МИНИСТЕРСТВО  ОБРАЗОВАНИЯ. РОССИЙСКОЙ  ФЕДЕРАЦИИ

БИРОБИДЖАНСКИЙ  ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ  ИНСТИТУТ

Кафедра социально-гуманитарных наук

РЕФЕРАТ

Тема: Русская культурологическая мысль в XX в.

Выполнил:  студент 3 курса

ф. МиИ Петрук В.А.

Проверила: Кутенких Е.А.

Биробиджан 2000

Оглавление

1. Введение ----------------------------------------------------------------------------3

2. Тема свободы - основная в творчестве Н.А. Бердяева -------------------4

3. Человек, творчество, культура в философии Бердяева ------------------5

4. Свободный человеческий дух как творец культуры ----------------------5

5. Свободный дух и символические формы культуры:

внутреннее противоречие культурного творчества -------------------------6

6. Н.А. Бердяев о культуре --------------------------------------------------------8

7. Тема свободы у Г.П. Федотова------------------------------------------------9

8. Заключение ----------------------------------------------------------------------10

9. Литература ----------------------------------------------------------------------11

Введение

Первая мировая война и революция в России сразу же нашли глубокое отражение в культурологической мысли. Наиболее ярким и вместе с тем оптимистическим осмыслением наступившей новой эпохи исторического развития культуры стали идем так называемых «евразийцев». Крупнейшими фигурами среди них были: философ и богослов Г.В. Флоровский, историк Г.Д. Вернадский, лингвист и культуролог Н.С. Трубецкой географ и политолог П.Н. Савицкий, публицист П.П. Сувчинский, в середине 20-х гг. - юрист и философ Л.Л. Карсавин. «Революция всех застала врасплох, и тех, кто ее ждал и готовил, и тех. кто ее боялся»,-утверждал Флоровский. Но евразийцы имели смелость сказать -справедливо отмечает В. Кожинов - «изгнанным из России соотечественникам, что революция - не абсурд, не конец русской истории, но ее полная трагедийности новая страница». Нетрудно понять, что ответом на такие сло­ва были обвинения в пособничестве большевикам и даже в сотрудничестве с ОГПУ.

Однако мы имеем дело с идейным движением, нахо­дившимся в связи со славянофильством, почвенничеством и особенно с пушкинской традицией в русской общест­венной мысли, представленной именами Гоголя, Тютче­ва, Достоевского, Толстого, Леонтьева, Розанова, с идей­ным движением, готовившим новый, обновленный взгляд на Россию, ее историю и культуру. Переосмысливалась, прежде всего, выработанная в философии истории фор­мула «Восток - Запад - Россия». Исходя из того, что Ев­разия представляет собою ту наделенную естественными границами географическую область, которую в стихий­ном историческом процессе суждено было, в конечном счете, освоить русскому народу - наследнику скифов, сар­матов, готов, гуннов, авар, хазар, камских болгар и монголов, Г.В. Вернадский заключил: «История распро­странения русского государства есть в значительной степени история приспособления русского народа к свое­му месторазвитию - Евразии, а также и приспособле­ние всего пространства Евразии к хозяйственно-исто­рическим нуждам русского народа». П.Н. Савицкий вкла­дывал в понятия «Европа», «Азия» и «Евразия» куль­турно-историческое содержание. И хотя он фиксировал культурное влияние на Россию Юга (Византия), Восто­ка (культуры степных кочевников Азии) и Запада (за­падноевропейская культура), основная его идея заклю­чалась в отрицании существования универсального «про­гресса» культуры, в утверждении мысли о том, что русская культура не лучше и не хуже, не выше и не ниже других культур, что она (как и они) просто дру­гая, обладающая собственным своеобразием.

Отошедший от евразийского движения Г.В. Флоровский утверждал: «Судьба евразийства - история духовной не­удачи... Вместо пути проложен тупик. Он никуда не ведет. Нужно вернуться к исходной точке». Воля и вкус к совер­шившейся революции, любовь и вера в стихию, в органи­ческие законы естественного роста, представление об ис­тории как мощном силовом процессе закрывают перед евразийцами тот факт, что история есть творчество и подвиг, и принимать случившееся и свершившееся нуж­но лишь «как знамение и суд Божий», как «грозный при­зыв к человеческой свободе».

Тема свободы - основная в творчестве Н.А. Бердяева, наиболее известного на Западе представителя русской философской и культурологической мысли. «Всю мою жизнь я был бунтарем», - записал Бердяев в своей «Автобиографии». И если либерализм - в самом общем определении - является идеологией свободы, то можно утверждать, что творчество и мировоззрение этого рус­ского мыслителя, по крайней мере, в его «Философии свободы» (1911) явственно приобретает христианско-либеральную окраску. От марксизма (с увлечения кото­рым он начал свой творческий путь) в его мировоззре­нии сохранилась вера в прогресс и так и не преодолен­ная европоцентристская ориентация. Присутствует в его культурологических построениях и мощный гегелевский пласт.

Если, по Гегелю, движение всемирной истории осу­ществляется силами отдельных народов, утверждаю­щих в своей духовной культуре (в принципе и идее) различные стороны или моменты мирового духа и аб­солютной идеи, то и Бердяев, критикуя концепцию «ин­тернациональной цивилизации», полагал: «Есть толь­ко один исторический путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества - путь нацио­нального роста и развития, национального творчест­ва». Все человечество не существует само по себе, оно раскрывается лишь в образах отдельных националь­ностей. При этом национальность, культура народа мыс­лится не как «механическая бесформенная масса», но как целостный духовный «организм». Политический аспект культурно-исторической жизни народов раскры­вается Бердяевым формулой «один - многие - все», в которой гегелевские деспотия, республика и монархия заменены самодержавным, либеральным и социалисти­ческим государствами. От Чичерина Бердяев заимство­вал идею «органических» и «критических» эпох в раз­витии культуры.

«Умопостигаемый образ» России, к которому стремился в своей историко-культурной рефлексии Бердяев, полу­чил завершенное выражение в «Русской идее» (1946). Рус­ский народ характеризуется в ней как «в высшей степени поляризованный народ», как совмещение противополож­ностей государственничества и анархии, деспотизма и вольности, жестокости и доброты, искания Бога и воин­ствующего безбожия. Противоречивость и сложность «рус­ской души» (и вырастающей из этого русской культуры) Бердяев объясняет тем, что в России сталкиваются :- и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ не есть чисто европейский, но он и не азиатский народ. Рус­ская культура соединяет два мира. Она есть «огромный Востоко-Запад». В силу борьбы западного и восточного начал русский культурно-исторический процесс обнару­живает момент прерывистости и даже катастрофичнос­ти. Русская культура уже оставила за собой пять само­стоятельных периодов-образов (киевский, татарский, .московский, петровский и советский) и, возможно, -полагал мыслитель, - «будет еще новая Россия».

Человек, творчество, культура в философии Бердяева

Философия Н. А. Бердяева (1874-1948) явилась гениальным выра­жением духовного драматизма переломной эпохи, когда человечес­кий дух обнаруживает, что старые культурные формы стали тесны для его развития и ищет для себя новых форм и способов воплоще­ния. Трудно найти серьезную философскую или культурологичес­кую проблему, которая бы так или иначе не получила своего осмыс­ления в трудах Бердяева. Для культурологии работы Бердяева зна­чимы прежде всего тем, что в них раскрывается драма культурного творчества, понятого как реализация изначальной и неотъемлемо присущей человеку свободы.

Свободный человеческий дух как творец культуры.

Бердяев исходит из нового философского понимания духа, преодо­левая обезличивающую трактовку классического рационализма (и прежде всего гегелевского рационализма). Здесь он мыслит в рус­ле христианской традиции, но наполняет ее новым философским со­держанием. По Гегелю, дух безличен и в конечном счете сводится к разуму с его логической необходимостью. По Бердяеву, дух есть такое внерациональное начало в человеке, которое выводит его за пределы необходимости, ставит человека «по ту сторону» предметного «по ту сторону» рационального мышления. И в то же время дух принадлежит человеку, сотканному из плоти и вписанному в порядок общественной жизни; именно дух соединяет сферу человеческого со сферой божественного: «Дух одинаково и трансцендентен (т. е. делен, потусторонен, надмирен. - Авт.) и имманентен (т. е. посюсторонен, укоренен в этом икре. - Авт.). Дух не тождественен сознанию, но через дух конструируется сознание, и через дух же  переступаются границы сознания».

По Бердяеву, дух есть свобода, но и дух и свобода не безличны, они всецело принадлежат личности. Именно личность, а не безлич­ный разум есть подлинный субъект творчества, подлинный творец культуры. Дух у человека — от Бога, но свобода, присущая духу, имеет не только божественное происхождение: свобода коренится в том безначальном и до-бытийном «ничто», из которого Бог сотворил мир. Свобода есть великая неопределенность и великий риск, в ней кроется как возможность добра и бесконечного возвышения челове­ка, так и возможность зла и бесконечного падения. Свобода духа есть подлинный источник всякой творческой активности. Свобода не свя­зана ограничивающими путами и условиями бытия, но сама способ­на творить новое бытие. «Дух есть свобода, свобода же уходит в добытийственную глубину. Свободе принадлежит примат над бытием, которое есть уже остывшая свобода. (...) Поэтому дух есть творчест­во, дух творит новое бытие. Творческая активность, творческая сво­бода духа первична. Но дух не только от Бога, дух также от на­чальной, добытийственной свободы. Он (дух) свобода в Боге и свобода от Бога. Эту тайну нельзя рационали­зировать...». Таким образом Бердяев от­стаивает достоинство человека как творца культуры.

Свободный дух и символические формы культуры: внутреннее

противоречие культурного творчества

Итак, личность есть подлинный субъект культуры. Такое понимание позволило Бердяеву заглянуть в святая святых культурного творчест­ва и увидеть подлинный драматизм отношений человека и культуры. У Шпенглера даже не ставится вопрос о человеке как творце культуры. Наоборот, Шпенглера в первую очередь интересует, как специфическая культура («душа культуры») формирует соответст­вующего ей человека. У Бердяева же на первый план выходит имен­но человек как личность, и свободная творческая личность здесь сто­ит выше культуры. Такой подход дает возможность увидеть проти­воречие, коренящееся внутри самого культурного творчества — противоречие между безграничностью духа и сковывающими его символическими формами культуры. Если у Шпенглера трагедия культуры начинается лишь с ростом цивилизации, то Бердяев смотрит на вещи глубже. Как и Шпенглер, Бердяев видит, какую опасность несут для культуры те формы цивилизации, которые заявили о себе в начале XX века.

Однако уже в самой сущности культуры кроется начало, ограничивающее и притягивающее вниз творческий порыв духа. Культура и ее формы нередко противосто­ят личности как нечто принудительное и сковывающее творческую свободу. Это оберегает от опасного произвола и своеволия (и тогда это благо), но здесь же кроются и существенные ограничения твор­ческой свободы. Как понять эту «принудительную» и отчасти обез­личивающую роль культуры? У Гегеля все объясняется изначаль­но безличной и рациональной природой культуры. Но Бердяев не приемлет такого объяснения.

Для Бердяева определяющая человека культурная форма есть не что иное, как «остывшая свобода» личного духа, это - отделившиеся от человека результаты личного творчества, а не вы­ражение некого безличного мирового разума. Но отсюда вытекает и трагедия культурного творчества: дух вынужден воплощаться в предметно-символические формы, сковывающие его свободу и уст­ремленность в беспредельное. Этой теме посвящена статья Бердяева «Воля к жизни и воля к культуре» (1922 г.). «Все достижения куль­туры, — пишет Бердяев, - символичны, а не реалистичны. Культура не есть осуществление, реализация истины жизни..., красоты жиз­ни..., божественности жизни. Она осуществляет лишь истину в по­знании, в философских и научных книгах...; красоту — в книгах сти­хов и картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных представлениях; божественное — лишь в культе и религиозной символике. Творческий акт притягивается в культуре вниз и отяжелевает. Новая жизнь дается лишь в подобиях, образах, символах».

Как же решать эту вечную проблему? У Бердяева нет одно­значного ответа на этот вопрос. В одном контексте, когда речь идет о соотношении культуры и цивилизации, Бердяев говорит о величай­шей значимости «воли к культуре» в противовес упорной, но прагма­тично-бескрылой воли к «жизни» («жизнь» здесь выступает как си­ноним бездуховного благоустройства). Но в это же статье, обсуждая исторические судьбы России, Бердяев наде­ется на «чудо религиозного преображения жизни» как альтернативу сковывающему символизму культуры и механически-бездушному порядку цивилизации, хотя при этом и считает, что России «придет­ся пройти путь цивилизации».

Подлинный мыслитель не ищет упрощенных решений и все­гда готов уточнить свои взгляды, открывая новые стороны бесконеч­ной проблемы. Его творческий дух последовательно и пытливо от­крывает для нас эту проблему во всей ее сложности и глубине, и это открытие навсегда остается в истории науки и культуры, вдохнов­ляя нас на новое понимание мира и самих себя. В этом и состоит бес­смертие мысли Н. А. Бердяева.

НА. Бердяев о культуре

... Культура и цивилизация — не одно и то же. Культура родилась из культа. Истоки ее — сакральны. Вокруг храма родилась она и в органический свой период была связана с жизнью религиозной. Так было в великих древних культурах, в культуре греческой, в культуре средневековой, в культуре раннего Возрождения. Культура — бла­городного происхождения. Ей передался иерархический характер культа. Культура имеет религиозные основы. Это можно считать установленным с самой позитивно-научной точки зрения. Культура символична по своей природе. Символизм свой она получила от культовой символики. В культуре не реалистически, а символически выражена духовная жизнь. Все достижения культуры по природе своей символичны. В ней даны не последние достижения бытия, а лишь символические его знаки. Такова же и природа культа, который есть прообраз осуществленных божественных тайн. Цивилизация не имеет такого благородного происхождения. Цивилизация всегда имеет вид parvenu (выскочки). В ней нет связи с символикой культа. Ее происхождение мирское. Она родилась в борьбе человека с природой, вне храмов и культа. Культура всегда идет сверху вниз, путь ее аристократический. Цивилизация идет снизу вверх, путь ее буржуазный и демократический. Культура есть явление глубоко индивидуальное и неповторимое. Цивилизация же есть явление общее и повсюду повторяющееся. Переход от варварства к цивилизации имеет общие признаки у всех народов, и признаки по преимуществу материальные, как, например, употреб­ление железа и т.п. Культура же древних народов на самых начальных ступенях своих очень своеобразна и неповторима, индивидуальна, как культура Египта, Вавилона, Греции и т.е. Культура имеет душу. Цивилизация же имеет лишь методы и орудия древнее культура, тем она значительнее и прекраснее. Культура всегда гордится древностью своего происхождения, неразрывной связью с великим прошлым. И на культуре почиет особого рода благодать священства. Культура, подобно церкви, более всего дорожит своей преемственностью. В культуре нет хамизма, нет пренебрежительного отношения к могилам отцов. Слишком новая, недавняя культура, не имеющая преданий, стесняется этого своего положения. Этого нельзя сказать про цивилизацию. Цивилизация дорожит своим недавним происхождением, она не ищет древних и глубоких источников. Она гордится изобретением сегодняшнего. У нее нет предков. Она не любит могил. Цивилизация всегда имеет такой вид, точно она возникла сегодня или вчера. Всё в ней новенькое, всё приспособлено к удобствам сегодняшнего дня. В культуре происходит великая борьба вечности с временем, великое противление разрушительной власти времени, Культура борется со смертью, хотя бессильна победить ее реально. Ей дорого увеко­вечивание, непрерывность, преемственность, прочность культур­ных творений и памятников. Культура, в которой есть религиозная глубина, всегда стремится к воскресению. В этом отношении величайшим образцом культуры религиозной является культура Древнего Египта. Она вся была основана на жажде вечности, жажде Воскресения, вся была борьбой со смертью. И египетские пирамиды пережили тысячелетия и сохранились до наших дней...

В работе Г.П. Федотова «Россия и свобода», созданной одновременно с «Русской идеей» Бердяева, обсуждается вопрос о судьбе свободы в России, поставленный в куль­турологическом контексте. Ответ на него может быть по­лучен, по мысли автора, лишь после уяснения того, «при­надлежит ли Россия к кругу народов западной культу­ры» или к Востоку (причем, если к востоку, то в каком смысле)? Мыслитель считал, что Россия знала Восток в двух обличьях: «поганом» (языческом) и православном (христианском). Вместе с тем русская культура созда­валась «на периферии двух культурных миров: Востока и Запада». Взаимоотношения с ними в тысячелетней куль­турно-исторической традиции России приняли четыре основные формы.

Россия Киевская свободно воспринимала культур­ные воздействия Византии, Запада и Востока. Время монгольского ига - время искусственной изоляции рос­сийской культуры, время мучительного выбора между Западом (Литва) и Востоком (Орда). Русская культура в эпоху Московского царства существенно связана с об­щественно-политическими отношениями восточного типа (хотя уже с XVII в. заметно явное сближение России с Западом). Новая эпоха вступает в свои права на исто­рическом отрезке от Петра I до-революции. Она пред­ставляет собой торжество западной цивилизации на русской почве. Однако антагонизм между дворянством и народом, разрыв между ними в области культуры предопределили - считает Федотов - неудачу европеи­зации и освободительного движения. Уже в 60-е гг. XIX в., когда был сделан решающий шаг социального и ду­ховного раскрепощения России, самая энергичная часть западнического, освободительного движения пошла по «антилиберальному руслу». Вследствие этого все но­вейшее социальное и культурное развитие России пред­стало «опасным бегом на скорость»: что упредит - ос­вободительная европеизация или московский бунт, ко­торый затопит и смоет молодую свободу волной народ­ного гнева?». Ответ известен.

Заключение

К середине XIX в., в канун буржуазных реформ, в России завершился один из внутренних этапов в историко-культурном процессе (XVIII- первая половина XIX вв.). Основным его содержанием было развитие национальной культуры, когда в полную силу выявились ее характерные черты и особенности: гуманизм и сопричастность общественной жизни, гражданственность и интерес к “маленькому человеку”.

В рассматриваемый период произошло становление современного литературного языка, определилась более тесная связь художественной культуры с идейными исканиями и общественно-политической мыслью.

Одной из особенностей русской национальной культуры была ее открытость, способность к усвоению элементов культуры других народов, но при этом сохранились национальная самобытность и цельность. Этому несомненно способствовало длительное, многовековое хозяйственное и культурное общение русского народа с другими народами, входившими в состав Российской империи.

В рассматриваемый период культурный потенциал был сосредоточен в дворянском сословии. Дворянство было основным носителем профессиональной культуры. Высоко оценивая интеллектуальный уровень дворянской культуры 30-50-х годов, Н.А.Бердяев связывал с именами Чаадаева, братьев И. и П. Киреевских, Хомякова, Грановского, Герцена, Пушкина, Лермонтова, Гоголя развитие русской философии, гуманитарных, исторических знаний, искусства и литературы.

Вместе с тем к концу крепостной эпохи в общественно-культурной жизни России все более отчетливо проявилось несоответствие между уровнем духовной культуры и возможностями овладения культурными ценностями. В обществе были весьма ограничены средства широкого распространения просвещения, народного образования.

В первой половине XIX в. общественно-культурная жизнь наиболее разнообразной и полнокровной была лишь в столицах. Провинция, по мнению одного из современных исследователей, “еще находилась в состоянии глубокой умственной спячки”.

Литература

1. Мамонтов С.П. Основы культурологии.

2. Бердяев Н. А. Философия свобод­ного духа.