Реферат студента 244 группы ф-та (ЕНФ)

Новикова Бориса Юрьевича

Министерство образования Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Санкт-Петербургский государственный институт точной механики и оптики

(Технический университет)

Гуманитарный факультет

Кафедра культурологии

Санкт-Петербург

2000

I. Введение

Работы известного профессора Ленинградского университета, специалиста по русскому фольклору Владимира Яковлевича Проппа (1895-1970), созданные им в первой половине и середине ХХ века, считаются одними из наиболее значительных по вкладу в развитие отечественной фольклористики. Я немного интересуюсь русским фольклором и мне давно хотелось ознакомится с ними. Эти фундаментальные исследования доступны даже читателям не имеющим специальной филологической подготовки. Они исследуют не только фольклор, его жанры и проявления в обрядах и ритуалах, но и его значение для народа, его поэтику, его влияние на современную культуру. Книга В.Я. Проппа «Русский героический эпос» – первая и остающаяся до сих пор единственной монография, посвящённая русским былинам. Она впервые появилась в 1955 г., второе исправленное издание вышло в 1958 г. Уже увидели свет труды ученого «Морфология сказки» (1928 г.) и «Исторические корни волшебной сказки» (1946 г.), повлиявшие на характер этого исследования. Автором рассмотрены все многообразные сюжеты, так что возможно использовать книгу в качестве справочника по эпосу. Каждая мысль сначала формулируется, а затем развивается и доказывается. Наиболее важные суждения дублируются. Педагогический опыт позволил В.Я. Проппу наиболее четко организовать разделы и темы, изложить факты и их анализ доступным и живым языком. Читатель не утомляется излишними подробностями, но и не остаётся без многочисленных ссылок и пояснений. Упорядоченный материал и описание методов его обработки убеждают в правильности сделанных автором выводов. Монография «Русский героический эпос» получила первую университетскую премию. В дальнейшем рассматриваться будет именно она, все ссылки, кроме специально оговоренных, будут относится к указанному в списке литературы изданию.

II. Главная часть

II-1. ВЗГЛЯДЫ РАЗЛИЧНЫХ УЧЕНЫХ НА РАБОТЫ В.Я. ПРОППА

После выхода труда «Русский героический эпос» возник импульс к полемике по многим вопросам эпосоведения. Главный спор у В.Я. Проппа развернулся с Б.А. Рыбаковым, влиятельным в фольклороведческой среде сторонником исторической школы (Рыбаков Б.А. Исторический взгляд на русские былины // История СССР. 1961. № 5. Стр. 141-166; № 6. Стр. 80-96; Пропп В.Я. Об историзме русского эпоса (ответ акад. Б.А. Рыбакову) // Русская литература. 1962. № 11. Стр. 98-111; см. также: Об историзме русского фольклора и методах его изучения // Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998. Стр. 185-208). Учёные Б.Н. Путилов, Ю.И. Юдин и И.Я. Фроянов развивали и дополняли идеи В.Я. Проппа. В дальнейшем возникла тенденция как применять в анализе былинного сюжета методику учёного, так и выявлять историческую основу былины. При исследовании былин современные фольклористы ведут научный поиск, неизменно используя достижения В.Я Проппа.

II-2. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ АНАЛИЗА

В своём труде «Русский героический эпос» В.Я. Пропп проявляет талант исследователя и навыки педагога. Прежде чем приступить к рассмотрению материала автор определяется с самим предметом изучения. Наиболее решающими признаками эпоса он считает, конечно, героический характер его содержания, а также музыкальную форму исполнения, стихотворную и особую метрическую структуры. Важным для него здесь является отделить собственно героический эпос как от некоторых прозаических жанров, например, сказки и некоторых видов старинной повести, так и вообще от произведений былинного стихотворного размера, таких как эпические духовные стихи, песни балладного и скоморошного характера. Также от былины отделяются тесно связанные с ней исторические песни, причем автор встаёт здесь в оппозицию господствующим в то время исторической и неоисторической школам [см.: стр. 6-12]. Сторонники этого направления стремились обнаружить в былине отражение конкретного исторического события и отыскать для её героев исторические прототипы. При этом общий замысел песни и её основная идея не принимались во внимание. Отсюда следовали неправомерные и развенчанные попытки вывести былинных персонажей из летописных, соотнести появление эпоса с образованием Киевской Руси, приписать авторство былин не народу, а дружинной верхушке. Автор против этого решительно возражает. Он сам стоит на том, что эпос, часть фольклора, является исключительно народным творением, выражает народные идеалы и потому хранится в народной памяти. С этой точки зрения учёный удачно объясняет практически все былинные сюжеты, лишь в редких случаях прибегая к ссылкам на идеологическое либо авторское влияние.

После установления области рассмотрения В.Я. Пропп исследует вопросы эпической методологии в дореволюционной и советской науке. Он показывает несостоятельность большинства из направлений, пытается акцентировать внимание на необходимости изучения эпоса без отрыва от исторической либо художественной сторон. Большое внимание уделено заслугам русских революционных демократов (Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского и, особенно,  В.Г. Беллинского, автора многих статей о народной поэзии), а также А.М. Горького. Это, несомненно, связано с обстановкой борьбы против космополитизма и шовинистическим распространением идей превосходства и самобытности всего русского, характерными для времени создания монографии. Конечно, непререкаемые и упоминаемые при любой возможности мнения К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и др. социальных демократов также обусловлены не ориентацией В.Я. Проппа, а господствовавшей идеологией. Сам автор настаивает на определении идей былин, для чего нужно правильно понять их, вникнуть во все детали. Он изучает и сопоставляет различные записи для выдачи полной картины сюжета. Здесь он не составляет сводный вариант и не выявляет наиболее часто встречающиеся варианты, не ищет районных отличий, а анализируя авторские добавления и переделки, вносимые с течением времени, старается проявить тот смысл, который был вложен первоначально. Получившаяся картина может быть не подтверждена ни одним из конкретных вариантов былины, но всегда позволяет выявить коллективный замысел народа. Многообразные записи по отношению к этому замыслу – лишь частные художественные случаи его воплощения. В.Я. Пропп видит былину, отражающей вековые идеалы народа, её создание относится ко всем столетиям, в течении которых она шлифовалась и приобретала новые либо теряла старые черты. Он отрицает мифологизацию эпосом истории народа, ведь напротив, эпос в своём развитии отбрасывает пережитки мифологии. Процесс взаимоотношения эпоса и истории мыслится им зависимым не от событий, а от различных эпох. Именно в этом направлении он и ведёт своё исследование [см.: стр. 12-28].

Несомненным плюсом является вынесенная в приложения краткая справка об анализе каждой из рассматриваемых былин другими исследователями [см.: стр. 558-591]. В том случае, когда литературы по данной песне слишком много, чтобы упомянуть её всю, автор отбирает наиболее значительные работы. Он выделяет работы, с которыми полностью не согласен, оставляя остальные без комментариев.

II-3. ОСОБЕННОСТИ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА РАЗЛИЧНЫХ ЭПОХ

Первобытно-общинный строй. В.Я. Пропп убеждён, что героический эпос начал формироваться задолго до начала феодальных отношений. Поскольку прямых следов существования такого явления нет, он приводит в пример многочисленные народы, населявшие территорию СССР, которые задержались в развитии на уровне разложения первобытно-общинного строя. Все они имеют героический эпос. Применяя метод сравнения учёный выявляет в эпических песнях народов Сибири и Крайнего Севера развитие эпоса из мифологии; переход героических деяний от борьбы за семейную ячейку (лиричные чувства не играют роли) до защиты родного народа или сражений против угнетателей; преображение стихийных хозяев во враждебных чудовищ; общий для всех героев высокий моральный дух и готовность забыть свои интересы для общего блага (часто они являются вождями); гиперболизированность внешнего вида и действий героев и их врагов. Эпос свидетельствует о начавшейся борьбе за новое общественное устройство: так семья есть фактор, разрушающий родовые отношения, а рыцарство героя это не признак прошлого, где поддержка подразумевалась сама собой, а реакция на возникновение классового неравенства и эксплуатации. В русском же эпосе коллизии героя в различных мирах заняли место в волшебных сказках, не сохранившись в былинах. Героические тексты отражают идеалы, которые лежат в будущем, стремления эпохи. В этом залог их долголетия. Сделанные выводы применяются автором в изучении русского эпоса, давая возможность выделить наиболее древние его элементы, что облегчает возможность рассмотреть его развитие. Автор выявляет весьма интересную особенность русских эпических песен. В то время как внешняя форма песен других народов многосоставна и сюжет развивается не за счёт усложнения, а присоединением новых, одинаковых звеньев, русские былины по существу односоставны и монолитны. Лишь песни о Садко и о Потыке сохранили черты былой многосоставности. Возможное слияние двух сюжетов в один (контаминация), по мнению В.Я. Проппа, это вторичное явление, а простота, краткость и неделимость есть результат длительного совершенствования эпоса [см. подроб.: стр. 29-58].

Киевская Русь и период феодальной раздробленности. Эпос Киевской Руси не рассматривается как продолжение эпоса, сложившегося в эпоху родового строя. Государственные отношения потребовали не развития прежних идей, а утверждения новых, поэтому в эпосе прослеживаются не остатки старого в новом, а конфликт мировоззрений, принадлежащих этим двум всегда противоборствующим временам. Зародившись ещё в общинном строе, традиции не прерывались. Старые сюжеты сохранялись, но наполнялись новым содержанием. Часть из них была использована и переработана с целью утверждения идеалов молодого государства, часть приобрела полусказочный характер. Такое столкновение идеалов прослеживается в древнейших русских былинах, былинах эпохи Киевской Руси [см. подроб.: стр. 59-61].

Весь русский эпос В.Я. Пропп рассматривает как один Владимиров или киевский цикл, а не областные эпосы. Однако к Владимирову циклу принадлежат далеко не все былины. Часть былин сформировалась ещё до образования Киевской Руси, а содержание их не поддавалось процессу циклизации. Таковы, например, былины о Волхе и Святогоре. Другие создавались уже после того, как образование цикла закончилось. Это, например, былины о набеге литовцев или о Хотене Блудовиче, появившиеся в московский период. Некоторые, носят полусказочный характер и отражают более узкие идеалы, чем интересы государства. Среди них, например, былина о Глебе Володьевиче или о Соломане и Василии Окуловиче. Наконец, в цикл не входят былины ярко местного характера, как новгородские. Автором отрицается концепция разделения былин на два цикла: на киевский и на новгородский. Картина бытования и распространения былин на современном ему Севере показывает всеобщую известность основных героев и сюжетов, да и отражаемые в былинах общенациональные идеи вряд ли могли волновать только жителей какой-либо конкретной области. Остальные же являются местными образованиями, не получившими широкого распространения [см. подроб.: стр. 66-69].

Развитие ранне-государственного русского эпоса автор делит на два периода: киевский и феодальной раздробленности, когда значение Киева стушевалось среди множества местных центров. В новых и переработанных старых песнях народ отразил напряжённую борьбу с иноземными захватчиками, создал образы героев-защитников отчизны. Былины Киевского или Владимирова цикла объединяются общим центром-Киевом, главе которого, князю Владимиру («Красно Солнышко»), служат богатыри. Образ Владимира двояк. От периода прогрессивного развития государства ему досталась роль народного вождя, классовое же расслоение позднее создаёт социальный конфликт между богатырями и князем, превратившемся в главу своего класса. Несколько иначе меняется второстепенный образ жены Владимира, княгини Евпраксии (Опраксы). От родового строя ей как женщине может достаться роль сподручницы врага, как, например, в былине об Алёше и Тугарине, в дальнейшем она наделяется чертами героической женщины, в частности, спасающей Илью Муромца от гнева мужа. Эпический Киев служил народу знаменем единства, хотя таковым не являлся. Богатыри из самых различных областей становятся героями эпоса только с момента приезда в Киев. Они служат Родине и всегда являются к стольно-киевскому князю добровольно. Удельные войны совершенно не отражены в русском эпосе, ведь они не были народными. Также не отражена и служба богатырей удельным князьям [см. подроб.: стр. 61-70].

Период централизованного государства. С созданием в Х в. нового мощного государства чаяния народа об объединении и национальной независимости сбылись. Прежние былины стали получать названия «старин», но они не забываются, а относятся к области героического прошлого. Воинские функции переходят к исторической песне. С нарастанием классового антагонизма на первый план выходят былины о социальной борьбе. Такие песни мы встречали и раньше, но теперь они теряют монументальность, выигрывая с тем в реалистичности, шире описывают быт и сословия, классовые конфликты становятся основной темой. Новую роль начинают играть женщины, возникают их новые положительные образы. Типы могучих богатырей останавливаются в своём развития, переставая входить в новые песни. Былина начинает сближаться с балладой, но дух её остаётся героическим [см. подроб.: стр. 369-374].

Новое время (капитализм). При капитализме активное развитие эпоса прекращается. Его географический ареал сокращается от некогда повсеместного распространения до глухих районов Севера. В.Я. Пропп спорит с многочисленными теориями, ищущими причины этого вымирания, везде отстаивая творческую самостоятельность народа. Угасание эпоса он объясняет общественными отношениями и противоречиями, сложившимися в новое время, а его сохранность частными причинами, встречающимися на Севере: замедленным проникновением эксплуатации, специфическим трудом крестьянства и природными особенностями [см. подроб.: стр. 505-510]. С середины ХIХ в. наука заинтересовалась былинами. Только от тех пор можно судить об исполнительстве былин. Автор деликатно подходит к определению роли исполнителя при пении былины. Исследуя степень и характер талантливости певца можно установить роль отдельных певцов и роль всего народа в создании эпоса [см. подроб.: стр. 510-516]. Большое внимание уделено и поэтическому языку былин : его богатству, выразительности, точности описаний, ритму. В былинах отразились ласковые отношения народа к защитникам-богатырям, ненависть к захватчикам, восхищение красотой родной земли, представления об очень многих актуальных для народа вещах [см. подроб.: стр. 516-540]. Вообще говоря, умирание эпоса В.Я. Пропп связывает с исторически закономерным переходом к новым формам народного творчества [см. подроб.: стр. 540-545].

Советское время. Экспедиции советских учёных показывали не только существование эпоса в последнем его оплоте, русском Севере, но и постепенное прекращение эпической традиции [см. подроб.: стр. 546-548]. Тем не менее можно говорить о новом былинном эпосе. Эту проблему автор обсуждает на примере знаменитой певицы М.С. Крюковой. Её талант был обнаружен в 1934 г. В советское время она фактически являлась единственным исполнителем сознательно посвятившим себя не только сохранению уже имеющегося наследия, но и созданию песен с качественно новым содержанием. Новые темы Крюкова создаёт сама на материале старых былин и сказок, черпает из художественной, научно-популярной литературы и СМИ. Она преодолела замкнутость старого эпоса, но предметом воспевания так и не стала жизнь её современников. Новое содержание плохо укладывалось в старые формы, зачастую влияющие на передаваемую информацию. Былинная форма эпоса отжила своё, она вошла в наследие национальной культуры. Эпос продолжает своё существование в другом виде, его лучшие достижения оказывают влияние на героические поэзию и литературу традиции [см. подроб.: стр. 549-557].

II-4. АНАЛИЗ БЫЛИН

Все рассматриваемые В.Я. Проппом былины разбиты им по тематическим группам на основе как эпохи, идеалы которой она отражает, так и главной темы. Внутри группы они располагаются в условно-хронологическом порядке, начиная с тех, которые содержат наиболее древние элементы или прослойки.

Былины периода Киевской Руси и феодальной раздробленности. Прежде чем приступить к киевскому циклу автор исследует сохранившихся древнейших героев [см.: ч. 2, гл. II], образы которых сложились столь задолго до образования государства, что притянуть их к новой идеологии оказалось затруднительно. В их число он помещает Волха (или Вольгу Всеславлавича или Святославовича) и Святогора, несущих на себе не только первобытные воззрения, но и отвергаемые новым временем художественные приёмы. В рассказах о Волхе сохранились древнейшие тотемистические и магические представления. За его заграничным походом для обороны Киева проглядывает воспеваемый хищнический набег первоначально в поисках охотничьих угодий, а позднее с целью угона скота. Сочетание старого и нового, фантастичного и мнимо-историчного тем не менее не помогли эпической песне о нём сохраниться и она принадлежит к наиболее редким в русском эпосе. Впоследствии образ Вольги используется как чисто отрицательный и противопоставляется Микуле Селяниновичу [см. подроб.: стр. 70-76].

В отличии от Волха, образ Святогора очень популярен, хотя также заметно стёрт. Его основные черты – громадные сила и величина – характерные для первобытного эпоса, не так важны в новое время как способ применения этой силы. Он не может совершить подвиг, сила Святогору в тягость, и не только ему. Оба связанных с ним эпических сюжета – о сумочке Микулы и о приготовленном гробе – связаны с гибелью героя. Смерть Святогор несёт в себе. Время хтонического мироупорядочения прошло, нужен упорный труд освоения и судьба посылает ему если не гибель, то вечный сон [см. подроб.: стр. 76-87].

Сватовство героя представлено в русском эпосе в разнообразных вариантах [см.: ч. 2, гл. III]. В таких былинах сталкиваются героизация самого сватовства и отвергание такой героизации государством. Интересно, что женщина в них если не богатырка, то практически всегда колдунья либо существо нечистой силы. Гибелью последних народ поддерживает здоровые семейные устои. В дошедшей до нас былине о Садко главным мотивом является конфликт человека из низов и не принимающими его социальными верхами. Песня есть новгородское творение, она полна ярких жизненных реалий, но вместе с тем сказочно-фантастична. Её уникальная особенность – многосоставность. В первой части бедному гусляру Садко морской царь, стихийный хозяин, помогает разбогатеть, перейти в более высокие социальные слои. Вторая – уже полностью реалистична. Садко пытается утвердить себя на равных в среде высшего купечества, вступает с ней в конфликт, но понятно, что он конфликтует с великим Новгородом и победителем остаётся город. В наиболее архаической третьей части герой преодолевает соблазн брака с морской царевной ради родного Новгорода. Реальный мир одерживает победу над мифическим [см. подроб.: стр. 87-111].

Другая многозвеньевая и местами ещё более архаичная былина – песнь о Михайло Потыке. По сюжету она одна из самых сложных, а для меня и одна из самых интересных. Марья лебедь белая, явившись отлучившемуся из Киева Потыку, предлагает себя в жены и запросто вступает с ним брак, ставя условие: по смерти одного из супругов похоронены будут оба. Вскоре Михайло ложится с ней в могилу, но находит способ её оживить и вернуться сам. Обман позволяет Марье совершать ещё несколько попыток его убить, причём тогда, когда она уже изменила ему. Нечестивый брак на чужой всеми осуждается, но тем не менее именно благодаря людской и высшей помощи Потык после всех перипетий остаётся в живых. Борясь за свою жену, он совершает не подвиг, а доходит до позорного падения. Очарованный колдовской страстью, один Михайло не в состоянии понять инфернальную природу избранницы. Для русского эпоса мотив женитьбы перестаёт быть героичным, против него ведётся борьба [см. подроб.: стр. 111-128]. Лично мне в этой былине в образе Марьи видится развитие понятия о нечистой силе, слившегося с противопоставлением русского иноземному, а не просто враг. Она избирает мужем Потыка, чтобы использовать его как шанс ожить, но когда потом Марья пытается избавиться от Михайло, он не умирает. Время таких как она кончилось. Нечистая сила имеет на человека влияние, но не может построить его судьбу как ей угодно.

Иван Годинович сознательно ищет себе невесту-иноземку. Она же при первой возможности предпочитает предать киевского богатыря чтобы вернуться в языческий мир. Народ не позволяет погибнуть русскому богатырю от рук чужаков, даёт ему возможность отомстить, уничтожив тем враждебную нечисть, но вместе с тем насмехается над ним [см. подроб.: стр. 128-136].

Драматичная и высоко художественная былина о Дунае и Настасье недаром считается одной из лучших в русском эпосе. В этой песне источником всех зол является гордый и отбившийся от Киева богатырь, а не его чужеродная супруга, и он в своём позоре не достоин народной жалости. Дунай, ранее находившийся на службе у зарубежного короля, едет к нему за его дочерью, невестой для князя Владимира, которую забирает силой. На пути обратно, он сталкивается в бою с воительницей, побеждает её, но в последний момент узнаёт в богатырке другую дочь своего прежнего хозяина, с которой долго находился в близких отношениях. Двойная свадьба по законам эпоса омрачается конфликтом. Хвастовство Дуная своей силой (настоящий богатырь скромен) приводит к состязанию в стрельбе между ним и Настасьей, указавшей ему допустимую степень вежливости и настоящую цену богатырю. Обозлённый неудачами Дунай убивает жену, зная, что она беременна, а когда, распластав её чрево, видит чудесного младенца-будущего великого богатыря, то бросается на копьё рядом с трупом [см. подроб.: стр. 136-156].

Эпическая песнь о Козарине носит полубалладный характер и лишь по мотиву спасения женщины может быть отнесена к былинам о сватовстве. Благородный по характеру и отвергаемый родной семьёй герой спасает из рук татар, играющих здесь роль похитителей, а не завоевателей, девушку, которая оказывается его сестрой. Вернув в семью её он вновь отправляется в чисто поле. Русский герой не ищет подвигам одобрения, а совершает их потому, что он не может поступить иначе [см. подроб.: стр. 156-169].

Идиллическая былина полностью балладного характера о Соловье Будимировиче тоже относится к области эпоса. После постепенного снижения чуждости невесты от представителя нечистой силы до русской колдуньи (см. ниже былину о Добрыне и Маринке) закономерно появилась песня о счастливом замужестве героя. Счастливая былина, тесно связанная с обрядовой свадебной поэзией, завершает большую ступень русского эпоса, давая дорогу для развития других форм героических песен [см. подроб.: стр. 169-181].

Группа былин о борьбе героя с чудовищами (см.: ч. 2, гл. IV) объединяет имена любимых народных богатырей. Облик врага менялся в зависимости от реальной исторической борьбы русского народа. Самая распространённая в русском эпосе былина о Добрыне и Змее сталкивает наиболее культурного и дипломатичного богатыря с ярким художественным воплощением природных стихий. Первый бой со Змеем у Пучай-реки лежит вне киевского цикла и не может быть доведён до конца, чтобы, освобождая Забаву Путятишну по приказу её дяди Владимира, герой мог, сразившись со Змеем во второй раз, вывести из его логова на волю множество русских людей. Древний мотив похищения людей помогает превратить подвиг, совершённый по приказу князя, в подвиг по защите Руси. Отвергание Добрыней руки Забавы и особенности некоторых вариантов песни обращают внимание на скрытый антагонизм богатырей, народных героев, и высших слоёв [см. подроб.: стр. 181-208]. Эта конфликтность подчёркивается в русском эпосе неоднократно, а автор ввиду господствующих идеологических установок уделяет социальному противостоянию большое внимание.

Песня об Алёше и Тугарине очень близка к былине о змееборстве Добрыни. Однако, здесь жизнерадостный, остроумный и иногда не очень сильный герой при помощи смекалки расправляется с неуклюжим, грубым и невоспитанным противником, в котором фантастические черты частично вытеснены близкими к реальности. Враг нагло расположился в палатах Владимира, он вызывающе ведёт себя и вольно держится с княгиней Евпраксией, демонстрируя их близкие отношения. Однако, никто не протестует (богатыри в это время отсутствуют). Это застаёт скромно пришедший Алёша. Он насмехается над непорядочным поведением Тугарина, вызывает его на бой и уничтожает позор пресмыкательства русского князя перед захватчиками [см. подроб.: стр. 208-227].

Центральная фигура русского героического эпоса – Илья Муромец. В нём народ сочетал беззаветную любовь к Родине, высшие моральные качества и уважительно выделяющую богатыря зрелость. В былине об Идолище, скорее всего происходящей от былины об Алёше и Тугарине, почти антропоморфное чудовище, несущее некоторые татарские черты, обкладывает Киев войсками, а само отправляется в княжеский дворец, где также безобразничает. Узнав о том от «калики перехожего», Илья спешит на выручку. Пришедший в одежде гонимых новым хозяином города нищих он без лишних прелюдий убивает врага. В другой существующей версии, когда Идолище обосновывается в Царьграде и запрещает там православие, ясно чувствуется более позднее церковное влияние. Хранящий эту былину народ сам насмехается над каликой-вестником и паломническим образом Ильи [см. подроб.: стр. 227-239].

Истории об исцелении Ильи Муромца и покорении им Соловья-Разбойника часто объединяются в эпическую песнь о первой поездке Ильи. В первом повествовании неизменны упоминания о крестьянском происхождении, долгой болезни Ильи от юношеских до зрелых лет и дарованная ему чудесными странниками богатырская мощь. Архаичный сюжет здесь приобретает реалистические черты. Народ приближает своего любимого героя не только к мыслимому идеалу, но и к самому себе, к реальности. Во втором – Илья, едущий служить Родине в Киев, уничтожает враждебное войско под Черниговом, пленяет Соловья-Разбойника, перегораживавшего своей заставой прямоезжий путь, и уничтожает его нечистый выводок. По пути он мостит болота и расчищает от леса заброшенную дорогу. Его главная заслуга в прокладывании пути на Киев. Раздробленная Русь начинает объединятся. Уже при первой встрече видна конфликтность между Ильёй и Владимиром, которая в дальнейшем будет только нарастать. Князь и боярство выставляются в смешной вид, когда пытаются отдать приказания гордому, но более чем Владимир понимающему роль Муромца Соловью [см. подроб.: стр. 239-260].

Сказка более древний жанр чем былина, она сохраняет в себе многое из доисторической старины. Эпос усложняется и отбрасывает либо преображает то, что не соответствует повышающимся требованиям. Однако, существует группа былин, которые очень близки к сказке. Они не типичны для героического эпоса, часто носят личностный и развлекательный характер, но тем не менее из-за наличия героических мотивов В.Я. Пропп исследует и их [см.: ч. 2, гл. IV]. Один из наиболее интересных сюжетов – битва Ильи Муромца со своим сыном. Временный брак Ильи с побеждённой им «поленицей» и покидание им беременной жены наиболее архаичны. Вместе с тем их сына дразнят сверстники и он отправляется мстить за бесчестье матери. Муромец сталкивается с сыном как с нарушителем границы, узнаёт его и вводит в круг богатырей. Но когда тот вновь пытается убить отца ночью, Илья без колебаний убивает вдвойне изменника [см. подроб.: стр. 263-266].

В былине о трёх поездках Ильи герой от распутья трёх дорог следует в направлениях, где согласно подорожному камню его ожидают смерть, женитьба и богатство. Спокойное избрание им первой дороги и уничтожение подстерегающей там опасности близки к героическому эпосу, остальные же приключения носят сказочный и церковный характер [см. подроб.: стр. 260-270].

Песня о Добрыне и Маринке мне нравится. И так имеющий высокие моральные качества богатырь предстаёт нравственно совершенно чистым, а вредящая ему колдунья – соблазнительной чаровницей. Маринка, пытающаяся соблазнить героя, вызывает в его целомудренной душе только отвращение. Тогда злая волшебница привораживает его, а когда тот, измученный колдовскими силами, против воли приходит к ней, превращает его в тура. Мать Добрыни, которая сама иногда чистая чародейка, способствует спасению сына, а он, согласившись на символический брак с Маринкой, на правах мужа жестоко расправляется с врагиней [см. подроб.: стр. 270-279].

Былина об отъезде Добрыни и неудавшейся женитьбе Алёши относится к самым распространённым в русском эпосе. Ввиду долгого отсутствия Добрыни его жена собирается выйти замуж за Алёшу, принесшего весть о смерти её мужа, когда Добрыня возвращается невредимым и Алёша остаётся в неудобном положении. Интригующий конфликт двух очень различных по темпераменту героев, объединённых защитой Родины, не может приобрести характерную для эпоса мрачную кровавую развязку. Древний сюжет приобретает в финале шуточную окраску, богатыри мирятся, а женщина прощается. Эта песня давала многим учёным возможность пытаться изобразить Алёшу Поповича в отрицательном и безнравственном виде, в качестве прельстителя честных женщин, хотя единственное в чём можно обвинить его здесь – ложная весть. Вообще говоря, в эпосе Алёша предстаёт темпераментным и озорным, но не никак аморальным. Князь Владимир же, в некоторых вариантах принуждавший жену Добрыни к браку, резко осуждается [см. подроб.: стр. 279-288].

Былины об отражении татар. Тяжёлоё иго монгольских завоевателей, затруднившее развитие Руси, одновременно способствовало новой ступени развития русского эпоса, появлению ряда патриотических былин, воспевавших военное свержение гнёта. Песни наполнились новым идейным содержанием, приобрели новые художественные черты и порвали-таки со старинными традициями. Единственным содержанием былин надолго стала тема борьбы за независимость, честь и свободу Родины [см.: ч. 3]. В песне о бунте Ильи против Владимира мы видим как будто противоречие основной идее русского эпоса, служению Киеву, однако, здесь социальная разность богатыря из народа и богатого князя окончательно выливается в столкновение. Неприглашённый на пир Муромец приходит туда самовольно. Князь не узнаёт его, в очередной раз демонстрируя сколь мало он ценит все заслуги богатыря. Оскорблённый Илья демонстративно уходит и устраивает свой пир для всех бедняков. По навету бояр Владимир сажает его тут в погреб на голодную смерть. Иногда, это указание выполняется, в других вариантах Владимир вынужден примирится с героем и устроить пир специально для него или Илья и все богатыри покидают Киев. В любом случае в дальнейшем срамится князь, богатырь же торжествует. Былина эта демонстрирует как между народом и классовой властью перед нашествием татар раскрылась непреодолимая пропасть [см. подроб.: стр. 291-303].

Практически во всех былинах об отражении татар поётся о появлении татар под Киевом и разгоне их русскими войсками. Круг песен об Илье Муромце и царе Калине, органически связанных одна с другой, В.Я. Пропп рассматривает в совокупности [см.: ч. 3, гл. II, п. 2]. Это позволяет получить рисуемую народом картину нашествия шаг за шагом и выяснить глубокие народные устремления в каждой песне. Поэтический запев, открывающий одну из былин рассматриваемого цикла, повествует о знамение, предвещающем Киеву гибель. Так как это единственный случай встречи веры в знамения в эпосе, Киев отнюдь не погибает, а спасается и существует отдельная старина с аналогичным сюжетом на полностью религиозную тему, то автор со всеми основаниями видит здесь мотив необоснованно прикрепившийся к воинскому эпосу [см. подроб.: стр. 306-310]. Появление татар описывается с большой степенью историчности: громадные вражеские полчища, чёткая организация войска, единовластное командование, осадная тактика татар [см. подроб.: стр. 310-314]. Татарский посол, прибывший в Киев с ханским ярлыком, всегда ведёт себя вызывающе, подчёркивая ультиматумные условия сдачи и презрение к русским [см. подроб.: стр. 314-316]. Также историчны многие жестокие требования и угрозы татар [см. подроб.: стр. 316-318]. Владимир перед лицом надвигающейся опасности не предпринимает ничего для активной обороны города. Он молится, думает о сдаче города, о принятии татарских условий [см. подроб.: стр. 318-321]. Богатырей в это время в Киеве нет. Иногда они разъехались по делам, но чаще они в княжеской опале, о чём тот сожалеет [см. подроб.: стр. 321-322]. Главный защитник города, Илья Муромец, осуждённый на голодную смерть в погребе, стараниями княгини Евпраксии тайно снабжался пищей и теперь Владимир пытается уговорить его стать на защиту не властей, но Отечества. Богатырь соглашается, часто после расправы с боярами, виноватыми в наговорах [см. подроб.: стр. 322-326]. Трезво оценив силы врага [см. подроб.: стр. 326-327], Илья сам отправляется в стан к Калинину, где просит отсрочки и получает её [см. подроб.: стр. 327-328]. Поручив кому-либо укрепление города [см. подроб.: стр. 328-329], Муромец берётся разыскивать богатырей. Он находит их в ставке Самсона, новом лагере, где войны проводят свое время в праздности со времён опалы. Как ни странно для эпоса богатыри отказываются ехать. Но это желание возникает из-за близости к народной, а не княжеско-боярской Руси. Они нанесут удар в решающий момент [см. подроб.: стр. 329-331]. В опустевшем Киеве к Владимиру является молодой богатырь Ермак (не историческое лицо, а введённый в эпос за заслуги одноимённый персонаж) и просит разрешения сразиться с врагами. Не выполнив княжеские поручения, Ермак отправляется в богатырскую ставку. Муромец посылает его считать вражескую силу, но горячий Ермак бросается в бой и погибает. Этот исключительный в русском эпосе случай гибели богатыря есть следствие нарушения приказа Ильи [см. подроб.: стр. 332-334]. Бой всегда описывается кратко. Если богатырской поддержки нет, то Муромец бросается в бой один. Если она есть, он толково руководит распределением сил [см. подроб.: стр. 334-337]. Иногда Илью хитростью берут в плен и приводят к Калину, который пытается переманить богатыря на свою сторону [см. подроб.: стр. 337-338]. Вражеское предложение приводит Муромца в такую ярость, что он рвёт свои цепи и, размахивая первым попавшимся татарином и призвав наговорённой стрелой Самсона и других богатырей, окончательно добивает татар. Уходя, враг даёт клятву никогда не возвращаться [см. подроб.: стр. 338-339]. Наряду с окончательным разгромом врага бытует другой финал данной песни, называемый былиной о Камском (Мамаевом) побоище, или о том, с каких пор на Руси перевелись витязи. В одном его варианте, двое не участвовавших бою братьев начинают пустохвалиться и татары оживают, причём порубить живых мертвецов не представляется возможным, их число только увеличивается. Нездешнюю силу губит молитва, богатыри же расходятся по монастырям. Эта песня носит религиозно-церковную направленность, она обусловлена проповедями о смирении. В другом варианте, гордые своей победой богатыри сами бросают вызов «небесным силам». Ожившую силу они безбоязненно уничтожают. Характер этой былины, напротив, богоборческий, и он выражает народные мысли [см. подроб.: стр. 339-344]. Кроме этой песни о борьбе с татарами повествуют и основывавшиеся на ней многие позднейшие, например, былина о Василии Игнатьевиче и Батыге. Перед надвигающимся нашествием Владимир идёт в кабак просить помощи у единственного оставшегося богатыря Василия, который уже не первый год пьянствует и прогулял абсолютно всё добро. Опохмелившись, тот убивает наговорёнными стрелами приближённых Батыя, который шлёт требование выдать виноватого. В одном случае, богатырь сам едет во вражеский стан и, обманом заведя татарское войско в глушь, уничтожает его. В другом, совет бояр тут же выдаёт Василия. Теперь он действительно заключает договор с врагом, чтобы вести его против городских богачей, щадя всё-таки князя Владимира. Татары грабят город, не соблюдая договор, и Василий лично изгоняет их. Так или иначе враг истребляется, а бунтарские устремления крестьян ищут пути избавления от враждебных, хоть и опирающихся на народ верхов [см. подроб.: стр. 344-355].

Былина о Добрыне и Василии Казимировиче демонстрирует нам освободительную борьбу в других формах, когда нашествие завершилось длительным игом. Владимир посылает Батыю дань. За её доставку, недостойное богатыря дело, берётся верный слуга Василий, его сопровождает Добрыня, который и есть главный герой. Когда Батый испытывает героев, чтобы в качестве неудачи казнить их, Добрыня оказывается искусней татар. Войдя в раж при борьбе, он расправляется с татарским войском. Народ верит в победу даже под сильнейшим гнётом [см. подроб.: стр. 355-368].

Эпос эпохи образования централизованного русского государства. В былине о Вольге и Микуле главный герой – земледелец, что для русского эпоса необычно, хотя хранителем песен является именно крестьянство. Воин Вольга по пути к пожалованным ему в собственность князем городам встречает пахаря Микулу и приглашает его с собой. Вскоре выясняется, что оратай (пахарь, орать – пахать, орало – плуг) во всём превосходит богатыря: в богатстве одежды, в силе, в удали, даже его неприметная кобылка оказывается лучше, чем великолепный вольгин конь. Микула горд своей классовой принадлежностью и своим трудом. Такая песня могла сложится только тогда, когда крестьянство осознало своё значение. В лице Микулы оно возвеличивает себя [см. подроб.: стр. 374-387].

В данный исторический период Киев и Владимир теряют своё значение как символы единой Руси. Образ бывшего Красна Солнышка, главного представителя феодальной и социальной верхушки, окончательно развенчивается, причём социальная несправедливость изображается в эпосе как моральное зло, что помогало народу соответственно воспитывать себя [см.: ч. 4, гл. III]. Скрытая оппозиция богатыря и князя в былине о Сухмане кончается самоубийством героя, оскорблённого деспотичным поведением Владимира. Витязь отправляется на охоту за лебедью для княжеского стола. Такое поручение для богатыря есть добровольное изгнание или опала, если его посылает князь. Охота неудачна, как невозможны мирные отношения между антагонистами. На обратном пути у Днепра Сухман сталкивается с надвигающимися татарами и уничтожает всё войско. В бою он получает рану, что подготавливает трагическую развязку песни, которую закладывает маковым листочком. Рассказ богатыря о своём подвиге не воспринимается Владимиром всерьёз и героя ждёт наказание. Когда выясняется истина, Сухман гордо отвергает попытки примирения и, выдернув листочки из раны, истекает кровью, показывая, что для него лучше [см. подроб.: стр. 387-397].

В песне о Данило Ловчанине князь представлен прямым негодяем и преступником. Владимир ищет себе жену, а народу – государыню. Мишата Путятин подсказывает ему завладеть женой Данило Ловчанина Василисой, а того отослать на смертельное задание. Воин справляется с поручением, но на обратном пути сталкивается с войском, присланным из Киева для его убийства. Хотя Данило со слезами побивает всю русскую рать, он всё равно погибает от предательской руки Мишаты. Не медля, князь шлёт к Василисе сватов. Верная женщина, с тревогой отпускавшая мужа, просит прежде отвести её к телу Данилы и убивает себя над его трупом. Как и в предыдущей былине победа врага временна, будущее принадлежит героям [см. подроб.: стр. 397-407].

Хотя с новой тактикой войн, сложившейся после свержения ига, воинский эпос и уступал место исторической песне, тем не менее его затухание шло постепенно. В основе последней былины воинского содержания, былины о наезде литовцев, первоначально лежал характерный для эпоса мотив похищения женщины, но он впоследствии вытеснился патриотическими идеями. Племянники литовского короля, братья Ливики, вторгаются в пределы России с грабительско-разорительными целями. Также они похищают сестру князя Романа Дмитриевича. Князь гонится за ними со своей армией и разбивает иноземное войско. Хотя песня и полна архаических деталей, тем не менее речь в эпосе ведётся уже не об идеальных героях, а о живых людях [см. подроб.: стр. 407-418].

В это время ещё возникают позднейшие былины о сватовстве [см.: ч. 4, гл. IV], но борьба за невесту в них носит характер борьбы социальной. Песнь об Алёше Поповиче и Елене Петровичне очень растрогала меня. Братья Петровичи по прозвищу Збродовичи хвастают на пиру тем, что содержат в затворничестве свою сестру Елену. Алёша дразнит их, намекая, что видится с Еленой и она давно принадлежит ему. Гнев братьев обращается на сестру, которую они приговаривают к публичной казни. В их лице осуждается сам строй, позволявший такое угнетение. В последний момент появляется Алёша и увозит девушку, часто прямо в церковь. Здесь герой борется уже не с мифическими, а с человеческими чудовищами [см. подроб.: стр. 418-426].

В богатой разнообразными деталями былине о Хотене Блудовиче жених и невеста разъединены исключительно классовыми различиями. На пиру бедная Блудова вдова сватает у зажиточной Часовой вдовы, иногда даже родственницы Владимира, её дочь Чайну для своего сына-богатыря Хотена, часто об этом и не знающего. Часовая вдова только жестоко оскорбляет весь Блудов род. Хотен в ответ крушит двор Часовых, с угрозами повторяет сватовство столь же крутой нравом, как и её мать Чайне и вызывает на бой её братьев. После того как богатырь расправляется с сыновьями Часовой вдовы и с высланным против него войском, гордая мать Чайны сама предлагает свою дочь. Хотен отказывается, но по просьбе удовлетворённой унижением соперницы Блудовой вдовы соглашается, и песня заканчивается весёлой свадьбой [см. подроб.: стр. 426-441].

Вершиной эпических песен о социальной борьбе можно считать былины о бунте Василия Буслаевича против Новгорода и о его смерти [см.: ч. 4, гл. VI]. Я не совсем согласен с В.Я. Проппом, который считает, что Василий при всех его действиях не ушкуйник. По-моему, герой именно таков, хотя, конечно, на значении его образа это никак не сказывается. Василий с детства задирал детей богатых родителей, причём богатырская сила уже позволяла калечить их. Выросши, Василий набирает себе дружину, как и было разумней при жестокой внутриполитической борьбе Новгорода того времени. Его отборный отряд состоит из людей низших слоёв, ремесленного труда. Когда на братчине (пир, устраиваемый в складчину по церковным праздникам) разгорается драка и в неё втягивается вся дружина, Василий вызывает на бой весь Новгород. Мать запирает богатыря и пытается остановить конфликт, упрашивая противников сына отменить кровопролитие, на что те не соглашаются. Пока Василий прибегает на сражение его дружина успевает сильно пострадать. Отпустив её, он в одиночку защищается, разрушает дома богачей и побеждает старище-пилигримище, символизирующего старую систему. Идея «господина великого Новгорода» давно рухнула в народном сознании. Лишь мать останавливает разошедшегося богатыря [см. подроб.: стр. 441-464].

Не завершив конфликт, Василий не смиряется, а переводит его в новые формы. Он выпрашивает у матери благословение на поездку в Иерусалим на покаяние, а на самом деле, хотя и выполняет на месте внешние религиозные обряды, полон вызова потусторонним силам. Он пренебрегает пророчеством пнутого им черепа, иронизирует над предрекаемым за купание нагим в Иордане несчастьем и, когда находит камень, не рекомендующий прыгать через него, начинает развлекаться, нарушая запрет. Гибель его вызвана несвоевременностью борьбы. Трагизм в осознании разрушения старого уклада, но невозможностью пока это осуществить [см. подроб.: стр. 464-475].

Несмотря на резко сатирический характер былина О Дюке Степановиче и его состязании с Чурилой свободна от скоморошьего влияния, её действие подсказано высмеиванием зажиточного боярского сословия. Невероятно богатый щёголь Дюк прибывает в Киев показать себя. После того как посланный Владимиром на проверку Добрыня подтверждает громадное состояние хвастливого щапа (щёголь, пижон) начинается соперничество Дюка с главным пижоном Киева Чурилой в красоте одежды, в котором Дюк побеждает, но соперника всегда милует. Подобно всем героям эпоса Дюк Степанович наделяется наикачественнейшими вещами, однако, в отличии от богатырей, для которых качество служило признаком идеализированности и величия, у Дюка мы видим ненужную пышность и пижонскую демонстративность. Кольчуга и стрелы из дорогих материалов служат не ратному делу, а щёгольству. Утончённость Дюка даёт тому повод ругать недостаточность изысканности и простоту, богатство позволяет гордится и хвастаться. Киеву он самодовольно противоставляет свою страну и собственное хозяйство [см. подроб.: стр. 475-504].

III. Заключение

Главным содержанием песен В.Я. Пропп определяет борьбу за самые высокие идеалы народа и победу во имя их осуществления. Былины пропитаны патриотичностью и воспитательным духом. Народ вкладывает в эпос свои стремления, содержание песен настраивает его на высокий моральный уровень. Эпос отражает развитие и самоосознание народа. Учёный отвергает теорию об иноземном происхождении былин, подчёркивает связь эпоса с русской историей, с русской действительностью и бытом. Описания и реалии эпических песен историчны. Народ понимает эпос как часть своей истории. Былины есть признак гармоничной внутренней жизни и освободительных устремлений народа, борьбы за возможность жить независимо и быть счастливым.

Знакомство с монографией В.Я. Проппа «Русский героический эпос» доставило мне большое удовольствие. Я смог ознакомится с развитием эпоса с древнейших пор до наших дней, встречая ценные и очень подробные объяснения. Былинные сюжеты окрасились для меня высоким смыслом, позволяя почувствовать гордость за патриотичность и нравственность моего народа. Жаль, что автором не рассмотрена подробно мифологическая основа эпоса, вероятно, это вызвано нападками на предыдущие работы учёного, но приведённые им данные очень интересны сами по себе, а также необходимы при желании понять творческие устремления и идейные воззрения русского народа.

Список литературы

1) В.Я. Пропп «Русский героический эпос» (Собрание трудов В.Я. Проппа). Комментирующая статья Н.А. Кричниной. Составление, научная редакция, именной указатель С.П. Бушкевич. – М., 1999. – 640 стр.

2) Пропп В.Я. «Об историзме русского эпоса» // Русская литература. 1962. № 11. Стр. 98-111.

3) Пропп В.Я. «Поэтика фольклора» (статья «Об историзме русского фольклора и методах его изучения»). Стр. 185-208. – М., 1998.

4) Путилов Б.Н. «Перечитывая и передумывая Проппа» // Живая старина. 1995. № 3. Стр. 2-7.