Исследовательская работа

на тему:

««Русская Правда» как источник

социально-политического устройства

Древнерусского государства».

Ученицы 11 класса «А»

Средней школы №1

Кадыровой Ларисы

Преподаватель Кудрявцев

истории : Сергей Анатольевич

Москва, 2002-2003 г

Оглавление:

Введение……………………………………..3 стр.

Глава I.

Система наказаний…………………………4 стр.

Глава II.

Община……………………………………… 5 стр.

Глава III.

Смерды……………………………………...12 стр.

Глава IV.

Холопы………………………………………14 стр.

Глава V.

Закупы……………………………………….18 стр.

Глава VI.

Рядовичи…………………………………… 20 стр.

Глава VII.

Изгои………………………………………… 22 стр.

Глава VIII.

Социально-политический строй…………25 стр.

Библиография………………………………30 стр.

Введение

Киевская Русь IX – X вв. – первое государство восточных славян, объединившее более 200 мелких славянских, финно-угорских и латышско-литовских племен. Термин «Киевская Русь» очень удобен для обозначения определенного хронологического отрезка – 9 –начало 12 в., когда Киев стоял во главе огромного государства, открывшего собой новый, феодальный период в истории народов Восточной Европы, период, сменивший первобытность и продолжавшийся почти тысячу лет.

Рождение государственности было очень длительным многовековым процессом, но когда государство возникло, оно сразу стало предметом внимания во всем средневековом Старом Свете. Единое государство – Киевская Русь, - возникши в 9 в., просуществовало до 1130-х годов, ускорив процесс перерастания высшей стадии первобытного родоплеменного общества в более прогрессивное феодальное на огромном пространстве и подготовив кристаллизацию полутора десятков самостоятельных княжеств, равных по своему значению крупным королевствам Запада. Недаром Киев и называли «матерью городов русских». Новые княжества 12 – начала 13 в. составляли как бы единую семью – древнерусскую народность, говорившую на одном языке, совместно творившую единую культуру и имевшую единый свод законов, который называется «Русская Правда».

Русская Правда является драгоценнейшим источником по истории феодальных отношений Киевской Руси. Под этим названием скрывается комплекс юридических документов 11-12 вв., отразивший сложность русской социальной жизни и ее эволюции.

Вопрос о социально-политическом строе Древнерусского государства является достаточно спорным. Чтобы рассмотреть его, необходимо сначала остановиться на тех источниках, которыми мы располагаем для его характеристики. Древнейшим сводом законов Руси является Русская Правда. Под этим общим названием известны три памятника: Краткая правда, являющаяся древнейшей, Пространная, относящаяся ко второй половине 12 в., и Сокращенная, основанная как на Пространной Правде, так и на некоторых не дошедших до нас законодательных актах более раннего времени. В свою очередь, Краткая Правда делится на Правду Ярослава (ок. 1016), Правду Ярославичей (вторая половина 11 в.) и дополнительные статьи. Естественно, Краткая Правда – наиболее существенный источник для характеристики социального строя Древнерусского государства, но и в более поздней Пространной Правде записаны нормы права, которые хотя и были кодифицированы лишь в 12 в., но восходят к более раннему времени. Отдельные юридические нормы содержаться и во включенных в текст летописи договорах Олега (911) и Игоря (944) с Византией. В этих договорах упоминается и «закон русский», который учитывался в делах, затрагивавших споры византийцев и русских. Древнейшая дошедшая до нас летопись – «Повесть временных лет» – также дает материал для изучения социального строя, хотя основная часть ее сведений относится к политической истории.

Глава I. Система наказаний. Система наказаний в Русской Правде показывает, что в Древнерусском государстве существовали еще пережитки родоплеменного строя. Правда Ярослава допускает кровную месть, институт, типичный для эпохи, когда не существует государства, берущего на себя функцию наказания за преступления. Впрочем, в статье о кровной мести уже видна тенденция к ее ограничению: законодатель точно определяет круг близких родственников, имеющих право мстить: отец, сын, брат (в том числе двоюродный) и племянник. Тем самым ставится предел бесконечной цепи убийств, истребляющих целые семьи. Ограничение показывает пережиточный характер кровной мести в первой половине 11 в. В Правде Ярославичей кровная месть уже запрещена, а взамен нее введен денежный штраф за убийство (вира), который в зависимости от социального положения убитого дифференцировался в широких пределах: от 80 до 5 гривен.

Глава II. Община. В источниках содержится немало упоминаний о древнерусской общине – верви. Н.И.Павленко считает, что это была, видимо, уже не родовая община; она обладала определенной территорией (так, вервь отвечает за убитого неизвестного человека, найденного на ее земле). В ней выделились отдельные экономически самостоятельные семьи: Русская Правда подробно разбирает случаи, когда община помогает попавшему в беду своему члену и когда он должен платить сам, «а людем не надобе». Отметим, что Русская Правда в основном регламентировала отношения, возникающие при столкновении древнерусской общины и княжеского (боярского) хозяйства. Иными словами, Русская Правда достаточно односторонне позволяет судить об общине. Сама же вервь продолжала жить по нормам обычного права и не испытывала, в отличие от недавно возникшего феодального землевладения, потребности в кодификации.

Казалось бы, что это так. Тем не менее в нашей науке нет единодушия в подходах к решению этой большой задачи. И в старой и в новой литературе есть мнение о том, что вервь «Русской Правды» – это не соседская община, а кровный союз, семейная община.

Представителем этого течения следует считать прежде всего Леонтовича. Он вервь определял как семейную общину-задругу. Это, однако, у него не простая семья, а переходная ступень к чисто общинным формам жизни. «Приняв в себя элементы, чуждые семье, - писал он, - коренясь отчасти в отношениях договоренных, задруга отодвинула на второй план связи кровные, патриархальные».¹

К этому взгляду на вервь примкнули и К.Н.Бестужев-Рюмин², и А.Я.Ефименко³, и Г.Ф.Блюменфельд⁴.

Против такого понимания верфи выступил М.Ф.Владимирский-Буданов: «Ходить по семье,- говорит он, - хотя бы и большой («по верви искати тятя») разыскивать вора – явление странное, особенно при общем пользовании, как в задруге». «Вместо термина погост, та же единица провинциального деления как в южных, так и в северных землях называется вервию (корень слова общий индоевропейский - Warf). Той же единице соответствуют и наименования сотня не только в городском, но и в провинциальном делении, и губа – в Псковской и Новгородской землях».⁵

А.Е.Пресняков тоже считает, что «для эпохи Русской Правды у нас нет оснований предполагать на Руси кровной связи между членами верви… Вервь Русской Правды уже территориальный, соседский, а не кровный союз».⁶

В.Лешков в своем труде «Русский народ и государство» очень подробно останавливается на этой теме. Он указывает, что «до 15 статей можно найти в Русской Правде, говорящих о верви… Изучивши эти статьи, приходишь к заключению, что Правда представляет вервь не в бледном намеке, а в подробном описании, не гадательным призраком, а живым существом, с полной отчетливою деятельностию». «Люди, мир и вервь суть различные выражения для одного и того же понятия». Далее автор прибавляет еще один термин, соответствующий понятию верви, - это погост, и приходит к окончательному выводу, что вервь есть сельская территориальная община с собственным управлением.¹

И.Д.Беляев тоже виде в верви общину, не обусловленную родством: «русская земля в то время была разделена на общины, называвшиеся вервями, члены которых были связаны круговой порукой… Вирное устройство было исконным на Руси…»²

Из современных историков большое внимание вопросу о верви уделил С.В.Юшков. В своей работе «Очерки по истории феодализма в Киевской Руси» он возражает против понимания термина «вервь» как сельской общины и предлагает трактовать вервь как большую семью, делая при этом попытку соответственно использовать единственный источник, знающий вервь, - «Правду Ярославичей» и Пространную «Правду». Признавая наличие в это время на Руси сельской общины, он отрицает, однако, упоминание ее в источниках. «Источники не дают нам, - пишет он, - никаких указаний на существование сельской общины в 9-10 вв. Но это вовсе не значит, что ее не существовало».³ Далее: «Если мы признаем, что вервь – задруга, то это значит, что сельская община содержала разлагавшиеся родовые коллективы, что патриархальные отношения в ней были еще достаточно сильны. Но мы вместе с тем должны знать, что и сама сельская община подвергалась разложению в дофеодальный период» (следуют изложения признаков и причин этого разложения сельской общины).² А из предшествующей страницы узнаем, что и «большая семья давно подвергалась разложению в Киевской Руси».³ Итак, С.В.Юшков признает, что в Киевской Руси одновременно существуют и большая семья, и сельская община, причем обе эти организации, по его мнению, начинают «разлагаться».

Как мы видим, существует множество версий трактовки верви. Единственным выход из положения – это все-таки обращение к источникам, которые, как всегда, следует понимать в целом, руководствуясь всеми их данными, прямыми и косвенными. Прежде всего надо иметь ввиду, что обе «Правды» («Правда» Ярославичей и «Правда» Пространная, документы 11-12 вв.), содержащие тексты о верви, изображают общество, где безусловно доминирует индивидуальная семья, частная собственность на землю, крупное землевладение и другие признаки уже феодального строя. Стало быть, можно думать, что в этих источниках должна, по крайней мере, подразумеваться сельская община-марка, а не родовые организации, несомненно, уже ушедшие (конечно не бесследно) в прошлое.

Но ведь документы кое-что и прямо говорят о верви, не давая, однако, ни одного намека на наличие кровного родства среди членов верви.

В «Правде» Ярославичей наличие феодала и феодальной вотчины совершенно очевидно. Рядом с общиной существует среди богатых собственников-землевладельцев- феодалов, где с полной очевидностью господствует индивидуальное право собственности на пахотную землю, борти, места охоты, на орудие производства. Все это покупается, продается, передается по наследству.

Наступление феодала на общину, победа над нею и процесс внутренней ее эволюции видны также и в том, что из недр общины уже выделились отдельные неимущие элементы, вынужденные искать работы и защиты у феодала. Это – рядовичи, закупы, вдачи, изгои, о которых специально речь будет идти впереди.

Сейчас нам важно отметить эти наиболее существенные стороны мира-верви для того, чтобы показать, в каком направлении протекало перерождение родовой общины в сельскую, соседскую, иначе марку, где происходила уже индивидуальная обработка с первоначально периодическим, а затем окончательным переделом пахотной земли и лугов. Процесс этот на юге начался раньше, чем на севере. Север сохранил следы старых отношений значительно дольше. На юге патриархальная община исчезла раньше и в «Русской Правде» нашла себе лишь слабое отображение.

В «Правдах» мы имеем термины, говорящие именно о сельской общине. Этот мир, вервь. Древнейшая Новгородская, стало быть, северная «Правда» не знает верви и называет только «мир»: «Аще поиметь кто чюжь конь, либо оружие, либо порт, а познаеть в своем миру, то взяти ему свое, а 3 гривне за обиду».¹

«Миру» древнейшей «Правды» соответствует «вервь» Пространной. На это указывает соотношение только что приведенной ст.13 древнейшей «Правды» со ст.40 Пространной: «Аже будет росечена земля… то по верви искати тятя». Сюжетно эти статьи расходятся, но несомненно процедура искания пропавшей веши и тятя происходит в одной и той же территории и среде. Это будет мир-вервь; Пространная «Правда», по времени отстоящая от древнейшей не менее чем на три столетия и относящаяся к южной территории, вместо термина «мир» пользуется, очевидно, аналогичным термином «град». «Аче кто конь погубит, или оружие, или порт, а заповесть на торгу, а после познает в своем городе, свое ему лицем взяти…»¹ В этой статье, несомненно, соответствующей ст.13 Краткой «Правды», под городом разумеется не просто город, а городской округ. Пространная «Правда» знает прекрасно и вервь, известную в «Правде» Ярославичей, составленной в Киеве приблизительно в середине 11 в., но сохранившей в себе более древние черты. Мы можем на основании данных наших «Правд» до некоторой степени разгадать сущность этой верви.

Прежде всего совершенно ясно, что вервь – это определенная территория: «А иже убьють огнищанина в разбои или убийца ни ищуть, то вирно платити в ней же голова начнет лежати».² Совершенно очевидно, что мертвое тело обнаружено на определенной территории. Отвечают люди, живущие здесь, связанные общностью интересов; иначе они и не могли бы отвечать совместно. Стало быть, вервь – общественно-территориальная единица. Что это за общество, в чем заключается связь ее членов, мы отчасти можем узнать из той же «Правды» Ярославичей. В верви живут «люди» (не «вервники»-родственники), которые очень хорошо знают свои права и обязанности. До недавнего времени они коллективно отвечали за совершенное на их территории преступление. Сейчас закон разъясняет, что есть случаи, когда преступник должен отвечать сам за себя. Если убьют управляющего имением умышленно («аще убьють огнищанина в обиду»), «то платити за нь 80 гривен убийци, а людем не надобе».³ Люди платят только в том случае, если того же огнищанина убили в разбое и убийца не известен; тогда платят те люди – члены верви, в пределах чьей верви обнаружен труп.

«Правда» Ярославичей – специальный закон. Ее назначение – оберегать интересы княжеского имения, окруженного крестьянскими мирами-вервями, враждебно настроенные против своего далеко не мирного соседа-феодала. Недаром феодал укрепил свое жилище и защищал себя суровыми законами. Крестьянские миры призваны нести ответственность за своих членов, и вполне понятно, почему в кнажой «Правде» подчеркивается главным образом только эта сторона верви.

Пространная «Правда» начала 12 в. знакомит нас с общественными отношениями еще глубже и дает нам возможность еще лучше всмотреться в организацию и функцию верви.

Вервь не должна ничего платить, если труп, обнаруженный в ее пределах, не опознан. « А по костех и мертвеци не платить верви, аже имени не ведают, ни знают его».¹ Разбойника вервь должна выдавать вместе с женой и детьми на поток и разграбление. Этого раньше в «Правде» Ярославичей не было. Стало быть, на наших глазах усиливается ответственность отдельных семейств, идет отмежевание от их верви. Закон точно говорит в этой же статье: «за разбойника люди не платят».² Члены верви должны отвечать не только за убийство: «Оже будет рассечена земля или на земли знамение, им же ловлено, или сеть, то по верви искати собе татя, а любо продажа платити».³ И здесь вервь обязана найти либо преступника, либо возместить убытки собственника земли или испорченной вещи.

Наконец, в Пространной «Правде» мы имеем очень интересный институт «дикой виры», который говорит нам о том, что вервь в 12 в. уже перестает помогать всем своим членам в платеже штрафов, а помогает лишь тем, кто заранее о себе в этом смысле позаботился, т.е. тем, кто вложился предварительно в «дикую виру»: «Аже кто не вложится в дикую виру, тому людье не помогают, но сам платит».¹ Это говорит нам о том, что к 12 в. члены верви перестали быть равными в своих правах, что среди них выделялась группа, надо думать, людей более зажиточных, которые могли платить все взносы, связанные с участием в «дикой вире». Перед нами симптом разложения старой верви.

Итак, едва ли может остаться какое-либо сомнение в том, что восточное славянство, как и все другие народы мира, пережило одни и те же этапы в своем развитии. Восточному славянству известен период родового бесклассового строя, сменившегося строем общинно-соседским, иначе господством сельской общины, не устранившим и большой семьи.

Если родовой строй в 18-19 вв. сохранился в пережитках, то к 1 в. почти исчезли эти следы.

В древнейших дошедших до нас русских письменных памятниках мы видим уже классовое общество, имеющее за собой солидное прошлое.

Глава III. Смерды. Многие авторы полагали, что основным крестьянским населением страны были не раз упоминающиеся в источниках смерды. Однако «Русская Правда», говоря об общинниках, постоянно употребляет термин «люди», а не «смерды». За убийство людина полагался штраф в размере 40 гривен, за убийство же смерда – всего 5. Смерд не имел права оставить свое имущество непрямым наследникам – оно передавалось князю. Существует много гипотез о социальной сущности смердов, но большинство исследователей признают, во-первых, тесную связь смердов с князем, во-вторых, считают смердов ограниченной, хотя и довольно широкой, общественной группой. Вероятно, смерды были несвободными или полусвободным княжескими данниками, сидевшими на земле и несшими повинности в пользу князя.

В.Д.Греков путем долгих исследований попытался подвести главнейшие итоги наблюдений над историей смердов:

1. Смерды есть основная масса русского народа, из которой в процессе классообразования выделились другие классы русского общества.

2. С появлением господствующих классов смерды оказались внизу общественной лестнице.

3. Источники Киевского периода истории Руси застают их организованными в община.

4. Победа феодальных отношений внесла в жизнь смердов очень важные изменения и прежде всего разбила смердов на две части: а) смердов-общинников, независимых от частных владельцев, и б) смердов, попавших под власть частных владельцев.

5. Процесс внутреннего расслоения в общине привел часть смердов к необходимости покинуть общину и искать заработка на стороне. Таким путем у землевладельцев появились новые кадры рабочего населения за смердьей среды.

6. Независимые смерды продолжали существовать, несмотря на систематическое наступление на общину привилегированных землевладельцев-феодалов.

7. Независимые смерды попадали под власть власть феодалов путем внеэкономического принуждения (захват населения и земли, пожалование от государства).

8. Правовое положение зависимых смердов не поддается точному определению. Во всяком случае есть основание считать в своих правах сильно ограниченными.

9. Форма их эксплуатации определяется условиями жизни смерда: если он живет непосредственно в барской усадьбе, он работает на барщине и входит в состав челяди; если он живет вдали от усадьбы, он платит ренту продуктами.

10. В 13-14 вв. весьма энергично растет рента продуктами в связи с расширением землевладения феодалов, увлечением количества их подданных и превращением вотчины в сеньерию.

Глава IV. Холопы. Значительное место Русская Правда уделяет рабам. Они были известны под разными названиями – челядь (единственное число – челядин), холопы (женский род – роба). Термин «челядин» встречается уже в договоре Олега с Византией: речь там идет о похищении или бегстве русского челядина («аше украден будеть челядин рускы или ускочит»). Главным источником рабов был плен. Когда, согласно «Повести временных лет», Святослав перечислял добро («благая»), идущее из Руси, то, наряду с мехами, медом и пушниной, он называл и челядь. Уже в древнейшей части Русской Правды – Правде Ярослава описана процедура судебного разбирательства по делу о краже челядина. Исследователями по-разному решается вопрос о соотношении челядинной и холопьей зависимости. Вероятно, «челядь» – термин более раннего периода, который некоторое время сосуществовал с более новым термином – «холоп». Хотя, многие историки, в том числе и В.Д.Греков, считают, что если холоп и входил в понятие «челяди», то он там не растворялся целиком, и в отдельных случаях «Правда» находит необходимым говорить о нем тдельно.

Русская Правда рисует тяжелое положение холопов, которые были полностью бесправны. Холоп, ударивший свободного, если даже господин уплатил за него штраф, мог быть при встрече убит обиженным, а в более позднее время – жестоко наказан телесно. Холоп не имел право свидетельствовать на суде. Беглого холопа, естественно, наказывал сам господин, но тяжелые денежные штрафы накладывались на тех, кто поможет беглому, указав путь или хотя бы накормив. За убийство своего холопа господин не отвечал перед судом, а подвергался лишь церковному покаянию.

Особенно детально вопрос о холопстве излагался уже в пространной Правде, где мы находим фактически целый устав о холопах. В это время (12 в.) уже известны два вида холопства: обельное (полное) и неполное. Источником обельного холопства был не только плен. Многие сами продавали себя в холопство. Холопом становился, если не заключал с господином специального договора («ряда»), и тот, кто поступал в услужение на должность тиуна (управляющего) или ключника. Терял свободу (если не было особого «ряда») и человек, женившийся на рабе. Обельное холопство, единое по своему юридическому статусу, было вместе с тем разнородным по своей реальной социальной структуре. Разумеется, основную массу составляли рядовые рабы, выполнявшие тяжелую работу на своего господина. За их убийство полагался самый низкий штраф – 5 гривен. Однако, уже Правда Ярославичей знает княжеского сельского и ратайного (т.е. пашенного) старосту, за убийство которого полагалось уплатить 12 гривен. 80 гривнами (в 2 раза дороже, чем жизнь свободного человека) защищалась жизнь княжеского тиуна (а тиуны были, как отмечалось выше, холопами). Купцы использовали холопов для торговли, хотя несли полную материальную ответственность за их операции. Холоп-тиун мог по «по нужи» (т.е. по необходимости) выступать и как свидетель в суде.

Вообще, существует множество точек зрения относительно рабства на Руси. Очень обстоятельно точку зрения на рабство древней Руси изобразил Б.Н.Чичерин: «Плен, женитьба, заем, наем, преступление, добровольное подданство – все могло свободного человека сделать рабом, не говоря уже о способах производных, как-то купле и рождении в холопском состоянии».¹ «Холоп считался не лицом, а вещью, частною собственностью хозяина», «за действия холопа отвечает господин».² Раб лишен всяких прав. «Одно только и встречается законоположение в пользу холопов: это то, что дети, прижитые хозяином от рабыни после его смерти делаются свободными вместе с матерью. Здесь нравственное начало восторжествовало и ослабило юридическую строгость учреждений».³

Б.Н.Чичерин указывает также и на роль холопов в хозяйстве. Это по большей части личная прислуга князей и других лиц; холопы сажались и на землю, «но вообще сельское народонаселение состояло из свободных крестьян, между которыми, только как исключение, сажались холопы».⁴

М.Ф.Владимирский-Буданов не согласен с Б.Н.Чичериным в том, что холоп есть вещь. По его мнению, «холопы обладали некоторыми правами, почему и речь о них должна быть отнесена к учению о субъектах, а не к учению о вещах (объектах)».⁵

Много внимания правовому положению раба на Руси уделяет Сергеевич. Он тоже считает раба собственностью, но с оговоркой: «Раб есть собственность, но с некоторыми отступлениями от этого начала в частностях». Останавливается он на вопросе об отношении церкви к институту рабства. ⁶

Для В.О.Ключевского вопрос о холопстве и особенно о юридической его природе имеет особое значение. Институт холопства интересует его не столько сам по себе, как один из институтов древнерусского права, а с гораздо большей степени с точки зрения его влияния на историю крестьянства, т.к. В.О.Ключевский убежден, что «крепостное право возникло прежде, чем крестьяне стали крепостными, и выражалось в различных видах холопства». По его мнению, «вопрос о происхождении крепостного права есть вопрос о том, что такое было крепостное холопское право в древней Руси, как это право привито было к крестьянству».¹

В.О. Ключевский много раз возвращался к этому предмету. В статье «Подушная подать и отмена холопства в России», он подходит в плотную к древнейшим памятникам, имеющим отношение к холопству. Право он видит в «Русской Правде» и находит между нравами и правом на Руси серьезное расхождение: нравы были мягки, а закон суров.²

Свои заключения о древнерусском холопстве В.О.Ключевский строит главным образом на данных «Русской Правды». Он настаивает на том, что «Русская Правда» не различает видов холопства и знает только одно обельное, т.е. полное, что только позднее, уже в 12-13 вв., «Первобытное русское холопство» эволюционировало, и несвободные люди стали делиться на разряды по степени зависимости и общественного значения. Один русских холопах уже можно было сказать, что один более холоп, другой менее».³ Тут автор имеет ввиду образование привилегированного слоя челяди.

Если обратиться к литературе послереволю-ционной, то на первое место, несомненно, надо поставить работу С.В.Юшкова. Имеется в виду глава

« Превращение холопов в крепостное крестьянство» его книги «Очерки по истории феодализма».

С.В.Юшков выдвинул мысль о том, что при неких условиях произошло сближение холопов с зависимыми смердами (С.В.Юшков независимых смердов не признает).

С очень интересной позиции С.В.Юшков разбирает Устав о холопах Пространной Правды. Исходя из убеждения, что «Правда» не только фиксирует действующее право, но вносит много нового, отменяющего старину, С.В.Юшков делает очень смелое заключение: «…до Русской Правды холоп… не был субъектом преступления. Он не платил никаких продаж. Холоп… не мог послухом ни при каких условиях; жизнь холопа защищалась только взиманием урока».¹ «Русская Правда» создала новые нормы холопьего права.

Глава V. Закупы. Наряду с обельными холопами, Пространная Правда знает закупов, воспринимающихся как неполные, необельные холопы. Это сравнительно поздняя зависимая категория людей, возникшая только в 12 в. Закуп – разорившийся общинник, пошедший в долговую кабалу к князю или его дружиннику. Он получал какую-то ссуду («купу») и за нее (вернее, за проценты с суммы долга) должен был работать на господина – либо на его пашне («ролейные» закупы), либо как слуга. Хозяин имел право подвергать закупа телесным наказаниям, а попытка бегства наказывалась превращением в обельного холопа. Вместе с тем закуп отличался от раба. Прежде всего он имел право (хотя, вероятно, формальное) выкупаться на волю, вернув купу. Закон специально оговаривал, что не считается бегством, если закуп отправился открыто («явленно») на заработки («искать кун»), чтобы выплатить свою долг. Но важнее другое обстоятельство: закуп продолжал вести свое, отдельное от господина хозяйство. Закон предусматривает случай, когда закуп отвечает за утрату господского инвентаря при работе на себя («орудья своя дея»). Закуп несет материальную ответственность перед господином, следовательно, он платежеспособен, его хозяйство – не собственность господина. Именно поэтому положение закупа, лишенного личной свободы, но отделенного от средств производства, близко к статусу будущего крепостного крестьянина. К сожалению, источники не дают ответа на вопрос, насколько были распространены отношения закупничества, но большое число статей в Пространной Правде, посвященных им, убеждает, что закупы – не редкое явление на Руси 12 в.

Вообще, вопрос о закупах – один из самых беспокойных вопросов. О закупничестве много писали, много спорили, спорят и сейчас.

Самое старое мнение, высказанное о закупничестве еще И.Н.Болтиным, поддержанное потом Эверсом и Рейцом, сводится к тому, что закуп – это временно «служащий по кабале» человек.¹ Это состояние, близкое к тому, которое позднее стали называть кабальным холопством. Эверс называет закупа «наемником», «на время закабаленным человеком»; ролейного закупа он считает «наемным земледельцем», «наемным слугой».²

А.Рейц такого же мнения; он только прибавляет, что «служба по условию была вроде неволи, хотя не полной». Иногда этого слугу он называет «нанятым работником». А.Рейц допускает, что закупы заключал условие о работе на всю жизнь и сравнивает с «кабальными людьми», которые служили до смерти господина.³

Наемным человеком закупа считали и В.Лешков⁴ и В.И.Сергеевич.⁵ К позднейшим «серебреникам» их приравнивал И Н.П. Павлов-Сильванский.⁶

Постепенно к этому определению закупа как наемного человека начинает прирастать понятие долга. С.М.Соловьев так определяет закупа: «Закупнем или наймитом назывался работник, нанимавшийся на известный срок и за известную плату, которую, как видно, он получал вперед, в виде займа».¹ Так же рассуждает и Калачов,² и И.Д.Беляев.³ Н.А.Максимейко возражает против такой трактовки закупничества и настаивает на том, что «с юридической точки зрения закуп был должником, а не наймитом».⁴

Понимание закупа начинает осложняться еще новым соображением о «залоге самого себя»,⁵ о «запродаже себя»,⁶, «личном закладе».⁷

М.Ф.Владимирский-Буданов определяет закупни-чество как «результат соединения договора личного найма и найма имущества».⁸

В.О.Ключевский при определении закупничества тоже нагромоздил немало юридических признаков: закуп у него и закладень, и арендатор земли, и заемщик денег.⁹

Глава VI. Рядовичи. По «Русской Правде» нам известны еще некоторые категории зависимого населения. В Краткой и Пространной Правдах по одному разу упоминается рядович (или рядовник), жизнь которого защищена минимальным пятигривенным штрафом. Вероятно его связь с «рядом» (договором). Возможно, рядовичами были не пошедшие в холопство и заключившие «ряд» тиуны, ключники и мужья рабынь, а также дети от браков свободных с рабынями. Судя по другим источникам, рядовичи часто исполняли роль мелких административных агентов своих господ.

Но термин «рядович» вызывает разное понимание у различных ученных.

У Сергеевича о рядовичах два мнения. Он считает рядовича, упоминаемого в «Русской Правде», «рядовым» рабом на том основании, что «ценят его в 5 гривен, а это цена обыкновенного раба». Он же допускает, что рядович – не всегда раб. «Рядович – всякий, по ряду (договору) у кого-либо живущий».¹ Мрочек-Дроздовский видит в рядовиче несвободного приказчика. Это несвободные подключники в княжеских, боярских или владельческих имениях.² Пресняков считает рядовича низшим агентом хозяйственного или административного управления и в доказательство приводит известный текст из Даниила Заточника: «Тиун бо его (князя) яко огнь трепетицею накладен, а рядовичи его яко искры». «А сотским и рядовичем… не судити».³ Леонтович признает рядовича договорником.⁴

Кардинально отличается понимание термина «рядович» у В.Д.Грекова. По его мнению, в самой «Русской Правде» имеются данные для объяснения социальной сущности рядовича. В ст. 110 Троицкого IV списка читаем: « А холопство обельное трое:… поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядом, то како ся будет рядил, на том же и стоить. А се третье холопьство: тиуньство без ряду или привяжеть клюк собе, с рядом ли, то како ся будеть рядил, на том же и стоить». Совершенно ясно, что человек, собирающийся жениться на рабе, имел полное основание предварительно заключить ряд с господином невесты. Так, по-видимому, чаще всего и бывало на самом деле. Перед послухами, очевидно, заключается ряд о цене выкупа за жену – рабу, который и погашается работой мужа рабыни. По ряду можно было поступить в ключники и тиуны.

Итак, по В.Д.Грекову, рядович ни в коем случае не раб. Это, по московской терминологии, один из видов серебреничества. Мы знаем все условия существования рядовичей, но летописи дают на основание думать, что их приниженное и тяжелое положение в момент обострения классовых отношений в связи с усилением наступления землевладельцев на общину определило их позицию в народных движениях 11-12 вв. и особенно ярко проявившихся в 1113 г., после чего в Киев был призван Владимир Мономах.

Он должен был обратить внимание и на рядовичей. «Устав» Владимира Мономаха говорит не о рядовичах вообще, а только об их разновидности – закупах, в которых не трудно видеть все элементы социальной природы тех же рядовичей.

Глава VII. Изгои. Также по одному разу в Краткой и Пространной Правдах упоминается изгой. Речь идет о человеке, лишившемся своего социального статуса. Так, князьями - изгоя называли князей, не имевших собственного княжества. Изгои Русской Правды, видимо, люди, порвавшие со своей общиной, а также, возможно, холопы, отпущенные на волю.

В ст. 1 древнейшей «Русской Правды» в числе общественных категорий, имеющих право на 40-гривенную виру, значится и изгой (аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изгой будеть, любо словенин, то 40 гривен положите за нь»).

Уже в свое время Калачов высказал интересную мысль, отчасти поддержанную Мрочек-Дроздовсим, что «начало изгойства коренится… в родовом быте».¹

«Как явление историческое, - пишет он, - изгойство жило и развивалось при наличности известных условий быта, и, поскольку менялись эти условия, постолько менялось и положение изгоя в обществе, - продолжает он дальше, - надобно знать, при каких условиях и в какой форме общежития жило само общество. Это необходимо вследствие того, что народ на различных ступенях своего развития живет в данное время в различных общественных союзах, строй которых соответствует именно данной эпохи народной жизни. Первичной формой общежития является род…; впоследствии, в силу различных причин, родовая замкнутость исчезает, и на место рода… община земская, обоснованная поземельною связью».

Есть еще любопытные мысли у Мрочек-Дроздовского: «Добровольные выходы из союзов возможны лишь при условии надежды найти какую-нибудь пристань вне рода, хотя бы такую, какую нашла птица, выпущенная праотцем Ноем из ковчега… Надежда на такой уголок уже указывает на начало разложения замкнутых родовых союзов, на начало конца родового быта…; самое стремление родича вон из рода есть нечто иное, как то же начало конца».

Наши источники ничего не говорят об изгойстве в связи с распадом родовых отношений. Догадки Мрочек-Дроздовского основаны не на документальных фактах, а на теоретических предположениях. Тем не менее отказать им в вероятности нельзя.

Может быть, если термин «изгой» действительно возникает в родовом обществе, чужеродные элементы принимались в родовые замкнутые группы, но явление это стало особенно развиваться в процессе распадения родовых союзов и в «Русскую Правду» попало, несомненно, тогда, когда род уже был известен только в отдельных пережитках. Изгой, по-видимому, и упомянут в «Русской Правде» в качестве одного из осколков давно разбитого родового строя. Здесь изгой еще как будто считался полноправным членом нового, по-видимому городского, общества, в некотором отношении стоит в одном ряду с дружинником, купцом и даже с русином, представителем правящей верхушки общества. Нет ничего невероятного также и в том, что это равноправие такого же происхождения и так же относительно, как и право закупа жаловаться на своего господина, если этот последний бьет его не «про дело», т.е. это есть компромиссная мера в целях успокоения общественного движения, в данном случае имевшего место в Новгороде в 1015 г., после чего и, может быть, в значительной степени вследствие чего и приписано настоящее прибавление к первой статье древнейшего текста «Закона русского». Если это и так, что весьма вероятно, то равноправие изгоев в начале 11 в. было уже для них потеряно, но не совсем забыто и, может быть, служило неписанным лозунгом общественных низов, по преимуществу городских, в событиях 1015 г.

Б.Д.Греков сделал вывод, что «главная масса изгоев – это вышедшие из холопства люди. Стало быть, это, главным образом, вольноотпущенники, бывшие рабы, посаженные на господскую землю, крепостные».

В заключение об изгоях нельзя не сказать, что это категория зависимого населения Киевского государства меньше всех других поддается изучению. Здесь поневоле приходится ограничиваться, главным образом, более или менее обоснованными предположениями.

Глава VIII. Социально-политический строй. Спорным остается вопрос о времени возникновения феодального землевладения в Древней Руси. Некоторые авторы относят его появление к 9-10 вв., но большинство полагает, что в 10 в. существовали лишь отдельные княжеские села, хозяйство в которых носило более скотоводческий (быть может, даже коневодческий) характер, а уже во второй половине 11 – первой половине 12 в. образуется феодальная вотчина. В 9 – первой половине 11 в. князья собирали дань со свободных общинников. Сбор дани осуществлялся во время полюдья, когда князь со своей дружиной приезжал в определенный центр, где и получал дань с местного населения. Размер дани первоначально был не фиксирован, что и привело к столкновению Игоря с древлянами. По сообщению летописи, Ольга после этого установила точный размер дани («уроки») и места ее сбора («погосты» или «повосты»). Собранную дань князь делил между дружинниками.

Преобладание среди непосредственных производителей материальных благ свободных общинников, значительная роль рабского труда и отсутствие феодального землевладения послужили основанием для выдвижения гипотезы о том, что Древнерусское государство не было феодальным. Защищающий эту точку зрения И.Я.Фроянов полагает, что в древнерусском обществе 9-11 вв. существовало несколько социально-экономических укладов, ни один из которых не был преобладающим. Дань, собираемую с местного населения, он рассматривает не как особый вид феодальной ренты, а как военную контрибуцию, наложенную на покоренные киевскими князьями племена. Однако большинство исследователей считает Древнерусское государство раннефеодальным.

Раннефеодальное общество не тождественно феодальному. В нем еще не развились до зрелого состояния основные характерные черты феодальной формации и существуют многие явления, присущие предшествующим формациям. Речь идет не столько о преобладании в данный момент того или иного уклада, сколько о тенденции развития, о том, какой из укладов развивается, а какие постепенно сходят на нет. В древнерусском государстве будущее принадлежало именно феодальному укладу.

Безусловно, в дани были элементы и военной контрибуции и общегосударственного налога. Но вместе с тем дань собиралась с крестьянского населения, отдававшего князю и его дружинникам часть своего продукта. Это сближает дань с феодальной рентой. Отсутствие же феодальных вотчин могло компенсировать распределением дани среди дружинников, совокупного господствующего класса. На признании государства в лице князя верховным собственником всей земли в стране основана выдвинутая Л.В.Черепниным концепция «государственного феодализма», согласно которой крестьянство Киевской Руси подвергалось эксплуатации феодальным государством.

Политический строй Древнерусского государства сочетал в себе институты новой феодальной формации и старой, первобытнообщинной. Во главе государства стоял наследственный князь. Киевскому князю подчинялись владетели других княжеств. По летописи нам известны немногие из них. Однако договоры Олега и Игоря с Византией содержат упоминание о том, что их было не мало. Так, в договоре Олега говорится, что послы отправлены «от Олга, великаго княза рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь». По договору Игоря послы отправлены от Игоря и «от всякоя княжья», причем названы послы от отдельных князей и княгинь.

Князь был законодателем, военным предводителем, верховным судьей, адресатом дани. Функции князя точно определены в легенде о призвании варягов: «володеть и судить по праву». Князя окружала дружина. Дружинники жили на княжеском дворе, пировали вместе с князем, участвовали в походах, делили дань и военную добычу. Отношения князя и дружинников были далеки от отношений подданства. Князь советовался с дружиной по всем делам. Игорь, получив от Византии взять дань и отказаться от похода, «созва дружину и нача думати». Дружина же Игоря посоветовала ему отправиться в несчастный поход на древлян. Владимир «думал» с дружиной «о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем», т.е. о делах государственных и военных. Святослав, когда мать Ольга убеждала принять его христианство, отказывался, ссылаясь на то, что над ним будет смеяться дружина. Дружинники могли не только советовать князю, но и спорить с ним, требовать от него большей щедрости. Летописец рассказывает, что дружинники Владимира роптали на князя, что им приходится есть деревянными, а не серебряными ложками. В ответ Владимир «повеле исковати» серебраные ложки, ибо «сребромъ и златом не имам налести (т.е. не смогу найти) дружины, а дружиною налезу злата и сребра».

Вместе с тем и князь был нужен дружине, но не только как реальный военный предводитель, а и как некий символ государственности. Формальная независимость воли князя, пускай даже еще несовершеннолетнего, проявилась во время битвы киевской дружины с древлянами. Битву должен был начать князь. Малолетний Святослав действительно «суну копьем… на деревляны», но его детских сил хватило лишь нато, чтобы оно пролетело между ушей коня и ударилось ему в ноги. Однако знак к началу битвы был подан, главные дружинники Свенельд и Асмуд возгласили: «Князь уже почал; потягнете, дружина, по князе».

Наиболее уважаемые, старшие дружинники, составляющие постоянный совет, «думу» князя стали именоваться боярами. У некоторых из них могла быть и своя дружина. Для обозначения младшей дружины применялись термины «отроки», «чадь», «гриди». Если бояре выступали в роли воевод, то младшие дружинники исполняли обязанности административ-ных агентов: мечников (судебных исполнителей), вирников (сборщиков штрафов) и т.д. Княжеская дружина, оторвавшаяся от общины, делившая между собой дань, представляла собой нарождавшийся класс феодалов.

Появление дружины как постоянной военной силы было шагом на пути изживания характерного для периода родоплеменного строя всеобщего вооружения народа. Однако незрелость феодальных отношений проявлялась, в частности, в том, что народные ополчения продолжали играть важную роль. Наряду с дружинниками «вои» постоянно упоминаются на страницах летописи. Больше того, они порой более активно участвовали в военных действиях, чем дружинники, которых князь берег. Так, во время Мстислава и Ярослава Владимировичей Мстислав поставил в центре своих войск воев северян, а на флангах дружину. После битвы он радовался тому, что вои северяне погибли, а «дружина своя цела».

Княжеская власть была ограничена и элементами сохранявшегося народного самоуправления. Народное собрание – вече – действовало активно в 9-11 вв. и позднее. Народные старейшины – «старцы градские» – участвовали в княжеской думе, и без их согласия было, видимо, трудно было принять то или иное решение. Летописи отразили падение роли вече в политической жизни: его упоминание обычно связано с экстраординарными ситуациями, когда ослабевшая княжеская администрация или нуждалась в дополнительной опоре или утрачивала власть. Однако были и исключения: сильные позиции сохранило народное собрание в Новгороде и ряде других городов.

Глава IX. Краткий итог. Анализ социально-политических структур позволяет говорить о трех центрах притяжения, влиявших на общественное развитие: это прежде всего княжеская власть, набиравшая силу дружина (боярство), народное вече. В дальнейшем именно соотношение этих властных элементов станет определять тот или иной тип государственности, который возобладает на территориях, некогда входивших в состав державы Рюриковичей.

Библиография

Источники и литература по всему курсу

- Российское законодательство, т.1, М., 1984

- Греков В.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. М., 1952-1954. Кн. 1

- Павленко Н.И. История России с древнейших времен до 1861 года. М., 2001

- Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982

- Рыбаков Б.А. Мир истории

- Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история популярный очерк IX-XVIII в. М., 1992

- Сахаров А.Н. История России с древнейших времен до конца XX века, т.1, М., 2001

- Сахаров А.Н., Буганов. В.И. История России с древнейших времен до конца XVII века

- Лекционный материал Конюхова К.Р. (кафедра истории России Московского Педагогического Государственного Университета им. В.И.Ленина)

Источники и литература к главам I-II

- Леонтович Ф.И. О значении верви по Русской Правде и Полицкому Статусу, сравнительно с задругою юго-западных славян. Ж. М. Н. Пр., 1867, стр.18

- Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история, т.1, СПб., 1872, стр.43

- Ефименко А.Я. Исследования народной жизни, М., 1884, стр.238 сл.

- Блюменфельд Г.Ф. О формах землевладения в древней Руси, Одесса, 1884, стр.53 и др.

- Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права, Киев, 1907, стр.79-80 (в дольнейшем цит. «Обзор»). Его же рецензия на книгу Блюменнфельда «О формах землевладения в древней Руси», см. «Киев. Унив. Изв.» За 1885 г.

- Пресняков А.Е. Лекции по русской истории, т. 1, М., 1838, стр.55

- Лешков В. Русский народ и государство, М, 1858, стр.99, 103 и др.

- Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства, изд. 2, М., стр. 189

- Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси, М.-Л., 1939, стр. 8

Источники и литература к главам III-IV

- Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права, М., 1858, стр. 148

- Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор, стр. 400

Сергеевич В.И. Русск. юрид. древн., т.1, стр. 101, 119 сл. и др.

^- Ключевский В.О. Происхождение крепостного права в России. Опыты и исследования, первый сб. ст., 2, 1919, стр. 193

• Ключевский В.О. Подушная подать и отмена холопства в России, стр. 291

Источники и литература к главам V-VI

Юшков С.В. Очерки, стр. 66

Болтин И.Н. Русская Правда. СПб.. 1792, М., 1799

Эверс И.Ф. Древнейшее русское право, стр. 391, 402-403

Рейц А. Опыт истории российских государственных и гражданских законов., М.. 1839, стр. 194, 196

Лешков В. Русский народ и государство, стр. 155

Сергеевич В.И. Русск. юрид. древн., т. 1, стр. 189-190

Павлов-Сильваниский Н.П. Феодализм в удельной Руси, стр. 225-226

Соловьев С.В. История России, кн. 1, стб.230

Калачов Н. Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды, вып. 1, СПб., 1880, стр. 141

Беляев И. Д. Крестьяне на Руси, изд. 2-е, М., 1879, стр. 14,

Максимейко Н.А. Закупы Русской Правды, стр. 46

Мейер. Древнее право залога. 1855, стр. 7 и 8;

Дювернуа Н. Источники права и суд в древней России, М., 1869, стр. 113, 128-129;

Хлебников Н. Общество и государство в домонгольский период русской истории, СПб., 1872, стр. 241- 242

Неволин К.А. Полн. собр. соч., СПб., 1857, т. 1, стр. 189.

Чичерин Б.Н. Опыты, стр. 154

Владимирский-Буданов М.Ф. Христоматия, вып. 1, стр. 59, пр. 97

Ключевский В.О. Подушная подать и отмена холопства в России – «Опыт и исслед.», т. 1, стр. 372-375

Сергеевич В.И. Русск. юрид. древн., т. 1, стр. 106, прим.

Мрочек-Дроздовский П. Исследования о Русской Правде, М., 1886, стр. 200

Пресняков А.Е. Княжое право, стр. 293, прим. 1

Леонтович Ф.И. Крестьяне ю.-з. России. Киев. Унив. Изв., 1863, №10, стр.9

Источники и литература к VI-VII главам

Мрочек-Дроздовский П.Н. Исследования о Русской Правде, прил. К 2 вып., стр. 44, 47

Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953