Н. Бродский

В русской литературе буржуазная сущность европейского С. потеряла свой социальный смысл. Русское дворянство восприняло новый стиль европейской литературы как удобную форму для художественного выражения своих новых запросов. Начавшийся распад феодальных отношений толкал известную часть дворянства в сторону личных интересов, интимных переживаний. Назначение искусства теоретики нового направления видели в том, что оно «должно заниматься одним изящным, изображать красоту, гармонию и распространять в области чувствительного приятные впечатления» (1793, «Что нужно автору?» Карамзина). «Поэзия — цветник чувствительных сердец» — говорил Карамзин. Поэт — «искусный лжец», «находит в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону», «описывает те предметы, которые к нему близки и собственною силою влекут к себе его воображение», но это расширение круга явлений, подлежащих ведению поэта, сравнительно с поэтикой классицизма ограничено требованием: «молодому питомцу Муз лучше изображать в стихах первые впечатления  любви, дружбы, нежных красот природы, нежели разрушение мира, всеобщий пожар Натуры и пр. в сем роде» (из предисловия ко 2-й книжке «Аонид», 1796). В жанре элегии разрабатывались темы любви, дружбы, сельской натуры с нарочитым вкусом к «чувствительным» сюжетам. Меланхолия — «нежнейший перелив от скорби и тоски к утехам наслажденья» — считается настроением «милее всех искусственных забав и ветренных утех». Мысли о кладбище, размышления на кладбище ночью при луне с воспоминаниями об Юнге, Оссиане, Грее типичны для меланхолика, любующегося слезой своей и прославляющего творца вселенной. Идиллические воспоминания о прошедшем, розовые мечты о будущем, о власти провидения входят в душевный багаж поэта-сентименталиста, признавшего, что разум, который революционная буржуазия во Франции провозгласила могучей силой обновления мира, недостаточен и что воспитывать надо «сердце» — «виновник дел великих, дел благородных». Лирика Карамзина , Жуковского , И. Дмитриева , Капниста, Нелединского-Мелецкого , Кайсарова, Карабанова, П. Львова, А. Турчаниновой, сотрудников «Московского журнала», «Вестника Европы», «Ипокрены, или утех любословия», «Чтения для вкуса, разума и чувствований» и т. п. насыщена указанной тематикой. Культ природы, натуры вызвал особый жанр путешествий. «Письма русского путешественника» Карамзина с припоминанием «чувствительного, доброго, любезного Стерна» сделались образцом, которому следовали многочисленные «чувствительные путешественники» — Невзоров («Путешествие в Казань, Вятку и Оренбург в 1800», М., 1803), Шаликов («Путешествие в Малороссию», М., 1803), В. Измайлов («Путешествие в полуденную Россию», 1800—1802), М. Гладкова («Пятнадцатидневное путешествие пятнадцатилетнего, писанное в угождение родителям и посвящаемое пятнадцатилетнему другу», П., 1810) и т. д. Цель путешествий — «исповедь о себе», «беседа с самим собою и с друзьями о происшествиях мира, о судьбе земных народов, о собственных чувствах». Наряду с описаниями чувствительных эмоций, то и дело возникающих у путешественников, с повторением тематики, сентиментальной лирики (меланхолия, мечта, кладбище и пр.) жанр путешествий вводил в читательский оборот сведения о разнообразных частях света, о памятниках культуры, о выдающихся людях (Карамзин в «Письмах» о Гердере, Виланде, Канте и др.). Из-за чувствительных тирад о натуре и мечтах «под током речек» редко выступала безотрадная картина подлинной жизни, зато трезвая политика великодержавного помещика наглядно проявлялась в сочинениях В. Измайлова, защищавшего колонизаторскую деятельность в Крыму, или П. Сумарокова в «Досугах крымского судьи, или втором путешествии в Тавриду» (1803), предлагавшего выселить татар из Крыма. «История несчастий рода человеческого», входила в программу сентиментальной беллетристики, где две струи — «ужасное» и «чувствительное» — сливались в один поток трогательных эмоций,  вызванных несчастной судьбой кого-либо из героев, героинь или «страшными» эпизодами. Роман Гнедича «Дон Коррадо де Геррера, или дух мщения и варварства гишпанцев» (1803) и повесть Карамзина «Бедная Лиза» (1792) наиболее типичны в этом жанре. Повести под заглавием «Бедная Лилла» (1803), «Бедная Маша» (1803), «Несчастная Маргарита» (1803), «Обольщенная Генриетта», «История бедной Марьи», «Несчастные любовники» и пр. вызывали «нежные чувства» сочувствия к «бедным», но пейзанский колорит в изображении крестьянской или мещанской жизни, мелодраматические эффекты заслоняли правду жизни и тем самым вскрывали «мир существенности» крайне ограниченно действительностью. Слабые ростки правдоподобия заметны и в так называемом историческом романе сентиментальной школы. Попытки на основании документов, семейной хроники, предания нарисовать прошлое облекались в форму привычной идиллии или фантастики: «Наталья боярская дочь» (1792), «Марфа Посадница или покорение Новгорода» (1803) Карамзина, «Рюрик» А. М.-ского (1805), «Ксения Княжна Галицкая» (1808), следуя иногда довольно точно мелким фактам исторического характера, давали ложную идеализацию давно прошедшего. Та же линия сглаживания противоречий социальной жизни, идиллического отношения к действительности в сентиментальной драматургии, насыщенной «коцебятиной»: Ильин, автор драмы «Лиза, или торжество благодарности» (1801), «Великодушие или рекрутский набор» (1803); Федоров, автор пьесы «Лиза, или следствие гордости и обольщения» (1804); Иванов, автор пьесы «Награжденная добродетель, или женщина, каких мало» (1805), и пр. Все элементы сентиментального стиля подчинены были одному художественному принципу: «Слог, фигура, метафора, образы, выражения —    все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством» (Карамзин, Что нужно автору?, 1793). Работа над языком должна была содействовать «обрабатыванию сердца». Изящная речь, чуждая просторечья, провинциализмов, церковно-славянизмов, построенная по образцу французских писателей — «образцов тонкости и приятности в слоге» (Карамзин), легла в основу реформы литературного языка в школе Карамзина. Отбор слов, грамматические формы, синтаксические структуры ломали церковнокнижную стихию литературного языка, превращая его в орудие борьбы дворянской интеллигенции против архаических форм. Благодаря этому, а также благодаря некоторому расширению тематики С. в России имел известное прогрессивное значение. Политические события, с начала XIX в. вызывавшие под воздействием европейской жизни сложную реакцию в общественной действительности России, содействовали ускорению конца сентиментального направления. Русский С. стал разлагаться, попадая отдельными стилевыми тенденциями во вновь слагавшиеся литературные направления или совсем прекращая свое существование. «Было время, когда всякой хотел славы сентиментального; наступило другое — и всякой старается кстати и некстати сказать и написать — умно или глупо, нужды нет! эпиграмму против сентиментального», констатировала положение дел на лит-ном фронте «Аглая» в 1808. Элементы некоторой чувствительности в дальнейшем развитии русской литературы вошли в столь далекие по существу от С. течения, что их наличие в творчестве авторов «Станционного смотрителя» или «Шинели» или «Бедных людей» нужно рассматривать как явления совершенно иного исторического и эстетического значения.

Список литературы

Сиповский В. В., Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника», СПБ, 1899

 Его же, Очерки из истории русского романа, т. I, вып. 2, СПБ, 1910

 Веселовский А. Н., В. А. Жуковский, СПБ, 1904 (изд. 2, П., 1918), гл. I. Эпоха чувствительности

 Резанов В. И., Из разысканий о сочинениях В. А. Жуковского, вып. I, гл. IX, СПБ, 1906

 вып. II, гл. XXIII, П., 1916

 Игнатов И. Н., Театр и зрители, ч. 1, М., 1916, стр. 79—103

 Роболи Т. А., Литература путешествий, в сб. «Русская проза», под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова, Л., 1926

 Скипина К. А., О чувствительной повести, в сб. «Русская проза», Л., 1926

 Сакулин П. Н., Русская литература, ч. 2, период второй, гл. IX, М., 1929.