Эсеровская концепция революции существенно отличается от меньшевистской и большевистской. Главное ее отличие состоит в том, что эсеры не признавали революцию буржуазной. Свою точку зрения они обосновыва прёжде всего уровнем развития и характером российского капитализма. По их мнению, российский капитализм из-за своей слабости и чрезмерной зависимости от правительства был неспособным “напирать” так сильно на устаревшие общественные отношения, чтобы вызвать общенациональный кризис. К тому же социально-политические препятствия для капиталистического развития в России, на взгляд эсеров, были не столь большими, как в западноевропейских странах накануне их буржуазных революций. В России, в частности, не было цеховой системы, отсутствовала ко времени революции феодальная организация собственности, не было и прикрепленного к земле феодальными повинностями крестьянина. Да и сама буржуазия, как сословие, далеко не третировалась самодержавием. Русская буржуазия, приходили к заключению эсеры, не могла стать во главе революции, а именно на этом тезисе была основана меньшевистская концепция революции и тем самым оказывалась несостоятельной. Но для эсеров не была истиной и большевистская концепция, хотя она также отрицала буржуазию в качестве движущей силы революции. Разногласия заключались в следующем: эсеры не признавали как задачу революции расчистку пути для свободного развития капитализма; они не считали крестьянство мелкой буржуазией и отрицали, что гегемоном революции должен быть пролетариат.

В эсеровской печати высказывалось и такое мнение. В России не может быть буржуазной революции, потому что она была предупреждена “революцией сверху”, “эпохой великих реформ 60—70-х годов”. Эти реформы дали “полный простор для развития капитализма”, и уже тогда произошла “метаморфоза крепостного самодержавия в дво-рянско-буржуазную бюрократию”.

Возражая против определения революции как буржуазной, эсеры вместе с тем не считали ее и социалистической. По их мнению, революция была “социальной”, переходной между революциями буржуазной и социалистической. Существенным признаком такой революции является, на взгляд эсеров, то, что она не ограничивается сменой власти и перераспределением собственности в рамках буржуазного общества, а стремится пробить брешь в основах буржуазного строя. Такой брешью должна была стать отмена частной собственности на землю, социализация земли. “Мы,— заявлял Чернов,— как бы одновременно переживаем и революцию 1789 г., и революцию 30-х годов, и революцию 48-х годов, и революцию 1870 года и даже более того”.

Главный импульс революции эсеры видели не в “напоре развивающегося капитализма”, а в “кризисе продовольственного хозяйства”, т. е. земледелия, корни которого уходили в реформу 1861 г., когда освобожденным крестьянам не были созданы необходимые условия для улучшения земледельческой культуры. Все вышеназванное, по мнению эсеров, объясняло “огромную революционную роль крестьянства”. К движущим силам революции они относили также пролетариат и интеллигенцию, отождествляющую свои интересы с интересами трудовой массы. Союз этих трех социальных сил, оформленным выражением которого должна была стать единая социалистическая партия, рассматривался ими как залог успеха революции.

 Своеобразной была позиция эсеров и в вопросе о власти. При критическом пересмотре наследства народовольцев они отказались прежде всего от их бланкистской идеи “захвата власти”. Для эсеров было само собой разумеющимся то, что власть после свержения самодержавия должна перейти к буржуазии. Так, Чернов, комментируя программу-минимум на I съезде партии, подчеркивал, что она является совокупностью тех мер, которые будут осуществляться в условиях “существования политической власти в руках буржуазии”. В связи с этим не является случайностью то, что Советы рабочих депутатов, возникшие в ходе первой революции, эсеры не рассматривали как зародыши новой революционной власти, как конкретное проявление революционной демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Для эсеров они. Советы, были не более чем своего рода профессионально-политическими союзами пролетариата или органами революционного самоуправления одного этого класса, основное назначение которых — организация аморфной рабочей массы.

Насущной задачей революции эсеры считали установление демократической конституции, завоевание политических и гражданских свобод, используя которые, они надеялись путем демократических выборов получить большинство' сначала в органах местного самоуправления, а затем и “во всей стране”, т. е. в общенациональном представительном органе — Учредительном собрании. Последнему предстояло определить окончательную форму правления в стране, стать высшим законодательным органом. Эсеровские требования свержения самодержавия, завоевания политических свобод, созыва Учредительного собрания, социализация земли кратко выражались в крылатом лозунге “Земля и Воля”, ставшем основным лозунгом первой российской революции.

Революция внесла существенные коррективы в тактику эсеров. Прежде всего во много раз возросли масштабы их деятельности Гораздо шире и интенсивнее стали их пропаганда и агитация, неоднократно увеличился выпуск предназначенной для этой цели литературы. Предприняты были попытки легального издания центральных газет — “Сын Отечества” (осень 1905 г.) и “Мысль” (в период деятельности I Думы). Расширилась террористическая деятельность партии: если до революции на счету было всего шесть террористических актов, то за два с половиной года революции число их выросло до 200J Однако террор уже занимал далеко не преобладающее место в тактике партии, акцент в целом был перенесен на деятельность по организации революции, воспитание сознательности участвоваших в ней масс, на формы ее проявления (стачки, демонстрации, митинги, бойкоты и т. п.).

С первых дней револиции встал вопрос о координации действий всех революционных сил. Одной из попыток организовать левый блок была конференция российских революционных партий, созванная в Женеве в апреле 1905 г. при активном содействии эсеровского руководства. От эсеров на конференции присутствовали В. М. Чернов и Е. К. Брешковская, а от большевиков — В. И. Ленин. Однако участники конференции не смогли стать выше партийных разногласий и личных амбиций. Используя пустячный повод, социал-демократы во главе с Лениным покинули конференцию. Влияние эсеров на конференции было преобладающим. На ней были приняты две декларации, включающие требования эсеровской программы-минимум, решены вопросы о совместном выступлении против правительства летом 1905 г. и об организации доставки оружия в Россию из-за границы.

Активно участвовали эсеры и в организации профессионально-политических союзов. Их влияние преобладало в союзах железнодорожников, почтово-телеграфных служащих и учителей. По инициативе эсеров были созданы и под их влиянием находились “Всероссийский офицерский союз” и “Всероссийский союз солдат и матросов”. Значительно переросла рамки дореволюционной кружковой пропаганды деятельность эсеров среди рабочих. Но их организационная работа в этой среде по-прежнему уступала социал-демократам. Однако в периоды “свобод”, когда появлялись более широкие возможности для приобщения к политической жизни пролетарских масс, не принадлежавших к авангарду рабочего класса, материально и духовно связанных с деревней, случалось так, что эсеры по своему идейному влиянию на рабочих опережали социал-демократов. Так, осенью 1905 г. эсеровские резолюции нередко получали большинство на митингах и собраниях рабочих крупнейших петербургских заводов. Цитаделью эсеровского влияния в тот период была крупнейшая текстильная фабрика в Москве — Прохоровская мануфактура. Сенсацией был успех эсеров в рабочей курии Петербурга во время выборов во II Государственную думу. Отражением влияния эсеров на рабочих было их представительство в Советах рабочих депутатов, хотя, по признанию самого Чернова, в этих органах “преобладало, как общее правило, влияние социал-демократов”.

Предметом особого внимания эсеров была работа в деревне. Вместо незаметно почившего, в значительной мере декоративного, дореволюционного “Крестьянского союза” партии летом 1905 г. был создан новый. Значительным был вклад эсеров в организацию крестьянских представителей в I Думе. В период революции эсерами было создано, по весьма приблизительным подсчетам, более полутора тысяч так называемых крестьянских братств. Влияние и организационная сеть, созданная эсерами в деревне, были весьма впечатляющими, но в целом они далеко не определяли поведение многомиллионного российского крестьянства. Эсерам удалось вызвать не одно крестьянское выступление, но они носили локальный характер и, как правило, были непродолжительными. Малорезультативными оказались попытки эсеров организовать широкие выступления крестьян летом 1905 г., а также после разгона правительством 1 и II Государственных дум. Эсеры, подобно большевикам, признавали, что революцию надо не только организовать, но и вооружить. В этом направлении ими был предпринят ряд мер. Так, уже в январе 1905 г. ЦК партии эсеров создал специальную комиссию с целью подготовки квартир для складов оружия, изыскания средств для его приобретения, выяснения возможностей его захвата в арсеналах, создания вооруженных групп — “ядер”. Но свою работу комиссия не развернула, так как по прибытии в Россию в апреле 1905 г. ее члены во главе с П. М. Рутенбергом были арестованы. Эсеры были в числе организаторов доставки крупной партии оружия в Россию из-за границы на судне “Джон Графтон” летом 1905 г., однако и эта попытка тоже закончилась неудачей. ”— В период московского вооруженного восстания ЦК партии эсеров в спешном порядке был создан Боевой комитет в составе Азефа, Б. В. Савинкова и Н. С. Тютчева, который смог поставить две динамитные мастерские в Петербурге, но они незамедлительно были выданы Азефом. Этими двумя динамитными мастерскими, как печально-иронически заметил Савинков, и ограничилась эсеровская попытка “подготовки восстания” в Петербурге. Заготовкой оружия и организацией боевых дружин занимались и многие местные эсеровские организации. Делалось это, правда, больше в целях обороны от черносотенных погромов, для совершения терактов и различного рода экспроприации. Однако эсеры играли немалую роль в вооруженных выступлениях против царизма—декабрьских 1905 г., особенно в московском вооруженном восстании; летних 1906 г. в Кронштадте, Свеаборге и др.

Революция сделала невозможным управление Россией без общенационального представительного учреждения, которым стала Государственная дума. Эсеры, подобно большинству социалистов и революционных демократов, воодушевленных ростом революционного движения, бойкотировали Булыгинскую законосовещательную думу, основанную на узком избирательном праве. Они участвовали во Всероссийской октябрьской политической стачке, которая смела эту Думу и принудила царизм издать 17 октября Манифест с обещаниями даровать населению гражданские и политические права, расширить избирательный закон в Думу и наделить ее законодательными и контролирующими функциями.

Реакция на Манифест среди эсеров была неоднозначной. Подавляющее большинство ЦК склонно было считать, что Россия стала конституционной страной, что все силы надо направить на создание гарантий для реализации обещаний правительства, организацию народных масс и на решение главнейшего для партии аграрного вопроса. Внесены были соответствующие корректировки и в тактику партии. Было признано, что конституционному режиму не соответствует такое средство борьбы, как террор, поэтому решено было его прекратить. Боевая организация, по предложению Азефа, была распущена. Большинство эсеровского руководства выступало за тактику “не форсировать события”, в частности, оно было против введения явочным порядком 8-часового рабочего дня и увлечения стачками, что свойственно было Петербургскому Совету рабочих депутатов. Но, убеждаясь в том, что большинство в Совете не на их стороне, эсеры, во имя революционной дисциплины, присоединялись к резолюциям большинства и в меру своих сил старались их исполнять.

Подобной была позиция эсеровского руководства в вопросе о декабрьской всеобщей политической стачке, переросшей в Москве и ряде других мест в вооруженное восстание. Во время обсуждения вопроса о стачке в исполкоме Петербургского Совета представитель эсеров выступал против стачки, объясняя свою позицию тем, что стачка выльется в восстание, а массы к нему не готовы; тем не менее решение о начале стачки было принято единогласно. Безуспешной оказалась и попытка Чернова, специально приезжавшего в начале декабря вместе с Азефом из Петербурга в Москву, убедить конференцию железнодорожников и Московский комитет партии эсеров не принимать решения о стачке. Исчерпав возможности предотвратить забастовку и вооруженное восстание, ЦК партии эсеров присоединился к ним вместе с другими революционными партиями и организациями.

Вместе с большинством левых сил эсеры бойкотировали выборы в I Государственную думу. Однако, когда стало ясно, что идея бойкота не находит широкого отклика в стране, особенно среди крестьян, что число крестьянских представителей, проявлявших интерес к эсеровским требованиям, в Думе будет значительным и что Дума неизбежно станет центром политической борьбы, эсеровское руководство изменило свое отношение к ней. Вновь была приостановлена террористическая деятельность, к которой партия вернулась в связи с усилившейся правительственной реакцией после подавления декабрьских вооруженных выступлений. Значительным оказалось влияние эсеров на Трудовую группу, объединившую крестьянских депутатов. От имени 33 депутатов в Думу был внесен земельный законопроект, основанный на принципах эсеровской аграрной программы, с требованиями отмены частной собственности на землю, без выкупа и равного права для всех владеть ею при условии ее обработки собственным трудом.

Бурно реагировало эсеровское руководство на роспуск I Думы. Оно призвало местные организации немедленно начать вооруженную борьбу с правительством, при этом главная ставка делалась на крестьянство и войско; активные выступления должны были начаться с деревни. ЦК партии эсеров вместе с ЦК РСДРП, Трудовой группой и Крестьянским, Железнодорожным и Учительским союзами поставил свою подпись под “Манифестом ко всему российскому крестьянству”. Однако, вопреки ожиданиям, отношение народных масс к разгону Думы, как констатировали сами эсеры, “не выразилось в каких-нибудь прямых непосредственных действиях ни в городе, ни в деревне”, факт этот являлся одним из наглядных свидетельств того, что массы начали уставать от революции, ими овладевало равнодушие.

После длительных обсуждений в партии эсеров преобладающим оказалось мнение сторонников отказа от тактики бойкота II Государственной думы. Эсеры приняли участие в выборах и провели в Думу 37 депутатов. Среди них не было ни одного видного деятеля партии. Эсеровские депутаты создали в Думе группу эсеров, а не фракцию партии социалистов-революционеров, и тем самым в какой-то мере поставили себя в автономное по отношению к партии положение. Однако лидеры партии, В. М. Чернов, М. А. Натансон и Н. И. Ракитников, постоянно опекали группу. Эсеровские депутаты выступали с трибуны Думы по большинству обсуждавшихся вопросов (об отмене военно-полевых судов, голоде, новобранцах и др.), но особенно они были активны в прениях по аграрному вопросу. Эсерам удалось под аграрным проектом, внесенным ими в Думу, собрать 104 депутатские подписи. Тем не менее, по оценке самих эсеров, деятельность их представителей в Думе была “далеко не блестящей”, и “она не оставила яркого следа”. На своем II съезде, состоявшемся перед открытием II Думы, эсеры приняли решение: если царизм покусится на Думу, ответить на это всеобщей стачкой и вооруженным восстанием. Думские депутаты-эсеры неоднократно заявляли, что они не подчинятся насилию над Думой, не сложат с себя депутатских полномочий, не разойдутся. Однако ЦК не удалось организовать активного протеста против разгона II Думы и третьеиюньского государственного переворота. Эсеровские депутаты, как и депутаты других политических партий, за исключением арестованных вследствие провокации члена социал-демократической фракции, “получив казенные погоны”, спешно разъехались по домам.

Роль и значение партии в революции определялись во многом такими ее параметрами, как численность, социальный состав и организационная структура. По сравнению с дореволюционным периодом численность партии увеличилась во много раз и достигла приблизительно 50—60 тыс. человек. Численность же ее местных организаций колебалась от нескольких человек до нескольких тысяч (в Петербурге, например,—около 6 тыс., в Москве—до 3 тыс.). Изменился и социальный состав партии: рабочие и крестьяне, приблизительно а равном соотношении, составляли теперь около 90% ее членов; в руководящем же ядре ее по-прежнему преобладала интеллигенция.

Рост численности партии, расширение ее географии и усложнение функций сказались на организационной структуре. В конце 1906— начале 1907 г., когда партия находилась в своем апогее, в ней было более 356 уездных, 78 губернских и 13 областных организаций. Последние, т. е. областные, координировали деятельность губернских организаций Центрального, Южного, Юго-Западного, Украины, Севе-ро-Западного, Поволжского, Сибири, Средней Азии, Кавказа и других регионов. Появление областных организаций было вызвано тем, что перед революцией и в ходе ее число местных организаций стало быстро растя, расширялась их деятельность, и из одного центра все труднее было оперативно руководить ими. К тому же сам центр в том виде, что он представлял собой до I съезда партии, не был способен достаточно эффективно осуществлять это руководство. ЦК партии в то время — это громоздкий и неуклюжий аппарат, который не только не содействовал, а, наоборот, парализовывал организационную деятельность на местах. Численность ЦК составляла 35—40 человек. По признанию М. А. Натансона, “никто из товарищей не мог восстановить” полностью его персональный состав. Никаких формальных правил формирования ЦК не было. “Совершенно нелепо”, по высказыванию тогдашнего его члена С. Н. Слетова, был организован ЦК в период между появлением Манифеста 17 октября и I съездом партии:он делился на две группы — Петербургскую и Московскую, функции между ними не были распределены, что нередко приводило к различным недоразумениям и конфликтам. Так, Московская группа не признавала постановление Петербургской группы о приостановке террора; нечетко были определены обязанности каждого из членов ЦК.

Вера руководства эсеров в то, что Россия после 17 октября стала конституционной страной, их тактика в это время “не форсировать событий” и стремление организовать как можно большие массы на своей платформе находили организационное дополнение в их попытке создать широкую легальную народническую партию вместе с умеренной группой народнических публицистов (А. В. Пешехонов, В. А. Мя-котин, Н. Ф. Анненский и др.) легального журнала “Русское богатство”. Совместно с этой группой издавалась первая легальная народническая газета “Сын Отечества”. Однако идею открытой народнической партии не поддержал I съезд партии эсеров, группа “Русского богатства” покинула съезд. В 1906 г. эта группа создала свою, народно-социалистическую партию, отличавшуюся от эсеровской тем, что она предпочитала легальные формы организации и борьбы, была сторонницей преобразований не явочным, революционным путем, не “снизу”, а “сверху”, с помощью государства, отстаивала принцип не социализации, а национализации земли. Таким образом, за время революции 1905—1907 гг. эсеры, как политическая сила, значительно укрепили свое положение. Явственно обозначился процесс их слияния с массами, особенно с крестьянством, но овладеть достаточно серьезно движением этих масс они так и не смогли. По своему влиянию на крестьянских представителей в I и II Государственной думах в земельном вопросе эсеры уступали народным социалистам, так как в его решении они недостаточно учитывали собственнические инстинкты крестьян. Но главное, как справедливо отмечал В. М. Чернов, эсеры “не оправдали себя как организаторы и практические руководители”.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru