В связи с ростом среднего класса и освобождением крепостных с каждым днем возрастала политическая сила народа, представленная вольными городами и новым учреждением — кортесами. С другой стороны, королевская власть после долгой борьбы со знатью также усилилась благодаря выдающимся личным качествам таких монархов, как Альфонс VI, Альфонс VII, Фернандо III и др.

Нам уже известны основные функции и права, которыми располагала королевская власть. В изучаемый период они не изменяются, хотя короли иногда и уступают в виде исключения свои собственные привилегии, чему примером является предоставление королевой Урракой права чеканки монеты монастырю в Саагуне.

Порядок престолонаследия, из-за которого возникало немало распрей в эту эпоху, по существу основывался на принципе избрания монарха. И фактически еще к началу XII в. проблема эта не получила разрешения в законодательном плане. Короли стремились обеспечить переход престола по наследству, и некоторые из них (Рамиро III, Фернандо I) добились этого, хотя и не закрепили своих привилегий в форме акта, имеющего юридическую силу. Таким образом, сомнения относительно порядка наследования имели место еще и при преемниках Фернандо III. Неясен также был вопрос и о правах наследования престола женщинами. Со времени Беренгелы было установлено, однако, что соправителем женщины, к которой перешла корона, должен быть ее супруг.

На основании документов XII в. можно судить, что короли нередко пользовались правом изгнания из пределов Кастилии вассалов, которые «внушили им гнев» или «теряли их благосклонность», конфискуя имущество изгнанников.

Практика реконкисты и новые завоевания часто приводили к изменению внутренних административно-территориальных рубежей, причем в некоторых случаях округа, управляемые короной, значительно расширялись. Первоначальное деление на графства (Фернандо I разделил территорию на ряд графств — Лемос, Бьерсо, Асторга, Кампо де Торо и т. д.) усложнилось, вероятно, в начале XI в., когда созданы были крупные территориальные округа (в границы которых входило несколько графств), во главе которых стояли верховные наместники. Такие наместники были в Леоне, Астурии, Толедо и других пунктах. Они назначались непосредственно королями и были своего рода губернаторами или генерал-капитанами. Наряду с ними в крупных округах были особые должностные лица — главные мэрины (merinos mayores), которые ведали разбором уголовных и гражданских дел. Наконец, Фернандо III во избежание восстаний и беспорядков, вызывавшихся дворянами, которые управляли графствами, уничтожил эту административную иерархю и создал новую должность наместника — аделантадо (adelantado). Эта должность носила скорее гражданский, нежели военный характер, и лица, которым она доверялась, внушали поэтому меньше опасений. Кроме того, имелись различные должностные лица, носившие разнообразные титулы и звания и ведавшие делами управления и военной организации.

При короле по-прежнему существовал дворцовый совет, но состав его существенно изменился. В состав совета были включены (как полагают, после Альфонса VIII) представители городов. Функции этого совета по-прежнему оставались весьма неопределенными, а полномочия — ограниченными.

Ранее отмечалось, что в королевствах Леона и Кастилии в первый период их существования имелись соборы — собрания дворян и духовенства, созывавшиеся королем в Овьедо, в Леоне (с 947 г.), в Коянсе (1050 г.), Паленсии, Бенавенте и Саламанке. На этих соборах, называвшихся также куриями, обсуждались различные вопросы религиозного, политического или администативного порядка. Однако сами соборы не имели законодательной инициативы. Эта прерогатива, как мы уже указывали, принадлежала исключительно королю.

Иногда собрание состояло только из дворян или из духовных лиц. В этом случае оно называлось конвентом (conventus) или конгрегацией (congregatio); с XI в. замечается явная тенденция созывать для решения гражданских дел чисто дворянские собрания, без участия духовных лиц.

В середине XII в. (1137 г.) одно из этих собраний или конгрегации, состоявшее только из дворян (собрание в Нахере под председательством Альфонса VII), получило новое название кортесов. Однако этот термин следует с большим основанием применять по отношению к собраниям иного и до той поры еще не известного типа. Речь идет о собраниях представителей муниципалитетов или самоуправляющихся городов, которые либо разрешали те или иные вопросы сами, либо с участием знати или духовенства или обоих этих классов. Таким образом, характерным для кортесов было то обстоятельство, что в них принимал участие народный элемент, третье сословие (brazo llano). Впервые это произошло, как полагают, на так называемой Леонской курии 1188 г., в правление Альфонса IX. Подобный факт сам по себе говорит о том, какое значение приобрели вольные города. С тех пор кортесы неоднократно собирались в Леоне. Следует отметить, что в Кастилии эта форма в собственном смысле слова начала свое существование не ранее 1250 г. По крайней мере, более ранние свидетельства не содержат упоминаний о представительстве народного элемента. Причем даже после слияния Леона и Кастилии еще в течение долгого времени кортесы созывались отдельно в каждом из этих королевств. Таким образом, Леон был первой страной полуострова (а также и Европы), в которой представители муниципалитетов заседали в присутствии короля, образуя народное собрание.

Кортесы, так же как королевский совет, созывались нерегулярно, и сроки их сессий твердо не устанавливались. Впрочем, со стороны некоторых королей делались попытки собирать кортесы через каждые два-три года. Никто, будь то прелат, дворянин или представитель муниципалитета, не мог стать участником кортесов по своей воле и произволу. Король не всегда созывал одних и тех же лиц; со временем твердо установилось правило относительно порядка представительства городов. За определенными вольными городами закреплено было право посылать в кортесы своих представителей. Подобные же правила регулировали порядок представительства дворянства и духовенства. Некоторые авторы полагают, что поскольку кортесы характеризовались в основном собранием народных элементов, то ни дворянство, ни духовенство не представляли в этих учреждениях сословий в собственном смысле слова. Во всяком случае можно утверждать, что никогда не созывались представители всех муниципалитетов, равно как и все прелаты и дворяне. Лица этих двух последних сословий имели каждый по одному голосу; однако представители муниципалитетов, которые назывались съюдаданос (ciudadanos — граждане), омбрес буэнос (hombres buenos), персонерос (personeros), мендадерос (mendaderos), а позже прокурадорами (procuradores), часто числом значительно превосходили количество городов, посылавших своих депутатов. Некоторые города направляли по два, по три и более представителей, не подчиняясь никаким общим правилам. Поскольку на кортесы приглашался город, а не определенные лица, то назначение представителей осуществлялось внутри каждого муниципия либо путем выборов, либо в порядке жеребьевки или очередности.

Кортесы по существу были консультативным органом. Они не обладали подлинно законодательной властью, хотя и имели право подавать монарху петиции и, кроме того, обладали другим важным правом — вотировать некоторые налоги, о необходимости введения которых просил король. Кроме этого, при определенных условиях, кортесы принимали участие в обсуждении и ратификации актов об избрании монарха или о порядке наследования престола, в образовании регентских советов и в разрешении других вопросов внутренней политики. Перед кортесами король приносил клятву в верности законам и фуэрос страны. Каждое из сословий (brazo) кортесов составляло наказы (cuadernos) — перечень петиций, в которых города, духовенство или дворянство выражали свои пожелания и рекомендации или приносили различные жалобы. Наказы представлялись королю, который принимал после ознакомления с ними то или иное решение. Несомненно, однако, что далеко не всегда король охотно утверждал рекомендуемые ему мероприятия. В частности, несмотря на данное кортесам обещание, короли не считались с их мнением, когда решались вопросы войны и мира (хотя на кортесах в Леоне, в 1188 г., король обязался согласовывать свои решения с желанием кортесов).

Далее мы увидим, что в смутные времена короли вынуждены были, преследуя свои собственные цели, предоставлять кортесам значительно большую инициативу.

Постепенно установилась процедура проведения кортесов и их внутренний регламент, общие черты которого были таковы: заседания, посвященные открытию и закрытию кортесов носили торжественный характер. На них председательствовал сам король. На остальных же заседаниях, как общее правило, председательствовал дворянин или прелат, избираемый не кортесами, а королем. Секретарями были хранители королевской печати или коронные нотариусы. Значительно позже, в конце XV в., обсуждался вопрос о полномочиях представителей муниципалитетов, которые обязаны были ни на йоту не отклоняться от инструкций или наказов своего города. Лица, не соблюдавшие это правило, жестоко карались; в некоторых случаях самочинная деятельность в кортесах могла стоить им жизни.

Обычно заседания были закрытыми, причем каждое сословие совещалось о своих делах отдельно. Связь между собраниями и королем поддерживалась через послов и вестников (embajadores, mensajeros), или, выражаясь современным языком, с помощью смешанных комиссий, которые в ту пору носили название совещаний (tratadores), члены которых назначались королем и сословиями.

На первом заседании монарх вначале приветствовал собравшихся и призывал их добросовестно выполнять свои функции, а затем в устной или письменной форме (сам или через прелата, хранителя печати или секретаря) предлагал список дел, испрашивая совет или решение кортесов. Это было своего рода тронной речью. Кортесы отвечали в аналогичной форме либо через прелата, либо через одного из своих членов, а иногда (в позднейшее время) через одного из инфантов. Речи на этих заседаниях — фактически единственные выступления за все время сессии — были краткими. На последнем заседании обычно также выступал король.

Кортесы — представительные учреждения, по форме имевшие чисто консультативный характер, в этот период оказывали незначительное влияние на законодательство. Короли по-прежнему предоставляли фуэрос и издавали распоряжения общего характера, а источники права носили столь же местнический и анархический характер, как и в предыдущий период. «Фуэро Хузго» рассматривался как общекастильский свод лишь в определенной области правовых отношений. Во всех же остальных областях действовали различные законы, и каждый город управлялся по своему фуэро и в силе были нормы обычного права, распоряжения городских советов, прецеденты, установленные решениями различных судей, и т. д. Система правовых отношений еще более усложнилась благодаря появлению новых социальных групп, каждая из которых имела свои привилегии, вольности и т. д.: у дворян были свои особые фуэрос или законы; белое духовенство и монастыри также имели свои законы и т. д. Предполагают, хотя для этого не имеется достаточных документальных данных, что фуэрос кастильских дворян были собраны в особый свод, представленный Альфонсу VII на кортесах в Нахере.

Тем не менее короли по мере укрепления своей власти и наведения порядка в стране стремились унифицировать определенные разделы законодательства и заполнить еще имевшиеся в нем пробелы. Поэтому часто на соборах, а потом на кортесах они отдавали распоряжения, соблюдение которых было обязательным для всех подданных (например, на Леонском соборе). Этим же целям служило установление некоторых типовых муниципальных фуэрос, которые затем применялись без существенных изменений к различным городам. Таким образом, уменьшалось количество различных фуэрос и создавались однородные группы законов. Тем не менее с середины XI в. и до середины XII в. было предоставлено множество муниципальных фуэрос как королем, так и дворянами. По-видимому, Фернандо III первому пришла мысль создать кодекс или сборник законов, обязательных для всего королевства. Он начал претворять эту идею в жизнь и приказал составить свод Setenario («Семерик»), названный так потому, что он должен был состоять из семи частей; однако составление этого кодекса не было завершено. Преемники Фернандо III продолжали начатое им дело и лишь частично унифицировали законодательство Леона и Кастилии.

К концу X в. уже возник вольный город-коммуна (concejo), с собственной администрацией, собраниями жителей и т. д. В X—XI вв. эта организация получает дальнейшее развитие, причем особо выдвигаются муниципальные судьи, которые получают под влиянием мосарабов наименование алькальдов. В их обязанности входил разбор гражданских и уголовных дел (в том числе и разбор тяжб дворян (фихосдальго) с епископами, городскими советами, монастырями и орденами).

Судьи избирались по жребию, по коллациям, кварталам или приходам. Непосредственная власть народа по-прежнему была представлена хунтами или общими собраниями граждан, которые ведали делами, связанными с поддержанием порядка и благочиния, устанавливали положения о мерах и весах, о ставках оплаты с.-х. работ и т. д. В некоторых городах имелись также представители короля, которые назывались domini, dominantes, merinos, potestades и т. д. Однако не следует забывать, что политический строй городов не был единообразным. Существовали вольные города, в которых знать имела своих представителей в органах самоуправления, и наряду с этим города, в которых все должностные лица были плебеями, причем в черте такого города фихосдальго или кавальеро запрещалось сооружать крепости и дворцы, если последние не предназначались для короля или епископа. В некоторых местах должности распределялись между знатью и народом поровну, например в Леоне было четыре алькальда, причем двое из них назначались королем, а двое других — церковью.

Помимо вышеупомянутых важнейших должностных лиц, имелись главный альгвасил (alguacil mayor), хранивший знамя города; альферес (alferez), командующий муниципальным ополчением, которое уже в 1137 г. имели города Авила, Саламанка, Толедо, Гвадалахара, Талавера, Мадрид, Сеговия и др.; фьелес (fieles) (буквально «верные») — лица, которые заботились о поддержании порядка на рынках и скрепляли печатью акты городского совета; аламины (alamines) — инспекторы, в обязанности которых входил надзор за качеством товаров; аларифы (alarifes) — инспекторы общественных и частных работ; веладоры (veladores) — ночные сторожа и др.

Короля представлял в муниципалитете алькальд или другой уполномоченный, но, кроме того, король поддерживал с городами связь через особых вестников, сообщая городским властям о важных политических событиях (объявление войны и заключение мира, браки, рождение инфанта и т. д.) или предупреждая о предстоящем созыве ополчения для ведения какой-нибудь кампании. В свою очередь, муниципалитет отвечал королю через своих вестников, а иногда таким же путем излагал ему свои просьбы и жалобы. Вестники обычно имели также полномочия для ведения при дворе переговоров по вопросам, которые интересовали муниципалитеты.

Муниципалитеты часто действовали как совершенно независимые органы, и в этом проявлялись свойственный тому времени дух местного сепаратизма и слабость центральной власти. Подобно дворянам, города вели войну без разрешения короля, вторгаясь на мусульманскую территорию на свой страх и риск. Они воевали друг с другом или против соседних сеньоров. Часто военные операции были справедливой реакцией на бесчинства сеньоров. Для ведения таких войн и для поддержания порядка в какой-нибудь местности (в частности, для борьбы с разбойниками и т. п.) несколько городов объединялись, образуя эрмандаду или федерацию. Примером таких федераций являются эрмандады Эскалоны и Сеговии, Эскалопы и Авилы, Паленсии и Авилы в конце XII в., эрмандады Толедо и Талаверы в период несовершеннолетия Альфонса VIII, эрмандады Сеговии, Авилы, Паленсии и Эскалоны в 1200 г. и др.

Для руководства эрмандадами издавались особые распоряжения, назначались алькальды, выносились и приводились в исполнение приговоры, причем с королем совершенно не считались. Фернандо III некоторые из этих эрмандад признал, но вынужден был запретить ряд союзов подобного рода, которые под предлогом наведения порядка творили всевозможные бесчинства.

Тот же самый дух автаркии проявлялся в особом законодательстве вольных городов. Обычно права и привилегии города фиксировались в фуэро, которое жаловалось при создании городского самоуправления, а затем изменялось и дополнялось королевской властью, причем воля короля выражалась или частным образом, или на соборах и кортесах. Иногда муниципии получали также право самостоятельно разрабатывать правила своей внутренней организации, как это, видимо, имело место в Саламанке, чье фуэро было собранием актов городского совета (консехо), утвержденных королем и в других пунктах (Касерес, Самора, Мадрид), где сами городские советы принимали те или иные решения в области внутреннего Управления (например, указы о скотоводстве и т. д.). Однако муниципии часто не довольствовались этим и втайне от короля, обманным путем сами вносили изменения в свои фуэрос. Подобная практика доходила до крайних пределов в вольных городах, отдаленных от резиденций королей, или в муниципиях, где прежние традиции вольной жизни нашли признание у королей и стали узаконенными привилегиями. Так, некоторые вольные города кантабрийского побережья вели войны с иностранными державами (например, с Англией) и заключали мирные договоры как суверенные государства.

Если принять во внимание все, что нам уже известно о своеволии знати, нетрудно будет составить отчетливое представление об отсутствии единства в системе управления страной. Тем не менее автономия городов в немалой степени способствовала росту их могущества (а в этом была и положительная сторона), причем эта мощь основывалась на режиме народной демократии, который проявлялся в прямом вмешательстве в дела управления собраний граждан.

Апогей этого могущества относится к периоду, охватывающему XII и XIII вв.; XIV в. отмечает уже эпоху упадка.

Муниципии не только пользовались политическими и административными свободами, но также преимуществами и привилегиями экономического порядка. Ранее отмечалось, что плебеи были почти единственной категорией, платившей подати королю, поскольку дворяне были уже освобождены, а духовенство, как черное, так и белое, освобождалось от налоговых обязательств. В то время в Леоне и Кастилии существовали разнообразнейшие подати, причем одни из них носили характер чистых налогов, другие — возмещения за услуги, которые перестали оказываться, а третьи являлись штрафами или денежной компенсацией.

К податям первого рода относились гойоса (goyosa) — налог, уплачиваемый супругами при рождении ребенка; луктуоса или нунсьо (luctuosa или nuncio) — передача королю лучшей головы скота или драгоценности, принадлежавшей умершему человеку (этот налог платили также кавальеро — своей лошадью, доспехами или определенным количеством денег и клирики — мулом или серебряным сосудом); мовисьо (mouicio) — единовременная подать за перемену местожительства; янтпар (yantar) — определенное количество съестных припасов, которые предоставлялись королю и его свите при посещении им какого-либо селения; кондучо, колеча или колъейтпа (conducho, colecha или colleita) — подать, подобная янтару, с той разницей, что гостю (королю или сеньору) предоставлялись, помимо съестных припасов, жилище, одежда, фураж, отопление и т. д.; сенсо или капитасьон (сепсо или capitacion) — подушная подать, которую выплачивали вольноотпущенники и их дети; петитум (petitum) — чрезвычайный налог, который короли устанавливали в связи с каким-либо важным событием (женитьба или рождение принца и т. п.); с начала XII в. этот налог превратился в ежегодный и назывался монеда (moneda), так как платился металлическими деньгами; сервисьос (servicios) — чрезвычайные подати или подарки, которые кортесы или города преподносили королям; маньерия (maheria) — передача королю имущества лиц, умиравших без наследника в определенном колене; энлисия (enlizia) — десятая часть стоимости проданного дома или имущества; монтатико и эрбатико (montaticoи herbatico), платившиеся соответственно за пользование дровами и пастбищами в лесах или за пользование травой на лугах; понтатико или понтадго (pontatico или pontadgo) — провозные пошлины; морская десятина (diezmas de mar) — таможенные пошлины в портах; портазго (portazgo) — пошлины за погрузку и разгрузку и др.

К податям второго рода принадлежали: фонсадо или фонсадера (foncacfo или foncadera) — возмещение, платившееся королю теми, кто не мог лично участвовать в войне; пектум или печо (pectum или pecho) — сбор в размере 4 сольдо, введенный в XI в., который платил каждый житель королевской земли, когда король набирал войска; анубда или кастельярия (anubda или castellaria) — денежная повинность, которой откупались от привлечения к работам по возведению, строительству или починке замков и укреплений как плебеи (которых привлекали в качестве чернорабочих), так и кавальеро (привлекаемые в качестве надсмотрщиков); фасендера или серна (facendera или serna) — вместо отработки — денежное возмещение сельскохозяйственных повинностей, которые должны были выполняться в некоторых случаях для короля и др.

К третьей группе относилась колонья (colona) — штраф, который платили все жители местности, где было совершено преступление, если виновный не был найден (в таком случае все живущие в данной округе рассматривались как коллектив ответчиков). Размер этих штрафов устанавливался в зависимости от характера преступления и положения потерпевшего. Как общее правило, сумма штрафа делилась на три части и поступала королю, муниципалитету и истцу.

Таким образом, свободные плебеи были не менее задавлены податями и барщиной, чем патронируемые крепостные, зависевшие от сеньорий. Естественно, что короли в тех случаях, когда являлась необходимость в заселении вновь завоеванных территорий, привлекали колонистов привилегиями, которые избавляли их от этих тягот. Так, во многих муниципальных фуэрос предусматривалось освобождение от некоторых податей или же эти подати сокращались: например, фонсадо взимался только один раз в год. Проявлялась явная тенденция заменять все подати единым денежным сбором (монеда форера — moneda forera) или натуральным налогом, порой весьма незначительным (2 сольдо в Лограньо), который взимался ежегодно. Но фонсадо и янтар не отменялись никогда.

Для удовлетворения своих насущных нужд муниципии располагали, во-первых, податями, платившимися жителями, и штрафами, поступавшими непосредственно в кассу городского совета; во-вторых, обязательными, трудовыми повинностями на сельскохозяйственных (муниципальные поля), дорожных, мостовых, строительных, фортификационных и других работах и, в-третьих, собственными землями, принадлежащими городу с давних (иногда римских и вестготских) времен или пожалованными королем при основании поселения или при Даровании городу фуэро. Эти земли делились на две категории. Одни из них возделывали все жители, отбывая муниципальную барщину, причем урожай сдавался в муниципальные хранилища, и суммы, вырученные от его продажи, использовались для расходов на общеполезные дела: сооружение и ремонт дорог, стен, замков, мостов и т. д. Урожай со второй категории земель непосредственно использовался жителями, причем иногда он оставался неделимым, иногда же подразделялся на части или доли; такие переделы происходили либо ежегодно, либо через каждые три года или, наконец, раз в пятилетие. Земли первой категории назывались собственными (propios), а второй — общинными или землями общего пользования (comunales, de aprovechamiento comun). К этой последней категории относились преимущественно луга и леса, различные виды пользования которыми — выпас скота, заготовка дров и лесоматериалов — регулировались определенными правилами, хотя нередко в общинном пользовании были и пахотные земли.

Ни собственные, ни общинные земли не могли продаваться; любая сделка по купле-продаже таких земель признавалась юридически недействительной; однако собственные земли город мог сдавать в аренду, не возделывая их непосредственно своими силами. Границы и межевые знаки оберегались тщательнейшим образом; не допускались какие бы то ни было изменения рубежей городских земельных угодий, ибо эти земли были основой благосостояния горожан и являлись первейшими и наиболее важными источниками богатств.

Демократическая организация системы местного управления свойственна была не только вольным городам. Отчасти их пример и их влияние, отчасти рост свободного населения и смешение, различных и крайне разнородных социальных групп, вызванное притоком чужеземцев, способствовали тому, что в сеньориальных и особенно в церковных городах и селениях наряду с восстаниями крепостных началось мощное движение, целью которого было завоевание прав на участие в политическом и административном управлении. Немало восстаний, о которых мы говорили в одном из предыдущих параграфов, было направлено к этой цели. «Образование населенных центров, — пишет один автор, — состоящих из лиц, тесно связанных общностью интересов; все большее и большее сознание этой солидарности; рост благосостояния благодаря развитию ремесла и торговли и организации муниципальных ополчений, обладающих мощными контингентами для отражения нападения норманнов и мавров, — все пробуждало в жителях духовных сеньорий законное стремление к независимости и свободе, желание управлять своими делами, как это имело место в селениях, непосредственно зависевших от короны. Они обладали независимостью в экономическом отношении и хотели быть независимыми в политическом отношении». В таких городах духовных сеньорий, как Сантьяго, Луго, Оренсе, Туй, Паленсия, Самора и Саагун, горожане борются вначале за ограничение права сеньора назначать по своему усмотрению муниципальных магистратов; позже — за право исключительного пользования этой столь драгоценной прерогативой. Они приложили немало усилий, чтобы расширить сферу действия муниципальных должностных лиц на весь круг лиц, зависимых от сеньора. Как и в Овьедо, Леоне и других ранее упомянутых городах, в этих муниципиях постоянно возникали конфликты между городскими и церковными судьями. Короли часто вмешивались в эту борьбу, но их политика не отличалась постоянством, и, сообразуясь с обстоятельствами, они покровительствовали иногда сеньорам, а иногда их подданным.

Однако города шли своим путем. До конца XII в. в Сантьяго, например, были только судьи, назначенные епископом, но в 1131 г. появляются народные судьи или магистраты, которых, как полагают, начали избирать примерно с 1130 г.

Кроме того, с 1020 г. народ участвует в отправлении некоторых административных функций, как например в ежегодном установлении цен на продовольствие и ставок заработной платы. Для этой цели жители собирались на совет (condllium) в первый день великого поста.

Однако эти советы нельзя смешивать с советами (concejo) вольных городов. Компостельский консилиум, о котором мы уже упоминали, имел весьма специфические и ограниченные функции, которые не обеспечивали возможности управления городской общиной. Этот совет фактически представлял собой комитет, состоявший из optimates populi, т. е. из видных лиц, назначенных епископом. Так продолжалось до конца XII в. Во всех движениях и восстаниях горожан (например, во время восстания в Сантьяго 1136 г.) создавались революционные советы, избираемые народом, что было отражением стремлений горожан. Наконец жителям Сантьяго окончательно удалось добиться прав на самоуправление в период между 1173—1206 гг. Таким образом, к началу XIII в. они завоевали автономную организацию, подобную организации вольных городов.

В сельских местностях на сеньориальной территории Сантьяго существовал старинный обычай, подтверждаемый и санкционируемый в фуэрос (фуэро Диего Хельмиреса, 1113 г.), в соответствии с которым ежемесячно в каждом архипресвитерстве, образующем диоцез, пресвитеры, кавальеро и крестьяне собирались для того, чтобы «жалобы и обиды каждого были рассмотрены и удовлетворены архипресвитером и прочими разумными мужами». Подобные собрания, которые сначала созывались от случая к случаю, в конце концов стали постоянными и приобрели характер цеховых братств (cofradias). Они собирались не только по округам (архипресвитерствам), но и в приходах (например, в приходах Табоадело, Рио Кальдо и др.).

Мы привели Сантьяго в качестве примера. Аналогичный процесс имел место и в прочих городах церковных и светских сеньорий. Обитатели их мало-помалу добились предоставления им фуэрос и улучшения своего положения, что приблизило эти поселения к вольным городам.

Отправление правосудия, как известно, было прерогативой короля. На Леонском соборе 1020 г. Альфонс V подтвердил эту коронную привилегию, отдав распоряжение, чтобы во всех городах королевства имелись судьи, назначенные короной для рассмотрения тяжб всего населения. Фактически гражданская юрисдикция находилась в руках алькальдов муниципалитетов, уголовная — в ведении судей высшего ранга (мэринов или аделантадо) или муниципиев. Но королю принадлежало право надзора над действиями таких судей и наказания их в случае, если они выносили несправедливые приговоры, и даже право назначения судей из другого города, которые назывались судьями на жалованье (jueces de salario). Должностные лица королевской юстиции, как общее правило, нуждались в эти смутные времена не в меньшем надзоре, чем все прочие лица, несущие административные обязанности.

Судебные исполнители (sayones), должностные лица судебного ведомства (ministros) и альгвасилы совершали множество злоупотреблений, взимая калонью или денежные штрафы, и также вели себя коронные мэрины при сборе подушных податей и других налогов. На эти злоупотребления не раз обращали внимание короли, в частности Фернандо I и Альфонс VI. Последний вынужден был распорядиться, чтобы на перевале Монтевалькарсель не взимали подорожный сбор (portazgo), так как должностные лица чинили при этом множество несправедливостей и злоупотреблений, досаждая путникам и обирая их.

Главным мотивом, побудившим короля принять решение, обеспечивающее интересы французских, итальянских и немецких путников, проезжавших через этот перевал, была забота о поддержании международных связей Кастилии.

Королю принадлежало право принимать апелляции на решения судей. Он мог затребовать любое дело. При этом некоторые дела подлежали только его суду (убийство из-за угла, насилие над женщиной, разрушение церкви, дворца или дороги, нарушение перемирия, гражданская война между дворянами, вызовы и поединки и т. п.). Для разбора этих дел король устраивал публичную аудиенцию в своем суде, который назывался кортом (corf) и в состав которого входили члены королевской фамилии, епископы, графы, дворцовые должностные лица, начальники округов, а иногда также и инфансоны. На аудиенциях король выслушивал также представителей или посланников от вольных городов и вассалов, являющихся с жалобами, претензиями или с просьбами о справедливом решении дел, относящихся к порядку управления. До конца XII в. функции этого корта были, по-видимому, чисто консультативными, без права инициативы и решающего голоса. Приговор зависел исключительно от воли короля и приводился в исполнение портеро (portero), которых в XII в. сменяют сайоны (sayones). В графствах имелись судебные хунты или собрания, созывавшиеся периодически, на которых должны были присутствовать кавальеро.

Грубость нравов и всеобщая анархия требовали в соответствии с общим уровнем культуры той эпохи применения энергичных мер воздействия и свирепых наказаний за совершение преступления. Преступники подвергались отсечению конечностей, побиванию камнями, сбрасыванию со скалы, погребению заживо, сожжению; их карали голодной смертью, сажали в котлы с кипящей водой, сдирали кожу, душили, топили в море; некоторые из этих кар изобретались как чрезвычайные меры для пресечения разбоя, который принимал порой характер общественного бедствия вследствие усобиц и гражданских войн, как это имело место во времена Альфонса IX.

Для доказательства виновности по-прежнему применялся кипяток, раскаленное железо и судебный поединок, разрешенный Леонским собором 1020 г. Однако в конце IX в. подобные приемы не встречали уже одобрения, и короли старались искоренить этот обычай. Пытка, санкционированная уже в кодексе «Фуэро Хузго», широко применялась, но только при расследовании тяжелых преступлений и при соблюдении определенных процессуальных формальностей; при этом заботились, чтобы пытка не привела к смертельному исходу или чтобы в результате ее применения преступник не потерял какого-либо важного органа.

Но вместе с тем ко многим преступлениям иногда относились чрезвычайно снисходительно. Так, например, хотя в различных фуэрос человекоубийство каралось смертной казнью, но наряду с этим некоторыми фуэрос по-прежнему была узаконена денежная компенсация за убийство в соответствии с вестготскими правовыми нормами (композиция, энмьенда, калонья); эту компенсацию семья убийцы должна была платить семье убитого; порой просто назначалась цена откупа за совершенное преступление. Замена телесного наказания штрафом весьма характерна для законодательства этой эпохи. Например, в фуэро Леона за убийство в качестве откупа была установлена определенная сумма; в фуэрос Логроньо и Миранды эта сумма составляла 500 сольдо — подобная цифра повторяется и в других фуэрос. В фуэро Саламанки отмечается, что убийца должен заплатить 100 мара-веди; в фуэро Саагуна фиксируется цифра в 100 сольдо, в фуэро Куэнки — 300 и в фуэро Алькала — 108 сольдо; при этом указывалось, что в случае, если убийца не сможет уплатить эту сумму, надлежит его удавить. Обычно суммы откупа были не одинаковыми, а менялись в соответствии с социальным положением убитого; например, за убийство дворянина платился больший выкуп, чем за убийство плебея; однако городские привилегии уничтожали эти различия. Весьма любопытно предписание фуэро Леона, в котором для наказания за убийство давался незначительный срок в 9 дней. Если преступника не удавалось задержать в течение этого срока, он освобождался от наказания, хотя и не всегда мог избежать мести со стороны родственников своей жертвы, так как в ту эпоху по-прежнему существовал обычай кровной мести, свойственный германцам.

В некоторых фуэрос истцам предоставлялось право личного возмездия. Церковь и короли настойчиво стремились ограничить применение обычаев кровной мести (об этом свидетельствуют решения соборов в Коянсе и Леоне и некоторые фуэрос, как например фуэро Сепульведы) или смягчить их. С этой целью церковные соборы в Сантьяго 1113 г. и в Овьедо в 1115 г. запрещали пролитие крови в определенные дни (правило «Божьего мира») и требовали, чтобы уважались личные и имущественные права граждан и подвергались наказаниям злоумышленники. Эти предложения соборов были утверждены королями и дали начало ряду мероприятий общегосударственного значения.

Несмотря на распоряжения королей, стремившихся упорядочить судоустройство и придать большую эффективность своим привилегиям, дух беспорядка и анархии, господствовавший в эту эпоху, претензии привилегированных социальных групп и произвол должностных лиц чрезвычайно затрудняли нормальный ход судопроизводства. Не помогали законы, в которых декларировалось, что все должны быть равны перед судом, что никто не может быть арестован и казнен или лишен имущества, не будучи выслушан судом; что никто не может понести наказание, если суд в соответствии с тем или иным Фуэро не признал вины обвиняемого.

Нередко обиженные, кредиторы или тяжущиеся сами чинили суд и расправу, особенно если это были дворяне; еще чаще они старались обеспечить успех тяжбы, захватывая в качестве залога имущество противной стороны, что приводило к ссорам и убийствам.

Преступники злоупотребляли правом убежища либо прикрываясь привилегией иммунитета, предоставленной духовенству, либо отдаваясь под покровительство церкви и монастырей; их порог не мог переступить ни один судья, и следовательно, преступник, скрывающийся в храме, был недосягаем, хотя бы вина его не вызывала сомнений. Видные лица также часто укрывали в своих домах преступников. К этому следует еще добавить обычай отпуска на волю в определенные дни года или в дни религиозных праздников преступников, содержащихся в тюрьмах, даже если они не были еще судимы (обычай индульгенции). Правом помилования короли нередко злоупотребляли, особенно под влиянием магнатов. Ясно, что в таких условиях правосудие отправлялось крайне нерегулярно.

Из-за вышеуказанных причин происходило немало беспорядков, пока преемники Фернандо III не приняли меры для исправления создавшегося положения.

Военная служба, как уже отмечалось, была в этот период общим долгом всех подданных короля, как дворян и духовенства, так и плебеев. От военной службы освобождались только в очень немногих случаях и только когда речь шла об укрепленных или близких к границе селениях, причем жители их должны были давать обязательство в случае нападения врага отражать его своими силами. Иными словами, они освобождались только от необходимости сражаться в открытом поле.

Более абсолютный характер носило освобождение от военной службы отдельных лиц, которым эта льгота предоставлялась на условиях уплаты возмещения в деньгах или натурой (фонсадера).

Войско собиралось только во время кампании. По окончании войны воины возвращались к своим мирным занятиям, если это были плебеи, или же предавались отдыху, если это были дворяне. Постоянной армии не было, имелось своего рода временное ополчение, которое созывалось только в случае необходимости; в мирное время войско состояло только из нескольких наемных дружин короля или из лиц, находившихся на службе во дворце (меснадерос-донселес) (mesnaderos donceles).

Когда война становилась неизбежной, король обращался с призывом, по которому к нему являлись светские и духовные сеньоры со своими вассалами, крепостными и т. д., образуя различные дружины (меснады) под командой сеньора, причем в некоторых случаях дружинники находились на содержании у своего командира. Если сеньор был могущественным и от него зависели другие дворяне или кавальеро, каждый из них сопровождал своего патрона с таким количеством пехотинцев или конников, которое ему удавалось собрать. С другой стороны, на войну шли также ополчения вольных городов, руководимые алъфересами (alferezes) или абандерадо (abanderados) (знаменосцами). В фуэро каждого города устанавливалось число граждан, которые должны были участвовать в ополчении, их должности, обязанности, время и обстоятельства, при которых они должны были отправляться в военный поход. В действительности же на войну шли не все горожане. Прежде всего не обязаны были идти на войну алькальды, судьи и главы семей; последние могли посылать вместо себя (в соответствии с некоторыми фуэрос) сына или племянника. Командиры ополчения были одновременно и судьями; им принадлежало право карать нарушителей дисциплины и преступников во время похода и распределять захваченную в боях добычу. В одном из повествований о битве при Аларкосе (1195 г.) упоминается муниципальное ополчение. В битве при Лас Навас де Толоса участвовали ополчения Сории, Альмасана, Атьенсы, Сан Эстевана-де-Гормас, Айльона, Мединасели, Куэнки, Медины, Вальядолида, Толедо, Авилы, Сеговии и других городов.

Король имел определенные обязательства перед кавальеро в отношении уплаты жалованья войскам и распределения завоеванных земель или добычи. Эти обязательства впоследствии были четко определены Альфонсом X, преемником Фернандо III.

Помимо сеньориальных дружин и муниципальных ополчений, в войско часто входили иностранцы — союзные мавры, евреи, а также французы, немцы, итальянцы и т. д.

В войнах христиан с восточными мусульманами (в Палестине) возникли ополчения смешанного военно-религиозного характера, состоявшие из добровольцев, большей частью рыцарей, дворян и монахов. Первым был создан орден храмовников (тамплиеров, 1118 г.) для защиты паломников, которые посещали Палестину. Эти ополчения смешанного характера названы были военными орденами. Такие ордена были организованы наподобие орденов монашеских, и всякий, кто вступал в них, давал различные обеты, постоянно носил орденскую одежду, обязан был беспрекословно подчиняться дисциплине ордена и т. д. Уставные положения этих орденов определялись военными целями, а поэтому ряд требований, которые предъявлялись монахам чисто духовных орденов, были для членов военных орденов необязательными. Например, не все тамплиеры должны были соблюдать обет безбрачия, а в других военных орденах подобный обет не приносился вообще.

В Испании создание военных орденов было обусловлено особыми потребностями реконкисты. Первый по времени возникновения орден был создан для защиты крепости Калатравы против альмохадов и назван по имени этого селения. Немного спустя был учрежден другой орден — Сантьяго, поскольку рыцари его посвящали себя главным образом защите паломников, посещавших Сантьяго де Компостелу. В 1166 г. был организован третий орден, орден св. Хулиана из Перейро, который позже получил имя ордена Алькантары, так как Альфонс IX пожаловал ему город Алькантару. Все три ордена были утверждены папой. От членов его не требовалось обета безбрачия, и духовные лица («братья» — freires) принимались в ряды орденов наравне с рыцарями-мирянами. Духовные лица — члены ордена — жили в особых орденских домах (конвентах). Во главе орденов стояли магистры (maestres), избираемые рыцарями ордена и утверждаемые папой, которому подчинялись все эти ордена. Ордена стали благодаря накопленным богатствам и численности своего воинства настолько могущественными, что порой представляли для короны немалую угрозу и постоянно внушали королям опасения.

В Кастилии были введены и другие ордена, созданные за ее пределами: уже упоминавшийся орден тамплиеров, орден иоаннитов (госпитальеров) и т. д., которые приобрели в стране большое значение.

Ордена отправлялись на войну по призыву короля со своими магистрами и представляли одну из самых многочисленных и важных составных частей войск. Рыцари сражались на конях, и орденская кавалерия считалась непревзойденной. У каждого рыцаря было несколько пеших оруженосцев (escuderos).

Военные обычаи были столь же суровы, как и эпоха, их породившая. К побежденным обычно не проявляли ни жалости, ни милосердия. Большая часть военных походов проводилась не ради каких-либо политических или стратегических выгод, а для того, чтобы отнять средства существования у врагов и нанести им возможно больший ущерб. Обычно один или два раза в год кастильские войска совершали набеги на территорию мавров, захватывая и уничтожая стада, обрекая на разграбление города и селения, вытаптывая поля, вырубая оливковые рощи и виноградники. Жителей истребляли или уводили в рабство. Подобные же набеги совершали и мавры. Особенно жестокие расправы учинялись после победоносных сражений.

Этим обычаям следовали даже во время больших походов, во главе которых стояли короли, — кампаний, предпринимавшихся для завоевания мавританских территорий. Если такие походы оказывались невозможными, короли ограничивались мелкими рейдами на земли мавров, опустошали поля и захватывали пленных. Такие походы совершались либо для устрашения врага, либо для того, чтобы добиться от мавров уплаты дани.

При сдаче города обычно составлялся договор (капитуляция), по условиям которого победитель гарантировал неприкосновенность имущества побежденных и их личную безопасность. Однако уже отмечалось, что нередко эти обязательства.

Завоеванные земли, частные дома и имущество, оставленные бежавшими, погибшими или переселившимися маврами, распределялись между пехотинцами и всадниками, наиболее отличившимися на войне. Короли не забывали также делать подарки церквам, монастырям, военным орденам и т. д. Эти распределения (репартимъентос — repartimientos) фиксировались в особых списках. Списки репартимьентос, проведенных в Мурсии и Севилье (XIII в.), сохранились доныне. Движимое имущество (деньги, драгоценности и т. д.) также распределялось в соответствии с определенными правилами, причем часть добычи получал король. Оборонительное оружие состояло, как и в предыдущую эпоху, из шлема, металлического (обычно стального) панциря, закрывавшего верхнюю часть тела, и кольчуги. В комплект полного рыцарского вооружения входили, кроме того, наплечники, рукавицы, поножи и щит (деревянный или кожаный, скрепленный металлическими полосами либо изготовляемый целиком из железа), на который наносился герб рыцаря или особый знак (emdivsa) с девизом или без него. Броня защищала также л боевых коней. Наступательным оружием служили меч, копье, пика, арбалет, из которого метались стрелы и дротики, кинжал и топор. Для штурма окруженных стенами городов использовались деревянные башни — тараны, подобные римским, катапульта и т. д. Рвы заполняли камнями или связками хвороста и травы; иногда через них перекидывали деревянные мосты. Знамена, боевой рог или трубы, барабаны и другие инструменты (введению труб и барабанов кастильское войско обязано мусульманам и особенно альморавидам и альмохадам) применялись при военных операциях, являясь либо отличительными знаками, либо средствами возбуждения боевого духа. Во время взятия Севильи на королевском знамени был изображен герб Леона и Кастилии в том виде, в каком он был принят позже. Иногда на знаменах изображались фигуры святых, богоматери или кресты. Знамена были различных цветов. Собственно национального цвета еще не было.

До первой половины XII в. христиане северной Испании не имели военного флота. Для рыбной ловли они использовали маленькие гребные суда, пока Диего Хельмирес (с. 180) не создал в Ирии судоверфи, которыми ведал генуэзский мастер Огерий, в 20-х годах XII в. построивший две галеры. Десять лет спустя в летописях уже упоминается крупная эскадра, которая оказала помощь Альфонсу I Арагонскому при осаде Байонны; вскоре португальцы создали морской флот, который уже в 1182 г. боролся на море с маврами.

В то время боевые корабли не были собственностью короля. Некоторые из них принадлежали сеньорам, например архиепископу Компостельскому, другие — эрмандадам приморских городов кантабрийского побережья и городам Атлантического побережья Франции. Видимо, на владельцев этих судов распространялось обязательство участвовать в войнах, которые вели короли (фонсадера).

Фернандо III во время осады Севильи отправил Рамона Бонифаса, бургосского дворянина, сведущего в морском деле, для сбора «морского фонсадо» в северных городах — имея в виду собрать возможно большее число судов. Приморские вольные города удовлетворили эту просьбу, и Бонифас собрал 13 больших судов, к которым присоединились пять галер, построенных в Сантандере за счет короля. С этой смешанной эскадрой, часть которой принадлежала вольным городам, а часть королю, Бонифас разгромил мусульманскую флотилию, охранявшую вход в Гвадалквивир. В снаряжении эскадры принимали участие города Сантандер, Ларедо, Кастроурдиалес, Ирун и др. Король наградил моряков, пожаловал им земли при распределении завоеванной добычи и даровал привилегии, одна из которых состояла в том, что община моряков, поселившихся в Севилье, рассматривалась как особая корпорация с собственным алькальдом, который имел право разбирать их тяжбы и споры. Они жили в квартале Гран-Баррио.

Фернандо III создал королевскую флотилию, основал в Севилье судоверфи и поставил во главе флота Бонифаса, которому дан был титул адмирала (almirante). Адмирал получил права юрисдикции над моряками, в его пользу поступала часть пошлин на товары, ввозимые в Кастилию морем, ему пожалованы были и Другие привилегии. С другой стороны, кантабрийские вольные города, независимо от короля, принимали участие со своим флотом в войнах между Францией и Англией, захватывая в плен суда англичан (1234 г.) и оказывая помощь осажденной Ла Рошели. Английский король Генрих III заявил в связи с этим протест Фернандо III.

После завоевания Севильи много моряков-северян переселились на южное побережье. Эти люди составили ядро морского флота. В эскадре обязывали служить жителей Картахены (фуэро 1246 г.), Севильи (фуэро 1251 г.) и других городов; все эти мероприятия содействовали росту морских сил Кастилии и укреплению ее могущества. В 1251 г. Бонифас добился новой победы над маврами.

Употреблялись корабли следующих типов: галеры (goleras), которые передвигались на веслах (а иногда и с помощью парусов, которые имели, однако, вспомогательный характер), и корабли в собственном смысле слова (naos или carracas), одномачтовые или двухмачтовые с соответствующим парусным вооружением. Мелкие суда назывались галеотами, карраконами, леньями, коками и т. д.

Список литературы

1. Рафаель Альтамира-и-Кревеа. История средневековой Испании; СПб.: Евразия, 2003