Алексей Николаевич Толстой создал свыше сорока пьес - параллельно стихам и художественной прозе, статьям и очеркам. Для театра он работал всю жизнь. А. Н. Толстой дореволюционных и первых революционных лет - это прежде всего комедиограф. Его пьесы и водевили: “Нечаянная удача”, “Насильники”, “Касатка”, “Нечистая сила” имеют “благополучный конец”. Это говорит о радостном мироощущении драматурга, который не утратил его, даже пройдя через тяжкие испытания революции, гражданской войны, эмиграции. Тому доказательство - повести “Детство Никиты”, “Граф Калиостро”, комедия “Чудеса в решете”.
    Комедия повествует о том, что на “выигрышный билет девушки из провинции” Любы Кольцовой пал крупный выигрыш, а она долгое время про это не знает. Толстой отчетливо видит социальные конфликты и проблемы времени: тут и безработица, которая в эпоху НЭПа представляла собой серьезную трудность для советского общества, тут и персонажи - порождение НЭПа, и нелегкая жизнь вузовцев. Однако здесь, как и в дореволюционных комедиях писателя, господствует не “комедия нравов”, а приемы фарса в соединении с традициями лирической комедии. Борьба вокруг выигрышного билета ведется неприглядными способами, неловкими и нелепыми: охваченные жаждой наживы обыватели терпят поражение столь же смешное, сколь и заслуженное. Победа и симпатии автора отданы вузовцу Алеше и бесхитростной “девушке из провинции” Любе.
    “Чудеса в решете” - последняя из пьес Толстого, написанная в традициях “комедии о любви”.
    Великие социальные потрясения оказывают на писателя мощное воздействие. С этого времени он начинает размышлять над проблемами истории, над судьбой отдельного человека и целого народа в процессе исторического развития. Появляются пьесы “Смерть Дантона”, “Заговор императрицы” и другие. В трагедии “Смерть Дантона” драматург показывает неотвратимость законов истории. Дантон был у истоков первой волны террора - теперь он его жертва.
    В 20-40-е годы писатель много энергии отдает созданию исторических драм: “На дыбе”, “Петр Первый”, дилогии об Иване Грозном. Создавая крупномасштабные образы Петра I и Ивана Грозного, автор стремится найти положительное, исторически перспективное решение проблемы народа и государства.
    Ведущий конфликт объединяет эти произведения, позволяя анализировать их вместе: царь-преобразователь, радея о судьбах государства, беспощадно ломает сопротивление ревнителей старины.
    В пьесе “На дыбе” Петр сокрушается: “Стрельцы, стрельцы, гидры Отечества. Какой же им еще крови нужно, чтобы в разум вошли?” Таковы же и проблемы встают перед Иваном Грозным: “Думные бояре уперлись брадами в пупы, засопели сердито... Собацкое собранье! ...Нынче на меня легла вся тяга русской земли. Ее собрать и вместо скудости богатство размыслить. Не короли мне страшны - Москва...”
    Но дело, разумеется, не только в прямом совпадении смысла реплик - драматические произведения о Петре и Иване Грозном сближаются между собой и в особенностях центрального конфликта: и тут и там в центре внимания борьба царя-самодержца с боярской оппозицией. Бояре противопоставляют сильной личности царя-самодержца слабого и безвольного человека, который должен быть послушным исполнителем воли тех, кто его подталкивает к трону. Таковы царевич Алексей и Владимир Старицкий.
    В драматических произведениях 20-40-х годов, посвященных изображению государственной преобразовательной деятельности Ивана и Петра I, писатель сосредоточил внимание на выдающейся личности, берущей на себя всю полноту социальной и нравственно-психологической ответственности во имя государственного величия. При этом Толстой отмечает, что оба государя получили поддержку со стороны демократических слоев. Иван IV слышит: “Батюшка, не тужи, надо будет,- мы поможем”. А на призыв Петра I: “Порадейте, товарищи...”, Федька отвечает: “Порадеем...”
    При всех достоинствах рассматриваемых пьес: живость диалогов, богатство языка, свободного от отяжеляющей архаики и вместе с тем воссоздающего аромат старины, есть в них общий недостаток - ослабленность, сглаженность драматического конфликта при изображении отношений царя и народа. В пьесе “Петр Первый” эти отношения идиллические, о чем говорилось и в критике тех лет. Окончательный вариант пьесы (а было три редакции) завершается на высокой мажорной ноте: заключен мир, царь-преобразователь предстает в ореоле имперского величия - единодержавный победитель на суше и на море, отец нации, наследник военной славы предков и ее продолжатель.
    Творческая история пьес о Петре свидетельствует о том, что путь писателя был нелегким, привел к значительным художественным потерям. Но еще более сложной оказалась реализация замысла пьесы об Иване Грозном. Сталин дал сигнал к безудержному прославлению царя Ивана IV. В таком социально-историческом контексте и соответствующей нравственно-психологической атмосфере Малюта Скуратов и его “товарищи по работе” оказывались эталоном государственной целесообразности.
    Тотальное прославление Сталина требовало патетического изображения палачей и профессиональных убийц из ближайшего окружения Ивана IV и в первую очередь Малюты Скуратова. Беззакония сталинского времени обосновывались с помощью исторических аналогий. Не принимая репрессий как человек, в качестве драматурга он несколькими годами спустя, уже в дни войны, сделал попытку обосновать их целесообразность. Для этого и понадобился образ Малюты Скуратова, служащего царю не за страх, а за совесть.
    Конечно, художник волен спорить и с приговорами истории, с литературной традицией, но не должен идти против совести, как это сделал Толстой.