Содержание

МЕСТО ЛЕТНЕГО ЛАГЕРЯ
ДЭРСКОЕ УЩЕЛЬЕ
КЛОСТЕРМЕЙЕР И ВИТЕРСХЕЙМ
ДНИ ПЕРЕХОДОВ И СРАЖЕНИЙ
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ КАТАСТРОФА
ГИПОТЕЗЫ МОММЗЕНА И КНОКЕ
БУКВАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД СВИДЕТЕЛЬСТВ ИСТОЧНИКОВ
Дион Кассий
Веллей Патеркул
Флор
Тацит

 История военного искусства, как таковая, непосредственно не заинтересована в точном установлении места сражения в Тевтобургском лесу. Если мы и касаемся этого вопроса, который столь часто подвергался изучению, то все же центр тяжести нашего исследования лежит не в топографической проблеме, а, наоборот, в установлении общих стратегических условий римско-германской войны, которые в свою очередь должны послужить компасом при поисках этого места сражения.

Сперва мы должны установить местонахождение летнего лагеря Вара.

Мы уже установили, что базой римлян было с одной стороны море, а с другой — водный путь р. Липпы с укрепленным пунктом Ализо. По ту сторону Ализо они должны были пересечь горный кряж Оснинг, который отделяет бассейн Рейна от бассейна Везера.

http://rome.webzone.ru/publik/delbruck/ - 002Следующим ближайшим этапом был Везер, который находится в 50 км по прямой линии от Ализо. Совершенно не имело бы никакого смысла делать еще одну остановку в гористой местности, находящейся между Ализо и Везером. Но, разбив лагерь на берегу большой реки, можно было господствовать над областями, лежащими по верхнему и нижнему течениям этой реки, и в то же время получать по воде хотя бы часть столь необходимого здесь фуража, дров и дополнительного провианта, [51] доставлявшегося германцами (дичь, сыр, молоко, рыба). Таким образом, опорный пункт римлян должен был находиться на берегу Везера в таком месте, которое было бы возможно ближе к Падерборну (Ализо). Вполне естественно, что эти два пункта должны были быть расположены так, чтобы между ними можно было поддерживать постоянную связь.

Вследствие того, что Везер в своем среднем течении описывает как бы полукруг, все пункты между Беверунген и Реме находятся приблизительно на одинаковом расстоянии от долины Липпы. Таким образом, Липпа еще не дает нам возможности определить местоположение римской стоянки на Везере. Римлянам, находившимся на Везере, было так же важно поддерживать связь с Северным морем, как и с Липпой. Близ устья Везера, в области хавков, находился римский гарнизон, который продержался там даже после поражения Вара, вплоть до 14 г. Учитывая эту необходимость установления связи с Северным морем, мы обязательно должны прийти к тому выводу, что из всех пунктов на Везере, находящихся на одинаковом расстоянии от Ализо, лишь самый северный мог быть местом расположения лагеря, ибо лишь он давал возможность установить самую быструю связь как с Ализо, так и с устьем Везера.

Этим пунктом являются Вестфальские ворота (Porta Westfalica), у южной части которых лежит деревня Реме, а близ северной находится город Минден. Расстояние от Ализо до Реме равняется по прямой линии приблизительно 7 милям (около 50 км); дорога проходит через горную [52] цепь Оснинга по глубокой, издалека видной долине, получившей название Дэре (Тюре), или Дэрского ущелья. Именно по этому ущелью с древнейших времен проходила дорога. Направление этого пути показывают многочисленные курганы, которые отчасти сохранились до нашего времени, а несколько десятков лет тому назад были еще в гораздо большем количестве. Они тянутся от долины Верры через Дэрское ущелье вплоть до Ализо, обходя вдоль по горам глубоко лежащие долины родниковых ручьев Сенны. Обычай воздвигать курганы вдоль военного пути восходит к глубокой древности. Римляне могли воспользоваться лишь этой дорогой, чтобы проникнуть из долины Липпы в северогерманскую низменность.

У Вестфальских ворот скрещиваются два стратегических направления, открывавших римлянам доступ во внутреннюю Германию. Здесь находилось самое удобное место для лагерной стоянки, опираясь на которую можно было господствовать над областью Везера. Здесь можно было поддерживать двойную надежную связь с основной базой, причем римляне находились в центре тех народов, которых они должны были держать в повиновении. Отсюда они могли оперировать вверх и вниз по Везеру, пользоваться рекой для наиболее легкой доставки продовольственного снабжения и, построив крепкий мост через реку, по мере необходимости продвигаться по правому или левому берегу. Уже давно было высказано предположение, что лагерь Вара находился в этом месте, и, конечно, нет никаких сомнений в том, что он именно здесь и находился. Но точное место его, несмотря на неоднократные обследования, до сих пор не найдено. Лагерь мог лежать и выше и ниже Вестфальских ворот, на правом или на левом берегу реки. Но в те времена на правом берегу реки не было дороги: здесь скалы вплотную подходили к воде, и только в XVII и в XVIII вв. пробили дорогу, взорвав эти скалы. Но на левом берегу выше ворот, близ Реме, находится такое место, которое кажется специально созданным для того, чтобы быть местом римского лагеря.

Сама Реме лежит в ложбине и поэтому не представляет никаких выгод для устройства здесь укрепленного пункта. Но на противоположном северном берегу Верры, в том углу, который она образует с Везером, впадая в него, возвышается широкий холм, — небольшое плато, получившее название “Ханенкамп” (“Петушиный питомник”), соединяющее в себе все необходимые условия для разбивки здесь большого лагеря римских легионов. Две стороны — южная и восточная — защищены этими двумя реками; к северу, по направлению к Воротам, этот холм понижается, и лишь с западной стороны его соединяет с остальной местностью седловина. Собственно говоря, лишь эта сторона открыта для нападения. Холм находится на таком близком расстоянии от берегов обеих рек, что является по отношению к ним командующей высотой и в то же время оставляет достаточно места кораблям для того, чтобы приставать к берегу, и даже дает возможность устроить здесь пристань. Однако, раскопки, произведенные на Ханенкампе, показали, что здесь, — если не произошло крупных перемен в конфигурации местности, — не могло быть римского лагеря. Здесь не только не было найдено никаких прямых следов, вроде глиняных черепков или тому подобного, но в исследование поперечных рвов, которые так проходят, что они непременно должны были пересечь римские лагерные рвы, показало, что земля здесь никогда глубоко не разрывалась. Впрочем вместо этого раскопки обнаружили здесь также нечто интересное: первую древнегерманскую деревню, маленькие отдельно расположенные землянки, как их описывает Тацит, в которых еще сохранились остатки обуглившихся угловых бревен, торчащих в отверстиях косяка.

[53] Если лагерь Вара не находился на Ханенкампе, то его следует искать лишь ниже Ворот. Конечно, это место, имея позади себя дефиле Ворот, было менее защищено, но зато более удобно и более внушительно с точки зрения быстрой обороны, а дефиле можно было защитить фортом, расположенным на горе Виттекинд, — там, где теперь стоит памятник. Но и здесь не удалось обнаружить какой-либо след, а потому вполне вероятно и, пожалуй, даже несомненно, что эти следы навеки стерты; очевидно, на месте древнего лагеря теперь находится город Минден, так же как и на месте Ализо — современный город Падерборн. Ведь вполне естественно, что те места, которые казались римлянам удобными для поселения, были использованы для этой же цели и в позднейшие времена и что над римскими поселками здесь были построены деревни или города. Поэтому так трудно обнаружить теперь древние поселения. Римляне построили в Германии по крайней мере полсотни крепостей и лагерей, но очень немногие были теперь найдены.

Несмотря на то, что римлянам удалось установить твердую двойную связь со своим лагерем у Ворот, они все же не решались оставаться здесь, на Везере, на зиму и поэтому либо возвращались к Рейну, либо к Хальтерну на Липпе, где были обнаружены остатки большого лагеря. Таким образом, лагерь Вара был лишь летним лагерем. Даже если предположить, что римляне тотчас же принялись за улучшение дороги, то все же эта дорога проходила через девственный лес, горы и ущелья. Большое же войско, нуждавшееся в постоянном подвозе, безусловно должно было зимой иметь надежную связь со своей основной базой.

Вар находился в своем летнем лагере, когда ему сообщили, что восстали племена, жившие на довольно далеком расстоянии. Для того чтобы их усмирить, он двинулся со всем своим войском, за которым следовал большой обоз, состоявший из женщин, детей, рабов и вьючного скота. Этот обоз, сопутствовавший войску, совершенно определенно указывает нам тот путь, по которому шло войско. Совершенно невероятно, чтобы Вар, хотя он и был посредственным полководцем, мог вести за собой такой обоз, углубляясь на далекое расстояние в германские леса. Было довольно трудно передвигать и снабжать войска во внутренних областях Германии. Поэтому необходимо признать, что всякий римский полководец должен был ограничить свой обоз лишь самым необходимым. Можно себя, пожалуй, спросить, не впадает ли в риторику или в преувеличение наш источник, описывающий те трудности, которые испытывало во время этого похода войско, обремененное громоздким обозом. Но вся цепь фактов с несомненностью подтверждает реальность этого похода. Твердо установлено, что сражение произошло осенью. Вар, без сомнения, не предполагал возвратиться на зиму к лагерю близ Ворот. Поэтому он был принужден покинуть лагерь, забрать с собой весь обоз, и этот обоз занимает такое крупное место в описании сражения, что здесь исключена возможность какой-либо фикции. То же обстоятельство указывает, что Вар должен был пойти именно по большой дороге, ведущей к Липпе, к Ализо. Весьма возможно, что то племя, против которого была предпринята эта карательная экспедиция, жило как раз в этом направлении, к югу или к западу от Ализо. В противном случае, — полагая, что он находится в дружеской стране, — он, конечно, отправил бы обоз с небольшим прикрытием в Ализо, а сам со своими легионами тотчас же выступил бы в поход, ибо для небольшой экспедиции его войско было достаточно снабжено продовольственными и боевыми припасами. Совершенно безразлично, против кого выступило войско — против бруктеров, марсов, хаттов или какого-нибудь иного племени. Тот путь, по которому войско шло со своим [54] обозом, для нас совершенно ясен. Но именно этот путь ускользнул от внимания многих исследователей, так как Дион пишет, что римляне должны были пройти через горы, покрытие лесами, через ущелья и по неровной пересеченной местности, где они еще до неприятельского нападения принуждены были тратить много времени на прокладку пути, рубку леса и постройку мостов. Но было бы неправильно из этого описания сделать тот вывод, что этот путь лежал через абсолютно дикую местность. Нельзя одновременно прокладывать дорогу и сейчас же вести по ней войско. Нужны часы для того, чтобы срубить большое дерево и построить мост. Если необходимо отправить войско через девственный лес, то следует выслать вперед отряд, чтобы освободить или построить дорогу, в то время как все остальное войско принуждено расположится на отдых или на стоянку. В зависимости от того, как продвигается работа по постройке дороги, войско может передвигаться небольшими переходами, по нескольку километров. Поэтому описание Диона во всяком случае является сильным преувеличением, и из него совершенно неправильно делали тот вывод, что римское войско шло без дорог, тем более что войско — это необходимо помнить — сопровождалось необычайно крупным обозом.

Но если мы, учитывая в этом описании элемент риторического преувеличения, будем стараться не развивать его дальше, а, наоборот, сократить его в нашем рассказе до минимума, то мы скоро убедимся, что здесь описан именно путь на Ализо. Местность к югу от Реме — Липпская страна, “Глиняный округ” (“Lehmgau”, Lemgo) — со своей тяжелой глиняной почвой была в то время, без сомнения, покрыта первобытным лесом, и даже теперь еще здесь отчасти сохранились дремучие леса. Дорога шла не по долине Верры, в которой слишком много болот, но прямо на юг через холмистую местность, пересеченную ущельями. Сильная непогода, дождь и ураган настигли войско в пути, размягчили почву и сделали ее топкой. Не следует думать, что это была хорошая, содержавшаяся в порядке римская военная дорога; это была простая лесная дорога, которую римляне слегка подправили, построив кое-где мосты, укрепив ее насыпями и местами отведя воду. Прочной постоянной дороги за время своего краткого господства им не удалось провести даже в долине Липпы, а здесь тем более1. Дожди сделали в некоторых местах дорогу трудно проходимой, так что приходилось ее то здесь, то там огибать и для этой цели местами срубать деревья. Буря разламывала мосты, сбрасывала на проходившее войско обломанные ветки и даже обрушивала на них целые деревья. Кроме того и германцы поломали много мостов, стремясь по возможности задержать войско.

Хотя Вар и был предупрежден Сегестом, однако, особенных мер предосторожности он не принял: солдаты не были готовы к бою, обоз же был довольно беспорядочно разбросан между отдельными войсковыми частями. Германцы внезапно выступили из леса и всей своей массой обрушились на длинную колонну римских войск.

Судя по римскому рассказу, восстание, которое должен был усмирить Вар, было планомерно организовано германскими заговорщиками. План будто бы состоял в том, чтобы отвлечь Вара в сторону от хорошей военной дороги и заманить его в местность, особенно удобную для внезапного нападения.

[55] Но это похоже на страничку из романа. В Германии всюду были местности, удобные для нападения, и, конечно, совершенно невыполнимой стратагемой было бы завлечь неприятельское войско в определенное отдаленное место и к моменту прохождения этим войском данного места сосредоточить там тайно свои силы. Помимо всего этого не могло быть лучшего места для проведения в жизнь плана Арминия, чем обычная дорога, ведшая от Вестфальских ворот к Ализо.

Если заговорщики действительно имели какое-либо отношение к данному восстанию и действовали согласованно с восставшими, то, конечно, для наилучшего достижения своей цели они должны были бы не заманивать римлян в определенную местность, а скорее пытаться открыто собрать и привести к римлянам свои войска под тем видом, что они собираются сопутствовать римлянам, чтобы оказать им помощь.

Римское войско состояло из трех легионов, шести когорт вспомогательных войск и трех эскадронов (Alen) конницы. При этом источники определенно указывают, что войско было значительно ослаблено выделением из него частей для занятия отдельных фортов, прикрытия транспортов, карательных экспедиций и экзекуций и преследования разбойников. Однако, не совсем ясно, было ли произведено это ослабление за счет легионов или же им следует объяснять незначительное количество оставшихся при войске вспомогательных войск. Поэтому единственное, что мы можем сказать, это то, что войско насчитывало во время сражения от 12.000 до 18.000 бойцов и что Вар пытался его усилить, произведя набор вспомогательных германских войск в соседних областях специально для предстоявшего похода. Именно эти мнимые союзники и обратили внезапно свое оружие против своих господ, напав на римское войско, бывшее в пути и шедшее в большом беспорядке.

Войско насчитывало со всем своим обозом от 18.000 до 30.000 человек. Учитывая ту низкую дисциплину, которая в нем царила во время похода, мы считаем, что оно должно было растянуться приблизительно на две мили. Римляне подверглись нападению, когда голова колонны после перехода в 2—21/2 мили находилась у “черной топи” близ Херфорда, в районе Зальцуфельн-Шеттмар.

Лишь только раздался крик, возвещавший нападение германцев, голова колонны, вполне естественно, тотчас же остановилась. Римляне выбрали подходящее открытое место и разбили здесь окруженный рвом и валом лагерь, в который постепенно собрались подходившие части и колонны. Весьма возможно, что создавшееся положение должно было заставить Вара обсудить план возвращения в покинутый летний лагерь, который, понятно, давал возможность лучше организовать оборону. Может быть, в этом лагере был даже построен род крепости и в ней оставлен на зиму гарнизон. Но так как не было возможности снабдить этот гарнизон достаточным продовольствием для долгой осады, то германцы могли завладеть летним лагерем, а обратный путь был не менее опасен, чем путь вперед. Поэтому Вар приказал сжечь весь лишний обоз и, приведя свое войско в порядок, двинулся вперед к своей цели — к Ализо — более дисциплинированным маршем, чем в первый день. Приведение войска в надлежащий порядок, отбор и уничтожение лишнего обоза должны были потребовать некоторого времени, так что войску удалось выступить лишь довольно поздно. Теперь пришлось идти по открытому полю, но все же не обошлось без некоторых потерь. Однако, из факта, что римляне вообще могли еще продвигаться вперед, мы можем сделать тот вывод, что натиск германцев был еще довольно слаб и что они располагали незначительной конницей. Источники [56] вообще ничего не говорят о всадниках, тем не менее всадники должны были здесь быть. Ведь германцы были как раз сильны своей конницей, а римляне, со своей стороны, располагали тремя эскадронами кавалерии. Если бы среди германцев не было всадников, то они не могли бы подойти к римскому войску, так как римские всадники могли бы их всегда отогнать. Если же, с другой стороны, германцы обладали бы значительной конницей, то римляне не смогли бы продвигаться вперед, так как войско не может одновременно идти вперед и сражаться. Это нам ясно показало сражение при Каррах (т. I, ч. VI, гл. V) и сражение при Руспине (т. I, ч. VII, гл. X). По этой же причине атака германцев в первый день была еще очень слабой; германцы лишь нащупывали своего противника, в противном случае длинная и беспорядочная колонна не смогла бы выйти из леса.

Двигаясь на второй день очень осторожно, тесно сомкнутыми рядами, римляне могли лишь медленно продвигаться вперед, а напоследок они снова вошли в лес, где войска были затруднены в своем свободном движении.

Даже теперь в этой местности часто перемежаются леса и открытые места. У Зальцуфельна кончается глина и начинаются пески и болота, на которых уже не может расти преобладающий в этих местностях буковый лес. Лишь кое-где на этой почве держатся дубы. Сосновые леса, растущие теперь здесь на большом протяжении на песчаной почве, все позднейшего происхождения. Таким образом, у Зальцуфельна начиналось открытое поле, через которое должны были пройти римляне. Перед самым Оснингом возвышаются небольшие холмы из раковинного известняка, окруженные песками и идущие параллельно горной цепи. Нет никакого сомнения в том, что в те времена они были, так же как и вершины гор, покрыты лесом. Мы вполне можем предположить, что римская армия после хорошего двухмильного перехода приблизительно к вечеру подошла к этому лесу и к Дэрскому ущелью и здесь узнала, что проход закрыт германцами и ими занят. Римляне должны были бы бросить все свои силы на штурм ущелья, чтобы пробить заставу, так как число германцев непрерывно возрастало, а ночь дала бы им возможность соорудить искусственные преграды на пути римлян. Но для того, чтобы штурмовать ущелье, необходимо было произвести обход с фланга, который требовал некоторой затраты времени. Помимо того, нельзя было начать сражение, не обезопасив вооруженную часть войска каким-либо укреплением.

Нельзя себе представить, чтобы можно было тесно сомкнутыми рядами, защищаясь, насколько это было возможно, и не обращая внимания на потери, взять штурмом горное ущелье. Если римляне уже понесли большие потери в течение этого дня во время своего перехода через открытое поле, то нельзя было даже думать пройти через горный проход, так как холмы с обеих сторон были заняты германцами. Пройти можно было, лишь начав правильное сражение, которому не мешали бы невооруженные спутники войска. Ведь нужно было выбить врага из прохода, чтобы тотчас же быстро через него пройти, раньше чем противник успеет зайти в тыл. Поэтому Вар решил снова разбить лагерь, чтобы на следующий день пробить себе путь через ущелье.

Лишь очень краткий рассказ сохранился о том сражении, которое здесь разыгралось на третий день. Но уже по опыту изучения Марафонского сражения мы знаем, что если известно, как были вооружены и как сражались войска, то местность является настолько важным и красноречивым свидетельством, характеризующим сражение, что можно сделать попытку восстановить общий ход сражения, хотя результат его нам известен и не подлежит никакому сомнению.

[57] Дэрское ущелье в своем самом узком месте образует узкий глубокий проход в горах Оснинга шириной около 300 шагов. Горы состоят из кремнистого известняка, окаймленного с двух сторон песчаными дюнами. Само Дэрское ущелье внизу покрыто глубоким слоем песка, на котором в то время не было деревьев. Дорога проходила не по середине ущелья, не по этому песчаному грунту, а по двум сторонам, по склонам гор. Дюнные холмы перед ущельем и внутри него по большей части покрыты вереском; кое-где встречается глина. В ущелье, которое образует водораздел, течет в северном направлении маленький ручей. Здесь также попадаются болота и топи.

Как ни широко ущелье, но вследствие такого строения почвы в него все же довольно трудно проникнуть. Приходится идти либо по глубокому песку, либо по грудам его. Весьма возможно, что уже в первый день Арминий поставил людей на работу, заставив их рубить деревья и в узких местах ставить засеки.

Мы можем поверить римлянам в том, что они направили свой удар на ущелье не только с фронта, но пытаясь также пройти через горы и обойти ущелье, что вполне возможно, так как горы повсюду открыты доступу. Им удалось, как то повествует сохранившийся рассказ, взять штурмом первые дюнные холмы у входа в ущелье и сбросить вниз германцев. Но за этими холмами возвышались все новые и новые холмы. От края холмов до узкого места ущелья приблизительно 11/2 км. И чем больше продвигались вперед римляне, тем больше они открывали свои фланги атакам германцев, спускавшихся с высокого гребня гор. В том-то и заключалась военная мощь германцев, что они могли вступать в бой с тяжеловооруженными римскими гоплитами то сомкнутым отрядом, несмотря на свое незначительное предохранительное вооружение, то по отражении их могли рассыпаться, не только не впадая в панику, а наоборот, учитывая преимущество более легкого вооружения, быстро переходить с одной хорошей позиции на другую, не менее для них удобную.

Но тем временем погода снова испортилась; пошел дождь, который затруднил римлянам штурм гладкого холма и движение по мокрой почве в лесу. Арминий с самого начала приказал коннице, которую нельзя было использовать внутри ущелья, теснить противника с тыла и задерживать обходные колонны. Вместо того чтобы пробить себе дорогу через ущелье, римляне, продвигаясь вперед, стали все больше и больше чувствовать, что они в нем заперты.

Так, наконец, ослабела сила их натиска. Проливной дождь не только затруднял их движение, но и угнетающе действовал на их настроение, на их психику. И лишь только когорты отступили на один шаг, как тотчас же германские сотни ринулись вниз отовсюду, со всех высот, и окончательно отогнали римское войско к его лагерю. Всякая надежда на спасение была потеряна. Конница ускакала, надеясь в каком-либо ином месте пересечь горы. Вар и некоторые из старших командиров покончили самоубийством. Знаменосец бросился вместе со своим орлом в болото, чтобы не дать врагам захватить в свои руки святыню легиона, если уже не было возможности ее спасти.

Наконец, остальная часть войска, во главе с лагерным префектом Цейонием, сдалась на милость победителя. В то время как велись переговоры относительно капитуляции, верные слуги Вара сделали попытку сжечь его тело, чтобы этим оберечь его от поругания, и все-таки успели его полусожженное тело предать погребению. Но Арминий приказал вырыть тело Вара и, отрубив его голову, послал ее Марбоду, королю маркоманов.

[58] Однажды Арминий, — как рассказывает один более поздний писатель2, — для того чтобы устрашить гарнизон одной осажденной римской крепости, велел насадить головы убитых врагов на копья и обнести их вокруг рва. Конечно, этот рассказ не может относиться к лагерю близ Дэрского ущелья, так как осажденные там были прекрасно осведомлены относительно случившегося, но весьма возможно, что этот рассказ все же относится как раз к этому походу, а именно — к гарнизону, оставленному в лагере близ Вестфальских ворот, или, может быть, к Ализо.

Это вполне вероятно, так как те римляне, которые прорвали кольцо германцев и спаслись через Дэрское ущелье или через горы, укрылись в Ализо и подверглись здесь длительной осаде. Когда же у них кончились все съестные припасы, то они, под предводительством отважного старого солдата, лагерного префекта и командира первой роты Цедиция, сделали попытку в бурную темную ночь обмануть бдительность германцев. Они вышли из лагеря, и им, действительно, удалось спастись при помощи военной хитрости: они приказали горнистам трубить, чем вызвали тревогу среди германцев, решивших, что к римлянам спешат на помощь войска с целью снять осаду с крепости. Благодаря этому римлянам удалось спастись от преследования3. Совершенно таким же образом спаслись больше чем тысяча лет спустя гарнизоны рыцарских замков, осажденных пруссами. Гарнизону Бартенштейна удалось пройти 15 миль по неприятельской территории и, наконец, благополучно достичь Кенигсберга (см. т. III, ч. 3, гл. 7). Все же остальные римские гарнизоны и войсковые части, рассеянные по внутренней Германии, попали в руки повстанцев, так что почти все три легиона Вара были целиком уничтожены.

Мы знаем о сражении в Тевтобургском лесу лишь по описаниям побежденной стороны, и даже само название поля сражения, хотя оно и находится в средней части Германии, по всей вероятности, не немецкого, а римского происхождения. Ни в одной хронике, ни в одном источнике средних веков не сохранилось названия Тевтобургского леса. Это название засвидетельствовано лишь одним местом у Тацита (“saltus Teutoburgiensis” — “Анналы”, I, 60). Отсюда оно проникло в географию благодаря ученым исследованиям XVII в. Но уже в настоящее время мы в состоянии понять это название и объяснить его происхождение.

На расстоянии неполной мили от Дэрского ущелья находятся два кольцевых вала: один — очень большой — наверху на горе, а другой — небольшой — в нескольких стах шагах ниже; эти валы производят впечатление поселков древнегерманской эпохи4. Малый круг мог служить местопребыванием князя, а большой — местом убежища для народа — крепостью, где он оборонялся во время войны. Такие оборонительные крепости, которые обычно были необитаемы, но где в случае нужды могло укрыться население округи, сохранились во многих местах. Самой большой из них является крепость на Одилиенберге в Вогезах.

“Тевтобург”, по всей вероятности, означает “народная крепость”. Корень первой части этого слова тождественен с первым слогом названия [59] находившегося поблизости города Детмольд (Тиетмаллус). Очень часто из таких нарицательных имен постепенно появлялись собственные имена. В таком случае это название, очевидно, появилось не у германцев, а у римлян, которые от местных жителей слышали название “тевтобург” в ответ на вопрос о том, что это за большой каменный вал находится на горе, по ту сторону княжеской крепости. Этим названием они поэтому и назвали покрытые лесом горы, через которые проходила их военная дорога.

Теперь “Тевтобургом” называется Гротенбург. Посреди большого кольцевого вала стоит памятник Германна.

Он стоит на правильном месте; и это тем более представится правильным, если принять, что это была крепость Сегеста, из которой он бежал к римлянам, захватив с собой Туснельду.

Еще два других воспоминания об этом сражении сохранились до наших дней. В 1868 г. близ Гильдесгейма, на глубине 9 футов под землей, был найден тот изумительно прекрасный серебряный клад, о котором мы почти без сомнения можем сказать, что он принадлежал к столовой утвари Вара и стал добычей одного из князей херусков. А музей в Бонне хранит могильный памятник, который был поставлен центуриону 18-го легиона М. Целию, погибшему в “Варовой войне”, его благочестивым братом. Этот памятник украшен изображением покойного и его двух верных слуг и снабжен надписью, в которой говорится, что тело покойного похоронить не удалось.

МЕСТО ЛЕТНЕГО ЛАГЕРЯ

Мы твердо установили при помощи чисто объективных доказательств, что лагерь Вара находился на Везере. Это также дважды засвидетельствовано в источниках, однако, не так определенно, чтобы здесь исключалась всякая возможность какого-либо иного истолкования. Дион говорит, что германцы “заманили его от Рейна в страну херусков к Везеру”, но это может быть истолковано “по направлению к Везеру”, а не “к Везеру”. А у Веллея (II, 105) мы читаем: “Тотчас же вступили в Германию, покорили канинифатов, аттуариев, бруктеров, снова завоевали область родов херусков и вскоре, к нашему несчастью, перешли известную реку Везер. Однако, это чтение основывается лишь на конъектуре5. Первое издание и Амербах ставят вместо слова “amnis” (река) слово “inamninus”. Кол. Бурера ставит слово “inamminus”; поэтому недавно вместо слов “роды и река” (gentes et amnis) пытались читать: “рода его Арминий” (genus ejus Anninius).

Раньше предполагали, что Детмольд был местом расположения лагеря, так как здесь, судя по названию (“tietmallus” — титмаллус), находилась судебная палата. Но мне кажется, что это обстоятельство не могло быть причиной того, что римляне именно здесь должны были разбить свой постоянный лагерь. Римское владычество не могло ставить большие, вооруженные германские народные собрания под наблюдение, так сказать, под контроль полиции. Надо было либо запретить эти собрания, либо, — если римляне этого не хотели или не могли сделать, — надо было вступить с германцами в такие политические отношения, которые давали бы возможность допускать такие собрания. Но в таком случае надо было удерживать всех римлян на некотором расстоянии от этих страстных и легко возбудимых толп. Было бы чрезвычайно абсурдно и даже опасно устраивать такие собрания в непосредственной близости от римского лагеря. И в то же время со стороны римлян было бы излишней провокацией [60] разбивать свой на лагерь на священном судейском месте германцев или близ него, что мешало бы германцам собираться там по обычаю своих предков.

Но все эти соображения вообще никчемны, так как единственным мотивом, который был должен и мог обусловить выбор места для лагеря, был стратегический мотив, а он требовал наличия реки.

30 марта 1901 г. я совместно с директором музея г. Шуххардтом обследовал район Реме и установил, что в этом районе подходящим местом для римского лагеря был Ханенкамп. Санитарный советник д-р Хухцермайер из Ойенхаузена рассказал нам, что 15 лет тому назад там была найдена римская золотая монета с изображением императора, причем нашедший эту монету продал ее какому-то нумизмату. Других подробностей г. Хухцермайер, к сожалению, не смог вспомнить, но он обещал нам сообщить дополнительные сведения. О каких-либо иных находках на этом месте не имеется никаких сведений.

Все колодцы, находящиеся на этом холме, содержат воду на незначительной глубине.

Г. Шуххардт в особенности подчеркнул, что если бы на этом месте действительно находился лагерь, то он не только по своей величине, но и по внутренним условиям соответствовал бы обычаям римлян, а именно — он должен был бы лежать на той стороне холма, которая обращена к югу, т.е. к солнцу.

Далее он указал на одно очень важное соображение в пользу того, что римский лагерь не мог находиться выше по течению Везера. Дело в том, что выше Реме река отличается очень быстрым, почти бурным течением и что эти стремнины должны были бы затруднять сообщение римлян с Северным морем.

Однако, мое предположение, что постоянный лагерь Вара находился на Ханенкампе, не подтвердилось теми раскопками, которые я там произвел той же осенью совместно с д-ром Шуххардтом. На этой возвышенности не только не было найдено ни малейших следов древних погребений, но можно сказать как раз наоборот: раскопки ясно показали, что на этом месте не было римского лагеря. Так как, судя по рельефу местности, можно было довольно точно сказать, где должны были находиться римские могилы, и так как поперечные траншеи ясно показали, что почва на этом месте никогда глубоко не разрывалась, то следует признать, что здесь не могло быть никакого лагеря6.

Но вместо этого мы нашли нечто другое и, может быть, не менее ценное, а именно — остатки германских жилищ, разбросанные по всей возвышенности. Эта первая раскопанная древнегерманская деревня подтверждает описание Тацита: “Они строятся поодаль друг от друга, поодиночке, — там, где им приглянулся источник, поле или роща. Деревни располагаются не по нашему обычаю, — так, чтобы дома соединялись и соприкасались между собой, либо стремясь этим обезопасить себя от пожара, либо потому, что они не умеют иначе строить”. Наше открытие подтвердило существовавшее мнение, что в этом описании имелись в виду “не вестфальские хутора, но обширные деревни с широко разбросанными постройками”.

Такие же остатки жилищ были обнаружены на другой возвышенности, лежащей немного выше по течению Везера, на Мооскампе близ Бабенхаузена.

Если, таким образом, на этих двух местах, удобных для расположения римского лагеря в непосредственной близости от Вестфальских ворот, находились германские деревни, то, может быть, это и было причиной того, почему римляне именно здесь не разбили своего лагеря.

Я сперва производил поиски также и на противоположном, т.е. на правом берегу Везера, но и здесь до сих пор не было найдено никаких следов.

Теперь уже задачей местного краеведения является продолжить эти исследования и обратить внимание также на местность, лежащую ниже Вестфальских ворот. Как раз против этого я раньше резко возражал, так как мне казалось невероятным, чтобы римляне устроили свой лагерь перед дефиле, вместо того .чтобы разбить его позади него. Но все же можно [61] привести некоторые аргументы в пользу такого предположения, тем более, что выше по течению подходящие места были уже раньше заняты германскими деревнями. Если бы римляне расположили свой лагерь ниже Ворот, то они могли бы там устроить хорошую переправу через Везер и держать ее в своих руках, что давало им возможность властвовать над всей прилегающей низменностью, в то время как. мост близ Реме открывал бы путь в котловину (что, впрочем, опять-таки связано с вопросом о том, насколько пригодна была дорога по правому берегу Везера). Стратегически наиболее целесообразно было бы расположить лагерь на правом берегу. Мост, весьма возможно, был защищен предмостным укреплением, а опасность от дефиле близ Ворот была ослаблена наличием крепости на Виттекиндсберге (горе Виттекинда). Однако, как я мог лично убедиться благодаря собственному обследованию местности, первое легкое возвышение почвы на правом берегу около деревни Неезен, лежащее под Якобсбергом (горой Якова), настолько незначительно, что с ним почти не приходится считаться при поисках места римского лагеря. На левом берегу следует сперва обратить внимание на Белхорст и Минден. Но здесь все следы лагеря навеки исчезли: в первом случае благодаря Белхорстскому руднику и кирпичному заводу, а во втором — благодаря самому городу Миндену. Со строго стратегической точки зрения, конечно, было ошибкой расположить лагерь перед дефиле, но римляне, очевидно, считали свою власть настолько прочной, что пожертвовали этим моментом ради других выгод.

Более подробное сообщение о раскопках на Ханенкампе помещено мною в “Прусском ежегоднике” (“Preussische Jahrbuecher”), в сентябрьском выпуске за 1901 г. (т. 105, стр. 555), а г. Шуххардтом во “Временнике отечественной истории и древностей Вестфалии”, в т. 61, стр. 163 (“Zeitschrift fuer vaterlaendische Geschichte und Altertumskunde Westphalens”, Bd. 61, S. 163). Все находки переданы в Ректорскую школу в Ойенхаузен.

Позднее я произвел пробные раскопки у выхода из Дэрского ущелья близ Пивитсхейде, но и здесь также до сих пор раскопки не дали результатов. Собственно говоря, не подлежит никакому сомнению, что приблизительно около этого места римляне однажды, в какую-то эпоху, разбили свой лагерь. Когда римлянам надо было из области Липпы попасть в северогерманскую низменность, что им часто приходилось делать в течение двадцати лет их владычества и их войн с германцами в этой области, то они бывали принуждены пересекать Тевтобургский лес и горную цепь Виен, причем через обе эти горные цепи ведут лишь очень немногие отчетливо различимые горные проходы. Горы Виен можно пересечь, пройдя через Ворота, а через Тевтобургский лес ведут Дэрское и Билефельдское ущелья. Многочисленные курганы прямо указывают на то, что Дэрское ущелье служило путем со времен глубокой древности. Если мы здесь когда-либо и найдем следы римских лагерей, то все же это не явится доказательством того, что они имеют какое-либо отношение к походу Вара. Именно в этой области римляне совершали много походов и, находясь среди опасных союзников, принуждены были сооружать походные лагеря, окруженные валом и рвом. Весьма удивительно, что еще нигде не удалось найти хотя какие-либо следы, но весьма вероятно, что такие следы будут обнаружены. Пусть только не ослабнет рвение местных краеведов!

ДЭРСКОЕ УЩЕЛЬЕ

Вслед за Реме мы с г. Шуххардтом обследовали и Дэрское ущелье. Здесь нам оказал очень ценную помощь проф. О. Верт из Детмольда, который оказался прекрасным проводником благодаря своим знаниям местности, древностей и главным образом естественных условий. Он обратил мое внимание на то, что у Зальцуфельна меняется геологический характер местности, и указал на то, что лишь с XVIII в. стали засаживать соснами бывшие до сего времени пустынными песчаные и степные поверхности южнее Зальцуфельна, что он мне также впоследствии подтвердил данными, извлеченными из актов Липпского управления удельного ведомства. Если здесь еще в XVIII в. не было леса и его лишь искусственно начинали насаживать, то не будет слишком смелым сделать из этого вывод, что и в древности этот район был безлесным, а отсюда следует, что рассказ Диона вполне соответствует условиям местности (главным образом леса) между Воротами и Дэрским ущельем.

[62] Равным образом я обязан Верту и тем, что он мне указал на курганы и на то, какое значение они имеют для определения древности военного пути. Карту еще сохранившихся в ту эпоху могильников можно найти в исследовании Вильгельма Таппе, вышедшем в 1820 г. под заглавием “Истинная местность и боевая линия трехдневного сражения Германна” (“Die wahre Cegend und Linie der dreitaegigen Hermannsschlacht”).

Описания Дэрского ущелья в существующей литературе противоречат друг другу или же дают картину, не соответствующую действительности, так что мне хотелось бы со своей стороны сказать несколько слов по этому поводу.

Помимо этого ущелья есть еще второй путь, который ведет от Верхней Липпы через Оснинг к Вестфальским воротам. Этот путь — Билефельдское ущелье, по которому теперь проходит железная дорога. Однако, этот путь не имеет для нас сейчас никакого значения, так как путь, идущий из Ализо через Дэре, значительно короче.

“Оба ущелья, — описывает их майор Дам в “Сражении Германна”, стр. 26 (Major Dahm, “Die Hennannsschlacht”, S. 26), — одинаково легко проходимы. Они образуют горные проходы шириной в 500—600 шагов, по которым можно почти без всяких подъемов пройти через цепь крутых гор”. Подполк. фон Стамфорд в своей работе “Поле сражения в Тевтобургском лесу” (Oberstleutenant von Stamford, “Das Schlachtfeld im Teutoburger Walde”, S. 86, 111) пишет уже несколько иначе, а именно, что путь через Дэре довольно круто поднимается и затем спускается вниз, и что там имеется “скверное место”, где для тяжело нагруженных возов подъем слишком крут.

Дам вполне прав постольку, поскольку теперяшняя шоссированная дорога, проходящая по восточному склону ущелья, имеет лишь весьма незначительный подъем; даже глубокие песчаные места немногим выше, чем равнины к югу и к северу от горной цепи. Однако, лишь описание Стамфорда рисует правильную картину, так как сравнительная ровность этой дороги при незначительных подъемах отчасти была достигнута искусственным путем, в то время как середина ущелья, вследствие песчаных холмов и рытвин, весьма неровна и к тому же обильно покрыта песком, что ее делает трудно проходимой.

Кноке (стр. 96) пишет: “О болотах как внутри Липпского леса, так и к северу от него не может быть и речи”. И Дам говорит приблизительно то же самое, хотя осторожно добавляет: “Болота, которые могли бы оказаться губительными для армии...” Источники нам ничего не говорят о том, что болота оказали непосредственно губительное влияние на армию (ср. Эдм. Мейер, “Исследования к вопросу о сражении в Тевтобургском лесу” — Edm. Meyer, “Untersuchungen zur Schlacht im Teutoburger Walde”, S. 216). Однако Стамфорд твердо устанавливает — и, действительно, не может быть никакого сомнения в том, что во всем Тевтобургском (Липпском) лесу встречаются болотистые леса. Как раз перед Дэрским ущельем, к северу от него, находится Херстское болото с глубокими топями; также и в Дэрском ущелье имеются болотистые места (Стамфорд, стр. 85 и 86).

Земляные валы, которые тянутся поперек всего горного прохода немного севернее его самого узкого места, — там, где справа и слева начинается лиственный лес, покрывающий высоты, — относятся, очевидно, к более позднему времени, к Средним векам.

На “Карте Тевтобургского леса и сражения Германна”, которую в 1820 г. издал принц Фридрих Липпе, у самого северного края Дэрского ущелья нанесен лагерь. Приблизительно в этих местах должен был действительно находиться последний лагерь Вара. Но те остатки вала, которые здесь имеются в виду, лежат слишком .близко от входа в ущелье и не имеют никакого отношения к римским укреплениям. Как установил Шуххардт, это — остатки средневековой крепостной линии. Они находятся на Хаммер-Хайде, справа от дороги, ведущей из Пивитсхейде в Херсте, сейчас же позади того места, где расходятся дороги. Эти остатки вала уже начинают исчезать, так как они сносятся крестьянами. Я упоминаю об этом для того, чтобы предостеречь от ошибок тех будущих исследователей, которые, исходя из карты принца Липпе, будут здесь искать римский лагерь.

Подобно тому как, исходя из монетных находок, искали место сражения при Баренау к северу от Оснабрюка, так и в данном случае читатель может почувствовать искушение воспользоваться для определения места последнего сражения указанием очень серьезного [63] писателя, подполк. Ф.В. Шмидта во “Временнике отечественной истории и древностей (Вестфалии)”, 1859 г., стр. 299. Это указание гласит: “В районе Стапелаге, в l1/2 часах к северо-западу от Дэрского ущелья, в особенности на полях больших дворов Хунекен и Кравинкель, часто выпахивают римские монеты, которые, насколько с ними мог ознакомиться автор, относятся к эпохе не позже эпохи Августа.

Я извлекаю эту цитату из исследования X. Нейбурга “Место сражения Вара” (Н. Neuburg, “Die Oertlichkeit der Varusschlacht”, S. 50). Так как этих монет теперь налицо не имеется, то нет никакой возможности проверить решающий в данном случае момент, а именно — то, что они не позже эпохи Августа. Даже если это и соответствует действительности, то мы из этого можем сделать лишь тот вывод, что здесь мы имеем дело лишь с частью добычи жившего здесь херусского рода, захваченной им после сражения в Тевтобургском лесу. Вышеуказанные места находятся слишком далеко в горах, для того чтобы можно было предположить нахождение римского лагеря именно здесь.

Ген.-майор Вольф высказал однажды предположение, что в районе деревни Эльзен близ Падерборна нельзя теперь найти никаких следов Ализо, так как соответствующее место теперь покрыто песчаной дюной, которая поглотила в себе все следы. Такое же явление могло произойти и в местности, лежащей перед Дэрским ущельем, там, где тысячелетия могли произвести более крупные перемены в конфигурации дюнного ландшафта, чем то можно предположить, судя по его современному виду.

КЛОСТЕРМЕЙЕР И ВИТЕРСХЕЙМ

По существу самое правильное относительно похода Вара было уже сказано Клостермейером в его работе “Где Германн разбил Вара” (Clostenneyer, “Wo Hermann den Varus schlug”. Lemgo, 1822). Он только не совсем правильно восстановил конец этого похода. Он предполагает, что лагерь Вара находился у Миндена или немного дальше вниз по течению, у Петерсхагена, и что заключительная катастрофа произошла не перед Дэрским ущельем, но в долине Берлебеке, у подножия Гротенбурга. Вар хотел пройти через Дэрское ущелье, однако, германцы преградили ему этот путь; поэтому, пытаясь уйти от них, он совершил обходное движение через Детмольд. Это невозможно. Если Вар себя чувствовал слишком слабым для того, чтобы пробиться через Дэрское ущелье, то тем менее он мог надеяться на то, чтобы спастись, идя вдоль гор через Лопсхорнский проход или же пустившись напрямик через горы. Захватив в свои руки неповоротливую и далеко растянувшуюся громаду римского войска, германцы ни за что не выпустили бы своей добычи. Римлянам оставалось либо пробиться через Дэрское ущелье, либо умереть. Другого выбора не было.

Эти вполне правильные возражения против концепции Клостермейера были уже сделаны фон Витерсхеймом в его “Истории переселения народов”. Исходя из этого, он вполне справедливо полагает, что заключительная катастрофа произошла в самом Дэрском ущелье. Однако, он искал летний лагерь Вара гораздо дальше вверх по течению Везера, а это указывает на то, что он еще не смог правильно установить путь римлян, определить тактический характер заключительного сражения и, следовательно, еще не имел полного представления об основных стратегических элементах ведения войны в Германии. В противном случае его решение вопроса, столь близкое к истине, обратило бы на себя значительно больше внимания.

ДНИ ПЕРЕХОДОВ И СРАЖЕНИЙ

Исследователи спорят о том, произошло ли сражение в Тевтобургском лесу в самый день выхода римлян из летнего лагеря или же позднее, а также о том, продолжалось ли сражение два или три дня.

Хотя рассказ Диона и не говорит об этом прямо, но все же создает впечатление, что в течение нескольких дней Вар продвигался вперед вполне спокойно, — вплоть до того момента, когда германцы произвели свое первое нападение. На это обстоятельство вполне справедливо сослался Кноке. Но если Тацит в таких словах (“Анналы”, I, 58) заставляет Сегеста говорить [64] о своем напрасном предостережении Вара: “Свидетельницей этого — ночь; пусть лучше она для меня была бы последней”, то это указывает, что катастрофа последовала тотчас же на другой день. Еще большее значение имеет указание Веллея, что ожидать наступления второй ночи было, по словам Сегеста, уже невозможно (II, 118). На это обратил внимание Вильмс. Хотя свидетельство Веллея как современника является весьма веским, однако, исходя из установленных уже нами основных положений критики источников, мы не должны придавать особенное значение всем этим косвенным указаниям. Во всяком случае указания источников не противоречат предположению, что римляне подверглись нападению германцев в день своего выступления из летнего лагеря.

В таком же положении находится вопрос о том, длилось ли сражение два или три дня. Источники можно истолковать в случае нужды и в том и в другом смысле. Но гораздо вероятнее, как мы уже установили выше, что сражение длилось три дня.

У Диона соответствующее место, имеющее решающее значение, испорчено. В рукописи это место непосредственно после описания второго дня сражения гласит: “Ибо тогда настал день после того, как они выступили в путь”. Но эта фраза бессмысленна. Самым простым и естественным исправлением этой фразы было бы: “Итак, настал третий день...”

Однако, несмотря на это, нельзя препятствовать строить иные коньектуры тем исследователям, которые, исходя из объективных причин, высказываются за два дня, но все же следует отклонить те коньектуры, которые приписывают римлянам ночной переход. Такое большое войско, как войско Вара, не могло, так сказать, прокрадываться тайком. Германцы ничуть не были похожи на персов Тиссаферна, которые с наступлением ночи отходили от греков, чтобы по возможности дальше от них устроить безопасный привал на ночлег. Если же неприятель оставался поблизости, то продвижение становилось уже невозможным, и рано или поздно должно было завязаться сражение. Но нельзя себе представить ничего более неблагоприятного для римлян, чем ночной бой, который происходил бы при данных обстоятельствах и при уже подавленном настроении войск. Это неминуемо привело бы к панике и к немедленному полному разгрому.

Тацит пишет, что Германик прошел через Тевтобургский лес, ища следы и остатки войска Вара. “Первый лагерь Вара, судя по его большому протяжению и по размерам главной квартиры, совершенно несомненно заключал в себе три легиона. Далее, по разрушенному валу и по плоскому рву видно было, что здесь укрепились уже сильно пострадавшие остатки его войска”. В словах “первый лагерь” хотели видеть летний лагерь, и это не является невозможным, — однако, лишь при том условии, если мы примем, что Тацит в погоне за антитезой ввел в заблуждение своих читателей. Ведь каждый римлянин должен был прекрасно знать, что между постоянным лагерем и походным лагерем, рассчитанным на одну лишь ночь, существует большая разница7. Следовательно, этим противопоставлением Тацит не смог бы произвести никакого впечатления на своих читателей. Если бы на самом деле существовал лишь один походный лагерь и если бы Тацит захотел противопоставить его постоянному лагерю, дав контрастное изображение, то он при всей своей риторике все же был бы настолько правдивым, чтобы соответствующим образом построить антитезу, что, конечно, совсем не так трудно. Отсюда можно вывести заключение, что в словах “первый лагерь” (prima castra) автор, по всей вероятности, имел в виду первый походный лагерь, для разбивки которого, как это правильно заметил Кноке, вполне естественно, согласно походным правилам, было намечено место, достаточное для размещения трех легионов, несмотря на то, что в течение первого дня римляне уже понесли значительные потери. Но если мы внимательно ознакомимся с местностью, то ясно увидим, что решающее значение в данном случае приобретут расстояния. От Реме до Дэрского ущелья 5 миль, а от Миндена до того же ущелья 6 миль. Войско, находившееся в таких тяжелых условиях, как римское накануне Тевтобургского сражения, никогда не смогло бы сделать такой переход в течение дня. Для однодневного перехода вполне достаточна была бы половина этого расстояния. Больше того, [65] я даже считаю вполне возможным, что ввиду большого количества повозок, очень трудного пути через лес, холмы и ущелья, а также дождя, который размыл глинистую почву, римляне сделали еще один переход, так что сражение происходило на второй, третий и четвертый день после выступления римлян из лагеря. Этому, конечно, не противоречит то, что Тацит говорит лишь о двух лагерях.

Подполк. фон Стамфорд в своей работе “Поле сражения в Тевтобургском лесу” (стр. 105 и 107) пишет, что ему в нескольких местах удалось найти остатки вала близ Шеттмара около Зальцуфельна.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ КАТАСТРОФА

Описывая самое сражение при Дэрском ущелье и заключительную катастрофу, я не брал за основу один из тех дошедших до нас рассказов, которые теперь находятся в нашем распоряжении, а исходил из сопоставления отдельных свидетельств, сохранившихся у Веллея, Тацита и Флора, а также из основных моментов, переданных Дионом. Оставшиеся пропуски я заполнил теми конкретными фактами, которые я смог извлечь из анализа расстояний и характера местности и которые, будучи связаны между собой, образовали единую причинную цепь событий. Такой метод работы требует особого пояснения и обоснования.

Следует исходить из того, что единственный подробный рассказ о Тевтобургском сражении, которым мы располагаем, а именно рассказ Диона Кассия, хотя и восходит к очень надежному свидетельству, все же сохранился в новой обработке, дошедшей из третьих или четвертых рук. При этом вполне естественно, что не только были сгущены краски, но и могли выпасть отдельные моменты, которые менее интересовали Диона или его предшественников и которые были лишь слабо намечены в первоначальной версии.

Вместе с тем мы не должны принимать в соображение вопрос о том, погибли ли легаты во время самого сражения или они покончили самоубийством по примеру полководца. Об этом в Риме никто не имел точных сведений, так что один говорил одно, а другой совершенно иное.

Дион, описывая сражение, говорит о том, что оно кончилось так же, как и началось: римляне погибали под непрерывным натиском германцев, в то время как их вожди кончали жизнь самоубийством. Этому противоречит сообщение Веллея, который пишет, что из двух лагерных префектов один, по имени Эггий, дал войскам хороший пример, а другой, Цейоний, поступил позорно (“После того как он погубил значительно большую часть войска и будучи виновником сдачи, он не захотел умереть в бою, а предпочел такой смерти казнь”). Далее он сообщает о том, что германцы отрубили голову от полусожженного трупа Вара. Флор дает возможность дополнить этот рассказ тем фактом, что тело Вара было погребено и затем вырыто. Эта попытка погребения, точнее — сожжения, возможна лишь при наличии укрепленного лагеря. Да и помимо этого, если мы учтем способ ведения войны германцами, мы должны будем признать, что войска, находившиеся на поле сражения, никак не смогли бы капитулировать. Но обо всем этом Дион ничего не говорит. Однако, это не может для нас послужить основанием для того, чтобы отвергнуть, признав за басню, такой определенный и точный рассказ, как рассказ Веллея, который вообще во всех остальных случаях является прекрасно осведомленным современником. В конце рассказа Диона, очевидно, имеется пропуск в сохранившемся тексте (может быть, здесь утерян один листок рукописи). Впрочем, если такого пропуска и не было, то весьма возможно, что мы здесь имеем дело с простым сокращением, произведенным автором, так как его описание этого события и без того достаточно подробно. В последней части своего изложения автор особенно стремился быть кратким. Это видно из того, что он описывает, как абсолютно все было уничтожено — и люди и кони, и сейчас же вслед за этим говорит о тех пленниках, которые позднее были выкуплены своими родственниками.

Если теперь мы примем рассказ Веллея о произведенной римлянами попытке похоронить тело Вара и об окончательной капитуляции, то отсюда мы должны будем сделать тот вывод, что данное сражение, очевидно, не было рядом последовательных стычек, а было регулярным [66] сражением. Если бы римляне все время продвигались вперед с боем, то они не могли бы иметь лагеря, где они могли попытаться предать сожжению тело Вара и где войско окончательно капитулировало.

С чисто военно-теоретической точки зрения, если так можно выразиться, это различие чрезвычайно существенно. Но психологически вполне понятно, что именно этот момент отсутствует в рассказе Диона. Ведь от автора этого повествования могло ускользнуть различие между заключительным сражением и боями предшествовавших дней, так как с внешней стороны все эти бои в глазах автора ничем не отличались друг от друга. К тому же мы не должны забывать, что имеем в нашем распоряжении лишь римские источники. Ведь их, конечно, ничто не побуждало к особенному подчеркиванию того обстоятельства, что римляне не только подверглись нападению на походе, но и потерпели окончательное поражение в регулярном сражении, оказавшись не в состоянии пробиться через ряды неприятеля. Их стремление объяснить это поражение лишь изменой и внезапным нападением ясно звучит в той речи, с которой, по словам Тацита (“Анналы”, II, 46), Марбод обратился к своим войскам: “Арминий победил три освобожденных от службы праздных легиона (tres vacuas legiones); поэтому такой успех не делает ему особенной чести”. Это возражение в обычном рассказе может показаться довольно обоснованным, а потому с точки зрения военной истории для нас вдвойне важно обстоятельство, что мы считаем вполне возможным восстановить затушеванный, так сказать, римлянами факт заключительного регулярного сражения.

С этим вполне согласуется и тот довольно странный способ, к которому прибегает Тацит, для того чтобы противопоставить один другому те два лагеря, которые были обнаружены Германиком и его солдатами. “Первый лагерь, судя по его большому протяжению... затем по полуразрушенному валу и плоскому рву...”. Слова “полуразрушенный вал”, конечно, не указывают на такой вал, который никогда не был высоким, а на такой, который обвалился. Следуя строгим правилам логики, в этой фразе можно установить противопоставление первого большого лагеря, построенного по правилам, маленькому, неоконченному, плохо укрепленному лагерю. Давая в данном случае, — как он впрочем это часто делает, — косвенную антитезу, Тацит принуждает читателя восполнить это противопоставление, вкладывая в слово “полуразрушенный” представление о том, что германцы, ворвавшись в лагерь, разрушили и растоптали вал. Очевидец, к которому в конечном счете восходит рассказ Тацита, должен был получить настолько сильное впечатление от состояния вала и рва, что его глазам должна была представиться последняя страшная сцена. Поэтому мы можем предположить, что характерное слово “полуразрушенный” было вставлено не Тацитом, а происходит от первоначальной версии рассказа.

Будем ли мы считать нашу локализацию сражения действительно доказанной или же лишь установленной с определенной степенью достоверности, во всяком случае реконструкция последнего сражения основывается не только на внешнем сопоставлении и согласовании фактов. Мы можем с уверенностью сказать, что объективные основания и критика источников позволяют нам без всякого труда дополнить рассказ Диона фактом существования лагеря и его конечной капитуляции.

Правильная реконструкция, раз установленная, подтверждается тем, что и другие трудно понимаемые части рассказа находят благодаря этому простое и ясное объяснение.

Веллей рассказывает, что во время этого поражения те солдаты, которые, по обычаю римлян, хотели мужественно использовать свое оружие, были наказаны. Мы можем теперь отнести этот факт ко времени ведения переговоров относительно капитуляции.

Согласно Диону, последнее сражение произошло в узком месте ущелья. По Тациту же, Германик увидел белевшие кости павших римлян “посреди поля” (medio campi). Это противоречие теперь легко объяснимо. Дион говорит о последнем настоящем сражении, которое разыгралось в Дэрском ущелье, но, конечно, после того как римляне отступили из Дэре, многие из них были еще убиты в открытом поле перед ущельем.

Эдм. Мейер в своей работе “Исследования относительно сражения в Тевтобургском лесу” (Edin. Meyer, “Untersuch. ueber die Schlacht irn Teutoburger Walde”) уже доказал, что описание Диона само по себе хорошо согласуется с отдельными свидетельствами других источников. [67]

Если его концепция, основанная на критике источников, не получила быстрого и всеобщего признания, то это объясняется лишь тем, что он в отдельных случаях дает неправильные решения вопроса и неверно устанавливает топографию, так как стратегические основы ведения войны в Германии не были в то время еще известны.

ГИПОТЕЗЫ МОММЗЕНА И КНОКЕ

Для нас нет никакой необходимости вникать в отдельные подробности сильно оспаривавшейся гипотезы о том, что Тевтобургское сражение произошло к северу от Оснабрюка, близ Баренау, или же к югу от него, близ Ибурга, так как с нашей точки зрения поле сражения, без всякого сомнения, следует искать лишь на пути, ведущем от Вестфальских ворот к Ализо. Если бы сражение произошло поблизости от Оснабрюка, то это означало бы, что большая дорога римлян шла не вверх по долине Липпы, но от Хальтерна по направлению к Мюнстеру и Оснабрюку, севернее или южнее горной цепи Виен, на Минден или Реме. Конечно, и здесь проходила дорога. Мы даже можем согласиться с Кноке в том, что между двумя горными хребтами — горной цепью Виен и Оснингом вдоль гор у подножия холмов проходила германская дорога. Можно даже себе представить, что те большие запасы, которые были необходимы для летнего лагеря Вара и которые очень трудно было доставить по этому сухопутному пути, были доставлены в Минден на кораблях через Северное море. Все же не может быть никакого сомнения в том, что римляне имели в своем распоряжении военную дорогу, шедшую вдоль Липпы через Оснинг (через Дэрское ущелье) к Вестфальским воротам, что они имели на этой дороге, на Верхней Липпе, укрепленный складочный пункт и что именно поэтому данный путь был их главной военной дорогой. Нужно себе только представить, насколько такой складочный пункт облегчал путь войскам, передвигавшимся взад и вперед по этой дороге. Ведь тогда в Германии без крупных приготовлений и значительных расходов нельзя было сойти с дороги, шедшей вдоль водного пути. Следовательно, если у Вара были бы какие-нибудь основания идти от Вестфальских ворот прямо в район Оснабрюка, то он, наверное, идя по этому пути, не взял бы с собою своего обоза, но, без всякого сомнения, отправил бы его на Липпскую дорогу, так как он считал соседних германцев за верных союзников.

К этому надо прибавить, что с оснабрюкской гипотезой с большим трудом согласуются или даже, собственно говоря, совсем не согласуются положительные указания Тацита на то, что Германик, поднявшись на кораблях вверх по Эмсу, опустошил всю страну между Эмсом и Липпой, подошел к пределам бруктеров, находясь недалеко от Тевтобургского леса, и, сняв осаду с крепости, расположенной на Липпе, отказался от мысли восстановить разрушенный курган. См. относительно этого специальное исследование о местоположении Ализо.

Насколько в корне изменились основы исследования этой проблемы благодаря новым данным относительно плотности населения в Германии, видно из того, что Моммзен в своем исследовании о “месте сражения Вара” (“Die Oertlichkeit der Varusschlacht”) еще находил возможным писать, что германские вожди “могли созывать в любом, — даже отдаленном — пункте свои войска, в два или в три раза превосходившие по своей численности войско римлян”.

Гипотезу Моммзена защищает Эд. Бартельс в своей работе “Сражение Вара и место этого сражения” (“Die Varusschlacht und ihre Oertlichkeit”, 1904), в которой автор особенно подчеркивает то обстоятельство, что путь войска Вара должен был лежать не через лесные горы, а вдоль северного края горной цепи Виен. Окрестности Баренау хорошо соответствуют описанию сражения в том отношении, что здесь находятся большие болота, которых нет близ Дэрского ущелья. Но против этого можно возразить, что болота играют большую роль лишь в рассказах Флора и Веллея, у которых их упоминание могло быть вызвано стремлением этих писателей украсить свой рассказ риторикой, тем более, что германские болота являются чем-то вроде обычного стаффажа8 во всех описаниях Германии. У Диона же, рассказ [68] которого является нашим главным источником, нет упоминания о болотах. Да и помимо этого нельзя сказать, что близ Дэрского ущелья нет никаких болот.

Бартельс вполне обоснованно предполагает, что римское войско шло не через лесистые горы, а вдоль северного края горной цепи Виен, следовательно, по равнине, так как он считает, что римское войско со своим обозом никак не могло направить свой путь через девственный лес. Однако, он вместе с тем упускает из виду то обстоятельство, что здесь местность не давала бы возможности германцам производить непрерывные внезапные нападения на римское войско и, наконец, окончательно отрезать ему путь.

Бартельсу кажется, что существенным основанием для предположения, что римское войско шло не по направлению к Липпе, является тот факт, что при сообщении о восстании германцев не было упомянуто название восставшего племени. Племена, жившие по Липпе и Руру, были настолько хорошо известны римлянам, что название племени должно было быть упомянуто. Но против этого следует возразить, что римляне достаточно давно правили этой страной, чтобы одинаково хорошо знать названия всех племен, живших между Рейном и Везером.

Равным образом бьет мимо цели и тот аргумент, что путь к Верхней Липпе был бы вполне безопасным. Шло бы римское войско по долине Верры или, идя наперерез излучине реки, направлялось бы прямо к югу, — во всяком случае эта местность была более опасна, чем местность, прилегавшая к северному подножию горной цепи Виеи, в особенности Дэрское ущелье, которое как бы самой природой было создано для выполнения военного плана и для проведения военной тактики германцев.

БУКВАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД СВИДЕТЕЛЬСТВ ИСТОЧНИКОВ

При том особенном значении, которое имеет для Германии сражение в Тевтобургском лесу, многим читателям, не имеющим под рукой античных авторов, будет интересно прочитать в точном переводе те первоначальные источники, на которых строится наше изложение, чтобы, таким образом, установить, что ими было передано непосредственно и что является реконструкцией.

Дион Кассий

Римляне владели некоторыми областями в Германии, причем эти области были расположены не одна подле другой, а в том порядке, как их завоевывали римляне, почему они и не упоминаются в истории. Их солдаты зимовали в этих областях и основывали там города, а варвары подчинялись римским обычаям, приходили на рынки и поддерживали с римлянами мирные отношения. Однако, они не могли забыть обычаи своих предков и своей страны, свой свободный образ жизни и мощь своего оружия. До последнего времени их отучали от этого лишь постепенно, применяя большую осторожность, так что они незаметно осваивались со своим новым образом жизни и сами даже не чувствовали происходивших с ними перемен. Когда же Квинтилий Вар, бывший до тех пор проконсулом Сирии, получил Германию в качестве провинции, он резко изменил политику, захотел все слишком быстро изменить, стал обращаться с германцами властно и требовать от них дани, как от подданных. Это им не понравилось. Вожди народа стремились к своему прежнему господству, а народ находил, что прежний государственный строй был лучше, чем принудительное господство иноземцев. Но так как они полагали, что боевые силы римлян на Рейне и в их собственной стране были слишком значительны, то они сперва не восстали открыто, а встретили Вара так, как будто они готовы были исполнить все его требования, и заманили его от Везера в страну херусков. [69] Здесь они жили рядом с ним, находясь с ним в самых мирных и дружеских отношениях, и тем заставили его поверить, что они сами смиренно подчиняются его приказам, даже не вынуждая его применить силу оружия.

Таким образом случилось, что Вар перестал держать свои войска сосредоточенными в одном месте, как он должен был бы делать, находясь в неприятельской стране, но разослал своих людей в разные стороны, уступая просьбам более слабых либо для того, чтобы защитить определенные места, либо для того, чтобы переловить разбойников или же прикрыть доставку продовольствия. Вождями заговора и вероломной войны, которая уже начиналась, были наряду с прочими Арминий и Сегимер, которые находились постоянно при нем и часто пировали за его столом. Когда же он стал вполне доверчивым и уже не подозревал ничего дурного, — даже больше, не только не верил тем, кто подозревал худое в том, что происходило и советовал ему быть осторожным, но даже обвинял их в необоснованной трусости и привлекал к ответственности за клевету, — тогда по предварительному сговору восстали сперва некоторые отдаленные племена. Они считали, что таким образом они скорее заманят Вара в ловушку, когда он выступит против восставших и пойдет по стране, которую он считал дружеской, чем если они все сразу начнут войну против него, дав ему тем возможность принять необходимые меры предосторожности. Все так и случилось. Они дали ему выйти вперед и некоторое время его сопровождали, но затем остались позади под тем предлогом, что хотят стянуть свои войска и затем быстро прийти к нему на помощь. После этого они напали с заранее приготовленными, выпрошенными ими у Вара раньше войсками на римские отряды и разбили их наголову, после чего настигли самого Вара, который к тому времени углубился в непроходимые леса. Теперь предполагаемые подданные внезапно оказались врагами и произвели жестокое нападение на римское войско. Горы здесь были полны ущелий, а неровная местность была покрыта высоким и густым лесом, так что римляне еще до нападения противника должны были порядком поработать над рубкой леса, прокладыванием дорог и постройкой мостов. Римляне вели за собой, совсем как в мирное время, множество повозок и вьючных животных; за ними следовало также большое количество детей, женщин и прочей прислуги, так что войско вынуждено было растянуться на большое расстояние. Отдельные части войска еще более отделились одна от другой вследствие того, что полил сильный дождь и .разразился ураган. Поэтому почва вокруг корней и стволов деревьев стала скользкой, и шаги воинов стали неуверенными. Верхушки деревьев обламывались и своим падением увеличивали смятение, царившее среди войска. В этот тяжелый для римлян момент варвары напали на них со всех сторон, выступив из лесной чащи. Прекрасно зная дороги, они окружили их и сначала обстреливали издали. А затем, когда уже больше никто не сопротивлялся и многие были ранены, они атаковали их вплотную. Так как римские войска шли без всякого порядка, смешавшись с повозками и с невооруженными, то им было трудно сомкнуть свои ряды, а потому они понесли большие потери, тем более, что они не могли со своей стороны причинить никакого вреда противнику, превосходившему их своей численностью.

Как только они нашли более или менее подходящее место, — насколько это было возможно в условиях лесистых гор, — они тотчас же разбили лагерь, сожгли большинство повозок и всякую ненужную утварь или оставили ее за собой, а затем, выступив на другой день, двинулись вперед в уже большем порядке и достигли открытого места; но и здесь им пришлось понести некоторые потери. Выступив отсюда, они вновь попали в лесистую [70] местность; хотя они и оборонялись от наступавших на них германцев, но именно поэтому они испытали новое несчастье. Собираясь вместе в узких местах, для того чтобы сомкнутыми рядами нападать на противника одновременно и конницей и пехотой, они были затруднены в своих движениях деревьями и сами друг другу мешали. Они шли таким образом уже третий (четвертый?) день. Снова разразился сильный дождь, сопровождавшийся резким ветром, что не дало им возможности ни продвигаться вперед, ни укрепиться прочно на каком-либо месте и даже лишило их возможности пользоваться своим оружием, так как стрелы, дротики и щиты промокли насквозь и уже больше не годились к употреблению. Неприятель же, по большей части легко вооруженный, меньше от этого страдал, так как мог беспрепятственно продвигаться вперед или отступать. Помимо этого, неприятель превосходил римлян численностью (так как и ранее колебавшиеся теперь очутились здесь, по крайней мере для того, чтобы поживиться добычей) и окружил более слабых римлян, которые уже в предшествующих боях потеряли много людей, что помогло ему разбить их наголову. Поэтому Вар и наиболее видные римские полководцы приняли печальное, но продиктованное необходимостью решение заколоться собственными мечами из страха перед тем, что их живыми возьмут в плен или что они погибнут от руки ненавистных врагов (тем более, что они уже были ранены).

Когда это стало известно, то все перестали обороняться, даже те, кто еще имел для этого достаточно сил. Одни последовали примеру своего вождя, а другие, бросив свое оружие, дали себя убить первому попавшемуся врагу, так как никто, даже если бы он этого хотел, не мог подумать о бегстве. Теперь германцы могли без всякой опасности для себя поражать и людей и коней.

Веллей Патеркул

Лишь только Тиберий окончил Паннонскую и Далматинскую войны, как через пять дней после этого пришла печальная весть из Германии о смерти Вара и о гибели трех легионов, такого же числа эскадронов и шести когорт. Судьба оказалась для нас, так сказать, милостивой лишь в том отношении, что вернула нам полководца, который мог отомстить за такое поражение, а именно Тиберия. Я должен несколько остановиться на причине этого несчастья и на личности Вара. Квинктилий Вар, происходивший из почтенной, хотя и не очень древней, родовитой семьи, был мягким человеком, обладавшим спокойным характером. Тяжелый на подъем как по своему характеру, так и по своему телосложению, он предпочитал лагерный досуг военной службе. Как мало он презирал деньги, показывает его поведение в Сирии, которая до этого времени находилась в его управлении. Он вступил в эту богатую провинцию, будучи бедняком, а покинул ее богачом, оставив эту провинцию бедной. Получив верховное командование над войском, стоявшим в Германии, он решил, что жители этой страны не имеют в себе ничего человеческого, кроме голоса и тела. И он думал укротить при помощи римского права тех людей, которых не смогли усмирить мечи. С таким намерением вступил он в Германию, как будто он пришел к людям, которые радовались благословенному миру, и проводил все свое время в летнем лагере, торжественно разбирая дела с высоты своего судебного кресла.

Но эти люди, — чему, конечно, не поверит тот, кто этого сам на себе не испытал, — при всей своей дикости чрезвычайно хитры и как бы [71] рождены для лжи. Они вели и тянули длительные, изобретенные ими самими процессы и то жаловались друг на друга, то благодарили Вара за то, что он решал дела с римской справедливостью и таким новым и неведомым для них способом укрощал и смягчал их дикость и ставил право на место насилия. Таким образом, они усыпили бдительность Вара, который впал в такую беспечность, что ему уже стало казаться, что он не командует войском в Германии, а в качестве городского претора судит на форуме. Среди германцев находился в то время молодой человек, происходивший из благородного рода, обладавший храбростью, сообразительностью и таким умом, которого нельзя было бы предполагать в варваре. Его звали Арминием; он был сыном Сигимера, одного из князей этого народа. Его пламенная душа горела в его взоре (Blick) и в его глазах (Augen). Он служил у нас на военной службе и был облечен званием римского гражданина и всадника. Он решил использовать вялость полководца для того, чтобы совершить злодеяние, правильно учитывая, что легче всего погубить того, кто ничего не боится, и что уверенность часто является началом несчастья. Сперва он сообщил свой план лишь немногим, но вскоре и большему количеству лиц. Он их настойчиво убеждал в том, что германцы имеют полную возможность одержать верх над римлянами. Вслед за решением должно было вскоре последовать и выполнение этого плана. Германцы установили время для нанесения удара.

Об этом сообщил Вару Сегест, преданный человек, принадлежавший этому племени и происходивший из благородного рода. Но судьба настолько ослепила Вара, что он уже не мог внять благоразумному совету. Так случается, что божество затемняет по большей части рассудок тех, чье счастье оно хочет погубить, и делает так, что нам кажется, будто то печальное, что случается, происходит по заслугам, и что несчастье становится виной. Вар также отказывается верить этому и уверяет, что он сумеет оценить по заслугам это доказательство дружбы. Но после первого доносчика уже не остается времени для появления второго.

В особой книге я расскажу подробнее об этом ужасном несчастье, — тягчайшем, которое испытали римляне среди чужих племен после поражения Красса. На этот же раз достаточно будет сказать об этом плачевном походе следующее. Одно из самых храбрых римских войск, состоявшее из воинов, выделявшихся среди прочих римских воинов своей дисциплиной, своим мужеством и своим военным опытом, оказалось окруженным вследствие неспособности предводителя, вероломства врага и немилостивой судьбы. Не только не было никакой возможности сражаться или прорваться, но даже те, кто, будучи одушевлен римским мужеством, хотел воспользоваться своим римским оружием, были наказаны и заперты в лесах, болотах и вражеской засаде. И все это войско было разбито и окончательно уничтожено тем врагом, которого до этого времени римляне убивали, как скот, так что теперь их жизнь и их смерть зависели от ненависти или от милости этого врага. Полководец оказался более мужественным перед лицом смерти, чем в борьбе; он последовал примеру своего отца и своего деда и сам себя заколол. Один из двух лагерных префектов, Люций Эггий, дал войскам прекрасный пример, а другой, Цейоний, поступил позорно. После того как значительно большая часть войска погибла в сражении, он не захотел умереть в бою, а такой смерти предпочел казнь и сдался. Вала Нумоний, один из легатов Вара, бывший всегда рассудительным и честным человеком, дал внушающий ужас пример войскам тем, что бросил пехоту на произвол судьбы и вместе с конницей обратился в бегство, пытаясь достигнуть Рейна. Но судьба отомстила ему за этот поступок, так как он не пережил покинутых [72] им, но умер смертью дезертира. Дикий враг растерзал полусожженное тело Вара; он отрубил его голову и послал ее Марбоду, который в свою очередь отослал ее императору, так что ее смогли со всеми почестями похоронить в фамильном склепе.

Флор

Труднее удерживать в своих руках провинции, чем их основывать. Провинции создаются силой, а удерживаются правом. Итак, радость была непродолжительной. Ведь германцы были побеждены, но не укрощены, и под владычеством Друза обращали больше внимания на наши обычаи, чем на наше оружие. После смерти Друза они стали ненавидеть характер и высокомерие Квинктилия Вара так же, как они ненавидели его гнев. Вар отважился созвать собрание и довольно неосторожно похвалялся тем, что он в состоянии укротить дикость варваров прутьями ликторов и голосом глашатая. Но лишь только германцы, которые давно с грустью смотрели, как ржавеют их мечи и застаиваются их кони, убедились в том, что тога и суд более зловредны, нежели оружие, как они тотчас же взялись за оружие под предводительством Арминия. А миролюбие Вара в то время было настолько велико, что он даже не шелохнулся, когда один из князей — Сегест — предательски сообщил ему о заговоре. Так внезапно напали они на него, ничего не видевшего и ничего не боявшегося, в то время как он, — о, самоуверенность! — взывал к суду, и бросились на него со всех сторон. Лагерь был захвачен, и три легиона были разбиты. Вар, потеряв свой лагерь, последовал примеру Павла в день сражения при Каннах, будучи охвачен той же мыслью и преследуем такой же судьбой. Не было ничего отвратительнее этой бойни в болотах и лесах. Нельзя себе представить ничего более невыносимого, чем издевательство этих варваров, в особенности над судьями. Некоторым они выкалывали глаза, другим отрубали руки. Одному они отрезали язык и зашили рот, а варвар, который держал язык в своей руке, крикнул римлянину: “Теперь, змея, ты уже больше не сможешь шипеть!” Даже тело консула, преданное земле верными солдатами, было вырыто. Военными знаменами и орлами варвары владеют до сего времени, а третьего орла, дабы он не попал во вражеские руки, знаменосец обломал, спрятал его под своим поясом и вместе с ним исчез в напоенном кровью болоте. В результате этого поражения произошло то, что империя, которая не остановилась даже на берегу океана, принуждена была остановиться на берегах реки Рейна.

Тацит

Тацит не оставил нам непосредственного описания сражения в Тевтобургском лесу, ибо его рассказ начинается лишь со смерти Августа. Лишь кое-что мы узнаем в связи с описанием походов Германика, а именно — в связи с его рассказом о посещении Германиком поля сражения и погребении останков. Помимо этого, можно найти в римской литературе те или иные отдельные замечания, как, например, в одном письме Сенеки (“Ep.”, 47) его указание на то, что знатнейшие римляне попали в рабство к германцам, и что мужи, которые со временем надеялись вступить в сенат, влачили там свое жалкое существование, один — в качестве пастуха, а другой — в качестве привратника.

Литература

Текст приводится по изданию: Г. Дельбрюк "История военного искусства в рамках политической истории" т. II "Наука" "Ювента" СПб, 1994 Перевод с немецкого и примечания проф. В.И. Авдиева. Публикуется по изданию: Дельбрюк Г. "История военного искусства в рамках политической истории". в 7-ми тт. М., Гос. воен. изд-во, 1936-1939