ЭНЕЙ - герой эпоса П.Вергилия Марона «Энеида», опубликованного посмертно (19 г. до н.э.), сын Венеры и троянского героя Анхиза. По преданию, спасшемуся с немногими товарищами после гибели Трои Э. суждено стать родоначальником народа, которому будет обязан своим происхождением Рим; для этого ему, го-’ нимому Юноной, необходимо было приплыть в Италию и выдержать многочисленные сражения с местными племенами. Первая часть, посвященная его странствиям, испытывает сильное влияние «Одиссеи», вторая - сражения вокруг Рима - «Илиады». Застигнутого бурей Э. судьба приводит в Карфаген, где он рассказывает царице Дидоне о постигших его несчастьях. Слова, которыми он начал свою речь: «Ты, царица, велишь обновить несказанное горе», стали одним из самых знаменитых латинских афоризмов; их повторяет у Данте граф Уголино. Вторая песня - описание последней ночи Трои - благодаря высокому трагическому пафосу и яркости деталей принадлежит к наиболее знаменитым частям эпоса; ее переводили Шиллер, Жуковский. Венера, желая оказать помощь Э., заставляет карфагенскую царицу полюбить его всем сердцем; Э. готов уже отдаться страсти и забыть о своем долге, но Юпитер через Меркурия напоминает о нем: Э. покидает любимую, которая с горя бросается на меч и, умирая, предсказывает непримиримую вражду между Римом и Карфагеном. Э. на обратном пути видит пылающий над городом ее погребальный костер. Прибыв в Италию, он спускается в подземное царство, как Одиссей у Гомера, и получает у Анхиза пророчество о будущем величии Рима. Он хочет поговорить с Дидоной, но она в негодовании бежит от него. Прибыв в Лаций, Э. заключает союз с царем Латином и добивается от него согласия на брак с его дочерью Лавинией. Однако Юнона, пользуясь тем, что Лавиния обручена с доблестным Тур-ном, царем ругулов, восстанавливает против него местные племена и кладет начало войне. Э., опираясь на доблесть троянцев и на своих новоприобретенных этрусских и аркадских союзников, одерживает победу над своими будущими верными друзьями и убивает Турна в единоборстве (он был уже готов пощадить его, но, как Ахилл не мог простить Гектору смерти Патрокла, так и Э. отвергает мольбы Турна, увидев на нем доспех аркадского царевича Палланта). Этим эпизодом завершается эпос. Бремя оказывается почти непосильным для героя: несмотря на то что все должное исполнено, он советует сыну Иулу брать пример с отца в доблести, но не в счастье. Образ Э. у Вергилия обладает поистине трагическим звучанием. Сам поэт постоянно подчеркивает его благочестие и вопреки мифологии делает его едва ли не первым из троянских героев, равным божественному Гектору (чего, естественно, нет у Гомера). Однако брошенная возлюбленная делает положение Э. слишком уязвимым: если Данте понимал его именно так, как хотел Вергилий, лишь более широко - в католическом духе - толкуя миссию основателя Рима, то Ж.-Ф.Лагарп, один из ведущих критиков французского классицизма, высоко ценя эпос Вергилия, все же пишет: «Безусловно, благочестивый Э. не заслуживает ни малейшего обвинения; он безупречен на всем протяжении поэмы, но, ни разу не будучи одушевлен страстью, он не пылает душой, и холодность его характера распространяется на все произведение». А.А.Ахматова, например, любила говорить: «Ромео не было, Эней, конечно, был», подчеркивая этим, что верные возлюбленные - большая редкость, но зато часто встречаются предатели в любви. (Интересна апология П.А.Катенина.) Влияние образа Э. на позднейшую литературу далеко уступает влиянию самого эпоса, а последнее сказывалось только в кругах, получивших классическое образование и ценящих латинскую культуру (таковые характерны прежде всего для Франции и Италии). В России это влияние чувствуется у поэтов XVIII - начала XIX в. (так, Херасков в «Россиаде» и Катенин в «Андромахе» цитируют близко к тексту знаменитый сон Э., в котором Гектор говорит ему о неизбежности падения Трои и необходимости бегства). Позднее под влиянием германской традиции установилось неприязненное отношение к латинской культуре (одним из наиболее решительных проводников которого был Белинский), и эпос Вергилия стали считать совершенно искусственным, безжизненным произведением, а образу Э. отказывали в цельности. В середине века под эту неприязненную оценку был подведен научный фундамент, объяснявший все эти недостатки ложной концепцией эпоса у Вергилия (такое мнение распространилось и на знаменитых итальянских поэтов - Тассо и Ариосто). Эти концепции были отброшены в эпоху символизма (Брюсов, переводчик Вергилия, написал несколько оригинальных стихотворений, посвященных Э., причем понимал его образ так, как того хотел римский поэт). В позднейшие времена (вплоть до наших дней) чтение Вергилия стало уделом очень немногочисленного круга людей.

Лит.: La Натре J.-F. Ьусбе ou Cours de la litterature ancienne et moderne. Paris, 1819; Катенин П.А. Размышления и разборы. Статья III // Катенин П.А. Размышления и разборы. М., 1981; Hacker Th. Vergil, Valter des Abendlands. Leipzig, 1931; Biichner K.P. Vergilius Maro. Der Dichter der Romer. Stuttgart, 1957; Ошеров С.А. История, судьба и человек в «Энеиде» Вергилия // Античность и современность. М., 1972; Гаспаров М.Л. Вергилий - поэт будущего // Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1979.

2) Герой поэмы-травести П.Скаррона «Перелицованный Вергилий» (1648-1652). Создав пародийный образ Э. и других персонажей Вергилия, Скаррон почти исчерпал жанр бурлескной поэмы. Это объясняется блистательным актерством и неистощимым остроумием французского поэта, который отнюдь не был новатором: его непосредственным предшественником является Джован-Батиста Лалли, написавший «Энеиду наизнанку» в 1633 году, а само слово «бурлеск» происходит от итальянского «бурла» (злая шутка). Скаррон использовал два комических приема: анахронизм и снижение. Полностью сохраненная сюжетная линия Вергилия расцвечена деталями совершенно иной эпохи: Анхиз носит очки, Э. в результате брака с Лавинией получает пятнадцать тысяч ливров ренты, Дидона в ярости обзывает сбежавшего возлюбленного «швейцарцем» и т.д. Характер Э. также не претерпел особых изменений, но Скаррон довел до абсурда такие его черты, как покорность року, тщеславие, слезливость и вера во всевозможные приметы. Идеальный герой превращается в посмешище: внешне представительный и хорошо воспитанный, Э. чинно исполняет самые нелепые обряды, совершает массу глупостей, всячески увиливает от реальной опасности, ревет белугой по любому поводу и вечно попадает впросак. Подобное отношение к классическому наследству получило неоднозначную оценку у современников - от резкого неприятия до восторженных похвал. У Скаррона возникли впоследствии свои подражатели. Мода на травести не обошла славянские страны: в XVIII веке О.Котельницкий пишет «Энеиду», «вывороченную наизнанку», а в начале XIX века появляется прославленная «Энеида» украинского поэта И.Котляревского.

Лит.: Junker H.P. Paul Scarron’s Virgile travesti. Oppeln, 1883.