда.